Избранные фантастические произведения. Компиляция. Книги 1-9 [Александр Геннадьевич Больных] (fb2) читать онлайн

Александр Больных Золотые крылья дракона

1. ОПАСНОЕ ПЛАВАНИЕ

Шторм настигал галеру.

Прозрачная зеленоватая вода замутилась, посерела, на гребнях волн замелькали белые барашки, сильнее оттеняя стремительно сгущающуюся темноту. Ветер, совсем недавно едва ощутимый, теперь с резким неприятным свистом продирался между снастями, неся с собой горсти соленых брызг, с такой силой хлеставших по лицу, что невольно выступали слезы. Тяжелый черно-золотой штандарт, лениво игнорировавший попытки легкого бриза расшевелить его, выпрямился и лихорадочно дрожал, сгибая флагшток и при каждом новом порыве ветра хлопая, как огромная доска.

Капитан, давно уже с беспокойством глядевший в потемневшее небо и что-то невнятно бормотавший о северном ветре, озабоченно метался по палубе, пробуя, прочно ли закреплены бочонки. Ториль, кутаясь в длинный плащ, стояла на кормовой надстройке, с легким презрением оглядывая эту суету. Она лишь надвинула капюшон, укрываясь от брызг и пены. Капитан что-то прокричал ей снизу, но ветер срывал слова с губ и уносил прочь, и она ничего не расслышала. Капитан подбежал к ней, нагнулся к самому уху и, надсаживаясь, выкрикнул:

— Мы можем не успеть!

— Почему? — не поняла Ториль.

— Нам придется спустить парус. Я боюсь, что при таком ветре мачта может не выдержать. А на одних только веслах далеко не уйдешь.

— Но почему мы должны торопиться?

— Извольте взглянуть, принцесса.

Ториль, прикрывая глаза ладонью, всмотрелась туда, куда указывал толстый, заросший жестким черным волосом палец капитана.

— Ничего не вижу.

— Присмотритесь повнимательней, принцесса.

Ториль прищурилась, и тогда ей показалось, что она различает среди волн неясное черное пятно, что-то вроде большого черного треугольника.

— Вы об этом? — пренебрежительно усмехнувшись, спросила она.

Капитан выпучил побелевшие от страха глаза и замахал на нее руками.

— Т-с-с… Тише, тише, — зашипел он. — Как можно так говорить о слуге Морского Короля.

Ториль резко вздернула голову:

— Ты, кажется, забыл, кто я!

Капитан растерянно завертел головой, явно не зная, на что решиться. Потом согнулся в почтительном поклоне, придерживая рукой то и дело норовящую сорваться шляпу.

— Пусть простит меня ваше высочество, но эта сила много выше вашей. Я давно плаваю, но ни разу еще не слышал, чтобы кому-нибудь удалось… Морской Король не хочет, чтобы наша галера пришла в Акантон. Извольте обратить внимание: ветер с севера, нам навстречу.

— Ну и что?

— Это он наслал шторм, здесь его слуги… И я не могу… — потерянно лепетал капитан, по-прежнему не разгибаясь.

— Говори громче. Я не слышу! — внезапно приказала Ториль.

Капитан, жалобно скривившись, втянул голову в плечи так, что на виду осталась только растрепанная черная борода.

— Не могу… Не смею, — еле донеслось до принцессы. — Мне кажется, что это сама Белая Смерть…

Ториль сорвала с пальца тускло сверкнувший в слабом, едва пробивающемся сквозь тучи свете перстень.

— Держи!

Голова капитана вынырнула наружу, он ловко поймал брошенный перстень, облизнул мокрые красные губы и опрометью бросился с кормового помоста вниз к гребцам. Ториль видела, как металась его толстенькая невысокая фигурка, как он размахивал руками и, похоже, что-то кричал, но все заглушал заунывный вой ветра, в котором Ториль вдруг почудились какие-то плаксивые причитания, чьи-то неясные голоса… Гребцы возражали капитану, то и дело указывая на пенящиеся за бортом волны, которые уже начали захлестывать галеру.

Ториль заметила, что волны постепенно становятся совсем иными. Исчезла пенная оторочка, срываемая ветром, и теперь на галеру шли огромные иссиня-черные валы. Гребни волн вырастали над мачтой, но галера, казавшаяся теперь совсем маленькой, упрямо взлетала вверх, чтобы в следующее мгновение оказаться снова в водяном ущелье.

Особенно крупная волна с треском ударила галеру в корму, захрустели ломающиеся доски, поток, хлынувший через помост, смыл рулевого. Ториль, ослепшая и оглохшая, с трудом удержалась, схватившись за какой-то канат. Галера беспомощно завертелась, но капитан, а моряком он, видимо, был все-таки хорошим, стремительно взлетел на помост и налег на рулевое весло, выправляя корабль.

— Нам придется остановиться! — срывая голос, закричал он. Заметив, что Ториль начала снимать еще один перстень, он замотал головой: — Нет, нет! Это не поможет, это бесполезно! Мертвецам не нужно золото. Я жадный человек, но я хочу жить. Я отдал приказ спустить парус. Мы узнаем, чего хочет Морской Король, и, может быть, нам позволят продолжить дорогу.

— Может быть?!

Капитан в отчаянии заломил руки.

— Но так-то нас наверняка утопят!

Синие глаза Ториль потемнели и стали почти черными.

— А ты, можно подумать, не знаешь, что им нужно…

Капитан слегка покраснел и блудливо отвел глаза.

Галеру еще раз сильно встряхнуло, в шуме ветра Ториль ясно услышала издевательский довольный хохот, и тут, перекрывая вой и свист, снизу донесся истошный вопль:

— Спасайся! Вэйверы!

Капитан вздрогнул, как ужаленный, бросил рулевое весло и обернулся, приседая. Медленно, как во сне, огромная волна поднялась над кормой галеры. Ториль с ужасом увидела, что белесые зигзаги и прожилки пены четко обрисовали круглые слепые глаза, кривой нос, тонкий рот, который, распахнувшись, превратился в бездонную черную пасть, усаженную двумя рядами огромных клыков. Пасть плавно надвинулась на галеру, клыки, лязгнув, сомкнулись и откусили кормовое украшение… С треском лопнуло рулевое весло, посыпались какие-то щепки, обрывки канатов… Несколько гребцов, бросив весла, прыгнули за борт и тут же пропали…

Волна с грохотом рухнула, обдав Ториль мутной вонючей пеной, и жуткое лицо пропало. Когда Ториль открыла глаза, она не узнала галеру. Мачты больше не было, половина весел — сломана, из борта выдран изрядный кусок, и дыра щетинилась измочаленными досками. Ториль с отвращением встряхнулась

— весь ее плащ покрывала липкая зеленоватая слизь.

Капитан, сидя на палубе, трясущимися губами лепетал:

— Мы погибли… Пришли вэйверы, и мы погибли… Будь ты проклята, ведьма…

Ториль плюнула ему в лицо.

— Трус! Ты забыл, кто я!

— Будь ты проклята… — словно бы не слыша, опять пробормотал капитан.

— Собака! Ты что, не знаешь, кто правит городом Тан-Хорез?!

Она рывком распахнула тяжелый черный плащ, и капитан отшатнулся, словно опаленный тремя алыми языками пламени, вышитыми на платье.

— Повелители огня! — взвизгнул он, закрывая лицо руками.

А за кормой поднималась новая волна. Это даже и не волна была, а целая водяная гора, заслонившая небо. Белесые слепые глаза натужно вращались, точно силились разглядеть что-то и не могли, не могли и все равно пытались. Лениво распахнулся жадный рот и начал надвигаться на галеру, намереваясь, похоже, проглотить ее.

Ториль выхватила из складок плаща небольшой Золотой Факел, украшенный сложным узором из переплетающихся лавровых веток и звездочек, и вытянула руку навстречу вэйверу. Верхушка Факела засветилась тусклым красным светом, разгоравшимся ярче и ярче с каждым мгновением. И вдруг из рубиновой звездочки, венчавшей Факел, брызнул ослепительный фонтан белых искр, осветивший все вокруг, и три длинных красных языка пламени метнулись прямо в разверстую пасть. Раздалось шипение, повалили клубы белого пара, запахло жженым, и послышался оглушительный вой.

Когда пар рассеялся, оказалось, что волна пропала. Более того, вокруг галеры образовалось озерцо спокойной воды с ровной, словно очерченной циркулем границей, стих бешеный вой ветра… По-прежнему бесновались волны, ветер нес рваные клочья пены, но галера замерла.

— Теперь мы можем плыть дальше, — Ториль, спрятав Факел, толкнула капитана.

— Ага, можем, — согласился он, поднимаясь на ноги. Но тут же бросился ничком на палубу, закрывая голову руками. Истошно вопя, он задергался, пытаясь протиснуться под валявшийся рядом ящик.

Ториль обернулась и вздрогнула. Медленно и бесшумно, как это бывает в дурном сне, когда ты видишь опасность, пытаешься бежать от нее и не можешь

— невидимая неодолимая сила сковывает ноги, — за кормой галеры поднималась серая башня. Струи воды срывались с нее, целые водопады рушились обратно в море, но при этом не раздавалось ни звука.

Башня плавно повернулась, и Ториль с ужасом увидела, что у нее есть глаз. Маленький, налитой кровью глаз рассматривал принцессу с холодным, злым любопытством. Слабеющей рукой Ториль пыталась нащупать под плащом Факел, но пальцы немели и отказывались повиноваться ей. Она хотела крикнуть, но язык словно примерз к гортани.

А башня поднималась все выше и выше, она уже нависала над кормой галеры и могла бы сравняться с мачтой, не будь та сломана. Вдруг грязно-серая, цвета подтаявшего апрельского снега поверхность башни словно раскололась пополам, открыв усаженный шестью рядами острейших зубов жадный рот, в котором запросто поместился бы человек. И тогда Ториль поняла, что не башня это вовсе и не каменная глыба, а огромная акулья голова. Вот о чем говорил капитан! Белая Смерть! Хотя какая же она белая? Серая какая-то… Чудовище из легенд, прислужник Морского Короля, зловещий призрак, встреча с которым приносит несчастье. Ториль много слышала о ней, но не думала, что она окажется такой большой. Странное дело, как только принцесса поняла, что это такое, невидимая паутина, связывавшая ее, лопнула. Самая страшная опасность, но известная, видимая, осязаемая, не так пугает, как неведомая, неопределенная угроза. От неизвестности всегда ждешь чего-то еще большего, а здесь можно бороться.

Ториль снова выхватила Факел. Рубиновая звездочка на его вершине заискрилась и засверкала, рассыпая дрожащие красные сполохи. Этот свет отразился в акульем глазу, и чудовище неуловимым, совсем незаметным движением отпрянуло прочь. Тупая бессмысленная злоба в его глазах сменилась проблеском чувства. И этим чувством был страх! Ториль подняла руку с Факелом. Акула все так же лениво, нехотя, но с изяществом, даже с грацией, нырнула. Вверх взметнулся пенный фонтан, раздался громовой всплеск — первый звук, который услышала Ториль, — и опять все стихло.

Ториль слегка дрожащей рукой вытерла пот со лба. Прерывисто вздохнув, она еще раз пихнула капитана.

— Вставай!

Капитан опасливо поднял голову.

— Уже все? — голосом тяжелобольного полюбопытствовал он.

— Все, все… — успокоила Ториль.

Втягивая голову в плечи, капитан поднялся.

— И в самом деле пронесло, — согласился он.

— Когда мы придем в Акантон, извести, — приказала Ториль, собираясь спуститься к себе в каюту. И тут почувствовала, что ноги у нее подгибаются.

2. ТИХИЙ ГОРОДОК

Когда-то Акантон был большим портом. Акантон Великий, Акантон Славный, Акантон Могучий… Давно это было. Город Львов — Акантон… Грозная приморская крепость… Тяжелые гранитные бастионы все еще высились над берегом, толстые стены казались все такими же несокрушимыми, все так же над высокой главной башней вился голубой флаг с тремя серебряными львами. Вот только пообтрепался флаг и выцвел, и не голубой он был сейчас, а какой-то неопределенный. Покрылись серо-зеленым мхом камни бастионов, крошились и осыпались зубцы стен. И не видно было на сторожевых башнях грозных катапульт. Кое-где на стенах, между огромными камнями, пробивалась трава, выросли даже молоденькие деревца. И многие годы уже не горит огонь на Маячном бастионе.

Песок и тина заносят порт, обмелели Купеческая гавань и Морская. Ни одна галера не рискует теперь приблизиться к порту, только маленькие рыбачьи лодки скользят по зеленой мутной воде. А когда-то в порту стояли десятки кораблей с заморскими товарами, кипела жизнь. Все можно было купить в порту Акантона: шелка и пряности, драгоценное сандаловое дерево и закаленные мечи, редкостные благовония и волшебный рог единорога, диковинных зверей… Но только давно же это было… До начала Времени Западного Ветра.

Постоянные западные штормы сделали плавание к Акантону небезопасным. Внезапно возникли десятки песчаных мелей, неведомо откуда поднялись острые скалы и преградили подход к порту. И опустел он. Вдоль длинных каменных причалов стояли теперь не громадные корабли, а крошечные лодчонки, обветшали склады, а казавшийся вечным гранитный Арсенал и вовсе развалился. Мирно догнивали на берегу некогда грозные боевые галеры…

Да и сам город приходил постепенно в упадок. Многие кварталы просто исчезли, и засеянные поля и сады разрастались, укрывая руины.

От всего былого величия крепости остался один только чудовищный каменный мол, протянувшийся далеко в море. Он был высок, почти как крепостная стена, и даже в самый сильный шторм волны не могли перехлестнуть через него. Нет, случались такие штормы, что валы поднимались и много выше, чем мол, так что не высота его была тому причиной, нет. Таинственные строители — а кто строил мол, уже никто не помнил, поговаривали, что и не люди вовсе это положили в его основание, там, где завершался мол небольшой наблюдательной башенкой, Наговорный Камень. Ярким белым пятном выделялся он на фоне серовато-красного гранита, просвечивая сквозь воду. Этот камень запрещал любым злым силам приближаться, и даже сейчас, когда штормы и наводнения сметали один за другим приморские города, жители Акантона спали спокойно. Хотя и ходили слухи, что однажды Морской Король возьмется за город всерьез, и тогда никакой Наговорный Камень не спасет, так что лучше заранее послать людей договориться, откупиться… Ну да ладно, как станет плохо, так и поговорим, а пока жить можно, не стоит зря спешить, успеется… И вообще, вон снова что-то тучи собираются, пошли-ка лучше по домам…

Но уходили не все. Хани и Чани любили в шторм стоять на площадке наблюдательной башенки на конце мола и смотреть, как волны с грохотом налетают на камни, поднимая вверх фейерверки сверкающих брызг, как летят прямо в лицо клочья пены. Так легко было представить, что стоишь ты на стремительно несущемся по волнам корабле. Ветер бьет прямо в лицо, точь-в-точь как сейчас… И скоро ты увидишь что-то таинственное и опасное… Первым корабль увидел Чани. Он вообще все замечал первым, но Хани не завидовал старшему брату.

— Смотри!

Хани, закрывая глаза руками от летящих брызг, вгляделся.

— Галера, — согласился он.

Чани прищурился и, немного подумав, определил:

— С юга.

— А ты откуда знаешь?

— Сам догадайся.

Хани пожал плечами.

— Не, не вижу.

— Эх ты, знаток, — насмешливо бросил Чани. — Посмотри на носовую фигуру. Неужели забыл, что орлов только на юге ставят?

— А…

— Вот только флаг я что-то не могу разглядеть.

— Черное с золотом. Золотой Факел.

Чани наморщил лоб, вспоминая.

— Это значит… Это значит… Тан-Хорез?!

Хани всплеснул руками.

— Ух ты! Настоящие волшебники! А ведь они раньше к нам никогда не заходили. Слушай, побежали посмотрим, я никогда не видел живых колдунов, а говорят, там у них все колдуны, нет, правда, пошли?!

— Действительно интересно, зачем он к нам заявился. Конечно, вид у него не блестящий…

И в самом деле галера выглядела так, словно только что вырвалась из тяжелейшего боя. Борт ее был проломлен, вместо мачты торчал жалкий зазубренный обломок, корму, похоже кто-то долго и старательно глодал. И двигалась галера как-то странно, рывками.

— Здорово же ее потрепало штормом, — с видом знатока заявил Хани.

— Штормом? — недоверчиво переспросил брат.

— А то чем же?

— Мало ли, — уклончиво ответил Чани.

— И правда! — глаза Хани загорелись. — Как я сразу не догадался. Не иначе, как Морской Король тут колдовал!

— Брось, — махнул рукой Чани. — Вечно ты выдумываешь всякий вздор. Тебе постоянно волшебство мерещится.

Что правда — то правда. Но посудите сами, разве может быть иначе, когда живешь в таком городе? Хани действительно повсюду видел колдунов и волшебников. Ведь в каждой сказке говорится о них! И эти сказки были еще более увлекательны потому, что взрослые запрещали говорить о драконах и привидениях. Но когда идешь по кривой узенькой улочке к порту, так и кажется, что вот-вот из-за поворота выскочит… Ну, гном хотя бы… А вот брат в это не верит. Но тогда на что он намекает?

— Может, и мерещится, а может, и не мерещится. Ты же сам говоришь, что здесь что-то не так.

— Я не говорю ничего, я сам не знаю.

— Ну так пойдем и посмотрим. Это же так просто.

Чани усмехнулся.

— А что? Пойдем. Все равно галера сейчас пристанет к пятому причалу. И ты сам убедишься.

— Ха, знаток. Еще бы, ведь в Купеческой гавани все остальные причалы развалились.

В этот момент галера проходила как раз мимо них, и Чани увидел стоящую на корме фигурку, закутанную в длинный черный плащ. Ему показалось, что человек этот пристально смотрит на него. И что он уже где-то видел эту… Где-то он ее видел?..

3. МОРСКОЙ КОРОЛЬ И ЕГО СЛУГИ

Морской Король, откинувшись на спинку трона, потянулся и сладко зевнул. Приподнял корону и с удовольствием поскреб начавшую пробиваться лысинку, — что поделаешь, возраст, не так давно шестьсот сорок два стукнуло. Это вам не шутки. Он вздохнул и поправил висящую на груди голубую жемчужину, оправленную в золото, — символ власти над морем.

— Так, говоришь, ушли? — переспросил он.

— Истинно так, — вильнула хвостом Тигровая. — Собственными глазами видела. Ушли-с, ваше величество.

Король уныло посмотрел на украшенные кораллами стены тронного зала, хлюпнул носом, утерся рукавом парадной мантии и приказал:

— Особа, особо приближенная, приблизься.

Белая акула подплыла к самому трону.

— Как же ты так?

Акула развела плавниками.

— Я это… Того… А они того… И этот, который…

— Этот-метот! — завизжал Король, вскакивая на сиденье и топая ногами.

— Бездельники! Тунеядцы! Интриганты! То есть интриганы, — уже менее уверенно, а потому значительно тише добавил он. — Ничегошеньки сами не можете, один я всюду сам поспевать должен. А я не могу. Один я. И старый, устаю теперь быстро. Помощнички, чтоб у вас всех жабры повысохли.

— Совершенно верно, — поддакнула Тигровая. — Ничего ей поручить нельзя. Все провалит, все испортит.

— Сама хороша! — обрушился на нее Король. — Не могла помочь?!

— Чего? — не поняла Тигровая. От удивления у нее даже глаза начали косить.

— Помочь, говорю, не могла, чудо полосатое!

Король уставился на нее, потом рухнул обратно на трон, ударился о подлокотник, ойкнул и плаксиво сказал:

— Нет, не могу больше. Тьфу на вас на всех, идиоты. Уйду. Брошу все и уйду. Я старый, у меня кости болят. Пропадайте тут без меня, погибайте. А меня Хозяин Тумана давно к себе зовет.

Тигровая даже всхлипнула.

— Не надо. Только если уж вы решили, — глаза ее хитро блеснули, — оставьте мне на память о вашем величестве, на добрую память, голубую жемчужину. — И она утерла слезы плавником.

— Ну вы это… Того… — промямлила Белая. — Не надо… Куда мы-то без вас…

— Да, — подтвердила Тигровая. — Нам будет очень без вас плохо. Но мы попытаемся справиться. Только жемчужину не забудьте мне отдать, вам она и не нужна уже будет…

Король кивнул.

— Сейчас отдам. Вот только руки помою и отдам. Куда вы без меня денетесь? Ведь пропадете же… Погибнете… И пробовать не надо, все наперед известно. Только это меня и держит, мое доброе сердце и чувство ответственности. — Он назидательно поднял кривой палец. — Не могу же я вас бросить на произвол судьбы. — Он закряхтел и снова почесал под короной. — Ладно, значит, как у нас обстоят дела?

— Разрешите доложить? — щелкнул плавниками Молот.

Король устроился поудобнее и милостиво кивнул.

— Валяй.

— На настоящий момент диспозиция такова: хотя противник и не был уничтожен, его удалось отбросить к берегу и намертво заблокировать в порту. Наши потери в операции минимальны. Выйти из порта неприятелю не удастся, однако все наши попытки штурма данного пункта до сих пор успеха нам не приносили. Поэтому нужны более решительные меры.

— Какие?

— Не могу знать! — бодро отрапортовал Молот. — В уставе сказано: решительные, а какие именно — на то указаний нет.

— А ты как думаешь, особа, особо приближенная к моей особе, — обратился Король к Белой.

— Это… Того… Сожрать!

— Да, — согласился Король. — Разумеется. Если кто-то дурак — то это очень надолго. За что я тебя и люблю. А ты как думаешь? — обратился он к Тигровой.

— А я совершенно согласна с вашим величеством.

— В чем?

— Во всем-с. Абсолютно во всем-с.

— Но ведь ты даже не знаешь, что именно я думаю.

— Ничего плохого вы думать не можете, а потому я согласна.

Король задумчиво посмотрел на нее.

— А что, если я решаю: сварить тебя или поджарить сегодня на обед?

Тигровая на секунду замешкалась, но потом возразила:

— Это будет трудно. Во дворце слишком маленькая плита.

Король скорбно развел руками.

— И вот так всегда, — ни к кому не обращаясь, пожаловался он. — Всегда. Один и один. Никакой помощи. Хватит, — ударил он по подлокотнику.

— Придется, видимо, снова вызывать дракона.

— Если только он опять не улегся маленько поспать, — ехидно вставила Тигровая.

— Разбудить! — отрубил Молот.

— Может быть, и удастся, — с сомнением заметила Тигровая. — Хотя гарантий никаких.

Король снова рассвирепел.

— И здесь не так, как надо! Дрыхнет, видите ли, дракончик по семь дней в неделю, да еще жалеет при этом, что по восемь не получается! Ух бы я его… Но ведь нужен, нужен… Негодяйчик ты наш десятикрыленький, — умилился король. Расчувствовавшись, он опять хлюпнул носом. — Паршивец ты этакий. А будить Молота отправим.

— Так точно!

— Тише, тише, — поморщился Король. — Уши лопнут. Обрадовался, разорался. Да, всем вы хороши, акулы мои верные, слуги мои скверные. И подлые вы в самый раз, и людоеды отменные — тут слова плохого не скажешь,

— но вот глупы… А ты, Белая, — с угрозой продолжил Король, — займешься пока городом. И смотри, уйдет от тебя проклятая принцесса еще раз — живьем на солнышко сушиться вывешу. Уж второй раз не спущу. Кстати, где Бесхвостый? Подать его сюда!

— Зачем подавать? — обиженно пропищал кто-то из-под трона. — Тут я, всегда к услугам вашего величества, самый верный в мире Водяной Крысюк. И вовсе никакой не бесхвостый.

— Можно подумать, что хвост у тебя все-таки есть, — в сторону заметила Тигровая.

— А ты вообще молчи, жаба полосатая, — сварливо пискнул Крысюк, выползая из-под трона. — И кстати, напомни, что ты говорила на прошлой неделе про нашего милостивого Короля.

— Чего говорила… Ничего не говорила… — заметно смешалась Тигровая. — Все в порядке.

— А я слышал! Я все слышал! — с ликованием запищал Крысюк. — Все расскажу.

— Да я тебя сейчас… — рассвирепела Тигровая. — Доносчик проклятый… Правильно тебе хвост оборвали, да мало. Я тебе сейчас и голову оторву, — надвинулась она на Крысюка.

— Тихо, приближенные! — хлопнул в ладоши Король. — Тихо! Что за скандалы перед моим величеством?! Что за шум? Иди сюда, — поманил он Крысюка.

Тот ловко взбежал по ниспадающей на пол длинной грязноватой мантии, расшитой изображениями морских звезд и медуз, прыгнул на ладонь Короля. Тот поднес Крысюка к самому лицу и что-то тихо зашептал ему на ухо. Любопытная Тигровая попыталась подслушать, но Король так цыкнул на нее, что акулу как ветром сдуло. Король говорил, и Крысюк даже подергивал огрызком хвоста — так внимательно он слушал. Наконец Король закончил:

— А Белая пойдет вместе с тобой, поможет в случае чего.

— Все будет исполнено, ваше величество, — пискнул Крысюк. — Не извольте беспокоиться, в лучшем виде. Вот только Белая, как я помню, месяц назад… — теперь уже он сунулся усатой мордочкой прямо в ухо Королю.

— Не может быть! — замотал головой Король, выслушав.

— Сам, собственными ушами слышал.

— А ну, сюда, — поманил Король Белую. — Правду он говорит, что ты…

— И он что-то зашептал акуле. Тигровая опять попыталась подслушать, но на нее снова прикрикнули и выставили за дверь тронного зала.

— Ну так что, правда это или нет? — сурово закончил Король, глядя прямо в глаза Белой.

— Это… не-а… — побелев, хоть и было это очень трудно, выдавила Белая. — Сушь великая!.. Да ни за что!

— И я так думаю, — согласился Король, погрозив пальцем Крысюку. — Ты смотри у меня, ври, да не завирайся!

— Да как это, ваше величество, — заныл Крысюк. — Да что же это такое? Я же только от усердия и преданности…

— Знаю, знаю… Но работать будете вместе.

— Ага, — с мстительной радостью согласилась Белая.

— Ага, — без энтузиазма вздохнул Крысюк.

Король довольно улыбнулся и почесал под короной.

4. ПРИНЦЕССА

Ториль была в отчаянии. Капитан наотрез отказался плыть дальше, заявив, что жить лично ему пока еще не надоело и что деньги, конечно, вещь хорошая, но что с ними делать на морском дне, он лично решительно не представляет. По крайней мере, еще никто из его знакомых, попавших туда, на нехватку денег не жаловался. И вообще, он лично не враг себе — связываться с Морским Королем. Один раз сошло с рук, выручил волшебный Факел, но ведь принцесса не оставит ему этот Факел, уходя. Ведь нет? Вот видите. А Морской Король — персона исключительно злопамятная. Так что лично он, капитан, уже жалеет, что связался с этим ужасным путешествием, и дальше на юг не поплывет ни за что. Впрочем, деньги на починку галеры он взял охотно, заметив, что можно было и побольше дать, вон как корабль изуродовало, смотреть страшно. На прощание он неуклюже поклонился, пробурчав что-то непонятное — то ли благодарность, то ли совсем наоборот,

— и убежал так стремительно, словно за ним гнались.

Ториль попыталась найти другой корабль, но… Все галеры, что стояли на берегу, давно рассохлись и прогнили, и только сумасшедший мог попытаться спустить их на воду даже в спокойной гавани. А о том, чтобы выйти на них в море, и говорить даже было смешно. Она попробовала было нанять рыбачью лодку, но хозяева бледнели и отворачивались, лепеча что-то невнятное, как только речь заходила о том, чтобы плыть куда-то. Нет, продать лодку не отказывался никто. Пожалуйста, хоть сейчас, за этим задержки не будет. Но плыть… На юг… Нет. Нет. И не просите даже. Вы только посмотрите на море.

Смотреть на море и действительно было страшновато. С того дня, как Ториль попала в Акантон, оно никак не могло успокоиться. Штормы бушевали беспрерывно, один сменял другой. Лишь случайно проглядывало сквозь рваные тучи голубое небо, ненадолго, на минутку. И тут же сразу наползала новая туча, еще более черная и тяжелая, и начиналось… Волны с яростью бросались на каменные стены старой крепости, в воздухе стоял неумолчный гул и грохот, словно рядом с городом вдруг проснулся и начал извергаться исполинский вулкан. И камни крепости — даже камни! — уже постепенно сдавали. Обглоданные зубами гигантских вэйверов, начинали рушиться стоявшие сотни лет массивные контрфорсы. В древних стенах зазмеились трещины. И как будто обрадованные успехом, волны с утроенной силой набрасывались на крепость, стремясь растащить ее по кусочкам.

Только старый мол не сдавался. Белый Наговорный Камень невозмутимо просвечивал в зеленоватой воде. Это свечение становилось лишь ярче, когда шторм усиливался. Самые огромные, самые свирепые вэйверы старались держаться подальше от Наговорного Камня, словно он обжигал. И как прежде, волны, ударяясь о мол, рассыпались безвредными искристыми фонтанами, очень высокими и красивыми, если бы только нашелся смельчак, способный, преодолев страх перед дикой мощью шторма, выйти полюбоваться этой картиной.

За спиной Ториль уже начали шептаться, что она ведьма, что именно она накликала беду на Акантон. Ведь ничего подобного раньше не было. А эти жуткие чудовища… Ведь их никогда раньше не видали в наших краях, в преданиях не говорится о таком ужасе… Это все она, она… Говорил же капитан… И вообще, у них там, в Тан-Хорезе, все колдуны и ведьмы. Рассказывают… Только тихо, это я вам на ухо, еще услышит кто… Да-да, так оно и было, даю вам честное слово. Совершенно точно. А все от гордости ихней. Возомнили о себе, будто супротив самого короля могут… А я вам истинно говорю: гнать ее надо, гнать, пока не поздно еще. А лучше того связать да в море бросить Морскому Королю. Мы-то с ним в мире и в ладу жили, хорошо жили, и все жили, опричь этих гордецов. Покориться не хотят, видите ли… Всего-то и нужно, что помириться, так поди ж ты… Отдать ее, все и успокоится, верно вам говорю… Задобрим Короля, и опять хорошо будет. Только осторожно это надо делать, очень осторожно, сильна ведьма… Вот говорили, я сам слышал… Нет, всех до единого. Никто не спасся… И еще капитан говорил…

Когда принцесса выходила из трактира, где остановилась, улица стремительно пустела, люди шарахались от нее, как от зачумленной. Правда, не все…

Этих двоих мальчишек Ториль запомнила еще в первый день, когда они стояли на молу и глазели на проходящую мимо галеру, потрепанную вэйверами. И сразу они ей не понравились. Один рыжий, губастый, а другой какой-то темный и тощий. Противные. Вылупились, как на дикого зверя. Вот и сейчас идут следом, а зачем? Она ведь не обитатель городского зверинца, чтобы разглядывать ее с таким неприличным любопытством.

— Кто вы? Что вам нужно?

Тот, что повыше, чернявый, нехорошо усмехнулся.

— Нам? Ничего. А вот что тебе нужно в нашем городе — это очень даже интересно.

Ториль мгновенно вскипела. Никто до сих пор не осмеливался так с ней разговаривать. Даже сейчас, втягивая голову в плечи и пряча глаза, горожане были почтительны. А этот…

— Как ты смеешь?! Да знаешь ли ты, кто я?

Чернявый снова ухмыльнулся.

— Конечно, знаю. Ты принцесса.

— Вот именно. И веди себя соответственно!

Чернявый вздрогнул, будто его ударили хлыстом.

— А вот это ты напрасно, — тихо, с придыханием произнес он. — Очень даже напрасно. Боюсь, что ты так и не найдешь никого, кто согласился бы сопровождать тебя. А кто будет тебе помогать, если ты будешь так заноситься? Мне же кажется, что тебе попутчики понадобятся гораздо скорее, чем ты думаешь. Так что желаю удачи тебе в твоих поисках. Пошли, — толкнул он рыжеватого увальня. — Напрасно мы хотели помочь. Тут обойдутся без нас.

— Нет, подожди, Чани. Нельзя же так, — растерянно промямлил рыжий.

— Можно, — оборвал его чернявый, хватая за рукав и силой поворачивая.

— Пошли.

Они медленно зашагали по убегавшей вверх узкой улочке. Ториль растерянно смотрела вслед, с трудом соображая, что происходит. Помочь? Они? Но что они могут? С другой стороны, не лучше ли согласиться, выбирать пока не приходится. А дальше уже посмотрим. Но ведь они такие противные. А что делать? Наконец, опомнившись, она сорвалась с места.

— Постойте! Подождите!

Но мальчишки не обращали на принцессу никакого внимания. Оскальзываясь и спотыкаясь на мокрой, неровной булыжной мостовой, Ториль с трудом догнала уходивших и схватила чернявого за рукав.

— Да постойте же… — задыхаясь, сказала она.

Чернявый обернулся.

— Чего тебе?

Ториль снова покраснела, но переломив себя, с трудом произнесла:

— Извини меня. Я не хотела тебя обидеть.

— Особенно догадавшись, что я хочу тебе помочь? — ехидно поинтересовался чернявый.

Но рыжий тут же прогудел:

— Ну нельзя же так, Чани.

— Засохни! — кратко ответствовал Чани.

— Нет, я действительно не хотела, — хмуро сказала Ториль. — Но интересы королевства требуют… Впрочем, я не настаиваю, и если вы не считаете возможным принять мои извинения, то…

Чани церемонно поклонился.

— Мы считаем. Ваши извинения, ваше королевское высочество, приняты с полным удовлетворением. Со своей стороны мы считаем необходимым принести заверение в своем к вам совершеннейшем почтении и выразить искреннее сожаление относительно имевших место недоразумений.

Он еще раз низко поклонился, метя мостовую перьями воображаемой шляпы. У Ториль задергалась щека, но напыщенные манеры чернявого так живо напомнили ей надутого и важного церемониймейстера Вар-Тванга, что она невольно рассмеялась.

— Ты вполне мог бы служить обершпрехшталмейстером у моего отца. Как я поняла, тебя зовут Чани?

— Совершенно верно. А моего брата зовут Хани, — он подтолкнул рыжего, тот неуклюже шаркнул ножкой.

— Брата? — не поверила Ториль. Определенно этот нахал над ней смеется.

— А что, непохожи? — деланно изумился Чани.

— Совершенно непохожи, — искренне призналась принцесса.

Действительно, общего у них ничего не было. Или почти ничего не было. Чани был высоким, стройным, даже, пожалуй, чуточку худым для своего роста. Густые черные кудри, ниспадавшие до плеч, только подчеркивали смуглоту лица. Его тонкие четкие черты напомнили Ториль профили королей со старинных золотых монет. Хани был моложе брата и ниже, но зато гораздо шире в плечах и, видимо, сильнее. Курносый нос, рыжие жесткие волосы, торчащие ежиком… Вообще, он был немного похож на игрушечного медвежонка.

— И все-таки мы братья, — подтвердил Чани. — А тебя зовут…

Ториль гордо вскинула голову, отбросив на спину волну густых русых волос.

— Ее королевское высочество наследная принцесса Ториль ор-Твайн ор-Эдельстер ор-Тан-Хорез-эд-Килданган.

Чани закрутил головой.

— Тебя я вижу, а где остальные?

— Кто? — не поняла Ториль.

— Ну, эти… ор-Твайны и другие.

Ториль раздраженно поджала тонкие губы, это уже переходило всякие границы. Рука сама дернулась к складкам плаща, туда, где находился Золотой Факел. Однако Чани поймал ее за руку.

— Прости, пожалуйста. На меня иногда находит. Я не могу остановиться, хотя сам знаю, что не нужно продолжать. Извини.

— Нет, правда, — вмешался Хани. — Он добрый, только любит пошутить.

Ториль исподлобья посмотрела на них. Чани немного растерянно развел руками.

— Ладно, — согласилась она. — Пошли. Нам нужно поговорить.

Когда принцесса начала рассказывать, Чани недоверчиво усмехался, но очень скоро его улыбка пропала. Про Хани и говорить нечего — он слушал раскрыв рот. Ведь это было именно то, о чем он мечтал. Волшебники и страшные чудовища, таинственные письмена и статуи давно умерших владык, злые слуги Морского Короля и сражающиеся с ними витязи…

Далеко на юго-западе, там, куда доплыть можно только за три месяца и три дня, на самой границе Закатного моря лежал остров Тан-Хорез, Счастливый остров, Солнечный остров — много названий дали ему люди, живущие там. Густая зеленая трава покрывала невысокие холмы, между которыми весело звенели серебристые струи ручьев. На склонах холмов росли сотни фруктовых деревьев, отчего весь остров был похож на один огромный цветущий сад. Не успевали облететь пышные белые цветы яблонь, как их сменяли другие цветы — и так круглый год. Залитые солнцем белые песчаные пляжи манили к себе мореплавателей.

Но тут же, совсем рядом, лежали острова Фоорхейл, Черные острова — владения Морского Короля. Никто из путешественников не рисковал приближаться к их угрюмым скалистым берегам, вечно покрытым белой пеной бешеного прибоя. Собственно, и не острова это были, а так, просто груда камней, небрежно кинутых в море. Неприветливые черно-серые скалы, местами засыпанные таким же безжизненным серым щебнем, многочисленные мели, опасные рифы — настоящая ловушка для кораблей.

Но морякам Тан-Хореза не было равных в мире. Их галеры бороздили и закованные льдом северные моря, и едва не вскипающий под яростными лучами солнца Полуденный океан. Они приставали к неизвестным островам, открывали неведомые земли, прокладывали новые пути и всюду оставляли маяки, светящие в ночи потерявшим дорогу кораблям.

Моряки Тан-Хореза сумели пробиться и к Черным островам, поставили там маяк. И больше того — они посадили там деревья, чтобы когда-нибудь, пусть не сразу, пусть через десятки лет, люди смогли бы поселиться на островах Фоорхейл.

Морской Король всегда не любил Тан-Хорез, а узнав об этом, поклялся уничтожить дерзких, посягнувших на его владения. Он решил опустить Тан-Хорез на дно. Сначала пропадали корабли, а потом… Решить-то он решил, да только не вышло. Короли Тан-Хореза тоже были сведущи в тайной науке волшебства. Клокотало и кипело море, выше самых высоких гор поднимались черные волны, но остров стоял. И Морской Король отступился. Но, отступившись, затаил еще более лютую злобу, теперь уже не только против Тан-Хореза, а и против всех людей. Он принялся разрушать все подряд, ибо давно таил заветную мысль превратить всю планету в сплошное море. В бурлящих волнах уже исчезли острова Маардан, Толентайн, Торгейл и многие, многие другие. Моряки не узнавали мест, где были год, полгода, месяц назад. Гибли люди, но этому лишь радовался Морской Король.

А теперь добрался он и до материка. Страшное наводнение разрушило город Акейтес. Похоже, подошла очередь Акантона. Конечно, то, что принцесса оказалась здесь, ускорило наступление моря, но только ускорило, а не вызвало его. И напрасно городской магистрат надеялся отсидеться за своим Наговорным Камнем, попавшим сюда, кстати, именно с Тан-Хореза. Да и самому Тан-Хорезу придется очень плохо, если путешествие принцессы не увенчается успехом.

Морской король не одинок, ему помогает царящий далеко на севере Хозяин Тумана, о ледяном царстве которого не известно ничего, кроме того, что оно существует. Морской Король завладел Золотым Талисманом, могуществу которого не может противиться почти никто из людей. Он разбудил спавшего тысячу лет десятикрылого дракона, и сейчас это чудовище опустошает землю Тан-Хореза. И если Морской Король увидит, что его вэйверы не могут справиться с Акантоном, то дракон появится и здесь. Всего волшебства Тан-Хореза не хватит, чтобы побороться с Десятикрылым, волшебству добра не под силу одолеть творение черного колдовства, колдовства золота.

В давние времена, о которых повествуют лишь полусгнившие пергаменты, был откован таинственный Черный Меч, Меч Ненависти. В полузабытых легендах говорится, что он питается ненавистью к врагу, и нет силы, могущей противостоять ему. Сопротивление лишь увеличивает силу удара, возрастающую тем сильней, чем сильнее владелец Меча ненавидит своего врага. Никакое оружие, никакие доспехи не могут противостоять ему. Лишь этим мечом можно сразить Десятикрылого.

Но где искать этот Меч? Никто не знал. Корабли Тан-Хореза бороздили все моря и океаны, и моряки всюду пытались найти следы Черного Меча. Многие отважные мореходы погибли в этих поисках — и напрасно. Наконец один из капитанов привез потускневшую и искрошившуюся от древности золотую пластинку, на которой Колдовскими Рунами была высечена история Черного Меча. Не стоит ее рассказывать, ибо это история крови и смерти. И говорилось там, что сейчас Меч спрятан на таинственном острове Келатрионазверн, Острове Подземной Ночи. Этот остров появляется в момент, когда краешек солнца касается поверхности моря, и исчезает, когда солнце полностью опустится в море. Остров тает в ночной мгле, Подземная Ночь, смешавшись с небесной, укрывает его. Отплыть же от Острова можно только на утренней заре, пока солнце поднимается из моря. И бесполезно искать остров в другое время — корабль пройдет рядом с ним, но никто из моряков не заметит белых скал Келатрионазверна.

На поиски острова были отправлены десятки кораблей, но ни один из них не вернулся. Корабли уходили и пропадали бесследно. Наконец к берегам Тан-Хореза прибило волнами обломок мачты, к которому был привязан полуживой матрос. Он и рассказал, что гибель кораблей — дело рук Морского Короля и его слуг — трех акул и вэйверов. Да, Морской Король не терял времени даром, он вырастил себе надежных помощников.

Однако королям Тан-Хореза была известна еще одна тайна древних — где-то в потаенной гавани ждет своего часа Золотая Галера. Многие тысячи лет назад выковали ее мастера-умельцы, и неподвластна она колдовству Морского Короля, не смогут его слуги остановить бег волшебного корабля.

Где находится Золотая Галера — это великая тайна владык Тан-Хореза, никто, кроме них, не посвящен в нее. Но добираться до тайной гавани лучше всего из Акантона. Можно морем — хотя там множество острых скал и мелей. Можно по суше, через Туманные Горы, выйти к устью маленькой незаметной речушки, где тихо покачивается в ожидании экипажа всегда готовая к отплытию Золотая Галера. Стоит сказать заветные слова — и сам поднимется белоснежный парус с вытканным золотым солнечным диском, сами дружно ударят по воде длинные тяжелые весла, и Галера поплывет туда, куда ей прикажут. Опасен путь к заветному месту. Морской Король давно пытается найти Золотую Галеру, но не для того, чтобы плыть куда-то самому, он не знает заклинания, а лишь для того, чтобы уничтожить ее.

5. ВЫБОР ПУТИ

Свечка, тихо потрескивая, догорала, и тонкий синий дымок причудливо струился вверх, уходя под закопченные потолочные балки. Рот Хани открывался все шире и шире, удивление и восхищение переполняли его. Перед ним разворачивались картины, о которых раньше он и не мечтал. Колдовство! Страшные тайны! Великие битвы! Было от чего прийти в восторг. Да еще и он сам становился участником этих событий. Это же была настоящая жизнь, так не похожая на сонное бытие сегодняшнего Акантона! Если Хани и жалел сейчас о чем, то лишь о том, что рассказ, по его мнению, закончился слишком быстро.

На губах Чани снова возникла скептическая улыбка. Не то чтобы он не верил рассказу, нет, верил, хотя и не слишком. Но он сильно сомневался, что все описываемое может касаться, уже касается его с братом. Где-то, когда-то, с кем-то… Это пожалуйста. А вот здесь, сейчас, с ними… Не верится в это, ох не верится.

— Так, значит, ты намерена найти Золотую Галеру, чтобы продолжить путешествие? — спросил Чани.

Ториль сухо заметила:

— Ты опять забыл…

— Ах да, — дурашливо поклонился Чани. — Не будет ли угодно вашему королевскому высочеству соизволить ответствовать на всеподданнейшее почтительнейшее испрошение ничтожнейшего из слуг…

Щеки Ториль запылали.

— Прекрати!

— Ну перестаньте, — вмешался Хани. — Чего вы ссоритесь из-за пустяков?

— Отвяжись! — огрызнулся Чани. — Это ты забываешься, принцесса. Но я не буду повторяться. Если тебе, — он сделал нажим на этом слове, — нужна помощь…

— Я постараюсь… — выдавила принцесса,сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Вот и отлично.

— Ну зачем вы так?.. — снова встрял Хани.

Чани нетерпеливо отмахнулся от него.

— Тогда расскажи, как ты собираешься найти Золотую Галеру.

— А вы поможете мне?

— Да! Конечно! — обрадованно завопил Хани. — Обязательно! Мы пойдем с тобой!

Чани же слегка поморщился и сказал:

— Мы подумаем.

— А чего тут думать? — удивился Хани. — Пойдем, и все.

— Не суетись.

Ториль нервно оглянулась. Ей все время казалось, что в комнате кроме них троих есть еще кто-то. И что этот кто-то, притаившись в углу, пристально и неотрывно смотрит на нее. Но никого она не увидела. Тогда она достала перевязанный шелковой лентой свиток пергамента.

— Карта… — обрадованно прошептал Хани. Его мечта буквально на глазах превращалась в реальность.

— Подожди, — остановил принцессу Чани, подозрительно к чему-то прислушиваясь. Он взял со стола подсвечник и подошел к окну, посветил. — Мне все время мерещится шорох за окном, — пожаловался он, возвращаясь. — Но ведь не может же нас кто-то подслушивать, — без большой уверенности закончил он.

— Очень даже может, — грустно ответила Ториль. — Шпионы Морского Короля многочисленны и опасны, их трудно заметить, но они видят и слышат все.

— Неужели? — не поверил Хани.

— По крайней мере, так говорят.

Ториль развязала ленту, и пергамент с тихим шелестом развернулся. Все трое склонились над картой.

— Вот здесь, — указала она пальцем.

— Но здесь нет никаких отметок, — осторожно сказал Чани.

— Правильно. Я не знаю, к кому может попасть эта карта, так как не знаю, что случится со мной завтра. Нужно быть осторожным, произойти может самое худшее.

— Есть два пути, как ты и говорила, — тихо, как бы размышляя вслух, произнес Чани. — Можно плыть до Каннейта, а оттуда добираться берегом, если путь морем слишком труден. А возможно и другое, хотя я не думаю, чтобы дорога через Туманные Горы…

Не прекращая говорить и не меняясь в лице, Чани взял тяжелую оловянную кружку, прищурился, как бы прицеливаясь, а потом, резко обернувшись, изо всех сил швырнул кружку в угол. Раздался отчаянный писк, что-то зашуршало, затопали маленькие лапки, и все стихло.

— Ф-фу… — выдохнул Чани. — А я уже было подумал…

— Что? — спросила Ториль.

— Это крысы, — вмешался Хани. — Дом-то очень старый, вот они и бегают повсюду, никак не можем справиться. Так надоели, просто ужас.

Он замолчал, глядя на стремительно бледнеющую принцессу.

— Крысы?! — взвизгнула она, вспрыгивая на стул.

— Да, а что? — не понял Хани. — Мы привыкли.

Ториль стояла на стуле, опасливо подбирая юбку. Братья изумленно уставились на нее, потом дружно рассмеялись.

— Не вижу ничего веселого, — обиженно сказала Ториль, не спускаясь, однако, на пол. — У них такие противные хвосты. Голые, длинные. Тьфу. Мерзкие твари.

— Это точно, — заметил Чани, протягивая ей руку, чтобы помочь спрыгнуть со стула. — Но больше там никого нет. Я ее прогнал, она удрала и не вернется. Достаточно долго, — немного подумав, добавил он. И продолжил как ни в чем не бывало: — Лично я сомневаюсь, что нам будет позволено воспользоваться первым путем. Конечно, он быстрее, удобнее, однако вспомни, как ты добиралась сюда.

Ториль вспомнила.

— С трудом.

— Вот именно. А отсюда тебе и вовсе не выйти. Морем, я имею в виду. Но есть, к счастью, и второй путь, хотя он гораздо менее привлекателен.

— Какой? — сунулся к карте Хани.

Палец Чани скользнул по тонкой коричневой ниточке, обозначавшей дорогу.

— Здесь, через горы.

— Ты шутишь? — Хани ошеломленно уставился на брата. — Они же непроходимы. Еще никому за последние сто лет не удавалось перевалить через хребет.

— Ты правильно сказал. За последние сто лет. А раньше?

— А что раньше? — уточнила Ториль.

— Раньше ходили. Это был караванный путь. Так что нам следует попытаться.

Хани недоверчиво покачал головой.

— Но попробовать-то мы можем, — убеждал Чани.

— Других вариантов нет, — угрюмо подвела итог Ториль.

— Да. Пойдешь туда — голову потеряешь, пойдешь сюда — убьют, — спокойно сказал Чани. — Но я предлагаю в данный момент лечь спать. Утром, на свежую голову, подумаем еще раз, что к чему.

Он решительно свернул пергамент и, открыв скрипучую дверцу шкафа, засунул сверток в какой-то хлам.

— На всякий случай, — пояснил он. — Сама же говорила: мало ли что может случиться.

Фитилек затрещал и погас. Тусклый лунный свет, с трудом пробиваясь через грязноватые стекла, совсем не освещал комнату, наоборот, от этого дрожащего, мерцающего голубоватого свечения становилось еще сумрачнее. И тогда из угла выскользнула маленькая остроносая тень. Раздался вороватый лязг, противный скрип плохо смазанных петель…

Ториль провела эту ночь плохо. Ей все время снились кошмары. То мерещилось, что какое-то чудовище душит ее, то казалось, что за ней гонятся и отнимают Золотой Факел. Она беспокойно ворочалась, вздрагивала и просыпалась в холодном поту. В темноте ей слышались странные шорохи, движение. Кто-то подкрадывался к ней. Но она снова забывалась тяжелым сном.

Утром она встала совершенно разбитая и еще больше уставшая. И сразу же натолкнулась на хмурый взгляд Чани.

— Что случилось? — встревожилась принцесса.

Вместо ответа Чани указал на приоткрытую дверь шкафа, болтавшуюся на полуоторванных петлях.

— Карта… — побледнела Ториль.

Чани кивнул:

— Пропала.

— Вы… — захлебнулась злостью принцесса. — Вы… Подлые прислужники Морского… Вы еще тысячу раз пожалеете, что посмели стать на дороге у меня. Я вас…

— Потише, — огрызнулся Чани. — Если бы мы были теми, за кого ты нас принимаешь, то сделали бы гораздо больше и гораздо лучше. Так трудно было скрутить тебя, пока ты спала, и сдать целиком и полностью, и с Факелом, и с картой, и со всем остальным, что у тебя есть.

Ториль со свистом втянула воздух. Было видно, что она борется с сильнейшим желанием приказать казнить или, по крайней мере, бросить в темницу. Но недаром она была наследницей трона.

— Да, конечно, — успокоившись хотя бы внешне, сказала она. — Это я сгоряча. Извини, поспешила немного.

— Ничего. Давай лучше думать, как быть дальше.

— А может, это действительно просто крысы? — предположил Хани. — Ведь может же быть?

— Да, может. Еще и не такое, — успокоил его Чани. Хани надулся.

— Не беспокойся. Карта им мало поможет, — почти спокойно сказала Ториль. — Лишь я могу ею пользоваться. Остальные же увидят не совсем то, что на ней нарисовано. Да и нарисовано на ней далеко не все, так что…

— Это как? — моментально заинтересовался Хани. — Колдовство?

Ториль загадочно улыбнулась.

— Тогда вперед! — закричал Хани. — Поплыли!

— Ага, — не стал скрывать усмешку Чани. — Сейчас взяли и разбежались. Неведомо куда.

— Почему же, — возразила принцесса. — Я превосходно помню карту и легко смогу найти дорогу даже без нее. Разве что в двух-трех местах нам может быть трудновато, но и там, я надеюсь, не заблудимся.

— Как? — встрял Хани.

— Неважно, — отрезала принцесса. — Здесь слишком много ушей, и я не могу рассказывать все. Там увидишь. Найдем мы дорогу, найдем. Хуже другое. Пропавшая карта означает, что за нами следят гораздо тщательнее, чем я предполагала. Выходит, что меня не теряют из виду не только на море, но и на суше. И нам придется уходить из города так, чтобы никто, — она подчеркнула это слово, — никто нас не видел. И еще. О путешествии по морю придется забыть.

— Почему? — не понял Хани.

— Потому, что я сейчас окончательно убедилась, что Морской Король во второй раз не допустит, чтобы я плыла морем. Теперь нам может помочь только Золотая Галера. Для любого другого корабля плавание закончится, едва начавшись. Так что мне придется пересечь Туманные Горы.

— Почему, собственно, «мне»? — переспросил Чани. — Ведь мы же договорились, что поможем тебе.

— Путешествие становится слишком опасным, — возразила Ториль. — Раньше я думала, что оно будет просто опасным, но теперь поняла, что сильно ошибалась.

Чани покраснел и хотел было что-то сказать, но брат опередил его.

— Так это же отлично! — возликовал он. — Я всю жизнь мечтал о приключениях и опасностях! Это просто прекрасно! Ве-ли-ко-леп-но!

Ториль грустно улыбнулась, перехватила понимающий взгляд Чани, который незаметно для брата развел руками, как бы говоря: ну что тут поделаешь.

Хани даже заплясал по комнате, но Чани остановил его.

— Замолкни. — И снова обратился к принцессе: — Мы договорились, что пойдем вместе, и мы не можем нарушить свое слово.

— Я возвращаю вам ваше обещание.

— Прости, — улыбнувшись, мягко возразил Чани, — это мы будем решать, взять ли нам свое слово назад. Верно, Хани?

Тот кивнул.

— А мы его не берем.

— Не берем, и все тут, — подтвердил Хани.

— Ну смотрите, — пожала плечами принцесса. — Я вас честно предупредила. Как бы вы потом не пожалели.

— Ты нарочно нас оскорбляешь? — вежливо поинтересовался Чани.

— Я не оскорбляю. Просто сомневаюсь, понимаешь ли ты, что речь идет о жизни и смерти. Я привыкла. Мы, жители Тан-Хореза, всю жизнь свою проводим в битве против Западного Ветра. Но вам-то что?

— Предположим, что нам просто интересно, — уклончиво сказал Чани.

— Действительно, может же нам быть любопытно, — поддержал его брат.

Чани досадливо поморщился.

6. ДЕСЯТИКРЫЛЫЙ

Многое видали седые камни старой крепости Акантона, но такой бури не мог припомнить никто из старожилов города. Ветер ревел и хохотал, как бешеный зверь, срывая с крыш черепицу. С жалобным звоном разлетались выбитые стекла, трещали и ломались ветви деревьев, да и сами деревья то и дело с оглушительным треском переламывались пополам и улетали куда-то в темноту. Высокий железный шпиль ратуши был согнут в дугу. Любого, кто неосторожно выходил на улицу, ветер тут же сбивал с ног и катил, точно куль с тряпьем, пока наконец человек, сконфуженный и грязный, не оказывался в сточной канаве.

Гигантские валы поднимались выше стен старой крепости, заливая ее. Собственно, начинало казаться, что волн и нет вовсе, а само море вдруг вздыбилось, поднялось и ринулось на приступ. Не выдержав его яростного напора, с грохотом, перекрывшим на мгновение даже шум бури, рухнули стены Маячного бастиона.

Побелевшие от страха люди видели, что совсем рядом, просто рукой подать, среди вспененных валов мелькает огромный черный треугольник плавника. Иногда показывалась острая морда акулы, и люди клялись, что ясно различали во мраке ее горящие глаза.

Однако мол, прикрывший гавань, держался. Весь окутанный облаком пены, он стоял несокрушимо. Каждая новая волна поднималась над ним, ее гребень загибался, готовый уже перехлестнуть через это незначительное препятствие, но, натолкнувшись на невидимую преграду, рассыпался мелкими брызгами и отлетал назад. Ему на смену поднимался новый вал, еще более мощный и грозный — черно-зеленая стена мутной воды, — но и он так же бессильно отступал, отброшенный силой Наговорного Камня.

Долго ли так будет? — спрашивали себя люди. Осторожно прижимаясь к стенам, цепляясь за камни мостовой, они перебегали от дома к дому… Хорошо, этот шторм пройдет мимо, как и десятки других, но все же видели, как рухнул бастион… Ах, вы не видели? Я тоже не видел, но говорят, такое говорят… Я могу только шепотом, на ухо. Страшно… А на самом деле еще страшней было… Нет, и не предлагайте, я не сумасшедший туда ходить, мне еще жизнь дорога пока что… Да, боюсь и не скрываю этого. И вы боитесь, даже больше моего боитесь, так как трусите даже признаться в своем страхе… Правы, тысячу раз правы все, кто говорил, что это от ведьмы… Все от нее, от нее, проклятой… Тоже мне, Хозяева Огня, возомнили, что могут тягаться с самим Морским Королем… Нет, друзья, вы как знаете, а я так считаю, что давно пора ее связать да в море кинуть… Как кто? Вы и свяжите… Не я же. Я только простой мирный горожанин, торгую булками… А-а-а!!! Не хочу!.. Смотрите, смотрите, там… за молом…

Громадная вихрящаяся туча появилась над морем. Она ширилась и разрасталась, заливая небо сплошной чернотой. Перед ней отступили пронизанные ослепительными зигзагами синевато-белых молний грозовые облака, сквозь которые еще как-то удавалось прорваться отдельным солнечным лучикам. И если раньше было просто темно, то сейчас на море опускалась самая настоящая ночь… Да что там ночь! Не было слов, чтобы описать бездну мрака, опрокинувшуюся внезапно на город.

Но мрак раскололи длинные ветвистые бледные молнии. В них не было буйной ярости обычных молний, смертельным холодом пахнуло от этих белесых огней. Раскатился оглушительный треск, и вдруг где-то в глубине тучи, в самой ее середине, засветилось тусклое багровое пятно, похожее на отсвет далекого пожара. Оно становилось все ярче и ярче, и наконец из тучи вырвался первый, пока еще робкий, язык пламени. За ним второй, третий… Вскоре оцепеневшие от ужаса горожане увидели, что в небе полыхает гигантский костер, набирающий силу с каждой минутой.

Море под костром взбурлило, закипело, закрутилось, полетели клочья белой пены, образовался огромный водоворот, из которого начал медленно подниматься вращающийся столб воды толщиной с хорошую башню. Столб рос на глазах, вот он уткнулся в тучу, и от этого прикосновения огонь запылал еще свирепее. Из его черно-багровых языков выскользнуло длинное извивающееся тело, окутанное черной дымкой. Водяной смерч стал сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее оседать, повалили клубы пара, точно море вскипело, и из взбаламученных, помутневших вконец волн вынырнула исполинская голова, похожая на крокодилью. Кроваво-красные глаза уставились на берег, из пасти полыхнул огонь, повалил дым…

Гоня перед собой высокую волну, чудовище направилось к берегу. Огромные чешуйчатые лапы с длинными кривыми когтями уцепились за мол, и все увидели, что черные лезвия когтей пронзают толстые каменные плиты так легко, как если бы они были картонными. Снова дракон изрыгнул облако черно-желтого дыма с багровым пламенем внутри, подтянулся, встряхиваясь, как собака, и его длинное, казавшееся бесконечным туловище начало выползать на мокрые камни. Темно-зеленая чешуя, покрывавшая тело дракона, сливалась с помутневшими волнами, и было похоже, что дракон возникает, словно рождается, из воды.

Его лапы лихорадочно подергивались, скребя камни, из-под когтей летели снопы белых искр. Со скрежетом, слышным даже в реве бури, лапы дракона выворачивали громадные валуны, лежавшие на месте веками. Дракон взмахнул крыльями, помогая себе, и стремительный, золотисто-ясный свет ударил по башням города. Те, кто осмелился смотреть, говорили потом, что крылья дракона были выкованы из чистого золота, отполированного до блеска. Впрочем, кроме золотых у дракона были еще и четыре пары обычных крыльев.

Десятикрылый!

Да-да… Сам наивернейший слуга Морского Короля, свирепый, неодолимый, беспощадный… Не говорите, сожрет всех, до последнего человека… И не думайте спастись, не пытайтесь даже, бесполезно… Покориться, только покориться, пока не поздно еще… Да вы и сами не хуже меня знаете, чего хочет Морской Король… Нужно выполнить его волю незамедлительно, и все уладится. Может быть… А то разорят, разрушат город, сожгут дотла…

Но дракон не пополз к воротам города, которые уже готовились открыть достопочтенные купцы и владельцы лавок, он направился к концу мола, где сильнее, чем прежде, светился Наговорный Камень. Обычно ровное беловатое сияние стало теперь каким-то тревожным, прерывистым, в нем появился слабый красноватый оттенок. Тяжело сопя и взревывая, дракон начал разрывать кладку. Огромные камни летели из-под его лап, точно мелкие песчинки. И все сильнее становилось сияние Наговорного Камня. Оно рассеяло воцарившийся мрак, но в этом пронзительном, почти бесцветном свете лица людей становились мучнисто-белыми и плоскими.

Скорей бы все это кончилось, ужас этот. А там-то мы докажем нашу преданность владыке, сумеем… Пусть только нам возможность дадут, уж мы не оплошаем… Так ведь и она колдунья… Сами видели, что нам грозит… Но и не дракону с ней дело иметь, а нам с вами, почтенный… Да, куда ни кинь — всюду плохо. Там дракон, тут ведьма… Но я так понимаю, что из двух зол…

А дракон тем временем вырыл Наговорный Камень и попытался схватить его, но сразу же отдернул лапу, точно обжегшись. Он взревел так, что с крыш полетела черепица. Потом дракон примерился и ухватил Наговорный Камень зубами. Что-то ослепительно сверкнуло, загремело. И лишь тающая струя дыма, почему-то не подвластная ветру, колебалась на том месте, где недавно лежал Наговорный Камень.

А потом те, у кого хватило мужества не отвести взгляд раньше, увидели, что дракон, удовлетворенно урча, плюхнулся в море, нырнул и больше не появлялся.

И сразу же, как по чьему-то приказу, стих ветер, черные грозовые облака сменились плотными, серыми тучами, и зарядил нудный, мелкий дождь.

7. БЕГСТВО

Чани, торопливо вбежав в комнату, швырнул промокший насквозь плащ в угол и смахнул ладонью с лица капли дождя.

— Собирайтесь, и быстро, как можно быстрее!

Хани, завороженно слушавший бесконечный рассказ Ториль о плавании капитанов Тан-Хореза к далеким островам Южного моря, недовольно отмахнулся.

— Зачем? Посмотри, что на улице творится.

— Вот именно! Пока творится… Эти трусы решили выдать принцессу Морскому Королю.

Ториль побледнела.

— Не посмеют.

Чани, подскочив к шкафу, начал выкидывать из него прямо на пол меховые куртки, плащи, дорожные мешки.

— Уже посмели. В ратуше собралась свора достойных и благопочтенных горожан, именуемая магистратом; подвывая от страха, они приняли мужественное решение сдаться на милость победителя, сейчас собирают веревки и сети. Тебя намерены ловить, как бешеную собаку.

Однако минутная растерянность уже прошла, и губы Ториль скривила усмешка.

— Ну, это мы еще посмотрим. Посмотрим, что станется с тем, кто решится.

— Да, — подтвердил Хани. — Мы посмотрим.

— Дураки! Куда я дел свою флягу? А, вот она, нашлась. — Чани повернулся, сверкая глазами. — Неужели ты, принцесса, думаешь, что я позволю тебе сделать что-то с ними? Да, они ошибаются, да, они трусят, они хотят совершить подлость. Но можно ли их винить? И потом, это мой родной город, и я не допущу… Мы должны уходить.

— Бежать? — не поняла Ториль. — От шайки лавочников? Никогда! Этого мне не позволяет моя честь. Я проучу их так, что они навек зарекутся…

— И не думай! — перебил ее Чани.

— Так, может, ты и поможешь им? — язвительно спросила принцесса. — Это ведь легко и просто — связать меня.

— Не надо, — устало сказал Чани. — Потом они еще будут благодарить нас, но пока мы должны уходить.

— Будут? — ехидно переспросила Ториль.

— Будут, — уверенно подтвердил Чани. — А главное, твое колдовство тебе не поможет. Здесь дракон, тот самый, десятикрылый.

— Не может быть, — опешила Ториль.

— Может, может. Сам видел. Одевайся быстрее, — Чани швырнул ей плащ.

— Дорога каждая минута! Пока они соберутся, пока переругаются, пока помирятся, пока решатся… Мы сможем уйти далеко, если только не будем медлить.

— Вот, значит, почему они осмелели, — не слыша его, произнесла Ториль.

— Так или не так, но мы должны спешить!

— Куда спешить? — спросил Хани.

— У нас теперь один путь — через Западные ворота и вперед, к Туманным Горам, — лихорадочно натягивая куртку, пояснил Чани. — Совершенно ясно, что путь морем не для нас.

— А как же наша лодка?

Чани, не отвечая, схватил свой дорожный мешок, подхватил мешок принцессы и кинулся к дверям. Ториль последовала за ним. Немного подумав и все еще продолжая ворчать, Хани торопливо оделся и, с грустью оглянувшись на стынущий на столе ужин, двинулся вслед за ними.

Вдруг, чуть не сбив его с ног, в дверь влетел Чани.

— Чуть не забыл! А ты тоже хорош, не напомнил!

— О чем?

— Какое путешествие может быть без надежного оружия?

Хани растерянно заморгал, сокрушенно думая, что снова брат прав. А ведь именно он, Хани, собрал отличную коллекцию самых разнообразных мечей, кинжалов, палашей, ятаганов, щитов, развешанных по стенам комнаты. Правда, все они были старыми, слегка ржавыми, кое-где помятыми и погнутыми, но ведь когда-то же были они настоящим грозным оружием! Хани не жалел времени и сил, чтобы привести старую рухлядь, как презрительно отзывался об этой коллекции Чани, в приличный вид.

Чани, немного поколебавшись, сорвал со стены два небольших меча-гладиуса, швырнул один Хани.

Однако вошедшая Ториль ловким движением перехватила меч и, достав из ножен, ласково провела пальцем по сверкающему каким-то странным желтоватым блеском, совсем не похожим на обычный стальной цвет, лезвию. Внимательно осмотрела простую черную рукоять, украшенную маленькой семилучевой звездой, выложенной из бесцветных, невзрачных камешков, напоминавших стекло.

— Откуда это у вас? — спросила она у Чани.

Тот пожал плечами.

— Понятия не имею. Брат где-то нашел, не иначе на какой-нибудь свалке. Только там встречается ненужное железо.

— Зачем же ты берешь?

Чани замялся.

— На них поменьше ржавчины, — наконец ответил он.

— И вы не знаете, хорошее ли это оружие?

— Откуда? Что я, пробовал, что ли?

— Действительно, — тихо сказала принцесса сама себе. — И глупо было бы думать… Нет, просто копия… Плохая подделка. Долго ты там еще будешь копаться? — неожиданно прибавила она.

— Я готов, — выпрямился Чани.

— Тогда пошли. — Ториль снова незаметно для самой себя начала командовать.

Они поплотнее запахнули плащи и выскользнули на улицу. Словно обрадовавшись этому, откуда-то выскочил вновь ветер, швыряя им в лицо мелкую водяную пыль. Она крошечными серебристыми шариками оседала на одежде, от чего казалось, что плащи стремительно седеют. Однако они оставались сухими, стоило же хоть раз провести пальцем, как тут же образовывалась черная влажная полоса.

Чани шел впереди, прижимаясь к стенам домов, сворачивая в самые узкие и темные переулки и вообще стараясь быть как можно незаметнее. Ториль с недоуменной гримаской следила за ним. Вдруг Чани, завернув за угол, шарахнулся назад, да так неожиданно, что налетел на принцессу. Он прошипел:

— Кажется, влипли.

— Что там? — спросила Ториль.

— Стража.

— И только?

— Этого вполне достаточно, чтобы мы не пробились к Западным воротам. А пока мы доберемся до каких-либо других, будет уже слишком поздно.

В глазах Ториль сверкнул недобрый огонек, она резко выпрямилась, и Хани показалось, что она вот-вот выхватит меч, которого у нее не было. Или произойдет что-то другое, но тоже страшное. И он поспешно сказал:

— Они не посмеют.

— Посмеют, да еще как, — кисло возразил Чани, растерянно озираясь.

— Ты сам говорил, что они слишком трусливы.

— Вот именно.

— Не понимаю, — пожал плечами Хани.

— Они перетрусили как раз настолько, чтобы осмелеть и попытаться схватить нас. Вернее, ее, — Чани мотнул головой в сторону принцессы.

— Сейчас поглядим, — откликнулась она.

Послышался лязг подкованных железом сапог по камням.

— Может, побежим? — предложил Чани.

— Еще чего, — фыркнул брат.

— Ты сам говорил, что некуда, — напомнила Ториль.

— Не стоит поднимать шума, — не слишком уверенно сказал Чани.

Ториль молча покачала головой, он пожал плечами и, оглядываясь, нехотя шагнул из проулка на площадь. Хани и Ториль вышли следом.

Увидев их, стражники остановились. Усилившийся дождь с жестяным стуком барабанил по кирасам и ребристым шлемам. Капитан, то и дело отирая лицо, пытался разглядеть, кто перед ним. Наконец увидел и невольно попятился, что вызвало новую усмешку принцессы, однако натолкнулся на стражников и остановился. Наконец, набравшись решимости, он поднял руку и сипло сказал:

— Вы арестованы.

— Балда! — спокойно ответил Хани.

— Что? — не понял капитан.

— Балда ты! — терпеливо объяснил Хани. — Вот что.

Капитан побагровел.

— А я-то хотел вас отпустить. Нам нужна была только колдунья. Но теперь и вы за сопротивление властям, за оскорбление власти, за неподчинение, за… И вообще. Посидите недельку в подвале, образумитесь, научитесь уважать стражу. Взять их!

