Роль идей и «сценарий» возникновения сознания [Иван Андреянович Филатов] (fb2) читать онлайн

Иван Филатов Роль идей и «сценарий» возникновения сознания

Все действия Бога спонтанны

Лейбниц

«… в основе истории правит странность …».

М. Хайдеггер. «Черные тетради».

Все, что внове возникает, возникает только потому, что оно для чего-нибудь да предназначено. Но само предназначение заранее никому не может быть известно. Известна лишь неизбежность и стихийность его наступления.

Часть 1. Универсальность идеи

1. Предисловие

С тех времен как Платоном было введено в философский обиход понятие идеи, так и не появилось какой-либо конкретики в следующих вопросах.

1. Каков структурно-функциональный состав идеи, и каким образом он формируется?

2. За счет чего образуется смысл идеи и что он собой представляет?

3. Как и для чего раскрывается этот смысл, и что обнаруживается в результате этого раскрытия?

4. Что является побудительным мотивом генерирования новых идей человеком?

5. Как «работает» идея в общем процессе совместного бытия человека с тем социумом, в котором он обретается?

6. Какова методология возникновения новизны, и в каких видах эта новизна проявляется?

7. В чем заключена универсальность идеи?

И все это случилось с метафизикой – именно, случилось! – несмотря на то, что Платоном 2,4 тысячелетия назад были достаточно ярко – и достаточно эмоционально – обозначены многие феноменальные проявления ее (идеи) возникновения в уме человека. А это:

– и внезапность явления смысла идеи в наше сознание,

– и мимолетность пребывания в сознании этого, еще не оформленного смысла,

– и интеллектуальное удовольствие от понимания смысла идеи,

– и удивление от спонтанности и новизны внове явленного смысла,

– и светоносный характер возникновения последнего,

– и впечатление припоминания того, что, якобы, уже было ранее в нашем уме,

– и уверенность в надежности, единственности и истинности смысла идеи,

– и одержимость божественным вдохновением, как условие творческого процесса.

И для того чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться хотя бы с некоторыми фрагментами произведений Платона¹. (Правда, не надо забывать, что созерцание идеи часто описывается Платоном, как явление прекрасного или как припоминание якобы ранее уже виденной человеческой душой красоты в занебесном царстве).

Наша задача заключается в том, чтобы попытаться ответить на выше поставленные вопросы. Причем, ответить на вполне внятном уровне, на том уровне, который бы не допускал многозначность толкования используемых нами терминов и понятий. Это позволит нам:

– не только обрисовать структурно-функциональный состав идеи,

– не только понять, как «работает» сама идея в «лице» ее смысла,

– и не только обозначить методологию возникновения идеи, раскрытия ее смысла и дальнейшего ее влияния на ту действительность, которую мы бы хотели изменить, усовершенствовать, познать,

но и найти то достойное «место» идеи, – в общем ходе цивилизационного становления человека и общества – которого она, действительно, заслуживает, в ходе развития метафизики.

Потому что дело дошло до того, что сплошь и рядом мы употребляем термин «идея» и необдуманно, и невпопад, и так часто (как будто мы лузгаем семечки), что это понятие настолько «затерлось» в нашем сознании, что мы уже не способны увидеть в нем саму суть того, что оно собой представляет. Так, например, под идеей нами часто имеется в виду то ли понятие чего-либо, то ли уловленная нами на логическом уровне причинно-следственная взаимосвязь известных нам объектов или явлений, то ли просто нечто нам еще не известное, но уже известное всем остальным и т. д. То есть, оперируя понятием идея, мы не выходим за границы известного знания.

А ведь смысл возникновения любой идеи только в том и заключается, чтобы «вынудить» явление на свет новизны какого-либо вида, и тем самым проявить какую-либо Истину, ранее бывшую сокрытой. (И недаром Хайдеггер так упорно настаивал на древнегреческом понимании термина «истины» как несокрытости, (алетейи), то есть того, что вышло из сокрытости (леты) в не-сокрытость (а-летейю)²). И то, что мы назвали идеей, – будучи представленной в своем раскрытом виде, в виде мысли, – является ничем иным как самой Истиной. Разве не Истинами являются формулы Ньютона, Ома, Эйнштейна, таблица Менделеева, устоявшиеся моральные принципы, произведения литературы и искусства, понятия естественного отбора (Дарвин), бессознательного (Фрейд, Юнг), наследственности свойств любого живого организма (Мендель) и т. д.? Всё это Истины, и тем родником, из которого они истекли, являются идеи, однажды спонтанно возникшие в интеллекте человека, продуктивно мыслящего. То есть мыслящего одинаково эффективно как посредством логики (рационально), так и посредством инсайтов, озарений, интуиций (иррационально).

Исходя из вышеизложенного, задача настоящей Статьи, конечно же, не в том, чтобы представить, хотя бы в некоторой степени, философию научного творчества, как это сделано в замечательной книге И. Лапшина «Философия изобретения и изобретение в философии. Введение в историю философии»³, и не в том, чтобы, хотя бы в общих чертах, описать саму суть творческого мышления, как это представлено в фундаментальной монографии А. С. Кармина «Интуиция: Философские концепции и научное исследование»⁴. Моя задача в том, чтобы посмотреть на творчество изнутри самого процесса создания новизны в виде идеи:

– чем вызвана необходимость генерирования идей в социуме и что предшествует возникновению новизны,

– из чего идея состоит и как она возникает,

– что является результатом «идейной» новизны и какое воздействие оказывает создание идей на окружающую действительность,

– каким образом возникновение у человека способности создавать смыслы идей может быть причастно к появлению у него сознания?

А сейчас приведем ту последовательность, в соответствии с которой мы постарались раскрыть вопросы, поставленные в самом начале нашего Предисловия.

1. Формирование структуры идеи технического изобретения.

На примере технического изобретения показана структура идеи и те функции, которые возложены на каждый из элементов этой структуры. Произведено предварительное разделение исходных сущих и искомого сущего.

2. Примеры идей из разных областей знания.

Приведены примеры идей: научной, нравственной, психологической, социальной, религиозной. Рассмотрение этих примеров позволило нам убедиться в универсальном характере структурно-функционального состава идеи и в единой методологии возникновения духовно-материальной новизны в самых разнообразных регионах социальной действительности. А поскольку эта универсальность распространяется, как мы полагаем, на все области, то можно сказать, что найден алгоритм возникновения новизны.

3. Идея социума.

Здесь мы попытались в самых общих чертах раскрыть смысл этой идеи: как и когда она зародилась, каким образом она осуществлялась, какую роль в процессе социализации человеческих сообществ играли как человек продуктивно мыслящий, так и человек, не причастный к созданию новизны в виде идеи.

4. Побудительный мотив к созданию новых идей.

Сделана попытка разузнать в общем виде, что происходит в социуме самом по себе в процессе его бытийствования, и каким образом человеком продуктивно мыслящим ощущаются и распознаются события в нем назревающие, происходящие и уже произошедшие.

5. Последовательность процесса продуктивного мышления.

Приведена очередность мыслительной деятельности человека, начиная с обнаружения потребности социума в чем-либо новом и кончая удовлетворением последней.

6. Проанализировано бытийно-историческое мышление М. Хайдеггера.

Исходя из принятых нами исходных положений, рассмотрен вопрос бытийно-исторического мышления Хайдеггера. Предложено понимание Хайдеггером вопросов Бытия, истины Бытия, двойственной сущности человека и историчности хода бытийственных Событий.

7. Сознание как сосредоточение и как слежение.

Исходя из рассмотрения акта спонтанного (инсайтного) возникновения смысла идеи, предложено понимание сознания как двухступенчатого процесса: на первой ступени нами осуществляется процесс перевода того, что произошло в нейронных структурах нашего мозга в знаки культуры, выражающие смысл произошедшего; на второй ступени этот смысл посредством знаков культуры доводится до сознания близкого нам окружения людей.

2. Формирование структуры идеи технического изобретения

Начнем с того, что приведем достаточно простой пример идеи одного технического изобретения, и на нем покажем, за счет каких факторов формируется структура идеи, какую функцию исполняет каждый из ее элементов, и, как и для чего образуется ее смысл.

Допустим, мы знаем, что в Античности, в процессе обучения, текст писался каждым учеником на вощаной дощечке палочкой, именуемой стилем. И – опять же, допустим – нам еще не известен принципиально новый способ написания текста мелом на доске большого размера перед аудиторией учеников. Но перед нами стоит задача интенсификации процесса передачи имеющегося знания за счет увеличения количества учеников, одновременно воспринимающих это знание, преподносимое учителем.

И эта задача, как мы понимаем, поставлена не индивидуальным членом общества – она поставлена тем социумом, в котором мы живем, и в котором возникла Необходимость (потребность) во внедрении такого вида новизны, как интенсификация процесса обучения и, тем самым, массового распространения знания. Индивид как член общества является всего лишь исполнителем воли социума. Притом, не каждый индивид, а только тот, кто способен уловить именно эту потребность, и кто способен генерировать идеи, востребованные самим социумом в ходе его спонтанного функционирования.

О том, как потребность общества в новизне воспринимается человеком, продуктивно чувствующим и мыслящим, нами будет сказано ниже, когда мы будем говорить о методологии возникновения новизны и о самой идее социума (Раздел 3): из какой потребности она (идея) возникает, какие сущие входят в ее комплектацию, и кто является Подручным Средством в этой идее. Сейчас же рассмотрим пример изобретения (идеи) кусочка мела.

Так вот, будучи озадаченными вопросом интенсификации процесса распространения знания, к нам, в процессе многочисленных попыток его разрешить, однажды – и внезапно! – может прийти на ум идея белого кусочка мела, которым можно писать на черной доске большого размера текст, которой может быть видим с дальнего расстояния большим количеством учеников. Этим решением выданная нам социумом задача («заказ») вполне может быть исполнена.

Посмотрим в самом общем виде, какие объекты-сущие причастны к разрешению данной проблемы, то есть к возникновению в нашем интеллекте идеи кусочка мела? Это, во-первых, письменность, во-вторых, доска, в-третьих, человек (учитель и ученик), и в-четвертых, тот предмет, посредством которого можно «изображать» текст на доске. Что нам здесь необходимо сразу же отметить? То, что такие сущие, как письменность, доска и человек являются готовыми сущими для комплектации нашей идеи – нам их не надо создавать (изобретать, открывать) внове, они уже существуют, будучи некогда уже созданными то ли самим человеком (письменность, доска), то ли Природой (человек разумный). А вот кусочек мела является тем сущим, которого нет в наличии, и которое мы должны сначала сформировать в своем уме в идеальной его форме, а затем, по этому идеальному образцу и в соответствии с определенной технологией изготовить его материальное воплощение. Как видим, именно кусочек мела является предметом изобретения. Но, спрашивается, что именно осуществляется («производится») с помощью этого кусочка мела? А осуществляется интенсификация процесса распространения знания в данном социуме по сравнению с аналогичным процессом, осуществляемым ранее, то есть в Античности. Только ради этого процесса была задумана эта идея, а именно, для осуществления интенсификации этого процесса. (Забегая вперед, скажем, что эта интенсификация и есть та Продукция, которая повсеместно «изготавливается» преподавателем с помощью внове изобретенного кусочка мела).

Сразу же оформим терминологически понятия, непосредственно относящиеся как к формированию структуры идеи, так и к тем этапом, на которых эти понятия возникают. (Они будут выделены нами кириллицей). Первым делом, под термином «сущее» будем понимать те объекты (предметы, вещи, и т. д.), которые могут быть как причастны к созданию любой идеи, так и являться результатом раскрытия ее смысла. Назовем исходными сущими те сущие (объекты), которые оказались в комплектации идеи в готовом виде. Они являются исходным «материалом», который будет положен в основание идеи. То же сущее, которое является предметом изобретения, и которое мы должны сформировать внове, назовем искомым сущим, то есть тем сущим, вид которого, в буквальном смысле, мы должны найти и сформировать в своем уме. То же сущее в материальном виде, которое изготавливается по умственному (идеальному) образцу искомого сущего, назовем – заимствованным нами у Хайдеггера⁵ термином – подручным средством. Как мы покажем далее, исходные сущие будут тем «пьедесталом», на котором, образно выражаясь, нам придется создать (возвести) «скульптуру» искомого сущего. И это сущее, во-первых, самым тесным образом должно быть взаимосвязано с исходными сущими, во-вторых, оно никоим образом не должно входить в противоречие ни с одним из них, и в-третьих, оно должно замыкать (как «замком») всю цепочку сущих, комплектующих именно эту идею. Продолжим далее о том, что именно, кроме сущих (исходных и искомого), входит в структуру идеи.

Мы уже поняли из предыдущего, что все сущие, входящие в комплектацию идеи, каким-то образом должны быть между собой соединены в единственный и неповторимый комплекс. (Потому что любая идея в момент своего возникновения всегда единственна и неповторима). Но за счет чего осуществляется это соединение? Как мы знаем, любой объект, любое сущее обладает множеством свойств. Но необходимыми для соединения (сущих в идею) свойствами являются те свойства, посредством которых эти сущие могут быть взаимосвязаны («зацеплены», наподобие эпикуровых крючочков) между собой, и без которых (свойств) эта взаимосвязь не могла бы быть осуществлена, а значит, не могла бы быть образована идея. Назовем эти свойства метафизическими, а сами взаимосвязи взаимосвязями метафизическими или сущностными. Тогда свойства подобного рода мы можем именовать общепринятым термином – сущностью, а сами взаимосвязи – сущностными взаимосвязями. Поэтому термины «метафизическое свойство» и «сущность» мы будем применять на равных основаниях.

Почему мы пошли на введение – наряду с понятием сущности объекта – понятия метафизическое свойство? Скорее всего, потому, что сама идея является метафизической (онтологической) сущностью, той сущностью, посредством которой осуществляется возникновение новизны в нашем человеческом и социальном бытии. Так что использование этих понятий (метафизическое свойство и сущность объекта) может быть оправданным только в контексте какой-либо идеи. Более того, как нам станет ясно далее, метафизическим свойством объекта-сущего может стать не только любое его физическое свойство (измеряемое тем или иным прибором: вес, температура, твердость и т. д.), но и любое свойство, посредством которого осуществляется соединение сущих в комплектацию любой идеи. И это свойство мы можем назвать его способностью входить в контакт с другим сущим и тем самым осуществлять взаимосвязь между ними. Как, например, метафизическим свойством письменности является ее способность (свойство) «изображать» смыслы, положим, в идее книгопечатания, а метафизическим свойством человека в идее нравственности является его свойство (способность) усваивать (или не усваивать) абстрактные представления о принципах нравственности, то есть о нормах поведения в обществе. Не обладай письменность и человек такими свойствами (способностями), вряд ли могли быть осуществимы в социуме только что названные идеи. Потому как теряется сам смысл создания этих идей. (В тексте далее мы не будем различать метафизическое свойство сущего от его способности «зацепляться» с другими сущими).

И чтобы не быть голословными, покажем роль метафизических свойств сущих и взаимосвязей между ними в процессе формирования идеи. И покажем мы это на нашем примере идеи кусочка мела, которая (идея) укомплектована такими сущими, как письменность, доска, кусочек мела и человек. Посмотрим, что здесь с чем соединено и посредством каких метафизических свойств (или сущностей) происходит «зацепление» указанных сущих?

Письменность соединена с доской своими метафизическими свойствами «изображать» и передавать (на расстояния) определенные смыслы и быть изображенной в виде знаков (текст, формула), положим, на плоскости доски. Доска соединена с письменностью своим метафизическим свойством оставлять на своей поверхности знаки письменности и тем самым «сохранять» какое-то время смыслы, «изображенные» на ней.

Идем далее. Доска соединена с кусочком мела своим метафизическим свойством сохранять на своей поверхности след от кусочка мела, и тем самым сохранять написанный текст, а вместе с ним и смысл, изображенный на доске. Кусочек же мела соединен с доской своим метафизическим свойством мелкодисперсно крошиться и оставлять свой след на поверхности доски за счет прилипания частиц мела.

Продолжим далее. Кусочек мела соединен с учителем своим метафизическим свойством быть, в буквальном смысле, подручным средством в руке человека, обладающего, в свою очередь, метафизическим свойством умения писать на доске, и тем самым «изображать» смыслы текста (письменности). Более того, человек (положим, ученик) соединен с доской и с письменностью своим метафизическим свойством, соответственно, умения читать и понимать смыслы письменности. Учитель же, как видим, непосредственно соединён со всеми остальными сущими своими метафизическими свойствами видеть текст, писать на доске, понимать знаки и излагать смыслы письменности.

Не будь какого-либо – даже одного! – из выше перечисленных метафизического свойства или какой-либо метафизической взаимосвязи между этими сущими, возникновение идеи стало бы невозможным. Тем более, выпади из этой цепочки одно из этих сущих, теряется сам смысл идеи, а, следовательно, и необходимость его (её) создания.

Таким образом, каждый из элементов идеи исполняет определенную функцию. Исходные сущие подготавливают почву («пьедестал») для начального (предварительного) комплектования идеи; искомое сущее замыкает цепочку исходных сущих и является идеальным образцом для изготовления материального подручного средства; метафизические свойства сущих являются теми «крючками», посредством которых может быть осуществлено взаимосвязывание их (сущих) в комплекс (цепочку); сами метафизические взаимосвязи осуществляют это соединение; подручное средство является той «вещью», с помощью которой в социуме будет осуществляться новый род деятельности по производству нового вида Продукции. (О том, что такое Продукция и в каком виде она может быть представлена, более подробно смотри в следующем разделе).

Как видим, в структуру идеи, кроме сущих, входят взаимосвязи между ними. И эти взаимосвязи осуществляются через свойства этих сущих. Взаимосвязи – тот «клей», который их соединяет, и который является, хотя и самым незаметным элементом идеи, но самым важным. Именно поэтому мы можем назвать взаимосвязи «серыми кардиналами» внове создаваемых идей.

Вот это соединение сущих в комплекс, поименованный нами идеей, как раз и не было замечено метафизикой со времен Платона, который ввел философское понятие идеи, поставил это понятие во главу бытия, но не «расшифровал» его. И это послужило в последующем невообразимой путанице в понятиях и бытия, и сущего, и сущности, и Истины и т. д. И Хайдеггер видать не напрасно предпринял, – исходя из обнаруженной им оставленности человека как Бытием, так и Истиной, – деконструкцию прежней метафизики и замену последней фундаментальной онтологией.

(И в заключение данного раздела – в качестве небольшого отступления – приведем весьма любопытную аналогию между структурой любого химического соединения и структурой любой идеи. Мы уже и ранее отмечали, что соединение сущих в идею происходит не за счет всех их свойств, а только некоторых, тех, посредством которых происходит «зацепление» их между собой. Спрашивается тогда, в чем эта аналогия заключается?

Во-первых, в том, что и то и другое состоит из вполне определенного количества взаимосвязанных объектов: в одном случае это химические элементы, состоящие из ядра и окружающих его электронов, а в другом – объекты-сущие, состоящие, положим, из самого предмета и характеризующих его свойств.

Во-вторых, взаимосвязи осуществляются за счет свойств этих объектов: в первом случае свойств, определяемых валентными электронами на внешней оболочке химических элементов, а во втором, – метафизическими свойствами сущих. Получается так, что внешняя электронная оболочка химических элементов, – посредством которой эти элементы структурируются в устойчивое химическое соединение, – аналогична «внешним» метафизическим свойствам отдельных сущих, посредством которых последние (сущие) структурируются в то, что мы называем идеей.

И в-третьих, и в том и в другом случае возникает новизна: в первом – новое химическое соединение, во втором – новая идея.

Вот эта аналогия между материальным, физическим миром и миром идеальным наталкивает нас на ту мысль, что в Природе (да и во Вселенной) возникновение новизны какого-либо вида может происходить путем «зацепления» определенного числа объектов посредством каких-то их существенных, метафизических (сущностных) свойств. Зная эти свойства и комплекс тех сущих, которые могли бы прийти в «зацепление» через эти свойства, можно было бы получать новизну не в стихийном порядке, а в порядке рациональном).

3. Примеры идей из разных областей знания

Достаточно подробно разобрав пример одной из идей технического изобретения, рассмотрим теперь пример какого-либо научного открытия. Но сразу же заметим, что разница между изобретением и открытием в том, что изобретается то, чего доныне не было в обиходе нашего существования, в то время как открывается то, что испокон веков существовало в Природе, но до сих пор еще не было ни замечено, ни оформлено в какой-либо из знаковых систем.

Положим, берем идею закона Ома. Исходными сущими, комплектующими эту идею является проводник, по которому течет ток (I), источник тока, создающий разность потенциалов (U) на концах проводника и сопротивление R металлической решетки проводника потоку свободных электронов. И то, что обнаружил (открыл) Ом, так это зависимость (искомое сущее) между именно этими взаимосвязанными параметрами. И оформил, – то есть «материализовал» – он эту зависимость в виде формулы: I=U/R – сила тока прямо пропорциональна напряжению на концах проводника и обратно пропорциональна сопротивлению этого проводника. Вот эта формула и стала подручным средством, с помощью которого можно производить такую Продукцию как знание, положим, того, какой ток мы можем передать по проводнику при определенных значениях напряжения и сопротивления.

И в этой формуле мы видим, все сущие обладают каждая своим метафизическим свойством: сила тока – свойством электронов течь по проводнику под воздействием напряжения; сопротивление – свойством решетки металла препятствовать движению электронов; напряжение – свойством воздействовать на скорость движения электронов через атомную решетку металлического проводника тока.

Рассмотрим еще одну идею – идею бессознательного, а конкретнее, идею психоанализа. Конечно, бессознательное стало предметом не изобретения, а открытия, поскольку оно присуще человеческой психике испокон веков, а скорее всего оно – основа, на которой возникло само сознание. И как часть нашей психики оно есть феномен, заложенный в нее самой Природой. Итак, идея психоанализа: каковы же сущие этой идеи? Вне сомнения, это мы и наша психика, наше сознание, психические акты, осознаваемые и неосознаваемые (бессознательные), это сообщество, в котором мы живем, и это психотерапевт-аналитик. Последний, являясь Подручным Средством у социума и носителем сущностного (метафизического) свойства расшифровывать символику бессознательных актов, выполняет функцию перевода неосознаваемых актов нашей психики (психики пациента) на уровень их осознания – с целью возможности их переживания (катарсиса) – и тем самым избавления от нежелательных для нас неврозов и комплексов. Как видим, осуществляя новый род деятельности в социуме, психоаналитик производит новую Продукцию в виде избавления человека от нежелательных отклонений психики от нормы, тем самым оздоровляя сам социум. Заметим: ранее такой функции не было в нашей жизнедеятельности, она стала возможной только с открытием бессознательного и способности человека (психоаналитика) разгадывать символику неосознаваемых актов и доводить их смысл и их происхождение до нашего сознания.

Далее берем идею нравственности. Какие же сущие комплектуют эту идею? Это: каждый конкретный человек; то сообщество, в котором он живет; те ценности, которые значимы в этом сообществе; и те обстоятельства, в которых совершаются нравственные (или безнравственные) поступки, оцениваемые каждым из нас. Ведь нравственные идеи, положим, долга и верности, милосердия и благородства, вины и совести, достоинства и мужества, альтруизма и эгоизма и т. д. – это идеи долга перед кем-то (детьми, родителями, обществом), верности кому-то (друзьям, семье), благородства и милосердия по отношения к кому-то (беззащитному существу, поверженному противнику), вины перед кем-то (обществом, человеком, против которого совершено безнравственное или противоправное действие) и т. д. Да и наши поступки сообразуются с теми ценностями, которые бытуют в обществе и совершаются в тех, порою, несвойственных нам обстоятельствах, в которых мы иногда оказываемся. Ведь не будем же мы отрицать того, что только обстоятельства самого разного содержания являются тем полигоном, где испытываются на прочность и устойчивость наши нравственные качества.

Вслед за этим зададимся сразу тремя вопросами: кто является Подручным Средством (и у кого) в идее нравственности, каким метафизическим свойством оно должно обладать, какая Продукция должна производиться с помощью этого подручного средства? Отвечая сразу на эти три вопроса, скажем так: Подручным Средством у социума является каждый человек, усвоивший (или не усвоивший) моральные принципы в виде абстрактных представлений о нормах поведения в обществе, что дает возможность урегулирования взаимоотношений на не законодательном («добровольном») уровне. Последнее, урегулирование, упорядочение – это и есть Продукция, производимая в социуме, благодаря идее нравственности. Не будь подобного, «добровольного», урегулирования, обществу пришлось бы ограждать каждого человека «частоколом» законодательных актов, предостерегающих его от осуществления тех или иных поступков. А так каждый человек, благодаря усвоенным им нормам поведения, – фигурирующим в социуме в виде, положим, многоликого понятия совести, – сам по себе остерегается неблаговидных поступков и стремится к благовидным.

И последний вопрос: кто вырабатывает абстрактные представления о нормах поведения в обществе? Конечно же, не сам человек, а то сообщество, – наше окружение, культура, искусство, система воспитания и образования, и т. д. – в котором он живет. И не от хорошей жизни они были выработаны, и не по своей прихоти общество возложило на себя миссию наделять каждого индивидуума сущностью (метафизическим свойством) иметь представления о нормах поведения и соблюдать последние. Все это – от недоверия общества (как природного образования) к нравственной природе человека. Если взять человека как природное существо, то нравственные ценности чужды эгоистической природе человека. И упование на то, что человек сам по себе, в силу своей сознательности, начнет вести сплошь нравственный образ жизни – это напрасные упования. В конечном же счете, соблюдение нравственных норм поведения необходимо человеку только как плата за ту выгоду, которую он получает от совместного проживания в обществе. И эту плату непременным образом он должен осознать. В этом отношении общество более нравственное образование, чем отдельный его член. Своей деятельностью по привитию каждому из своих чад представлений о нормах поведения общество подобно доктору, делающему нравственную прививку своему пациенту с той целью, чтобы он был здоров, а значит – было здорово и общество, в котором он живет.

Как видим, идея нравственности это идея не человека, а самого социума, создавшего и пытающегося все снова и снова воссоздавать атмосферу нетерпимости по отношению к неблаговидным (эгоистическим) поступкам и проявлениям нашей психики. Не будь этой идеи, мы бы давно уже скатились в звероподобное состояние.

Далее возьмем еще одну идею, идею справедливости, объектами которой являются полярно расположенные сущие: народ и власть предержащие, богатые и бедные, больные и здоровые, элементы преступные и социально адекватные, добрые и злые и т. д., между которыми находятся гражданские институты (подручные средства), призванные к тому, чтобы исполнять функцию (то есть производить Продукцию) уравновешивания и смягчения взаимоотношений между перечисленными выше группами населения. И такими институтами являются право и мораль, государство и власти, культура и искусство, система воспитания и образования, благотворительность и социальная защита и т. д. Как видим, и в этой идее есть и подручное средство и та функция, которую оно выполняет, и та Продукция, которая производится с помощью подручного средства. Но здесь надо заметить следующее: сам вид этого подручного средства – как и любого другого – имеет тенденцию с течением времени изменяться (поскольку изменяется и структура общества, и его культура). Так, в древние времена функцию осуществления справедливости, хотя бы отчасти, исполняли мифологические существа, в том числе Богини Дике и Немезида; в церковных конфессиях – это Бог; в тоталитарных режимах – само государство. (Точно так же подручным средством в Античности, вместо кусочка мела был стиль, которым писали тексты на вощаных дощечках, а в будущем таковым будет – и отчасти уже есть – тактильное или сенсорное прикосновение к клавиатуре или экрану компьютера).

А теперь рассмотрим религиозную идею, идею Бога. Из каких наиболее значимых объектов-сущих она состоит? Из сообщества людей в определенной степени его развития; из человека среди Природы, среди среды его обитания; из явлений Природы, которые таинственны в своих проявлениях и которые пока что никоим образом не могут быть объяснены из логики, из причинно-следственных связей (положим, гром и молния) и т. д. и т. п. Что является искомым сущим этой идеи? Конечно же, представление о высшем существе, управляющем Природой и земными делами, том существе, которого следует бояться, почитать и умилостивлять своим поклонением Что является подручным средством? Само почитание, поклонения, моление и умилостивление своими дарами (жертвами). А какая Продукция должна производиться в результате этого? Конечно же, возведение жертвенников, храмов, соборов, церквей и т. д., где бы можно было осуществлять названные обряды. Но кроме этого Продукцией можно было бы назвать и сплочение людей на почве поклонения тому или иному Богу, и почитание Природы и смирение перед ней, как это было в античном язычестве, и боязнь наказания за несоблюдение божественных заповедей в Христианстве, что служило усмирению своих эгоистических порывов, и выход энергии страха, служивший в некоторой степени терапевтическим целям и т. д. и т. п.

Как видим из только что изложенного, если есть подручное средство, с помощью которого с некоторых пор в социуме исполняется новый род деятельности по производству нового вида Продукции, то в обязательном порядке всему этому предшествовало возникновение идеи в интеллекте какого-либо продуктивно мыслящего человека.

Итак, мы рассмотрели примеры идей из совершенно различных областей знания: технической, научной, психологической, этической, социальной, религиозной. И мы увидели не только уникальность любой идеи, не только ее универсальность, но и ее «космополитичность». Идее «безразлично», в каком регионе действительности являться – лишь бы была Необходимость в появлении новизны того или иного вида в том или ином регионе действительности. А новизна любого вида может возникнуть одним единственным способом – способом создания идеи, то есть формирования комплекса вполне определенным образом взаимосвязанных (на этапе рефлексии-1) исходных сущих, в процессе раскрытия смысла которого (комплекса), – уже на этапе рефлексии-11, – обнаруживается нехватка еще одного сущего, сущего искомого, того сущего, которое мы должны создать внове (сформировать в своем уме) и включить его в цепочку остальных исходных сущих, ранее нами подобранных на этапе рефлексии-1.

В Приложении к данной Статье для наглядности нами приведены Рис. 1, на котором изображена поэтапная схема продуктивного мышления человека, и Рис. 2, на котором представлен Онтологический круг совместного Бытия и существования человека и того социума, в котором он живет. Все пояснения как используемых на этих рисунках терминов, так и этапов возникновения новизны того или иного вида, приведены нами в ходе изложения данного текста. Более того заметим, что, в основном, как наименования процессов в ходе создания новизны (например, рефлексия-1 инкубационная фаза, допонятийная фаза, рефлексия-11), так и наименования того, что является результатом того или иного процесса (например, подручное средство, Продукция) обозначены нами кириллицей. Само же понятие идеи как внове образуемого комплекса взаимосвязанных сущих никаким образом выделять не будем из-за слишком частого его употребления и однозначности его понимания по всему тексту.

Теперь же для того чтобы выйти на более или менее полноценную методологию возникновения новизны, нам надо рассмотреть идею того социума, в котором мы живем: как он возник, кто является Подручным Средством, какую новизну производит сам социум, и каким образом удовлетворяются его потребности. Только после этого нам станут более понятными те этапы нашего продуктивного мышления, которые нам надо пройти, чтобы составить себе полное представление о том, как «работает» идея в «лице» ее смысла и каким образом возникает новизна во всей ее последовательности.

Но прежде чем перейти к идее социума, нам надо, во избежание каких-либо недоразумений, сделать одно весьма существенное замечания. Заключается оно в следующем. Мы рассматриваем разного рода идеи в их онтологическом (метафизическом) плане, а не в чисто техническом или научном. Что это означает? Во-первых, то, что не так уж много идей возникают сразу же в своем достаточно совершенном и законченном виде. Как, например, идеи невклидовой геометрии (Лобачевский, Больяи), периодичности свойств химических элементов (Менделеев), взаимосвязи энергии и массы (Эйнштейн) и т. д. Во-вторых, то, что развитие многих идей осуществляется как во времени, так и в пространстве. Положим, идеи речи, нравственности, справедливости, государственности, искусства, оседлого образа жизни, письменности и т. д., однажды зародившись, претерпели длинный путь развития (в виде повышения эффективности их функционирования, усовершенствования внутренних форм содержания). Так, например, идея письменности, однажды зародившись в голове неизвестного нам гения, имела достаточно различные формы своего выражения (клинопись, иероглифы, буквы и т. д.) и распространения. И создание каждой из этих форм имело своего изобретателя в том или ином этносе. Так что многие идеи имеют, если можно так сказать, «древовидную» форму, как ее имеет древо возникновения человека разумного. И в-третьих, любая идея – какой бы она не была – функционирует по одной и той же схеме: ее зарождение причинно обусловлено, она имеет одну и ту же методологию своего собственного (внутреннего) развития и она исполняет вполне определенную и при том самую главную роль в Бытии и человека, и социума: а именно, роль постоянного обновителя социума и приумножителя (разнообразия) форм его внутреннего содержания.

Итак, в последующем будем иметь в виду, что идею мы берем не в плане ее исторического развития, а в плане ее бытийственной метафизической сущности. А теперь переходим к самой идее социума.

4. Идея социума

Зададимся вопросом: как Природой была осуществлена идея общественной жизни, идея социума? Ведь социум – это изобретение самой Природы, как изобретением ее является любое живое видообразование. И не социум сделал человекоподобное существо существом разумным, а наоборот: разум человека, а вернее, его интеллект превратил сообщество приматоподобных (или человекоподобных) живых существ в социум. То есть: наделение – скорее всего, самой Природой – человекоподобного существа метафизическим (сущностным) свойством создавать новизну в виде идей сделало из сообщества человекоподобных существ социум. И это существо стало Подручным Средством самого социума, поскольку, используя его, социум обеспечил себе возможность получать Продукцию в форме новизны самой по себе, а значит, существовать и развиваться. Не будь его, был бы не социум, а прайд, стая, стадо, колония и т. д., всё развитие которых заключалось бы в увеличении или уменьшении популяции и поиске средств пропитания.

(Почувствуем разницу между обществом и стадом. Человек построил города, создал технику, которой он пользуется, создал искусство, письменность, книгопечатание, освоил земельные угодья и приручил животных. А что создало стадо, кроме того, что оно способно размножаться и мигрировать в поисках средств пропитания? И все это случилось – именно случилось! – только потому, что от Природы человекоподобное существо однажды было наделено спонтанной способностью создавать новизну в виде идей, и этой же Природой оно было «сделано» Подручным Средством социума. И наоборот, человек смог стать Подручным Средством только потому, что был наделен способностью создавать новизну в виде идей).

Что же касается природности происхождения человеческого сообщества, то, на мой взгляд, – в подтверждение этого – имело бы смысл привести цитату из «Философии мифологии» Ф. В. Шеллинга. Вот что он пишет об истоках зарождения и существования как общества, так и искусства:

«Несмотря на то что кажется, будто государство есть нечто «сделанное» человеком, а искусство – нечто несомненно людьми произведенное, я, тем не менее, предполагаю, что для существования государства, и равно искусства необходима независимая от человеческого произволения реальность, что в том и другом принимают участие силы, отличные от человеческой воли, или что эти последние, по меньшей мере, в том и другом подчинены высшему закону и возвышающемуся над ними самими принципу. Дабы избрать наиболее общее выражение, скажем: в каждом предмете, с которым указанным образом связывается понятие философии, мы должны предполагать некоторую «истину»; он не должен представлять собой нечто только сделанное, субъективное, он должен быть чем-то объективным, как, напр., природа есть нечто объективное»⁶.

Так вот, как мне представляется, «высшим законом» и «принципом» возникновения и существования, по крайней мере, человеческого сообщества, является Бытие само по себе последнего, то есть бытие социума самого по себе; иначе говоря, бытие социума, в котором человек представлен в качестве вещи, наравне с другими объектами, фигурирующими в нем. Но об этом более подробно ниже.

