Подъемной силы ступы хватало лишь на двух пассажиров. Поэтому Баба Яга, высадив Василия у заброшенной фабрики пианино, полетела обратно — за Сигизмундом. Вернуться обещала через двадцать минут. И все эти двадцать минут Василий, глядя на звезды, клял себя за то, что поддался уговорам и ввязался в мутную затею.
Началось всё несколько часов назад. На вечерней зорьке Яга принеслась в своей ступе на песчаный берег лесного озера, где домовой Василий и его лучший друг болотный хмырь Сигизмунд удили карасей. Удили честно, к заклинаниям не прибегали, поэтому улов был так себе. Вмиг сообразив, отчего друзья не в настроении, Ягушенция залилась соловьем.
— Кто ж тут карасей ловит, — просипела она и в знак презрения сшибла метлой пролетавшего мимо жука. — Отродясь они здесь не водились. Другое дело Барсучий омут.
Василий нанизал на крючок свежего червяка, плюнул на него и снова закинул удочку. Ягушенция вела себя подозрительно. После аукциона, на котором домовой поймал ее на жульстве с порталом в заповедные Муромские леса, она его в упор не видела. Ну и что? Василий не первый с кем она в контрах. Половина благородного сообщества обитателей Забайкальских лесов была бы не прочь ей накостылять. Связываться только не хотели — Баба Яга все-таки.
Василий покосился на друга. Сигизмунд сопел, распутывая леску. Судя по его сосредоточенной морде, он весь обратился в слух. Еще бы! О Барсучьем омуте среди местных рыбаков ходили легенды. Говорили, что караси там такие здоровенные, что щуки их пугаются. Что сметаны требуется два литра, чтобы одного на сковороде залить. Что… В общем, много чего говорили. Вот только никто не знал, где тот омут находится.
Поправив бандану с черепами, Баба Яга придвинулась к Сигизмунду поближе. Василий встревожился. Ягушенции явно что-то от друзей надо. Вот коварная бабка! Решила начать со слабого звена. Сигизмунд ради координат Барсучьего омута на что угодно подпишется. Деваться тогда Василию будет некуда, не бросать же хмыря одного. Пропадет. Он только на вид ужасный: мордатый, зубастый, весь в клочьях шерсти и тине. Но более доброго и беспомощного существа во всех Забайкальских лесах не найти. Куда ему с Ягушенцией связываться.
Как боялся Василий, так и случилось. Вскоре они с Сигизмундом уже сидели за столом в бревенчатом строении на курьих ногах, а Баба Яга потчевала их взваром из бузины, называя соколиками, боевыми ястребами и бесстрашными борцами с несправедливостью. Причина безудержной лести стала понятной, когда хозяйка, налив гостям по пятой порции, приступила к делу.
У Василия челюсть отвисла, когда он услышал, о чем Ягушенция их просит. Ни много ни мало — спереть в соседнем городке бульдозер.
О том, зачем бульдозер ей понадобился, бабка особо не распространялась. Лишь сообщила туманно, что обещала строительную технику своему приятелю Змею Горынычу для расчистки площадки перед его пещерой. Какие-то у Змея возникли проблемы с собственным весом и взлетной полосой. Зато о бульдозерах бабка знала, похоже, все. Видимо, в интернете погуглила.
Оказалось, она уже присмотрела один подходящий — в хозяйстве городского комбината благоустройства. Миниатюрный такой, желтенький, на колесиках. Остались сущие пустяки — взломать замок на воротах в комбинатский двор, завести бульдозер и быстренько из города убраться.
— Ночью никто не помешает, до рассвета управитесь, — закончила бабка, гипнотизируя Василия взглядом. — А потом сразу на омут. Дорогу покажу.
Василий покосился на друга, оценил его завороженный вид и вздохнул.
Обрадованная Яга погладила Сигизмунда по голове и вытерла руку об юбку. «До города я вас довезу на ступе, — сообщила она непринужденно. — Обратно доберетесь самостоятельно — на бульдозере. Он на ходу, километров 40 в час выжмете не парясь».
— Постойте-ка, — возмутился Василий. — Вы, что же, сами на дело не собираетесь? Нас, значит, на преступление подбиваете, а сами в кусты?