— Простите, — вежливо спросил Чани, — какую власть мы оскорбили?

— Нашего всемилостивейшего и могущественнейшего повелителя Морского Короля.

— Но ведь еще утром Акантоном правил Городской раад. Это был свободный город.

Капитан, напыжившись, объяснил:

— Достопочтенный раад свободного города, не принуждаемый никем, согласно воле граждан, изъявленной в наипочтительнейшем прошении, принял решение отдаться под защиту и покровительство могучего владыки.

— Достойный конец Города Львов, — прошептал Чани.

Хани демонстративно медленно достал меч. Двинувшиеся было вперед стражники остановились.

— Что вы застряли?! — завопил капитан. — Вас же шестеро! Хватайте их!

Но сам он предусмотрительно юркнул за спины своих стражников, предпочитая руководить боем, а не участвовать в нем. Неловко выставив вперед алебарды, совсем как вилы, и вздрагивая то ли от страха, то ли от собственной смелости, стражники сделали еще два шага.

— Смелее, — подбадривал капитан. — Сейчас я сбегаю в ратушу за подкреплением, и мы одолеем их.

Он толкнул вперед двух ближайших к нему воинов, а сам повернулся и тяжелой рысью, грохоча сапогами по камням, помчался через площадь. Оставшиеся без командира, стражники замялись. Идти вперед было страшно, идти назад было боязно. И они приняли самое простое решение — шумно сопя, остались стоять на месте.

— Мы не можем терять время, — шепнул на ухо принцессе Чани. — Если прибегут люди из ратуши, их будет слишком много. Надо отвязаться от этих. И поскорее.

Ториль кивнула и сделала шаг вперед. Стражники соответственно сделали шаг назад и прижались друг к другу еще теснее. Принцесса резко вытянула правую руку… Из рукава плаща метнулся черно-красный светящийся шар.

Кто-то вскрикнул, один из стражников полетел кувырком… Через мгновение площадь была пуста, только один шлем, побрякивая, катился по булыжникам. Он слетел в сточную канаву, качнулся пару раз и с веселым бульканьем пошел ко дну.

— Вот и все, — сказала Ториль. — Дорога свободна. И все целы, — специально для Чани добавила она.

8. ПРИЯТНОЕ ЗНАКОМСТВО

Когда они вышли из города, что было совсем не трудно — городские ворота никто не сторожил, да и висели они скорее ради проформы, одна створка вообще отвалилась — принцесса сразу же решительно свернула с дороги, что немало озадачило Хани. Конечно, с географией острова мальчики были знакомы весьма приблизительно, и то в основном по рассказу принцессы, но уж окрестности города знали. Лес, к которому направлялась Ториль, у жителей Акантона именовался Недобрым, и они его избегали. Одни охотники, отчаянные смельчаки и сорвиголовы, заходили туда, чтобы вернуться крайне испуганными и принести новую порцию рассказов о творящихся в его чащобах чудесах и ужасах. Правда, они снова уходили туда, чтобы проверить поставленные капканы… И еще одно смущало Хани — все рассказчики неизменно возвращались живы-здоровы, несмотря на опасности и трудности. Доблестные герои… Вот здесь мнения братьев расходились — Хани был склонен принимать рассказы за чистую монету, Чани же относился к ним крайне скептически. Он утверждал, что герои не углублялись в лес дальше десяти шагов от опушки, а все их приключения придуманы в придорожных трактирах. Хани горячился, спорил, но Чани оставался тверд в своих подозрениях, хотя и не высказывал намерения проверить их. В этом братья сходились — слава у леса была дурная, и стоило держаться подальше от него.

Когда Хани сказал об этом принцессе, та ответила, что не считает нужным обходить лес по старой королевской дороге, так как это удлиняет путь. Чани резонно заметил, что иногда самый короткий путь отнимает гораздо больше времени, чем самый длинный. Принцесса возразила, что в этом случае все не так, как представляется братьям. Чани пожал плечами и подчинился.

Они шли вдоль весело звенящего ручья, и лес совсем не казался страшным. Напротив, звонко перекликались птичьи голоса, тихо шуршали, переговариваясь, листья высоких стройных ясеней, и самым громким звуком была перебранка сорок.

Хани уже было открыл рот, чтобы выразить свое удивление таким несоответствием названия леса и того, что им открылось на самом деле, как тихий протяжный стон заставил его молчать. Хани моментально выхватил свой куцый меч и приготовился защищаться. Но никто пока не спешил нападать на него. Чани, сжав губы в ниточку, с усмешкой глядел на его воинственные приготовления. Но когда стон повторился, уже громче, Чани тоже встревожился.

Между деревьями пролетело тихое поскуливание, тонкое, жалобное, оно завершилось невнятным бормотанием и оханьем.

— Кто это? — повернулся Хани к Ториль. — Мы должны ему помочь.

— А что если нас просто заманивают? — предположил Чани. — Ты сам рассказывал такие страсти об этом лесе, что сейчас впору бежать сломя голову подальше отсюда. И сам же собираешься помогать неведомо кому.

Стон прозвучал снова, на сей раз завершившись протяжным мяуканьем, прямо ни дать ни взять — кошке хвост прищемили. Чани глянул на принцессу, но та лишь пожала плечами.

— Я сама решительно ничего не понимаю.

— Будь я проклят, но это кошка, — изумленно сказал Хани.

— Кошка? Здесь? — Чани вздохнул. — Подумай, что ты говоришь.

И опять пронзительное «мья-уау-а!!» пролетело в лесу.

— Нет, надо спасать кота, — решительно отстранил протянутую руку брата Хани. — И вообще, кто бы то ни был, он явно попал в беду, он просит помощи. И я считаю, что с нашей стороны будет просто подло не откликнуться.

— Кому? — сморщился Чани.

Мяуканье перешло в тихий скулеж и плач. Хани, больше не слушая возражений и увещеваний брата, помчался бегом в ту сторону, откуда раздавались жалобные звуки. Выбежав на залитую солнцем поляну, он остановился. На поляне горестно постанывал зверь, совсем на кота не похожий. Зверь, каких Хани раньше не видел. Да…

Приключения начались раньше, чем путешествие, еще в городе. А теперь начались и чудеса. Как раз то, о чем он мечтал…

Трудно сказать, кто больше был удивлен, увидев зверя, — братья, которым он был в диковинку, или Ториль, которая явно знала, кто это, но никак не рассчитывала встретить его здесь.

Он был ростом с теленка, но напоминал… Трудно сказать, кого же именно он напоминал, скорее какую-то немыслимую комбинацию животных. Тело похоже на львиное, но лапы были гораздо больше, чем требовалось, и выглядели совершенно чужими. Большую орлиную голову с внушительным клювом увенчивал несерьезный хохолок. И уж совсем не к месту смотрелись шикарные крылья, покрытые мягкими шелковистыми перьями того же приятного золотистого цвета, что и шерсть. Длинный хвост заканчивался симпатичной кисточкой.

Зверь открыл клюв, и вновь послышалось то самое протяжное жалобное мяуканье. Потом зверь заскулил, задергался, неловко запрыгал по траве, и Хани понял, что его правую переднюю лапу что-то держит. Не обращая внимания на предостерегающий возглас брата, Хани подбежал к зверю и увидел, что тот угодил в капкан. Не раздумывая, Хани схватил меч, всунул его между стальными дугами, надавил. Капкан скрипнул и нехотя разошелся.

Зверь со вздохом облегчения вытащил помятую лапу, облизал ее длинным дымящимся языком и, ковыляя на трех целых лапах, отошел в сторону, подальше от ненавистного железа. Постоял немного, покачиваясь в полном изнеможении, и мешком рухнул на траву.

— Грифон? — не пытаясь скрыть удивление, спросила Ториль. — Никогда бы не подумала, что хоть один из них дожил до наших дней.

— А раньше были? — заинтересовался Хани.

— Конечно. Предания говорят, что в древние дни они водились стадами.

— Тьфу, надо же придумать такую чушь, — сказал чей-то приятный негромкий голос.

— Кто это? — подскочил Хани.

— Конечно, я, — ответил тот же голос.

— Кто «я»?

— Я это, я, Грифон.

Все трое, вытаращив глаза, уставились на Грифона, сидевшего по-собачьи, держа на весу помятую капканом лапу.

— Так ты еще и говоришь? — поразился Чани.

— Что значит «еще»? — моментально обиделся Грифон. — Не еще, а просто. Говорю, как всегда говорил. И не вижу в этом ничего удивительного. Я не только говорить умею, но еще много чего. И прекратите меня оскорблять. Скажете тоже: стадами. Я — животное редкое, — горделиво произнес он. — Уникальное.

Но на принцессу это не произвело впечатления.

— Откуда ты взялся, редкое животное? — сухо спросила она.

Грифон недовольно пощелкал клювом.

— Откуда?.. Лечу, понимаете ли, себе, лечу, никого не трогаю. Я был в Диагбеначингвеа. Чудесное местечко, красивейшая река, водопады какие… А бананасы там растут… Объеденье, язык проглотить можно. Вы никогда там не бывали? И не стоит, — без всякого перехода закончил Грифон. — Ужасная дыра. Речка мутная, того и гляди — заболеешь. Водопады тоже… Грохнешься

— костей не соберешь. А под каждым бананасом по крокодилу сидит. И любой тебя проглотить норовит, не спросясь. Хоть бы договорились заранее, кто именно. А то схватили, уже есть собрались, да передрались насмерть, все выясняли, кому первому кусать. — Грифон вздрогнул. — Но я удрал… То есть всех их победил! Ух! Только перья полетели!

— От крокодилов? — невинно уточнил Чани.

— Да, а что? — Грифон недоумевающе посмотрел на него ясными голубыми глазами. Потом спохватился — видимо, дошло. Он смущенно перебрал клювом перышки на груди и сообщил: — А там особенные крокодилы. Пернатые. И вдобавок ушастые.

Ториль, не выдержав, расхохоталась, братья тоже прыснули. Грифон надулся.

— Раз так — не буду больше рассказывать.

— Что ты, — поспешно успокоил его Хани. — Мы тебе верим.

— Верите? — Грифон посмотрел на него правым глазом и удовлетворенно кивнул.

— Ну, хорошо. Значит, улетел я с Диагбеначингвеа, но тут на меня напал дракон…

— Десятикрылый? — резко перебила его Ториль.

— Он самый, — жалобно засопел Грифон. — Восьмикрылый. Он вообще меня преследует повсюду. Хочет, видимо, поймать.

— Десяти или восьми? — уточнил Чани.

— Десяти, — сказала Ториль.

— Восьми, — поправил Грифон. — Ведь ему всего четыре тысячи лет.

— А при чем тут возраст? — поинтересовалась Ториль.

— Вы даже этого не знаете? — поразился Грифон. — Простая же вещь. Каждую тысячу лет у дракона отрастает еще одна пара крыльев. Этому четыре тысячи — значит и крыльев восемь.

— А пятая пара? — спросил Хани.

— Это разговор особый и долгий, как-нибудь потом, — уклонился Грифон.

— Зачем же он тебя пытается поймать? — спросила Ториль.

— А я откуда знаю? — поспешно сказал Грифон. — Вот хочет — и все тут. Я спасаюсь, как могу. Ведь я такой тихий, такой мирный, никого не трогаю, никого не обижаю. Только прилетел — и на тебе. Сразу в капкан! Ну где это, скажите, видано, чтобы на Грифонов капканы ставили?! — возмущенно закончил он.

— Неслыханное безобразие, — сочувственно кивнул Чани.

— Вот я и говорю, — обрадовался Грифон. — Просто кошмар. Издевательство! Я ведь животное редкое! — Он выпятил грудь. — Ре-лик-то-во-е! Меня нужно охранять и беречь изо всех ваших сил.

— Я больше не могу, — Хани опустился на траву, беззвучно смеясь. — Сейчас он меня уморит.

Грифон снова обиделся.

— Ах так… Значит, так?! Ну и все, больше я с вами не разговариваю.

— Он, чуть прихрамывая, прошелся по лужайке, потом с треском раскрыл крылья и взлетел.

— Даже не поблагодарил, — фыркнул Чани, осуждающе глядя вслед тающей в голубом небе точке.

— Это он сделает в следующий раз, — держась за живот от хохота, пообещал Хани.

Вопреки всем страхам и ожиданиям, больше никаких приключений и встреч в лесу не было.

— Я думаю, — подвел итог Чани, — что наши охотники просто не желают, чтобы им распугали дичь.

Действительно, за три дня они видели великое множество оленей, кабанов, косуль. Непуганые звери безбоязненно провожали их взглядами, лениво уступая дорогу.

— Пожалуй, да, — согласилась Ториль.

Также без приключений они пересекли равнину и, уже у подножия Черных гор, вышли на дорогу. Это был Северный тракт, пересекавший весь остров с самого севера до крайней южной точки. Дальше путники шли по нему, как с самого начала и предлагала Ториль.

9. ЗАКРЫТОЕ КОРОЛЕВСТВО

Дорога, причудливо петлявшая по склонам гор, то взмывая под облака, то ныряя обратно на самое дно ущелий, помаленьку начала выравниваться, становилась лучше. Но у Хани возникло странное ощущение, что они все дальше уходили от жилья. Может, причиной тому были горы, становившиеся все выше и угрюмее. Теперь они полностью оправдали свое название — Черные, ибо только этот цвет остался на отвесных склонах грозных пиков, поднимавшихся со всех сторон. Они давили, заставляли чувствовать себя крошечным, слабым и ничтожным. Сахарно-белые снежные шапки на вершинах гор делали эту черноту буквально светящейся.

Хани зябко ежился, крутя головой.

— Неприветливое место.

— Да, бывают более гостеприимные дороги, — согласилась принцесса.

— Мне кажется, что эта чернота создана нарочно, — пожаловался Чани.

Ториль метнула на него быстрый взгляд.

— Что ты об этом знаешь?

— Ничего. Просто мне так кажется.

— Да, в какой-то степени ты прав, — неохотно согласилась она. — Вечный Лост старался сделать пограничные земли неприглядными для чужестранцев. Хотя дальше, на обратных склонах Черных гор, картина совсем иная.

— Зачем? — спросил Чани.

— Владыка Озерного королевства не хочет соблазнять понапрасну охотников до чужого богатства.

Постепенно дорога поднималась все выше, и вскоре Хани понял, что идут они по высокому акведуку, выстроенному почему-то вдоль ущелья. Далеко внизу шумела речка, так далеко, что ее даже не было видно в легком тумане, стелившемся под ажурными колоннами акведука. До путников долетало только слабое журчание струек воды, скачущих по камням.

Впереди показалось неясное черное пятно, пересекавшее дорогу. По мере приближения оно росло, расползалось в стороны, и вскоре Хани понял, что дорога упирается в исполинскую гору. Не обходит ее по скалам, а именно уходит в глубь горы. Смотреть против солнца было трудно, и лишь подойдя вплотную, он понял, что немного ошибся. Это была не совсем гора.

Когда-то давно, в незапамятные времена, гора была расколота надвое ударом сильнейшего землетрясения. Огромные каменные глыбы, вырванные из ее склонов, до сих пор громоздились по бокам акведука. Но разлом в самом теле горы был заделан. Его прикрывала каменная стена, сложенная из тех же черных обломков и потому казавшаяся продолжением самой горы. Хотя нет, не стена. Целая крепость была втиснута в узкую щель. Хани насчитал пять ярусов высоких зубчатых стен, поднимавшихся один над другим. Первые два яруса были совершенно гладкими, последующие три украшали приземистые толстые башни, в которых виднелись странные большие круглые окна, закрытые тяжелыми стальными щитами. Можно было предположить, что нижний ярус стены-крепости по толщине не уступал самой горе. И была еще одна странная особенность, поразившая Хани. Обычно крепость имеет ворота. Здесь же ни в одной из стен, даже в самой верхней, ворот не было.

Ториль остановилась, глядя на подсвеченную сзади солнцем черную массу крепости, казавшуюся безжизненной. Только где-то высоко, на пятом ярусе, сверкали крошечные точки шлемов часовых, так решил Хани. Но путники сразу почувствовали, что за ними следит множество глаз.

— Это Норденкалст, один из четырех входов в королевство Найклост, — сказала принцесса.

— Какой же это вход? — усмехнулся Чани. — Ни входа, ни выхода.

— Тем не менее. Обойти крепость по горам вообще невозможно. Только пройдя через ее укрепления, можно попасть во владения вечного Лоста. Озерное королевство хорошо защищено природой. Дальше мы пойдем по тракту до Левертона, а потом повернем на восток и через Леверкалст выйдем на восточную равнину. Ну, а там… Там посмотрим.

— Пока что мы никуда не идем, — иронически отозвался Чани.

— Нужно ждать, пока комендант крепости выйдет к нам.

— И когда это произойдет?

— Когда он сочтет нужным.

Чани раздраженно хмыкнул.

— Может, поторопить его? А то придется торчать здесь до завтрашнего дня.

— Бессмысленно, — покачала головой принцесса. — Напротив, к нам после этого вообще никто может и не выйти. Жители Найклоста — странный народ. Не зная его обычаев, можно легко попасть впросак и навсегда испортить с ними отношения. Поэтому я прошу вас смотреть и только смотреть, не вмешиваясь в разговор, каким бы странным он ни показался.

— А может, они просто не знают, что мы ждем? — предположил Хани.

— Не сомневайся, гроссмейстер давно знает о нашем прибытии и сейчас наверняка разглядывает нас, решает, как поступить.

Громкое хлопанье крыльев привлекло их внимание. Вскинув голову, Хани успел заметить большого орла, взлетевшего с одной из башен четвертого яруса.

— Ручной орел?

— Да, — кивнула принцесса.

Тут с тихим шорохом с самой нижней стены развернулась и закачалась веревочная лестница. Три человека в развевающихся белых плащах быстро и ловко спустились на дорогу, хотя высота стены была не меньше пятидесяти локтей. Под плащами у них виднелись голубоватые стальные латы, и Хани еще раз подумал, что эти воины очень сильны, раз такая тяжесть не помешала им. На боку у каждого из воинов висел прямой меч. Их головы были скрыты глухими шлемами, напоминавшими ведра и украшенными пышными голубыми султанами.

Высокий воин, плащ которого на правом плече был скреплен застежкой в виде большого бронзового креста, шагнул навстречу принцессе, подняв вверх приветственно правую руку в железной перчатке. Остальные двое остались стоять, скрестив руки на груди.

— Приветствую тебя. Хвала Вечности, в Найклосте нет новостей, — глухо прозвучал из-под шлема бас воина.

— Хвала Вечности, нет и не будет.

— От века и впредь.

— Как здоровье Лоста, вечного и неизменного в семнадцатом воплощении, Флоунинга Благородного? — спросила Ториль.

— Лост здоров, как обычно.

— Приветствую тебя, доблестный командор. Я хотела бывидеть гроссмейстера Ранденшрайзена.

— Зачем?

— Хочу уверить его в неизменности мира.

Саркастический смешок отчетливо послышался из-под шлема.

— В прошлое твое появление, всего месяц назад, ты совершила страшное преступление — принесла новости в Найклост. Тебя должны были казнить, и лишь совершенно непонятное заступничество морского маршала Дреггенхайнера спасло тебя тогда. Но приговор, вынесенный Лостом, вечным и неизменным, остается в силе. Твоя нога больше не ступит на землю Озерного королевства.

— Я хотела бы говорить с гроссмейстером, — упрямо повторила Ториль.

— Нет.

Принцесса начала злиться, красные пятна выступили у нее на скулах.

— Есть вещи выше твоего понимания, командор. Твой слабый ум не в силах охватить их.

— Гроссмейстер не пожелал встречаться с тобой.

— Я все-таки прошу встречи с гроссмейстером, пусть он выслушает меня и только тогда решает.

— Новости? — зловеще спросил командор. При этом страшном слове оба воина, стоявшие за его спиной, положили руки на мечи.

— Вы пытаетесь угрожать мне оружием? — почти весело удивилась принцесса. — Повелители Огня пока не враждуют с Найклостом.

— Избави нас Вечность, — отозвался командор, махнув рукой воинам. Те снова замерли, как две железные статуи.

— Новостей нет, — сказала Ториль. — Все старо, как мир. Морской Король. Передай эти слова Ранденшрайзену.

Командор отрицательно качнул шлемом.

— Нет. Найклост вечен неизменностью. Нет новостей — хорошая новость. И бури, несущиеся над миром, огибают горные стены королевства. Чистыми и светлыми остаются воды Голубого озера. Мы не вмешиваемся в дела мира и не позволим миру вмешиваться в наши дела. Это слова гроссмейстера.

— Последние слова?

— Да.

Ториль тяжело вздохнула.

— Вы берете на себя страшную ответственность, ты и гроссмейстер. Черные горы кажутся вечными, но вспомни о каменной буре, расколовшей этого великана. Она может повториться. И тогда новости придут в Найклост, страшные новости. Голубое озеро замутится и покраснеет от крови. И это будет лежать на твоей совести.

— Мы, дети Лоста, вечного и неизменного, только выполняем его веления, — возразил командор. — Мне приказал гроссмейстер, ему приказал маршал Нетцльбек, а тому приказал великий магистр, устами которого говорил сам Лост.

— Ну, прощай, командор. Но помни мои слова. Несокрушимым кажется Норденкалст, но рушатся не только стены, а даже горы.

— Лост вечен, — упрямо повторил командор.

10. ЧЕРНЫЙ ТУМАН

— Это сильно затруднит наш путь, — ворчала принцесса, ловко перепрыгивая с камня на камень. — Обход совсем не входил в мои планы, но кто же мог знать, что они так перепугаются?

— Чего? — спросил Чани, подхватывая ее под локоть, когда булыжник повернулся и принцесса едва не упала.

— За моей галерой гнался Морской Король, я приказала зайти в Брискоуп. Ну и там все поняли.

— Трусы.

— Нет, — усмехнулась Ториль. — Просто они слишком ценят неизменность.

Теперь вместо дороги им пришлось брести по узкой тропинке, прилепившейся над обрывом. Она, причудливо извиваясь, медленно ползла вверх. Путники шли, сняв плащи на меховой подкладке и расстегнув куртки, так как от жары и усталости пот ручьями струился по спинам. Тропинка по краям заросла густыми и колючими кустами ежевики, продраться сквозь которые не было никакой возможности. Впрочем, если даже это и удалось бы, склон горы был так крут, что двигаться по нему пришлось бы ползком. Когда они переваливали через один хребет, перед ними немедленно вырастал второй, еще более высокий и крутой, на который опять нужно было подниматься.

— Надоело, — Хани остановился. — Мы почти не двигаемся вперед.

— Попробуй быстрее, — предложил Чани.

Хани почесал затылок, посмотрел на поднимающуюся перед ним серую стену, кое-где украшенную редкими колючими кустами, в которых запутались клочки черного тумана, потрогал стену рукой. С тихим шорохом вниз просыпалась струйка мелких камешков.

— А что? И попробую, — неуверенно сказал он.

Хани раздвинул колючки и приготовился было нырнуть в них, чтобы подобраться к самой скале, но Чани дернул его за рукав.

— Перестань дурачиться.

Хани отмахнулся от него и шагнул вперед, ветки, качнувшись, сомкнулись за ним, больно хлестнув Чани по щеке. Он отер выступившую капельку крови и вернулся к принцессе. Хани попытался вскарабкаться на скалу, ему даже удалось подняться немного, но потом камень вырвался из-под руки, и он, увлекая за собой ворох щебня, съехал вниз, прямо в гущу колючек.

— Что, съел? — поинтересовался Чани, пока брат, поохивая и постанывая, выдирал острые и твердые шипы из рук.

Хани только вздохнул, глядя на изодранные в клочья рукава, и не ответил ничего. Ториль, следившая за происходящим, холодно спросила:

— Позабавились? Достаточно? Тогда вперед!

Хани подхватил свой мешок и первым зашагал дальше по тропинке. Чани, недовольно поморщившись, пошел за ним, пробурчав под нос, что самое легкое на свете — это командовать. Ториль сделала вид, что не замечает его бурчания.

Они поднимались все выше и выше, но вершины гор по-прежнему сверкали ослепительно-белыми точками в синем небе, ничуть не приближаясь. Наоборот, они вроде бы даже становились все дальше. Воздух постепенно делался холоднее и холоднее. Ежевику сменила какая-то жесткая черная колючка, царапины от которой были особенно болезненны и долго кровоточили, в чем Чани убедился, неосторожно влетев в самые заросли. Тут и там в кустах виднелись лоскутки того же странного тумана, словно кто-то, продираясь сквозь них, оставил клочья одежды. Ториль озабоченно хмурилась, глядя на туман, но пока ничего не предпринимала.

Постепенно исчезла и колючка, лишь дряблые полосы скользкого серо-зеленого мха трепыхались на ветру, который из теплого и ласкового там, внизу, превратился в холодный и резкий. С пронзительным свистом он хлестал путников по лицу, выскакивая неожиданно из расселин. Туман оседал на камнях каплями мороси, и ноги начинали скользить еще сильнее. Камни, с шумом выскакивая из-под сапог, падали в пропасть. Даже небо изменилось. Из голубого оно превратилось в густо-синее, слегка фиолетовое, глубокое и прозрачное. Хани показалось, что он различает звезды, хотя был день.

Тропинку начали пересекать провалы, через которые приходилось перепрыгивать. Чани опасливо жмурился, глядя, как Ториль хладнокровно идет по уступу шириной в ладонь, приткнувшемуся к отполированной дождями и ветрами чуть не до зеркального блеска скале, за которую нечего было и думать ухватиться. Братья давно уже считали, что пришла пора передохнуть, а Хани то и дело тоскливо облизывался, думая об обеде. И вообще, не лучше ли повернуть назад? Приключения хороши в умеренных дозах. Однако, взглянув в холодные глаза принцессы, они невольно без возражений тащились дальше.

Чани заметил, что принцесса начала с тревогой поглядывать на небо, по которому ползла темная туча, похожая на растрепанный половик. Странная какая-то была туча. Она двигалась не плавно, как положено всем нормальным тучам и облакам, а судорожными рывками. Сначала вперед выбрасывался лохматый серый рукав-щупальце, он словно цеплялся за что-то невидимое, а потом подтягивалась и остальная масса. Чани с легким страхом понял, что туча движется против ветра!

Постепенно она подобралась к солнцу и проглотила его. Сразу стало сумрачно и холодно, камни покрылись инеем, словно на них дохнул невидимый ледяной великан. Туча же, похоже, обосновалась в небе надолго. Во всяком случае, больше она никуда не двигалась, а начала растекаться в стороны, пятная синеву неба грязными серыми кляксами.

Ториль нервно сжала кулаки. Вдруг кто-то тронул ее за плечо, она испуганно обернулась. Но это был Чани.

— Не бойся, — сказал он.

— С чего ты взял, что я боюсь? — голос принцессы был по-прежнему насмешлив.

— Заметно.

Она надменно вскинула голову.

— Вздор. Я не знаю, что такое страх.

— Верю, — согласился Чани, — но все равно сейчас ты боишься.

В холодных глазах мелькнула растерянность, но принцесса тут же опомнилась, хотя в голосе ее не было прежней твердости:

— Лжешь. Не забывайся.

Чани изумленно посмотрел на нее.

— Опять?

Но, словно обжегшись о взгляд ледяных глаз, он смешался и замолчал. Вопль Хани раздался очень кстати, разрядив ситуацию.

— Смотрите! Смотрите!!

Они подбежали к нему. Хани показал вниз. Там, из узкой расселины, клубясь, выплывало густое черное облако, оно заполнило уже пропасть, по краю которой шла тропинка, и теперь медленно поднималось вверх, цепляясь за скалы.

— Камни! Быстро! — приказала принцесса.

— Что камни? — не понял Хани.

— Собирайте камни и сваливайте в кучу. Только быстрее, если вам дорога жизнь!

Жесткий, повелительный тон словно подхлестнул братьев. Они лихорадочно, сбивая в кровь пальцы, начали собирать щебень и выворачивать потрескавшиеся камни. Вскоре на тропинке выросла большая куча, и Ториль жестом остановила их.

А черное облако тем временем было уже совсем рядом. Мгла, поднявшаяся из пропасти, сомкнулась с опустившейся сверху, и они оказались внутри черного шара. Чани заметил, что по краям облака сверкают крошечные голубые огоньки, мелькают серебристые искорки. Ему даже показалось, что он различает мельчайшие четырехконечные звездочки…

Ториль, белая, как мел, но спокойная, достала свой Факел и направила его на груду камней. Она произнесла длинное и сложное заклинание на незнакомом певучем языке, Факел сразу брызнул струей белого огня… Пламя Факела стремительно налилось желтизной, и, к удивлению и испугу братьев, камни сами вспыхнули ярким желтым пламенем. Хани, стоявший слишком близко к костру, попятился.

Но его остановил окрик Ториль:

— Стой! Назад!

Она схватила Хани за руку и с силой подтащила к костру.

— Нельзя отходить от огня. Нельзя! — повторила она. — Может быть, нам удастся спастись.

Плотная черная стена надвигалась, выбрасывая колышущиеся отростки. Даже сквозь жар огня чувствовалось ее леденящее дыхание. Послышалось ровное мерное гудение, словно рядом пролетел рой рассерженных пчел, серебристые огоньки завертелись быстрее, сливаясь в светящийся вихрь. Но и необычное пламя, которое было сложено из сотен мельчайших золотисто-желтых кубиков, тоже разгоралось все сильнее.

— Так вот ты какой, Черный Туман, — непонятно прошептала Ториль.

Чернота напряглась, пытаясь сомкнуться над ними, охватить их, но, натолкнувшись на пламя костра, отступила. Гудение стало сильнее, перешло в тонкий рассерженный вой. Опять и опять черные крылья протягивались к путникам, но, попав в огонь, таяли, оставляя после себя запах потревоженной пыльной паутины. Искры Тумана засияли ярче. Потом раздался гулкий раскат, похожий на гром, — и все стихло.

Ториль устало опустилась прямо на мокрые камни тропинки.

— Вот и все…

— Что все? — переспросил Хани.

— Сам смотри.

Черная сфера, окружавшая их, стремительно белела и редела, пропали или погасли мелькавшие раньше серебристые искры. И вскоре вокруг клубился самый обычный влажный туман, быстро тающий под жаркими лучами вновь появившегося солнца. С тихим потрескиванием и пощелкиванием догорал каменный костер. Ториль провела ладонями по лицу, как бы смахивая усталость, и легким упругим движением поднялась.

— Вперед! — приказала она.

— Ты что? — возразил Чани. — Ведь не видно же ничего. Как можно идти по горам в таком молоке?

— Это ненадолго. Туман израсходовал свою силу. И вообще, пора бы тебе прекратить оспаривать мои приказы.

Чани рассердился, но протестовать не посмел, не такой сейчас была принцесса, чтобы можно было ей возразить. Синие глаза ее превратились в кусочки льда и смотрели, безжалостно прищурившись, как бы выбирая цель для удара.

— Вперед, — повторила она.

И действительно, туман быстро растаял, и братья ахнули. Все вокруг — и тропинка, и скалы, и редкие кусты — было засыпано толстым слоем снега. Где-то вдалеке шевелились еще остатки тумана, образуя тонкую, белесую, полупрозрачную вуаль, сквозь которую проступали черные громады гор и бездонные провалы пропастей.

— Вперед так вперед, — согласился Чани. — Но только скажи, пожалуйста, что это такое было?

— Сам видел — Черный Туман.

— Колдовской? — опасливо спросил Хани.

— Да, и очень скоро мы увидим, что нам всем грозило.

Рыхлый сухой снег хрустел под ногами, и не верилось, что сейчас лето, что совсем недавно было жарко. Ториль зябко ежилась, кутаясь в плащ, ее трясло, но, когда Чани, заметив это, стал снимать свою меховую куртку, она отрицательно покачала головой.

Солнце начало постепенно склоняться к горизонту, окрашивая запад в пронзительно оранжевый цвет. Легкие перистые облака полыхнули огнем. Путники продолжали подниматься на гору, но перевал не приближался. Постепенно горы подступали к самой тропинке. На их покрытых снегом склонах дрожали и переливались оранжевые и красные отблески.

Вдруг Чани, шедший первым, остановился так резко, что Ториль невольно ткнулась носом ему в спину.

— Что там? — недовольно спросила она.

— Смотри! — посторонился Чани.

Прямо поперек тропинки лежала огромная глыба черно-зеленого льда, она даже свисала над обрывом. Где-то внутри ее был виден неясный белый свет. Чани, выхватив меч, ударил глыбу, однако меч глухо звякнул, словно ударился о камень, и отскочил, не оставив ни малейшего следа, но зато едва не вывернув кисть Чани. И как бы в ответ на удар зазвенели крошечные серебряные колокольчики. Или, может, это лишь показалось Чани. Свечение внутри глыбы стало сильнее, и он, вытянув руки, медленно, как завороженный, пошел вперед.

— Не смей! — отчаянно вскрикнула Ториль.

Но было поздно, Чани коснулся левой рукой льдины. И к своему ужасу, почувствовал, что не может оторвать руку. Потом ее словно пронзила огромная холодная игла, и рука пропала. Нет, Чани по-прежнему видел ее, но пальцы больше не повиновались ему, и он не ощущал их. Чани в испуге шарахнулся назад, и лед отпустил его. Не веря самому себе, Чани осторожно потрогал правой рукой левую. Она приобрела странный мраморно-белый оттенок и стала холодной и твердой, как лед.

Чани заметил, что на глазах Ториль выступили слезы, но она быстро моргнула, и слезы пропали.

— Это я виновата, я не предупредила тебя, — проговорила она с отчаянием.

— Нет, ничего, — трясущимися губами вымолвил Чани, все еще не до конца поверив в происшедшее, — это я сам.

Тонкие пальцы Ториль ощупали его руку.

— Я не смогу снять заклятье. Это могут только Радужники. Я могу уничтожить замороженную вещь, но не освободить ее.

— Ничего, — по возможности бодро повторил Чани, стараясь не поддаться страху. — Встретимся с Радужниками, все уладится, — заключил он, хотя и не имел ни малейшего понятия о том, кто такие Радужники.

— А что это? — спросил Хани.

— Черный Лед, порождение Черного Тумана, который недавно напал на нас.

— Напал? — не поверил Хани.

— Да, напал. Я тоже не верила в это, хотя и знала; считала все это сказками, страшными преданиями. Но, оказывается, иногда сказки говорят правду. Далеко на севере живет Хозяин Тумана, которому повинуются все тучи, облака, весь туман, в том числе и самый страшный и опасный — Черный. Заклинаниями Хозяин Тумана вызывает его из темных пещер в далекой Стране Заката и направляет туда, куда устремляется его злая воля. Черный Туман заполняет воздух, проникает в дома, просачиваясь в самую крошечную щелочку, обволакивает деревья, людей и зверей. А потом произносится новое заклинание, и Туман превращается в Черный Лед, твердый, как камень, много тверже камня. И все живое, оказавшееся в Тумане, теперь остается скованным Льдом. Скованным и замороженным, и само постепенно превращается в лед. Одно только прикосновение к Черному Льду опасно. Если бы Чани держался за льдину подольше, то он весь превратился бы в ледяную статую. И я не могу расколдовать его руку, — угрюмо повторила принцесса. — Хозяин Тумана сильнее меня.

— И рука не будет замерзать дальше?

— Нет, ведь она из обычного льда. Так что теперь тебе нужно держаться подальше от огня, если не хочешь потерять ее.

Чани послушно отступил назад.

Ториль направила огонь Золотого Факела прямо на глыбу Черного Льда. Раздалось тихое потрескивание, глыба начала вздрагивать и корчиться, как будто пламя причиняло ей боль, потекли ручейки грязной, почти черной воды. От глыбы начали откалываться куски, размякшие, они с противным плюханьем шлепались в темную лужу и, кажется, тихо взвизгивали, исчезая.

Потом все стихло. Постепенно рассеялся горячий, вонючий пар, и путники увидели в луже цветок. Его полупрозрачные остроконечные лепестки были окружены светящимся ореолом и чуть позванивали тем тонким серебристым звоном, который поманил Чани.

— Эдельвейс? — сама себя спросила Ториль. — А почему бы и нет? Если мы встретили одно чудо, то можем встретить и второе.

— Эдель… что? — словоохотливости Хани не было конца. — Я никогда не видел такого цветка раньше.

— Горный подснежник — эдельвейс. Но почему он не замерз? Или это Хрустальный?

Цветок что-то прозвенел — словно в ответ. Так показалось братьям. Ториль наморщила лоб, вспоминая что-то, может быть, слова полузабытого чужого языка. Потом она подошла к цветку и опустилась перед ним на колени. Протянула ладони и коснулась осторожно лепестков, те благодарно звякнули.

— Он говорит «спасибо», — повернулась Ториль к братьям. — И еще говорит, что скоро мы встретим пещеру, в которой сможем переночевать и укрыться от непогоды.

— Говорит? — изумился Хани. Чани молчал, прислушиваясь с тревогой к нарастающей боли в руке.

— Конечно, говорит, — ответила принцесса. — У всех деревьев, цветов, трав есть свой язык, нужно только понимать его.

Эдельвейс снова зазвенел. Казалось, играет целый оркестр маленьких колокольчиков — серебряных, золотых, хрустальных — вызванивая затейливую, приятную мелодию. Ториль внимательно вслушалась, а потом перевела:

— Он говорит, что теперь, в благодарность за его освобождение, цветы будут помогать нам, чем смогут.

— Они? — недоверчиво хмыкнул Чани, морщась.

— Да, именно они. Спасибо тебе, — помахала она рукой эдельвейсу. — Нам нужно спешить, надвигается ночь, и я не хотела бы встретить ее на тропе.

11. РАДУЖНОЕ УЩЕЛЬЕ

— Ничего не понимаю, — остановилась Ториль. — Я превосходно помню карту, знаю, как должна идти Приморская Тропа, но не узнаю дорогу! — Они стояли на крохотной площадке, прилепившейся к отвесной скале, уходившей, казалось, в самое небо. Площадка была так мала, что три человека едва помещались на ней, и приходилось все время быть настороже, чтобы не свалиться в пропасть.

Наверху, в густом облаке тумана, тускло светился багровый огонь вулкана. Время от времени раздавался тяжелый грохот, слегка приглушенный туманом, слышались свист и басовитое шипение. Из кратера вылетала светящаяся глыба и, сверкнув на мгновение, пропадала в той же непроницаемой завесе тумана.

Камни под ногами вздрагивали от постоянных толчков, и путникам начинало казаться, что тропинка извивается и дергается, бежит куда-то, а не лежит на месте, как ей полагалось бы. Вдали, над заснеженными пиками, вспыхнул прозрачный зеленый свет, разбегавшийся сначала волнами, а потом превратившийся в ровное сияние. Горы откликнулись приглушенным рокотом, покатились камни, и, к ужасу путников, изрядный кусок тропы позади них бесшумно провалился куда-то вниз. Дорога назад была отрезана.

— Теперь я понимаю, почему я никак не могу узнать дорогу, — задумчиво глядя на пропавшую тропу, сказала Ториль. — Неясно лишь одно: кто же здесь поработал… Хотя я чувствую, что этот туман кто-то направляет. Здесь явственно ощущается действие черных заклинаний.

Они медленно двинулись вперед, ощупывая, как слепые, руками каждый свой шаг. Туман стал гуще. Теперь встревожилась и Ториль. Она стала подгонять братьев.

— Быстрее, быстрее…

— А ты не боишься свалиться вниз в этом молоке? — не удержался Чани. Он бережно придерживал руку, опасаясь разбить ее о камни.

— Боюсь, — неожиданно серьезно ответила она. — Но гораздо больше я боюсь другого.

— Чего же? — спросил Хани.

— Это слишком подходящая погода для туманных нетопырей.

— А кто это? — в Хани снова разгорелось любопытство.

— Я не хочу тебя зря пугать, — хмуро сказала она. — А то еще ноги начнут заплетаться. Нам сейчас придется идти быстро, много быстрее, чем мы шли до сих пор. И не нужно отвлекаться.

Она выпрямилась во весь рост, вытянувшись, как струна, и закрыла глаза. Потом подняла вверх обеими руками Золотой Факел. Постояв так с минуту, Ториль запела. На этот раз Чани показалось, что он начинает понимать слова Колдовского Языка. В заклинании говорилось что-то о солнце, разгоняющем тьму, о дороге, о злых силах, нагоняющих мрак, об их поражении… Хотя, может, это только лишь казалось… Постепенно от Факела начало разливаться прозрачное золотистое сияние, не пламя, а дрожащий радужный ореол.

— Идите за мной, — тихо сказала принцесса братьям. — Осторожно, след в след.

И, не открывая глаз, стремительно зашагала по тропинке. Хани без колебаний бросился за ней; вздрогнув, как от озноба, пошел за ними и Чани.

— А мы не упадем? — задыхаясь от быстрой ходьбы, сумел кое-как выдавить Хани.

— Нет, — ответила принцесса. — Быстрее!

Все дальнейшее казалось Хани каким-то дурным сном. О таких приключениях он не мечтал никогда, приключения должны быть захватывающими и безопасными. А тут… Осыпались из-под ног камни, грохоча далеко внизу о скалы, и звук их падения летел томительно долго. Свистящие полосы тумана проносились мимо лица, которое больно секла ледяная крупа. Нет, знал бы я, какое путешествие мне предстоит, ни за что не согласился бы, — в тысячный раз повторял про себя Хани, с тревогой глядя на искаженное гримасой боли лицо брата, державшегося за левую руку, на побледневшую принцессу, с закрытыми глазами прыгавшую через пропасти, на которые и взглянуть-то было страшно. Колдуны, драконы, приключения — это хорошо, когда сидишь в теплой комнате у камина…

А Ториль все подгоняла:

— Еще быстрее!

Они уже бежали.

— За…чем это? — только и сумел пролепетать Чани.

— Слышите? — спросила принцесса.

Чани, остановившись на секунду, прислушался, но не услышал ничего, кроме стука собственного сердца и звона в ушах. Но потом различил и тонкий писк.

— Слышу, но не понимаю.

— Летит вслед за нами. И если мы не успеем выйти из тумана, то нам придется плохо.

Шум явственно приближался. Уже можно было понять, что это хлопки огромных мягких крыльев, а в писке отчетливо слышалась угроза. Хани, шедший последним, заметил огромный расплывчатый силуэт летучей мыши, едва не зацепившей его. Неровными толчками рассекала она туман, глазки горели пронзительным желтым огнем. И в этот момент яркое солнце ударило по глазам, стена тумана как-то разом оборвалась. Тропа резко уходила вниз, но стала значительно шире.

Они очутились в глубоком узком ущелье, окруженном отвесными серыми утесами, такими высокими, что уходили, казалось, в самое небо. Позади, откуда они спустились, не было видно теперь никакой дороги.

Солнце стояло прямо над головой, и в небе не было ни облачка, только где-то очень высоко, на самых вершинах гор, виднелась легкая дымка. А здесь, в ущелье, было душно и жарко. Отвесные скалы, окружившие его, не отбрасывали ни малейшей тени, даже тихое дуновение ветерка не колыхало траву. Может, от этой жары, а может, от чего другого, Хани показалось, что на серых утесах поблескивает множество разноцветных точек — красных, синих, зеленых, желтых, — отбрасывающих снопики искр.

На губах Ториль появилась усталая улыбка.

— Кажется, я догадываюсь, куда мы попали. Идем.

— Куда идем? — не двинулся с места Чани.

— Туда, где нам помогут.

Едва они прошли несколько десятков шагов, как вся долина засверкала и заиграла множеством разноцветных огней, чистых и ярких. Их блеск почти ослепил путников — зеленое и голубое, красное и серебряное, пронзительно белое и медово-желтое. Потом все вокруг заполнил чуть дрожащий густой зеленый свет, вытеснивший остальные. Весь мир стал зеленым — и скалы, и небо, и даже само солнце стало изумрудно-зеленым. Но продолжалось это наваждение несколько мгновений. Зеленый свет погас, уступая место солнечным лучам.

Когда Хани протер глаза, он увидел, что перед ними выросли два высоких воина в зеленых кольчугах и зеленых шлемах. В руках они держали большие, тяжелые луки, стрелы лежали на тетивах, но луки не были натянуты.

— Кто вы? — спросил один из воинов. — И зачем вы пришли в Радужное ущелье?

Ториль выпрямилась и шагнула вперед.

— Приветствую доблестных стражей Изумруда. Солнца и счастья вам. Мы пришли как друзья и хотим видеть Дайамонда.

— Солнца и счастья вам, — хором ответили воины. — Проходите, наш князь встретит вас и будет говорить с вами.

Они расступились, пропуская принцессу и ошеломленно вертевших головами братьев. Снова начали искриться и переливаться разноцветные огни, но на этот раз преобладали немного холодноватые белые цвета. Причудливые, обманчивые фигуры и образы мелькали в сиянии огней, казалось, что в ущелье высыпали расколотую на множество кусочков яркую радугу. Братья даже зажмурились, так она больно резала глаза.

— Можете смотреть спокойно, — услышали они вдруг чей-то голос.

Хани осторожно приоткрыл левый глаз. Сияние пропало. Тогда он открыл и правый глаз. Перед ним стоял высокий статный витязь в поблескивающих на солнце латах из полированной стали, украшенных лишь скромным серебряным узором. Длинные белокурые волосы, ниспадавшие на плечи, перехватывал тонкий серебряный обруч, на котором был укреплен огромный бриллиант.

— Солнца и счастья вам, — сказал витязь, улыбаясь. — Добро пожаловать в Радужное ущелье. Давно мы не видели Повелителей Огня в наших краях.

— Приветствую тебя, доблестный князь, — поклонилась принцесса. — По-прежнему ли светит солнце в державе Радужников?

Князь перестал улыбаться.

— Увы. Солнце уже не так часто всходит над нашим ущельем. Тучи часто закрывают его, чего раньше не случалось. Но я надеюсь, что в славном городе Тан-Хорезе все в порядке, что попутный ветер не изменяет отважным мореходам?

— И я могу сказать лишь: увы. Ветер теперь не столько попутный, сколько противный, — помрачнела Ториль. — Беда окружает нас, море наступает. Пока мы держимся, но кто скажет, что будет завтра.

— Морской Король, — недобро усмехнулся князь.

— Он.

— Значит, теперь у нас общий враг. У меня к нему тоже есть счеты.

Ториль удивилась.

— Но ведь вы с ним не сталкивались.

— До недавних пор. Но сейчас все меняется буквально на глазах. Недавние враги становятся друзьями, а лучшие друзья превращаются в заклятых врагов. Не знаю уж обманом или лестью, или еще чем, но он сумел привлечь к себе клан Жемчужников. Неслыханное дело — расколоть наше единство. Конечно, они всегда тянулись к морю, к воде, что было понятно. Но ведь всегда они были и с нами. А год назад их вождь заявил, что не считает больше нужным иметь с нами какие-либо дела и будет впредь поступать так, как захочет он сам. Оказалось же, что поступает он так, как захочет Морской Король.

— Неприятная новость…

— Простите, — вмешался Хани. — А кто такие Жемчужники?

— Ты не знаком с этим древним и воинственным племенем? А кто такие Радужники, ты хотя бы знаешь?

— Тоже нет, — честно признался Хани.

— Что же ты не рассказала им ничего? — обратился к принцессе князь. — Видишь, как неловко получается.

— Я не успела. Мы спасались от туманного нетопыря. Похоже, удача улыбнулась нам.

Хани нетерпеливо взглянул на Ториль, потом на князя:

— Простите, но, может, вы объясните, кто такие Радужники?

Дайамонд потрепал его по голове.

— Эх ты, любитель тайн и чудес. — Хани покраснел. — Народ Радужников живет в драгоценных камнях. Мы появляемся от отблеска солнечного луча на неограненном кристалле. Вы, люди, не понимаете камня и, придавая ему изящную, но неестественную форму, убиваете душу камня, убиваете живущего в нем Радужника. — Дайамонд помрачнел. — Существуют кланы Бриллиантов, Рубинов, Сапфиров, Изумрудов, Топазов и множество других, менее известных.

— И уже совсем хмуро Дайамонд добавил: — И Жемчужников. Только они всегда стояли отдельно от нас. Ведь жемчуг рождается в воде и он единственный из всех драгоценных камней непрозрачен. Никто не знает, что творится на душе у них… Однако, что это мы говорим стоя, гораздо лучше будет… — спохватился он.

Он трижды звучно хлопнул в ладоши. Хани показалось, что мир закружился вокруг него. Скалы Радужного ущелья начали стремительно раздвигаться, они стояли уже не в узком провале между скалами, а посреди широкой равнины, усыпанной цветами со странными полупрозрачными сверкающими венчиками. Прямо перед ними выросла каменная беседка, она дрожала, сверкала и переливалась всеми цветами, но не резко, а чуть приглушенно — смотреть на нее было не больно. Беседка казалась сложенной из дымчатых топазов.

— Прошу, — вежливо пригласил князь. — Разговор у нас, похоже, будет долгим.

Чани, с трудом сделав несколько шагов, буквально рухнул на скамью, побелев от усталости и боли. Дайамонд спросил:

— Что с тобой?

— Черный Лед, — вместо Чани ответила принцесса.

— Я же говорил тебе, что они объединились, — с упреком произнес Дайамонд. — Покажи руку, — обратился он к Чани.

Тот протянул левую ладонь, по-прежнему ледяную и мертвую. Лицо Дайамонда стало серьезным.

— Сейчас попробуем.

Он снова щелкнул пальцами, и беседку залили дрожащие сполохи розового и красного цвета. Когда они погасли, рядом с креслом князя стояла девушка в длинном красном платье без каких-либо украшений. Лишь длинные, слегка волнистые темно-каштановые волосы были украшены изящной золотой короной с зубцами в виде земляничных листьев, инкрустированных крупными рубинами. У Хани перехватило дыхание. Он не представлял даже, что можно встретить такую красоту. Конечно, принцесса тоже была красива, и очень красива, но то была мрачная красота, холодная и немного пугающая. И нельзя было забыть, что это принцесса, наследница трона… А эта девушка очаровывала с первого взгляда.

— Знакомьтесь, — представил Дайамонд. — Это Рюби.

Девушка улыбнулась им, и Хани почувствовал, что опять краснеет. Нет, положительно он был обречен постоянно чувствовать смущение, и это заставляло его еще сильнее залиться краской, буквально до самых кончиков ушей. Но все-таки он выдавил ответную улыбку, более похожую, правда, на гримасу. К его величайшему удивлению, Ториль ограничилась холодным кивком, что он сразу приписал ее надменности и чрезмерной гордости. Чани же просто потерял сознание и потому никак не прореагировал.

Рюби быстро, но внимательно ощупала ледяную ладонь и, покачав головой, задумалась. Потом она повернула широкое кольцо с рубином, украшавшее средний палец левой руки, и прочитала длинное заклинание. В воздухе вспыхнул круг багрового пламени, однако жара Хани не почувствовал. Он потряс Чани за плечо, Чани открыл глаза, но взгляд его был мутным и тусклым, он не узнавал никого.

— Я иду, — слабо пробормотал он. — Я иду, но очень холодно.

Хани в отчаянии хлопнул его по щеке. Чани вздрогнул.

— Что случилось? — спросил он. — Где я?

Но Рюби остановила его жестом и приказала:

— Дай руку!

Чани медленно, как в полусне, повиновался. Его ладонь прошла сквозь кольцо, и он страшно вскрикнул. В то же мгновение огненное кольцо почернело, задрожало и рассыпалось на тысячи маленьких искорок. Чани встрепенулся и ошеломленно уставился на свою руку. Она снова была живой и теплой. Он осторожно пошевелил пальцами. Получилось.

— Ур-ра! — обрадованно закричал он. — Получилось! — И тут же смущенно замолк. — Я так благодарен, что просто не нахожу слов, могущих в достаточной степени выразить полноту чувств, меня переполняющих, — витиевато обратился он к Рюби.

И хотя Хани был рад, что брат наконец исцелился, но почувствовал неожиданный мгновенный укол недовольства. Ториль тоже сидела непонятно мрачная, она даже отвернулась, не сказав ни слова.

— А теперь перейдем к вашим делам, — предложил Дайамонд. Он вопросительно и чуть грустно посмотрел на Ториль.

— Извините, — смущенно промолвила она. — Я, кажется, немного забылась.

— Ладно, — добродушно прогудел Дайамонд, явно обрадованный тем, что взгляд принцессы потеплел. — Так куда вы намерены двинуться дальше?

Рюби вдруг резко вскочила и предупреждающе подняла руку.

— Подождите!

— Что там? — насторожилась принцесса.

— Мне почудился шорох.

— Откуда здесь может кто-то подслушивать? — не понял Хани. — Ведь даже мышь не проскользнет мимо ваших стражей, — сказал он Рюби.

— Может быть, может быть… — прислушиваясь, ответила она. — Нет, показалось.

— Наша цель — Черный Меч, — понизив на всякий случай голос, ответила Ториль на заданный ранее вопрос.

— Но это означает новое плавание, — вздохнул Дайамонд. — И к тому же я не уверен, что нужно вновь выпускать зло в мир.

— У нас нет выбора, — твердо возразила Ториль, — Северный Ветер можно отразить только с помощью зла. Сила против силы, удар на удар.

— А договориться? — предположила Рюби.

— С Морским Королем? Или с Хозяином Тумана? — не скрыла усмешки принцесса. — Это несерьезно. Они привыкли уважать только силу оружия. И мы будем разговаривать на языке, понятном им.

— Путь ваш будет долгим и опасным, — возразил Дайамонд.

— Это меня не пугает. И есть корабль, помешать которому не в силах Морского Короля.

— Золотая Галера? — полуспросил-полуответил Дайамонд.

— Да.

— Вы не найдете ее.

— Посмотрим, — повторила принцесса уклончиво.

Дайамонд нахмурился, размышляя, потом озабоченно сказал:

— Слишком велика цена вашего похода. Мы обязаны помочь. И потом, кто знает, что станется с Мечом Ненависти после того, как будет отражено нападение.

— Вы не доверяете нам? — обиженно спросила Ториль. — Как только мы справимся с подручными злодея, мы похороним навечно Черный Меч. Но теперь я иду, вопрос решен. Что, кроме Черного Меча, может противостоять силе Золотого Талисмана, который где-то нашел или украл Морской Король? Вы знаете? Тогда подскажите, ибо мне не известно такое средство. Неужели вы полагаете, что Повелители Огня не справились бы с каким-то поганым дракончиком, что всего их могущества недостаточно для этого? Нет, враг использует силу золота. Дракон заколдован… Ведь теперь у него пара крыльев золотая. Пусть будет сталь против золота.

— Но в нашей долине Золотой Талисман бессилен, — заметила Рюби.

— В вашей долине… Драгоценные камни чисты и прозрачны, в них нет мути, в их душах нет зависти, корысти, злобы… Но сюда Морской Король и не сунется. А мы живем в обычном мире. Ведь даже Жемчужники поддались, так что говорить про обычных людей…

— Это так, — угрюмо согласился Дайамонд. — Но, может быть, мы все-таки сумеем чем-нибудь вам помочь?

— Вряд ли. — Ториль задумалась. — Вряд ли. Разве что выведете из своего ущелья.

Сверкнула яркая красная молния, и на ладонь Дайамонда упал большой рубин. Хани невольно охнул, так как Рюби пропала.

— Если вам все-таки понадобится помощь, подбросьте его так, чтобы он оказался в луче солнца.

Дайамонд протянул камень Ториль, но Хани, поспешно вскочив, первым взял рубин. Ториль едва заметно усмехнулась и протестовать не стала.

12. ЗОЛОТАЯ ГАЛЕРА

Дорога их была долгой и трудной.

Ториль шла впереди, заметно повеселевший Чани за нею. Хани брел последним, то и дело отставая. Он вынимал рубин, полученный от Дайамонда, чтобы полюбоваться им, и что-то тихо шептал. Когда к нему подходили, он смущенно замолкал и отворачивался, чтобы не было видно, как он краснеет. Получив очередной выговор от принцессы, он соглашался, что оставаться одному опасно, и клятвенно заверял, что больше этого не повторится, однако вскоре Ториль вновь обнаруживала, что Хани застрял где-то далеко за поворотом.

Вконец рассерженная, она накричала на него, но тихий, смирный Хани неожиданно огрызнулся, что не нанимался к ней в лакеи, а если ей не по нраву, то пусть она катится на все четыре стороны, а он лично пойдет той дорогой, которая ему больше нравится. И пойдет так, как ему больше нравится. И вообще она поперек горла встала со своими претензиями.

Чани, ожидавший, что Ториль взорвется, выслушав такой грубый ответ, изумился, когда она ласково сказала Хани, что беспокоится о нем же самом, что они не на прогулке и что дорога полна таких опасностей, с которыми Хани не справится, пусть он вспомнит хотя бы туманного нетопыря. Хани со всем этим согласился и больше не отставал. Почти.

Горы остались позади, и теперь дорога шла по песчаной равнине. Ее обступили молодые сосны, приветливо шумевшие, как будто пытались что-то сказать. В воздухе начала чувствоваться соленая морская свежесть, приближался конец пути. Однако Ториль становилась все тревожнее. Ей постоянно мерещились какие-то шорохи и скрипы, она боялась, что кто-то выслеживает их. И поэтому путники почти не останавливались, привалы были короткими: подкрепиться наскоро — и снова в путь. Братья едва успевали отдохнуть за ночь, но принцесса казалась выкованной из железа. Она безжалостно подгоняла их, не давая ни минуты покоя: быстрее, еще быстрее…

Наконец Хани не выдержал. Во время одного из привалов он взбунтовался.

— Куда мы так бежим?!

— Ты превосходно знаешь, — спокойно ответила Ториль, устраиваясь поудобнее у костра.

— Но ведь можно и не так быстро.

— Можно, но нужно именно так. Даже еще быстрее.

— Зачем?

— Затем, что нас выследили, я в этом уверена. Нас преследуют по пятам, и мы должны во что бы то ни стало добраться до Золотой Галеры первыми. Я не уверена, что они не знают, где она спрятана, они могли и догадаться. К счастью, даже зная место, ее не так просто найти, как кажется.

— Морской Король не знает, где спрятан корабль? — удивился Чани.

Ториль рассмеялась.

— Странно звучит, но это именно так. И ты сам скоро увидишь, почему. Это главная моя надежда.

— Скорей бы, — вздохнул Хани. — Уже неделя, как мы покинули Радужное ущелье, а конца пути так и не видно. Я скоро сотру ноги до костей.

— Виден конец, виден, — успокоила его принцесса.

— А ты сама-то знаешь, куда нужно идти? — не унимался Хани. — Ведь карта пропала, один раз мы уже заблудились, хорошо, что нам помогли. И если, как ты сама говоришь, корабль спрятан очень хорошо, то и мы сами можем запросто пройти мимо него.

Ториль добродушно и снисходительно объяснила:

— У меня есть кое-что. Вообще-то ни на одной карте не показано, где именно стоит Галера, и потому я захватила с собой одну вещь. На похищенной карте вообще нет никаких пометок, но я все равно опасаюсь…

— Какую вещь? — загорелся Хани.

Принцесса достала из своего мешка небольшую золотую коробочку, открыла ее. На этот раз и Чани не смог превозмочь любопытство, и братья звучно столкнулись лбами, попытавшись заглянуть в коробочку одновременно. В коробочке была простая стальная стрелка с маленьким золотым шариком на конце.

— Просто компас, — разочарованно протянул Хани.

— Это кусочек Золотой Галеры, поэтому стрелка всегда указывает на нее, — пояснила принцесса.

— А я-то думал…

— А ты-то думал, что опять будет какое-то особенное чудо.

— Не совсем чтобы обязательно, но…

Ториль рассмеялась.

— Зачем изобретать что-то сложное, когда можно обойтись простым. Ладно, давайте ложиться спать, завтра рано вставать.

Костерчик потрескивал все слабее и слабее. Язычки пламени сначала покраснели, потом сделались чуть синеватыми и вскоре совсем пропали. Вместе с ними пропал и небольшой кружок света, в котором лежали путники. Лишь подернутые седым пеплом угли продолжали слегка светиться, но они не могли уже рассеять сгустившуюся темноту. И тогда в траве что-то осторожно зашуршало.

Чани, уже было заснувший, услышал шорох и насторожился. Ему сразу вспомнились опасения принцессы. Он не особо поверил ей, когда она говорила, что их преследуют, но Чани страшно боялся змей — была у него такая слабость, которую он тщательно скрывал. И сейчас он тоже опасался, что это ползет что-нибудь длинное и — бр-р-р — холодное, чешуйчатое. К тому же принцесса говорила так серьезно, что он капельку поверил. И, затаив дыхание, Чани стал вглядываться в темноту.

Из травы выскользнул какой-то маленький зверек и, крадучись, пополз к мешку принцессы. Завозился возле него. Чани решил, что терять остатки сухарей им совсем ни к чему — и без того уже давно обеды и ужины у них были, мягко говоря, скудноваты. Он тихонько вытянул руку, нащупывая снятый башмак, и в тот момент, когда зверек выползал из мешка, швырнул его.

Пронзительный писк известил, что бросок был метким. Ториль мгновенно вскочила, как будто и не спала. Вскочил и Хани, на всякий случай выхватывая меч.

— Что случилось? — встревоженно спросила принцесса.

Вместо ответа Чани поднял мешок и показал большую дыру, прогрызенную в нем острыми зубами ночного воришки. Ториль выхватила у него мешок и принялась лихорадочно в нем шарить.

— Где компас?! — отчаянно вскрикнула она, отбрасывая мешок в сторону.

Чани вздрогнул, как ужаленный, он поспешно сунул в костер охапку валежника, тот затрещал, пламя весело взметнулось вверх и осветило поляну, на которой они расположились. Опустившись на колени, все начали обшаривать траву. Хани первым увидел сверкнувшую в густой зелени золотую искорку, он бросился туда и с торжеством поднял коробочку, присыпанную крошками сухарей.

— Спасибо, — хриплым от волнения голосом поблагодарила принцесса. — Больше я не выпущу его из рук. А сейчас нам, пожалуй, надо идти. Ночь не обещает быть спокойной.

К берегу моря они вышли как-то неожиданно. Только что брели по сосновому бору, увязая в мелком белом песке, как вдруг послышался мягкий шелест и плеск прибоя, сосны расступились, и путники оказались на нешироком пляже.

— Море! — восторженно крикнул Хани. — Дошли!

Это море было совсем не похоже на то, к которому привыкли братья у себя в Акантоне. Оно казалось им неприветливым и угрюмым. Волны, накатывавшиеся на песок, были какого-тонеопределенного свинцово-серого цвета, совсем не напоминавшие иссиня-черные, но все-таки прозрачные валы, бившиеся о берега их родной бухты. Слабые солнечные лучи бесследно растворялись в воде, не в силах пробиться в глубину, и море казалось мутным и унылым. Даже плеск прибоя был каким-то вкрадчивым, приглушенным, в нем не было ничего от веселого буйства волн Акантона. Он был похож на шорох ползущих змей, и Чани невольно поежился.

Небо было затянуто низкими и такими же унылыми свинцово-серыми тучами, вдали совершенно сливавшимися с морем. Слабый рассеянный свет, пробивавшийся сквозь их полог, освещал море неестественным, призрачным, дрожащим, серебристым заревом. Холодный, пронизывающий ветер заставлял их плотнее кутаться в плащи.

— Ну так где же твоя галера? — нетерпеливо спросил Хани.

Принцесса достала золотой компас и, глядя на мелко вздрагивающую стрелку, ответила:

— Недалеко.

Они брели по берегу, с трудом выдергивая ноги, глубоко проваливавшиеся в мелкий рыхлый песок. Чани, с любопытством оглядывавшийся, заметил в груде плавника, выброшенного на берег волнами, маленькую голубую искорку. Он нагнулся, раскидал щепки и осклизлые коряги и поднял полупрозрачный голубоватый камешек, облепленный песком. Протер его рукавом; раздался тихий треск, и камешек засветился глубоким приятным светом, напоминающим цвет майского неба.

— Смотрите, что я нашел! — радостно крикнул Чани.

Брови Ториль поползли вверх.

— Голубой янтарь? Поздравляю! Теперь тебе не страшны никакие штормы. Обладатель голубого янтаря может спокойно плавать в любых морях. У нас этот камешек ценится гораздо дороже золота, наши моряки вставляют его как талисман в кольца. Особенно он хорош тем, что его нельзя отобрать силой, он обязательно вернется к своему первому владельцу. Такой камень можно только найти или принять в подарок.

— Тогда возьми его себе, — Чани протянул камешек принцессе. — Тебе он будет нужнее.

Ториль слегка смутилась и присела в церемонном поклоне.

— Благодарю. А может, лучше будет, если мы разобьем его на три части и каждый возьмет себе по кусочку? Кто знает, кому из нас он пригодится!

Вечерело. Заходящее солнце скрылось за деревьями, и по песку пролегли длинные черные тени, как будто нарисованные тушью на белой бумаге. Поднимавшийся с моря белый туман неровными космами выползал на берег, приглушая шаги, заползая под одежду. Ториль внимательно следила за стрелкой компаса и наконец, когда Хани совсем уже собирался было снова спросить, скоро ли они придут, сказала:

— Здесь.

— Где? — закрутил головой Хани.

— Утром увидишь, — успокоила принцесса.

— Только утром?

— Многое вообще можно увидеть только на восходе солнца, — неопределенно ответила она.

Когда первый солнечный луч, пробившись сквозь стоящий на море туман, коснулся песка, все трое были уже на ногах. Ночью никто из них не спал, всех сжигало нетерпение. Ториль, закусив губу от напряжения, смотрела на едва заметный в тумане полукруг солнца.

— Неужели это подстроено? — огорченно шептала она. — Мы не можем угадать, не можем.

— Почему?

— Галера появляется только в то время, когда солнце встает из моря. Но туман, проклятый туман…

Белесая пелена медленно таяла на солнце, гораздо медленнее, чем хотелось бы принцессе. Вот солнце уже наполовину поднялось из-за горизонта, на три четверти… А туман все висит легкой дымкой над водой. Вот солнце лишь самым своим краешком цепляется за угрюмые волны… Но и последний клочок тумана растаял!

Ториль поспешно нарисовала на песке несколько таинственных знаков, в которых Чани узнал Колдовские Руны, положила в центр нарисованного пятиугольника золотую коробочку и протянула руки к солнцу. Чани показалось, что солнечные лучи начали сходиться к ее ладоням, скручиваясь в жгут, и этот светящийся бледным золотом жгут, извиваясь, опускается на песок, туда, где стоит компас, вырисовав светлое пятно. Ториль начала читать заклинания, и опять, как и тогда, в тумане, слова Колдовского Языка показались Чани знакомыми. Почему? Он не знал ответа на этот вопрос, но он угадывал, что говорит принцесса. Она обращалась за помощью к Морю, которое вечно…

Чани напряженно вслушивался в певучие слова, стараясь по возможности запомнить их, а Хани просто глазел, открыв рот от восторга. Вот это чудо! Просто и хорошо!

Постепенно в лучах солнца начал вырисовываться полупрозрачный золотистый корабль, висящий в воздухе над волнами. Он становился все плотнее и терял прозрачность на глазах. Когда Ториль закончила петь, раздался протяжный бархатистый звон, как будто ударили в огромный бронзовый гонг. Корабль стремительно потемнел и с шумом, подняв каскады брызг, рухнул в море.

И в этот момент солнце оторвалось от горизонта.

— Все! — устало сказала Ториль, вытирая пот со лба.

Золотая Галера, чуть покачиваясь, нырнула пару раз, как огромная утка, и замерла у берега. На песок легли сходни.

— Прошу! — пригласила Ториль и первой поднялась на палубу.

Братья последовали за ней. Вдруг принцесса покачнулась, подняла руку ко лбу и бессильно опустилась на сверкающие доски. Чани едва успел подхватить ее, чтобы она не упала.

— Что с тобой? — испуганно спросил он.

Ториль слабо улыбнулась.

— Ничего. Просто я смертельно устала. Это заклинание отнимает слишком много сил. Но теперь, кажется, впервые за много дней мы сможем спокойно отдохнуть.

Хани слушал их вполуха, ему было некогда, он разглядывал пышное убранство волшебного корабля. И ему попался на глаза странный серый предмет, катившийся по палубе. Хани присмотрелся и, встрепенувшись, бросился на него, накрывая снятым плащом что-то или кого-то.

— Ага! Попался! — торжествующе возвестил он.

— Кто попался? — недовольно поинтересовался Чани, все еще поддерживающий принцессу.

— Как кто?! Тот, кто пытался стащить компас.

Хани собрал плащ в узел и подошел к борту, втянул сходню на корабль и пригласил:

— Прошу смотреть.

Ториль поднялась и с помощью Чани подошла к борту. Хани размахнулся и жестом фокусника, который достает что-то очень интересное, развернул плащ над водой. Что-то маленькое и громко пищащее полетело кувырком в воду, звучно шлепнулось и, отчаянно работая лапками, стало выгребать к берегу.

Чани невольно рассмеялся, но принцесса лишь вздрогнула от омерзения.

Выбравшись на песок, зверек отряхнулся. Это оказалась крупная раскормленная крыса с полуоткушенным хвостом. Поднявшись на задние лапы, крыса погрозила кулачком Хани.

— Я тебе это надолго запомню! — сердито пропищала она. — Ты у меня еще искупаешься!

Ториль зажмурилась.

— Какая гадкая!

Крыса горделиво задрала голову.

— И тебя я тоже запомню. Узнаешь, как оскорблять самого красивого в мире Водяного Крысюка! Все равно вы не уйдете от мести нашего всемилостивейшего владыки — Морского Короля! Я ему расскажу, я ему все расскажу! Как вы его ругали, как оскорбляли! Как грозились! Все-все-все…

Крысюк пригладил усы, еще раз погрозил им лапкой и тяжелой валкой рысью побежал вверх по берегу. Вскоре он скрылся между деревьями.