4.1. Возникновение социума

В общих чертах формирование бытийственной сущности (идеи) социума, по нашему представлению, могло бы выглядеть следующим образом. До возникновения социума была Природа сама по себе, было человекоподобное существо, еще не способное – как и любое природное живое существо – генерировать новые идеи, и были многообразные обстоятельства, которые воздействовали на все живое на Земле, в том числе и на это человекоподобное существо, бывшее одним из видов приматоподобных. И вот, на одном из этапов развития человекоподобных существ, и при стечении каких-то неизвестных нам обстоятельств окружающей действительности, самой Природой – в процессе её нескончаемого спонтанного экспериментирования – в него, в мозг этого существа была внедрена – уже на генетическом уровне – иррациональная способность генерировать идеи. И тем способом, которым проявляется генерация идей, стали: инсайт, озарение, прозрение, интуиция, вдохновение, наитие и т. д.

А для того чтобы поддерживать эту внове обретенную способность на «плаву», необходимо было – параллельно и «одновременно» – развитие способности логически мыслить. Потому что эта способность необходима как на этапе подготовки к созданию идеи (рефлексия-1), так и на том этапе, когда рожденная в нашем бессознательном и явленная в сознание идея – в виде «сгустка» смысла – требует развертывания ее в мысль (рефлексия-11). То есть: развертывания в комплекс взаимосвязанных сущих, обладающий определенным смыслом, посредством которого можно вычленить и сформировать то недостающее и совершенно новое искомое сущее, при помощи которого (в опредмеченной его форме, то есть в виде подручного средства) уже можно производить Продукцию, затребованную социумом.

Но возникновение способности иррационального (интуитивно-инсайтного) мышления потребовало развития не только способности логически мыслить, но и способности говорить, для того чтобы, в первую очередь, сохранять внове рождаемые смыслы: излагать, фиксировать их, запоминать и передавать своим сородичам в виде всеми понимаемых звуков и знаков. И если мы вспомним один изосновных тезисов Античности, то язык был необходим для того, чтобы «спасать» и сохранять эти смыслы. Потому что внове явленная в наше сознание мысль нуждается в «спасении», потому как она, не будучи еще зафиксированной, может достаточно легко «улетучиться» из сознания и забыться. Только облечение ее в «хитиновый покров» знаков, символов, слов и предложений может не только спасти ее от забвения, но и сохранить в нашей памяти.

Как видим, в отсутствии даже одной из этих способностей – иррационального мышления, мышления логического и языка (речи) – теряется сам смысл возникновения разумного существа вместе с его способностью генерировать новые идеи. Я не настаиваю на том, что именно таким был порядок возникновения у человека способности креативно мыслить. Но то, что без внедренной в мозг (интеллект) человека способности время от времени (в случае нарождающейся нужды в чем-либо новом) генерировать идеи, развитие человеческого сообщества было бы крайне замедленным (если вообще не невозможным) – вот это не вызывает у меня каких-либо сомнений.

И наконец, зададимся последним вопросом, почему именно речь должна была выйти не передний план выражения смысла внове явленной идеи? Скорее всего, потому, что смысл любой идеи, формируемый ее структурой и функциональными связями между элементами этой структуры, весьма обширен и не однороден – он включает в себя и комплекс объектов-сущих, и свойства их, и взаимосвязи между ними, и порядок выражения этого смысла во времени, и много чего другого. И все это, во-первых, должно было иметь наименования, а во-вторых, эти наименования должны быть сдублированы с звуко-речевым произношением этих наименований с целью передачи (изложения) сообщения своим сородичам на некотором расстоянии друг от друга (в процессе общения). Вот почему для выражения порядка изложения взаимосвязей между сущими какой-либо идеи был необходим уже достаточно развитый язык (речь), а не просто жестикуляция, хотя бы и совмещенная с гортанными звуками. Именно речь, то есть последовательность произношения слов-наименований вносит порядок и определенность в излагаемый смысл. И, конечно же, анатомическое строение голосового аппарата к моменту возникновения членораздельной речи постепенно эволюционировало в процессе постоянных попыток выражать не только свои эмоции, но и логически связанные мысли посредством артикуляции голосового аппарата при межличностном общении.

Более того, как мне представляется, возникновение способности генерировать идеи не только спровоцировало возникновение развитого языка (из-за крайней, бытийственной, нужды (Необходимости) в нем), но и инициировало «лавинообразное» его развитие и распространение. Потому что способность создавать идеи и относительно быстро реализовывать их смыслы приносила весьма существенные выгоды не только творцам идей, но и всему сообществу причастному к данному процессу. Ведь претворение идеи в повседневную жизнь – в подавляющем своем большинстве – требует совместных, коллективных, действий. Так что чем более развита речь, чем больше наименований находится в нашей памяти, тем легче условия для возникновения идеи и тем большее их количество может быть спровоцировано и внедрено в повседневную жизнь. (Несомненно и то, что развитие мышления и речи в обязательном порядке было взаимодополнительно друг другу).

И в заключение данного подраздела, я бы мог предположить, каким образом могла возникнуть в социуме сама идея языка в виде речи. Начнем с того, что на одном из этапов развития в сообществе возникла (зародилась и созрела) Необходимость в новизне такого вида как речь. А проявляла она себя в виде, положим, такого негативного фактора, как невозможность выразить смысл внове явленной идеи. (И это помимо накопившихся трудностей в процессе межличностной коммуникации). Какие же исходные сущие находились в распоряжении будущего гения – изобретателя речи? Это был он сам и его сородичи, это были издаваемые им самим и слышимые им гортанные звуки, это были объекты-сущие, которые взывали к каким-либо действиям над ними, к каким-либо их преобразованиям: утварь человека, орудия охоты и труда, плодовые растения и дикие животные как средство пропитания и т. д.

И, конечно же, на досуге человек задумывался над тем, как облегчить столь трудное существование самого себя и своего близкого окружения. (Это и было прообразом того, что нами было названо рефлексией-1). Но самое главное, с некоторых пор ему на ум – как бы ниоткуда – стали приходить новые идеи (сущие), реализация которых могла бы разрешать те или иные задачи, ранее неразрешимые. И чем чаще стали приходить идеи, тем насущнее возникала потребность, во-первых, наименовывать те предметы, которые были задействованы в этих идеях, а во-вторых, делиться с остальными смыслами этих идей посредством речевого произнесения этих наименований в определенном порядке.

И вот однажды одному из продуктивно мыслящих разумных существ пришла в голову – лиха беда начало – совсем необычная идея: использовать собственные голосовые связки, (в виде издаваемых звуков) для озвучивания-называния тех наиболее употребляемых в обиходе предметов, которые в дальнейшем, будучи уже названными, получили наименования в виде сочетания определенных звуков-фонем. Осталось только следующее: во-первых, как можно чаще повторять в данном сообществе эти звукосочетания с целью их запоминания и соотнесения с вполне определенными предметами, а во-вторых, как можно больше накапливать таких звукосочетаний, соотносимых с всё новыми и новыми предметами. А отсюда уже рукой подать как до более облегченного способа коммуникации, так и до выражения тех готовых смыслов, которые время от времени приходят «сами собой» на ум человека способного продуктивно мыслить.

И можно даже предположить, что «обучение языку» в данном достаточно сплоченном первобытном сообществе происходило путем звукоподражания за «учителем», то есть за теми, кто уже умел (научился) достаточно четко произносить те или иные слова. Но это звукоподражание непременным образом должно было соотноситься (связываться) с тем предметом, к которому относится данное звукосочетание. Нечто подобное, конечно же, происходит и при освоении речи ребенком. Разница «лишь» в том, что анатомическое строение речевого аппарата современного ребенка (и соответствующих нейронных структур его мозга, связанных с речью) в некоторой степени уже было подготовлено предшествующей эволюцией к произнесению звукосочетаний, в то время как первобытным людям приходилось кардинальным образом «ломать» сложившиеся стереотипы гортанных звуков и подстраивать их под те фонемы, которые они слышали от своего «учителя». В этом отношении ребенку легче научиться речи, потому как у него еще нет каких-либо стереотипов произнесения звуков – он начинает говорить «с чистого листа». (Не отсюда ли произрастает идея «врожденности» языка человеку разумному (С. Пинкер, Н. Хомский и др.))? Иначе говоря, научение языку как распространялось внутри данного сообщества, так и постепенно передавалось в следующих поколениях этого сообщества. При этом с наработкой речевых навыков происходило «закрепление» их в мозговых нейронных структурах, что облегчало процесс освоения речи следующим поколениям.

4.2. Когда началось бытие человека совместное с бытием социума?

Итак, какой же основной вывод мы можем из этого сделать? Как мы теперь видим, бытие как процесс возникновения новизны началось с зарождением человеческой способности создавать идеи. И произошло это, скорее всего, около 65 (плюс-минус 30) тысяч лет назад. Тогда-то, то есть после этого, и началась так называемая «верхнепалеолитическая революция» (45-35 тысяч лет назад), когда в саму жизнь общества началось интенсивное внедрение новизны. До данного «момента» бытийствовала только Природа, создавая все новые и новые виды живой (растительной и животной) материи. Человекоподобное же существо существовало как одно из ее видообразований (наряду со всеми другими). Более того, оно объединялось в отдельные разрозненные группы для совместного проживания, как объединяются для совместного проживания животные в прайды, стаи, стада, колонии и т. д. Так что до начала бытия и образования социума было бытие самой Природы. И оно, это бытие, распоряжалось тем, какой быть Природе: какие новые виды живых существ, когда и где создавать.

И совсем даже не исключено, что появление на этой Земле человека разумного (продуктивно-мыслящего) сопровождалось – в отдельные временные периоды и в отдельных регионах Земли – как исчезновением у него способности продуктивно мыслить, так и появлением последней через смешение генотипов отдельных групп людей и передачу ее по наследству в следующих поколениях. (И можно даже предположить, что между двумя всплесками творческой активности – верхнепалеолитической и неолитической революцией – был период частичной утери способности создавать новизну, то есть способности создавать идеи. Не говоря уже о том, что до верхнепалеолитической революции процесс подобной утери был наиболее вероятным событием, о чем свидетельствует множество исчезнувших ветвей гоминид, предшествовавших человеку разумному).

4.3. Зарождение способности создавать идеи, как инициация социализации человеческого сообщества

А теперь более пристально вникнем в вопрос о том, как взаимосвязаны возникновение социума с зарождением у человека способности генерировать новизну в виде идей.

Как это ни странно, но мы воспринимаем явление идей в наше сознание как нечто само собой разумеющееся. Может быть потому, что мы к этому уже привыкли и в достаточной степени в этом деле не только понаторели, но и даже преуспели. Но на самом деле в этом явлении идей-Истин сокрыта глубочайшая тайна. И эта тайна заключена в той функциональной роли, которую они (идеи) призваны исполнять в самой Природе продуктивного мышления. Ведь для чего-то Природа наделила, и наделила только человека – а не какое-то другое живое существо – способностью создавать новые идеи.

И если мы примем во внимание то, что только с обретением человеком способности продуктивно мыслить началась социализация человека, то есть создание им человеческого сообщества (социума), то нам ничего другого не остается, как предположить, что именно возникновение идей в его интеллекте «заставило» человека создать человеческое сообщество, и тем самым положить начало тому, что впоследствии, спустя несколько десятков тысячелетий, было названо досократиками бытием. (Но не тем бытием, которое имелось в виду как сущее в целом, а тем, которое является постоянным притоком новизны в ту открытую систему, которая способна существовать и развиваться только за счет этого притока. Как озеро гибнет без постоянного притока (и протока) воды, так и эта система (социум) может погибнуть без притока новизны).

Так что можно предположить: только процесс создания идей сделал возможным бытие социума как приток новизны в это открытое целостное и живое образование. Начало человеческого бытия как бытия человека продуктивно мыслящего и начало образования социума – События одновременно произошедшие. И они одновременно закончатся, как только закончится приток новизны в то, что называется социумом. А он (приток) может закончиться только с утратой человеком способности генерировать новые идеи. И здесь, конечно же, слово «одновременно» не означает какой-то достаточно короткий промежуток времени. Скорее всего, оно означает взаимосвязанность событий

– зарождения у человека способности продуктивно мыслить

– с началом бытия, как притока новизны в социальную организацию ранее разрозненных человеческих сообществ,

– и с самим процессом социализации, как образованием структур, объединяющих указанные сообщества.

Как видим, только с зарождением способности генерировать идеи могла начаться социализация тех образований, члены которых этой способностью обладали. Зададимся вопросом, почему способность человека создавать идеи самым непосредственным образом содействовала объединению людей? Идея сама по себе, – рожденная, положим, в голове изобретателя – абсолютно ничего не значит. Но она начинает «работать» на социум с того момента, когда ею делятся со своими сородичами и когда ее начинают претворять в практику жизни. То есть, как нам представляется, только возникновение идей стало консолидирующим фактором возникновения социума. Потому что внедрение идей не только облегчает и усовершенствует условия существования, но и требует коллективных действий. Да и сами идеи возникают только из опыта совместных действий. Идеи создания жилища, орудий охоты и труда, идеи нравственности и справедливости, государственности и языка, искусства и письменности и т. д. не могли возникнуть в отрыве от коллективного (совместного), социального со-существования. Возникновение идей было затребовано самим зарождением социальных образований, и наоборот, зарождение последних было затребовано с возникновением способности генерировать идеи.

Соци-ум – это уже образование, обладающее коллективным умом, поскольку только создание идей на всех уровнях жизни социума способно его развивать и тем самым обеспечивать его существование. И здесь приходит на ум коллективное бессознательное К.-Г. Юнга⁷, которое – совсем даже не исключено – сродственно коллективному уму соци-ума. Правда, здесь мы имеем в виду «коллективное бессознательное» не как вместилище ранее (филогенетически) наработанных архетипов, но как источник, в котором формируются (в бессознательном) сами смыслы идей, и из которого они в спонтанном акте, – положим, инсайта или интуиции – появляются в сознании. Ведь это бессознательное, действительно, является коллективным, поскольку присуще каждому из нас в отдельности. Отсюда понятно, почему мы прибегаем в данном случае к дефисному написанию слова соци-ум.

Как зарождение новизны (идеи) в нашем бессознательном осуществляется «самостоятельно» (спонтанно), независимо от «желания» нашего сознания и без его ведома, так и зарождение в соци-уме Необходимостей в новизне того или иного вида происходит произвольно, без каких-либо наших сознательных волевых усилий. Мы никогда не знаем, в каком (извилистом) направлении пойдет наше развитие, развитие нашего соци-ума (см. эпиграф). И не знаем только потому, что об этом знает спонтанно самоорганизующаяся Природа самого соци-ума, то есть знает Бытие само по себе. Мы лишь можем тешить свое самолюбие тем, что будто бы мы являемся главными героями на сцене жизни самого социума. На самом же деле нам уготована роль третьестепенного (после природного Бытия, и Бытия социального) персонажа: «поди», «принеси», «выйди вон». Но, как это ни парадоксально, без этого «принеси то, неизвестно что» не мог бы состояться сам спектакль. Потому что без того, что «приносится», – а приносятся идеи – невозможно дальнейшее развитие действа социума – постепенно деградируя, оно прекращается.

Так что Природа самого соци-ума своими секретами с нами не делится. Ей нет никакого дела до наших частных желаний и усилий. Ей бы решать свои проблемы, суть которых сводится к организации постоянного притока необходимой ей новизны в свои недра. Новизна – единственный «продукт питания» соци-ума, и отсутствие оного способствует его (социума) деградации и гибели, или, в лучшем случае, превращению в стадо, чего, слава Богу, еще не произошло. Человечество как-то еще находит способы выкручиваться из подобных, близких к бездуховности ситуаций. А бездуховность – это и есть отсутствие притока и «циркуляции» новизны – в виде новых идей, искомых сущих, подручных средств и Продукции – в социуме. Так что, действительно, «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа». (Иоанн, 3:8). И свидетельство тому: как спонтанное возникновение в социуме разного вида Необходимостей в новизне, так и спонтанное возникновение новых смыслов в виде идей в нашем бессознательном (интеллекте). (Как циркуляция обогащенного кислородом воздуха в наших легких обеспечивает нам жизнь, так и циркуляция в нашем уме знания, обогащаемого постоянно прибывающей новизной, обеспечивает и наше существование и существование социума). Это еще раз наталкивает нас на ту общеизвестную мысль, что социум – живое образование. И его «оплодотворение» возможно только в случае перманентного взаимодействия (соединения) внове создаваемой новизны с тем, что уже имеется в нем. А имеется в нем Хаос в виде уже созданных – человеком ли, или Природой – исходных сущих. «Конфликт» между «стариной» и внове прибывающей в социум новизной – движущая сила зарождения и созревания в обществе все новых и новых Необходимостей в новизне того или иного вида.

И в заключение подчеркнем одну весьма любопытную параллель между творчеством человека и творчеством Природы. Как изобретенный человеком предмет (прибор, устройство) является подручным средством для удовлетворения какой-либо возникшей в социуме потребности, так и «изобретенный» самой Природой человек продуктивно мыслящий является – в самой идее социума – Подручным Средством этого социума, нуждающегося в притоке новизны, тем средством, которое способно производить такую Продукцию, как новые идеи, что и является средством, поддерживающим его (социум) на плаву.

4.4. В каком социуме осуществляется бытие человека?

Социум для человека – это та среда, в которой он обитает, которую он более или менее знает (и имеет возможность узнать), в которой он ориентируется в своем жизнеустроении: семейном, профессиональном, культурно-нравственном, общественном и т. д. В этом отношении социум отдельного человека в некоторой степени подобен жизненному миру (Umwelt) Якоба фон Икскюля⁸. С тем только отличием, что жизненный мир живого существа ограничен (но не замкнут) заложенными в этом существе инстинктами. В то время как жизненный мир человека разомкнут (открыт) и человек в нем подобен спруту, ощущающе-познающему то, что его окружает, что его интересует и что помогает ему расширить пространство своего познания и существования.

Так что социум отдельного человека – это его жизненный мир, который он способен расширять, взаимодействуя с жизненными мирами других людей и жизненным миром социума в целом. И бытие человека в этом «малом», индивидуальном социуме состоит в том, чтобы создавать новизну. Но не ту новизну, создать которую он сам себе (лично) пожелает, а ту, которую «пожелает» получить из его «рук» социум. И получить только потому, что у социума есть крайняя Необходимость в этой новизне. Потому что без постоянного притока такой новизны он (как открытая (и проточная) система) не может ни развиваться, ни существовать. Именно в этом заключен современный, глобальный по своим масштабам конфликт как человека с обществом, так и общества с человеком: кому должен «служить» человек продуктивно мыслящий – только ли самому себе или социуму в целом как открытой системе и живому видообразованию.

Но кроме только что указанного и не всегда нами осознаваемого глобального конфликта, того конфликта, который совершается в тайне от нашего бытия, есть еще две тайны более изначального характера: тайна человека и тайна человеческого сообщества в целом.

Тайна человека как разумного существа заключается в том, каким образом в нем, в его мозге зародилась – возникла ли, развилась ли, проникла ли «со стороны» и т. д. – способность создавать идеи, та способность, которой не обладает ни одно живое существо в известной нам Природе. Другими словами, как его рассудок – уже способный, положим, к логическому (последовательному, то есть причинно-следственному) мышлению – превратился в разум, в интеллект, сочетающий в себе и рациональное, и иррациональное, то есть скачкообразное интуитивно-инсайтное мышление. Это, во-первых.

А во-вторых, другая тайна относится уже не к самому человеку, а к человеческому сообществу в целом: как «случилось» так, что расселившееся по всему Земному шару человекоподобное существо оказалось сплошь владеющим способностью креативно мыслить. Ведь, наверняка, на древе человеческом были и такие ветви, которые такой способностью изначально не обладали, или обладали, но затем по каким-то неведомым нам причинам утеряли ее. Куда они делись? Вымерли? Не смогли – в условиях естественного отбора – приспособиться к жестким условиям природного существования? Не выдержали конкуренции с человеком продуктивно-мыслящим? Или они были уничтожены последним, как, возможно, были уничтожены наши ближайшие сородичи, неандертальцы?

4.5. Что есть социум в целом и как осуществляется его бытие?

Что же касается социума в целом, то он не только объединяет жизненные миры каждого из нас, – что выражается в его существовании вместе с нами, – но и имеет свой собственный, процессуально от нас независимый жизненный мир, история движения (развития) которого и есть Бытие само по себе в отличие от бытия человека, часто именуемого в философской литературе как так называемое «бытие» сущего. (В дальнейшем мы будем использовать оба наименования как равнозначные). И задача продуктивно мыслящего человека в том только и заключается, – а вернее, должна заключаться – чтобы улавливать из своего «малого» социума (жизненного мира), в какого рода новизне заключается историческая (по Хайдеггеру, а не историографическая) потребность социума в целом. (А последняя (новизна), как мы уже знаем, жизненно ему необходима, потому что без постоянного ее притока социум в целом – образование не жизнеспособное). И только после обнаружения этой потребности (Необходимости) он может в процессе своего собственного бытия создать как механизм (идею) ее разрешения, так и тот инструмент (подручное средство), с помощью которого может быть изготовлена та Продукция, что затребована самим социумом в спонтанном процессе своего бытия, как Бытия самого по себе, то есть без намеренной (волевой) причастности в этом процессе любого человека, в том числе и человека продуктивно мыслящего. Иначе говоря, в процессе Бытия (социума) самого по себе – обозначено нами как Событие-1 – человек ваыступает в качестве обыкновенной вещи, ничем не выделяющейся среди остальных вещей.

Далее обратимся к логике возникновения и существования социума, то есть к вопросу возникновения социума как нового видообразования Природы и тех предпосылок, при условии наличия которых возможно его нормальное функционирование. А как мы полагаем, именно наличие у человека способности создавать идеи обеспечило возможность формирования сообщества разумных людей.

4.6. Причастность идеи к логике зарождения и функционирования социума

Как мы уже заявили ранее, социум – живое видообразование самой Природы. И для того чтобы оно функционировало, ему необходимо питание, как и любому другому живому существу: льву – мясо других животных, жирафу – растительность, корове – трава на пастбище. И, как оказалось, «продуктом питания» такого «существа» как социум является новизна, которая время от времени должна поступать в те или иные его структуры. Причем, поступать она должна по требованию («заказу») социума самого по себе. Спрашивается, почему именно новизна является продуктом его питания? Да потому, что социум как открытая («проточная») система не нуждается в том, что у него уже есть, он нуждается в том, чего у него еще нет. А то, чего еще нет, но может (и должно) возникнуть это и есть новизна. Без нее, без постоянного ее притока, без обновления жизнь социума «скукоживается», деградирует, уходит в «застой». И если мы зададимся вопросом, почему ни одно из живых природных образований (стада антилоп, прайды львов, стаи обезьян и волков и т. д.) не вышло на уровень социализации, то ответ очевиден – потому что ни одно из них не может обеспечить себе постоянное обновление, постоянный приток новизны. Оно крутится в заколдованном круге одного и того же: питание, выживание, размножение, забота о потомстве. Его жизнь протекает вне рекурсивности, способствующей генерированию контингентностей в виде разного рода непредсказуемых новшеств.

Но и социум сам по себе (Событие-1) не может обеспечить приток этой новизны, поскольку у него нет того органа, который бы ее производил. Вот здесь Природа пошла на первую свою хитрость – она наделила одно из своих человекоподобных существ способностью создавать новизну посредством генерирования новых идей, и тем самым постоянно подпитывать социум этой новизной. Вот это существо и было призвано к тому, чтобы стать тем «органом», который бы производил заказываемую социумом новизну. А поскольку его миссия в том, чтобы постоянно находиться «под рукой» у социума, то мы назвали такого человека – с подачи Хайдеггера – Подручным Средством (с заглавной буквы) в самой идее социума, тем средством, с помощью которого генерируются все новые и новые идеи и тем самым разрешаются постоянно возникающие проблемы этого социума.

(Во избежание недоразумений, напомним еще раз: этим же словосочетанием, подручное средство, мы назвали и то, что изготавливается – в материализованном виде – по образцу искомого сущего, сформированного «по наводке» смысла любой идеи, созданной человеком: так телескоп является подручным средством в идее наблюдения отдаленных объектов Вселенной, а знаменитая формула Эйнштейна Е=М*С² является подручным средством в идее гравитации крупномасштабных объектов Вселенной. Так что подручность средства определяется смыслом той идеи, в которой она фигурирует в качестве «вещи», с помощью которой может изготавливаться какая-либо Продукция. Ясно, что в первом примере Продукцией является наблюдение невидимых глазом удаленных объектов, во втором примере – расчет взаимодействия гравитирующих масс. В то время как в идее социума человек как Подручное Средство последнего производит такую Продукцию как новизна сама по себе, чем и обеспечивает бесперебойное функционирование этого социума).

Но здесь возникла еще одна проблема – социум сам по себе не имеет не только органа, производящего новизну, но он не имеет и «голоса», чтобы заявлять о тех потребностях (Необходимостях) в новизне, которые время от времени спонтанно зарождаются и созревают в его структурах. И здесь Природа, уже Природа самого социума, пошла на очередную свою хитрость. Для того чтобы заявлять, в новизне какого вида созрела у него (у социума) Необходимость, она (Природа) решила «оповещать» человека продуктивно чувствующего и продуктивно мыслящего через разного рода негативные факторы, те факторы, которые оказывали бы непосредственное – желательно, материальное? – воздействие на самого человека. И таковыми факторами стали: лишенность в чем-то, неудовлетворенность чем-либо, неудобство пользования чем-то, недостаточность чего-то.

Так:

– лишенность в телесной силе и ловкости привела человека к изобретению орудий охоты (увесистый булыжник, западня, капкан, копье, лук и стрелы) на более сильных и более ловких диких животных;

– недостаточная эффективность выражения и передачи мыслей посредством жестов и гортанных звуков привела к изобретению звучащей речи;

– неудовлетворенность неупорядоченными спонтанно-эгоистическими взаимоотношениями между людьми привела к «изобретению» нравственности, то есть к упорядочению этих взаимоотношений на не законодательном уровне;

– неудобства и трудности в сохранении (во времени) приобретаемых знаний и передачи их на большие расстояния привели к изобретению письменности и т. д. и т. п.;

– лишенность в способе передачи смыслов внове являемых (в наше сознание) идей привела к возникновению сознания как выражения того, что свершилось в материальных структурах нашего мозга через знаки культуры, а через них – единения нас с нашим ближайшим окружением посредством передачи им нами полученного знания.

Именно эти негативные факторы являются, как мы покажем далее (и постараемся в этом утвердиться), передаточным звеном, связывающим сообщество людей в целом (социум) с человеком, продуктивно чувствующим и мыслящим, а вместе с ним и со всеми людьми, составляющими это сообщество. Иначе говоря, эти негативные факторы связывают Бытие социума (самого по себе) с бытием человека. Причем следует особо отметить следующее: человек продуктивно мыслящий и чувствующий является не только создателем идей, отвечающих запросам социума, но он еще – открыватель самих Необходимостей в новизне того или иного вида, конечно же, через указанные негативные факторы. Не обладай он чутьем к тому, какая Необходимость зародилась и созрела в недрах социума самого по себе, у него не было бы повода обратить внимание на назревшую проблему и направить свои собственные интеллектуальные усилия (и данные ему способности) на создание соответствующей идеи, разрешающей возникшую неблагоприятную для социума ситуацию.

По сути дела, вся культура это результат изобретений и открытий в процессе обнаружения каких-либо негативных факторов. И все это стало возможным благодаря заложенной в мозг человека природной способности генерировать все новые и новые идеи. Попробуйте теперь заявить, что не создание идей является фундаментом нашего – человеческого и социального – Бытия как возникновения новизны! Исходя из этого положения, нам ничего другого не остается, как заявить: Бытие осуществляется только в том «объекте», который способен производить новизну: будь то Вселенная, живая Природа, социум, мозг человека или геном последнего.

5. Побудительный мотив к созданию новых идей

Выше мы постарались утвердиться в том, что Бытие – это возникновение новизны. Причем, возникновение новизны происходит на всех уровнях материи. В недрах Вселенной это возникновение звезд, галактик, черных дыр, сверхновых и т. д. В недрах Природы это видообразование бесчисленного количества животных и растительных организмов. На уровне ментальной материи, то есть на уровне нейронов мозга человека – это сотворение новых идей.

А что же происходит в недрах того социума, в котором мы живем и который является живым видообразованием самой Природы? Скорее всего в нем происходит, до поры до времени не замечаемое продуктивно мыслящим человеком, зарождение и созревание, не раз нами уже упомянутых Необходимостей в новизне того или иного вида. А именно, того вида, который необходим социуму – на данном этапе его существования – для его полноценного развития. Вот это зарождение и созревание в социуме самом по себе этих Необходимостей в новизне мы можем назвать Событием-1. Это начальный этап методологии возникновения новизны, той новизны, которая пока что выступает в форме не ощущаемого и не опознаваемого человеком фактора Необходимости. Но для того чтобы этот фактор стал ощущаемым и опознаваемым он должен проявить себя – уже на границе между концом События-1 и началом События-11 (см. Рис. 2) – в виде какого-либо негативного фактора. И таковым может стать лишенность человека (а вместе с ним и общества) в чем-то, недостаточность чего-то, неудобство пользования чем-либо и т. д.

Дело в том, что любая эволюционирующая система, – а в Природе мы не видим ни одной не развивающейся (не открытой) системы, – непременным образом производит в своих недрах новизну самого разного содержания⁹. В человеческом социуме таковой является новизна техническая, научная, эстетическая, социальная, моральная, психологическая, религиозная, философская и т. д. Без этого он не может развиваться. Эволюция в том и заключается, что в этой системе производится новизна самого разного содержания. А без притока последней развитие заканчивается. Но при этом заканчивается и существование этой системы. Она деградирует вплоть до своего разложения и исчезновения. (Пример тому, положим, исчезновение Римской империи и цивилизаций Южной Америки). И это обстоятельство мы должны принять как аксиому в наших рассуждениях о Бытии как возникновении новизны.

Итак, мы понимаем, что Необходимость в чем-либо новом, – будь то предметы нашего обихода, формулы, законы, парадигмы, моральные принципы, государственные институты и т. д. – зарождается и созревает в недрах того социума, в котором мы живем; и мы до поры до времени не замечаем этого созревания, а тем более зарождения. А вот идеи создания всего того, что необходимо данному сообществу могут возникнуть только в интеллекте творчески мыслящего человека, то есть человека способного, во-первых, ощутить и осознать саму потребность социума в новизне данного вида, а во-вторых, создать идею как механизм разрешения возникшей проблемы. Как видим, разрешение последней (в виде Необходимости создания новизны определенного рода), как по эстафете передается с уровня Бытия социума на уровень бытия человека. И происходит это только потому, что у социума как такового, как мы уже упомянули, нет того «органа», который бы создавал механизм разрешения его проблем. В то время как у человека – как Подручного Средства социума – таковой (орган) имеется и называется он интеллектом, сочетающим в себе две способности: мыслить и логически (рационально), и иррационально, то есть посредством интуиций, инсайтов, озарений, наитий, вдохновений и т. д.

Получается так, что эстафета возникшей и уже созревшей в социуме потребности в чем-либо новом передается из «рук» социума в «руки» чутко чувствующего и творчески настроенного человека. И ощущается им эта эстафета, конечно же, не в виде самой Необходимости в новизне – поскольку мы не можем знать вида того, чего еще нет и чего никогда еще не было, – а в виде какого-либо (нами уже упомянутого выше) материально ощущаемого негативного фактора:

– то ли лишенности в чем-то,

– то ли недостаточности чего-то,

– то ли неудобства пользования чем-либо,

– то ли неудовлетворенности чем-то и т. д.

А разрешение задачи может наступить только посредством создания идеи как механизма выхода из сложившейся весьма неблагоприятной для социума ситуации. Как видим, заказчиком новизны того или иного вида является социум сам по себе (вернее, его Бытие), исполнителем заказа – человек продуктивно-мыслящий и, скажем так, тонко чувствующий.

И здесь, указанный выше негативный фактор (лишенности, неудобства, недостаточности и т. д.) и позитивный фактор любознайства, являясь факторами достаточно прозаическими, оказались, на мой взгляд, наиболее вероятными претендентами на роль связующего звена между Бытием социума и бытием человека, являющегося к тому же Подручным Средством у социума. Так что побудительным мотивом бытия человека продуктивно мыслящего (в процессе События-11) является, в первую очередь, материально ощущаемый, а потому и опознаваемый негативный фактор какой-либо лишенности, недостаточности и т. д. И этот фактор может сочетаться с заложенным в природе человека фактором любознайства или любомудрия, как сказали бы древние греки.

Проследим далее, что происходит в нашем мышлении на этапе События-11 после того, как мы приняли от социума «эстафету» в виде какого-либо негативного фактора, который необходимо устранить (разрешить).

6. Последовательность процесса продуктивного мышления

1. Первое что мы начинаем делать так это время от времени размышлять над этим вопросом. И наше размышление заключается в том, что мы подбираем те или иные объекты, имеющие отношение к данной теме, взаимосвязываем их тем или иным образом, и пытаемся получить нечто подобное идее, то есть имеющее смысл, способный натолкнуть нас на решение этой задачи. И этот процесс построения разного рода гипотез посредством логического мышления и собирания в единое целое комплекса исходных сущих, заимствуемых нами из сферы Хаоса, мы назвали рефлексией-1. Но, как правило, данный процесс не завершается разрешением нашей задачи, потому что манипулирование на логическом уровне известными нам сущими и взаимосвязями между ними в принципе не может привести к возникновению какой-либо новизны, а тем более идеи. А логика ничем иным как исходными сущими в их взаимосвязи друг с другом манипулировать не может.

2. И для того чтобы выйти к созданию идеи, необходим переход на иррациональный уровень мышления, который начинается с инкубационной фазы, когда мы оставляем в стороне прежние наши размышления и занимаемся чем-либо другим. Инкубационный этап тайного создания смысла идеи, скорее всего, необходим нашему интеллекту для того чтобы ничто постороннее уже не мешало развитию того процесса, который был запущен (в конце этапа рефлексии-1) с целью обеспечения выхода на «автоматический» режим самоорганизации нейронной материи. (Так ракета, получив импульс от отработавшего двигателя, выходит на автоматический режим орбитального вращения).

Но этот переход на автоматический бессознательный уровень возможен только в том случае, если на этапе рефлексии-1 мы приложили достаточно интенсивные интеллектуальные усилия к познанию всего того, что имеет отношение к разрешаемому нами вопросу. И это познание связано самым непосредственным образом с теми сущими, которые уже некогда были созданы и которые мы назвали исходными сущими. Вот это хранилище последних в целом мы назвали Хаосом, поскольку мы не знаем, когда, какие сущие и для комплектации каких идей эти готовые сущие могут нам потребоваться.

Вот здесь мне бы хотелось выделить одну принципиальную особенность продуктивного мышления, отличающую его от мышления логического. Заключается эта особенность (по моему мнению) в том, что наша логика на идеальном (сознательном) уровне рефлексии-1 все же способна – правда, в достаточно редких случаях – «достучаться» до материальных нейронных структур нашего мозга. И только «достучавшись» до них, только доведя их до определенного уровня возбуждения (флуктуаций), они – в ответ на это – могут в спонтанном акте когерентной самоорганизации (в «ансамбль» определенного вида) образовать то, что мы называем идеей. Вот точно также, возбудив беспорядочно расположенные микромолекулы воды – посредством подведения потока тепла к системе, – можно получить «ячейки Бенара»¹⁰, то есть упорядоченные макроструктуры в виде циркулирующих потоков воды. Идеи на материальном уровне нейронных структур нашего мозга – это те же упорядоченные структуры («ячейки»), которые, будучи проявленными уже на уровне нашего сознания, являются новыми смыслами, подлежащими раскрытию на этапе рефлексии-11.

