Питер Пэн и Венди [Джеймс Барри] (fb2) читать онлайн

Дж. М. Барри ПИТЕР ПЭН И ВЕНДИ

Глава первая КАК ПОЯВИЛСЯ ПИТЕР

Все дети (кроме Питера Пэна, о котором ты скоро услышишь) в конце концов становятся взрослыми. Рано или поздно они узнают, что должны вырасти. Венди узнала об этом так. Когда ей было два года, играла она однажды в саду, сорвала цветок и подбежала к маме. Должно быть, она была очень мила в эту минуту, потому что миссис Дарлинг прижала руку к сердцу и воскликнула:

— Ах, если б ты всегда была маленькой!

Больше они об этом не говорили, но с тех пор Венди уже твердо знала, что вырастет. Об этом всегда узнаёшь, как только тебе стукнет два года. Два — это начало конца.

Тебе, конечно, известно, что Дарлинги жили в доме №14. До появления Венди главной в семье была мама, очаровательная женщина с романтическим воображением и прелестным насмешливым ртом. Романтическое воображение миссис Дарлинг походило на маленькие шкатулки, которые привозят из далёких восточных стран. Откроешь одну — а в ней другая, поменьше, а в той ещё одна, и так без конца! А в уголке её прелестного насмешливого рта прятался поцелуй, который Венди никак не удавалось поймать. Как она ни старалась, он всё ускользал от неё! Казалось бы, вот он, притаился в правом уголке рта, а попробуй поймай!

Мистеру Дарлингу она досталась так. Множество мужчин, которые были юношами, когда она была девушкой, вдруг в один и тот же миг обнаружили, что любят её. Они бросились со всех ног к её дому, чтоб предложить ей руку и сердце, но мистер Дарлинг вскочил в карету, домчался туда первым и получил её в награду. Он получил всё-всё, кроме самой последней шкатулки и поцелуя, который прятался в уголке её рта. О шкатулочке он и не подозревал, а на поцелуй со временем махнул рукой. Венди считала, что получить этот поцелуй мог бы только Наполеон. Ну, а мне кажется, что и Наполеон ушёл бы ни с чем, в сердцах хлопнув дверью.

Мистер Дарлинг не раз хвастался Венди, что её мать не только любит, но и уважает его. Он был очень умный и всё понимал про акции и облигации. По-настоящему, конечно, в них никто ничего не понимает, но он рассуждал о них с таким учёным видом, что ни одна женщина не могла бы отказать ему в уважении.

В день свадьбы миссис Дарлинг была вся в белом. Став хозяйкой дома, она поначалу записывала все расходы и даже, казалось, находила в этом удовольствие, будто играла в какую-то весёлую игру. Не было случая, чтобы она забыла хоть самую крошечную морковку. Но мало-помалу она стала пропускать целые кочаны капусты, а вместо них в её записной книге появились рисунки каких-то младенцев. Она рисовала их, вместо того чтобы заниматься подсчётами. То были догадки миссис Дарлинг.

Первой в семье появилась Венди, потом Джон, а потом Майкл.

Недели две после появления Венди было неясно, смогут ли Дарлинги оставить её в семье — ведь прокормить лишний рот не так-то просто! Мистер Дарлинг безумно гордился Венди, но он был прежде всего человеком чести. И вот, присев на краешек кровати миссис Дарлинг и взяв её за руку, он занялся подсчётами, в то время как она смотрела на него с мольбой в глазах. Она готова была рискнуть, что бы их ни ожидало, но он был не таков. Он любил всё точно подсчитать с карандашом в руках. И если она своими предложениями сбивала его, что ж, он просто начинал всё сначала!

— Пожалуйста, не прерывай меня, — просил он. — Значит, так: один фунт семнадцать шиллингов^[1] дома и два шиллинга шесть пенсов на службе; я могу отказаться от кофе на службе — скажем, десять шиллингов долой, — получается два фунта девять шиллингов шесть пенсов. Да у тебя восемнадцать шиллингов и три пенса, итого три фунта семь шиллингов девять пенсов. На книжке у меня пять фунтов. Итого восемь фунтов семь шиллингов — кто это там ходит? — восемь… семь… девять… — не мешай мне, милая! — да ещё фунт ты одолжила соседу — молчи, дорогая! — значит, ещё фунт и дорогая в уме… Ну вот и всё! Как я сказал — девять фунтов семь шиллингов и девять пенсов? Да, так и есть: девять, семь и девять. Вопрос теперь в том, сможем ли мы прожить год на девять фунтов семь шиллингов и девять пенсов в неделю?

— Ну конечно, сможем, Джордж! — восклицала она.

Сказать по правде, она просто готова была на всё ради Венди. Но мистер Дарлинг твёрдо стоял на своём. Нет, он был просто великолепен!

— Не забывай про свинку! — предупреждал он её, чуть ли не с угрозой в голосе.

И тут всё начиналось сначала.

— Свинка — один фунт… То есть это я только так пишу, на самом деле, конечно, будут все тридцать шиллингов! Не прерывай меня! Корь — один фунт и пять шиллингов, краснуха — полгинеи^[2]. Итого два и пятнадцать с половиной. Не маши руками! Коклюш — пятнадцать шиллингов…

Так оно и шло, только результат каждый раз получался иной. Но в конце концов Венди всё-таки в семье оставили. Свинку свели до двенадцати с половиной шиллингов, а корь и краснуху посчитали заодно.

Такое же волнение царило в доме и по поводу Джона, а Майклу пришлось и совсем туго. Но и он был в конце концов принят в семью. И вскоре всех троих можно было увидеть на улице: они чинно шли рядком в детский сад мисс Фулсом в сопровождении своей няньки.

Миссис Дарлинг любила, чтобы в семье был порядок, а мистер Дарлинг хотел, чтобы у них всё было, как у людей, так что, конечно, у детей была нянька. Но так как Дарлинги были бедны (ведь дети выпивали столько молока!), в няньки они взяли собаку ньюфаундлендской породы, по кличке Нэна. У неё не было хозяев до тех пор, пока её не наняли Дарлинги. Она была собакой строгих правил и всегда относилась к детям с большим вниманием. Дарлинги познакомились с нею в Кенсингтонском саду, где она проводила большую часть своего свободного времени, заглядывая в детские коляски. К немалой досаде нерадивых нянек, она бежала за ними до самого дома и жаловалась на них хозяйкам.

Нэна оказалась просто сокровищем. Как строга она была во время купания! А ночью мгновенно вскакивала, стоило кому-нибудь из детей подать голос. Разумеется, её конура стояла в детской. И она как-то сразу понимала, когда на кашель можно не обращать внимания, а когда нужно обвязать горло шерстяным чулком.

Всем лекарствам она предпочитала старинные средства, вроде настойки из ревеня, а когда при ней заводили разговор о микробах, она только презрительно фыркала. В детский сад она провожала детей по всем правилам: пока они вели себя хорошо — степенно шла рядом, а стоило кому-либо отбежать в сторону — живо возвращала его на место.

Если у Джона в этот день был футбол, она никогда не забывала его свитер, а на случай дождя всегда носила в зубах зонтик. В детском саду мисс Фулсом внизу была комната, где няньки ждали детей, когда приходили за ними. Няньки сидели на скамейках, а Нэна лежала на полу — вот и вся разница! Они притворялись, что не замечают её, потому что она ниже их по своему положению, а она презирала их болтовню.

Нэна не любила, чтобы в детскую заходили гости, но если уж этого было не избежать, она мигом срывала с Майкла нагрудник и надевала другой, с голубыми лентами, обдёргивала на Венди платье и прилизывала Джону волосы.

В детской царил образцовый порядок, — мистеру Дарлингу это было хорошо известно. И всё же он с тревогой думал о том, что скажут люди. Ведь он должен был помнить о своём положении в обществе.

Была у него и другая причина для беспокойства. Иногда мистеру Дарлингу казалось, что Нэна не восхищается им.

— Она от тебя просто без ума, Джордж! — уверяла его миссис Дарлинг и подавала знак детям, чтоб они были с отцом поласковее.

Тут дети поднимали такой шум и крик, что мистер Дарлинг забывал все свои сомнения. Даже маленькая служанка Лиза, которая тоже жила у Дарлингов, принимала участие в этом веселье. В своей длинной юбке и белоснежном чепчике она выглядела просто крошкой, хоть и клялась, когда её брали в дом, что ей давно исполнилось десять лет. Какое это было веселье! Как они прыгали, кричали, плясали! Но больше всех веселилась миссис Дарлинг. Она так бешено кружилась в танце, что виден был лишь поцелуй, притаившийся в уголке её рта. Будь ты попроворнее, может, ты и сумел бы его схватить!

Словом, не было на свете другой такой весёлой и счастливой семьи, пока в доме не появился Питер Пэн.

Впервые миссис Дарлинг узнала о нём, когда стала однажды наводить порядок в мыслях своих детей.

По вечерам, когда дети засыпают, матери начинают наводить порядок в их мыслях, раскладывая по местам всё, что накопилось у них в головах за целый день. Если б ты как-нибудь не сразу заснул (только у тебя это всё равно не выйдет), ты бы увидел, как мама разбирает твои мысли. Это очень интересно! Похоже, будто она прибирает в комоде. Вот она берёт что-то в руки, удивляется, как к тебе попала эта мысль, другую прижимает к щеке и гладит, будто котёнка, а третью торопливо убирает с глаз долой. А утром, когда ты проснёшься, все шалости и дерзости, с которыми ты заснул, будут свёрнуты и спрятаны на дне ящика, а сверху, на самом виду, будут разложены все твои самые лучшие мысли и намерения, вычищенные и выглаженные, — только надевай!

А видел ты когда-нибудь карту собственных мыслей? Сделать такую карту нелегко — ведь у тебя в голове всё перепутано. Чего-чего там только нет! Какие-то зигзаги вроде твоей температуры, вычерченной на листе бумаги. Может, это дороги на острове? На каком острове? И ты ещё спрашиваешь! На острове Небывалом, конечно. Ведь мыслями ты почти всегда на этом острове. Всё там яркое и удивительное — и коралловые рифы, и быстроходный бриг, ставший на якорь в заливе, и дикари, и гномы-портные, и пещера с бьющим из-под земли источником, и принц с шестью старшими братьями, и ветхая хижина, и крошечная старушка, у которой нос крючком. Во всём этом можно бы разобраться, но есть там ещё и первый день в школе, и отцы, и пруды, и виселицы, и убийства, и рукоделие, и латинские глаголы, и шоколадные пирожные, и больное горло, и вырванный зуб, и длинные брюки, и многое-многое другое! И то ли это разные части острова, то ли просто одна карта просвечивает сквозь другую, но только всё это страшно запутано, особенно потому, что всё время находится в движении.

Конечно, остров Небывалый у каждого свой. У Джона, например, там была лагуна, над ней летали фламинго, а он на них охотился. А у Майкла, который был ещё очень мал, лагуны летали над фламинго. Джон жил на своём острове в перевёрнутой лодке, которую он вытащил на песок, Майкл — в вигваме, а Венди — в домике, искусно сшитом из листьев. У Джона друзей не было, у Майкла они появлялись по ночам, а Венди дружила с волчонком, которого бросили родители. Впрочем, между островами этими всегда есть семейное сходство, и если б поставить их рядом и велеть стоять смирно, ты бы увидел, что носы у них одинаковые, — да и не только носы!

К этим волшебным берегам вечно плывут в своих лодках дети. Там бывали и мы. Нам и сейчас ещё слышен порой шум нездешнего прибоя, но ступить на те берега нам больше не дано.

Из всех чудесных островов Небывалый самый уютный и удобный — всё на нём рядом, прямо рукой подать, и приключений хоть отбавляй. Там скучать не приходится. Днём, когда играешь в остров Небывалый со стульями и скатертью, он совсем не страшный, но вечером, за те две минуты, пока ты не заснул, он вдруг оживает. Вот потому-то в детской всегда горят ночники.

Время от времени, разбирая мысли своих детей, миссис Дарлинг находила в них что-нибудь непонятное. Самым загадочным для неё было слово «Питер». Среди знакомых у Дарлингов не было никакого Питера, и всё же он то и дело попадался ей в мыслях у Джона и Майкла. Ну, а у Венди в мыслях он занимал главное место. Вглядевшись в это имя, миссис Дарлинг увидела, что буквы в нём крупнее, чем в других словах, и выглядит оно как-то дерзко.

— Да, он очень любит дерзить! — подтвердила со вздохом Венди, когда миссис Дарлинг расспросила её.

— Но кто же он, доченька?

— Питер При! Ты ведь его знаешь, мама!

Миссис Дарлинг его не знала, но, задумавшись о своём детстве, припомнила какого-то Питера Пэна, который, по слухам, жил у фей. О нём рассказывали всякие чудеса. В детстве она в него верила, но теперь, когда она вышла замуж и стала очень благоразумной, она усомнилась в его существовании.

— Припоминаю что-то, только он уже, конечно, вырос, — сказала она Венди.

— А вот и нет, — уверенно ответила Венди. — Он ростом точь-в-точь как я.

Она хотела сказать, что он не старше её. Неизвестно, откуда она это знала, — просто знала, и всё.

Миссис Дарлинг рассказала об этом разговоре мужу, но он только рассмеялся.

— Уверяю тебя, — сказал он, — весь этот вздор от Нэны. Такое только собаке может прийти в голову. Ты не волнуйся — и всё забудется!

Однако ничего не забылось, а вскоре этот негодник не на шутку напугал миссис Дарлинг.

Однажды утром Венди как ни в чём не бывало сообщила матери удивительную новость. Видишь ли, миссис Дарлинг нашла на полу в детской какие-то листья, которых там, конечно, не было, когда дети ложились спать. Миссис Дарлинг ломала себе голову над тем, откуда они взялись, как вдруг Венди снисходительно улыбнулась и сказала:

— Ну конечно, опять этот Питер!

— О ком ты, Венди?

— Противный мальчишка! Никогда не вытрет ноги, — вздохнула Венди. Сама она была очень аккуратна.

Она спокойно объяснила, что по ночам Питер прилетает иногда в детскую и, усевшись на спинку кровати у неё в ногах, играет на дудочке. Надо тебе сказать, что Венди никогда не просыпалась ночью, так что непонятно, откуда она это знала, — просто знала, и всё.

— Чепуха, дорогая! Чтобы войти в дом, нужно постучать.

— По-моему, он влезает в окно.

— На третий этаж?!

— Ты ведь нашла листья у окна, мама?

Да, ничего не скажешь, листья и правда лежали у окна. Миссис Дарлинг не знала, что и подумать, а Венди всё было понятно. Не могло же ей это просто присниться!

— Доченька, — вскричала миссис Дарлинг, — но почему ты раньше мне ничего не сказала?!

— Забыла! — весело бросила Венди. Она торопилась завтракать.

Нет, конечно, всё это ей просто приснилось!

Да, но под окном лежали эти листья…

Миссис Дарлинг внимательно их рассмотрела. Они были сухие и хрупкие, но миссис Дарлинг была совершенно уверена в том, что в Англии деревьев с такими листьями нет. Со свечой в руке она осмотрела весь пол в детской, ища следы таинственного посетителя. Она залезла кочергой в дымоход и простукала стены. Она измерила бечёвкой расстояние от окна до земли — тридцать футов^[3], а водосточной трубы, чтобы взобраться наверх, около окна не было.

Ну конечно, Венди всё это просто приснилось!

Но нет, это был не сон. На следующую ночь произошли необычайные события, подтвердившие её слова. С них-то всё и началось.

Вечером дети, как всегда, лежали в постелях. У Нэны этот день был выходной, и миссис Дарлинг сама искупала ребят и уложила их спать. Она спела им колыбельную, и один за другим они ускользнули от неё в страну сна.

Всё было так тихо и спокойно, что собственные страхи показались ей смешными. Она уютно устроилась у камина с рукоделием. Ей было тепло у огня; в комнате, слабо освещённой тремя ночниками, стояла тишина, и вскоре шитьё выпало у неё из рук. Она задремала.

И тут окно в детской распахнулось, и в комнату прыгнул мальчик. Вместе с ним влетел какой-то странный огонёк, не больше твоего кулака. Он заметался по комнате, словно живой, и этот огонёк, по-моему, и разбудил миссис Дарлинг.

Она вздрогнула и проснулась. Увидев мальчика, она почему-то сразу поняла, что это Питер При. Если бы в комнате в эту минуту были ты, или я, или Венди, мы бы увидели, что он был чем-то похож на поцелуй, прятавшийся в уголке рта у миссис Дарлинг. Он был очень хорош собой. Платье ему заменяли высохшие листья и берёзовый сок, а зубы у него (нет, ты только подумай!) были все, как один, молочные. Они так и сверкали! Увидав взрослую, он заскрежетал на неё этими своими жемчужинками.

Глава вторая ТЕНЬ

Миссис Дарлинг вскрикнула. И тотчас же, словно в ответ на звонок, дверь распахнулась, и в детскую вбежала Нэна — она вернулась домой после выходного. Нэна зарычала и бросилась на мальчишку, но тот быстро выпрыгнул в окно. Миссис Дарлинг слова закричала — на этот раз от страха: она боялась, что он разобьётся о тротуар. Она выбежала на улицу, но там его не было; она поглядела вверх, но не увидела ничего, кроме маленькой звёздочки, которая, как ей показалось, падала с неба.

Миссис Дарлинг вернулась в детскую и увидала, что Нэна что-то держит во рту. Это была тень Питера Пэна. Сам-то он ускользнул от Нэниных зубов, но тень его не успела. Окно захлопнулось, и тень осталась в комнате. Можешь не сомневаться, миссис Дарлинг оглядела её со всех сторон, по тень оказалась самой обыкновенной.

Нэна тут же решила, как с ней поступить. Она вывесила тень за окно, подумав про себя: «Конечно, он скоро явится за нею. Пусть она висит здесь на виду, тогда он легко её достанет, не потревожив детей».

Жаль только, что миссис Дарлинг не могла ее там оставить. Тень была очень похожа на неглаженое бельё, из-за неё весь дом стал выглядеть неряшливо. Миссис Дарлинг хотела показать тень мужу, но он как раз в это время подсчитывал, во сколько обойдутся зимние пальто для Джона и Майкла. Чтобы сохранить ясность мысли, он обвязал голову мокрым полотенцем, и мешать ему сейчас было бы просто непростительно! Кроме того, миссис Дарлинг прекрасно знала, что в ответ он только скажет:

— Что ж ты хочешь, если в няньках у детей собака!

Она решила свернуть тень и спрятать её в комод. Пусть полежит там, пока не наступит удобный момент рассказать обо всём мистеру Дарлингу. Ах, лучше б она этого не делала!

Случай представился через неделю, в пятницу. Ну конечно, это случилось в пятницу, недаром пятницу называют тяжёлым днём. Этой пятнице суждено было стать незабываемой для всей семьи.

— Ах, почему мы были так беспечны! — не раз говорила потом миссис Дарлинг мужу. — Ведь это была пятница!

А Нэна сидела по другую сторону от миссис Дарлинг и держала её за руку.

— Нет, нет, — неизменно отвечал мистер Дарлинг, — это я во всём виноват, я, Джордж Дарлинг! Mea culpa, mea culpa!^[4]

Недаром он учил в школе латынь.

Так они сидели длинными вечерами, перебирая мельчайшие подробности этого рокового дня.

— Зачем только мы пошли в гости в дом номер двадцать семь! — вздыхала миссис Дарлинг.

— Зачем только я вылил лекарство в Нэнину миску! — сокрушался мистер Дарлинг.

«Зачем только я не притворилась, что лекарство вкусное!» — говорили Нэнины глаза.

— А всё моя любовь к развлечениям, Джордж!

— А всё моё роковое чувство юмора, дорогая!

«А всё моя способность расстраиваться по пустякам, дорогие хозяева!»

И тут всегда кто-нибудь из них начинал рыдать. И Нэна при этом неизменно думала: «Да, конечно, не следовало им брать в няньки собаку!»

И не раз мистер Дарлинг сам утирал Нэне слёзы.

— Нет, но каков негодяй! — восклицал мистер Дарлинг.

И Нэна вторила ему оглушительным лаем.

Но миссис Дарлинг никогда не ругала Питера. Что-то в правом уголке её рта мешало ей это сделать.

Так они и сидели в пустой детской, с грустью вспоминая всё, что случилось в тот вечер. Начался он обыкновенно, совсем как сотни других вечеров. Нэна приготовила воду, чтобы перед сном выкупать Майкла, и понесла его на спине к ванне.

— Не хочу я спать! — кричал Майкл. Он всё ещё думал, что последнее слово должно всегда оставаться за ним. — Не хочу! Не буду! Нэна, ещё нет шести! Я тебя не буду любить, Нэна! Не хочу я купаться, слышишь? Не хочу! Не буду!..

Тут в детскую вошла миссис Дарлинг в белом вечернем платье с ожерельем, которое подарил ей Джордж. Она оделась пораньше, чтоб показаться дочери. Венди очень любила смотреть на неё в этом платье. На руке у миссис Дарлинг был Вендин браслет, — она попросила его у Венди на этот вечер. Венди очень любила давать ей на вечер свой браслет.

Войдя в детскую, миссис Дарлинг увидела, что старшие дети играют. Венди была миссис Дарлинг, Джон — мистером Дарлингом, у них только что родилась Венди.

— Я счастлив сообщить вам, миссис Дарлинг, что вы стали матерью, — говорил Джон, точь-в-точь таким голосом, каким, возможно, говорил в тот день и сам мистер Дарлинг.

А Венди заплясала от радости, как, конечно, поступила в своё время и сама миссис Дарлинг.

Затем родился Джон, с торжественностью, подобающей, по его мнению, мужчине, а потом Майкл выскочил из ванны и сказал, что он тоже хочет родиться. Но Джон грубо заявил, что больше детей им не нужно.

Майкл чуть не заплакал.

— Никому я не нужен! — сказал он.

И конечно, миссис Дарлинг не могла этого вынести.

— Нет, нужен, — сказала она. — Мне очень нужен третий ребёнок!

— Мальчик или девочка? — спросил Майкл без особой надежды.

— Мальчик!

Майкл бросился ей на шею.

Теперь, когда мистер и миссис Дарлинг и Нэна вспоминали об этом, слёзы сами собой навёртывались им на глаза. Ведь это был их последний вечер с детьми!

— В эту минуту я и влетел к вам, как ураган, да? — спрашивал мистер Дарлинг.

Теперь он презирал себя за это.

Действительно, мистер Дарлинг влетел тогда в детскую, как ураган. Правда, у него были на то серьёзные причины. Он тоже переодевался, чтобы идти в гости, и всё было хорошо, пока дело не дошло до галстука. Ты, конечно, можешь мне не поверить, но этот человек, который так хорошо разбирался в акциях и облигациях, был не в ладах с собственным галстуком. Иногда галстук поддавался ему без особой борьбы, но бывали случаи, когда мистер Дарлинг терпел решительное поражение. В такие дни для всех было бы лучше, если бы он забыл о своей гордости и пристегнул готовый галстук. В тот вечер галстук опять отказался ему повиноваться. Мистер Дарлинг ворвался в детскую, сжимая в руке этого маленького и сильно помятого негодника.

— Что случилось, папочка, милый?

— Случилось?! — закричал он не своим голосом. — Этот галстук! Он не желает завязываться! — В голосе его зазвучала опасная ирония. — Завязываться-то он завязывается, но только не на моей шее! Где угодно, только не на шее! На столбике от кровати — пожалуйста! Хоть двадцать раз! Но на моей шее — ни за что! Не желает — и всё тут!

Он, видно, думал, что миссис Дарлинг не понимает, как всё это серьёзно, и строго добавил:

— Предупреждаю тебя, пока галстук не завяжется на моей шее, мы в гости не пойдём! А если мы сегодня не пойдём в гости, я перестану ходить на службу. А если я перестану ходить на службу, мы будем голодать и наши дети окажутся на улице!

Но даже и тут миссис Дарлинг сохранила присутствие духа.

— Дай я попробую, милый, — сказала она.

Ведь он для того сюда и пришёл! И лёгкими прохладными пальцами она в один миг завязала ему галстук. Дети стояли вокруг и смотрели, как решается их судьба. Другой бы мужчина рассердился, увидев, как спокойно она всё сделала, но мистер Дарлинг был выше этого. Он небрежно поблагодарил её и тут же забыл свой гнев. Не прошло и минуты, как он уже танцевал по комнате с Майклом на плечах.

— Как мы тогда веселились! — вспоминала миссис Дарлинг несколько дней спустя, тяжело вздыхая.

— В последний раз! — стонал мистер Дарлинг.

— Ах, Джордж, помнишь, как Майкл вдруг спросил меня: «Мам, а как мы познакомились?».

— Ещё бы не помнить!

— Какие они были хорошие, Джордж, правда?

— Главное, что они были наши, такие родные! А теперь их у нас нет!

Тут в детскую вошла Нэна. И надо же было так случиться, что мистер Дарлинг наткнулся на неё и к его брюкам пристала шерсть. Мало того, что брюки были новые, — это была у него единственная пара, обшитая тесьмой. Он закусил губу, чтобы не расплакаться. Конечно, миссис Дарлинг почистила брюки, но он снова стал говорить о том, какая это ошибка, что у детей в няньках собака.

— Но, Джордж, Нэна просто сокровище!

— Конечно, но иногда мне бывает как-то не по себе. Мне начинает казаться, что для неё наши дети всё равно что щенята!

— Ах нет, дорогой, она прекрасно понимает, что это совсем не одно и то же!

— Не знаю, — протянул мистер Дарлинг, — не знаю…

Тут-то ей и представился случай рассказать о Питере. Сначала мистер Дарлинг только посмеивался, но, когда ему показали тень, он задумался.

— Эта тень мне незнакома, — сказал он, внимательно её разглядев, — но я совершенно уверен, что хозяин её — негодяй!

— Мы всё ещё говорили о тени, — вспоминала миссис Дарлинг, — когда Нэна принесла Майклу лекарство. Помнишь? Ах, Нэна, больше ты никогда не будешь носить в зубах пузырёк с лекарством. И во всём этом виновата я!

Мистер Дарлинг был мужественным человеком, но тут он повёл себя как-то странно. Конечно, и у него были свои слабости. Он был, например, глубоко убеждён в том, что всю жизнь героически пил лекарства. Вот почему, когда Майкл стал увёртываться от ложки, которую поднесла ему Нэна, он строго сказал:

— Будь же мужчиной, Майкл!

— Не хочу! Не буду! — упрямо кричал Майкл.

Миссис Дарлинг пошла за шоколадкой. Это не понравилось мистеру Дарлингу, который всегда стоял за твёрдость.

— Не балуй его, мамочка! — закричал он ей вслед. — В твоём возрасте, Майкл, я выпивал любое лекарство, и глазом не моргнув. Только приговаривал: «Спасибо, дорогие папочка и мамочка, что вы даёте мне лекарство, чтобы я выздоровел».

Ему казалось, что именно так всё и было. Венди, которая стояла рядом в ночной рубашке, тоже поверила этому и сказала, чтобы приободрить Майкла:

— Твоё лекарство ещё противнее, правда, папа? То, что ты сейчас иногда пьёшь…

— Гораздо противнее, — сказал мистер Дарлинг смело. — Я бы его сейчас выпил, Майкл, тебе для примера, если б только не потерял пузырёк…

Не то чтоб он его потерял, а просто однажды поздно ночью, когда все в доме спали, он спрятал его на шкафу. Только он не знал, что маленькая служанка Лиза нашла пузырёк и поставила его опять на умывальник.

— Я знаю, где он, папочка! — обрадовалась Венди, всегда готовая услужить. — Сейчас я его принесу.

И не успел мистер Дарлинг и рта раскрыть, как она убежала. Мистер Дарлинг почему-то помрачнел.

— Джон, — сказал он, содрогаясь, — это невероятная гадость! Знаешь, такая липкая, сладкая, противная штука…

— Ты проглоти его побыстрее, папа, и всё! — весело посоветовал Джон.

Тут Венди примчалась обратно. В руках она несла стакан с лекарством.

— Я бежала со всех ног! — сказала она, с трудом переводя дыхание.

— Ты у нас молодец, — проговорил мистер Дарлинг с убийственной вежливостью, которой она не оценила. И упрямо добавил: — Майкл — первый!

— Папа — первый! — сказал Майкл. Он был недоверчив по природе.

— А если меня стошнит? — спросил мистер Дарлинг с угрозой в голосе.

— Ну же, папа! — сказал Джон.

— Попридержи язык, Джон! — приказал мистер Дарлинг.

Венди ничего не могла понять.

— Я думала, ты пьёшь лекарство совершенно спокойно, папа, — сказала она.

— Дело совсем не в этом, — ответил он. — Ты все видишь, у меня в стакане лекарства больше, чем у Майкла в ложке. (Его гордое сердце не могло этого вынести.) А это несправедливо!

— Папа, я жду! — холодно заметил Майкл.

— Ну и что же? Я тоже жду.

— Папа жалкий трус!

— Сам ты жалкий трус!

— Я не боюсь!

— Ну и я не боюсь!

— Что ж ты не пьёшь?

— А ты что?

Тут Венди осенило.

— А почему бы вам не выпить вместе?

— Конечно, — сказал мистер Дарлинг. — Ты готов, Майкл?

— Раз, два, три! — сосчитала Венди.

Майкл лекарство проглотил, а мистер Дарлинг спрятал свой стакан за спину.

Майкл испустил яростный вопль.

— Ах, папа! — вскричала Венди.

— Что «Ах, папа»? — спросил мистер Дарлинг строго. — Сейчас же прекрати этот крик, Майкл! Я хотел его принять, но… но не успел.

Просто ужасно, как они на него смотрели! Похоже, что они им совсем не восхищались.

— Послушайте, дети, — сказал он с мольбой в голосе, как только Нэна вышла в ванную, — я придумал чудесную шутку. Я вылью своё лекарство Нэне в миску, а она подумает, что это молоко, и выпьет его!

Лекарство и правда было белое, как молоко, но дети, в отличие от мистера Дарлинга, не ценили таких шуток. Они с упрёком смотрели, как он выливал лекарство в Нэнину миску.

— Как смешно! — воскликнул мистер Дарлинг.

Голос его звучал неуверенно. И они не решились его разоблачить, когда Нэна и миссис Дарлинг вернулись в детскую.

— Нэна, собачка, — сказал он, поглаживая её. — Я налил тебе молочка в миску, Нэна…

Нэна махнула хвостом, подбежала к миске, начала лакать, но тут же взглянула на мистера Дарлинга. Взглянула не сердито, только слёзы навернулись ей на глаза, и она молча залезла в свою конуру.

Мистеру Дарлингу было страшно стыдно, но он не сдался. В ужасной тишине миссис Дарлинг понюхала миску.

— Ах, Джордж, — сказала она, — ведь это твоё лекарство!

— Это была просто шутка! — вскричал он.

Миссис Дарлинг принялась утешать мальчиков, а Венди обнимала Нэну.

— Я из сил выбиваюсь, чтобы всем в доме было весело! — сказал мистер Дарлинг с горечью. — И хоть бы кто-нибудь меня понял!

А Венди всё обнимала Нэну.

— Ну конечно! —закричал он. — Обнимай её! Меня-то никто не обнимает! К чему? Я только зарабатываю всем на хлеб. Зачем же меня обнимать? Зачем!

— Джордж, — попросила миссис Дарлинг, — не так громко, пожалуйста. Слуги тебя услышат…

Почему-то они всегда называли Лизу слугами.

— Ну и пусть! — отвечал он решительно. — Пусть слышит хоть весь свет! Но я больше ни минуты не потерплю, чтобы в детской хозяйничала собака!

Дети заплакали, а Нэна подбежала к нему с мольбой в глазах. Но он на неё даже не посмотрел. Он снова почувствовал себя настоящим мужчиной.

— Нечего, нечего! — воскликнул он. — Тебе место во дворе. На привязи! Отправляйся туда сию же минуту!

— Джордж, Джордж, — прошептала миссис Дарлинг, — вспомни, что я тебе говорила о том мальчике!

Увы! Он и слышать ничего не желал. Он решил показать, кто в доме хозяин. А когда Нэна не послушала его приказа, он лаской выманил её из конуры, схватил за ошейник и выволок во двор. Ему было стыдно, и всё же именно так он и поступил. Привязав Нэну во дворе, несчастный отец уселся в коридоре и закрыл лицо руками.

Тем временем миссис Дарлинг в полном молчании уложила детей и зажгла ночники.

Тут они услышали, как лает Нэна.

— Это он сажает её на цепь во дворе, — захныкал Джон.

Но Венди с ним не согласилась, хоть и она, конечно, не догадывалась, что сейчас произойдёт.

— Нет, — сказала она, — когда её обижают, Нэна лает по-другому. А так она лает, когда чует опасность.

Опасность!

— Ты уверена, Венди?

— Ну конечно.

Миссис Дарлинг задрожала и подошла к окну. Оно было заперто на задвижку. Она посмотрела в окно. Ночное небо было густо усыпано звёздами. Они толпились вокруг дома, словно им не терпелось увидеть, что тут произойдёт. Но миссис Дарлинг этого не заметила. Не заметила она и того, что две самые маленькие звёздочки подмигнули ей, будто хотели предупредить её о чём-то. И всё же безотчётный страх сжал ей сердце.