Золотая Галера только называлась золотой. На самом же деле она оказалась сделанной из дерева, хотя и была сплошь покрыта позолотой. Однако дерево Галеры было крепче камня. Время было тому причиной или какое волшебство — неизвестно. Весь корабль был богато изукрашен фигурками, отлитыми из червонного золота и отделанными драгоценными камнями. Даже принцесса не могла припомнить такой тонкой и искусной работы. Древние мастера были большими умельцами!

Повинуясь приказу, бесшумно развернулся широкий парус с изображением солнца, вытканного золотом, дружно взмахнули тяжелые весла…

13. СМЕРТЬ БЕЛОЙ АКУЛЫ

— Ну что, слуги мои скверные, — угрюмо обратился Морской Король к собравшимся в тронном зале, — с кого мне на этот раз спрашивать?

— А мы, ваше величество, сделали все, что могли, — ласково зажурчала Тигровая. — Старались. Это все Крысюк виноват. Он провалил все дело. Когда бы я умела бегать по земле, то вы уже сегодня бы спали спокойно.

— Это точно, — без улыбки подтвердил Король.

— Что, я?! — взвился Крысюк. — Трудился не покладая лап, ночей недосыпал. И только чтобы выслушивать злобные наветы? Я карту украл, а ты что сделала? Я все делал, я! Эти же три бездельницы только мешали мне и путали гениальные планы вашего величества. И вообще я слышал… — он зашептал что-то Королю.

Тот, пожевав губами, посмотрел на Тигровую так, что у акулы затряслись плавники.

— Да я тебя! — Собрав остатки мужества, она пошла на Крысюка.

Но Крысюк, юркнув, как обычно, под трон, пропищал оттуда:

— Наш Король знает все! Так что поосторожнее!

— Вообще-то Любопытник тоже мне говорил…

Сообразив, что дела принимают скверный оборот, Тигровая нашлась:

— А мы шпиона поймали!

— Какого? — подскочил от неожиданности Король, разом забыв про донос Крысюка.

— Пытался подобраться к острову! — бодро сообщила Тигровая.

Но Король знал, кто есть кто, и переспросил у Молота:

— Поймали?

— Так точно! — бахнул Молот.

— Тащите же его сюда! — возликовал Король. — Сейчас повыспросим у него, что нашим врагам надобно и, — он подозрительно поглядел на Тигровую,

— к кому он шел.

— Так что нельзя!

— Это почему же? — не понял Король.

— Захлебнется!

— А сейчас где его держат?

— В верхнем дворце!

Король вздохнул, почесал затылок.

— Ну, и кто это такой?

— Не могу знать!

— Осмелюсь добавить, ваше величество, — вмешалась Тигровая. — Это, я полагаю, Грифон.

— Балда! — заорал Король, хватаясь за голову. — Я-то думал, что вы наконец отличились! Совсем собрался вас наградить! А вы… — Он захлебнулся от злости. — Кого вы схватили?! На что он мне?

— Так ведь… — нерешительно начал Молот.

— Вон! — завизжал Король. — Надавать по шее и выкинуть за ворота! Будет еще под ногами путаться! Грифона мне как раз не хватало.

— Так… Это… Мы и поймали… — сказала Белая. — Раз… его… не хватало… Теперь есть.

Отвечать у Короля сил уже не было. Он только плюхнулся на трон и тяжело закрыл глаза. Потом встрепенулся.

— Что же мы теперь делать будем? Принцесса спелась с Радужниками.

— Это ненадолго, — успокоил Крысюк. — Или я совершенно не знаю правителей Тан-Хореза.

— Разве что так, — нетвердо согласился Морской Король. — Но только что мы будем делать дальше?

— Сожрать! — рявкнул Молот так, что зазвенели подвески люстры. Он горел желанием исправить свой промах.

— Ох! — вздрогнул Король. — Ну, вот ты этим и займись.

— Слушаюсь!

— А особа, к моей особе приближенная, присмотрит.

— Я… это… ага… — промямлила Белая.

— Но что будет, если они все-таки доберутся до Черного Меча? — задумчиво протянул Крысюк.

— Как что? Плохо будет. Плохо придется всем нам, да и тебе в том числе, — уныло проворчал Морской Король.

— Я-то ведь не при чем.

— Как же, как же… — язвительно улыбнулся Король. — Ты сам только что хвастался, что твои заслуги самые большие, что ты один все делаешь. Переметнуться задумал? — прошипел он. — Рано! Поймаю — шкуру сдеру! Ты, конечно, шпион хороший, но не забывай про Любопытника! Я все вижу и все слышу.

— Обижаете, ваше величество, — надулся Крысюк. — Я самый преданный в мире вашего величества слуга. А вы меня так ни за что, ни про что…

— Слу-уга… — скривился Морской Король. — Вот пришлет мне Хозяин Тумана солдат, я, пожалуй, ни в каких слугах нуждаться не буду.

— Ледяных? — испуганно-восторженно ахнула Тигровая.

— Их самых.

— Растают, — презрительно бросил Молот.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Король.

Ветер постепенно крепчал, но, подгоняемая мерными взмахами длинных весел, Золотая Галера почти не сбавляла хода. Она легко взбегала на волну, на мгновение застывала на гребне, мягко переваливалась и стремительно летела вниз. Массивный сверкающий таран врезался в подошву следующей волны, вверх поднимался фейерверк брызг, обрушиваясь настоящим дождем на палубу. Корабль погружался было в воду, но тут же стремительно выныривал, и борта его оставались по-прежнему сухими, как если бы на море был полный штиль. Громко всплескивали весла, и, подбодренный их мощными ударами, корабль рвался вперед.

Волны уже не закипали белоснежными пенистыми гребнями, они превратились в вереницу мрачных, черных валов. Внезапно ветер стих, так что можно было спокойно зажечь свечу, и пламя ее не колыхнулось бы. Где-то вдали, из самых недр моря, блеснула бело-зеленая вспышка, сопровождаемая гулким ударом, подобным раскату грома.

— Началось, — с легким испугом прошептал Хани.

Ториль, стоявшая рядом с ним на корме, внимательно и спокойно смотрела на грозные признаки надвигающегося ненастья. Потопить Золотую Галеру было не по силам никакому шторму. Хани это тоже знал, но все-таки ему было не по себе.

Однако к ужасу его примешивался и восторг. Настоящий ураган! Это же здорово! Особенно когда безопасно. Хотя кто его знает… Какие-то опасения оставались. Говорить говорили, убеждать убеждали, но уж больно волны высоки… И он совсем не мог понять брата, который стоял, облокотившись на поручни, и равнодушно разглядывал черные валы. Хани сунул руку в карман и осторожно погладил лежащий там рубин, показавшийся ему непривычно тяжелым и теплым.

На волнах опять начала появляться белая оторочка.

Принцесса поманила пальцем Чани и, когда он нагнулся, сказала ему на ухо:

— Сейчас мы увидим кое-что.

— Что?

— Волны-людоеды, смотри внимательнее.

Чани немного побледнел. И чуть дрогнувшим голосом сказал:

— Вроде тех, которые обглодали Маячный бастион?

Ториль усмехнулась.

— Не волнуйся, нам они ничего не сделают.

— А с чего ты взяла, что я волнуюсь?

— Показалось.

— И напрасно.

Над морем, заглушая свист ветра и плеск волн, прокатился заунывный протяжный вой, подобный волчьему вою ночью в пургу. На этот призыв откликнулись десятки других голосов. Вой приближался, он звучал все громче и отчетливее.

Ториль на всякий случай сунула руку под плащ, нащупывая Золотой Факел

— такого количества вэйверов ей еще не приходилось встречать. Их голоса звучали со всех сторон, заключая Галеру в кольцо.

И вот справа от корабля показалась особенно большая волна, двигавшаяся почему-то навстречу остальным. Хани встревоженно спросил у принцессы:

— Что это?

— Потерпи, увидишь. Ждать осталось недолго.

Волна плавно повернула наперерез Золотой Галере, и братья увидели белые глаза без зрачков, потом распахнулся огромный, жадно дрожащий рот, и вэйвер бросился на Галеру, стремительно рассекавшую волны.

Из разверстой пасти вылетел торжествующий переливчатый вой, когда поблескивающий золотой таран влетел прямо в нее. Пасть с треском захлопнулась, лязгнули кривые клыки… И тут же вой сменился воплем ужаса и боли. Раздался треск, хруст, на палубу посыпались какие-то осколки, в которых, лишь внимательно приглядевшись, можно было узнать еще недавно грозные и крепкие клыки вэйвера.

Галера на секунду замерла, но тяжелые весла со свистом рассекли воздух, взбили фонтаны пены, и пропоров вэйвера насквозь, корабль ринулся дальше.

— Вот это да, — восторженно прошептал Хани. — Никогда такого не видел.

— И вряд ли увидишь, — совершенно успокоившись, сказала Ториль.

Золотая Галера мчалась по бурлящему морю, оставив позади себя на взбаламученных волнах медленно расплывающееся маслянистое пятно. Видневшиеся поодаль три вэйвера держались гораздо осторожнее, напуганные увиденным. Они не рисковали даже приблизиться.

Лишь самый большой из них, настоящая водяная гора, покрытая клочьями зеленоватой пены, упорно кружил далеко вокруг Галеры, принюхиваясь, приглядываясь, прицеливаясь. Но не подходил. Наконец, решившись, он разинул рот, в котором легко поместились бы три таких корабля, ринулся в атаку, но в последний момент резко затормозил, взбурлив настоящий водоворот, отвернул в сторону и попытался откусить весла правого борта. Снова путников оглушил истошный вопль. Недосчитавшись дюжины зубов, вэйвер позорно бежал.

— Вот и все, — потерла руки Ториль. — Игра окончена, можно спокойно ложиться спать, они больше не рискнут подойти. А Галера сама доставит нас туда, куда нужно.

Ветер начал стихать, волнение постепенно успокаивалось…

— Смотри! — воскликнул Чани.

Сзади, уже не так далеко, рассекали волны три черных треугольника, три плавника: два поменьше и один громадный, высотой почти с мачту Галеры.

— Пожаловали, голубчики, — ничуть не обеспокоившись, констатировала принцесса. — Можете гордиться, Морской Король оказал нам великую честь, направив против нас все, что имел. Другие за всю жизнь не увидят столько, сколько мы за один день.

— Великая радость, — скептически ответил Чани. — Я предпочел бы, чтобы мне уделяли меньше внимания.

— А по-моему, это даже хорошо, — довольно сказала Ториль. — Появляется возможность решить все проблемы одним ударом. Если сейчас уничтожить их, то в дальнейшем мы не встретим никаких препятствий.

— Это, значит, те самые акулы? — спросил Хани.

— Они самые. Все три. Честно говоря, я ни разу не слышала, чтобы он посылал всех троих сразу.

Плавники стремительно приближались, еще немного — и они налетят на Галеру. Но, повинуясь неслышной команде, они разошлись в стороны, окружая корабль. Галера оказалась в центре правильного треугольника. Впереди несся самый большой плавник, а по бокам, немного сзади, два других, которые казались небольшими лишь издали, на фоне плавника Белой, а вблизи превратились почти в такие же огромные. Во всяком случае, они были много выше самого высокого человека. Но и акулы, похоже, зная о неудаче вэйверов, опасались приближаться к Золотой Галере и сопровождали ее на почтительном отдалении.

Несмотря на это, Ториль начала нервничать.

— Что они готовят?

— А что они могут? — весело ответил Хани. — Мы пройдем сквозь них, как нож сквозь масло.

— Но ведь чего-то же они ждут? Не понимаю. Не понимаю и потому опасаюсь. Когда знаешь, какая опасность тебя ждет, как-то проще и спокойнее.

Наконец Белая вынырнула из воды, и Хани присвистнул. В самых отчаянных рыбацких сказах не встречались рыбы такой величины. Незаметно Белая приблизилась к кораблю и лениво зевнула, как бы желая проверить, какое впечатление произведет ее утыканный огромными зубами рот.

— Постойте, постойте! — воскликнул вдруг Чани. — Или это мне кажется?

Нет, это ему не казалось. Действительно, на плавнике, там, куда не заплескивает вода, примостился крохотный комочек. Этот комочек грозил им тоненькой лапкой и писклявым голосом выкрикивал ругательства.

— Смотрите, — почти радостно сказал Чани, — наш старый знакомый! Снова хочешь искупаться? — сложив руки рупором, спросил он Крысюка.

Тот в ответ замахал обеими передними лапами, едва не сорвался в воду, но в последний момент сумел удержаться. Потом сбежал по плавнику вниз, на спину акулы, пробежал к самой морде, видимо, что-то сказал и вернулся назад. Торжествующе осклабившись, он снова погрозил путникам.

Два отставших плавника обогнали Галеру и приблизились к Белой. Теперь все три акулы плыли впереди. Одна из меньших подплыла поближе, высунула из воды морду. И Хани даже зажмурился и помотал головой, как бы отгоняя кошмар.

— Обратите внимание, — тоном строгой учительницы представила Ториль,

— перед вами акула-молот.

Молот тупо разглядывал Галеру несуразно маленькими свиными глазками. Постепенно они наливались кровью. Взметнув фонтан брызг, Молот нырнул, обогнул Галеру, на секунду замер, прицеливаясь, и стремительно ринулся навстречу кораблю. От его плавника в обе стороны расходились две кипящие струи пены. Где-то перед самым носом Галеры акула на мгновение выскочила на поверхность, проверяя правильность прицела, и, сильно ударив хвостом, кинулась, как говорится, напролом.

Раздался гулкий удар. Чани, не удержавшись, полетел кувырком. Ториль и Хани устояли, хотя и с трудом. Удар был так силен, что их буквально подбросило вверх, Хани едва не откусил себе язык.

Позади Галеры из воды выскочило бешено крутящееся колесо. Поднимая облака пены и тучи брызг, оно прокатилось по волнам, завертелось еще сильнее, взбивая высокие фонтаны. Затем все успокоилось, и над взбаламученной водой возникла крайне обиженная морда Молота. Прямо посреди лба у него виднелась большая ссадина, и постепенно поднималась, набухая и наливаясь фиолетовой краской, большущая шишка.

— Номер первый, — сказал Чани, недовольно морщась и потирая ушибленный локоть. — И номер второй, — тут же добавил он, глядя, как, вздымая буруны, навстречу Галере бросилась вторая акула.

Она летела, казалось, прямо на таран Золотой Галеры, но в последнее мгновение вильнула хвостом, над водой сверкнула украшенная черными полосами спина Тигровой, и живой снаряд пролетел мимо.

— Струсила! — обрадованно выкрикнул Хани, приготовившийся к новому удару и крепко державшийся за поручни.

Акулы снова собрались впереди Галеры, невозмутимо мчащейся к своей цели. Вода в том месте вскипела, послышались удары и звонкие шлепки. Чани потом заверял, что он ясно видел, как били Тигровую. Вероятно, за трусость. Наконец от группы отделилась Белая. Однако она не нападала, а поплыла совсем рядом с Галерой, что-то высматривая. Крысюк покинул свой наблюдательный пост и сидел на голове Белой, не обращая внимания на обдававшие его брызги, и что-то нашептывал, советуя.

Белая мерно кружила, как бы опутывая Галеру невидимой нитью. И только самый внимательный глаз мог заметить, что с каждым разом эти круги становились чуточку уже. Совсем чуть-чуть. Совсем немножко. Но акула, крадучись, приближалась к Галере. Она готовила решающий удар.

— Хитрит, — сказал Хани, следя за нею.

— Пусть, — спокойно возразила Ториль.

Круги Белой становились все теснее и теснее, и вдруг акула, сильно ударив хвостом, молниеносно бросилась на корабль. Бедного Крысюка обдало настоящим водопадом и едва не смыло, он взбежал на самый кончик плавника. Но Белая летела на Галеру не спереди, а сбоку, вроде бы намереваясь проломить борт. Невдалеке от корабля она нырнула, уходя под невозмутимо работающие весла. Послышался скрип, скрежет, хруст, Галера дернулась, задрожала… И начала постепенно замедлять ход.

— Что случилось? — встревожился Чани.

— Не знаю, — по возможности спокойно ответила принцесса, старательно подавляя в себе испуг.

Она перегнулась через поручни, напряженно вглядываясь в воду. Внизу, под килем Золотой Галеры, творилось что-то непонятное. Вода странно побелела, она кипела и бурлила, на поверхность поднимались мириады крошечных пузырьков. Галера тряслась, как в лихорадке, она переваливалась с борта на борт, взлетала вверх и падала опять вниз, рывком продвигалась на несколько шагов и снова резко замирала на месте. Было похоже, что ее небрежно волокут по старой булыжной мостовой.

Присмотревшись внимательней, Ториль различила что-то вроде большого серого камня, на котором стоял корабль.

— Не понимаю, — снова прошептала она, хотя уже начала догадываться, что произошло.

Две других акулы, до этого времени маячившие вдали, мощно разрезая воду, тоже бросились на Галеру. Принцесса крепко схватилась за поручни, ожидая удара, но его не последовало. Молот и Тигровая точно скопировали маневр вожака, нырнув под корабль. Он затрясся так, что у Ториль невольно застучали зубы, остановился, а потом вдруг начал медленно пятиться. Весла по-прежнему равномерно взмахивали, но, несмотря на все их усилия, Золотая Галера теперь шла назад.

— Что происходит?! — испуганно закричал Чани.

Хани, стремглав бросившись на нос, тоже перевесился через поручни, едва не падая за борт, чтобы различить, что же происходит внизу. Потом он шарахнулся от борта и истошно заорал:

— Они держат нас!

— Кто они?! — не поняла Ториль. Точнее, не хотела верить.

— Акулы!

— Не может быть!

— Они схватились зубами за киль и держат… нет, тащат нас назад или вообще неведомо куда!

— Это все Белая, — тихо пояснила Ториль. — Король специально растил ее, колдовал с нею. В ней сила тысячи обыкновенных акул. Остальные две так, просто большие рыбы, но эта… Она не может причинить вреда Галере, но, оказалось, может остановить ее. Впрочем, попробуем. Просто так нас не возьмешь…

Чани, подняв лежавший на палубе багор, прицелился и ударил им, как копьем. Но с таким же успехом он мог бить в гранитную стену. Багор, лязгнув, отскочил, а наконечник его сломался.

Принцесса достала свой Факел, и языки багрового огня лизнули воду. Вода заклокотала, зафыркала, как в большом котле, вверх забили струи пара, все вокруг заволокло непроницаемой молочно-белой теплой и душной пеленой. Удары весел глухо отдавались в ней, донесся чей-то приглушенный писк. Но Галера по-прежнему медленно ползла кормой вперед. Огонь Факела из красного стал ослепительно-белым, потом налился солнечным золотом, все заглушил неистовый рев пара…

Ториль вздохнула и опустила Факел.

— Когда мои предки строили этот корабль, они не подозревали, что может встретиться такое исчадие зла.

— Это что же, — слегка дрогнувшим голосом поинтересовался подошедший Хани, — значит, мы приехали?

— Пока еще нет, — принцесса с удивительным спокойствием присела, — но скоро мы увидим, куда нас тащат. К сожалению, я не вижу пока выхода.

Вскипяченная пламенем Золотого Факела вода быстро остывала, пар рассеивался. Стало видно, что там, где Ториль нечаянно коснулась огнем Галеры, золоченый борт почернел и закоптился, филигранные украшения расплавились и превратились в бесформенные металлические нашлепки, два весла вообще пропали. Вместо них торчали лишь безобразные культяпки, тем не менее старательно загребавшие воздух.

Погода стала почти хорошей, море успокоилось, сквозь разрывы туч начало проглядывать солнце.

— И что будет дальше?

Кто спросил это, Ториль так и не поняла, но, махнув рукой, ответила:

— Затащат нас в Мертвую воду. Или еще куда…

В этот момент в воздухе прошелестел тихий голос:

— Брось рубин…

Хани встрепенулся.

— А?! Что?!

— Брось рубин…

— Кто это говорит? — Хани с подозрением уставился на принцессу. — Ты, что ли?

Ториль покачала головой.

— Нет.

— Брось… — снова прошептал кто-то невидимый.

Ториль, слепо смотревшая прямо перед собой стеклянными, ничего не видящими глазами, неожиданно вскочила, как подброшенная пружиной.

— Бросай! — крикнула она Хани.

Тот отступил на шаг.

— Нет.

— Бросай! — в голосе принцессы зазвенел металл.

— Ни за что, — отказался Хани.

Принцесса вытянула вперед правую руку, из пальцев ее заструилось синеватое свечение, но, опомнившись, она убрала руки за спину и как можно спокойнее объяснила:

— Пойми же, дуралей, это наш последний шанс. Мое оружие здесь оказалось бесполезным. Даже у Золотого Факела не хватит огня, чтобы вскипятить все море и сварить проклятых акул. Мы должны попытаться, вдруг Радужник сумеет справиться с чудовищами.

— А если не сумеет?

— Тогда мы все равно погибнем все до единого, — спокойно пообещала Ториль.

Хани, усмехнувшись, указал рукой вверх.

— Ты что, не видишь, где солнце? Только над морем. На Галеру не падает ни один луч. Это означает выкинуть рубин в воду. Навсегда.

— У нас нет выбора. Если ты не бросишь, то мы погибнем — тоже, между прочим, навсегда. И вместе с твоим любимым рубином.

— А когда ты спасешься, то у тебя хватит совести смотреть на солнце, которого она больше не увидит? Не увидит никогда!

— Это война! — перестав сдерживаться, закричала Ториль. — Война! Пойми, глупый упрямец! На войне всегда гибнут, и лучше пусть один, чем все!

Хани упрямо покачал головой.

— Нет.

Ториль, внезапно обмякнув, опустилась на палубу.

— Поступай как знаешь. Я не буду тебе приказывать, но…

— Брось камень, — снова прозвенел голос, показавшийся на этот раз Хани знакомым.

Он вздрогнул, как ужаленный. Это был голос Рюби. Неужели она сама так хочет?

— Нет! — хрипло повторил он. — Пусть лучше я погибну.

— Бросай! — в голосе Рюби прозвучали нотки приказа.

Хани безумными глазами посмотрел на воду, поднял голову вверх, в напрасной надежде на чудо. Но нет, на Золотую Галеру не падал ни один луч солнца, они сверкали на воде поодаль. Он сунул руку в карман, достал рубин, медленно, словно камень приобрел вдруг тяжесть свинца, поднял его и, зажмурившись, изо всех сил кинул туда, где слабо искрилась вода.

На мгновение мелькнула ослепительная красная вспышка. Чани показалось, что он видит летящую над волнами знакомую фигуру, но на этот раз Рюби была не в бархатном платье, а в сверкающем медном панцире, в руке ее было большое пурпурно светящееся копье или огненный луч. Раздался протяжный звон, как будто ударили в гонг, что-то просвистело, плеснуло…

Галера дернулась от сильного удара и медленно поползла вперед! Потом она вздрогнула еще раз, еще и начала стремительно набирать ход.

— Смотрите! — крикнула Ториль.

Далеко за кормой вынырнули два черных треугольника. А между ними плавно колыхалась на волнах бесформенная серая масса, вокруг которой расплывалось темное пятно.

— Она прикончила Белую Смерть! — ликующе выкрикнул Чани.

— Да, прикончила, — вяло согласился Хани. — А я убил ее. И сейчас я должен быть с нею.

Он медленно подошел к борту и внезапно вскочил на поручни. Чани едва успел схватить его за ногу и сдернуть обратно на палубу.

— Пусти! — рычал Хани, отбиваясь. — Пусти!

Чани из последних сил удерживал брата, пока подбежавшая Ториль не положила ему ладонь на горящий лоб. Хани дернулся еще раз и затих.

— Он поспит немного и успокоится, — Ториль устало провела рукой по глазам. — У него впереди еще трудная дорога.

14. ОСТРОВ ПОДЗЕМНОЙ НОЧИ

Вязкая душная ночь опустилась на остров. Это не была звонкая, прозрачная чернота, к которой они привыкли, ночь, пронизанная искристыми стрелами звездного света. Нет, на них внезапно и резко навалилась непроглядная плотная чернота. Уже на расстоянии вытянутой руки не было видно ничего, во мгле могли таиться любые опасности, мог подкрадываться любой враг — и все равно ты не смог бы ничего различить. Мрак спускался сверху и одновременно выползал откуда-то снизу, словно от земли валили густые клубы Черного Тумана. Но это был не туман, в нем не чувствовалось того холода, одна только равнодушная, непроницаемая чернота. Путники то и дело зябко вздрагивали, хотя было так жарко, что дышалось с большим трудом.

В темноте угадывались неясные очертания каких-то огромных деревьев, их силуэты вырастали буквально перед лицом, пронзительное поскрипывание сухих сучьев и неясный ропот листвы были единственными звуками. Все остальные безнадежно вязли в жарком мраке.

— Я думаю, — нерешительно прошептал Чани, — что будет лучше, если мы подождем до утра. В такой кромешной тьме недолго и шею свернуть.

Никто ему не возразил.

Огня разводить не стали из опасения, что кто-нибудь заметит их. Темнота навевала неясный страх, давила, угнетала. Тесно прижавшись друг к другу, они укрылись плащами, но задремать так никому и не удалось — все тот же неясный страх заставлял их напряженно вглядываться в темноту и нервничать, хотя ничего не происходило.

Мучительно долго тянулись ночные часы, но постепенно мрак начал редеть. Сначала над головой он превратился в реденькую черную дымку, сквозь которую тусклым жемчужным шариком засветилось солнце, лишившееся привычного золотого огня. Побежали куда-то лохматые черные струи, вбиравшие в себя самые маленькие клочки темноты. Они, клубясь, прятались, втягивались в неведомые расселины, уходили в глубь земли, словно чья-то огромная рука рывком сдергивала остатки зловещей завесы.

Путники увидели, что они находятся на маленькой поляне, которую со всех сторон обступили огромные дубы со странными, черно-красными листьями. Это были настоящие великаны, их толстая кора была иссечена морщинами и трещинами, позеленела от старости и поросла длинными, тонкими прядями бесцветного белесого мха. Узловатые ветви сплетались, скрещивались над головой, почти совершенно закрывая небо. И хотя теперь было гораздо светлее, чем ночью, это все равно не был свет дня, в лесу царил полумрак, и невольно хотелось говорить шепотом, точно кто-то мог подслушать.

— Куда идти? — тихо спросил Чани, нервно ежась и озираясь.

— Прямо! — определил Хани. — А там куда-нибудь да выйдем.

— Куда? Опять кому-нибудь в зубы?

— Ха! Испугал! Вспомни, как мы их… — но он вдруг помрачнел и замолчал.

Ториль оборвала их:

— Прекратите.

— Это чего прекратите? — обиделся Хани. — Это чего прекратите?!

Ториль сжала кулаки, но сдержалась, вспомнив что-то… И тут добавил масла в огонь Чани:

— Ты не права, принцесса.

— Я?!

Чани замялся, но продолжил:

— Вообще, нам нельзя сейчас ссориться. Кто знает, может, именно этого и ждут от нас, чтобы мы переругались, передрались, перегрызли друг другу глотки… И уж во всяком случае остались каждый сам по себе. А мы должны быть вместе.

Ториль, зажмурившись, как будто у нее болела голова, сказала:

— Ты прав. Увы, я забыла, что это Келатрионазверн, остров Подземной Ночи. Дыхание тьмы чувствуется все сильнее. Прости меня, — обратилась она к Хани.

Тот покраснел и, глядя себе под ноги, ответил:

— И ты меня тоже.

— Итак, — сказал Чани, — куда нам идти?

— Разве вы не видите? — удивилась Ториль. — Ведь здесь только одна тропинка.

Братья повернулись туда, куда она показывала. Тропинка… Это было сказано слишком смело. Просто в одном месте дубы стояли чуть реже, и чахлая бурая трава, покрывавшая поляну, была слегка примята.

— Это? — недоверчиво переспросил Чани.

— Да, — ответила принцесса.

Хани, не раздумывая, двинулся вперед, но внезапно остановился, как вкопанный.

— Смотрите! — с изумлением и испугом выдохнул он, глядя на землю. — Следы…

Чани и Ториль подбежали к нему и тоже замерли. На сухой глинистой земле ясно видны были отпечатки.

— Вот это да, — присвистнул Чани, глядя на след исполинской, три пяди шириной, четырехпалой лапы, похожей на птичью. Каждый палец завершался огромным когтем, взрезавшим пересохшую, каменно-твердую глину. Чани вопросительно посмотрел на Ториль, но принцесса лишь недоуменно пожала плечами.

— Ни в одной рукописи я не читала ни о чем подобном, — ответила она с маленькой заминкой. — И не слышала никогда.

— Интересная картина получается, — протянул Чани. — Приятное знакомство…

К нему уже вернулось обычное расположение духа, и он снова начал слегка язвить.

— А что тут думать, — перебил его Хани, — пошли вперед, там видно будет. Выбирать нам не из чего, идти нужно. В конце концов, у нас есть Золотой Факел.

— Не всякое колдовство по силам Золотому Факелу, — возразила принцесса. — Но ты прав, идти необходимо.

— Может, пойдем сквозь заросли? — предложил Чани.

— Не думаю, что это удастся.

— Но ведь попробовать-то можно.

Однако попытка пробиться через заросли мелкого подлеска, теснившегося между дубами, не удалась. Листья вьющихся растений оставляли болезненные ожоги, а стебли оказались прочнее самого прочного каната. Чани с великим трудом перерезал своим мечом несколько стеблей и совершенно выбился из сил. Когда сменивший его Хани наотмашь рубанул бледно-зеленую лиану, раздался противный, сверлящий визг, словно крысе наступили на хвост. Откликаясь на этот визг, заскрипели, зашелестели дубы, их ветви, длинные и узловатые, похожие на руки великанов, медленно согнулись, преграждая дорогу, а корявые черные сучья, жадно изгибаясь, протянулись к Хани, норовя схватить его.

Хани испуганно шарахнулся назад.

— Ну и дела, — отдуваясь, сказал он. — Никогда бы не подумал.

— Это остров Ночи, — грустно сказала принцесса. — Здесь возможно абсолютно все. Все плохое.

— А огонь не возьмет их? — с надеждой спросил Хани.

— Сжечь весь этот лес? Не знаю, что из такой попытки получится. Да и не сгорим ли мы сами в пожаре, который зажжем. Лучше уж идти по тропе.

Тропинка петляла между обступившими ее деревьями, и каждый раз, поворачивая, шедший вперед Хани покрепче сжимал меч. Но за поворотом оказывалась все та же стена черно-красной листвы, перевитая бледно-зелеными лианами. Время от времени среди пожухлой травы мелькали и другие следы — маленькие круглые копытца.

Деревья подходили к тропе все ближе, их ветки давно образовали непроницаемый свод, и путники шли в бесконечном извилистом тоннеле. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, но дубы мерно поскрипывали: скрип-скрип… При этом листья оставались совершенно неподвижными, шевелились только сами ветви. Откуда-то из-под земли выскакивали корни, так и норовившие оплести ноги… А сразу за спиной путников деревья замирали, впереди же начинали нетерпеливо поскрипывать. Было жарко и душно, но всех пробирал холодный озноб, путники то и дело оборачивались и вскидывали головы, ожидая нападения сверху.

— Я больше так не могу, — пересохшими губами прошептал Хани. — Давайте вернемся, я больше не могу.

— Мы не можем повернуть, — ответила Ториль. — Наш долг идти дальше.

— Смотрите! — радостно вскрикнул вдруг Чани, бросаясь вперед, туда, где засветилась в чаще поляна. Но в то же мгновение он дернулся назад, натолкнувшись на шедшую за ним принцессу.

В тишине послышалось: туп-туп-туп… Чьи-то огромные, тяжелые ноги бухали, приближаясь.

— Там… — заикаясь, прошептал Чани, — там…

— Что там? — переспросила Ториль, но тут же зажала себе рот рукой.

Деревья обрадованно и зловеще заскрипели. Шаги смолкли, и где-то совсем рядом послышался пискливый голосок:

— Мне надоело. Мотаемся туда-сюда по жаре этой дикой. А я устал. Я спать хочу.

Ему ответил глухой бас, будто из сырого погреба:

— Но ведь мы еще не ели. Лично я хочу есть.

— Всегда одно и то же, — сварливо отозвался тонкий голос. — Есть хочу, есть хочу… — передразнил он. — Низменная ты натура, не умеешь думать о прекрасном и возвышенном. Например, о цветах. — Раздались свист и сопение, кто-то с силой втягивал в себя воздух.

— Ага, зато ты у нас эстет, — огрызнулся бас. — Но что ты будешь делать без меня? Ведь пропадешь.

— Найду, — не вполне уверенно ответил сварливый голосок.

— Вот и ищи.

— Вот и найду.

— Ищи давай, ищи.

— И то верно, пойдем поищем, — предложил тонкий голос.

— В лесу?

Ториль крепко сжала рукоятку Факела.

— А хотя бы.

— Нет, неохота, — ответил бас. — Жарко. И вообще, лень. Если кто-то и идет сюда, в чем я не совсем уверен, а точнее, даже совсем не уверен, то рано или поздно он выйдет на опушку.

— Правильно, — подтвердил тонкий голос.

— А на опушке кто?

— Кто?

— Мы.

— Верно.

— Так стоит ли бить ноги и драть шкуру в зарослях? У меня до сих пор царапины не зажили. Пробежались, а что толку? Ну, попадись нам еще Крысюк, мы с ним потолкуем.

— Точно.

— А теперь пошли назад, полежим, — подвел итог бас.

— Пошли.

Снова забухали шаги, на этот раз удаляясь. Ториль облегченно вздохнула.

— Кто это был? — спросил заинтригованный Чани. — И Крысюка они знают.

— Я ничего хорошего от такого знакомства не жду, — уклончиво ответила она.

— Так кто же это? — настаивал Чани.

— Я только сейчас вспомнила, — нехотя ответила принцесса, — что давно читала об этом звере в старинном манускрипте. С ним лучше не встречаться, будьте настороже.

Они вышли на опушку и спрятались за удачно росшим немного на отшибе толстым дубом. Лес закончился, теперь перед ними расстилалась каменистая равнина, постепенно поднимающаяся вверх. Отдельные пучки высокой сухой серебристой травы, пробившейся между россыпями серого щебня, тревожно шелестели на ветру. Несколько мертвенно-белых крупных цветов казались каплями краски, небрежно брызнутой на унылый, серый холст, и только еще сильнее подчеркивали мертвенность каменистого плато.

Косогор заканчивался плоской, как будто срезанной вершиной, на которой виднелись какие-то развалины. Огромные камни, раскатившиеся далеко в стороны, были покрыты бугристым черным налетом, напоминавшим толстый слой сажи, но гораздо более черным и на вид очень холодным. В развалинах можно было угадать остатки большой квадратной башни, когда-то окруженной стенами. Но теперь это была почти бесформенная груда камней.

— Что это? — спросил Хани.

— Пещера Ночи, — ответила Ториль шепотом, осторожно поглаживая рубиновую звездочку Золотого Факела. Ей явно было не по себе, но она, превозмогая страх, держалась спокойно.

— Надеюсь, нам не туда? — неестественно бодро предположил Чани.

— Ошибаешься, именно туда, — отрезала Ториль. — Никого не видно? — Она еще раз оглядела хмурую равнину, едва освещенную тусклым, жемчужно-серым светом.

— Ничего и никого, — сообщил Хани.

— Тогда вперед, — приказала она и первая, пригибаясь, быстро зашагала вверх по косогору.

Но не успели они пройти и половины пути, как раздался пронзительный, заливистый разбойничий свист, резанувший уши, и знакомый тонкий голосок обрадованно заверещал:

— Вижу, вижу! Идут, голубчики!

— О-го-го! — бухнул бас. — Идет обед!

Большой серый валун, поросший чуть колыхавшимся косматым мхом, поднялся и превратился…

Чани охнул не столько от испуга, сколько от удивления, настолько нелепой была эта пара.

Толстая округлая туша, более всего напоминавшая туго набитый мешок с шерстью, стояла на шести коротеньких лапах, покрытых чешуей. Средняя пара судорожно подергивалась, скребя землю, и из-под когтей летели выдранные комья. Шеи у мешка вообще не было, но зато голова завершалась внушительных размеров пастью, утыканной белыми сверкающими клыками. Длинный красный язык то и дело выскакивал наружу, как бы щупая воздух. Маленькие, совсем поросячьи глазки были почти не заметны среди неопрятной, свалявшейся шерсти, беспорядочными клочьями свисавшей со всех сторон. Но зато на макушке торчало огромное, похожее на лопух ухо, нежное и розовое, любопытно вертевшееся во все стороны.

Рядом с мешком на высоких тоненьких, того и гляди, переломятся, ножках покачивался олень. Точнее, зверь, похожий на оленя, так как морда у него была длинная и вытянутая вперед, вроде хобота. Она все времявертелась, с сопением принюхиваясь. Но глаза у него были замечательные — большие, зеленые, влажно поблескивающие.

А вот хвосты у этой парочки были совершенно одинаковые — длинные, тонкие, розовые и голые. И почему-то эти хвосты были связаны вместе кокетливым бантиком.

— Хватайла, вперед! — басом заорал мешок.

Но «олень» грациозно покачал головой и пропищал:

— Не-а, неохота.

— Так уйдут же!

Действительно, Чани, опомнившись, схватил Ториль за руку и поволок вверх по склону к башне. Следом большими прыжками мчался Хани.

— Не-а, не уйдут, — пискнул Хватайла.

Воздух наполнился странным гудением, как будто разом задели множество туго натянутых струн. Хани отчаянно закричал. Чани, повернувшись, сначала не мог понять, что происходит. Брат, лежа на земле, судорожно хватался за камни, за траву, сдирая руки в кровь, но какая-то неведомая сила волокла его назад. Мешок, стоя на четырех задних лапах, нетерпеливо приплясывал и уже вытянул две передние, растопырив когти. Он поуркивал от удовольствия. Приглядевшись внимательней, Чани различил две толстые прозрачные веревки или струны, почти незаметные, заканчивающиеся гроздьями мелких острых крючков, вцепившихся в куртку Хани. Эти струны втягивались прямо в глаза Хватайлы, подтаскивая Хани все ближе и ближе к нему.

— Хватайла, хватай! — приплясывал от нетерпения мешок.

— Кусайла, кусай! — радостно пищал Хватайла.

Чани попытался удержать брата, но глаза Хватайлы были сильнее, и его тоже поволокло.

— Помогите, — захрипел Хани.

Ториль, подбежав к ним, двумя взмахами ножа вспорола куртку Хани, освобождая его. Струны со свистом взвились в воздух, и Хватайла, не ожидавший, что сопротивление вдруг резко прекратится, перевернулся через голову и покатился по камням, увлекая за собой привязанного Кусайлу.

Братья, снова вскочив на ноги, опрометью побежали к башне. Но Хватайле не было нужды бегать! Снова послышался тот же звенящий гул, и Чани увидел летящие гроздья крючков. Не успев удивиться собственной ловкости, чисто инстинктивно он выхватил меч и попытался срубить их. Однако струны оказались прочными, и меч со стеклянным звоном отскочил. Но этого было достаточно — от удара крючки пролетели мимо.

Хватайла, хрюкнув от удивления, еще раз выпустил из глаз свое оружие, но Чани опять точным ударом отбил его.

— Хватайла, ну хватай же, — перешел на просительное поскуливание Кусайла. — Я есть хочу-у.

Хватайла попытался в третий раз, но и в третий раз Чани был настороже.

— Ну Хватайла-а… Есть же хочется!

— А мне-то что, — Хватайла, поняв безуспешность своих попыток, повернулся к путникам спиной. — Я всю жизнь мечтаю предаться спокойному отдыху, и всю жизнь ты мне мешаешь.

— Но кормлю, — вспылил Кусайла.

— А что бы ты без меня делал? — вскипел Хватайла. — Коротконожка несчастная!

— Тварь беззубая!

Слушать завершение этой перепалки братья и принцесса не стали, они торопливо направились к развалинам. Больше их не трогали, парочка была занята выяснением отношений.

Дрожь пробрала их, когда они подошли к древним развалинам. Из-под низкой сводчатой арки, наполовину занесенной землей, на них пахнуло холодом и сыростью, на мгновение показалось, что засвистел ветер. Ториль замерла у входа, глядя на высеченные из черного камня две безглазые свирепые маски, находившиеся по обе стороны от арки. Ледяное равнодушие и неумолимая безжалостность читались в этих лицах.

Ториль еще раз взглянула на неприветливое небо и, крепко сжав руку Чани, шагнула вперед.

Мрачный, сырой тоннель уходил круто вниз. Засветившаяся рубиновая звездочка лишь едва рассеивала темноту, но не могла по-настоящему осветить подземелье. По закопченной, изъязвленной временем кладке струились грязные ручейки, камни были покрыты противной зеленоватой слизью, а капли, срывавшиеся с потолка, падали не со звоном, как обычно, а шлепались на каменный пол с невнятным хлюпаньем.

Ториль шла по тоннелю, не обращая внимания на боковые ответвления, в которых с тихим шорохом и курлыканьем копошилась клубящаяся черная масса, выбрасывавшая при их приближении мягкие щупальца, боязливо отдергивающиеся, когда на них падал свет.

— А мы правильно идем? — опасливо спросил Чани. — Не лучше ли немного подумать?

— Правильно, правильно, — нетерпеливо ответила принцесса. — Я превосходно помню дорогу.

— Она тоже была на карте?

— Да.

Хани не говорил ничего. Он был вполне доволен. Но к его удовольствию временами примешивалась едкая горечь, когда он вспоминал… И он только крепче сжимал рот и шагал, шагал…

Постепенно каменная кладка пропала, и тоннель незаметно перешел в узкую пещеру, змеившуюся в толще горы. Ториль с побледневшим лицом, прикусив нижнюю губу и полузакрыв глаза, шла уже не так уверенно, она с большим трудом вспоминала дорогу.

Сколько им еще предстояло идти? Воздух пещеры был тяжел и затхл, чувствовалось, что уже много веков ни малейшее движение не трогало его. Он давил, как свинцовая гиря.

Одно было хорошо — постепенно темнота редела, пещеру заполнял странный, неяркий серо-зеленый свет. Но от него делалось еще жутче — он превращал лица в зеленоватые маски покойников. Ториль погасила не нужный теперь Факел, и словно новая тяжесть навалилась на них. Чани легонько пожал дрожавшую руку принцессы, она благодарно улыбнулась.

— Что это за пещера? — спросил Хани. Голос его сделался тусклым и мертвым.

— Это Пещера Ночи. Именно отсюда выползает на остров Подземная Ночь, вы видели ее недавно в боковых пещерках.

— А что будет, если она поползет, пока мы здесь?

— Плохо будет, — коротко ответила Ториль.

Они спускались все ниже и ниже. Становилось все холоднее, от дыхания шел пар, как на морозе. Чани тер замерзающие руки, пытаясь согреться дыханием, но это плохо получалось. Хани хлопал себя по бокам — обрывки куртки совсем не защищали от холода. Лишь принцесса, ничего не замечая, упрямо шла вперед.

Но вдруг она резко остановилась. Дальше дороги не было — пещеру перекрывала огромная каменная глыба.

— Что это? — спросил Хани.

— Этого камня здесь быть не должно, — озадаченно сказала Ториль.

— Но он есть, — меланхолично заметил Чани. — И его надо как-то обойти.

— Как-то… Знала бы я, как. Другого пути нет, только по этому коридору, боковые уведут нас в огненные глубины.

— Попробуй сжечь его, — предложил Чани.

Принцесса грустно усмехнулась.

— Как Золотая Галера неподвластна Морскому Королю, потому что была сделана задолго до его появления на свет, так и эти камни неподвластны моему волшебству. Они много древнее, чем Тан-Хорез. Никто не может сказать, сколько тысячелетий этой пещере.

Хани, отупевший от бурных событий этого дня, неожиданно для себя зевнул и предложил:

— Давайте отдохнем, поспим. А разбираться после будем.

Ториль странно посмотрела на него — и согласилась.

— В эти пещеры не заходит никто, так что нам никто и не угрожает. Мы уже опустились ниже уровня Пещер Ночи, даже она не спускается в эти подземелья.

— А это что? — указал Чани на маленький значок, высеченный на камне.

Ториль побледнела, увидев четырехконечную звездочку, заключенную в круг.

— Ледяная звезда, — прошептала она. — Но как ему удалось опустить этот камень? Ведь он же трус. Или это только маскировка? И сработал здесь тот… Дайамонд был прав… — Вслух же она бодро сказала: — Не знаю, чепуха какая-то. Действительно, давайте спать.

Они выбрали на полу местечко посуше, хотя и оно было достаточно сырым, и легли, прижавшись друг к другу. Усталость переборола страх, и вскоре все трое крепко спали.

15. ЧЕРНЫЙ МЕЧ

Проснулся Чани от того, что ему почудился какой-то звук. Звук в этой гробовой тишине! Что-то вроде стука и скрежета железа по камню и глухого хлопанья. Он прислушался. Померещилось? От усталости можно и не такое услышать… Нет, снова раздался стукоток. Он толкнул локтем брата, тот приподнялся, протирая заспанные глаза.

— Чего тебе?

— Слушай.

Хани прислушался и замотал головой.

— Ничего не слышу.

— Кто-то долбит камень.

— Тебе приснилось… — начал было Хани, но замолчал, сам услышав отчетливое скрежетанье чьих-то когтей по камню.

Они решили разбудить Ториль, но она проснулась сама, услышав эти звуки.

— Кто это может быть? — спросил у нее Чани.

— Понятия не имею. В этих пещерах никто не живет.

Скрежет приближался. Принцесса достала Золотой Факел.

Хани от волнения начал мелко дрожать. Он вцепился в рукоять меча, сжав ее обеими руками.

Неожиданно скрежет стих.

Все трое, затаив дыхание, напряженно вглядывались в зеленоватое мерцание пещеры.

— Добрый, знаете ли, денек, — внезапно прозвучал негромкий, чуть хрипловатый голосок откуда-то сверху, заставив их всех вздрогнуть. — Чем это, интересно, вы тут занимаетесь?

Путники вскинули головы. На потолке, цепляясь когтями за неровности камней, сидела большая птица. Ее оперенье отливало зеленью, на голове была красная шапочка с хохолком. Но больше всего впечатлял клюв — длинный, острый, он сверкал, как полированная сталь.

— Здравствуйте, — машинально ответил Чани. — Сидим тут.

Птица посмотрела на них правым глазом, потом левым.

— Мне почему-то кажется, что вы меня обманываете. Это не самое лучшее место для отдыха.

— Посмотрите сами, — вежливо предложил Чани.

— Да, вроде бы так, — согласно кивнула птица. — Но я сомневаюсь…

Ториль спросила:

— Простите, а вы кто?

— Кто, кто… — неприветливо буркнула птица. — Живу я тут, вот кто. — Вдруг она настороженно завертела головой. — Прошу прощения…

Растопырив для равновесия крылья, она ловко сбежала с потолка на стену, еще раз прислушалась и начала долбить стену клювом. Посыпались снопы искр, веером полетели осколки, замелькали крошащиеся камни… И вот, уже наполовину скрывшись в выдолбленной дыре, птица вытащила из стены что-то ярко-оранжевое и отчаянно верещащее. Глотнула и, глубоко вздохнув, блаженно прикрыла глаза.

— Вот это да… — прошептал Хани.

Птица мирно задышала, по-видимому, заснув. Чани осторожно кашлянул, птица встрепенулась, взъерошив перья.

— Ах да… Так о чем мы?

— Простите, — изысканно вежливо сказала Ториль, — вы так ловко долбите камень…

— Да, — немного самодовольно согласилась птица. — Что умею, скрывать не стану.

— Не могли бы вы пробить вот этот камешек? — принцесса указала на преграждавшую дорогу глыбу.

Птица подозрительно прищурила правый глаз.

— А зачем это?

— Чтобы еще раз полюбоваться на ваше несравненное искусство.

Птица засмущалась и расцвела.

— Всю жизнь долблю камень, но впервые меня хвалят.

— Вас не оценили, — с жаром подхватил Чани. — Ведь это редкое мастерство.

— Конечно, — согласилась птица. — Но зачем все-таки вам его нужно разбить?

— Мы пойдем дальше, — прямо сказала Ториль.

— Пойдете, пойдете… — пощелкала клювом птица. — Мне почему-то кажется, что вы меня обманываете. Здесь что-то не так. — Она прищурила левый глаз.

— Мы правда пойдем, — хором сказали Хани и Чани.

Птица вздохнула.

— Оно, конечно, так… Но что-то здесь не так…

Она подлетела к камню, примерилась и заработала клювом. Снова засверкали искры, во все стороны полетела каменная крошка. По камню побежали трещины, что-то захрустело, зашуршало. Потом все стихло, и птица, высунувшись из продолбленной дыры, подозрительно осведомилась:

— Нет, а вы в самом деле меня не обманываете?

— Как можно? — Хани прижал руки к груди. — Вы так замечательно работаете…

— Ох, сомневаюсь я.

Птица снова скрылась, послышался стук, треск, скрежет, полетела пыль, и камень с грохотом рассыпался на груду мелких осколков.

Когда путники прочихались, они увидели запорошенную каменным крошевом довольную птицу.

— Вот, — сказала она и тоже чихнула, — пожалуйста.

Птица встряхнулась, снова подняв облако пыли; когда оно село, птица привычно устроилась на потолке вниз головой.

— А вы действительно собираетесь идти дальше? — в который раз поинтересовалась она.

— Видишь же сама, — ответила Ториль, хватая братьев за руки и увлекая за собой.

— Видеть-то вижу, но все-таки сомневаюсь. Не верь глазам своим, — донеслось до них.

Тоннель круто пошел вниз, теперь уже приходилось цепляться за стены, чтобы удержаться на ногах. Но стены пещеры начали раздвигаться, потолок медленно поднялся выше и пропал из виду, растворился в мертвенном зеленоватом сиянии. На стенах пещеры вместо капель воды начал искриться иней, под ногами слабо похрустывали кусочки льда. И незаметно для себя путники вошли в огромный зал.

Определить его размеры было нельзя, его наполнял светящийся зеленоватый туман. Каменный пол был отполирован до блеска, на нем были высечены таинственные угловатые руны. Хани хотел рассмотреть их получше, но принцесса не давала остановиться.

Прямо посреди зала, на невысоком каменном постаменте, украшенном затейливым орнаментом из переплетающихся рун, тускло поблескивала гладкими полированными гранями восьмиугольная пирамида из Черного Льда. Ее окутывало едва различимое, слегка клубящееся облако мрака, смазывающее очертания пирамиды, отчего казалось, что она колеблется, дышит.

— Вот он, — остановилась Ториль.

— Кто? — не понял Хани.

— Неужели забыл? — насмешливо бросил ему брат. — Черный Меч!

Слова эти отозвались неожиданно гулким эхом под сводами зала, где до того вязли все звуки, прокатились отдаленным громом по тоннелям и переходам. Послышался шорох сыплющегося песка, шум падающих камней.

— Тише!

Ториль вытянула вперед Золотой Факел, и с шумом и фырканьем из него метнулось красное пламя, лизнув ледяную глыбу. В воздухе потянуло удушливой вонью, но ничего не изменилось — пламя бессильно извивалось вокруг пирамиды, даже не касаясь ее, оно отражалось от тумана. Ториль прочитала длинное, сложное заклинание, и пламя налилось ослепительной белизной. Раздалось злобное шипение, словно потревожили клубок исполинских змей. Сверкающие грани пирамиды затуманились, на них выступили крупные капли, пирамида затряслась, но устояла.

Не поворачиваясь, принцесса повелительно сказала:

— Отойдите подальше.

Братья подчинились.

Ториль начала выговаривать слова нового заклинания. Они звучали таинственно и странно, троекратное эхо сопровождало их. Пламя взревело, как рассерженный дракон, теперь оно было солнечно-желтым. Огромные его языки, казалось, целиком заполнили пещеру, погасив зеленоватый свет. В лицо братьям пахнуло нестерпимым жаром, и они невольно попятились.

Раздался страшный грохот, стены зала вздрогнули и покачнулись. Чани показалось, что они вот-вот рухнут. На мгновение зал заполнил удушливый пар, потом все стихло.

Когда глаза опять привыкли к полумраку, воцарившемуся в зале, стало видно, что на постаменте лежит большой прямой меч в черных ножнах. Рукоять его была сделана из золота в форме оскаленной драконьей морды, вставленные вместо глаз два больших изумруда грозно мерцали, как будто золотой дракон хотел схватить кого-то, но не мог и бесился от собственного бессилья. Вокруг меча клубилась все та же черная дымка.

— Вот он, — зачарованно повторила Ториль.

Хани хотел было поднять меч, но принцесса схватила его за руку.

— Не смей!

— Почему?

— Тебе не по силам владеть Мечом Ненависти, ты можешь стать не хозяином, а рабом его.

Она подошла к постаменту, долго стояла, вглядываясь в черное марево, потом протянула слегка дрожащую левую руку и подняла меч. Внезапно, отбросив все сомнения, она выхватила его из ножен. Словно ослепительная молния сверкнула в подземелье. Снова раздался грохот и полетели камни… Лезвие меча в вытянутой руке принцессы сверкало холодным, льдистым блеском, по нему, словно живые, бежали ряды угловатых черных рун, глаза дракона засияли нестерпимым красным огнем.

Чани сделал еще два шага назад — такой страшной показалась ему Ториль в эту минуту. Он неожиданно понял, что руны на лезвии меча складываются в стихи на варварском и грубом языке, ничуть не похожем на певучий язык заклинаний. Но он понимал их смысл.

Добро и жалость? Все равно.

О них забудь ты поскорей.

И помни только лишь одно:

Убей. Убей! Убей!! Убей!!!

Но вот лезвие снова скрылось в ножнах, глаза дракона опять засияли зеленым, а голос, читавший стихи, замолк…

— Все, — устало произнесла Ториль. — Теперь давайте искать выход.

Братья обернулись. Действительно, выход из зала был завален кучей обвалившихся камней.

Что было потом? Потом они брели по бесконечным переходам, поднимались и спускались, упирались в тупики и возвращались назад. Беспросветная чернота сменялась призрачным синеватым светом, который опять мерк и угасал. На них сыпались камни и лилась холодная вода, они пробивались сквозь заросли каких-то шевелящихся растений… Возникали и исчезали странные красные светящиеся цветы, с которыми спокойно разговаривала принцесса. Они шли вслед за красными светлячками, вспыхивавшими во мраке подземелья… Видели над собой неласковое серое небо острова… И снова выползающий наружу черный туман Подземной Ночи, сливавшийся с темнотой ночи обычной…

16. НОВОЕ О ДЕСЯТИКРЫЛОМ

— Неприветливое местечко, — сказал Чани, глядя на обрывистые черные скалы, спускавшиеся к самому морю.

— Остров дракона, — вздохнула принцесса. — Здесь и живет Десятикрылый.

— Остров прямо создан для него, — согласился Чани.

Галера медленно скользила мимо берега, но нигде не было видно и самой крошечной трещинки в монолитной черной стене, к которой можно было пристать. Из воды всюду высовывались острые, как бритва, камни, выраставшие неведомо откуда буквально под самым носом Галеры. Обычный корабль давно бы уже разлетелся в щепки, но Золотая Галера вовремя отворачивала в сторону от этих каменных клыков и снова шла вдоль скал, вершины которых окутывало темное, грязное облако, подсвеченное изнутри красным, как дым в кузнице. Лишь грохот прибоя доносился до путников, не было слышно обычного на скалистых берегах крика чаек и буревестников, которые так любят гнездиться там. Ни одна птица не кружилась над островом.

Постепенно Чани начал тревожиться.

— Как мы доберемся до дракона? Остров — вот он, но с таким же успехом мы могли бы сидеть у себя дома, дракон остается так же далек.

— Не бойся, — успокоила его принцесса. — Если ты не доберешься до дракона, то рано или поздно он сам до тебя доберется.

— Только это и утешает, — пробурчал себе под нос Чани.

Проходил час за часом, Золотая Галера отмеривала милю за милей, но место для высадки не находилось.

— Смотрите, вон там!.. — крикнул Хани, стоявший на носу Галеры.

На фоне черных скал он заметил крошечное зеленое пятнышко. Галера замедлила ход и вскоре ткнулась в источенный волнами камень. А высоко над ними к скале прилепился крошечный зеленый кустик, одинокий и жалкий.

— Странно, как это Десятикрылый не сжег его, — удивилась Ториль. Она присмотрелась внимательней и вдруг выкрикнула что-то на Колдовском Языке. В ответ послышался тихий, мелодичный звон Языка Цветов. Снова Ториль о чем-то спросила, кустик ответил. Наконец Ториль обратилась к нему с просьбой, хотя братья и не знали языка, но смысл разговора им был понятен.

В ответ кустик выбросил вниз маленькую зеленую стрелку. Она росла, удлинялась и спускалась к Галере, цепляясь за каждый встречный камень. Вскоре тонкий зеленый побег, свесившийся с массивной черно-серой глыбы, покачивался над палубой.

— Нас приглашают подняться, — сообщила принцесса. — Если мы рискнем довериться прочности этого стебелька, то у нас появится шанс попасть на остров. Нужно только решить, кто пойдет со мной. В этом месте на Галере должен обязательно остаться человек.

— Что значит «с тобой»? — встревожился Чани. — Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься отправиться сражаться с драконом?

— Что мы пустим тебя? — подхватил Хани.

— Преданные мои друзья! Я очень ценю вашу заботу, но вы только что убедились: без меня вам не взобраться на эти скалы. И кто знает, с чем мы столкнемся там, наверху. Я уж не напоминаю, что ни одному из вас Черный Меч не по силам.

— Тогда пойду я, — выступил вперед Чани. — Не перебивай старших, — остановил он встрепенувшегося было брата. — У тебя есть дело к Морскому Королю, поэтому тебе не следует рисковать раньше времени. Дело будет опасным, а ты обязан отомстить. Обязан.

Хани заколебался, но потом кивнул.

— Удачи вам.

Чани, улыбнувшись, хлопнул его по плечу.

Первой по стеблю начала подниматься принцесса, повесив ножны с Черным Мечом на шею. Драконьи глаза на золотой рукояти как-то особенно мирно поблескивали матовой зеленью. Принцесса, цепляясь за стебель, упиралась ногами в скалу и ползла вверх. Ноги ее скользили и срывались, вниз падали вывернутые камни, однако она не останавливалась. Следом за ней пополз Чани. Когда он вскарабкался наверх, то был совершенно мокрый, как будто бухнулся прямо в одежде в море, руки его тряслись, ноги подгибались. Он с тяжким вздохом опустился на камень.

— По-моему, надо немного отдохнуть.

— У нас нет времени. Дракон может учуять нас, и тогда нам придется плохо.

— Но я не могу сделать ни шага.

— Тогда я пойду одна.

Чани покачал головой, поднялся, хотя ему показалось, что все суставы трещат, и неосторожно глянул вниз. Где-то там, в недоступной глубине, на серо-голубом шелке моря поблескивала крошечная золотая щепочка — Галера. Но как это было далеко! От неожиданности голова у него закружилась, все поплыло перед глазами. Чани пошатнулся и наверняка свалился бы с обрыва, если бы маленькая, но сильная рука Ториль не оттащила его прочь.

Наверху остров дракона выглядел ничуть не лучше, чем с моря. Те же угрюмые, безжизненные серо-черные скалы, растрескавшиеся от времени, были присыпаны толстым слоем черной пыли или очень мелкого песка. Было трудно дышать и смотреть. И — ни одного дерева, ни единой травинки, ни птицы, ни зверя. Равнина была бы совершенно неподвижной, если бы не крошечные вихорьки пыли, постоянно крутящиеся в воздухе. Вся равнина была усеяна беспорядочно разбросанными валунами и обломками скал. Все это наводило на мысль о свирепом пламени, бушевавшем здесь когда-то и еще не умершем совершенно. Кое-где из провалов между камнями поднимались желтые струи сернистого дыма. Весь остров чуть заметно вздрагивал и колыхался, когда в его бездонных глубинах возникал протяжный, раскатистый гул, видимо, там бушевал огонь.

Ториль и Чани двигались с трудом, то и дело проваливаясь в пепел по колено. Пепел был горячим.

Неожиданно до них долетело чье-то невнятное бормотанье. Ториль предостерегающе вскинула руку, и они пошли к большому гранитному валуну, как будто расколотому ударом топора — такая узкая и ровная щель была в нем. Затаились. Можно было понять, что говорят двое, но о чем они говорили, не разобрать.

— Ветер в нашу сторону, — шепнула Ториль на ухо Чани, — поэтому мы и слышим кое-что.

— Надо узнать, кто это, — ответил Чани. — Попробуем подобраться поближе.

Крадучись, прижимаясь к камням, они приближались к голосам, осторожно и медленно. Наконец они устроились в глубокой расселине, прикрытой сверху тяжелой каменной плитой, и решили немного передохнуть. Вдруг наверху, над самым камнем, что-то бухнуло, и скрипучий голос брюзгливо произнес:

— Долго же ты намерен спать?

— Сколько намерен, столько и намерен, — ответил другой, завывающий бас. — Не ты мне указ.

Принцесса и Чани подскочили — настолько чистыми и ясными были голоса. Разговаривали, казалось, буквально в двух шагах, но никого в расселине не было. Чани осторожно выглянул наружу. Снаружи он тоже никого не увидел.

— Но мой могущественный повелитель требует, чтобы ты немедленно летел к Акантону, — снова проскрипело наверху. — Город нужно примерно наказать за то, что эти мальчишки осмелились помогать отверженным из Тан-Хореза.

В ответ послышался только басовитый зевок.

Принцесса, все еще бледная от испуга, шепотом пояснила Чани:

— Это Десятикрылый разговаривает с кем-то, а мы слышим. Почему — я не знаю, наверное, есть какие-то трещины в камне, по которым доходит звук.

— А он нас не слышит? — опасливо поинтересовался Чани.

— Наверное, нет, иначе поднялся бы такой шум…

Они снова замерли.

— Будешь ты выполнять приказания всемилостивейшего повелителя нашего или нет?! — завизжало вверху.

— Засохни, Бесхвостый, — ответил бас. — Надоели вы мне все. Подняли в прошлый раз, такой интересный сон из-за вас не досмотрел. А для чего? Камень какой-то раскусить. А у меня до сих пор зубы от него болят, — пожаловался дракон. — И спать охота.

— Да мы тебя…

— Слушай, Крысюк, наверное, тебя давно не купали, что ведешь себя так нахально. Смотри, мне недолго сделать!

— Но-но, не забывайся, — заверещал Крысюк. — С кем ты говоришь?!

— И верно, что ты такое?

— Я есть полномочный представитель его величества.

Раздался возмущенный писк. Чани и принцесса тихонько рассмеялись.

— Никуда от этой крысы не деться, — заметил Чани. — Куда ни пойдешь — всюду на него натыкаешься. Вездесущий прямо.

Снова зазвучал бас:

— Брысь, поганец! Я спать хочу.

— Ну послушай, дракончик, миленький, — сменил тон Крысюк, льстиво запищав. — Ты такой большой, такой могучий, такой сильный. И сделал тебя таким ведь именно всемилостивейший повелитель. Ведь это он дал тебе золотые крылья.

— И что с того?

— Неужели ты будешь таким неблагодарным, что не откликнешься на просьбу о помощи.

Снова кто-то гулко зевнул.

— А вот возьму и не откликнусь.

— Нет, я, конечно, не угрожаю. Но тогда я все расскажу нашему дорогому Королю. А там посмотрим…

— Совершенно точно, купали тебя давно…

Крысюк, видимо, обозлился и перешел к прямым угрозам:

— Ну, смотри. Дело хозяйское, но не пришлось бы тебе пожалеть. Обкорнают тебе крылышки, будешь до конца дней своих ползать, как черепаха.

— Мне? — дракон глухо захохотал.

— Смотри, Черный Меч вышел на свободу.

— Что из того? Я почую любого волшебника прежде, чем он приблизится ко мне с этим ли мечом, без него ли. А там еще посмотрим. Вот и сейчас на острове, между прочим, кто-то есть. Можно пойти и слопать… Ты чего затрясся? Далеко он, не собирается твою драную шкуру щипать…

— Пойди и съешь, если можешь.

— А неохота. Меня не трогают, не трону и я.

— Ты плохо кончишь.

— Гуляй, гуляй… А я вздремну чуток.

— Вот возьмет Король Золотой Талисман…

Но ответом Крысюку был мощный храп.

Ториль озабоченно потерла щеку.

— Интересно!..

— А что здесь интересного, — лениво сказал Чани. — Дай сюда меч, пойду я. Ты ведь сама слышала, что ни одного волшебника к себе он не подпустит, а я простой человек, меня он не учует.

— Тебе не совладать с мечом.

Не отвечая, Чани взял у нее меч из рук и резким движением выдернул его из ножен. В лицо им пахнуло холодом, и неведомая черная тень заполнила расселину. По лезвию меча побежали, извиваясь, черные руны, а камни на рукояти загорелись мрачным кроваво-красным блеском.

— Не совладать? — угрюмо спросил Чани.

Принцесса долго смотрела на него.

— И все-таки я боюсь, за тебя боюсь…

Чани успокаивающе улыбнулся, сунул меч в ножны и направился к выходу из расселины.

— Солнца и счастья тебе, — прошептала Ториль.

Путь был тяжелым. Поднимающиеся из-под камней испарения смешивались с черным дымом и образовывали колеблющуюся завесу, которую приходилось буквально раздвигать руками — такой плотной и тяжелой она была. Иссушающая жара невольно наталкивала на мысль о воде, и действительно, изредка попадались неподвижные малахитово-зеленые лужи. Но когда Чани, поддавшись искушению, сунул в такую лужу руку, то сразу же ее отдернул, едва удержавшись от крика, — вода обжигала, как кислота, и долго еще потом зудела покрасневшая кисть. Кружилась голова, перед глазами вертелись разноцветные колеса, но Чани упорно шел дальше.

Сначала он подумал, что натолкнулся на остатки какой-то древней стены, сложенной еще в те времена, когда о драконе не слыхали. Крупные черно-зеленые кирпичи выглядели странно, но Чани уже привык к необычному. И лишь заметив, что стена едва заметно вздрагивает и раскачивается, понял, что это не стена. Перед ним был спящий дракон.

Доносились раскаты чудовищного храпа и взревывания. Чани невольно пробрала дрожь. А что будет, когда дракон проснется? Но он превозмог страх и осторожно дотронулся до тускло поблескивающей чешуи и тотчас отдернул руку, словно обжегшись, хотя бок дракона был ничуть не горячий. Камень и камень.

Ничего не случилось. Чудовище продолжало мирно спать, не заметив прикосновения.

Чани уже смелее похлопал его по боку… Но если он так огромен, что легко принять его за крепостную стену, то как же с ним справиться? Даже если и захочешь отрубить голову, просто не дотянешься. Чани от огорчения, забывшись, стукнул кулаком по дракону. И опять ничего не произошло. Храп не прервался. Чани удивился и второй раз, теперь нарочно постучал по чешуе. Никакого результата. Десятикрылый не просыпался. Это было даже обидно. Его пришли казнить, а он не соизволит обратить внимание…

Тогда Чани нахально — семь бед, один ответ — схватился за выступающий край чешуи, подтянулся и вскарабкался на спину дракона. Спина была широкая и больше всего напоминала крытую крупной черепицей крышу какого-то длинного здания. По хребту бежал ярко-красный гребень, каждая пластина которого была выше Чани.

Чани перевел дух и достал из ножен меч. Глаза золотого дракона на рукоятке налились кровью, меч начал нервно подергиваться в руке и тихо гудеть. Чани, осторожно ступая, двинулся вдоль гребня, надеясь, что идет в нужную сторону — к голове.

Дракон по-прежнему ничего не замечал. Храп становился все громче, указывая, что путь выбран правильно. Каждый мощный выдох вздымал облака пепла, и вскоре Чани стал плохо различать окружающее, так как в воздухе кружились многочисленные черные хлопья, настоящая метель. Несколько раз он натыкался на плотные кожистые складки, закрывающие чешую. Чани догадался, что это крылья. Постепенно он вообще забыл про осторожность, брел, спотыкаясь и падая. Пару раз он едва не сорвался вниз, успевая в последний момент схватиться за что-то торчащее из спины чудовища. Теперь Чани мечтал только об одном — чтобы дракон поскорее кончился. Но дракон этого делать не собирался, он тянулся бесконечно.

Вдруг нога Чани задела что-то мягкое, раздался пронзительный визг, верещанье, и какой-то темный клубок покатился вниз. Чани в страхе приник к холодной пластине гребня.

— Караул! Тревога! — завопил снизу Крысюк.

Дракон спал.

— Караул! Наших бьют! — надрывался Бесхвостый.

Чани почувствовал, что чешуя под ногами зашевелилась, задрожала, дракон перестал храпеть и сиплым спросонья голосом прогудел:

— Кого бьют?

— Меня, — пожаловался Крысюк.

— И правильно делают.

— Но и тебя могут! На меня кто-то наступил.

— Чепуха, — уверенно ответил дракон. — Чтобы по мне ходили, а я не знал об этом? Чепуха.

— Но я правду говорю.

— Значит, ты заболел.

— Вот отрубят тебе глупую башку…

— Если глупую — то, значит, не мне.

— Это намек?

— Я чувствую, что волшебник по-прежнему далеко. Он не двигается с места.

— Это та принцесса, о которой я тебе рассказывал. Ну съешь ее, пожалуйста. Дракон ты, в конце концов, или не дракон? Ты должен питаться принцессами.

— Что за напасть на мою голову! Вот высплюсь и съем. Честное драконовское слово.

— А как быть с тем, который идет по тебе?

— По мне?

Чани увидел, как из пепла вынырнула огромная прямоугольная морда, из ноздрей ее валил дым. Чани поднял меч, но дракон и не попытался напасть.

— Никого не вижу, — глядя ему прямо в глаза, сообщил Десятикрылый.

— Но кто-то же хотел меня задавить, — плаксиво вякнул Крысюк.

— Померещилось. — Морда исчезла в облаке дыма, послышался глухой удар, от которого вздрогнула земля: дракон снова улегся. — И отвяжись по-хорошему.

