Однажды на Небесах …
… Однажды на небесах произошёл крупный спор…
А весь скандал случился из-за СОМНЕВАЮЩЕГОСЯ депутата. Душа у него сомневалась, видите ли, запретить пропаганду гомосексуализма или нет.
Демон из отдела извращенцев говорил:
– Это моя душа и по штатному расписанию ему положен котёл со смолой №+7-495!
А Ангел Хранитель, возражал, что, мол, не всё потеряно, человек не определился ещё, то ли ему в котёл нырять, то ли на небеса вознестись.
– И вообще, – говорил Ангел.
– Григорий Петрович – депутат, человек ответственный и не может принимать скоропалительных решений в отличие от некоторых Демонов, которые чуть что и сразу в котёл со смолой и ещё с каким-то странным номером +7- 495.
Демон в ответ хохотал:
– Ну да, скоропалительно, с десяток лет, это по – ангельски скоропалительно… А в котле ничего странного нет: это номер региона совершения греха.
И вот здесь как раз произошёл инцидент, решивший судьбу Григория Петровича…
Ангел, не имея доказательной базы в защиту своего подопечного, которому в скорой перспективе светил вечный срок в котле № +7- 495, решил проучить Демона и немножечко прояснить ему, что с Ангелами надо все вопросы решать по совести, а не по личной выгоде. Поэтому он взмахнул крылом … и … страшный клыкастый и огнедышащий Демон окутался облаком и предстал в новом обличии…
Ну, по правде сказать, обличье у него осталось прежнее – демонское, только он вдруг оказался одетым в роскошное кружевное платье со множеством всяких рюшечек и кружевных бантиков… И из всего этого великолепия торчали когтистые лапы, лохматые ноги с корявыми копытами, а сверху этот шик – модерн венчала рогатая голова с зубастой пастью, которая недоумённо вращала красными огненными глазами, не понимая, что произошло…
Демон недоумённо топтался на месте, в изумлении осматривая себя со всех сторон. Первыми не выдержали черти из отдела извращенцев и от дикого хохота попадали на землю, держась за животы. До того комичный вид приобрёл их грозный начальник, что нарушив всю субординацию и утратив напрочь обязательное подобострастие, черти, побросав работу, ржали, как взбесившиеся кони…
В недоумении посмотрев на невинно стоявшего Ангела и катавшихся по земле подчинённых, Демон рванул когтями на себе все одежды, рявкнул:
– Молчать, псы!!!
И в наступившей моментально тишине вкрадчивым голосом, не предвещавшего ничего хорошего, спросил Ангела:
– Это как изволите понимать, Ваше Светейшество?
– Как понимать? – безвинным голосом переспросил Ангел.
– А так и понимайте, Ваше Темнейшество, что мне придётся обратиться к твоему прямому начальству, к Сатане, если ты ещё не понял, – резюмировал неожиданно Ангел.
И видя удивлённый оскал страшной пасти оппонента, пояснил:
– Ты представляешь в Аду отдел Извращенцев, так?
– Угу, – рыкнул Демон.
– Значит, ты приветствуешь всяких там геев и прочих транссексуалов, так?– поинтересовался Ангел.
– Ну так, – уже подозрительно мотнул рогами Демон.
– Чем больше этих подопечных, тем лучше выполняется план по демонологии.
Ангел, выслушав своего оппонента, подмигнул ему:
– Вот я и хочу подсказать Сатане, что и тебя и всех твоих чертей надо одеть в спецодежду, соответствующую профилю вашей работы. Ну, ты только что видел дизайн на себе. Я думаю, что Высший Круг Демонов поддержит моё предложение.
Демон озадаченно почесал рогатую голову, мысленно прикидывая, сколько у него врагов в Высшем Круге и сколько желающих занять его место Начальника отдела извращенцев.
Тяжело вздохнул и горестно прорычал:
– Что ты хочешь от меня?
– Справедливости, – невинно ответил Ангел.
– Конкретно, чёрт бы тебя побрал! – рассвирепел Демон.
Пропустив мимо ушей «чёрта», Ангел сказал:
– Надо дать Григорию Петровичу шанс. Я думаю, что его сомнения могут развеять неоспоримые авторитеты, которые он знает.