— Как мне не хочется идти сегодня в гости! — сказала она.

Опа подошла к кроваткам и поцеловала детей. Маленький Майкл крепко обнял её.

— Мама, — сказал он, — я так тебе рад!

Это были последние слова, которые миссис Дарлинг услышала от него перед долгой разлукой.

Дом №27 был совсем недалеко, но в тот день выпал снег, и мистер и миссис Дарлинг шли осторожно, чтобы не испачкать обувь. На улице, кроме них, никого не было, и все звёзды внимательно следили за ними.

Звёзды очень красивы, но они могут только наблюдать за тем, что происходит, а сделать ничего не могут. Это наказание наложено на них за какой-то проступок, который они совершили так давно, что никто уже не помнит, что это было. Старым звёздам всё уже давно наскучило, и они смотрят на мир стеклянным взглядом и молчат, но юным всё внове, и они без устали мигают, переговариваясь друг с другом. Звёзды не очень-то любят Питера, потому что он часто подкрадывается к ним сзади и пытается их задуть. Но в тот вечер им было скучно, и потому они были на его стороне и с нетерпением ждали, чтобы взрослые ушли. Как только дверь дома №27 захлопнулась за мистером и миссис Дарлинг, на небе поднялось волнение, и самая крошечная звёздочка из Млечного Пути пропищала:

— Питер, давай!

Глава третья УЛЕТИМ! УЛЕТИМ!

С минуту после ухода мистера и миссис Дарлинг ночники у детских кроваток горели ясно. Это были очень милые ночники, и нам остаётся только пожалеть, что они заснули и проглядели Питера Пэна. Но Вендин ночник почему-то заморгал и так широко зевнул, что два других тоже принялись зевать и так, не закрывая ртов, и уснули.

В комнате был в это время и другой огонёк, поярче, чем ночники. Пока я говорю тебе об этом, он успел заглянуть в шкаф, пошарил в ящиках комода и вывернул все карманы. Он искал тень Питера. И, знаешь, это был совсем не огонёк, а маленькая фея, не больше твоей ладони. Она так быстро носилась по комнате, что казалось, будто это огонёк пляшет в воздухе. Звали её Динь-динь. Одета она была очень изысканно — высохший листок с глубоким квадратным вырезом у шеи изящно облегал её пухлую фигурку.

Через минуту после появления феи юные звёзды дунули, распахнули окно в детской, и в комнату влетел Питер. Часть пути он нёс Динь-динь в руках, и потому к его ладоням пристала волшебная пыльца.

— Динь! — позвал он тихонько, убедившись, что дети спят. — Динь, где ты?

Она была в кувшине, и ей это страшно нравилось. Никогда раньше она не бывала в кувшинах.

— А ну вылезай! Ты не знаешь, куда они девали мою тень?

В ответ раздался дивный звон, будто вдруг зазвенели золотые бубенчики. Это язык фей. Вы, дети, не можете его услышать, но если б вдруг услышали, сразу бы поняли, что уже слышали его когда-то.

Динь сказала, что тень в большой коробке. (Она хотела сказать — в комоде.) И Питер принялся открывать ящик за ящиком, выгребать из них содержимое и обеими руками швырять на пол, словно король, бросающий медные деньги в ликующую толпу. Он скоро нашёл свою тень и так обрадовался, что захлопнул ящик, не заметив, что в нём осталась Динь.

Если он о чём-нибудь и думал в эту минуту (а я подозреваю, что думать было не в его привычках), то, конечно, только о том, что тень тотчас же прирастёт к нему, стоит только прижать её покрепче. Когда же этого не случилось, он пришёл в ужас. Он попытался прилепить её мылом, взятым из ванной, но у него ничего не вышло. Дрожь пронизала Питера, он уселся на пол и расплакался.

Он так громко всхлипывал, что разбудил Венди. При виде незнакомого мальчика, плачущего на полу, она не испугалась, а, скорее, приятно удивилась.

— Мальчик, — спросила она вежливо, — почему вы плачете?

Питер тоже умел быть необычайно вежливым — он выучился этому на праздниках у фей. Он встал и учтиво поклонился Венди. Ей это очень понравилось, и, сидя на кровати, она ответила ему поклоном.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Венди Мойра Анджела Дарлинг, — ответила она не без гордости. — А вас?

— Питер Пэн.

Она уже знала, что это Питер, но всё же его имя показалось ей слишком уж коротким.

— И всё? — спросила она.

— Да! — ответил он резко. Впервые в жизни он почувствовал, что имя у него и вправду коротковато.

— Простите, — сказала Венди Мойра Анджела.

— Чепуха! — отрезал Питер.

— А где вы живёте? —спросила Венди.

— Второй поворот направо, — сказал Питер, — а потом прямо, до самого утра.

— Какой смешной адрес!

У Питера сжалось сердце. Впервые в жизни он подумал, что адрес, пожалуй, и вправду смешной.

— Нет, не смешной! — сказал он.

— Я не то хотела сказать, — поправилась Венди, вспомнив, что Питер её гость. — Я хотела спросить: на письмах так и пишут?

«Лучше б она не вспоминала про письма», — подумал Питер.

— Не получаю никаких писем! — сказал он презрительно.

— Но ваша мама получает?

— Нет у меня никакой мамы! — фыркнул он.

У него не только не было мамы, но не было ни малейшего желания её иметь. Он считал, что про мам вообще зря говорят столько хорошего. Но у Венди сердце сразу заныло от жалости.

— Ах, Питер, теперь понятно, почему ты плачешь! — вскричала она, спрыгнула с кровати и подбежала к нему.

— И вовсе я не поэтому плакал, — сказал он с негодованием. — Я плакал потому, что никак не могу прилепить свою тень. А вообще я и не думал плакать!

— Она отлепилась?

— Да!

Тут Венди увидела тень, лежащую на полу. Тень была такая мятая, что Венди стало невыносимо жалко Питера.

— Какой ужас! — сказала она.

Впрочем, она не могла сдержать улыбки, увидев, что Питер пытался прилепить её мылом. Уж эти мальчишки!

К счастью, она тут же сообразила, как помочь горю.

— Её надо пришить, — сказала она чуть-чуть свысока.

— Что такое «пришить»? — спросил он.

— Ой, какой ты необразованный!

— Вот и неправда!

Ей было очень приятно, что он не знает таких простых вещей.

— Я тебе её пришью, маленький, — сказала она. Непонятно, почему она так его назвала, ведь он был с неё ростом.

Она достала свою рабочую шкатулку и принялась пришивать тень ему к пяткам.

— Боюсь, будет немножко больно, — предупредила она.

— О, я не заплачу! — сказал Питер.

Он уже был уверен, что никогда в жизни не плакал. Он сжал зубы и не заплакал, и скоро тень уже вела себя вполне прилично, хоть и выглядела всё же немножко помятой.

— Надо бы её прогладить, — сказала Венди задумчиво.

Но Питера, как и всех мальчишек, это ничуть не заботило, и он в восторге запрыгал по комнате. Увы, он уже забыл, что своим счастьем обязан Венди! Он был уверен, что сам пришил себе тень.

— Какой я умный! — кричал он радостно. — Нет, вы только подумайте, какой я умный!

Мне очень грустно в этом признаться, но самодовольство было одним из самых чарующих свойств Питера. По правде говоря, не было на свете большего зазнайки, чем Питер!

Венди возмутилась.

— Ах ты воображала! — воскликнула она с издёвкой. — А я, по-твоему, тут совсем ни при чём?

— Нет, отчего же, ты тоже кое-что сделала, — ответил небрежно Питер и продолжал плясать.

— Кое-что? — сказала она сдержанно. — Ну что ж, если я здесь не нужна, я могу и удалиться…

И с большим достоинством она прыгнула в постель и с головой накрылась одеялом.

Питер подумал, что она выглянет, если он притворится, будто уходит. Но, когда из этого ничего не вышло, он присел к ней на кровать и легонько толкнул её ногой.

— Венди, — сказал он, — прошу тебя, не удаляйся! Я всегда так кричу, когда я доволен собой.

Но она осталась под одеялом.

— Венди, — сказал он голосом, перед которым не устояла бы ни одна женщина, — Венди, от одной девочки больше пользы, чем от двадцати мальчишек.

Венди высунула голову.

— Ты правда так думаешь, Питер?

— Да!

— По-моему, это очень мило с твоей стороны, — сказала она. — Тогда я опять встану.

И она села рядом с ним на кровати.

— Хочешь за это поцелуи? — спросила Венди.

Питер протянул руку.

— Разве ты не знаешь, что такое поцелуй? — спросила Венди в смятении.

— Буду знать, когда ты мне его дашь, — ответил он холодно.

И, чтобы не обидеть его, Венди дала ему напёрсток.

— Ну, а теперь, — сказал он, — вот тебе поцелуй! Хочешь?

Она сдержанно ответила:

— Ну что ж, пожалуй…

И наклонила к нему лицо. Это было очень глупо с её стороны, потому что он просто сунул ей в руку желудёвую пуговицу. Она медленно выпрямилась и сказала вежливо, что всегда будет носить его «поцелуй» на цепочке. И хорошо, что она так и сделала, потому что впоследствии он спас ей жизнь.

Когда у нас люди знакомятся, они обычно интересуются возрастом друг друга. И потому Венди, которая всегда старалась вести себя как полагается, спросила у Питера, сколько ему лет. Это был не очень удачный вопрос. Так порой бывает на экзамене, когда тебя спрашивают грамматику, в то время как тебе хотелось бы рассказать, какие короли правили в Англии.

— Не знаю, — ответил Питер смущённо. — По-моему, я ещё очень молод…

Он действительно не знал, сколько ему лет, только смутно кое о чём догадывался, но сказал он совсем другое:

— Знаешь, Венди, я убежал из дому в тот самый день, когда родился.

Это было странно, но интересно. И Венди, вспомнив, как в таких случаях делает мама, легонько похлопала себя по ночной рубашке, давая ему понять, что он может придвинуться к ней поближе.

— Я услышал, как мои родители говорили о том, кем я стану, когда вырасту, — сказал Питер тихо, — и убежал.

Он был очень взволнован.

— Не хочу я расти, — продолжал он с жаром. — Я хочу всегда быть мальчишкой и ни о чём не думать! Вот я и убежал в Кенсингтонский сад и стал жить там с феями.

Венди смотрела на него с глубочайшим восхищением. Он думал, что она восхищается его побегом из дому. На самом же деле её поразило то, что он был знаком с феями. Венди вела такой скромный домашний образ жизни, что знакомство с феями показалось ей чем-то восхитительным. К большому удивлению Питера, она засыпала его вопросами о феях.

— Надоели мне эти феи! — сказал он с презрением. — Вечно лезут под ноги. Я только и делал, что их шлёпал.

Скоро ему наскучил этот разговор. И тут он заметил, что Динь что-то притихла.

— Не знаю, куда она девалась, — сказал он и встал. — Динь, где ты?

От восторга сердце громко забилось у Венди в груди.

— Питер, — сказала она и схватила его за руку, — неужели у нас здесь настоящая фея?

— Она только что была здесь, — сказал он недовольно. — Ты ничего не слышишь, а?

Оба прислушались.

— Кажется, где-то звенят бубенчики, — сказала Венди.

— Это Динь! У фей такой голос, понимаешь? Кажется, я тоже теперь слышу.

Звон шёл из комода. Питер скорчил весёлую гримасу.

— Венди, — прошептал он с восторгом, — кажется, я запер её в комоде!

Когда он выпустил наконец бедную Динь, она заметалась по детской, громко вопя от гнева.

— Что ты кричишь? — возразил ей Питер. — Ну хорошо, я виноват. Но откуда мне было знать, что ты там?

Венди не слушала его.

— Ах, Питер! — воскликнула она. — А не могла бы она остановиться на минутку? Я хочу разглядеть её получше.

— Они очень редко останавливаются.

Но Венди всё же увидела, как это романтическое создание присело на минутку на большие часы с кукушкой.

— Какая прелесть! — воскликнула она, хотя лицо у Динь было перекошено от злости.

— Динь, — сказал Питер с улыбкой, — эта девочка хочет, чтобы ты была её феей!

Динь что-то дерзко прокричала в ответ.

— Что она говорит, Питер?

Пришлось ему объяснить.

— Она не очень-то вежлива. Говорит, что ты большая неуклюжая девчонка и что она моя фея.

Он стал уговаривать Динь:

— Ты ведь знаешь, тебе нельзя быть моей феей, Динь! Ведь я джентльмен, а ты дама!

На это Динь только ответила:

— Ну и дурак! — и скрылась в ванной.

— Она фея низшего разряда, — сказал Питер в её оправдание. — Её зовут Динь-динь, потому что она паяет чайники и кастрюльки.

Они уселись вдвоём в кресло. И Венди снова засыпала его вопросами.

— Значит, ты больше не живёшь в Кенсингтонском саду?

— Иногда живу.

— А чаще где же ты живёшь?

— С пропавшими мальчишками.

— А это кто?

— Это мальчишки, которые выпали из колясок, когда няньки смотрели в другую сторону. Если в течение недели никто не потребует их обратно, их отсылают на остров Небывалый, чтобы не было лишних расходов. Я у них капитан.

— Как это, должно быть, чудесно!

— Да, — согласился коварный Питер. — Но иногда нам бывает очень грустно. Понимаешь, общество у нас исключительно мужское.

— Как, разве среди вас нет девочек?

— Конечно, нет! Ты же знаешь, девочки умные, они из колясок не падают.

Это страшно понравилось Венди.

— По-моему, — сказала она, — ты ужасно мило говоришь о девочках. Вот Джон, — и она указала рукой на старшего брата, — он нас просто презирает!

Вместо ответа Питер встал и одним ударом ноги сбросил Джона вместе с одеялом на пол. Это показалось Венди несколько смелым для первой встречи, и она твёрдо сказала Питеру, что у неё в доме он не капитан. Джон, однако, продолжал крепко спать на полу, и она не стала его тревожить.

— Я знаю, Питер, ты хотел сделать мне приятное, — сказала она, смягчаясь. — За это можешь подарить мне поцелуй.

Она забыла, что Питер не знает, что это такое.

— Я так и знал, что ты возьмёшь его назад, — сказал он горько и протянул ей напёрсток.

— Ах нет, — сказала добрая Венди, — я хотела сказать «напёрсток», а не «поцелуй».

— Что это такое?

— А вот что!

И она поцеловала его.

— Смешно! — сказал Питер серьёзно. — Ну, а теперь, хочешь ты получить от меня напёрсток?

— Как знаешь, — ответила Венди, на этот раз держа голову очень прямо.

Она получила «напёрсток» от Питера и почти тут же вскрикнула от боли.

— Что случилось, Венди?

— Кто-то дёрнул меня за волосы!

— Это, верно, Динь. Что это с ней? Раньше она никогда так не безобразничала…

И правда, Динь летала вокруг них и ругалась.

— Венди, она говорит, что за каждый напёрсток будет дёргать тебя за волосы.

— Но почему?

— Почему, Динь?

И снова Динь прокричала в ответ:

— Дурак!

Питер так ничего и не понял. Зато Венди поняла. Она немного огорчилась, когда он признался, что прилетал в детскую не для того, чтобы повидаться с ней, а чтобы послушать сказки.

— Понимаешь, я не знаю ни одной сказки. И пропавшие мальчишки тоже!

— Какой ужас! — воскликнула Венди.

— А знаешь, — продолжал Питер, — почему ласточки лепят гнёзда под крышами? Чтобы слушать сказки! Ах, Венди, твоя мама рассказывала такую чудесную сказку!

— Какую?

— Про принца. Он ещё не мог найти девушку с хрустальным башмачком.

— Питер, — заволновалась Венди, — это была Золушка, и он нашёл её, и они жили счастливо до самой смерти!

Питер так обрадовался, что вскочил и побежал к окну.

— Куда ты? — крикнула она. Сердце у неё защемило.

— Рассказать мальчишкам!

— Не уходи, Питер! — попросила она. — Я знаю много-много сказок.

Именно так она и сказала, и потому не может быть никакого сомнения в том, что уговаривала его она. И он вернулся. Глаза у него жадно блестели. Это должно было бы насторожить Венди, но почему-то не насторожило.

— А какие сказки я могла бы вам рассказать! — воскликнула опа.

Питер схватил её и потащил к окну.

— Пусти! — отбивалась опа.

— Полетим со мной, Венди! Ты будешь рассказывать нам сказки!

Конечно, ей было очень приято, что он её так просит, но она сказала:

— Ах нет, я не могу… Что будет с мамой? И потом — я не умею летать…

— Я тебя научу.

— Вот было бы чудесно!

— Я научу тебя вскакивать ветру на спину. И мы улетим!

— О-о! — простонала она, захлебываясь от восторга.

— Венди, Венди, вместо того чтобы спать в этой дурацкой постели, ты могла бы летать со мной по небу и шутить со звёздами!

— О-о!

— И знаешь, Венди, там есть русалки!

— Русалки? С хвостами?

— С длинными-предлинными — во!

— Ах, — вскричала Венди, — увидеть русалку!

Тут Питер проявил ужасное коварство.

— Венди, — сказал он, — а как мы тебя будем уважать!

Венди задрожала. Она изо всех сил старалась остаться дома, но Питер не знал жалости.

— Венди, — продолжал этот хитрец, — а по вечерам ты будешь подтыкать нам одеяла.

— О-о!

— Нам ещё никто никогда не подтыкал одеяла!

— О-о!

И она протянула к нему руки.

— И ты будешь штопать нам чулки и пришьёшь нам карманы. У нас на всех ни одного кармана!

Разве она могла устоять?!

— Да, это было бы замечательно… — сказала она. — Питер, а Джона и Майкла ты тоже научишь летать?

— Научу, если хочешь, — сказал он равнодушно.

Она подбежала к Джону и Майклу и стала их расталкивать.

— Проснитесь! — сказала она. — Питер При здесь! Он сейчас научит нас летать!

Джон протёр глаза.

— Встаю, — сказал он. Он и не заметил, что лежит на полу. — Э, да я уже, кажется, встал.

Майкл тоже проснулся. При виде Питера глаза его засверкали, словно новенький перочинный ножик с шестью лезвиями и пилкой. Но тут Питер подал им знак молчать. В глазах у них мелькнуло то страшное лукавство, которое появляется у детей, когда они прислушиваются к звукам из взрослого мира. В доме было тихо. Значит, всё в порядке. Впрочем, стоп! Тут что-то не так! Нэна весь вечер просто разрывалась от лая, а теперь вдруг замолчала. Эта тишина и насторожила их.

— Гаси свет! Прячься! Живо! — скомандовал Джон, в первый и последний раз за всю эту историю.

Вот почему, когда в детскую вошла Лиза с Нэной на поводке, ей показалось, что всё в порядке. В детской было темно, и она готова была поклясться, что слышит, как дети сладко посапывают во сне. На самом-то деле они сопели нарочно, спрятавшись за оконными занавесками.

Лиза была страшно сердита на Нэну. Она месила на кухне рождественский пудинг, а тут ей пришлось всё бросить из-за каких-то глупых собачьих подозрений. Чтобы заставить Нэну замолчать, она решила свести её на минутку в детскую, но только, конечно, под надзором. Руки у неё были все в муке, а на подбородке чернела изюминка.

— Вот смотри, подозрительное ты животное! — сказала она, радуясь, что Нэна в немилости. — Ничего с ними не случилось. Спят себе спокойно в кроватках. Слышишь, как они ровно дышат?

Тут Майкл, обрадовавшись, что они так ловко провели Лизу, засопел ещё громче и чуть всё не испортил. Нэна поняла, что здесь что-то не так, и стала рвать поводок из Лизиных рук.

Но Лиза ни о чём не догадалась.

— Ну хватит, Нэна! — сказала она строго и потащила Нэну из детской. — Добром тебе говорю: если ты опять станешь лаять, я сбегаю за хозяином и хозяйкой! Ну и выдерет тебя тогда хозяин! И за дело!

И она снова привязала несчастную собаку во дворе.

Ты думаешь, Нэна перестала лаять? Сбегать за хозяином и хозяйкой? Этого она как раз и хотела!.. Ты думаешь, она испугалась побоев? Ей было всё равно, только бы спасти детей! Но Лиза, к несчастью, опять занялась пудингом. И Нэна, видя, что ждать от неё помощи нечего, прыгала на цепи, пока наконец не оборвала её.

Через минуту она уже вбежала в столовую дома №27 и всплеснула передними лапами. Она всегда так поступала, когда нужно было сообщить что-нибудь особенно важное.

Мистер и миссис Дарлинг тут же поняли, что в детской происходит что-то ужасное, и, не прощаясь с хозяйкой, бросились на улицу. Но с того момента, как трое негодников сладко сопели, спрятавшись за оконными занавесками, прошло уже целых десять минут, а за десять минут Питер При может много чего натворить!

Теперь давайте вернёмся в детскую.

— Опасность миновала… — сказал Джон, выходя из своего укрытия. — Нет, Питер, ты вправду умеешь летать?

Вместо ответа Питер вспрыгнул на камин и сделал круг по комнате.

— Вот здорово! — закричали Майкл и Джон в один голос.

— Как мило! — воскликнула Венди.

— Да, я милый! Я очень милый! — согласился Питер, снова забывшись.

Им показалось, что летать очень просто, и они попытались взлететь — сначала с пола, а потом с кроватей, — но только падали и ушибались.

— Послушай, как это у тебя получается? — спросил Джон, потирая коленку. Он всегда отличался деловитостью.

— Надо просто подумать о чём-нибудь приятном и удивительном, — объяснил Питер, — и сам не заметишь, как поднимешься в воздух!

И он показал им, как это делается.

— Здо́рово у тебя получается! — сказал Джон. — А ну-ка повтори! Но только медленно.

И Питер повторил — сначала медленно, а потом быстро.

— A-а, понял! — вскричал Джон.

Но очень скоро он убедился, что ничего не понял. Никто из них не мог и минуты продержаться в воздухе, хотя Майкл уже читал двухсложные слова, а Питер и азбуки-то не знал.

Конечно, Питер просто шутил. Всем известно, что без волшебной пыльцы взлететь невозможно. К счастью, как мы уже говорили, на ладонях у Питера оставалось немного пыльцы, и он дунул ею на всех троих. Результаты превзошли их ожидания.

— А теперь пошевелите плечами… — сказал Питер. — Вот так! Ну отрывайтесь!

Все они стояли на своих кроватях. И доблестный Майкл взлетел первый. Он и не думал, что взлетит, по вдруг оказался где-то под потолком.

— Я летю! — закричал он в восторге.

Тут Джон тоже поднялся в воздух и встретился с Венди около ванной.

— Как чудесно!

— Как удивительно!

— Взгляните на меня!

— И на меня!

— И на меня!

Конечно, они летали не так изящно, как Питер, и ноги у них болтались во все стороны, но головами они то и дело стукались о потолок, а это одно из самых приятных ощущений! Сначала Питер немножко поддерживал Венди, но Динь так сердилась, что пришлось ему от этого отказаться.

И они летали вверх и вниз и кружили, кружили по комнате.

— Послушайте, — сказал вдруг Джон, — а почему бы нам не улететь?

Именно на это и подбивал их Питер. Майкл ничего не имел против. Ему хотелось узнать, за сколько дней он пролетит миллиард миль. Но Венди колебалась.

— Русалки! — напомнил ей Питер.

— О-о!

— А ещё там есть пираты!

— Пираты! — воскликнул Джон и схватил свою праздничную шляпу. — Летим сию же минуту!

В это самое мгновение мистер и миссис Дарлинг выбежали вслед за Нэной из дома №27. Они бежали по мостовой, чтоб поскорее взглянуть на окно детской. Окно ещё было закрыто, но комната была ярко освещена. И — о-о, это страшнее всего! — на занавесках они увидели три тени. Три тени в ночных рубашонках кружили по комнате. Кружили не по полу, а по воздуху!

Нет, не три тени, а четыре!

Мистер и миссис Дарлинг с трепетом распахнули дверь в дом. Мистер Дарлинг хотел тут же ринуться в детскую, но миссис Дарлинг сделала ему знак, чтобы он не шумел. Она даже попробовала убедить своё сердце, чтобы оно не так громко стучало.

Успеют ли они добежать до детской? Если успеют, мы все вздохнём с облегчением. Но рассказывать будет не о чем. Ну, а если не успеют, обещаю тебе, что в конце концов всё будет хорошо.

Они бы успели, если б за ними не следили юные звёздочки. Снова звёзды дунули, распахнули окно. И самая крошечная из них заглянула в детскую и крикнула:

— Эй, Питер, берегись!

И Питер понял, что нельзя терять ни минуты.

— Вперёд! — скомандовал он и вылетел в ночь, а за ним Джон, Майкл и Венди.

Мистер и миссис Дарлинг с Нэной вбежали в детскую, но было уже поздно. Птички улетели.

Глава четвёртая ПОЛЁТ

Второй поворот направо, а потом всё прямо до самого утра. Так Питер объяснил Венди дорогу на остров. Но даже птицы, у которых всегда при себе карты, куда они заглядывают на свистящих ветром перекрёстках не нашли бы дороги по этому адресу. Питер просто болтал, что ему в голову придёт.

Сначала дети полностью полагались на него. К тому же лететь было так приятно, что они потеряли много времени, кружа вокруг шпилей и башен.

Джон и Майкл пустились наперегонки, и Майкл пришёл первым.

С презрением вспоминали они теперь, что совсем недавно летать по комнате казалось им чуть ли не чудом. Совсем недавно! Впрочем, когда же это было? Они как раз летели над морем, когда Венди впервые задумалась над этим. Джон считал, что это уже второе море и третья ночь с тех пор, как они покинули свой дом.

Было то темно, то светло, то очень холодно, то слишком жарко. На самом деле им хотелось есть или они притворялись? Может, им просто нравилось, что Питер так чудно добывает пропитание? Завидев птицу, которая несла что-нибудь съедобное, он гнался за ней и выхватывал добычу у неё прямо из клюва, а птица гналась за ним и вырывала её обратно. И так они подолгу весело гонялись друг за другом, а под конец расставались с наилучшими пожеланиями. Но Венди немного тревожила мысль, что Питер, видно, не понимает, каким странным способом добывает он хлеб насущный. Правда, иного он, верно, не знал.

Детям очень хотелось спать, и тут уж они не притворялись. Это было очень опасно: стоило им задремать, как они тотчас падали вниз. Самое ужасное было то, что Питер находил это очень забавным.

— Падает, опять падает! — радостно кричал он, увидев, как Майкл камнем летит вниз.

— Спаси его! Спаси! — молила Венди, с ужасом глядя на бурное море внизу.

Помедлив, Питер устремлялся вниз и подхватывал Майкла в тот самый миг, когда тот готов был погрузиться в воду. Это выходило у него очень здорово, но он всегда тянул до последней минуты, и всем было ясно, что его больше радовала собственная ловкость, чем спасение человеческой жизни. К тому же он очень любил разнообразие в играх, и то, что нравилось ему сейчас, через минуту могло ему наскучить. И Венди со страхом думала: а вдруг начнёшь падать, а он не обратит на тебя никакого внимания?

Сам-то он мог спать на лету и не падал при этом на землю. Ложился себе на спину и плыл, словно по течению. Он был такой лёгкий, что, если дунуть ему в спину, он летел гораздо быстрее.

— Пожалуйста, будь с ним повежливее! — шепнула Венди Джону, когда они играли в весёлую игру «Делай, как я».

— Тогда скажи ему, чтоб он не задавался, — ответил Джон.

В этой игре Питер, конечно, был заводилой. Он летел низко-низко над морем и проводил рукой по хвостам встречных акул, совсем как ты порой, идя по улице, проводишь пальцем по железным прутьям решётки. Джон и Майкл, как ни старались, не могли за ним угнаться, а Питер, будто назло, то и дело оглядывался — видно, хотел проверить, сколько хвостов они пропустили. Пожалуй, он и вправду немножко задавался.

— Не сердите его! — уговаривала Венди братьев. — Что с нами будет, если он нас бросит?

— Вернёмся домой, — сказал Майкл.

— А мы найдём без него дорогу?

— Ну тогда полетим дальше, — предложил Джон.

— В том-то и ужас, Джон! Конечно, нам придётся лететь дальше. Ведь мы не умеем останавливаться!

Так оно и было. Питер совсем забыл их этому научить.

Джон сказал, что в крайнем случае нужно просто лететь всё вперёд и вперёд, никуда не сворачивая. Земля-то круглая, так что в конце концов они попадут домой, прямо к своему окну.

— А кто нас будет кормить, Джон?

— Я очень ловко вырвал еду у орла из клюва! — похвастался Джон. — Правда, Венди?

— С двадцатого раза, — напомнила Венди. — А кроме того, посмотри, стоит Питеру от нас отвернуться, как мы начинаем налетать на тучи.

И правда, они вечно на что-нибудь налетали. Конечно, сейчас они летели гораздо лучше, хотя по-прежнему слишком сильно болтали ногами. Но если на пути им встречалась туча и они пробовали её обогнуть, то наверняка на неё натыкались. Если бы тут была Нэна, она бы давно уже забинтовала Майклу голову.

Питера сейчас с ними не было, и одни в вышине они чувствовали себя совсем покинутыми. Он летал быстрее их и часто исчезал, устремись в погоню за каким-нибудь приключением, за которым дети не могли угнаться. А потом возвращался, смеясь над какой-то историей, которую он рассказал одной встречной звёздочке, — только он уже не помнил, что это была за история! — или блестя прилипшей к нему русалочьей чешуёй — только он уже позабыл, что там с ним произошло! Всё это было очень обидно: ведь дети ни разу в жизни не видели русалок.

«Если он так быстро их забывает, — думала Венди, — разве он будет помнить нас?»

И правда, иногда, возвращаясь, он не помнил, кто они такие, или если и помнил, то очень смутно. Венди в этом не сомневалась. Она видела, как поначалу он смотрел на них без всякого выражения, словно собираясь кивнуть и пролететь мимо, и только потом в глазах у него мелькало какое-то воспоминание. Однажды ей даже пришлось сказать ему, как её зовут.

— Я Венди! — сказала она с волнением.

— Послушай, Венди, — зашептал он виновато, — всякий раз, когда ты заметишь, что я тебя не узнаю, говори: «Я Венди!» И повторяй это до тех пор, пока я тебя не вспомню…

Всё это было, конечно, не очень-то весело. Правда, чтобы искупить свою вину, он показал им, как нужно ложиться на спину попутного ветра, и скоро они научились спокойно спать в таком положении. Как это было приятно! Они бы с удовольствием поспали подольше, но Питеру спать быстро надоедало, и он будил их криком:

— Остановка! Нам сходить!

Так с небольшими размолвками, но, в общем, очень весело, летели они к острову. И наконец через много-много лун они увидели его.

Тебе будет интересно узнать, что летели они всё время прямо вперёд — не только потому, что Питер и Динь хорошо знали дорогу, но и потому, что остров сам летел им навстречу. Только так и можно ступить на его волшебные берега.

— Вон он! — сказал Питер спокойно.

— Где? Где?

— Туда смотрят все стрелки…

И правда, тысячи золотых стрелок указывали детям на остров. Это их друг, Солнце, прежде чем скрыться на ночь, помогало им найти дорогу.

Венди, Джон и Майкл привстали в воздухе на цыпочки, чтобы получше разглядеть остров. Как ни странно, они сразу его узнали и громко закричали от радости:

— Джон, вон твоя лагуна!

— Венди, смотри! Черепахи прячут яйца в песок!

— Джон, а вон твой фламинго с перебитой лапкой!

— Майкл, вон твоя пещера!

— Джон, кто это прячется в кустах?

— Это волчица с волчатами. Венди, ведь это и есть твой волчонок!

— А вот моя лодка, Джон! И борт у неё пробит!

— Да нет же! Ты что, забыл? Мы же сожгли твою лодку!

— И всё-таки это она! Смотри, Джон, вон дым от костра краснокожих!

— Где? Покажи! Интересно, вышли они на тропу войны или нет?

— Вот они! Прямо за Рекой Чудес!

— A-а, вижу, вижу… Да, можешь не сомневаться, они на троне войны…

Питеру было не очень-то приятно, что они так много знают про остров. Впрочем, час его торжества приближался, потому что вскоре на них напал страх. Это случилось, когда исчезли золотые стрелки и остров погрузился во тьму.

Бывало, дома, когда дело шло к ночи, остров Небывалый темнел и становился страшным. На нём возникали туманные пятна, они разрастались, в них шевелились чёрные тени. Рёв диких зверей звучал как-то совсем по-другому, и, что хуже всего, ты уже не был уверен, что в конце концов победишь. Ты радовался, когда зажигали ночник. Тебе даже приятно было, когда Нэна говорила, что это камин и больше ничего и что остров Небывалый просто выдумка!

Конечно, тогда остров и был выдумкой, но сейчас он стал настоящим. С каждой минутой он всё рос и рос, и не было ночников, и не было Нэны.

Днём все летели порознь, но теперь дети жались к Питеру. Куда девалась его беспечность? Глаза у него блестели, и стоило им до него дотронуться, как их пронзало, будто электрическим током. Они уже летели над этим жутким островом, летели так низко, что порой задевали ногами за деревья. Ничего страшного не было видно, и всё же лететь было так трудно, словно им приходилось пробиваться сквозь ряды невидимых врагов. А иногда они просто повисали в воздухе, пока Питер не пробивал им путь кулаками.