Разгоревшиеся далее дебаты возымели результатом то, что Ягушенция поклялась принять в кампании участие. И вот Василий сидел сейчас под стенами заброшенной фабрики пианино, глядел на звезды и гадал, чем эта ночь для него с Сигизмундом закончится. Ничем хорошим, ежился он, ожидая ситуации с гонками, полицейскими сиренами и стрельбой. И хотя воображение у домового было будь здоров, его все равно не хватило, чтобы хоть чуть приблизиться к тому, что ожидало их в действительности.
Дорога от заброшенной фабрики пианино к хозяйственному двору комбината благоустройства проходила аккурат по центральной улице. Друзья, никогда в городке не бывавшие, все время от Бабы Яги отставали. Из-за Сигизмунда. Мерцание светодиодных вывесок так будоражило болотного хмыря, что его длинный хвост ходил ходуном и то и дело завивался вокруг фонарных столбов. Пока друг узлы на хвосте распутывал, Василий с любопытством обчитывал рекламные щиты. В благородном сообществе обитателей Забайкальских лесов печатная реклама популярностью не пользовалась. Лешие, русалки, кикиморы, шишиги, лесные нимфы ценную информацию предпочитали передавать из уст в уста. Лишь Баба Яга развешивала по соснам бумажки с перечислением достоинств радикальных мазей ее собственного изготовления. Но как ни исхищрялась она в сочинительстве, ее доморощенные призывы к шопингу не шли ни в какое сравнение с городскими текстами. Так что Василий в ожидании Сигизмунда то и дело задумывался, не стоит ли ему посетить студию загара или купить выдвижной диван. Одно предложение впечатлило его особенно. «Вы барахольщик? Не можете расстаться с дырявыми резиновыми сапогами? Загляните на выставку бриколажа, и вам не придется их выбрасывать!»
Фиолетовая стрелка под текстом указывала на расположенное рядом здание. Василий перевел глаза. Окно первого этажа закрывала фотография резинового, видимо, прохудившегося, сапога, на котором был нарисован большой вопросительный знак. Там, где под знаком стояла точка, фото прорвалось, и приникший к стеклу домовой увидел, как за дыркой энергично ходит вверх-вниз что-то розовое и пушистое. Василий уже почти нашел положение собственной головы, позволяющее рассмотреть, что это там мельтешит, но тут Ягушенция на друзей прикрикнула, и они заторопились.
Замок на воротах КБУ оказался сложнее, чем Василий рассчитывал. Но Бабу Ягу задержка даже обрадовала. «Ты пока тут ковыряешься, я в одно место сгоняю, — заявила она, перевязывая бант на блузе. — Сигизмунда возьму с собой. Негоже даме одной без кавалера шастать».
— Идите, — пожал Василий плечами и на секунду оторвался от замка, осматривая круто уходящую в гору пустынную улицу. — Только быстро.
Замок открылся с восьмой попытки. Василий вывел бульдозер, запер для порядка ворота и только поднял ногу, чтобы залезть в кабину, как сзади раздались чьи-то душераздирающие вопли. Голос был знакомым. Василий оглянулся. Подобрав юбку, вниз по улице неслась Яга. Подбежав к воротам, она метнулась через них с легкостью чемпиона мира по прыжкам в высоту, а приземлившись, показала Василию фигу, прибавив словами: «Накось выкуси!».
— Это вы мне? — удивился домовой.
— Да не тебе. Ему, — прошипела бабка и мотнула головой куда-то вдаль. — А ты чего стоишь? Погибели хочешь?
Василий не представлял, что так напугало Ягушенцию, но на всякий случай послушался совета. И едва перебрался во двор, как раздался громкий металлический лязг, и к ограде КБУ подскакало странное создание о трех ногах. Рассмотреть его как следует было трудно, потому что оно ни секунды не стояло на месте. Однако Василий готов был поклясться, что создание больше всего походило на взбесившуюся раскладушку, потерявшую где-то свой брезентовый верх. «Раскладушка» подпрыгивала, билась о решетку и злобно клацала двумя соседними ногами, будто то были не гнутые алюминиевые трубки, а смертоносные челюсти. Под ударами чудовища ограда трепетала как осиновый лист.