3. Так что только в случае приложения достаточно интенсивных интеллектуальных усилий на этапе рефлексии-1, однажды нам на ум – в конце инкубационного этапа – может прийти спонтанно рожденная в нашем бессознательном идея, как внове явленный смысл. Вот этот момент есть то, что названо в многочисленной литературе – в частности, у А. Пуанкаре¹¹ – терминами прозрение, откровение, просветление, озарение, инсайт, интуиция. Причем, идея является в наше сознание в виде сгустка смысла, который мы прекрасно – в одно мгновение – понимаем, но еще не можем выразить, поскольку смысл идеи должен быть раскрыт, развернут и облечен в какую-либо из знаковых оболочек: слова, знаки формулы, символы, схемы, таблицы и т. д. Не будучи оформленным, этот смысл имеет большую вероятность «улетучиться» из нашего сознания при малейшем отвлечении от процесса раскрытия смысла идеи. И вот это мгновенное понимание смысла внове явленной идеи, как правило, сопровождается достаточно неординарными проявлениями нашей психики: явление смысла идеи в наше сознание – из нашего же бессознательного! – происходит в сопровождении целого «эскорта» ощущений, обнаруженных и зафиксированных уже древними греками:

– интеллектуального удовольствия от понимания смысла самой идеи,

– удивления от внезапности его явления,

– уверенности в надежности, истинности и единственности внове явленного смысла,

– и впечатления светоносности последнего – отсюда закрепившиеся за этим актом термины: озарение, откровение, прозрение, просветление и т. д.

4. Продолжим далее. Тот достаточно кратковременный период от момента явления идеи в наше сознание до начала процесса раскрытия и оформления ее смысла назван нами – надо признаться, достаточно неудачно – допонятийной фазой, поскольку ясно понятый нами самими смысл идеи еще не может быть передан кому-либо и, следовательно, не может быть доступен пониманию кого-либо другого по той простой причине, что он еще не оформлен нами в знаки какой-либо всеми понимаемой системы. Он есть достояние только нашего, скажем так, «чистого» сознания (об этом в Разделе 6), сознания, еще не обремененного какими-либо культурными навыками. Иначе говоря, мы не можем его передать, если он еще не оформлен, то есть, не материализован в знание, в знаки культуры. Но, как мне представляется, именно с этой, допонятийной фазы иррационального мышления начинается перекодировка нейронных образований нашего мозга в слова и знаки знакомые нашему сознанию. И начинается не только перекодировка, но и раскрытие смысла идеи в рациональном процессе рефлексии-11.

(Во избежание каких-либо недоразумений еще раз поясним смысл введенного нами словосочетания «допонятийная фаза» нашего продуктивного мышления. Означает оно следующее. Мы, те, кому идея приходит на ум, – в спонтанном акте инсайта, озарения – прекрасно понимаем смысл этой идеи. И понимаем мы этот смысл в наиболее ярком свете именно в первый момент явления его в наше сознание. (В дальнейшем этот смысл со временем постепенно – и очень быстро! – теряет свои очертания). Но дело в том, что этим смыслом, пониманием этого смысла, мы не можем поделиться с кем-либо из нашего окружения. Поскольку он еще не выражен нами в общепонимаемых знаках и выражениях. Так что «допонятийный» означает: не доступный пониманию того, кто мог бы – кроме нас – ознакомиться с этим смыслом).

5. А что же происходит в процесс нашего мышления на этапе рефлексии-11? Оказывается, происходит самое таинственное и самое незаметное, но притом, самое главное! В процессе раскрытия смысла идеи нами обнаруживается нехватка в комплектации идеи, состоящей пока что только из исходных сущих, – которыми мы оперировали на этапе рефлексии-1, – еще одного сущего, того сущего, которое мы должны создать внове, поскольку его нет в наличии среди принятыхнами в состав комплектации исходных сущих. И этот объект мы назвали искомым сущим, так как мы должны найти и сформировать в своем уме его вид (эйдос, по Платону) и его сущность, посредством которой оно могло бы войти во взаимосвязь с остальными исходными сущими этой же идеи, и тем самым образовать единый комплекс (или замкнутую цепочку).

6. Так вот, найдя посредством нашего воображения-представления вид недостающего нам звена, мы обнаруживаем, что этим идеальным искомым сущим мы в принципе не можем произвести никакого реального действия (изменения) в окружающей нас материальной действительности. А именно это нам и надо. Вот почему нам необходимо материализовать его, то есть по его образцу и по определенной технологии – нами ли созданной или кем-либо другим – изготовить материальное подручное средство.

7. И только с помощью последнего мы уже сможем осуществлять в социуме (в массовом масштабе) новый род деятельности по производству нового вида Продукции, того вида, который ранее в процессе События-1 был затребован самим социумом. Так что весь процесс от начала рефлексии-1 до конца рефлексии-11, то есть до разработки технологии изготовления подручного средства мы можем назвать Событием-11 в общей 3-х событийной методологии возникновения новизны (см. Рис. 2). И единственно кто причастен к этому процессу так это креативно мыслящий человек. На этом его миссия заканчивается.

Что же касается замыкающего события, События-111, когда в социуме осуществляется новый род деятельности по производству нового вида Продукции (с помощью подручного средства), то оно (производство) уже может осуществляться любым членом данного сообщества, обученным этому. Как, положим, учитель, излагая то, что он знает, будет осуществлять распространение знания среди аудитории его учеников с помощью такого ранее изобретенного подручного средства как кусочек мела.

Как видим, возникновение нового рода деятельности в социуме является самым заметным критерием того, что этому предшествовало Событие возникновения идеи и раскрытия ее смысла. Если возникла такая деятельность, значит, была и идея, по «наводке» смысла которой сначала было сформировано в нашем уме искомое сущее, потом по его образцу изготовлено подручное средство, а уже затем с помощью последнего налажено производство в социуме нового вида Продукции. Если же нет такой деятельности, значит, не было и идеи. Возьмем хотя бы саму идею социума, осуществленную совместными усилиями Природы, наделившей человека способностью генерировать идеи, и самого человека, «согласившегося» стать Подручным Средством у социума, должного находиться в перманентном состоянии обновления, обеспечиваемого человеком. В этой природной идее есть и Подручное Средство (человек продуктивно-мыслящий), есть и новый род деятельности в виде формирования социума и поддержания его в должном состоянии, есть и Продукция в виде притока новизны, за счет которого социум находится в надлежащей форме.

Но свидетельством того, что критерием возникновения новизны по «наводке» смысла идеи может быть не только появление нового рода деятельности в социуме, но и обнаружение в нем нового подручного средства, поскольку оно – следствие возникновения смысла идеи. И если мы будем двигаться вспять, то, в конечном счете, причиной возникновения этого смысла «обнаружим» зарождение и созревание в социуме Необходимости в этом смысле. Но этого зарождения и созревания нам не дано заметить – мы можем его заметить и ощутить только в виде какого-либо материально воздействующего на нас негативного фактора: лишенности, неудовлетворенности, недостаточности и т. д.

Часть 11. Бытийно-историческое мышление Хайдеггера и методология возникновения новизны

Мы пьем из чаши бытия

С закрытыми очами,

Златые омочив края

Своими же слезами.

Когда же с глаз завеса упадает

И все, что обольщало нас

С завесой исчезает,

Мы видим, что пуста

Была златая чаша,

Что в ней напиток был – мечта,

И чаша та не наша.

Лермонтов

1. Наши исходные положения

В качестве исходных принимаем следующие положения.

1. Все сущностные изменения, которые происходят как в Мире, вообще, так и в социуме, в частности, направлены на достижение одной лишь цели: привнесение новизны того или иного вида в те или иные структуры как Мира, так и общества. Без изменений, обеспечиваемых притоком новизны, не может существовать ни то, ни другое.

2. Социум – живое видообразование Природы, возникшее путем приобретения человекоподобным(-образным) существом свойства (способности) генерировать новые идеи. Следствием обретения этого свойства стала назначенность – самим Бытием – человека, продуктивно чувствующего и мыслящего быть Подручным Средством у социума, обеспечивающим ему постоянный приток новизны в его структуры, а значит, и возможность функционирования в пространстве-времени своего существования.

3. Следует различать:

– во-первых, социум сам по себе как континуум (Хаос) спонтанно взаимодействующих вещей, явлений, закономерностей, случайностей, народа и т. д., где человек выступает на роли вещи, наряду (и наравне) с множеством других вещей, взаимодействующих между собой случайным (хаотичным) образом;

– а во-вторых, социум как таковой (или просто – социум), в котором человек выступает как разумное существо, осознающее свое положение в качестве существа – Подручного Средства, обеспечивающего этот социум «продуктом питания», а именно, новизной в виде все новых и новых идей.

4. Человек разумный может выступать в социуме:

– во-первых, как обыкновенно (обыденно) существующее существо (даз Ман, по Хайдеггеру);

– а во-вторых, как существо, продуктивно чувствующее и мыслящее, то есть, во-первых, воспринимающее запросы социума самого по себе в обновлении своих собственных структур, а во вторых, генерирующее новые идеи, и обеспечивающее тем самым социум только ему свойственным «продуктом питания» – новизной;

5. Бытие – это процесс возникновения новизны.

Что касается социума в целом, то этот процесс подразделяется на два (причинно-следственных) взаимосвязанных между собой и следующих один за другим этапа:

– во-первых, это Бытие (с заглавной буквы) социума самого по себе, генерирующего нужды (по Хайдеггеру, а по нашему, Необходимости) в притоке новизны в свои собственные структуры;

– а во-вторых, бытие (с прописной буквы) человека, продуктивно чувствующего и мыслящего, то есть создающего идеи толи по запросу социума самого по себе, толи «по запросу» своих собственных меркантильных интересов.

Причем переход между (соци-умным) Бытием и бытием человеческим осуществляется единственным образом: через создание нужды (Необходимости) в новизне, воздействующей на чувства и на ум (интеллект) продуктивно чувствующего и мыслящего человека посредством какого-либо негативного фактора: лишенности в чем-то, недостаточности чего-то, неудобства пользования чем-либо и т. д.

6. Человек разумный как существо, продуктивно чувствующее и мыслящее, то есть единственно способное создавать новизну в виде идей, является «слугой двух господ»:

– во-первых, социума самого по себе, – генерирующего Необходимости (нужды) в притоке новизны в свои собственные структуры, – создавая новизну по запросу этого социума;

– а во-вторых, руководствующегося своими собственными меркантильными (эгоистическими, корпоративными, коррупционными, ресентиментными и др.) интересами, то есть создающего новизну (в виде все тех же идей), но для самого себя и своего ближнего окружения, а зачастую, вразрез с нуждами социума самого по себе.

7. Истина и идея взаимотождественны между собой: истина – это раскрытый и оформленный смысл идеи, из которого можно получить новое сущее.

В тексте ниже мы попытаемся,

– во-первых, утвердиться в изложенных выше положениях;

– во-вторых, развить эти положения до удобопонимаемых смыслов;

– и в-третьих, найти точки соприкосновения этих положений с бытийно-историческим мышлением Хайдеггера и выйти на общую методологию возникновения новизны, такую методологию, которая обеспечивалась бы не только мышлением продуктивно чувствующего и мыслящего человека, но и «мышлением» соци-ума (соци-умным мышлением).

Для этого в разделе 2 мы рассмотрим причину того, почему бытийно-историческое мышление Хайдеггера столь обильно вопросами, касающимися истины и Бытия. В разделе 3 нам придется более пристально вникнуть в сам вопрос об истине и о Бытии – что имел в виду Хайдеггер, когда оперировал этими словами-понятиями. В разделе 4 мы попытаемся разграничить двойственную сущность человека на того, кто должен удовлетворять нужды социума самого по себе и на того, кто служит своим собственным меркантильным интересам. И в разделе 5 рассмотрим те События, которые мы могли бы отнести к событиям историческим (а не историографическим, по Хайдеггеру).

2. Причина столь обильного бытийно-исторического мышленния-вопрошания Хайдеггера. Интуиция и инсайт («озарение»).

Как видно из изложенного в Части 1, вопрос бытия человека как возникновения Новизны самой по себе – посредством генерирования все новых и новых идей – изложен нами в явном виде, особенно, что касается конца События-1 и всего цикла События-11. В то время как Хайдеггером

– как вопрос Бытия, то есть возникновения того, чем бытийствует социум,

– так и вопрос человеческого бытия,

как я полагаю, излагаются в неявном виде, поскольку им не обнаружен главный момент и главный атрибут возникновения новизны, а именно, то исходное начало, из чего «вышелушиваются» как новизна сама по себе, – в виде смысла идеи, – так и все последствия раскрытия этого смысла.

Как мы теперь понимаем, новизна может явиться никак не иначе, как только в виде смысла идеи, составляющими структурными элементами которого (смысла) является вполне определенный комплекс сущих, находящихся в оригинальных взаимосвязях между собой. Но смысл идеи не есть нечто идеальное, витающее в занебесье, подобно платоновским идеям. Смысл идеи вполне конкретен, потому что в нем заложен определенный порядок, а именно, заложена методология:

– нахождения идеальной формы искомого сущего,

– формирования материального образца – подручного средства

– и использования последнего в изготовлении необходимой для социума Продукции.

В противном же случае, если не обнаружен структурно-функциональный состав идеи, то непонятным становится, откуда возникает смысл идеи, что он собой представляет и для чего он предназначен.

Так почему же я полагаю, что Хайдеггер излагает вопрос бытийно-исторического мышления в неявном виде? Да только потому, что в этом вопросе он руководствуется, в основном, своими интуициями в тех или иных направлениях разрешения «основного вопроса», а именно, вопроса, на каком основании возникает то или иное сущее.

Но что такое интуиция? И чем она отличается от инсайтно явленного смысла идеи в наше сознание?

Дело в том, что инсайт предоставляет в наше распоряжение весь комплекс сущих, взаимосвязанных между собой и образующих то, что мы называем смыслом идеи. Интуиция же схватывает лишь отдельные взаимосвязи между теми или иными сущими, возможно, принадлежащими комплексу сущих всей идеи. Так, например, в разобранной нами в Части 1 идее кусочка мела мы можем обнаружить ее смысл, только в том случае, если взаимно свяжем весь комплекс сущих: человека-учителя, письменность, аудиторию учеников, и доску. Но если мы, положим, взаимосвязали только такие сущие как учитель, аудиторию его учеников и доску, но не учли фактор письменности, способной транслировать смыслы на расстояния и во времени, то мы уже не получим смысла идеи и не извлечем из него такого подручного средства как кусочек мела. Смысл имеет комплексную структуру, и если эта структура не обладает полнотой, целостностью, то и смысл не может быть создан.

Что же касается интуитивной мысли, то ей всегда не хватает чего-то весьма существенного, она не доукомплектована до полного комплекса сущих. А потому, она всегда не-до-мысль, мысль не законченная в своей целостности. Спрашивается, почему? Да только потому, что ее нельзя развернуть в полноценную мысль и извлечь из нее, в первую очередь, искомое сущее, материализация которого позволила бы нам создать подручное средство, а затем, с помощью последнего изготавливать ранее затребованную социумом Продукцию. Можно сказать, что интуитивная мысль – это кокон, в котором еще нет ни гусеницы, ни тем более, бабочки. И вообще, можно сказать, что при интуитивном познании обнаруживается, – а при попытке выразить интуицию демонстрируется, – всего лишь «одеяние» мысли, а не сама ее суть, не сама сердцевина.

Интуитивная мысль может натолкнуть нас на другие, с ней сопряженные или от нее отдаленные мысли, но она не может быть развернута в своей сути, как это случается с инсайтной идеей-мыслью.

Как видим, главным «недостатком» интуитивной мысли является то, что ее нельзя развернуть в полноценный смысл и увидеть, в первую очередь, лакуну в комплексе сущих, которую можно сформировать в виде искомого сущего. Этим она отличается от мысли инсайтно явленной в своем полноценном виде.

Но есть еще одно, как мы указывали ранее, весьма существенное феноменальное различие между интуицией и инсайтом. И заключается оно в том, что мы испытываем более интенсивное чувство интеллектуального удовольствия от прихода инсайтной мысли, чем от мысли интуитивной. А происходит это потому, что первая предстает в нашем сознании в целостном своем виде, в виде полноценной и сразу воспринимаемой (и понимаемой) нами идеи-новизны, вторая – в виде «усеченном», недоукомплектованном, а потому и сокрытом в своем смысле. Да к тому же инсайт сопровождается, кроме испытания достаточно интенсивного интеллектуального чувства удовольствия от новизны внове явленного смысла, чувством удивления от внезапности его явления и чувством уверенности в надежности и единственности этого смысла. В то время как в случае интуитивной мысли эти чувства сильно сглажены, вплоть до едва заметности – нас не охватывает внезапно наступающее чувство эйфория от явления интуитивной мысли.

То, что Хайдеггер достаточно ясно понимал «незавершенность» (интуитивность) своего бытийно-исторического мышления-вопрошания изложено им в следующем тексте.

«Как получается, что в подлинном мышлении, которое ведь «является» истиной Бытия, от него происходит, в ее сущности пытается найти основу, существенные шаги часто во всем бывают подготовлены и все же не совершаются? Кроется ли причина этого в сущности человека, в том, что он никогда не может быть пере-мещен в Da-sein, так чтобы он стал им самим, что он скорее всегда, самое большее, может стать настойчивым в Da-sein, да и то лишь редко?». (ЧТ, 3, 248).

Попытаемся разобраться в основных положениях приведенного текста.

Почему так получается? Почему «существенные шаги … бывают подготовлены и все же не совершаются»? Скорее всего, потому, что все заканчивается на интуитивном уровне восприятия отдельных элементов предполагаемой идеи – как это и случилось у самого Хайдеггера. То есть, обнаружены взаимосвязи всего лишь между некоторыми сущими и не представляется возможным взаимосвязать в единое целое весь относящийся к данному вопросу комплекс сущих, то есть связать в идею, из смысла которой уже можно получить и искомое сущее, и подручное средство, и Продукцию. А основным вопросом, которым было озабочено бытийно-историческое мышление Хайдеггера, был вопрос об истине Бытия, вопрос, на какой основе возникает новое сущее?

Что же касается фразы «стать настойчивым в Да-зайн», то она означает, скорее всего: стать способным – в результате многочисленных предварительных попыток решения какой-либо проблемы на этапе рефлексии-1 – добиться инсайтного ее разрешения, которое не может быть не истинным, а всегда есть истина в силу нейронного (бессознательного, а не логического) способа ее решения. Потому что в ее разрешении принимало участие наше бессознательное в виде комплексного взаимодействия нейронов нашего мозга и спонтанной их самоорганизации в некий комплекс, именуемый нами, – по мере проявления его на уровне нашего сознания, – как смысл новой идеи. Иначе говоря, принимало участие само Бытие.

Как видим, попадание в Да-зайн, по-нашему, означает не что иное, как спонтанное явление в наше сознание сгустка смысла идеи, того смысла, суть которого мы должны:

– во-первых, развернуть до состояния мысли,

– во-вторых, обнаружить лакуну в цепочке самого комплекса,

– в-третьих, заполнить эту лакуну внове сформированным нами (в нашем уме) идеальным искомым сущим,

– в-четвертых, по образцу последнего (и по определенной технологии) изготовить материальное его воплощение в виде подручного средства,

– и только в-пятых, с помощью этого средства мы можем изготавливать в социуме Продукцию какого-либо нового вида, ту Продукцию, которая ранее, в процессе События-1 была запрошена этим социумом.

(Получается, что одно только попадание в Да-зайн влечет за собой цепочку последовательных событий, – по-нашему, этапов методологии возникновения новизны – состоящую, по крайней мере, как минимум, из пяти непосредственно между собой взаимосвязанных звеньев, ни одно из которых не может быть ни исключено, ни заменено на что-либо другое. И в этом мы видим еще одну точку соприкосновения методологии возникновения новизны с бытийно-историческим мышлением Хайдеггера).

Кроме того, перемещение в Да-зайн означает: внезапно оказаться в состоянии быть ударенным молнией прозрения, то есть спонтанным явлением в наше сознание (из бессознательного) смысла совершенно новой для нас идеи.

Вот этого-то – быть ударенным молнией прозрения – как раз и не хватает при интуитивном мышлении.

А вот еще одно место (текст), где у Хайдеггера в «явном» виде говорится об инсайтной идее, но словами, которыми характеризуется интуитивный подход к самой ее сути.

«Чистая случайность, которая мимоходом даруется самому мыслителю, хотя он не вправе ничего иметь для себя, есть познание того, как в его говорении несказанное становится явным и все его говорение пронизано скрытыми связями. Эта случайность передается в принадлежность к Бытию». (ЧТ, 3, 268).

1. Как видим, и «чистая случайность», и «мимоходом даруется», и «несказанное становится явным», и скрытость связей – все это говорит только (лишь) о том, что имеется в виду инсайтно явленный смысл идеи. И ведь действительно, «случайность» явления смысла идеи в наше сознание принимается нами как дар, неизвестно откуда взявшийся, да к тому же, предъявленный нам в своем явном виде, то есть в виде достаточно ясного понимания самого смысла идеи. Что же касается «скрытых связей», то эти связи «скрыты» потому, что в случае спонтанного явления идеи в наше сознание мы не анализирует, – нам не до этого – что с чем соединено во внове явленном комплексе сущих, а принимаем в расчет только сам смысл, который нам надо немедленно раскрыть и получить из него недостающее идеальное искомое сущее, материализуемое далее нами в подручное средство. Правда, справедливости ради, следует заметить, что то, что «мимоходом даруется», даруется не каждому мыслителю, а только тому, кто уже подготовлен для восприятия даруемого, то есть смысла идеи. И это вовсе не «чистая случайность», а, выражаясь термином Хайдеггера, «стражничество» в виде уловления человеком тех вопросов («нужд»), которые исходят от социума самого по себе.

2. Что же касается смысла фразы «несказанное становится явным», то, действительно, когда в наше сознание проникает идея, то создается впечатление, что смысл ее – в явном виде – явился внезапно и «ниоткуда». Почему так получается? Да потому, что, во-первых, наше логическое мышление на этапе рефлексии-1, как правило, не выдает нам какого-либо ощутимого результата, который бы нами запомнился, а во-вторых, потому, что наша рефлексия-1 отдалена от акта (мгновения) инсайта фазой инкубационного созревания смысла идеи в нашем бессознательном. И эта фаза может длиться достаточно долго – так долго, что мы забываем, какими сущими, мы оперировали ранее на этапе рефлексии-1. Именно поэтому создается впечатление случайности, неподготовленности (ранее «несказанное») явления смысла идеи, того смысла, который мы достаточно ясно и моментально понимаем, а потому можем раскрыть и выявить, в первую очередь, идеальную форму искомого сущего.

3. Более того, в этой цитате нам бы хотелось обратить внимание на знаменательную фразу о том, что мыслитель «не вправе ничего иметь для себя». О чем она нам вещает? Скорее всего, о том, что мыслитель является всего лишь орудием «мышления» соци-ума самого по себе – то, что он измышляет должно пойти на благо самого социума, а не на потребу меркантильных интересов человека. А на благо ему может пойти лишь одно – приток генерируемой новизны в его структуры. Именно для обеспечения этого притока самой Природой предназначен человек, должный быть Подручным Средством у социума, согласно самой идее социума (см. Часть 1).

А вот каким образом Хайдеггер мыслит само «озарение» как момент явления смысла идеи в наше сознание. Приводим в отрывках этот текст.

«…перенесем взгляд только туда, где мыслится, а значит, вопрошается сущностное… Озарения, создающие просвет, который существует, кажется, почти без всякой основы …. Почему эти просветы остаются столь же далекими, сколь редко они открываются? Они представляют собой скрытые мостики, на которых встречаются боги и люди, обращенные друг к другу в нужде Бытия, вы-рываясь силой (…) в раскрытие своей сущности; встреча в просвете, который есть само Бытие, промеряет его (Бытия) без-донность и сохраняет его в его богатейшем одиночестве». (ЧТ, 2, 353 и далее).

Конечно же, каждому из нас известны такие спонтанно возникающие «просветы», которые озаряют наш ум, казалось бы, «почти без всякой основы» и без причины. Известно нам и то, насколько редко мы удостаиваемся чести быть озаренными их светом-просветом. Более того, в эти моменты – как бы исподволь – нам самим раскрывается сама наша сущность, заключающаяся в генерировании той новизны, которая необходима социуму. Условием же этого, конечно же, является то, что человек должен находиться в (отношениях) Подручности у социума, а не у самого себя. Он должен быть настроен на «стражничество», то есть на уловление тех тенденций в развитии общества, которые только еще нарождаются, и едва только проявляются в воздействии на нас каких-либо негативных факторов.

Главное здесь, – и об этом более подробно в подразделе 3 – различать то, что исходит от социума самого по себе как природного видообразования живой Природы, а что исходит из меркантильных интересов самого человека, озабоченного благоустройством собственного существования, но в ущерб существованию социума как среды обитания человека разумного. (Вспоминается шекспировское: «Кукушка воробью пробила темя / За то, что он кормил ее все время»). Оба этих существования должны находиться в хотя бы относительной гармонии между собой, в той гармонии, в которой находились Природа и ее видообразования в отсутствии негативности воздействия техногенной среды. Последняя – главный источник диссонанса между Природой и человеком, создавшим ее, как правило, в угоду себе. Но это угождение себе постепенно, на наших глазах, превращается в настоящее бедствие, как в личностном плане, так и в плане общественном, глобальном.

Более того, Хайдеггер приравнивает само понимание к озарению, а значит, и к инсайту. Причем, и то и другое он не мыслит в отрыве от а-летейи как не-сокрытости-истины, то есть от того, что ранее, будучи сокрытым, вдруг выходит (как озарение) из сокрытости в не-сокрытость. И свою вопросительную мысль он как бы подтверждает восклицательным знаком.

«Адекватность

Понимание

Озарение

как без αληθεια!? (ЧТ, 2, 312).

К тому же напомним еще раз: явление интуиции в наше сознание не сопровождается – как это происходит при акте озарения (прозрения, инсайта) – возникновением описанных нами ранее интеллектуальных ощущений: удовольствия от понимания внове явленного смысла, удивления от внезапности его явления и уверенности в надежности и единственности последнего. И этого не происходит только потому, что интуиция не раскрываема в своем смысле, то есть из нее мы не можем получить ни искомого сущего, ни подручного средства, ни, тем более, Продукции. И эти два обстоятельства – не раскрываемость и отсутствие ярко выраженных интеллектуальных ощущений – являются главными отличительными свойствами интуиции от инсайтно явленного смысла идеи.

Как видим, бытийно-историческое мышление Хайдеггера как вопрошание столь обильно вопросами не столько потому, что перед ним слишком много вопросов, – перед ним всего лишь один вопрос: вопрос об истине Бытия – сколько потому, что ему не видятся в достаточно ясном свете («просвете») ответы на три главных вопроса:

– во-первых, в чем смысл тех событий, которые определяют ход истории? (По нашему: смысл в том, чтобы постоянно подпитывать социум той новизной, которая ему необходима для его нормального функционирования). (Вот это подпитывание и есть само Бытие).

– во-вторых, каким образом возникают эти события? (По нашему: они возникают при совместно-разделенным Бытии социума, генерирующего Необходимости (нужды) в новизне (Событие-1) и бытии человека продуктивно мыслящего (Событие-11), создающего идеи, то есть ту новизну, которая затребована самим социумом).

– и в-третьих, каким образом осуществляется удовлетворение потребностей социума самого по себе в притоке той новизны, которая ему так необходима. (По нашему: он удовлетворяется посредством генерирования человеком продуктивно мыслящим тех идей, которые бы осуществляли приток новизны в его структуры (по требованию самого социума, генерирующего нужды в обновлении)).

Ведь методология разрешения этих вопросов зависит не столько от того, как осуществляет свое бытие («вот-бытие», по Хайдеггеру) сам человек, мышление которого можно проанализировать и получить ответы на некоторые вопросы, сколько от того, как осуществляет свое «мышление»-Бытие («бытiе», Seyn) социум сам по себе, человек в котором выступает как вещь, наряду (и наравне) с бесчисленным количеством взаимодействующих между собой вещей. (Вопрос: человек как вещь выступает как мыслящая вещь, или не мыслящая?). Ведь именно это взаимодействие вещей, явлений и закономерностей, народа и т. д. приводит, в конечном счете, к возникновению Необходимости (нужды) в новизне того или иного, затребываемого социумом вида. И это возникновение нужды в притоке новизны является конечным пунктом Бытия (социума самого по себе), началом которого было зарождение и созревание этой Необходимости в процессе События-1.

Вот этот промежуток между началом и концом События-1 является самым таинственным процессом, в котором человек – как разумное существо, осознающее и анализирующее то, что происходит вокруг него, – не участвует: он всего лишь «бездумная» вещь, наряду и наравне с остальными вещами, явлениями, закономерностями, народом и т. д.

Получается довольно-таки странная картина: в начале События-11, – а вернее, на границе Событий-1 и -11 – он, человек, продуктивно чувствующий и мыслящий, получает в свое распоряжение незнамо откуда явившийся результат неизвестно как проделанной работы социума самого по себе за весь период События-1. А получает он нужду (Необходимость) в обновлении (структур социума), проявленную в виде какого-либо воздействующего на его чувства и ум негативного фактора: лишенности в чем-то, недостаточности чего-то, неудобства пользования чем-либо и т. д.

Именно этот промежуток – и все, что с ним связано! – является предметом интереса бытийно-исторического мышления Хайдеггера после «поворота», то есть при написании «Черных тетрадей» и «К философии. (О событии)».

Далее переходим к более конкретному и подробному рассмотрению вопросов бытийно-исторического мышления Хайдеггера.

3. Бытие, истина и истина Бытия, по Хайдеггеру

3.1. Что такое истина?

Если мы зададимся, в общем-то, бессмысленным вопросом, что главнее – истина или Бытие, то ответом была бы истина, как та новизна, которой «питается» социум сам по себе, и без притока которой существование социума просто невозможно.

Но эта новизна:

– во-первых, каким-то образом должна быть получена, то есть должна быть получена в каком-либо процессе;

– во-вторых, она должна быть получена – в обязательном порядке! – посредством осуществления какой-либо методологии, потому что без методологии что-либо существенное («сущностное») возникнуть не может, а тем более, не может возникнуть такой фундаментальный «объект» как новизна, то есть такой «объект», возникновение которого лежит в основании и Мира (Вселенной), и живой Природы, и социума, и человека разумного;

– и, в третьих, она должна быть получена в каком-либо виде, в том виде, который бы непременным образом удовлетворял запрос самого социума.

Так вот, попытаемся сразу же достаточно кратко ответить на три этих вопроса.

Во-первых, как мы понимаем, процессом получения новизны, то есть того, чего не было ранее в арсенале существования социума, является Бытие как таковое.

Во-вторых, методология получения новизны в социуме состоит из двух этапов:

– этап Бытия социума самого по себе (Событие-1), в процессе которого формируется нужда (Необходимость) в новизне того или иного вида;

– и этап бытия человека, продуктивно чувствующего и мыслящего (Событие-11), в ходе которого нужда социума воспринимается этим человеком и разрешается путем создания идеи с последующим раскрытием ее смысла.

И ответ на третий вопрос: эта новизна – в процессе раскрытия смысла идеи – может быть получена, в конечном счете, в виде подручного средства и Продукции, изготавливаемой с помощью этого средства на этапе События-111.

Так что мы видим бессмысленность изначально заданного нами вопроса: ни Бытие, ни истина не являются главными – главным является нерасторжимость их союза: Бытие (бытие) – это процесс возникновения новизны того или иного вида; истина – результат этого процесса. Одно без другого невозможно, как невозможен процесс видообразования (Бытия) в Природе без появления какого-либо нового вида живого существа (сущего). И только из идеи (истины) мы можем получить то или иное сущее путем раскрытия смысла этой идеи и получения вида (формы) искомого сущего, материализуемого далее в подручное средство.

Вот почему вполне обоснованным было бы заключить, что Бытие первично, истина вторична, а сущее третично. Получается что истина – посредник между Бытием и сущим. И отсюда же мы видим, что сущее принципиальным образом отделено от Бытия через «пространство» истины. Потому что только из идеи-истины может быть получено то или иное новое сущее.

Именно поэтому, по Хайдеггеру, оно, сущее, никоим образом не может быть получено ни непосредственно из Бытия, ни из какого-либо другого сущего – оно может быть получено только из истины, изошедшей из Бытия, из истины Бытия. В подтверждение вышеизложенного приведем две цитаты.

«Бытие никогда нельзя объяснить исходя из сущего, а сущее также никогда не является «действием Бытия». Бытие необъяснимо и лишено действия – знание этого относится к началу мышления». (ЧТ, 2, 337).

«Сущее мы никаким образом не можем схватить через объяснение и выведение из другого сущего. Его следует лишь знать из его основывания в истине бытiя». (ФС, 298).

Из этого нам становится вполне понятным, почему Хайдеггер так упорно настаивал на онтологическом различении. Потому что ни Бытие несводимо к сущему, ни сущее никоим образом невозможно получить из Бытия. И причиной столь принципиального различения между ними стало наличие истины, которая, с одной стороны, производна из Бытия, а с другой стороны, только из нее, из истины (идеи), может быть получено новое сущее. Утрируя изложенное, можно сказать, что Истина – это то, чем заканчивается Бытие, и одновременно то, с чего начинается сущее, потому что только раскрытие и оформление смысла идеи-истины дает нам возможность создать новое сущее.

А теперь снова переходим к методологии возникновения новизны. Сразу же заметим, что методологию возникновения идеи-новизны-истины в интеллекте человека (Событие-11), можно сказать, мы раскрыли (в Части 1), но мы абсолютно ничего не знаем о том, какова методология возникновения (в самом социуме) такого вида новизны, как нужда (Необходимость) в ней (Событие-1), в новизне того или иного конкретного вида. (И мы даже не знаем, есть ли какая-либо аналогия в возникновении этих двух видов новизны). Ведь именно эта нужда призвана к тому, чтобы вынудить человека, продуктивно чувствующего и мыслящего к тому, чтобы разрешить проблему, возникшую в социуме самом по себе путем создания идеи, раскрытия ее смысла и формирования, в конечном счете, подручного средства, с помощью которого можно было бы изготавливать в этом социуме Продукцию совершенно нового вида.

Как видим, целостная (единая) методология возникновения новизны в социуме имеет двухступенчатый характер: на одной из них (первой) должна возникнуть новизна такого вида как нужда в самой новизне, в то время как на второй ступени должна возникнуть сама новизна в своем «чистом» виде, в виде подручного средства и Продукции. Причем, к возникновению новизны первого вида (нужды) человек как продуктивно мыслящее и сознающее существо не имеет никакого отношения, в то время как возникновение второго вида новизны находится в полнейшей компетенции этого человека. Не будь его, никакая нужда (Необходимость) социума в новизне не могла бы быть реализована.

А теперь переходим к более детальному рассмотрению процесса возникновения новизны.

Сначала заметим следующее: в процессе нашего собственного, человеческого бытия мы «питаем» социум той новизной, на создание которой способны сами. Потому что у соци-ума самого по себе нет «ума» на то, чтобы непосредственно создавать нужную ему новизну – подручные средства и Продукцию – собственными силами. Но у него достает «Ума» на то, чтобы «вовлечь» в эту миссию человека продуктивно чувствующего и мыслящего. А вот для осуществления этого действа, действа вовлечения, соци-ум должен, прежде всего, – то есть до начала продуктивного мышления (бытия) человека, – сгенерировать свою собственную соци-умную новизну, можно сказать, новизну отрицательного (негативного, принуждающего) вида: а именно, Необходимость (нужду) в новизне, которая является переходным звеном между Бытием социума самого по себе и бытием человека. Вот только после обнаружения (и восприятия) этой нужды человек вынужден будет обратить внимание на запрос самого социума. Но, опять же, поскольку человек не способен воспринять того, чего еще нет, – а нет еще (положительной) новизны – то эта Необходимость должна сначала проявить себя (конец События-1) – как проявляется негатив фотопленки в позитив – в виде каких-либо, указанных нами ранее негативных факторов. Вот эти факторы, как мы покажем далее, и являются той эстафетой, которая передается с уровня Бытия социума (конец События-1) на уровень следующего за ним бытия человека (начало События-11).