— Не хотят, чтобы мы приземлялись, — заметил Питер.

— Кто… не хочет?.. — спросила Венди, дрожа от страха.

По Питер не ответил.

Может, он и не знал ответа. Он разбудил Динь, спавшую у него на плече, и отправил её вперёд.

Временами он замирал на месте и, приложив к уху руку, прислушивался, глядя вниз горящими глазами. Как только он не поджёг ими лес, непонятно! А потом снова летел дальше.

Мужество его просто ужасало.

— Чего ты сейчас хочешь, — спросил он небрежно Джона, — приключений или чаю?

— Сначала чаю, — быстро ответила Венди.

И Майкл благодарно сжал ей руку.

Но Джон, который был похрабрее, заколебался.

— А приключение какое? — спросил он осторожно.

— Там внизу, прямо под нами, спит в траве пират, — сказал Питер. — Если хочешь, можем спуститься и убить его…

— Я его не вижу, — сказал Джон после долгого молчания.

— А я вижу!

— А вдруг он проснётся? — спросил Джон хрипло.

— За кого ты меня принимаешь? — рассердился Питер. — Неужели я убил бы его во сне? Сначала я разбудил бы его, а потом бы убил. Я всегда так делаю.

— Да ну? И много ты их убил?

— Видимо-невидимо!

— Вот здорово! — сказал Джон.

Впрочем, он всё же решил сначала напиться чаю. Помолчав, он спросил, много ли сейчас на острове пиратов.

— Столько ещё никогда не бывало, — ответил Питер.

— А кто у них капитан?

— Крюк, — ответил Питер, и, когда он произнёс это ненавистное имя, лицо его стало очень суровым.

— Что?! Джеймс Крюк?!

— Он самый!

Тут, знаешь, Майкл заплакал, и даже Джон начал заикаться, потому что им было хорошо известно имя капитана Крюка.

— Он был боцманом у Чёрной Бороды, — хрипло прошептал Джон. — Он из них всех самый страшный. Его даже Корабельный Повар боялся.

— Да, это он и есть, — подтвердил Питер.

— А какой он? Огромный, да?

— Сейчас не такой уж, как раньше…

— То есть как это?

— Я его подкоротил немножко.

— Ты?

— Да, я! — сказал Питер резко. — А что?

— Нет, ничего. Я не хотел тебя обидеть.

— Ну ладно, чего там!

— Послушай, а как ты его укоротил?

— Да отрубил ему правую кисть, и всё тут!

— Значит, он не может сейчас драться?

— Ещё как может!

— Он что, левша?

— Приделал себе железный крюк и теперь бьёт им направо и налево.

— Железный крюк?! О-о!..

— Послушай, Джон, — сказал Питер.

— Да?

— Говори: «Есть, капитан!»

— Есть, капитан!

— Все, кто служат под моей командой, — сказал Питер, — дают мне торжественную клятву. Ты тоже поклянись!

Джон побледнел.

— Если мы встретимся с Крюком в открытом бою, ты уступишь его мне, клянись!

— Клянусь! — сказал радостно Джон.

Тут к ним подлетела Динь-динь, и в её свете они увидели друг друга. Они немножко повеселели. К несчастью, она не могла лететь так же медленно, как они. Чтобы не оставить их в одиночестве, она носилась кругами, обводя их светящимся кольцом. Венди это очень нравилось, пока Питер не объяснил ей, в чём таится опасность.

— Динь говорит, — сказал он, — что пираты заметили нас ещё до наступления темноты и выкатили Длинного Тома.

— Это их большая пушка?

— Да. Конечно, Динь им видна, и, если они догадаются, что мы летим вместе, они тут же откроют огонь.

— Венди!

— Джон!

— Майкл!

— Скажи ей, чтобы она сейчас же улетела от нас, Питер! — закричали все трое разом.

Но он отказался.

— Ей кажется, что мы заблудились, — ответил он холодно. — Ей страшно. Не могу же я прогнать её, если ей страшно!

На мгновение яркое кольцо разомкнулось, и кто-то нежно ущипнул Питера.

— Тогда скажи ей, — попросила Венди, — чтобы она погасила свой свет!

— Не может она его погасить! Это, пожалуй, единственное, чего не могут сделать феи. Когда она заснёт, он сам потухнет. У звёзд он тоже гаснет во сне…

— Тогда скажи ей, чтобы она сейчас же заснула! — сказал решительно Джон.

— Не может она заснуть, если ей не хочется. Это второе единственное, чего не могут сделать феи!

— По-моему, — проворчал Джон, — только это от них и требуется…

Тут его тоже ущипнули, но без всякой нежности.

— Был бы у кого-нибудь из нас карман, — сказал Питер, — мы бы её туда посадили.

К несчастью, они улетели из дому в такой спешке, что на всех четверых у них не было ни одного кармана. Тут Питеру пришла в голову блестящая мысль. У Джона была шляпа!

Динь согласилась продолжить путешествие в шляпе, только если её понесут в руках. Шляпу взял Джон, хоть Динь и надеялась, что её понесёт Питер. Потом она перешла к Венди, потому что Джон жаловался, что шляпа бьёт его по ногам. Это, как ты увидишь дальше, ни к чему хорошему не привело. Динь не желала быть обязанной Венди!

В чёрной шляпе Джона огонёк Динь был надёжно спрятан, и они продолжали путь в полном молчании. Казалось, никогда раньше не слышали они такой тишины! Лишь где-то вдали раздавался плеск воды. Это, как объяснил им Питер, дикие звери лакали воду из ручья. Порой доносился какой-то лёгкий скрежет. Может, это ветки поскрипывали на ветру? Но Питер сказал, что это индейцы точат свои ножи.

Вскоре и эти звуки замерли. Тишина показалась Майклу зловещей.

— Хоть бы что-нибудь услышать! — воскликнул он.

И словно в ответ раздался ужасающий грохот. Это пираты выстрелили из Длинного Тома.

Громкое эхо жадно отозвалось в горах:

«Где они? Где они? Где они?»

Так наши перепуганные друзья узнали разницу между выдуманным островом и настоящим.

Когда отзвуки выстрела стихли, Майкл и Джон обнаружили, что остались одни в темноте. Джон всё ещё перебирал ногами, а Майкл плыл по воздуху, хоть и не понимал, как это у него получается.

— Ты убит? — прошептал в страхе Джон.

— Ещё не знаю, — тихо ответил Майкл.

Теперь-то мы знаем, что никто из них не пострадал. Питера, правда, отнесло воздушной волной далеко в море, а Венди швырнуло вверх вместе с Динь. Пожалуй, для Венди было бы лучше, если б она выронила шляпу…

Не знаю, внезапно ли эта мысль пришла Динь в голову или она всю дорогу об этом мечтала, но только она тут же выскочила из шляпы и принялась завлекать Венди в ловушку.

Динь была совсем не такая уж плохая, вернее, она была то совсем плохая, а то вдруг совсем хорошая. С феями всегда так. Они такие крошки, что, к несчастью, два разных чувства в них одновременно не умещаются. Правда, им разрешено меняться, — только это должна быть полная перемена! Сейчас Динь безумно ревновала Венди. Конечно, Венди не поняла её прелестного звона (скажу тебе по секрету, я-то уверен, что на самом деле Динь просто ругалась!), но ей послышалось в нём искреннее участие. Динь порхала вокруг неё, словно хотела сказать: «Лети за мной, и всё будет хорошо!»

Что ещё оставалось бедной Венди?

Она позвала Питера, а потом Джона и Майкла, но только насмешливое эхо откликнулось на её зов.

Она ещё не знала, что Динь всем сердцем ненавидит её. Растерянная, шатаясь от усталости, она последовала за Динь к своей погибели.

Глава пятая ОСТРОВ НАЯВУ

С приближением Питера остров Небывалый стал оживать. Обычно в его отсутствие жизнь на острове замирает. Феи встают по утрам на час позже, дикие звери воспитывают своих детёнышей, индейцы шесть дней в неделю с утра до ночи едят и пьют, а пираты и пропавшие мальчики при встрече только показывают друг другу кукиш. Однако с возвращением Питера, который ненавидит спокойствие, все принимаются за дело. Приложи ухо к земле — и ты услышишь, что жизнь на острове просто бьёт ключом!

В этот вечер дела на острове обстояли так. Пропавшие мальчики выслеживали Питера, пираты выслеживали пропавших мальчиков, индейцы выслеживали пиратов, а дикие звери выслеживали индейцев. Они кружили по острову, но не натыкались друг на друга, потому что все шли с одинаковой скоростью.

Все жаждали крови, кроме мальчиков. Как правило, мальчики тоже её жаждали, но сегодня им не терпелось увидеть своего капитана. Мальчиков на острове бывает то больше, то меньше, смотря по тому, сколько их убивают. Но сейчас их было шестеро, если считать близнецов за двоих.

Давай спрячемся вон там, среди зарослей сахарного тростника, и посмотрим, как они крадутся гуськом, держа руки на кинжалах.

Питер велел им, чтобы они ни в чём не походили на него, и потому они носят шкуры медведей, которых сами убили. Они в этих шкурах лохматые и круглые, как шары, и, когда падают, катятся по земле. Вот почему они так уверены в себе и не боятся упасть.

Первым идёт Малыш, самый незадачливый из всей этой Доблестной компании. Не везёт ему, хоть он далеко и не трус! У него на счету меньше приключений, чем у других мальчиков, потому что всё самое интересное обязательно происходит тогда, когда он на минутку отлучится. Бывало, увидит, что всё спокойно, и отправится собрать хворосту для костра, а вернётся — мальчишки подтирают с пола кровь. Невезение легло на его лицо тенью лёгкой грусти. Впрочем, оно не ожесточило его, а, скорее, смягчило, так что из всех мальчиков он самый милый. Бедный Малыш, сегодня тебя поджидает опасность! Смотри, как бы тебе не попасться на удочку! Знай, фея Динь-динь хочет тебя провести. Она считает тебя самым простодушным из всех мальчиков, Малыш. Берегись коварной Динь!

Как бы мне хотелось, чтобы он нас услышал! Но ведь по правде-то мы не на острове, — и он идёт вперёд, грызя ногти.

Вторым шагает весёлый и беспечный Шутник, а за ним — Хвастун, тот, что на ходу режет из дерева свистульки и весело пляшет под собственную музыку. Хвастун больше всех о себе воображает. Ему кажется, что он помнит всё, что было до того, как он пропал, — все нравы и обычаи тех дней. Вот почему нос у него дерзко вздёрнут. Четвёртым идёт Задира, самый отчаянный из всех. Ему так часто приходилось выходить из рядов, когда Питер строго говорил: «Виновный, шаг вперёд!», что теперь он, не думая, делает шаг вперёд, даже если он совсем не виноват.

Последними идут Близнецы. Описать их невозможно — того и гляди, примешь одного за другого! Питер плохо себе представлял, что такое близнецы, а то, чего не знал он, не разрешалось знать и другим. Вот почему Близнецы не могли сказать о себе ничего определённого и только держались поближе друг к другу и пытались всем угодить, словно извинялись за что-то.

Мальчики исчезают во мраке, а за ними после перерыва — впрочем, очень короткого, так как на острове всё происходит быстро, — выходят на их след пираты. Их ещё не видно, но голоса их слышны. И поют они всегда одну и ту же страшную песню:

Более кровожадных бандитов ещё не видывал свет! Вот немного впереди, как всегда, наклонив голову к земле и прислушиваясь, блестя серьгой в ухе и загаром на мускулистых руках, идёт Красавчик Чекко. За ним Билл Джукс, весь покрытый татуировкой, тот самый Билл Джукс, которому Флинт, капитан «Моржа», приказал дать сотню ударов плёткой, прежде чем тот выпустил из рук мешок с золотыми луидорами. За ним идут Старки-Белоручка, служивший когда-то учителем в школе и до сих пор не утративший убийственной вежливости в обращении, и мрачный Куксон, про которого говорили, что он и Чёрный Мерфи — родные братья (только доказать этого никто не мог), и Лапша, у которого руки растут задом наперёд, и Верзила, что служил у капитана Моргана, и боцман Неряха, как ни странно, очень милый человек, который вонзал нож так нежно, что на него невозможно было обидеться, и Роберт Маллинз, и Альф Мейсон, и многие другие негодяи, издавна наводившие на всех ужас в Карибском море.

Впереди всех огромный и мрачный, как ночь, ехал Джеймс Крюк, о котором шла слава, что это единственный человек, которого боялся сам Корабельный Повар. Он возлежал на грубо сколоченной колеснице, которую везли его подчинённые. Вместо правой кисти у него был железный крюк, и он то и дело подгонял им пиратов. Обращался он с ними, как с цепными псами, и они подчинялись ему беспрекословно, как псы.

Он был смертельно бледен, тёмные тени легли у него под глазами, волосы падали ему на плечи длинными локонами, походившими издали на чёрные витые свечи, что придавало грозный вид его прекрасному лицу. Глаза у него были нежно-голубые, как незабудки, в них светилась глубокая скорбь, и лишь когда он ударял тебя своим крюком, в них вспыхивали вдруг две красные точки, озарявшие их свирепым пламенем. В манерах он всё ещё сохранил некоторое благородство, так что даже когда он раскраивал тебе череп, то делал это не без достоинства.

Страшнее всего он бывал в те минуты, когда проявлял наибольшую учтивость, — это, вероятно, и есть признак настоящего воспитания. Изящество речи, не изменявшее ему, даже когда он бранился, и благородство манер свидетельствовали о том, что он не ровня своим подчинённым.

Обладая безграничной храбростью, он, по слухам, боялся только вида собственной крови — она была густой и весьма необычного цвета. Одевался он, как английские короли давно минувших дней, а во рту держал мундштук собственного изобретения, в который вкладывались одновременно две сигары. И конечно, страшнее всего был его железный крюк.

Таков тот ужасный человек, с которым предстоит сразиться Питеру Пэну.

Кто-то из них победит?

Следом за пиратами тропою войны, видимой только опытному глазу, бесшумно крадутся индейцы под предводительством своего храброго вождя Великого Тигрёнка. Их обнажённые тела блестят жиром и краской, в руках они держат томагавки и ножи. Это свирепое племя Пиканинни (не путать с добрыми Делаверами или Гуронами). Позади, там, где всего опаснее, идёт Огненная Лилия — храбрейшая из краснокожих девушек, прекраснейшая из принцесс. Смотри, они ступают по сухим веточкам так, что ни одна из них не хрустнет!

Ты только слышишь их затруднённое дыхание. Это потому, что они слишком много ели в последние дни и немножко растолстели. Но ничего, это ненадолго, скоро они опять похудеют. Впрочем, сейчас лишняя полнота может сильно им повредить.

Индейцы исчезают, как и появились, бесшумно, словно тени, и вот уже их место заняли звери. Кого-кого только нет в этой огромной процессии: тут и львы, и тигры, и медведи, и всякая мелкая живность, которая обычно до смерти их боится. На этом благословенном острове все они живут бок о бок, одной дружной семьёй. Языки свисают у них из пасти — они сегодня голодны.

Наконец и они исчезают из виду. Тогда из лесу выползает огромная Крокодилица. Ею замыкается круг. Скоро ты узнаешь, кого она выслеживает!

А за Крокодилицей снова идут мальчики, и так они все и кружат по острову, пока кто-нибудь не остановится или не изменит скорость. Вот тогда-то и начнётся куча мала!

Все они зорко смотрят вперёд, и никто не подозревает, что опасность может подкрасться сзади. Как видишь, остров совершенно всамделишный!

Первыми вышли из круга мальчики. Они повалились на траву возле своего подземного дома.

— Хоть бы Питер скорее вернулся! — говорили они, боязливо озираясь.

Как странно, не правда ли? Ведь каждый из них повыше своего капитана, да и пошире в обхвате.

— Один я не боюсь пиратов! — сказал Хвастун.

Теперь ты понимаешь, почему он так и не сделался всеобщим любимцем?

Но тут вдалеке послышался какой-то шум, и он поспешно прибавил:

— Но я тоже хочу, чтоб он поскорее вернулся… Интересно, узнал он что-нибудь про Золушку?

Все хором заговорили о Золушке. И Малыш сказал, что, наверное, его мама была очень на неё похожа. О мамах они упоминали только в отсутствие Питера, потому что Питер запретил им говорить о таких глупостях.

— Я помню про свою маму только одно, — сказал Шутник. — Она часто говорила папе: «Ах, если бы у меня был собственный счёт в банке!» Не знаю, что это такое, но мне бы очень хотелось подарить ей этот счёт!

Тут вдалеке раздался какой-то шум. Ты или я, конечно, никогда бы ничего не расслышали, но мальчики прожили всю жизнь в лесу и сразу смекнули, в чём дело. Это были пираты. Они пели свою ужасную песню:

В тот же миг пропавшие мальчики… Но где же они? Их уже здесь нет. Зайцы и те не скрылись бы из виду быстрей!

Тебе-то я могу рассказать, куда они делись. Все, кроме Шутника, который пошёл на разведку, уже сидят в своём домике под землёй. Прелестный дом! И ты там скоро побываешь. Но только как они туда попали? Поблизости нет даже кучки хвороста, которая могла бы прикрыть вход. Вглядись попристальнее! Видишь на поляне семь толстых деревьев с дуплистыми стволами, в которые легко может пролезть мальчишка? Это и есть семь дверей в подземный дом. Вот уже много лун подряд ищет их Крюк. Неужели он найдёт их сегодня?

Пираты вышли на поляну. Зоркий глаз Белоручки заметил в лесу Шутника. И в тот же миг он выхватил пистолет. Но тут железный крюк впился ему в плечо.

— Капитан, отпустите! — закричал Белоручка, извиваясь.

Сейчас мы впервые услышим голос капитана. О-о, это мрачный голос!

— Сначала опусти пистолет.

— Это один из тех мальчишек! Вы же сами их ненавидите. Я мог бы уложить его на месте.

— Конечно, и на звук выстрела сюда сбегутся краснокожие. Ты, видно, хочешь расстаться со своим скальпом?

— Может, мне им заняться, капитан? — спросил добродушный Неряха. — Пощекотать его Джонни Штопором?

Неряха любил всему давать приятные названия. Джонни Штопором он называл свой кинжал, потому что всегда наносил им кручёные удары. У Неряхи вообще было много милых привычек. Например, после боя он протирал не оружие, а свои очки.

— Джонни работает беззвучно, — напомнил он капитану.

— Сейчас не время, — произнёс Крюк мрачно. — Что мне один? Мне нужны все семеро! Рассыпаться по лесу! Искать!

Пираты исчезли между деревьев, а капитан Крюк и Неряха остались одни на поляне. Крюк тяжело вздохнул. Не знаю, почему так случилось, — может быть, потому, что вечер был тих и прекрасен? — только капитану захотелось поведать преданному боцману историю своей жизни. Он говорил долго и горячо, но Неряха умом не блистал и так ничего и не понял.

Вдруг он услышал слово «Питер». Он насторожился.

— Больше всех, — говорил Крюк страстно, — я хочу схватить их капитана, Питера Пэна. Это он отрубил мне кисть! — И он с угрозой потряс крючком. — Давно уже я хочу пожать ему руку. Да я разорву его в клочья!..

— Но вы же сами говорили, — заметил Неряха, — что этот крючок стоит двадцати рук. Им так хорошо чесаться… И вообще он очень полезен.

— Конечно, — отвечал капитан. — Будь я матерью семейства, я предпочёл бы, чтобы у всех моих детей было вот это вместо этого. — И капитан с гордостью поглядел на свою железную руку и с презрением на другую. Но тут лицо его омрачилось, и в голосе зазвучали слёзы. — Питер бросил мою руку Крокодилице. Она как раз оказалась поблизости.

— Я часто замечал, — сказал Неряха, — что вы почему-то не любите крокодилов.

— Не крокодилов, — зашептал Крюк, — а Крокодилицу! Ей так понравилась моя рука, что с самого того дня она всюду следует за мной от моря к морю, от острова к острову и ждёт не дождётся, когда получит всё остальное.

— Это в своём роде комплимент, — заметил Неряха.

— Не нужны мне её комплименты! — рявкнул с обидой Крюк. — Мне нужен Питер При! Это он дал ей отведать моей крови!

Он присел на большой гриб. Голос его задрожал.

— Неряха, — сказал он хрипло, — эта Крокодилица давно бы сожрала меня, только, на счастье, она проглотила будильник. Он тикает у неё в животе и предупреждает меня об опасности. Стоит мне услышать тик-так, тик-так, как я спасаюсь бегством!

Он засмеялся, но смех его звучал невесело.

— Когда-нибудь, — проговорил задумчиво Неряха, — завод у будильника кончится, и тогда она до вас доберётся…

Крюк облизнул пересохшие губы.

— Да, — сказал он, — эта мысль не даёт мне покоя!

Тут капитана бросило в жар. Впрочем, сидеть почему-то ему вообще было очень тепло.

— Послушай, Неряха, эта скамейка жжётся! — закричал капитан и вскочил. — Ах, винтики-шпунтики, да я горю!

Они осмотрели гриб, на котором сидел капитан. Гриб был большой и крепкий, — у нас такие не растут. Они потянули его — и шляпка тут же отвалилась. А из ножки повалил дым.

Капитан и Неряха переглянулись.

— Труба! — закричали они в один голос.

И правда, они нашли трубу от подземного дома. Мальчики прикрывали её грибной шляпкой, когда вблизи появлялся враг.

Сквозь дым пираты услышали голоса. Мальчики чувствовали себя в безопасности в своём подземном доме и весело болтали о всяких пустяках.

Пираты мрачно прислушались к их звонким голосам, а потом опять накрыли трубу грибной шляпкой. Оглядевшись, они заметили семь больших дуплистых деревьев.

— Они говорят, что Питера Пэна нет на острове. Вы слышали? — прошептал Неряха, и рука его сама собой потянулась к Джонни Штопору.

Крюк кивнул.

Он долго стоял неподвижно, погружённый в раздумье. Наконец ужасная улыбка заиграла на его суровом лице. Неряха только этого и ждал.

— Откройте мне ваш план, капитан! — вскричал он.

— Вернуться на корабль, — произнёс Крюк сквозь зубы, — испечь огромный… сдобный… сладкий… пирог! Намазать его сверху глазурью. Положить на берегу Залива Русалок. Мальчишки всегда там купаются и играют с русалками. Они найдут пирог и, конечно, съедят его весь без остатка. У них ведь нет матери, и они не знают, как опасно съесть разом такой огромный… сдобный… сладкий… пирог!

Он расхохотался, и на этот раз смех его звучал весело.

— Ага! Вот они и умрут!

Неряха слушал его с восторгом.

— Чудеснейший, коварнейший план! В жизни не слышал ничего лучше! — воскликнул он.

И они заплясали от радости и запели:

Но они так и не допели свою песню до конца. Что-то зашуршало в траве. Они умолкли и прислушались. Было тактихо, что, казалось, если бы с дерева упал листок, он заглушил бы этот шорох. Но вот он всё ближе и ближе, и это уже не шорох, а стук.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Крюк затрепетал.

— Крокодилица! — прошептал он и бросился бежать.

Боцман бросился за ним.

Это действительно была Крокодилица. Она обогнала индейцев, которые теперь шли по следу остальных пиратов, и поползла дальше, за капитаном.

Мальчики снова вылезли на лужайку. Но впереди их поджидала новая опасность. В тот же миг они увидали Шутника, бегущего стремглав из лесу. За ним гналась стая волков! Языки свисали у них из пасти, и от их воя кровь стыла в жилах.

— Спасите! Спасите! — закричал Шутник, падая на землю.

Что было делать?

Питер был бы очень доволен, если б узнал, что в час испытания мальчики прежде всего подумали о нём.

— А что бы сделал Питер? — спросили они хором.

И тут же ответили:

— Ну конечно, он сделал бы вот так!

Мальчики разом нагнулись, просунули головы между ногами и грозно посмотрели на волков. Можешь не сомневаться, это самый лучший способ отпугнуть волков! Мгновение тянулось целую вечность, и всё же победа осталась за ними. Мальчики двинулись вперёд, сохраняя всё ту же устрашающую позу. Волки поджали хвосты и убежали.

Шутник поднялся с земли. Его глаза всё ещё были широко раскрыты.

— А я что видел! — воскликнул он.

Мальчики окружили его.

— Большую белую птицу! Она летит сюда!

— Какая это птица?

— Не знаю. Только она, видно, очень устала и всё стонет на лету: «Бедная Венди!»

— «Бедная Венди»?

— Помню, помню, — тут же сказал Хвастун. — Да, есть такие птицы, которые называются «венди».

— Смотрите, вон она! — закричал Задира, указывая вверх.

Венди в эту минуту была у них прямо над головой, и они услышали её грустный крик. Но ещё отчётливее долетел до них пронзительный голос Динь-динь. Ревнивая фея отбросила всякое притворство и, шныряя вокруг Венди, безжалостно щипала её со всех сторон.

— Здравствуй, Динь! — закричали удивлённые мальчики.

В ответ она крикнула:

— Питер велел вам застрелить эту венди!

Они привыкли подчиняться Питеру беспрекословно.

— Сейчас! — закричали простодушные мальчики. — Где наши луки и стрелы?

И тут же бросились к деревьям. Один Малыш остался, потому что лук и стрелы были у него с собой. Динь это заметила и потёрла ручки.

— Давай, Малыш! — завопила она. — Вот Питер обрадуется!

Малыш радостно вставил в лук стрелу.

— Динь, берегись! — крикнул он и выстрелил.

Венди упала на землю.

Глава шестая ДОМИК ДЛЯ ВЕНДИ

Когда остальные мальчики вылезли со своими луками из деревьев, глупый Малыш стоял, словно победитель, над бездыханной Венди.

— Вы опоздали! — гордо вскричал он. — Эту венди убил я. Питер похвалит меня.

— Дурак! — крикнула с дерева Динь и поспешила убраться восвояси.

Никто её не услышал.

Мальчики окружили Венди. Как всегда, Хвастун заговорил первым.

— Но ведь это совсем не птица! — сказал он испуганно. — По-моему, это девочка…

— Девочка? — переспросил Малыш и задрожал.

— И мы её убили! — сказал Шутник хрипло.

И все, как один, сняли шапки.

— Теперь понятно, — протянул Задира. — Питер достал нам девочку…

— …чтобы она о нас заботилась, — сказал Близнец. — А ты взял и застрелил её!

Конечно, мальчикам было жаль Малыша, но себя они жалели ещё больше. И когда Малыш подошёл к ним, они от него отвернулись.

Малыш побледнел. Впрочем, в его лице появилось достоинство, которого не было раньше.

— Да, я её убил, — сказал он задумчиво. — Никогда раньше я не видел ни одной девочки. Только во сне. И тогда я говорил ей: «Мамочка! Мама!» Когда же наконец она к нам прилетела, я взял и убил её.

Он повернулся и пошёл куда глаза глядят.

— Останься! — закричали мальчики.

— Нет, — ответил он, содрогаясь, — ведь Питер скоро вернётся. Я боюсь…

И тут все услышали громкий петушиный крик. У мальчиков душа ушла в пятки. Это был голос Питера.

— Питер! — закричали мальчики.

Он всегда таким криком извещал их о своём прибытии.

— Спрячем её! — зашептали они и торопливо окружили Венди.

Один Малыш стоял в стороне. Снова раздался радостный крик, и Питер опустился на землю.

— Здорово, ребята! — закричал он.

Они молча отдали ему честь. Питер нахмурился.

— Ну вот я и вернулся. Что же вы не кричите «ура»?

Они открыли рты, но не могли выговорить ни слова. Впрочем, Питер так торопился сообщить им радостную весть, что ничего не заметил.

— Замечательные новости, ребята! — весело сказал Питер. — Я достал вам маму!

Никто не произнёс ни звука. Только бедный Малыш упал на колени.

Питер забеспокоился.

— Вы её не видели? Она летела сюда.

— О горе нам, rope! — вскричал кто-то.

А ещё кто-то добавил:

— О горький день!

Тут Малыш поднялся.

— Питер, — сказал он спокойно, — я покажу её тебе.

Никто не двинулся с места.

— Отойдите, Близнецы, — сказал Малыш. — Пусть Питер увидит…

Все расступились, и Питер увидел Венди. Посмотрев на неё немножко, Питер задумался. Он не знал, что в таких случаях полагается делать.

— Она умерла, — сказал он в замешательстве. — Ей, верно, страшно, что она умерла…

Ах, если б можно было взять и, смеясь, ускакать от неё на одной ножке далеко-далеко, и никогда больше сюда не возвращаться! Как бы все обрадовались, если бы он это сделал! И как весело поскакали бы за ним следом!

Но взгляд Питера упал на стрелу. Она торчала у Венди в самом сердце — её нельзя было не заметить. Он вынул стрелу и повернулся к мальчикам.

— Чья? — спросил он сурово.

— Моя, — ответил Малыш, снова падая на колени.

— Злодейская рука! — воскликнул Питер, занося стрелу, словно это был кинжал.

Но Малыш не дрогнул. Он только обнажил грудь.

— Пронзай меня, Питер! — сказал он твёрдо. — Пронзай меня в самое сердце!

Дважды заносил Питер руку и дважды опускал её.

— Не могу, — сказал он с ужасом. — Меня что-то не пускает.

Все в изумлении уставились на Питера. Все, кроме Шутника, который в эту минуту, к счастью, взглянул на Венди.

— Ой! — закричал он. — Девочка Венди зашевелилась!

И правда, Венди — о чудо! — подняла руку. Шутник склонился над ней и почтительно прислушался.

— Кажется, она говорит: «Бедный Малыш!» — прошептал Шутник.

— Она жива! — сказал Питер кратко.

— Девочка Венди жива! — подхватил Хвастун.

Питер опустился на колени и увидел висевшую у неё на цепочке пуговицу. Помнишь, он сам подарил её Венди?

— Видите? — сказал он. — Стрела попала вот сюда, в самую середину. Это мой подарок. Называется «поцелуй». Он спас ей жизнь.

— Помню, помню! — тут же вмешался Хвастун. — Дайте-ка мне посмотреть… Да, это самый настоящий поцелуй.

Но Питер его не слушал. Он просил Венди поскорее поправиться, чтобы он мог показать ей русалок.

Венди, конечно, промолчала — она ещё не пришла в сознание. Но что это за жалобный стон прозвучал вверху?

— Это Динь, — сказал Задира. — Она плачет. Ей так хотелось, чтобы мы убили эту венди!

Тут мальчикам пришлось поведать Питеру о преступлении Динь. Ну и рассердился же он!

— Динь, я тебе больше не друг! — закричал Питер. — Уходи отсюда. Оставь меня навсегда!

Динь опустилась ему на плечо и стала молить о прощении, по Питер смахнул её прочь. В эту минуту Венди снова шевельнула рукой. И тогда он немного смягчился.

— Ну хорошо, оставь меня — не навсегда, а… на неделю!

Думаешь, Динь поблагодарила Венди за то, что та шевельнула рукой? И не подумала! Она бы сейчас с удовольствием её ущипнула.

Странные существа, эти феи! Немудрено, что Питер, который так хорошо их знал, частенько их поколачивал.

Но что же делать с Венди? Ведь её здоровье внушает серьёзные опасения.

— Давайте отнесём её вниз, в дом, — предложил Задира.

— Да-да, — поддержал его Хвастун, — в таких случаях именно так и поступают с девочками.

— Нет, — возразил Питер, — не нужно её трогать. Это неуважительно.

— Я совершенно с тобой согласен, — сказал Хвастун.

— Но ведь она умрёт, если мы оставим её лежать здесь! — взволновался Малыш.

— Конечно, умрёт, — согласился Хвастун. — Но что же делать?

— Я знаю! — воскликнул Питер. — Давайте построим дом вокруг неё!

Неплохо придумано! Мальчики пришли в восторг.

— А ну-ка, бегите, — приказал Питер, — и принесите снизу всё самое лучшее. Тащите сюда всё! Да пошевеливайтесь!

Все засуетились, словно портные в ночь перед свадьбой. Они тащили постели, хворост для растопки, и тут вдруг, откуда ни возьмись, к ним подошли Джон и Майкл. Они спали на ходу, останавливались, просыпались, делали шаг вперёд и снова засыпали.

— Джон, а Джон, — хныкал Майкл. — Проснись, Джон. Где наша Нэна, Джон? Где мама?

Джон протирал глаза и говорил:

— Да, правда, мы летели по воздуху.

Можешь мне поверить, они очень обрадовались, увидев Питера.

— Здравствуй, Питер! — закричали они.

— Здоро́во! — ответил он дружелюбно, хотя, сказать по правде, он их совершенно не помнил.

Питер в эту минуту измерял шагами Венди, чтобы решить, какой должен быть её дом. Он хотел ещё оставить место для стола со стульями.

Джон и Майкл с интересом за ним наблюдали.

Они спросили:

— Венди спит?

— Да, спит, — ответил Питер.

— Давай разбудим её, Джон, и пусть она приготовит нам ужин, — предложил Майкл.

Но тут он увидел мальчиков — они несли ветки для стен.

— Взгляни-ка, Джон! — закричал Майкл.

— Задира! — сказал Питер громко, как настоящий капитан. — Позаботься, чтобы эти мальчишки тоже строили дом!