Василий не сомневался, что вопли и лязги разбудят горожан и те явятся к КБУ с топорами и кольями. Но железная тварь внезапно успокоилась и, щелкнув напоследок челюстями, исчезла за домами.
— Что это было? — повернулся Василий к Бабе Яге.
Яга дернулась и поправила бандану.
— Клацающий Раскладон. Шустрый гад. Ногу мне чуть не оттяпал. Еле вырвалась.
— А Сигизмунд где? — занервничал Василий. — Вы ушли вместе…
Повертев головой, Баба Яга махнула рукой в ту сторону, откуда появилось лязгающее чудовище.
— Там.
— Где — там?! — заорал Василий. — Что он — там — делает?
Яга недовольно повела плечами. Было видно, что вопросы домового ее раздражают.
— Там — это на клумбе у бани. Сигизмунд — там — лежит.
Василий перестал что-либо понимать. Его друг, застенчивый болотный хмырь Сигизмунд, поздней ночью в незнакомом городе ни с того ни с сего вдруг прилег отдохнуть на какой-то клумбе у какой-то бани?
— Ну, не то чтобы отдохнуть. — Баба Яга неопределенно пошевелила пальцами. — Ему того… Страусиный Поршень в лоб попал.
Василия затрясло. Он взлетел в бульдозер, за шиворот втянул Ягушенцию в кабину и задвигал рычагами. Из-под колес вырвался дым, бульдозер подпрыгнул и помчался вверх по улице. В следующее мгновенье затрясло и Ягушенцию. Домовой в ярости — не дай кому бог с таким столкнуться. Дрожа, заикаясь, сморкаясь в юбку, Ягушенция рассказала, что случилось.
В бане, расположенной на вершине холма, в эти дни проходил съезд банных анчуток. В нем принимал участие и Кукуцаполь, самый известный банный анчутка Забайкальских лесов и большой любитель замутить какой-нибудь скандальчик.
С Незапамятных времен Яга и Кукуцаполь друг друга на дух не переносили. Анчутка легко втягивал Ягушенцию в виртуозные перебранки, неизменно заканчивающиеся бабкиным позором. С другой стороны, если Яге представлялся случай зависнуть в ступе над головой недруга, она начинала плеваться, как разочарованный жизнью верблюд, целясь аккурат в центр вражьей лысины.
И вдруг, совершенно необъяснимо, Кукуцаполь предложил Ягушенции мир. Даже письмо со съезда прислал — давай, мол, подружимся, прилетай немедленно. Яга, конечно, сомневалась в истинных анчуткиных намерениях и никуда лететь не собиралась. Но тут подвернулась оказия — кража бульдозера, и она решила, раз уж в городе, провести разведку боем и свое любопытство удовлетворить.
Когда бабка с болотным хмырем добрались до бани и постучали в условленное окно, их ждало неожиданное. Створки отворились на крохотную щель, и через эту щель рыдающий Кукуцаполь стал с Ягой и Сигизмундом прощаться, уверяя, что смерть его пришла.
Объяснить, с чего он вдруг собрался помирать, анчутка не успел. Вдали что-то металлически заскрежетало, Кукуцаполь охнул, прошептал «Явились!» и потянул створки на себя. «Кто, кто явился?» — только и успела спросить Яга. «Клацающий Раскладон и Страусиный Поршень», — простонал Кукуцаполь, и окно захлопнулось.
В следующую секунду к Ягушенции и Сигизмунду подскакали две непонятные штуковины. Описать их бабка не смогла. Не успела разглядеть — темно было, да и не до разглядывания, ноги бы унести. Потому как одна из штуковин вдарила чем-то по лбу Сигизмунда, и тот без звука опустился на клумбу, а вторая с криком «Взлохматим бабку!» нацелилась на Ягушенцию. Ну, она и дала деру.