Чани, как завороженный, шел вперед, он в очередной раз споткнулся и упал, разбил колено в кровь. Он зашипел от боли, но тут же зажал рот ладонью. Перед ним лежала широкая пластина из яркого полированного золота, блестевшая даже сквозь покрывавшую ее грязь. Золотое крыло… То самое, которое придает дракону такую силу…

И почти не соображая, что делает, Чани взмахнул мечом. Промелькнула черная тень, весь мир почернел на мгновение, что-то просвистело, раздался металлический лязг, и крыло с грохотом и звоном полетело вниз. Чани протиснулся между пластинами гребня и вторым ударом отрубил другое крыло.

Дракон дернулся и завопил:

— Убили! Зарезали!

Сквозь дым и пепел полыхнул огонь.

Чани опять увидел морду дракона с разинутой пастью, но большой зеленый глаз неожиданно хитро подмигнул ему. Затем по спине дракона прокатилась волна, шкура лихорадочно передернулась, уходя из-под ног, и Чани вдруг понял, что летит, беспорядочно переворачиваясь. Он с размаха шлепнулся на большую кучу теплого пепла, удивляясь, что все еще цел и невредим.

А дракон тем временем продолжал бесноваться:

— Да он меня… Да я его… По-гу-би-ли!

— Ага! Я же предупреждал! Я же говорил! — заверещал Крысюк. — Ты не хотел слушать, теперь убедился сам! Поймай их! Поймай! Убей!

Чани поднял меч, но дракон вдруг успокоился.

— Поищи дурака в другом месте, — предложил он. — Теперь-то я и вовсе не пойду. Золотых крыльев нет, могущества нет, ничего нет. Я не враг себе. Короче, я ложусь спать, и пропадите вы все пропадом!

— Все расскажу Королю, — пригрозил Крысюк. — Если на тебя управы не найдем, то уж на Грифоне-то отыграемся. Подумай по-хороше… — он осекся.

Чани увидел, как из тучи пепла, поднятой драконом, высунулась огромная лапа, брезгливо, двумя когтями державшая за шиворот Крысюка.

— Пойди охладись, — со спокойным удовлетворением порекомендовал дракон. — Теперь у вас нет власти надо мной.

Лапа раскрутила Крысюка получше и отпустила, он со свистом и визгом полетел куда-то, раздался плеск, хлюпанье… Но все звуки опять перекрыл мерный храп.

17. СДЕЛКА

— Вы делаете одну ошибку за другой, — сердито выговаривала Ториль. — Даже удивительно, как вы до сих пор ухитряетесь оставаться в живых. Если бы не я, вас давно бы прикончили, как щенят.

— Все равно мы поможем человеку, который попал в беду, выручая нас. И тебя тоже, — с укором сказал Хани.

Ториль пристально посмотрела на волны, плескавшиеся за бортом Галеры.

— Меня? Ты всерьез воображаешь, что эти чудовища могли мне что-то сделать? — Она горделиво выпрямилась, поправляя перевязь, на которой висел Черный Меч. — Мне не страшен никто.

— Но в тот момент ты говорила иначе.

— Вздор. Мало ли что я говорила тогда. Предположим, что это была минутная растерянность. Сейчас же, когда у нас есть такое оружие, нам, Повелителям Огня, не страшен никто и ничто.

— Но ведь Рюби пожертвовала собой.

— Это война, — жестким тоном сказала Ториль. — Полководец не имеет права на жалость. Умеренность на войне — это величайшая глупость, какую только можно вообразить. Мне вообще не понятно ваше мягкосердечие. Вот, например, ты, — она кивнула Чани. — Мог совершенно спокойно убить Десятикрылого. Почему ты этого не сделал?

— Зачем убивать напрасно? — пожал плечами Чани.

— Напрасно?! Ты должен был убить его сегодня, чтобы спокойно спать завтра. Это враг, а врага уничтожают.

— Я сделал его совершенно безвредным.

— Ты в этом уверен?

— Да.

— Предположим, — с видимой досадой согласилась принцесса. — Но где гарантия, что завтра Морской Король не приделает ему новую пару золотых крыльев и дракон с новой силой не обрушится на нас, мстя?

— Просто я уверен.

— Опять уверен?! — взорвалась Ториль.

— Да, опять.

Ториль с некоторой тревогой посмотрела на собирающиеся на западе облака. Что они могли таить?

— Тогда, если вы так не любите кровопролития, зачем мы плывем к острову Морского Короля? Мы ничего не потеряли на Фоорхейле. Вполне достаточно того, что мы выбили у него из рук самое грозное его оружие. Теперь ничто не угрожает Тан-Хорезу. И вашему городу тоже.

— Ты этого не понимаешь? — напряженно спросил Хани.

— Не понимаю.

— Тогда нам не о чем разговаривать.

Хани решительно повернулся и сбежал с кормового помоста. Ториль проводила его недобрым взглядом и повернулась к Чани.

— Тебе, если ты хочешь… — Она замялась. — Короче, тебе стоит поменять кое-какие свои взгляды. Я не привыкла, чтобы мне указывали…

Чани закрыл глаза, чтобы не сорваться.

— Неужели вы воображаете, что если этот рубин и находится у Морского Короля, то он отдаст его просто так?

— Нет, не воображаем, — ответил он.

— И не рассчитывайте на мою помощь в этом деле.

— Мы сразу это поняли, — холодно ответил Чани.

— Вас же прикончат, — горячо сказала она.

— Значит, так суждено. Но мы попытаемся выполнить свой долг.

— Вот и отлично. Для начала попробуйте договориться вот с этими, — принцесса махнула рукой.

И Чани увидел, что к Галере приближаются уже знакомые черные треугольники. Но только два! И на этот раз акулы держались не то что осторожно, а прямо-таки боязливо. Они не подошли к Золотой Галере, а описали большой круг, обходя ее, и умчались назад. Урок они запомнили хорошо.

— Вижу парус! — закричал Хани, стоявший на носу.

Действительно, далеко на западе возникла крошечная белая точка. Она быстро росла, увеличивалась и превратилась в прямоугольник, под которым разрезал волны низкий узкий темно-синий корпус незнакомой галеры.

Корабли быстро сближались, и вскоре стало видно, что на парусе незнакомца вышита большая четырехконечная синяя звезда в круге. Подойдя ближе, встречная галера описала полукруг, догоняя Золотую Галеру, и, подойдя буквально на два десятка шагов, приспустила парус.

— Ничего не понимаю, — пробормотала принцесса, вглядываясь в пустую кормовую надстройку синей галеры. — Если это тот, кого я ожидала встретить, то почему знак Ледяной Звезды?

— А кого ты ожидала? — подозрительно осведомился Чани.

— Того же, кого и вы.

На кормовом помосте синей галеры появился высокий, худой старик в богато расшитой серебром и жемчугом, но чрезвычайно грязной мантии, в которую он зябко кутался. На голове старика красовалась маленькая корона, на груди, на филигранной золотой цепи, висела большая голубая жемчужина.

Ториль вежливо поклонилась. Иссохшее, желтое лицо старика выразило нечто вроде изумления. Он поскреб голову и отвесил неуклюжий, но тоже вежливый ответный поклон.

— Приветствую вас, ваше высочество, — проскрипел старик.

— И я тоже приветствую вас, ваше величество, — сладко пропела Ториль. Глаза ее смотрели недобро.

— Все ли хорошо в славном городе Повелителей Огня?

— В Тан-Хорезе царят покой и счастье.

— Я рад этому, — сверкнув глазами, сказал старик. — Здоров ли ваш отец?

— Вполне. А как ваше драгоценное здоровье?

Старик вздохнул.

— Так себе. Возраст.

— Увы, — посочувствовала радостно Ториль. — Как идут дела в державе владыки морей?

— У меня тоже все хорошо, — кратко ответил старик.

— Так это и есть Морской Король? — разинул рот Чани.

— А что, не похож? — обиделся старик. — Или ты считаешь, что короли безвылазно сидят в тронных залах? Впрочем, не о тебе речь. Какая неожиданная и неприятная встреча…

— Вы правы, — согласилась Ториль. — Я тоже не могу сказать, что она доставляет мне удовольствие. А вот насчет неожиданности… Тут крутились ваши лизоблюды.

— Ах да, — спохватился Король. — Посылал, посылал… Да они толком ничего сказать не могут. «Плывет, плывет…» А кто плывет, куда плывет, зачем плывет… Все самому узнавать приходится. Идиоты, а не помощники. Как и у вас, похоже.

— Мои дела — это мои дела, — уклончиво ответила принцесса.

— Как сказать. С некоторых пор ваши дела стали и моими.

— Да, старые враги.

— Один старый враг лучше новых двух, — философски заметил Король.

— Старого врага знаешь, и не ждешь от него неожиданностей, — заметила Ториль.

— А он берет — и подносит их, — перебил Король. — Вот дракончика моего зачем-то покалечили.

Ториль молча развела руками.

— Улетел куда-то, — жалобно сказал Король. — Спрятался. От обиды, наверное. На прощанье сказал: наконец-то отосплюсь. Хотел остановить, ведь пропадет без меня, — не получилось. Удрал.

— Что поделаешь.

— Да…

— Но и вы, ваше величество, тоже подносите мне сюрпризы. Вот уж никак не ожидала увидеть на вашем корабле такой парус.

— Ах этот, — задрал голову Король. Ядовито усмехнулся и хлопнул в ладоши. — Каждый ищет себе союзников на свой вкус. Мой старый друг, Хозяин Тумана, любезно согласился мне немножко помочь. Ну, я, разумеется, не стал отказываться, принял его солдат. Сами знаете, моя дружина мала и слаба. Куда ей тягаться с железными легионами Тан-Хореза…

Рядом с ним возник закованный в черные латы воин. На его кирасе золотом был выложен тот же знак. И может, именно чернота вороненой стали делала его лицо таким мертвенно-бледным. Оно казалось высеченным из куска льда. Под черными кустистыми бровями зияли темные провалы глаз. Когда он посмотрел на Чани, тому показалось, что его окатила волна смертельного холода, замораживающая кровь в жилах. Этот взгляд словно высасывал тепло, сковывал движения…

Ториль сразу стала угрюмой.

— Это большая новость.

— Не все вам удивлять меня, — злорадно осклабился Король. — Шторм устроить, что ли… — лениво предложил он. — Утопить вас…

Принцесса бесстрашно взглянула на Короля.

— Зачем это?

— Да, да, — покивал Король. — Пожалуй, не будем. Так какое дело привело вас в мои владения?

— Никакое. Это вот у них дело, — Ториль кивнула в сторону братьев.

Брови Короля поползли вверх.

— У них? Инт-тересно, — протянул он. — И что вам нужно?

— К вам недавно попал один рубин, — взял быка за рога Хани.

— Попал? Ко мне? — удивился Король.

— Да, попал, — подтвердил Чани.

— Ну, предположим.

— Мы хотели бы получить его обратно, — сказал Хани.

— Получить?! Обратно?! И только-то? — Король обрадованно расхохотался. — Сушь великая! А больше вам ничего не надо? Корону мою, например.

— Нет, корону не надо, — хладнокровно ответил Чани.

Шутовская маска слетела с лица Короля, и он спросил:

— А что вы можете мне предложить взамен? Вернее, кого?

— А почему просто… — начал было Хани.

— Мальчик, — перебил его Король, — это же несерьезно. Мы с вами враги, и просто так я вам ничего не даю. Это только в сказках бывают благородные противники, которые уступают друг другу право первого удара. Я же готов сделать вам любую подлость, какую только буду в силах сделать. Спросите у принцессы, — Ториль кивнула. — Впрочем, точно так же она мне подложит любую свинью. И давайте не будем напрасно тратить время. Да, рубин у меня. Как и все, что падает в море. Но он слишком дорого мне обошелся, я предпочел бы потерять двух других идиоток, вместе взятых, чем Белую. Я ее специально растил и лелеял, а эта мерзкая девчонка… — он даже зарычал от злости.

— А кого ты хочешь? — миролюбиво спросил Хани.

Король улыбнулся.

— Я пригласил бы в гости принцессу, но я ее хорошо знаю. Не пойдет. Да и сказала она правду — это ваше дело, а не ее. Так что решайте, кто из вас двоих пойдет ко мне. Жизнь за жизнь. Я еще не растолок этот камень в порошок, но могу сделать это в любой момент.

Хани беспомощно оглянулся на брата. Чани, побледнев, перехватил взгляд принцессы… И с независимым видом отвернулся.

— Я согласен! — крикнул Хани.

— Вот и отлично, — потер руки Король.

Он трижды хлопнул в ладоши, и из воды рядом с синей галерой высунулась кошмарная морда Молота.

— Доставь этого юношу сюда. И не бойся, — обратился Король к Хани, — тебя не обидят.

Чуть шевельнув хвостом, Молот подплыл вплотную к Золотой Галере и подставил свою широкую спину. Хани отстегнул меч, швырнул его на палубу и вскочил на поручни. Вдруг Ториль схватила Хани за руку.

— Подожди. Эй, вы! — крикнула она Морскому Королю. — Кидайте рубин! Иначе ведь обманешь!

Король радостно захихикал.

— Истинно так, обманул бы. Но сейчас ладно.

Он свистнул, снизу, из каюты, выбежал Крысюк, держа в передних лапках маленький коралловый ларчик. Повинуясь приказу Короля, Молот переправил Крысюка на Золотую Галеру, где тот вручил ларец принцессе. Все это время Крысюк испуганно ежился, но старался храбриться.

Ториль откинула крышку. Рубин лежал на месте.

— Все в порядке, — сказала она Хани. — Теперь можешь оставаться здесь. А этого поганца, — она указала на шарахнувшегося Крысюка, — мы просто выкинем за борт.

Хани грустно и одновременно строго посмотрел на нее, на брата и перепрыгнул через поручни на мокрую спину Молота. Крысюк юркнул за ним.

Когда Хани поднялся на борт галеры Морского Короля, рядом с ним незамедлительно выросли два высоких воина, крепко взявших его за локти. Хани с тоской увидел, как Золотая Галера разворачивается. Морской Король приветственно помахал ей вслед.

— До скорой встречи, ваше высочество! До скорой! — Он специально выделил эти слова. — Наша война только начинается!

Хани почувствовал, что руки воинов холодны, как лед, он вздрогнул. Король повернулся.

— Потише, — недовольно сказал он. — Потише, мне мальчишка нужен живым и по возможности невредимым. — Он пронзительно посмотрел в глаза Хани.

Хани выдержал этот взгляд, хотя внутри у него все обмерло.

Стоявший рядом с Королем высокий воин, по-видимому, командир, так как золотые узоры были только на его латах, глухо произнес:

— Все равно убить.

Голос его напомнил Хани свист метели, шипение поземки, в которые вплетается голодный волчий вой.

— Не забывайтесь, — одернул его Король. — Хоть вы и генерал-капитан, но повинуетесь мне. И я говорю: оставить в живых. Оставить и доставить в мой подводный замок.

Хани, вспомнив о лежащем в кармане кусочке голубого янтаря, усмехнулся. Король же продолжал:

— И не вздумайте мне его заморозить! Знаю я вашу подлую натуру. Скажете потом, что нечаянно. Р-растоплю!

Генерал-капитан чуть склонил голову в знак повиновения. Перехватив недоуменный взгляд Хани, Король пояснил:

— Да-с. Они ледяные. Из самого настоящего льда. Послушные, превосходные солдаты. Неуязвимые.

Один из державших Хани солдат сказал что-то, но это была не человеческая речь. Его слова не походили ни на один из слышанных Хани волшебных языков. Они напоминали интонации голоса генерал-капитана: свист ледяного ветра, грохот и треск сталкивающихся льдин, стоны пурги звучали в этой речи. Король кивнул.

— А заковать в кандалы можно. И даже нужно. — Он улыбнулся Хани. — Ты ведь меня правильно поймешь и не обидишься?

— Не обижусь, — послушно кивнул Хани. — Но запомню, — не смог удержаться он.

Король с интересом посмотрел на него, покачал головой и согласился:

— Запоминай. Запоминай. Скоро я проучу этих гордецов из Тан-Хореза, а там возьмусь и за ваш город, так что тебе понадобится память. — Он беззвучно рассмеялся. — Дураки! Они воображают, что, убрав дракона, обезопасили меня! Не пройдет и месяца, как они убедятся, что ошибались, жестоко ошибались. Ледяная армия сомнет их. А кроме того, есть у меня и другие средства.

— А почему они не тают? — с интересом спросил Хани.

Король обрадованно зафыркал.

— Тайны выведываешь?! Рассчитываешь, что пригодится, как в какой-нибудь сказочке? Начитался разных глупостей… Не скажу ведь, не скажу ни за что! Поищи дураков в другом месте, миленький ты мой… покойничек…

Хани заглянул в глаза державшему его воину и похолодел. Глаз не было, это были просто бездонные, черные провалы. Ни зрачков, ни самих глаз — ничего. Только черная, затягивающая пустота на белом до синевы, неподвижном лице.

18. ОБОРОТНОЕ ЗЕРКАЛО

После сильного толчка Хани не удержался на ногах и полетел кубарем по крутым скользким ступеням. Он больно ударился о каменный пол и невольно застонал. Ответом было довольное уханье Ледяных. Толстая железная дверь со скрежетом захлопнулась, отсекая последние лучики света, пробивавшиеся в подземелье, заскрипел заржавленный засов, и все стихло. Хани нащупал тощую охапку мокрой соломы, которая должна была служить ему постелью, и съежился на ней, обхватив колени.

Что ждало его? О подземельях Морского Короля никто ничего не знал по очень простой причине — никто о них не рассказывал, некому о них было рассказывать, до сих пор еще никому не посчастливилось из них выбраться. А ледяные стражники были не из болтливых.

Наступила ночь. Или, может, это ему просто показалось, что в подземелье стало еще темнее. Хотя могут ли быть различные оттенки темноты? Наверное, могут… Размышления Хани были прерваны непонятным стуком и скрежетом. Словно кто-то отдирал давно приржавевшие железные брусья, сросшиеся уже воедино. Он поднял голову, присмотрелся. И с удивлением увидел, что кусок стены подался назад и отъехал в сторону, открывая низкий коридор. Согнувшись, а иначе ему не пройти было, вошел генерал-капитан Фрозен собственной персоной в сопровождении двух солдат, несших чадившие факелы. Остановившись рядом с Хани, он, казалось, впился в него глазами. Бездонная чернота пустого взгляда пугала и давила, невольно хотелось отвернуться или зажмуриться. Но Хани заставил себя смотреть прямо в провалы глазниц Фрозена. От длинной худой фигуры несло холодом, но, сжав кулаки, Хани стоял не дрожа.

Сколько длился этот безмолвный поединок? Хани не мог сказать. Потом белое лицо Фрозена перекосила злобная гримаса, он чуть отвернул голову и, уже не глядя на Хани, проскрипел:

— Пошли.

— Это еще зачем? — поинтересовался Хани, не трогаясь с места. Он справедливо решил, что хуже ему все равно не будет, так надо хотя бы показать этому замороженному истукану, что его ни капельки не боятся. Однако Фрозен не был расположен вдаваться в дискуссии.

— Пошли.

Он махнул рукой, подскочили солдаты и впились ледяной хваткой выше локтей.

Фрозен, не говоря больше ни слова, повернулся и, согнувшись чуть ли не вдвое, шагнул в дверцу. Воины грубо поволокли Хани вслед за ним. Узкие, темные коридоры показались Хани бесконечными. Они поднимались по винтовым лестницам и спускались, казалось, опять в Подземелья Ночи… Но в конце концов оказались в маленькой комнатке без окон, освещавшейся только трепещущим светом факелов, которые держали Ледяные. Морской Король ждал.

— Привели голубчика, привели, — ласково пробормотал он, потирая сухие желтые руки.

Фрозен что-то невнятно пробурчал.

— Нет, дорогой, не надо. Это мы всегда успеем. Экая невидаль — голову отрубить. Такое каждый дурак сумеет. Я получше придумал, миленький. Эх, все я да я… Уж на что ты умен, а и ты без меня ни на что не способен.

Король подошел к маленькой дверце, которую Хани сначала в полумраке и не заметил, с видимым усилием оттянул толстый бронзовый засов, запиравший ее. Взялся было за ручку, но, спохватившись, остановился.

— Чуть не забыл… Надо же… Стар становлюсь, стар… И никто не напомнит, не подскажет, не поможет. Я же ему собирался показать Оборотное Зеркало, а про солдат и не вспомнил даже. Вот обидно бы получилось. Эй, кто там!

Он махнул рукой. Из темноты вынырнул третий стражник, в руках у него были два глухих железных шлема. Хани удивился — у шлемов не было ни забрал, ни прорезей для глаз, скорее, просто два железных горшка. Перехватив недоуменный взгляд Хани, Король радостно хихикнул.

— Ни к чему им смотреть там, куда тебя поведут. А вот ты смотри, смотри во все глаза, золотой мой. Смотри по-хорошему. Всех дел-то: глянуть в зеркальце — и только. Больше от тебя ничего не требуется, там уже поговорим.

Повинуясь его жесту, Ледяные сняли свои крылатые шлемы, украшенные выкованной из серебра Ледяной Звездой, и нахлобучили слепые «горшки». Король погладил усеивавшие дверь чеканные бронзовые маски, изображавшие искаженные криком лица, и приоткрыл ее.

— Вперед, голубчики. И не забудьте окошечко открыть. Пусть Западный Ветер поможет.

— А что за зеркало? — спросил Хани. — Все-таки интересно! Даже приговоренным к смерти рассказывают…

— Да что ты, милый, — всплеснул руками Король. — Кто говорит о смерти… Никто тебя и пальцем не тронет. А зеркало… Простое, обычное Оборотное Зеркало.

— Какое?

— Ты не знаешь? Ах, темнота, темнота… — Король сожалеюще поцокал языком. — Делаешь людям добро, делаешь, а про то никто не знает, не поблагодарит, спасибо не скажут… Я ведь давно уже никого не убиваю. Россказни это и злобная клевета, гнусные наветы завистников и мерзких злопыхателей. Просто все, кто ко мне попадает, идут в эту комнату и глядят в Оборотное Зеркало. Волшебное оно. В обычном зеркале что? Где раньше правое было — левое становится, где левое было — правое видим. Вот и мое Зеркало почти такое же. Только оно не внешность твою поменяет, а душу. — Король от удовольствия даже хрюкнул. — Очень просто. Если ты раньше смелый был — трусом станешь. Был честный — превратишься в лжеца. Благородный будет подлецом. — Он восхищенно вздохнул. — Клад, а не зеркало. Сокровище. И зачем мне кого-то убивать… Вот ты мне ужас как не нравишься сейчас, значит после Зеркала мы с тобой превосходно столкуемся.

— А наоборот оно не работает? — спросил Хани.

Король сокрушенно кивнул.

— К сожалению. Зеркало оно и есть Зеркало. Стекляшка бездушная, бессмысленная. Все переворачивает. Был тут у нас один несчастный случай. Посмотрел как-то наш казначей в Зеркало, совершенно случайно, чтоб у него жабры отсохли, инвентаризацию проводил, залез куда не надо. Честным стал. Сам вернул, сам, все, что из нашей сокровищницы украл. Ну, собрался я его наградить, так он половину сокровищ беднякам раздарил. А мне сказал, что я грабитель. Мне-то… Старому, больному Королю… Ай-яй-яй… Нехорошо… Заставили еще раз посмотреть, пусть лучше ворует, все дешевле обойдется. Так он что раздарить не успел, на следующий день украл. И сбежал. По сей день где-то скрывается… Вот с тех пор мы и пользуемся такими шлемами, — он пощелкал по голове ближайшего стражника.

— Однако хватит мне с тобой разговоры разговаривать. Пора дело делать. Ведите! Счастливого отражения, — помахал Король ручкой.

Фрозен гулко заухал-засмеялся.

Воины протащили Хани в дверь, и он невольно зажмурился. И от страха, и от внезапно резанувшего глаза света — в комнате было несколько больших стрельчатых окон, сквозь которые буйно хлестало солнце. А Хани отвык от него за последнее время. Даже слезы на глазах выступили.

Но из двери донесся голос Короля:

— Не захочет смотреть — колите! Колите! Но не до смерти. Жабры вырву, если умрет.

Хани открыл глаза.

Большой светлый зал был отделан белым и голубым мрамором. На низкой подставке прямо напротив двери стояла большая пластина черного матового стекла без рамы, без всяких украшений. Но это не было зеркало — в нем ничего не отражалось, даже солнечные лучи пропадали бесследно, едва коснувшись его, точно тонули в омуте. Стекол в окнах не было, и холодный ветер врывался в зал, ехидно посвистывая.

Уверенно шагая, — видимо, этот путь был им хорошо знаком, и хотя глаза их были закрыты, с дороги они не сбились, — Ледяные подтащили Хани вплотную к Зеркалу. Он отвел было глаза, но в этом стекле таилось что-то завораживающее, притягивающее, в нем была магическая сила змеиного взгляда, заставлявшая смотреть…

По гладкой черной поверхности как будто пробежали волны, показалось даже, что Зеркало изгибается, корчится. Потом в глубине его вспыхнула сверкающая серебряная точка, она росла, выбрасывала в стороны искрящиеся лучики. Хани узнал — это опять была Ледяная Звезда. Всюду она! Звезда внезапно завертелась, превратившись в серебряный вихрь. Разрастаясь, он заполнил все зеркало, мельтешение блестящих искр заставило Хани дернуться назад, но руки стражников крепко держали его.

Постепенно поверхность Зеркала светлела, и в нем начал отражаться Хани, испуганный и бледный. Но стражников в Зеркале не было. Хани сразу догадался — раз они не видят Зеркала, то и Зеркало не видит их.

Потом изображение затуманилось, подернулось рябью, в ушах Хани зазвенело. Порыв ветра пробрал до самых костей, Хани задрожал, закружилась голова, перед глазами все поплыло, а когда к Хани вернулась способность различать окружающее, в Зеркале отражался сгорбленный старикашка, мерзкий и противный, неопрятный, с длинными засаленными волосами, тощими руками, красными слезящимися глазами, одетый в какие-то неописуемые лохмотья.

Хани ужаснулся. Это и есть то, что уготовил ему Морской Король?! Нет, не может быть!

Старикашка подмигнул ему и хихикнул — Хани явственно это услышал. Или смешок послышался из-за двери? Из стекла высунулась трясущаяся рука и дотронулась до него. Хани отшатнулся. Но снова прозвучал ехидный смешок. И как ни странно, он придал силы Хани. Он посмотрел прямо в глаза кривляющемуся и приплясывающему отражению и твердо сказал:

— Нет!

По залу прокатилось трескучее эхо. Отражение замерло, потом попыталось снова вытянуть руку, но невидимая преграда помешала ему сделать это. Старикашка заметался, размахивая кулачками, что-то выкрикивал, но теперь до Хани не долетало ни звука. Он почувствовал уверенность и повторил:

— Нет!

Отражение задергалось. По Зеркалу пробежали волны серого тумана, оно на миг стало снова непрозрачным, матово-черным. Проглянуло отражение, на этот раз совсем невероятное: на Хани смотрел чернолицый дикарь. Потом в бездонных глубинах Зеркала вспыхнула красная звездочка, от которой побежали мерцающие красные кольца. Зеркало задрожало, запрыгало на подставке, послышался истошный рев. Хани и его стражей обдало нестерпимым жаром, они невольно подались назад.

Зеркало корчилось и извивалось, издавая пронзительные вопли, на нем выступили кроваво-красные капли, постепенно черневшие, а потом снова начинавшие светиться розовым. Зеркало как-то осело, превратившись в горячо светящуюся лужицу, расплескивающую капли раскаленного жидкого стекла. Лужица быстро остывала и светлела. Еще немного — и на подставке лежала неровная лепешка самого обычного стекла.

За дверью послышался шум, стук, топот, она с треском распахнулась, и в зал влетел, размахивая руками, как мельница крыльями, Морской Король.

— Негодяй! Мошенник! — визжал он. — Да как ты посмел! Ты понимаешь, что ты натворил! Ты же меня разорил! Ограбил! Обидел! Я тебя утоплю! Зарежу! Задавлю! Да как тебе не стыдно!

Он долго еще носился по залу, что-то нечленораздельно выкрикивая, брызгая слюной и норовя стукнуть Хани маленьким, но крепким кулачком по голове. Наконец он немного успокоился.

— И не стыдно тебе? — спросил он, вздыхая от жалости к самому себе. — Ну что я тебе плохого сделал, милый? За что ты меня так? Одна отрада у старичка была — и ту отобрал. Нехорошо. Некрасиво.

Он поморщил лоб, о чем-то размышляя, потом крикнул:

— Фрозен!

В зал, сотрясая мраморные плиты, ввалился генерал-капитан и замер, ожидая приказаний.

— Значит, так. Этого, — Король ткнул костлявым пальцем почти в глаз Хани, тот с трудом увернулся, — снова заковать в кандалы и стеречь как зеницу ока. Это будет наш заложник. А пока готовь свои войска, мы выступаем, и очень скоро. Надо спешить. Не получилось взять их с моря, возьмем с суши.

— Мой повелитель считает, что их всех надо убить, — ухнул Фрозен. — И этого тоже. Первым.

— А меня не интересует, что считает твой повелитель. Меня интересует, что считаю я. И вообще, тебе приказали подчиняться мне, вот и выполняй, подчиняйся.

— Осмелюсь напомнить вашему величеству, — Фрозен нехотя поклонился, — что во дворце находятся мои солдаты.

Король пожелтел еще сильнее и обеими руками вцепился в висящую на груди голубую жемчужину, потер ее и что-то прошептал. Прислушался к неясному шороху, раздавшемуся в зале, и вздернул голову, ехидно улыбаясь.

— Бунтовать вздумал, милый? Не выйдет, мой хороший. Заблуждаешься ты, здорово заблуждаешься. Во дворце находится моя Жемчужная гвардия, а не только твои солдаты.

Он пронзительно свистнул.

В зал вбежали четыре воина в причудливых доспехах, богато украшенных золотой насечкой. Доспехи были как бы сделаны из отдельных стальных полосок, лица воинов закрывали оскаленные маски, шлемы с большими назатыльниками были украшены жемчугом. В руках сверкали длинные, почти в рост человека, слегка изогнутые мечи. Фрозен побледнел, хотя это казалось совершенно невозможным, что-то свирепо прошипел сквозь зубы и еще раз поклонился. Король, торжествующе глядя на него, повторил:

— Готовь своих солдат, мы выступаем через неделю.

Хани грустно размышлял о превратностях судьбы, когда за стеной что-то заскреблось, зашуршало. Он решил, что за ним опять явились, но дверь потайного хода осталась неподвижной. За стенами темницы послышался тихий стук. Хани насторожился. Ясно стал различим скрежет стали о камень. Подкоп? Но кто? И зачем? Его друзья здесь оказаться не могут, это Хани знал точно. Из этих подземелий не вызволяли никого.

Однако камень в стене зашатался, посыпалась крошка. Камень повернулся и, расколовшись на несколько кусков, выпал. Из отверстия высунулась знакомая птичья голова, украшенная красной шапочкой, и сипловатый голос недоверчиво произнес:

— Что-то здесь не так.

— Добро пожаловать, — не смог удержаться от улыбки Хани.

Снова раздались удары, сверкающий даже во мраке подземелья клюв уверенно раскрошил соседний камень, и в темницу вывалилась из стены птица.

— Старый приятель, — приветствовал ее Хани.

— Каменный Дятел, с вашего позволения, — представилась птица. — Совершенно не ожидал встретить вас вновь. Кстати, не будете ли вы так любезны, сообщите, пожалуйста, куда же это я попал?

— Вы попали в тюрьму Морского Короля.

— Да, примерно этого я и ждал. Но вы что здесь делаете?

— Сижу.

— По-моему, вы опять меня обманываете. — Дятел подозрительно посмотрел на Хани, склонив голову набок. — Если мне не изменяет зрение, вы лежите.

— И сижу.

— Ах, вот оно что… — Дятел подумал и согласился. — Верно, верно. Как это я сразу не догадался. А я странствовал под землей, путешествовал, вот и занесло в эти края. Попал в какую-то мерзкую печку… — Дятел с огорчением показал перепачканные сажей крылья. — Наслушался там всякого. Какие-то невоспитанные личности погнались за мной. Вы слышите? До сих пор бегают.

Хани прислушался. Действительно, по всей подземной тюрьме раздавались хлопанье дверей, непонятные крики, топот, гомон стражников. Он зевнул и спросил:

— А чего это вы наслушались?

— Да так, разные разности…

— Расскажите, а то скучно сидеть тут в темноте и сырости.

И Дятел начал рассказывать. Хани слушал его, затаив дыхание, у него рот от удивления открывался.

— Да это же очень важно! — крикнул он, вскакивая, когда птица кончила рассказ.

— В самом деле? Тогда у этих Ледяных есть причины гоняться за мной. И даже очень серьезные.

— Да еще какие! Но у меня к вам будет небольшая просьба.

— Какая? Если это не слишком затруднительно, то я рад вам помочь.

— Передать все, что вы слышали, моим друзьям.

— А они что, сидят где-нибудь рядом?

Хани невольно рассмеялся.

— Нет. Они наверху.

Дятла пошатнуло.

— Так ведь там нельзя жить! Это же смерть! Выйти наверх?! Ни за что!

— А ты когда-нибудь пробовал?

— Нет. Хозяин Тумана рассказал мне, какие творятся ужасти.

Теперь начал рассказывать Хани. Он долго и красиво говорил о голубом небе и сверкающем солнце, о зеленой траве и ярких цветах, о буйных порывах ветра и ласковом шуме дождя.

— Мне кажется, что вы меня обманываете, — не верил Дятел.

— Но ты сам говоришь, что ни разу не выглядывал наверх.

— Да-а. А вдруг…

— Попробуй, хоть на секунду.

— Но мне говорили…

— Тебя обманывали.

— А если меня сейчас обманывают? — задумался Дятел. — Ладно, — наконец решился он. — Я попытаюсь. Но если вы мне солгали, то, естественно, никаких ваших поручений я выполнять не стану.

— Конечно, — согласился Хани. — Но ты рискни.

— Ох, что-то здесь не так…

19. СТАРЫЕ И НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Печаль и озабоченность царили на Золотой Галере. Морской Король, поняв наконец тщетность своих попыток, штормов больше не насылал, и сияющее солнце играло тысячами огней на слегка взволнованном синем шелке моря. Лишь иногда вдали, на самом горизонте, мелькал черный треугольник акульего плавника, но после гибели Белой оставшиеся в живых слуги Короля уже ничем не могли повредить кораблю.

Чани был мрачен, он не мог простить себе слабодушия. Это он должен был остаться у Морского Короля, как старший, он, а не Хани. На все попытки принцессы заговорить Чани отвечал угрюмо и коротко, но Ториль не обижалась, ей было жаль Чани, она очень хотела ему помочь.

Впрочем, она и сама была озабочена, у нее из памяти не шло обещание новой встречи, которую посулил Король. Ториль хорошо знала, что при всей своей лживости и вздорности, обещая напакостить, Король выполняет сказанное на редкость тщательно. И возможное его появление на берегах Тан-Хореза во главе орды свирепых и беспощадных ледяных солдат не радовало. До сих пор было неизвестно, откуда пришли в мир Ледяные и как победить их. Знали только, что они практически бессмертны, что их не берет никакое оружие. Правда, сейчас в руках принцессы был Черный Меч, но он был один. А Ледяных могло оказаться много сотен…

Рюби тоже мрачно молчала. Почему? Об этом можно было лишь догадываться. Она не рассказывала ничего о днях, проведенных у Морского Короля, и вообще, словно не замечала Ториль и Чани, не поднимала глаз.

Однажды утром они увидели, что рядом с Галерой скользит, поднимая белый бурунчик, плавник акулы. Иногда с шумным всплеском над волной возникала полосатая спина Тигровой.

— Сейчас я ее проучу, — мрачно сказал Чани, поднимая тяжелый арбалет, который он разыскал в арсенале Галеры.

— Эй, подождите! — поспешно выкрикнула Тигровая. — У меня к вам поручение. — И на всякий случай нырнула.

— Какое? — недоверчиво спросил Чани, но арбалет опустил.

Акула высунула из воды кончик носа.

— А стрелять не будешь?

— Нет.

Набравшись смелости, она подняла голову.

— Мой наиблагороднейший повелитель, могущественнейший Морской Король шлет привет и наилучшие пожелания принцессе Ториль ор-Твайн ор-Эдельстер ор-Тан Хорез-эд-Килданган…

— Мои титулы мне и без тебя известны, — перебила принцесса. — С чем пожаловала?

— Мой повелитель наивежливейше просит передать ему беглеца.

— Какого? — не поняла Ториль.

— А их у вас несколько? — задала встречный вопрос Тигровая.

— Про то знаю я, а тебе ни к чему.

Тигровая почти наполовину вылезла из воды и с хищным блеском в глазах потребовала:

— Отдайте нам птицу.

— Это зачем?

— Про то знаю я, а тебе ни к чему, — издевательски ответила акула.

Ториль рассмеялась.

— Жизнь за жизнь, именно так говорит Король. Верните мальчика, и я отдам, что вы просите.

— Но ведь у нас нет никакой птицы, — шепнул ей на ухо Чани, однако принцесса дала знак молчать.

— Вот именно-с, — обрадованно подхватила Тигровая. — Жизнь за жизнь. Выдайте нам птицу, и вам милостивейше будет позволено плыть куда пожелаете.

— Иначе… — ехидно предположила Ториль.

— Иначе увидите.

Принцесса покачала головой.

— Мы готовы посмотреть. А сейчас убирайся к тому, кто тебя послал.

— Вы сами выбрали. — Тигровая злобно оскалилась и нырнула.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Ториль, провожая взглядом удаляющийся плавник. — Какая птица?

Ответ на этот вопрос она получила на следующее утро. Поднявшись из своей каюты на палубу, Ториль увидела перебирающего перышки Каменного Дятла, расположившегося на мачте. Заметив принцессу, он прервал свой туалет и церемонно поклонился.

— Рад приветствовать вас.

— Я тоже, — немного растерянно промолвила принцесса.

— Меня прислал к вам наш друг.

— Друг?

— Да. Мальчик, который сейчас сидит в подземелье у Морского Короля.

— Что с ним?! — выкрикнула подошедшая Рюби.

— О, хотя я и подозреваю, что он меня обманывал, но он просил передать, что с ним все в полном порядке и что беспокоиться за него нет ни малейшей необходимости. Король бережет его как заложника. На всякий случай. Король не дает на него даже пылинке сесть.

— Это зачтется Королю.

— И еще он просил передать, что Король собирается со своей армией высадиться…

— У нас?! — нетерпеливо перебила Ториль.

— Именно нет. Он собирается сначала обрушить удар Ледяных на города людей. За Тан-Хорез он возьмется в последнюю очередь. Но и до него дойдет, обязательно дойдет.

— Вот и началось, — грустно проговорил Чани.

— Ничего не началось, — спокойно возразила принцесса. — Все идет отлично, нам ничто не угрожает.

Чани недоуменно посмотрел на нее, Ториль немного смутилась и суетливыми движениями начала поправлять перевязь Черного Меча, с которым она теперь не расставалась ни на минуту.

— И еще он просил рассказать вам кое-что…

Это «кое-что» Рюби, Чани и Ториль выслушали, точно так же открыв рты, как сделал это недавно Хани.

Далеко на севере, там, где царствует вечная ночь, лежат владения Хозяина Тумана. Толстыми льдами скованы дремлющие моря, студеные ветры свищут над заснеженными безлюдными равнинами. Холод и ночь властвуют там, лишь белые медведи и моржи отваживаются заглядывать туда. И вот с помощью холода и тьмы Хозяин Тумана создал своих свирепых и непобедимых солдат. Он вырубил изо льда сотни и тысячи статуй и вдохнул в них жизнь струей холода. Так что точнее будет сказать не вдохнул, а вморозил.

Всех пугают черные провалы глазниц Ледяных, бесследно втягивающие в себя свет и краски окружающего мира. Все проваливается в черные дыры их глазниц, как в бездонные ямы. Ни один луч, попав в глаз Ледяного, не вырвется наружу. В страшные северные ночи, когда мороз таков, что птицы замерзают на лету, во мраке и холоде ловит Хозяин Тумана лучи далеких звезд, равнодушно светящих над бескрайними ледяными полями. Лучи такие же колючие и холодные, как и льды, но в отличие от льдов их нельзя ни согреть, ни растопить никаким огнем, пока светят звезды, их породившие. Поймав луч, Хозяин Тумана пускает его в маленький стеклянный шарик, зеркальный изнутри. И луч бесконечно летает внутри шарика, отражаясь от стенок, не в силах вырваться наружу. Вместе с лучом внутри шарика летает и холод далекой звезды, умноженный на холод северной ночи.

Эти шарики Хозяин Тумана вставляет вместо глаз своим воинам. Звездный холод не дает им растаять под самым жарким солнцем. Воины так же равнодушны и бессердечны, как далекие северные звезды, которым нет дела до происходящего на земле.

— Да, ты утешил нас, — мрачно сказал Чани.

— Меня просили рассказать вам, что я знаю, и я рассказал.

— Если бы он еще сказал, как бороться с Ледяными, то было бы вообще прекрасно, — добавила нахмурившаяся Ториль.

— А разве я не сказал?

— Нет, — ответил Чани.

— Мне кажется, что вы меня обманываете. Я должен был рассказать.

— Должен, но ничего не сообщил, — подтвердила Рюби.

— Ну, если так… Средство очень и очень простое. Звезда светит в ночи, и пока она светит — Ледяной неуязвим и бессмертен. Но днем, когда на небо поднимается солнце, мы не видим ни одной звезды, они умирают. Жаркий солнечный свет сильнее звездного холода, и если с помощью зеркальца запустить в зеркальный шарик солнечного зайчика — горячий солнечный лучик,

— то Ледяному придет конец. Он растает.

— Это хорошо, — обрадовалась Рюби. — Мы это запомним.

— Он еще попросил меня передать, что постарается завести армию Ледяных в Радужное ущелье. И еще добавил кое-что для вас.

Дятел спрыгнул на палубу и поманил к себе Рюби; когда она подошла, что-то прошептал ей на ухо. Рюби покраснела.

— Правда?

— Совершенно так.

— Спасибо.

— Не за что. Хани я очень и очень признателен. Если бы вы только знали, какое это блаженство — летать под открытым голубым небом, видеть солнце, облака, а не протискиваться сквозь узкие и сырые пещеры. Б-р-р-р,

— Дятла передернуло. — Именно он посоветовал мне вылететь в мир. Передайте ему при встрече мою самую глубокую, самую искреннюю благодарность. Мир даже прекраснее, чем он описывал, и я его вечный должник.

Дятел еще раз поклонился всем и, взмахнув крыльями, поднялся в воздух.

— Дер-ржи его! — раздался истошный вопль откуда-то снизу.

Что-то басовито зашипело, и вверх взметнулось огромное полосатое тело. Однако летать акулы не умеют, и Тигровая с оглушительным плеском рухнула обратно в море.

— Держи его! — повторила она.

Но видя, что никто не собирается ловить улетающую птицу, она, пылая гневом, завопила:

— А я все слышала! И все видела! Я донесу моему наиблагороднейшему владыке, как вы разговаривали с проклятым изменником! Он вас примерно накажет! В другой раз неповадно будет!

— Я в этом сомневаюсь, — негромко сказала Рюби.

— Непременно донесу! — бесновалась Тигровая.

В запале она совершенно забыла про осторожность и приблизилась почти вплотную к Галере.

— Никому ты ничего больше не скажешь, — отрезала Рюби.

Как у нее в руках снова оказалось пурпурное копье, никто не понял. Однако небо расколола стремительная красная молния, раздался короткий взвизг, и над волнами закачалось грязно-серое брюхо.

— Вот и все, — тихо сказала Рюби. — Вторая. Значит, я свой долг почти выполнила, осталась третья. И еще кое-что.

Видно, этому дню было суждено стать днем больших событий. Не прошло и получаса, как впереди стал виден еще один акулий плавник.

— Третья, и последняя, — мрачно обрадовалась Рюби.

Однако Молот не спешил подходить близко к Золотой Галере. Сначала он отстал от корабля, потом снова догнал его, описал круг на солидном расстоянии, на мгновение высунул из воды голову, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Но прежде, чем Рюби успела прицелиться, Молот нырнул обратно. Рюби успела лишь заметить, что в пасти у акулы была большая шкатулка, скорее даже сундучок из полированной стали.

— Мне это не нравится, — тревожно сказала Ториль.

— Мне тоже, — поддержала Рюби, пристально глядя на вертящуюся вокруг Галеры акулу.

Пенные кольца, остающиеся за хвостом Молота, не становились уже. Акула явно не собиралась приближаться, но и не выпускала Золотую Галеру из этих колец. Вот снова стала видна противная морда Молота. В пасти у него действительно был сундучок, но на этот раз он был открыт. Из него летела какая-то черная пыль, едва заметным шлейфом струившаяся за акулой. Пыль недолго висела в воздухе, а потом оседала на воду. Там, где она падала, вода словно вскипала на мгновение, покрывалась большими зеленоватыми пузырями, вверх взлетало полупрозрачное облако тумана, и вода успокаивалась, впадая в полную неподвижность.

Ториль испуганно вскрикнула.

— Что случилось? — повернулась к ней Рюби, опуская копье.

— Она убивает воду, — побледнев, сказала принцесса.

— То есть?

— Она поймала нас в кольцо Мертвой воды.

— И чем нам это грозит? — довольно спокойно спросил Чани.

— Увидите.

— Увидим. Но потом. А сейчас я ее прикончу! — Рюби взмахнула копьем, но Ториль остановила ее.

— Подожди. Ей придется еще хуже, чем нам. Она поймала и саму себя, подожди немного.

И они увидели. Галера находилась в самом центре ярко-зеленого кольца, постепенно сужающегося по мере того, как сужались круги рассыпающего порошок Молота. Вода превращалась в непонятное тягучее желе, становилась такой прозрачной, что можно было видеть все, что творится глубоко внизу. Ни малейшая волна не поднималась на поверхности мертвой воды, гладкой, как стекло.

— Вот она, Мертвая вода, — повторила принцесса.

Акула, забыв про все на свете, продолжала рассыпать черный порошок уже под самыми веслами Галеры. Рюби снова подняла копье, но Ториль перехватила ее руку. И случилось то, что должно было случиться, — одно из весел треснуло Молота по хребту. Акула дернулась от неожиданности, уронив пустой сундучок, и ошеломленно уставилась глупыми глазками на Галеру. Молот не понимал, что произошло и куда теперь плыть. Перед ним была широкая полоса Мертвой воды. Молот оглянулся на Галеру. В его налитых кровью глазах мелькнул испуг. Он сильно ударил хвостом и бросился напрямую, но вода словно расступилась под ним, такая же мертвая на всю глубину, и без единого всплеска акула, судорожно извиваясь, ушла вниз, оставив после себя только полузадушенный вопль.

— Утонула, — прокомментировала Ториль.

— И мы тоже? — предположил Чани.

— Нет, мы не должны, Золотая Галера не может утонуть, но…

Действительно, оказалось маленькое «но». Только сейчас Чани обратил внимание, что весла Галеры беспомощно бороздят воду. Напрасно — корабль не двигался с места ни на шаг.

— И что мы будем делать? — спросил Чани.

— Ждать.

Чани грустно присвистнул и поплелся на нос. Он уселся, свесив ноги, и начал мурлыкать беззаботную песенку о веселом утенке, который… Что именно натворил утенок, никто так и не успел узнать — певец замолчал. Замолчал против своей воли.

Вдалеке от Галеры, за пределами стеклянно-зеленого круга Мертвой воды, из глубины моря медленно поднималась бесформенная белая масса, колышущаяся и студнеобразная. Но это не был неподвижный, неощутимый кисель Мертвой воды. Белесое желе было упругим и гибким, оно двигалось, в нем все время что-то сверкало. Чудовище корчилось и извивалось, было видно, что солнце причиняет ему страшную боль, но все-таки оно поднималось.

Вынырнув, оно какое-то время бессильно качалось на волнах — четыре огромных, больше человеческой головы, глаза тускло светились фосфорическим синеватым блеском. Затем что-то в них мигнуло, и Чани увидел, что в каждом глазу по два зрачка — один черный, второй зеленый. Слабый зеленоватый свет, струившийся из вторых зрачков, обдавал Чани волнами тяжелого животного ужаса, заставлявшего руки бессильно опускаться, язык костенеть и умолкать, ужаса, застилавшего глаза темнотой.

Глаза чудовища медленно повернулись, мигнули черные зрачки, и Чани, побледневший, с полуоткрытым ртом, содрогаясь всем телом, увидел, как разворачиваются тугие клубки и в воздух поднимаются толстые щупальца, усаженные черными крючковатыми когтями и бледно-розовыми присосками. Они росли и удлинялись, плавно извивались, тянулись к Золотой Галере, и Чани мерещилось, что они вот-вот схватят его и уволокут туда, в глубину. По-прежнему не раздавалось ни звука — Ториль и Рюби или не замечали появившуюся опасность, или тоже не могли ничего сделать.

И вот первое щупальце с противным влажным хлюпаньем ударилось о палубу в двух шагах от Чани. Хищно щелкали когти, сокращаясь, чмокали присоски, и щупальце прочно ухватилось за поручни. Следом за ним появилось второе, третье… Словно клубок белесых скользких змей копошился на палубе Галеры. Чани, собрав в кулак всю свою волю, попытался было встать, но сумел лишь чуть-чуть приподняться и рухнул обратно.

Новое щупальце пролетело совсем рядом, мазнув его по щеке, но Чани не мог отвести головы. На концах щупалец были надеты позеленевшие бронзовые кольца с выбитой на них четырехлучевой звездой… И Чани понял каким-то шестым чувством, что это чудовище не подчиняется Морскому Королю, что кто-то иной, гораздо более сильный, выгнал его наверх…

Галеру заметно качнуло, она накренилась и черпнула бортом зеленоватый студень. Чани остановившимися глазами следил, что же произойдет дальше. И вдруг Галера сдвинулась с места. Чудовище, видимо, решив расправиться с нею наверняка, жадно обхватило нос Галеры и потащило ее к себе.

Чани успел увидеть, что Галера пересекла зеркально-гладкий круг Мертвой воды, и о борт с веселым плеском разбилась первая волна, обдав его солеными брызгами. Но перед глазами все завертелось, мелькнул летящий сзади столб огня, что-то зашипело, щупальца внезапно взметнулись вверх, желто-зеленым огнем засветились вторые зрачки чудовища…

Потом все почернело и пропало.

20. ПОХОД ЛЕДЯНОЙ АРМИИ

Армия Морского Короля медленно двигалась по горным ущельям. Легкомысленная веселая зелень — заросли тамариска, раскидистые оливы, лавр

— сменялись постепенно угрюмым жестким можжевельником. Гроты и скалистые стены поросли плющом, он на глазах становился сухим и коричневым. Хани казалось, что изменения эти происходят именно тогда, когда молчаливые стройные ряды Ледяных, мерно отбивая шаг, проходят мимо. Само солнце как-то меркло над холодной змеей армии, извивавшейся по причудливо петляющей дороге. Цветы и растения никли и увядали, опаленные холодом, расползавшимся в стороны от мрачной колонны.

Сам Морской Король слегка испуганно озирался, пытаясь понять, что же происходит. Кажется, это было не совсем то, чего он желал. Постоянно вспыхивали стычки между генерал-капитаном Ледяных и командиром Жемчужной гвардии. Королю никак не удавалось погасить их, да он и не пытался, перебравшись на всякий случай в середину строя своей гвардии.

Туманные Горы приближались, они виднелись длинной неясной дугой на востоке, постепенно таявшей в дымке пыли и тумана. Армия миновала пологие холмы предгорий, поросшие хвойными деревьями — соснами, пихтами, кедрами. Тревога короля все возрастала. Ему постоянно мерещились какие-то странные шорохи, стуки. Хани со злорадством видел, как король дергался и вскакивал, слыша хлопанье крыльев птицы. Однако армия не поворачивала, она шла прямо к Радужному ущелью. Прежде Хани намеревался завести Короля туда, но Фрозен без всякого приказа сам направился в ту сторону.

Король опасливо посмотрел вниз и потряс головой.

— Не нравится мне это место. Очень не нравится!

Неширокая дорога, вымощенная растрескавшимися от древности плитами, обрывалась, как отрезанная, упершись в большой гранитный валун с высеченными на нем непонятными знаками. Вниз, на дно ущелья, петляла узенькая тропинка. Хани улыбнулся, заметив на серых скалах, стискивавших ущелье, знакомое поблескивание разноцветных огоньков. Одно лишь тревожило его — постепенно усиливающийся ветер с запада нес с собой ворох растрепанных облаков, временами застилавших солнце, и тогда огоньки гасли…

Король зябко поежился:

— Холодновато.

Обернувшись, он едва не натолкнулся на подошедшего Фрозена и шатнулся в сторону.

— Это опять вы… Тогда понятно, — и он поплотнее запахнул мантию, совсем истрепавшуюся за время пути.

— Вы прикажете выступать? — голос генерал-капитана был, как всегда, глухим, словно Фрозен не вылезал из глубокого сырого погреба.

Король посмотрел на его худое, бледное лицо, ничего не выражавшее, на темные провалы глаз и поманил к себе Тэннэна, командира Жемчужников.

— Я опасаюсь.

— Чего?

— Засады. Это слишком удобное место.

— Правильно, — подтвердил Тэннэн. — Будь я на месте Дайамонда, не преминул бы напасть, когда армия спустится вниз.

Фрозен презрительно оглядел их и усмехнулся. В его улыбке Хани почудился треск ломавшихся льдинок.

— Вздор. Мои солдаты опрокинут любого противника. Кроме того, пришел наконец момент поквитаться с Радужниками. Я долго, слишком долго ждал этого дня и не отступлю, когда цель так близка.

— Ты так уверен в успехе? — усомнился Тэннэн.

— Еще бы! Ведь, к счастью, у нас не только твои трусы.

Тэннэн зарычал от злости и выхватил из ножен меч, свистнуло длинное изогнутое лезвие.

— Но-но… Остановитесь, — вмешался Король. — Не хватало нам ссор перед лицом врага. Мы должны быть едины, как наши противники.

— Едины? — ехидно бросил Фрозен.

— Да, — отрезал Король.

Генерал-капитан пожал плечами.

— Я получил приказ подчиняться тебе. Приказывай. Но только разумно.

Теперь уже Король поперхнулся, но смолчал.

— Приведите этого сопляка, — приказал Тэннэн, пряча меч. — Сейчас мы все выясним. Может быть, наши споры напрасны, и, хотя я тоже предпочел бы миновать это ущелье стороной, нам все-таки придется пройти через него.

Двое Жемчужников подтащили Хани поближе.

— Слушай, ты… Так ты говоришь, что это единственная дорога к Акантону? — угрожающе спросил Тэннэн. — Подумай хорошенько, не ошибись. Иначе тебе придется очень плохо.

Хани облизнул пересохшие губы.

— Да.

— А другой нет? — с надеждой поинтересовался Король.

— Мы шли к Потаенной Гавани именно здесь.

Король в задумчивости покачал висящую на груди голубую жемчужину, пожевал губами.

— Ну, смотри… Если ты меня обманываешь… Пожалеешь, что родился!

— Пожалеешь! — подтвердил Тэннэн.

— Тыпросил показать кратчайшую дорогу к городу, я показал. Чего ты еще от меня хочешь? — недоуменно сказал Хани.

— Кожу сдеру, — как бы не слыша, пообещал Тэннэн.

Хани промолчал.

— Ладно, — решился Король. — Фрозен! — Генерал-капитан вытянулся. — Прикажите своему войску выступать. Я с гвардией буду двигаться сзади, охраняя тыл.

Фрозен кивнул.

— Это я тоже запомню, — пробурчал он, поворачиваясь.

Взмах руки — и хрипло взревели трубы. Хани не мог не восхититься слаженностью и точностью, с которой происходили перестроения большой армии. Первый отряд латников, вытянувшись в колонну по двое, начал спуск по тропинке.

Хани с тревогой следил за проходящими мимо отрядами. Латники, копьеносцы, лучники, пращники… Казалось, им нет числа. Щетинились слабо сверкающие острия копий; солнце, в те минуты, когда выглядывало из-за облаков, искрилось и переливалось на полированной стали панцирей и шлемов. Над каждым отрядом, чуть покачиваясь, плыл жесткий синий флажок с белой четырехконечной Ледяной Звездой. И словно отражаясь в бесчисленных зеркалах, та же звезда поблескивала на шлемах воинов, на латах капитанов отрядов.

Подходя к спуску, отряды вытягивались в длинную колонну, и воины начинали осторожно, прижимаясь к скале, спускаться, пропадая за краем обрыва. Солнце поднималось все выше и выше, а перед глазами по-прежнему мелькали бесчисленные мечи, пики, арбалеты. Земля глухо гудела и стонала от слаженного шага тысяч кованых сапог, их было много, очень много. А наверху неподвижно стояли еще отряды гвардии в странных фигурных шлемах и пластинчатых латах. Смуглые неподвижные лица Жемчужников ничего не выражали, но когда кто-нибудь из Ледяных окидывал Короля взглядом, в глазах его мелькал испуг. И Хани начал понимать, что не все так просто, как казалось сначала. Что, может быть, и не Морской Король здесь хозяин.

Но когда кончится этот марш? Хани зажмурился.

Заметив это, Король довольно хрюкнул.

— Правильно! Мы сильны, мы непобедимы! Бойся! — В голосе его, однако, чувствовалась неуверенность, как будто Король хотел убедить самого себя, подбодрить, прогнать сомнения. — Но я старый и добрый человек, я не люблю крови, так что если ты хочешь быть с нами — еще не поздно. Если ты задумал какую-нибудь подлость — скажи сразу. Я пойму правильно и прощу тебя. А то не успеешь.

— Скоро мы будем спускаться? — перебил его подошедший Фрозен.

Король посмотрел в ущелье и отказался:

— Я пока подожду. А ты ступай, армии нужен командир.

Фрозен поднял на него пустые глазницы, Король поежился и отступил поближе к Тэннэну.

— Не надо, не надо… Ты же знаешь, что я не люблю этого.

— Как тебе будет угодно, — странным тоном ответил генерал-капитан. — Я иду вниз. С тобой остается отряд копейщиков.

— Нет, не нужно, — поспешно перебил Король. — Мне достаточно гвардии.

— Нет, не достаточно.

— Но… — вскинулся было Король, однако, придавленный тяжелым взглядом, смешался. — Ладно, пусть остаются тоже.

Хани снова усмехнулся. Фрозен пристально посмотрел на него, жестом подозвал свою охрану и исчез за обрывом.

Король хихикнул.

— А мы подождем. Осторожность не помеха.

— Истинно так, — подтвердил Тэннэн.

Король подошел к самому обрыву и, заслоняя глаза от солнца, которое все-таки прорвалось сквозь тучи, посмотрел вниз. Ровные прямоугольники отрядов Ледяных медленно ползли по дну ущелья, направляясь к поросшему травой склону, по которому когда-то скатились в ущелье наши трое путников.

Ледяным никто не мешал. Вот еще одна поблескивающая цепочка, сбежав с тропинки, на минуту замерла, сбившись в бесформенный комочек, потом выровнялась — и новый квадрат латников пополз вслед за ушедшими вперед. Король довольно потер руки.

— Отлично! Кажется, Радужники не рискнут появиться. А жаль, мы бы с ними посчитались. — Он подмигнул Хани. — Где же твои приятели? Не идут? Ха-ха. Хотелось бы взглянуть на этих храбрецов, да не выходит. Ладно, пора и нам двигаться.

Хани с тоской посмотрел на скалы. Нет, все было спокойно. Может быть, Дятел не долетел, не передал им ничего? Тогда сопротивление и вправду бесполезно. Над скалами все так же трепетали разноцветные радужные блики, но не поднимались яркие лучи. Только чуть-чуть посверкивали красные, синие, зеленые точки. Жесткие руки Жемчужников грубо схватили Хани, веревка, которой он был связан, больно впилась в тело, и с губ невольно сорвался короткий стон. Морской Король злорадно ухмыльнулся.

На дне ущелья было заметно прохладнее — эта сторона его была в тени. Король с любопытством вертел головой, оглядываясь. Он сорвал листок с придорожного куста ежевики, растер в ладонях и умилился:

— Прелесть! Почти как водоросли, такие же зеленые! — И тут же деловито добавил, обращаясь к стражам Хани: — Смотрите, уйдет — высушу на медленном солнце.

Солнце поднялось выше, в зенит. Армия Ледяных была так велика, что спуск занял все утро. Теперь жаркие лучи пронизывали все ущелье насквозь. И вдруг Хани радостно вскрикнул.

В глаза ударил мгновенный, подобный вспышке молнии, ослепительный блеск. Где-то впереди забили сотни искрящихся разноцветных фонтанов, угрюмые серые скалы словно задрожали и заколебались — на них заметались красные, синие, зеленые тени. Раздались пронзительные крики, стройные прямоугольники Ледяных заметались, смялись, рассыпались. В пыли мелькнула высокая фигура Фрозена, генерал-капитан махал руками, разевал рот, что-то приказывая, но голоса его не было слышно в испуганном гомоне. Белый плащ трепыхался за плечами, как крылья огромного нетопыря. А дрожащее радужное сияние становилось все сильнее, казалось, в ущелье пульсировало множество цветных солнц.

Когда Хани сумел открыть заслезившиеся глаза, увидел то, чего давно и с растущим нетерпением ждал. Поперек ущелья развернулась армия Радужников. В центре сверкала и переливалась всеми оттенками красного, розового, малинового фаланга Рубинов. Тяжелые прямоугольные щиты в рост человека, сомкнутые непроницаемой стеной, казались панцирем какого-то неведомого зверя. Единым слаженным движением качнулись сотни копий, дрогнули гребни шлемов, и фаланга ощетинилась большими, в ладонь шириной, лезвиями сарисс. Новая неслышная команда — и копья второго ряда легли на плечи воинов первого, потом точно так же появились копья третьего ряда, четвертого… И перед растерявшимися Ледяными вырос непроходимый лес поблескивающих красноватых лезвий, на которых, готовые сорваться, переливались ослепительные радужные лучи.

Справа и слева от фаланги замерли ряды закованных в синюю броню конников — витязей Сапфиров. Огромные, тяжелые кони, тоже одетые в броню, нетерпеливо рыли копытами землю, но, сдерживаемые всадниками, оставались на местах. Реяли пышные плюмажи, множество крошечных зайчиков разбегалось от сверкавших тяжелых двуручных мечей.

Перед строем виднелись группы воинов в зеленых кольчугах. Развернувшись в линии, Изумруды медленно приближались.

И позади всех, словно невиданный искристо-белый костер, блестели латы отряда Алмазов под командой самого Дайамонда. Но рядом со знаменем Радужников Хани различил штандарт, украшенный тремя языками пламени. Получилось! Он едва не закричал от радости, но сдержался. И еще ему показалось, что он видит знакомую фигурку в красных доспехах, там, под знаменем.

Протяжно и пронзительно запели горны, Изумруды дружно вскинули луки, и в воздухе засвистели сотни стрел.

Однако смутить Ледяных было не так-то просто. Снова хрипло заревели трубы, и сгрудившиеся было воины начали быстро разбегаться в стороны, прикрываясь от стрел-лучей щитами. Передовые отряды, едва не натолкнувшиеся на армию Радужников, сомкнулись и начали медленно отходить. Прошло всего несколько минут — и беспорядочно метавшаяся в панике толпа превратилась в ровный строй, также перегородивший ущелье от края до края. Снова мелькнул Фрозен, долетел его завывающий голос, и по взмаху его руки в центре строя Ледяных взметнулось большое знамя из синего бархата с вышитой серебром Ледяной Звездой.

Король, оторопевший сначала, быстро успокоился, но все равно старался держаться поближе к Тэннэну. По его приказу Жемчужная гвардия сомкнулась вокруг. Повернувшись к Хани, он злобно прошипел:

— Щенок! Ты на это рассчитывал? Промахнулся! Смотри, у меня больше солдат! А кроме того, ты забыл, что Ледяные неуязвимы.

Однако Хани различил в самой глубине его глаз тщательно спрятанный страх. И лицо Тэннэна, снявшего шлем и нервно вытиравшего голову, тоже не выражало уверенности. Более того, он как-то странно, оценивающе посмотрел на Короля, что-то прикидывая, но, когда Король повернулся к нему, быстро опустил глаза.

Тем временем стрелы Изумрудов бессильно отскакивали от сияющих холодным блеском лат Ледяных. Король приободрился. Взмахом руки он подозвал воина и приказал:

— Отрубите голову этому…

Тэннэн встрепенулся, услышав приказ, сделал непонятное движение, но Король остановил уже вытащившего меч стража.

— Впрочем, нет, подождем. Подождем немного, пока наши доблестные солдаты не уничтожат этих нахалов, дерзнувших заступить нам дорогу. И тогда мы отрубим не одну голову, а несколько, я полагаю. Ведь ты никуда не денешься, милый, не так ли? — он потрепал костлявой рукой Хани по щеке. — Еще успеется. А пока что подождем.

Передняя шеренга Ледяных латников разомкнулась, и вперед вышел Фрозен. Он что-то прокричал, размахивая огромным мечом, слегка напоминавшим Черный Меч, но до Хани снова донеслись лишь обрывки возгласов. Фрозен поднял на вытянутой руке щит, потряс им и вновь заорал. «Трусы… Негодяи…» — долетели отдельные слова. И тогда красная фаланга раздалась, и перед генерал-капитаном появился витязь в ослепительно сверкающем бриллиантовой отделкой панцире, судя по огромному росту, это был сам Дайамонд. Фрозен чуть попятился, его плащ слабо трепыхался, он оглянулся на секунду назад, вздрогнул, увидев что-то, не видимое Хани, и резким движением опустил забрало шлема. Потом поднял меч и с ревом бросился на Дайамонда.

Тот встретил его, не сдвинувшись с места. Навстречу блестевшему на солнце мечу Фрозена взметнулась матовая полоска, над ущельем словно промелькнуло темное облако, потушившее день. Или это только показалось? Хани, на этот раз не выдержав, вскрикнул от радости. Черный Меч! Меч Ненависти! Перед ним вряд ли выстоит даже Фрозен. Мечи скрестились, и будто новое солнце засверкало в ущелье, полетели ослепительные белые искры, раздался громкий треск, как при ударе молнии. Однако Ледяной Меч оказался прочнее, чем думал Хани, он выдержал.

Фрозен, обрадованно взвыв, отбросил в сторону щит и, перехватив рукоять меча обеими руками, обрушил на Дайамонда град ударов. Ледяной Меч, стремительно вращаясь, превратился в светящийся круг, с громким воем разбрасывавший фонтаны искр в те мгновения, когда ударялся о латы Дайамонда. Однако он не причинял им вреда.

Голос Фрозена креп и становился громче, в ущелье прокатывался вой северной вьюги и свист поземки, треск льдов… Фрозен наступал, удары сыпались на Дайамонда справа и слева, и Бриллиант не выдержал, он начал отступать. Он отражал еще удары, но заметно было, что он слабеет.

Король злорадно каркнул:

— Что я тебе говорил! Они непобедимы! — Глаза его запылали, плечи расправились.

Вдруг вздох прокатился по рядам Радужников. Дайамонд, поскользнувшись, упал на одно колено и выронил меч. Заорав так, что эхо прокатилось по ущелью, Фрозен, широко размахнувшись, обрушил свой меч ему на голову. В этот момент сильный порыв ветра набросил покрывало облаков на солнце, и Хани показалось, что строй Радужников заколебался, потускнел и начал редеть.

Король радостно завопил:

— Убей его!

Он прыгал, размахивая руками, и был похож на дергающуюся грязную куклу. Хани, прикусив губу, смотрел, что же будет дальше.

Дайамонд успел поднять щит и закрыть голову, но чудовищный удар расколол стальной круг на куски, разбил поручень и ранил Дайамонда. Однако второй удар Фрозен нанести не успел — Дайамонд, подхватив меч, огромным прыжком отбросил себя в сторону. Просвистев в воздухе, меч Ледяного напрасно врезался в землю.

Пока Фрозен вытаскивал свой меч, Дайамонд перехватил Черный Меч обеими руками и взмахнул им. Меч слегка загудел, от него пробежала полоска тени. Хани померещились два пронзительных красных луча, вырвавшихся из глаз золотого дракона на рукояти. Но Фрозен, ослепленный своим успехом, ничего не заметил. Он снова поднял меч над головой и бросился на Дайамонда. На мгновение тень, закрывшая Радужное ущелье, стала гуще — это мелькнула черная полоска Меча Ненависти, и со стеклянным звоном меч Ледяного рассыпался. Фрозен ошеломленно уставился на оставшийся в руках никчемный обломок, но опять свистнул Черный Меч, и страшный удар развалил Ледяного надвое.

По рядам армии Морского Короля прокатился тоскливый, горестный вой. Колдовство Черного Меча оказалось сильнее колдовства Хозяина Тумана — Фрозен больше не поднялся, превратившись в груду быстро тающего льда. Однако Ледяные лишь теснее сомкнули щиты и медленным, мерным шагом, от которого затряслась земля, двинулись навстречу Радужникам.

— Да, это уже против ожиданий, — пожевав сухими губами, выдавил Король, прекратив метаться. — Черный Меч — это слишком. Впрочем, подождем, мой хороший. Битва еще даже не началась. Один меч, пусть даже и Черный, это всего лишь один меч. И пока дует Западный ветер, нам ничего не страшно.

Вдруг раздался отдаленный гул, скалы затряслись. Камни, летящие сверху, начали падать среди Ледяных, расстраивая их ряды. Ровная линия щитов изгибалась и корчилась, пока наконец не рассыпалась.

— Кто же это?! — с угрозой застонал Король.

И тут на его глазах начала колебаться тропа, по которой армия спускалась в ущелье. Целые ее участки стали вдруг рушиться вниз, вздымая столбы пыли.