— Есть, капитан!

— Дом? — удивился Джон.

— Для этой венди, — объяснил Задира.

— Для Венди? — ужаснулся Джон. — Но она всего-навсего девчонка!

— Вот именно, — ответил Задира.

— А ну не мешкайте! — прикрикнул на них Питер.

Братья так удивились, что тут же принялись за работу.

— Сначала стол со стульями и камин, — командовал Питер, — а потом построим вокруг дом!

— Верно, верно! — сказал Хвастун. — Именно так и строят всегда дома! Я это ясно теперь вспоминаю.

Питер подумал обо всём.

— Хвастун, сходи-ка за доктором! — приказал он.

— Есть, капитан!

И Хвастун убежал, почёсывая в затылке. Он знал, что Питеру возражать нельзя. Через минуту он вернулся, нацепив шляпу Джона и приняв очень серьёзный вид.

— Прошу вас, сэр, — сказал Питер. — Вы доктор?

Питер был совсем другой, чем мальчишки: они-то знали, что это всё понарошку, а для него, что понарошку, что всерьёз, всё было одно и то же. Это их иногда беспокоило, особенно когда приходилось делать вид, что они уже пообедали. Если же они переставали играть, он больно бил их по рукам.

— Да, доктор, детка, — отвечал Хвастун, пряча руки за спину.

— Сэр, — сказал Питер, — у нас серьёзно заболела девочка.

Венди лежала у самых их ног, но Хвастун притворился, что не видит её. И правильно сделал, конечно.

— Так, так, — сказал он. — Где же больная?

— Да вон, на лужайке.

— Хорошо, сейчас я суну ей в рот стеклянную палочку^[5], — сказал Хвастун и притворился, что так и сделал.

Это был волнующий момент. Хвастун сделал вид, что вынул у Венди изо рта градусник и поднёс его к глазам.

— Ну что? — спросил Питер.

— Так, так, — ответил Хвастун. — Это ей помогло.

— Я очень рад! — воскликнул Питер.

— Поите её бульоном из большой чашки с носиком, — сказал Хвастун. — А вечером я вас опять навещу.

Он отдал шляпу Джону и громко вздохнул. Он всегда так вздыхал, почувствовав, что опасность миновала.

В лесу в это время стучали топоры, и скоро всё, что было нужно для постройки дома, лежало у Вендиных ног.

— Если б только знать, какие дома ей нравятся! — вздохнул кто-то.

— Питер! — позвал другой. — Посмотри, она пошевелилась!

— Она открыла рот, — заметил третий и почтительно заглянул в него. — Ах, какая прелесть!

— Может, она споёт нам во сне? — сказал Питер. — Венди, спой нам, какой тебе хочется дом.

В ответ Венди спела, не открывая глаз:

Мальчики радостно засмеялись: на ветках, которые они принесли, застыла красная смола, а вся земля вокруг была покрыта мхом. И они принялись за работу, весело напевая:

И Венди быстро ответила:

Они сделали вид, что пробили кулаками окна, а вместо занавесок повесили большие жёлтые листья. Но где же взять розы?

— Розы! — потребовал Питер.

Они тут же сделали вид, что посадили чудесные розы и пустили их виться по стене. Но дети?

Чтобы Питер не вздумал потребовать от них детей, они быстро запели:

Питеру это очень понравилось, и он тут же притворился, будто сам всё придумал.

Домик вышел очень красивый. И Венди, верно, в нём было очень уютно. Правда, теперь они не могли её видеть. Питер обошёл домик. Ничто не ускользало от его орлиного взора. Казалось, всё готово, а ему чего-то ещё не хватало.

— Где дверной молоток? — спросил он строго.

Всем стало стыдно, но Малыш тут же оторвал подошву от своего башмака, и из неё вышел прекрасный дверной молоток.

Теперь всё в порядке, подумали они. Куда там!

— А где труба? — сказал Питер. — Нам необходима труба.

— Конечно, разве можно без трубы? — важно поддержал его Джон.

Лучше бы он молчал! Питер быстро обернулся, сорвал у него с головы шляпу, выбил у неё дно и поставил её на крышу. Труба вышла отличная, и из неё тотчас же повалил дым! Теперь наконец всё действительно было готово. Оставалось только постучать в дверь.

— Приготовиться! Принять праздничный вид! — скомандовал Питер. — Первое впечатление — очень важная штука!

Он был рад, что никто не спросил у него, что такое «первое впечатление». Мальчикам было не до того — они принимали праздничный вид.

Питер вежливо постучал в дверь. Мальчики затаили дыхание. Вокруг всё замерло, в лесу не слышно было ни шороха. Только Динь-динь, сидя на ветке, громко хихикала.

Интересно, откроют ли им дверь, думали мальчики. И если откроют, то кто? Девочка? А какая она?

Дверь отворилась, и из дома вышла девочка. Это была Венди. Они быстро сдёрнули шапки. Она очень удивилась. Этого-то они и хотели.

— Где я? — спросила Венди.

Конечно, первым выскочил Хвастун.

— Девочка Венди, — сказал он, — ты в доме, который мы построили для тебя.

— Пожалуйста, скажи, что он тебе нравится! — закричал Шутник.

— Прелесть, что за дом! — воскликнула Венди.

Этого-то они от неё и ждали.

— А мы твои дети! — закричали Близнецы.

Тут все пропавшие мальчики упали на колени, протянули к ней руки и заорали:

— Девочка Венди, будь нашей мамой!

— Мамой? — переспросила Венди, сияя. — Конечно, мне бы этого очень хотелось, но только я ещё слишком мала. У меня нет опыта…

— Неважно! — отрезал Питер решительно.

Можно было подумать, что он лучше всех в этом разбирался. На самом-то деле, как ты сам понимаешь, он знал обо всём этом гораздо меньше других.

— Тёплая материнская забота — вот всё, что нам нужно! — сказал он.

— Ах, — воскликнула Венди радостно, — это как раз по мне!

— Вот видишь! — закричали мальчики в один голос. — Мы это сразу заметили.

— Что ж, — сказала она, — попробую… А ну-ка, противные мальчишки, идите сию минуту домой! Ноги у вас, конечно, мокрые! Так я и знала! А перед сном я доскажу вам сказку о Золушке.

Тут все втиснулись в домик. Не знаю, как они там все поместились, но на острове Небывалом и не такое случается. Это был первый из множества счастливых вечеров, которые они провели с Венди. А потом она уложила их в огромную кровать в подземном доме и подоткнула каждому одеяло. Сама же она легла в домике наверху.

Питер обнажил шпагу и встал на стражу у дверей.

По лесу рыскали волки, а где-то вдали слышались крики пирующих пиратов.

Маленький дом выглядел так уютно в темноте! Светилось занавешенное окошко, из трубы весело шёл дымок, а у дверей стоял на страже Питер. Спустя немного и он заснул на своём посту. Подгулявшим феям, возвращавшимся домой с вечеринки, пришлось перелезать через него. Если бы на их дорожке лежал кто-нибудь другой, они бы наверняка подстроили ему какую-нибудь гадость, но Питера они просто щёлкали по носу и шли себе мимо.

Глава седьмая ДОМ ПОД ЗЕМЛЕЙ

На следующее утро Питер первым делом обмерил Венди, Джона и Майкла, чтобы подобрать им деревья для входа в подземный дом. Деревья нужно подбирать строго по мерке, и тогда, стоит только влезть в дупло и поглубже вдохнуть, как тут же летишь с нужной скоростью вниз. А чтобы подняться, надо попеременно вдыхать и выдыхать, и тогда медленно лезешь кверху.

Конечно, после должной тренировки это получается само собой, без усилий, и к тому же необычайно изящно. Нужно только точно подходить под дупло. Вот почему Питер обмерил всех троих так тщательно, будто собирался заказывать им костюмы. Разница только в том, что костюмы подгоняют под тебя, а тут тебя подгоняют под дерево. Обычно это достигается очень легко: наденут на тебя всякой одежды или, наоборот, снимут всё лишнее. Но если ты кое-где толстоват, или если единственное свободное дерево имеет неправильную форму, Питер быстро придаст тебе нужный вид. Тут уж всегда надо быть начеку — не дай бог немного потолстеть или похудеть! А это очень для всех полезно. И Венди была в восторге.

Венди и Майкл подошли к своим деревьям с первой же примерки, а Джона пришлось немножко подогнать.

Через несколько дней они уже быстро скользили вверх и вниз по своим деревьям — ну прямо как вёдра в колодце.

Подземный дом они все очень полюбили. Особенно привязалась к нему Венди.

Там была всего одна комната, зато большая (мальчики считали, что так и должно быть во всех домах, и Венди соглашалась с ними). Пол был земляной, и, если тебе вздумалось бы пойти на рыбалку, ты мог бы накопать червей прямо тут же, не выходя из дома. Из пола торчали крепкие грибы очень приятного цвета, на которых дети сидели, словно на табуретках. Посреди комнаты росло Небывалое дерево. Вернее, оно пыталось расти, но каждое утро его спиливали под корень. К вечеру оно снова вырастало по пояс, и тогда на него клали дверь и ужинали на нём, как на столе. А поев, снова спиливали до основания, чтобы было больше места для игр.

Был в подземном доме и камин, огромный и, что самое главное, передвижной. Его можно было топить в любом углу комнаты. Перед камином Венди натянула верёвки, сделанные из древесных волокон, чтобы сушить у огня бельё. Кровать на день поднималась, но ровно в половине седьмого её опускали, и тогда она занимала полкомнаты. На ней спали все мальчики, кроме Майкла. Они лежали тесно, словно сельди в бочке. Поворачиваться на другой бок поодиночке было строго-настрого запрещено. Только если кто-нибудь подаст сигнал, все разом перекатывались на другой бок.

Конечно, Майкл тоже должен бы спать со всеми. Но Венди очень хотелось, чтобы в доме был младенец, а Майкл был самым маленьким. Сам знаешь, с женщинами лучше не спорить! Словом, Майкл спал в корзинке, которую подвешивали к потолку, словно люльку.

Как видишь, жили они просто, без затей. Вероятно, медвежата жили бы так же. Исключением был один уголок, вернее, маленькая, словно клетка для канарейки, ниша в стене. Это были личные покои Динь-динь. Дверь ей заменяла крошечная занавеска. Одеваясь и раздеваясь, Динь всегда тщательно задёргивала её. Софа (Динь только так и называла свой раскладной диванчик) стояла, по её словам, когда-то у самой Королевы Маб, повелительницы фей. Ножки у софы были кривые, но Динь говорила, что они витые. Трюмо к ней попало от Кота-в-сапогах. Она купила его у одной феи, торгующей старой мебелью. Комод принадлежал когда-то Спящей Красавице, а половичок у входа и ковёр — Золушке и её Принцу. Висела там ещё люстра — Хрустальный башмачок, хоть Динь её никогда и не зажигала, потому что, ты ведь помнишь, она освещала всё сама. О подземном доме Динь отзывалась в самых презрительных выражениях. Впрочем, этого следовало ожидать!

Венди, по-моему, очень нравилась новая жизнь. С этими буянами-мальчишками хлопот было без конца. Порой за целую неделю она не могла выбрать ни минутки, чтобы выйти на воздух, — разве что вечером, когда все укладывались спать, но и тогда она брала с собой штопку. Готовка тоже занимала много времени. Питались они плодами хлебного дерева, жареным поросёнком, фисташками, миндалём и бананами, а запивали всё это фруктовым сидром из огромных тыквенных бутылок. Они никогда не знали заранее, будут ли есть по-настоящему или понарошку, — всё зависело от того, в каком настроении будет Питер. Иногда они ели по-настоящему, если ему вдруг приходило в голову, что в том-то и состоит игра. Но уплетать за обе щеки, как все дети, просто чтобы почувствовать приятную тяжесть в желудке, он не умел. Не умел он и говорить об этом. А ведь это, пожалуй, не меньшее наслаждение! А когда он ел понарошку, он настолько верил в то, что действительно ест, что округлялся прямо на глазах. И тогда волей-неволей всем приходилось следовать его примеру. Это было очень обидно! Правда, если тебе удавалось доказать ему, что ты так исхудал, что собственное дерево тебе велико, он разрешал тебе поесть по-настоящему.

Вечером, уложив мальчиков спать, Венди любила посидеть у камина с шитьём. По её словам, только тогда она и могла вздохнуть спокойно. Она что-нибудь шила мальчикам и ставила на колени двойные заплаты. Коленок своих они не жалели — уж можешь мне поверить! Сидя у камина с целой корзинкой рваных чулок — в каждой пятке но дырке! — она всплёскивала руками и приговаривала:

— Ну как тут не позавидовать старым девам!

И лицо её при этом сияло.

Ты, верно, не забыл про её любимого волчонка? Ну так вот, он скоро узнал, что Венди прилетела на остров, разыскал её и бросился к ней в объятия. С тех пор он всюду ходил за ней следом.

Время шло. Вспоминала ли Венди своих любимых родителей? Мне трудно ответить на этот вопрос. Время на острове идёт совсем по-другому, чем у нас. Его исчисляют лунами и солнцами, но и лун и солнц там гораздо больше. Боюсь, что Венди не очень-то беспокоилась о папе и маме. Она была уверена, что окно в детской будет всегда для неё открыто. Вот почему она совсем не волновалась. Её только смущало то, что Джон помнил родителей очень смутно, а Майкл так и вовсе готов был поверить, что его мама — Венди. Это её немножко пугало, и, чтобы хоть как-то исполнить свой долг и воскресить в их памяти родной дом, она задавала им сочинения, стараясь, чтобы они были похожи на те, которые сама она писала в школе. Другим мальчикам всё это было очень интересно, и они тоже садились за стол и отвечали на вопросы, которые Венди писала на доске. Вопросы были самые обычные:

«Какого цвета были у мамы глаза? Кто выше — папа или мама? Какие у мамы волосы — тёмные или светлые? Постарайся ответить на все три вопроса».

Или:

«Напиши сочинение не меньше чем на две странички на одну из следующих тем:

1) Как я провёл свои последние каникулы.

2) Сравни характер папы и мамы».

Или ещё:

«1) Опиши, как смеётся мама.

2) Опиши, как смеётся папа.

3) Опиши, какое платье надевала мама, когда шла в гости.

4) Опиши конуру и её обитательницу».

Вопросы были совсем простые. Если ты не мог на них ответить, нужно было поставить крестик. Грустно было смотреть, сколько крестиков ставили мальчики. Даже у Джона их набиралось слишком много. На все вопросы отвечал только Хвастун. Он был уверен, что займёт первое место, но писал он ужасные глупости, так что на самом деле неизменно бывал последним. Всё это было очень тяжело!

Только Питер не писал сочинений и не отвечал на вопросы. Во-первых, он презирал всех мам, кроме Венди, а во-вторых, он один на всём острове не умел ни читать, ни писать. Он был выше этого.

А ты заметил, что Венди составляла вопросы в прошедшем времени: «Какого цвета были у мамы глаза?» — и так далее. Дело в том, что Венди тоже начала понемножку всё забывать.

Приключений на острове, как ты сейчас увидишь, было хоть отбавляй. Но как раз в это время Питер изобрёл — не без Вендиной помощи, конечно, — новую игру, которая страшно его забавляла, до тех пор пока он вдруг не потерял к ней всякий интерес. Как я тебе уже говорил, такая участь постигала все его игры. Новая игра состояла в том, чтоб притвориться, будто на свете вообще не существует никаких приключений, и делать то же, что Джон и Майкл делали всю жизнь: сидеть на стульях, играть в мячик, толкаться, ходить на прогулку и возвращаться домой, не убив даже какого-нибудь завалящего медведя. Питер, спокойно сидящий на стуле, — вот это было зрелище! Выглядел он при этом очень торжественно. Сидеть спокойно ему казалось безумно смешно, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться. Теперь он хвастался, что ходил гулять для того, чтобы подышать свежим воздухом. Ведь это так полезно для здоровья! В течение многих лун это казалось ему самым весёлым приключением, и Джону и Майклу приходилось делать вид, что они тоже в восторге. Иначе он бы очень сурово с ними обошёлся.

Нередко Питер уходил из дома один, а когда он возвращался, невозможно было решить, было с ним какое-нибудь приключение или нет. Порой он не обмолвится о нём ни словечком — видно, начисто забудет, что там произошло. А потом кто-нибудь пойдёт прогуляться и найдёт под кустом убитого пирата. А порой чего только Питер не наплетёт — глядь, а под кустом никого нет! Бывало, он возвращался домой с перевязанным лбом. И тогда Венди ворковала над ним и промывала рану тёплой водой, а он в это время рассказывал какую-нибудь невероятную историю. Венди никак не могла решить — верить ему или не верить.

Конечно, на острове бывали и самые настоящие приключения. Венди это знала, потому что сама в них участвовала. Бывали и другие — настоящие всего лишь наполовину или даже того меньше. Такие случались чаще. Венди это знала совершенно твёрдо. В этих приключениях участвовали одни мальчики, правда, они клялись, что приключения были настоящие от начала и до конца. Но если описать все эти приключения, получилась бы книжка толщиной с полный русско-английский и англо-русский словарь, сложенные вместе. Лучше я расскажу тебе о том, что произошло на острове за какой-нибудь час. Какой бы час выбрать? Вот ведь задача!

А что ты скажешь, если мы подерёмся с индейцами в Хвастуновом ущелье? Бой был кровавый, но самое интересное, что в этом бою мальчики вдруг сделали одно важное открытие. Они узнали, что Питер в самый разгар сражения мог взять и перейти на другую сторону. В этой битве, когда победа улыбалась то индейцам, то мальчикам, он вдруг крикнул:

— А я краснокожий! Малыш, а ты кто?

— И я краснокожий! А ты, Хвастун?

И Хвастун сказал:

— И я тоже! А ты, Близнец?

И так все до единого вдруг стали краснокожими. Разумеется, битва на этом могла бы и закончиться, но только индейцам это так понравилось, что они тут же решили стать пропавшими мальчиками — всего на один раз, конечно. И бой разгорелся с новой силой.

Самое удивительное во всём это было то, что… Впрочем, не знаю, стоит ли об этом рассказывать. Пожалуй, тебе будет гораздо интереснее услышать, как однажды ночью индейцы напали на подземный дом. Они задумали спуститься вниз но дуплистым деревьям, но так в них застряли, что пришлось их вытаскивать, словно пробки.

Или, может, рассказать тебе о том, как Питер спас жизнь Огненной Лилии в Заливе Русалок, после чего они стали союзниками?

А ещё я мог бы поведать тебе о пироге, который пираты испекли в надежде, что мальчики съедят его и умрут. Они всё подсовывали его мальчикам, по Венди всякий раз успевала выхватить его у детей из рук. Со временем пирог зачерствел и стал таким твёрдым, что мальчики использовали его как метательный снаряд. Однажды сам Крюк споткнулся о него в темноте и растянулся во весь рост.

А хочешь, я расскажу тебе о птицах, друзьях Питера?

Или лучше о Птице-Небылице, которая свила себе гнездо на дереве, склонившемся над заливом? И о том, как гнездо упало в воду, но она продолжала сидеть в нём, согревая яйца своим теплом, и Питер приказал её не трогать? Это очень поучительная история, но лучше всего в ней конец, потому что в нём говорится о том, как велика бывает птичья благодарность. Впрочем, если рассказывать тебе об этом, нужно тогда рассказать и обо всём, что случилось у залива, а это уж два приключения вместо одного!

А однажды (эта история короткая, но очень увлекательная) Венди заснула на огромном листе кувшинки, а Динь вместе с другими уличными феями оттолкнула лист от берега. Ей хотелось отправить спящую Венди обратно на материк. К счастью, лист прохудился, и Венди проснулась (ей снилось, что она сидит в ванне, но только вода в ней почему-то холодная) и поплыла к берегу.

А ещё я мог бы рассказать тебе о том, как Питер однажды бросил вызов львам. Стрелой он начертил вокруг себя круг и крикнул целой стае львов:

— А вот слабо вам войти в этот круг!

Венди с мальчиками взобралась на деревья и затаив дыхание ждала. Они ждали много часов, но ни один лев не решился принять вызов.

Какое же из всех этих приключений выбрать? Давай кинем жребий!

Ну-ка, что там выпало?

Залив!

Пожалуй, было бы лучше, если бы выпало ущелье, или даже пирог, или, на худой конец, лист кувшинки. Конечно, можно переиграть и выбрать что-нибудь поинтереснее. По уговор дороже денег — залив так залив!

Глава восьмая ЗАЛИВ РУСАЛОК

Закрой-ка глаза покрепче — и, если тебе повезёт, ты увидишь в темноте чудесное светлое пятно. Зажмурься изо всех сил — и пятно поплывёт, задвижется, а краски станут такими яркими, что, кажется, ещё миг — и они разгорятся пожаром. В эту минуту ты и увидишь Залив Русалок. Он явится всего на мгновение. Чудесное мгновение! Пока ты на материке, не рассчитывай на большее. Удлинить бы это мгновение вдвое — и ты услышал бы шум прибоя и пение русалок.

Долгие летние дни дети проводили на берегу залива. Они плавали, лежали на воде, играли в русалочьи игры. Впрочем, не думай, что русалки с ними дружили. Ничуть не бывало! Венди было очень горько, что за всё время, проведённое на острове, она не услышала от русалок ни одного доброго слова. Тихонько подкравшись к берегу залива, она смотрела, как они грелись на солнышке (любимым их местом была Скала Покинутых) и лениво расчёсывали волосы. Венди не могла этого спокойно видеть! Иногда она крадучись подплывала к ним совсем близко. Но стоило русалкам завидеть Венди, как они тут же ныряли на дно, да ещё норовили обрызгать её хвостами!

С мальчиками они обращались не лучше. Питер, конечно, был исключением. Он часами болтал с русалками на Скале Покинутых, а когда какая-нибудь из них забывалась и начинала дерзить, он тут же наступал ей на хвост.

Однажды он принёс Венди в подарок настоящий русалочий гребень.

Если тебе случалось слышать, как русалки плачут и стонут в новолуние, ты уже этого никогда не забудешь. Но залив в это время опасен для смертных! Венди никогда не подходила к нему при лунном свете. Она не боялась (конечно, Питер пошёл бы с нею), но просто считала, что в семь часов все должны лежать в постели.

Зато в солнечные дни, после дождя, Венди частенько приходила к заливу посмотреть, как русалки выплывают наверх поиграть с разноцветными пузырьками. Их там в такие дни видимо-невидимо. Они весело бьют по пузырькам хвостами и пасуют их, как мячи, друг другу. Ворота расположены с обоих концов радуги. Ловить мяч руками разрешается только вратарям. Порой в заливе играют сотни русалок. Это очень красивое зрелище!

Но стоило детям войти в игру, как русалки тотчас же пропадали. Мальчикам ничего не оставалось делать, как играть без них. Впрочем, нам достоверно известно, что исподтишка они следили за мальчиками и не считали для себя зазорным поучиться у них. Джон, например, изобрёл новый приём — он отбивал пузырёк не руками, а головой, и русалки-вратари тут же последовали его примеру. Вот и вся память, какую Джон оставил о себе на острове.

Приятно было тоже посмотреть, как мальчики лежат на Скале Покинутых после обеда. Венди строго следила за тем, чтобы они соблюдали мёртвый час. Обедали они часто понарошку, зато спать должны были по-настоящему. Так они и лежали на солнышке, сверкая своим загаром, а она с важным видом сидела рядом. Скала была ненамного больше их кровати, но им к тесноте было не привыкать. Вот и сейчас они там дремали или, вернее, притворялись, что дремлют, а когда им казалось, что Венди не смотрит в их сторону, щипались. Она сидела и сосредоточенно шила.

Занятая своими мыслями, она не заметила, как изменился залив: лёгкая дрожь пробежала по воде, солнце скрылось, и по заливу поползли холодные тени. Венди попробовала вдеть нитку в иголку, но не смогла. Она подняла глаза. Залив, который только что был таким ласковым и весёлым, стал суровым и враждебным. Она поняла, что близится что-то тёмное и мрачное, как ночь. Нет, ещё темнее и страшнее, чем ночь. Оно ещё далеко, но пробежавшая по заливу дрожь предупреждает о его приближении. Что это? Что это?

Ей вспомнилось всё, что она слышала о Скале Покинутых, эту скалу так называли потому, что злые капитаны высаживали на неё провинившихся матросов и оставляли их там на погибель. Когда наступал час прилива, вода поднималась, покрывала скалу, и матросы тонули.

Конечно, нужно было тут же разбудить мальчиков — хотя бы потому, что спать на холодном камне вредно. Но Венди была неопытной мамой и этого не знала. Что бы ни случилось, думала она, мёртвый час прерывать нельзя. Вот почему она их не разбудила, хоть ей и было страшно и очень хотелось услышать мужские голоса.

Вдалеке послышался приглушённый плеск вёсел, и сердце бешено заколотилось у неё в груди. Но и тогда она не стала их будить. Она стояла над ними, оберегая их сон. Какая она храбрая, наша Венди, правда? Хорошо, что среди мальчиков был Питер, который чуял опасность даже во сне. Он вскочил, будто никогда и не спал, и быстро поднял остальных.

С минуту он стоял неподвижно, прислушиваясь, а потом сказал:

— Пираты!

Мальчики сгрудились вокруг него. Он как-то странно улыбнулся. Венди задрожала. В такие минуты спорить с ним было бесполезно: нужно подчиняться, и всё. Резко и чётко прозвучал его приказ:

— Ны-ы-ряй!

В воздухе мелькнули ноги, и залив опустел. Лишь Скала Покинутых одиноко торчала из воды, будто это её оставили одну на погибель.

Лодка приближалась. Это была пиратская шлюпка. В ней сидели трое: Неряха, Белоручка, а третий? Кто же был третий? Неужели?..

Да, это она, Огненная Лилия. Пираты взяли её в плен. Она была связана по рукам и ногам. Она знала, что её ждёт. Пираты решили оставить её связанной на скале. Прилив уже начался, и её ждала верная смерть. И всё же лицо её было бесстрастно. Дочь вождя, она готова была встретить смерть, как подобает дочери вождя. Она это твёрдо решила.

Пираты схватили её, когда она взобралась на бриг с ножом в зубах. Бриг никем не охранялся. Крюк хвастался, что один звук его имени всякого отпугнёт от брига.

Судьба Огненной Лилии также должна послужить защитой кораблю. В эту ночь ветер разнесёт далеко по заливу крик тонущей Огненной Лилии.

В том мраке, который пираты несут с собой, они не заметили скалы, пока не наткнулись на неё.

— Эй, соня, проснись! — заорал чей-то голос с ирландским акцентом. Это был боцман Неряха. — Не видишь, что ли? Здесь скала! Та-а-ак… Значит, мы её здесь ссадим, а сами смотаем удочки. Пусть себе тонет.

Мгновение — и прекрасная индианка на скале. Какой ужас! Она не сопротивлялась. Она слишком горда для этого.

Но что это там темнеет у подножия скалы? Пираты туда не смотрят, но тебе я могу сказать — это головы Питера и Венди. Венди горько рыдает — такую трагедию она видит впервые в жизни. Питер повидал уйму всяких трагедий — и все их забыл. Он и не думает жалеть Огненную Лилию. Но он сердит на пиратов. Двое против одной! И он решил спасти храбрую девушку.

Конечно, легче было бы подождать, пока пираты уплывут. Но Питер никогда не выбирал лёгких путей.

— Эй вы, бездельники! — закричал он голосом капитана Крюка. Сходство было прямо поразительное.

— Капитан! — прошептали пираты, от удивления выпучив друг на друга глаза.

— Он, верно, плывет к нам, — сказал Белоручка.

Они ничего не видели в темноте.

— Мы хотим оставить эту краснокожую на скале! — крикнул Неряха.

— Освободите её! — услышали они в ответ.

— Освободить?!

— Да, перережьте верёвки и отпустите её.

— Но, капитан…

— Не перечить! Сию же минуту освободите её, слышите? — кричал Питер. — А не то смотрите! Крюк мой давно по вас плачет!

— Странно… — прошептал Неряха.

— Капитану лучше не прекословить, — ответил испуганный Белоручка.

— Есть, капитан! — заорал Неряха и перерезал верёвки.

Огненная Лилия, словно угорь, проскользнула между ног у Белоручки в воду.

Конечно, находчивость Питера восхитила Венди. Но она знала, что и он восхищён своим успехом, и, опасаясь, как бы он не выдал себя радостным криком, она протянула руку, чтобы зажать ему рот. Но рука её тут же упала — над заливом раздался громкий крик:

— Эй, на шлюпке!

На этот раз это был действительно капитан. Питер даже присвистнул от удивления.

— Эй, на шлюпке! — снова прозвучало над заливом.

Тут Венди поняла — капитан был здесь, где-то совсем рядом.

Он плыл к шлюпке. Пираты подняли над бортом фонарь и светили ему. При свете фонаря Венди увидела, как железный крюк впился в борт. Она видела его лицо, искажённое злобой. Вот он уже в лодке — с одежды его ручьями стекает вода. Венди задрожала — она бы охотно отплыла подальше от пиратов, но Питер и слышать об этом не желал. Радость и самодовольство переполняли его.

— Ну и молодец же я! — прошептал он. — Правда, я молодец?

Венди была с ним вполне согласна, и всё же в глубине души она порадовалась, что никто, кроме неё, его не слышал. Что бы о нём подумали?

Знаком он велел ей молчать. Пираты никак не могли понять, зачем капитан здесь. Он сидел, подперев голову своим крюком, погружённый в мрачное раздумье.

— Капитан, что-нибудь случилось? — робко спросили пираты.

Но тот лишь глухо застонал в ответ.

— Он вздыхает, — сказал Белоручка.

— И снова вздыхает, — прибавил Неряха.

— И в третий раз вздыхает, — заметил Белоручка.

— Что случилось, капитан?

— Всё кончено, — горестно простонал Крюк. — Мальчишки нашли себе маму.

Как ни страшно было Венди, сердце её возликовало.

— О горький день! — простонал Белоручка.

— А что такое «мама»? — спросил Неряха. Он был совсем невеждой.

Венди поразилась.

— Как?! Он не знает, что такое мама? — вскричала она.

С этой минуты она точно знала: если б ей нужно было выбрать любимого пирата, она, не задумываясь, выбрала бы Неряху.

Но тут Питер сунул её головой в воду, потому что Крюк вздрогнул и спросил:

— Что это?

— Я ничего не слышал, — ответил Белоручка и поднял фонарь повыше.

Вглядевшись, пираты увидели странный предмет. Это было гнездо, о котором я тебе рассказывал. Оно плыло по воде, а в нём сидела Птица-Небылица.

— Смотри, — сказал Крюк, указывая на неё Неряхе. — Вот что такое мама. Какой урок! Гнездо, как видно, упало в воду. Но разве мать оставит своих птенцов? Никогда!

Голос его дрогнул, словно на миг ему вспомнилось другое, счастливое время, когда… Но резким движением крюка он отогнал эти воспоминания.

Поражённый Неряха уставился на Птицу, уплывающую в своём гнезде, а подозрительный Белоручка спросил:

— Если она мама, может, она околачивается здесь, чтобы помочь Питеру?

Крюк вздрогнул.

— Вот это меня и тревожит, — отвечал он.

Радостный голос Неряхи вывел его из мрачного раздумья.

— Капитан, — сказал Неряха, — а что, если мы поймаем маму этих мальчишек и сделаем её своей мамой?

— Прекрасная мысль! — обрадовался Крюк. И тут же мысль эта приняла в его блестящем уме форму целого плана. — Мы схватим их всех и притащим к себе на бриг. Мальчишек мы бросим в море, а Венди станет нашей мамой.

Венди опять не сдержалась.

— Ни за что! — закричала она и тут же снова нырнула.

— Что это?

И опять они ничего не увидели. Это ветер свистит в ушах, решили пираты.

— Ну что ж, согласны вы на этот план, мои удальцы? — спросил Крюк.

— Вот вам моя рука, — сказали Неряха и Белоручка в один голос.

— А вот вам мой крюк! Поклянёмся выполнить наш замысел.

И они поклялись. Тут Крюк вспомнил про Огненную Лилию и полез на скалу. Пираты полезли за ним.

— А где же краснокожая? — спросил он.

— Всё в порядке, капитан! — радостно ответил Неряха.— Мы её отпустили.

— Отпустили?! — вскричал Крюк.

— По вашему приказу, — пробормотал боцман.

— Вы же крикнули нам, чтоб мы её отпустили, — объяснил Белоручка.

— Ах ты спички-ящики! — загремел Крюк. — Что за чертовщина?

Лицо у него почернело от злости. Впрочем, он сразу понял, что они говорят правду.

— Ребята, — сказал он с лёгкой дрожью, — я ничего такого вам не приказывал.

— Странно, — сказал Неряха.

Пиратам стало не по себе.

Тут Крюк закричал, но голос его звучал неуверенно.

— О дух, витающий над заливом! Слышишь ли ты меня?

Конечно, Питеру бы помолчать, но он не мог удержаться. Он тут же ответил Крюку его же голосом:

— Да, фунтики-шпунтики! Я тебя слышу!

Неряха и Белоручка в страхе прижались друг к другу, по Крюк и глазом не моргнул.

— Кто ты, незнакомец? — закричал он. — Отвечай!