Хотя в гору бульдозер полз с трудом, до фруктового сада, в глубине которого стояла баня, добрались в две минуты. Бросив машину на улице, домовой помчался по аллее, не замечая, как чудно пахнет вокруг яблоками и как ярко светит полная луна. Всматриваясь в землю, он оббежал баню дважды. Ни на клумбе, ни под яблоневыми деревьями, ни где-либо еще Сигизмунд не обнаружился. Василий в отчаянии забарабанил в окна. Одно распахнулось, из него высунулись головы сразу пяти анчуток, и голос Кукуцаполя прошептал: «Тс-с-с! Не шуми!».
— Где Сигизмунд!? — заорал домовой и еще раз шарахнул по переплету. — Что вы с ним сделали?
— Ничего мы с ним не сделали, — забормотали анчутки. — Только к стене перенесли и корытом прикрыли. Вон там.
Откинув корыто, Василий опустился на колени. Придвинутый к стене Сигизмунд мирно лежал на спине. На лбу его багровела шишка, а в хвосте был зажат цветущий куст розовых пионов. «Мы пытались куст вытащить, но он держит крепко, — сообщили анчутки. — И пульс хотели проверить, только никто не знает, где его у болотных хмырей искать». Василий тоже этого не знал и просто прижал пальцы к шее друга. Пульс не прощупывался. Банные анчутки вздохнули. Ягушенция отступила в тень. Василий вытер слезы, коснулся, прощаясь, груди хмыря и подогнал к бане бульдозер. Анчутки побледнели, решив, что домовой собирается немедленно рыть могилу. «Не собираюсь, — огрызнулся Василий. — Домой повезу. Помогите уложить его в ковш».
Закивав, анчутки обступили Сигизмунда, прикидывая, как половчее справиться с тяжелым телом. Внезапно со стороны улицы до бани донеслись уже знакомые Василию вопли и скрежет. Он повернул голову. По аллее в лунной дорожке снова неслась, подобрав юбку, Баба Яга, а за ней, щелкая алюминиевыми ногами, снова гнался Клацающий Раскладон.
Вот тут Василий рассердился окончательно. С криком «Вы меня достали!» он вскочил в кабину, рывком рычага поднял ковш и обрушил его на подскакавшего Раскладона. Чудище крякнуло, распласталось по земле и затихло. На всякий случай домовой влупил по нему еще раз, но в этом действии уже определенно не было необходимости.
Уняв дрожь в руках, Василий впился глазами в поверженную железяку. Из глубин его затуманенного адреналином мозга пробивалась на поверхность некая стратегическая мысль. Стержнем ее являлось осознание, что он не может уехать из города с телом Сигизмунда, за друга не отомстив.
Оформиться мысли окончательно помешал Кукуцаполь. Взобравшись на ковш, он читал стихи, подкрепляя каждый ударный слог маяковским взмахом руки.
Страх наводил триумвират.В нем монстров было трое.Один погнался за Ягой,И их осталось двое.
— И их осталось двое! — проскандировали банные анчутки и зааплодировали.
«Триумвират? — удивился Василий. — Трое монстров? Что, в конце концов, тут происходит?»
События этой ночи развивались стремительно, и ответ не заставил себя ждать. Прохладный предрассветный ветерок внезапно усилился, компанию осыпало взвившимся с земли мусором, в глазах защипало от попавшей в них пыли. «Идет, идет!» — заверещали анчутки и бросились к дверям в баню. Баба Яга, пометавшись меж деревьями, рванула за ними. «Кто идет?» — придержал Василий удирающего Кукуцаполя. «Песочный бурун, — нервно хихикнул анчутка. — Куча песка, чтоб его! Вам, юноша, не помешает скрыться».
В бане Василий потребовал от Кукуцаполя объяснений. В услышанное домовой поначалу верить отказывался. Бред какой-то. Мистический триллер. Но окружившие его анчутки клялись, что всё так и есть.
— Наши съезды анчуток — самые мирные во всех Забайкальских лесах, — возмущенно говорил Кукуцаполь, глядя на Бабу Ягу. — Днем сидим тихо, городских не трогаем, заседания проводим по ночам. Соответственно ждем в ответ аналогичного уважения. Однако, когда в город приехала выставка бриколажа, у нас начался хоррор.