Демон хмыкнул и глубоко задумался…
Потом, почесав рыло, озадаченно спросил:
– Из прошлого если только? Но опять же, кого? Этот ваш депутат, троечник по жизни и кроме, Ивана Грозного, Петра Первого да Сталина, никого не знает.
Ангел радостно улыбнулся:
– Пусть будут они. Вполне достаточно троих.
– Гы, – рыкнул Демон.
–Я могу это всё организовать во сне. Так эта троица его за толерантность на куски порвёт, он и проснуться не успеет.
– Ну что же, – развёл крыльями Ангел.
– В любом деле есть риск. Не успеет проснуться – он твой, успеет – он сам решит какую сторону принять. Но чтобы всё было честно! Идёт? – спросил Ангел.
– Заметано! – радостно рявкнул Демон, потирая лапы в предвкушении нового грешника …
Опочивальня Григория Петровича … Отпустив водителя, Григорий Петрович вошёл в дом и сразу поднялся на второй этаж в спальню. Он сильно устал и не физически, а морально, что в разы, как все знают, утомительно для организма.
Присев на кровать, с ночного столика взял витамины. Потряся пластмассовый пузырёк и убедившись, что запас ещё есть, он выкатил одну горошину и кинул её в рот. Открыв бутылку «Боржоми», плеснул в фужер из муранского стекла, с удовольствием проглотил живительную влагу вместе с витаминнкой.
Мысли начали приходить в порядок…
Сегодня был очень тяжёлый день. На очередном заседании законодателей Григорий Петрович банально уснул от монотонного доклада одного из коллег о достигнутых успехах.
Но это была не беда, а обычная практика на совещаниях и заседаниях. А беда была в том, что во время голосования, которое он проспал, Григорий Петрович клюнул носом и этим самым треклятым носом попал в кнопку «ПРОТИВ» …
И вместо обычного «ЕДИНОГЛАСНО» на табло высветилась надпись: «ОДИН ПРОТИВ». В гробовой тишине депутаты стали недоумённо переглядываться и пожимать плечами, не понимая, как такое могло случиться, что в их патриотичные ряды затесался предатель.
Наконец сосед по депутатскому месту Григория Петровича, Михал Михалыч, заглянув в его пульт, ахнул на весь зал и ткнул пальцем в спящего Григория Петровича.
Зал возмущённо загудел…
От этого необычного для уха звука и проснулся Григорий Петрович. Автоматически взглянув на табло голосования и увидев необычную надпись «ОДИН ПРОТИВ», а потом, опустив взгляд на свой пульт, с ужасом обнаружил, что у него горит красная надпись «ПРОТИВ».
Побледнев, как покойник, он на дрожащих ногах поднялся с кресла. Обведя затуманенным взором возмущённых коллег, проблеял еле слышно:
– Извините. Уснул. Нажал кнопку случайно.
В наступившей напряжённой тишине со своего места медленно поднялся САМ Председатель Законодательного Собрания. Обведя грозным взглядом зал и помолчав, он покачал головой, поджав губы. Наблюдая за этими телодвижениями своего начальника, Григорий Петрович уже мысленно прощался со своим депутатским мандатом.
И вот, наконец, Председатель открыл рот и потряс правой рукой:
– А вы знаете, господа? В этом что-то есть! Это так демократично, когда кто-то оказывается «ПРОТИВ». Теперь нам ни одна собака не посмеет сказать, что мы здесь занимаемся «договорниками». БРАВО, Григорий Петрович! БРАВО!!! Качать его!!!
Зал взорвался радостным рёвом сотен луженых глоток:
– Качать его!!!
После подбрасывания к потолку и вполне обоснованных опасений Григория Петровича, о том, что конкуренты коих было немало среди коллег, могут его «случайно» не поймать под шумок, когда он летел вниз и помочь ему свернуть шею, развеялись окриком Председателя Собрания:
– Всё. Заканчивайте. Ставьте его на землю, Я объявляю перерыв. Всем в буфет! Это надо отметить!
И законодатели, поймав своими мощными руками тело Григория Петровича и бережно поставив его на землю, дружной гомонящей толпой двинулись в буфет.
А председатель, хлопнув Григория Петровича по плечу, приказал:
– Двигай домой, Григорий Петрович! Выспись хорошо, а завтра со свежими силами – в бой! А перед сном посмотри хорошую советскую комедию. Снимает, знаешь ли, весь негатив по себе знаю. Всё! Езжай.