Хайдеггеровское «стражничество» человека в том и заключается, чтобы быть готовым воспринять результат проделанной в прошлом работы социума самого по себе (Событие-1), в том «прошлом», в котором человек как разумное существо не принимал участия – проявлял себя только социум сам по себе. И результатом этого проявления стало возникновение нужды (Необходимости) в притоке новизны в те или иные свои структуры. Но человек должен не только воспринять результат работы социума, но и адекватным образом ответить на его запрос, создав ту идею, которая привнесет в социум затребованную им новизну.

Продолжим далее. Как мы показали в Части 1, истина кардинальным образом может быть заключена только в смысле спонтанно явленной в наше сознание – из бессознательного – идеи. Спонтанность явления этого смысла есть природный процесс стихийной самоорганизации нейронной материи (т. е. нейронов) нашего мозга. И не логика в виде логического – последовательного от причины к следствию – мышления непосредственно организует соединение нейронов в некий ансамбль, наподобие самоорганизованных ячеек Бенара. Логика действует опосредовано, через процесс рефлексии-1, в ходе которого происходит собирание и взаимосочетание определенного комплекса сущих в предполагаемый ансамбль идеи. Окончательную комплектацию сущих на этапе инкубационного созревания смысла самой идеи осуществляет наше бессознательное, то есть само Бытие. (Именно поэтому явление смысла идеи столь неожиданно для нашего сознания). То есть логика опосредовано подготавливает то, что в акте инсайтного явления смысла идеи оказывается именно этим смыслом, который в процессе Бытия социума самого по себе, затребован этим социумом.

(Кстати сказать, сопоставляя процесс спонтанного образования ячеек Бенара с процессом спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга в «ансамбль идеи», мы можем увидеть достаточно прозрачную аналогию между ними. И действительно, как интенсификация подвода тепла к жидкости способна привести к акту бифуркации и к самоорганизации потоков жидкости в ячейки Бенара, так и интенсификация логического мышления способна привести к акту бифуркации и спонтанной самоорганизации нейронов нашего мозга в тот ансамбль нейронов, проявление которого на уровне нашего сознания мы воспринимаем как внове явленный смысл идеи. Поэтому можно сказать, что только интенсификация процесса нашего логического мышления способна «разогреть» («раскачать») наши нейроны до такой степени флуктуирования, которая может закончиться актом бифуркации и образованием того, что впоследствии, на уровне сознания, окажется смыслом идеи. А потому вряд ли стоит полагать, – как это иногда проскальзывает у Хайдеггера, – что возникновение истины может произойти на неподготовленной для этого почве интенсивного логического вопрошания. (См. об этом ниже в п. 3. 4). Хотя, справедливости ради, не надо отрицать и того, что он постоянно настаивает на нашей настойчивости в Da–sein, что означает, в настойчивости вопрошания посредством логического мышления).

Так что истина, истинное (как смысл идеи) может возникнуть только в результате материального взаимодействия нейронов нашего мозга. (Так и в Природе (как и во Вселенной, и в социуме): только материальное взаимодействие объектов способно привести к возникновению чего-либо нового. Идеальное же в случае, положим, социума в целом должно находиться на подхвате у материального для того, чтобы всего лишь раскрыть и оформить сущность материального взаимодействия). Причем это взаимодействие в обязательном порядке должно иметь своим результатом спонтанную самоорганизацию частичек (нейронов) этой материи. (Смотри текст в Части 1 о нейрофизиологических экспериментах С. Деана). Задача же логического мышления только лишь в том, чтобы «раскачать» – на этапе рефлексии-1 – возбудимость нейронов до такой степени флуктуирования, чтобы произошел акт бифуркации (инсайт, озарение), то есть акт спонтанной самоорганизации этих нейронов в некий комплекс, «представителем» которого в нашем сознании окажется смысл идеи, то есть сама истина-новизна.

Но дело этим не заканчивается: в обязательном порядке мы должны раскрыть, развернуть этот смысл, то есть узнать, из комплекса каких сущих он состоит, и в каких взаимосвязях находятся последние. А вот результатом раскрытия этого смысла на этапе События-11 – (в процессе рефлексии-11) – является то, что нами в этом комплексе обнаруживается лакуна, то есть недостача еще одного, самого главного, а именно, искомого сущего, вид которого мы должны сформировать в своем уме и по идеальному его образцу – и по определенной технологии – изготовить материальное подручное средство, с помощью которого в дальнейшем в социуме (уже на этапе События-111) будет изготавливаться Продукция совершенно нового вида, того вида, который ранее, на этапе События-1, был затребован самим социумом.

Это мы изложили вопрос обнаружения («создания») истины в процессе нашего, человеческого бытия. Теперь же нам предстоит понять, в каком виде истина представлялась Хайдеггеру.

А для этого попытаемся в «намеках» Хайдеггера усмотреть моменты возникновения сущего и то, каким образом это сущее появляется. И параллельно с этим будем сопоставлять эти моменты с отдельными этапами нашей методологии возникновения новизны. Это, конечно же, тексты об истине (Бытия), о просвете, о само-сокрытии, о событии, об основании и т. д. (Не скрою, в нижеприведенном сопоставлении бытийно-исторического мышления Хайдеггера с методологией возникновения новизны я попытался проследить (а то и угадать) в вопрошании Хайдеггера те этапы и элементы нашей методологии продуктивного мышления, которые ранее были изложены мной в разделах Части 1).

Начнем с того, откуда, по Хайдеггеру, исходит истина и где находится ее основание.

«Вопрос об истине – это вопрос о сутствии истины. Сама эта истина – это то, в чем истинное имеет свое основание.

Основание здесь: 1. то, что сокрыто, куда сохранено;

2. благотворя чему вы-нуждено;

3. из чего вос-стает.

Истинное: что находится в истине и таким образом становится сущим и не-сущим.

Истина: просвет для сокрытия…..». (ФС, 429).

Из этого текста мы видим, что истинное (истины) запрятано в основании, в самой «без-дне», в самом «ис-токе» (а по-нашему, в Хаосе соци-умных процессов), где оно не только «сокрыто» от нас, но и «сохранено». Именно из этого основания оно «вос-стает» – то есть спонтанно возникает – и «становится сущим или не-сущим» А где, спрашивается, запрятано от нас истинное, генерируемое в процессе бытия человека, как не в смысле внове явленной в наше сознание идеи, явленной в акте озарения, инсайта? Ведь именно из этого смысла как «основания» мы получаем – в результате раскрытия смысла этой идеи – и «сущие», и «не-сущие», то есть получаем и искомое сущее (подручное средство), и те остальные «не-сущие», которыевходили в комплектацию данной идеи, то есть исходные сущие. причастные к созданию самого комплекса сущих в целом, самой идеи.

алее попытаемся понять, что, по Хайдеггеру, означает «просвет» и «само-сокрытие». Вот что он пишет в следующем пункте 221:

«Истина: просвет для само-сокрытия (т. е. событие; промедлительный отказ как созревание, плод и одаривание). Но истина не просто просвет, а как раз просвет для само-сокрытия». (Там же).

Иначе говоря, «просвет» – это миг самого явления смысла идеи, еще не облаченного в какое-либо словесное одеяние, поскольку этот смысл еще не раскрыт, и нам пока не известно, какие сущие входят в комплектацию идеи и в каких взаимосвязях они находятся между собой.

Но спрашивается, почему «истина не просто просвет, а как раз просвет для само-сокрытия»? А вот на этот, казалось бы, сложный, можно сказать, заковыристый вопрос ответить проще простого. Любому (каждому) из нас, кому идеи приходили в сознание в акте инсайтного их явления, известно следующее: фундаментальным свойством этого спонтанно явленного (голого) смысла является то, что он способен забываться («скрываться») вплоть до тех пор, пока мы не раскроем этот смысл и не облачим его в слова и выражения, то есть не оформим в те знаки, которые мы можем поместить в нашу память. Дело в том, что в нашем сознании нет долговременной памяти для «голого» внове явленного смысла идеи – есть только краткосрочная память, во временном «пространстве» которой этот смысл все время (постоянно) должен находиться под «прицелом» нашего сосредоточенного внимания. Только в этом случае мы можем раскрыть «голый» смысл нашей идеи, то есть развернуть его на отдельные сущие в их взаимосвязях друг с другом. А вот наименования этих сущих (и смыслы с ними связанные) мы уже можем, не опасаясь утери самого смысла идеи, поместить в долговременную память. (Более подробно об этом в разделах Части 111 о сознании). Итак, нам теперь понятно, почему, как полагает Хайдеггер, «просвет» для истины – это «просвет для само-сокрытия»: не в нашей воле сохранить (в нашем сознании) на какое-то достаточно долгое время «голый» смысл спонтанно явленной инсайтной идеи. Этот смысл способен самопроизвольно исчезать («само-сокрываться») из нашего сознания, подобно Платоновым дедаловым статуям, самопроизвольно удаляющимся с того места, где они были поставлены. И «вспомнить» подобные смыслы бывает чрезвычайно трудно – и это мы знаем из практики собственного продуктивного мышления.

И далее, в п. 225 Хайдеггер будто бы пропечатывает нерасторжимость союза «просвета» истины Бытия с ее «сокрытием»:

«Истина таким образом не есть лишь просвет, а сутствует как сокрытие равным образом исходно и глубоко вместе с просветом. И то и другое, просвет и сокрытие, это не два момента, а сутствие единого, самой истины. Тем, что истина сутствует, становится истиной, событие становится истиной. Событие о-сваивает (…), есть не что иное как: Оно и только оно становится истиной, становится тем, что принадлежит к событию, так что истина есть сущностно истина бытiя». (ФС, 433).

Так что нет никакого сомнения в том, что и в этом тексте Хайдеггера об истине, о просвете, о «сокрытии» и «само-сокрытии» речь идет именно об инсайтно явленном смысле идеи. Но сказано об этом словами, характерными для изложения интуитивной («намекающей») мысли. И ведь недаром первые разделы «Черных тетрадей» он озаглавил как «Намеки х размышления (11) и указания» и «Размышления и намеки 111», а своему главному труду «К философии. (О событии)» предпослал следующие строки: «Здесь в намеках запечатлено то, что в длительном промедлении удерживается в качестве мерила работы».

Да к тому же Хайдеггер все время подчеркивает «странность и единственность (несравнимость) бытiя» (там же, 322), которое «сутствует как событие основывания Вот (…), а если коротко: как событие». (Там же, 316). А ведь мы прекрасно знаем, что странными и единственными могут быть только идеи, созерцание которых уже Платона приводило в состояние удивления.

Более того, «вот-бытие» Хайдеггер определяет как «место мгновения» для основывания «истины бытiя». При этом: «Место мгновения (…) возникает из одиночества великой тишины, в которой присвоение становится истиной». (Там же, 404). Вот здесь, в «одиночестве великой тишины» мы вполне можем опознать инкубационную фазу продуктивного мышления человека, когда предшествующий плодотворный этап рефлексии-1 заканчивается этой фазой и последующим инсайтным явлением в наше сознание смысла новой идеи, приносящего саму истину.

Далее, следом за этим текстом, Хайдеггер напрямую задается вопросом, который ранее, до него уже разрешил А. Пуанкаре:

«Когда и как в последний раз, в самом основании и с отставлением в сторону всего к тому моменту ходового и мимоходного, было выспрошено в мышлении это место мгновения для истины бытiя и подготовлено ее основание?». (Там же, 404).

Если бы Хайдеггер был знаком с работой Пуанкаре (см. п. 11 Литературы), в которой описаны случаи инсайтного решения математических задач, то он бы знал «когда и как» подготавливается «место мгновения» прихода в наше сознание «истины бытiя», а по нашему, смысла идеи. И ведь действительно, приход в наше сознание какой-либо истины непременным образом сопровождается «отставлением в сторону» всего «ходового и мимоходного», поскольку спонтанно явленный смысл новоявленной истины (идеи) требует как нашего отстранения от всего обыденно нас занимающего, так и незамедлительного сосредоточения на самом смысле с целью его развертывания и нахождения, в конечном счете, вида того подручного средства, с помощью которого могла бы быть разрешена проблема, возникшая в социуме.

По поводу же причастности именно нашего сознания к «само-сокрытию», Хайдеггер вполне недвусмысленно заявляет следующее: «Лишь когда мы находимся в просвете, мы узнаем само-сокрытие». (Там же, 430). То есть, лишь тогда, когда нам на ум из бессознательного приходит идея, – а вернее, ее сгусток – когда мы озарены светом ее смысла, мы осознаем сам факт «расположения» этого смысла на границе, за которой с неизбежностью может наступить – а может и не наступить: это зависит от степени сосредоточения нашего внимания – «само-сокрытие» смысла идеи.

Далее, в этом же пункте, Хайдеггер пытается определить суть истины, то есть, по-нашему, смысл идеи. Вот что он пишет:

«Истина никогда не есть составленная из положений «система», на что могли бы ссылаться.

Она есть основание как берущее обратно и возносящее, которое возвышается над сокрытым, не снимая его, настроение, настраивающее как это основание. Ибо это основание есть само событие как сутствие бытiя.

Событие несет истину = истина воз-носит событие». (Там же, 430).

И действительно, истина – как смысл идеи – не может быть представлена каким-либо наименованием-сущим, на которое мы «могли бы сослаться». Ведь смысл идеи (сама истина) заключен во взаимосвязях между сущими, из которых состоит – как мы показали ранее в Части 1 – весь комплекс любой идеи. И этот смысл (в начальной стадии его раскрытия нами) направлен только на то, чтобы мы могли обнаружить лакуну – в виде отсутствующего (искомого) сущего – в цепочке сущих, а уже зетем сформировать идеальный вид этого искомого сущего, изготовить по образцу последнего материальную его форму – подручное средство, и лишь в последнюю очередь изготавливать в социуме Продукцию совершенно нового вида с помощью этого средства.

Иначе говоря, мы не можем сформулировать смысл идеи (истины) и на него «ссылаться», поскольку этот смысл, по сути дела, «диктует» нам саму методологию своего развертывания с целью нахождения вида подручного средства. И об этом говорит, казалось бы, странное словосочетание «берущее обратно и возносящее». Спрашивается, почему «обратно», куда «обратно» и почему «возносящее»? Да только лишь потому, что сначала в наше сознание внезапно проникает смысл (сгусток смысла) идеи в готовом и ясно понимаемом нами виде. И лишь затем, сразу же, мы должны вернуться («обратно») к этому сгустку смысла с той целью, чтобы раскрыть («вознести») его и оформить в понимаемых нами знаках какой-либо системы.

Более того, из этого текста мы видим, что Хайдеггер приравнивает истину и к основанию, и к событию, которые взаимотождественны между собой через наличие в них истины как не-сокрытости внове явленного смысла.

Приведем еще одно высказывание Хайдеггера из «Черных тетрадей», где в наиболее ярком свете просматриваются элементы и этапы методологии возникновения новизны, изложенной нами ранее (Часть 1).

«Размышлять и быть мыслителем – не одно и то же. … Это давно было определено как представление представимостей наличного. …. Размышление есть вращение (…) в этой области, характеризующейся лишь пред-ставляющим способом, … мыслитель в лучшем случае обосновывает возможности размышления, причем через то, что всегда может быть названо основанием (…) истины Бытия. Мыслитель отрицает сущее в целом в пользу Бытия, чтобы выспросить для последнего просвет, который всякий раз выговаривается в истолковании. Бытие-мыслителем означает: сперва вникнуть в подобный просвет, проявить в нем, вопрошая, настойчивость (…) – выводить каждое слово лишь из этого основания и в его принадлежности сохранению этого основания. … бытие-мыслителем означает: обладать мужеством к вопрошанию, не боящемуся (встречных) вопросов…». (ЧТ, 3, 29).

Попытаемся по пунктам проанализировать смысловые единицы этого текста.

1. Хайдеггер принципиальным образом отделяет «размышление» «как представление представимостей наличного», то есть логическое мышление путем манипулирования наличным сущим, от продуктивного мышления «мыслителя», настойчиво выспрашивающего саму суть идеи, а затем раскрывающего ее смысл (как «основание») и оформляющего его путем выговаривания в адекватном «истолковании» знаками определенной системы.

2. Что означает «выспросить» «в пользу Бытия» «просвет»? Скорее всего, это означает: путем настойчивого логического мышления (по-нашему, на этапе рефлексии-1) «достучаться» до бессознательных материальных нейронных структур нашего мозга с тем, чтобы последние, по прошествии инкубационной фазы, ответили спонтанным – инсайтным – явлением в наше сознание смысла новой идеи. Это явление и есть «просвет», в котором нашим сознанием видится этот смысл в своем целостном виде, в виде сгустка смысла, который нам предстоит сразу же развернуть до состояния понятной нам и оформленной нами же мысли.

3. Далее, что означает «Просвет, который выговаривается в истолковании»? Можно предположить с большой долей вероятности, что это наш этап рефлексии-11, когда мы выговариваем и истолковываем – то есть раскрываем и оформляем в знаках какой-либо системы – смысл внове явленной в наше сознание идеи. Причем, выговаривая и истолковывая этот «просвет», мы все время должны держать смысл этого просвета на прицеле нашего сознательного сосредоточения с той целью, чтобы не упустить этот смысл, не забыть его, прежде чем мы его оформим в одеяние знаков.

4. Продолжим далее: «сначала вникнуть в подобный просвет, проявить в нем, вопрошая, настойчивость (…) – выводить каждое слово лишь из этого основания и в его принадлежности сохранению этого основания». Что сие означает? Это уже, скорее всего, касается неукоснительного следования смыслу внове явленной идеи в процесс развертывания последнего на этапе рефлексии-11. «Основанием» является сам смысл идеи; он же является и истиной Бытия, и событием, и «просветом». Формулирование этого смысла заключается в «выведении» каждого слова, соответствующего именно этому спонтанно явленному сгустку самого смысла. Что касается «сохранения основания», то это означает не что иное, как удержание – путем сосредоточения внимания – в нашей краткосрочной памяти внове явленного смысла на протяжении всего того времени, пока мы не раскроем смысл и не зафиксируем его в знаках. Ведь эти знаки уже будут размещены в нашей долговременной памяти, и нам уже не нужно время от времени воспроизводить этот – мимолетно явленный и легко забываемый – смысл в нашем сознании. Да и с течением этого времени мы уже с трудом можем это делать, поскольку смысл быстро забывается, если мы отвлекаемся от непосредственного его созерцания в нашем сознании даже на самое короткое время. (О роли краткосрочной памяти в процессе раскрытия смысла идеи нами будет сказано в Части 111 о возникновении сознания).

5. Спрашивается далее, почему мыслитель не боится «(встречных) вопросов»? Скорее всего, не столько потому, что он на 100% уверен в правильности своего вопрошании и истинности полученного им ответа, сколько потому, что он единственный, кто находится во вдруг открывшемся ему «просвете», и кто выспрашивает и созерцает ту или иную истину Бытия. Здесь у него нет ни соперников, ни соглядатаев. Поскольку на данный момент «просвет» открывается лишь однажды, и лишь одному единственному мыслителю.

Как видим, здесь – и особенно во второй части приведенной цитаты – фигурируют основные элементы процесса возникновения идеи и раскрытия ее смысла:

– и рефлексия-1 – как выспрашивание «просвета»;

– и инсайтно явленный смысл идеи – как сам «просвет»;

– и рефлексия-11 – как проникновение в этот «просвет» и раскрытие его смысла;

– и словесное оформление того, что было увидено в «просвете» – как «выговаривание в истолковании».

Но эти элементы выражены Хайдеггером, опять же, на языке интуитивного «выговаривания», на том языке, который лишь намекает на суть выражаемого.

3.2. Бытие, по Хайдеггеру

Получатся что бытийно-историческое мышление-вопрошание Хайдеггера – это размышление о том, о чем пока что невозможно достоверное – то есть уже оформленное идеей – новое знание, но возможно лишь интуитивное (намекающее) вопрошание о том, чего мы еще не знаем. (Потому что само явление идеи в наше сознание является гарантом «достоверности» того знания, которое она с собой приносит). Но, спрашивается тогда, чего мы еще не знаем? А не знаем мы, какова основа возникновения всего сущего, не знаем, в чем заключена истина Бытия. Мы лишь можем предполагать, что оно, сущее, возникает из Хаоса – а по Хайдеггеру, из «без-дны», из «ис-тока», из «основания» – всего существующего. А все существующее (Хаос, «без-дна») находится в постоянном спонтанном взаимодействии вещей (предметов), явлений, закономерностей, случайностей, народа и т. д. И это взаимодействие, – должное в обязательном порядке привести к чему-либо, то есть к тому или иному результату – приводит лишь к одному: к возникновению (в социуме) нужды (Необходимости) в том, чего ему с некоторых пор стало не хватать. А то, чего ему стало не хватать, так это притока новизны в свои, требующие обновления структуры. (Нужда – линза, фокусирующая все потребности).

Из Части 1 мы узнали, как возникает сущее на этапе События-11, но мы абсолютно ничего не знаем, что происходит в процессе, ему предшествующем, на этапе События-1, где нас «нет», поскольку человек на этом этапе еще не проявляет себя существом продуктивно мыслящим и осознающим свое выделенное положение среди множества сущих, его окружающих и с ним взаимодействующих. На этом этапе он всего лишь вещь, существующая наряду и наравне со всеми остальными.

А мы наивно полагаем, будто бы только мы являемся начинателями любого процесса, любого действа, любого события. На самом же деле, начинателем и «решателем» хода событий на этом этапе, на этапе События-1, является Хаос («без-дна», «ис-ток», по Хайдеггеру) в лице спонтанно взаимодействующих между собой вещей, явлений, закономерностей и т. д. Именно он, Хаос, подготавливает все то, что должно происходить на следующем за ним этапе, на этапе События-11, на том этапе, к которому уже должен быть подключен человек, продуктивно чувствующий и мыслящий – как Подручное Средство социума самого по себе – с его способностью воспринимать запросы социума и разрешать их путем генерирования новых идей.

Мы как существа разумные лишь можем интуитивно предполагать, что в спонтанных (хаотичных) социальных процессах, происходящих в сфере Хаосе, каким-то неизвестным, а потому и непонятным нам образом происходит возникновение нужды (Необходимости) в притоке новизны. Но это лишь наши интуитивные предположения – никакой конкретики в достоверном виде мы не можем предложить, поскольку мы не являлись ни свидетелями этих процессов, ни, тем более, теми, кто бы мог их проанализировать и получить достоверное знание о том, что же на самом деле происходило на этапе Событи-1, участниками которого, то есть интеллектуально его осознающими, мы не были. То, что там происходит, для нас – «черный ящик». (Текст о «черном ящике»).

Так что, поскольку человек не может воспринять нужду саму по себе в том, чего еще нет, – а нет новизны – то эта нужда должна проявить себя (на выходе из «черного ящика») посредством воздействия на человека каким-либо уже воспринимаемым им негативным фактором: толи лишенностью в чем-то, толи недостаточности чего-либо и т. д.

Получается, что только под воздействием этих негативных факторов человек, продуктивно чувствующий и мыслящий, может начать думать о том, каким образом он мог бы удовлетворить запрос (нужду) социума самого по себе в обновлении каких-либо своих собственных структур, тот запрос, который возник в процессе Бытия социума, то есть в процессе События-1. До этого момента он, человек (как вещь) и вовсе не причастен – прежде всего, в интеллектуальном плане – к тому, что происходит в соци-Уме в этом процессе.

Вот точно также мы не можем предположить, что именно происходит в уме нашего собеседника, перед тем как он пожелает изложить нам свою оригинальную и сокровенную мысль, по поводу которой мы уже можем высказать либо свое собственное суждение, либо свою идею, на которую нас натолкнуло высказывание нашего собеседника.

А по сути дела можно сказать, что в глобальном плане между Бытием социума самого по себе и бытием человеческим осуществляется постоянный диалог, в процессе которого социум генерирует свои вопросы-запросы-нужды, на которые человек должен находить ответы, удовлетворяющие этим запросам. Но на этом процесс не заканчивается: в соответствии с полученными ответами и принятыми решениями, социум должен формулировать все новые и новые запросы человеку, продуктивно мыслящему. И так без конца, покуда есть социум как живое видообразование Природы и покуда есть человек, наделенный этой Природой способностью создавать новизну в виде все новых и новых идей, да к тому же призванный быть Подручным Средством у социума, согласно самой идеи социума (см. Часть 1).

Так вот, то, что происходит в социуме самом по себе до момента обнаружения человеком нужды (Необходимости) в обновлении и было названо Хайдеггером Бытием (в другом написании: бытiем, Seyn). А поскольку происходящее в нем напрямую связано с Хаосом, то и Бытие было отождествлено им и с «без-дной», и с «ис-током», и с нуждой. Так что вполне оправданным было бы с нашей стороны полагать, что Бытие – как возникновение новизны сначала в виде идеи-истины, а затем в виде сущего (как подручного средства, так и Продукции) – вовсе не без-основно. Основанием его является Хаос, из недр которого (в процессе Бытия) в спонтанных (и хаотичных) актах взаимодействия тех или иных объектов (Событие-1) возникают нужды (Необходимости) в притоке новизны, осуществляемом (притоке) уже в процессе следующих Событий-11 и -111.

Так что на основании разобранных нами текстов, Бытие в представлении Хайдеггера заключается в том, чтобы,

– во-первых, «выспросить … просвет» для явления идеи, смысл которой является и основанием, и истиной, и событием;

– во-вторых, «вникнуть» в ее смысл, не отвлекаясь на что-либо постороннее,

– и в-третьих, изложить его, смысл, в адекватно выражающих словах.

В то время как весь процесс возникновения сущего должен осуществляется в два этапа:

– этап Бытия, к зарождению, созреванию и возникновению которого мы, разумные и сознающие существа в интеллектуальном плане вовсе не причастны;

– и следующий за ним этап нашего бытия, бытия человека разумного и способного подхватить эстафету (нужду) от Бытия (социума) и – по запросу последнего – создать ту новизну-идею-истину, в которой у него есть Необходимость.

Именно поэтому у Хайдеггера присутствует разделение в написании слова Бытие: он пишет слово Бытие с большой буквы, когда речь у него идет о Бытии социума самого по себе, и с маленькой буквы, когда речь идет о человеческом бытии.

Что касается истины, то достоверность ее не в том, что она есть соответствие нашего представления о вещи самой сути этой вещи, – это, по Хайдеггеру, всего лишь метафизическое представление, – а в том, что она имеет свое происхождение из спонтанно рожденной идеи, где эта вещь есть подручное средство, изготовленное по образцу (по форме), выявленного из смысла идеи искомого сущего. Смысл идеи – это и есть «основание», на фундаменте которого располагается Истина; как на фундаменте плодородной почвы произрастает то или иное дерево. В то время как инсайт, озарение, прозрение – всего лишь печать, которая запечатлевает момент рождения Истины.

3.3. Истина, Бытие и Истина Бытия

А теперь заметим следующее. Самое ходовое понятие в бытийно-историческом мышлении Хайдеггера – это понятие, выраженное словосочетанием «истина Бытия». Так что же оно означает? Как можно понять автора, истина Бытия – это то, что исходит из самой «без-дны», из самого «ис-тока» Бытия, (а по-нашему, из самого Хаоса). А исходить из него может только одно единственное – новизна. Поскольку у Мира – да и у социума, в частности, – нет нужды в том, что у него уже имеется. Ему нужно только то, чего у него еще нет и что ему необходимо на данном этапе его развития.

(Кстати сказать, для будущей философии, философии в другом начале, было бы, в первую очередь, небезынтересным знать, чем определяется как «количество», так и «качество» затребываемой новизны тем или иным социумом, иначе говоря, каков должен быть оптимальный темп обеспечения социума притоком новизны и чем он определяется).

Правда, здесь у Хайдеггера происходит постоянное перескакивание с того, что истиной (Бытия) является то, что исходит из самой «без-дны», из самого «ис-тока» (начало События-1), на то, что истина есть то, что являет себя (по-нашему, на этапе События-11) в виде спонтанных актов озарения, прозрения и т. д. А являть себя может лишь одно единственное – смысл новой для нас идеи-истины. Как видим, можно предположить некоторое противоречие: по Хайдеггеру, истиной является и то, что исходит из без-дны Бытия (по-нашему, начало События-1), и то, что рождается в уме человека в актах озарения, прозрения, инсайта (по-нашему, в процессе События-11).

Так что стремление социума – да и Природы в целом – к обновлению есть единственная сила, которой он движется и которой «управляется». Кстати сказать, это стремление у Шопенгауэра было выражено как воля к жизни, – Хайдеггер называет ее как «голая алчность» – а у Ницше как воля к власти, к возрастанию силы.

3.4. Сокровенная мечта Хайдеггера – мышление посредством «движения идей».

И в заключение, и одновременно в обоснование того, что основным предметом мышления Хайдеггера было мышление о событиях возникновения новизны в виде истин Бытия, приведем текст, где, как мне представляется, изложена сокровенная мысль автора – мысль о предпочтительности мышлении посредством «движении идей». Хотя, справедливости ради, следует заметить, что у Хайдеггера нет нигде (по крайней мере, в разбираемых нами двух работах «Черные тетради» и «К философии. (О событии)»:

– ни представления о том, что такое идея и из чего она состоит;

– ни того, как она возникает в интеллекте человека, кроме намека на то, что возникновение чего-либо «сущностного» не может обойтись как без настойчивости нашего «вот-бытия», так и без акта озарения, прозрения;

– ни того, как раскрывается ее смысл и что именно является результатом этого;

– ни того, в каком виде могут быть представлены и внедрены в жизнь социума результаты раскрытия смысла внове явленной идеи.

Вот этот текст.

«Прежде мыслители могли изложить свои идеи в некоем «труде», придав ему форму трактата или художественных повествований. В будущем мысль должна превратиться в движение идей, ведущее не от сущего к Бытию, а от Бытия в его истину. И это движение является всякий раз лишь разбегом перед прыжком, который-то и дает возможность возникнуть (…) Бытию как без-дне. Пока знание об этом образе мыслей и способность к нему не пробудились, до тех пор «новые» идеи останутся тщетой и подражанием метафизике, в лучшем случае, переворачиванием ее и бегством от нее». (ЧТ, 3, 69).

1. Спрашивается, что такое «движение идей»? Не поток ли это сознания, в котором не слова, беспорядочно приходящие на ум, – как это показано на последних страницах «Улисса» Джойса – а идеи появляются в сознании одна следом за другой? (Об этом наиболее подробно изложено в рукописи книги «Метафизика возникновения новизны»). Да, но какой смысл в этом «движении», если, – как показывает опыт нашего собственного продуктивного мышления, – мы не успеваем раскрыть и знаково зафиксировать в полной мере ни один из этих смыслов, кроме одного, первого, или двух, от силы? Может быть, Хайдеггер предполагает, что в будущем у человека «пробудится» как способность мышления посредством «движения идей», так и способность к полноценному раскрытию и оформлению смысла каждой из них?

2. Далее, что значит «мысль должна превратиться в движение идей, ведущее не от сущего к Бытию, а от Бытия в его истину»? А значит это, скорее всего то, что мышление должно начинаться не с постановки задачи и последующего оперирования имеющимися в наличии сущими (на этапе рефлексии-1), с целью получения идеи и последующего раскрытия ее смысла (на этапе рефлексии-11), а с явления в наше сознание смысла самой идеи, как бы неизвестно откуда взявшегося. (А на самом деле, взявшегося от предварительного настойчивого вопрошания, возможно, заканчивающегося инкубационной фазой и последующим инсайтным явлением в наше сознание смысла самой идеи). Но возможно ли такое: предварительно не оперируя сущими, сразу же выйти на явление идеи? В этом я сильно сомневаюсь.

3. Продолжим далее. Конечно же, Бытие как без-дна – это и есть неисчерпаемый источник новых идей. Но, оказывается, что черпать из него идеи можно двумя способами: либо по одной, успевая раскрыть и оформить смысл каждой, либо сразу по нескольку, правда, без уверенности в том, что мы сможем справиться с раскрытием смысла даже нескольких идей, явленных одна следом за другой. Ведь смыслы внове являемых в потоке идей, а тем более идей разнохарактерных по содержанию, имеют неумолимую тенденцию к забвению даже в течение самого короткого времени с момента их явления в наше сознание.

Да и сам Хайдеггер полагает, что в данном случае, в случае «непредсказуемых изменений» имеет место «постоянство обрывов, не следующих друг за другом, каждый из которых глубоко увязает в колее искомых решений». (ЧТ, 3, 47). И ведь действительно, при потоке идей наше сознание не успевает сосредоточиться на смысле каждой из них, – с целью раскрытия и оформления этих смыслов, – поскольку это сосредоточение на одной из них приводит к забвению смыслов других идей. «Увязание» «в колее искомых решений» – это и есть пока что нам присущая неспособность справиться с раскрытием смыслов «одновременно» явленных идей: рассредоточенность нашего сознания между несколькими смыслами идей, действительно, приводит как к забвению многих из них, так и к нашей неспособности довести до конца раскрытие смысла и оформление хотя бы некоторых из них.

Тем более, что «перескакивание» с одного смысла на другой и вовсе приводит к полной запутанности («увязанию») нашего сознания и забвению первоначально явленных смыслов. И все это случается только потому, что у нашего сознания – как мы покажем в Части 111 – нет долговременной памяти для хранения внове явленных (голых) смыслов идей. Есть только краткосрочная память, в «промежутке» которой мы должны успеть раскрыть смысл нашей идеи и оформить его в каких-либо знаках, в тех знаках, которые уже могут быть размещены в нашей долговременной памяти. А если они там размещены, то мы по ним уже можем восстановить и весь смысл идеи в его целостном виде.

Из всего изложенного выше, мы можем заключить лишь одно: стремление социума – да и Природы в целом – к обновлению есть единственная сила, которой он движется и которой «управляется». И это обновление возможно только посредством генерирования все новых и новых идей. (Кстати сказать, это стремление уже у Шопенгауэра было выражено как воля к жизни, – Хайдеггер называет ее как «голая алчность» – а у Ницше как воля к власти, к возрастанию силы).

4. Что значит «от Бытия в его истину»? То есть: от внове явленного сгустка смысла идеи к смыслу, раскрытому в своем содержании, что означает, предлагающему дальнейший порядок наших мысленных действий: нахождение, в первую очередь, формы искомого сущего и вида материального подручного средства.

4. Двойственная сущность человека как «слуги двух господ». Ратование Хайдеггера за изменение сущности человека

Хайдеггер при всяком удобном случае напоминает нам о том, что в другом начале должна быть изменена сущность человека. И «внешним» проявлением этого изменения должно стать «впрыгивание» человека в Da-sein и его «стражничество» при истине Бытия. Но что, по сути, означает это изменение сущности человека, изменение из чего и во что? И чем не устраивает Хайдеггера нынешнее состояние человека?

Скорее всего, нынешнее состояние человека характеризуется Хайдеггером как «животность», то есть (махинационная) одержимость как самим сущим, так и извлечением для себя пользы из окружающего человека сущего. И это отвращает его от сущностных (бытийственных) решений, ведущих к никак не предполагаемым нами изменениям в нашей жизни, тем изменениям, которые сопряжены с появлением новизны. Он заявляет:

«Нововременный человек желает как можно дольше сохранять и защищать человека как культурное и массовое животное. Стремление к защите уже заранее является отсечением от неизвестных решений, ведущих к изменениям». (ЧТ, 2, 493).