— Негодяй! — взвыл Король. — Прекрати! Убью! — Он в ярости затряс кулаками.

Хани посмотрел вверх. И увидел маленькую знакомую крылатую фигурку. А рядом на глыбах копошился, потом сорвался…

— Мерзавец! — бушевал Король. — Негодяй! Ну, Грифон, погоди! Свидимся!

И Хани понял. Грифон, как всегда, нашел самое подходящее и спокойное место. Он отчаянно размахивал крыльями, пытаясь удержаться на шатающихся глыбах. Потом с пронзительным мяуканьем, слышным даже внизу, в ущелье, кувырком покатился, увлекаемый камнями. Видимо, он неосторожно сел прямо на каменную осыпь, а в результате получилась хорошая лавина.

— И тебе его не жаль? — спросил Хани Короля.

— Нет, — буркнул Король. — То есть как?! Как ты смеешь вмешиваться? Да, мне жаль, что я тогда не прикончил его там, во дворце. — Потом повернулся к Тэннэну и спокойно добавил: — Сбежать мы уже не успеем, значит, будем драться.

Командир гвардейцев внимательно посмотрел на Короля… и согласно кивнул.

Однако Король успокоился довольно быстро.

— Пока нет солнца, нам нечего бояться. Вперед!

Снова взревели трубы, пропавшее было знамя с Ледяной Звездой опять поднялось, и армия начала выправлять ряды. И тогда позади строя Радужников в небо поднялся столб огня. Он ревел и завывал, вытягиваясь вверх, к самым облакам. Король с перекосившимся от ужаса лицом следил, как пламя постепенно становилось багровым. Видя, что огню не достать до туч, Король начал успокаиваться, но, как оказалось, рано. Столб огня, напоминавший небольшой вулкан, начал утончаться, наливаясь золотым цветом, и вскоре уже вместо пламени вулкана огненный хлыст упирался в тучи. С пронзительным свистом он разрезал воздух, и тучи дернулись, как будто обожженные. Взмах. Другой… Облака начали корчиться и плясать, а потом, сначала медленно, но все ускоряя и ускоряя свой ход, поползли на запад, против ветра. Они редели и таяли прямо на глазах. Вот уже сквозь разрывы в тучах показались отдельные лучики, слившиеся в сплошной поток света.

Король позеленел, глядя, как снова начинают сверкать доспехи Радужников, как их становится все больше и больше. Он повернулся к Хани и прошипел:

— Если нам не удастся вырваться отсюда, не берусь предсказать, что с тобой сделают.

Хани, вспомнив странные взгляды Тэннэна, хладнокровно ответил:

— Я тоже не берусь это предсказывать.

И тут произошло неожиданное. Когда армия Ледяных подошла почти вплотную к строю Радужников, те единым движением вскинули щиты, и, отразившись от полированных поверхностей, сотни и тысячи разноцветных лучей хлестнули по серовато-синим рядам Ледяных. Теперь это уже были лучи Солнца, уловленные Радужниками. Похожие на лезвия огромных шпаг, красные, синие, зеленые, они пронзали глаза ледяных солдат, и те с треском расседались на кучки темного ноздреватого льда. Ледяные пытались закрываться щитами, бежать, но нигде не могли найти спасения от смертоносных солнечных лучей, бьющих прямо в темные провалы их глаз. Армия Морского Короля оказалась в ловушке. Еще минута, другая… И все кончилось.

21. ПОБЕДА И ПРЕДАТЕЛЬСТВО

— Неужели так быстро? — растерянно, не веря своим глазам, произнес Хани. — Не может быть… Раз — и никого не осталось.

Радужное ущелье теперь было трудно узнать. Оно все покрылось многочисленными черно-зелеными лужами. Над ними клубились облачка грязного пара, отчего казалось, что окружающее колеблется и дрожат даже скалы. Но под жарким солнцем лужи быстро испарялись, пар улетучивался, и на камнях оставалась лишь тонкая, тускло поблескивающая зеленоватая пленка, похожая на мох. А сверху в ущелье, с восточной стороны, спустились Рюби, Чани и Ториль. Галера подоспела вовремя.

— К сожалению, еще не кончилось, — вздохнула принцесса. — Остались еще Жемчужники.

Действительно, в дальнем конце ущелья, там, где еще недавно был спуск, невольно разрушенный Грифоном, прижавшись к скалам, стоял отряд воинов, ощетинившийся копьями. Над ним развевалось синее знамя Ледяной Звезды, хотя и не Ледяные стояли там, подняв щиты. Рядом с этим знаменем был поднят маленький флажок красного цвета с желтой ракушкой.

— Да, Жемчужники остались, — сказал подошедший Дайамонд. — И с ними придется повозиться, они просто так не сдадутся. Но и они живыми не уйдут.

— Но ведь это ваши братья, — нерешительно возразил Чани.

— Это изменники, — последовал быстрый ответ.

Ториль, смертельно уставшая, еле ступая, подошла к нему и протянула руку.

— Меч.

— Какой? — спросил Дайамонд.

— Отдай меч, — потребовала принцесса.

Дайамонд усмехнулся.

— А если нет?

Ториль растерянно посмотрела на бесполезную золотую палочку, которую она продолжала сжимать в кулаке, — все, что осталось от Золотого Факела. Не выдержав страшного напряжения, он расплавился.

— Ты еще пожалеешь об этом, — хрипло выдавила она. — Меч!

Дайамонд снова усмехнулся и протянул ей рукоять, на которой опять мирным зеленым светом поблескивали глаза дракона.

— Возьми, возьми…

Принцесса дрожащими от волнения руками вцепилась в рукоять с явным намерением больше не выпускать Черный Меч из рук.

А Дайамонд, уже отвернувшись от нее, что-то сказал подбежавшему гонцу, и вскоре фаланга Рубинов, выставив вперед тяжелые копья, медленно двинулась в атаку. Но прозвучал протяжный выкрик, щиты Жемчужников сомкнулись, над ними сверкнули длинные, слегка изогнутые мечи, и серо-серебристый строй покатился, набирая скорость, навстречу фаланге.

— Останови их, — потребовал Чани у Дайамонда. — Останови, попробуйте договориться по-хорошему. Мы и так уже победили, зачем лишние жертвы.

Князь отрицательно качнул головой.

— Сделай тогда ты что-нибудь, — обратился Чани к Ториль.

— Нет, — отрезала она и плотно сжала губы.

Армии столкнулись, раздался лязг стали, отчаянные вопли, полетели куски разбитых щитов, осколки шлемов, поднялась туча пыли, взбитая сотнями ног. Затем все смолкло. Когда пыль медленно разошлась, стала видна остановившаяся фаланга. Жемчужники, выстроившись тесным треугольником, опять прижались к скале, защищавшей их с тыла. Только на вытоптанном пространстве между армиями остались лежать несколько распростертых тел — в простых красных панцирях и в узорчатых серебристо-серых.

Дайамонд повелительно поднял руку, и вперед медленным шагом, от которого затряслась земля, двинулись закованные в синюю броню всадники на огромных конях. Вот они разгонятся, и чудовищный таран ударит по строю Жемчужников…

— Прекратите! — выкрикнул Чани. — Если не хотите вы, то позвольте мне договориться с ними. Я уверен, что у меня получится.

Дайамонд сделал знак, и труба приказала Сапфирам остановиться.

Подняв вверх белый платок, Чани подошел к настороженно замершим Жемчужникам. Их роскошные доспехи потускнели от пыли, были иссечены и изрублены мечами и копьями Рубинов, но никакого колебания, никакого страха не было заметно в глазах воинов. Они были готовы продолжать битву.

— Позовите вашего командира! — крикнул Чани.

Строй раздвинулся, и вышел высокий воин в доспехах, украшенных золотой насечкой.

— Чего тебе?

— Я хочу говорить с Королем.

— Говори.

— Я хочу говорить с Королем, — настаивал Чани.

Воин откинул стальную маску, но лицо его показалось Чани не менее уродливым и свирепым, хотя, может быть, это выражение ему придавал широкий шрам.

— Говори со мной!

Чани, немного подумав, предложил:

— Отдайте нам Короля и уходите.

— Нет, — отрезал Тэннэн.

— Иначе вы все погибнете. Вы проиграли битву.

— Мы это понимаем.

— Тогда зачем лишнее кровопролитие? Сдавайтесь.

Тэннэн хрипло захохотал.

— Вас ждет гибель, — неуверенно повторил Чани.

— Но это вам дорого обойдется. Мы умеем хорошо драться.

— Если вас это утешит.

Тэннэн хмуро посмотрел на Чани.

— Мы присягали на верность, и мы не изменим присяге. Если мы были верны Королю, когда он был силен, то не должны и думать об измене, когда удача отвернулась от него.

— Тогда позвольте мне поговорить с ним самим.

— Нет, — категорически отрубил Тэннэн. — Он слаб и может изменить сам себе.

— Ну почему вы так упорствуете? — с отчаянием спросил Чани.

— Мы выполняем присягу, — как бы не слыша его, упрямо произнес Тэннэн.

Где-то позади него в рядах воинов послышалась возня, раздались удары, невнятные возгласы, потом воины расступились, и вперед продрался всклокоченный и помятый Морской Король. Вид у него был немного безумный, а под правым глазом медленно набухал и наливался синевой хороший фонарь. Да, сейчас он был не тот, что раньше.

Король ошалело повертел головой, как бы пробуя, прочно ли она еще держится на шее, и с достоинством оправил изодранную мантию.

Отдышавшись, король сразу начал надуваться спесью и вскоре стал почти похож на себя.

Растянув губы в улыбке, Тэннэн почтительно поклонился и отступил.

— Вы тут о чем-то говорили? — подозрительно осведомился Король. И не дождавшись ответа, заторопился: — Я хотел бы с тобой побеседовать об условиях, на которых вы пропустите меня с моей гвардией, милый мальчик.

Чани, изумленно приподняв одну бровь, сказал:

— Я полагаю, что об условиях могу говорить только я. А ты должен их внимательно выслушать.

Король хмыкнул.

— Ты забыл, что у меня в руках твой брат. И это хороший заложник. Я могу в любой момент отрубить ему голову.

Чани презрительно рассмеялся.

— Это будет значить, что ты отрубил и свою собственную. Она тебе не дорога?

Король почесал шею и кивнул.

— Дорога, именно поэтому я и разговариваю с тобой.

— Тогда давай поговорим разумно.

— Давай, — заметно обрадовался Король.

— И что же ты хотел мне сообщить?

Король машинально прикрыл синяк.

— Это не имеет никакого значения. У нас есть заложник, — упрямо повторил он.

Тогда Чани поманил его пальцем. Король опасливо оглянулся на хмуро молчавшего Тэннэна, но подошел. Чани прошептал ему на ухо:

— Смотри, как бы не вышло наоборот. По-моему, не у тебя есть заложник, а ты сам являешься заложником. Они могут откупиться твоей головой.

— Да? — переспросил Король. — Вообще-то очень даже может быть, хотя и совершенно не обязательно.

— Так что подумай, — сказал Чани. — Но не слишком долго, а то у Дайамонда может лопнуть терпение. Он горит желанием рассчитаться с изменниками.

Он повернулся и хотел было уйти, но Король схватил его за рукав.

— Я хотел тебе сказать, что если твой брат, мой милый, еще и жив, то это лишь моя заслуга, и ничья больше. Тэннэн давно хочет его убить, но я пока не даю. Ты это понимаешь?

— Понимаю.

— И вы пропустите нас, если я освобожу его?

— А ты рискнешь и дальше идти вместе со своей гвардией?

Король замялся и пожал плечами. Тогда Чани добавил:

— Ты пойдешь беспрепятственно. Но с Жемчужниками у нас свои счеты. С ними будет отдельный разговор. И даже если я дам сейчас свое согласие, то я не уверен, что Дайамонд будет выполнять наш договор. На тебя ему наплевать, но Тэннэна он считает предателем и намерен казнить его.

— Что ж, он не так уж и неправ в своем намерении, — согласился Король.

— И что же ты решаешь?

Король пожевал губами, внимательно посмотрел в глаза Чани, прикидывая, имеет ли смысл торговаться дальше, но, поняв, что ничего не получится, сказал:

— Получишь ты своего братца. Но обещайте, что не будете меня преследовать, что я уйду куда захочу. А этих забирайте, если хотите.

Чани на минуту задумался и согласился.

— Вот и отлично, — возликовал Король. — Я сейчас вернусь.

Он подбежал к стоявшему поодаль Тэннэну и что-то зашептал ему. Чани почувствовал вдруг, что кто-то дергает его за ногу. Он нагнулся и увидел Крысюка.

— Старый знакомый! Сейчас как наподдам тебе, закувыркаешься.

— Ну вот еще, — обиделся Крысюк. — Так всегда, хочешь помочь, а тебя бить собираются. Я ведь знаю наверняка, что этот мерзкий старикашка хочет вас обмануть. Я все слышал. Ведь я всегда был против этого злобного и жестокого тирана. Я ведь в меру моих скромных сил всегда расстраивал его мерзкие и опасные козни.

— Это точно.

Но Крысюк сделал вид, что не замечает иронии.

— Я всегда считал жителей Акантона самыми достойными, самыми честными в мире людьми. Самыми справедливыми и великодушными. Но у меня не было возможности доказать свою преданность вам. Сейчас она появилась, и я хочу вас предупредить. Король потерял значительную часть своей волшебной силы, но не всю. У него еще остался Золотой Талисман.

— Что-что?

— Золотой Талисман, — с готовностью повторил Крысюк. — Вы думаете, почему Десятикрылый подчинялся ему, по доброй воле? Как бы не так! Есть у него такой перстень, с его помощью можно подчинить себе всех, кто хоть немного подвержен власти золота, у кого в душе маленькая червоточинка. Недаром он воткнул дракону золотые крылья, это только чтобы власть над ним иметь. Там на перстне вырезан золотой паук, который своими сетями оплетет любого, на кого укажет король. И шевельнуться не успеешь. Вот он и задумал с помощью талисмана вырваться отсюда.

— Вот как…

— Да. Только не забудьте, я первый это сказал. Самый честный в мире Водяной Крысюк.

— И почему ты решил сказать мне об этом?

Крысюк раскрыл было рот, чтобы снова завести речь, но потом махнул на все лапкой и признался:

— Жить-то хочется…

Чани отпихнул его ногой, Крысюк скатился прямо в лужу. Выбрался он оттуда мокрый, но донельзя обрадованный, что на него никто больше не обращает внимания, и сразу же юркнул в какую-то щель, показавшуюся ему подходящим убежищем.

Морской Король тем временем яростно спорил с Тэннэном. Предводитель Жемчужников не соглашался, но Король в конце концов убедил его. Хитро поглядывая на молчаливо ждавшего Чани, Король повернул надетый на средний палец левой руки перстень и произнес заклинание.

Чани показалось, что в воздухе зашелестели тончайшие нить, чем-то похожие на ловушку Хватайлы. Нити тянулись от перстня к армии Радужников. Но подлетая к ним, нити свивались в клубки и бессильно падали на землю.

Лицо Короля перекосили испуг и злоба. Плюясь от злости, он еще раз повторил заклинание, но и это не возымело никакого результата. Король в ярости затряс кулаками, но тихо подкравшийся сзади Тэннэн неожиданно ударил его по голове щитом. Король мешком рухнул на землю.

Постаравшись приятно улыбнуться, от чего его лицо приобрело выражение совсем зверское, Тэннэн подошел к Чани.

— Он хотел вас обмануть.

— Знаю.

— Но я помешал этому.

— После того, как убедился, что у него ничего не вышло.

Щека Тэннэна дернулась.

— Неважно. Так или иначе, я предлагаю пропустить нас.

— Это ради чего?

— Хотя бы для того, чтобы оставить в живых вашего сопляка.

— А если мы…

— Мне надоел этот разговор, — перебил его Тэннэн. — Да или нет? Мне нужно только одно слово.

— Хорошо, мы согласны.

Тэннэн повернулся к своим воинам и махнул рукой. Напряженно ждавший треугольник строя мгновенно рассыпался, Жемчужники перестроились в колонну. Чани махнул Дайамонду, и, повинуясь команде князя, фаланга расступилась, пропуская своих недавних противников.

— А этого тоже можете забрать, он нам не нужен. — Тэннэн указал на валявшегося без сознания Морского Короля.

Жемчужники скрылись, оставив связанного Хани лежать у скалы.

22. БЕГСТВО МОРСКОГО КОРОЛЯ

Король, злобно оскалившись, смотрел на Ториль. Было заметно, что он пытается держаться достойно, показать, что не боится, но голова сама втягивалась в плечи, и он то и дело начинал трясущимися руками запахивать обрывки мантии, хотя солнце светило по-прежнему жарко. Но в глазах его неугасимым огнем пылала ненависть.

Принцесса медленно и внимательно, оценивающе осмотрела его с головы до ног. Король невольно лязгнул зубами. Принцесса протянула руку.

— Что вам нужно? — прошипел Король.

— Жемчужина.

Он вскинул голову, скривился, раздувая ноздри.

— Ну, нет. Пока я Король, эта коронная драгоценность нашего рода останется у меня.

— Пока ты жив, — скучно пояснила Ториль.

— Это что, намек?

— Нет, совет.

— Вы не посмеете.

— Интересно, кто сможет мне помешать? — поинтересовалась принцесса, демонстративно показывая ему рукоять Черного Меча, висевшего у нее на поясе. — К тому же кто-то не так давно обещал кому-то самых лучших палачей. Самых лучших у меня нет, но кое-каких найдем.

— Но ведь я его и пальцем не тронул! — возопил Король.

— А меня это волнует очень мало. И вообще, я не расположена вдаваться в споры.

Король со свистом втянул в себя воздух, но взглянул на Ториль с явным любопытством. Она нетерпеливо щелкнула пальцами. Король, путаясь в цепочке, когда она задевала то за ухо, то за нос, дрожащими руками снял голубую жемчужину, легонько погладил ее и протянул принцессе.

— Нате, подавитесь! Но не рассчитывайте, что она принесет вам счастье! У моря был и останется только один владыка!

— Вот именно!

— Хотите заменить меня?! Не выйдет! — отчаянно выкрикнул он.

А Ториль недовольно потребовала:

— И кольцо тоже!

Король закашлялся, потом неприятно рассмеялся.

— А вот это нет. Нет, нет и нет! Кольцо не снимается, — он потряс рукой. — Сорвите его, если сможете! Я получил власть над теми, кто готов преклоняться перед золотом, но и сам стал его рабом. Оно останется со мной до самой моей смерти. Да-с!

Золотой паук торжествующе сверкнул.

— До смерти? — переспросила Ториль. — Это идея!

Король пожелтел, потом позеленел.

— Мне надоели ваши шутки.

— Уж какие там шутки. Я потеряла свой Факел, должна же я хоть чем-то заменить его. Вот я и заберу кольцо. С пальцем ли, с рукой ли…

Губы Короля затряслись. Он, выкатив глаза, уставился на Черный Меч, начав понимать, что произойдет.

— Нет, ты не посмеешь, — еле сумел проговорить он.

— Еще как посмею.

— Дайамонд не позволит.

— Да? Ты полагаешь, ему есть до тебя дело?

Король с отчаянием посмотрел на князя Радужников, но тот не обращал никакого внимания. Вообще, до него никому не было дела, его словно не замечали. Он огляделся, снова собираясь заплакать, но потом страх победил окончательно. Король шарахнулся назад, повернулся и побежал, побежал, не видя дороги, не разбирая ничего перед собой. Он неуклюже раскачивался и подпрыгивал, спотыкался, падал, вставал и снова бежал, хотя бежать было некуда.

— Зачем ты так? — спросил у принцессы подошедший Чани.

— Это враг без стыда и совести, его нужно обезоружить окончательно.

— Ты что, всерьез собираешься отрубить ему руку?

— Руку — нет, но вот голову… Это война, я не собираюсь поддаваться глупой, никчемной жалости.

— Я тебе не позволю.

— Ты?! — Ториль усмехнулась. — Ты мне больше не нужен. Можешь убираться в свой городишко и прозябать там хоть до конца мира. Повторю лишь: не суйся в дела великих, это слишком опасно.

Она все сильнее сжимала рукоять Черного Меча, глаза ее начали лихорадочно блестеть, волосы растрепались, она дрожала, как в ознобе.

— А ты ведь была другой, — с сожалением произнес Чани.

Смех был ему ответом, но в нем проскальзывали те же визгливые, скрипучие нотки, которые слышались раньше в голосе Морского Короля.

— Мало ли что было раньше… Важно, что будет дальше. Наконец устранены все препятствия с пути Повелителей Огня.

— Оставь ее, — шепнул брату Хани, уже успевший прийти в себя. — Разве ты не видишь, что это говорит не она, а Меч.

Чани с жалостью взглянул на Ториль и молча отвернулся. Хани же с интересом следил за удаляющимися фигурками — принцесса, фыркнув, как кошка, отмахнулась от всех увещеваний и не спеша направилась за Королем. Тот, оглядываясь через плечо, подбежал к отвесной стене и, совсем потеряв рассудок, начал лупить в нее кулаками. Потом прижался спиной к холодному камню и побелевшими от страха глазами впился в Ториль, шествовавшую к нему. Снова не выдержал и бросился бежать дальше, выкрикивая что-то невнятное.

— Что с ним? — спросил брата Хани, с недоумением следивший за этой сценой.

— Наверное, рехнулся, — предположил Чани.

Однако в выкриках Короля улавливался какой-то смысл, не вполне понятный, но зловещий. Они напомнили Хани унылое завывание Ледяных, хотя они и произносились на человеческом языке. Слышались невыразимая тоска и отчаяние, но в то же время и почти безнадежный призыв. Чувствовалось, что Король еще на что-то надеется, на какое-то чудо.

Первым заметил клубящийся на вершинах туман Дайамонд. Высокие пики начали стремительно окутываться курчавыми белесыми шапками. Усиливавшийся пронизывающий ветер пытался сорвать их, но не мог. Облака держались, словно приклеенные, только длинные лохматые хвосты метались на ветру, распухая буквально на глазах. И вскоре с западной стороны над ущельем нависла сплошная стена нетерпеливо дрожащего тумана. Солнце снова начало тускнеть, с трудом пробиваясь сквозь белесую муть.

— Мне это напоминает… — нерешительно начал Хани.

— Что? — вскинулся заметно нервничавший Дайамонд.

— Тот день, когда мы впервые попали в твое ущелье.

— Да, — подтвердил Чани. — И того, из-за кого именно мы сюда попали.

— Ты имеешь в виду туманного нетопыря? — уточнил Хани.

— Да.

— Ну, это не страшно, — успокоил Дайамонд. — Они никогда не залетали к нам раньше.

— Мало ли чего не было раньше, — резонно возразил Чани.

— Хорошо, — согласился Дайамонд. — Мы примем нужные меры.

Он хлопнул в ладоши и приказал появившемуся десятку лучников-Изумрудов следить за горами.

Нелепая погоня тем временем подошла к концу. Принцесса загнала Короля в узкую расселину, заканчивавшуюся каменистой осыпью. С отчаяния он попытался взобраться по ней, но и раз, и другой в облаке пыли, увлекая за собой ворох щебня, съезжал вниз. И теперь, пыльный, встрепанный, едва не всхлипывающий, он протягивал трясущиеся руки навстречу принцессе, как будто пытаясь остановить ее.

Ториль медленно, лениво даже обнажила Меч, и Король совсем по-заячьи взвизгнул. И в это же мгновение…

В это мгновение события понеслись со стремительностью горного потока. Сильнейший порыв ветра едва не опрокинул братьев навзничь, запорошил пылью глаза всем. Клубки тумана, разбрасывая в стороны пухлые кляксы и брызги, невиданной лавиной с неимоверной скоростью покатились в ущелье, грозя отрезать принцессу от Короля. Король, оскалившись, как попавший в западню тигр, поднял левую ладонь над головой. Послышался мелодичный звон, и в воздухе мелькнули золотисто-медовые сети. Отчаянно вскрикнула Ториль, пытаясь вырваться.

— Почему?! — закричал Чани, бросаясь на выручку.

— Потому что она такая, она целиком во власти Золотого Талисмана, — холодно пояснила безмолвная до того Рюби. — Достойный конец.

В тумане послышалось хлопанье множества мощных кожистых крыльев, свистнули, уходя в неизвестность, стрелы Изумрудов, глаза Рюби вспыхнули гневом, и она мощным движением швырнула на звук пурпурное копье. Донесся противный визг, что-то звучно шлепнулось на камни, мелькнули налитые злобой желто-зеленые глаза.

И тотчас туманный столб начал, крутясь, втягиваться в разлегшуюся на вершинах гор тучу, снова открывая ущелье. Хани увидел лежавшую на камнях неподвижную Ториль, по-прежнему сжимавшую в руке Черный Меч, согнувшегося рядом брата. Поодаль на камнях билось, пища, противное существо, покрытое шерстью пыльного, серого цвета. Оно пыталось взлететь, но, пронизанное копьем, лишь подскакивало невысоко и падало обратно. Короля нигде не было… Только сверху донеслось такое же хлопанье крыльев и издевательский хохот.

— Мы еще встретимся! — послышался торжествующий выкрик.

— Встретимся, — согласилась Рюби, сжимая в руке новое копье.

Но тут до них донеслось истошное, жалобное мяуканье. Грифон долго терпел, но поняв, что сам не сможет вырваться из-под засыпавших его камней, решил немного поторопить помощь.

Александр Больных Снежные волки

1. ВРАГИ

Тяжелое дыхание со свистом и хрипом вырывалось из оскаленных пастей, ядовитая слюна кипела на зубах… Мощные лапы неутомимо взрывали снег, но бежать по глубоким сугробам, местами скрывавшим волков до самых кончиков ушей, было очень трудно. Они то и дело проваливались в сухой, рассыпчатый снег, начинали барахтаться, как неопытные пловцы, внезапно потерявшие дно, и тогда бег замедлялся. А добыча, легкая и стремительная, скользила по тоненькой корочке наста извивающейся черной молнией. Громадные клыки Сноу Девила со стальным лязгом щелкнули в напрасной злобе, глаза полыхнули бешеным желтым огнем…

Сам вожак давно бы уже отказался от бесконечной погони, почти сразу поняв, что она будет напрасной, не то место… Однако приказ Повелителя неумолимо гнал его дальше. Стоило лишь чуть замедлить бег, как ошейник из красной кожи немедленно сжимал горло железным кольцом, в груди начинало жечь, перед глазами метались разноцветные круги, ноги подкашивались… Повелитель не доверял вожаку, как сам Сноу Девил не доверял волкам. Только страх может держать в покорности, и огромный волк не обвинял Повелителя, и свирепо рычал на любого из стаи, кто осмеливался хоть немного отстать.

Искрящийся в голубоватом лунном свете снег с силой разлетался в стороны двумя рваными парчовыми полотнищами. Когда бежавший у правого плеча вожака Сноу Гуул начинал высовываться вперед, Сноу Девил чуть поворачивал лобастую голову и грозно обнажал клыки, в горле клокотало угрожающее рычание. Молодой волк в ответ морщил нос, тоже показывая зубы, но отступал, не рискуя пока в открытую схватиться с вожаком. Да и не время в жаркой погоне выяснять, кому вести стаю. Повелитель не простит, если из-за раздоров его приказ будет не выполнен.

Белые шубы волков начинали светиться, попадая в резкие смолянистые тени раскидистых елей, и если бы не ледяное дыхание, оседавшее колючими сверкающими иголками на жесткой хвое, можно было подумать, что стая бесплотных призраков несется по ночному лесу. Лес. Сноу Девил не любил его, избегал как только мог и даже побаивался. В лесу волки лишались половины своей силы. Проклятые цепкие ветви хватали за густую шубу, дергали, останавливали. Мелкие гибкие березки путались под ногами, мешали бежать. Их тонкие прутья хлестали по морде, норовя выбить глаза. И Сноу Девил в бессильной злобе огрызался на деревья… А самое главное — в лесу не было ветра. Тишина и покой… Нет посвиста пурги, не вьются вихри поземки…

Соболь тем временем уходил.

Маленькая черная тень, ненавидяще сверкнув зелеными глазами, ловко юркнула в непролазное переплетение сухих сучьев бурелома. Сноу Девил, успев сообразить, чем это грозит, уперся в землю всеми четырьмя лапами и затормозил так резко, что его завертело, он едва не перевернулся через голову, подняв фонтан снега. Сноу Вайпер с разбега кинулся было прямо на сучья, но, отброшенный, покатился по земле, жалобно поскуливая.

Сноу Девил бешено завыл. Дрожащий переливчатый вой взлетел вверх, раскатился по лесу и бесследно увяз в чащобах, не оставив даже эха. Волк прислушался. Ничего. Никакого ответа. А он привык, чтобы голос его сплетался с заунывными припевами ветра, со свистящим шелестом несущегося над землей снега. В Сумеречном Краю всегда бывало именно так. Но здесь, в проклятом лесу, темно и тихо. Волк снова завыл, и стая, присев на хвосты, вторила ему. Однако злая песня была бессильна, и волки стали звать Повелителя.

Вместо ответа ошейник снова сдавил горло Сноу Девила. Тот вскочил, встряхнулся и тяжелым ровным галопом помчался вдоль завала, ловко огибая торчащие острые корни выворотней, следом за уходящим соболем. Чутье еще не изменило вожаку и правильно вело его. Сноу Уитч и Сноу Вайпер бежали за ним, Сноу Гуул, Сноу Снейк и Сноу Веном мчались с другой стороны завала. Соболь был обложен, с какой бы стороны он ни выскочил — ему не миновать острых волчьих клыков. Соболю некуда деться… Сейчас кончится эта мерзкая мешанина корней и веток, и тогда…

Но вдруг волк почуял нечто странное, какую-то неясную помеху. Он повел головой в стороны, принюхиваясь, и в прозрачных янтарных глазах вспыхнул и начал разгораться зеленый огонек. Неподалеку кто-то шел. Люди! Добыча!

Волк заколебался. Приказ Повелителя должно выполнить, но ведь люди же! Люди, которых волк ненавидел еще более свирепо, чем лес, потому что людей ненавидел Повелитель. Сноу Девил даже заскулил, настолько сильным было желание. Его буквально раздирало надвое. Лишь сейчас он пожалел, что отправился на охоту всего лишь с пятью волками, а не со всей стаей. Тогдаможно было бы оставить кого-нибудь караулить соболя, а что делать сейчас? Все решилось, когда Сноу Вайпер, жадно втягивавший воздух расширенными ноздрями, не выдержал и, грозно зарычав, бросился в другую сторону, навстречу людям. Вожак последовал за ним, протяжным воем собирая стаю. Соболь был пока забыт.

Продравшись сквозь частый молодой ельник, волки выскочили на залитую белесым мутным светом поляну и замерли, увидев тех, за кем гнались Люди идут по ночному лесу? Это было необычно. А все необычное таит в себе опасность. Слабые неуклюжие создания предпочитали по ночам отсиживаться в прочных бревенчатых хижинах, куда проникнуть было очень и очень трудно, или окружали себя кольцами отвратительного кусающегося красного огня, разводя многочисленные костры. Делали они это в напрасной надежде уберечься от волков, не представляя, на что способна стая. Сноу Девил сладостно облизнулся, вспоминая. А эти трое шли без опаски, словно по городской улице. Всего лишь одна жалкая горящая головня не могла разогнать ночную тьму, и тем более — остановить волка.

Сноу Девил еще раз прислушался: не будет ли какого знака от Повелителя? Или какого другого приказа? Повелитель все знает и все видит, бессмысленно пытаться скрыть что-либо от него. Но он молчит. Значит вожак действует правильно. Сноу Девил хрипло кашлянул и шагнул навстречу людям, следом за ним двинулись и остальные пятеро. Этого было больше чем достаточно, чтобы справиться с тремя усталыми путниками, Сноу Девил даже не стал петь злую песню. Незачем слишком пугать жертвы, они и так пригвождены к месту холодным страхом. Вожак улыбнулся, обнажив сверкнувшие клыки… Конечно, гораздо лучше, если бы поднялась метель, воздух наполнили слепящие белые хлопья. Тогда можно было бы поиграть с людьми, повеселиться… Но ветер спал. Лишь едва слышно потрескивали стволы деревьев.

Сноу Веном, самый молодой и самый нетерпеливый, а вдобавок самый глупый, не стал дожидаться, пока у людей от страха окончательно отнимутся руки и ноги, а язык замерзнет во рту. Кровожадно зарычав, он бросился на шедшего впереди. И тут произошло неожиданное. Навстречу волку сверкнула слепящая синяя молния, рычание перешло в захлебывающийся кашель, потом в невнятное бульканье, и зверь с пронзенным горлом, заливая снег пышущей холодом зеленовато-голубой кровью, покатился по земле, слабо дергаясь… Такого еще не было…

Но волки не привыкли отступать. Сноу Уитч и Сноу Вайпер одновременно бросились на человека, однако вновь пронзительный синий блеск расколол ночь, дважды заставив Сноу Девила зажмуриться. Сноу Уитч, перерубленный пополам, затих сразу, а Сноу Вайпер долго еще бился на взрытом снегу, визжа и скуля, пока не затих.

Сноу Девил не испугался. Он не знал, что такое страх смерти. Противник оказался гораздо опаснее, чем на первый взгляд, теперь вожак пожалел, что их осталось трое. Трое на трое! И самое главное — ни единого дуновения даже слабенького ветерка.

Три человека стояли на поляне, тесно прижавшись плечом к плечу. В руках у одного сверкала цветная молния. Нужно было прикончить его, тогда остальные двое будут не опаснее зайцев… Три огромных волка замерли, чуть отступив, в тени огромных елей, не решаясь напасть.

Вдруг Сноу Девил услышал знакомый зов. Повелитель приказывал ему немедленно уходить. Волк недовольно зарычал, он не хотел, чтобы люди приняли этот уход за бегство. И, откликаясь на его рычание, человек с искрящейся синей молнией в правой руке пошел навстречу волкам. Огонь молнии резал глаза и даже издали опалял гораздо сильнее, чем пламя самого большого костра. А человек, похоже, ничего не замечал и не чувствовал.

Сноу Девил недовольно фыркнул и попятился, толкнув Сноу Снейка. Сноу Гуул протестующе заворчал, но вожак щелкнул зубами, и волк подчинился. Сникнув, он тоже отступил. Человек выкрикнул что-то торжествующее и побежал прямо на волков, подняв молнию над головой. Волки повернулись и неспешно затрусили прочь. Сноу Девил оглянулся и протяжно завыл. Он запомнил этого человека, и где бы они теперь ни встретились, волк сразу его узнает. И человек пожалеет об этом.

Морской Король нервно облизывал поминутно пересыхающие губы и, чтобы хоть как-то успокоиться, крутил перстень. Он не любил бывать в тронном зале Ледяного Дворца, не любил по многим причинам. Прежде всего потому, что моментально вспоминались его собственный дворец, его собственный тронный зал, его собственный трон, украшенный перламутром и жемчугами, его бывшая держава. Сразу вспоминалось, что и не король он больше, а так, непонятно кто, приживал из милости Хозяина Тумана. В такие минуты Морской Король до крови кусал себе кулаки, неистово топал потрепанными башмаками, выкрикивал нечленораздельные проклятья и бессмысленно размахивал руками. Они еще встретятся! Они обязательно встретятся! Тогда посмотрим, чья возьмет. Он припомнит, все припомнит проклятой принцессе, негодным мальчишкам… Всем-всем-всем! Пусть не сам, пусть с помощью Хозяина Тумана… Месть! Дерзкие наглецы на своей шкуре почувствуют сокрушительную мощь черного колдовства. А потом…

Сладкие мечты начинали мелькать перед мысленным взором Морского Короля. Он жмурился, как сытый кот, предвкушая победу. Ему представлялись скованные пленники, пылающие города, ликующие крики победившей армии… Однако приходило отрезвление. Любопытник рассказал много интересного, неоценимый друг. Единственный, кто остался верен даже в часы невзгод. Все видит, все слышит… Точнее, все подслушивает и подсматривает. Так, он рассказал, что даже в этом случае Морскому Королю не видать короны как своих ушей. Хозяин Тумана не из тех, кто, однажды схватив добычу, выпускает потом ее из своих когтей.

Эта мысль приводила Морского Короля в совершенное исступление. Все пропало! Пропала корона, пропал трон, пропала голубая жемчужина! Остались Золотой Талисман и неутоленная жажда мести. Проклятая принцесса! Месть ей! Месть!

Высокие зеленовато-белые стены тронного зала слабо поблескивали, отсвечивая изнутри. Казалось, что под толстым зеленым стеклом струятся молочные полоски, несущие крохотные зеленоватые искорки. Морской Король никак не мог решить, светятся ли это сами стены, или в них отражается клубящийся под потолком фосфоресцирующий туман. Сквозь высокие узкие стрельчатые окна не пробивалось ни единого луча света — Хозяин Тумана не любил солнце, и небо над Ледяным Дворцом постоянно заволакивали плотные серые тучи. И это тоже не нравилось Морскому Королю, потому что он предпочитал тепло и солнце. А здесь по залам постоянно гулял холодный пронизывающий сквозняк, метались вихри снежинок, шевелились клочья белесого тумана. Король никак не мог привыкнуть к отсутствию слуг: видите ли, все появляется из неощутимого месива, вползающего в комнату… Да, в этом дворце ни в чем нельзя быть уверенным. Любая стена, любая лестница, любая дверь могут в следующую секунду бесследно растаять, превратившись во влажное пятнышко, исчезнуть… Всюду туман.

Раздались тяжелые звенящие шаги, мраморный пол затрещал под ногами вошедшего. Морской Король поспешно поклонился.

— Приветствую тебя, генерал.

Высокая сумрачная фигура, окутанная полупрозрачной черной дымкой, величественно кивнула.

— Мрак и туман!

Морской Король натянуто улыбнулся. Командующий ледяной армией лейтенант-фельдмаршал Эвигезайс внушал ему еще больший страх, чем некогда Фрозен. Тот был обычным Ледяным, пусть даже в чине генерал-капитана. А этот… Закованный в латы вороненой стали, лишенные всяких украшений, одним своим взглядом превращающий воду в лед, Эвигезайс заставлял короля дрожать, едва войдя в комнату. Вот бы его тогда… Проклятая Ториль, ноги бы королевской в этом жутком месте не было.

— Ну вот и собрались.

Морской Король невольно дернулся, услышав за спиной тихий, присвистывающий голос Хозяина Тумана. Как всегда, он появился совершенно незаметно. Только что его не было — и вот он сидит на троне, и гадай, что он видел и слышал… Ледяная звезда, укрепленная в изголовье трона, засияла мрачным синеватым светом.

Морской Король снова поспешно согнулся в поклоне — непривычное для короля дело.

— Ждем твоего слова, повелитель.

Эвигезайс мрачно склонил голову, казалось, раздался ржавый скрип.

— Я получил сообщение от своих верных волков, — немного помолчав, начал Хозяин Тумана. — Они идут. Они идут, несмотря ни на что. Позади Большое Болото, позади Кромешный Лес. Сейчас они готовятся выйти на равнину, приближаясь вплотную к границам наших владений.

Морской Король выпучил глаза.

— Как? Твои волки не остановили их? Ведь ни один смертный не может противиться песням снежных волков!

— Ни один простой смертный, — злобно уточнил Хозяин Тумана.

— Но эти сопливые мальчишки и есть простые смертные! — выкрикнул Морской Король.

— Не знаю, — сухо ответил Хозяин Тумана. — Почему-то такой простой мальчишка уничтожил твое Оборотное Зеркало, да и самого тебя загнал ко мне. Кроме того, с ними проклятая каменная девка. — Он зашипел, как рассерженная гадюка. — Кто знает, на что способны злокозненные Радужники. Одна моя армия уже погибла напрасно. — Хозяин Тумана метнул испепеляющий взгляд на заерзавшего от смущения Морского Короля. — И виноват в этом ты! Мне понадобится время, чтобы создать новую, потому что я хочу сделать ее непобедимой. А это не так просто. Мы перебрали великое множество айсбергов, но ледяного серебра отчаянно мало. Приходится добывать его в глубине голубых льдов. Шахты пробиваются слишком медленно. Эвигезайс!

Ледяной глухо отозвался:

— Рабы умирают слишком быстро.

— Это не мое дело. Желание Повелителя должно быть выполнено!

Лейтенант-фельдмаршал чуть шевельнулся.

— Оно будет выполнено.

— Великий, — льстиво зажурчал Морской Король. — Тебе ли беспокоиться? Да ты сотрешь их в порошок одним щелчком. Одни твои снежные волки…

Хозяин Тумана начал медленно раздуваться от злости.

— Что значит «беспокоиться»? Ты, кажется, хочешь сказать, что моя власть поколебалась?! — Морской Король обмер от страха, но Хозяин Тумана не собирался, видимо, слишком запугивать его, потому что миролюбиво продолжил: — Мои волки… Дурак Сноу Девил оставил всю стаю здесь и отправился в Кромешный Лес всего с пятью волками. Они должны были поймать мне Соболенка, черт бы их побрал! А нарвались на эту троицу. Волков оказалось слишком мало. Они страшны стаей, а не поодиночке!

Морской Король как можно простодушнее сказал:

— Не может такого быть! У них нет Золотого Факела! Ведь принцесса не пошла с ними! — А сам возликовал. Есть управа и на тебя! Запомним, пригодится на будущее, когда придется делить добычу.

— Тем не менее… — пробурчал Хозяин Тумана. — Как им это удалось — не знаю, но они прошли уже и туманы… — он осекся. — Какие-то молнии… Не знаю.

— Ты так велик и могуч, — Морской Король вдруг понял, что, обращаясь к Хозяину Тумана, он каждый раз низко кланяется, и потому обозлился сам на себя. — Ты их победишь и уничтожишь. Твои солдаты просто схватят дерзких наглецов. — Он повернулся к Эвигезайсу. — Достаточно будет и десятка ледяных воинов.

— Он прав, — громыхнул маршал. — Я швырну их к подножию твоего трона!

Хозяин Тумана задумался, а потом сказал:

— Не стоит хвалиться. Я не сомневаюсь в своей победе. Ведь Тъерквинг лежит у моих ног, и не троим юнцам поколебать стены Ледяного Дворца. Но много ли чести в такой победе? Мне нужно больше. Что же до них… — Он презрительно махнул рукой. — Они не стоят внимания. Волки просто растерялись от неожиданности. Но нельзя недооценивать противника. Однажды это очень скверно кончилось, и свидетель тому есть. — Морской Король побагровел, затем побледнел. — Тем более у этих мерзавцев повсюду находятся помощники.

— Какие? — не понял Король.

— Что, если они договорятся с Соболенком? Ведь в свое время им удалось найти общий язык с Хрустальным Эдельвейсом. Меня совсем не обрадует, если еще и подданные Соболенка выступят против меня. Я не хочу уничтожать их, мне не нужны земли без слуг!

— Но, великий, — возразил Морской Король, облегченно вздохнув, — этого не произойдет. С ними нет человека, способного понимать язык животных. Где сейчас принцесса — никому не ведомо.

— Ты так полагаешь? — насмешливо спросил Хозяин Тумана.

— Прости, великий, я забыл. В любом случае Ториль не с ними.

— Велика сила Черного Меча, — угрюмо вставил Эвигезайс.

— Хоть ты и маршал, но дурак, — хладнокровно сказал Хозяин Тумана. — Ты полагаешь, что только меч способен быть основой договора?

— А что же еще? — не понял Эвигезайс.

— Да, конечно, — странным тоном произнес Хозяин Тумана. — Однако они никогда не будут вместе.

Морской Король ехидно усмехнулся.

— Ты уверен, великий?

— Да.

— Почему?

— Я знаю.

Король демонстративно покачал головой.

И тогда Хозяин Тумана снова рассвирепел.

— Ты мне не веришь?

— Сомневаюсь.

— Этот меч — Черный. Нельзя безнаказанно общаться со злом, нельзя использовать его и остаться при этом по-прежнему чистым. Каждый раз, когда, борясь с одним злом, ты прибегаешь к помощи другого, неизбежно рождается третье зло. Еще более страшное, чем первые два вместе взятые. Принцесса этого не поняла и сейчас стала нашим союзником. Враг моего врага

— мой друг. — При этих словах Морской Король мерзко захихикал. — Настанет час, и Меч еще себя покажет!

— Ты это видел?! — в голосе Морского Короля прозвучали восторг и трепет.

Хозяин Тумана мрачно посмотрел куда-то вверх.

— Посмотри! — настаивал Морской Король.

Хозяин Тумана медленно повернулся на троне и пододвинул к себе постамент из черного гранита, на котором на золотой подставке стояла трехгранная призма. Она была сделана из простых камней — одна грань из зеленого малахита, вторая — из синего лазурита, третья — из красного родонита. Но эта недорогая вещица охранялась гораздо бдительнее, чем сокровищница дворца. Поэтому Морской Король пользовался любым случаем, чтобы получше познакомиться с ней, он все-таки рассчитывал однажды стать здесь хозяином.

— Взглянуть вперед?! — прошипел Хозяин Тумана. — Нет… Никогда! Сначала посмотрим, как же им удалось зайти так далеко.

Он повернул призму зеленой гранью к себе. Укрепленная на оси в золотом кругу, призма повернулась при первом прикосновении. Затем Хозяин Тумана резко крутнул золотой обод. Раздался тяжелый грозный звон, словно ударили в исполинский медный колокол. Призма засветилась, сначала неярко, потом все сильнее. По тронному залу забегали зеленые тени. Морскому Королю показалось, что волнистый узор с камня перешел на стены. Сначала заколебались стены, потом начали изгибаться четкие линии окон, зал корчился и дрожал, будто в лихорадке. Снова прозвучал невидимый колокол, и зал растаял…

2. БЕГСТВО

Дождь, плаксиво постанывая, продолжал барабанить по стеклам. Он словно обиделся, что его не пускают в комнату, ему этого хочется очень сильно, и потому он бесстыдно продолжает канючить и ломиться в окно, неведомо на что надеясь.

Хани поплотнее закрыл мелко дребезжавшие створки и подбросил дров в очаг. Пламя метнулось вверх и весело загудело, но рассеять уныние и мрак, повисшие в комнате, не смогло, наоборот, стало еще темнее и неуютнее. Дрожащие красные отсветы гасли в сыром мраке, не доходя до стен. В углах, казалось, навечно поселилась чернота. Хани поднял большое суковатое березовое полено, покачал в руке, прикидывая, войдет ли оно в очаг. Чани, брезгливо следивший за ним, недовольно сказал:

— Прекрати.

— Так ведь холодно же, — недоуменно возразил Хани.

— Все равно прекрати, — зябко кутаясь в шерстяное одеяло, ответил брат. — Теплее не станет. Сам, что ли, не видишь — опять туман.

Действительно, сквозь мокрое стекло проступала ворсистая белая пелена с легким, едва уловимым зеленоватым оттенком, напоминавшая чуть тронутый плесенью войлок. Это было странно и невозможно — туман во время дождя, но белые клочья, нанизанные на струйки воды, продолжали шевелиться за окном.

— Опять, — недовольно нахмурился Хани.

— Опять, — невесело подтвердила Рюби.

Прошло уже полгода, как они вернулись в Акантон, вернулись втроем. Совершенно неожиданно Рюби решила пойти с ними, к величайшей радости Хани, которую он не слишком умело прятал. Чани же вернулся мрачнее тучи — Ториль наотрез отказалась снова побывать в Акантоне. Вряд ли он надеялся, что принцесса покинет Тан-Хорез, но хотя бы просто посетить… Хани удалось случайно услышать, как брат уговаривал Ториль, но бесполезно. Она очень холодно сослалась на неотложные дела государственной важности, которые призывали ее незамедлительно вернуться в островное королевство.

Родной город встретил их крайне неприветливо. Горожане не забыли Десятикрылого, не забыли те неприятности, которые принесло им посещение принцессы. А главное — они не забыли своего испуга, такое не забывают и не прощают. И как всегда, было найдено объяснение — виноваты во всем братья. Стоит найти виноватого, и сразу становится легче на душе, ведь сам оказываешься абсолютно не при чем. Все они, они! Хотя теперь, когда армия Морского Короля больше не существовала, а сам он, потеряв Голубую Жемчужину, утратил и власть над морем, бояться вроде было некого. Магистрат даже распорядился сгоряча начать строительство двух новых торговых галеасов, однако наступила осень, пошли дожди, и строительство как-то само собой незаметно прекратилось. А когда снова по-весеннему засияло солнце, о галеасах уже не вспомнили.

Братья ожидали, что их дом будет разграблен или даже сожжен. Все могло быть после их поспешного бегства. Но страх перед колдунами, видимо, оказался сильнее желания отомстить, сильнее жадности — все осталось на своих местах, опрокинутые чашки так же валялись на столе, никто не захлопнул дверцу шкафа. Только толстый слой пыли покрывал столы, стулья, кровати. Им пришлось приложить немало сил, выгребая кучи грязи и мусора, вычищая затянувшую углы плесень, прежде чем дом снова приобрел жилой вид.

Хани, правда, боялся, что в один прекрасный день Рюби скажет: «Все, хватит» — и уйдет. Но летели дни, а она не собиралась покидать город. Что ей было нужно в Акантоне, чего она дожидалась — оставалось неясным. Когда Хани прямо спрашивал ее об этом, она отмалчивалась, загадочно улыбаясь. Чани тоже пытался выведать это, но Рюби только пробормотала неопределенно насчет прекрасной погоды и целебного морского воздуха. Хотя погода не баловала… Бешеные штормы, сотрясавшие стены города, давно прекратились. Наговорный Камень, неведомо откуда снова возникший на прежнем месте, успокоительно мерцал под гладкой, как полированная бирюза, поверхностью бухты. Но вот пришла весна — а вместе с ней пришли туманы. Казалось, плотное белое облако решило поселиться в городе. Проснувшись однажды утром, горожане увидели его, словно кто-то одновременно распорол миллион подушек, и в воздухе кружился тончайший белый пух.

Иногда туман исчезал, но ненадолго. Проходил день, два — и снова он возвращался в город. Еще пять минут назад мирно светило солнце, на небе не было ни одного самого крошечного облачка, и вдруг ниоткуда прямо перед тобой возникали белые клубы, быстро сливавшиеся в огромную шапку, накрывающую город. Если выйти из городских ворот и отъехать на лигу или две, то лишь шевелящийся белый холм виднелся на том месте, где должен был стоять Акантон. Через несколько дней туман пропадал, но вскоре обязательно появлялся снова.

И опять зашевелились в городе слухи.

Вы слышали, слышали… Нет, воистину на нас проклятье лежит, за то, что не извели вовремя колдунью. Все от них, злодеев. Только одну спровадили, как другая на нашу голову объявилась. Гнать их надо, жестоко гнать, я вам наверное говорю… Вспомните, явилась тогда неведомо откуда, незванная, непрошенная… Вы же не помните, вот и я не помню… И никто не скажет, откуда они взялись, не иначе как злых рук дело. Доподлинно про то известно — чужемерзкие деяния, я сам не знаю, но говорят… Черное колдовство, не к ночи будь помянуто… А вы видели, вы видели, что творится-то… Эти злодеи, я уверен, нас всех вконец извести вознамерились. Вспомните, братья. Штормы накликали? Накликали. Но мы устояли, слава нам, братья. Тогда они Десятикрылого призвали. Помните? Мы его одолели. Драться с ним ходили. Победили… Как бы не так! Сговор был, коварный сговор! Они ходили… Я ходил!.. Никто не видел… Так что, может, напрочь все врут, как они сражались. Да наверняка лгут, быть того не может. В жисть не поверю, чтобы им Десятикрылого одолеть… От верных людей слышали наидоподлиннейше — сговорились… Перед драконом мы, значит, устояли, опять выходит — слава нам!.. А вы видели, видели?.. А колдуны, устрашившись нашей силы, сбежали. Их тогда капитан городской стражи одолел, превозмог ихнее колдовство. Насмерть победил. Они и удрали. А сейчас снова вернулись. Куда только магистрат смотрит?! Почему их в город пустили?!.. Пустили — не пустили… Прохлопали ушами, вот теперь и получите сдачу — третий день ни зги не видно. На улицу выглянешь — только и гадай: день тама или ночь. Пятачок медный в молоке плавает, а не солнце. Ходить можно — лишь если руки вытянешь, иначе беспременно на первую же стену налетишь… А соседка моя давеча сослепу в канаву попала, чуть ногу не сломала, доселе лежмя лежит, охает… А все беды ведьма новая накликала. Ведь взглянет — как огнем обожжет, и не захочешь, глаза опустишь… Я вот слышал, что кто-то где-то видел, как она светилась… Да чтобы человек светился… Колдовство… А я видел, а я видел… Нет, братья, я вам точно говорю — не по дороге нам с колдунами да ведьмами. Жили спокойно без них, а как появились — так вся жизнь наперекосяк пошла. Вот когда бы Морской Король был — так и жили бы за ним, как за каменной стеной. Оборонит, защитит. Так нет его теперя. Эти недруги извели… А я видел!!! Чего тебе?.. Корабли пришли, много. Паруса черные с золотом, трубы играют, факелы горят… Пираты?!.. То может случиться. Нет, хуже, прямо на глазах перед входом в порт растаяли, как дым. Снова колдовство… Хуже будет. Гнать их, гнать жестоко, пока еще город стоит… А не послушаются — так в магистрат бежать, у него стража. Советники сами только и ждут, надобно помочь… Вот вы и помогайте, а я вовсе посмотрю… А еще говорят, что туман этот в воду садится и сгущает ее, навроде как кисель делается. Весло вязнет, корабль пройти не может, гавань тиной затянуло… Не видел, но точно говорят!.. Спасаться надо, братья, завтра поздно будет… Эх, нету владыки крепкого… Ничто, сами справимся, вон нас сколько! Сила… Гнать…

— Смотрите, — сказал вдруг Чани, подойдя к окну.

Дождь прекратился, туман рассеялся, и улица казалась непривычно чистой и длинной. Хани, встав рядом с братом, толчком распахнул створку и выглянул наружу. Улицу заполнили люди. Сбившись небольшими кучками, они о чем-то шептались. Заметив распахнутое окно, шарахнулись было, но, опомнившись, стали собираться тесными группами. Увидев, что показались только братья, толпа подалась к дому, хотя вплотную приблизиться не рисковала.

— Ну, держись, сейчас начнется, — весело и зло прошептал на ухо брату Чани.

— Что там? — спросила сидевшая у очага Рюби. Она плохо переносила сырость, и в такие блеклые дни старалась не отходить от огня.

— Подожди немного, — сказал Чани. — Пока еще не вполне ясно, до чего додумались эти толстопузые лавочники. Но в любом случае — ничего хорошего.

Хани неодобрительно покачал головой. В последнее время брат стал очень нервным, раздражительным. Ему ничего не стоило вспылить по самому пустяковому поводу, и разговаривать он начал резко и сварливо. Даже говоря сущую правду, Чани выбирал наиболее оскорбительную форму для выражения своих мыслей.

В окно было видно жирное, чадящее пламя факелов — во время туманов с огнем ходили и днем, но сейчас это не было вызвано необходимостью. Готовилось что-то иное. Влажно поблескивали плащи, мокрое железо кирас и шлемов, долетали невнятная брань и лязг оружия. Чани сморщился, отчего стал похож на оскалившего клыки волка, посмотрел на суету, а потом вдруг сказал брату:

— Я выйду, поговорю с ними. А вы пока подготовьтесь уходить.

— Я с тобой, — сунулся было Хани.

— Я сказал: готовьтесь уходить, — жестко повторил Чани. — На этот раз нам придется иметь дело не с перепуганными стражниками, а с толпой. Это может совсем иначе кончиться.

Рюби, тоже подошедшая к окну, спросила:

— Мне только кажется, или действительно стоит туман?

— Какой туман? — желчно бросил Чани.

Но Хани, приглядевшись внимательней, подтвердил:

— В самом деле, я различаю какую-то зеленоватую дымку.

— Зеленую? Ты не ошибаешься? — встревожилась Рюби.

— Да. Точно зеленую.

Чани прищурился и тоже наконец заметил тончайшее салатное марево, наполняющее воздух. Он нехотя признался:

— И я вижу.

— Тогда нам действительно надо бежать, — решительно сказала Рюби. — Именно бежать. Я не могу всего объяснить, но поверьте мне. У нас нет лишнего времени.

— Я попытаюсь их немного задержать, — криво усмехнулся Чани. — Но только вы не мешкайте понапрасну.

Он оценивающе оглядел коллекцию железного лома, стараниями Хани украшавшую стены, и выбрал тот же короткий меч, с которым совершил предыдущее путешествие. Чем-то он ему полюбился, хотя на стене висели более грозные с виду сабли и ятаганы. Спрятав меч под полой куртки, Чани спустился по лестнице к входной двери.

Когда дверь затрещала под градом ударов, он уже стоял наготове, осторожно прислушиваясь. Хорошо знакомый капитан городской стражи, внушительно надувая щеки и топорща усы, распахнул дверь и отпрянул, словно налетел на острие копья. Чани приятно улыбнулся ему, но капитан неподкупно закрыл глаза и на всякий случай сделал еще шаг назад. Натолкнувшись спиной на скрещенные алебарды стражников, он остановился и открыл глаза.

— Что вам угодно? — сладким голосом спросил Чани.

Капитан повертел головой, убедился, что стража рядом и ему на помощь придут незамедлительно, серьезно откашлялся и произнес:

— Постановлением уважаемого городского магистрата вы объявляетесь вне закона.

— Даже так? — удивленно поднял брови Чани. — За что же?

— Так и только так! — Капитан выглядел одновременно и страшно важным, и страшно напуганным. — Ваша вина доказана полностью и неопровержимо. Постановлением магистрата вам приговорено отрубить головы. — Капитан опасливо втянул свою поглубже в плечи, хотя на нее никто не покушался. — Однако наш магистрат столь же милостив, сколь и всемогущ. В неизмеримой милости повелено было заменить усекновение головы пожизненным изгнанием.

— Очень приятно, — мило улыбнулся Чани. — Однако все это уже было. Хоть скажи, что же на этот раз нам поставили в вину?

Капитан еще раз откашлялся, будто в горле у него пересохло, подкрутил усы, посмотрел на собравшуюся толпу и почувствовал себя очень смелым. Занудно-канцелярским голосом он начал перечислять:

— Во-первых: неуважение к городской власти, выразившееся в оказании неповиновения и сопротивления городской страже в лице меня. Во-вторых: употребление на территории великого и славного Акантона чужемерзкого колдовства, выразившегося в пугании огнем городской стражи в лице опять-таки меня и обжигании ее таковым же. В-третьих: проведение в город чужестранцев без выданного на то разрешения городской стражи в лице снова меня. В-четвертых: оскорбление и бунт против высокого сюзерена и покровителя Акантона Славного — Морского Короля.

— Но ведь Морской Король бежал в Сумеречные Земли, — удивился Чани. — Что вам теперь до него?

Услышав это, капитан обрадовался.

— Ага! В пятых, последних и самых главных! Покушение на священную особу Повелителя и Господина!

— Но ведь он уже никакой не повелитель и не господин, — спокойно разъяснил Чани, пытаясь прикинуть: успел ли брат собраться. — И не был он им никогда. Почему вы так упорно цепляетесь за него? Наоборот, радоваться нужно, что возрождается великий и славный Акантон, Свободный Акантон.

Капитан озадаченно замолчал. Зеленоватая дымка стала гуще, в воздухе отчетливо запахло какой-то заморской пряностью: может быть, корицей… Или чем-то похожим. Сдвинув шлем на нос, капитан почесал затылок, потом аккуратно водворил шлем на место. Наморщил короткий, пуговичкой, нос и наконец с убежденностью попугая произнес:

— Ты еще глуп. Ты еще слишком молод и слишком глуп, чтобы понять смысл происходящего. Свободный Акантон? Ха. Свободный город… На что он способен? Первый же король, который захочет, который не почтет за труд заняться этим, сорвет знамя с серебряными львами с городских башен. И горе побежденным! Нет и не может быть свободы для города. Можно быть великим только в составе великой державы, под рукой могучего властелина. И наша свобода — это свобода найти себе господина!

Произнося это, капитан мерно раскачивался, полузакрыв глаза. Мертвые оловянные белки тускло блестели из-под век. По мере того, как он произносил эту тираду, Чани медленно бледнел, на скулах у него заиграли желваки.

— Значит, без господина нельзя? — переспросил он.

— Нельзя, — деревянным голосом ответил капитан.

— Но ведь вы выбрали не того господина. Морской Король совсем не так силен и могуч, как вам кажется.

— Господин всегда силен и могуч.

— С-собака! — зловещим свистящим голосом заговорил Чани, не выдержав.

— Ты соскучился по хозяйской плетке? Жалкая тварь! Я доставлю тебе это удовольствие здесь и немедленно, не нужно искать господина за тридевять земель. Я сам поколочу тебя! — и он резким движением выхватил спрятанный меч.

Капитан шарахнулся назад, сбив с ног одного из стражников. Но, оказавшись за спасительной щетиной наклоненных алебард, завопил, срывая голос:

— Стража! Вперед! Убейте этого мятежника и колдуна! Убейте!

Однако стражники не спешили, продолжая переминаться с ноги на ногу. Напоминание, что Чани колдун, не прибавило им смелости. Капитан взвыл:

— Арбалеты!!

В задних рядах толпы почувствовалось движение, было похоже, что половина зевак пытается удрать, а вторая половина стремится подойти поближе, чтобы не пропустить увлекательного зрелища. В результате они помешали друг другу, и никто не двинулся с места.

— Арбалеты же!! — истошно надрывался капитан.

Чани стоял настороже, держа обнаженный меч в опущенной руке. Левой рукой он держался за дверь, готовый в любую секунду захлопнуть ее. В воздухе мелькнули несколько камней, зазвенели разбитые стекла. Капитан предусмотрительно отступил еще на несколько шагов. Наконец смятение затихло, и поверх голов продолжавших застенчиво топтаться на месте стражников высунулись тупые рыльца арбалетов. Чани мгновенно отпрянул, одновременно захлопывая дверь, и сразу сильные удары потрясли ее. Но дубовые доски выдержали и не раскололись, хотя кованое жало одной стрелы пронзило дверь насквозь. Чани быстро задвинул тяжелый засов и прислушался.

Сначала за дверью было тихо, потом там шумно завозились, засопели, и как-то враз все заговорили. Зазвучали мясистые шлепки — кто-то плечом бился о дверь, но старый дуб был рассчитан и не на такое. Окованную железом дверь можно было пробить разве что тараном. Бессмысленность затеи дошла вскоре даже до капитана, знакомый голос снова заорал нечто невнятное. Говорить тихо капитан, кажется, разучился. Потом за дверью снова завозились, зашушукались, из общего гомона пробивались отдельные слова: «Ломать… Себе дороже… меч… бревно давайте… прикончат ведь… колдунья… огонь… не выйдет… огонь! Нам же хуже…» Наконец шум смолк, и до Чани долетел искаженный голос капитана:

— Тащите факелы! Сожгите крыс в гнезде, нам хлопот меньше будет. Советники магистрата только спасибо потом скажут. Эй, там! Факелы! Живо!

Ждать больше было нечего. Чани бегом бросился наверх, в большую комнату. Сквозь разбитые стекла по комнате гулял сырой холодный ветер, несущий зеленоватые клочья. Пряный запах стал резким, почти неприятным. Хани, с напряженным лицом, прижался к стене рядом с выбитым окном, осторожно выглядывая на улицу.

— Пора уходить! — из дверей приказал Чани, но брат не шевельнулся, словно не слышал приказа.

По потолку лихорадочно заплясали красные отблески, явственно потянуло гарью. Гомон толпы стал громче.

— Ого, — тихо, как бы про себя, сказал Хани. — Этого я не ожидал.

Пригнувшись, чтобы его не было заметно в окне, — получить в бок стрелу ему совсем не хотелось, — Чани перебежал к брату и дернул его за руку.

— Идем! Нельзя больше терять время! Где Рюби?

— Она на кухне.

— Отлично. Заднюю сторону они не караулят. Бежим, а то действительно сгорим.

Отблески на потолке стали ярче, налились жаром, в окно проползла первая робкая струйка дыма.

— Снова бежать, — тоскливо сказал Хани. — Почему бежать? Из своего родного города… Неужели нельзя договориться?

— Нельзя! — сверкнул глазами Чани. — Это стадо обалдевших от страха жирных свиней готово слопать нас живьем. Ты не представляешь, насколько они опасны в своем страхе. Тот, кто их запугал, знал, что делает.

— Это наши земляки, — возразил Хани.

— Нет! Я не знаю их!

Волоча слабо упирающегося брата, Чани выскочил на кухню, а следом, расколов последнее чудом уцелевшее стекло, в комнату влетела короткая тяжелая арбалетная стрела. Брызнув щепками, она с чмоканьем впилась в стену.

— Что там? — бросилась навстречу им Рюби, уже завязавшая третий и последний дорожный мешок.

— Они сошли с ума, — тихо сказал Хани.

— Я так и думала, — непонятно отозвалась Рюби.

Чани подхватил тяжелый табурет и с треском высадил оконную раму. На заднем дворе действительно никого не было.

— Эти лавочники слишком глупы, чтобы окружить дом, — нетерпеливо бросил Чани. И вдруг весело рассмеялся. — Раньше мы удирали через это окно, чтобы поиграть в путешественников.

— Это не игра, — чуть улыбнулась Рюби.

— Бежим, а то и они догадаются, что из дома можно выйти не только через дверь, — и Чани первым проскользнул на улицу.

3. ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ

Сначала путешествие показалось Хани приятным. Правда, смутно помнилось, что и прошлое тоже начиналось весьма недурно… Но это было легче похода к Потаенной Гавани. Ведь тогда им сразу пришлось продираться сквозь лесные чащобы, бить ноги по камням, карабкаться на головоломные кручи… Бр-р-р… На сей раз вдаль бежала вымощенная крупными серыми камнями дорога, шагать по которой было легко и удобно. И хотя невыстиранные, грязно-серые облака частенько закрывали солнце, а сырой ветер, смешанный с дождем, противно свистел в вершинах деревьев и обдавал пригоршнями холодных брызг, настроение было хоть куда. Чани то и дело тревожно оглядывался, но ведь ему всегда мерещились непонятные ужасы…

— Не беспокойся, — сказала ему Рюби. — Им сейчас не до нас. — Она показала на зеленоватую полосу, расстилавшуюся над городской стеной.

— Что там? — спросил Чани.

— Присмотрись повнимательней…

В сером полумраке засверкали бесчисленные мечи, стройные шеренги воинов двинулись в атаку, развернулись разноцветные знамена, ветер раздувал белые паруса множества кораблей… Но все это витало в воздухе над шпилями городских башен, плыло и таяло, как утренний туман под жаркими лучами солнца.

— Они сейчас сражаются с толпой призраков. Точнее, с собственным страхом, и им не до погони, — объяснила Рюби. — Каждый видит то, чего больше всего боится.

— Что это? — приглушенно спросил Хани.

— Пока не время, — уклонилась от ответа Рюби. — Идем.

Старая королевская дорога вела на северо-запад, к Келхоупу. Это было не совсем то, что надо, как объяснила Рюби, но длинный путь по дороге отнимет меньше времени, чем короткий прямо по холмам.

Дождь постепенно усиливался, и не раз Хани вспомнил добрым словом Ториль за великолепные плащи из шкур диковинных морских зверей. Гладкие и блестящие, они совершенно не пропускали воду, а подкладка из тончайшего птичьего пуха не позволяла замерзнуть даже в сильный холод. Особенно хорошо было то, что сейчас принцессы с ними не было. Она, конечно, отличный товарищ и могущественная волшебница, но прежде всего она была принцессой, и никогда не давала это забыть.

Во всяком случае, Хани шагал, весело насвистывая. Он не замечал угрюмого молчания брата и озабоченности Рюби. Он даже не задавался вопросом куда: собственно, и зачем они идут.

В первый же день они отшагали около семи лиг, и поэтому вечерний отдых Хани воспринял как совершенно заслуженный. Непонятным было лишь упорное нежелание Рюби остановиться на исключительно кстати подвернувшемся постоялом дворе. Еще днем, когда Хани несколько раз хотел завернуть в придорожные трактиры или кабачки перекусить, Рюби одергивала его. Пришлось грызть хлеб, который он успел захватить из дома. Но сейчас-то зачем было отказываться от мягких удобных постелей, жаркого очага и вкусного ужина? Тем более, что хлеб кончился слишком быстро.

— Может, все-таки заглянем туда? — без особой надежды предложил Хани, когда они свернули в молоденькую березовую рощицу, и Рюби начала развязывать свой мешок, готовясь к ночлегу. А окна трактира светили так соблазнительно и зазывно…

— Нет, — она покачала головой и нахмурилась.

— Почему? — никак не мог взять в толк Хани. Чани только сухо усмехнулся.

— Нам не нужно особо прятаться, — сказала Рюби, — но лучше будет, если мы не станем мозолить глаза все встречным и поперечным. В трактире могут встретиться самые разные люди. Даже и те, с которыми лучше не встречаться.

— Враги? — В Хани взыграла вдруг отвага. — Да мы их!.. — Он гордо выпятил грудь. — Если мы самого Морского Короля одолели, то что нам…

— Развоевался, — неодобрительно сказал брат. — Набери лучше хвороста для костра и постарайся припомнить, как бежал из города.

— Почему я? — по инерции спросил Хани. — Ты тоже можешь.

— Давай-давай, — брат толкнул его в плечо. Хани вздохнул и отправился за хворостом.

Когда разгорелся небольшой костерок, и пламя запрыгало, потрескивая, по влажным сучьям, Хани осведомился:

— А как насчет ужина?

Рюби протянула ему на ладони крошечный белый кубик, который Хани сначала принял за кристалл соли и потому недовольно сморщился.

— Нет уж, увольте. Ешьте сами.

Чани хитро подмигнул ему, но Хани не поддался.

— Ни за что!

— Тогда ложись спать голодный, — предложил брат.