На слове «бриколаж» Ягушенция подпрыгнула. Василий понял: она заподозрила, что Кукуцаполь нарочно употребил иностранный термин, чтобы выпятить перед ней свою образованность. В воздухе запахло экспрессивной и, главное, длительной перебранкой. Погасить ее в зародыше могло только одно.
— Простите, что прерываю, — промямлил домовой, изображая крайнюю неосведомленность. — Что такое бриколаж?
— Э-э-э, — повернулся анчутка к Василию, забыв о Ягушенции, — стыдно, молодой человек, не знать элементарных вещей. Василий смущенно пожал плечами, дав себе слово дальше так не лгать. — Под бриколажем понимается повторное творческое использование предметов, их реконструкция. Грубо говоря, это переделка бэушных объектов для получения новых смыслов.
— Новых смыслов? — Домовой переступил с ноги на ногу. — Я правильно понял: связать коврик из старых колготок — это бриколаж?
— Браво! — воскликнул Кукуцаполь. — Вы, юноша, не так глупы, как кажетесь. А как вам такие примеры — юбка из мужских галстуков? Брутальное кашпо с цветущими незабудками из дырявого резинового сапога?
— Мы в курсах, что такое бриколаж, — расплылась в презрительной улыбке Баба Яга, избежавшая благодаря домовому публичного позора. — Чего там с хоррором?
Из дальнейшего рассказа стало известно следующее. Через неделю после открытия выставки к бане стали являться ее экспонаты. Не все, но трое — Песочный Бурун, Страусиный Поршень и Клацающий Раскладон. Главного среди них нет, действуют сообща — типа триумвират. Являются каждую ночь, то вместе, то порознь, и принимаются участников съезда кошмарить. Раскладон ноги норовит переломать. Бурун засыпает песком так, что не продохнешь. Поршень вон что с болотным хмырем сделал. И не только с ним. К великому счастью анчуток, только что их герои — тут анчутки с благоговением и надеждой уставились на домового и Ягушенцию — урезали банду монстров на треть: «один погнался за Ягой, и их осталось двое».
Осталось двое… Василий вздохнул. Хочет он того или нет, но единичной местью за друга ему, похоже, не обойтись. Придется еще участников съезда спасать.
— Бороться не пробовали? — спросил он, осматриваясь в поисках подходящего оружия. — Буруна водой полить? Я на клумбе садовый шланг видел.
— Еще как пробовали, — зло пробурчал Кукуцаполь. — Высыхает, гад. Его ничем не проймешь. Твой ковш ему что комариный укус привидению.
— Пропорции один к одному, — вспомнил Василий. — Замешаем в корыте. В бане, кажется, идет ремонт?
Он изложил свой план. Анчутки, убедившись, что Песочный Бурун пока не явился, водрузили корыто на клумбу, развернули шланг так, чтобы струя попала точно в цель, и, вооружившись лопатами и мешком с цементом, укрылись в тени. Кукуцаполь вызвался уговорить Ягушенцию сыграть роль живца, и, к удивлению домового, ему это удалось.
Когда Песочный Бурун завертелся смерчем в начале аллеи, Василий вцепился в вентиль шланга и кивнул Ягушенции. Бабка, стоявшая на клумбе у корыта, кивнула в ответ, открыла рот и нанесла Песочному Буруну словесное оскорбление. Опешивший монстр замер. Яга поправила бандану и выстрелила в адрес неприятеля длинной очередью уничижительных эпитетов. Смерч сорвался с места. Как только он завращался в нужной точке, а Баба Яга отпрыгнула в сторону, Василий крутанул вентиль и окатил врага водой. Промокший монстр рухнул в корыто. Подбежавшие анчутки сыпанули сверху цемента и бешено заработали лопатами. В минуту дело было сделано. Оставалось подождать, пока бетон схватится.
Кукуцаполь снова влез на ковш. «Опять будет глаголом жечь сердца», — подумал Василий и, прислонившись к стене, устало прикрыл глаза. Зазвучали стихи:
Их было трое — монстров тех,Кто сеял жуть и хаос.Коньки отбросил Раскладон,Бурун отправился в бетон,Остался только Страус.