И вот сейчас Григорий Петрович, сидя уже в домашних тёплых тапочках, вспоминая свои приключения на работе, клацал телевизионным пультом. Наконец попался «Иван Васильевич меняет профессию». Григорий Петрович расслабился и улёгся на лебяжьи подушки в предвкушении прекрасного вечера.
Звонили колокола в Москве, Иван Васильевич вместе с Милославским убегали от стрельцов, а на Григория Петровича наползала сладкая дрёма.
И он проваливался в долгожданный сон …
… Опять звонили колокола. Он висел привязанный за обе руки цепью, закреплённой на крюке вбитым в потолок.
Напротив сидел опричник в собольей шапке Григория Петровича и нагло улыбался.
– Раньше ты был боярин, а теперь ты прыщ! Говори, собака, кто тебя надоумил людишек своих в женские платья одевать и потакать их греху, чтобы мужик жил с мужиком как муж и жена во блуду? Кто? Говори, собака, а то на дыбу пойдёшь!
Григорий Петрович заплетающимся от ужаса языком залепетал:
– Когда посольством ездили к католикам, к Генриху Французкому, нахватались ереси мои людишки. Мой грех, не пресёк я сей блуд. СОМНЕВАЛСЯ я в неправедности сего греха. Каюсь, батюшка! Смилостивься!
– Слышал? – повернул голову опричник в сторону двери, где стоял его подельник, поигрывая плёткой и с интересом слушавшего боярина.
– Слышал, сотник, – усмехнулся тот.
– Ну коль слышал, волоки его к царю да перескажи то, что он здесь верещал про свои сомнения. Батюшка велел немедленно этого упыря к нему, как только в грехе признается. Да скажи Ивану Васильевичу, что, мол, без пытки всё рассказал, может и пожалеет он его: просто повесит. Нам же меньше работы: с костром не возиться эту нелюдь жечь. Иди! – приказал сотник и равнодушно отвернулся к открытому окну, за которым малышня рубилась деревянными саблями.
В полуобморочном состоянии и, не соображая со страху ничего, Григорий Петрович только чувствовал, как его за шиворот волокут куда-то по каменному коридору.
В себя он пришел, когда его просто бросили на каменный пол и он лбом долбанулся о плиту. Осторожно подняв глаза, увидел царя, сидевшего на небольшом троне и рядом с ним в чёрной рясе монаха. В царе он без ошибки узнал Ивана Грозного, которого уважал за большой государственный ум, но сейчас он зашёлся от ужаса – Иван Грозный компромиссов не знал…
А опричник в это время закончил свой короткий рассказ о сомневающимся боярине.
– Что скажешь, чёрный? – обратился Иван Грозный к сидевшему рядом монаху.
– Сжечь,– коротко бросил тот.
У Григория Петровича засосало под ложечкой…
Иван Грозный усмехнулся:
– А ты добр, однако, монах. Не замечал я раньше за тобой такого.
Если бы я сомневался в грехе, не было бы сейчас государства Российского!
Предчувствуя беду, Григорий Петрович тихонько заскулил, а царь объявил приговор:
– Сечь оного придурка кнутом нещадно публично на площади …
Потом в задумчивости почесал бороду, смотря на скулящего на полу боярина, закончил:
– И сжечь на костре! Ты смотри, петух гамбургский, сомневается он…
Штаны замокрели, запахло мочой, и Григорий Петрович от ужаса потерял сознание.
… Очнулся он от потока ледяной воды. Захлебнувшись, Григорий Петрович закашлялся и услышал насмешливый весёлый голос:
– Очнулся, демон, а я уж опасался, что помрёт извращенец старый. А император велел его перед светлые очи в целости и сохранности доставить. Посмотреть хочет, видно, на это чудо-юдо заморское.
Григорий Петрович, подняв глаза, увидел офицера в новой треуголке, сидевшего на табуретке и державшего длинную шпагу промеж ног.
Офицер с любопытством смотрел на него, а потом спросил:
– Ты вот скажи мне, бурмистр, любопытно мне, как при тебе устраивали ведьмин шабаш? Бабы с бабами любились, ведьмаки с ведьмаками, а ты молча смотрел на это безобразие и ничего не делал? Тебе казна деньги на содержание давала, оклад немаленький, а ты Садом и Гоморру не пресекал? Ты верующий? В церковь ходишь?