Хани недоверчиво взял кубик, понюхал его. Не пахло ничем. Лизнул осторожно, но вкуса соли не почувствовал. Тогда Хани отважился и сунул кубик в рот. Проглотился он как-то сам собой. Сразу же приятное тепло и сытость разлились по всему телу, хотя разобрать, на что именно похожа необычная еда, Хани не успел.

— Что это? — сыто жмурясь, спросил он.

— Каменный хлеб, — ответила Рюби.

— Каменный?! — ужаснулся Хани.

— Это совсем не значит — засохший до каменной твердости. Такая еда в ходу у нашего народа, — сказала Рюби. — В нем смешаны все соки земли, все то, что она дает и растениям, и животным. Одного такого кубика тебе хватит на несколько дней.

— Это, конечно, очень удобно в дороге, — скорбно согласился Хани. — Но ведь иногда так хочется пожевать чего-нибудь.

Рюби звонко рассмеялась.

— Это уж как получится. Посмотрим. — Но потом стала серьезной. — Ты ведь хотел узнать, зачем мы прячемся и почему спешим?

— Совершенно верно, — подтвердил Хани. — И еще один маленький вопрос: зачем мы вообще идем?

— Второй вопрос, который нужно было задать первым, — хмыкнул Чани, с хрустом ломая о колено толстую ветку и швыряя ее в огонь. Взвился сноп золотых искр, и такие же золотые точки заплясали в глазах Рюби.

— Ну, на этот вопрос долго искать ответ не придется. Ты сам посоветовал вспомнить, как мы уходили, — подсказала Рюби.

— Нет, этого мало, — заупрямился Хани. — Мало ли, что им в голову взбредет. Пошумели бы, пошумели, да и успокоились. Не впервой. Да и не в последний раз, я думаю. Ведь все эти дни в городе постоянно шум и склоки.

Небо быстро темнело, в разрывах туч колюче засверкали звезды, резко выделяясь на черном фоне. В сыром ночном воздухе голоса звучали особенно ясно и отчетливо. Хани даже невольно приглушил голос, он терял уверенность, ему хотелось оглянуться, чтобы проверить, не стоит ли кто за спиной? Заметив это, Рюби усмехнулась.

— А ты не так храбр, как пытаешься выглядеть, — лукаво заметила она.

— Ну уж, — насупился Хани. И чтобы скрыть смущение, добавил: — Но ты так и не ответила.

Рюби стала серьезной.

— Отвечу. Нам нет нужды прятаться от прислужников Морского Короля. Да у него, я полагаю, не осталось никого больше. Он теперь слаб, как ребенок, и не представляет никакой опасности. Это зло мы сокрушили, битва в Радужном ущелье была последним всплеском ярости, после которого наступило затишье.

— Затишье? — колко переспросил Чани.

— Да, затишье, — она грустно улыбнулась. — Малое зло ушло, мы уничтожили его. Хотя, какое это было зло… Так… Чепуха.

— Нет уж, — недоверчиво сказал Хани, вспоминая тюрьму Морского Короля. — Это ты зря.

— Я повторяю: это было не зло, а лишь пародия на него. Ты еще, к счастью, не сталкивался с настоящим злом, не подозреваешь, что это такое. Хотя возможность мельком увидеть его, ощутить его тень была. Ториль совершенно правильно утверждала, что со злом можно бороться с помощью зла. Но она жестоко ошибалась, говоря: только с помощью зла. Да, конечно, можно уничтожить малую несправедливость, подавить малую жестокость с помощью несправедливости большой и жестокости громадной. Но куда потом денется творение рук твоих? Ведь выпуская в мир большое зло, мы не делаем мир лучше, даже полагая, что открываем ворота злу с благими целями. Напротив, мир становится только хуже. Мы вернули под солнце Черный Меч. И его тень может оказаться гораздо чернее, чем мрак бурь Морского Короля.

— Тем не менее, войско короля погибло, — возразил Хани.

— Погибло, — согласилась Рюби. — Но разве Меч Ненависти был тому причиной?

Хани смутился. В этот вечер ему явно не везло, то и дело он попадал впросак.

— Ты права, — неохотно признал он.

— И еще вспомни, как изменилась принцесса, когда завладела мечом, — продолжала Рюби. Чани, услышав это, помрачнел, завернулся плотнее в плащ и отвернулся, уткнувшись лицом в колени. Разговор ему был явно неприятен. — Нет, никакое зло нельзя одолеть с помощью меча, — убежденно закончила Рюби.

— А дракон? — напомнил Хани.

— Сам дракон только и мечталосвободиться от золотых крыльев. Схватились две черные силы — Золотой Талисман и Черный Меч. Кто из них вышел победителем, — она понизила голос, оглянувшись на задремавшего Чани,

— мне до сих пор не ясно. Я не думаю, что без помощи самого Десятикрылого можно было что-нибудь сделать. — Она совсем перешла на шепот. — И я не уверена, что прикосновение Чани к мечу осталось без последствий.

— Тоже скажешь, — Хани невольно посмотрел на брата.

— Это может показать лишь время. Мне очень хочется надеяться, что я ошибаюсь в своих подозрениях. Пока определенно сказать можно одно: с нашей помощью, пусть и невольной, в мир пришло зло, до сих пор дремавшее. И сейчас мы должны исправить свою ошибку, прежде чем оно успеет разрастись и окрепнуть. Один скверный поступок тянет за собой другой, и вскоре они покатятся, множась, всесокрушающей лавиной. Никому, встав на путь зла, не удавалось остановиться на полдороге. Это как ледяная гора над пропастью — поскользнувшись всего лишь один раз, будешь лететь без остановки до самых черных глубин. И если даже не разобьешься, то вряд ли сумеешь выбраться оттуда обратно к солнцу.

Хани погрустнел и встревоженно посмотрел на брата. Чани дремал и, видимо, ничего не слышал.

— Мне не нравятся твои слова.

— Я очень сильно желала бы ошибиться, но…

— За кем именно мы гонимся сейчас?

— За тем, кто стоял за спиной Морского Короля. Король был просто игрушкой в злых руках, марионеткой. Далеко на севере лежат корни этого зла, под белесым небом Сумеречного Края набирает недобрую силу Ледяная Звезда, там, в глубинах вечных льдов. Сюда протянулись лишь ядовитые когти, отравляющие души и сердца, наполняющие их страхом и раболепностью, жестокостью и высокомерием. Само зло не любит показываться на глаза. Оно предпочитает таиться во мраке и плохо переносит солнечный свет. Сейчас оно далеко, его влияние слабо, здесь чувствуется лишь его отдаленное дыхание. Я не боюсь того, чего нет, это было бы просто глупо. Но вспомни Акантон. Куда опаснее невольные прислужники зла, зачастую сами не сознающие, что творят.

— Хорошо хоть так, — пристально глядя ей в глаза, сказал Хани. — А то я боялся, как бы ты не сказала, что они знают, кому служат и что делают.

Рюби медленно покачала головой.

— Ты взрослеешь. Нет, они обмануты. Но почему им не пришел в голову простой вопрос: если ты хочешь создать государство, то обязательно ли для этого искать себе властелина? Зачем нужен кто-то на шее? Люди должны сами вершить свою судьбу.

Хани побагровел.

— Не говори так. Для тебя они чужие, как бы хорошо ты к ним ни относилась. Они не так плохи, как ты о них думаешь. Ведь они просто слепы. Но это их беда, а не вина. Ожесточение — тоже зло и не родит ничего, кроме нового зла. Что посеешь — то и пожнешь.

— Это как раз то, что я говорила. Когти зла тоже нужно вырывать, хотя, если добраться до его корней, тогда когти отпадут сами собой. Мы сделали много ошибок. Нашли Черный Меч. Позволили бежать Морскому Королю. Значит именно мы должны их исправить, причем как можно скорее. — Она уважительно посмотрела на Хани. — А ты молодец. Я не думаю, что твой брат сможет сам понять все это. Одно плохо — я предчувствую, что и этот поход может оказаться таким же бесплодным. Мы еще встретим и Черный Меч, и более страшное зло. Но сможем ли мы его уничтожить? Может, я ошибаюсь, когда веду всего лишь вас двоих.

— Почему?

— Да потому! — вдруг довольно невежливо ответила Рюби. — Давай лучше спать. Завтра нужно подняться пораньше.

4. МАЛЕНЬКИЕ НЕОЖИДАННОСТИ

Второй день путешествия был продолжением первого. Рюби быстрым упругим шагом бывалого путешественника отмеривала лигу за лигой. Сначала Хани удивлялся ее неутомимости, ведь раньше ему не доводилось путешествовать с нею. Потом его потихоньку начала глодать черная зависть. Как так? В конце концов он считал себя настоящим мужчиной, но какая-то девчонка пытается доказать, что она сильнее и выносливее. Не бывать тому. Хани надувал грудь и пытался двигаться таким же скользящим, размашистым шагом, однако очень быстро по спине у него начинали ползти теплые струйки. Изображать из себя скорохода оказалось неимоверно тяжело. Приходилось тщательно следить за каждым своим движением. От такого напряженного внимания на лбу выступала испарина, и соленый пот щипал глаза. Обиженный донельзя, Хани начинал отставать, и ему приходилось выкладывать остатки сил, чтобы нагнать ушедших вперед. Пришлось искать объяснение, которое, к счастью, лежало на поверхности. Не может простой человек состязаться с волшебником в могуществе. Этим Хани и утешился. Идти однако легче не стало. Самое странное, что брат, сумрачно молчавший и, казалось, совершенно на различающий дороги, полностью погруженный в какие-то свои невеселые мысли, не прилагал никаких усилий, чтобы выдержать сумасшедший темп, заданный Рюби.

Именно Чани первым заметил черную точку, неподвижно висящую в небе. Он резко остановился и поднял руку вверх. Рюби испуганно вздрогнула, но когда увидела причину беспокойства, облегченно вздохнула.

— Орел.

— Это может быть враг, — угрюмо буркнул Чани.

— Нет, — покачала головой Рюби. — Это всего лишь дозорный Орлиного Патруля горной стражи Найклоста.

— Этих чурбанов в железных горшках? — удивился Чани, видимо вспомнив о походе в Туманных горах.

— Да.

— Но ведь ты говорила, что они закрылись в своем королевстве и не выходят за пределы гор, его окружающих. Что означает появление этого орла? Уж не изменили ли они своим обычаям? Неизменным обычаям, — саркастически добавил Чани.

Рюби покусала губу, размышляя, а потом сказала:

— Нет, все-таки это не опасно. Но мне это не нравится. Никогда раньше Орлиный Патруль не забирался так далеко к северу от Черных гор. Отсюда больше шестидесяти лиг до границ королевства. Я думаю… Думаю… Наверное, они следят за кем-то другим. Великий Лост хотя и не покидает своего королевства, но интересуется всем.

— Мир меняется, — криво усмехнулся Чани. — Меняется и Найклост, хочет того правитель или нет. Бесполезно делать вид, что все осталось по-прежнему, когда это от тебя не зависит.

Хани, не слишком поняв смысл беседы, нетерпеливо спросил:

— Если это нам ничем не грозит, так стоит ли обращать внимание и тратить время? Мы спешим, и по дороге наверняка встретим много интересного и удивительного, более важного.

— Конечно, не будем терять время, — странным тоном согласился Чани. — Идем.

— Что тебе не нравится? — уловил насмешку Хани. Но брат не ответил.

А дальше был день третий, день четвертый… Когда происшествий нет, дни как-то незаметно стираются в памяти, сливаясь в один длинный-длинный серый скучный моток, конца которому не видно. Каменные плиты дороги мелькали перед глазами с надоедливой неизменностью, как невиданная рубчатая лента. Уложенные много веков назад, они выглядели совсем новыми, лишь по краям дороги слегка выщербились. Но Рюби мимоходом обмолвилась, что им больше трех тысяч лет… А посреди дороги между ними по-прежнему не пробивалось ни единой травинки. Однако упадок и запустение были заметны — каменные столбы, отмечавшие пройденные лиги, попадали, резные украшения обломались, и как Хани ни старался разобрать таинственные надписи, стершиеся буквы молчали.

Все-таки он спросил Рюби, кто строил эту дорогу и зачем.

— Потом, потом… — рассеянно отозвалась она.

— Опять «потом», — обиделся Хани.

— Я расскажу об этом чуть позже. Когда придет время и мы будем в нужном месте. — Она напряженно вслушивалась в тишину, даже легла на дорогу, припав ухом к холодному камню. Хани недоуменно фыркнул — он-то ничего подозрительного не видел. Рюби встала заметно помрачневшая.

— Нам нужно спешить.

— Зачем? Мы за три дня не встретили ни единого человека!

— И тебе это не показалось странным? — спросил Чани.

— Нет.

— А зря.

Хани надулся. Но Рюби прекратила начавшийся было спор.

— Давайте поспешим.

Приближался вечер, и влажные черные тени легли поперек дороги. Рюби все время оглядывалась и торопила братьев, хотя они по-прежнему ничего не видели и не слышали. Холодный ветер, дувший прямо в лицо, усилился и пронизывал до костей. Путники кутались в плащи, спасавшие от его уколов.

Но вот и Хани услышал то, что Рюби заметила еще давно и что стало источником ее тревоги. Тихий равномерный стук. Высокий холм, с которого они только что спустились, не позволял увидеть ничего, однако они отчетливо слышали грохот копыт. Рюби перескочила через придорожную канаву и махнула братьям рукой, подзывая к себе. Хани укрылся рядом с ней в зарослях шиповника.

— Ты же сама говорила, что нам никто не угрожает.

— Вспомни поточнее, что именно я говорила.

Дробный стук стал отчетливым и резким, его сопровождало звяканье железа, храп лошадей. Вскоре на вершине холма показались три черных силуэта. Сначала Хани не поверил глазам — они были расплывчатыми и полупрозрачными, ему показалось, будто они летят на крыльях. Но только потом Хани понял, что это большие плащи трепещут на ветру за плечами всадников. Как вихрь, конники промчались мимо замерших в колючей чаще путников, обдав их пронзительным запахом едкого лошадиного пота. В памяти остались угрюмые, словно высеченные из камня лица, в вечерних сумерках казавшиеся почти черными, слабо блеснувшие петли кольчуг, островерхие шлемы с орлиными перьями на шишаках, странные черные плащи, длинные копья с узкими трехгранными лезвиями, золотистые ленты вымпелов, вьющихся на концах копий.

— Кто это? — спросил Хани. — Я никогда не видел таких воинов и даже не читал про что-либо похожее.

— Интереснее другое, — заметил Чани. — Они какие-то полупрозрачные, сквозь них видно все.

— Так и должно быть, — подтвердила грустно Рюби.

— Должно? — даже Чани не смог скрыть удивления.

— Да.

— А ты обратил внимание, что изображено на щитах? — вмешался Хани.

— Нет, — отрубил Чани.

— И тоже зря.

— Почему?

— Я увидел серебряного льва на голубом поле.

— Герб нашего города? — изумился Чани.

— Именно.

— Да, это герб Акантона, — подтвердила Рюби. — Всадники легкой кавалерии Приморской провинции. Никогда не думала, что снова увижу их, казалось, они канули в прошлое навсегда и больше не выйдут на землю. Но мы ошиблись. — Она закрыла ладонями лицо.

— Если это враги, с ними нужно было сразиться. Их всего трое, — настырно сказал Хани.

— Пока это не враги. И ты не убьешь их, они мертвы уже больше тысячи лет.

Постепенно дорога с равнины втянулась в гряду маленьких холмов, на склонах которых под слоем дерна просматривались белые полосы. Чани объяснил, что это меловые холмы, предгорья Черных гор — хребта, уходящего к северу от пересекающих остров Туманных гор. Подходил к концу четвертый день путешествия, и Хани уже начал присматривать удобное место для ночлега. Он любил отдыхать хорошо и старался, чтобы даже полевой лагерь был как можно уютнее.

Дорога, плавно изгибаясь, текла вокруг пологого холма, поросшего редкими соснами, торчащими на фоне красного заката диковинными золотисто-розовыми свечами. Вдруг три черные фигуры отделились от стоящего на самой обочине дерева и шагнули им навстречу. Хани, вспомнив всадников и странные слова Рюби, схватился за оружие. Тем более, что двигались люди совершенно бесшумно, как призраки. Их можно было принять за ожившие продолжения вечерних теней. Чани, немного помедлив, тоже взялся за меч, но Рюби осталась совершенно спокойной.

Самый высокий из воинов, на щите которого виднелась красная полоска десятника, поднял правую руку и гортанно, со странным акцентом, сказал:

— Мир вам.

— И тебе мир, — откликнулась Рюби.

Теперь Хани рассмотрел их зеленые шелковые кафтаны, обильно расшитые серебром. На воинах не было доспехов, и вообще одежда, украшенная богатым замысловатым узором, усыпанная каменьями, со множеством кружевных фестонов, серебряных цепочек и бляшек, больше напоминала женское платье, чем мундир солдата. Но на поясе у каждого висел длинный прямой палаш с фигурной серебряной рукоятью, хотя казался он совершенно чужеродным и неуместным.

— Простите, — вежливо сказал десятник, — но дальше вам нет дороги.

— С каких пор вдруг дороги стали закрываться для мирных путников? — недоброжелательно поинтересовалась Рюби. — Или снова вернулись смутные времена?

— Дороги для мирных путников по-прежнему открыты, — возразил десятник. — И смутные времена войн, крови и пожаров не наступили, и мы не желаем, чтобы они когда-либо наступили. Мы делаем все для этого. Вот потому дороги закрыты для вас.

Брови Рюби взлетели вверх.

— За что же нам оказана такая высокая честь?

— Вчера в наш город прискакали вестники магистрата Акантона.

— А вы уверены, что они именно из Акантона?

— Это не мое дело, верить или не верить, — качнул головой десятник. — Я маленький человек, я только выполняю приказы. Мне сказали, что прибыли гонцы из Акантона, значит они действительно прибыли оттуда. Я не имею права сомневаться в приказах Директории свободного города Келхоупа.

— А свое мнение у тебя есть? — начал злиться Чани.

— Мнения нет, есть приказ. Нам прислали дружеское предостережение, сообщив, что по дороге идут трое, несущие с собой те самые кровь и огонь, избежать которых мы хотим.

— И описали наши приметы, — зловеще закончил Чани.

— Да, — подтвердил десятник.

— На-адо же, — растягивая слова, произнес Чани. — Почему нас так боятся?

— Это не мое дело, — упрямо повторил десятник. — Мне приказывают — я исполняю. И мне приказали предупредить вас, что ворота Келхоупа не откроются перед вами. Вам лучше свернуть.

— В Черные горы?

— Да.

— Ну, это мы посмотрим.

Чани медленно потянул меч из ножен. Десятник, заметив это, слегка побледнел, но не отступил. Он был храбрее акантонского капитана. Быстрым движением он поднес к губам изящный серебряный свисток и выжидательно замер. Хани тоже обнажил свой меч и приготовился драться, он ждал только знака старшего брата. Но Рюби остановила их.

— Подождите. — И снова обратилась к десятнику. — Но мы не собираемся останавливаться в Келхоупе. Мы сразу пройдем дальше, старой королевской дорогой.

— Нет. Дорога закрыта, — стоял на своем десятник. — Старая королевская дорога, так же, как и северный тракт, проходящий через наш город, закрыты для вас.

— Куда же нам идти?

— Это ваше дело. Я только выполняю приказ, — с упорством деревянного истукана повторил десятник.

— Зачем ты слушаешь это расфуфыренное чучело? — шепнул на ухо Рюби Чани. — Они же не умеют сражаться. Опрокинем их и пойдем дальше, куда нам нужно.

Его глаза мрачно загорелись, так внезапно пламя почти потухшего костра прорывается синеватыми языками сквозь толстый слой остывшего пепла, чтобы опалить неосторожно поверившего в спокойствие кострища. Напуганный этим, десятник нервно дернулся и пронзительно засвистел в свисток. Мгновенно откуда-то из темноты возникло множество воинов, заблестели лезвия обнаженных мечей.

Рюби покачала головой.

— Нам нужно уходить.

— Ты испугалась? — насмешливо спросил Чани.

— Нет. Просто нам сейчас невыгодно привлекать лишнее внимание. Мы должны идти по возможности скрытно. Не прячась специально, но и не крича о себе на всех углах.

Десятник, ободренный их заминкой и появлением подкрепления, давшего ему численный перевес, властно крикнул:

— Схватить их!

Однако прежде чем солдаты успели сделать хоть один шаг, Рюби щелкнула пальцами, и вспыхнул ослепительный клубок прозрачного красного сверкания, напоминавшего расплавленное стекло. Это был необычный огонь, так как не чувствовалось никакого жара, но красный свет был так ярок, что заставлял жмуриться и буквально пронизывал насквозь. Ослепленные воины выронили мечи и с криками начали кататься по земле, закрывая ладонями лица. Рюби с горечью смотрела на них. Хани понял, что ей сейчас так же больно, как и этим людям.

— Кажется, спектакль окончен? — Чани хладнокровно спрятал меч в ножны. — Можно идти дальше? Я полагаю, нам не помешают.

5. ГРИФОН И ТУМАН

Холмистая зеленая равнина незаметно превратилась в почти безжизненное каменистое взгорье. Теперь слева от них тянулись на север унылые поля, покрытые чахлой травой, ничуть не напоминавшей густую буйную поросль приморских лугов вокруг Акантона. Пропали пестрые пятна цветов, только унылые сизые колючки репейников торчали на глинистых проплешинах. Далеко-далеко, чуть заметной серой полоской извивалась дорога, с которой им все-таки пришлось свернуть, а еще дальше, на самом горизонте, поднимались к небу странные сиреневые клубы тумана или пара, подсвеченные снизу мерцающим, призрачным серебристым светом. Когда ветер ненадолго заходил к северу, до путников долетал гнилостный запах разложения — это было зловонное дыхание Большого Болота.

Справа холмы становились выше и круче, в их глинистых боках все чаще поблескивали гранитные прожилки, отсвечивавшие красным и коричневым. Чуть дальше, в колеблющемся жарком мареве виднелись отвесные каменные стены, изрезанные ветром и дождями. Это был авангард могучего войска — исполинские громады камня, увенчанные белыми искрящимися снежными шлемами, стояли за ними. Леденящий тело и душу ветер долетал с Черных гор.

Хани невольно передалась тревога Рюби, и он постоянно оглядывался, ему мерещилось, что кто-то следит за ними, что за ближайшим холмом их ожидает засада. Он то и дело хватался за меч, приставлял ладонь ко лбу, вглядываясь вдаль. Даже вечно хмурый Чани развеселился, видя его суету. Но Хани никак не мог забыть случившегося недавно.

Едва они отошли от жалобно кричащих воинов Келхоупа, как громадная серая тень стремительно пролетела над ними, в лицо пахнуло ветром. Громкий резкий клекот оглушил их. Чани от испуга едва не упал на колени, Хани согнулся, обхватив голову.

Еще раз большая птица скользнула над ними и растаяла в сером небе.

— Ну и чудовище, — сказал Чани, тяжело дыша.

— Это и есть Орлиный Патруль, — безразлично сказала Рюби. — Они хотят знать получше, что происходит.

Поэтому Хани ничуть не удивился, когда утром одиннадцатого дня пути их разбудили истошные вопли и громкое мяуканье — словно большого кота защемило в мышеловке, и он никак не может вытащить лапу. Это было именно то, чего Хани ждал. Вопли раздавались из узкой расселины, вымытой водой в склоне холма.

— Мне это мерещится, или я действительно слышу знакомый голос? — спросил Чани, вслушиваясь.

— Почему кажется? — звонко рассмеялась Рюби. — Это наш добрый старый простофиля.

— Опять попался, — сочувственно кивнул Чани.

Хани послушал минуту-другую, а потом расхохотался.

— Да ведь это Грифон!

— Он самый, — скорбно поджала губы Рюби. — Судя по крику, снова вляпался в какую-то скверную историю.

— Идем выручать, — рванулся Хани.

— Подожди, — осадил его брат. — Не нужно так спешить. Ты ведь еще не знаешь, что случилось с этим недотепой. Не стоит бросаться очертя голову неведомо куда.

В заунывных криках Грифона пробилась нотка отчаяния.

— Опять хвост прищемил? — предположил Хани. Затем встал, потянулся, поиграл плечами. — Нет, вы как хотите, а я пойду на выручку. В конце концов это, похоже, наша злая доля — постоянно спасать «редкое, реликтовое животное», как он сам любит выражаться.

— Ладно, — махнул рукой Чани. — Двинулись.

Но очень скоро их решимость изрядно поколебалась. Из травы показались странные белые сучья. Хани нагнулся, чтобы получше рассмотреть их, но тут же с криком подскочил. Это были не сучья, это были кости. Много костей. Земля перед расселиной была буквально усеяна скелетами мелких животных и птиц.

— Мне это сильно не нравится, — сказал Хани и на всякий случай вытащил меч. — Раньше он попадался как-то безопаснее, что ли.

Зайти в расселину они не успели. Неожиданно там, в тени, что-то зашевелилось, задвигалось. Или это была сама тень? После кучи обглоданных костей проверять как-то не хотелось. Хани вспомнил шевелящуюся черноту подземной ночи. Но нет, здесь им встретилось нечто другое. Однако он ощутил тот же самый отчетливый запах опасности.

Хани замер. Рюби и Чани остановились чуть поодаль. Клубящееся серое облако выползло из расселины, неуверенно повертелось на месте, а потом плавно двинулось в его сторону. Сначала Хани показалось, что облако плывет над землей, но потом он различил, что его нижний край выбрасывает тоненькие отростки-ножки, цепляясь за камни и траву. Хани немного отступил, но почувствовал на себе взгляд Рюби и остановился. Одновременно с ним остановилось облако.

Грифон в расселине жутко завопил, потом сдавленно закашлялся и умолк, словно ему заткнули клюв. Там творилось что-то недоброе, и Хани шагнул вперед. Серое облако начало расползаться в стороны, словно выбросило два длинных крыла. Оно стало совсем прозрачным. И вскоре пропало… или почти пропало, перед Хани теперь покачивалась тончайшая кисея или дымка. Он прищурился. Вытянул вперед руку с мечом. И тут наконец понял, что это такое. Перед ним раскинулась длинная паутина! Огромная — наверное, локтей пятьдесят в длину и не меньше двадцати в вышину.

Хани чуть попятился, он не хотел встречаться с пауком, который имеет ловчую сеть таких размеров. Но паук не появлялся. Зато паутина, немного скособочась и прихрамывая правым краем, двинулась за ним. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Вскоре Хани пришлось мчаться во весь дух, только камешки летели из-под каблуков. Паутина отстала, но погоню не прекратила. Стрелой он взбежал на пригорок, с которого за ним наблюдали Чани и Рюби. Паутина, тихонько попискивая, плелась следом.

Слегка побледнев, Хани спросил у Рюби:

— Ты знаешь, что теперь делать? Скоро она будет здесь.

— Совершенно верно, — спокойно подтвердила Рюби. — Ты ее разбудил, значит тебе с ней и драться. — Но в глазах у нее мелькала лукавая смешинка.

— Как можно драться со зверем, у которого нет ни ног, ни головы? — в отчаянии возопил Хани. — Нужно поразить ее в сердце, только покажите поскорее, где у нее сердце?!

Тем временем паутина добралась до подножия холмика и остановилась, раздумывая. Края ее сошлись и яростно запищали друг на друга, о чем-то споря.

— Честно говоря, наше путешествие продолжает приносить неожиданности. Я не думала, что они еще уцелели где-то, — уже совсем весело сказала Рюби.

— Ах, да. Вы не знаете. Бродячая Паутина. Стр-рашный хищник древних дней. Жил, когда на земле еще не было человека, охотился на глупых зверей, которые сейчас вымерли, вероятно, именно по причине своей глупости. Еще никому не удавалось удрать от нее. Бежит не слишком быстро, но может гнать свою добычу сутки, двое, трое, хоть неделю, пока та не свалится без сил. После этого Паутина связывает ее и начинает кушать. — Жуткие слова, которые она произносила, совсем не вязались с веселым тоном. — Только косточки останутся. Да вы и сами видели.

Паутина пришла к какому-то решению и начала медленно взбираться на холмик, пыхтя от напряжения.

— Очень интересно, — сквозь зубы процедил Чани. — И как же с ней бороться?

— Древнее животное, совершенно не изменившееся за прошедшие века. И главное — ничуть не поумневшее за все это время, — продолжала Рюби, нагибаясь и поднимая увесистый булыжник, один из тех, которые обильно усеивали склон.

Паутина была уже совсем рядом, когда Рюби, не слишком ловко размахнувшись, швырнула камень в нее. Камень приклеился к сети и повис, верхний край Паутины в этом месте слегка прогнулся от тяжести. Рюби быстро подняла второй камень и кинула следом. Затем третий, четвертый… Поняв, в чем дело, к ней присоединились оба брата. Под тяжестью каменных обломков Паутина закачалась, было видно, как ей трудно удерживать груз, но ни один из камней она не выпустила. Наконец Паутина не выдержала и шлепнулась на землю, как рыбачья сеть, до отказа набитая уловом. Только улов-то был несъедобный. Бока Паутины трепыхнулись, она попыталась подняться, но это не удалось, тогда она свернулась клубком, обнимая булыжники. Опять раздалось пищание.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала Рюби, отряхивая руки. — Теперь она будет три дня разбираться, чего же такого нахватала. Я говорила, совершенно безмозглая тварь.

Осторожно, чтобы не натолкнуться внезапно на другую Паутину, они подошли к входу в расселину и заглянули внутрь. Там было темно и сыро. Сначала путники ничего не увидели, но потом различили какой-то бесформенный комок, который дергался и приглушенно пищал. Что там находилось внутри — судить трудно, Паутина опутывала это непроницаемой пеленой.

— Что будем делать? — спросил Хани. — Как я догадываюсь, это и есть наш приятель.

— Очевидно, — откликнулась Рюби. — Будем резать. Паутина поймала добычу, и теперь не двинется с места, хоть ее на куски рви.

Комок, заслышав голоса, усиленно задергался.

— И порву, — пообещал Хани, примериваясь, как удобнее резать. Лезвие двигалось с большим трудом, как в очень густом клее. Если бы Паутина сопротивлялась, она ни за что не дала бы себя разрезать. Однако тварь упрямо цеплялась за добычу, не думая больше ни о чем. Прошло еще полчаса, и перед ними, наконец, предстал помятый и всклокоченный Грифон. Сначала он только ошалело хлопал глазами и крутил головой, не в силах поверить в свое освобождение, а затем начал вылизывать и вычесывать шкурку. Паутина изрядно пощипала его, и казалось, что мех Грифона сильно потратила моль. Кроме того, он весь был перемазан клеем, к которому пристали непонятные сучья, сухая трава и просто грязь. Но Грифон кое-как оправился, с хрустом потянулся и церемонно сказал:

— Премного вами благодарен. Когда бы не воспрянул сей наисчастливый случай. — Он глубоко и проникновенно вздохнул и скептически оглядел пролысины на боках. — Чуть заживо не съела, др-рянь, — выбился Грифон из торжественного стиля. — А меня есть нельзя, меня надобно охранять и беречь, потому как я есть животное редкое и уникальное. — Он немного подумал и добавил: — Реликтовое.

Хани едва не застонал, потом все-таки прыснул в кулак.

— Видишь, я был прав, — шепнул он брату.

— А я и не спорил, — ответил Чани. — Он всегда несет одно и то же.

— Не стоит благодарностей, — немного грубовато сказал Хани Грифону.

— Воистину так, — неожиданно покладисто мурлыкнул Грифон. — Не возникает никаких сомнений в моем самом скором освобождении. Да если бы вы мне не помешали… Ух бы я ее! Растоптал бы!

— Замолчи ты, — морщась, как от зубной боли, оборвал его Чани.

Грифон опешил.

— Ты это чего? — он опасливо отодвинулся от Чани. Воинственно встопорщившийся на макушке хохолок опал.

— Вот так-то лучше, — пригрозил Чани. — А то расхвастался.

— На редкость невоспитанный юноша, — обиженно отозвался Грифон, передернул крыльями, расправил их и внимательно посмотрел, не пострадали ли перья. Крылья были в порядке, только немного помялись.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Рюби.

Грифон пригорюнился.

— Как всегда… Пытался пожить мирно и тихо, никому не мешая, ни во что не впутываясь. Так не удалось. М-да. Прилетел, знаете ли, с Брикенхаверноста. Лечу, понимаете ли, лечу… Прекрасное место для отдыха. Солнышко светит, песочек шуршит, пальмочки растут, дракончики летают… Ой! То есть что это я плету?! Скверная дыра! Солнце печет, песок повсюду скрипит, пальмы колючие, драконы тоже… Того и гляди — слопают… Вы никогда не бывали на Брикенхаверносте? И не советую. Отдохнуть не удастся. Я вот никого не трогал, а на меня — с зубами… Чуть не проглотили. Но я увернулся… То есть победил их. Прилетел сюда. Думал поначалу, что нашел, наконец-таки, уютное местечко. Пересижу, перележу. Заснул. Просыпаюсь… О ужас! Можно смело сказать — меня почти обглодали. До костей, — Грифон кокетливо помахал крылышком. — Просыпаюсь — кошмар. Только собрался ее победить, как вы помешали.

Чани, усмехнувшись, предложил:

— Пошли с нами на север. Безопаснее будет.

— С вами?! На север?! — ужаснулся Грифон. — Ни! За! Что! — звонко воскликнул он. — Нет-нет-нет… И не просите даже. В Сумеречный Край я не ходок. И не леток, то есть не летун. Это значит поссориться с Хозяином Тумана… — Грифон вздрогнул. — Что обо мне подумают… Что может из этого воспоследовать?! Нет-нет-нет, не впутывайте меня в ваши сомнительные затеи. — Он от ужаса даже закрыл глаза крыльями. — И не просите.

— Он безнадежен, — махнул рукой Хани. — Идем.

— Мы еще встретимся, — вежливо попрощалась Рюби.

— Никогда! — с жаром фыркнул Грифон.

— А вот я скажу Десятикрылому, где тебя встретил, — посулил Чани.

Грифона перекосило.

— Ты это серьезно?

— Куда как.

— Он же меня… Ма-ама!

— Да не бойся, не бойся, — успокоил Чани. — Живи себе на здоровье, только постарайся не попадаться.

Грифон грустно посмотрел им вслед, потом сел и начал яростно чесаться, видимо, пощипанные Паутиной места сильно зудели.

Поначалу Хани решил, что приключение выдалось не столько опасное, сколько веселое. Но следующий день, проведенный в отрогах Туманных гор, оказался совсем иным. С самого утра с вершин дул холодный порывистый ветер. Вообще Хани уже начал удивляться: вроде бы лето в разгаре, а погода не балует теплом. Ветер то шипел по-змеиному, трепля длинные редкие космы желтоватой травы, то начинал пронзительно свистеть, пролетая по скалистым ущельям. Вместе с ним по небу мчались клочковатые облака, часто закрывая тревожно-красное солнце. Над далекими пиками собирались тяжелые черные тучи, сверкавшие молниями. Доносились глухие раскаты грома. Собиралась гроза, и Рюби, озабоченно поглядывая на небо, подгоняла братьев. Она хотела как можно скорее покинуть предгорья и выбраться на равнину. Но дорога по горам была нелегкой, приходилось то и дело обходить особенно крутые склоны. Постоянные подъемы и спуски были крайне утомительны. Хани скоро запыхался и взмолился о пощаде.

Когда они входили в очередное ущелье, Рюби остановилась. Прямо перед ними вырос строй всадников в пышных зеленых одеждах. Хани сразу вспомнил воинов Келхоупа. Да, это снова были они. Но на сей раз воины облачились в доспехи. Кольчуги сверкали и искрились самоцветными каменьями, на шлемах колыхались разноцветные пышные страусовые перья, длинные зеленые плащи, вышитые серебром, покрывали крупы коней и свешивались до земли. Сначала Хани даже померещилось, что они снова встретили Изумрудов, но он моментально убедился в своей ошибке, не увидев дрожащего лучистого свечения, сопровождавшего Радужников. Увы, это была всего лишь попытка походить на них, не более.

Золотистые глаза Рюби гневно потемнели.

— Снова они. Кажется, Директория собралась выслужиться, как и магистрат. Только кому они пытаются нас продать?

Передний из всадников поспешно опустил забрало, словно ее взгляд обжигал. И глухо, как из бочки, крикнул:

— Сдавайтесь!

— Почему воины Келхоупа разбойничают на дорогах? — довольно неприветливо спросил Чани.

— Мне приказано доставить вас в город.

— Ничего не понимаю. Сначала Директория рассылает по всем дорогам вооруженную стражу, чтобы только не пропустить нас в город даже на одну минуту. А буквально два дня спустя те же самые воины получают приказ схватить нас. Ничего не понимаю.

— Это и не нужно. Я выполняю приказ, а не пытаюсь его обсуждать. Сдавайтесь и не заставляйте нас применить оружие! — крикнул воин, опуская копье так, что его острие оказалось нацеленным в грудь Рюби.

Здесь Хани не стал раздумывать. Сто локтей — невеликое расстояние для всадника. Мало что ему взбредет в голову?! Он резко рванул Рюби за руку назад с такой силой, что она едва устояла на ногах, и толкнул ее к брату, одновременно выхватывая меч.

— Бегите! — крикнул он. — Я задержу их.

Но всадники пока не двигались с места. Только тихо позвякивала сбруя коней.

— Глупец, — ответил Чани. — Разве ты сможешь? Надо уходить всем.

Всадники пошли шагом. Их было много, и Хани решил, что на этот раз брат прав. Доблесть не всегда полезна для здоровья. Отбросив прочь гордость, он повернулся и побежал по ущелью. Каменные стены то и дело круто изгибались, это мешало всадникам скакать во весь опор, и какое-то время беглецы держались впереди. Но вот ущелье раздвинулось и превратилось в бескрайнюю равнину. В тот самый момент, когда это было меньше всего нужно. Пытаться убежать здесь от конников было совершенно бессмысленно. Топот копыт по камням становился все громче, приближался. Скоро они появятся из-за поворота, и тогда конец…

У Хани опустились руки.

Но Рюби, заметив впереди высокую скалу, бросилась туда. Видимо, когда-то от горы откололся кусок и откатился в сторону, потому что лежала эта глыба в конце глубокой борозды с рваными краями. По отвесным бокам глыбы взобраться наверх невозможно, лишь в одном месте откос был не таким крутым, и на вершину вело жалкое подобие тропинки. Рюби начала карабкаться по ней.

Когда всадники на разгоряченных конях с громом и звоном вылетели на равнину, путники уже стояли на вершине камня, глядя на растерянно закрутившихся преследователей. Однако вскоре их предводитель опомнился — это был уже знакомый десятник, — по его приказу несколько человек спешились и разбежались в стороны, ища следы. Чани пригнул брата вниз, чтобы их не было заметно, но Хани неловко сдвинул обломок камня, тот со стуком полетел вниз, едва не проломив голову десятнику. Прятаться после этого стало бесполезно, и они встали. Десятник взмахнул рукой, и несколько воинов уже собрались лезть по тропинке…

— Кажется, снова будет интересно, — недовольно бросил Чани. — Хотя мне совсем не хочется с ними встречаться.

Но в это время тучи, раньше клубившиеся над горами, выползли на равнину. Блеснула мертвенная синеватая молния, и прозвучал громовой раскат такой силы, что Хани невольно заткнул уши. Эхо еще долго металось в ущельях, грохоча, как сотни обвалов. Лошади взбесились, с диким ржанием и визгом они вставали на дыбы, били копытами, рвались с привязи. Воины, остановившись, растерянно размахивали руками. Они сбились в кучу, напоминая овец. Ветер беспощадно трепал и рвал их роскошные плащи, сбивал с ног.

Новая молния сверкнула из тучи, она ударила в серую скалу на правой стороне ущелья, прямо над лошадьми. На головы им посыпались вороха раскаленного щебня, снова громовой удар расколол воздух, и люди с ужасом увидели, как серый камень заколебался и начал медленно подниматься в воздух, одновременно стремительно истаивая, словно кусок льда на горячей плите. Через минуту диковинный сиреневый смерч бушевал у входа в ущелье, совершенно скрыв из вида горы. Матово светящийся столб, кое-где поблескивающий крошечными голубоватыми искорками, взлетел в воздух и развернулся кольцом, расползаясь во все стороны.

— Бегите! — отчаянно крикнула Рюби воинам. — Спасайтесь скорее! Это смерть!

Но те, парализованные испугом, не двинулись с места. Сиреневое облако поколебалось немного, а потом стремительно обрушилось вниз, на людей, обволокло их и скрыло из вида. Раздались вопли, визг, рев, в этих голосах не осталось ничего человеческого. Сверху было хорошо видно, что облако ведет себя не как обычный туман. Движения его были направленными и осмысленными. Сначала оно залило участок перед выходом из ущелья, потом выпустило длинные щупальца, неспешно обвернувшиеся вокруг основания каменной глыбы, отрезав путникам дорогу вниз. Теперь им не удалось бы прорваться на равнину, избежав встречи с облаком.

— Туман! — вскрикнул вдруг Хани, звонко шлепнув себя по лбу. — Снова колдовской туман!

— Вот именно, — озабоченно сказала Рюби. — И непонятно, чему ты радуешься.

— Ведь у нас нет Золотого Факела, — добавил Чани.

Усилившиеся порывы ветра не в силах были разметать ворсистую кучу, шевелившуюся внизу. Туман плотнее сомкнулся вокруг камня, обхватил его и, выбрасывая короткие отростки, начал взбираться по неровностям склонов вверх сразу со всех сторон. Хани сначала было испугался, но потом заметил, что Рюби следит за туманом совершенно спокойно и даже с любопытством, и почувствовал себя уверенней. Он всецело полагался на ее силы.

Рюби подошла к краю скалы и наклонилась над обрывом. Ветер трепал ее распущенные волосы, Хани увидел, как над ней загорелось дрожащее красное сияние, отличавшее Рубинов от остальных Радужников. Рюби протянула руку вперед, громко и повелительно, перекрывая свист ветра, произнесла непонятную фразу. Хани с трудом вспомнились уродливые звуки колдовского языка. Туман на мгновение замер, но потом снова пополз наверх, хотя и не так уверенно. Теперь Хани расслышал тихое шуршание, напомнившее ему одновременно и шорох песка, перемешиваемого ветром, и едва различимый плеск волн в тихую погоду, и сотни отдаленных людских голосов, и шелест сухих листьев в осеннем лесу. Все смешалось воедино в этом звуке. И еще слышалось в нем угрожающее потрескивание змеиной чешуи…

Рюби выкрикнула новое заклинание, туман опять замер ненадолго, а потом пополз с удвоенной скоростью. Вскоре он плескался у самых ног Рюби. Хани невольно подался к центру площадки, подальше от опасности. Рюби взмахнула рукой, прямо из ее ладони, как показалось Хани, вылетел режущий красный луч, со свирепой силой ударивший по туману. По пути луч зацепил камень, и крепчайший гранит с треском разлетелся мелкой крошкой. Но даже этот страшный луч беспросветно увяз в тумане. Снова и снова Рюби полосовала колеблющуюся сиреневую массу светящимся лезвием, но с таким же успехом можно было рубить мечом воду. Туман не отступал. Хани подумал, что именно этот луч пронзил когда-то акулу. Но какой силой должен обладать туман, чтобы противостоять ему…

Вдруг за спиной у него прозвучал испуганный вскрик. Хани резко обернулся и увидел, как клок тумана медленно обвивается вокруг ног Чани. Он хотел броситься на помощь брату, но обнаружил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Так, наверное, чувствуют себя бабочки, увязшие в смоле. Подрагивающая сиреневая вуаль поднялась до пояса Чани… Хани с ужасом заметил, что брата всего затрясло. Чани снова вскрикнул. Его лицо исказила дикая гримаса боли, и вдруг оно начало меняться. Или это только померещилось Хани? Он воспринимал теперь все происходящее, как во сне, в дурном кошмаре, когда хочешь сделать что-то и не можешь. Нет сил даже вырваться из объятий липкого страха и проснуться.

Сначала Хани показалось, что брат вырос, плечи его раздвинулись и налились силой. На его месте появился незнакомый могучий воин, властный и жестокий, губы сжимались в презрительной усмешке, нос изогнулся, как клюв хищной птицы, черные глаза из-под сросшихся на переносице бровей метнули пламя… Но в этом лице было и что-то знакомое, родное… Туман поднялся воину до груди, и тот пропал, превратился в пожилого человека, немного грузного, но все еще статного и крепкого. На голове его сверкала множеством огней царская корона, украшенная крупными бриллиантами, но в волосах появились серебряные нити… Туман поднялся еще выше, и величественный царь уступил место согбенному годами седому старику. Многочисленные складки и морщины изрезали сухую кожу лица, шевелились жидкие прядки волос, в полуоткрытом рту виднелись черные пеньки сгнивших зубов… Но это был все тот же человек. И воин, и царь, и старик… И Чани. Только постепенно пропадала отвага во взоре, сменяясь неистовой жестокостью и злобным коварством…

И шорох, далекие голоса, мерное пение…

Что случилось потом — Хани никогда не мог рассказать, память как отключилась. Вроде ему привиделась ослепительная красная вспышка за спиной, там, где стояла Рюби. Ответом была протянувшаяся через полнеба бледная молния, такая же, как родившая этот жуткий туман. Но ее свечение пропало в целом море красного огня, внезапно залившем небосвод… Хани оглох и ослеп…

Когда он пришел в себя, оказалось, что он лежит на жестком камне. Неподалеку сидел, уткнувшись лицом в колени, сгорбившийся Чани. Хани бросился к нему, чтобы убедиться, все ли в порядке. Но брат поднял голову

— и Хани замер, пораженный. Его лицо было усталым и предельно измученным, на виске серебрилась прядь седых волос. Чани словно постарел на несколько лет.

— Что с тобой? — тихо спросил Хани.

Чани отрицательно покачал головой.

— Все нормально, — голос его был хриплым. — Со мной ничего не случилось.

Вспомнив о Рюби, Хани повернулся к ней. Рюби стояла на прежнем месте, обхватив руками плечи, точно замерзла. Хани осторожно тронул ее за плечо. Рюби повернулась и улыбнулась уголком рта. Потом указала вниз.

— Смотри!

Хани увидел, что там, где остались их преследователи, трава рассыпалась коричневым прахом, и в этой пыли валяются безмолвные скелеты. Клочья истлевшей ткани едва прикрывали их, мечи заржавели, кольчуги пропали бесследно.

— Что с ними? — побелевшими непослушными губами вымолвил Хани. — Такое впечатление, что внизу прошли сотни лет…

Рюби остро взглянула на него.

— Ты снова поражаешь меня. Это Туман Старости. Для того, кто попадает в него, действительно за минуту проходит сто лет. Для этих бедняг минула целая эпоха. — Она вздохнула. — То же самое ждало и нас.

— Но ты…

— Что для камня сто лет? Одно мгновение… — сказала она чуточку горделиво. — Ты забываешь, кто я. Для нас Туман Старости не опасен. Но я не смогла с ним сразу справиться и едва не погубила вас. Черные слова колдовского языка — чужие для Радужников, и заклинание в моих устах не имело полной силы. К тому же я все время чувствовала черную волю, холодную и беспощадную… Она руководила туманом. Я лишь с величайшим трудом одержала верх.

Хани замялся, но потом, решившись, украдкой кивнул в сторону брата.

— Не бойся, — успокоила его Рюби. — Ему сейчас ничто не грозит, хотя… Кто знает…

— Кто были эти люди?

Рюби устало улыбнулась.

— Неужели не догадался? Это был твой брат. Каким он будет через много лет. Или может стать.

— А что было после?

Глаза Рюби моментально потускнели.

— Не спрашивай. Никогда не спрашивай меня об этом. Если придет нужда, я сама все расскажу.

6. В ЛЕДЯНОМ ДВОРЦЕ

Морской Король, угрюмо насупившись, сидел в углу тронного зала и тихо сопел. Ему было грустно и тоскливо. В конце концов, чего он не поделил с правителями Тан-Хореза? Те никогда не покушались на его подводные владения, им вполне хватало островов. А королю эти проклятые острова не так уж и нужны были. Можно быловраждовать потихоньку, чтобы жизнь не казалась слишком скучной, так ведь нет… Рука машинально пошарила на груди и сразу отдернулась. Увы… Он давно лишился Голубой Жемчужины, и больше моря не подвластны ему, и титул Морского Короля звучит как злая насмешка. И не морской, и не король… Поэтому, конечно, все его покинули и бросили. Даже Крысюк, который так часто клялся в вечной любви и преданности. Он-то и предал первым… Один Любопытник остался, хотя ему совсем не нравилось в Ледяном Дворце… Мысли привычно-лениво ползли по знакомому пути. Уж он думал-передумал…

Кстати, а где Любопытник?

Морской Король осторожно щелкнул пальцами — вряд ли кто различил этот еле слышный звук.

Прошло совсем немного времени, и под массивную бронзовую дверь тронного зала, холодно сверкавшую выложенными из синего камня узорами, просунулось тоненькое зеленое щупальце. Казалось совершенно невероятным, чтобы можно было протиснуться в неразличимую щель между дверью и поблескивающим мраморным полированным полом, но Любопытник сделал это. Он вообще умел просачиваться в самую крохотную дырочку, только бы она была. Морской Король чуть усмехнулся, глядя на маленькую зеленую фигурку, неуклюже ковыляющую к нему. Любопытник был похож на осьминога, если встречаются осьминоги на трех ногах. Глаз у него был всего один, но зато на макушке — большой и тоже зеленый, лучистый. Неоценимый помощник… Замочная скважина для Любопытника была все равно, что настежь открытые парадные ворота дворца, в нее он входил, не помедлив ни секунды. Если по какой-либо причине Любопытник не хотел, чтобы его видели и слышали, но сам видеть и слышать хотел, то просовывал сквозь щель ухо или глаз. И все узнавал. А если учесть, что он мог моментально менять цвет, маскируясь под что угодно, то лучшего соглядатая нельзя было желать. Морской Король помнил, как однажды Любопытник едва не поплатился за свои таланты, так смело замаскировавшись на золотом блюде с заливным осетром, что едва не был съеден лично им, королем.

Но были у Любопытника и недостатки. Вынюхивал и подслушивал он не по чьей-то просьбе, а единственно из жгучего, неутолимого любопытства. Что ему было интересно — то и узнавал… А потом рассказывал об этом кому ни попадя, просто Морской Король нравился ему больше остальных. И хорошо хоть в Ледяном Дворце Любопытник ни с кем не сошелся, а то бы такое началось, узнай Хозяин Тумана кое о чем…

Любопытник вскарабкался на ладонь к королю, и тот ласково пощекотал прохладную скользкую зеленую шкурку.

— Ну, рассказывай.

— Хозяин Тумана отправил на юг своих волков, — пропищал Любопытник.

— Куда?

— В Кромешный Лес, охотиться за Соболем.

Морской Король злорадно усмехнулся.

— Как бы не так. Эта дичь им не по зубам.

— Может быть. Однако он уверен, что поймает Соболя.

— А зачем ему это? Мне он ничего не говорил.

— И не скажет. У него свои планы, ты ему не нужен. Для него Соболь только первый шаг. Потом он разыщет Хрустальный Эдельвейс.

Морской Король помрачнел.

— Значит он учел мои ошибки. Я недооценил этих проклятых тварей, не думал, что они станут помогать девчонке. И крепко поплатился. Ну кто мог знать, что принцесса столкуется с охапкой сена?! — Король в отчаянии стукнул себя кулаком по лбу. — А ведь если он справится с животными и растениями… У них не останется никаких союзников, они обречены… И как я сам с ним буду воевать?! Да еще эти проклятые Ледяные…

— Не бойся, — успокоил Любопытник. — Здесь ты немного ошибаешься. — Он ехидно хихикнул. — Ледяных у Хозяина Тумана осталось не так уж много. Не было счастья, да несчастье помогло. Ты погубил почти всю его армию в последнем походе. Сейчас у него остались одни надсмотрщики да дворцовая стража. А армии нет!

— Но и здесь он задумал черное злодейство. — Морской Король плюнул. — Ему удалось наловить несколько сот новых рабов, которых заставили пробивать шахты в голубых льдах, в самое их сердце — к Вечному Холоду. Они добывают для Хозяина Тумана ледяное серебро.

— А это еще что? — Любопытник был невероятно удивлен. Встретилось нечто, чего он не знал!

— Ты помнишь, как погибли Ледяные?

— Еще бы не помнить!

Морской Король дернулся от такой наглости, но ответил:

— Теперь он сделает им глаза из ледяного серебра. Оно никогда не нагревается, даже в пламени кузнечного горна остается совершенно холодным. И, значит, они никогда не растают.

— Ах, вот оно что… А я-то думал…

— Что?! — взвился Морской Король.

— Так ведь новых-то Ледяных у него и вовсе почти нет. Один лишь лейтенант-фельдмаршал.

— Эвигезайс?

— Да. Ну, может, еще трое-четверо, не скажу точно.

— А откуда ты это знаешь?

— Знаю, — неопределенно отозвался Любопытник. — Знаю — и все тут.

— Ладно, пусть. Но ведь если ему удастся добыть достаточное количество серебра, то справиться с ним будет невозможно. Что же мне тогда делать?!

— А это уж твоя забота, — сказал Любопытник. — Хотя я могу посоветовать.

— Что?

— Враг твоего врага — твой друг.

Морской Король задумался. Он долго сидел неподвижно, уставившись пустым взором в потолок. Наконец нерешительно сказал:

— Это опасно. Это смертельно опасно… Хотя справедливо. Если не можешь справиться с врагом сам — предоставь это кому-нибудь другому. Помоги ему. — Глаза короля лихорадочно засверкали. — Там, где не справится сильный, всегда сумеет победить умный. А сейчас у них так все запуталось, что они сами вряд ли разберутся, кто друг, а кто враг. Значит этим можно воспользоваться…

Синие разводы пробежали по холодно блистающим сводам тронного зала, сделалось еще холоднее и неуютнее. Облака синего тумана заполнили весь зал, он начал скручиваться жгутами, уплотняться, раскатился глубокий медный удар. Словно невидимые руки разодрали тяжелый синеватый занавес, и в зал хлынули потоки солнечного света, раздался плеск волн и шипение ветра. Морской Король радостно заулыбался, а Хозяин Тумана, наоборот, недовольно завертелся на троне и даже как-то съежился.

…сверкающие аквамариновые волны били в борт галеры, но мерно вздымались длинные тяжелые весла в такт пронзительному свисту флейты. Волны пенились под их мощными ударами, ветер трепал тяжелое черное шелковое полотнище с вышитым золотым факелом. Но это не была мирная галера купца или путешественника. Ее борта покрывали стальные листы, а на палубе стояли одни только воины, закованные в сверкающие латы, с тяжелыми кривыми мечами на боку. Несколько человек копошились возле странной машины зловещего вида. На кормовом помосте властно распоряжался капитан в роскошном красном плаще, украшенном золотыми дубовыми листьями. А позади, следуя за головной, в неправдоподобно четком строю шло множество боевых галер. Мощный флот двигался на север…

Морской Король злорадно ухмыльнулся и со свистом втянул воздух между кривых желтых зубов, краем глаза посмотрел на Хозяина Тумана. Тот сидел на троне молчаливый и неподвижный, как всегда не показывая, какие чувства владеют им.

…с клекотом большой орел опустился на протянутую руку в кожаной перчатке и сунулся клювом к самому уху вожака. Тот выслушал птицу, покусывая губы от волнения, его лицо побледнело. Опрометью вожак подскочил к статному воину с бронзовым крестом командора на правом плече и тоже что-то зашептал ему на ухо. Командор выслушал его спокойно, не мигая, уставив прозрачные льдистые глаза в переносицу вожаку. Вожак совсем сник, но показал на орла, который подтверждающе кивнул. Тогда командор махнул рукой, и воины, беспечно валявшиеся на траве, вскочили и начали спешно седлать коней…

Хозяин Тумана ненавидяще выдохнул, Морской Король поморщился, так как гнилостное дыхание пахнуло ему прямо в лицо.

…клубящиеся синевато-сиреневые облака напоминали необычного оттенка море. Величаво вздымались, вскипали перламутровой пеной и разбивались о каменистый утес исполинские валы. Они были медлительны и неотвратимы, совсем как морской прилив, почти незаметный, но несущий гибель неосторожно доверившемуся его медлительности. Да, туман заливал утес, как море поглощает одинокий риф. На вершине утеса стояли трое…

Глаза Хозяина Тумана полыхнули красным огнем.

— Попались какие-то дураки!

Морской Король вгляделся повнимательней и невольно дернулся. Хозяин Тумана заметил это движение.

— Что, знакомые?

— Нет-нет, — поспешно сказал Морской Король, проклиная сам себя за несдержанность и неосторожность. — Впервые вижу.

— Так уж впервые, — насмешливо бросил Хозяин Тумана. — А что, если повернуть Зерцало зеленой гранью и посмотреть, что было совсем недавно? Может, тогда вспомнишь?

— Тогда уж лучше сразу красной, — ядовито ответил король. — Увидим, что случится в будущем!

— Молчать! — Хозяин Тумана взлетел с трона и грозно навис над королем. — Не сметь! Никогда не говорить об этом!!!

И Морской Король подумал, что здесь что-то не так. В голосе Хозяина Тумана отчетливо слышался страх. Почему?

Безмятежно начавшееся и трудно продолжившееся путешествие снова стало приятным и спокойным, когда путники вышли опять на старую королевскую дорогу. Можно даже сказать, что это был отдых после трудных и опасных блужданий в горах. Хани вообще был бы не против остановиться на денек-другой, передохнуть, отоспаться. Хотя их пребывание в отрогах Черных гор не затянулось, оно отняло очень много сил. Но Рюби безжалостно подгоняла, и Хани, недовольно ворча, подчинялся. Когда он пожаловался было брату, Чани спокойно возразил:

— Все правильно. Мы должны спешить.

— Зачем? Мы прошли уже очень много и оторвались от преследователей. Они погибли.

— Да?

— По крайней мере те, что были ближе всего к нам.

— Вот именно. Мы прошли много, но впереди осталось еще больше. Мы преодолели еще одну опасность, но впереди нас ждут многие. И не самые страшные враги остались позади. Главное же — мы должны успеть до наступления зимы, ведь сейчас наш путь лежит не на юг.

— А куда?

— Ты невнимательно смотрел на карту принцессы, — с укором бросил Чани.

Отпечаток упадка и запустения лежал на дороге повсюду. Огромные каменные плиты не выщербились, но сдвинулись с места, словно их разбросали второпях, и теперь между ними пробивалась некрепкая молодая поросль. Часть плит вообще пропала. Хани гадал, кому же понадобилось разбирать дорогу, но обратиться к Рюби с вопросом не решился. Несколько раз на обочинах они видели вросшие в землю замшелые каменные развалины — все, что осталось от горделивых замков и гостеприимных постоялых дворов.

Временами, когда ветер дул с севера, на дорогу из низин выползали лохмотья едко пахнущего зеленоватого тумана, и тогда путники невольно прибавляли ход, чтобы избежать зловонного дыхания Большого Болота. Сначала Хани удивлялся, почему им навстречу не попался до сих пор ни один человек, но Рюби разъяснила, что на протяжении восьмидесяти лиг от Келхоупа до Нескина дорога идет по окраинам Болота. Люди панически боятся его, считая пристанищем темных сил, и предпочитают гораздо более длинный и трудный путь южнее, по бездорожью, через леса и горы, так велик их страх перед чарами Болота. И потому, как ни странно, в этих местах самое безопасное и незаметное место — прямо на дороге.

Так ли, иначе ли, но за два дня они не встретили ни единой души, хотя прошли более двадцати лиг. Лишь однажды Хани заметил высоко в небе две крохотные черные точки. Он сказал об этом Рюби, но та презрительно отмахнулась.

— Не обращай внимания.

— А если это все-таки враги? Вспомни, как бежал от нас Морской Король. Не обязательно же это Орлиная Патруль.

— Вот именно, вспомни… Сейчас день, ярко светит солнце, на небе ни облачка. Слуги холода и тумана не любят такой погоды. Если бы сейчас была ночь, или к нам приближалась бы грозовая туча, тогда следовало бы опасаться. Нет, для беспокойства нет поводов.

— Но кто это?

Рюби пригляделась повнимательней.

— Это именно Орлиная Патруль. Вечный Лост следит за всей страной. Хоть это и необычно, но ни капли не опасно.

— Владыка Озерного Королевства? — спросил вдруг Чани, до сих пор угрюмо молчавший, погрузившись в какие-то тайные мысли.

— Да, — как-то странно посмотрев на него, подтвердила Рюби. — Лост вечный и неизменный, в семнадцатом воплощении, Флоунинг Благородный.

Злая усмешка скривила губы Чани.

— Еще один король… Сколько их развелось! Да пребудет с вами покой, радуйтесь! Новостей нет!

— Откуда ты это знаешь?! — вскинулась Рюби.

— Знаю… Знаю и помню. — Чани снова мрачно замолчал.

Вечером того же дня они свернули со старой королевской дороги и углубились в холмы, тянувшиеся слева от нее. Все явственней становилось приближение Болота. Небо затянули унылые серые тучи, на вид вроде бы и не слишком плотные, но почти не пропускавшие солнечного света. А те лучики, которым все-таки посчастливилось прорваться вниз, окрашивались в неприятный сероватый цвет, и с неба лилось только тусклое сумеречное мерцание. В низинах между холмами все чаще мелькали рыжие глинистые проплешины, на которых не росла даже неприхотливая настырная осока. Появились озерца рыжеватой воды, подернутые ряской. Когда-то эти места были покрыты лесом, потому что часто попадались гниющие стволы сосен. Некоторые из них потеряли хвою, почернели от старости и гнили и поднимались из воды, как диковинные скелеты. Их нижние ветки были увиты седыми прядями паутины. Под ногами начало чавкать и хлюпать.

Как ни спешила Рюби, добраться к Болоту до наступления темноты им не удалось, пришлось заночевать среди холмов, где для привала выбрали вершинку поприятнее. Рюби напрочь отказалась остановиться в низине, да никто и не настаивал особенно — такой там был скверный запах. Холм был гладкий, словно специально утоптанный. Несколько странных белых камней валялось на вершине. Раньше они были вкопаны в землю, но кто-то в слепой ярости вырвал их и разбросал в беспорядке. Вопрос Хани остался опять без ответа, Рюби ясно дала понять, что не намерена говорить. За всем этим крылись какие-то жуткие тайны. Они и сами не заметили, как мрачный вечер перешел в ночь, а та превратилась в такое же безрадостное хмурое утро.

В полдень путники стояли на берегу выглядевшего бесконечным озера черной тяжелой воды, уходившего на север и на юго-запад. Зеленоватые завитки тумана шевелились, свивались клубками, вырастали полупрозрачными колоннами над зловонно хлюпающими омутами. Сухие тростники и камыши тихо шуршали, хотя разгоряченные волнением лица не ощущали даже слабого дуновения ветерка. С болот тянуло таким холодом, что они невольно старались запахнуть поплотнее плащи.

— Неужели мы пойдем туда? — не скрывая дрожи в голосе, спросил Хани, мужество которого изрядно поколебалось при виде мертвого пейзажа.

Рюби кивнула.

— Пойдем. Но не сразу. Я должна кое-что осмотреть получше. В этом месте Болото имеет ширину около сорока лиг, и не стоит удлинять себе путь, неверно выбрав дорогу. Мы двинемся дальше завтра.

Чани, который, скрестив руки на груди, по-хозяйски оглядывал Болото, словно оно ему принадлежало, сухо заметил:

— Я не думаю, что мы заблудимся.

— Я тоже так не думаю, — не стала спорить Рюби. — Но осторожность никогда не помешает.

Греясь у маленького костерка — сырые ивовые ветки горели плохо, только трещали и почти не давали тепла, братья видели, что Рюби долго стояла на краю трясины, вглядываясь в зеленоватый туман, в котором мерцали призрачные огни.

7. БОЛЬШОЕ БОЛОТО

Поход через Болото всегда вспоминался Хани как жуткий кошмар. Не раз потом он просыпался с криком в холодном поту, когда вновь перед мысленным взором вставали бескрайные черные топи…

Никакой тропы не было видно. Влажная земля жадно, со всхлипыванием и присвистом чавкала под ногами, выбрасывая мутно-коричневые струйки. Ухватив ногу, трясина совсем не стремилась отпустить ее. День выдался на редкость холодным для лета, при каждом выдохе изо рта вылетали клубочки пара, хотя, наверное, это колдовская сила удерживала холод над Болотом. Так, по крайней мере, решил Хани. Седоватый туман плотным ковром покрывал почву, временами доходя путникам до пояса. Идти приходилось наощупь, не видя дороги, что было страшно опасно, но выбора не было, туман и не думал рассеиваться. Справа и слева, там, где он становился чуточку реже, были видны бесчисленные гниющие озера, почернелые кочки, затхлые лужи, над которыми курились ядовитые дымки… Туман, туман, всюду туман… Здесь нельзя было скрыться от него, он пронизывал весь воздух над Большим Болотом…

Они потеряли счет времени. Как Хани ни старался потом, он так и не смог ответить, сколько же дней они брели по Болоту. Два? Семь? Тридцать? Дни и ночи слились для них в одну непрерывную тусклую полосу. Спать приходилось сидя, примостившись на какой-нибудь кочке повыше. Чани как-то мрачно пошутил, что скоро они научатся спать, как цапли, стоя на одной ноге, если вторую некуда будет поставить. Но хотя они и выбирали для ночлега насколько возможно сухие места, — просыпались до нитки мокрые, промозглая сырость заставляла дрожать, проникая под плащи. Костер развести удавалось крайне редко, это становилось настоящим праздником.

Самым страшным на Болоте была тишина. Ни одного живого существа. Не было слышно птичьих голосов, даже лягушки, привыкшие заселять каждую лужу, здесь не водились. В конце концов Хани обрадовался бы даже надоедливому зудению комаров. Но не было и его. Мертвые травы и гниющие тростники шелестели только на окраине Болота, а в глубине они стояли молча. Как-то, не выдержав этой пытки, Хани истошно закричал, но голос его увяз в тумане, так никуда не улетев.

Много странного и загадочного было на Болоте. Чем дальше они углублялись в трясины, тем становилось светлее, хотя солнце по-прежнему не показывалось. Зеленоватый туман редел, позволяя видеть гниющую коричневую равнину, но в то же время оставалось ощущение чего-то липкого и противного, висящего в воздухе. Плащи то и дело покрывались слизистой пленкой, возникшей неведомо откуда. Постепенно черный цвет стал вытеснять коричневый. Они брели по черной, мелкой, булькающей грязи, украшенной блекло-зеленой каймой мертвых водорослей.

В какой же это день произошло?..

Шедшая впереди Рюби остановилась так резко и внезапно, что Хани налетел на нее.

— Что случилось? — опасливо спросил он.

— Смотрите, — Рюби вытянула руку вперед.

Черная муть начала меняться. Она заблестела, хотя солнца так и не выглянуло, в ней что-то зашевелилось, пропали грязевые разводы, поверхность стала гладкой, как отполированная. Возникло странное ощущение, будто они смотрят сквозь толстое стекло в безлунную зимнюю ночь, такая глубина угадывалась под внезапно заблестевшей водой. Чуть погодя в отдалении над водой, не касаясь ее, вспыхнули дрожащие разноцветные огни: красные, синие, желтые, зеленые. Они были тусклыми и прозрачными, сливались со струящимся из туч свечением. А потом задвигались, заплясали, сходясь и расходясь. Их трепещущие язычки сплетались причудливыми узорами, словно пытались что-то сказать.

Хани невольно попятился, но брат, крепко схватив за плечо, остановил его.

— Назад дороги нет. Большое Болото — это такое место, где можно идти только вперед, — насмешливо сказал он.

Хани оглянулся. Прямо позади них, буквально у самых ног, чуть покачивался желто-коричневый узор гнилой ряски, прикрывавший глубокий провал. И это там, где недавно вода не доходила ему до колена! Вдали, едва заметные, качались высохшие камыши. Но как далеко они были…

Над танцующими огнями взвихрились такие же цветные дымы. Светящиеся клубы распухали на глазах, поднимаясь к небу, густели, сливались друг с другом и постепенно заволакивали все вокруг. Над Болотом разнесся резкий пряный аромат, напоминающий запах корицы. В одно мгновение он перекрыл тошнотворный запах гниения и смерти.

— Что это? — шепотом спросил Хани.

— Не знаю, — так же тихо ответила Рюби, побледнев. — Никогда не слышала ни о чем подобном. Даже мои знания небезграничны.

Один лишь Чани оставался сравнительно спокойным. Он вышел вперед, оттеснив Рюби, и молча разглядывал необычную картину. Ноздри его широко раздувались, втягивая приятно пахнущий воздух.

Пестрые фосфоресцирующие облака тем временем подобрались к путникам вплотную и окружили их. Хани невольно дернулся, чтобы бежать, но понимая бессмысленность этого желания, заставил себя стоять на месте. От приторного, слишком сильного аромата все кружилось перед глазами, голова казалась распухшей и мягкой. Хани почувствовал, как у него подгибаются ноги, еще немного — и он упадет прямо в расступающуюся под ногами пропасть. Но рука брата с такой силой встряхнула его за воротник плаща, что лязгнули зубы. Хани прикусил язык и от острой боли коротко вскрикнул. В тот же миг наваждение пропало, дурман исчез.

Снова они стояли в болоте, погрузившись почти по колено в вязкую черную грязь, которая с каждой минутой все больше и больше засасывала их. Над головами струился тонкий зеленоватый дымок, едва заметный. Хани рванулся, но топь держала крепко, и он оставил ей как добычу правый сапог. Кое-как, обеими руками, он выдрал сапог из грязи и сказал, обращаясь к Рюби:

— Нельзя стоять, надо двигаться. Иначе мы скоро увязнем по самые уши.

— Куда идти? — впервые Хани уловил в голосе Рюби совершенно отчетливый страх.