— Остался только Страус! — вскричали анчутки и зааплодировали.
— Василий, — прошептал чей-то голос, и руки домового коснулось что-то мокрое и волосатое, — что происходит?
Домовой, не веря своим ушам, медленно открыл глаза. Перед ним стоял его лучший друг болотный хмырь Сигизмунд, и в хвосте его покачивался цветущий куст розовых пионов.
Когда восторги по поводу Сигизмундового воскрешения приутихли, Василий оттащил друга за угол бани и рассказал, что произошло, пока тот был в отключке. Хмырь ничему не удивился. Он давно говорил, что там, где Кукуцаполь, чего угодно можно ожидать. Не понял Сигизмунд одного — какой из кучи песка экспонат выставки? «Если я зачерпну в своем болоте тины и вылью у тебя за печкой, это будет, как ты говоришь, акт творчества?» — «Смотря по тому, как ты это объяснишь, — фыркнул Василий. — У инсталляций весь смысл в объяснениях. Давай о другом. Помнишь «Трактат учителя Суня»?»
Сигизмунд помнил. Еще бы — домовой, пока читал это знаменитое древнекитайское сочинение про искусство сражений, друга до колик доводил цитатами. Сунь Цзы говорил то, Сунь Цзы говорил это. «Колись, — сказал хмырь. — Ты что задумал? Хочешь и третьего уконтрапупить?» — «Анчуток жалко, — ответил Василий, — да и за тебя ему причитается. Опять же один совет Сунь Цзы я уже выполнил — оставил противника без союзников».
К выполнению другого совета учителя Суня — «Изучи противника» — Василий привлек Кукуцаполя. Домовой не сомневался, что анчутка сумел как-то пробраться на выставку, иначе не знал бы, что там за экспонаты. Немного покочевряжившись, Кукуцаполь привел Василия к двери в подвале, которая была заперта, но против скрепки не устояла. Разведчики аккуратно заглянули внутрь. От корзиночек, сплетенных из фантиков, шляп, связанных из синтетических мочалок, зайцев и волков из пивных крышечек, лебедей из автомобильных покрышек рябило в глазах.
— Вон он, — шепнул Кукуцаполь. — В углу стоит.
Страусиный Поршень ни разу не походил на рядовое детище бриколажа. Василий скорее назвал бы его инсталляцией, рожденной экзальтированной инженерной мыслью. По стальному стержню вверх-вниз ходил металлический поршень. К его верхней части была прикреплена цепь, на которой болталось небольшое чугунное ядро; видимо, от него багровела на лбу Сигизмунда шишка. Увидел Василий и то, что не удалось разглядеть сквозь дырку в рекламном постере, — украшавшее поршень страусиное перо почему-то розового цвета. Потрепанное перо павлина лежало рядом. Монстр стоял неподвижно и, похоже, скакать к бане не собирался.
— Надо его как-то выманить, — сказал домовой. — У него есть слабые стороны?
Кукуцаполь почесал лысину:
— Ему нравится, как мы поем хором.
Василий вздрогнул. Однажды ему довелось услышать хоровое пение забайкальских банных анчуток, и он испугался, что второго раза не выдержит. Однако деваться было некуда.
Стратегической новизной план сражения не отличался, зато своей простотой и коварством вызвал бы одобрение знаменитого китайца. Следуя еще одному совету Сунь Цзы, Поршню, как и Буруну, готовили ловушку, причем всё на той же клумбе — только рядом с ней росло самое высокое в саду дерево — ель. Когда привлеченный пением анчуток Поршень до клумбы доберется, на него сверху — с вершины ели — храбрый и ловкий воин высыплет ведро песка. Попадание песка в движущуюся часть ни один агрегат не выдержит. Главное — с выбором воина не промахнуться.
Анчутки в принципе могли бы и на дереве спеть хором, да ведро с песком им было не удержать. У Сигизмунда все еще кружилась голова. Домовой должен был координировать военные действия с земли. Баба Яга лезть на ель отказывалась. Подсадной уткой она уже побывала, хватит с нее. К тому же она, хоть и летает на ступе, высоты боится и с дерева как пить дать сверзнется.
