Зейфур Рамихан
На грани
Антон
Рабочий день уже заканчивался, когда начальник смены подошел к Антону и сказал, что нужно пересчитать все мясо в третьем штреке.
– Нужно сделать это уже сегодня, потому что могут завезти новую партию. – добавил начальник.
– Хорошо, Станислав Юрьевич, – Антон тут же взял свою тетрадь и вышел из подсобки.
Пройдя около двадцати метров по главному коридору хранилища госрезерва, Антон остановился у большой железной двери. Щели были белыми из-за инея. Он отодвинул щеколду и потянул массивную термодверь за ручку. В лицо ударил морозный воздух – пришлось на пару секунд задержать дыхание. Антон достал из кармана тулупа шапку и перчатки, надел их; поднял воротник и вошел в темный штрек. Рука потянулась к выключателю. Гирлянда тусклых лампочек у самого потолка озарила штрек, который в конце разделялся на три морозильные камеры.
Антон вошел в первую камеру, которая была заполнена. Вдоль стен стояли металлические стеллажи, на которых лежали замерзшие туши мелкого скота. Достав из-за пазухи тетрадь и карандаш, Антон принялся за работу.
Подойдя к очередному стеллажу, Антон протянул руку к одной из туш, чтобы слегка поправить ее, но она заскользила, рухнула на бетонный пол и отскочила метра на полтора в сторону.
– Ах! – вырвалось у Антона.
Он стиснул зубы, засунул тетрадь за пазуху и наклонился к упавшей туше.
«Ну хоть не крупный скот», – подумал он и, приподняв, закинул ее обратно на стеллаж. Металлическая конструкция затряслась и с других полок попадали туши. Антон выругался и направился к ним.
В этот раз ему пришлось довольно долго провозиться. Когда на полках наконец был порядок, Антон почувствовал, как взопрел. Он расстегнул тулуп и снял шапку и немного подождал, чтоб остыть. Затем пересчитал все мясо, сделал пометки в тетради и, посмотрев довольным взглядом на стеллажи, направился к выходу.
Подойдя к двери, Антон положил руку на сваренную из арматуры ручку и приготовился вдохнуть теплый воздух основного коридора. Толкнул, но дверь не открылась.
– Опять эту дверь заело. – пробубнил он про себя и толкнул сильнее. Снаружи послышался металлический лязг. Он снова толкнул. Дверь не поддалась. Он навалился на нее плечом, но опять без результата.
Около минуты он стоял не понимая, что происходит.
– Это, наверное, шутка? – с надеждой предположил он. Снова схватился за ручку и начал трясти дверь. – Хватит придуриваться! Откройте!
Никто не ответил ему. Он продолжал трясти дверь и кричать:
– Здесь холодно! Это несмешно! Эй, там!
За дверью была тишина.
– Неужели? – в груди образовалась пустота, быстро заполняемая страхом. – Нет, нет! Такого не может быть! Не может быть!
Антон еще пару раз навалился на дверь плечом.
– Эй!
Тишина.
Он приблизил ухо к двери, стараясь не касаться ее. Ни голосов, ни смешков, ничего. Абсолютная тишина. «Неужели забыли? Нет! Такого не может быть! Не может быть! А вдруг…»
Антон повернулся и побежал в среднюю камеру. Под самым потолком на стене висели часы. 00:30.
– Не может быть. Значит все же забыли. – Ему стало тяжело дышать. – Как же так? Меня?
Колени подкосились, он отшатнулся и облокотился о стену. Взялся обеими руками за голову.
– Меня забыли, – от осознания этого голос задрожал. – Не может…
Антон поднял голову и побежал обратно к выходу, скользя по заиндевелым рельсам на полу. Ему показалось, что он недостаточно сильно толкал дверь. Добежав до двери, он пнул ее правой ногой. Послышался металлический лязг. Он закричал и ударил еще раз и еще… он не удержался: левая нога поскользнулась на рельсе, и Антон рухнул на спину. Боль пронзила поясницу. Антон закричал и закрыл глаза.
Через пару секунд он почувствовал, как челюсть начала трястись, и с каждой секундой дрожь усиливалась. Морозный воздух начал обжигать внутреннюю полость носа, так что захотелось задержать духание. Он тут же открыл глаза и медленно перевернулся со спины на живот. Уперся руками о пол и поднялся на ноги. Голова закружилась, перед глаза все поплыло, потом потемнело. Чтобы не упасть Антон наклонился и уперся руками о колени. Закрыл глаза. Тряслось уже все тело. Подбородок и губы онемели.