Хани огляделся в недоумении. Болото как болото. Каким было, таким и осталось. Или не таким? Точнее, не совсем таким… Откуда-то взялась почерневшая, скорченная, словно ее пытали огнем, старая ель. Обломанной засохшей веткой она указывала… на тропу! Тропу, так и манившую, так и звавшую идти по ней. Но ведь раньше дороги не было! Хани это помнил совершенно отчетливо. Откуда она взялась? Опять какие-то колдовские штуки?! И он не слишком уверенно сказал:

— Может, попробуем?

— Чтобы зайти прямо в Мертвые Трясины? Или уж сразу в Бездонный Провал? — Рюби постаралась за насмешкой скрыть испуг и неуверенность. — Мы ведь не знаем, кто именно так любезно расстелил ее перед нами. Но кто бы то ни был, я не верю в его доброту. Здесь, на Большом Болоте, она не существует, это не то место, где можно встретить друга.

— Почему же? — не понял Хани.

Зеленоватый дым обвился вокруг головы Рюби, и Хани померещилось, что ее золотистые глаза вдруг запылали мертвенным синеватым светом, тонкие черты лица исказились, нос отвис крючком, изо рта выглянули желтые клыки. Он помотал головой, прогоняя кошмар.

— Нужно знать историю Большого Болота, — пояснила она.

Хани на всякий случай даже хлестнул себя ладонью по щеке. Потом, зашипев от боли, приоткрыл правый глаз. Рюби снова стала прежней. Внезапно глухим сиплым голосом заговорил Чани:

— Брат прав. Нам нельзя больше оставаться на этом месте. Здесь мы можем дождаться только своей гибели. Но идти, доверяясь этой тропинке, было бы глупо. На Большом Болоте нельзя ошибиться два раза, потому что погибнешь после первого же. Впрочем, я выведу вас отсюда.

— Ты? — изумился Хани.

— Да, я!

Рюби пристально посмотрела на него, покачала головой, но ничего не сказала. Хани понял, что ее мучают противоречивые мысли, она никак не может решиться…

Чани закрыл лицо ладонями, и Хани испугался, глядя, как стремительно белеют его руки, на которых вдруг резко проступили подсохшие царапины от осоки и жесткой травы, неотмытые пятна грязи. Потом Чани обеими руками взял свой меч за лезвие и протянул рукоятью вперед, словно предлагая кому-то невидимому взять его. Там, куда была устремлена рукоять меча, вдруг вспыхнуло мутное багровое пламя, и прямо из болота в небо взлетело огромное облако черного дыма. Оно стремительно расползалось, гася и без того слабый свет. В полумраке лицо Чани белело, как гипсовая маска, черные тени легли на закрытые глаза. Он перехватил меч в правую руку, медленным движением сдвинул рукав на левой, обнажив ее до локтя. У Хани затряслись руки, он боролся с сильнейшим желанием зажмуриться и заткнуть уши. Внезапно Чани стремительным, почти неуловимым движением, напоминавшим бросок змеи, полоснул себя мечом по левой руке. Темная дымящаяся струйка крови побежала по холодно поблескивающему серебристому лезвию и пропала бесследно, впитавшись в металл так легко, словно это был сухой песок. В то же самое мгновение яркая многоцветная вспышка ударила по глазам, как близкий просверк молнии. Это семь невзрачных блеклых камешков на рукояти меча вспыхнули всеми цветами радуги: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый… Они сверкали, разбрасывая колючие лучи, освещали болото. А еще немного погодя словно маленькое солнце загорелось в руке Чани — сначала края лезвия засветились дрожащим синим светом, потом весь меч. С каждой секундой сияние становилось все сильнее, лезвие удлинялось на глазах, и вскоре в руке Чани оказался играющий пронзительным чистым бирюзовым светом длинный прямой меч, ничем не напоминавший короткий неуклюжий гладиус, которым он был еще совсем недавно.

— Значит ты вспомнил… — прошептала Рюби, но Хани, стоявший буквально бок о бок с ней, услышал. — Я не думала, что это произойдет так быстро. И не здесь… Но, видимо, так надо.

Все тем же сиплым незнакомым голосом Чани приказал:

— Идем!

— Куда? — глупо переспросил Хани.

Но брат, не слушая его, не обращая внимания на кровь, хлеставшую из рассеченной руки, поднял светящийся меч высоко над головой, как факел, и стремительно зашагал вперед. Только черная пена брызнула из-под сапог. Ни о чем не думая, Хани опрометью бросился следом, за ним поспешила Рюби. Чани шел, не глядя на уходящую куда-то вправо тропу, шел быстро и уверенно, точно родился и вырос в этих местах, и они были ему знакомы до последней травинки. Запыхавшийся Хани с трудом поспевал за ним. Он еще успел заметить, как закрылась, задергалась тропа и утонула в грязи.

Вскоре далеко впереди из Болота показался высокий пологий холм. Чани, перейдя на бег, устремился к нему. Измученные, грязные путники с радостью ощутили под ногами прочную землю, не уходящую вниз при каждом шаге, не пружинящую, не грозящую проглотить бесследно.

Как только они вышли на берег, Чани остановился, пошатнулся и упал ничком. Хани бросился к нему, перевернул на спину и испуганно вскрикнул, увидев бледное, почти прозрачное лицо брата.

— Надо поскорее перевязать его. Он потерял слишком много крови, — сказала подошедшая Рюби.

Хани сбросил на землю свой мешок, суетливо выхватил оттуда чистую рубашку, поспешно разорвал ее на полосы и бережно замотал левую руку брата. Полотно потемнело и набухло, но кровотечение остановилось.

После этого Хани осторожно спрятал светящийся меч в ножны. Рукоятка была теплой и вроде даже мягкой на ощупь. Убедившись, что с братом все в порядке, Хани спросил, с любопытством озираясь:

— Куда это мы попали? Я не слышал, что в Большом Болоте есть острова. Ведь мы из него так и не вышли?

Рюби кивнула.

— Верно. И прошли мы только половину пути. Но зато самую трудную половину. Дальше будет гораздо легче. Мы пойдем по заброшенной дороге, которая сохранилась даже в Большом Болоте.

— Но что это за место? — повторил свой вопрос Хани.

— Столица великого и могучего королевства, владевшего всем островом. И даже Акантоном. Хотя тогда он назывался иначе.

— Сто-олица? — недоверчиво протянул Хани. — Это?

— Да.

— Не может быть!

— Может. Когда-то здесь стояла Джайнангала Стобашенная, столица могущественных королей Анталанандура Счастливого.

— Действительно, счастливого, — скептически усмехнулся Хани, глядя назад, на Болото.

— Разве ты никогда не слышал об этом государстве? — удивилась Рюби. — О нем сложено много преданий. Принцесса должна была рассказать вам хоть что-то.

— Нет.

— Тоже понятно, — кивнула Рюби. — У нее были на то причины. Особенно если она видела ваши мечи. — Хани незаметно погладил рукоять своего, наверное, он такой же волшебный, как и у брата. — Видела и догадалась, что это такое. Хотя нет, вряд ли… Откуда ей знать. Легенды — да, а это — нет. Тан-Хорез слишком молод, чтобы в нем могла ожить старина. Разведи костер и укрой его получше. — Она указала на Чани. — Ему сейчас нужно тепло. Хотим мы того или нет, но придется сделать остановку, пока твой брат не почувствует себя в силах продолжать путь. Он очнется слабым, как ребенок. А я пока расскажу тебе кое-что…

Никто не помнит истоков Анталанандура, столь глубоко они ушли в черные дали минувших веков. Три тысячи лет, пять тысяч… Никто не скажет точно. Самый прочный пергамент трижды успел сгнить, самые яркие чернила четырежды выцвели…

Было время, когда Анталанандур рос и крепчал. Строились новые города, прокладывались дороги. Отважные путешественники бесстрашно проникали в чащи глухих лесов, поднимались на заснеженные горные перевалы, пробивались сквозь тяжелые северные льды. Следом за ними приходили нетерпеливые, жаждущие нового. И поднимались стены еще одного города, распахивались и засевались поля.

Но не все было так хорошо, как могло показаться на первый взгляд. Чтобы освободить место для полей, вырубались леса, беспощадно уродовались горы, где добывался камень для строений. Уничтожались звери. Сгонялись со своих гнезд птицы. Сначала это было не столь заметно, люди все-таки старались сдерживаться. Искусные ученые вывели на потеху королям новых диковинных зверей, которых не видала прежде земля. Так родился Десятикрылый. Так родился Грифон. Но так был открыт путь рождению акул, ибо даже милый Грифон был создан вопреки природе…

И вот однажды в Анталанандур пришло зло.

Впервые его тень стала заметна в правление короля Белиаппы Лучезарного. Ему вздумалось как-то посетить золотые копи возле Наксаона, лежащие в пятидесяти лигах от столицы. Так, небольшая прогулка. Король спустился глубоко под землю, туда, где в темноте и сырости добывались величие и слава Анталанандура Счастливого — золотые слитки. По какой-то странной причуде гор в шахтах находили только золотые самородки. Приказав пораженной свите остаться на месте, король взял пылающий факел и один пошел вглубь горы по низкой и грязной штольне. Вскоре он вернулся. Что видел король и слышал в горном мраке — осталось навсегда тайной королевского дома, передаваясь от отца к сыну. Ни разу ни один из королей словом не обмолвился об этом. Но когда Белиаппа вернулся к нетерпеливо ожидавшей свите, люди ахнули от страха и удивления. За полчаса король постарел на полвека. Морщины избороздили его лицо, а волосы поседели. Но по-прежнему прямым остался стан и твердой рука.

С тех пор словно невидимый огонь постоянно жег Белиаппу. Лишь одно волновало его: золото. Больше золота. Еще больше золота. Руки его тряслись, когда он видел золотые монеты, а в глазах загоралось пламя жадности.

Жизнь королевства пошла по-новому. Король приказал выстроить новый дворец на холмах Наксалахара и бросил столицу, переехав туда. Целыми днями он сидел у хрустального окна, следя, как поднимаются из черных провалов шахт корзины с бесценным грузом, безумие горело в его взоре.

Повелением Белиаппы по всей стране было разослано великое множество экспедиций. От них требовалось одно — отыскать новые месторождения золота. Почему-то ни серебро, ни драгоценные камни не привлекали Белиаппу. Золото и только золото. С великим трудом и большими жертвами была пробита дорога сквозь неприступные хребты Срединных гор и открыт доступ на Приозерную равнину. Однако новые земли больше не интересовали короля. Когда измученные люди вернулись, Белиаппа задал только один вопрос: где золото? Услышав ответ, король помрачнел, черные тени легли под глазами. В припадке сумасшествия он обвинил людей, что они скрыли найденные сокровища, и приказал казнить…

Другой отряд пересек Холодное море и высадился на берегах Торедда. Земля эта была обширна и плодородна, но воины короля огнем и мечом прошли по ней, истребляя живших там пастухов и землепашцев. Да, сейчас воин с мечом, а не ищущий тайн был вестником короля. Золота на северных равнинах не нашли. Но на самой границе вечных снегов, подо льдом, были открыты неисчерпаемые запасы серебра. Король не вынес такого огорчения и умер.

Однако его сын и наследник Кариаппа Светоносный оценил находку. Он нарек северную провинцию Атинъярханом — Серебряным Краем. Управлял новой провинцией обычно старший сын и наследник престола королей. Она стремительно крепла — возникали новые города, дальше на север двигалась цепь замков, прикрывавшая границу королевства от набегов варваров, как называли местных жителей надменные южане. Но захватчики были непривычны к суровому климату севера, длительные морозы и свирепые метели, глубокие снега и сверкающие льды пугали их. И постепенно наместники Атинъярхана начали привлекать в свою армию местных жителей, но во главе гарнизонов обязательно стоял уроженец Анталанандура.

Белиаппа оставил сыну огромные подвалы, до отказа набитые золотом, а впридачу — ту самую неутолимую страсть к золоту, которая сгубила его и послужила причиной многих смертей позднее. Говорили, что Белиаппа просто сгорел. Когда он умирал, из покоев дворца клубами валил черный мерзкий дым…

Кариаппа оставил после себя не только Алмазный венец великих королей, но и золотой перстень с изображением паука, вырезанным на нем, покрытый жирной липкой копотью. Ибо Кариаппа тоже сгорел…

В правление Апанны Солнцеликого запылало пламя на южных границах королевства. Из безлесых жарких степей нахлынули полчища конных кочевников. Они не смогли преодолеть заснеженные перевалы Южного хребта, но прошли вдоль восточного побережья острова, там, где горы, спускаясь к морю, становятся не такими высокими и крутыми. Варвары были многочисленны и хорошо вооружены. Если раньше лишь отдельные разбойничьи шайки осмеливались тревожить набегами южные области Анталанандура, то теперь их лавина поколебала самый трон великих королей. Наместник Кхатты, третий сын короля, вышедший им навстречу с гарнизоном крепости, погиб в бою, все его воины были уничтожены. Область между Туманными горами и Кхаттой полностью попала под власть варваров, их отряды появились на старой королевской дороге. Апанне пришлось собирать все свои войска, были сняты гарнизоны приморских крепостей. Впервые король призвал легионы Северного войска на землю Анталанандура, ибо Апанна не хотел рисковать. Во главе неисчислимой армии он напал на варваров, отрезал их от приморского прохода, прижал к Туманным горам и в многодневной кровопролитной битве уничтожил пришельцев. Но эта победа не принесла счастья Анталанандуру, скорее наоборот, послужила причиной еще более страшных бедствий.

При Тинданне Сверкающем начали иссякать шахты Наксаона. Король призвал своих алхимиков и под страхом невиданной смерти приказал найти тайну рождения золота. Но прошло много лет, прежде чем эта тайна открылась людям. В раскаленных глубинах Земли, в клокотании вечного пламени недр из черной и липкой грязи по крупицам выплавляется желтая масса с отвратительным запахом, который способен убить человека. Гной Земли…

Тинданна повелел пробить такую шахту, чтобы достичь вечного огня, но в Наксаоне сделать это было нельзя. Не в человеческих силах было пробиться так глубоко. Шахту начали копать в горах на севере Анталанандура — в Заскаръярхане, а из копей Наксаона приказано было доставлять туда эту самую черную массу, порождавшую золото. Но когда люди добрались до нее, внезапно хлынувшая вода затопила все шахты, и возник тот самый Бездонный Провал, из которого родилось Большое Болото. Ежегодно вода заливала все больше и больше полей, сам Наксаон уцелел только потому, что стоял на холмах. Но пока это было еще просто болото. Тинданна не вынес неудачи своего плана, казавшегося ему гениальным. Так золото убило еще одного короля.

Во времена Агастьи Блистающего Анталанандур Счастливый, казалось, достиг вершины своего могущества. Государство было так богато, что появилась молва, будто стены Джайнангалы сложены из золотых кирпичей, а улицы вымощены драгоценными камнями. Но королю было этого мало. Его взор приковали далекие южные степи. Он решил, что там сможет найти новые золотые месторождения, и отправил туда своих воинов. Так как самым надежным, самым боеспособным он считал Северный легион, то больше половины армии король взял из него. Армия пропала бесследно, видимо, варвары были не так слабы, как считал Агастья. Тогда король решил отомстить им и во главе новой армии отправиться сам.

Однако повеление короля направить в Анталанандур остатки Северного легиона не было выполнено. Командир Легиона Скъельд спросил: за что мы должны умирать? На что нам неведомые южные края, где, говорят, земля горит под ногами? И весь Атинъярхан восстал. Южанам припомнили все, начиная с походов армий Кариаппы. Уцелели из них немногие. После этого Торедд и окружающие его острова отпали от Анталанандура. Скъельд короновался и назвал свое государство Тъерквингом — Северным Краем на местном наречии. Взбешенный Агастья, забыв про юг, направил в Торедд несколько карательных отрядов, но все они были разгромлены, и король почел за благо помириться с бунтовщиками, тем более, что отряды северян начали высаживаться на берегах Анталанандура. Агастья признал Скъельда королем, но в хрониках это имя сопровождалось эпитетом «Кровавый».

Однако Скъельдинги были воинственны и свирепы. По чьему-то наущению они начали постоянно разорять берега Анталанандура. Король Додиаппа Светозарный был вынужден построить Великую стену, протянувшуюся по всему берегу Холодного моря. Снова наступила недолгая передышка. Так война пришла на землю самого Анталанандура, начавшись где-то далеко…

Принявший скипетр правителя Тъерквинга Когг Четвертый Безумный собрал громадную армию, на множестве кораблей проплыл вдоль восточных берегов Анталанандура и высадился возле злосчастной Кхатты. Ведь там уже стены не было… Он сжег Кхатту, перебил всех жителей и двинулся прямо на Джайнангалу. Король Вираджай Золотой вышел ему навстречу, под стенами столицы разыгралась самая жуткая, самая кровавая из битв. Воины Анталанандура сражались отчаянно, так как сейчас они уже защищали свои дома, своих жен и детей. Но северяне были искуснее в бою, они были свирепы и безжалостны. Армия Вираджая была разгромлена. Но наступил вечер, и Когг не рискнул в потемках вступать в столицу поверженного врага, отложив это на утро. Вираджай кинулся к Бездонному провалу. Загнав насмерть трех коней, он прискакал к единственной сохранившейся шахте и бросился в нее. Те немногие, кто уцелел, рассказывают страшное. Будто сама земля вздыбилась, потоки мутной воды и горячей лавы, смешанной с грязью, хлынули наружу. Вираджай пропал. А на месте копей возникло теперь уже Большое Болото, ибо за одну ночь оно достигло поля битвы, похоронив под собой мертвых и раненых. Лишь жалкие остатки армии Когга спаслись из-под стен Джайнангалы Стобашенной. Но и саму Джайнангалу проглотило болото. Вираджай не отдал столицу захватчикам, погубив ее.

После этой войны Анталанандур лежал в руинах, но и Тъерквингу пришлось худо. На его берегах появились новые враги — морские племена, которые много позже превратились в народ Тан-Хореза. Они начали грабить северные города, так как пошел слух, что Когг вывез все богатства Анталанандура к себе. Однако старая вражда не утихала. Кое-как справившись с пиратами, король Глаудрут Свирепый высадился с армией прямо в том месте, где северный тракт выходил к Холодному морю, прорвал Великую Стену, разбил армию последнего короля Анталанандура Манданны Великолепного и двинулся на юг. Манданна успел бежать…

Когда армия Глаудрута подошла к Черным горам, ее встретило войско, собранное Манданной в Приозерном крае. Разыгралась последняя битва. Снова армия Манданны была разбита, на сей раз король погиб. Но и армия Глаудрута была практически уничтожена. Остатки ее бежали на север.

Наместник Приозерного края объявил, что теперь он не зависит от Анталанандура, и тоже короновался. Никто этого решения не оспаривал, однако на всякий случай Лост закрыл границы своих владений, сказав, что Найклост уцелел именно потому, что отгородился горами от остального мира. От Анталанандура остались только несколько городов, сообщение между которыми почти прервалось. Постепенно забылся старый язык, старые обычаи… Обезлюдевший Тъерквинг медленно, но верно превращался в ледяную пустыню. Только Найклост процветал, если такое существование можно назвать процветанием…

8. И СНОВА ГРИФОН

Утро было таким же хмурым, грязным и липким, как болото вокруг островка. Кстати, островок оказался довольно необычным. Гладкая пепельно-серая земля была такой плотной, что даже кованые железом тяжелые сапоги не оставляли на ней ни малейшего следа. Он был не столь велик, как показалось вчера измученным путникам, — не более тысячи локтей в поперечнике — и имел почти правильную круглую форму, словно бы в болоте утонул шлем неведомого великана. Как гребень шлема, из трясины выныривали остатки толстой крепостной стены, поднимались на вершину островка и бесследно пропадали, как обрезанные ножом. Там же, на вершине, стояла огромная статуя. Красный гранит, когда-то отполированный до зеркального блеска, теперь был изглодан ядовитыми болотными испарениями, покрылся крошечными язвами и оспинами. Болото одолело камень. Постамент был выщерблен ударами молотов, точно кто-то в безумном гневе пытался разбить статую, но сил не хватило.

Воин в диковинных доспехах смотрел на север, подняв меч. На суровом и властном лице не было заметно решимости, скорее затаенный испуг. Скульптор не пощадил изображенного.

Путники долго смотрели на статую. Наконец Чани, который почти пришел в себя, глухо спросил:

— Кто это?

— Король Вираджай Золотой, — ответила Рюби.

— Да, конечно, — невпопад, видимо, отвечая собственным мыслям, сказал Чани.

Скрестив руки на груди, он долго еще смотрел на статую. Хани, стоявшему поодаль, вдруг померещилось, что у него начинает двоиться в глазах, что он видит ожившую копию статуи, особенно после того, как Чани поднял правую руку точно таким же жестом. Как? Почему? В том, что великие короли Анталанандура не имеют никакого отношения к брату, Хани был совершенно уверен. Откуда же такое сходство? Приглядевшись, Хани уловил и различия — все-таки черты лица короля были несколько иными. Но мало ли как потомок может отличаться от предка… Словом, тут была еще одна загадка, одна из многих в этомпутешествии.

Все последовавшее потом развивалось так стремительно, что человеческий глаз не в силах был уследить за происходящим. Чани произнес несколько слов на незнакомом языке, может, он прочитал почти совсем стершуюся надпись на постаменте статуи. Тотчас из густой чернильной тени, прилепившейся к основанию стены, вылетела тускло блеснувшая серебряная молния. Или нет. Не молния, а непонятная серо-серебристая вспышка. Она ударила в грудь Чани, как копье, опрокинула навзничь, и он покатился по земле. Если бы не Рюби, подхватившая его, Чани так и кувыркался бы по пологому склону до самого болота и дальше. Когда он, ошалело тряся головой, сконфуженный и злой, поднялся, то увидел исполинскую змею, свернувшуюся тугими кольцами у подножия постамента. Ее треугольная голова с угрожающе поблескивающими глазами медленно раскачивалась, словно змея выбирала — на кого броситься.

Но не это поразило Чани. За время путешествий он насмотрелся на всяческие диковинки и теперь любовался на них без особого интереса, а с каким-то усталым любопытством — что там еще такое встретилось чудное? Однако змея была по любым меркам незаурядная в высшей степени. Точнее, не сама змея — ну, мало ли, большая, чешуя серебром старым отливает… Не такое видывали. Но вот рука… Все знают, что у змей нет ног, не было ног и у этой. Зато она имела руку — большую, мускулистую, поросшую редкими черными волосами. Четыре ее крючковатых пальца с длинными острыми когтями нервно сжимались в кулак внушающих уважение размеров и снова разжимались.

Чани, поддаваясь медленно разгорающемуся гневу, засопев, потащил из ножен меч, который начал рассыпать быстро гаснущие светлячки синих искр, и шагнул по склону вверх, навстречу змее.

— Подожди, — попыталась остановить его Рюби, но Чани пренебрежительно отмахнулся, внимательно следя за змеей, готовый отразить первый же ее бросок. Потихоньку, мелкими шагами он приближался к противнику.

Хани с тревогой смотрел на брата. Странное дело, он не ощущал никакой неприязни к змее, не говоря уже о ненависти. Для него она была такой же частью островка, как камни под ногами, как развалины стены. И как нельзя было сердиться на камни, так же нельзя было питать злобу к этому выходцу из далекого прошлого, о котором рассказывала Рюби. Чани так отреагировал на выпад только потому, что не слышал ее рассказа. Змея была обломком славы великого королевства, свидетельством искусства его умельцев, напрасно потревоженным. Ибо прошлому не было места в этом мире.

Чани с бешеным огнем в глазах подступил к змее, но тут совершенно неожиданно навстречу его мечу сверкнуло лезвие большого ятагана, меч вылетел из руки Чани и со звоном запрыгал по камню. С проклятием Чани поднял его и снова бросился на змею. Снова его нападение было отбито. Когда он собрался в третий раз нанести удар змее, та громко зашипела, засвистела, и Хани испуганно вскрикнул. Синий ореол вокруг меча брата погас, снова в руках Чани оказался простой кусок железа. Он замер в нерешительности, ошеломленно уставившись на свой меч; если бы змея захотела напасть, то лучшего момента ей нельзя было выбрать. Она и воспользовалась заминкой, но несколько неожиданно. Куда-то пропал ее ятаган, а сама змея, сверкнув серебристо-серой чешуей, неуловимым движением обвилась вокруг Чани, сковав его стальными кольцами своего тела. Кошмарная голова покачивалась у самого лица Чани, раздвоенный язык выскакивал из пасти, касаясь его волос.

Хани пронзительно закричал, представив, как змея ужалит брата, тотчас выхватил свой меч и уже готов был броситься на змею, но Рюби схватила его за руку.

— Остановись! — властно крикнула она.

— Но ведь его надо спасать, — вырывался Хани. Однако рука Рюби оказалась просто каменной, и Хани трепыхался, как зверек, попавший в капкан.

— Ты не спасешь его, а только погубишь.

— Но…

— Замолчи и не мешай! — осадила его Рюби.

Тем временем лицо Чани побелело. Было заметно, что шевелящиеся кольца змеиного тела сжимаются все сильнее, Чани уже не хватало воздуха.

Рюби громко произнесла непонятную фразу, обращаясь к змее на том самом языке, на котором Чани читал надпись на постаменте. Змея в ответ зашипела, но Хани почудилось, что в отрывистом посвистывании и переливчатом замысловатом шипении он улавливает знакомые слова. И понял, что змея отказывается выполнить просьбу Рюби. Он крепче сжал рукоять меча.

Рюби снова заговорила. На этот раз она уже не просила, а приказывала. Змея нерешительно засвистела, но Рюби повелительно оборвала ее, добавив, видимо, специально для Хани:

— Ступай прочь, Дворцовый Страж! Охраняй покой мертвых королей и не пересекай пути живых!

«Королей?» — пронеслось в голове Хани. Видимо, та же мысль пришла в голову его брату, так как, несмотря на крайне плачевное положение, он попытался принять горделивую позу.

Змея с заметной неохотой распустила кольца и собралась было уползти, но потом обернулась на секунду и выразительно и крепко щелкнула двумя пальцами Чани по лбу. Не успел он задохнуться от возмущения, как змея пропала неведомо куда.

Чани, сконфуженный и злой, сидел, нервно потирая лоб, на котором вспухала, наливаясь ярким сине-фиолетовым цветом, солидная шишка. Театральный жест змеи оказался не совсем театральным.

— Я же предупреждала тебя, — с укоризной обратилась к нему Рюби.

— Кто знал… — вяло огрызнулся он.

— …что змея окажется сильнее, — ехидно закончила Рюби.

— Отстань, — кисло сказал Чани.

— А ты мог бы говорить и повежливей, — звенящим от напряжения голосом произнес Хани.

Чани метнул на брата нелюбезный взгляд, для него совершенной неожиданностью оказался выпад Хани. Но возражать не рискнул, только еще раз ощупал шишку.

— Кто это был? — хмуро спросил он немного погодя.

— Дворцовый Страж, — ответила Рюби. — Когда-то такие змеи охраняли Золотой Дворец повелителей Анталанандура, развалины которого поглотило это болото. Верный и неподкупный страж. Они стояли на стенах и у дверей. Эта осталась последней. Она, видимо, все еще ждет возвращения королей и верит в возрождение Алмазного Венца.

— Сумасшедшая, — зло, с чувством сказал Чани.

Рюби согласно кивнула.

— Скорее всего. Но уроженцам древних лет часто известно скрытое от остальных. Так что, может, она и не так уж неправа в своем ожидании.

— Может быть, — протянул Чани.

— Но как она смогла погасить меч? — встрял Хани. Брат снова посмотрел на него исподлобья.

— Дворцовые Стражи владела всеми секретами оружия, в том числе магического, — объяснила Рюби, но Хани уловил в ее словах какую-то фальшь.

— Тем не менее, Анталанандур проиграл последнюю войну, — с ехидцей произнес Хани.

— Да. Потому что встретился с колдовством, оказавшимся сильнее.

В этот момент до них донеслись истошные вопли, невнятные жалобы и пронзительное мяуканье.

— Поспешим, — с непонятной усмешкой сказала Рюби. — Кажется, кому-то опять нужна наша помощь.

Чани с кислой гримасой прислушался.

— Я даже догадываюсь, кому именно, — со вздохом закончил он.

Ну конечно, они увидели Грифона. Кого же еще? Он сидел в неловкой позе, точнее, даже не сидел, а полулежал, неестественно привалившись боком к остаткам стены. Когда он увидел подходящих людей, то сначала примолк испуганно, а потом, разглядев, кто именно пришел, разразился нечленораздельными радостными воплями.

Подойдя ближе, Рюби небрежно спросила:

— Что случилось на этот раз?

Грифон обиженно захлопал глазами и плаксиво пробормотал:

— Мне не нравятся ваши нехорошие намеки. Что значит «на этот раз»?

— Только то и значит, что спасать тебя приходится постоянно, — сказал начавший отходить Чани.

Грифон вознамерился было обидеться всерьез, но вовремя сообразил, что ни к чему хорошему это не приведет, и пожаловался:

— Приклеился.

— Что?! — у Чани от удивления глаза полезли на лоб.

— Приклеился, — проскулил Грифон.

Чани вдруг расхохотался. Нелепая фигура Грифона была настолько комична, что он совершенно забыл о своем недавнем приключении.

— Тебе бы так, — щелкнул клювом Грифон.

— Наказание ты наше, — беззлобно пожурила его Рюби. — Ну, делать нечего, давайте отрывать его.

— То есть как отрывать? — забеспокоился Грифон. — Вы того, поосторожнее, не попортите мне перышки.

— Не бойся, не попортим, — успокоил Чани.

— Да, и сами не приклейтесь, — предупредил Грифон.

— Сейчас уже вряд ли, — осмотревшись, сказала Рюби.

Грифон протянул им оставшуюся свободной левую переднюю лапу, братья, ухватившись за нее, дружно дернули. Грифон истерически взвыл.

— Я же предупреждал вас: осторожнее! Вы меня на куски разорвете!

— Ничего, терпи. Вляпался — теперь терпи, — грубовато заметил Чани.

Последующие полчаса вокруг разносились звуки возни, сопение, пыхтение, прерываемые болезненными вскриками Грифона и воплями: «Ой, больно!.. Крыло оторвали!.. Караул!.. Мя-а-а-у!!!» Наконец, взъерошенные, усталые, мокрые, братья мощно дернули в последний раз, и Грифон мешком шлепнулся на твердую серую землю. Приподнял голову, похлопал глазами и деловито сообщил:

— Я умер. — Его клюв со стуком упал на землю.

Впрочем, довольно скоро выяснилось, что Грифон изрядно поспешил с таким выводом. Спустя минуту он уже сидел и чистил слипшуюся перепачканную шерсть, то и дело укоризненно поглядывая на братьев, словно они были виноваты в случившемся.

— Как я теперь летать буду? — причитал он. — Половину перьев повыдрали! И сделали меня таким, что смотреть жутко, сердце просто разрывается. От хвоста один огрызок остался. — Грифон любовно разгладил и расчесал кисточку. — Это просто безобразие.

— Может, его обратно приклеить? — серьезно спросил Чани.

— Нет-нет, — торопливо отскочил Грифон. — Меня нельзя обижать. Я животное редкое, почти исчезнувшее. Ре-лик-то-во-е!

Наконец Грифон закончил туалет, еще раз с видом трагического сожаления осмотрел себя и тяжело вздохнул.

— Нет, не то. Одни жалкие воспоминания.

— А как ты попал сюда? — спросила Рюби.

Грифон развел крыльями.

— Обычно. Прилетел. Лечу я, понимаете ли, лечу… Побывал на Огненной горе. Прекрасное место: чистый горный воздух, вулкан извергается… То есть что это я плету… Я хотел сказать: отвратительное место. Разреженный горный воздух, дышать просто нечем. Вулкан тут же… Неприятное соседство, сажей плюется, то и дело взорваться грозит… Премерзко. Вы там никогда не бывали? — Но тут он, похоже, вспомнил, кто такая Рюби, окончательно смутился, отвернулся и невнятно закончил: — Я и говорю, красота неописуемая…

Далее выяснилось, что Грифон вознамерился навестить старого приятеля

— Дворцового Стража, с которым подружился еще во времена Агастьи Блистающего. Тогда Грифон еще жил в зверинце Золотого Дворца. Однако когда прилетел на этот единственный оставшийся посреди Большого Болота островок, то змеи не нашел, скрылась куда-то. Грифон огорчился, но решил все-таки дождаться. Погулял, посвистел. Никто не откликался. Только пополз какой-то странный туман. Белый, мутный, как клейстер, жирный на ощупь. При этих словах Рюби многозначительно кивнула. Прямо как чашку киселя опрокинули на голову. Грифон не обратил на него никакого внимания и продолжал слоняться по островку, потом решил маленько соснуть, чтобы скоротать время — по какой-то причине ему обязательно нужно было дождаться Стража. Рано или поздно тот все равно выполз бы из своей норы. Когда Грифон проснулся, то оказалось, что он прочно приклеился к развалинам стены. На его беспорядочные крики примчался Дворцовый Страж, отругал… Грифон прикусил было язык, но поздно, вырвалось. Потом попробовал освободить, не получилось. И тут же пропал неведомо куда.

— Все ясно, — сказала Рюби. — Дворцовый Страж услышал наши голоса и скрылся. А потом почему-то решил, что именно мы виноваты в том, что этот недотепа приклеился. — Грифон засопел. — И Страж напал на нас.

— Я попросил бы вас выбирать выражения, — гордо изрек Грифон.

— Помалкивай, кошка драная, — оборвал его Чани.

— П-ф. Грубый, нахальный, невоспитанный мальчишка, — парировал Грифон.

— Но-но… Я тебя, — повернулся к нему Чани.

Грифон торопливо отскочил в сторону, с треском расправил крылья и шумно взлетел. Уже сверху, оказавшись в безопасности, крикнул:

— Хулиган!

— Больше я тебя спасать не стану, — пообещал Чани.

— И не надо, — хвастливо ответил Грифон. Проваливаясь на правое крыло, видимо, сильнее пострадавшее, он умчался.

Чани украдкой чуть-чуть выдвинул меч из ножен. Лезвие снова сияло успокоительным синим светом.

— Опять Хозяин Тумана, — сказал Хани.

— Совершенно верно. Он, — подтвердила Рюби.

— Чем ему помешал этот чудак? — пожал плечами Хани.

— Он охотился не за ним, — презрительно усмехнулся брат.

— За нами?!

— Да, — ответила Рюби. — Хозяину Тумана очень не хочется, чтобы мы дошли до цели.

— А мне кажется, что вы ошибаетесь, — возразил Хани. — Он не подозревает о нас. Это просто дорожные трудности и приключения. Хотя, может быть, я и ошибаюсь.

9. БОЛОТНИЧЕК

Как они сбились с дороги — не заметил никто. Возможно, подкупило то, что по другую сторону островка Большое Болото резко изменилось. Больше оно не напоминало мертвую пустыню. Это было самое обычное болотце, только слишком большое. Пропали унылые черные и коричневые цвета, их сменила зелень всевозможных оттенков. Появились полосы жиденького мха, пожелтевшие заросли тростника и камыша, лужайки на удивление сочной травы. Правда, грязь под предательски манящим ковром травки была по-прежнему черной и вонючей, в чем Хани убедился лично, неосторожно забредя на такую полянку и провалившись по колено. Кое-как выбравшись, он долго чистился, но полностью выскрести впитавшуюся грязь ему не удалось, и едкий запах преследовал его еще много дней спустя.

В Болоте появилась жизнь. Конечно, лучше было не встречаться с шуршащими в тростниках жирными длинными гадюками. С наступлением темноты прямо у самого лица начинали порхать с противным скрипучим писком летучие мыши, тоже не вызывавшие больших симпатий, но все-таки это были живые существа. Мертвая пустыня казалась гораздо страшнее. Днем путников сопровождал оглушительный лягушачий хор, где каждый из солистов делал все возможное, чтобы перекричать соседа. Сосед, понятно, отвечал тем же. Но так или иначе, Болото переменилось.

Когда они опустились на большую кочку, чтобы подкрепиться, Рюби с непонятным весельем сообщила:

— А ведь мы снова заблудились.

— Да? Вот чепуха, — равнодушно отозвался Хани. Потом до него дошло, что именно она сказала, он вскочил, выпучив глаза. — Как?!

— Сядь и поешь спокойно, — хладнокровно посоветовал Чани. — Не знаю, что бы мы только делали без твоего каменного хлеба, — обратился он к Рюби.

— Разыскать какую-либо еду на Большом Болоте, по-моему, абсолютно невозможно. Да садись же ты, — поторопил он Хани. — Воплями делу не поможешь.

— И это как раз тогда, когда мы уже почти выбрались из Болота, — опечалился Хани. — А сейчас мы тут проплутаем еще долго.

— Если вообще выйдем, — удивительно спокойно добавил Чани. — Не исключено и такое.

— Ты что, шутишь? — обиделся Хани.

— Я? Ничуть.

Хани почти всерьез надулся, но потом сообразил, что это и в самом деле серьезно. И тогда испугался.

— Как это могло случиться?

— Я думаю, что это все тот же Обманный Туман, — предположила Рюби. — Хозяин Тумана сначала просчитался, когда выпустил его так открыто. На сей раз он, видимо, действовал более осторожно, втихую, исподволь. Может быть, даже примешивая творения своего чужемерзкого колдовства к обычному утреннему туману. Ведь Обманный Туман почти такой же с виду. Надо признаться, он сумел обмануть нас.

В этот момент в тростниках позади них что-то завыло, зашипело, зашикало, захрипело. Потом раздались тяжелые хлюпающие шаги, хруст ломаемых стеблей. Кто-то большой и грузный направлялся к ним. Хани, нервно схватившись за меч, обернулся. Тростники и камыш заколебались, затряслись… Но никто не появился.

Чани, саркастически смотревший на суматоху, предложил:

— Плохо ли, хорошо ли, но нужно идти. Даже если мы не знаем дороги. Сидя на месте, мы наверняка никуда не придем и из Болота не выйдем.

Они пошли дальше наугад.

Болото стало явно суше. В нем все чаще попадались торфяные островки, на которых торчали вертикально поставленные длинные тонкие каменные глыбы, грубо обтесанные древними мастерами. Что-то похожее они уже видели… В центре круга, образованного белыми камнями помельче, стоял большой черный камень. Хани заинтересовался и однажды хотел подойти поближе, но Рюби довольно резко одернула его.

— Не нужно тревожить могилы.

— Могилы?! — в ужасе отпрянул Хани.

— Да, — вмешался Чани. — Под каждым из черных камней спит воин Анталанандура.

— А под белыми? — спросил Хани.

Чани с кривой усмешкой, исказившей лицо, придавшей ему хищное выражение, объяснил:

— Эти камни отмечают убитых им врагов.

Когда, наконец, впереди показалась ровная зеленая лужайка, усыпанная веселым узором ярких цветов, Хани с радостным криком бросился к ней, но тут же у него из-под ног вывернулось с пронзительным писком какое-то существо. Хани шарахнулся назад, оступился и едва не упал носом в липкую грязь. Чани успел его подхватить в последний момент.

Оправившись от неожиданности, они увидели стоящий перед ними на длинных и тонких, как у цапли, ногах пушистый комочек. В мягкой золотисто-коричневой шерстке, которую сразу захотелось погладить, весело поблескивали два больших голубых глаза. Очень-очень любопытных.

— Куда вы идете? — спросило существо.

— Куда надо, — автоматически ответил Чани, не дав себе труда задуматься, почему диковинная зверушка говорит по-человечески. — Только бы поскорее выбраться из Болота.

— А чем вам здесь не нравится? — не понял зверек.

— Кому тут может понравиться?! — тоже не понял Чани.

— Не знаю… Я всегда думал, что места здесь самые отличные.

— Кому как, — дипломатично ответил Хани, поняв, что брат может сейчас наговорить лишнего. — Ты, видимо, тут живешь?

— Конечно! Ведь я же Болотничек. Где мне еще жить, как не на болоте?!

— Очень приятно, — церемонно поклонился Хани.

— Ладно, познакомились и двинулись дальше, — нетерпеливо поторопил Чани.

Он уже собрался было направиться к прельстившей Хани лужайке, как Болотничек остановил его.

— Не советую вам туда ходить. Вы там не пройдете.

— Это почему? — не поверил Чани.

— Смотрите.

Болотничек, стоя на одной ноге, нашарил другой в грязи гнивший кусок древесины, ловко размахнулся и швырнул его прямо на лужайку. Казавшаяся твердой и надежной зеленая равнина жадно чавкнула. На секунду зелень на ней расступилась, обнажив надоевшую до омерзения черную маслянистую жижу, потом снова сомкнулась. По лужайке пробежали несколько маленьких кольцевых волн, и все стихло. Предательская зелень опять манила неосторожного путника.

— Да-а… — еле смог выдавить Хани, вспомнив свой бездумный бег.

— Там очень-очень глубоко, — серьезно разъяснил Болотничек.

— Удивляюсь, как здесь можно жить, — сдерживая невольную дрожь, сказал Чани.

— А что такого? — не понял Болотничек. — На мой взгляд, тут ничего страшного нет.

И он уверенно и спокойно зашагал на длинных гибких ногах прямо к трясине. В самое последнее мгновение перед тем, как он ступил на зеленый ковер, между пальцами у него вдруг развернулись широкие прозрачные пленки. Болотничек слегка присел и легко, как по твердой земле, зашагал по жидкой грязи.

— Вот, видели? — с оттенком скрытой гордости спросил он, вернувшись.

— Да, — согласилась Рюби, — здорово. Но не поможешь ли ты нам выйти из болота? А то мы заблудились.

— Конечно, помогу, — покладисто согласился Болотничек. — Каждый обязан помогать слабым. Мне вас просто жаль. Как вы только осмелились, такие большие, громоздкие, неуклюжие, сунуться к нам в Болото? Это же нужно просто с ума сойти. А сейчас, между прочим, вы идете прямиком к Бездонному Провалу. До него, конечно, далековато, но конец Болота еще дальше. А ведь к Провалу даже я предпочитаю не ходить.

— Бездонный Провал? — Рюби слегка побледнела.

— А что это такое? — спросил не слышавший рассказа Чани. Рюби коротко пересказала ему эту историю.

— Оч-чень интересно, — сказал Чани совсем равнодушно, но жадно сверкнувшие глаза выдали его. — Так значит, там добывали золото… Запомним, — добавил он шепотом.

— Ну так вы идете или нет? — оборвал их разговор начавший терять терпение Болотничек, которому эти рассказы были совершенно не интересны. Он уже начал переминаться с ноги на ногу.

— Конечно, идем, — торопливо ответила Рюби.

В том месте, куда их привел Болотничек, лес примыкал к Большому Болоту совсем вплотную. Только что они шли среди режущей осоки, под ногами хлюпала грязно-коричневая от жидкого торфа вода, но еще два шага — и вокруг стоят молоденькие елочки, а земля приятно твердая, не качается и не плюется вонючими фонтанчиками при малейшем движении.

Хани простодушно предложил Болотничку идти вместе с ними, дескать, зачем оставаться в гнилом и жутком болоте. Но тот, в свою очередь, радостно пригласил их к себе. Ему, Болотничку, совершенно непонятно, как можно променять такое уютное, восхитительно заросшее тростником болото на мрачный и угрюмый лес, в котором и лягушек-то не водится. Словом, когда им надоест противная твердая земля, постоянно набивающая мозоли, он, Болотничек, всегда рад… Он поможет, накормит, напоит, выведет. Расстались они совсем дружески.

— Поможет! — кипятился Чани, когда Болотничек отошел подальше и уже не мог слышать. — Долг помогать слабым… Да его одним щелчком перешибить можно, а туда же лезет! Спаситель!

— Перестань, — остановил его Хани. — Когда бы не он, бродили бы до сих пор по Болоту.

Рюби, задумчиво следя за удаляющейся пушистой фигуркой, которую на фоне пестрого качающегося камыша можно было различить, только твердо зная, что она здесь есть, тихо сказала:

— Я и не знала, что на Большом Болоте есть жизнь. Это очень хорошая новость. Можно надеяться, что однажды это болото все-таки высохнет. Оно не может, не должно быть вечным. — Рюби горестно усмехнулась. — Правда, для этого необходимо заткнуть Бездонный Провал. Но в конце концов, нет ничего невозможного…

— Заткнем, — пообещал Хани и лихо забросил за плечи дорожный мешок. — Вперед. — Потом оглянулся. Над Большим Болотом стояла слабо светящаяся синим стена тумана. Он вздрогнул. — Подумать страшно, столько шли… Неделю? Две? Три? Сказал бы кто-нибудь, что можно на болоте прожить столько — не поверил бы. Нанюхались же мы там всякой гадости…

Он еще не подозревал, насколько оказался прав.

10. СОБОЛЕНОК

После долгого пребывания в болоте лес показался им непривычно оживленным и шумным. Даже странно было вспоминать давние рассказы об угрюмом, мрачном, пугающем Кромешном Лесе. Какой же он Кромешный, если солнце светит так ярко и жарко? Весело трещат птицы. Лес полон шорохов и незнакомых голосов, ветер игриво треплет высоченные ели за колючие вихры на макушках, а внизу тихо и уютно. Приятно пахнет нагретой смолой, чуть приторно — теплой хвоей, кружится голова, на прогалинах порхают разноцветные бабочки, мелькает пушистый флажок беличьего хвостика… Для Хани это был просто праздник. Так приятно шагать по густой упругой траве, любоваться цветами.

— А ведь Лес начал наступление на Болото, — заметила как-то Рюби.

— И здесь война, — ответил Чани.

— Не война, а борьба.

— Не все ли равно?

— Подумай.

Дикие звери, которыми так усердно стращали в сказках, избегали их. Однажды они ощутили на себе чей-то пристальный, недобрый взгляд. Хани даже почувствовал страх, сковывающий движения. Древний страх, откуда-то из далекого прошлого. Затем в густой тени мелькнули бесшумно два пылающих изумрудным огнем глаза. Уловив замешательство Хани, Рюби совсем по-мальчишечьи свистнула. Резко, пронзительно, угрожающе. В ответ раздалось недовольное ворчание, и, раздвинув ветки сильным упругим телом, неслышно ступая толстыми лапами, вышла большая рысь. Она топорщила бакенбарды и утробно урчала. Рюби сказала ей что-то, рысь неодобрительно фыркнула и степенно ушла обратно в чащу.

— Ты умеешь разговаривать с ними? — не смог скрыть любопытства и удивления Хани.

— Конечно, — ответила Рюби. — Ведь все они моя родня. Очень далекая, правда, но все-таки мы не чужие друг другу.

Путешествие по лесу хоть и было приятным, но тоже подзатянулось. Чани начал ворчать, что знай он заранее о том, как далеко придется тащиться, отказался бы наверняка. Однако он первый поторапливал остальных на привалах, когда, по его мнению, Хани и Рюби засиживались слишком долго.

Постепенно становились короче дни, а ночи наливались чернотой. Ярче сверкали звезды. Заметно похолодало, хотя сразу после выхода из болота было просто жарко, как и положено летом. Это встревожило Рюби. Хани же воспринимал это как положенное. Ему передалось спокойствие брата. И увидев однажды утром серебристый налет инея на хвое, он ничуть не удивился. Позади были более удивительные вещи, чем летний заморозок.

Лес пожелтел и покраснел разными оттенками. По утрам и вечерам под ногами похрустывали тоненькие льдинки. Солнце грело заметно слабее и только к самому полудню растапливало их своими скупыми лучами. А еще через день над лесом повисла реденькая, поблескивающая сеточка снегопада. На вид совсем непрочная, она оказалась сильнее солнечного света. Пороша мягкой меховой пеленой укутала поляны и перелески, пока еще не в силах пробиться под деревья. Она одела муравьиные кучи, ветви деревьев ближе к вершинам. Ветер то и дело стряхивал ее, и снег сыпался за шиворот колючим дождем. Чани недовольно морщился и ворчал, что впервые посреди лета видит падающий снег.

— Темные силы, — внушительно и непонятно ответил Хани, сам плохо представляя, о чем говорит. Но такое объяснение отвечало на все вопросы: темные силы — и все тут.

Однако он подметил, что, когда разыгрывалась метель, Рюби тщательнее готовила ночлег, произнося множество заклинаний. Вероятно, лагерь окружала непроницаемая магическая стена, защищавшая от внезапных нападений.

Они грелись у костра, когда Хани насторожился. Ему померещились вдали тягучие, заунывные звуки, которые легко можно было спутать с воем ветра.

— Волки? — спросил он.

— Не совсем, — сказала помрачневшая Рюби.

— Что значит «не совсем»?

— Это Снежные Волки.

— А кто они такие?

— Сам скоро увидишь. Хотя лучше бы их в жизни ни разу не встретить.

— Это слуги Хозяина Тумана, — уверенно сказал Чани.

— Да, — сухо подтвердила Рюби. — Они давненько не заходили так далеко на юг.

— Что же мы теперь будем делать? — спросил Хани.

— Придется проучить их, — жестко ответил Чани и, поправив перевязь меча, шагнул в крутящиеся вихри пурги.

— Безумец, стой! — крикнула Рюби.

— Стой! — закричал и Хани, бросаясь следом, но брат не обратил ни малейшего внимания на них.

Тогда Рюби, выхватив из костра пылающую головню, побежала следом.

Схватка была короткой и жестокой…

— Непонятно, за кем же они гнались? — Чани внимательно оглядывал утоптанный снег, на котором дымились пятна едкой, невыносимо холодной зеленой крови. Там, где эта кровь попала на валежник, сухие ветки размякли, превратившись в противное, полужидкое месиво.

— Где-то здесь прячется, — сказал Хани, прислушиваясь. Нет, ни единого звука, даже метель стихла. Холодная, морозная ночь. Кажется, сами звезды от холода начали похрустывать, замерзая.

Внезапно Рюби резко выбросила вперед руку.

— Вот он!

Хани подскочил к ней. На снегу легкими голубыми тенями лежала цепочка крошечных следов.

— Кто это? — спросил он. Но Рюби не ответила. С изменившимся лицом она бросилась по следу, подсвечивая себе трещащей головней. Хани, недоуменно покрутив головой, последовал за ней. Подбежав к гигантскому выворотню, Рюби остановилась, разглядывая щетинящиеся во все стороны корни и сучья. Следы уходили вглубь, под ствол. Но там весь снег был изрыт волчьими лапами.

— Неужели волки поймали его? — сама себя спросила Рюби, и Хани увидел, как в уголке глаза у нее блеснула слезинка. Или это ему только показалось в неверном, пляшущем свете горящего полена?

Рюби тихонько посвистела. Ответа не было. Тогда она сунула головню Хани и, опустившись на колени, ловко скользнула под ствол. Когда она поднялась, на руках у нее лежал черный пушистый зверек с длинным пышным хвостом. Хани никогда таких не видел. Зверек смотрел прямо перед собой тусклым неподвижным взглядом. Он не сопротивлялся, не пытался вырваться, только мелко дрожал.

Рюби ласково гладила его, приговаривая:

— Успокойся. Все кончилось. Их больше нет. Все в порядке. Успокойся, маленький.

Хани неожиданно почувствовал ядовитый укол в груди.

На ночь они развели костер побольше, и Чани, до сих пор презрительно глядевший на их хлопоты, сам вызвался дежурить. Хотя Рюби уверяла, что волки больше не вернутся, он не захотел рисковать и остался подбрасывать сушняк в костер. Зверька укутали потеплее, он быстро уснул. Но и во сне продолжал переживать погоню — вздрагивал и постанывал.

Проснулся Хани от того, что что-то теплое и пушистое щекотало ему нос. Открыв глаза, он едва не вскрикнул от неожиданности, увидев прямо перед собой любопытную черную мордочку. Зверек, склонив на бок изящную головку, осторожно трогал лапкой его лицо. Хани невольно чихнул. Зверек пружиной подпрыгнул сразу на всех четырех лапках, выгнул спину дугой и недовольно заурчал.

— Вставай, вставай, — поторопила Рюби, видя, что Хани не спешит подниматься. — Чай уже давно готов, мы должны выходить, из-за пурги и так потеряно уже целых два дня.

Хани сел. Зверек теперь ластился к Рюби, и та щекотала ему грудку пальцами. Густой черный мех зверька в солнечном свете искрился серебряными огоньками, как усыпанный крошечными драгоценными камешками, глаза его горели зеленым огнем.

— Что это за явление? — спросил Хани, потягиваясь.

— Соболь, — недовольно буркнул Чани, скривившись, словно у него болел зуб.

— Соболенок, — поправила Рюби, и зверек подтверждающе муркнул.

— Вот, значит, кого мы спасли, — сказал Хани, внимательно разглядывая зверька. Соболенок пушистый черной ленточкой скользнул на плечо Рюби, как перелился, настолько плавными были его движения. Хани, смотревшему против солнца, на минуту показалось, что на голове зверька засияла маленькая золотая корона.

— Да, еще один… гм… повелитель отыскался, — непонятно почему с резким недружелюбием сказал Чани.

— Это он? — недоверчиво уставился на Соболенка Хани.

— А чем он тебе не понравился? — спросила Рюби, ласково поглаживая напружинившегося зверька, пытаясь его успокоить. Но Соболенок распушил шерсть, став вдвое толще, глаза, утонувшие в желтой шерсти надбровных дуг, зажглись глубоким зеленым огнем, напомнившим сверкание меча.

— Извини…те, — с запинкой проговорил Хани. — Я не хотел те… вас обидеть.

Соболенок ткнулся носом в ухо Рюби и, казалось, что-то прошептал ей. Она, с трудом сдерживая улыбку, сказала:

— Он тебя прощает и не гневается.

— Еще раз прошу прощения, — поклонился Хани. Глядя на это, старший брат безмолвно оскалился. Соболенок подозрительно посмотрел на него, но сдержался.

— А чей он повелитель? — поинтересовался Хани. — И разве быва… — он осекся, снова заметив недовольный взгляд Соболенка.

— Ты забыл Хрустальный Эдельвейс? — удивилась Рюби. — Я считала, что память у тебя получше. И в царстве растений, и в царстве животных есть свои правители. Далеко не всегда правителем бывает самый большой и самый сильный.

— Я всегда полагал, что царь зверей — это лев, — вызывающе произнес Чани.

Рюби покачала головой.

— Как может этот ленивый, прожорливый засоня быть царем? Кроме густой гривы и длинных клыков у него ничего нет. А долгий волос не означает большого ума. Вот соболь — это воистину благородный зверь, как и положено властелину.

Соболенок, сначала насупившийся при упоминании льва, теперь хвастливо вскинул головку, и Хани опять померещилась золотая корона. Чани недовольно умолк и отвернулся.

— Соболенок пообещал нам, что все его подданные, которых мы встретим, будут помогать нам. Хозяин Тумана давно охотится за ним, так как считает зверей своими заклятыми врагами. Снежные Волки растерзали его отца, охотились за ним самим, и Соболенок ненавидит их. Враги наступают на Кромешный Лес. Если не помочь ему, лес не выстоит, холода обязательно погубят его. А ведь Соболенок, договорившись с Эдельвейсом, стал бороться с Большим Болотом, он ведет постоянную войну с порождениями черных рук Хозяина Тумана… И Соболенок просит нашей помощи. Но, помогая ему, мы поможем и самим себе. Все вместе — или никто.

— Странно ты говоришь, — горячо сказал Хани. — Кажется, что ты нас убеждаешь! Разве мы отказываемся?! Конечно же поможем! Глупо думать иначе.

Соболенок черной молнией сорвался с плеча Рюби, взлетел на руки к Хани и твердым, царапающим языком лизнул его в щеку. Хани покраснел. Но смутился и Соболенок, отвернулся, задергал хвостом. Хани с удовольствием погладил его теплую шелковистую шкурку.

— Пора идти, нечего рассиживаться, — хрипло сказал Чани, который уже собрал свой мешок и стоял наготове.

Соболенок посмотрел на него и угрожающе заворчал.

Чем ближе они подходили к опушке, тем гуще становился лес, хотя полагалось наоборот. Порывы ледяного ветра все сильнее и секли лицо. Путники вышли на остатки древней дороги. Дерзкие молодые елочки, бесцеремонно растолкав покрошившиеся каменные плиты, росли на самой ее середине. Конечно, на это понадобилось много времени, но Хани понял, что скоро лес проглотит эту дорогу без остатка.

— Это Серебряная дорога, — пояснила Рюби. — Вела когда-то в Джайнангалу из Атинхаркора — порта, куда поступало серебро, дань Атинъярхана.

Чани неприязненно посмотрел на деревья вокруг дороги, словно они были его личными врагами, покушались на что-то принадлежащее лично ему. И еще Хани заметил одну странную вещь: деревья здесь росли не прямо, а с наклоном на север. И чем дальше они шли, тем сильнее становился этот наклон.

Идти становилось все труднее — обветренные сугробы покрылись ледяной коркой, слишком слабой, чтобы выдержать вес человека, но достаточно прочной, чтобы уже через полчаса вконец вымотать любого, кто попытается продраться сквозь эти сугробы. Дневные переходы значительно сократились, что вызвало еще большую тревогу Рюби.

Наконец между деревьями завиднелись тусклые сероватые просветы.

— Еще немного, и мы выйдем из леса, — пообещала Рюби.

— Выйдем ли? — Чани с сомнением глядел на сугробы, поднимающиеся уже выше плеч.

— Обязательно выйдем! — весело крикнул Хани и, как буйвол, вломился в преграждающую путь снежную стену. Уже через минуту от него пар валил столбом, однако он, помогая себе руками, как пловец, расталкивал снег плечом и продолжал упорно продираться вперед, пока вдруг не скатился кувырком с небольшого холмика, когда снежный занос неожиданно кончился.

— Ур-ра! — закричал он, приплясывая. — Идите скорее сюда!

Но Рюби не разделяла его веселья. Наоборот, она грустно посмотрела назад, на черно-зеленую зубчатую стену леса и печально сказала:

— Все. Теперь впереди нас ждут только враждебные земли Сумеречного Края. Лес был нашим другом и защитником, зло не могло проникнуть в него. Выйдя оттуда, мы лишаемся этой защиты. Придется каждую минуту быть начеку.

— Но мы еще не вступили в Сумеречный Край, — возразил Чани.

— Сумеречный Край там, где властвует Хозяин Тумана. И очень скоро мы подойдем к границе его владений.

— Много проку было от такой помощи, — не унимался Чани, презрительно гримасничая. — Во времена великих королей не нужен был никакой лес. Под милостивой сенью Алмазного венца не было места и тени зла.

— Это, конечно, так, — не стала спорить Рюби. — Но… — Она хотела что-то сказать, однако сдержалась. Чани побагровел.

Хани, прощаясь, помахал рукой лесу.

— До свиданья! Мы еще вернемся.

До него долетел невнятный шорох ветвей и поскрипывание стволов, словно и лес прощался с ним. Ненадолго ему показалось, что перед ним стоит шеренга воинов в темно-зеленых одеждах и сверкающих белых доспехах. Он потряс головой. Нет. Это были всего лишь покрытые снегом ели.

11. СНЕЖНАЯ ПУСТЫНЯ

Шедший впереди Чани внезапно с глухим возгласом взмахнул руками и повалился на снег, будто кто-то исподтишка сильно дернул его за ногу. Хани бросился к нему на помощь, но почувствовал сильный рывок за плечо, остановивший его. Он обернулся. Никого. Рюби стоит позади, шагах в десяти. И никого. Он снова попытался шагнуть, и снова невидимая помеха не пустила его.

— Что это?! — недоуменно крикнул он.

— Что случилось? — спросила Рюби, не трогаясь с места.

— Кто-то или что-то держит меня.

— Но здесь никого нет.

Чани с глухим рычанием ворочался в снегу, не в силах подняться.

— И все-таки что-то держит меня, — настаивал Хани.

— Посмотри внимательней.

Чани начал довольно громко ругаться, видимо, наконец смог выплюнуть набившийся в рот снег.

— Меня тоже кто-то поймал! — крикнул он. — Какой-то капкан невидимый!

Хани рванулся изо всех сил, плащ громко затрещал. Тогда Хани присел, ощупывая какие-то прочные черные веревки, вцепившиеся в плащ и уходившие под снег.

— А это еще что?!

Он принялся яростно раскидывать снег, и из сугроба поднялось странное растение. Черные гибкие стебли напоминали не то веревки, не то стальную проволоку — такими они были прочными и жесткими. Узкие черные листики крепко держались за стебли и на концах имели по три острых крючка. Именно такие крючки вцепились в одежду Хани. Он попробовал было отцепить их, но куда там! Пока он успевал оторвать один лист, два новых вцеплялись ему в рукав. Хани понял, что скоро станет таким же беспомощным, как брат. А из-под снега украдкой выползали новые и новые стебли, сплетаясь в колючую сеть.

Чани первый сообразил, что нужно делать. Сквозь падающую пелену снега мелькнула приглушенная снегопадом, неяркая синяя вспышка. Через минуту он, злой и промокший, стоял перед Хани, держа в руке обнаженный меч.

— Ну как?

— Сам видишь, — стоически ответил Хани.

Несколько взмахов меча — и Хани тоже обрел свободу. Рюби подобрала обрывки черных кустов и внимательно их рассматривала.

— Ну, что ты скажешь теперь? — насмешливо поинтересовался Чани, спрятав меч и отдирая остатки колючек. — Насчет доброты леса и природы вообще. Если бы не мой меч, мы бы запутались в этих зарослях намертво и замерзли. Или нас сожрали бы волки, которые на равнине, я абсолютно уверен, бывают почти каждый день. Я думаю, что простой меч эти кустики не возьмет. Такое по силам только мне! — он самодовольно улыбнулся и потрогал рукоять меча. — Вот тебе и природа.

Рюби спокойно ответила:

— А почему ты решил, что эти кусты здесь росли всегда? Я повторю то, что говорила раньше: лес нам помогал и еще поможет не раз.

— А это? — яростно спросил Чани. — Нет уж, избавьте меня от такой помощи!

— «Это» в лесу не живет и не может жить. Мы опять видим порождение злых рук и злого ума, как те Снежные Волки. Ведь их ты не причисляешь к обычным зверям.

— У тебя на все готовы отговорки.

— Не надо ссориться, — вмешался Хани.

— Нет, почему же, — не отставал брат. — Я считаю, что такая глупая вера в чью-то помощь до добра не доведет. Мы должны полагаться только на свои собственные силы.

— Знакомые слова, — не стала скрывать насмешку Рюби.

— Да, — Чани немного остыл, но продолжал упрямиться.

— Вспомни, что говорила принцесса. И чем это кончилось.

Чани окончательно смутился, но признать свое поражение он не мог.

— Она была кое в чем неправа. Но не во всем. Встречались у нее и правильные слова. Да к тому же она была всего лишь…

— Не то, что ты? — продолжила Рюби.

Чани не ответил. Он поднял воротник плаща, старательно пряча лицо, хотя мороз был не столько уж силен.

— Идем, в самом деле, чего это мы, — пробурчал он.

Ветер бил прямо в лицо, неся с собой хлопья тяжелого мокрого снега. На скользких черных плащах он почти не задерживался, иначе путники давно бы превратились в ходячих снеговиков.

— Что за чертовщина, — недовольно бурчал Хани, в тысячный раз протирая ладонью залепленные метелью глаза. — Снег летом… Да так много… Чем дальше, тем это все мне меньше нравится. Странные какие-то чудеса.

— Ты много еще увидишь, чего раньше не видел и не хотел бы увидеть, — ободряюще сказал Чани.

Они побрели дальше.

Ноги вязли в снегу не хуже, чем недавно в болоте, и такая ходьба страшно выматывала. В болоте еще можно было выбрать место посуше, а на равнине, куда ни глянь — всюду снег, снег и снег. Не обойти, не пройти… Вскоре они еле ползли, а конца метели ждать не приходилось. Останавливались только для того, чтобы подкрепиться горячим чаем, кое-как подогретым на выкопанных из-под снега кустиках поблеклой травы. И снова вперед… День, ночь, день…

Если бы не остатки дороги, на которую они вышли еще в лесу, вряд ли вообще им удалось бы куда-нибудь пройти. Здесь хоть не было больших сугробов. Но в конце концов встречный ветер превратился в бурю такой силы, что двигаться приходилось, пригнувшись к самой земле, едва не ползком, цепляясь за камни руками. Ветер неизменно дул им навстречу, не отклоняясь даже самую малость от навечно выбранного направления.

— Теперь я понимаю, почему деревья в Кромешном Лесу растут с наклоном в одну сторону. — Хани, ежась и вздрагивая, выскребал из-за ворота полурастаявший снег, занесенный туда хитрым порывом ветра. — Иначе бы им ни за что не устоять.

В этот день они впервые увидели далеко впереди слабое белесое свечение, дрожавшее в небе. Словно там парило огромных размеров зеркало, от старости тусклое и мутное, а в этом зеркале отражалась еще не выглянувшая из-за горизонта луна, бледно-холодная, чуть зеленоватая.

— Я устал от чудес, — вздохнул Хани. — Надеюсь, это будет не слишком страшно?

— Надейся, — язвительно бросил ему брат.

Следующее утро впервые за много дней не принесло с собой тоскливой хмари, туч и нескончаемогоснегопада. На небе не было ни облачка, ярко сверкало солнце, с ним соперничал блеск голубовато-белого снега. И, наверное, было бы очень тепло, если бы не тот самый ледяной ветер, с убийственным упорством дующий с севера. Как ни старались путники закутаться поплотнее в плащи, он ухитрялся найти наималейшую щелочку и проникнуть внутрь. Тогда по телу прокатывалась волна дрожи, словно к голой спине прикоснулись кусочком льда. От этого постоянного пронизывающего озноба казалось, что солнце не золотое, а тоже какое-то ледянисто-белое. Под ногами неслись вихри поземки, и это помогало, иначе можно было ослепнуть от окружающего их нестерпимого сияния и блеска. А на снежные вихорьки можно было смотреть, они скрадывали отражение солнца на плотном снегу.

Плоская, как стол, унылая равнина вдруг прервалась цепью черных пятен. Издали было невозможно различить, что же это — голые вершины холмов, большие камни или какие-то древние здания. Воздух над этими пятнами все время странно дрожал, струился и переливался, от него исходило еле различимое голубоватое свечение. Внизу, под полукружием свечения, кипела и бурлила снежная пыль, словно там собрались несколько десятков смерчей и водили бешеный хоровод. Иногда вверх взлетали искрящиеся столбы снежной пудры, рассыпались в воздухе тающим кисейным покровом, затемняя на мгновение и необычное солнце, и снежное зеркало, потом снова опадали вниз, в клокотание пурги. Уши закладывал постоянный резкий, воющий свист, и что творилось там, в невиданном снежном котле, расслышать было невозможно.

— Честно говоря, — поморщился недовольно Чани, — мне совершенно не хочется идти туда. Как-то не тянет.

— Наша дорога идет на север, — бесстрастно отозвалась Рюби.

— А обойти это место никак нельзя?

— Я думаю, что нельзя. Это граница владений Хозяина Тумана, там начинается таинственный Сумеречный Край. И только оттуда можно пройти на северные острова, другие пути закрыты наглухо. Тем более, что мы идем именно к Хозяину Тумана и нам нет смысла сворачивать. Кроме того, я считаю, что лучше схватиться с трудностями в начале пути, а не в самом конце, когда нам особенно потребуются силы и мужество. Если мы не сможем преодолеть эту преграду, то не стоит и пытаться сражаться с Хозяином Тумана. Здесь мы по крайней мере сумеем в случае поражения спокойно отступить. От стен же Ледяного Дворца возврата уже не будет.

— Все это справедливо, — вздохнул Чани. — Но схватка с безмозглой пургой славы не принесет.

И он собрался шагнуть вперед, но Хани схватил его за руку.

— Подожди!

— Что за глупости? — высокомерно бросил Чани.

Вместо ответа Хани с такой силой подбил ему ноги, что брат, нелепо взмахнув руками, шлепнулся в снег. Он поднял залепленное снегом, перекошенное от гнева лицо и уже готов был обрушиться на Хани с градом проклятий, как тот зажал ему рот рукой. Рюби тоже упала в снег рядом с ними.

Большой снежный смерч отделился от кипящего котла вихрей и, ревя, как разъяренный дракон, покатился по равнине, всасывая в себя снег и оставляя позади черную дорожку. Но в его реве незаметно начали прорисовываться тоскливые поющие нотки, делавшиеся постепенно все более и более отчетливыми.

— Волки, — прошептал Хани.

— Ну и что?! — злобно ответил Чани, выплевывая снег изо рта. — Мы однажды уже встретились с ними. Я не вижу в них ничего опасного, жалкие твари. Трусливые и слабые.

— Когда как, — возразила шепотом Рюби. — То было в лесу, а здесь я не хотела бы с ними встречаться.

Колеблющаяся колонна смерча прошла совсем близко. Поднятая ею снежная пыль закрыла солнце, и на равнину лег полумрак, напоминавший сумерки. Внезапно смерч рассыпался на десять маленьких смерчиков, неистово крутящихся и воющих ничуть не слабее пропавшего гиганта. А потом исчезли и они. Прямо перед ошеломленными путниками, не далее чем в двух сотнях локтей, сидели десять огромных белых волков. Самый крупный из них задрал к тусклому небу морду и завыл. Леденящий душу звук пролетел над равниной. Девять волков вторили вожаку. Хани почудилось, что кровь его превратилась в красные ледышки, руки и ноги онемели, и он превращается в каменную статую… Но, к счастью, ветер дул со стороны волков, и они не могли учуять притаившихся путников, иначе тем пришлось бы плохо. Еще раз провыв, вожак сорвался с места и стремительной рысью помчался по равнине. Он парил над снегом, не оставляя следов. Ослепительный синий луч, отразившийся от какого-то украшения на его ошейнике, больно резанул по глазам. Хани подумалось, что он снова увидел Ледяную Звезду.