При этом со стороны человека нет никакой заботы о социуме в целом, социуме самом по себе как живом социальном видообразовании самой Природы. А извлечение пользы для самого себя из окружающего человека сущего означает не что иное, как истощение сил самого социума в том случае, если оно, это истощение, не компенсируется притоком новизны в этот соци-ум, а значит и притоком внове создаваемых сущих (подручных средств и Продукции), наряду с существующими и «взамен» используемых.

Но спрашивается, каким образом может быть осуществлен приток в социум сущих все новых и новых видов? Конечно же, если мы должны, в первую очередь, исходить из интересов социума самого по себе, то наше мышление и наша материальная деятельность должны быть ориентированы на «ис-ток» всего сущего, на ту «без-дну» и на ту истину Бытия, из котор(ых)ой исходит, истекает сама нужда (Необходимость) в обновлении тех или иных структур соци-ума. То есть мы должны быть настроены на уловление и разрешение нужд самого социума, а не на удовлетворение своих собственных, по большей части меркантильных (эгоистических) интересов, наносящих ущерб этому социуму.

Вот и получается, по Хайдеггеру, что современный человек находится на развилке Бытия: между осуществлением своей «животной», махинационной сущности, к чему он давно уже пристрастился – это с одной стороны, а с другой стороны – осуществлением (в будущем) своей Природой изначальной и назначенной сущности – сущности стоять на «страже» уловления интересов социума самого по себе, то есть того социума, который втайне от человека из без-дны своих непредсказуемых «всевозможных возможностей» формирует свои истины Бытия, которые способны трансформироваться в нужды (Необходимости) самого социума в притоке новизны, в обновлении. Вот именно в уловлении и разрешении этих нужд (Необходимостей) социума должна заключаться истинная бытийственная сущность человека в другом начале.

Так что человек должен сначала осознать онтологическое различение между сущим и Бытием, то есть различение между сущим (как наличным и подручным) и Бытием как тем, что, в конечном счете, порождает это сущее. Это, во-первых, а во-вторых, он должен понять свою подчиненную роль у Бытия. То есть он должен осознать то, что он, в первую очередь, должен быть Подручным Средством у социума как живого видообразования Природы, как и любое живое существо является подручным средством в самой Природе – в ареале своего проживания или произрастания, – тем средством, с помощью которого исполняется определенная, только ему предназначенная функция, в первую очередь, функция приумножения многообразия в этой Природе.

Как видим, все определяется тем, исходит ли человек в своей мыслительной деятельности из логики своих меркантильных интересов или из «логики» насущных потребностей (т. е. Необходимостей в новизне) социума самого по себе. Первая логика – это логика удовлетворения своих потребностей, запросов, интересов, не согласующихся с потребностями, запросами и интересами социума самого по себе, а зачастую, идущих вразрез с ними. Вторая же логика есть «логика» самоорганизующейся материи социума как образования, в котором человек выступает в качестве вещи, наравне с другими вещами, явлениями, закономерностями, народом и т. д., наличествующими в нем (в социуме) и взаимодействующими между собой.

Причем в первом случае человек выступает как подручное средство у самого себя, в то время как во втором случае он является Подручным Средством у социума, и его Подручность заключается в том, чтобы улавливать потребности социума в новизне того или иного вида и создавать такие идеи, смыслы которых помогали бы разрешать внутренние проблемы, а вернее, запросы социума самого по себе. Ведь любая идея, созданная человеком, в первую очередь, это ответ на вызов какого-либо запроса, исходящего то ли из меркантильных интересов самого человека, то ли из насущных Необходимостей (нужд) в новизне самого социума. Идей как таковых, бесцельных, ни на что не отвечающих, не может быть ни в Природе социума, ни в природе человека как разумного существа. Так что идея, несмотря на спонтанность ее возникновения, – это всегда следствие чего-то ранее уже произошедшего и заявившего о себе каким-либо принуждающим образом, а именно, воздействием какого-либо из негативных факторов: лишенности, недостаточности, неудобства и т. д. Иначе говоря, спонтанность исходит от какой-то ранее уже проделанной работы, как завершающий акт последней.

Но эта работа, с одной стороны, может быть проделана в недрах социума самого по себе (Событие-1), в котором любой человек выступает в качестве «неразумной» вещи, наряду и наравне со всеми остальными «неразумными» вещами, явлениями, закономерностями, народом и т. д. В этом случае человек, продуктивно чувствующий и мыслящий, может воспринять от социума самого по себе выработанную им нужду (Необходимость) в новизне, в обновлении тех или иных его социальных структур. И эта нужда должна воздействовать на человека каким-либо негативным фактором для того, чтобы он приступил к созданию новизны (идеи), затребованной самим социумом.

Но с другой стороны, запрос на приток новизны в социум может изойти не от социума самого по себе (со стороны События-1), а от социума как такового (со стороны Событий-11 и -111), где человек выступает как разумное существо, осознающее свое привилегированное положение («субъектум», по Хайдеггеру) среди всего остального и стремящееся к тому, чтобы выделять и разрешать свои меркантильные интересы: эгоистические, корпоративные, коррупционные, ресентиментные и прочие подобные им интересы. А эти интересы, как мы знаем, могут во многом противоречить нуждам (запросам) социума самого по себе как живого видообразования Природы.

Вот здесь человек оказывается в двойственном положении: толи ему воспринимать и разрешать запросы (Необходимости) в притоке новизны, исходящие от социума самого по себе, толи удовлетворять свои собственные меркантильные интересы, зачастую, противоречащие нуждам этого социума. Двойственность его положения в том, что как существо, продуктивно чувствующее и мыслящее, он, с одной стороны, должен быть Подручным Средством социума самого по себе, – согласно самой идее социума, – и удовлетворять его запросы в новизне, а с другой стороны, у него велик соблазн потрафить своим собственным меркантильным, в том числе и эгоистическим интересам, идущим, зачастую, вразрез с нуждами самого социума. Иначе говоря, у него возникает соблазн быть подручным средством у самого себя, тем средством, которое создает предметно-материальное подручное сущее и изготавливает с помощью последнего какой-либо новый вид Продукции только в своих собственных интересах.

Ведь человек способен продуктивно мыслить (создавать идеи) вне зависимости от того, каким целям будут они служить: на благо ли социума самого по себе или на удовлетворение меркантильных интересов человека как существа способного на бесконечное потребление товаров и услуг, чем, скорее всего, одержима современная, прежде всего западная цивилизация. По сути дела, он, человек продуктивно мыслящий, может быть «слугой двух господ»: как социума самого по себе, так и самого себя. Иначе говоря, продуктивное мышление человека космополитично. И не надо думать, будто бы мы можем продуктивно мыслить только себе во благо. Наше мышление способно сыграть злую шутку над нами в том случае, если мы будем продуктивно мыслить в направлении толи уничтожения собственной среды обитания, – что отчасти и происходит – толи подрыва своей собственной способности продуктивно мыслить, а значит, и обновлять социум притоком все новых и новых идей.

В связи с выше изложенным, мы могли бы произвести принципиальное разделение идей на те, которые возникают по затребованию (по нужде, по Необходимости в новизне) социума самого по себе и те, которые удовлетворяют меркантильные потребности человека: эгоистические, корпоративные, коррупционные, ресентиментные и т. д. Первые мы могли бы именовать идеями социальными, соци-умными, – Хайдеггер назвал бы их бытийно-историческими, – а вторые, меркантильными, а по Хайдеггеру, историографическими, махинационными. А произведя разделение характера идей, мы могли бы вместе с Хайдеггером именовать Событиями только те идеи-новшества, которые изошли по запросу социума самого по себе, а не те, которые удовлетворяют, в частности, эгоистические интересы человека, нанося тем самым ущерб социуму как живому видообразованию Природы.

Получается так, что современное общество движется от наличного сущего (этап рефлексии-1) к своему махинационному бытию, бытию человека, создающего каждый раз все новые и новые подручные средства, удовлетворяющие его собственные интересы. Хайдеггер же, наоборот, призывает идти от Бытия социума (от истины Бытия: от «без-дны», от «ис-тока», от нужды) – через бытие человека – к тому сущему-подручному средству, которое удовлетворяло бы («исторические») интересы этого социума, а вместе с тем и интересы человека, понимающего, что путь бесконечного, безудержного потребления товаров и услуг может привести только к катастрофе: какой угодно – политической, моральной, социальной, экономической и т. д.

Вот что он пишет:

«Впредь человек, т. е. существенный человек и немногие его рода, должен строить свою историю исходя из вот-бытия, т. е. действовать сущим, идя прежде всего от бытiя к сущему». (ФС, 317).

Далее Хайдеггер с горечью констатирует:

«Удасться ли это опрокидывание прежнего человека, т.е. прежде всего основывание более исходной истины, в сущее новой истории, просчитать нельзя, а правит этим дарение или лишение (…) самого о-своения (…)…». (Там же).

«О-своение основывания Вот требует, разумеется, встречного хода со стороны человека, а это означает, конечно, существенное и, возможно, для теперешнего человека уже невозможное. Ибо он должен выйти из теперешнего состояния, которое не заключает в себе ничего больше, чем отрицание всей истории». (Там же, 317-318).

Как видим, по Хайдеггеру, «просчитать нельзя», произойдет ли «опрокидывание прежнего человека», – то есть человека, настроенного на историографическое, махинационное существование – на рельсы его исторического бытийствования, ориентированного, прежде всего, на учет интересов социума самого по себе. И для подобного поворота человека к ценностям социума, – а не своим собственным – необходим «встречный ход со стороны человека», то есть понимание последним катастрофичности современного хода развития, прежде всего, западной цивилизации.

И эту катастрофичность не так-то легко не столько преодолеть, сколько даже понять. Вот что он пишет:

«Обыденное мышление как рассчитывание рассчитывает таким образом: чем сущностнее человек и чем ближе подходит он к себе как к этому сущему и в состоянии все соотносить с ним (…), тем непременнее и увереннее он должен принадлежать бытию.

… Бытие тем вернее светит, чем менее «сущим» является человек? Человек должен был бы мочь не быть, чтобы постичь истину Бытия и на этой основе оценить сущесть всего сущего в его сущностной силе. Поскольку человек также принадлежит сущему и даже все больше обустраивается в этой «принадлежности», постольку для него путь к истине Бытия до такой степени загроможден, а если частично и открыт, то (до этих проходов) еще далеко. (ЧТ, 1, 522).

Что значит, «чем сущностнее человек … тем непременнее и увереннее он должен принадлежать бытию»? Скорее всего, принадлежность человека к бытию определяется Хайдеггером направленностью его мышления в русло разгадывания тех или иных запросов социума (самого по себе) в новизне, и не только разгадывания, но и разрешения. Поскольку сама сущность человека – в соответствии с идеей социума – заключается в том, чтобы быть Подручным Средством у социума как живого видообразования Природы.

В противном случае, чем более человек озабочен своим обустраиванием среди сущего и ради приобретения этого сущего, тем более он забывает о своем природном предназначении быть (преимущественно) вПодручности у социума, а не у самого себя, озабоченного своими меркантильными, эгоистическими и подобными им интересами. Спрашивается, в чем противоречие между интересами социума самого по себе и интересами меркантильно (эгоистически) настроенного человека?

Скорее всего, в том, что, удовлетворяя самого себя, он не сообразуется с тем, какой урон он может нанести соци-уму, поскольку в этом случае он находится вне русла интересов самого социума, а значит, скорее всего, он действует в противоречие с ним, в ущерб ему. Ведь он даже не проявляет никакого интереса к тому, в чем нуждается социум – какого вида новизна необходима ему для нормального функционирования. Если же мы берем противоположный случай исполнения человеком своей Подручности у социума, то удовлетворяя запросы социума в притоке новизны, он тем самым автоматически удовлетворяет и свои собственные запросы, поскольку он является частицей этого социума: если благополучна вся система (социум), то не может быть неблагополучна любая ее частица. Иначе говоря, благополучие системы не может быть достигнуто за счет неблагополучия составляющих ее элементов.

Примером здесь могла бы послужить живая Природа растительных и животных организмов, которые до начала бурного развития разного рода технологий и техники находились в более или менее тесном симбиозе друг с другом. Ни одно живое существо, даже находящееся наверху пищевой цепочки не посягает на то, чтобы уничтожить саму Природу, или истребить какой-либо другой вид ради собственного благополучия. Только человек оказался тем сущим (среди других сущих), которое ради собственного благополучия оказалось способным внести разрушительные диссонансы в функционирование как социума, так и самой Природы. Безмерное, все более нарастающее потребление человеком вещей и услуг, конечно же, не идет впрок социуму. Наоборот, оно не только «засоряет» социум в целом, но и сбивает его с тех природно-спонтанных ориентиров, которыми он руководствуется в своем собственном Бытии. И никому не известно, к какой катастрофе это может привести. Ясно одно – ничего хорошего от этого нам ожидать не приходится.

Нам надо помнить одно: социум для человека – это среда его обитания, как средой обитания любого живого существа является Природа. А потому, как любое живое существо может нанести урон Природе, действуя вопреки своему назначению в ней, так и человек, действуя вопреки своей Подручности у социума, может подорвать процесс нормального функционирования последнего. А наша задача заключается лишь в том, чтобы обеспечивать социум сам по себе той новизной, которая им запрашивается в процессе его собственного Бытия, а не той, которая ему навязывается нами, исходя из наших собственных меркантильных интересов, тех интересов, удовлетворение которых наносит непоправимый урон как Природе, так и социуму в целом. Иначе говоря, человек должен идти на поводу у социума, уловляя исходящие от него запросы и разрешая их, а не быть поводырем этого социума. Пытаясь делать последнее, мы пытаемся поставить телегу впереди лошади, что противоречит самой Природе подобных взаимоотношений: частное не должно быть фундаментальным для общего – наоборот, общее должно определять и направлять развитие подчиненного ему частного. Потому как спонтанность исходящих из «без-дны» (из Хаоса) истин Бытия лежит в основании как этого Мира, так и социума.

И в заключение, интересным было бы с нашей стороны обратить внимание на предполагаемый Хайдеггером интуитивный смысл последних трех предложений приведенной цитаты. О чем он говорит, этот смысл? А говорит он об очень многом и существенном. Он говорит о том, что Бытие есть то, что свершается тогда, когда еще нет человека как разумного существа (Событие-1), когда он присутствует как неразумная вещь наряду и наравне с другими вещами, а по слову Гераклита, когда он «присутствуя отсутствует». Вот тогда, будь он «разумным», он мог бы «постичь истину Бытия» и «оценить сущесть всего сущего в его сущностной силе», то есть оценить сущность того, что происходит в социуме самом по себе и втайне от него, от человека разумного. А происходит, как мы полагаем, спонтанное взаимодействие содержимого сферы Хаоса: вещей, явлений, закономерностей, народа и т. д.

Но поскольку он, человек, являясь разумным сущим, вовлечен в это сущее, заинтересован в нем и обустроен в этом сущем, то «путь к истине Бытия до такой степени загроможден», что ему еще далеко до постижения этой истины. Иначе говоря, прорыв к этой истине возможен только тогда, когда мы узнаем,

– во-первых, что исходит из «без-дны» (из Хаоса «всевозможных возможностей») истин Бытия (начало События-1),

– во-вторых, что происходит (в сфере Хаоса) в процессе стихийного взаимодействия вещей, явлений, закономерностей, народа и т. д. (Событие-1);

– и, в-третьих, что приводит к возникновению Нужды (Необходимости) в новизне, обнаруживаемой человеком, продуктивно чувствующим и мыслящим, в виде воздействующего на него того или иного негативного фактора (конец События-1 и начало События-11).

Вот только с обнаружением этой негативности начинается вовлечение человека в процесс некогда уже ранее начавшегося Бытия самого социума. Другими словами, приняв от социума эстафету негативности, человек начинает осуществлять собственное бытие (Событие-11) в виде создания, в первую очередь, смысла новой идеи, из чрева которого уже может быть «извлечено» и идеальное искомое сущее, и материальное подручное средство, изготавливаемое по образцу этого сущего, и Продукция, производимая с помощью этого средства. Историческая миссия человека в том только и заключается, чтобы быть на подхвате у Бытия социума самого по себе, то есть быть на «страже» уловления тех истин Бытия, которые истекают из самой «без-дны» Бытия и проявляют себя в виде того или иного рода негативности: лишенности в чем-то, недостаточности чего-то, неудобства пользования чем-то и т. д..

Как видим, по Хайдеггеру, целью сущностного изменения человека и его поворота от махинационного существования к истине Бытия

«является осмысление – перемещение человеком самого себя в область истины Бытия, что означает подвергание себя нужде и принуждению к превращению … человека из субъекта в основателя и стража Da-sein». (ЧТ, 2, 35).

Но поскольку эта истина нам «пока неизвестна», человек должен «развивать в себе готовность к истине Бытия». И эта готовность, как полагает Хайдеггер, должна заключаться в том, чтобы «сперва ее выспросить» (ЧТ, 2, 46). Получается так, что, поскольку мы не знаем истины Бытия, то есть не знаем,

– во-первых, каким образом происходит взаимодействие сущих (из сферы Хаоса, из «без-дны») – помимо нашего волевого участия – в лоне социума самого по себе,

– а во-вторых, не знаем, как это взаимодействие приводит к тому, что возникает нужда в обновлении, а вслед за ней становится задействованным бытие человека,

то наша задача заключается в выспрашивании того, что стало основанием нашего бытия как процесса удовлетворения нужды социума, его потребности в новизне, то есть того, что зародилось и созрело в самой «без-дне» истины Бытия. Другими словами, человек, удовлетворяя запрос социума в новизне, все время должен держать в уме тот ориентир, который в весьма неопределенном виде ему выставил соци-ум, а именно, в виде нужды (Необходимости) в новизне, интерпретируемой человеком в соответствии с каким-либо (по какому-либо) из воздействующих на него негативных факторов.

5. История, события и исторические события, по Хайдеггеру.

Сначала заметим, что, по Хайдеггеру,

«Бытийно-историческое мышление является начальным, поскольку оно, только вымысливая начала, подготавливает некое начало». (ЧТ, 2, 354).

Получается, что изначальное вопрошание само по себе «подготавливает некое начало». Но тогда спрашивается, что это за такое таинственное «некое начало», которое подготавливается бытийно-историческим мышлением? Скорее всего, это начало есть не что иное, как знание того, что происходит в социуме самом по себе, то есть вне нашего, человеческого, осознания происходящего в нем и, притом, втайне от него, от человека. Иначе говоря, это знание о том, каким образом в социуме зарождается и возникает Нужда (Необходимость) в новизне того или иного вида и как она преобразуется в тот или иной негативный фактор, способный воздействовать на человека продуктивно чувствующего и мыслящего. Человек, воспринявший этот фактор-эстафету, далее действует уже по наезженной колее методологии продуктивного мышления, описанной нами ранее достаточно подробно в Части 1.

А теперь переходим к непосредственному рассмотрению вопроса историчности событий: что значит историчность в понимании Хайдеггера. Возьмем сначала самый простой пример, пример возникновения идеи рычага в голове неизвестного нам гения древности. В чем историчность этого события? Скорее всего, в процессе разнообразной деятельности людей в данном сообществе складывались еще неосознаваемые нами, людьми – на этапе События-1 – обстоятельства, которые указывали на Необходимость перемещения вручную неподъемных грузов, положим, при расчистке укрытия (пещеры), строительстве жилища, западни для опасного зверя и т. д. И эти обстоятельства воздействовали на ум способных вопрошать об истине Бытия, о той потребности, которая зародилась в данном сообществе, созрела до нужды (Необходимости в новизне) и уже стала проявлять себя в виде такого негативного фактора как лишенности в способе перемещения громоздких предметов: камней, бревен, туш животных и т. д.

Вот тут-то и возникает фигура человека – из числа, по Хайдеггеру, «редких и немногих», – способного не только вопрошать, но и осуществлять продуктивное мышление по разрешению именно этой на данный момент затруднительной, в первую очередь, для всего сообщества, – а затем и для самого человека – ситуации. Размышление человека над ней – на этапе рефлексии-1 – собирает те объекты-сущие (исходные сущие), которые гипотетически могли бы быть причастны к вопросу разрешения задачи перемещения груза на какое-либо расстояние. А именно, это сам камень, надежная опора, крепкая палка и человек способный орудовать всем этим. И, конечно же, человек много раздумывал над тем, как выйти из затруднительного положения, из нужды, которая нависла не только над ним самим, но и над тем сообществом, которому, необходимо осуществлять деятельность по перемещению тяжелых и громоздких предметов.

И вот однажды, по прошествии инкубационного этапа этому «единственнейшему» (по Хайдеггеру) размышляющему человеку могла прийти в голову идея рычага, то есть способ перемещения груза посредством воздействия человека на длинный конец палки, короткий конец которой опирается на надежную опору и в то же время воздействует на этот груз. (Аналогичным образом возникают идеи копья, западни, лука, жилища, земледелия и т. д и т. п.).

Спрашивается, в чем историчность возникновения такого подручного средства как рычаг? Она – в затребованности сообществом и для него, самого по себе. Человек здесь – «наемный работник умственного труда», исполнивший свою природную функцию быть Подручным Средством у социума. Кроме него исполнить эту функцию никто не может – не будь его, не было бы притока новизны в структуры социума, а значит, не было бы и самого социума, поскольку единственным «продуктом его питания» является Новизна, генерируемая продуктивно мыслящим человеком в различных ее видах.

Итак, историческое, по Хайдеггеру, это, в первую очередь, то, без непременного возникновения (появления) чего не было бы нынешнего существования социума. А без чего таковое было бы невозможно? Это – и это самое главное! – наделение Природой, то есть самим изначальным Бытием («без-дной»), человека способностью генерировать идеи.

Идем далее: это возникновение речи как следствие появления у человека способности продуктивно мыслить, потому что, как мне представляется, только эта способность – кроме нужды в коммуникации – могла вынудить человека к тому, чтобы излагать результаты подобного мышления.

(Не забудем и о том, что спонтанное явление идеи в наше сознание непременным образом сопровождается возникновением указанного нами выше эскорта интеллектуальных ощущений: удивления от внезапности явления нового смысла, удовольствия от самой новизны этого смысла и чувства уверенности в единственности и надежности последнего. И это ведь неспроста: только возникновение этих ощущений заставляет, вынуждает нас сразу же обратиться к раскрытию этого смысла, поскольку, не будучи оформленным в какую-либо знаковую (положим, в словесную) оболочку, этот смысл незаметным образом может «улетучиться» из нашего сознания. (Об этом более подробно и в Части 1 об идее, и в Части 111 о сознании)).

Идем далее: историческими событиями можно назвать события возникновения искусства, оседлого образа жизни (земледелия), бронзового и железного века, государственности, греческого полиса, философии, письменности, книгопечатания и т. д. и т. п. То есть историческим является все то уникальное и «единственнейшее» (Хайдеггер), без возникновения которого современная цивилизация имела бы совершенно иной вид, если бы она вообще возникла и состоялась в нынешнем ее виде. Взять хотя бы появление у человека способности генерировать идеи и излагать свои мысли посредством речи – не возникни таковой, вряд ли бы разрозненные сообщества первобытных людей создали современную цивилизацию.

«К действительной истории», по мнению Хайдеггера, относится история, «в которой очень немногое происходит весьма медленно и редко». (ЧТ, 1, 428). И в самом деле, не являются ли перечисленные нами выше – и им подобные – исторические события «немногими», и происходящими «медленно и редко». И здесь, наверное, можно было бы привести аналогию с редким и медленным процессом (бытийственного) видообразования в Природе. (Ведь мы приравняли социум к живому социальному видообразованию Природы). Как видообразование в Природе происходит медленно и редко в результате Дарвинского естественного отбора, так и исторические события являются результатом естественного отбора, осуществляемого не столько Природой, сколько самим социумом, который является одним из видообразований Природы. «Выживают» только те события-идеи, нужда в которых была определена Бытием самого социального образования, и которые способствуют пролонгированному функционированию его отдельных структур.

Как видим, История, по Хайдеггеру, это события, свершенные в силу нужды (Необходимости) развития общества. Кроме приведенных примеров, в силу Необходимости произошла социализация древних человеческих сообществ, появилась государственность, возникли правовые отношения, создано искусство и земледелие, изобретены письменность, книгопечатание и т. д. и т. п. В силу Необходимости были выработаны моральные принципы, потому что без них никакое государственное устройство не смогло бы укротить эгоистические поползновения человека.

Вопрос только в том, как в соци-уме возникает Необходимость в новизне и в какой форме она может быть представлена? – сразу ли в виде какого-либо негативного фактора, или в каком-либо другом виде?

Так, положим, Необходимость (нужда) в оседлом образе жизни и в земледелии может восприниматься человеком в виде такого негативного фактора как недостаточное обеспечение продуктами питания при кочевом образе жизни и при увеличивающемся количестве людей в данном человеческом сообществе.

Другой пример: Необходимость в таком виде новизны как письменность возникла от такого негативного фактора как невозможность фиксации в человеческой памяти большого количества информации – потребовалась фиксация этой информации на каких-либо долго хранимых и видимых глазом носителях информации, сохраняющих последнюю в течении достаточно длительного времени.

Еще один пример: Необходимость в возникновении такого эстетического направления в искусстве как импрессионизм была вызвана к жизни потребностью человека-художника в выражении цвето-световых ощущений при восприятии предметов окружающей действительности.

В науке и технике эта Необходимость в новизне возникает из потребности (нужды) в том, чтобы что-то надо прояснить, усовершенствовать, создать заново, изобрести, открыть, то есть из потребности внести в деятельность того или иного сообщества (научного, социального и т. д.) нечто новое, более совершенное или ранее не существовавшее. Всегда ищутся какие-либо взаимосвязи между объектами, какие-то закономерности во взаимодействии.

И таких примеров можно привести великое множество: по сути дела для каждого изобретения или открытия, сделанных ранее. Можно сказать, все новшества в нашем социуме возникали из потребности что-то изменить, усовершенствовать, обобщить и т. д. То есть все новое возникает только от нужда, от Необходимости. Миром правит нужда. Без нужды, без потребности в чем-либо новом человек не способен сделать и шага в своем развитии. И прав был А. Шопенгауэр, когда во главу угла своей философии ставил задачу не столько получения человеком удовольствия, сколько избавления от нужды.

Все эти события историчны, поскольку изошли из истины Бытия, а эта «история … сбывается в ее собственной области и имеет свою собственную «хронологию»». (ЧТ, 1, 430).

Как заявляет Хайдеггер,

«Входить в историю – становиться историческим – означает: происходить из Бытия и путем выведения себя из сущего принадлежать Бытию; будучи сокрытым отказаться от себя (…) и из этого отказа о-сваивать человека в Da-sein (…). История есть о-своение (…) сокрытости Бытия; в историю – если мыслить исторически – входит лишь то, что произошло из Бытия». (ЧТ, 2, 138-139).

«История есть там, где никто ее не ожидает, она пребывает в редком, даже скрытом сиянии». (ЧТ, 2, 202).

Ожидал ли кто-либо итальянское и северное Возрождение или появление импрессионизма? (Как никто не ожидал развала Советского Союза).

Причем, между историей и истиной тесная взаимосвязь. Как заявляет Хайдеггер, она, история, «есть след истины (а значит, вместе с тем блуждания (Irre) Бытия)». (ЧТ, 2, 319). Значит, событие возникновения истины оставляет за собой исторический след, и наоборот: историческое событие есть след истины Бытия. Но как оказывается, истина Бытия – событие блуждающее, поскольку оно непредсказуемо и спонтанно. Но все же наступление этого события чем-то определено? Не может же быть оно беспричинным? Так что же именно определяет момент его наступления: взаимодействие вещей сферы Хаоса, явлений, происходящих в социуме, закономерностей, определяющих ход этих явлений?

Ведь вещи, взаимодействуя между собой, формируют вполне определенные явления, а явления могут оформляться в закономерности. Отсюда получается, что спонтанное взаимодействие вещей первично и никоим образом не предсказуемо. Отсюда же «блуждание» истин Бытия как исторических событий.

Надо иметь в виду, что Хайдеггер в этот период (после «поворота») занялся тем вопросом, который ранее, во всей истории метафизики, никогда и никем не рассматривался. А именно, это вопрос не прошлого и не настоящего, а вопрос изначального развития Событий, а вернее, вопрос происхождения событий, которые в дальнейшем могут быть зафиксированы как прошедшие (прошлые).

Другими словами, Хайдеггер задался вопросом, что было до того момента, как мы узнали, что что-то, когда-то произошло. То есть это вопрос познания того, о чем мы в принципе не можем иметь никакого представления. Поскольку это изначальное (прошедшее) случилось тогда, когда мы не имели абсолютно никакого (сознательного или бессознательного) доступа к тому, что свершалось до того, как мы могли получить доступ не к самому началу события, а к некоторому, последующему этапу его развертывания.

Иначе говоря, то, что случилось до данного момента является для нас «черным ящиком», на выходе из которого мы видим нечто уже произошедшее. А видим мы нечто неопределенное в виде нужды (Необходимости) в новизне совершенно незнакомого нам вида. Но мы никоим образом не можем знать, каким образом, когда и кем (чем) было сформировано – в самом «черном ящике» – это уже произошедшее и явленное нам в столь смутном виде событие. Мы увидим его истинный лик только после того, как создадим идею и раскроем ее смысл. Явление смысла идеи из бессознательного в наше сознание – это и есть просвет-озарение, которым оперировал Хайдеггер в этот период своего наиболее плодотворного бытийно-исторического творчества.

Как видим, исторические события, по Хайдеггеру, – это те события, которые имели свое происхождение (зарождение, созревание, развитие) из «черного ящика» «всевозможных возможностей». Мы абсолютно ничего не знали о том, что происходило до того момента, как (мы узнали, что) что-то произошло. А произошло то, что возникла нужда (Необходимость) в притоке новизны того или иного вида. Но саму эту новизну, нужда в которой явилась, мы не можем узнать, как не можем узнать того, чего еще нет, и чего мы никогда не видели. Так что саму эту нужду в том, чего еще нет, мы, естественно, не можем обнаружить.

Вот почему эта нужда должна сначала проявить себя в виде какого-либо из на нас воздействующего – через наши чувства, наше сознание и наш ум – негативного фактора в виде то ли лишенности в чем-то, то ли недостаточности чего-то, то ли неудобства пользования чем-либо и т. д. Кстати сказать, проявление нужды в виде какой-либо негативности – это конечный пункт воздействия Бытия социума самого по себе (конец События-1). Далее, в свои права вступает бытие человека, обнаружившего эту негативность (начало События-11) и приступившего – на этапе рефлексии-1 – к разрешению поставленной перед ним (социумом) задачи. Так что граница между этими Событиями-1 и -11 есть «место» передачи эстафеты от Бытия социума самого по себе к бытию человека. Причем, как мы уже знаем, первое Бытие осуществляется самим Бытием и втайне от человека, в то время как второе бытие всецело находится в компетенции человека, и продуктивно чувствующего и продуктивно мыслящего. Потому что, только восприняв своими чувствами, своим сознанием и своим умом этот негативный фактор, мы можем приступить к решению поставленной перед нами задачи. Дальнейшие наши действия уже описаны нами ранее (в Части 1) в виде методологии возникновения новизны, осуществляемой человеком продуктивно мыслящим.

Как мы увидели, эта методология касается тех мыслительных операций, которые совершаются человеком в процессе своего собственного бытия. Более того, мы обнаружили, что эта методология является непосредственным и непременным продолжением того, что свершилось самим Бытием, то есть произошло в «черном ящике» «всевозможных возможностей». А вот то, что в нем происходило, находится вне компетенции нашего сознательного (да и бессознательного тоже) понимания. Кроме того, нам неизвестно, что именно побудило явиться на свет божий нужду (Необходимость) в новизне того или иного вида. Иными словами, до начала События-11 мы не знаем ни вида затребованной социумом новизны, ни причины возникновения нужды в ней. Правда, в конце События-11 мы уже знаем вид новизны – в форме подручного средства и изготавливаемой с его помощью Продукции, – но по какой причине возникла нужда в ней мы так и не знаем до конца. А не знаем только потому, что зарождение и созревание всех бытийственных событий происходит под влиянием спонтанного взаимодействия вещей, явлений, закономерностей, народа и т. д. в сфере социального Хаоса как без-дне и ис-токе всего того, чему надлежит Быть, то есть возникнуть и существовать.

Часть 111. Причастность способности генерировать идеи к возникновению сознания.

1. Сознание как сосредоточение и слежение

1.1. Предисловие

В первую очередь, предварим данный раздел тремя замечаниями.

А. Первое из них касается следующего. В разделах Части 1 мы достаточно подробно рассмотрели вопрос спонтанного проникновения смысла идеи из нашего бессознательного в сознание. А потому, в наших рассуждениях о сознании, мы, в основном, будем опираться на осознание нами самими смысла внове явленной (из бессознательного) идеи. Спрашивается, с какой целью мы попытаемся, по возможности, подробно изложить нашу идею (возникновения) сознания, именно, через рассмотрение акта спонтанного (инсайтного) рождения смысл любой идеи, а не через процесс обыденного и последовательного логического мышления? Скорее всего, ниже приведенный текст – о взаимосвязи смысла внове рожденной (в дальнейшем «чистый» смысл) идеи с языком, посредством которого она выражается, и с сознанием, через которое (в конечном счете) она находит отклик в уме наших сородичей, – призван к тому, чтобы в наиболее ярком свете увидеть, что такое сознание и для чего оно предназначено. Потому что в случае обыденного мышления, мышления логического (пошагового, причинно-следственного) мы не «видим» самого смысла, смысла самого по себе – он постоянно перетекает из одного своего состояния в другое, он текуч, его трудно зафиксировать. В то время как в процессе нами достаточно подробно разобранного в предыдущих разделах продуктивного мышления мы,

– во-первых, «видим» – ощущаемый нами, положим, в форме инсайта или озарения – смысл внове явленной идеи в его «чистом» («безмолвном») виде, в том виде, который еще не выражен в каких-либо знаках культуры, ибо он только-только вышел из купели материального, нейронного бессознательного;

– во-вторых, видим необходимость выражения и оформления («озвучания») этого смысла средствами языка, а значит, видим саму Необходимость сознания;

– и в-третьих, видим роль сознания как про-явителя смысла идеи и как посредника-передатчика этого смысла своим сородичам.

Ведь сознание, как мне представляется, в первую очередь предназначено для расшифровки и передачи смыслов (идей), то есть тех единиц информации, в которых она, эта информация, заключена в наиболее концентрированном виде. Но, как мы уже знаем, аналогом информации в ее концентрированном виде, конечно же, вполне может быть информация, обладающая новизной в форме идеи. А чем «концентрирование» информация, чем она «более» нова, тем более она ценна. Но при этом, эту информацию труднее выразить. Именно для этого в ходе эволюции нашего мышления была востребована новая вполне осознаваемая форма выражения смысла спонтанно рождаемой идеи. И даже не столько форма, сколько определенная методология (последовательность) выражения ее смысла.

Так что совсем не исключено, что побудительным мотивом к появлению у человекоподобного существа способности генерировать новые идеи, идеи, содержащие в себе смыслы в их концентрированном виде, явилось то, что в какое-то доисторическое время (приблизительно 100-30 тыс. лет назад) в сообществах человекоподобных существ стала появляться Необходимость в генерировании и передачи смыслов, обладающих большей емкостью, чем это происходило ранее посредством одного лишь логического мышления. Именно возникновение способности иррационально мыслить (генерировать идеи), как мне представляется (можно сказать, «в одночасье»), подтолкнуло человекоподобное существо к обретению и языка, и сознания – как дешифраторов и интерпретаторов этой иррациональности.