Когда он открыл глаза, увидел рельсы. Вагонетка! Кажется, в одной из камер он видел ее. Он выпрямился. Боль в пояснице опять заявила о себе. Антон застегнул тулуп, надел шапку и зашаркал в конец штрека.
И действительно в средней камере стояла вагонетка. Размером со школьную парту для первоклассников, но на вид достаточно массивная. Он обошел ее, ухватился за борт, навалился всем телом и начал толкать в сторону выхода. Поясница заныла еще сильнее. Вагонетка набирала ход, дробно застучали колеса по рельсам.
Антон поднажал, превозмогая боль, вагонетка загрохотала, вырвалась вперед и врезалась в злополучную дверь … бумс! Штрек наполнился металлическим грохотом, но дверь осталась на месте. Вагонетка же оттолкнулась и покатилась в обратную сторону. Антон еле успел отпрыгнуть в сторону.
Он подошел к двери. На ней появилась лишь небольшая вмятина. Он закричал в отчаянии. Потом опять подбежал к вагонетке, покатил ее обратно в среднюю камеру. Обошел и, снова разогнав, ударил о дверь. Опять грохот, вагонетка отскочила, покатилась обратно. В этот раз она оказалась быстрее Антона и, ударив его, сбила с ног. Он упал на плечо и ударился головой обо что-то твердое.
Марина проснулась около половины первого ночи. Не поднимая головы, она огляделась по сторонам. Гостиная. Значит, после работы опять заснула на диване. Она прислушалась. В квартире было тихо. Свет в коридоре все так же горел. «Все еще не дома». Марина закрыла глаза в надежде заснуть. Но проснувшиеся мысли выгнали из головы остатки сна. Пролежав так около минуты, она подумала, что нужно встать и лечь в кровать, может, там получится уснуть. Да и после дивана будет болеть спина, как это было вчера, и позавчера, и позапозавчера, да и… Она открыла глаза и приподнявшись села. Поежилась. В квартире, несмотря на майскую погоду, было прохладно. Марина вспомнила, что не переоделась, юбка помялась, утром перед работой придется погладить.
Марина встала и пошла на кухню. Она остановилась у входной двери и страдальчески посмотрела на не нее. «Неужели он сегодня не откроет ее? Неужели на прижмет к себе, не скажет, что весь день думал о ней.» Плечи Марины опустились. Она подумала о тех счастливых днях, когда он несмотря ни на что все же находил время для нее. Слезы горечи потекли по шеками и упали на пол.
На кухне она взяла сумку со стула и, вынув из нее упаковку яиц и бутылку молока, положила в холодильник. Когда Марина уже закрывала дверцу, она заметила наполовину пустую бутылку водки. Алкоголь вот уже больше года разрушал ее семью. Семью, ради которой Марина отказалась от научной карьеры в НИИ Ленинграда и отправилась за мужем в этот захолустный город в Сибири.
Сегодня утром бутылка была еще полной. Значит… Марина нахмурила брови и хлопнула дверцей холодильника. Она повернулась к плите и налила в стакан воды из остывшего чайника. Выпила. Желудок заурчал, и она вспомнила, что забыла поужинать. Потянулась, чтобы опять открыть холодильник, но вспомнила, что за последний год набрала почти пятнадцать килограммов и уже весила больше, чем муж. Марина поставила стакан в раковину и вышла из кухни.
Антон очнулся от головной боли. В эту же секунду его тело пробил озноб, будто окунули в ледяную воду. Он обхватил голову руками и, скорчившись на полу, застонал. Дрожь стала нарастать и буквально за пару секунд переросла в конвульсии. Антон открыл глаза с заиндевелыми ресницами и осмотрел коридор. Ни одного уголка, где можно было бы спрятаться и согреться. Ему захотелось уменьшиться в размерах, чтобы перестать терять остатки тепла. Взгляд уперся в стену средней холодильной камеры. Антону показалось, что где-то там он видел какой-то мешок.
– Нужно встать. – приказал он себе сквозь зубы, потому что не мог разжать челюсть.
Воздух обжигал легкие, и Антон чувствовал, как с каждым вздохом в него проникало все больше и больше холода. Кисти в перчатках сжались в кулаки. Он уперся ими в пол и приподнялся на колени. Вся одежда была покрыта инеем, особенно у груди. Антон оперся о стену и начал приподниматься. Ему удалось встать, чтобы снова не упасть, облокотился о стену боком. Антону казалось, что он слышит, как пар, вырывавшийся из его ноздрей, замерзает и превращается в лед.