— Я Джеймс Крюк, — ответил голос. — Капитан «Весёлого Роджера».

— Это ложь! — хрипло взревел Крюк. — Ложь!

— Ах ты спички-ящики! — ответил голос. — Выражайся поосторожнее, а не то проколю тебя якорем!

Тут Крюк решил пойти на хитрость.

— Если ты Крюк, — сказал он покорно, — ответь мне, кто же тогда я?

— Пескарь, — отвечал голос. — Мелкаярыбёшка!

«Мелкая рыбёшка?» — повторил Крюк про себя.

И в этот миг (но не раньше!) его гордая душа надломилась. Он увидал, как отшатнулись от него пираты.

— Неужели всё это время мы подчинялись какой-то мелкой рыбёшке? — пробормотали они. — Это оскорбительно для нашей гордости.

Эти псы уже готовились броситься на своего хозяина. Но он не дрогнул. Было какое-то величие в его трагической фигуре. Главное, не потерять присутствие духа. Что же до их уважения, оно его беспокоило меньше всего.

Только бы не потерять себя.

«Не покидай меня, мой храбрый», — сказал он самому себе.

В глубинах его чёрной души, как и у всех великих пиратов, таилась чисто женская интуиция. Вдруг он решил сыграть в «да» и «нет».

— Крюк, — закричал он, — есть у тебя другой голос?

Питер, разумеется, не мог удержаться и радостно ответил собственным голосом:

— Да!

— А другое имя?

— Да!

— Овощ? — спросил Крюк.

— Нет!

— Фрукт?

— Нет!

— Минерал?

— Нет!

— Животное?

— Нет!

— Мужчина?

— Нет!

Па этот раз в голосе Питера зазвучало презрение.

— Мальчишка?

— Да!

— Обыкновенный мальчишка?

— Нет!

— Необыкновенный мальчишка?

К огорчению Венди, Питер ответил:

— Да!

— Ты в Англии?

— Нет!

— Здесь?

— Да!

Крюк совершенно запутался.

— Теперь вы его спрашивайте, — сказал он пиратам, утирая вспотевший лоб.

Неряха задумался.

— Я ничего не могу придумать, — сказал он с сожалением.

— Не догадаешься! Не догадаешься! — кричал Питер. — Сдаёшься?

Он слишком увлёкся игрой, и злодеи тотчас это заметили.

— Сдаёмся, сдаёмся! — заорали они.

— Так знайте! — воскликнул Питер. — Я Питер Пэн.

Пэн! В ту же минуту Крюк снова стал самим собой. И пираты снова стали его верными псами.

— Теперь он у нас в руках! — завопил он. — В воду, Неряха! Белоручка, следи за шлюпкой! Взять его! Живым или мёртвым!

С этими словами он прыгнул в воду. И в тот же миг раздался весёлый голос Питера:

— Эй, мальчишки, готовы?

— Да! — раздалось со всех сторон.

— На пиратов! Вперёд!

Схватка была короткой и решительной. Первым отличился Джон. Он храбро прыгнул в шлюпку и бросился на Белоручку. Последовала напряжённая борьба — и нож был вырван из руки пирата. Он прыгнул за борт, а Джон бросился за ним следом. Шлюпку стало относить от скалы.

В воде между тем шёл бой. Блестела сталь, слышались хриплые крики. В суматохе порой доставалось и своим. Неряха вонзил было свой Штопор в Малыша, но тут на него набросился Задира. А подальше от скалы Белоручка наседал на Хвастуна и Близнецов.

А где же Питер?

Питер искал дичь покрупнее.

Мальчиков нельзя было обвинить в отсутствии храбрости, но они не решались нападать на капитана. Своим железным крюком тот словно очертил вокруг себя заколдованный круг, и они бросались от него врассыпную, как испуганные рыбки.

И всё же был храбрец, не боявшийся капитана. Он готов был войти в круг. Как ни странно, встретились они не в воде. Крюк полез на скалу, чтобы немного отдышаться, и в то же время, только с другой стороны, на неё стал карабкаться Питер. Скала была скользкой, словно лёд, и им пришлось ползти на четвереньках. Они не видели друг друга. В поисках опоры они протянули руки — руки их встретились. В удивлении они подняли головы — и столкнулись нос к носу.

Многие прославленные герои признавались, что порой перед схваткой сердце у них сжималось от страха. Случись это с Питером, я, не колеблясь, рассказал бы тебе об этом. Ведь ему предстояло сразиться с единственным человеком, которого боялся сам Корабельный Повар. Но сердце у Питера и не думало сжиматься. Наоборот, его так и распирало от счастья. Зубы его радостно сверкнули. С быстротой молнии выхватил он из-за пояса у Крюка нож и уж хотел было вонзить его в капитана, как вдруг увидел, что стоит на скале выше своего врага. Драться в таком положении было бы нечестно. И Питер подал капитану руку, чтобы помочь, ему подняться выше.

Тут-то Крюк и впился в него зубами. У Питера помутилось в глазах — не от боли, а от несправедливости. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. Он только смотрел на Крюка, широко раскрыв глаза. Так бывает со всеми детьми, когда они впервые столкнутся с несправедливостью. Они твёрдо верят в то, что с ними должны поступать справедливо. И когда этого не происходит, они уже не могут быть такими, как раньше. Все мы помним первую несправедливость в нашей жизни. Все, кроме Питера. С ним часто поступали несправедливо, но он всегда забывал об этом. Должно быть, это и отличает Питера от всех нас.

И вот, столкнувшись с несправедливостью, он повёл себя так, будто с ним это случилось впервые. Он только беспомощно смотрел на капитана. Дважды железный крюк вонзался ему в грудь.

Через несколько минут мальчики увидели Крюка. Он изо всех сил плыл к своему бригу. На его страшном лице не видно было торжества, оно всё побелело от ужаса. За ним гналась Крокодилица. В другое время мальчики поплыли бы за ним с радостными кряками, но сейчас им было не до того. Они никак не могли найти Венди и Питера. Они обыскали весь залив, громко звали их, но всё напрасно. Наконец они погрузились в шлюпку и поплыли к берегу.

— Венди! Питер! — кричали они всю дорогу.

Но в ответ раздавался только насмешливый хохот русалок.

— Должно быть, они поплыли или полетели домой, — решили мальчики.

Они не очень волновались, потому что верили в Питера. Им было даже весело — ведь сегодня они поздно лягут спать, а виновата в этом сама мама Венди!

Когда голоса их замерли вдали, над заливом воцарилась мёртвая тишина. Внезапно её нарушил слабый крик:

— На помощь! На помощь!

Что это? Там, у скалы, виднелись две фигуры. Девочка была без сознания. Мальчик поддерживал её голову над водой. Из последних сил Питер втащил Венди на скалу и улёгся рядом. Он слышал, как поднимается прилив, и знал, что скоро вода зальёт их, но он так устал, что не мог шевельнуться.

К скале подплыла русалка. Она ухватила Венди за ноги и стала потихоньку стаскивать её в воду. Почувствовав, что Венди ускользает, Питер вздрогнул и открыл глаза. И вовремя — ещё минута, и Венди была бы в воде!

Ему пришлось сказать ей всю правду.

Она всё ещё не понимала, что происходит.

— Надо торопиться, — бодро сказала она.

— Да, — согласился он тихо.

— Поплывём или полетим?

Он больше не мог от неё таиться.

— Как по-твоему, Венди, ты добралась бы до острова без меня?

Пришлось ей признаться, что она очень устала. Он застонал.

— Что с тобой? — спросила она в тревоге.

— Я не могу тебе помочь, Венди. Крюк меня ранил. Я не могу двинуться с места.

— Неужели мы так и утонем?

— Смотри, как поднимается вода.

Они закрыли глаза руками, чтобы не видеть этого страшного зрелища. Они были уверены, что скоро наступит конец. Вдруг что-то зашуршало у Питера за спиной, как бы спрашивая: «Не могу ли я вам помочь?»

Это был бумажный змей. Его смастерил Майкл несколько дней назад. Он вырвался у Майкла из рук и улетел.

— Змей Майкла, — сказал Питер равнодушно.

Но через мгновение он схватил змея за хвост и подтянул к себе.

— Он поднял Майкла с земли! — воскликнул Питер. — Почему бы ему не поднять и тебя?

— Нас обоих!

— Двоих он не вытянет. Майкл и Задира пробовали, но у них ничего не вышло.

— Давай бросим жребий, — предложила отважная Венди.

— Нет! Ты ведь девочка!

Он обвязал хвост змея вокруг её пояса. Венди изо всех сил цеплялась за Питера, она не хотела оставлять его одного.

— Прощай, Венди! — сказал Питер и столкнул её со скалы. Змей взмыл высоко в небо и скоро скрылся из виду. Питер остался один.

Вода уже почти совсем закрыла скалу, только маленькая площадка оставалась сухой. Скоро и она исчезнет. Бледные блики света скользнули по воде, и вот послышались звуки — самые мелодичные и самые печальные на свете. Это русалки, глядя на луну, запели свои песни.

Питер не был похож на других мальчишек, но тут и ему стало страшно. Дрожь пробежала по его телу, будто волна по заливу. Но на море волна бежит за волной, а Питер дрогнул только раз. В следующий миг он уже гордо выпрямился и улыбнулся. Сердце стучало у него в груди, словно барабан. Казалось, оно говорило: «Умереть достойно — вот это настоящее приключение!»

Глава девятая ПТИЦА-НЕБЫЛИЦА

Русалки, пропев все свои песни, отправились одна за другой домой, в свои подводные спальни. Питер был слишком далеко — он не услышал, как русалки захлопнули за собой двери. Но на каждой двери в коралловых пещерах, где живут русалки, висит крошечный колокольчик, и он звенит, когда дверь открывают и закрывают (как во всех лучших домах у нас на материке). Вот звон колокольчиков Питер услышал.

А прилив всё поднимался и поднимался. Вот уже вода подкралась к его ногам. Чтобы скоротать время, Питер стал следить за каким-то предметом, плывущим по воде. Сначала он принял его за кусок бумаги, однако, вглядевшись, заметил, что предмет этот, как ни странно, плывёт будто к какой-то цели, борясь с приливом и иногда даже одолевая его. Когда ему это удавалось, Питер, который всегда был на стороне слабого, громко хлопал в ладоши. Какой отважный кусок бумаги!

Впрочем, какая же это бумага?

Да это Птица-Небылица! Она из последних сил пытается добраться до Питера. Она гребёт крыльями (с той поры как её гнездо упало в воду, она этому научилась), стараясь подогнать своё необычное судно к скале. Силы её на исходе. Она приплыла, чтобы спасти Питера, отдать ему гнездо, хоть в нём и лежат яйца. Не понимаю я её! Конечно, он пожалел её в своё время, но ведь не раз бывало, что он её и дразнил. Просто, видно, она так же, как и миссис Дарлинг и все остальные, таяла, глядя на его молочные зубы.

Она окликнула Питера и всё ему объяснила. Питер в ответ спросил, что она здесь делает. Дело в том, что они совсем не понимали друг друга. В сказках люди без труда разговаривают с птицами. Жаль, что я рассказываю тебе не сказку, а то бы я, конечно, сказал, что Питер хорошо знал птичий язык и вежливо поблагодарил Птицу за её предложение. Но правда превыше всего, поэтому я говорю лишь то, что было на самом деле. Так вот, они не понимали друг друга, и так распалились, что совсем забыли о вежливости.

— Лезь в гнездо! — кричала Птица, стараясь произносить слова медленно и раздельно. — Ты мо-жешь до-брать-ся в нём до бе-ре-га. Я очень у-ста-ла, не мо-гу под-плыть к те-бе бли-же. По-про-буй до-плыть до гне-зда сам!

— Что ты там крякаешь? — кричал Питер в ответ. — Что тебе надо?

— Лезь в гне-здо! — кричала Птица и повторяла всё снова.

Тогда Питер тоже начал кричать медленно и раздельно:

— Что ты там кря-ка-ешь?

Птица рассердилась — Небылицы вообще очень вспыльчивые.

— Ах ты упрямый ослёнок! — завопила она. — Почему ты не делаешь, как тебе велят?!

Питер догадался, что она ругает его, и закричал наугад:

— От такой и слышу!

Тут, как ни странно, оба крикнули в один голос:

— Замолчи!

И всё же Птица решила во что бы то ни стало спасти его. Собрав последние силы, она подтолкнула гнездо к скале и взмыла в воздух, чтобы Питер понял наконец, чего она хочет.

И Питер понял и замахал ей в знак благодарности обеими руками. Она кружила у него над головой, не для того чтобы выслушивать его благодарность, но чтобы посмотреть, как он поступит с яйцами.

В гнезде лежали два больших белых яйца. Питер взял их в руки и задумался. Птица закрыла глаза крыльями, чтобы не видеть, что будет дальше. Правда, она не удержалась и подглядывала сквозь перья.

Не помню, говорил ли я тебе, что на скале торчал колышек. Его вбили пираты былых времён, чтобы отметить место, где они спрятали клад. Мальчики нашли эти сокровища, и, когда им хотелось немножко развлечься, они швыряли полными горстями золотые и серебряные монеты, бриллианты, изумруды и жемчуг чайкам, и те жадно набрасывались на них, думая, что это еда, а потом улетали, возмущённо крича и ругаясь. Этот колышек всё ещё торчал на скале, и Белоручка повесил на него свою брезентовую шляпу. Там она и висела до сих пор — непромокаемая, глубокая, с большими полями. Питер положил в неё яйца и пустил её в залив. Она чудесно держалась на воде.

Птица-Небылица сразу поняла, что он задумал, и громким криком выразила своё восхищение им.

Увы! Питер с ней согласился. Потом он влез в гнездо, поставил в нём колышек вместо мачты, а вместо паруса прикрепил свою рубашку. А Птица опустилась на шляпу. Они весело попрощались и поплыли в разные стороны.

Конечно, добравшись до острова, Питер привязал свой корабль на виду, чтобы Птица сразу его нашла. Но ей так понравилась шляпа, что она и не подумала возвращаться в гнездо. Так оно и плавало по воде, пока не рассыпалось на куски. А Белоручка часто выходил на берег залива и с горечью смотрел на Небылицу, сидящую в его шляпе.

Так как мы больше не увидимся с нею, может быть, стоит сказать, что теперь все Птицы-Небылицы вьют гнезда в виде шляпы с широкими полями, на которые их птенцы выходят подышать свежим воздухом.

Как все обрадовались, когда Питер появился в подземном доме! Он вернулся сразу же вслед за Венди (бумажный змей порядком поплутал, прежде чем доставил её на место). У каждого нашлось что порассказать. Но, пожалуй, самым удивительным было то, что, несмотря на поздний час, они всё ещё не лежали в постели. Это так их взбудоражило, что они принялись выдумывать всякие предлоги, чтобы не ложиться ещё подольше, требовали, чтобы Венди перевязала им раны, — словом, придумывали что могли. Но Венди, как ни радовалась она тому, что все вернулись домой живыми и невредимыми, взглянула на часы и строго сказала:

— Спать! Спать!

Пришлось им лечь.

Правда, на следующий день она была с ними особенно ласковой и перевязывала всех подряд. До самого вечера мальчики играли в раненых — хромали или держали руки на перевязи.

Глава десятая СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ

После битвы в заливе индейцы стали большими друзьями мальчиков. Питер спас Огненную Лилию от страшной участи, и теперь они готовы были для него на всё. Ночи напролёт сидели индейцы в засаде близ подземного дома, поджидая нападения пиратов. Всем было ясно, что оно должно состояться с минуты на минуту. Индейцы бродили вокруг дома даже днём, покуривая «трубку мира». Вид у них был такой, будто они не отказались бы закусить, если бы у мальчиков что-нибудь осталось от обеда.

Питера они звали не иначе, как Большой Бледнолицый Отец, и, разговаривая с ним, падали ниц. Ему это безумно нравилось. Боюсь, что такое обращение его немного испортило.

— Большой Бледнолицый Отец рад, что воины племени Пиканинни защищают его вигвам от пиратов, — говорил он важно, глядя, как они валяются у него в ногах.

А прекрасная индейская принцесса говорила:

— Огненная Лилия — друг Питера Пэна. Питер спас мне жизнь. Я не позволю пиратам его обидеть.

Она была такая красавица, что больно было видеть, как она падает перед ним на колени. Но Питер считал, что так оно и должно быть, и снисходительно отвечал:

— Это хорошо. Питер Пэн сказал своё слово.

Тогда индейцы понимали, что больше он не желает их слушать, и смиренно умолкали.

Правда, со всеми остальными мальчиками они обращались гораздо вольнее. Они считали их храбрыми воинами — и не более того. При встрече они небрежно роняли:

— Здоро́во!

И разговаривали с ними, как с равными. Обиднее всего было то, что Питер Пэн делал вид, будто так и надо.

В глубине сердца Венди сочувствовала мальчикам, но она считала своим долгом во всём поддерживать главу семьи.

— Папочка лучше нас в этом разбирается, — говорила она.

А про себя думала, что индейцам не следовало бы называть её «скво».

Теперь я расскажу тебе о вечере, который надолго запомнился детям, как Всем Вечерам Вечер, — он полон был приключений, приведших к самым неожиданным последствиям. День прошёл мирно и без особых событий, словно хотел сберечь силы к концу. Вот уже индейцы завернулись в одеяла и встали на стражу, а дети сели ужинать — все, кроме Питера, который вышел узнать, который час. Для этого надо было найти Крокодилицу и подождать, пока в животе у неё зазвонит будильник.

Ужин на этот раз был невсамделишный. Мальчики сидели вокруг стола и громко чавкали; при этом они так кричали и ссорились, что Венди, по её словам, чуть не оглохла. Конечно, шум её не очень пугал, но ей не нравилось, что они всё хватают руками, а потом сваливают вину на Малыша, который якобы толкнул их под локоть.

За столом не полагалось давать сдачи, все споры решала Венди. Для этого надо было поднять правую руку и сказать: «Я жалуюсь на такого-то». Только обычно мальчики почему-то забывали об этом правиле или, наоборот, слишком увлекались им.

— Тише! — крикнула Венди, объяснив им в двадцатый раз, что говорить всем вместе нельзя. — Ты поужинал, Хвастунишка?

— Не совсем, мамочка, — ответил Хвастун, сделав вид, что заглядывает в чашку.

— Он и не начинал пить молоко, — вставил Шутник.

Ябедничать не полагалось, и Хвастун тотчас поднял руку.

— Я жалуюсь на Шутника! — сказал он быстро.

Но Джон поднял руку ещё раньше.

— В чём дело, Джон?

— Можно, я сяду на стул Питера? Всё равно его сейчас нет.

— Сесть на папин стул?! — возмутилась Венди. — Конечно, нельзя!

— Вовсе он нам не папа, — ответил Джон. — Он даже не знал, как ведут себя папы, пока я ему не показал.

Ворчать не полагалось, и Близнецы закричали:

— Мы жалуемся на Джона!

Тут руку поднял Малыш. Он всегда вёл себя гораздо скромнее всех остальных (по правде говоря, у остальных скромности не было и в помине), и Венди относилась к нему особенно мягко.

— Как по-твоему, — спросил Малыш неуверенно, — я не могу быть папой?

— Нет, Малыш.

Если Малыш начинал говорить (что случалось очень редко), он уже не мог остановиться. Как глупо, правда?

— Если я не могу быть папой, — произнёс он печально, — может, Майкл разрешит мне стать вместо него младенцем?

— И не подумаю! — отрезал Майкл.

Он уже улёгся в свою корзину.

— Если я не могу быть младенцем, — сказал Малыш ещё печальнее, — можно, я буду Близнецом?

— Нельзя! Нельзя! — закричали Близнецы. — Ты думаешь, это легко?

— Если я никем не могу быть, хотите, я покажу вам фокус? — предложил Малыш.

— Не хотим! — заорали все разом.

Тогда наконец он сдался.

— Так я и знал! — сказал он с тяжёлым вздохом.

Тут всех словно прорвало.

— А Хвастун кашляет прямо на стол!

— А Близнецы начали ужин со сладкого!

— А Задира ест миндаль с фисташками!

— А Шутник говорит с набитым ртом!

— Я жалуюсь на Близнецов!

— А я на Задиру!

— А я на Шутника!

— Ох уж эти мне дети! — вздохнула Венди. — Жизни от них нет!

Она велела им убрать со стола, а сама села за штопку — целая груда чулок, и в каждом, как полагается, дырка на коленке.

— Ве-е-нди! — канючил Майкл. — Я уже вырос из люльки.

Но Венди и слушать его не желала.

— Должен же кто-то лежать в люльке, — сказала она. — А ты самый маленький. Без люльки в доме как-то пусто.

Она сидела и шила, а мальчики весело играли вокруг. Вглядись попристальнее в их весёлые лица! Запомни получше, как они пляшут у камина! Таких счастливых вечеров в подземном доме было много, но этот вечер последний.

Над головой у них послышались шаги. И Венди, конечно, первая их узнала.

— Дети, папа идёт! Встречайте!

Наверху индейцы распростёрлись перед Питером.

— Смотрите в оба, о храбрые мои! Питер Пэн сказал своё слово.

А потом, как всегда, мальчики втащили Питера за ноги в дом. Они частенько делали это и раньше, но сегодня — в последний раз. Мальчикам Питер принёс орехи, а Венди сообщил точное время по Крокодилицыным часам.

— Ах, Питер, ты их балуешь! — сказала Венди, притворяясь недовольной: на самом деле, она просто ног под собой не чуяла от радости.

— Ну что ты, старушка! — ответил Питер, вешая ружьё.

— Это я ему сказал, что мам надо называть «старушка»! — шепнул Майкл Задире.

— Я жалуюсь на Майкла! — тут же сказал Задира.

Первый Близнец подбежал к Питеру.

— Пап, мы хотим танцевать!

— Танцуй, танцуй, мой мальчик! — ответил Питер.

Он был в чудесном настроении.

— А мы хотим, чтобы ты тоже танцевал!

По правде говоря, Питер танцевал лучше их всех, но он прикинулся удивлённым.

— Я?! Да мои старые кости будут так греметь, что заглушат музыку.

— И мама тоже!

— Что?! — воскликнула Венди. — До танцев ли мне?

— Но ведь сегодня суббота, — уговаривал Хвастун.

Вряд ли это была суббота. Во всяком случае, мальчики не могли этого знать, потому что они давно уже потеряли счёт дням. Но каждый раз, когда им чего-нибудь очень хотелось, они говорили: «Ведь сегодня суббота» — и добивались своего.

— Верно, ведь сегодня суббота, Питер, — сдалась Венди.

— С нашими-то фигурами, Венди…

— Но ведь мы среди своих!

— Да, ты права.

В конце концов мальчикам разрешили потанцевать, только велели сначала надеть ночные рубашки.

— А знаешь, старушка, — сказал Питер, греясь у камина и глядя на Венди, вертевшую в руках чулок с огромной дыркой на пятке, — нет ничего приятнее на свете, чем сидеть вечерком у огня в кругу своей семьи, наслаждаясь заслуженным отдыхом!

— Да, это чудесно! — подхватила Венди. Она была ужасно довольна. — А знаешь, Питер, у Задиры твой нос.

— А Майкл всё больше и больше становится похож на тебя!

Венди подошла к Питеру и положила руку ему на плечо.

— Милый Питер, — сказала она, — у нас теперь столько детей, и я, конечно, уже не та, что прежде. Но ты не хочешь никаких перемен, правда?

— Не хочу, Венди.

Конечно, он не хотел никаких перемен, но посмотрел на неё как-то странно — часто моргая, словно не знал, спит он или бодрствует.

— Что с тобой, Питер?

— Я просто подумал, — ответил он испуганно, — это ведь всё понарошку, правда? Будто я их отец?

— Ну конечно, — успокоила его Венди.

— Видишь ли, — продолжал он виновато, — я почувствую себя таким стариком, если я им взаправду отец.

— Но они наши дети, Питер, твои и мои.

— Но ведь это не так, Венди? — спросил он с тревогой.

— Конечно, нет, если ты этого не хочешь, — ответила она.

В ответ раздался вздох облегчения.

— Питер, — сказала Венди, пытаясь придать своему голосу твёрдость, — как ты ко мне относишься?

— Как преданный сын, Венди.

— Так я и думала.

Она встала, ушла в дальний угол комнаты и села там.

— Ты какая-то странная! — недоумевал Питер. — И Огненная Лилия тоже. Она хочет мне кем-то быть, но только не мамой.

— Конечно, не мамой, — сказала Венди холодно.

Теперь я понимаю, почему ей не нравились индейцы.

— Тогда кем же?

— Девочкам нельзя говорить об этом первым.

— Ну как знаешь, — произнёс Питер, — Может, Динь-динь мне скажет, в чём дело?

— Динь-то, конечно, тебе скажет, — ответила презрительно Венди. — Она вообще бессовестная!

Тут Динь, которая подслушивала весь этот разговор из своей комнаты, что-то дерзко прокричала в ответ.

— Она говорит: «Ну и пусть бессовестная! Ей же лучше. Она этим даже гордится!» — перевёл Питер.

И вдруг ему в голову пришла новая мысль.

— Может, Динь хочет быть моей мамой?

— Дурак! — злобно крикнула Динь.

Она так часто повторяла это слово, что Венди понимала его теперь без перевода.

— Я готова согласиться с нею! — сказала Венди резко.

Нет, ты можешь себе представить? Именно так она и сказала! Правда, весь этот разговор был для неё очень мучителен. К тому же она ведь не знала, что их ожидает в тот вечер. Если бы знала, она бы, конечно, сдержалась.

Никто из них не знал, что их ждёт. Может, оно и лучше, что они ничего не знали. Это дало им ещё целый счастливый час. То был их последний час на острове, а потому давай порадуемся, что в нём шестьдесят счастливых минут. Они пели и танцевали в ночных рубашонках. Песенка была пресмешная — они притворялись, будто их пугают собственные тени. Им и в голову не приходило, что скоро вокруг них сгустятся настоящие тени и им будет страшно по-настоящему.

И вот уже они не танцуют, а бросают друг в друга подушками, а подушки просят кинуть их ещё разок, будто предчувствуя, что это в последний раз. А сколько сказок они рассказали друг другу! Даже Хвастун попробовал рассказать сказку, но она оказалась такой скучной, что он и сам загрустил.

— Скучноватое начало, — сказал он мрачно. — Давайте притворимся, будто это конец.

Потом все улеглись в постель. И тут Венди стала рассказывать свою сказку. Мальчики любили эту сказку больше всех других, но Питер её ненавидел. Стоило только Венди начать её, как он зажимал уши и уходил из дому. Поступи он так и на этот раз, возможно, они всё ещё были бы на острове.

Но в этот вечер он остался сидеть на месте. Сейчас ты узнаешь, что из этого получилось.

Глава одиннадцатая СКАЗКА ВЕНДИ

— Ну так слушайте, — начала Венди свою сказку. Люлька, в которой лежал Майкл, стояла у её ног, а семеро мальчиков лежали на кровати. — Жил-был один человек…

— Пусть лучше будет женщина! — перебил Задира.

— Пусть лучше будет белая мышь! — вставил Шутник.

— Успокойтесь, — сказала Венди, — будет там и женщина, и…

— Мам! — закричал первый Близнец. — Правда, там будет женщина? И она не умрёт, нет?

— Нет, конечно, нет.

— Я очень рад, — сказал Малыш. — А ты рад, Джон?

— Конечно.

— А ты, Шутник?

— Пожалуй.

— А вы, Близнецы?

— И мы рады.

— Ах боже мой, — вздохнула Венди.

— А ну потише! — прикрикнул на мальчиков Питер, решив, что надо дать Венди рассказать её сказку, хотя ему самому эта сказка казалась просто чудовищной.

— Этого человека, — продолжала Венди, — звали мистер Дарлинг, а эту женщину — миссис Дарлинг.

— Я с ними знаком, — похвалился Джон, чтобы позлить остальных.

— И я, кажется, тоже, — сказал Майкл неуверенно.

— Они были муж и жена, — объяснила Венди. — И угадайте, кто у них был?

— Белые мыши! — весело закричал Шутник.

— Нет!

— Никак не догадаюсь, — сказал Малыш, хоть он и знал эту сказку наизусть.

— Тише, Малыш. У них было трое потомков.

— А что такое потомки?

— Ну вот, например, ты, Близнец, потомок.

— Слышишь, Джон? Я потомок!

— Потомки — это просто дети, — сказал Джон.

— Ах боже мой! — вздохнула Венди. — У этих детей была верная няня, по имени Нэна, но однажды мистер Дарлинг рассердился и посадил её на цепь во дворе. И тогда дети улетели из дому.

— Чудесная сказка! — сказал Шутник.

— Они улетели, — продолжала Венди, — на остров Небывалый, где живут пропавшие мальчики.

— Так я и думал! — сказал Задира взволнованно. — Не знаю почему, но только так я и думал!

— Венди! — закричал Малыш. — Скажи, а среди пропавших мальчиков был Малыш?

— Да.

— Я в сказке! Ура! Я в сказке, Шутник!

— Тише, успокойтесь! Подумайте лучше о горе бедных родителей, оставшихся без детей!

— О-о! — застонали мальчики разом, хотя горе бедных родителей их ни капельки не трогало.

— Подумайте о пустых кроватках!

— А-а!

— Какая жалость! — сказал первый Близнец весело.

— Конец у этой сказки, по-моему, будет печальный, — подхватил второй Близнец. — Ты как думаешь, Шутник?

— Я очень волнуюсь.

— Если бы вы знали, как велика материнская любовь, — гордо сказала Венди, — вы бы не волновались.

Она приближалась к тому месту в своей сказке, которое Питер ненавидел всей душой.

— Материнская любовь — это вещь, — сказал Малыш и изо всех сил ударил Шутника подушкой. — Как по-твоему, Шутник?

— Пожалуй, — ответил Шутник и ударил подушкой Малыша.

— Понимаете, — продолжала спокойно Венди, — наша героиня знала, что мама всегда оставляет окно открытым, чтобы дети могли прилететь обратно. Вот почему они так долго не возвращались и жили в своё удовольствие.

— А потом они вернулись?

— Давайте заглянем в будущее, — сказала Венди, подходя к самому трудному и самому чудесному месту в сказке.

И все мальчики вытянули шеи, чтобы легче было заглянуть в будущее.

— Прошли годы… Кто эта изящная женщина неопределённого возраста, выходящая из вагона на вокзале в Лондоне?

— Ах, Венди, кто она? — закричал Шутник, словно он слышал эту сказку впервые.

— Неужели?.. Да… Нет… Да, так оно и есть… Неужели это прекрасная Венди?!

— О-о!

— А кто эти рослые юноши с нею? Неужели это Майкл и Джон? Да, так и есть!

— А-а!

— Смотрите, дорогие братья, говорит Венди, указывая наверх. Окно открыто! Вот награда за нашу веру в материнскую любовь. И они влетают в окно, к маме и папе. Задёрнем же занавес над этой счастливой сценой, ибо перо не в силах её описать.

Вот и вся сказка. Мальчикам она нравилась так же, как и самой рассказчице. Всё в этой сказке так, как должно быть, правда? Мы улетаем, словно самые бессердечные существа (дети все таковы, но они такие милые), живём, ни о ком не думая, а потом, как только нам потребуется особое внимание, мы благородно возвращаемся домой, уверенные, что нас встретят объятиями, а не шлепками.

Так велика была их вера в материнскую любовь, что они решили: ещё немножко можно ни о ком не думать! Только у одного из них не было этой веры, и, услышав конец сказки, он глухо застонал.

— Что с тобой, Питер? — вскричала Венди, подбегая к нему.

Она решила, что он заболел, и стала осторожно его ощупывать.

— Где у тебя болит?

— Это совсем другая боль, — сказал Питер загадочно.

— Какая же? Говори!

— Венди, ты не знаешь, что такое матери!

В ужасе мальчики окружили его. Его волнение их напугало. И он поведал им то, о чём молчал до сих пор.

— Было время, когда и я, как вы, думал, что моя мама всегда будет держать окно открытым, и я не возвращался много лун подряд. Но вот наконец я прилетел домой. И что же? Окно было заперто, мама совсем забыла обо мне, а в моей кровати спал другой мальчик!

Не знаю, так ли всё было на самом деле, но Питер так думал, и это их испугало.

— Ты уверен, что мамы все такие?

— Да!

— Так вот оно что! Изменщицы! Жабы!

Значит, лучше не рисковать, подумали они. Уж кто-кто, а дети знают, когда следует уступить.

— Венди, вернёмся домой! — закричали Джон и Майкл разом.

— Хорошо, — согласилась она, крепко обнимая братьев.

— Сегодня? — вскричали растерянно пропавшие мальчики.

В глубине сердца они твёрдо верили, что могут прекрасно обойтись и без мам. Это только мамам кажется, будто без них нельзя обойтись.

— Сию же минуту, — ответила Венди решительно, потому что в голову ей пришла ужасная мысль: «А что, если мама уже надела траур?»

В своём волнении она и не подумала о том, каково сейчас Питеру. Она только строго сказала ему:

— Питер, ты сделаешь всё, что нужно?

— Как хочешь, — ответил он, не моргнув глазом.

Они и не подумали сказать: «Как жаль, что приходится расставаться!» Если уж ей это не пришло в голову, Питер и подавно такого не скажет! Но, конечно, ему было очень горько, и он ещё больше рассердился на взрослых, которые вечно всё портят.