Григорий Петрович дрожащей рукой достал нательный крест и показал офицеру, пробормотав:
– Сомневался я.
– Сомневался? – удивился офицер.
– В чём сомневался? В Вере? В Отце нашем, который Садом и Гоморру в порошок стёр со всеми жителями за грех их страшный? А ты ничего не делая, просто поощрял этих греховодников, получается так?
– Я не знаю, – завыл опять Григорий Петрович.
– Сомневался я…
– Понятно, – усмехнулся офицер. Потом, посмотрев на дверь, крикнул:
– Караул?
Вошли два гренадёра с мушкетами.
– В телегу его и во дворец к государю, а я верхом, вперёд вас на доклад. Во дворце ждать буду, – приказал офицер и вышел из избы, придерживая рукой шпагу.
Григория Петровича, подхватив под руки, поволокли на улицу…
Телега катила вдоль Невы, подпрыгивая на ухабах, гренадёры сдержанно матерились и разговаривали о новом городе Санкт – Петербурге.
Новый государев дворец стоял на большой площади, а перед самым крыльцом простиралась огромная лужа. Спрыгнув в грязь, гренадеры, опять подхватив Григория Петровича под руки, молча поволокли его во дворец.
Большой зал с высоким потолком встретил их гулом. Круглый стол, стоящий посередине зала, окружало много вельмож горячо о чём-то споривших.
– Бурмистр – сатанист, государь! – гаркнул один из гренадёров, приволокших Григория Петровича.
Шум смолк, и десятки глаз уставились на валявшегося на полу Григория Петровича. Из толпы стремительно вышел высокий человек в зелёном кафтане и, покручивая чёрный ус, уставился на Григория Петровича. Потом, сморщив нос, скривился:
– А что от него так воняет?
– Обмочился со страха, государь, – доложил гренадёр.
И Григорий Петрович в «государе» с ужасом узнал своего кумира, «прорубившего окно в Европу и цивилизацию» – Петра Первого, который славился своим крутым нравом.
– На расплату слабоват оказался, – раздался сзади басистый голос.
– Его пальцем ещё никто не тронул, а он уже все штаны замочил, – хохотнул тот же голос.
– Это ты, пёс, решил, что мужик должен жениться на мужике, а баба на бабе? – грозно спросил государь.
– А кто мне будет солдат рожать? Мне надо шведов бить, кем я буду новые полки укомплектовывать? Мужиками в сарафанах???
Зал дружно заржал…
– Сомневающийся – хуже вора! – закончил Пётр Первый, устало вздохнул и махнул рукой гренадёрам:
– Прогнать его сквозь строй шпицрутенов, а потом повесьте собаку на площади перед дворцом, чтобы другим неповадно было «сомневаться». Я вот не сомневаюсь!
По залу стала расползаться ужасная вонь …
– В портки наложил со страха, государь! Может обмыть его перед смертью-то? – предложил один из гренадёров.
– Чести ему много, мыть его. В аду и такого примут! Уберите эту свинью отсюда! – гаркнул Пётр, а Григорий Петрович упал в обморок.
… «Чёрный воронок» мягко катил по ухоженной асфальтной дороге, но брезгливо сморщенные лица НКВДешников не обещали ничего хорошего своему пассажиру, которого они везли на дачу к «хозяину». В салоне откровенно воняло общественным сортиром, даже с открытыми окнами.
Посигналив у въездных ворот и дождавшись, когда охрана «хозяина» проверит машину, они въехали на территорию дачи в подмосковном Кунцеве. Припарковав машину, НКВДешники вытащили ослабевшего пассажира и волоком потащили его в сад, где, по словам охраны, сейчас находился «хозяин».
Пока адъютант докладывал Григорий Петрович огляделся вокруг, но местность не признал.
– Несите его сюда, – раздался голос адъютанта.
– Товарищ Сталин говорить с ним будет.
Сталин! … Григорию Петровичу поплохело…
В полуобморочном состоянии его кинули на аккуратно постриженный газон. Из беседки вышел Иосиф Виссарионович и человек в военной форме.
–Это и есть тот народный депутат – извращенец?– с кавказским акцентом поинтересовался Сталин.
– Так точно, товарищ Сталин! – вытянулся по стойке смирно один из НКВДешников.