Кстати сказать, в данном случае у нас не было необходимости развивать собственное мышление путем «гонки вооружений», то есть путем разгадывания мыслей и намерений людей нашего ближайшего окружения (Хэмпфри Н.)¹². Сама Природа облегчила нашу задачу тем, что предоставила нам возможность разгадывать те (концентрированные) смыслы, которые рождались в нашем собственном (бессознательном) уме в спонтанном акте возникновения смысла идей. Раскрывая смыслы этих идей, мы не гадали о том, что думают наши ближние, а вступали в диалог с самими собой, а вернее, с собственным бессознательным. А этот диалог, как мы знаем из своего опыта, способен приводить к рождению все новых и новых идей. И это помимо того, на что наталкивало нас общение с нашим окружением.

В. Второе замечание касается как логики возникновения Необходимости в сознания, так и тех факторов, которые ему (возникновению) сопутствуют, и из анализа которых вытекает то, в каком виде может быть проявлено сознание. Рассмотрим это замечание по пунктам. Причем, условием рассмотрения – в пунктах 2-5 – будет то, что у нас еще нет способности говорить (речи), то есть наименовывать как сами вещи (существительные), так и те действия (глаголы), которые мы с ними производим.

1. Начнем с того, что рассмотрение вопроса, что такое сознание, должно исходить, в первую очередь, из того, для чего оно нам необходимо в нашей хотя бы повседневной деятельности. Во вторую очередь мы должны исходить из знания того, что сознание самым непосредственным образом связано с нейронной деятельностью нашего мозга, то есть оно связано как с мышлением, так и с нашим чувствованием. (Оговорим сразу: сознание не есть ни мышление, ни чувствование – но оно каким-то, пока непонятным нам образом, с ними связано).

2. Но что такое нейронная деятельность, и каким образом она себя проявляет? Эта деятельность заключается в соединении нейронов посредством электрохимического (нейробиологического) взаимодействия между ними. Причем это взаимодействие может быть зарегистрировано только определенными приборами или посредством биохимического анализа процессов, происходящих в мозге.

3. Иначе говоря, мы абсолютно ничего не знаем о сути того, что происходит в материальных структурах нашего собственного мозга. Поскольку материальная деятельность нейронов мозга «молчалива»: она никоим образом не дает о себе что-либо знать ни через органы наших чувств, ни через наше сознание, ни каким-либо внешним проявлением. Ведь мы никогда не видим, не слышим, не ощущаем того, что происходит в нашем мозге, мы не замечаем ни «шевеления» самих нейронов, ни того, как они между собой взаимодействуют.

4. Отсюда мы можем сделать для себя один существенный вывод: материальная деятельность нейронов нашего мозга,

– во-первых, скажем так, «беззвучна», поскольку, как мы уже заявили, она не находит своего отражения в деятельности наших же органов чувств, за исключением одного единственного случая: когда инсайтное явление идеи из бессознательного в наше сознание сопровождается «эскортом» выше нами приведенных интеллектуальных ощущений: удовольствия, удивления и уверенности в истинности, надежности и единственности внове явленного смысла.

– а во-вторых, она бессознательна, поскольку она нами не осознаваема: да и нет еще сознания как такового.

5. Вот здесь-то как раз и возникает Необходимость в том, что непосредственно,

– во-первых, «озвучивало» бы эту «беззвучную» материальную деятельность мозга,

– а во вторых, переводило бы бессознательную деятельность нейронов мозга – в материальном (физическом) ее виде – в нечто осознаваемое (ментальное, культурное, идеальное, умственно фиксируемое).

6. И, как мы покажем далее по тексту, таким способом «озвучивания» того, что происходит в «безмолвной» материи мозга, является наш язык, то есть те знаки и те наименования, которые указывают на значения и смыслы как самих (поименованных) объектов, так и тех действий, которые возникают между ними.

Что же касается того процесса, который бы «переводил» бессознательную деятельность мозга в нечто осознаваемое, то мы в тексте ниже покажем, что таковым процессом станет у нас, во-первых, сосредоточение на тех наименованиях (языка), которые бы выражали (интерпретировали, проявляли, озвучивали) смыслы и значения, свершившиеся в структурах мозга, а во-вторых, слежение за тем, как сосредоточенность на одном объекте переходит на сосредоточенность на другом объекте. Последний процесс, процесс слежения, как раз и есть то, что мы называем мышлением, которое никоим образом не может обойтись без сосредоточения и без осознавания, каким путем идет процесс мышления, то есть каким образом наша изначальная мысль претерпевает все новые и новые изменения в виде то ли развертывания самого смысла, то ли дополнения его все новыми и новыми фактами, извлекаемыми нами из долговременной памяти.

С. Исходя из текста последнего абзаца, наше третье замечание касается следующего. Сразу же, не откладывая в долгий ящик, отмечу: моя задача заключается в том, чтобы подвести читателя к пониманию того, что сознание есть не что иное, как сосредоточение нашего ума либо на наших же мыслях и чувствах, либо на наших действиях, либо на общении с нашим окружением. А сосредоточение в его временной последовательности есть слежение за этими операциями. Отсюда возникает наша первая метафора сознания как охотника, который не только следит за тем, что свершается в нашем мозге, при наших действиях и в окружении нас самих, но и выслеживает появление чего-либо нового, как оно (сознание) прослеживает и создание новых идей, и раскрытие их смыслов, и претворение этих смыслов в практику жизни, о чем достаточно подробно было изложено в Части 1.

Так что по ходу изложения текста мы постепенно будем переходить от термина «сознания» к эквивалентным ему – что мы попытаемся обосновать далее – терминам «сосредоточение» и «слежение» как более понятным, более конкретным обозначениям того, за счет чего осуществляются как процесс нашего собственного осознанного мышления и действия, так и общения с нашим ближним окружением. При этом рядом с термином «сознание», – где это возможно и не в ущерб излагаемому смыслу – в скобках (или без) мы будем приводить и термин «сосредоточение», и термин «слежение» (в написании кириллицей).

Итак, во втором замечании (В) мы обрисовал как общую схему возникновения Необходимости в том, что может быть названо сознанием, так и те объекты и процессы, которые имеют к нему самое непосредственное отношение. Далее мы переходим к более детальному рассмотрению этого вопроса.

1.2. Допонятийная фаза мышления, «чистое» сознание и «чистый» смысл идеи

В разделе «Последовательность продуктивного мышления» мы лишь слегка коснулись того, что собой представляет допонятийная фаза нашего мышления. И эту фазу мы могли бы назвать фазой рационально-иррациональной. Спрашивается, почему? Да потому что, с одной стороны, мы сами уже достаточно ясно понимаем смысл внове явленной в наше сознание идеи, а с другой стороны, мы еще не можем сообщить его кому-либо другому, поскольку он пока что не раскрыт, не выражен, и не оформлен в знаки культуры, он – достояние лишь нашего сознания. Можно сказать, что находясь в этой фазе мышления, мы как бы находимся на границе двух принципиально различных зон – идеальной и материальной: одной ногой мы стоим в идеальном сознании, прекрасно осознавая и понимая смысл идеи, а другой – в нейронном бессознательном, не имея пока что средств выражения этого смысла, только что рожденного в материи нашего мозга и вдруг затем оказавшегося предметом нашего внимания-сосредоточения, которое и есть наше сознание.

Более того, состояние нашего сознания в процессе этой достаточно краткой по времени допонятийной фазы – может быть, именно поэтому она ранее никем не была ни замечена, ни описана! – мы назвали «чистым» сознанием, тем сознанием, которое еще не соприкоснулось с какими-либо артефактами культуры. То есть, само содержимое этого сознания, – а таким содержимым на данный момент является смысл идеи сам по себе – еще не выражено в знаках этой культуры.

Так вот, по аналогии с названным нами «чистым» сознанием смысл внове явленной идеи – явленной пока что на допонятийную фазу – мы бы могли назвать «чистым» смыслом. Как мы увидим далее, цель введения указанной аналогии будет заключаться в том, чтобы попытаться через «чистый» смысл идеи и через «чистое» сознания выйти к пониманию того, что же такое сознание само по себе и какое отношение к нему имеет язык как культурное образование. При этом нам придется не столько затронуть, сколько попытаться основательно рассмотреть возможный сценарий возникновения сознания и те факторы, которые помогли бы нам понять, что такое сознание. С них мы и начнем.

1.3. Смысл внове явленной идеи и наша память: долговременная и краткосрочная

Начнем с того, что смысл только что спонтанно явленной в наше сознание совершенно новой идеи мы не можем сразу же поместить в нашу долговременную память. И не можем мы этого сделать только потому, что в этот вид памяти помещаются не сами («чистые», «голые») смыслы, а то, посредством чего они могут быть выражены, то, во что они могут быть оформлены. Так что мы до тех пор не можем зафиксировать смысл нашей идеи – и тем самым поместить его в память – пока не оформим его в каких-либо осознаваемых нами и известных нам знаках культуры.

Дело в том, что в нашем бессознательном, в том материальном бессознательном, где функционируют только нейроны в их взаимосвязях между собой, нет памяти как таковой, памяти долговременной. Но, как показывает наш собственный опыт продуктивного мышления, если мы в течение какого-то, хотя и достаточно малого промежутка времени все же понимаем и помним «чистый» смысл внове явленной в наше сознание идеи, и если этот смысл, не будучи сразу же оформлен, способен быстро «улетучиваться» из нашего сознания, то эту память мы вправе назвать краткосрочной памятью. (Не путать ни с оперативной, ни с кратковременной памятью, содержимое которой может перейти в память долговременную!). Эта память сохраняет в себе только сам («чистый») смысл идеи, смысл, еще не облаченный в знаки культуры. И эта память, скорее всего, потому краткосрочна, что нейронные связи – представляющие само бессознательное взаимодействие нейронов – сами по себе недолговечны: они способны как мгновенно возникать, так и тут же распадаться. (А то, что уже распалось, невозможно соединить, а тем более, выразить в прежнем виде).

В связи с этим стоило бы напомнить, что уже Платон знал этот феномен быстрого забывания смысла (внове рожденных) идей, – того смысла, который он называл «истинным мнением» – когда сравнивал эти мнения с дедаловыми статуями, способными незаметным образом, самопроизвольно удаляться с того места, где они были поставлены¹³.

Так что в нашем бессознательном (у нашего бессознательного) нет памяти как таковой, памяти долговременной, а есть сиюминутное манипулирование нейронов нашего мозга в их взаимосвязях друг с другом.

Но, как мы покажем далее, сознание (как сосредоточение) не могло бы возникнуть, не будь у нас долговременной памяти, поскольку не было бы того хранилища, из которого мы могли бы черпать те знаки культуры, которые ранее уже были наработаны и направлены в эту память. Ведь именно эти знаки, а вернее, их нахождение, является предметом нашего сосредоточения. И совсем даже не исключено, что именно это сосредоточение «съедает» основную часть энергии, расходуемой на процесс мышления, а именно, на нахождение в нашей памяти знаков языка, выражающих результаты взаимодействия нейронов мозга в процессе мышления.

Как видим, у долговременной памяти есть хранилище, куда помещаются ранее наработанные «смыслы», значения, знаки, символы и т. д. В то время как у краткосрочной памяти такого хранилища нет: вот почему смысл только что рожденной («чистой») идеи с такой легкостью забывается, и мы через какое-то самое малое время – буквально секунды – никогда не можем воспроизвести (вспомнить) его в своем сознании в первозданном его виде. «Очертания» этого смысла, не будучи сразу же оформленными в знаки культуры, быстро тают в дымке уходящего времени.

1.4. «Чистый» смысл идеи как посредник между материей нашего мозга и знаками культуры

Таким образом, краткосрочная память – мы назвали ее памятью «чистого» сознания – удерживает в себе только то, чем оперирует наше мышление здесь и сейчас, то есть на данный момент времени. Именно поэтому, этот новый для нас самих смысл идеи, смысл, еще не облачённый в хитиновый покров знаков, мы можем назвать «чистым» смыслом, смыслом бессознательным, тем смыслом, который пока что напрямую «связан» с (бессознательной нейронной) материей нашего мозга, организованной – в данный краткосрочный момент времени – в некий структурированный, как мы полагаем, низкоэнтропийный, ансамбль нейронов. Но в то же время он, этот смысл, пока что не имеет выхода на культуру, на ее артефакты. То есть он находится в промежутке между материальным, нейронным, своим воплощением, – откуда он только что вышел (в результате инсайта, озарения), – и последующим идеальным, духовным своим выражением (в процессе рефлексии-11), – куда он еще не «дошел».

И, как мы уже знаем, этот промежуточный этап нашего рационально-иррационального мышления мы назвали допонятийным этапом. На протяжении его в нашем сознании достаточно четко высвечивается сам смысл внове явленной идеи, но мы пока что не можем поделиться им с кем-либо из нашего окружения, поскольку он еще не оформлен нами в знаки культуры. Он является достоянием только нашего сознания – в виде достаточно интенсивного и энергозатратного умственного сосредоточения на нем. Иначе говоря, «чистый» смысл внове явленной идеи – это смысл, еще не обремененный культурными навыками (артефактам), теми навыками, призвание которых – всегда быть наготове («на страже») зафиксировать этот смысл, чтобы потом в этом зафиксированном виде расположить его в долговременной памяти нашего сознания.

Другими словами, «чистый» смысл идеи есть посредник между (взаимодействующей) материей нейронов нашего мозга и «материей» нашего идеального духовного знания в виде (материально) оформленных знаков, слов, символов, метафор, ранее наработанных культурой, нами усвоенных, а, следовательно, оказавшихся в нашей долговременной памяти. Потому что именно через «чистый» смысл внове явленной идеи материя нейронных образований (ансамблей) «со-общается» с той идеальной культурой, которая нами ранее была приобретена, и через которую этот смысл может быть выражен (проявлен, «озвучен», проинтерпретирован). Не будь этой культуры, новым идеям с их «чистыми» смыслами незачем было бы являться из бессознательного (то есть из материи взаимодействующих нейронов) в наше сознание. Для них не было бы того одеяния, в которое они могли облачиться. Отсюда вытекает: в филогенезе сознание и память возникли и развивались «одновременно», параллельными курсами,последовательно «тренируя» и тем самым обогащая друг друга. Именно это же происходит и в онтогенезе: только накопление речевых навыков ребенка – в какой-либо форме их выражения – приводит к осознанным действиям и собственному мышлению.

Так что наша креативная способность зависит не только от способности генерировать идеи, но и, скажем так, от проворности, от расторопности нашего рацио вовремя находить те культурные знаки, посредством которых мы могли бы выражать «чистые» смыслы этих идей и фиксировать их в этих знаках, прежде чем они, эти смыслы, канут в лету забвения. А зафиксировать их нам надо для того, чтобы мы могли поместить «смысл идеи» в нашу долговременную память, и в необходимых случаях извлекать его оттуда с целью делиться им со своими сородичами в процессе совместного внедрения этих смыслов в практику жизни.

Итак, закончив с тем, что сопутствует процессу сознания, а именно:

– бессознательное материальное («безмолвное») взаимодействие нейронов, создающее «чистый» смысл идеи,

– память, долговременная и краткосрочная,

– и знаки и наименования языка,

переходим непосредственно к самому сознанию.

1.5. Двухступенчатость сознания

Вот здесь, через «чистый» смысл внове явленной идеи в наше сознание мы могли бы попытаться понять то, что мы называем сознанием: когда, каким образом и для чего оно возникает. А зная, каким образом и для чего оно возникает, нам легче будет понять, что оно собой представляет.

Так вот, сознание, в первую очередь, есть о-сознание нами самими того, что уже (буквально накануне) произошло в материальных, нейронных (бессознательных) структурах нашего мозга. (О том, что значит «накануне» – в следующем подразделе). И выражение, (проявление, «озвучание», интерпретирование) этого о-сознания может быть осуществлено нами и зафиксировано только посредством знаков культуры, которыми ранее мы уже овладели и которые оказались в нашей памяти. Так что о-сознание есть со-единение нашего мышления, – только что произошедшего на (бессознательном) материальном, нейронном уровне, – с той идеальной культурой, которая способна выразить и зафиксировать (в материальных знаках этой культуры: речь, письмо, символ и т. д.) те смыслы (и значения), что зародились в этих нейронных структурах. Именно поэтому пробуждение нашего сознания многими мыслителями было приурочено к возникновению языка, речи. Причем, такого языка, который был бы понятен и нам, и нашим сородичам, с которыми мы могли бы делиться своим знанием того, чего они еще не знают. Как видим, на этом первом уровне сознания как о-сознания только мы сами являемся владельцами нами приобретенного знания. Но в этом нам мало проку, поскольку внедрение в практику жизни смыслов внове явленных идей – это коллективное предприятие: оно требует как совместных усилий в осуществлении смыслов идей, так и совместного пользования их плодами. Поэтому всякий раз мы должны делиться своим знанием с теми, кто нас окружает.

Вот здесь, в связи с необходимостью общения, появляется второй уровень сознания. Если на первом уровне, как мы уже отметили, наше сознание это со-единение нашей «материальной» мысли с идеальной культурой, через которую нами была выражена эта мысль, то на втором уровне это уже будет сознание как со-единение того, что мы уже узнали сами на первом уровне, – и даже выразили и оформили в определенных знаках культуры – с теми нашими сородичами, которым мы хотели бы передать наше знание. (Здесь, конечно, сразу же напрашивается в некотором роде аналогия с первой и второй производной дифференциального исчисления: первая производная есть «выражение» материальной деятельности наших нейронов через осознаваемые нами знаки культуры, вторая производная – сформулированные и осознаваемые нами знаки культуры воспринимаются сознанием нашего близкого окружения).

Причем, в слове «со-единение» упор нами делается не просто на связь, на соединение, а на «единение» как нахождение другой, недостающей половинки, которой не хватало ранее. Вот эта Необходимость единения есть и причина, и смысл появления того, что мы называем сознанием. Не будь потребности единения того, что свершилось в нейронных (бессознательных, материальных, «безмолвных») структурах нашего индивидуального мозга, – а свершилось возникновение нового смысла – с теми наработанными знаками культуры, выражающими этот смысл, – а через этот смысл (и эти знаки) и с нашими сородичами – ни о каком сознании не могло быть и речи.

Так что сознание не есть некое целостное, подаренное нам самой Природой, состояние, сразу же нас обогатившее. Наоборот, в филогенезе мы вынуждены были сами создавать его с той целью, чтобы доводить до сведения нашего ближнего окружения то, что рождается в нейронных (материальных, «безмолвных», бессознательных) структурах нашего мозга. (В онтогенезе, как мы уже отметили, происходит то же самое). И теми инструментами, которыми мы пользовались при создании сознания были: наша способность генерировать идеи и язык, – как подручное средство, – с помощью которого мы выражали (сохраняли, проявляли, фиксировали) и передавали эти смыслы. Более того, как мы покажем далее, основным инструментом в процессе как мышления, так и общения – можно даже сказать не инструментом, а скальпелем – будет служить выработанная нами способность сосредоточения на предмете мышления и общения. И эта способность станет у нас основным претендентом на «звание» сознания.

Таким образом, сознание, с одной стороны, со стороны материи нашего мозга, – это, сопричастность того, что возникает в нейронных структурах мозга (к) тому, чем может быть выражено – посредством вероятностной интерпретации – то, что возникло в этих структурах, а с другой стороны, со стороны нашего окружения – это сопричастность наших сородичей к тому новому, чем мы можем поделиться с ними. А поделиться мы можем своим знанием смысла идеи, уже выраженного нами, то есть, облаченного нами в культурные знаки.

Как видим, между тем, что свершилось на материальном уровне взаимодействия наших нейронов, – а свершилось возникновение нового смысла идеи – и тем нашим близким окружением, которому мы хотели бы поведать об этом смысле, находятся два звена:

– во-первых, это «чистый» смысл нашей (пока еще «безмолвной») идеи, явленной нам в акте озарения (инсайта, прозрения),

– а во-вторых, те общепонимаемые знаки (символы) культуры, с помощью которых мы могли бы выразить («озвучить», проинтерпретировать) этот смысл и тем самым довести до сознания нашего окружения.

Так что, если через «чистый» смысл идеи соединяется результат взаимодействия нейронов нашего мозга со знаками культуры, то через знаки культуры соединяется «чистый» смысл идеи с сознанием близкого нам окружения – отсюда двухступенчатость, «двухэтажность» сознания. Одно звено без другого возникнуть не может, – это было бы бессмысленным актом нашего мышления и нашего сознания – оба звена должны быть в связке друг с другом.

Таким образом, предназначение сознания как в филогенетическом, так и в онтогенетическом плане в том только и заключается, чтобы переводить (посредством интерпретации) то, что свершилось в материи взаимодействующих нейронов нашего мозга сначала в знаки культуры, а затем – через них – в сознание своих соплеменников.

Выражаясь образно, можно сказать следующее: несмотря на то, что сознание каждого из нас сугубо индивидуально, оно служит нашему объединению за «столом» того, что оно само нам предоставляет, можно сказать, в качестве «официанта». А предоставляет оно нам те «блюда», которые изготавливаются нейронами нашего мозга на «кухне» бессознательного их взаимодействия, то есть на «кухне» мышления (и отчасти, чувствования). Отсюда вторая наше метафора сознания – метафора сознания как «официанта»-посредника между взаимодействующей материей нашего мозга и нашими собратьями по разумному существованию. Не будь такого посредника, у нас не было бы механизма как выражения того, что свершилось в материи нашего мозга, так и передачи результата свершившегося нашим сородичам.

Как видим, сознание устроено двухступенчатым образом: сначала мы должны «расшифровать» то, что случилось в нейронных структурах нашего мозга и выразить (то есть проявить, проинтерпретировать, оформить и «озвучить») это случившееся, а уже затем, в «озвученном» виде, передать (сообщить) результат случившегося нашим сородичам. Не будь Необходимости делиться своим знанием с нашим окружением, нам бы не нужно было сознание. Мы бы действовали только сами и не помышляли о каком-либо вовлечении близких нам людей в наши действия. Но как мы уже знаем, внедрение в практику жизни любой идеи требует, как правило, коллективных действий. Так что вовлечение сородичей в наши действия – будь они мысленными или физическими – может быть осуществлено только через то, что понятно и нам и им, а именно, через язык, через знаки культуры, через символы. (Или, в крайнем случае, через общепонимаемые жесты, возгласы и т. д. – ведь это тоже символы, которыми пользуются, положим. глухонемые).

Правда, справедливости ради следует заметить, что лишь ничтожная часть воспринимаемых нашим мозгом стимулов требует того, чтобы они сначала были обработаны нашим мозгом, а затем осознаны и выражены в каких-либо знаках культуры. Основная же масса стимулов (информации), поступив в мозг из внутренней среды нашего организма и через органы чувств, нами не замечается, она проходит «мимо ушей» нашего сознания. И в этом заключена «рациональность» нашего мышления – оно не должно быть перегружено незначимыми фактами, а значит должно быть готово к восприятию и обработке того, что может быть значимо для нашей деятельности в структуре самого социума. Фильтрация информации, производимая помимо воли нашего сознания самими нейронами нашего мозга, то есть нашим бессознательным – необходимое условие как действенности сознания, так и плодотворности мышления.

1.6. Запаздывание о-сознавания от всплесков нейронной активности мозга. Сознание «на поводке» у бессознательного

В тексте выше мы представляли дело таким образом, что сначала осуществляется взаимодействие нейронов нашего мозга и лишь потом мы можем приступить к расшифровке – через память, через сосредоточение и через знаки культуры – того, что там произошло. Спрашивается, какие основания мы имели к подобной временной последовательности? Почему бы не считать одновременными и результат взаимодействия нейронов, и процесс осознания этого результата? Дело в том, что, действительно, материальное взаимодействие нейронов нашего мозга предшествует акту осознания информации, полученной в результате этого взаимодействия. И это было обнаружено ранее, в том числе и в экспериментах С. Деана (с сотрудниками и коллегами), описанных им в книге «Сознание и мозг. Как мозг кодирует мысли»¹⁴. Остановимся на этом более подробно.

1. Цель этих экспериментов заключалась в том, чтобы найти достаточно надежную корреляцию между характером взаимодействия нейронов (в тех или иных структурах мозга), регистрируемого нейрофизиологическими приборами, и ответной реакции осознания какого-либо субъективного факта, фиксируемого (осознания) самим испытуемым. И такие корреляции, действительно, были найдены в виде разного рода всплесков нейронной активности. Вот эти, выявленные в экспериментах всплески активности мозга, Деан назвал «автографами сознания» (там же, стр. 150), то есть тем, предъявление чего уже наверняка свидетельствует о наступлении процесса осознания. Критерием же того, что осознание все-таки произошло, является то, что осознанная информация может быть изложена испытуемым в каком-либо субъективном ответном действии: жестом, нажатием клавиши и т. д.

2. Описанный автором метод нейровизуализации (там же, стр. 151-153, 158) в самом общем виде может быть представлен следующим образом. Испытуемому демонстрируется сублиминальная картинка (слово, цифра, буква и т. д.), то есть картинка, восприятие которой находится ниже порога осознания. Причем, невозможность восприятия на уровне сознания достигается двумя способами: кратковременностью показа картинки (несколько десятков миллисекунд) и путем показа – до и сразу же вслед за картинкой – «маски», то есть какого-либо изображения, уже воспринимаемого нашим сознанием, но в то же время маскирующего ранее показанную сублиминальную картинку за счет того, что показ «маски», отвлекая на себя внимание испытуемого, не дает времени на осознание этой картинки. Иначе говоря, последняя, не достигнув сознания, оказывается «заточённой» в темнице нашего бессознательного.

При этом одновременно производилась запись на приборах (ЭЭГ, МЭГ, фМРТ) нейронной активности мозга и осуществлялся хронометраж показаний приборов и ответных актов реагирования испытуемого.

3. Но для нас, конечно же, наибольший интерес представляет сам акт осознания какой-либо информации, которому (акту) в обязательном порядке предшествует спонтанный всплеск нейронной активности в коре головного мозга. Потому что этот всплеск мы можем связать так же и с моментом наступления инсайта, когда смысл идеи вдруг внезапно является из бессознательного в наше сознание. Разница лишь в том, что в экспериментах, описанных Деаном, из бессознательного в сознание является (и понимается) картинка в виде знака, цифры, слова и т. д., в то время как в нашем случае в сознание проникает смысл идеи, сформировавшийся также в бессознательном на этапе инкубационного созревания смысла идеи.

Так что я исхожу из того, что не только восприятие (осознание) сублиминального стимула (картинки) происходит с запаздыванием после всплеска нейронной активности в мозге (там же, стр. 163, 169-176), но и что инсайт (озарение, прозрение), как спонтанное явление смысла идеи в сознание наступает с таким же запаздыванием после того как в мозге произошла, как мы полагаем, спонтанная самоорганизация (всплеск) нейронов в некий структурированный (низкоэнтропийный) ансамбль. Кстати сказать, и Деан предполагает, что моменту осознания ранее скрытой в бессознательном информации предшествует спонтанный «фазовый переход» (там же, стр. 170-172) в нейронных структурах мозга, наподобие фазового перехода воды в лед. То есть на какое-то самое малое время происходит как бы «замораживание» нейронных структур, фиксируемое приборами.

Так что непосредственным подтверждением нашей гипотезы спонтанной самоорганизации нейронов мозга в акте инсайта (озарения) было бы проведение экспериментов, фиксирующих поведение нейронных структур нашего мозга именно в момент инсайтного явления идеи из бессознательного в наше сознание. А то, что при этом могут быть обнаружены не менее яркие проявления нейронной деятельности нашего мозга говорит хотя бы то, что это явление сопровождается эскортом нами уже указанных интеллектуальных ощущений: удовольствия, удивления и уверенности в истинности внове явленного смысла.

4. Так вот, в экспериментах Деана был обнаружен ряд интересных фактов, одним из которых было запаздывание осознания полученной информации от всплеска нейронной активности, произошедшего в структурах мозга и зафиксированного приборами. И это запаздывание составляло примерно треть секунды (там же, стр. 163, 172-177). Какие же выводы мы можем извлечь из данного факта?

Во-первых, то, что осознание какой-либо информации наступает через 1/3 секунды после того как она заявила о себе в виде электромагнитного проявления (всплеска), говорит о том, что сознание находится на коротком «поводке» у бессознательного. А самим поводком являются эти самые треть секунды, в процессе которых, как мы полагаем, происходит самое интересное и самое главное, а именно, начинается само осознание полученной информации. Так что же происходит в продолжение этой 1/3 секунды? А происходит, скорее всего, перекодировка материальных нейронных образований в знаки-наименования знакомой нам культурной системы. Знаками (слова, сочетания фонем и т. д.) мы проявляем («опредмечиваем», материализуем, «озвучиваем») произошедшее в «безмолвных» структурах мозга. Иначе говоря, 1/3 секунды уходит на перекодировку, на интерпретирование материального, нейронного процесса (или образования) в знакомые нам слова и символы нашего культурного знания. (О том, как именно происходит перекодировка, нами будет изложено в следующем подразделе).

Во-вторых, сознание – это отслеживание того, что происходит на нейронном уровне функционирования нашего мозга. Более того, оно, сознание – это своеобразное «дублирование» того, что свершается на бессознательном (то есть на материальном) уровне тем, чем это, уже свершившееся, может быть проявлено и выражено («озвучено»). Иначе говоря, сознание интерпретирует, «проявляет», материальную, бессознательную деятельность мозга. Ничего не осознавая, находясь в «бездумном» (или бессознательном) состоянии, мы не отслеживаем того, что происходит в нейронных структурах нашего мозга. Наоборот: что-либо осознанно делая, мы не только следим, но и фиксируем, что именно происходит в этих структурах. Так что сознание, во-первых, интерпретирует и проявляет, а во-вторых, выражает и фиксирует то самое значимое для нас – значимое на данный момент, – что происходит в мозге, оставляя «за бортом» внимания все незначимое, то есть то, что может только помешать нашему сосредоточению на процессе мышления. Отсюда третья метафора сознания – метафора дублера и переводчика с материального на идеальное, то есть с «немого» материального взаимодействия нейронов нашего мозга на некогда уже озвученные культурные знаки, нами осознаваемые и понимаемые. Только посредством подобного дубляжа и перевода мы можем выразить то, что произошло в мозге и передать содержимое такого взаимодействия нейронов своему окружению. Но этот дубляж имеет, скорее всего, строго избирательный характер: лишь ничтожная часть свершившегося в мозге требует своего выхода на уровень сознания.

И если мы зададимся вопросом, в чем заключается процесс о-сознания, или каким путем он осуществляется, то, скорее всего, путь осознания идет через интерпретацию (проявление, выражение) того, что произошло в структурах мозга – треть секунды назад – посредством привлечения нами вполне определенных знаков культуры (слов, образов, знаков, представлений, символов и т. д.). Только имея в своей долговременной памяти ранее наработанный арсенал (культурных) артефактов, можно попытаться проинтерпретировать и выразить произошедшее материальное событие взаимосвязывания нейронов в некую структуру, готовую в следующий момент проявить себя уже на уровне сознания.

Иначе говоря, само «безмолвное» (материальное) бессознательное формирует акты осознавания через интерпретацию, через проявление, через выражение, через «озвучание» произошедшего на материальном (нейронном) уровне посредством знакомых нам знаков культуры.

1.7. Перекодировка материального в идеальное: как она происходит?

Нет, наверное, ничего более сложного в нашем мозге и в нашем сознании, чем перекодировка – или, лучше сказать, вероятностное интерпретирование (там же, стр. 121-122, 129) – взаимосвязанных нейронных образований в наименования языка. Сознание – хотя бы в онтогенезе – появляется тогда, когда возникает соединение, а вернее, трансформирование того, чего мы (в принципе) не знаем, в то, что нам с некоторых пор уже стало известно. А не знаем мы того, что означает какое-либо электрохимическое соединение нейронов в некий комплекс. Потому что взаимодействия нейронов мы не видим, не слышим, не ощущаем. В то время как мы «знаем», что этому соединению может соответствовать вполне определенное (адекватное) выражение (проявление, «озвучание») этого соединения посредством уже известных нам культурных знаков, арсенал которых всегда находится (или должен находиться) в готовности выразить («озвучить») то, что произошло в «безмолвных» нейронных структурах нашего мозга. Язык, наравне с сознанием – это проявитель того, что происходит в нейронных структурах. (Он подобен раствору серебра, превращающего негатив фотопленки в позитив фотографии). Он стоит на «страже» готовности выразить и оформить мысль. И это проявление происходит через знаки культуры.

Именно поэтому исторически возникновение сознания приурочено многими мыслителями к появлению языка. Язык – это то, на чем мы обязаны сосредотачиваться, а сосредотачиваться нам надо на поиске, на подборе тех наименований (слова, знаки, символы, образы, метафоры), которые могли бы выразить смысл нашей пока еще безмолвной идеи. Мы должны подбирать, положим, только те слова, значения которых адекватным образом выражали бы этот смысл. Только тщательность подбора этих слов, только сосредоточенность на соответствии их значений (смыслов) смыслу самой идеи, может гарантировать нам истинность выражения того, что произошло на безмолвном уровне взаимодействия нейронов нашего мозга. Так что в процессе мышления мы как разумные существа никоим образом не можем выйти из состояния сосредоточенности. Оно, это состояние, есть тот воздух, которым «дышит» наше мышление. И не только мышление – но и общение с нашим окружением.

Спрашивается тогда, каким образом осуществляется перекодировка материальных (бессознательных и, к тому же, «безмолвных») нейронных образований в культурные знаки языка (слова, символы, метафоры, образы), которые могли бы выразить смысл или значение этих образований?

Сначала заметим: если мозг сам создает нечто, – в том числе и нечто новое, положим, смыслы идей – то он же сам вынужден интерпретировать и выражать созданное им самим посредством уже приобретенных и наработанных нами ранее языковых навыков, закрепленных к тому же в нашей долговременной памяти. То есть нейроны нашего мозга и создают нечто новое, (спонтанно организованное, положим, идею) в «зашифрованном» (материальном, бессознательном) виде, и одновременно, они же – или другие области нашего мозга, что маловероятно – дешифруют ими самими созданное.

Не надо забывать и того, что, пытаясь создать нечто новое на этапе рефлексии-1, наше мышление оперирует, главным образом, тем знанием, теми наименованиями, теми образами, которое мы уже ранее приобрели, а, следовательно, и закрепили в своей памяти. И оно, наше мышление, если можно так выразиться, «варится» в котле того, что имеет и непосредственное и опосредованное отношение к теме того вопроса, который мы пытаемся разрешить.

Все дело в том, что нарабатывая (приобретая) культурный опыт, мы закрепляем его в самих нейронных структурах в виде следов¹⁵. Память не есть нечто идеальное, витающее само по себе в структурах мозга – она есть сами (внове образованные) материальные по своей природе следы («борозды», синаптические связи между нейронами, нейромедиаторы, белки) в нейронных структурах мозга, некогда закрепленные в них в моменты первоначального приобретения нами культурных знаний. Условно говоря, на уровне сознания каждому следу соответствует свой знак культуры, свое наименование.

Так вот, когда мы перекодируем материальные взаимосвязи нейронов, причастных к образованию данного ансамбля (смысла идеи), то наш мозг, то есть наше бессознательное, находит сродственные этим образованиям, – вспомним древний принцип: подобное тянется к подобному – уже некогда закрепленные следы, и тем самым он находит те культурные знаки (слова, символы и т. д.), в которых можно было бы выразить (проявить, «озвучить», интерпретировать) закодированный в данном ансамбле смысл, положим, нашей идеи или какого-либо другого образования. (А уже потом, посредством определенного комплекса этих культурных знаков мы можем выразить смысл нашей идеи). Вот точно так же в обыденной жизни, подбирая из нашей памяти одно за другим подходящие слова, мы получаем предложение, имеющее смысл. Правда, делаем мы это в автоматическом режиме, не замечая того, как мы это делаем.