В метре от себя он увидел вагонетку, плечом оттолкнулся от стены и зашаркал к ней. Пара шагов, и он смог схватился за ее борт непослушными пальцами. Он опустился на корточки, потом с трудом встал. Еще раз присел и встал. В ногах появилось приятное ощущение. Антон толкнул вагонетку и покатил ее. Было слышно, как под колесиками скрипели кристаллы инея. Уже через два метра катить стало легче, не только из-за того, что она все больше набирала инерцию, но и из-за того, что в теле опять начало зарождаться тепло. Изо рта и носа вырывались клубы пара – жив!
Докатив до самой стены, Антон покатил вагонетку к выходу. Бить в дверь не стал. Снова покатил к стене – и так несколько раз, пока не устал, но все же согрелся настолько, что дрожь прошла. Он взглянул на часы. 01:08. Прошло всего тридцать восемь минут.
– Нужно продержаться до утренней смены. – прошептал он себе. – Еще семь часов.
Антон огляделся. Стены с трубками с хладоагентом, металлические стеллажи, замёрзшие туши животных и тишина. Абсолютная тишина. Как морге. Антон закрыл глаза. Он не мог поверить, что с ним произошло такое. Он считал себя везунчиком по жизни. Ведь он с матерью выжил в блокадном Ленинграде. Смог поступить и закончить в институт. И самое главное, смог завоевать сердце самой красивой девушки. И теперь оказаться в таком глупом положении.
– Нет, нет, я не должен быть здесь. Я должен быть дома с Мариной.
Он закрыл глаза и тяжело выдохнул. Представил, как хорошо сейчас дома, как там тепло. А вместо этого он тут, в этой ледяной ловушке. Зажмурившись, он представил, как смотрит на себя со стороны. Перед глазами появилась гора, в которой высечен этот бункер, переделанный под хранилище мяса. Огромная гора, и маленький он в самом ее сердце, забытый и замерзающий. В этот момент он готов был отдать все, чтобы быть сейчас в любом другом месте. А лучше, конечно, под одеялом дома. Как много раз он пренебрегал этой возможностью. Как много раз ночевал Бог знает где, вместо того чтобы возвращаться домой. Антон схватился за голову и простонал. Ждет ли она? «Да» хотел было он ответить себе, но не смог – столько глупостей он наделал за последний год.
Он почувствовал, как холод опять начал одолевать его. Антон поежился, схватился за вагонетку и покатил ее к выходу. Тепло начало возвращаться к нему. Значит, чтобы не замерзнуть нельзя останавливаться.
«Нет, она не ждет меня. Она думает, что я опять где-то гуляю». Он докатил вагонетку в камеру и посмотрел на часы. 01:15. До смены еще шесть часов и сорок пять минут. Антон страдальчески посмотрел на вагонетку. Руки и ноги ныли, и перчатки готовы были порваться. Нужно придумать что-то другое. Он взглянул на лампочку у самого потолка. «Может согреться от нее? Но как до нее достать?» Он посмотрел на вагонетку.
– Стоять на ней столько часов? – Антон покачал головой. – Нет.
Он начал приседать, разводя руки в стороны и скрещивая их перед собой. Взгляд зацепился за стеллажи, и Антон, не раздумывая, побежал в первую камеру, схватился за одну из туш и, обняв, понес в среднюю камеру. Бросил ее на свободный стеллаж. Вернулся в первую камеру и взял вторую тушку, перенес и ее. От этого он не согрелся, но почувствовал, что не теряет больше тепла. Да и носить мясо оказалось легче, чем толкать вагонетку. Он представил себе, как долго придется повторять это монотонное действие.
«Нужно составить план, чтобы не сойти с ума», – подумал он и посмотрел на часы. 01:22. Потом перенес десять туш и опять взглянул на часы. Было уже двадцать семь минут второго.
–– Десять тушек за пять минут. Выходит… – мозг отказывался работать, – одна тушка за тридцать секунд. До смены осталось…
Челюсть опять начала дрожать. Он схватился за нее обеими руками, чтобы остановить, но не смог. Побежал в соседнюю камеру и принес еще одну тушу. По дороге он пытался посчитать, сколько осталось до утренней смены, но мороз похоже сковал все что было в этой камере, даже его мозг. Антон перестал думать, почти автоматически ходил из камеры в камеру, перетаскивая туши. Опомнился, когда почувствовал, что вот-вот упадет, зато челюсть перестала трястись. Посмотрел на часы, подбежал к заиндевелой стене и на ней пальцем написал цифры. Посчитал: до смены осталось шесть часов. Нужно перенести семьсот двадцать туш. Он побежал к стеллажам и принялся за работу.