Заскучавшие анчутки начали распеваться. В дебатах между Кукуцаполем и Ягушенцией оппоненты перешли на личности. Операция быстрыми темпами выходила из-под контроля. Но тут в конце аллеи раздался крик «Взлохматим бабку!», и та мигом взлетела на ветки.
Долго махать гирей монстру не пришлось. Едва он достиг середины клумбы, разозлившаяся Ягушенция вывалила на него песок. В поршне монстра заскрежетало, он дернулся раз, другой, замер и повалился на землю. Первым к нему подбежал болотный хмырь с охапкой алюминиевых трубок, оставшихся от Раскладона. Со словами «надо спешить, а то застынет» Сигизмунд оторвал от цепи гирю и воткнул Поршня в корыто с застывающим бетоном, закрепив стержень скрученной из трубок конструкцией. Анчутки зааплодировали.
Пока Сигизмунд доводил свою инсталляцию до совершенства, домового одолевали вопросы. В истории с монструозными порождениями города что-то было не так. С чего это мирные экспонаты выставки вдруг озверели? Почему набросились на анчуток? Зачем Кукуцаполю понадобилась Ягушенция? Они же в контрах. И анчутка скандалист еще тот.
Шипенью Кукуцаполя, которое тот издал, когда Василий отвел его за ель, могла позавидовать кобра. Объясняться старый жук не хотел. Тем более что с другой стороны ели Ягушенция определенно грела уши. Но домовой не отставал, и его собеседнику пришлось все выложить.
На выставку бриколажа известный своим любопытством Кукуцаполь проник на вторую после открытия ночь. Вошел, огляделся и не смог от одного экспоната отлепиться. Обычную деревянную шайку какой-то умелец расписал под хохлому. Золото Жар-птицы и алые кисти рябины вызвали у Кукуцаполя умопомрачение. Он представил, как в ней плещется, и ни о чем другом думать больше не мог. К его радости, не все образцы бережливого народного творчества оказались холодными, бесчувственными, бездушными, неодушевленными, неотзывчивыми предметами. Страусиный Поршень легко пошел на контакт и согласился стибрить шайку в обмен на перо павлина, украшавшее кабинет директора бани.
Дойдя до этого места исповеди, Кукуцаполь замялся. Но грозный взгляд выступившей из-за ели Ягушенции подстегнул его продолжить рассказ.
Условия обмена были стандартными: утром перо, вечером шайка. Анчутка перо, конечно, тут же из кабинета выкрал и Поршню отдал, но шайку не получил. Ночью монстр явился к бане не один, а с Раскладоном и Буруном и заявил, что одного пера за такую замечательную шайку мало. Второго у Кукуцаполя не было, да и нарушение договоренности возмущало, потому он обозвал мошенника нехорошим словом. Ну, тот и обиделся. Кукуцаполю, возможно, следовало сделать из города ноги, да, как известно, его упрямству может позавидовать стадо ослов. И тогда он написал Ягушенции, надеясь, что Баба Яга прилетит в ступе и в качестве бреющего бомбардировщика монстров разгромит. Может, еще и заклинанием каким сверху припечатает.
Услышав, какую роль отводил ей Кукуцаполь, Яга окончательно рассвирепела и пообещала показать ему дома бреющий бомбардировщик в деле. Банный анчутка ответил витиеватым выражением в том смысле, что плевать он теперь хотел на нее и ее ступу. Василий понял, что дружбы между Ягой и анчуткой таки не случится.
На выставку отправились все, потому что малым составом произведение Сигизмунда было не дотащить. Установив корыто с причудливой конструкцией на бывшем месте Поршня, анчутки привязали к цепи желтый шарик.
— Сдуется, — сказал Василий.
— Мы будем каждый день новый надувать, — пообещало сразу несколько голосов.
Домовой капнул маслом в отверстие для смазки, и металлический поршень тут же весело заскользил вверх-вниз, помахивая шариком. На бетонном основании стержня виднелись выцарапанные слова: «Инсталляция «Сопротивление материала вызовам бытия». Автор — б.х. Сигизмунд».