А вот каким образом, по мысли нейрофизиолога К. Анохина, происходит нахождение в нашей памяти той информации, которая способна выразить смысл того, что возникло в структурах нашего мозга. Но сначала определим два понятия, которыми оперирует К. Анохин: когит и когнитом. Когит и когнитом можно определить как

«… распределенную по мозгу сеть нейронов, сцепленных единым когнитивным опытом. Каждая такая сеть, одно содержащееся в памяти «произведение» нашего мозга – это один его когнитивный элемент. Мы будем называть такие элементы когитами. В совокупности они образуют систему опыта конкретного организма – его когнитом. Этим термином мы будем обозначать особую сеть из тесно переплетенных и взаимодействующих друг с другом когнитивных нейронных сетей. Как геном не сводится к простому собранию отдельных генов, неся в себе многочисленные регуляционные связи между ними, так и когнитом – это гораздо больше, чем сложение отдельных когитов»¹⁶.

А теперь об извлечении информации из самих структур мозга:

«… активация отдельных узлов в естественном когнитоме (за счет перекрещивания нервных участников в этих когнитивных сетях) способна вытянуть за собой из памяти многие другие коги. Это объясняет, почему мозг обладает такой потрясающей автоассоциативностью. Возбуждение одного кога через тысячи связей с другими элементами когитома способна почти моментально вызвать богатейшую сеть ассоциаций, осуществить доступ почти ко всему прошлому опыту. (Там же, стр. 87).

Как видим, если явление идеи в наше сознание есть результат активации определенной зоны (когитов) нейронов, – мы их назвали ансамблем нейронов – то эта активация «способна вытянуть за собой из памяти» ту ранее заложенную культурную информацию, посредством которой мы уже можем выразить смысл самой активированной зоны (ансамбля).

Более того, наше мышление, нашу память и культурные знаки языка мы можем представить в виде карты местности с различного рода условными обозначениями, нанесенными на ней. А в углу этой карты размещена экспликация этих обозначений в виде их наименований. Так что то, что «в углу» – это и есть культура, ее знаки, посредством которых мы узнаем, так что же такое изображено на самой карте и в каких взаимосвязях оно находится. Только благодаря этой экспликации (языку) и нашей памяти, изображенное на карте приобретает смысл. Мы привлекаем культурные знаки с одной целью: выразить «беззвучно звучащий» смысл нашей идеи (в материальном его исполнении) в тех знаках-наименованиях, которые уже ранее, в процессе первичного наименования обрели свое, положим, фонемное звучание. А вот этот смысл в его фонемном («симфоническом») исполнении мы уже можем предъявить нашему окружению.

Как видим, то, что мы называем сознанием может появиться только тогда, когда мы взаимосочетаем наше беззвучное нейронное мышление с озвученными знаками языка и с нашей памятью, посредством которой в процессе сосредоточения мы отыскиваем эти знаки-наименования.

Так где же все-таки мы здесь видим то, что называем сознанием и без чего мы не смогли бы соединить в нерасторжимый союз

– наше мышление (разум) в материальном и беззвучном его виде,

– наш язык, знаки которого имеют звучание,

– и нашу память, в которой мы отыскиваем эти знаки, способные выразить мысль?

Поскольку ни то, ни другое, ни третье не являются сознанием, тогда, скорее всего, сознанием является то, что могло бы их объединить и без чего это соединение невозможно. Как видим, нам не хватает лишь одного, а именно, сосредоточения, которое могло бы

– отыскать в памяти те

– слова языка, посредством которых можно было бы выразить

– смысл того, что свершилось в нейронных структурах мозга.

Вот почему, как я полагаю, наиболее подходящим кандидатом на роль сознания является наша способность сосредоточения, призванная к тому, чтобы объединить в едином союзе мышление, память и язык. Сознание – это коалиция последних трех компонентов под эгидой сосредоточения на предмете мышления (чувствования, общения) и слежения за этим процессом.

Да и язык сам по себе, по мере развития, нам был нужен не только для того, чтобы выражать смыслы (и значения), но и для того чтобы «тренировать» нашу память, наше сознание, наше сосредоточение. Поскольку выражая тот или иной смысл, первым делом мы ищем в нашей памяти те слова, которые бы адекватным образом соответствовали истинности этого смысла. А без сосредоточения мы здесь никак не можем обойтись. В этом побочная функция языка – он тренирует и нашу память, и наше сознание-сосредоточение, а заодно, и мышление. Так что без языка мы – животные существа.

Что же касается нашего случая, то есть случая креативного (продуктивного) мышления, то смысл идеи, – явленный в акте инсайта, – уже имеется в наличии: он закодирован в материи нашего мозга в виде ансамбля взаимосвязанных, («замороженных», по Деану) нейронов. И чтобы раскрыть содержание этого смысла на этапе рефлексии-11, нам остается только расшифровать то, что материально организовано – в своем «беззвучном» виде – в идеально организованное, то есть выражающее этот смысл посредством знаков культуры, имеющих «звучание» то ли в виде слов речи, то ли в виде знаков письма или каких-либо других общепонимаемых символов. Как видим, осознание смысла, – положим, нашей идеи – приходит к нам вместе с наименованием тех объектов, посредством которых эта «немая» мысль выражается.

Так что сознание появляется (и проявляется) только тогда, когда свершающееся в мозге взаимодействие нейронов «закрепляется» за отдельными наименованиями языка (конечно же, при посредничестве нашей памяти). Знаки языка – это этикетки материально происходящих, бессознательных событий в нашем мозге. (Условно говоря, как мы уже заявили ранее, можно даже сказать, эти знаки в некоторой степени «дублируют» происходящее в мозге. И это «дублирование» необходимо только для того, чтобы коды «безмолвных» материальных образований перевести в коды имеющих звучание культурных образований в виде известных нам знаков (звуков речи, слов, символов)). Первое достоинство этих этикеток в том, что мы можем поместить их в нашу долговременную память и изымать их в случае необходимости. Другое достоинство в том, что мы можем манипулировать ими как в процессе собственного мышления, так и в процессе общения с нашим окружением.

При этом ни в коем случае не надо забывать и о том, что посредством наименований объектов и действий над ними решалась одна из важнейших когнитивных задач – появление и развитие дискретного (сосредоточенного, созерцательного) мышления, а не слитного, скользящего – в виде «потока сознания» – всего лишь по поверхности явлений. Поскольку наименования разделяли не только, положим, сами видимые нами предметы окружающей действительности, но и смыслы (значения), связанные с ними. (Увесистый булыжник, удобно расположенный в руке нашего далекого предка, уже «намекал» на возможность охоты на того или иного опасного зверя). А смыслами или значениями уже можно было оперировать не только «воочию», то есть, видя этот предмет и им манипулируя, но и в своем воображении-представлении, в отсутствии этого предмета, изымая образ этого предмета из своей памяти. В этом как раз и заключается, положим, процесс изобретательской и научной деятельности: достаточно интенсивно оперируя в своем воображении образами объектов (и их взаимосвязями между собой), мы, при благоприятном исходе, можем выйти на спонтанное, инсайтное решение нашей задачи.

Правда, здесь, в связи с причастностью языка (речи) к сознанию, вполне уместен вопрос: а как быть с доречевым сознанием: было ли оно у древнего человека, еще не овладевшего навыками речи? И если оно у него все же было, то в какой форме оно проявлялось? Скорее всего, сознание у него было, но было оно в более примитивной форме, поскольку примитивным был сам язык выражения мыслей, действий, эмоций, желаний – это телодвижения, жесты, гортанные звуки и т. д. Появление языка в виде речи намного расширило диапазон выражения мыслей, действий, чувств, желаний и т. д., поскольку возникла возможность оформлять свои мысли и желания в виде осмысленных предложений (существительные+глаголы). А от предложений прямая дорога к изложению логически последовательных мыслей, мыслей, излагающих причинно-следственную связь между явлениями. (Вот здесь-то, с появлением речи, как раз и открывается широкая дорога к более интенсивному образованию в нашем мозге новых синоптических связей между нейронами. Это же наблюдается в онтогенезе у ребенка в процессе овладения им речью). Но в то же время появление речи несколько нивелировало (скрасило) эмоциональность жизнь в человеческом сообществе. Оно подвигло человека к рациональности проявления своих мыслей и чувств. (Так что вполне можно допустить: интенсивность эмоциональных проявлений в обезьяньем стаде – прямой результат отсутствия у них речи).

Попутно отметим, в какой взаимосвязи находится язык, сознание, память и мышление, то есть разум? Язык – это сами наименования, а сознание это то, что ищет (и находит в памяти путем сосредоточения, – если находит) соответствие между тем, что произошло с нейронами нашего мозга и тем, что способно, в первую очередь, проинтерпретировать и выразить это произошедшее. А способны выразить, конечно же, знаки нашего языка. Иначе говоря, на уровне сиюминутного сознания знаки языка отражают данное состояние нейронов нашего мозга. И наоборот, каждому состоянию взаимосвязанных нейронов соответствует то или иное наименование. Чем больше в нашем мозге и в нашей памяти накоплено таких соответствий между теми или иными состояниями нашего мозга и соответствующими им наименованиями (в нашей памяти), тем большей способностью сознания мы обладаем и тем больше вероятность нашего эффективного мышления и общения. Так что сознание не есть нечто нам данное от рождения – оно есть то, что мы способны приобрести, накопить. Ребенок по мере овладения им речью и способностью сосредотачиваться – а также приобретения прочих культурных навыков – проходит весь цикл овладения сознанием?

В связи с выше изложенным, вполне можно предположить, – и в этом я согласен с С. Деаном (и с Н. Хомски)¹⁷ (там же, стр. 324), – что исторически сознание началось не столько с потребности общения со своими сородичами, сколько с возникновением у человека как способности генерировать идеи, так и необходимости выражать смыслы этих идей и претворять их в практику жизни. Общаться между собой можно посредством жестов и гортанных звуков, – чем вполне обходятся приматы – а вот выражать смыслы только что явленных идей и передавать их можно только посредством наработанных культурных знаков.

1.8. Нейронная деятельность материи нашего мозга как «беззвучно звучащий» колокольчик

1. В литературе имеется достаточно широкий спектр понимания, что такое сознание, начиная с того, что сознания как такового нет вообще¹⁸, и кончая такими метафорическими представлениями, как например: сознание есть «ветер» (Дж. Боген), который, хотя и не видим, но может существенным образом воздействовать на окружающую среду¹⁹; сознание подобно «славе в мозге»²⁰, когда в мозге происходит борьба – наподобие дарвиновской борьбы за выживание – за приоритеты внимания: только то, что побеждает, удостаивается чести быть представленным в сознании.

2. Исходя из того, что материальное электрохимическое взаимодействие нейронов нашего мозга не воспринимается органами наших чувств, – поскольку мы его не видим, не слышим, не ощущаем – мы, в свою очередь, можем предложить еще одну, четвертую метафору сознания как колокольчика, звучащего в той среде, которая способна передавать звуковые волны. Поясним заявленное. С одной стороны, электрохимическое взаимодействие нейронов нашего мозга можно уподобить «беззвучно звучащему» колокольчику, помещенному под герметичный колпак, из-под которого был откачан воздух. С другой стороны, культуру можно уподобить той среде (положим, воздушной), через которую передаются звуковые волны. Соединим вместе оба этих уподобления: поместим колокольчик-мозг под колпак культуры. Что мы получим? Если есть такая проводящая среда под колпаком – звук «овеществляется», распространяется, передается. Уберите эту среду, создайте вакуум под колпаком, и звук не будет слышен. Так и работа нейронов нашего мозга не будет «слышна», если не будет той культурной среды, которая воспринимает «звуки» этой работы, и через которую эта работа будет «материализована» посредством знаков культуры. А культурная среда не может быть не осознана: значит, осознанным является озвученное мышление и, в определенных случаях, чувствование, то чувствование, которое может быть достаточно четко выражено, в противоположность трудно выражаемым квалиативным ощущениям.

Так что знаки культуры, как было заявлено ранее, – это проявители процессов, происходящих на безмолвном бессознательном (материальном) уровне. Сознание – инструмент проявления, результатом которого является то, что мы можем поместить его (проявленное в процессе сознания-сосредоточения) в память и в необходимых случаях извлекать его оттуда. В то время как материальные процессы сами по себе – в виде электрохимических процессов, происходящих в мозге – мы не можем поместить в нашу долговременную память – они для нас, во-первых, мимолетны, а во-вторых, «безмолвны», поскольку не ощущаются органами наших чувств. Они должны сначала пройти процесс перекодировки (интерпретации), и далее, стадию выражения (проявления, «озвучания») через среду, именуемую культурой.

1.9. Мыслит ли материя мозга и за счет каких факторов происходит «проявление» результатов мышления?

1. Для начала зададимся вопросом: на что уходит энергия работы нашего мозга? В общих чертах можно было бы ответить следующим образом. Во-первых, на обеспечение функционирования органов нашего тела. Во-вторых, на проявление и удовлетворение инстинктивных потребностей. И в-третьих, на собственное мышление и общение с окружающим миром. Вторая часть – промежуточная: если первая всецело направлена на удовлетворение запросов тела, то вторая связывает функционирование тела с внешним миром: существование в среде обитания, размножение, борьба за выживание и т. д. Здесь организм оказывается ведомым, в основном, инстинктами. И лишь третья часть характерна для существа, действительно, разумного. Именно он способен был создать сообщество людей как открытую систему способную к собственному развитию за счет создания новизны все новых и новых видов.

Так что мы вряд ли можем согласиться с тем, что на первых двух ступенях материя мозга мыслит (в общепонимаемом смысле). Она, эта материя, начинает мыслить с возникновением культуры, То есть только тогда, когда становится возможной перекодировка безмолвных нейронных образований (в их взаимосвязях между собой) в знаки культуры. И эти знаки сами по себе, имея собственное «звучание», – за счет проявления способности языка (речи), – тем самым озвучивают то, что происходит на уровне электрохимического нейронного взаимодействия. Вот это озвучение не только нам самим дает понять смысл и значение этого взаимодействия, но и позволяет нам делиться тем, что мы поняли сами с нашим окружением. И это общение может быть осуществлено только через посредство употребления общепонимаемого языка.

Так что нет перекодировки – нет и мышления как такового, а вместе с ним и сознания. Здесь главное – куда, на что направлен процесс нейронного взаимодействия:

– если он направлен на осуществление функционирования органов собственного тела, то здесь нет мышления – функционирование происходит на биохимическом (материальном) бессознательном уровне;

– если он направлен на удовлетворение инстинктивных потребностей в их истинном спонтанном виде, то и здесь мышления как такового не наблюдается – этот процесс, можно сказать, идет на автомате;

– а вот если мы перекодируем произошедшее в мозге в то культурное одеяние, чем может быть выражено это уже произошедшее на нейронном уровне, да к тому же этим выраженным мы собираемся поделиться с нашим окружением, то здесь мышление проявляет себя в истинном своем виде, а именно, в виде осознаваемом, осуществляемом посредством сосредоточения на предмете нашего мышления и слежения за логичностью его протекания.

Как видим, мышление без сознания невозможно. Оно, сознание, возникает на развилке направления мышления (как взаимодействия нейронов) в сторону его перекодировки в знаки культуры. В противоположном же случае, то есть в случае направления мышления (как взаимодействия нейронов) в сторону поддержания гомеостаза на уровне функционирования органов тела, сознание тонет в пучине бессознательного.

Итак, на вопрос, мыслит ли материя мозга, можно ответить тем, что она только этим и занимается. Правда, результат этого мышления может быть проявлен только через знаки культуры. Ничем иным проявлен он не может быть. Когда же мы не можем выразить нашу мысль – «мысль не пошла в слова» (Ф. Достоевский) – то, либо наша мысль еще не созрела до стадии своего выражения, либо не найдены были слова, которые могли бы ее выразить и оформить, то есть подобрать к ней достойное одеяние из слов и предложений.

2. Так каким же образом мыслит материя нашего мозга, если она все-таки мыслит? На первый взгляд, казалось бы, вопрос бессмысленный. Материя мозга способна лишь на электрохимическое взаимодействие (соединение) нейронов между собой посредством синаптических связей. Но когда же появляется то, что мы называем мышлением?

Повторимся в очередной раз: оно появляется тогда, когда возникает культура в виде языка (речи) – это, во-первых, а во-вторых – когда происходит перекодировка электрохимических связей между нейронами в знаки языка этой культуры. Знаки языка проявляют (выражают, «озвучивают») процессы, происходящие на безмолвном уровне взаимодействия нейронов. Они озвучивают и выражают «смыслы» и значения этих процессов через значения тех наименований (знаков), каждый из которых имеет свое «звучание» (в речи, в письме и т. д.). Вот это звучание и есть то, черезо что осуществляется коммуникация, будь она проявлена через речь, через письмо или через какие-либо общепонимаемые символы.

Так что материальное взаимодействие нейронов нашего мозга есть первая, базовая ступень возникновения мышления. Лишь за ней появляется следующая ступень, ступень перекодировки результатов безмолвного нейронного взаимодействия в имеющие «звучание» знаки нами наработаннойкультуры. Вот это подключение процесса культурного «озвучивания» и есть то, что мы назвали проявлением, выражением («материализацией») процессов, происходящих на безмолвном уровне нейронного взаимодействия и получения неких комплексов, ансамблей, которые можно проявить и получить нечто осмысленное.

Таким образом, у нас есть основание заключить: материя мозга мыслит, – только она это и делает! – но делает она это «беззвучно». А для того чтобы это «беззвучное» мышление зазвучало, понадобился язык. Он, язык, озвучивая те процессы, которые произошли (или происходят) на уровне нейронного взаимодействия, проявляет их, делает их понятными для нашего сознания, а вернее было бы сказать – осознанными. Вот этот процесс перевода нам еще (принципиально) непонятного в понятное и есть акт мышление. Но непременным условием возможности осуществления такого перевода является наше сосредоточение (на предмете мышления), которое мы ранее приравняли к сознанию, и без которого «преследование» смысла нашей мысли было бы невозможным.

3. И все же остается вопрос, есть ли то, что мы называем сознанием? И далее вопрос, а что же мы имеем в виду, когда употребляем термин «сознание»? Конечно же, смысл этого термина, скорее всего, нам надо искать на границе между животным существованием и существованием разумным. Что прибавилось к животному неосознаваемому существованию в результате перехода к существованию разумному? Или наоборот: что нужно отнять от разумного существования, чтобы опять оказаться в стадии животного существования?

Итак, пойдем по второму пути – «вычтем» из человека разумного существо неразумное. Что остается в явном виде? В явном виде остается мышление как характерная особенность человека разумного. Но входит ли в мышление сознание? Является ли оно, сознание, составной частью мышления? Скорее всего, нет, потому что мышление – это всего лишь следование (от акта к акту) ходу своей мысли к какому-либо результату. (Причем следование, осуществляемое посредством не ощущаемого нами и нами неосознаваемого процесса материального взаимодействия нейронов нашего мозга).

Тогда, если существует такой феномен как сознание, то он либо находится помимо мышления, либо он является условием осуществления мышления. Если мы берем первый вариант («помимо»), то мы должны ответить на вопрос, так для чего же все-таки предназначено сознание? Ведь чему-то оно должно служить, должно же оно быть с чем-либо взаимосвязанным причинно-следственными отношениями? Но мы пока не видим того, что могло бы быть непосредственно связано с тем, что могло бы быть названо сознанием.

Тогда нам остается рассмотреть второй вариант: не является ли сознание условием осуществления процесса нашего мышления и общения с нашим окружением? То есть тем условием, в отсутствии которого мы не можем осуществить ни процесс мышления, ни процесс хода собственных реальных действий, ни процесс общения со своим окружением. А как мы знаем из опыта собственного не только продуктивного, но и обыденного мышления и общения, прежде чем начать мыслить или общаться по какому-либо поводу, мы должны сначала отключиться от всего того, что может нас отвлечь от предмета размышления или общения. Иначе говоря, мы, в первую очередь, должны сосредоточиться на этом предмете.

А потому нам ничего другого не остается, как предположить, что условием осуществления как мышления, так и наших действий в процессе общения является наше сосредоточение либо на предмете нашего собственного мышления, либо на ходе наших действий в процессе нашего общения и обмена мыслями с нашими близкими людьми. (Ведь если мы не будем сосредоточенны на предмете нашего разговора, наши партнеры могут посчитать нас не в своем уме, то есть, не разумными). А эти два процесса, как мы постулировали ранее (смотри подраздел «Двухступенчатость сознания»), являются первой и второй ступенью того, что гипотетически мы обозначили как сознание. Круг замкнулся на том, что наше сосредоточение является, просто-напросто, другим наименованием того, что мы называем сознанием.

Правда, для того чтобы получить сознание мы должны брать сосредоточение не само по себе, а в его коалиции с теми наименованиями языка, которые мы должны найти (вспомнить) в нашей памяти. Потому что сосредоточения самого по себе не может быть – оно должно быть фиксированным на чем-либо.

Так что сосредоточиться мы должны на объединении трех факторов:

– материальной деятельности нейронов нашего мозга,

– языка (речи, письма)

– и памяти.

Иначе говоря, соединить их можно, только сосредоточившись на поиске в нашей память тех знаков языка, которые могли бы выразить смысл (и значение) того, что родилось в нейронной материи нашего мозга.

Трудность в определении сознания еще и в том, что мы с трудом соглашаемся с тем фундаментальным фактом, что продуктивно мыслит именно материя нейронов мозга, а не наше манипулирование идеальными образами (и представлениями) в нашем сознании. На самом-то деле креативно мыслит наше бессознательное. Манипулирование образами, имеющими названия и извлекаемыми из нашей памяти, это необходимые «внешние» факторы, всего лишь помогающие создать смысл идеи и раскрыть то, что произошло на материальном уровне взаимодействия нейронов.

4. В качестве наглядного примера раскрытия смысла нашей идеи рассмотрим процесс продуктивного мышления. Что мы делаем сразу же после того как в «поле» нашего видения, – которое мы не совсем обосновано называем сознанием – является инсайтная идея? Мы тут же отключаемся от всего того, что нас занимало ранее и сосредотачиваемся на раскрытии смысла этой идеи. Не сконцентрировав все наше внимание на этом смысле, велика вероятность того, что этот смысл самым незаметным и неожиданным образом «улетучится» из нашего сознания. И только после того как мы зафиксируем (выразим, проявим) этот смысл в знаках (наименованиях) какой-либо культурной системы, мы можем «расслабить» наше сосредоточение, поскольку эти знаки, будучи помещенными в нашу память, дадут нам возможность, в случае необходимости, вспомнить смысл нашей идеи.

Кстати сказать, что касается, опять же, продуктивного мышления, сама Природа подтолкнула человека (разумного) к обретению им сознания как сосредоточения на чем-либо, как слежения за чем-то. В чем заключалась ее помощь? Скорее всего, в том, что, попав – в результате акта инсайта – из бессознательного в наше сознание, смысл идеи сразу же (автоматическим образом) заявляет о себе тем, что оказывается в фокусе нашего сосредоточения из-за того, что этому акту сопутствует достаточно внушительный эскорт указанных нами ранее неординарных ощущений: во-первых, интеллектуального удовольствия от понимания смысла внове явленной идеи, во-вторых, удивления от внезапности его явления, и в-третьих, уверенности в истинности, единственности и надежности этого смысла. Не будь этих ощущений, человек вряд ли бы сразу же зафиксировал свое внимание-сосредоточение на раскрытии смысла внове явленной идеи. А отсутствие подобного внимания, как показывает опыт нашего собственного продуктивного мышления, чревато исчезновением (забвением) этого смысла.

В более тривиальных случаях, случаях нашего обыденного (а не продуктивного) мышления, сосредоточенность может быть вызвана такими ментальными (квалиативными) факторами как любопытство, интерес, увлеченность, страсть к познанию, жажда славы или наживы, любовь и ненависть, и много чего другого.

5. Теперь мы видим, почему нам понятнее ранее заявленное (см. 1. Предисловие к Разделу 1, пункт А) рассмотрение сознания – как сосредоточения – через акт инсайта, то есть через призму спонтанного возникновения смысла внове явленной идеи. Понятнее потому, что этот смысл, явившись из темени нашего бессознательного, вдруг каким-то «чудесным» образом сразу же оказывается в «луче» сосредоточения нашего ума. (Сосредоточения на том смысле, который нам надо раскрыть до состояния развернутой мысли, где составляющие элементы идеи – исходные сущие, искомое сущее, подручное средство, Продукция – будут расставлены по своим местам). А оказавшись в этом луче, он, этот смысл, уже не может быть неосознанным (бессознательным). Отсюда яснее ясного – сознание само по себе не есть какая-то зона нашего ума (или мышления), попадая в которую все вдруг освещается. Оно, сознание, есть процесс ежесекундной концентрации нашего внимания, а именно, постоянного сосредоточения на чем-либо, слежения за чем-то. И осознанным может быть лишь то, на что направлено наше сосредоточение. (На более глубоком уровне рассмотрения осознанным может быть лишь то, что подверглось перекодировке «безмолвного» нейронного взаимодействия в имеющие «звучание» знаки культуры).

В этой связи возникает вопрос роли памяти в осуществлении как мышления, так и сознания. Как известно, наша память задействована в каждом нашем сознательном умственном усилии. Спрашивается тогда, почему она самым непосредственным образом связана с нашим сознанием? Скорее всего, потому, что в самой памяти, в самой материи взаимосвязей между нейронами – как мы уже отметили выше – записаны следы ранее наработанных нами культурных знаков-наименований. А для того чтобы добраться до этих следов, мы, в первую очередь, должны найти (вспомнить) их (1), а затем, расшифровать их материальный код, иначе говоря, перекодировать в знаки культуры (2), а уже потом «вплести» их в ход любого нашего, даже самого незначительного рассуждения-мышления (3). И сделать это мы можем только в процессе сосредоточения на этих трех операциях.

Но здесь может возникнуть еще один вопрос: принадлежит ли к сознанию то, что на данный момент времени находится в долговременной памяти и не причастно к каким-либо нашим сиюминутным действиям? Думаю, что и нет, и да. «Нет» потому, что наш ум не подключен к слежению за ходом нашего мышления, в котором могли бы участвовать объекты, не изымаемые из памяти данного вида; он не сосредоточен на ходе этого процесса, на последовательности наших действий. «Да», потому, что в любой момент мы можем подключить наше сознание, можем сосредоточиться на том, на чем пожелаем. Сознание и память находятся у нас под «рукой» – в любой момент мы можем, по мере необходимости, вспомнить любой объект и им воспользоваться путем сосредоточения на нем.

Без сосредоточения невозможно любое наше то ли умственное, то ли физическое действие. Оно настолько впиталось в нашу плоть и кровь, что мы даже не замечаем, как мы это делаем, как будто бы ведомые на автомате. Именно поэтому мы не замечаем сознания самого по себе как нашего постоянного сосредоточения на чем-либо. Так что все то, что «записано» в нашей памяти, может стать предметом нашего сосредоточения. А поскольку в памяти записано все то, что мы когда-то узнали и все то, что с нами когда-то произошло, то все это является и базой и предметом как нашего сознания-сосредоточения, так и мышления, опирающегося, в свою очередь, на это сосредоточение (и слежение), как на свой основной посыл.

Так что мышление может осуществляться только в условиях осознанности, обеспечиваемой как сиюминутной сосредоточенностью, так и слежением за ходом этого процесса. Отсюда вывод: наша способность сознания эквивалентна способности сосредоточения. Сознание – условие того, что результат нашего мышления, наших действий или нашего общения может быть достигнут. Не сосредоточившись (рассредоточившись), мы не можем осуществлять ни мышление, ни физическое действие, ни общение. Без сосредоточения мы даже не можем отслеживать собственные действия. Ведь, положим, переходя из одной комнаты в другую, мы не стукаемся лбом о закрытую дверь – мы сначала открываем ее, и лишь потом проходим. Но отслеживание, в первую очередь, наших собственных обыденных действий осуществляется на автомате. Оно для нас незаметно потому, что привычно, как мы, положим, привычно завязываем шнурки ботинок, даже не обращая внимания на порядок движения пальцев наших рук. А ведь этим движениям мы когда-то, в детстве, учились путем сосредоточения на каждом из этих действий.

(Так и лев, сосредоточившись на своей жертве, конечно же, осознанно выслеживает ее и нападает в подходящий момент. Но из-за отсутствия не инстинктивного языка общения он не может поделиться с членами прайда опытом своих успешных или не успешных действий. Отсутствие соответствующего языка общения автоматически обрывает передачу субъективного опыта и делает ее менее эффективной, оставляя только такие каналы научения как подражание и метод проб и ошибок. А на этом далеко не уедешь).

И чем больше степень нашего сосредоточения, тем выше степень осознанности наших, то ли умственных, то ли физических действий. А результатом сосредоточения является нахождение связей между тем, что происходит в материи нашего мозга и теми знаками культуры, которые находятся в нашей памяти и посредством которых наша мысль выражается. Нам все время приходится подбирать-вспоминать те или иные знаки культуры для выражения наших «мыслей», то есть к тому, что происходит в материи мозга.

В противоположность тому, как мрак можно определить как отсутствие освещенности, сознание можно определить как присутствие сосредоточенности. Только в луче (света) прожектора сосредоточенности мы можем увидеть и разгадать процессы, свершающиеся не только в материи нашего мозга, но и в окружающей нас действительности, воспринятой органами наших чувств и нашедшей отражение в тех или иных структурах нашего мозга.

И, как мы знаем из собственного опыта, высшая степень сосредоточения, не столько тогда, когда мы всего лишь пытаемся разрешить какой-либо вопрос (рефлексия-1), сколько тогда, когда мы воспринимаем и раскрываем смысл внове явленной идеи (допонятийная фаза и рефлексия-11). Это прямое доказательство того, что сознание (в форме сосредоточения, слежения) есть условие, обеспечивающее качественное, продуктивное мышление. Не сосредоточившись на раскрытии смысла идеи, мы не создадим ни искомого сущего, ни подручного средства. А значит, упустим сам смысл идеи.

И если в случае креативного мышления сосредоточение нам крайне необходимо, то и в случаях нашего повседневного, обыденного мышления оно, сосредоточение, нам также необходимо. Мы как разумные существа никуда от него не можем деться, а значит, никоим образом не можем ни «отключиться», ни «избавиться» от сознания – оно атрибут нашего разумного существования. А вернее сказать, оно – есть метафизическое (сущностное) свойство человека разумного. Именно это свойство – наряду со способностью генерировать идеи и говорить – позволило человеку стать Подручным Средством социума в самой идее социума. Поскольку, обладая способностью продуктивно мыслить, он – единственное существо, которое «позволяет» социуму развиваться за счет создания и внедрения все новых и новых идей. А эти операции без сосредоточения и слежения осуществить невозможно в принципе.

6. Но вряд ли можно с достоверностью заключить, насколько сознание – как сосредоточение – является процессом в мозге, а насколько свойством нашей психики. (С достоверностью мы знаем лишь то, что процессом в мозге является мышление). Оно, сознание, есть «слежение» – лучом сосредоточения – за процессом нашего мышления, наших действий или общения с окружением. Оно, отчасти, – наше волевое усилие осуществлять как процесс перекодировки «материального мышления» в «мышление идеальное» (культурное), так и процесс общения, то есть обмена мыслями. С этой точки зрения можно сказать, что сознание – как сосредоточение само по себе – есть психический, ментальный процесс удержания процесса мышления (или общения) в русле рациональной, логической последовательности. Как норовистую лошадь мы удерживаем в узде управляемых ею поводьев, так и наше сосредоточение не дает нашей мысли свернуть с дороги логического изложения. И нам не нужно забывать того, что для нашего давнего предка логичность как собственных действий, так и действий в сообществе своего окружения была не такой уж простой задачей, тем более в условиях зарождающегося языка, призванного к выражению мыслей в их взаимосвязи друг с другом.

Да и на примере развития новорожденного ребенка мы видим сначала хаотичность его сиюминутного внимания, то есть неспособность хотя бы на самое короткое время на чем-либо сосредоточиться. И лишь со временем он обретает эту способность. С появлением же у него речи эта способность закрепляется и развивается, благодаря тому, что нечто уже названное и размещенное в памяти может быть – опять же посредством сосредоточения – извлечено из нее и употреблено для каких-либо целей. Так начинает развиваться его мышление. Другими словами: мышление как физический (материальный) процесс в нашем мозге и общение с нашими близкими сопровождаются ментальным явлением сосредоточения или интенциональности нашего внимания.

Что же касается исключительно иррациональной части нашего продуктивного мышления, то есть инкубационного этапа созревания идеи и спонтанного акта ее явления в наше сознание, то это действо не зависит ни от нашей воли, ни от нашего сознания; оно свершается только по воле нашего бессознательного, то есть по воле нейронной деятельности материи нашего мозга, способной в определенных граничных условиях спонтанно самоорганизовываться в некий низкоэнтропийный ансамбль (наподобие «ячеек Бенара» (Пригожин) или «замороженных» нейронных структур в мозге (Деан)). И одним из граничных условий является, конечно же, предварительная интенсивная логическая проработка вопроса на этапе рефлексии-1, способная привести к скрытому от нашего сознания этапу инкубационного созревания смысла идеи и последующей бифуркации с выходом на тот ансамбль нейронов, который и будет представлять идею в наше сознание.

В следующем подразделе рассмотрим, достаточно подозрительный вопрос четкого чередования материального в идеальное, а далее, идеального в материальное и т. д. в процессе продуктивного мышления и внедрения новизны в практику жизни.

1.10. За счет какого процесса в социуме создается как материальная, так и идеальная новизна все новых и новых видов? Причастна ли квантовая механика к продуктивному мышлению? (Вопрос без ответа).

В связи с заявленной выше метафорой сознания как преобразователя материальной деятельности мозга в деятельность идеальную позволим себе одну вольность – дадим отступление, напрямую не связанное с сознанием как сосредоточением и слежением. Касается оно вопроса становления человека разумного, а именно, за счет какого фактора человек вышел на путь цивилизационного развития?

А потому мне бы хотелось попытаться еще раз, на более внятном уровне, выразить следующий принципиально важный момент. Человекоподобное существо было «оформлено» Природой как существо разумное (хомо сапиенс) только после того, как оно постепенно, в ходе своего исторического развития, было наделено способностью генерировать новые иррациональные идеи, исходя из тех потребностей (Необходимостей), которые время от времени возникали в том или ином сообществе. Это вовсе не значит, что рациональное (логическое) мышление не причастно к созданию иррациональных идей. Как раз наоборот: только предварительная интенсивная логическая проработка вопроса может привести к спонтанному его разрешению, то есть к возникновению идеи-новизны в нашем (материальном) бессознательном, а вслед затем и появлению самого смысла этой новизны в нашем (идеальном) сознании.

Причем осознание этого смысла происходит только после того как само бессознательное сначала находит те знаки культуры, которые могли бы выразить (проявить, «озвучить») этот смысл, и лишь потом предъявляет его сознанию. В противном случае нет какого-либо смысла «выталкивать» (предъявлять) спонтанно образованный смысл идеи – допустим, если он все же образовался на материальном уровне – в сознание: оно не «поймет» этого смысла, вследствие того, что он еще не облачен в то культурное одеяние, которое может быть нами понято и осознано.

Тогда обнаруживается достаточно любопытный момент: раскрывая смысл нашей идеи на этапе рефлексии-11, мы просто-напросто идем по тому следу, которым уже чуть ранее (в конце инкубации, перед точкой 3 на наших рисунках) прошло наше бессознательное. Мы как бы вспоминаем то, что, по Платону, мгновенно увидела наша душа в занебесном царстве. (И в этом провидческая гениальность Платона, которую мы не совсем осознали до настоящего времени: ничего не зная о бессознательном, он на интуитивном уровне прочувствовал его «присутствие» в своем уме). На самом же деле, раскрывая смысл нашей идеи (на этапе рефлексии-11), мы идем по тому следу, которым уже прошло наше бессознательное, скорее всего те самые 1/3 секунды назад, которые зафиксировали многие нейрофизиологи и когнитивисты.