Он вышел, чтобы отдать распоряжения индейцам.

А пока его не было, в подземном доме разыгралась недостойная сцена. Мысль о том, что они могут потерять Венди, привела пропавших мальчиков в ужас. Они окружили её, в голосах их звучала угроза.

— Нам теперь будет хуже, чем до неё! — говорили они.

— Мы её не отпустим!

— Возьмём её в плен!

— Закуём её в цепи!

Инстинкт подсказал Венди, к кому обратиться за помощью.

— Малыш! — вскричала она. — Защити меня!

Не правда ли, странно? Она попросила о помощи Малыша, самого глупого из всех!

Однако на этот раз Малыш показал себя настоящим мужчиной. Куда девалась вся его глупость?

— Конечно, я всего-навсего Малыш, — сказал он с достоинством. — Никто не обращает на меня внимания. Но первого, кто посмеет тронуть Венди, я проткну насквозь!

И он вытащил свой кинжал. Солнце его славы поднялось в зенит. Мальчики отступили. В эту минуту вернулся Питер. И они тут же поняли, что от него поддержки не жди. Не такой он был человек, чтобы держать на острове девочку против её воли!

— Венди, — сказал Питер, шагая из угла в угол, — я договорился с индейцами. Они проведут вас через лес. Ты ведь быстро устаёшь, когда летишь.

— Спасибо, Питер.

— А потом, — продолжал он резко (ведь он привык, чтобы ему повиновались беспрекословно), — Динь покажет вам путь через море. Разбуди-ка её, Шутник!

Шутнику пришлось постучать дважды, прежде чем Динь удостоила его ответом, хоть она давно уже сидела на кровати и прислушивалась к разговору.

— Кто там? Как ты смеешь? Убирайся отсюда! — закричала она.

— Динь, тебе велено встать и проводить Венди. Она улетает!

Конечно, Динь страшно обрадовалась, что Венди улетает, но ей совсем не хотелось её провожать. Она выложила всё, что думала, не стесняясь в выражениях. А потом притворилась, что снова заснула.

— Она сказала, что никуда не полетит! — воскликнул Шутник, ужасаясь такому чудовищному неповиновению.

Питер решительно направился к её спальне.

— Динь, — крикнул он, — если ты сию минуту не встанешь и не оденешься, я отдёрну занавеску, и все увидят тебя в неглиже!

Увидят её неодетой! Этого Динь не могла стерпеть. Она тут же спрыгнула на пол.

— Кто сказал, что я не встаю?

Между тем мальчики печально смотрели на Венди, готовую к путешествию. Они грустили не только потому, что она их покидала, но и потому, что знали: впереди её ждёт что-то хорошее, чего они никогда не узнают. Новизна, как всегда, манила их.

Венди решила, что их страшит разлука.

— Знаете, — сказала она, — если вы полетите с нами, то я почти уверена, что смогу уговорить папу и маму усыновить вас.

Приглашение предназначалось в первую очередь Питеру, но мальчики думали только о себе и тут же запрыгали от радости.

— А им не покажется, что нас слишком много? — спросил Малыш, подпрыгивая.

— Нет, — ответила Венди, быстро прикинув всё в уме. — Спать можно в гостиной. А если придут гости, постели спрячем за ширмы.

— Питер, можно нам полететь? — спросили мальчики.

Конечно, они думали, что он тоже полетит с ними. Впрочем, это их не очень беспокоило. Ради новизны дети готовы покинуть всё самое дорогое.

— Летите, — сказал Питер с горькой улыбкой.

И они бросились собирать свои вещи.

— А теперь, Питер, — сказала Венди, думая, что всё уладилось, — выпей на дорогу лекарство.

Она очень любила поить детей лекарством и, пожалуй, слишком усердствовала. Правда, это была просто вода, но вода из тыквенной бутылки. Венди всегда встряхивала бутыль и считала капли, что, по её мнению, придавало воде лечебные свойства. На этот раз, однако, ей не пришлось дать Питеру лекарство. Накапав сколько нужно, она повернулась к Питеру. При виде его лица сердце у неё сжалось.

— Собирай свои вещи, Питер! — закричала она, задрожав.

— Нет, — ответил он с деланным равнодушием, — я с вами не лечу, Венди.

— Нет, летишь!

— Нет, не лечу!

И, чтобы показать ей, что ему всё равно, он запрыгал по комнате и весело засвистал в свою дудку. Ей пришлось бегать за ним. Это было очень унизительно!

— Мы найдём твою маму, — уговаривала она.

— Нет, — сказал Питер твёрдо. — Она потребует, чтобы я вырос, а я хочу навсегда остаться мальчиком, веселиться вовсю и жить без забот.

— Но, Питер…

— Нет!

Пришлось сказать остальным:

— Питер остаётся.

Питер остаётся! Мальчики в недоумении уставились на него. На плечах они уже держали палки, а с палок свисали узелки. Если Питер остаётся, подумали они, он, чего доброго, ещё захочет, чтобы и они остались. Но Питер был слишком горд для этого.

— Если и вы найдёте своих мам, — сказал он угрюмо, — надеюсь, они вам понравятся.

Мальчикам стало как-то не по себе. Это замечание — такое бессердечное, правда? — заставило их призадуматься. Может, глупо было улетать?

— Ну ладно, — заметил Питер, — хватит хныкать и суетиться! Прощай, Венди!

И он бодро протянул ей руку, словно давая понять, что теперь им действительно пора уходить, так как у него ещё уйма всяких дел.

Пришлось Венди удовольствоваться рукопожатием. О «напёрстке» не было и речи.

— Ты не забудешь менять бельё? — спросила она, медля.

Она всегда следила, чтобы бельё менялось вовремя.

— Не забуду.

— И будешь принимать лекарство?

— Хорошо.

Больше, казалось, говорить было не о чём. Последовало неловкое молчание. Питер, однако, был не из тех, кто даёт выход своему горю на людях.

— Динь, ты готова? — крикнул он.

— Да!

— Тогда лети вперёд!

Динь выпорхнула через ближайшее дерево, но никто не последовал за нею, потому что в эту самую минуту пираты предательски напали на индейцев. Наверху, где только что царило полное спокойствие, раздались пронзительные крики и скрежет стали. Мальчики открыли рты да так и забыли закрыть. А Венди упала на колени и протянула руки к Питеру. Все руки были протянуты к Питеру — их будто ветром к нему отнесло. Беззвучно молили они Питера не оставлять их в беде. Питер схватил свою шпагу (ту самую, которой он заколол Корабельного Повара), и в глазах у него блеснула жажда битвы.

Глава двенадцатая ДЕТИ ПОПАДАЮТ В ПЛЕН

Пираты застигли индейцев врасплох — верное доказательство того, что коварный Крюк поступил нечестно, потому что застигнуть индейцев врасплох честным путём ещё не удавалось ни одному бледнолицему.

Неписаный закон гласит, что нападать всегда должны краснокожие. Нападают они обычно незадолго до рассвета, когда, как известно, бледнолицые падают духом. Бледнолицые располагаются всегда наверху пологого склона, у подножия которого бежит ручей, ибо, как все знают, быть далеко от воды смерти подобно. Там, окружив свой лагерь высоким частоколом, ждут они нападения. Новички крепко сжимают в руках пистолеты и хрустят сухими веточками, а старые волки сладко спят до рассвета. Всю долгую чёрную ночь напролёт краснокожие бесшумно ползут по земле, да так искусно, что ни одна травинка не шелохнётся. Порой кто-нибудь из краснокожих залает, как койот, а за ним и все остальные. Кое-кому лай этот удаётся получше, чем самим койотам, — те, по правде говоря, лаять совсем не умеют. Так проходят долгие ночные часы.

Таков обычай. И Крюку он был хорошо известен. Он не может отговариваться незнанием. Оправдания ему нет и быть не может!

Храброе племя Пиканинни полностью положилось на честь Крюка.

Услышав, как в лесу хрустнула веточка, они тут же поняли, что на остров высадились пираты. Надев мокасины задом наперёд, доблестные Пиканинни осмотрели тайком весь остров и нашли на нём всего один холм с ручьём внизу. У Крюка не было выбора — он должен был стать лагерем здесь и ждать нападения. Разузнав всё это, краснокожие завернулись в одеяла и спокойно уселись вокруг подземного дома.

Там, в мечтах о том, как они расправятся с Крюком на рассвете, их и застиг вероломный капитан. Судя по рассказам немногих уцелевших, он и не подумал остановиться у холма, хотя при ярком свете луны холм был отчётливо виден. Не стал он и дожидаться нападения. Он даже не пожелал дожидаться конца ночи. Он шёл всё вперёд и вперёд. В его коварном уме билась одна мысль: «Напасть! И как можно скорее!»

Доблестная Огненная Лилия сидела, окружённая самыми рослыми своими воинами. Вдруг из кустов на них кинулись вероломные пираты. Если б только индейцы поторопились и поднялись с земли побыстрее, они бы ещё одержали победу. Но древние обычаи не одобряют поспешности. В законах сказано, что доблестный краснокожий не должен выражать удивления в присутствии бледнолицых. Вот почему, увидев пиратов, индейцы с минуту сидели неподвижно, с застывшими лицами, словно враг явился сюда по их приглашению. И, лишь отдав должное обычаю (какая выдержка, какая храбрость!), они схватились за оружие.

В воздухе зазвучали боевые кличи. Но было уже поздно.

Перо отказывается описать эту битву. То была не битва, а кровавое побоище. Там погиб весь цвет краснокожего воинства. Правда, смерть некоторых из них была отомщена. За Тощего Волка поплатился головой Пёс Фоггерти. Больше он не будет смущать покой мирных мореплавателей. Вместе с ним сложили свои буйные головы и Разведчик Джо, и Чэс Терли. Чэса Терли настиг томагавк Великого Тигрёнка, которому в конце концов удалось вырваться из кольца врагов вместе с Огненной Лилией и немногими уцелевшими.

А что чувствовал капитан в торжественный час победы? Его верные псы, отдуваясь и вытирая ножи, искоса поглядывали на него, держась на всякий случай подальше. Но им не дано было заглянуть в его сердце. В сердце капитана Крюка должно бы царить ликование, однако лицо его было по-прежнему мрачно. Зловещая и грустная загадка — он был всегда одинок!

До полного завершения его плана было ещё далеко. Индейцы разгромлены, но ведь не к этому он стремился. Он выкурил их, словно пчёл из улья, чтобы побыстрее добраться до мёда. Ему нужен был Пэн, Пэн и Венди и вся их компания, но в первую голову — Пэн!

Питер был всего лишь мальчишкой. Казалось бы, с чего бы капитану Крюку так ненавидеть его? Правда, он бросил капитанскую руку Крокодилице, раззадорил её, что очень усложнило жизнь капитана, но даже и это не может оправдать столь злобной и беспощадной мстительности. Было в Питере что-то приводившее Крюка в бешенство — не мужество Питера, и не его приятная внешность, и даже не… Впрочем, что толку играть в прятки! Мы-то хорошо знаем, в чём было дело. Придётся сказать об этом прямо: Питер был слишком уверен в себе!

Этого Крюк вынести не мог. От одной мысли об этом его начинало трясти. Железная рука его дёргалась, по ночам его мучили кошмары. Несчастный чувствовал себя, как лев в клетке, в которую залетел воробей.

Сейчас нужно было срочно решить, рубить ли деревья или попробовать протолкнуть в них пиратов.

Капитан оглядел своих верных псов жадными глазами, выбирая тех, кто был потоньше и попроворнее. Они задрожали. Они-то знали, что, если понадобится, он протолкнёт их вниз поленом.

А что же мальчики? Мы оставили их при первых звуках битвы. Они окаменели, раскрыв рты, с мольбой протягивая к Питеру руки. Мы возвращаемся к ним в тот миг, когда они закрывают рты и опускают руки. Страшный шум битвы затих почти так же внезапно, как и начался, пронёсся мимо, словно яростный порыв ветра. Они знают, что судьба их решилась.

Но кто победил?

Пираты, которые жадно прислушивались к доносившимся снизу звукам, услыхали, как мальчишкиспрашивают друг друга об этом. Увы, до них долетел и ответ Питера!

— Если индейцы победили, они будут бить в тамтам. Они всегда так делают, когда победят.

Надо тебе сказать, что боцман Неряха нашёл этот барабан и сейчас как раз сидел на нём.

— Не слыхать вам больше тамтам! — пробормотал он (про себя, конечно, ибо приказано было соблюдать полную тишину).

К его изумлению, однако, Крюк зна́ком приказал ему бить в барабан. Неряха не сразу раскусил коварный замысел капитана, но когда наконец раскусил, то пришёл в восторг. Никогда ещё простодушный боцман так не восхищался хитроумным Крюком.

Неряха дважды ударил в барабан и радостно прислушался.

— Тамтам! — донёсся голос Питера. — Индейцы победили!

Несчастные мальчики громко закричали «ура!», к великому удовольствию притаившихся наверху злодеев, и стали прощаться с Питером. Это удивило пиратов. Впрочем, недоумение их заглушила буйная радость при мысли о том, что мальчишки сейчас поднимутся наверх. Они ухмыльнулись, подмигнули друг другу и весело потёрли руки. Крюк молча распорядился: по пирату на каждое дерево, а остальным выстроиться в шеренгу на расстоянии двух шагов друг от друга.

Глава тринадцатая ВЫ ВЕРИТЕ В ФЕЙ?

Чем скорее мы покончим со всем этим ужасом, тем лучше. Итак… Первым из своего дерева вылез Задира. Вылез — и тут же попал в лапы Красавчику Чекко, который швырнул его Белоручке, а Белоручка — Биллу Джуксу, а Билл — Лапше, и так они бросали его из рук в руки, пока не кинули к ногам Чёрного Пирата. Всех остальных мальчиков ждала та же участь — их безжалостно срывали с деревьев, словно спелые плоды, и швыряли от пирата к пирату, как тюки при разгрузке корабля.

Только с Венди, которая вылезла последней, поступили иначе. Сам Крюк подошёл к ней и, склонясь в насмешливом поклоне, предложил ей руку. Затем он любезно препроводил её к тому месту, где пираты затыкали мальчикам рты. Всё это он проделал с такой учтивостью и изяществом, что Венди даже не ужаснулась. Он её просто очаровал. Простим ей это — ведь она всего лишь маленькая девочка.

Может быть, я напрасно сплетничаю, и мне следовало бы умолчать о том, что в первую минуту Венди была очарована Крюком. Говорю я об этом только потому, что её ошибка привела к самым неожиданным последствиям. Если бы она его гордо отвергла (с какой радостью рассказал бы я тебе об этом!), её бы швыряли по цепи, как и всех остальных, и тогда Крюк не увидел бы собственными глазами, как связывают мальчиков. А если бы он не увидел собственными глазами, как их связывают, он не разгадал бы секрета Задаваки; а если б он не разгадал секрета Задаваки, он не совершил бы злодейского покушения на Питера.

Связывали мальчиков для того, чтобы они не улетели. Для удобства их сгибали пополам, так что ногами они доставали до ушей. У Чёрного Пирата была наготове длинная верёвка, которую он разрезал на девять равных кусков. Работа спорилась, пока очередь не дошла до Хвастуна. Он оказался очень похожим на те злосчастные пакеты, которые никак не удаётся завязать. Обвяжешь их шнурком, глядишь, а на узел шнурка не хватает. В ярости Чёрный Пират пнул Хвастуна, совсем как ты в подобных случаях пинаешь пакет (хотя по справедливости пинать следовало бы шнурок). Как ни странно, его остановил сам Крюк. Он злобно и торжествующе улыбался. Пока его верные псы тщетно потели, стараясь увязать злосчастного Хвастуна в аккуратный пакет (только завяжешь плотно в одном месте — вылезает в другом!), гениальный ум Крюка углубился в суть дела. Он видел не только следствия, но и причины. Судя по радостному выражению его лица, он всё понял. Хвастун побелел от ужаса — ему стало ясно, что Крюк проник в его тайну.

А тайна была вот какая: если мальчишка, который так растолстел, пролезает в дерево, то в это дерево пролезет и взрослый (средних размеров, конечно). Бедный Хвастун! В этот миг он чувствует себя несчастнейшим из смертных. Он боится за Питера и горько раскаивается в своей слабости. Тебе-то я могу сказать, в чём дело. У Хвастуна была страсть — в жаркие дни он любил пить воду. В результате его страшно разнесло, и вот, вместо того чтобы похудеть под своё дерево, он взял и расширил дерево по себе.

Крюк торжествовал: теперь-то Питер у него в руках. Но он ни словом не выдал коварный план, который созрел в глубине его чёрного сердца. Зна́ком велел он переправить пленных на бриг и оставить его одного.

Да, но как же доставить пленных на корабль? Конечно, под гору их можно было бы просто катить, как бочки (помнишь, они ведь согнуты пополам), но путь лежит через болото. И снова гениальный Крюк нашёл выход из положения. Он указал на домик Венди — его можно использовать вместо носилок. Мальчиков побросали в дом, четверо дюжих пиратов подняли дом на плечи и понесли. А остальные шли следом и горланили свою любимую песню. Так эта необычайная процессия прошла через весь лес. Не знаю, плакал ли кто-нибудь из детей, — если и плакал, то пиратская песня всё заглушила. Но перед тем как домик исчез в лесу, из трубы его показалось крошечное облачко дыма. Казалось, оно посылало вызов бесчестному Крюку.

Крюк его увидел, и Питеру это только повредило. Если в груди разъярённого пирата и оставалась капля жалости, при виде храброго облачка дыма она бесследно испарилась.

Один в наступающих сумерках Крюк первым делом прокрался к дереву Хвастуна. Убедившись, что пролезть в него нетрудно, он сел и задумался. Шляпу свою он положил на траву, чтобы ветерок освежил ему голову. Как ни черны были его замыслы, глаза его синели нежно, словно барвинки. Он напряжённо вслушивался, стараясь уловить, что происходит внизу. Но в доме под землёй было так же тихо, как и наверху. Можно было подумать, что там никого нет.

Неужели этот мальчишка спит?

А вдруг он притаился у входа с кинжалом в руке?

Оставалось одно — спуститься вниз.

Крюк сбросил свой плащ на землю и, до крови закусив губу, влез в дерево. Он был человек храбрый, и всё же ему пришлось задержаться на миг, чтобы отереть со лба пот, который капал, как воск с горящей свечи. А потом он нырнул в неизвестность.

Спустился он благополучно и с минуту стоял неподвижно, стараясь отдышаться. Глаза его мало-помалу привыкли к полумраку, и он стал различать отдельные предметы. Взор его с жадностью остановился на огромной кровати. Настал долгожданный час! На кровати лежал Питер и крепко спал.

Надо тебе сказать, что Питер и не подозревал, какая трагедия разыгралась наверху. Оставшись в одиночестве, он поиграл немножко на дудочке, тщетно пытаясь уверить себя, что ему всё безразлично и что он и один отлично проживёт. Тут он вспомнил о лекарстве и решил, что не будет его пить — назло Венди. Потом улёгся на кровать, прямо на покрывало, чтобы ещё больше ей досадить. Она всегда следила, чтобы мальчики хорошенько укрывались. Кто знает, говорила она, а вдруг к утру похолодает? Тут он чуть не расплакался. Но, подумав о том, как рассердилась бы Венди, если бы узнала, что он смеётся, — нарочно рассмеялся, да так, смеясь, и заснул.

Иногда — правда, не часто — Питер видел сны. Сны эти бывали намного грустнее, чем у других мальчиков. Они продолжались часами. Он горько плакал во сне, но не просыпался. Должно быть, сны эти были как-то связаны с загадкой его существования. Венди, бывало, заметит, что он плачет во сне, посадит его к себе на колени и начнёт нашёптывать ласковые слова. А когда он затихал, она клала его обратно в кровать, осторожно, стараясь не разбудить, чтобы он не узнал об унижении, которому она его подвергла.

Но в этот день Питер заснул сразу, и во сне ему ничего не снилось. Он спал спокойно и безмятежно, смеющийся рот его был приоткрыт, одна рука свесилась с кровати, а ногу он подогнул под себя. Так, беззащитным, и нашёл его Крюк. Он молча стоял у входа, глядя на своего врага. Какие думы волновали капитана? Неужто сердце его не дрогнуло от жалости? Мы знаем, что этот человек не вовсе был лишён добрых чувств. Говорят, он любил цветы и нежную музыку и даже сам очень неплохо играл на клавесине. Признаемся, что вид спящего Питера глубоко взволновал его. Возможно, лучшие чувства взяли бы верх и он бы покинул подземный дом ни с чем, если бы не одно обстоятельство.

Видишь ли, даже во сне Питер выглядел страшно самонадеянным. Приоткрытый в улыбке рот, свисшая вниз рука, нога, дерзко согнутая в колене, — во всей его позе была такая самонадеянность, какой ещё не видывал свет. Сердце у Крюка окаменело. Если бы оно и разорвалось теперь от ярости на тысячу кусочков, каждый из них вырвался бы из его груди и кинулся бы на спящего обидчика.

Свет от ночника падал на кровать, в которой спал Питер. Крюк же стоял в темноте. Он хотел шагнуть вперёд, но неожиданно наткнулся на преграду. Это была не доходившая до верха дверца от дерева Хвастуна. Поначалу Крюк её не заметил, так как смотрел поверх неё. Он попытался её открыть, но, к ярости своей, обнаружил, что она заперта изнутри, а до задвижки ему не дотянуться. Его воспалённому воображению померещилось, что в лице и во всей фигуре спящего Питера самонадеянности ещё прибавилось, и он изо всех сил затряс дверь. Когда и это не помогло, он налёг на неё всем телом. Неужто Питеру и на этот раз удастся спастись?

Но что это? Крюк увидел стакан, в который Венди налила лекарство для Питера. Стакан стоял на приступочке, совсем близко от Крюка. Он тут же разгадал, что в стакане, и понял, что Питер теперь в его власти.

Чтоб не попасть живым в руки врагов, Крюк всегда носил с собой смертельный напиток. Крюк изготовил его сам, смешав яд из множества колец с секретом, которыми он в своё время завладел. Он долго кипятил эту смертоносную смесь, пока не получил жёлтую жидкость, неизвестную науке. Возможно, это был самый ужасный яд из всех существующих на земле.

Он добавил в стакан Питера пять капель этого яда. Рука его дрожала — впрочем, скорее от радости, чем от стыда. Он не смотрел на спящего — не потому, что боялся пожалеть его, а просто чтобы не пролить ни капли яда. Затем он кинул на Питера долгий торжествующий взгляд, круто повернулся и полез в дерево. Когда он выбрался наконец наверх, можно было подумать, будто сам дух зла вырвался из заточения на волю. Сдвинув шляпу набекрень, он завернулся в плащ, словно стремясь укрыться от ночи (только сам он был чернее самой кромешной тьмы), и, бормоча что-то себе под нос, скрылся меж деревьев.

А Питер всё спал. Свеча оплыла и погасла, комната погрузилась во тьму, а он всё спал.

Было, должно быть, часов десять по Крокодилицыным часам, когда он внезапно проснулся и сел на кровати. Кто-то тихонько стучался в дверь его дерева.

В ночной тишине стук этот казался почти зловещим. Питер пошарил вокруг, нашёл в темноте свой кинжал и крепко сжал его в руке. Потом он крикнул:

— Кто там?

Долгое молчание было ему ответом.

— Кто ты? Отвечай!

Тишина.

Питер пришёл в восторг. Пуще всего в жизни он любил таинственность. В два прыжка он очутился у двери. Его дверь доходила до самого верха, не то что у Хвастуна, и что за ней — он не видел.

— Отвечай, а не то не открою! — крикнул Питер.

В ответ послышался нежный звон:

— Впусти меня, Питер!

Динь! Питер распахнул дверь. Динь влетела в комнату, вся растрёпанная и взволнованная. Лицо её раскраснелось, а платье было заляпано грязью.

— Что случилось?

— Ни за что не отгадаешь! — кричала Динь. — Попробуй догадайся с трёх раз!

— А ну выкладывай! — заорал Питер.

И в одной путаной фразе, длинной, как бумажная лента, которую фокусник в цирке вытягивает изо рта, она поведала ему о том, что пираты схватили мальчишек и Венди.

Сердце бешено запрыгало у Питера в груди. Венди связана! Венди на пиратском корабле! Та самая Венди, которая так любила, чтобы во всём был порядок.

— Я спасу её! — закричал он и бросился к оружию.

В эту минуту ему пришло в голову, что он может ещё и порадовать Венди — он может принять лекарство.

И Питер взял в руки стакан с роковым напитком.

— Нет, нет! — взвизгнула Динь.

Она слышала, как, пробираясь по лесу, Крюк бормотал что-то о своём злодеянии.

— Но почему?

— Лекарство отравлено!

— Отравлено? Кто его отравил?

— Крюк!

— Ерунда! Как он сюда попал?

Увы, на это Динь не могла ничего ответить, ведь она не знала о тайне Хвастуна. И всё же она своими ушами слышала, что говорил, пробираясь по лесу, Крюк. Сомнений быть не могло. Лекарство было отравлено.

— Неправда! — кричал Питер. — Да я и не думал спать!

И знаешь, при этом он сам себе верил!

Тут он поднёс стакан ко рту. Что толку спорить? Нужно было действовать! С быстротою молнии Динь подлетела к стакану и осушила его до дна.

— Как ты смеешь? Это моё лекарство! — возмутился Питер.

Но Динь не ответила. Она пошатнулась в воздухе и начала медленно падать.

— Что с тобой? — ахнул Питер.

Ему вдруг стало страшно.

— Да, оно отравлено! — прошептала Динь. — Я умираю, Питер.

— Ой, Динь, ты его выпила, чтобы спасти меня?

— Да!

— Но почему, Динь?

Крылья уже не держали её, но последним усилием она вспорхнула ему на плечо и ласково куснула его в подбородок.

— Дурак! — шепнула она ему на ухо.

Шатаясь, она долетела до своей комнатки и повалилась на кровать.

В горе Питер упал возле неё на колени. Свет её с каждой минутой слабел. Питер знал, что, когда он совсем померкнет, Динь не станет. Ну, а ей было очень приятно, что он плачет. Она подставила ему под подбородок пальчик и смотрела, как слёзы капают на него, а потом на пол.

Она что-то шептала, но так тихо, что он не мог разобрать её слов. Наконец он понял. Она говорила, что поправится, если дети верят в фей.

Питер взмахнул руками. Была уже ночь, и дети были так далеко, но он позвал всех, кому сейчас снился остров Небывалый и кто поэтому был гораздо ближе к нему, чем ты думаешь. Он позвал детей в тёплых ночных рубашках и голых негритят, спящих в люльках, подвешенных между пальмами.

— Вы верите в фей? — крикнул он.

Динь даже привстала на кровати, до того ей не терпелось узнать, как решится её судьба.

Вдали зазвучали голоса. Ей показалось, что они кричат: «Да! Да!»

Но вдруг она ошиблась?

— Как по-твоему, что они кричат? — спросила она Питера.

И тогда он крикнул во весь голос:

— Кто верит, хлопните в ладоши! Не дайте Динь умереть!

В ответ раздались громкие хлопки. Раз, два, три… Сколько их! А вон там не хлопают… А там даже свистят… Но всё-таки хлопают гораздо больше. Хлопки смолкли так же внезапно, как и начались: верно, испуганные мамы кинулись к кроваткам своих детей, чтобы узнать, что случилось. Но Динь была спасена. Голос её окреп. Минута — и она соскочила с кровати. Ещё минута — и она носилась по комнате, дерзкая и задорная, как прежде.

Ей и в голову не пришло поблагодарить тех, кто её спас. Зато ей бы очень хотелось надрать свистунам уши!

— А теперь надо спасать Венди!

Из-за туч показалась луна. Она увидела Питера в тот миг, когда он вылезал из своего дерева. Отправляясь в столь опасное путешествие, он вооружился до зубов. Конечно, он предпочёл бы, чтобы ночь была не такая лунная. Тогда он мог бы лететь низко над землей, и ничто не ускользнуло бы от его взора. Но сейчас это было невозможно — тень его, такая резкая в ярком свете луны, разбудила бы птиц, спящих на деревьях, предупредив бдительного неприятеля о его приближении.

Он горько пожалел о том, что населил свой остров птицами с такими замысловатыми именами. Они вечно настороже, и с ними очень трудно договориться.

Пришлось ему ползти по земле, как индейцу. К счастью, ползал он великолепно. Но только куда ползти? Он вовсе не был уверен в том, что пираты переправили детей на корабль. За ночь выпал снежок и занёс все следы. На острове царила мёртвая тишина, будто Природа, ужаснувшись недавнему кровопролитию, безмолвно застыла на месте. В своё время Питер обучил детей некоторым лесным обычаям, которые сам он узнал от Огненной Лилии и Динь-динь. Он был уверен, что в нужный час дети вспомнят о них. Хвастун, если только ему представится случай, выжжет пометки на деревьях. Задира будет швырять камешки на дорогу. Ну, а Венди, конечно, бросит свой носовой платок где-нибудь на самом виду. Но для того чтобы увидеть эти знаки, нужно было дождаться утра. А Питер не мог ждать.

Мимо проползла Крокодилица, и опять всё затихло — ни шороха. И всё же Питер знал, что его подстерегает смерть. Может, она прячется вон за тем деревом? А может, накинется на него сзади?

И он повторил свою страшную клятву:

— Крюк или я!

Он то полз вперёд, словно уж, а то перебегал освещённые луной полянки. Палец он прижимал к губам, а другую руку держал на кинжале. Давно он так не наслаждался!

Глава четырнадцатая ПИРАТСКИЙ КОРАБЛЬ

Над бухтой капитана Кидда, в которую впадает Пиратская река, мигал зелёный огонёк. Там стоял на якоре пиратский бриг «Весёлый Роджер» — отвратительный корабль, безобразный от топ-мачты до самого трюма, подлый до последнего гвоздя в обшивке. Он давно уже наводил на всех ужас, и сторожить его было совсем ни к чему. Одно его имя было ему достаточной защитой.

Ночная мгла окутывала бриг. Вокруг царила тишина. Только стучала швейная машинка, за которой сидел Неряха. Трудолюбивый и услужливый Неряха! Бедный, трогательный Неряха! Не знаю, почему он был таким трогательным. Возможно, потому что сам он об этом и не догадывался. Но даже мужественные люди торопились отвернуться, если он попадался им на глаза. Не раз тёплым летним вечером, когда сам Крюк глядел на него, из глаз у него фонтаном брызгали слёзы. Впрочем, об этом, как и о многом другом, бедный Неряха и не подозревал.

Два-три пирата стояли, облокотись о поручни, наслаждаясь гнилыми испарениями ночи. Другие сидели, развалясь, возле бочек с порохом и играли — кто в кости, кто в карты. А четверо дюжих пиратов, притащивших домик, в изнеможении лежали на палубе и крепко спали. Но и во сне, стоило только Крюку выйти из капитанской каюты, они тотчас откатывались в сторону, чтобы он как-нибудь ненароком не хватил их своей клешнёй.

В глубокой задумчивости шагал Крюк по палубе.

Непостижимый человек! Час его торжества настал. С Пэном покончено. Мальчишек на бриге ждёт казнь. Это был самый злодейский его поступок с тех пор, как он умертвил Корабельного Повара.

Зная, сколь велико человеческое тщеславие, разве мы удивились бы, дружок, если б капитана шатало от радости? Но нет! Поступь его была размеренна и медлительна, она вторила мрачному ходу его мыслей. Крюк был глубоко удручён — это нередко бывало с ним в ночной тиши, когда он оставался один на палубе брига. Он был так одинок! Больше всего этот человек чувствовал своё одиночество, когда его окружали его верные псы. Ведь из всех пиратов только он один получил хорошее воспитание.

Конечно, звали его совсем не Крюк. Если бы я раскрыл тайну его настоящего имени, по всей Англии прокатилась бы волна возмущения. Но те, кто умеет читать между строк, давно уже, верно, догадались, что он был воспитанником одной из самых прославленных наших школ. Традиции этой славной школы были для него так же святы, как и умение одеваться со вкусом. Даже и теперь он никогда не позволил бы себе подняться на корабль в том же платье, в каком брал его на абордаж. А ходил он, конечно, сутулясь, как и подобало выпускнику его славной школы. Но выше всего ставил он хорошие манеры, которые отличают лишь воспитанных людей.

Хорошие манеры! Как ни низко он пал, ему было ясно, что это самое главное.

Откуда-то из глубины — может, из глубины его сердца? — раздавался тихий скрип, будто скрипели ржавые петли огромных ворот, а потом настойчивый стук, как бывает в глухую, бессонную ночь.

— Как ты себя вёл сегодня? — спрашивал неотступный голос. — Надеюсь, прилично?

— Слава! — восклицал он. — Сегодня мне улыбнулась слава!

— Слава? — повторял далёкий голос его славной школы. — Разве воспитанные люди хвастаются этим?

— Меня боялся Корабельный Повар! — настаивал Крюк. — А Корабельного Повара боялся даже Флинт.

— Флинт? Корабельный Повар? — звучало насмешливо в ответ. — Разве они учились в нашей школе?

Больше всего капитана мучила мысль: прилично ли воспитанному человеку думать о приличиях?