– Обделался, бедолага, с перепугу, видно, воняет от него не по – детски, я вам скажу, – криво усмехнулся военный.
–А как он попал в депутаты? – неожиданно поинтересовался Сталин у военного.
– Кто из товарищей его рекомендовал? И как он попал в партию?
Сталин вопросительно посмотрел на своего собеседника.
– Выясним, товарищ Сталин, – сразу подтянулся военный.
– Выясните, пожалуйста, и виновных привлеките к ответственности.
Сталин прошёлся по лужайке, задумчиво смотря на Григория Петровича, который всегда восхищался гением «Отца народов», а теперь его била мелкая противная дрожь от внимательного взгляда товарища Сталина.
– Удивительно, товарищи! Не имея принципов морали советского человека, этот депутат своим бездействием развёл целую секту каких-то извращенцев? Что у нас говорит закон по этому поводу? – обратился Сталин к военному.
– У нас нет таких законов, товарищ Сталин, – усмехнулся военный.
– Потому что в Советской стране, нет никаких извращенцев.
Сталин внимательно посмотрел на собеседника, а потом спросил:
– Так были же? – и он показал нераскуренной трубкой на валявшегося Григория Петровича.
– Уже нет их, Иосиф Виссарионович, значит и закон не нужен, – пояснил военный.
–УмнО… , – хмыкнул Сталин и, усмехнувшись, закончил:
– Правильно. Зачем нам лишняя бюрократия и волокита, и без этого дел полно.
– А этот депутат говорил, что сомневался в праве извращенцев на самоопределение? Я правильно повторил его формулировку? – вновь обратился Сталин к военному.
– Так точно, товарищ Сталин. Сомневался он, – чётко по-военному доложил его собеседник.
–А кто у нас в стране главные специалисты по извращенцам? Кто может провести экспертизу: петух это или порядочный человек, – неожиданно спросил Сталин, который за плечами имел несколько ходок и не один год отсиженного по царским острогам и который прекрасно разбирался в уголовной терминологии и понятиях.
Поэтому военный, который отлично это знал и сам не раз при царском режиме страдал по тюрьмам, и, понимая, что вопрос чисто риторический, коротко ответил:
– Блатные, товарищ Сталин.
Сталин хмыкнул, и ещё раз, ткнув трубкой в Григория Петровича, сказал:
– Отвезите его на Таганскую тюрьму, пусть блатные разберутся, какой он масти. Он их! Потому что нам СОМНЕВАЮЩИЕСЯ не нужны.
… Получив пинок от конвоира, Григорий Петрович пулей влетел в камеру, и, когда за спиной лязгнул засов, испуганно поднял глаза. С десяток урок с бандитскими рожами с ухмылкой наблюдали за ним.
– Как тебя зовут, болезненный? – поинтересовался седоватый уркаган.
– Григорий Петрович…
Урки заржали…
Седой ухмыльнулся:
– Здесь начальник к нам заходил на чаёк намедни и поведал твою историю… И сказал, что ты наш теперь, – урка подмигнул сокамерникам.
– И решили мы здесь, что обижать тебя не будем, а будем тебя любить. Тебе же нравится когда тебя любят? – невинно поинтересовался уркаган.
– Нравится, – кивнул головой Григорий Петрович.
– Ну вот ты и самоопределился! – радостно воскликнул седой.
– А менты говорили, что ты сомневаешься, – он недоумённо развёл руками.
– Бестолковые менты, что тут скажешь?– и урка смачно захохотал.
Григорий Петрович испуганно жался в углу камеры, смутно начиная догадываться, насчёт чего он самоопределился…
– Жить теперь будешь рядом со мной, – седой показал рукой под свои нары.
– Иди, Петровна, заселяйся, обживай новое жильё, – оскалился арестант.
Услышав «Петровна», Григорий Петрович потерял сознание…
… Проснулся он от вони, от которой чуть не задохнулся наяву …
Небеса – Не сдох во сне, – с сожалением вздохнул Демон.
– Любой нормальный человек уже бы три раза представился, а этому депутату хоть кол на голове чеши, всё нипочём!
– Не расстраивайся, – ответил Ангел.
– Сейчас у нас с тобой равные шансы, какой путь сам выберет – тем и будет. Теперь он не скажет, что не знал…
Оренбург
Август 2022 года