Спрашивается тогда, почему сама логика (логическое мышление) не способна создать идею-новизну? Да потому, что она к этому не приспособлена, поскольку она оперирует на идеальном (сознательном) уровне тем знанием, которое уже известно; а из известного нельзя получить нечто неизвестное, то есть новое. А для того чтобы получить нечто новое, надо погрузиться («окунуться») на более фундаментальный уровень, на уровень материального взаимодействия нейронов. И вообще нам надо помнить пока что одно: новизна, какой бы она не была, может быть образована только на материальном уровне взаимодействующих частиц материи. Идеальные манипуляции нашего логического (ума) мышления на этапе рефлексии-1 могут способствовать только возбуждению (флуктуированию) материальных частиц, то есть нейронов мозга: но они не могут перестроить саму структуру этой материи в нечто спонтанно самоорганизованное, в некий структурированный ансамбль. Вот почему с этапа рефлексии-1 на этап рефлксии-11, то есть на этап раскрытия смысла идеи, мы сначала должны пройти:

– через зону бессознательного инкубационного созревания смысла нашей идеи (диапазон 2-3 на рисунках 1 и 2),

– затем через акт явления этой идеи (точка 3) из бессознательного в наше сознание (инсайт),

– и лишь затем через допонятийную фазу (интервал 3-4), – когда смысл идеи в виде «чистого» смысла готов к раскрытию своего содержания и оформлению в знаках культуры (диапазон 4-5) –

– выйти на этап рефлексии-11.

Именно в конце этапа инкубационного созревания идеи (точка 3), как мне представляется, происходит самопроизвольный спонтанно-когерентный акт соединения группы нейронов в материально «замороженный» (С. Деан) ансамбль, разгадать смысл которого затем предлагается нашему сознанию.

Так что задача логического мышления «всего лишь» в том, чтобы «раскачать» (возбудить) нейроны до такой степени флуктуирования, чтобы произошел акт спонтанно-когерентного соединения (взаимодействия) нейронов в структурированный (упорядоченный, низкоэнтропийный) ансамбль. Он-то, этот ансамбль, и есть то, что на материальном уровне будет идеей. Остается только перекодировать материю «беззвучного» взаимодействия нейронов в «звучащие» знаки культуры и переслать все это: смысл идеи и ее оформление (в знаках) – из бессознательного в сознание. Последнему предлагается только что согласовать между собой эти знаки культуры, чтобы был ясен сам смысл внове явленной идеи.

Можно сказать, что сам смысл идеи в материалом («безмолвном») своем воплощении – «невидимка». И мы можем увидеть (понять, осознать) его только тогда, когда наше бессознательное облачит его в видимое нами самими адекватное ему (смыслу) культурное одеяние. Только по этому одеянию мы можем понять, что именно под ним скрывается. Так, облачив жирафа, слона, человека и кошку в непроницаемые для нашего зрения накидки, мы сможем, глядя со стороны, догадаться, какое живое существо под ними находится. Другими словами, только через сосредоточение, через сознание, через воспоминание и подбор знаков культуры мы можем «озвучить» (проявить, выразить) результат того материального процесса взаимодействия нейронов, который мгновение назад свершился в этом акте нашего мышления.

А теперь переходим к самому главному в данном отступлении: почему я настаиваю, с одной стороны, на материальном характере возникновения новизны в Природе (без человека разумного), а с другой стороны, как на материальном, так и на идеальном характере возникновения новизны в социуме? Да потому что только «инертные» материальные частицы (единицы) способны на спонтанно-когерентную самоорганизацию. Но в этом случае – в Природе – из материальных частиц получается опять же материальное образование, то есть спонтанно самоорганизованный ансамбль (комплекс) этих частиц. (Как, положим, в случае образования материально организованных «ячеек Бенара» из молекул жидкости). В этом заключена их Природа, проявляемая в неисчислимом многообразии форм материи, начиная с атомов и живых клеток, и кончая галактиками и человеческим мозгом.

А вот сам мозг человека, призванного жить в социуме, был создан Природой только для того, чтобы можно было выйти на новый уровень создания новизны – новизны не только материальной, но и идеальной. (Сама же Природа – до создания человека разумного – была способна, как мы только что упомянули, создавать только материальную новизну). Через человека разумного она шагнула на новую ступень – ступень создания идеальной новизны посредством подаренной человеку способности генерировать идеи. Правда, идеальная новизна может быть образована опять же только через посредство новизны материальной. Мы можем даже сказать, что идеальная новизна есть необходимый «побочный продукт» новизны материальной.

Короче говоря, через мозг разумного человека оказалось возможным запустить в действие производство не только материальной новизны (в виде подручных средств), но и новизны идеальной (в виде Продукции), причем, новизны самого разного качества и вида. Иначе говоря, мы не только подхватили у Природы эстафету создания материальной новизны, – через ансамбли «замороженных» нейронов – но и пошли дальше – мы стали генерировать еще и новизну идеальную, то есть ноосферу (Ле Руа, В. В. Вернадский, П. Тейяр де Шарден). Ведь изобретая и открывая нечто новое, мы тем самым изобретаем и открываем вокруг нас не только материальную (предметную) новизну, но и новизну идеальную, продвигая тем самым наше познание на все новые и новые ступени. Так, положим, изобретая такие материальные подручные средства как:

– кусочек мела (идея мела),

– письменность (идея письменности),

– «должность» психоаналитика (идея бессознательного)

– и гражданские институты (идея нравственности),

мы тем самым, соответственно, производим (изготавливаем) такую идеальную Продукцию как:

– более эффективный способ массового распространения знания в обществе;

– новый способ передачи (и сохранения) новизны и знания в пространстве и во времени;

– избавление отдельных членов общества от неврозов и комплексов и, тем самым, оздоровление социума в целом;

– новый способ уравновешивания взаимоотношений между людьми на не законодательном уровне.

Причем, – и в этом главное достоинство генерирования новизны через идеи – на создании идеальной новизны (Продукции) какого-либо вида процесс развития социума не заканчивается: идеальная новизна, которой, опять же, оперирует наш мозг в процессе продуктивного мышления (на этапе рефлексии-1) способствует созданию все новых изобретений (подручных средств) и новых открытий (формул, законов, парадигм и т. д.). (Напомним: формулы – это те же подручные средства, а Продукция – это то (знание), что мы получаем в результата применения этих формул). И этот волнообразный – можно сказать, «квантовомеханический» процесс – процесс перехода идеального в материальное, а материального в идеальное повторяется все снова и снова. Так имеется ли связь между квантовой (частица-волна) механикой и «механикой» продуктивного мышления, то есть перехода материальной деятельности мозга в деятельность идеальную, а идеальной в материальную и т. д. и т. п.?

Судя по тому как материальный процесс взаимодействия нейронов сменяется идеальным «чистым» смыслом идеи, а этот идеальный «чистый» смысл сменяется материальным своим выражением через знаки культуры и т. д., мы видим, что процесс, по крайней мере, продуктивного мышления есть процесс волнообразный – наподобие квантового процесса перехода частицы в волну, а волны в частицу. Рождение каждой инсайтной идеи – это «квант» ментальной энергии нейронов нашего мозга, передаваемый из материи мозга в наше идеальное сознание в виде «чистого» смысла идеи; «чистый» же, идеальный, смысл идеи материализуется в знаки культуры, раскрывающие этот идеальный смысл и т. д.).

Иначе говоря, с возникновением у человека способности генерировать идеи (иррационально мыслить) мышление человека вырвалось из лап «земного» логического тяготения и вышло на свободную орбиту перманентного преобразования материального (подручного средства) в идеальное (Продукцию), а идеального, опять же, в материальное, и так без конца. Потому что через манипулирование в нашем уме – на этапе рефлексии-1 – идеальным знанием производится сначала материальная новизна (подручное средство); затем, при непременном посредничестве последней производится новизна идеальная (Продукция-новое знание); а вот оперируя на новом витке все новыми и новыми порциями как нового, так и старого идеального знания, мы опять получаем материальную новизну (подручное средство) уже нового вида, а при ее посредничестве производим идеальную новизну (Продукцию) уже другого вида.

В следующем, перед Заключением, подразделе в качестве приложения нами изложенного представления о сознании попытаемся ответить на один из вопросов, заданных К. Анохиным в одной из последних своих статей.

1.11. «Каковы функции сознания?» (К. В. Анохин)

Итак, попытаемся ответить, – хотя бы в самом обобщенном виде – на один из вопросов, заданных К. В. Анохиным в статье «Когнитон: в поисках фундаментальной нейронаучной теории сознания»²¹. А всего этих вопросов пять. Сначала перечислим их, они нам еще пригодятся:

«1. Каковы функции сознания?

2. Как сознание формируется в эволюции?

3. Как сознание созревает в ходе эмбриогенеза?

4. Как сознание развивается в процессе обучения?

5. Каково устройство сознания?». (Там же).

Попытаемся ответить на первый вопрос: каковы функции сознания? Поскольку он является самым важным. Ведь зная функции сознания, мы сможем предположить, каково его устройство (пятый вопрос). (Ведь та или иная функция может осуществляться каким-либо одним органом или несколькими). А зная его устройство, мы будем иметь направление, в котором нам надо искать ответы еще на два вопроса (второй и четвертый): как сознание формируется в эволюции и как сознание развивается в процессе обучения?

Приведем сначала одну наглядную аналогию: каковы функции пищеварения? Как функция пищеварения имеет и место своего осуществления (тело человека), и органы, причастные к ее осуществлению (пищевод, желудок, поджелудочная железа, прямая кишка и т. д.), так и функция сознания имеет и область своего действия, и объекты, причастные к осуществлению этой функции. Более того, каждый из этих объектов имеет и «место» своего расположения, и функцию, им исполняемую. Так, как мы уже выяснили ранее, объектами причастными к осуществлению функции сознания в первую очередь являются:

– электрохимическое (нейробиологическое) взаимодействие нейронов нашего мозга, осуществляющее мышление и чувствование на уровне бессознательной, «безмолвной» материи мозга;

– долговременная память, осуществляющая функцию хранения информации, скорее всего, в тех же (или близким к ним) структурах мозга, которые генерируют процесс мышления и чувствования;

– язык (речь), который одновременно и дает наименования этой информации, и озвучивает эти наименования для того, чтобы мы могли передать результат мышления своим сородичам;

– и наша способность сосредоточения, положим, на предмете мышления и слежения за ходом мышления, которая (способность) осуществляет координацию процессов мышления и извлечения из нашей памяти необходимых наименований и знаков, пригодных для адекватного выражения смыслов (и значений).

И это перечисление позволяет нам, в некотором роде, ответить в самом приближенном виде на пятый вопрос: каково устройство сознания, то есть, какие объекты причастны к осуществлению функции сознания? Осталось только разобраться, в какой взаимосвязи они, эти органы-объекты, находятся между собой. Этим мы и займемся. Потому что взаимосвязь позволит нам выйти на саму главную функцию, а зная эту функцию, мы уже сможем «изобразить» сознание «в обвязке» тех объектов, которые имеют самое непосредственное отношение к этой главной функции, и без которых она не могла бы быть осуществлена.

Итак, как мы полагаем, сознание человека появилось тогда, – вопрос, напрямую не заданный К. Анохиным в своей статье – когда у человекоподобного существа возникла Необходимость выхода на новый уровень мышления, мышления рационально-иррационального, то есть с прибавкой к логическому мышлению весьма существенного интуитивно-инсайтного «довеска». Уровень идеального логического, то есть причинно-следственного мышления не позволял производить новизну. Необходим был выход на фундаментальный уровень ее создания, а именно, уровень материальный. Потому что только материя – в результате своих флуктуаций и бифуркаций – способна на спонтанную самоорганизацию своих частиц (молекул, нейронов и т. д.) и возникновение каких-либо новообразований. Логика же, как мы уже не раз отмечали, способна «лишь» на то, чтобы «раскачать» частицы материи – как ветер раскачивает волны на море – до необходимого уровня их флуктуации; до того уровня, когда становится возможным спонтанное бифуркационное образование «диссипативных структур» (по И. Пригожину), одним из элементов которых являются совершенно новые низкоэнтропийные, упорядоченные ансамбли из этих частиц. (Каковыми, положим, являются «ячейки Бенара», образованные частицами (молекулами) какого-либо жидкого вещества).

Вот здесь – и мы обращаем на это особое внимание! – ключевой момент возникновения у человека способности генерировать новые идеи: только наращивание человеком своей способности эффективно мыслить на уровне логического (причинно-следственного) мышления могло привести к возникновению у него способности генерировать идеи. Потому что только возбуждение нейронной деятельности мозга «приступами» подхода логики с той или иной стороны к решению задачи способно привести к бифуркации и последующей спонтанной самоорганизации материи мозга в некий низкоэнтропийный («замороженный», по С. Деану), ансамбль. В Природе нет другого способа создания новизны, кроме как способа спонтанной самоорганизации частиц материи, будь то в пространствах Вселенной, в живой Природе, в социуме, в мозге человека или в его геноме. В связи с этим, вполне можно предположить, что мозг любого живого организма – кроме человека – потому не смог выйти на уровень генерирования идей, что у него не было условий для возникновения достаточно развитой способности логического мышления. Будь она, логика, развита, положим, у приматов, они бы тоже могли выйти на уровень социального (а не стадного) разумного существования.

Так вот, появление у «когнитивных организмов» (К. Анохин) – а именно, у человекоподобного существа – новой способности создавать иррациональные идеи потребовало возникновения у него новой способности раскрывать и выражать («озвучивать») смыслы этих идей. Но для того чтобы осуществлять это, надо было внове образуемые в мозге материальные («замороженные») ансамбли переводить в нечто такое, что позволяло бы эти новые смыслы претворять в практику совместного проживания. Ведь для чего-то возникали эти смыслы, и возникали они спонтанно, как это, кстати сказать, происходит и в наше время. Вот здесь-то и потребовался механизм, во-первых, упомянутого нами ранее дублирования уже свершившегося акта в материи мозга (а именно, образования ансамбля нейронов), а во-вторых, перевода «смысла» этого ансамбля в нечто нами уже осознаваемое, понимаемое и выразимое.

А вот здесь – в связи с задачей дублирования и перевода – появилось уже другая Необходимость, Необходимость создания языка, то есть того, что переводило бы «материальную мысль» в мысль идеальную, то есть выраженную посредством речи и наименований предметов (существительных) и действий над ними (глаголов). Иначе говоря, появилась Необходимость наименования-называния того, что мы видим, слышим, ощущаем посредством произнесения звукосочетаний (фонем) нашей речи.

Именно здесь, на границе взаимосвязи показаний органов наших чувств – показаний, зафиксированных в нейронных структурах мозга, – со знаками (фонемами) языка свершилось «бракосочетание» материи мозга с речью. А результатом его оказалось новорожденное дитя – сознание. Ведь то, что мы видим, слышим, ощущаем – то есть то, что осознано нашим умом в его конкретике и сиюминутности оказалось к тому же названным и закрепленным, то есть способным быть помещенным в нашу долговременную память. (Вспоминается одно изречение: мы не знаем, на что мы смотрим, пока нам не скажут, что мы видим).

А объекты нашей памяти уже никак не могут быть неосознанными, поскольку в любой момент они могут быть нами извлечены из хранилищных запасов памяти и «вплетены» в любое из наших размышлений. Так что память и сознание – кровные братья: они разные, но у них общие родители: материя нашего мозга и речь, призванная к тому, чтобы выражать, озвучивать результаты деятельности этой материи. Можно сказать, что показания органов наших чувств, будучи нами названными, открыли нам не только дверь к сознанию, но и дорогу к его последующему развитию.

Выходит так, что сознание появляется тогда, когда воспринимаемое органами наших чувств обретает название, и образ этого названного объекта помещается в нашу память. Любое животное, положим, видит предметы вокруг себя, и, наверняка, в какой-то степени осознает их, – оно же на них не натыкается как слепое существо. Но это сознание у него, можно сказать, (в основном) сиюминутное, перескакивающее с одного предмета на другой и ни на чем конкретном долго не закрепляющееся. Да к тому же у него нет способности называть их и, тем самым, фиксировать путем размещения образа этого названного в свою память. (Можно даже сказать, что сознание – это глаза нашего мышления: потому что только то, что осознанно названо может быть увидено нашим мышлением).

Как видим, главная функция сознания – переводить наше мышление (и частично чувствование) с «языка» немой деятельности нейронов мозга на язык того, что с некоторых пор мы стали понимать, а именно на язык наименований объектов (существительные) и действий над ними (глаголы). То, что мы уже назвали, не может быть неосознанным. Потому что именно то, что мы называем и собираемся проявить находится в бездонных глубинах электрохимического и нейробиологического немого (для нас) взаимодействия нейронов. А то, посредством чего мы даем то или иное наименование этому взаимодействию, является усвоенный нами язык в каком-либо его виде. Иначе говоря, осознанным является только то, что мы можем, во-первых, выразить, а во-вторых, транслировать своему окружению и тем самым побуждать его к ответным и адекватным действиям. (Выражаем мы посредством наименований, транслируем – посредством звуков (фонем) или слов).

Исходя из этого, можно заключить, что, положим, даже пчелы и муравьи обладают, если можно так выразиться, инстинктивным сознанием, поскольку, используя некоторый набор символических знаков (движений, запахов), они общаются со своими собратьями по улью или муравейнику и передают им свой субъективный опыт.

Итак, главная функция сознания в том только и заключается, чтобы транслировать результаты «безмолвной» материальной деятельности нейронов нашего мозга нашему окружению. И эта трансляция немыслима без того, чтобы, прежде всего, переводить немые коды нейронных образований (ансамблей) в коды культурных знаков и наименований. То есть в то, что получилось в результате взаимосвязи проявления (видения, слушания, ощущения, обоняния) органов наших чувств с сочетаниями фонем нашего (нарождающегося) языка. Именно перекодировкой материальных (нейронных) кодов-соединений в коды идеальные, культурные, занимается наше сознание.

(Кстати сказать, в этом различие подходов к сознанию у А. Дамасио и у нас. А. Дамасио²² рассматривает сознание в его причастности к трем видам самости: протосамости (ощущения), базовой самости (внимание на объектах) и автобиографической самости (осмысленности своего существования в прошлом, настоящем и будущем). У нас же сознание рассмотрено в его причастности к раскрытию сути беззвучной материальной деятельности нейронов мозга в культурных знаках, имеющих вербальное звучание, то звучание, которым мы можем поделиться в первую очередь со своими сородичами).

В этом, можно сказать, заключается природное предназначение сознания – предназначение выхода на новый уровень создания новизны. Если ранее создание новизны было прерогативой лишь самой Природы, то теперь эта новизна все новых и новых видов – материальных, технических, научных, этических, культурных, социальных и т. д. – могла создаваться посредством взаимодействия нейронов мозга, принадлежащего человеческому организму. Тому организму, который стал разумным в результате обретения человекоподобным существом способности рационально-иррационального (интуитивно-инсайтного) мышления. Не возникни у него способности генерировать новые идеи, он так и остался бы человекоподобным, но не разумным существом. У человека не было более высокого природного предназначения, чем – наравне с Природой – создавать новизну все новых и новых видов, и не только материальных, но и идеальных.

В этом он продолжатель дела Природы: Природа генерирует все новые и новые виды (идеи) материальных растительных и животных существ, а человек, кроме материальной новизны (подручных средств), генерирует смысловую (идеальную) новизну (Продукцию) все новых и новых видов, которая в дальнейшемтрансформируется в подручные (материальные) средства, с помощью которых получается, опять же, идеальная новизна (Продукция). (Как положим, из идеи письменности получаются сначала сами знаки письменности (подручные средства), посредством которых производится такая Продукция, как передача знания в пространстве и во времени, а вот, используя идею письменности, мы стали способны создать и идею кусочка мела и идею Интернета, Продукцией которых стал более массовый и более эффективный способ распространения и хранения знания).

А теперь для полноты картины сознания как сосредоточения рассмотрим в самом общем виде вопрос квалиаощущений, тех ощущений, которые не поддаются, – а если и поддаются, то с большим трудом – какому-либо выражению. Выше мы попытались рассмотреть вопрос, какова функция сознания и убедились в том, что к ее осуществлению, кроме материи самого мозга, причастны такие «органы» как память, язык и наша способность сосредоточения. Но здесь возникает еще один вопрос: какое отношение к функционированию сознания – а именно, к когнитивному мышлению – имеют наши квалиаощущения? Ведь именно они определяют нашу изначальную самость, наше, нами ощущаемое Я. Выскажем всего лишь наше мнение в самом обобщенном виде.

Как росту плодоносящего дерева сопутствуют и почва, и влага в почве, и лучи Солнца, и фотосинтез в листьях дерева, и много чего другого, так и сознанию, «озвучивающему» и выражающему нейронную деятельность мозга, сопутствуют разного рода квалиаощущения. Но «конечной целью» эволюции было, конечно же, не образование квалиаощущений, а создание сознания, которое бы проявляло и выражало «немую» материальную деятельность нейронов нашего мозга. Квалиаощущения, как мне представляется, – всего лишь необходимые ступени на лестнице подъема к разумному существованию. Они являются и почвой, на которой восходит сама способность разумно мыслить, и тем сопровождением, которое способствует последнему.

Наиболее ярким примером последнего – то есть сопровождения – является сопровождение спонтанного (инсайтного) явления смысла идеи в наше сознание целым эскортом ранее уже не раз нами упомянутых интеллектуальных квалиаощущений, а именно: интеллектуального удовольствия от понимания смысла этой идеи, удивления от внезапности его явления и уверенности в истинности, надежности и единственности данного смысла. Смысл же данного сопровождения, несомненно, в том, чтобы сразу же обратить наше внимание, – а, вернее, сосредоточить его – на необходимости раскрытия содержания смысла идеи и фиксирования его в знаках культуры, размещаемых далее в нашей памяти. В противном случае он может бесследно «улетучиться» из нашего сознания.

Можно предположить, что только что перечисленные квалиаощущения, наверное, являются одними из последних приобретений человеческой психики. И возникли они – в том виде, в котором мы их испытываем – вместе с обретением человеком способности генерировать новые идеи, той способности, которая сделала человекоподобное существо человеком разумным и вместе с тем социальным, а не стадным. Радоваться и удивляться внезапно явленной в наше сознание новизне способен только тот, кто затратил труд на разрешение какой-либо значимой задачи, значимой для того окружения близких нам людей, среди которых мы находимся сами.

Так что в моем представлении квалиаощущения – это те дрожжи, на которых поднялся пирог когнитивного мышления. Потому что они в подавляющем своем большинстве взывали к тому, чтобы их заметили и поняли. Именно для этого возникла потребность их выражения, вылившаяся в Необходимость совместного проживания. Любая эмоция – это, прежде всего, посыл к объединению. Не будь нашего окружения, нам не было бы необходимости проявлять свои эмоции, а значит, не было бы потребности их выражать.

Но сама эмоция, несмотря, как правило, на бурность ее как внешнего, так и внутреннего проявления, не обладает конкретным смыслом – он расплывчат и туманен. Только выражение в понимаемых нами знаках культуры придает этому смыслу конкретное содержание. А отсюда уже рукой подать к выражению логически оформленной мысли, мысли, следующей логике, то есть соблюдающей причинно-следственную связь как между нашими действиями, так и явлениями окружающей нас действительности. Так что вполне можно предположить, что квалиаощущения в определенной своей совокупности инициировали и сопровождали возникновение способности, прежде всего, продуктивно мыслить, а вместе с тем и осознавать продукты мышления и, отчасти, нашего чувствования.

1.12.Заключение

1. Так что же такое сознание? Определяя сознание, мы должны в первую очередь исходить из того, что задача человека разумного в том, чтобы неосознаваемые нами материальные (бессознательные) процессы в нашем мозге адекватным образом переводить, – а вернее, трансформировать – в то, что нами может быть осознано, то есть выражено (проинтерпретировано, проявлено, «озвучено») в знакомых нам артефактах (знаках, словах, наименованиях, образах, символах и т. д.) культуры. И только во вторую очередь мы должны быть обеспокоены передачей того, что мы выведали (узнали) у самих себя и выразили сами тому социальному окружению, которое заинтересовано в получении новой информации (знания). Потому что человеческое сообщество развивается только тогда, когда происходит возникновение нового знания и обмен оным внутри данного сообщества. В отсутствии последнего невозможно как возникновение цивилизационного общества, так и его функционирование.

Так что сознание не есть какая-то химера, неуловимая ни нашим умом, ни нашими чувствами. Более того, оно не есть та среда, в которую погружено наше мышление, наше чувствование и наши действия. Сознание есть каждый раз возобновляемый процесс сосредоточения на том, и слежения за тем, что могло бы выразить наши мысли, наши чувства и наши действия. А выразить мы можем только через то, что нам уже знакомо, что нами уже осознано – через знаки культуры. Не будь у нас культуры и не будь сознания, каждый из нас был бы "заперт" внутри самого себя. То есть мы были бы обречены на животное существование, определяемое природными инстинктами. Инстинкты – база животного существования, неподчинение инстинктам грозит гибелью, но подчинение одним только инстинктам не дает возможности выбраться из круговой колеи и оказаться на просторах многогранного разумного существования.

И чтобы выбраться из нескончаемой колеи подобного существования, нам потребовалось создать Культуру и тем самым обрести сознание. А вот обретя культуру и сознание, мы вышли уже на совершенно новый способ существования, а именно, на рекурсивно-контингентный способ получения нового знания, без которого нет каких-либо перспектив развития.

Так что получается: возникновение сознания у человека шло параллельным курсом с возникновением культуры – культуры, в первую очередь, в виде речи. А побудительным мотивом развития их обеих, как мы предполагаем, было не столько желание общения со своими сородичами, сколько возникновение у человекоподобного существа способности генерировать новые идеи. (Индивиды, продуктивно мыслящие, были – и остаются – закоперщиками развития цивилизации). Потому что только спонтанное – как бы ниоткуда! – проникновение смыслов новых идей из (материального) бессознательного в (идеальное) сознание, в буквальном смысле, «принуждало» человека искать средства как выражения этих смыслов знаками нарождающейся культуры, так и претворения этих смыслов (идей) в практику самой развивающейся интеллектуально-материальной жизни. Ведь, как мы видим, – правда, постфактум, – развитие цивилизации в целом осуществлялось и продолжает осуществляться только посредством перманентного генерирования все новых и новых идей. Вне этого процесса социум – существо недееспособное. (И мы «не знаем» об этом только потому, что еще ни разу, слава Богу, не оказывались в этой ситуации, в ситуации отсутствия притока новых идей в течение достаточно продолжительного времени). Потому что только человек продуктивно мыслящий является той заводной пружиной часового механизма функционирования.

2. Что касается неимоверных трудностей в определении сознания, то мы не потому так плохо знаем, (что такое) сознание, что оно есть нечто таинственное и скрытое от нашего взора, а потому, что оно, просто-напросто, все время у нас на «виду», на поверхности нашей повседневной деятельности. Что бы мы ни начинали делать как в умственном, так и физическом отношении, мы в обязательном порядке должны сосредоточиться на предмете нашей деятельности, будь то мышление, наши действия или общение с нашим окружением. В обыденной жизни мы не замечаем нашей сосредоточенности, потому как она находится в плоти нашей деятельности. Мы поглощены в пучину нашей постоянной сосредоточенности – именно поэтому мы ее не замечаем. Точно так же мы не замечаем постоянного воздействия на наше тело силы тяготения Земли, или присутствия воздуха, которым дышим.

Можно даже предположить, что на ранних этапах становления человека (разумного) наша способность сосредоточения в наибольшей степени содействовала нашему выживанию. Ведь она не только способствовала осуществлению нашего мышления, но и приводила к более продуктивному, более целенаправленному взаимодействию с окружающей нас средой обитания. Потому что эта среда не только обещала нам определенные блага, – которые мы желали бы приобрести, – но и таила в себе на каждом шагу различного рода угрозы нашей жизни. А здесь без сосредоточения никак не обойтись, а значит, не обойтись и без того, что называется сознанием.

Более того, освоению способности сосредоточения-сознания, скорее всего, способствовало возникновение языка (речи) как наименования объектов (существительные) и действий над ними (глаголы). Можно сказать, это язык в немалой степени научил нас сосредотачиваться и мыслить. Объектом сосредоточения стали не только сами реально существующие предметы и действия над ними, но и наименования (образы) этих объектов, вернее, те значения, которые за ними скрываются (в нашем представлении-воображении). Наименования объектов и действий сдублировали реальные предметы и физические действия над ними. Ими мы уже могли оперировать в своем воображении, изымая их образы из нашей памяти. Они стали вторым этажом, надстройкой над физически существующей реальностью. Не имея этих образов в своем уме, нам не на чем было бы сосредотачиваться, кроме как на самих воспринимаемых нашими органами чувств вещах. Язык освободил нас от непосредственного присутствования при вещах. Он позволил нам абстрагироваться от реальности и манипулировать в своем воображении-представлении образами этих вещей. Так что не имея навыков «образного» сосредоточения, у нас не было бы навыков мышления, тем более, мышления продуктивного, в наибольшей степени связанного с концентрацией нашего внимания-сосредоточения. Оперируя образами в своем воображении-представлении, наше мышление освобождалось от привязки к материальной действительность и воспарялось в область идеального манипулиронания образами этой реальности. (Вспомним хотя бы Сократа из «Пира» Платона, сутки напролет простоявшего на одном месте в состоянии сосредоточения (созерцания) на мысли, внезапно пришедшей ему на ум).

3. И последнее. Как мне представляется, философия взвалила на плечи сознания непомерный груз понятий, как не имеющих отношения к нему, так и имеющих, но трудноопределимых. Как, например, понятие души (психики) и понятие ментального. Спрашивается, какое отношение к сознанию имеют душа и душевные процессы, которые, хотя и могут быть постфактум осознаны, но возникновение их и протекание спонтанно, то есть вне компетенции нашего сознания как сосредоточения? Да и с прочими ментальными процессами много трудностей в их определении и отношении то ли к ментальным процессам, то ли к физическим. Да и с квалиаощущеними следовало бы разобраться не в последнюю очередь: в чем их назначение и каким образом они причастны к главной функции сознания – проявления и выражения мыслительных материальных операций нейронов нашего мозга в идеальных артефактах культуры.

В связи с этим, понятием сознания как сосредоточения на чем-то и как слежения за чем-то, первым делом, нам надо отдели(а)ться от вороха тех понятий, которые имеют как самостоятельное значение, не имеющее отношение к сознанию, так и сомнительное отношение к последнему. Но самое главное – нам надо определить сознание-сосредоточение-слежение как то, что, во-первых, четко обозначено в своих границах, во-вторых, естественным образом вписывается в процесс нашего мышления и нашей сознательной деятельности, и в-третьих, не противоречит сопутствующим ему понятиям и процессам.

Литература

1. Платон. Сочинения в трех томах. М.: Мысль, 1968-1972. Том 1. «Ион»: С. 138-139. «Менон»: С.384-392, 407-408. «Кратил»: С. 453. Том 2. «Федон»: С. 34-39. «Пир»: С. 141-143. «Федр»: С. 179-189, 204-206. «Теэтет»: С. 243. Том 3, часть 2. «Письма»: С. 542.

2. Мартин Хайдеггер. Гераклит. Пер с нем. А. П. Шурбелева Санкт-Петербург. : Издательство «Владимир Даль». Основная часть, параграф 8. 2011.

3. Лапшин И. И. Философия изобретения и изобретение в философии. Введение в историю философии. – М.: Республика, 1999. – 399 с. – (Мыслители ХХ века).

4. Кармин А. С. «Интуиция: Философские концепции и научное исследование. – СПб.: Наука, 2011. – 901 с.

5. Мартин Хайдеггер. Бытие и время. Пер. В. В. Бибихина. М.: Ad marginem, 1997. С. 68-71.

6. Шеллинг Ф. В. Философия мифологии. в 2-х т. Т. 2. Монотеизм. Мифология. Пер. с нем. В. М. Линейкина; под ред. Т. Г. Сидаша, С. Д. Сапожниковой. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2013. С. 13.

7. К. Г. Юнг. Проблемы души нашего времени. Пер. с нем. А.М. Боковикова. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс». 1993. С. 56-59, 125-127.

8. См. об этом: Князева Е. Н. Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии. М. ; СПб.: Центр гуманитарных инициатив; Университетская книга, 2014. Глава 6. Понятие Umwelt Якоба фон Икскюля как предпосылка энактивизма.

9. Морен Эдгар. Метод. Природа Природы. Пер. Е. Н. Князевой. М.: «Канон⁺» РООИ «Реабилитация», 2013. С. 243-260.

10. Пригожин Илья, Стенгерс Изабелла. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Едиториал УРСС, 2014. С. 127-137.

11. Пуанкаре Анри. О науке. Наука и метод. Глава 111. Математическое творчество. 1983. С. 309-320.

12. См.: Деннет Дэниел С. Виды психики. На пути понимания сознания. Пер. с англ. А. Веретенникова. – М.: Идея-Пресс, 2004. С. 126.

13. Платон. Сочинения в трех томах. М.: Мысль, 1968-1972. Том 1. «Менон». С. 407-408.

14. Деан С. Сознание и мозг. Как мозг кодирует мысли / Станислас Деан (Пер. с англ. И Ющенко). – М.: Карьера Пресс, 2018. 416 с.

15. Прист Стивен. Теории сознания. Пер. с англ. Грязнова А. Ф. – М.: Идея Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. С. 270-277.

16. Анохин К. В. Коды вавилонской библиотеки мозга. В мире науки, №5, 2013. С. 83-89.

17. Деан С. Сознание и мозг. Как мозг кодирует мысли / Станислас Деан (Пер. с англ. И. Ющенко). – М.: Карьера Пресс, 2018. С. 324.

18. Роуз С. Устройство памяти. От молекул к сознанию: Пер с англ. Морозовой Ю. В. – М.: Мир, 1995. С. 235-243, 356.

19. См.: Черниговская Т. В. Чеширская улыбка кота Шрёдингера: язык и сознание / 2-е издание. М.: Издательский Дом ЯСК: Языки славянской культуры, 2016. С. 45.

20. Деннет Дэниел. Сладкие грезы: Чем философия мешает науке о сознании. Пер. с англ. / Под ред. М. О. Кедровой; вступ. сл. Д. Б. Волкова. – М.: УРСС: Ленард, 2017. С. 212-213.

21. Анохин К. В. Когнитон: в поисках фундаментальной нейронаучной теории сознания. Журнал высшей нервной деятельности. 2021, т. 71, № 1. С 39-71.

22. Дамасио А. Так начинается «я». Мозг и возникновение сознания. Пер. с англ. И. Ющенко. – М.: Карьера Пресс, 2018. – 384 с.

Приложение

Рефлексия-1 – область рефлексивного (логического) осмысления вопроса: область постановки вопроса, выдвижения гипотез, возможных вариантов решения.

Рефлексия-11 – область раскрытия смысла идеи в мысль-Истину.

Она же – область формирования вида и сущности нового искомого сущего и разработки технологии изготовления подручного средства

Рис. 1. Схема процесса продуктивного мышления.

А – В – Область События-1 как зарождения и созревания Необходимости в новизне.

В – С – Область События-11: создание идеи; раскрытие ее смысла; формирование вида и

сущности искомого сущего и создание технологии изготовления подручного средства.

С – А – Область События-111, то есть производства Продукции для социума.

т. 1 – Обнаружение потребности в новизне и начало рефлексии-1; 1 – 2 – процесс

рефлексии-1; т. 2 – конец рефлексии-1; 2 – 3 – инкубационная фаза; т. 3 – возникновение идеи; 3 – 4 – допонятийная фаза и начало рефлексии-11 в т. 4; 4 – 5 – процесс рефлексии-11; т. 5 – конец рефлексии-11; 5 – 6 – создание технологии изготовления подручного средства.

Рис. 2. Онтологический круг.