Когда компания наконец покинула выставку, уже начало светать. Кукуцаполь, прижав к животу шайку и павлинье перо, удалился не прощаясь. Задрожав от ярости, Баба Яга плюнула ему в спину, и от сотрясения у нее из-под юбки вывалился какой-то темный предмет. Василий всмотрелся — на асфальте лежал прохудившийся резиновый сапог, тот, что без незабудок. «У вас, что, дырявой обуви дома нет? — удивился Василий. — Могу подарить». — «Мне этот нужен, — прошипела Ягушенция и добавила: — Не проси — не верну». Василий устало махнул рукой. На свете не было силы, способной заставить Кукуцаполя и Бабу Ягу вернуть украденные экспонаты. Обитатели Забайкальских лесов столько претерпели от порождений города, что им просто полагалась какая-то компенсация. К тому же число дырявых сапог и расписных шаек на выставке бриколажа после кражи не сильно уменьшилось.
— Дай порулить, — потребовала Ягушенция, когда троица подошла к бульдозеру. — Эх, прокачу! С дрифтом!
— Без дрифта и только до поворота, — согласился Василий. — Два квартала. Смотрите, этот рычаг — для управления скоростью, этот…
— Сама знаю, — прервала бабка объяснения. — Подсмотрела, пока к бане ехали.
Болотный хмырь, так и не избавившийся от куста пионов, устроился в ковше, остальные забрались в кабину, и Баба Яга завела двигатель. Первый квартал проехали неспешно. Потом Ягушенция вошла во вкус и прибавила скорость. Нужный поворот она проскочила, и бульдозер понесся вниз по улице, ведущей к КБУ.
— Тормозите! — вскричал Василий и попробовал перехватить управление. Сделать это не удалось. Вцепившись в рычаги мертвой хваткой, Ягушенция беспорядочно дергала их во все направлениях, но иностранная вещь и не думала останавливаться. Тут и без того крутая улица вовсе пошла в пике, и бульдозер развил скорость, многажды превышающую допустимую максимальную, прописанную в его инструкции по эксплуатации. До ограды комбината благоустройства оставались считанные метры.
— Прыгайте! — заорал Василий, силясь оторвать Бабу Ягу от механизма.
Ягушенция не поддавалась. Зато Сигизмунд не заставил себя уговаривать. С неожиданной для болотного хмыря гибкостью он сгруппировался и ловко вывалился из ковша. Его упитанное тело покатилось по асфальту, как резиновый мячик, оставляя за собой кляксы тины и лепестки пионов. Баба Яга прошептала «Ой!» и ослабила хватку. И тогда, в последнюю секунду перед неминучей аварией, домовой выбросил бабку в кусты и нырнул следом.
Бульдозер снес ворота КБУ, проехал по двору еще метров двадцать и остановился ровно на том месте, с какого два часа назад его угнал Василий.
«Дежа вю, — потряс головой Василий. — Я застрял в петле времени».
— Тьфу! — раздалось сзади. Ягушенция, вполне оклемавшаяся от полета в кусты, заправляла под бандану растрепавшиеся космы. — Лыко, мочало — начинай сначала. Давай, касатик, в кабину. А то уже светает.
— А фигу не хочешь? — Между Василием и Бабой Ягой протиснулась волосатая рука Сигизмунда с вдохновленно скрученной, очень выразительной дулей. — Или две фиги? — Рядом с первой дулей появилась вторая, не менее впечатляющая.
Василий подумал, не скрутить ли еще две и ему, но потом схватил друга за плечо и молча потащил за собой.
Когда они заворачивали за угол, мимо них промчался бульдозер. В кабине, крепко ухватившись за рычаги, восседала Баба Яга. Бандану она потеряла, седые пряди развевались по ветру, за стеклом подскакивал от тряски резиновый сапог.
В поворот Ягушенция вошла так резво, что бульдозер круто накренился вправо, как яхта, выполняющая острый бейдевинд, оторвал от дороги левые колеса, снес круглую, обклеенную афишами тумбу, обогнул на правых колесах угловой магазин и так же, на двух колесах, понесся дальше.
«А ведь я не успел ей показать, какая из педалей тормоз», — вспомнил Василий и вздохнул.