Этот вопрос не давал ему покоя. Пот градом катился по его бледному лицу и заливал камзол. Он отирал его рукавом, но всё было бесполезно.

О нет, не завидуй Крюку!

Внезапно он ощутил какое-то холодное дуновение, словно предвестие близкой кончины. Может быть, до него донеслась клятва Питера? Ему захотелось, пока не поздно, произнести предсмертную речь.

— Гордость и тщеславие! — воскликнул он. — Вот что сгубило Крюка.

Только в самые мрачные для себя часы он говорил о себе, как о постороннем.

— Меня не любят дети…

Как странно, что он вдруг подумал об этом! Раньше это его совсем не волновало. Может, стук швейной машинки навёл его на такие мысли? И он долго бормотал что-то про себя, уставившись на Неряху, который мирно строчил в полной уверенности, что дети его боятся.

Боятся! Боятся Неряху! Да они уже все его полюбили (конечно, я говорю о тех, кто находился в ту ночь на борту пиратского корабля). Он наговорил им ужасных вещей и даже бил их ладонью, потому что кулаком он бить не мог, но они полюбили его за это ещё горячее. Майкл уже примерил его очки.

Если бы бедный Неряха узнал, что он так нравится детям, он бы очень огорчился. Крюку очень хотелось сказать ему об этом, но это было бы слишком жестоко. Его мучила мысль: почему им так нравится Неряха?

Внезапно Крюку показалось, что он нашёл ответ на этот вопрос. Это было ужасно! Как? Неужели потому, что Неряха — воспитанный человек? Пусть сам он об этом и не подозревает, но, видно, так оно и есть.

Крюк вспомнил, что для того, чтобы тебя приняли в члены школьного клуба, нужно доказать, что ты и не подозреваешь о том, что ты человек воспитанный.

Он закричал от ярости и занёс крюк над головой Неряхи. Но вдруг он остановился. Его удержала внезапная мысль:

«Прилично ли убить человека только за то, что он хорошо воспитан?»

И голос далёкой школы тут же ответил:

«Воспитанные люди так не поступают!»

Несчастный Крюк почувствовал, что обессилел и, как сноп, повалился на палубу.

Верные его псы, решив, что он на время выбыл из игры, забыли о дисциплине и стали так буйно плясать и горланить, что он вскочил на ноги, словно на него вылили ведро ледяной воды. В голосе его не было и следа недавней слабости.

— А ну молчать, подлые псы! — крикнул он. — А не то проколю вас якорем!

И все тут же смолкли.

— Заковали вы детей в цепи, чтоб не улетели?

— Да, капитан.

— Тогда тащите их на палубу!

Несчастных мальчишек приволокли из трюма и выстроили на палубе в ряд перед Крюком. Казалось, он их не замечал. Он сидел, развалясь, с колодой карт в руках и мычал себе под нос обрывки какой-то грубой песни (впрочем, отказать ему в музыкальности было бы несправедливо). Сигара у него во рту время от времени разгоралась, бросая зловещий отблеск на его лицо.

— Слушайте меня, — произнёс он наконец решительно. — Шестерых из вас сегодня ночью я отправлю по доске в море. Двоих я оставлю. Мне нужны юнги. Кто будет у меня юнгой?

Когда мальчиков выводили из трюма, Венди сказала им:

— Постарайтесь особенно не раздражать его.

И вот Малыш вежливо выступил вперёд. Ему претила мысль о службе под началом у Крюка, но он чутьём понимал, что лучше свалить за это вину на кого-нибудь отсутствующего. И хоть он не отличался особым умом, всё же и он знал, что только матери всегда готовы принять вину на себя. Это знают все дети и относятся к матерям свысока, хоть и пользуются их слабостью.

Малыш решил быть благоразумным и сказал:

— Видите ли, сэр, наверное, моя мама не захочет, чтоб я был пиратом. А твоя, Хвастун?

И он подмигнул Хвастуну.

Хвастун тут же грустно произнёс (можно было подумать, что он глубоко сожалеет об этом):

— Наверное, и моя не захочет, чтобы я был пиратом. А твоя, Близнец?

— Нет! — ответил не задумываясь первый Близнец. — А твоя, Шутник?

— Заткни глотку! — рявкнул Крюк.

И пираты снова выстроили пленников в ряд.

— Ну, а ты, мальчик? — сказал Крюк, обращаясь к Джону. — Похоже, что ты не трус. Разве, тебе никогда не хотелось стать пиратом, храбрец?

Нужно тебе сказать, что Джон и вправду нет-нет да и мечтал об этом, особенно на уроках арифметики. Его поразило, что Крюк обратился именно к нему.

— Да, я подумывал об этом, — признался он. — Мне хотелось, чтобы меня звали Кровавый Джон!

— Молодец! Хорошее имечко! Так мы и будем тебя звать.

— Что ты на это скажешь, Майкл? — спросил Джон.

— А меня как вы будете звать? — спросил Майкл.

— Майк Чёрная Борода.

Майкл заколебался.

— Ну как, Джон?

Он хотел, чтобы решение принял Джон. А Джон, конечно, хотел, чтобы решение принял Майкл.

— А родиной нашей останется Англия? — спросил Джон.

— Ну уж нет! — прошипел Крюк сквозь зубы. — Придётся вам отречься от своей родины!

Возможно, сначала Джон вёл себя не слишком-то хорошо, но тут он не сплоховал.

— Тогда я отказываюсь! — вскричал он, стукнув кулаком по пороховой бочке прямо под носом у Крюка.

— И я отказываюсь! — крикнул Майкл.

— Да здравствует Англия! — взвизгнул Задира.

Разъярённые пираты кинулись на детей, а Крюк прорычал:

— Значит, решено и подписано! Ведите наверх их мамочку! Готовьте доску!

Увидав, что Билл Джукс и Чекко тащат роковую доску, мальчики побледнели. Не забывай, ведь они ещё маленькие.

Но когда на палубу вывели Венди, они постарались принять бодрый вид.

Невозможно описать, до чего Венди презирала пиратов. Мальчикам хотя бы чудилось в пиратстве какое-то величие. Но Венди видела только, что на корабле всюду ужасная грязь. Стёкла в иллюминаторах были такие пыльные, что на них можно было написать: «Грязнули». Что Венди и сделала, пока её вели на палубу. Она написала это слово на всех иллюминаторах, которые попадались ей на пути. Но когда мальчики окружили её, она, конечно, забыла об иллюминаторах.

— Ну, красотка, — сказал Крюк голосом сладким, как сироп, — сейчас ты увидишь, как твои детишки пройдутся по доске.

Как ни изыскан был наряд Крюка, брыжи его уже потеряли свежесть. Увлечённый своими мыслями, он не заметил этого. Вдруг он увидел, что Венди не отводит от брыжей взгляда. Он попытался прикрыть их рукой, но было поздно.

— Они должны умереть? — спросила Венди с таким презрением в голосе, что Крюк чуть не лишился чувств.

— Да, должны! — отрезал Крюк. — А ну потише! Последнее слово матери к сыновьям.

Сейчас Венди была просто великолепна!

— Вот моё последнее слово, мальчики, — сказала она твёрдо. — Это говорю вам не только я, но и ваши настоящие мамы: «Если вы должны умереть, то мы надеемся, что вы умрёте, как подобает англичанам!»

Даже пираты были потрясены, а Малыш взволнованно крикнул:

— Я оправдаю твою надежду, мама! А ты, Шутник?

— Оправдаю! А ты, Близнец?

— Оправдаю! А ты, Джон?

Но тут Крюк опомнился.

— Привязать её к мачте! — заревел он.

К мачте Венди привязывал Неряха.

— Послушай, милая, — прошептал он, — если ты обещаешь стать моей мамой, я тебя спасу.

Но она не могла этого обещать даже ему.

— Нет уж, лучше не надо мне никаких детей, — сказала она с презрением.

Мне грустно признаться, что, пока Венди привязывали к мачте, никто из мальчиков даже не взглянул в её сторону. Их взоры были прикованы к доске. Они должны были пройти по ней за борт — в воду! Им уже не казалось, что они смогут храбро встретить свой конец.

Они ни о чём не могли думать, а только смотрели на доску и дрожали.

Увидев их испуганные лица, Крюк осклабился и шагнул к Венди. Он хотел повернуть её так, чтобы она видела, как одного за другим мальчишек побросают в воду. Но он так и не дотронулся до неё, так и не услышал её горестного крика. Внезапно он услышал что-то совсем другое:

«Тик-так, тик-так!»

Крокодилица!

Её услышали все: и пираты, и мальчики, и Венди. И тут же все взгляды метнулись в одну сторону — не на воду, откуда раздавалось тиканье, а на Крюка. Все знали, что опасность грозит ему одному и что в этой трагедии они будут зрителями, а не действующими лицами.

Какая страшная перемена! Ноги у Крюка подкосились, и он рухнул на палубу.

А тиканье всё приближалось.

И все подумали: «Сейчас Крокодилица залезет на борт».

Даже железный крюк бездействовал. В этом ужасном положении любой другой человек лежал бы, где упал, не открывая глаз. Однако гигантский ум Крюка ни на секунду не переставал работать. Следуя его указаниям, Крюк потихоньку пополз на карачках по палубе — подальше от страшного тиканья. Пираты с уважением расступились перед ним. Так он дополз до фальшборта. Дальше ползти было некуда, и Крюк заговорил.

— Спрячьте меня! — сказал он хрипло.

Пираты столпились вокруг него. Они не смотрели за борт. Что толку сопротивляться? Это была Судьба. Как только Крюк спрятался за пиратами, мальчики опомнились и кинулись к борту. Неистовое любопытство гнало их посмотреть, как Крокодилица будет влезать на палубу. К величайшему своему удивлению, они обнаружили, что это была совсем не Крокодилица — это был Питер!

Питер подал им знак молчать — он не хотел, чтобы их радостные крики выдали его раньше времени. А потом он слова затикал.

Глава пятнадцатая «КРЮК ИЛИ Я!»

Странные вещи происходят с нами на жизненном пути, но мы не сразу их замечаем. Например, мы вдруг понимаем, что уже с полчаса, как оглохли на одно ухо.

Так было в ту ночь и с Питером. Когда мы его покинули, он пробирался по лесу, прижав палец к губам, а другую руку держа на кинжале. Он видел, как мимо проползла Крокодилица. Что ж, ничего особенного, она всегда там ползала. Вскоре, однако, он вспомнил, что она почему-то не тикала. Сначала это показалось ему странным, но потом он догадался, что просто, должно быть, завод в будильнике кончился.

Питер и не подумал пожалеть несчастное создание, потерявшее самого близкого своего друга. Зато он тут же начал размышлять, как бы употребить это несчастье себе на пользу, и решил громко тикать, чтобы дикие звери подумали, что это Крокодилица и не тронули его. Тикал он прекрасно, и это привело к одному неожиданному последствию. Крокодилица тоже услышала его тиканье. Услышала — и поползла за ним. Трудно сказать, почему она это сделала: потому ли, что надеялась получить от Питера потерянное, или потому, что решила, будто это она сама тикает. Как все, кто одержим одной идеей, она была глуповата.

Питер благополучно добрался до берега и пустился вплавь. Он и не заметил, что уже не идёт, а плывёт. Я знаю некоторых животных, которые чувствуют себя одинаково хорошо в воде и на суше. Но людей таких, кроме Питера, я не знаю.

Он плыл, а в голове у него стучала одна мысль: «Крюк или я!» Он так долго тикал, пробираясь по лесу, что и сейчас продолжал тикать, совершенно не отдавая себе в этом отчёта. Если б он это заметил, то, конечно, перестал бы.

Он не собирался лезть на бриг с громким тиканьем, хотя, согласись, это было бы очень остроумно. Напротив, он был уверен, что влез на борт корабля тихо, словно мышка. Вот почему он так удивился, увидев, что пираты шарахаются от него, как от чумы, а Крюк валяется на палубе без чувств, точно услышал Крокодилицу!

Крокодилица! Стоило Питеру вспомнить про неё, как он тут же услышал тиканье. Сначала он подумал, что это Крокодилица, и быстро оглянулся. Но тут он заметил, что тикает сам, — и тотчас всё понял. «Какой я умный!» — мгновенно решил он и знаком приказал мальчикам не аплодировать.

В эту минуту на баке показался рулевой Эд Тейнт. Он медленно шёл по палубе. А теперь, читатель, засекай время по своим часам! Питер вонзил в него свой кинжал. Джон прикрыл злосчастному пирату рот рукой, чтобы заглушить его предсмертный стон. Эд Тейнт упал навзничь. Четверо мальчишек подхватили его, чтобы не слышно было, как он стукнется о палубу. Питер махнул рукой — и Эд Тейнт полетел за борт.

Послышался лёгкий всплеск, а потом всё смолкло. Сколько секунд прошло по твоим часам?

— Один! — сказал кто-то.

Это Хвастун открыл счёт.

А Питер уже исчез в капитанской каюте. И хорошо сделал, потому что пираты начали понемногу приходить в себя и оглядываться. Внезапно они услышали, что тяжело дышат, — значит, другие самые страшные звуки смолкли.

— Она уползла, капитан, — сказал Неряха и протёр очки. — Всё в порядке!

Крюк медленно поднял голову и прислушался. Он так напряжённо прислушивался, что уловил бы самый далёкий отзвук тиканья. Но вокруг царила мёртвая тишина. Крюк выпрямился во весь свой огромный рост.

— Тогда за дело! — вскричал он, осклабившись. — Где наша девчонка?

Сейчас он ненавидел мальчиков ещё сильнее, чем раньше, — они были свидетелями его позора. И он запел свою страшную песню:

Чтобы ещё больше напугать мальчиков, он начал приплясывать и корчить страшные рожи. Какое недостойное поведение! А потом он спросил:

— Хотите, я поглажу вас на прощание плёткой девятихвосткой?

Мальчики упали на колени.

— Нет, нет! — закричали они так жалобно, что все пираты заулыбались.

— Неси-ка сюда плётку, Джукс, — приказал Крюк. — Она в моей каюте.

В каюте! Но в каюте прятался Питер! Мальчики переглянулись.

— Есть, капитан! — радостно отвечал Джукс и направился в каюту.

Мальчики молча смотрели, как он скрылся за дверью. Они и не заметили, что Крюк снова затянул свою песню, а пираты принялись ему подпевать:

Мы никогда не узнаем конца этой песни. Её прервал ужасный вопль, долетевший из капитанской каюты. Он прокатился по всему кораблю и замер. А потом раздалось победное кукареканье, хорошо знакомое мальчикам. Пиратам оно показалось ещё страшнее, чем тот отчаянный вопль.

— Что это? — спросил Крюк.

— Два! — сказал Хвастун спокойно.

Чекко после минутного колебания бросился в каюту. Он выскочил оттуда шатаясь, с изменившимся лицом.

— Что с Биллом? — прошипел Крюк, подбегая к нему. — Отвечай, пёс!

— А то с ним, что он помер, — отвечал глухо. Чекко. — Заколот насмерть…

— Билл Джукс мёртв! — вскричали изумлённые пираты.

— В каюте темно, хоть глаз выколи, — бормотал Чекко. — А в углу стоит что-то страшное и кричит петухом… Вы слышали этот крик…

Пираты упали духом, а мальчики обрадовались. Крюк всё заметил.

— Чекко! — приказал он своим самым железным голосом. — Иди в каюту и притащи сюда этого петушка!

Чекко, храбрейший из храбрых, затрепетал.

— Нет, — завопил он, — нет!

Крюк поднёс свою железную руку к глазам. Казалось, он что-то тихо шептал ей.

— Так ты идёшь, Чекко? — спросил он задумчиво. — Да?

Чекко всплеснул в отчаянии руками, но пошёл.

Тут уж пиратам было не до песен! Все прислушались. И снова раздался вопль, а за ним — кукареканье.

Все молчали — все, кроме Хвастуна.

— Три! — сказал он.

Крюк жестом подозвал к себе своих псов.

— А ну, бочки-ящики, кто притащит этого петуха? — загремел он.

— Подождём, пока выйдет Чекко, — предложил Белоручка.

Пираты поддержали его.

— Ты, кажется, вызвался пойти, Белоручка? — спросил капитан вкрадчиво, пошептавшись с железным крюком.

— Разрази меня гром, и не думал!

— А мой крюк говорит мне, что вызвался, — сказал капитан, подходя поближе к Белоручке. — Может, лучше не сердить его, а? Что ты на это скажешь, Белоручка?

— Пусть меня лучше вздёрнут на рею! — заявил упрямый Белоручка.

И опять все его поддержали.

— Это что? Бунт? — спросил Крюк ещё вкрадчивее, чем прежде. — А Белоручка ваш вожак?

— Пощади, капитан! —захныкал Белоручка, дрожа всем телом.

— То-то, — сказал Крюк и протянул ему свою железную руку. — Пожмём друг другу руки, Белоручка.

Белоручка оглянулся, взглядом умоляя о помощи, но все от него отвернулись. Он сделал шаг назад. Крюк двинулся на него — в глазах его мелькнула красная искра. С отчаянным криком Белоручка вскочил на Длинного Тома и бросился с него прямо в море.

— Четыре! — сказал Хвастун.

— Ну, джентльмены, — любезно обратился к пиратам Крюк, — кто-нибудь ещё желает побунтовать?

Он схватил фонарь, поднял свою железную руку и с угрозой произнёс:

— Я сам притащу сюда этого крикуна!

И с этими словами направился в каюту.

Как Хвастуну не терпелось сказать: «Пять!» Он облизал губы и открыл рот, но тут из каюты вышел, пошатываясь, Крюк. Фонаря в руке у него не было.

— Что-то задуло мне фонарь, — произнёс он неуверенно.

— Что-то! — повторил Маллинз.

— А где Чекко? — спросил Лапша.

— Там же, где и Билл Джукс, — отвечал капитан. — Он мёртв.

Крюк не торопился вернуться в каюту, и это произвело на пиратов самое неблагоприятное впечатление. Они зароптали. Пираты все, как один, суеверны, вот почему Куксон сказал:

— Говорят, когда корабль проклят, на нём всегда появляется кто-то лишний. Неизвестно, откуда он берётся…

— Я слышал, что он всегда в конце концов находит дорогу на пиратский корабль, — прошептал Маллинз. — Этот, который с хвостом и с рогами… Вы видели хвост, капитан?

— А я слышал, — сказал Альф Мейсон, бросив на Крюка злобный взгляд, — что самый отвратительный человек на борту и есть этот лишний!

— А крюк у него есть, капитан? — нагло поинтересовался Куксон.

И все заорали:

— Корабль проклят! Проклят!..

Тут мальчики не выдержали и разразились радостными криками. Крюк совсем забыл о своих пленниках, но, услышав их крики, он круто повернулся. Лицо его оживилось.

— А ну-ка, парни, — велел он пиратам, — слушайте меня! Откройте дверь каюты и побросайте их всех туда. Посмотрим, кто кого! Если они убьют его, нам же лучше, а если он их, мы тоже плакать не будем.

Пираты посмотрели на Крюка с восхищением (это в последний раз они на него так смотрят!) и быстро исполнили приказ. Мальчиков затолкали в каюту (они при этом делали вид, что отчаянно сопротивляются) и заперли за ними дверь.

— А теперь послушаем, — сказал Крюк.

И все стали слушать. Пираты не решались взглянуть на дверь, по Венди, которая всё это время стояла, привязанная к мачте, не отрывала от двери глаз. Она ждала не воплей и не кукареканья — она ждала появления Питера.

Ждать ей пришлось недолго. Питер нашёл в каюте то, что искал, — ключ, чтоб разомкнуть мальчикам цепи.

И вот они тихонько прокрались наверх, забрав с собой всё оружие, какое нашлось у капитана в каюте. Питер знаком велел им попрятаться, а потом перерезал верёвки, связывавшие Венди. Теперь все они могли бы бежать с корабля — чего же проще?

Но нет! Помнишь клятву: «Крюк или я!» Вот почему освободив Венди, Питер шепнул ей, чтобы она спряталась, а сам, завернувшись в плащ, встал на её место у мачты. Потом он набрал в лёгкие воздуха и закукарекал.

Пираты решили, что мальчишки все, как один, лежат мёртвые в каюте. Их охватила паника. Крюк пытался их приободрить, но они и слушать его не желали. Они оскалились, как настоящие псы (это он сам сделал их псами!), и ему стало ясно, что стоит ему отвести от них взгляд, как они разом бросятся на него.

Но Крюк не сдавался. Он решил взять их лаской, а не удастся — так пустить в ход железную руку.

— Ребятки, — сказал он, — я всё обдумал. На корабле есть кое-кто лишний. От него нужно избавиться.

— Что верно, то верно, — отозвались пираты. — Есть тут один с крючком.

— Нет, ребятки, нет… Это девчонка! Женщина на корабле приносит несчастье. Надо от неё избавиться — и всё будет хорошо!

Кое-кто из пиратов вспомнил, что то же самое говаривал Флинт.

— Что ж, попробуем, — протянули они с сомнением.

— Швыряйте девчонку за борт! — закричал Крюк.

И они бросились к мачте.

— Теперь уж тебе никто не поможет! — злорадно прошипел Маллинз.

— Нет, поможет! — раздалось в ответ.

— Кто же?

— Мститель Пэн!

И с этими словами Питер сбросил плащ.

Тут всем стало ясно, кто прятался в каюте, убивая одного пирата за другим. Дважды Крюк открывал рот, пытаясь что-то сказать, и дважды ему изменял голос. Именно в этот страшный миг, по-моему, и разорвалось его закалённое в сражениях сердце.

Наконец голос вернулся к нему, и он завопил:

— Рубите его!

Но в крике его не было прежней уверенности.

— Вперёд, мальчишки! Вперёд! — зазвенел голос Питера.

И палубу огласил звон оружия.

Держись пираты вместе, победа несомненно была бы за ними.

Но они растерялись и суетились по палубе, нанося удары вслепую. Каждому из них казалось, что он последний из оставшихся в живых. Слышался скрежет оружия, вопли и всплески да мерный голос Хвастуна:

— Пять… Шесть… Семь… Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать…

Если я не ошибаюсь, больше пиратов на корабле не осталось, кроме капитана, конечно, который сражался как одержимый. Казалось, он был неуязвим. Мальчики окружили его плотным кольцом, но он отбивал их атаки одну за другой. Снова и снова бросались мальчики на капитана, и снова и снова он уходил от них.

Внезапно в круг прыгнул ещё один мальчик. Мы почему-то совсем забыли о нём, а между тем он только что пронзил своей шпагой Маллинза.

— Шпаги в ножны, ребята! — закричал он. — Этот человек мой!

И Крюк оказался лицом к лицу с Питером. Мальчики отступили.

Долго смотрели друг на друга два врага. Капитана била дрожь, а Питер загадочно улыбался.

— Так, Пэн, — произнёс наконец Крюк. — Значит, всё это твоих рук дело.

— Да, Джеймс Крюк, — ответил Питер сурово. — Это всё моих рук дело!

— Дерзкий и гордый мальчишка, — взревел Крюк, — готовься к смерти!

— Злобный и мрачный человек, — сказал Питер, — я нападаю!

Не теряя больше слов впустую, они скрестили шпаги.

Поначалу трудно было сказать, на чьей стороне перевес. Питер дрался великолепно. С необычайным проворством парировал он удары. Порой ему удавалось обмануть бдительность противника, и, обойдя его искусную защиту, он делал выпад. Но рука его была недостаточно длинной, и он никак не мог вонзить шпагу в грудь капитана.

Крюк, ничуть не уступавший Питеру в искусстве фехтования, хоть и не был столь проворен, своей тяжеловесной атакой принудил его к отступлению. Он уже готовился прикончить Питера одним ударом, которому когда-то обучил его в Рио сам Корабельный Повар. Он сделал выпад, ношпага его пронзила воздух. Другой, третий — всё напрасно! Тогда он решил перейти врукопашную и сразить Питера ударом своего крюка, по Питер увернулся и, собрав все свои силы, вонзил ему шпагу под ребро. При виде собственной крови, цвета которой, как ты, наверное, помнишь, Крюк не выносил, капитан выронил шпагу.

Казалось, всё было кончено.

— Ну! — закричали мальчики.

Но Питер поклонился, знаком предлагая противнику поднять шпагу. Крюк не заставил себя просить, хоть в голову ему и пришла горькая мысль, что Питер ведёт себя как человек воспитанный.

До этого момента он думал, что дерётся с каким-то дьяволом, но тут его одолели мрачные предчувствия.

— Кто ты такой, Пэн? Кто ты такой? — хрипло спросил он.

— Я юность! Я радость! — отвечал беспечно Питер. — Я птенец, разбивший свою скорлупу!

Конечно, он просто болтал вздор, но несчастный Крюк решил, что Питер сам не знает, кто он такой, а это, как известно, отличает только людей воспитанных.

— Ну что ж, продолжим! — вскричал капитан в отчаянии.

Он молотил шпагой, словно цепом на току; каждый её удар рассёк бы надвое любого, но Питер порхал вокруг, будто его ветром относило от удара. Снова и снова делал он молниеносные выпады и колол врага.

Капитан совсем пал духом. Это страстное сердце не желало больше жить. Он желал только одного: доказать, что Питер плохо воспитан, и умереть.

Внезапно Крюк швырнул шпагу, кинулся к пороховому складу и поджёг его.

— Ещё минута, — закричал он, — и корабль разнесёт в куски!

«Сейчас, — думал он, — мы узнаем, получил он хорошее воспитание или нет».

Но в тот же миг Питер кинулся в склад. Через минуту он выскочил оттуда с горящим запалом в руках и, не моргнув глазом, швырнул его в море.

Ну, а как себя показал сам Крюк? Что ж, мы можем с радостью отметить, что, хоть он и пошёл по ложному пути, в чём мы ему ничуть не сочувствуем, в конце концов он всё же не изменил английским традициям. Мальчики плясали вокруг, глумясь и издеваясь над ним, а он медленно отступал, отбиваясь вслепую своей железной рукой. Но мыслями он был далеко. Он шёл, сутулясь, по спортивной площадке своей далёкой юности, его вызывали к директору, он болел за футбольную команду своей славной школы. И ботинки у него были как надо, и жилет как надо, и галстук как надо, и носки как надо!

Джеймс Крюк, ты не вовсе лишён героизма. Простимся же, Джеймс Крюк! Пробил твой последний час.

Увидев, что Питер медленно подлетает к нему с обнажённым кинжалом в руке, он вскочил на фальшборт, чтобы броситься в море. Он и не подозревал, что там его поджидает Крокодилица. Мы ведь нарочно остановили часы. Пусть он лучше не знает о том, что его ждёт. Прими на прощанье этот скромный знак уважения, капитан!

Не откажем ему и ещё в одной, последней радости. Стоя на фальшборте, он оглянулся на Питера, легко скользящего по воздуху, и знаком предложил ему бить не кинжалом, а ногой. Питер так и поступил — он пнул Крюка ногой.

Сбылась страстная мечта капитана.

— Невоспитанный мальчишка! — закричал он радостно и упал в море.

Так погиб Джеймс Крюк.

— Семнадцать! — пропел Хвастун.

Но он немного ошибся в счёте. В ту ночь только пятнадцать пиратов поплатились жизнью за свои преступления. Двоим удалось спастись. Первым был Белоручка. Правда, как только он доплыл до берега, он тут же попал в плен к индейцам, которые заставили его нянчить краснокожих детишек. Печальный конец для пирата!

Вторым был боцман Неряха. Он и поныне бродит по свету и собирает скудное подаяние, рассказывая, будто был единственным человеком, которого боялся Джеймс Крюк.

Венди, конечно, в битве не участвовала и только смотрела на Питера блестящими глазами. Но когда всё было кончено, она сразу вспомнила, что она старшая. Она похвалила всех без исключения и, как полагается, содрогнулась, когда Майкл показал ей то место, где он убил пирата. А потом она повела всех в капитанскую каюту и указала на часы, висевшие на гвоздике. И знаешь, который был час? Половина второго ночи!

Вот это да! Можешь не сомневаться, Венди тут же уложила их спать в пиратском кубрике — всех, кроме Питера. Он вышел на палубу и долго шагал там при свете звёзд, а потом заснул возле Длинного Тома. В ту ночь ему спились страшные сны. Он плакал во сне, и Венди крепко обнимала его и старалась утешить.

Глава шестнадцатая ВОЗВРАЩЕНИЕ

Когда на корабле пробило две склянки, все уже были на ногах. Море волновалось. Боцман Малыш стоял у борта с концом в руках и жевал табак. Мальчики вырядились в пиратскую одежду, укоротив её где нужно, чисто побрились и высыпали на палубу. Ходили они теперь по-морскому, враскачку, то и дело подтягивая брюки.

Нужно ли говорить, кто был капитаном? Шутник стал первым помощником капитана, а Джон — вторым. На борту была одна женщина. Остальные мальчики плыли простыми матросами и спать должны были в кубрике. За руль встал сам Питер. Но прежде он велел свистать всех наверх и обратился к матросам с короткой речью. Он выразил надежду, что они с честью, как и подобает доблестным морякам, выполнят свой долг. Правда, ему известно, что на корабле собрался весь сброд, какой только был в Рио и на Золотом берегу, а потому, если кто-нибудь вздумает ему перечить, он разорвёт его в клочки. Его прямота и строгость понравились матросам, и они ответили ему громкими криками одобрения. Прозвучала команда, бриг развернулся и взял курс на материк.

Изучив корабельные карты, капитан Пэн рассчитал, что при попутном ветре они прибудут к Азорским островам 21 июня, а оттуда, чтобы сэкономить время, он решил лететь.

Кое-кому из мальчиков хотелось, чтобы «Весёлый Роджер» стал честным кораблём, но другие считали, что лучше оставить его пиратским. Впрочем, капитан Пэн обращался с ними, как с псами, и они не решались высказать свои мысли вслух. Приходилось подчиняться ему беспрекословно — так оно было вернее. А пока все сошлись на том, что Питер ещё не стал окончательно пиратом только потому, что хотел усыпить подозрения Венди. Очевидно, перемены следовало ждать, как только будет готов новый костюм, который Венди очень неохотно перешивала ему из самых ужасных одеяний Крюка. Позже мальчики передавали друг другу шёпотом, что в первый же вечер, когда Питер надел этот костюм, он долго сидел в капитанской каюте с Крюковым мундштуком во рту. Правую руку он сжал в кулак, и только согнутый указательный палец угрожающе торчал вверх, точно крюк.

* * *

А теперь, вместо того чтобы следовать за кораблём, вернёмся к опустевшему дому, который трое наших беглецов бессердечно покинули столько дней назад. Нам стыдно, что мы так давно туда не заглядывали. Впрочем, миссис Дарлинг на нас, конечно, не сердится. Если бы мы вернулись раньше и вошли к ней с выражением сочувствия на лице, она бы наверняка нам сказала: «Зачем вы здесь? Не думайте обо мне. Возвращайтесь поскорее назад и присматривайте там за детьми».

Пока матери таковы, дети всегда будут этим пользоваться. Тут уж ничего не поделаешь! Даже сейчас мы решаемся войти в знакомую детскую только потому, что законные её хозяева уже подлетают к дому. Мы просто торопимся вперёд, чтобы проверить, хорошо ли просушены простыни и не ушли ли куда-нибудь в гости мистер и миссис Дарлинг. Мы просто гонцы — и не более того. Хотя подожди-ка… Почему это простыни должны быть хорошо просушены? Ведь дети улетели, даже не оглянувшись на прощанье! Пусть бы они вернулись домой и узнали, что родители их уехали на целую неделю за город. Вот это было бы им поделом! Мне давно уже хочется их проучить.

Но увы! Если бы мы так всё устроили, миссис Дарлинг ни за что бы нас не простила.

Одного мне ужасно хотелось бы: предупредить её, как это делают все авторы, что дети возвращаются, что они будут дома в следующий четверг. Это сильно испортило бы сцену, которую они готовят родителям. Ещё на корабле они представляли себе, как всё будет: мамину радость, папины возгласы, Нэнин прыжок через всю комнату, чтобы обнять их первой. Им и в голову не приходило, что им следовало бы готовиться к хорошей порке. Как приятно было бы предупредить мистера и миссис Дарлинг об их возвращении и испортить беглецам подготовленную сцену! Представляешь, они врываются в дом, а миссис Дарлинг от них отворачивается. А мистер Дарлинг с досадой говорит: «Чёрт побери, опять здесь эти мальчишки!»

Впрочем, за такое нас в этом доме тоже не поблагодарят. Мы уже немножко знаем миссис Дарлинг. Можно не сомневаться, что нам же ещё и достанется за то, что мы захотели лишить детей невинного развлечения.

«Но, дорогая миссис Дарлинг, до следующего четверга ещё целых десять дней! Если мы предупредим вас заранее, вы не будете беспокоиться эти десять дней».

«Да, но какою ценой вы хотите этого добиться! Лишить детей десяти радостных минут!»

«Ах, вот как вы на это смотрите!»

«Ну конечно! А как ещё можно на это смотреть?»

Больше я ничего не скажу о миссис Дарлинг. К тому же её вовсе не нужно предупреждать, чтобы всё было готово. У неё и так всё давно готово. Простыни просушены, и она никогда не уходит из дому. И окно в детской всегда открыто. Мы ей совсем не нужны. Прямо хоть возвращайся на корабль! Впрочем, раз уж мы здесь, можно здесь и остаться. Посмотрим, что будет дальше.