Марина вошла в ванную комнату. Взглянула в зеркало. Мелкие морщины на лбу и у глаз. Взгляд тусклый. А ведь всего четыре года назад он был полон радостью. Тогда Марина наконец вышла замуж за Антона, и они зажили семейной жизнью. Она была счастлива, что будет видеть мужа каждый день. А что в итоге?
«Ну ничего. Скоро это все закончится, – подумала она, – потом я возьмусь за себя. Пара месяцев на курорте, и буду выглядеть как раньше», – она сделала над собой усилие и улыбнулась своему отражению в зеркале.
«А что, если это не закончится, – внезапная мысль ввела Марину в оцепенение. – Что, если ничего не получится? – Она замотала головой. – Нет, нет, нет. Он обещал, что сделает все возможное.»
Она услышала, как где-то рядом капнула вода. Наклонилась: под трубой, идущей у стены, стояла консервная банка, полная водой. Еще чуть-чуть и вода перелилась бы через край. Марина стиснула зубы, нагнулась и осторожно взяла банку. Вылила воду в раковину и поставила банку на место.
– Даже трубу исправить не может! – прошипела она про себя.
Ей стало неприятно находится в ванной, и она вышла, захлопнув дверь. Ноги понесли ее на кухню. Она открыла холодильник и взяла сковородку со вчерашними котлетами. Внутренний голос что-то лепетал про набранный вес, но не был услышан. Котлета оказалась вкусной, несмотря на то что была холодной.
Когда Антон в следующий раз посмотрел на часы, было уже без половина четвертого. К этому времени все стеллажи в камере слева были пустыми. Антон довольно взглянул на них.
– Сто восемьдесят.
Ему захотелось улыбнуться проделанной работе, но осознание ее бесполезности не дало это сделать. До начала рабочего дня оставалось четыре часа с половиной, а руки и плечи ныли от усталости.
– Еще … – Антон попытался посчитать, сколько ем еще туш осталось перенести, но не смог.
Он поплелся в соседнюю камеру и взялся за тушу со стеллажа. Понес ее в другую камеру.
На часах было около пяти, когда и средняя камера, которую он до этого наполнил, опустела. К этому времени Антон уже сбился со счета. Он пытался посчитать туши на стеллажах, но каждый раз холод атаковал его. Он не давал Антону ни единой секунды чтобы отдохнуть. Но теперь к холоду и усталости добавился новый враг, с которым Антону было сложнее бороться.
Проходя по коридору штрека, Антон вдруг остановился и закрыл глаза. Он понимал, что их нужно открыть и идти дальше, но все тело перестало его слушаться. Он услышал голос:
– Спать. – голос был мягким и нежным.
Антон приоткрыл глаза, чтобы увидеть говорившего, но рядом никого не было.
– Антон, надо поспать, – повторил голос.
Антон улыбнулся. Тут он понял, что с ним говорит туша, которую он обнимал. У нее не было головы, но она все равно говорила с ним.
– Пора спать, Антон. Совсем чуть-чуть.
Веки опять закрылись, тело покачнулось, руки обмякли, и туша, соскользнув, с грохотом упала на пол. Антон тут же открыл глаза и, опомнившись, поднял тушу и понес дальше.
Через какое-то время он увидел, что стены камеры начали исчезать. Потом пол покрылся густой и высокой травой. На ней не было инея. Она начала волноваться и звать его к себе.
– Приляг. Тут тепло и мягко.
Ему захотелось послушаться ее, нырнуть в нее и поспать. Совсем чуть-чуть, а потом продолжить работу. Трава все сильнее и сильнее волновалась и влекла его. Он тоже начал покачиваться. Глаза закрылись. Он почувствовал приятное чувство невесомости. Руки и ноги обмякли. И тут что-то сильно ударило его по губам. Антон тут же очнулся и простонал. Что-то теплое было на губах. Он прикоснулся к ним. Перчатка была красной.
На часах было около шести. Антон все еще шаркал между камерами. Он уже не помнил из какой камеры в какую переносит мясо.
– До смены еще два часа. Два часа. – все повторял он про себя.
Ему казалось, что он ходит между камерами вечность. Слезы текли по щекам и тут же замерзали.
Марина открыла дверь и замерла. Перед ней на половике лежал букет цветов. Она нагнулась и подняла его. Это были ее любимый лилии. Она вдохнула их аромат и на мгновение закрыла глаза. Открыв их, она заметила в букете записку. Вынула ее и раскрыла:
«Нам больше никто не будет мешать. Стас.»
Оглавление
Антон