В детской, как мы ни старались, нам удалось заметить только одну перемену: днём в ней больше нет конуры. Когда дети улетели, мистер Дарлинг во всём обвинил себя — ведь это он велел привязать Нэну во дворе.

— Да и вообще Нэна гораздо умнее меня, — признался он.

Ты уже понял, конечно, что он был человек простодушный. Он бы вполне сошёл за мальчишку, если бы только у него не было лысины. К тому же он любил справедливость и не боялся поступать так, как считал правильным. Хорошенько поразмыслив обо всём после исчезновения детей, мистер Дарлинг опустился на четвереньки и полез в конуру. Как ни молила его миссис Дарлинг вернуться, он отвечал ей грустно, но твёрдо:

— Нет, дорогая, тут мне и место!

Горько каясь в своей ошибке, он дал клятву, что не покинет конуры до того дня, пока не вернутся дети. Конечно, это было ужасно, но что бы ни делал мистер Дарлинг, он всегда либо хватал через край, либо быстро остывал. И вот теперь не было человека смиреннее, чем некогда гордый Джордж Дарлинг. По вечерам он сидел в конуре и беседовал с женой о детях и об их милых шалостях.

К Нэне он теперь относился с трогательным почтением. Правда, в конуру он её не пускал, но в остальном всячески старался ей угодить.

Каждое утро конуру с мистером Дарлингом ставили в экипаж и отвозили на службу, а в шесть часов привозили домой. Нельзя не восхититься мужеством этого человека! Вспомни, как беспокоился он раньше о том, что скажут люди. А теперь каждое его движение привлекало к себе внимание. Конечно, он страшно мучился в душе, но сохранял спокойный вид, даже когда ребятишки отпускали о его домике нелестные замечания, и всегда учтиво снимал шляпу, если в конуру заглядывала женщина.

Возможно, он вёл себя не очень разумно, но зато так благородно! Вскоре все узнали, почему он обрёк себя на жизнь в конуре, и он стал любимцем публики. Толпы народа бежали с громкими криками за экипажем, когда мистер Дарлинг проезжал по улицам. Прелестные девушки осаждали его просьбами дать им автограф. О нём писали в газетах. А самые блестящие дамы приглашали его к обеду, добавляя в постскриптуме: «Пожалуйста, приезжайте в своей конуре!»

В тот знаменательный четверг миссис Дарлинг сидела одна в детской, поджидая Джорджа. Глаза у неё были грустные-прегрустные. Стоит мне только взглянуть на неё и вспомнить, какой весёлой она была раньше, как сердце моё сжимается. Правда, она слишком уж любит своих гадких детей, но ведь она в этом не виновата. Взгляни-ка, она заснула в кресле! А самый милый уголок её рта почти совсем увял. Рукой она держится за сердце — видно, оно у неё болит! Одним больше всех нравится Питер, другим — Венди, ну, а мне больше всех нравится миссис Дарлинг. Давай, развеселим её! Шепнём ей тихонько, что эти негодники возвращаются. Им всего-то осталось лететь две мили, а летят они быстро, но ей мы просто скажем, что они в пути.

Давай?

Ах, зря мы это сделали. Она вздрогнула, позвала их и проснулась, а в комнате никого нет, кроме Нэны.

— Знаешь, Нэна, мне снилось, что дети вернулись!

У Нэны глаза застлали слёзы, но она только мягко коснулась лапой колен своей хозяйки. Так они и сидели, пока в детскую не внесли конуру. Мистер Дарлинг высунул голову, чтобы поцеловать жену. И знаешь, хоть на лице у него и прибавилось морщин, оно теперь стало как-то мягче.

Шляпу он отдал Лизе, и та приняла её с презрительной миной.

Лиза никогда не отличалась воображением — где ей понять такого человека, как мистер Дарлинг! Под окнами раздавались крики толпы, которая бежала за ним до самого дома. Конечно, мистер Дарлинг не мог оставаться к ним совершенно равнодушным.

— Нет, вы только послушайте, — сказал он. — Как всё-таки это приятно!

— Подумаешь, толпа мальчишек! — фыркнула Лиза.

— Сегодня были и взрослые, — возразил мистер Дарлинг и покраснел.

Она вздёрнула подбородок, а он, как ни странно, не сделал ей за это замечания.

Всеобщее поклонение совсем не вскружило голову мистеру Дарлингу — напротив, он стал ещё милее. Высунувшись по пояс из конуры, он поговорил с миссис Дарлинг о своём успехе у публики и успокаивающе похлопал её по руке, когда она выразила опасение, что он может загордиться.

— Это могло бы случиться, если б я был слабым человеком, — сказал он. — Ах, лучше бы я был слабым человеком!

— Но, Джордж, — спросила миссис Дарлинг робко, — ты ведь не перестал раскаиваться?

— Нет, конечно, милая! Взгляни, как я казню себя: живу в конуре!

— Тебе ведь это не по душе? Правда, Джордж? Ты уверен, что тебе это не по душе? А может, тебе это приятно?

— Дорогая моя, что ты говоришь?!

Можешь не сомневаться, она тут же попросила у него прощения. А потом его стало клонить ко сну, и он свернулся в конуре калачиком.

— Поиграй мне, дорогая, — сказал он. — Так я скорее засну.

Она пошла в соседнюю комнату, а он, забывшись, крикнул ей вслед:

— И закрой здесь окно. Мне дует!

— Ах, Джордж, никогда не проси меня об этом! Окно должно быть всегда открыто. Всегда! Всегда!

Тут уж ему пришлось попросить у неё прощения. Она заиграла, и вскоре он уснул. А пока он спал, в детскую влетели Венди, Джон и Майкл…

Ах, нет! Это у них был такой план. Мы слышали об этом перед тем, как покинуть корабль. Но с тех пор, видно, что-то случилось, потому что в комнату влетели совсем не они, а Питер и Динь.

Стоило только Питеру заговорить, как всё разъяснилось.

— Скорее, Динь, — прошептал Питер. — Закрой окно! Запри его на задвижку!.. Так. Теперь нам с тобой придётся выбираться через дверь. Ничего! Зато, когда сюда прилетит Венди, окно будет закрыто. Она решит, что мама забыла о ней, и вернётся со мной на остров.

Теперь всё ясно! А я-то не понимал, почему, перебив всех пиратов, Питер не возвратился на остров. Динь спокойно могла бы проводить детей. А он, оказывается, вон что задумал! По-твоему, Питер понимает, что делает? Нет! Посмотри, он пляшет от радости!

Потом он заглянул в соседнюю комнату, чтобы узнать, кто это там играет.

— Это Вендина мама! — шепнул он Динь. — Она очень красивая, но моя мама ещё красивее! А на губах у неё множество напёрстков. Но у моей мамы их ещё больше!

Он, конечно, ничего не знал о своей маме, просто любил иногда прихвастнуть.

Песенка, которую играла миссис Дарлинг, была ему незнакома, но он понимал, что она зовёт: «Вернись, Венди! Венди, вернись!»

— Не видать вам Венди, как своих ушей! — воскликнул он радостно. — Окно закрыто!

Музыка вдруг прекратилась, и Питер снова заглянул в дверь. Он увидел, что миссис Дарлинг уронила голову на большой чёрный ящик, а в глазах у неё слёзы.

«Она хочет, чтобы я отпер окно, — подумал Питер. — Ну нет, не на такого напала! Не открою, и всё!»

И он снова заглянул в дверь. Из глаз миссис Дарлинг текли слёзы.

«Она ужасно любит Венди», — подумал Питер. Он был очень сердит на миссис Дарлинг. Как это она не понимает таких простых вещей! «Я тоже люблю её, — мог бы он сказать. — Нельзя же разорвать её пополам!»

Но она не желала его слушать, и ему стало очень не по себе.

Питер отвернулся, но миссис Дарлинг всё стояла у него перед глазами. Он запрыгал по комнате, корча гримасы, но, когда он остановился, она снова была тут как тут. Стоит и стучит ему прямо в сердце.

— Ну ладно! — сказал он и судорожно глотнул, а потом отпер окно.

— Пошли, Динь! — крикнул он и горестно усмехнулся. — Не нужны нам эти дурацкие мамы!..

И они улетели. Вот почему, когда Венди, Джон и Майкл вернулись, окно всё же было открыто, хотя, конечно, они того не заслуживали. Они влетели в детскую и опустились на пол, не чувствуя за собой никакой вины. Младший совсем не помнил родного дома.

— Джон, — спросил он, с сомнением оглядываясь вокруг, — я, кажется, здесь был когда-то?

— Конечно, глупыш! Вон твоя кроватка!

— И правда, — сказал Майкл, но в голосе его не было уверенности.

— Смотрите! — закричал Джон. — Конура!

Он подбежал к конуре и заглянул в дверцу.

— В ней, должно быть, спит Нэна, — сказала Венди.

Но Джон тихо свистнул.

— Ну и ну! — удивился он. — В ней человек!

— Это папа! — воскликнула Венди.

— Покажите папу! — заволновался Майкл.

Он долго смотрел на мистера Дарлинга.

— Пожалуй, он меньше того пирата, которого я убил, — разочарованно протянул он наконец.

Я рад, что мистер Дарлинг не проснулся. Как бы он огорчился, услышав эти слова!

Венди и Джон немного удивились, увидев отца в конуре.

— По-моему, раньше он не спал в конуре? — сказал Джон неуверенно. Он, видно, боялся положиться на свою память.

— Джон, — спросила с сомнением Венди, — может, мы кое-что забыли?

Им стало тоскливо и жутко. И поделом!

— Мама очень беспечна, — сказал юный негодник Джон. — Почему её нет дома? Ведь сегодня день нашего возвращения!

В эту минуту миссис Дарлинг снова заиграла.

— Это мама! — воскликнула Венди, заглянув в дверь.

— Верно, — сказал Джон.

— Значит, ты нам не мама, Венди? — спросил Майкл. Ему уже очень хотелось спать.

— Ну конечно, нет! — Тут Венди впервые охватило раскаяние. — Нам давно надо было вернуться!

— Давайте подкрадёмся к ней сзади, — предложил Джон, — и закроем ей глаза!

Но Венди, которая понимала, что радостную весть нельзя сообщать так внезапно, предложила другое.

— Давайте ляжем тихонько в кровати, — сказала она, — будто мы и не улетали.

Когда миссис Дарлинг вошла в детскую, чтобы посмотреть, заснул ли её муж, дети уже лежали в кроватках. Они думали, что она закричит от радости, но она молчала. Она их увидела, но никак не могла поверить, что это и вправду они. Она так часто видела во сне, что они снова лежат в кроватках, что ей показалось, будто она снова грезит.

Она уселась в кресло у камина, как, бывало, сиживала раньше. Дети ничего не понимали. Их охватил страх.

— Мама! — закричала Венди.

— Это Венди! — воскликнула миссис Дарлинг. Но ей всё ещё казалось, будто это сон.

— Мама!

— Это Джон! — сказала она.

— Мама! — закричал Майкл.

Теперь и он узнал её.

— Это Майкл! — сказала она и протянула к ним руки.

Она протянула руки к своим бессердечным детям, уверенная, что снова, как и прежде, сон тут же рассеется. Но нет, Венди, Джон и Майкл соскочили с кроваток и бросились к ней. Да, она обнимала их, и это был не сон!

— Джордж! Джордж! — закричала она, как только к ней вернулся голос.

Мистер Дарлинг проснулся, и в комнату пулей влетела Нэна. Ах, какая это была чудесная встреча! Но её не видел никто, кроме одного мальчика, который не отрываясь смотрел в окно. Он знал много радостей, недоступных другим детям, но сейчас он был свидетелем счастья, в котором ему было отказано навсегда.

Глава семнадцатая КОГДА ВЕНДИ ВЫРОСЛА

Надеюсь, ты хочешь узнать, что сталось с другими мальчиками? Они ждали внизу, чтобы дать Венди время о них рассказать. Досчитав до пятисот, они поднялись наверх. Они не влетели в окно, а пошли пешком по лестнице, потому что им казалось, что так они произведут лучшее впечатление. Сняв шапки, они выстроились в ряд перед миссис Дарлинг, пожалев в глубине души, что на них пиратский наряд. Они молчали, но глазами умоляли не прогонять их. Им надо было бы также смотреть и на мистера Дарлинга, но о нём они почему-то забыли.

Конечно, миссис Дарлинг тут же сказала, что берёт их к себе. Но мистер Дарлинг как-то странно загрустил. Ещё бы, подумали мальчики, ведь их шестеро! Пожалуй, это многовато!

— Да, — произнёс мистер Дарлинг, строго взглянув на свою дочь, — ты ничего не делаешь наполовину.

Близнецы решили, что он говорит о них. Первый Близнец был очень гордый. Он покраснел и сказал:

— Вы полагаете, что нас слишком много, сэр? Тогда мы можем уйти.

— Папа! — испугалась Венди.

Но он всё ещё хмурился. Он понимал, что ведёт себя недостойно, но ничего не мог с собой поделать.

— Мы спим, поджав ноги, — сказал Шутник.

— Я всегда стригу их сама, — подхватила Венди.

— Джордж! — воскликнула миссис Дарлинг.

Ей было больно, что её любимый муж показывает себя в невыгодном свете.

Мистер Дарлинг разрыдался, и тут всё вышло наружу. Он сказал, что не меньше миссис Дарлинг хочет их усыновить, но только почему они не спросили его согласия? Почему они обращаются с ним как с пустым местом в его же собственном доме?

— По-моему, он совсем не пустое место! — вскричал Малыш. — Как, по-твоему, он пустое место, Задира?

— Нет, что ты! А по-твоему как, Хвастун?

— Конечно, нет! А по-вашему, Близнецы?

Выяснилось, что ни один из них не считает мистера Дарлинга пустым местом. Он очень обрадовался и сказал, что устроит их всех в гостиной, если они там поместятся.

— Поместимся, сэр! — заверили они его.

— Тогда «делай, как я»! — закричал он весело. (Помнишь, они играли в эту игру с Питером?) — Сказать по правде, я вовсе не уверен, что у нас есть гостиная. Но мы делаем вид, что она есть, а это ведь почти одно и то же. Гоп-ля-ля!

И он отправился, приплясывая, на поиски гостиной. Мальчики закричали:

— Гоп-ля-ля! — и побежали, приплясывая, за ним.

Не знаю, удалось ли им найти гостиную, но место для всех мальчиков нашлось.

Что же до Питера, то, перед тем как вернуться на остров, он повидался с Венди ещё разок. Он не стал вызывать её, но, пролетая мимо окна, словно ненароком стукнул в стекло, чтобы Венди могла, если захочет, его окликнуть. Так она и сделала.

— Прощай, Венди! — крикнул он.

— Как, разве ты улетаешь?

— Да!

— Питер, — сказала она, запинаясь, — а тебе не хотелось бы поговорить с моими родителями об одной очень интересной вещи?

— Нет!

— Это касается меня, Питер!

— Нет!

Миссис Дарлинг подошла к окну. Она теперь глаз не спускала с Венди. Она сказала Питеру, что усыновила всех мальчиков и будет рада усыновить и его.

— А в школу вы меня отдадите? — спросил он.

— Да.

— А потом на службу?

— Должно быть.

— И я скоро стану взрослым?

— Да, очень скоро.

— Не хочу я ходить в школу и учить скучные уроки! — сказал он горячо. — Не хочу я быть взрослым! Подумать только — вдруг я проснусь, а у меня борода!

— Питер, — сказала Венди, всегда готовая утешить его, — борода тебе очень пойдёт.

А миссис Дарлинг протянула к нему руки. Но он оттолкнул её.

— Назад! Меня никто не поймает! Не буду я взрослым!

— Но где же ты будешь жить?

— С Динь, в домике, который мы построили для Венди. Феи обещали поднять его на верхушку того дерева, на котором они спят ночью.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула Венди с таким жаром, что миссис Дарлинг покрепче обняла её.

— Я думала, все феи умерли, — сказала миссис Дарлинг.

— Там всё время рождаются новые, — сказала Венди. Она теперь всё знала про фей. — Понимаешь, когда здесь на материке засмеётся в первый раз в своей жизни младенец, на острове тут же рождается маленькая фея. Так что пока на свете есть младенцы, будут и маленькие феи. Они живут в гнёздах на верхушках деревьев. Феи-девочки белого цвета, а мальчики — сиреневые. А ещё есть глупыши, которые никак не могут решить, кем они хотят быть: мальчиками или девочками. Так они голубенькие.

— Ну и повеселюсь же я! — сказал Питер, следя за Венди краешком глаза.

— Зато по вечерам, — сказала Венди, — тебе будет очень скучно одному у камина.

— Со мной будет Динь!

— Она для тебя палец о палец не ударит, — сказала Венди колко.

— Ябеда! — закричала Динь неизвестно откуда.

— Это неважно, — сказал Питер.

— Нет, важно!

— Тогда полетим со мной!

— Мама, можно?

— Нет, нельзя. Наконец-то ты дома, и я никуда тебя не отпущу!

— Ему так нужна мама!

— И тебе тоже, родная!

— Ну и не надо! — сказал Питер, как будто он звал её только из вежливости.

Но миссис Дарлинг увидела, как задрожали у него губы, и сделала великодушное предложение. Она согласилась отпускать Венди каждый год на неделю, чтобы она делала в его доме весеннюю уборку. Венди предпочла бы что-нибудь более определённое. К тому же весна была ещё далеко!

Но Питер улетел довольный. У него не было чувства времени, и думал он только о приключениях. Их у него было множество, — то, что я тебе рассказал, всего лишь сотая часть. Венди, наверно, это понимала, потому что на прощание она сказала жалобно:

— Питер, ты не забудешь обо мне до весны?

Питер, конечно, обещал, а потом улетел. Он унёс с собой поцелуй миссис Дарлинг, тот самый поцелуй, который прятался, в уголке её рта и никому не давался! Питеру он дался без труда. Странно, правда? Но миссис Дарлинг, судя по всему, была этому рада.

Мальчиков, само собой, отдали в школу. Всех их приняли прямо в третий класс, одного только Хвастуна отправили сначала в четвёртый, а потом в пятый (самый старший класс в этой школе — первый). Не прошло и недели, как они пожалели, что не остались на острове. Но было уже поздно. Мало-помалу они привыкли и стали такими же обыкновенными, как ты и я. И, знаешь, что всего грустнее? Понемногу они разучились летать.

Поначалу Нэна привязывала их за ноги к кроватям, чтобы они не улетели во сне. Днём они любили притворяться, будто падают на ходу с омнибуса. Но вскоре они перестали рваться с постелей по ночам, а когда падали с омнибуса, то расшибали себе носы. Прошло немного времени, и они уже не могли догнать собственную шапку, если она слетала вдруг с головы. Они объясняли это отсутствием практики, но, говоря по правде, дело было в том, что они перестали верить в остров Небывалый.

Дольше других верил Майкл, хоть мальчики и смеялись над ним. Вот почему весной, когда Питер прилетел за Венди, он видел, как она улетала. Она отправилась в путешествие в платье, которое сшила себе на острове из листьев, украсив их яркими ягодами. Она боялась только одного: как бы Питер не заметил, что платье стало ей коротко. Но он был так занят рассказами о себе, что ничего не заметил.

Она думала, что они будут наперебой вспоминать старые времена, но новые приключения вытеснили из его памяти всё, что было прежде.

— Кто это Крюк? — спросил он с интересом, когда она заговорила о его заклятом враге.

— Неужели ты не помнишь? — изумилась она. — Ты ещё убил его и спас нам жизнь?

— Убитых я забываю! — бросил он небрежно.

Когда Венди робко выразила надежду, что Динь ей обрадуется, он спросил:

— А это кто?

— Ах, Питер! — воскликнула Венди с ужасом.

Она рассказала ему про Динь, но он всё равно её не вспомнил.

— Их тут так много, — сказал он. — Не знаю, куда она девалась…

Венди горько было услышать, что год для него промелькнул, словно день. А ей он показался таким долгим! Но Питер был всё так же мил, и они устроили чудесную весеннюю уборку в маленьком домике на верхушке дерева.

Следующей весной Питер не прилетел. Она ждала его в новом платье — в старое она уже просто не влезала. Но он так и не появился.

— Может, он болен? — сказал Майкл.

— Он никогда не болеет, ты ведь знаешь!

Майкл подошёл к ней поближе и прошептал испуганно:

— А может, его никогда и не было, Венди?

И если бы Майкл не заплакал, Венди заплакала бы сама.

Питер прилетел на следующую весну. Самое странное было то, что он и не подозревал, что пропустил целый год.

Больше в детстве Венди его не видела. Ещё какое-то время она старалась не расти — ради него! А когда в школе ей вручали награду за прилежание, ей казалось, что она изменяет ему. Годы шли, а этот ветрогон так и не появлялся. Когда же наконец они встретились, Венди была уже замужем, и Питер для неё был всё равно что пыль на дне старой коробки, в которой когда-то лежали её игрушки. Венди выросла. Не надо жалеть её. Она была из тех, кто любит расти. Под конец она даже обогнала других девочек на один день — и всё по собственному желанию!

Мальчики тоже выросли. Песенка их спета, так что не стоит больше о них говорить.

Вон, видишь, Задира, Шутник и Близнецы идут на службу? В одной руке у них портфель, а в другой — зонтик. И так они ходят каждый день. Майкл стал машинистом. Хвастун женился на знатной даме, и теперь он у нас лорд. А вон из той двери, обитой железом, выходит судья в парике. Когда-то его звали Малыш. А вон тот бородатый, который даже сказки не может рассказать своим детям, был когда-то Джоном.

В день свадьбы на Венди было белое платье с розовым поясом.

Странно, что Питер не появился в последнюю минуту и не расстроил эту глупую затею!

Прошли годы, и у Венди родилась дочка. Это слово нужно было бы вывести не чернилами, а золотой краской.

Её назвали Джейн. У неё всегда был немножко удивлённый вид, будто с той самой минуты, как она появилась на свет, на языке у неё вертелись всякие вопросы. Когда же она подросла и научилась говорить, она засыпала всех вопросами, главным образом о Питере Пэне. Она очень любила слушать рассказы о Питере. И Венди рассказывала ей о нём, сидя в той самой детской, из которой когда-то они улетели. Сейчас это была детская Джейн. Мистер Дарлинг состарился и не мог подниматься по лестнице, а миссис Дарлинг уже умерла.

В детской теперь было только две кровати — на одной спала Джейн, а на другой её няня. Конуры в детской не было, потому что и Нэна скончалась. Она умерла от старости. В последние дни ладить с ней было нелегко: она воображала, что она одна знает, как надо воспитывать детей, а все другие ничего в этом не смыслят.

Раз в неделю няня маленькой Джейн уходила вечером погулять, и тогда Венди сама укладывала Джейн. Вот тут-то и начинались рассказы. Спрятавшись вместе с Венди под простыню, Джейн шептала в темноте:

— А сейчас что мы видим?

— Я ничего сегодня не вижу, — говорит Венди.

Ей всё кажется, что, если бы их услышала Нэна, она бы сказала, что сейчас не время для разговоров.

— Нет, видишь, — говорит Джейн. — Ты видишь, как ты была маленькая.

— Это было так давно, золотце! — вздыхает Венди. — Ах, как летит время!

— А как оно летит? — спрашивает хитрушка Джейн. — Как ты, когда ты была маленькая?

— Как я? Знаешь, Джейн, иногда мне кажется, что я вовсе и не умела летать.

— Нет, умела!

— Ах, как это было чудесно, когда я летала!

— А почему ты теперь не летаешь, мама?

— Потому что я выросла, милая. Взрослые летать не умеют.

— Почему?

— Потому, что летать может только тот, кто весел, бесхитростен и бессердечен. А взрослые уже не такие.

— А что это значит: «весел, бесхитростен и бессердечен»? Я тоже хочу быть весёлой, бесхитростной и бессердечной.

А иногда Венди говорит дочке, что видит что-то в темноте.

— По-моему, — говорит она, — я вижу нашу детскую.

— Да, — говорит Джейн. — А ещё что?

И начинается рассказ о том незабываемом вечере, когда Питер прилетел за своей тенью.

— И знаешь, какой он был глупый! — рассказывает Венди. — Он хотел прилепить её мылом, а когда это ему не удалось, он заплакал. Тут я проснулась и пришила ему его тень.

— Ты пропустила, — говорит Джейн, которая знает эту сказку не хуже матери. — Когда ты увидела, что он сидит на полу и плачет, что ты ему сказала?

— Я подняла голову с подушки и спросила: «Мальчик, почему вы плачете?»

— Да, верно, — соглашается Джейн и глубоко вздыхает.

— А потом мы улетели с ним на остров Небывалый. Там были феи, пираты и краснокожие, и Залив Русалок, и подземный дом, и домик на земле.

— А тебе что больше всего правилось?

— Пожалуй, подземный дом.

— И мне тоже. А что тебе Питер сказал на прощание?

— Он сказал мне: «Жди меня, не отчаивайся, и как-нибудь ночью ты услышишь мой зов».

— Да!

— Но увы! Он обо мне забыл.

Венди произнесла эти слова с улыбкой. Теперь ты понимаешь, до чего она взрослая?

— А как он звал? — спросила однажды вечером Джейн.

— Вот так!

И Венди попробовала закукарекать, как Питер.

— Нет, не так, — сказала серьёзно Джейн, — а вот как!

И она закукарекала, да так похоже, что Венди вздрогнула.

— Откуда ты знаешь, доченька?

— Я часто слышу его во сне, —— ответила Джейн.

— Ну да, конечно! Многие девочки слышат его во сне, но я одна слышала его наяву.

— Счастливица! — вздохнула Джейн.

Но однажды весенней ночью случилось непоправимое. Как всегда, Венди рассказала дочке сказку, и та уснула. Венди сидела на полу у самого камина, склонившись к огню, чтобы лучше было видно, — она штопала, а другого света в детской не было. И вдруг она услышала знакомый крик. Окно распахнулось, и в комнату влетел Питер Пэн.

Он совсем не изменился. И Венди тут же заметила, что зубы у него все, как один, молочные.

Он, как был, так и остался мальчиком, а она стала взрослой. Она сидела, пригнувшись, у камина и боялась пошевельнуться. Большая, взрослая женщина!

— Здоро́во, Венди, — сказал он, не замечая перемены.

Думал он, как всегда, только о себе. К тому же в темноте её белое платье можно было принять за ночную рубашку, в которой он увидел её впервые.

— Здравствуй, Питер, — ответила она тихо, стараясь сжаться в комочек.

— Послушай, а где Джон?

— Джон здесь теперь не живёт, — пролепетала она.

— Майкл спит? — спросил он, бросив быстрый взгляд на кроватку, в которой лежала Джейн.

— Да, — ответила Венди. И в ту же минуту почувствовала, что изменяет не только Питеру, но и Джейн.

— Это не Майкл, — добавила она быстро, словно стремясь уйти от наказания.

Питер вгляделся внимательнее.

— Послушай, тут кто-то новенький?

— Да!

— Мальчик или девочка?

— Девочка.

Теперь-то он должен понять. Ничуть не бывало!

— Питер, — сказала Венди, запинаясь, — неужели ты хочешь, чтобы я полетела с тобой?

— Конечно! За этим я сюда и прилетел.

И он строго добавил:

— Ты что, забыла, что сейчас весна? Пора делать весеннюю уборку.

Она знала, что бесполезно говорить ему о том, сколько вёсен он пропустил.

— Я не могу полететь с тобой, — сказала она виновато. — Я разучилась летать.

— Чепуха! Я быстро тебя научу.

— Ах, Питер, не трать на меня волшебную пыльцу!

Она поднялась с пола, и тут-то наконец он почуял недоброе.

— Что это? — спросил он, отступая.

— Я зажгу свет, — сказала она, — и тогда ты сам всё увидишь.

Пожалуй, впервые в жизни Питер испугался.

— Не зажигай! — сказал он.

Она положила руку на голову злосчастного мальчишки. Она уже давно не была той девочкой, которая плакала из-за него. Теперь она была взрослой женщиной, и она улыбнулась ему, но в глазах у неё стояли слёзы.

Она зажгла свет, и Питер увидел. Он вскрикнул, как от удара. А когда высокая красивая женщина нагнулась, чтобы взять его на руки, он отпрыгнул в сторону.

— Что это? — спросил он снова.

Пришлось ему сказать:

— Я теперь старая, Питер. Мне даже не двадцать лет, а намного больше. Я давно уже выросла.

— Ты же обещала не расти!

— Я ничего не могла поделать. Я вышла замуж, Питер.

— Неправда! Нет!

— Нет, правда. А девочка в кровати — моя дочка.

— Неправда!

Впрочем, тут он ей поверил. Он шагнул к кровати и замахнулся на Джейн кинжалом. Но, конечно, он её не ударил. Вместо того он опустился на пол и горько заплакал. А Венди не знала, как его утешить, хотя когда-то она сделала бы это в одну минуту. Теперь она была всего только взрослой женщиной, и она выбежала из комнаты, чтобы как-то собраться с мыслями.

А Питер всё плакал. Его всхлипывания разбудили Джейн. Она подняла голову с подушки и с любопытством на него посмотрела.

— Мальчик, — спросила она, — почему вы плачете?

Питер встал с пола и поклонился ей, а она ответила на поклон, сидя на кровати.

— Здравствуйте! — сказал он.

— Здравствуйте! — ответила Джейн.

— Меня зовут Питер Пэн, — сообщил он.

— Знаю.

— Я прилетел за своей мамой, — пояснил он ей. — Чтобы забрать её на остров.

— Знаю, — сказала Джейн. — Я вас давно уже жду.

Когда наконец Венди решилась войти в детскую, она увидела удивительную картину.

Питер сидел на спинке кровати и кукарекал во всё горло, а Джейн в ночной рубашонке плавно кружила по комнате. Она была вне себя от счастья.

— Она моя мама! — объявил Питер.

Джейн опустилась на пол и встала рядом с ним, глядя на него такими глазами, какими, по его мнению, и должны смотреть на него девочки.

— Ему так нужна мама! — сказала Джейн.

— Да, знаю, — сказала Венди грустно. — Мне ты можешь об этом не говорить.

— Прощай! — сказал Питер опечаленной Венди и поднялся в воздух, а бесстыдница Джейн полетела за ним следом.

Ей уже казалось, что летать гораздо легче, чем ходить.

Венди бросилась к окну.

— Нет, нет! — закричала она.

— Только на весеннюю уборку, — сказала Джейн. — Он хочет, чтобы я всегда делала у него весеннюю уборку.

— Если б только я могла полететь с тобой! — вздохнула Венди.

— Ты же не умеешь летать, — сказала Джейн.

Конечно, в конце концов Венди разрешила им улететь. Взгляни на неё хорошенько в последний раз. Вон она стоит у окна и смотрит им вслед, а они тают в небе, словно звёзды на рассвете.

И пока мы на неё смотрим, волосы её белеют, а сама она всё уменьшается, так как всё это случилось очень давно.

Теперь уже и Джейн взрослая, и у неё растёт дочка, по имени Маргарет. И каждую весну, кроме тех, которые он пропускает, Питер прилетает за Маргарет и берёт её с собой на остров Небывалый, где она рассказывает ему сказки про него самого, а он слушает и восхищается. Ну, а когда Маргарет вырастет, у неё тоже будет дочка, и она тоже будет улетать к Питеру Пэну. И так оно и будет продолжаться, пока дети веселы, бесхитростны и бессердечны.

Конец

Примечания

1

Фунт — английские деньги. В одном фунте 20 шиллингов, в одном шиллинге 12 пенсов.

(обратно)

2

Гинея — немного больше фунта: в ней 21 шиллинг. Врачам в Англии но давнишней традиции платят не в фунтах, а в гинеях.

(обратно)

3

В Англии длину измеряют футами. В футе 30,5 сантиметра.

(обратно)

4

Mea culpa по-латыни означает «Моя вина».

(обратно)

5

В Англии градусник ставят больному в рот.

(обратно)

Оглавление

Дж. М. Барри ПИТЕР ПЭН И ВЕНДИ

  Глава первая КАК ПОЯВИЛСЯ ПИТЕР

  Глава вторая ТЕНЬ

  Глава третья УЛЕТИМ! УЛЕТИМ!

  Глава четвёртая ПОЛЁТ

  Глава пятая ОСТРОВ НАЯВУ

  Глава шестая ДОМИК ДЛЯ ВЕНДИ

  Глава седьмая ДОМ ПОД ЗЕМЛЕЙ

  Глава восьмая ЗАЛИВ РУСАЛОК

  Глава девятая ПТИЦА-НЕБЫЛИЦА

  Глава десятая СЧАСТЛИВАЯ СЕМЬЯ

  Глава одиннадцатая СКАЗКА ВЕНДИ

  Глава двенадцатая ДЕТИ ПОПАДАЮТ В ПЛЕН

  Глава тринадцатая ВЫ ВЕРИТЕ В ФЕЙ?

  Глава четырнадцатая ПИРАТСКИЙ КОРАБЛЬ

  Глава пятнадцатая «КРЮК ИЛИ Я!»

  Глава шестнадцатая ВОЗВРАЩЕНИЕ

  Глава семнадцатая КОГДА ВЕНДИ ВЫРОСЛА

*** Примечания ***