Когда волки скрылись, Чани перевел дух. Хоть он и храбрился, но даже ему было явно не по себе, и с заметным облегчением он сказал:

— Проклятые! Убрались наконец! — Потом повернулся к Рюби и специально для нее добавил: — Чего только не наделала твоя природа в Сумеречном Краю.

— Не надо, — осуждающе сказала Рюби. — Ты сам не веришь в то, что говоришь. Ты превосходно помнишь встречи и в Туманных горах, и на острове дракона, и в Кромешном лесу. Я твердо уверена, что мы найдем помощников и на ледяных полях севера, возле дворца Хозяина Тумана. Звери никогда не будут отстаивать зло, противясь человеку, так как он часть той же природы. А волки, акулы… Это нежить, противная ей, ведущая с ней борьбу не на жизнь, а на смерть. Природа добра по своей сути, в ней нет зла, кроме рожденного черными руками и черным разумом.

Чани недоверчиво пожал плечами, но спорить не стал. Осторожно посмотрев вслед волкам, он поднялся.

— Тогда идем. Путь открыт.

Ветер наконец утих, идти стало гораздо легче, но все-таки прошло несколько часов, прежде чем они сумели добраться до загадочных черных пятен. Уже начало смеркаться, и теперь путники ясно различали повисшую на сером небе молочно-белую, светящуюся призрачным светом дугу, концами опиравшуюся на зазубренные черные камни. Рядом с ней стояла вторая такая же, дальше третья, четвертая… Их свечение напоминало полную луну, пробивающуюся сквозь метель.

— Белая радуга… — прошептал Хани.

— Целая радужная стена, — поправил его брат.

— Еще одна выдумка Хозяина Тумана, — зло сказала Рюби. — Эти чудовища ползут впереди его армий, замораживая землю, разгоняя все живое. Они стражи его владений. Отсюда и дует тот ветер, который так мешал нам все эти дни. Не знаю, что случилось, наверное, они пропускали волков, поэтому ветер стих. Но тогда нам надо поторопиться, пока снова не начался ледяной ураган.

— Если кому-то удастся пройти под радугой, он станет счастливым, — заметил Чани. — Так говорит народная примета.

— Да. Но только не под этой, — возразила Рюби.

Однако они опоздали. Земля под ними задрожала, как в судорогах, громкий рокочущий гул прокатился по равнине. За аркой радуги вспыхнули столбы прозрачного сине-зеленого пламени, с тонким оглушительным свистом, закладывающим уши, они, вращаясь, вознеслись в небо, изогнулись, наклонились вперед и прикоснулись к радугам, моментально налившимся их ярким холодным огнем. Беззвучно ударили ветвистые синеватые молнии, радуги засветились еще сильнее, они уже пылали… В то же мгновение слабый ветерок начал крепчать. Крошечные, невидимые глазом ледяные кристаллы, которые он нес с собой, кололи лицо, как жала несметных полчищ ядовитых насекомых. Вскоре ветер превратился в настоящую бурю и продолжал усиливаться. Чани опрокинуло, закрутило и покатило по земле, как куль. Хани успел упасть сам и изо всех сил вцепился руками в землю, даже кровь выступила из-под ногтей. Но он чувствовал, что и его медленно тащит назад.

Краем глаза он успел заметить, что Рюби продолжает стоять как ни в чем не бывало, точно этот ветер для нее не более чем легкое дуновение. Потом в белесых вихрях промелькнула ярко-красная искра. Метель истошно взвыла и с утроенной яростью набросилась на них. Хани показалось, что крепкие холодные руки обхватили его, оторвали от земли, подняли вверх… и сейчас швырнут с такой силой, что он разобьется насмерть о промерзшую, крепкую, как камень, землю.

Снова полыхнули языки нестерпимо яркого, горячего красного пламени. Раздался громовой треск, вой… Его бешено завертело, потом он куда-то полетел и ударился с такой силой, что перехватило дыхание…

Рюби сидела, обхватив голову руками, словно ее мучила нестерпимая боль. Подошел помятый, взъерошенный Чани, молча потирая разбитое колено. Повздыхал, наконец спросил:

— Пойдем, что ли?

Рюби не ответила, лишь посмотрела на него и снова опустила голову. Хани с содроганием глядел на выжженную в земле глубокую борозду с оплавленными стекловидными краями, груды тончайшего серого пепла, обгоревшие камни. Он и представить не мог, что существует подобная сила. Непонятно было, почему Рюби не радовалась, ведь путь был открыт: белая радуга погасла, камни были разметаны по всей равнине, ничто больше не стояло поперек дороги.

12. В ЛЕДЯНОМ ДВОРЦЕ

Хозяин Тумана в бешенстве метался по тронному залу, размахивая кулаками. При каждом его движении свистящий порыв холодного влажного ветра заставлял Морского Короля тихо вздрагивать. Желтые глаза свирепо сверкали, нагоняя ужас, рот Хозяина Тумана беззвучно раскрылся — от переполнявшей его злобы он не в силах был выдавить ни звука. Морской Король следил за ним, то и дело невольно приседая. Таким Хозяина Тумана он еще не видел ни разу за все их многовековое знакомство. Эвигезайс с неизменно мрачным видом ожидающе смотрел на повелителя, видимо, гнев Хозяина Тумана его ничуть не страшил. Сноу Девил сидел, как крепко побитая собака, тщательно спрятав хвост и виновато помаргивая.

Наконец Хозяин Тумана опустился на трон и грозно прошипел:

— Как вы допустили? Как вы вообще посмели явиться мне на глаза после такого?! Вы обязаны были умереть!

— Это приказ? — деловито осведомился Звигезайс. Его тон не оставлял ни малейшего сомнения, что будь это приказ, его неукоснительно выполнят.

— Враг появился на принадлежащих мне землях! — продолжал бушевать Хозяин Тумана. — Невозможно! — При каждом слове изо рта у него вылетали клубы белого морозного пара, оседая колючими иголочками инея на троне, на стенах зала, на плечах стоящего ближе всех к нему лейтенант-фельдмаршала.

Сноу Девил совсем съежился в комок, не в состоянии поднять глаз на взбешенного повелителя. Было ясно, что ему хочется провалиться сквозь землю. Однако Эвигезайс блеклым невыразительным голосом, так, наверное, говорил бы запыленный булыжник, появись у него дар речи, произнес:

— Это пока еще не наши земли. Пограничные столбы королевства установлены на берегу Торедда, и на другую сторону пролива мы их перенести пока не успели.

— Белая радуга — тоже пограничный столб! Это уже прямой вызов мне! Это война! — Хозяин Тумана хрипел, задыхаясь. — Заморозить!

— Бесполезно, — отважился вставить Морской Король. — Они однажды встречались с Черным туманом в горах на северном тракте. И ничего не произошло. Сила огня превозмогла силу тумана. А сейчас они открылись: у них есть огонь земных недр, который оказался сильнее даже Тумана старости.

— Огонь, огонь… — неистово зашипел, как исполинский змей, Хозяин Тумана. — Ты думаешь, что они видели все мое могущество?! Во всем его колдовском блеске и всей жестокой силе?! Нет! Думаешь, они справились со всеми туманами, которыми я владею? Тоже нет! — Он начал стремительно раздуваться и вскоре коснулся головой потолка. Голос его превратился в глухой рокот, подобный шуму отдаленного прибоя на скалистом берегу. — Огонь?! Что мне огонь! Они еще не видели Красного тумана! Не боролись с Мертвым туманом! Они не пробовали всерьез Безумный туман! — Неожиданно он заговорил тише. — Но даже это еще не все. У меня в запасе много разных туманов, ты и представить не можешь, какими они бывают. Не забывай, кто я! Никогда не забывай!

И снова Морскому Королю стало казаться, что нет на свете никого сильнее Хозяина Тумана. Он силен. Он еще жутко силен, никому не дано опрокинуть его. Все, что было до сих пор — так, мелкие неудачи.

— Прикажешь уничтожить их? — провыл Сноу Девил, с трудом выдавливая из горла звуки человеческой речи.

— Нет, — покачал головой Хозяин Тумана. — Пока не стоит, мои верные волки. Вам предназначена другая работа. Пойте свои злые песни на равнинах Сумеречного Края, наполните его неназванным страхом, чтобы сердце любого, кто ступит на проклятую мною землю, останавливалось, превратившись в кусок льда, а руки налились свинцом. Я вышлю пургу. Пройдите остров из конца в конец, пойте всем о моем могуществе, и чтобы эта песня проникла в душу каждого человека, еще оставшегося в моих владениях. Непокорные начали поднимать головы, мы должны снова пригнуть их к земле и поставить свою тяжелую ногу на их дерзкие шеи!

— Слушаюсь, повелитель! — рявкнул волк, и его янтарные глаза блеснули кровожадной радостью. — Мы выполним твою волю.

— А потом я отдам вам этих юных наглецов. Ведь у вас с ними особые счеты? — милостиво изволил пошутить Хозяин Тумана.

Волк ощерился, вспомнив свое недавнее поражение.

— Мы отомстим!

— Позволю себе заметить, — тихо вставил Морской Король, — что не все так просто. Они уже не раз опрокидывали препятствия, которые мы им ставили.

— Но ведь ты сумел расколоть их товарищество? — спросил Хозяин Тумана.

— Нет, это был не я.

— Тогда Черный Меч?

— И не он, — поморщился король. — Кстати, не забывай, что где-то бродит по свету это грозное оружие. Сейчас им владеет человек, хорошо умеющий ненавидеть. И этот человек не друг тебе.

— Человек, — презрительно рассек правой рукой воздух Эвигезайс.

— Но именно с его помощью Радужники уничтожили Десятикрылого и армию самого Фрозена. Не нужно забывать о силе Золотого Факела.

— Зо-ло-то-го, — раздельно произнес Хозяин Тумана.

— Золотого, — сладко улыбнувшись, подтвердил Морской Король, поправив на пальце перстень с золотым пауком. — Это ты правильно заметил. Но не Черный Меч расколол их. У королей Тан-Хореза от века нет и не будет друзей. Они всегда блюдут только свои интересы. Жаль, что я не сумел тогда повернуть Меч Ненависти против мальчишек.

— Я все равно не верю, что они так опасны, — скептически сказал Эвигезайс. — Они, конечно, могли победить Фрозена, но будут бессильны передо мной. Ледяное серебро невозможно нагреть, я не страшусь солнца. Повели — и я швырну их связанными к подножию твоего трона.

— Нет, — снова возразил Хозяин Тумана. — Ты мне нужен здесь, в шахте. Пробились вы, наконец, к голубому льду?

— Пока не можем. Люди не выдерживают холода, мрут.

— Какое мне до этого дело! Они должны во что бы то ни стало достичь голубого льда, только там рождается ледяное серебро. Пусть для этого придется погубить в шахте всех жителей страны. Возьми отряд солдат и надсмотрщиков и налови новых рабов. Равнины Торедда и горы Лаксредда еще не совсем обезлюдели, — он угрюмо усмехнулся.

— Слушаю, повелитель, — поклонился Эвигезайс.

— А нашими врагами мы займемся несколько позже. — Хозяин Тумана гулко, как из пустой бочки, расхохотался. — Они еще далеко, пусть переправятся хотя бы через Холодное море. И вообще, сколько испуга! Можно подумать, что на нас движется неисчислимая армия! — Он снова затрясся в припадке хохота. — Чепуха! Всего три ребенка!

— Повторяю: нельзя их недооценивать, — мрачно сказал Морской Король.

— Мальчишки, конечно, не опасны, с ними не будет никаких хлопот. Но с каменной девчонкой придется считаться, хочешь того или нет.

— Почему?

Морской Король помрачнел еще больше.

— Мерзкие Радужники… Они ловко обманули меня, спрятавшись за чужую спину…

— Молодцы! — буркнул Эвигезайс. Морской Король оскалился и продолжил:

— Я думал, что воюю с самозваными Повелителями Огня, а на самом деле оказалось — с Радужниками. Проклятье! — с бессильной злобой застонал Морской Король. — Если бы я только знал…

— Но ты не знал, — заметил Эвигезайс. — Обмани противника — и ты победишь его еще до сражения.

Хозяин Тумана беспокойно заерзал на троне.

— Радужники… Конечно, это несколько иное дело. Но почему ты сразу не предупредил меня? Почему ты молчал раньше? — обрушился он на Морского Короля.

— Ты меня не желал слушать.

— Ладно, забудем об этом. Что ты предлагаешь?

— Ты уверен, что сможешь убить девчонку?

— А что, если нет? — вопросом на вопрос ответил Хозяин Тумана.

— Тогда лучше сразу спасайся. Беги.

— Куда?

Морской Король опасливо оглянулся, точно боялся, что их могут подслушать, и еле слышно, шевеля одними губами, прошептал:

— Двухголовый.

Словно тьма разлилась в тронном зале. Хозяин Тумана в один миг съежился, приняв обычные размеры.

— Это… нет… Рано… — так же тихо ответил он. — Он не похож на меня. Туда нельзя явиться побежденным. Это я тебе спустил по доброте неисчерпаемой… А он… отдаст нас обоих Ночникам… — Морской Король смертельно побледнел при этих словах. В зале повисло тяжелое молчание.

Эвигезайс кашлянул. Все вздрогнули.

— Позволь мне идти, — обратился он к Хозяину Тумана. — Дело не терпит промедления.

— Иди, — вяло согласился тот. — И ты ступай, — махнул он рукой совершенно поблекшему Сноу Девилу. — Идите и возвращайтесь только с радостной вестью. — Дождавшись, пока они покинут тронный зал, Хозяин Тумана обратился к Морскому Королю: — А мы посмотрим, что творится в мире.

— Настоящего?

— Нет, прошлого, — резко ответил Хозяин Тумана.

Зеленые тени помчались по стенам тронного зала, едва Зерцало Мира закружилось вокруг грани прошлого. Молча они смотрели на разворачивающиеся перед ними картины. Когда бушующая красно-белая река пламени хлынула, сметая белую радугу, Хозяин Тумана мощным ударом отшвырнул Зерцало прочь.

— Это то, чего я всегда боялся, — слабо произнес Морской Король. — Пламя Золотого Факела — легкий дождичек по сравнению с этим штормовым валом.

— Но ты заметил, она не всесильна.

— Да. Но почему?

Хозяин Тумана усмехнулся.

— Она боится повредить землю.

— И этим надо воспользоваться.

— Если сумеем.

— Должны суметь. Это вопрос нашей жизни и нашей смерти. Но это будет потом. Пока что они идут по Бурым равнинам. Их ждет там немало приключений. И не из тех, после которых остается кто-то, чтобы рассказать, что случилось.

— Но мерзкий соболь обещал им помогать! — Хозяин Тумана потряс кулаком. — Я это запомню!

— Однако не все звери подчиняются Соболю, — оскалился Морской Король.

— Я с удовольствием посмотрю, как она будет выворачиваться!

Хозяин Тумана непонимающе уставился на Морского Короля, потом что-то вспомнил и с сомнением спросил:

— Неужели еще кто-то уцелел?

— Ты должен лучше знать, что происходит на твоей земле.

Хозяин Тумана нахмурился.

— Уволь… Никто не заходит в ущелья Гор Страха, после того как остатки Великой Армии бежали на север. Даже во времена наибольшего могущества Анталанандура Счастливого люди не рисковали появляться там…

— А я рискнул, — торжествующе сказал Морской Король.

— Но если девчонка все-таки справится?

— Не должна.

— Ладно, — усмехнулся Хозяин Тумана. — Для нее лично у меня кое-что припасено. Велика сила гор, но две тысячи лет не прошли для меня даром. Я тоже кое-чему научился, создал свое. И сейчас я брошу им вызов! — с хвастливой угрозой закончил Хозяин Тумана.

13. ЧЕРЕЗ БУРЫЕ РАВНИНЫ

Как только они миновали цепь странных черных камней, порождавших белые радуги, зима, к величайшему удивлению Хани, пропала. Граница снегов была прочерчена так резко, словно ее вели по линейке. Минуту назад путники брели едва не по пояс в сугробах, и вдруг под ногами жалобно заскрипел крупный серо-желтый песок. Нельзя сказать, что стало намного теплее, но когда остался за спиной жуткий ветер, созданный белыми радугами, когда перестала бить в лицо секущая ледяная крупа, Хани почувствовал себя много лучше. И в очередной раз решил, что вот сейчас-то они отдохнут… Потом вспомнил, как менялись за время пути его представления об отдыхе, и засмеялся. Брат посмотрел на него, как на ненормального, но промолчал.

Правда, завеса туч стала еще ниже и плотнее, небо превратилось в настоящий потолок, выкрашенный тусклой серой краской, по которому так и тянуло постучать кулаком. Из-под краски еле просачивался грязно-желтый свет. Нечто похожее они видели на Большом Болоте, но теперь все было мрачнее, беспросветнее. В воздухе разлился странный горьковатый привкус, от которого першило в горле и слезились глаза.

Хани с любопытством смотрел вокруг. Это надо было обязательно запомнить. Про Сумеречный Край рассказывали столько небылиц, что хотелось, вернувшись домой, как-нибудь небрежно сказать: «А вот когда я там был…» Но тут ему вспомнился Грифон, и он снова рассмеялся.

Все казалось обычным, но в то же время местность неуловимо менялась, незаметно, капля по капле, переливаясь в нечто совершенно незнакомое. Подсохшую ломкую желтоватую траву и жалкие метелки ковыля постепенно сменили невысокие, всего в два человеческих роста, странные деревца. Их ветки росли кольцами вокруг ствола и вместо листьев были покрыты коричневыми мягкими иголочками. Деревца были очень хрупкими, при малейшем толчке они с тихим хрустом ломались, падая на землю, верхушка рассыпалась на кусочки. Их древесина больше всего напоминала крупноячеистую губку, до отказа пропитанную водой. Она загоралась с большим трудом, и каждый раз, пытаясь развести костер, путники тратили очень много времени. Горел же такой костер нежарким синеватым пламенем, с массой прозрачного зеленого, очень ядовитого дыма, но зато почти не давая тепла. Поэтому приготовление горячего чая стало настоящей проблемой.

Четыре дня пролетели, как один. Что еще удивляло Хани — снова полное отсутствие зверей и птиц. Если на Болоте это можно было понять и объяснить, то что мешало им жить здесь? Конечно, не слишком хорошо, но Хани уже видел места и похуже. В то же время по ночам в зарослях они постоянно слышали шуршание, возню, сопение, попискивание, потрескивание. Однако едва день загорался тусклым светом, как все моментально стихало, только на песке появлялись неясные ряды мелких ямочек — все, что оставалось от следов. Лишь однажды, отправившись за топливом для костра, Хани натолкнулся на четкий отпечаток. Постоял, остолбенев, посмотрел на него, подумал и вернулся назад, не сказав об увиденном никому.

Чем дальше они продвигались к северу, тем больше в песке становилось камней, равнина начала бугриться белыми меловыми холмами, которые поросли теми же непонятными деревьями. Когда Хани спросил у Рюби, что это такое, она хмуро ответила:

— Эти… деревья… росли здесь много тысяч лет назад. Почему они снова вернулись в эти края, я не знаю. Даже нам, Радужникам, не известно все, что творится в Сумеречном Краю. Их не должно, понимаешь, не должно быть здесь. — Потом она тяжело вздохнула и добавила: — Когда-то эти места были житницей Анталанандура Счастливого. Насколько хватало глаз вокруг колыхались золотые волны хлебов. Я догадываюсь, кто превратил их в серую пустыню, но не представляю — как. У него для этого было слишком мало сил.

— Хозяин Тумана? — спросил Чани, но так уверенно спросил, что скорее это было утверждение, а не вопрос.

— Он, — подтвердила Рюби.

Чани прикрыл глаза и тихо сказал:

— Он ответит за все. И если он надеется на быструю смерть… — Чани внезапно замолчал, словно прикусив язык. Такая жуткая ненависть прозвучала в его голосе, что Хани испугался за него. Снова старший брат стал похож на каменную статую на развалинах затопленной Большим Болотом Джайнангалы, и такое превращение не радовало.

Она появилась перед путниками совершенно неожиданно. Просто сероватый полусвет-полумрак, витавший в воздухе, слегка уплотнился, превратившись в огромный расплывчатый, такой же серый силуэт, выросший на гребне песчаного холма. Раздалось дробное костяное щелканье.

Хани, мгновенно почуяв опасность, повернулся, схватил Рюби за руку и помчался в сторону видневшегося справа невысокого белого обрыва, зиявшего большими округлыми черными пятнами провалов. Он догадался, что там пещеры, в которых можно укрыться от неожиданно появившегося врага. А в том, что это враг, Хани не усомнился ни на миг.

Они мчались так, что песок горстями летел из-под каблуков. Тяжелые плащи метались за плечами, цепляясь за ноги, мешали, останавливали… Песок тоже стал вдруг предательски мелким, стараясь засосать ногу поглубже, не спешил ее отпускать. В голове глухо бухали кузнечные молоты, перед глазами мелькали радужные пятна, постепенно окрашивающиеся красным. Прохладный воздух начал жечь горло.

Почти без чувств они влетели в узкую расселину, вымытую дождями в мягкой породе. Хани сильно ободрал себе локоть, ударившись о камень. Бежавшему последним Чани едва не пришлось плохо — преследователь попытался схватить его, но не успел на одно мгновение. Чани отделался разодранным плащом.

Чуть отдышавшись, Хани решил посмотреть, от кого же они спасались. Он собрался было выглянуть наружу, однако необходимость в этом сразу отпала — в пещеру сначала просунулась кошмарная голова, а потом преследователь попытался пролезть целиком. Но, к счастью, узкий вход не позволил ему это сделать.

Громко щелкая клювом, в пещеру рвалась огромная — более восьми локтей ростом — птица. Ее тело было покрыто длинными волосовидными сине-зелеными перьями с металлическим отливом. Противная зеленоватая морщинистая кожа, напоминавшая змеиную шкуру, покрывала короткую толстую шею. На несуразно большой голове торчал клюв, похожий на топор. Вокруг красных сверкающих глаз росли венчики желтых перьев, и от этого блеск глаз казался еще ярче. Массивные желтые лапы имели по четыре пальца с длинными кривыми когтями.

Заметив, что на нее смотрят, птица злобно защелкала клювом, встопорщила куцые крылышки, которые явно не могли поднять ее в воздух. Потом еще пару раз попыталась протиснуться в пещеру. Снова ей это не удалось, что привело птицу в неописуемую ярость. Злобно клекоча, она стала рыть песок и молотить клювом по камню. Хани с тревогой увидел, что хрупкий известняк крошится под ударами. Но при всей дикой силе птице было очень далеко до Каменного Дятла, и Хани успокоился.

— Ну и тварь, — с отвращением сказал Чани, закончив осматривать плащ, распоротый ударом когтя, как бритвой.

— Еще одна загадка, — сказала Рюби. — Эта птица — ровесница странных деревьев на равнине. Откуда она? Вообще мне начинает казаться, что вдруг вся эта страна незаметно провалилась в прошлое. Не могли все они дожить до наших дней сами по себе, здесь кроется черный умысел. — Она усмехнулась и обратилась к птице: — Откуда ты взялось, порождение черных годов?

Птица даже захлебнулась злобой, разевая клюв в напрасной надежде схватить кого-нибудь. Красные глаза позеленели, зато шея, наливаясь кровью, начала краснеть. Однако, несмотря на все старания, прорваться внутрь ей не удалось. Птичья голова пропала, в пещеру просунулась лапа, наскребшая кучу песка и пыли, потом исчезла и она.

— Ушла? — предположил Хани спустя какое-то время.

— Как бы не так, — насмешливо ответил Чани. — Здесь где-нибудь притаилась. Сидит поблизости, подкарауливает.

Точно подтверждая его слова, снаружи донеслись злобный клекот и костяное щелканье.

— Ну и что? — легкомысленно присвистнул Хани. — Мы снова пустим в ход огонь и испепелим ее.

— Ты полагаешь, что можно жечь все подряд, что попадется тебе в дороге? — неприязненно спросила Рюби.

— Но ведь это враг, — недоумевал Хани, которого отчуждение Рюби резануло очень больно.

— Нельзя обращать данную тебе силу против природы. Я не замедлю сжечь творение черных рук, но никогда не причиню вреда живому существу, даже если его вынудили выступить против меня.

Хани только махнул рукой, выслушав отповедь, а когда Рюби попыталась улыбнуться ему, немедленно отвернулся изображая оскорбленную невинность.

Осада была не слишком долгой. Вскоре снаружи послышалась шумная возня, топот, раздались скрипучие вопли птицы. Похоже, она кого-то заметила. Но кого? Врага или добычу? Судя по торжествующей нотке в криках, птица решила, что добычу.

Чани осторожно подполз к выходу и выглянул наружу.

Птица стояла недалеко от пещеры, но совершенно про нее забыла. Она злобно топала ногами, поднимая клубы пыли, пригибала голову к самой земле и немелодично орала. Ее вопли ничуть не напоминали птичье пение, скорее это была смесь криков дюжины дерущихся котов с барабанной дробью. А к ней, не спеша, легкой изящной походкой, словно пританцовывая, подходил диковинный зверь. Сначала Чани принял его за леопарда, но, приглядевшись, понял, что ошибается — лапы зверя были длинными и стройными, как у собаки. Подойдя к птице на расстояние полусотни локтей, зверь остановился и склонил голову набок, с любопытством разглядывая пернатого хищника. Его желтая шкура слегка подергивалась, черные пятнышки так и играли, зверь еле заметно переминался с ноги на ногу, словно ему было трудно стоять неподвижно.

Птица буквально зашлась от злости, кипя и плюясь, даже кричать больше не могла — горло перехватило. С каким-то сиплым мычанием она бросилась на зверя. Тот, сверкнув изумрудными глазами, сделал великолепный скачок вбок, и птица, гулко топоча, с шумом и завываниями пронеслась мимо. Остановившись, она недоуменно завертела головой, свирепо щелкая огромным клювом, способным одним ударом разрубить надвое и гораздо более крупное животное.

Но зверь ничуть не испугался. Напротив, он смотрел на птицу совершенно бестрепетно, даже позевывал, ему явно было интересно и ни капельки не страшно.

Птица превратилась в настоящий вулкан и снова бросилась на зверя. Он повернулся и не спеша затрусил прочь, время от времени поглядывая через плечо на несущегося пернатого убийцу.

— Сейчас догонит, — с горьким сожалением прошептал Чани. Зверь ему очень понравился.

— Догонит? Как бы не так, — хмыкнула подошедшая Рюби. — Кажется, нам предстоит любопытный спектакль.

Клокоча, как кипящий котел, птица мчалась на зверя. Чани не уловил момента, когда его ленивая развалистая трусца перешла в упругий пружинистый бег. Зверь словно плыл над землей, далеко вперед выбрасывая сильные лапы. На морде у него было написано презрение, он по-прежнему с игривым любопытством поглядывал на гнавшуюся за ним птицу. Ее тяжелые когтистые лапы поднимали тучи пыли, но, несмотря на все свои старания, она не могла приблизиться к зверю ни на шаг. Тот легко несся по кругу в широкой котловине у подножия холмов, как бы предлагая невольным зрителям полюбоваться редким зрелищем. Глядя на его веселую морду, никак нельзя было подумать, что за ним гонится тварь, жаждущая его крови.

— Кто это? Я никогда не читал о таких зверях, — спросил кончивший обижаться Хани.

— Когда-то они жили в зверинцах Джайнангалы и сопровождали охотничьи выезды повелителей Анталанандура. Странно, что он остался жить здесь, ведь он любит тепло и должен был уйти на юг, — объяснила Рюби.

— А как его зовут?

— Это нсуи-физи, или пардус.

Тем временем птица, изрядно запыхавшись, начала постепенно настигать зверя. Чани даже скривился. Но зверь, заметив, что его догоняют, без малейших усилий прибавил ходу, и птица словно замерла на месте.

Гонки продолжались уже более двух часов. Зверь явно развлекался. Он то подпускал птицу поближе, то снова уходил от нее. Ее держали только невероятная, неописуемая злоба и глупость — другой бы давно сообразил, что погоня бесполезна — да ослиное упрямство. Из клюва птицы уже летели клочья желтоватой пены, ее шатало, но она бежала, бежала и бежала…

— Пардус может бежать и втрое быстрее, — сказала Рюби. — Как стоячую, он обходит скаковую лошадь. Никто на земле не может состязаться с ним. Да и в небе из птиц разве что только сокол…

Но тут гонка подошла к концу. Птица зашаталась и рухнула на песок прямо под пещерой, потеряв последние остатки сил. Она лежала неряшливой серой грудой, шумно вздыхала и беспорядочно дергала ногами, пыль покрыла некогда блестящее оперение.

Зверь остановился, посмотрел на нее. Кажется, его разочаровало, что интересная игра закончилась так быстро, он был совсем не против побегать еще. Пардус подошел вплотную к птице и потрогал ее лапой. Та дернулась, щелкнула клювом, пытаясь поймать дерзкую лапу, но зверь вовремя отскочил. Подняться сил у птицы уже не осталось. Глаза ее закатились, она замерла, даже дышать перестала. Зверь еще раз потрогал ее. Птица никак не отреагировала на новое оскорбление. Тогда зверь чихнул, повернулся и собрался уходить.

— Сдохла? — громко спросил Хани.

— Не думаю, — ответила Рюби. — Они всегда отличались исключительной живучестью. Другое дело, что ей сейчас придется дня два отлеживаться. Но, полагаю, оправится.

Услышав голоса, зверь обернулся. И вдруг неожиданно для самого себя Чани свистнул ему. Зверь дернул ушами. Чани свистнул второй раз, и пардус вприпрыжку, пританцовывая, направился к ним. Присел, внимательно осмотрел путников. Его глаза продолжали лучиться весельем. Чани поманил его рукой. Зверь подумал немного и послушался — подошел к нему и, хрипло мурлыча, стал тереться о грудь, как простая домашняя кошка. Чани почесал ему за ухом, зверь довольно заурчал, встал на задние лапы, положил передние ему на плечи и длинным горячим языком старательно облизал Чани обе щеки.

— Отстань, хулиган, — беззлобно отругнулся Чани, вконец ошеломленный.

Зверь смешливо фыркнул и не спеша удалился, довольный до предела.

— Вот видишь, — сказала Рюби. — А ты еще сомневался. — Она погрозила Хани пальцем.

— Нет, — возразил Чани, — ты не права. Ведь это королевский ловчий. Это совершенно особый зверь, его нельзя равнять с простыми дикими животными.

— Может быть, и так, — странным тоном произнесла Рюби.

— Глупо в этом сомневаться, — убежденно закончил Чани.

На этот раз Рюби промолчала, но Хани заметил, что она погрустнела.

Дальнейший путь тоже был беспокойным, что-то изменилось вокруг них. Совсем неуловимо, незаметно, но в сердце поселилась тревога. Может, от того, что небо начало наливаться недобрым, зловещим красноватым свечением? Или в воздухе разлился едва уловимый привкус горечи, от которого хотелось кашлять?

Перед ними тянулась все та же невыразительная серая равнина. Песок мешался с чахлой коричневатой землей. То и дело попадались непонятные белесые проплешины, точно кто-то высосал краски из земли. Снова поднялся ветер. Правда, на этот раз он нес солоноватый привкус недалекого моря, но опять в нем летела стылая ледяная крошка, больно режущая лицо. Жиденькие бледно-коричневые кустики послушно мотались в такт порывам ветра и, казалось, корчились от боли. Хани поддался нахлынувшему чувству тревоги и, прикрывая ладонью красные, слезящиеся глаза, то и дело напряженно вглядывался вдаль, пытаясь разгадать: какая же опасность подстерегает их на сей раз? Но впереди колыхалась однообразная серая муть с коричневыми разводами. Похоже, им предстояло забыть, что существуют в мире иные цвета, кроме трех: черного, серого, коричневого. Видимо, те же опасения испытывал и Чани, потому что он часто хватался за рукоять меча, кусал губы и беззвучно шептал какие-то проклятия.

Постепенно краски начали бледнеть, хоть и трудно это было представить. Все заполнил белесый оттенок выцветшей на солнце ткани. Все цвета как бы растворились друг в друге, образовав неописуемый словами отвратительный оттенок, какую-то невидимую, непрозрачную жидкость, затопившую все вокруг. Постепенно пропала линия горизонта, они брели наугад, руководствуясь только интуицией, особенно когда исчезли коричневые холмы слева, еще позволявшие кое-как ориентироваться. Воздух наполнился протяжным приглушенным низким звуком, напоминавшим рокот очень далекой каменной лавины.

И она налетела.

Какая-то мягкая горячая волна подхватила Хани. Он почувствовал, что поднимается в воздух, переворачивается, крутится… Хотя по-прежнему прочно стоял на земле. Все плыло перед глазами, рот заполнила вязкая слюна, дышать стало трудно, как в бане, заполненной обжигающим влажным паром. Рядом болезненно вскрикнула Рюби, охнул и застонал Чани.

Когда к Хани вернулась способность видеть и рассуждать спокойно, он различил, как прямо на глазах бледнеет его черный плащ, словно кусочек бумаги, пропитанный тушью, бросили в воду. От плаща расходились дымчатые черные разводы, таявшие в воздухе, а сам он белел. То же происходило с сапогами, дорожными сумками…

Вдруг Хани заметил, что Рюби, смертельно побледнев, опускается на землю. Он бросился, подхватил ее.

— Что с тобой?

Она только застонала в ответ. Чани выхватил меч, который гудел и звенел, разбрасывая синие искры. Вокруг светящегося лезвия этот непонятный туман как будто стал пореже, синева не перетекала в него.

— Обесцвет… — слабо прошептала Рюби.

Хани растерялся. Что делать? Они столкнулись с колдовством, которое оказалось сильнее Рюби. Ее нужно было спасать. Но как?

Решение пришло само собой. Этот туман высасывал цвета из всех предметов: из растений, даже из камней. Хани вспомнил сияющий рубин, который им дал когда-то Дайамонд. Видимо, бледнел и он. Значит, туману нужен красный цвет. Красное… Что же красное у него есть? Только одно…

Хани решительно выхватил меч, быстро задрал левый рукав и полоснул по руке лезвием. Горячая дымящаяся струя крови хлынула из раны. Часть ее впиталась в лезвие, а часть — начала растворяться в прозрачном тумане, окружавшем их. Красные, вишневые, малиновые стрелки пробежали в разные стороны… Тотчас раздался протяжный стонущий звук, исполненный такой ненависти, что его шатнуло. Он испугался, что Рюби стало совсем плохо. Но это стонала не она. Еще раз эхо пролетело мимо них, и разом, как исчезает кусок льда, брошенный на раскаленную добела плиту, пропало душившее их наваждение.

Силы быстро возвращались к Рюби. Она открыла глаза, посмотрела на разрезанную руку Хани, закусив губу, поднялась и стала торопливо бинтовать ее куском из холста своего мешка.

Когда все было кончено, Хани спросил:

— Что это напасть?

— Еще один колдовской туман. Он похищает цвет, и смертельно опасен для меня, — ответила Рюби. — Ведь я всего лишь… — Она болезненно поморщилась.

— Почему же он пропал так быстро?

— Ты угадал, что его нужно насытить красным цветом. Но Обесцвет не выносит живой цвет. Даже капля крови была для него страшной отравой. Так же, как… — Она не договорила. — Спасибо.

Хани смутился.

— Не стоит…

— Смотрите, — Чани подошел, держа в руке брошенный братом меч. Он стал точно таким же, как и его собственный, с той лишь разницей, что светился не синим, а пронзительным зеленым цветом. Гораздо ярче, чем изумруд.

— Ого, — восхищенно присвистнул Хани. — Теперь, значит, я тоже смогу рубить камни.

— Конечно, — усмехнулась Рюби. — Но только эти мечи предназначены несколько для иного.

— А для чего? — хором спросили братья.

— Это вы узнаете чуть позднее, — как это бывало уже не раз, Рюби уклонилась от прямого ответа.

— Но почему они приобретают свои волшебные качества только напившись крови? — поинтересовался Чани. — Они созданы черными руками?

— Ты невнимателен, — упрекнула его Рюби. — Чьей крови?

Чани наморщил лоб, соображая. Потом удивленно посмотрел на нее.

— Нет. Так же не бывает.

— Почему?

— Ведь меч — орудие убийства.

— Ты не прав. Это оружие. И как всякое оружие он может попасть в разные руки. Меч может принести людям свободу, а может поработить их. Черный меч не может творить добрых дел, а эти — не могут быть использованы во зло. Они сразу погаснут, превратившись в бесполезные игрушки.

— В чем дело? Объясните, — попросил Хани, для которого этот разговор казался беседой на чужом языке, он так и не понял, о чем идет речь.

— Только тот, кто готов пожертвовать своей жизнью ради других, готов пролить свою кровь, чтобы спасти кого-либо, сможет придать этим мечам волшебную силу, — ответила Рюби. — Когда-то, очень давно, их было выковано четыре. Зеленый, синий, красный и голубой. Земля, вода, огонь и воздух отдали им свою силу. Свою чистую силу, — подчеркнула она. — И если они соединятся все вместе, то нет такого зла, которое устояло бы перед ними. Хотя по отдельности они не всемогущи.

— Вот как, — Хани с восхищением посмотрел на свой меч. Взмахнул им так, что воздух зашипел, разрезанный сияющим лезвием.

14. ХОЛОДНОЕ МОРЕ

К морю они вышли неожиданно, хотя и ждали этого последние три дня. Перед глазами стлалась бесконечная бурая равнина, кое-где оживлявшаяся белыми мазками язычков снега. Торчали редкие пучки сухой травы, настолько редкие, что даже они вызывали чувство радости. Видеть землю, совершенно лишенную жизни, было тяжело. Ветер снова усилился, и Хани начал опасаться, не ждет ли их впереди еще одна белая радуга — Рюби после встречи с Обесцветом была еще слаба. Они шли, уткнувшись носом в меховые воротники плащей, и потому двигались почти вслепую. Хани никогда не представлял, что могут существовать настолько неприветливые и неуютные места. Даже остров дракона был как-то веселее.

Путники шли по твердой, изъязвленной ветром корке наста. И вдруг она зашевелилась под ногами, заворочалась, заскрипела. Хани, оторопев, остановился, чувствуя, как его закачало, словно на галере в сильный шторм. Вскрикнув, он метнулся назад, опрокинув брата навзничь. И в то же самое мгновение исполинский пласт снега с шумом рухнул вниз, едва не утащив их за собой.

— Ты чего? — неуклюже барахтаясь в сугробе, крикнул Чани. — Спятил?!

— До него еще не дошло, что именно случилось. С трудом ему удалось повернуться, и он на четвереньках кое-как выполз с неожиданно скользкого места.

— Посмотри, — ответил Хани, помогая брату подняться и чуть подталкивая его вперед.

Чани сделал шаг, второй и замер. Прямо перед ним открылась глубокая пропасть. Точнее, не пропасть. Он внезапно обнаружил, что стоит на краю высокого обрыва, совершенно незаметного даже вблизи. Если бы снежный козырек, нависавший над пустотой, оказался более прочным, все трое рухнули бы вниз, так и не поняв, куда провалились. Лишь очень тщательно приглядевшись, можно было различить тонкую извилистую черную линию, разделявшую две серо-белые равнины.

Чани осторожно лег на край и свесил голову вниз, заглядывая под обрыв. У него перехватило дыхание. Высокая стена, не менее чем в двести локтей, была сложена изноздреватых плит темно-серого известняка. Где-то они торчали языками, на них виднелись снежные островки. Но большей частью стена была гладкая, как крепостная.

— Ну, как? — поинтересовалась Рюби.

— Здорово, — с восхищением ответил Чани. — Ведь оно тянется вдоль всего берега.

— На сотни лиг вправо и влево, по всему берегу Холодного моря, — подтвердила Рюби.

— И ее построили в древнем Анталанандуре…

— Во времена его упадка.

— Какова же была держава в полном блеске своего величия! — с трепетом воскликнул Чани.

— Это, конечно, очень интересно, — хладнокровно оборвал его восторги Хани, — но как мы будем спускаться? Сейчас с нами нет Ториль, и некому пригласить вьюнок любезно опустить свой стебель вместо лестницы. А ползти самому по такой крутизне мне как-то не хочется.

Рюби посиневшими, потрескавшимися от ветра губами выдавила:

— Мы должны спуститься. Наша дорога идет туда.

— Куда? — неприязненно спросил Чани. — Мы уже достигли предела владений Анталанандура, стоит ли рисковать жизнью в глубинах Сумеречного края? Может, лучше постараться очистить от недругов эту землю?

— И оставить гнездо, в котором зло рождается? — вопросом на вопрос ответила Рюби. — Нет, мы пойдем дальше. Там, за Холодным морем, лежит остров Торедд. Мы пересечем его и выйдем к развалинам Фаггена, столицы Тъерквинга.

— Можно подумать, что там нас ждет нечто очень интересное, — буркнул себе под нос Чани. В последнее время он вообще ходил постоянно раздраженный и злой, часто спорил с Рюби. Хани догадывался, что было тому причиной, и помалкивал, хотя ему частенько хотелось одернуть брата. Но он лишь сказал спокойно:

— Здесь нам не спуститься, скорее, шеи себе сломаем.

— Попробуем пройти вдоль обрыва, — предложила Рюби. — Возможно, мы сумеем найти место, где стена разрушена, и сможем спуститься там.

Поход вдоль обрыва был недолгим, уже на следующий день они нашли грубое подобие лестницы. Но когда Хани представил, как он спускается по ней, что-то екнуло у него в груди, и он остановил брата.

— Не спеши.

Он поднял валявшийся рядом каменный обломок и кинул его на середину лестницы. Она бесшумно заколебалась, по всей ее длине пробежала судорога, и кладка внезапно, разом, рассыпалась.

— Вот что было бы с тобой.

— Ловушка?! — гневно спросил Чани.

— Да.

— Но кто?!

Ответ оказался совсем рядом. Неведомые строители не слишком прятали свое оружие, только выкрасили его белой краской, чтобы не сильно бросалось в глаза. Действительно: если есть лестница, зачем искать еще что-то?

— Ну и машина… — Хани не пытался скрыть удивления.

Рюби обошла вокруг неуклюжего, но прочного сооружения, потрогала толстые деревянные брусья.

— Сделано совсем недавно, — ни к кому не обращаясь, сказала она.

— А что это? — не унимался Хани.

— Сам, что ли, не видишь, — буркнул Чани. — Подъемник.

Хани озадаченно почесал в затылке.

— Послу-ушайте, — протянул он. — Так получается… получается… Что кто-то прошел перед нами. Мы идем по следам целого отряда! Ведь в одиночку такую махину не сколотишь!

Массивная квадратная рама из брусьев толщиной в человеческую руку далеко выдавалась над обрывом. На стальной поперечной оси был насажен барабан с намотанным на него канатом. Сложная система шестеренок позволяла, вращая барабаны, поднимать и опускать подвешенную на канате корзину. Хани с жаром кинулся в огромный сугроб, наметенный вокруг основания рамы, подняв настоящую метель. Чани только иронически хмыкнул, но уже через полчаса Хани совершенно разбросал сугроб, и перед глазами путников предстала массивная каменная пирамида, в которой пряталось основание рамы. Хани попытался раскачать его, но брусья даже не шелохнулись. В том же сугробе обнаружилась и ручка, которая вращала барабан. Хани не преминул убедиться, что все детали работают безупречно. Ручка вращалась легко, без скрипа крутился барабан, канат ложился на него аккуратными рядами.

— Отличная штука, — похвалил Хани, старательно крутя ручку. — На совесть сработано.

Рюби покачала головой.

— Не нравится мне это.

— Почему? — не понял Хани. — Я ручаюсь, что здесь нет ловушки, все надежно.

— Мы не знаем, кто это сделал. А ведь именно он подстроил нам западню.

— Разве не знаем? — картинно удивился Чани. — Это же яснее ясного.

Он указал на истоптанный множеством сапог снег, ветер еще не успел загладить следы. Там же валялись какие-то обрывки, виднелось остывшее кострище.

— Ну и что? — не понял Хани. — Ясно, что это сделали люди.

Однако Рюби поняла сразу. Она озабоченно ощупала канат и сказала:

— Им здесь нечего делать.

— Точно так же кто-то думает, что и нам делать здесь нечего.

— Вы это о чем? — совсем отчаявшись понять их, спросил Хани.

Вместо ответа брат рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Это мы просто так. Валяй, садись, — он указал на появившуюся над обрывом корзину. — Прокачу.

— Но кто это?! — возопил Хани.

— Если не можешь понять, — серьезно ответил брат, — постарайся почувствовать. Это у тебя выходит гораздо лучше.

Хани вздохнул и, с трудом подавив желание зажмуриться, прополз по раме, уселся в мотающуюся на ветру корзину и махнул брату. Тот завертел рукоятку, и корзина медленно поплыла вниз. Ее крутило и раскачивало, несколько раз ощутимо ударяло о камни. Путешествие по воздуху показалось Хани почти бесконечным, хотя на самом деле оно заняло всего несколько минут.

Наконец корзина шлепнулась в сугроб, наметенный у подножия стены, и Хани мешком вывалился из нее на промерзший песок. Его сильно мутило. Камни вокруг шатались и плавали. Хани сделал несколько неверных шагов, перед ним заплясали разноцветные вспышки, он охнул и опустился на землю.

— Эге-ей… — слабо донеслось сверху.

Хани перевернулся на спину и, не вставая, крикнул:

— Поднимай!

Корзина толчками пошла вверх.

Следующей спустилась Рюби, а последним, уже не поднимая корзину, по канату ловко соскользнул Чани. Хани и не подозревал, что брат способен на такое. Сам Чани не придал этому никакого значения, он лишь слегка запыхался.

— Ну что, двинулись дальше? — спросил Чани, спрыгнув на резко скрипнувший песок. И снова Хани померещилось, что вспыхнуло разноцветное пламя, напомнившее ему вдруг ущелье Радужников. Видимо, то же самое увидела и Рюби, потому что она опустилась на колени и начала внимательно рассматривать песок. Потом взяла его в руку и поднесла к самым глазам. Хани на всякий случай сделал то же самое. Песок как песок. Промерзший, смешанный со снегом. Не совсем, правда, обычный. Прозрачные крупинки медового цвета больше всего напоминали янтарную крошку, но мало ли какой песок бывает? И он страшно удивился, когда Рюби, достав из дорожного мешка маленькую холщовую сумку, начала собирать в нее песок, по возможности очищая его от комочков грязи и снега.

Чани, с интересом следивший за ней, спросил:

— Зачем?

Вместо ответа Рюби сняла рукавицу, достала из сумочки щепотку песка и сжала его в кулаке, а потом с силой подбросила в воздух. Хани вдруг покачнулся и полетел кувырком — внезапно вспыхнувшее сияние ударило его по глазам, совершенно ослепив. Ему показалось, что совсем рядом зажглось новое солнце — яркое, опаляющее, гораздо более сильное, чем слабый тусклый шарик, едва видневшийся сквозь завесу тяжелых серых туч и тумана. Он даже забыл, как выглядит-то оно на самом деле…

Когда к Хани вернулась способность видеть и умолк режущий звон в ушах, он сказал:

— Такое впечатление, что ты спрятала в сумку кусок солнца.

— Почти так и есть, — ответила Рюби. — Это солнечный песок.

— Какой такой солнечный? — протирая слезящиеся глаза, недовольно пробурчал Чани, все еще не в состоянии разогнуться.

— На этом побережье когда-то разыгралась большая битва между… — Рюби замялась. — Между армиями Анталанандура и Тъерквинга, — нашла подходящее объяснение она, но Хани понял, что это не вся правда. — В ней участвовал и Хозяин Тумана. Чтобы победить… он… призвал на помощь чужемерзкое заклинание и черное колдовство. Самому ему это не удалось бы… — щека у нее болезненно дернулась, ей было неприятно вспоминать. — Он создал Черное Солнце.

— Черное Солнце… — прошептал Хани.

— Да. В тот день на небе взошло второе солнце, которое несло с собой не свет и тепло, а наоборот — мрак и холод. Страшной была схватка на земле, но еще более жестокая борьба разыгралась в небе. Мы… Никто тогда не был готов встретить эту опасность, мы не ожидали ничего подобного. Черное Солнце оказалось сильнее. День превратился в кромешную ночь, а лето в одно мгновение сменилось зимой. Если бы простой зимой… Этот песок, — она обвела рукой вокруг себя, — замерзшие солнечные лучи. Да-да, лучи того самого солнца, которое светит и греет нам, но только превращенные в лед. Если отогреть их, ледышки превратятся обратно в жаркий солнечный свет.

— Вот это да! — вырвалось у Хани.

— И кто же сражался в той битве? — подозрительно спросил Чани.

— Это неважно, — быстро ответила Рюби.

— Как знать.

— Пока не важно!

Тем временем сумочка в руках Рюби наполнилась до отказа, и она, стремясь закончить неприятный по каким-то неведомым причинам разговор, предложила:

— Идем.

Чани пожал плечами, но ступил следом за ней на выползший на берег язык мутно-зеленого льда. Ему показалось, что в этот момент лед едва заметно дрогнул. Но ни Рюби, ни Хани этого не заметили, и Чани не придал значения своим ощущениям, сочтя их просто наваждением.

На льду снега почти не было. Постоянные ветра, надрывно высвистывавшие какую-то бесконечную мелодию, сдували снег, и потому идти было легко и приятно. Сначала путники опасались трещин, но уже вскоре выяснилось, что толстенный лед, покрывавший поверхность Холодного моря веками, гораздо прочнее камня. Дорожные посохи со стальными наконечниками, так помогавшие раньше, здесь беспрестанно скользили. Когда Хани попытался-таки с размаха вонзить посох в лед, тот со звоном отскочил, едва не проткнув ему ногу. И снова Чани померещилась какая-то мелкая дрожь, пробежавшая по льду. Это его встревожило, но, не подавая вида, он спросил у Рюби:

— Долго нам идти?

— Я думаю, не слишком. День. Может быть, два, никак не больше. Лед сильно выветрился, и ноги не скользят. Это хорошо.

В третий раз лед задрожал у них под ногами, на этот раз вполне отчетливо. С ужасом Хани увидел, как несокрушимая толща вдали начала подниматься горбом, лед словно сморщился. Потом горб медленно двинулся к ним, постепенно набирая скорость. Но в тот момент, когда Хани был готов с воплем броситься неведомо куда, лишь бы не видеть, скрыться от неизвестной, а от того еще более грозной опасности, лед вдруг выпрямился и, устало потрескивая, успокоился. Вскоре все стихло.

— Приключения продолжаются, — непослушными губами пролепетал мертвенно-бледный Чани.

— Идем, — хмуро сказала тоже побледневшая Рюби. — Не стоит задерживаться в этих местах. На сей раз обошлось, но кто скажет, что будет на следующий.

— Значит, мы не обратим внимания на предупреждение? — спросил Чани.

— Конечно, нет, — ответила Рюби.

— Может быть, зря.

— Может быть.

Хани даже не хотелось спрашивать, что это было, он молча зашагал вслед за шедшей вперед Рюби.

Ночь прошла беспокойно. Путникам то и дело чудились странные шорохи и скрипы, чьи-то приглушенные голоса, осторожные шаги. Они вскакивали, воспаленными от бессонницы глазами напряженно пялились в тусклый ночной полумрак, почти не отличавшийся по яркости от дневного… И не видели ничего. Только на севере, над появившейся уже узенькой темной полоской берега беззвучно загоралось и гасло странное серебристое сияние, похожее на отражение в облаках сверкания огромных глыб льда.

Невыспавшиеся, усталые и злые, двинулись они утром в путь. Чани, самый зоркий из всех троих, вскоре увидел пологие бурые холмы, так похожие на оставшиеся позади. Они спускались к самому берегу. Обрадованный этим, он прибавил ходу, надеясь часа через два-три выбраться на землю. На льду он чувствовал себя как-то не в своей тарелке.

И сразу остановился.

Цепь невысоких сугробов, протянувшаяся параллельно берегу, вдруг ожила. Это были люди. Высокие, смуглые, в знакомых черных гладких плащах, под которыми виднелись стальные пластины лат. Головы воинов защищали восьмигранные остроконечные шлемы. А в руках они держали маленькие круглые щиты и тяжелые секиры.

— Так вот кто построил подъемник, — прерывающимся голосом прошептал Хани.

— Догадался наконец, — язвительно ответил брат, кладя ладонь на рукоять меча.

— Но кто они?

— Значит, не догадался, — грустно сказал Чани.

— Или я сильно ошибаюсь, или это наши старые знакомые, — сквозь зубы процедила Рюби, спокойно снимая висевший за плечами тяжелый стальной арбалет, взводя его и вкладывая массивную стрелу. Впервые за время путешествия она взяла в руки оружие.

Прозвучала гортанная команда, больше похожая на вскрик, и над строем поднялся маленький треугольный черный флажок с изображением золотого факела.

— Повелители Огня, — удовлетворенно произнес Чани.

— Тан-Хорез? — удивился Хани. — Не может быть.

— Очень даже может, — спокойно сказала Рюби, держа арбалет наизготовку. — Сейчас ты еще не то увидишь.

— Прекрати! — нервно крикнул Чани. — Этого не может быть.

— И ты тоже увидишь.

Воины расступились, и вперед вышел человек… Чани невольно сделал шаг навстречу. Ведь это была принцесса, он сразу узнал ее. Чани рванулся было, но остановился, пораженный. Ториль сильно изменилась. Лицо ее похудело и вытянулось, кожа обветрилась и потрескалась, синие глаза ввалились и почернели, став антрацитовыми. Волосы неровными клочьями торчали из-под шлема. Одета она была точно так же, как остальные воины, только в правой руке вместо топора она держала Черный Меч. Чани ощутил, как по спине побежал нервный холодок.

— Стойте! — крикнула принцесса, поднимая правую руку. Вокруг лезвия меча струилось знакомое черное марево.

Главным же было то, что пропало выражение доброжелательности на ее лице. Хоть и было оно раньше смешано с высокомерием, с излишней гордостью, но все-таки оно было. Теперь же осталась только пылающая злоба.

— Я рад видеть тебя, принцесса, — сказал Чани. — Ты еще помнишь меня?

Но Ториль, глядя на него лихорадочно горящими глазами, повторила:

— Стойте!

— Почему? — не понял Чани, тоже неожиданно для себя начавший сердиться. — Мы идем своей дорогой, и берега Тан-Хореза куда как далеки от здешних ледяных полей. Я не вижу их!

— Лед — это вода и, как все моря мира, принадлежит повелителям Тан-Хореза. Значит, вы находитесь на его территории, и здесь приказываю я и только я.

— Разумеется, — не стал скрывать издевку Чани. — Ее королевское высочество наследная принцесса Ториль-ор-Твайн ор-Эдельстер ор-Тан-Хорез-эд-Килданган.

— Ты опять забываешься, наглец! — выкрикнула принцесса. — И ты заплатишь за свою дерзость очень дорого. С тобой у меня будет особый разговор, на дыбе ты раскаешься. А остальных я не задерживаю, ступайте назад. Если только вас пропустит Орк Великий, — насмешливо добавила она.

И снова лед дрогнул.

— Мы пойдем туда, куда захотим, ты не сможешь помешать нам, — с вызовом бросил Чани. — Отстань, — резко оборвал он брата, попытавшегося, как обычно, вставить что-то примирительное. — Никакие самозваные владыки не помешают мне!

Рюби, слушая его, неодобрительно покачала головой и подняла арбалет, беря на прицел одного из воинов.

— Самозваные? — голос Ториль зазвенел сталью. — Что ты хочешь этим сказать? Страшная смерть ждет оскорбившего трон.

— Только то, что сказано. Вы владеете Тан-Хорезом только каких-то две тысячи лет.

— Всего?! А что было до этого?!

— Было многое.

— Это никому не известно!

— Ты так уверена?

Смуглое лицо принцессы посерело.

— Ты счастливец! — выкрикнула она. — Ты умрешь быстрой смертью, хоть и не заслужил этого.

При этих словах Чани выхватил из ножен свой меч. Как и раньше, лезвие полыхнуло пронзительным синим светом. Дрожащие сапфировые отблески пробежали по угрюмым фигурам воинов, заиграли, дробясь, на их доспехах, раскалываясь на колючие синие искры. Ториль слегка попятилась.

— Не-ет, — протянула она нерешительно. — Этого не может быть.

— Что же ты остановилась? — издевательски спросил Чани. — Или, может, согласна, как некогда, склониться перед величием и мощью Алмазного венца?

Не отвечая, Ториль взмахнула мечом, глаза золотого дракона на рукояти светились мрачным багровым светом ярости, по синеватой стали заплясали угловатые черные руны. Однако на этот раз Чани не дрогнул. Синее сияние затмевало взблески Черного Меча, поглощало их, и пропадал навеваемый им ужас. Меч как меч. Не более.

Со свистом разрезав воздух, лезвие Черного Меча обрушилось ему на голову, позади охнул Хани. Но навстречу взметнулся излучавший синий свет меч Чани, мгновенно удлинившийся. Лезвия со звоном скрестились, полетели фонтаны белых и синих искр…

Ториль чуть отпрянула назад, изумленно глядя на Чани. Тот, не сходя с места, слегка приподнял меч, и его острие коснулось груди принцессы, прочертив глубокую царапину на кирасе. Она еле отбила выпад своим пронзительно застонавшим мечом.

— Значит это правда! — вырвалось у нее. — Пришел последний час… Нет! Умрешь ты!

Принцесса бросилась на Чани, в слепом бешенстве рассыпая град ударов. Черный Меч ревел и завывал, как разъяренный дракон. Чани с огромным трудом отбивал льдисто поблескивающее лезвие, угрожавшее ему, казалось, со всех сторон. То справа, то слева, то сверху… Если бы не его чудесный меч, который сам вел руку куда это было необходимо, он бы давно уже пропустил роковой удар. Но словно непроницаемая синяя броня выросла вокруг него.

Однако продолжаться бесконечно бой не мог. Хотя и невредимый, Чани мало-помалу отступал, а удары принцессы не слабели. Видимо, на самом деле сила меча определялась силой ненависти, а ненависть застилала ей глаза. Чани же никак не хотел наносить удары в полную силу. Он старался оберегать принцессу. Странное дело, даже в вихре бешеной схватки он успел подумать, что уже давно из хозяйки меча она превратилась в его рабу. Иначе с чего бы она так возненавидела его?

В этот момент он едва не поскользнулся. Черный Меч, подняв вихрь ледяных крошек, ударил совсем рядом. И Чани понял, что надо кончать поединок, иначе может случиться непоправимое. Он не собирался причинять вреда принцессе, скорее отрубил бы себе руку. Но как обезоружить ее?

Ториль постепенно приходила в полное неистовство, из ее груди при каждом взмахе вырывался хриплый стон, на губах показалась пена. Наверное, именно так выглядели легендарные берсерки, о которых Чани приводилось читать в старинных рукописях. Охваченный безумием, такой воин крушил все вокруг, убивал всех, кого встречал на своем пути, наносил удары с утроенной силой, не замечая ран. Но ведь в летописях, а не наяву…

Наконец он дождался, когда принцесса неосторожно сделала глубокий выпад. Чани ловко увернулся и сбоку ударил наотмашь по Черному Мечу. Ториль истерически вскрикнула, когда золотой дракон, радостно завывая, вырвался на свободу, вывернув ей запястье. Меч тускло блеснул, просвистел в воздухе, подскочил, ударившись плашмя об лед, и с неожиданной легкостью вонзился острием в него. Раздался громовой треск, во льду открылась черная трещина, из которой фонтаном брызнула дымящаяся холодом вода. В последний раз торжествующе сверкнули красным глаза золотого дракона, и Черный Меч нырнул в глубины моря.

Ошеломленная принцесса замерла и не сопротивлялась, когда Чани, схватив ее за руку, потащил к стоявшим поодаль Хани и Рюби.

Растерявшиеся на мгновение воины испустили грозный глухой рев и, вскинув секиры на плечо, мерным шагом двинулись следом. Они не спешили, так как были уверены, что путники не смогут скрыться.

Хани, выхватив свой меч, который в то же мгновение заполыхал зеленым огнем, встал рядом с братом. Ториль, волчьими глазами глядя на них, вырвалась и сделала большой шаг назад, к своим воинам, но ее остановил спокойный голос Рюби:

— Не спеши, принцесса.

И Ториль увидела, что тяжелая стрела, сделанная из матового красного металла, направлена ей прямо в грудь.

— Ты не посмеешь, — прошептала она.

Глаза Рюби сузились.

— Ты обнажила Черный Меч.

— Это мое право. Право короля: карать или миловать.

— Даже так?

— Да.

— Но ты знаешь, что Радужники всегда боролись со злом во всех его проявлениях.

— Да.

— Тогда ты не усомнишься, что эта стрела пробьет тебя насквозь!

Ториль ненавидяще посмотрела на Рюби, но промолчала.

Воины Тан-Хореза подошли совсем близко. Их смущали необычные мечи противников, к тому же они видели, как синий меч справился с Мечом Ненависти, против которого не могло устоять никакое обычное оружие. Но только смущали, а не пугали, ведь двадцать против двоих. Конечно, многие падут, но победа будет за ними. Их сдерживало только то, что повелительнице грозила смерть. И они ждали какого-нибудь знака от нее.

— Останови их, — приказала Рюби.

— Нет. Ни за что!

— Тогда ты умрешь первой.

— За меня отомстят.

— Ну, ладно… — Рюби медленно подняла арбалет к плечу, и Ториль не выдержала, она повернулась к своим воинам и крикнула:

— Стойте!

Те замерли. Братья тоже не двигались. Вдруг Ториль резким движением сорвала висевший у нее на шее под кирасой какой-то предмет и швырнула его в ту сторону, где лениво плескалась в пробитой Черным Мечом полынье вода.

— Будьте вы прокляты! — отчаянно крикнула она. — Да покарает вас Орк Великий!

— Сумасшедшая, — выдохнула Рюби.

Лед колыхнулся настолько сильно, что некоторые из воинов попадали. Снова раздался треск, и дымящаяся трещина начала расширяться.

— Бежим! — неожиданно крикнула Рюби и подала пример, первой сорвавшись с места. Она проскочила мимо совершенно оторопевших воинов и мощным прыжком перемахнула через трещину. Уже привыкший подчиняться ей без рассуждений Хани сразу последовал за Рюби. Чани замешкался, нерешительно поглядывая на Ториль, но та не двигалась.

Трещина толчками расширялась, она уже достигла ширины пять локтей, превратившись в маленькую пропасть — настолько толстым был лед. Решившись, Чани схватил принцессу за руку и потащил за собой. Один из воинов попробовал схватить его, но басовито щелкнула тетива арбалета, и воин дико вскрикнул — толстая стрела насквозь пронзила ему руку, пробив стальной щит, как бумажный.

Подбежав к трещине, Чани подхватил принцессу на руки и перепрыгнул на другую сторону, поскользнулся, едва не сорвался прямо в воду, однако брат успел подхватить его и удержать.

Прозвучал еще более сильный грохот, лед вздыбился горбом, в разные стороны от него пробежали трещины, потом в воздух взметнулось ледяное крошево, и они увидели круглое озерцо, в котором плавали мелкие осколки зеленоватого льда. Замешкавшиеся воины оказались там же, в воде. Хани рванулся было помочь, но Рюби остановила его.

— Не смей! Это смерть!

Из воды вынырнула огромная лоснящаяся черная голова, украшенная ослепительно-белыми пятнами, распахнулась широкая пасть, утыканная похожими на колья зубами.

— Опять акула! — вскрикнул Хани.

— Нет! Бежим, — повторила Рюби, видя, как лед начинает крошиться дальше, и трещина подбирается к ним.

Пологие глинистые откосы, усыпанные обкатанными гранитными обломками и заросшие жесткой щеткой высоких коричнево-бурых репейников, вывели путников на гладкое плато, слегка присыпанное снежной крупой. Похоже, что и здесь ее тоже нанесло с моря, а над сушей снег не шел. Унылая бурая равнина убегала вдаль, переходя в такое же унылое, беспросветное серое небо. Пейзаж был точно таким же, как по другую сторону пролива, но только песок здесь сменился глиной. Редкие невысокие холмы, такие же удручающе бурые, казались приклеенными к мохнатому ковру — настолько густы были заросли колючек. Тихое посвистывание ледяного ветра, сейчас, к счастью, бившего в спину, делало картину еще непригляднее.

Белое поле Холодного моря уже скрылось из виду за цепью прибрежных холмов, а они продолжали торопливо шагать, временами переходя на бег, точно им все еще угрожало нападение. Наконец, запыхавшийся Хани остановился, посмотрел на идущего позади брата, который волочил за руку слабо сопротивлявшуюся принцессу, и сказал:

— Вот мы и снова вчетвером!

— Разве? — усмехнулся Чани, поглядывая на хмурую принцессу. — Ты ошибаешься, братец. Здесь трое и одна.

Ториль, слушая его, недовольно фыркнула и отвернулась.

— Зачем ты так? — Хани попытался примирить противников. — Нам сейчас нельзя ссориться, ведь это будет только на руку нашим общим врагам. А все вместе мы сможем одержать победу.

— Над кем победу? И для кого победу? — едко спросила Ториль.

На сей раз Чани через силу сделал вид, что не слышит. Рюби, глядя на эту перепалку, только тяжело вздохнула.

— Идемте. Впереди нас ждет долгий и трудный путь, не стоит терять время, тем более на чужой земле.

— Что значит «чужой»? Мы сейчас находимся на земле, искони принадлежащей королям Тан-Хореза, — надменно возвестила принцесса.

— Неужели? — поразился Хани. А брат желчно возразил:

— Мне всегда казалось, что ваш остров лежит гораздо южнее.

Воспаленные глаза Ториль снова начали разгораться черным огнем.

— Нашей короне принадлежит многое.

— Самозванцам, нацепившим фальшивую корону, — резко бросил Чани.

— Что ты этим хочешь сказать? — на глазах Ториль выступили слезы бессильной ярости.

— Существует только одна корона — Алмазный венец. А все прочие — Скъельдинги, Вечный Лост и морские пираты — только жалкие воры, питающиеся крохами былого величия Анталанандура Счастливого.

Вдруг его речь прервал глубокий вздох, прозвучавший у них за спиной. Путники круто обернулись и настороженно замерли.

— Что это значит? — наконец выдавил Хани.

— Это значит, что еще один властитель предъявляет свои права на остров Торедд, — злорадно сказала Ториль. — И я посмотрю, посмеет ли кто из вас принять вызов Хозяина Тумана.

Действительно, перед ними стоял массивный четырехгранный чугунный столб на постаменте из черного гранита. Просто поразительно, как они сразу не заметили такой громадины. Он превышал два человеческих роста, и на вершине у него была укреплена откованная из странного синеватого металла четырехконечная звезда в круге. Отполированная до зеркального блеска, она холодно сверкала, несмотря на то, что солнце не показывалось из-за туч. Вокруг столба кружилось облако мельчайших снежных кристаллов, похожее на то, что возникает на вершине горы при приближении ненастья. И уж совсем странной была густая черная тень, протянувшаяся от столба на запад, туда, где, судя по времени, должно было заходить солнце. А вдалеке виднелся второй такой же столб. Крошечной черной точкой на самом горизонте маячил третий…

Чани, прищурив глаза, внимательно посмотрел на столб, подошел к нему вплотную, похлопал ладонью. Оглянулся на Ториль.

— Кто примет вызов, спрашиваешь? — И с внезапно вспыхнувшей злобой крикнул: — Я!

Он выхватил меч, синий отсвет молнией пролетел над унылой равниной. Чани, широко размахнувшись, с плеча рубанул по столбу. Тот отозвался протяжным медным гулом, словно ударили в громадный гонг. Столб покачнулся, затрещал и рассыпался на куски. Ледяная звезда упала к ногам Чани, и он брезгливо, как раздавленную змею, оттолкнул ее ногой и принялся ожесточенно рубить мечом.

Наконец Чани вытер выступивший на лбу пот и, тяжело дыша, сказал:

— Хозяину Тумана придется примириться с потерей Торедда.

— Да будет так, повелитель. — И Хани не понял, всерьез или со скрытой насмешкой произнесла это Ториль.

Но глаза Чани загорелись гордостью, и он ответил совершенно всерьез:

— Да, так будет.

15. ВЕЛИКАН КАМЕННЫЕ ГЛАЗА

Торедд показался Хани совсем не соответствующим рассказу Рюби. Какая же это житница? Какая же это богатая земля? Плоская невзрачная равнина, сухая и безжизненная, лишь кое-где поднимаются невысокие холмы с рыжими проплешинами глины на боках и со странными, плоскими, будто срезанными ножом вершинами. Ведь нечто подобное он уже видел… Но чем дальше они уходили от берегов Холодного моря — тем теплее становилось, хотя дорога вела их на север. Когда Хани сказал об этом, Рюби невесело усмехнулась.

— Ты полагаешь, Хозяину Тумана нужен снег? Как бы не так! Он приберегает его для других. Сам он плохо переносит холод и предпочитает сидеть в тепле и уюте. Ведь мороз — смерть для тумана. Кому же охота выпасть инеем на стену собственного тронного зала?! Даже Черный Туман не так холоден, как может показаться издали.

— Все равно, мертвая земля, — тихо сказал Хани.

Чани покачал головой.

— Не думаю. Тут должны остаться люди. Просто невозможно, чтобы все они, все до единого покинули родину. Не может этого быть. Даже в час самых тяжелых испытаний люди остаются верны родной земле. — Взглянув на поднявшиеся брови Ториль, он убежденно добавил: — Они здесь, и они ждут, когда мы освободим их из-под власти чудовища.

— Может, ты и прав, — задумчиво сказала Рюби.

— Даже наверняка, — вкрадчиво добавила Ториль. — Они мечтают отдаться под власть нового короля.

— Молчи, — угрюмо огрызнулся Чани. — Не тебе судить об этом. В любом случае они не признают самозванца.

Ториль почтительно поклонилась ему.

— Прекратите ссориться, — вмешался Хани, на сей раз более жестко, чем раньше. — Это совершенно бессмысленно и крайне опасно. Ведь сейчас мы находимся на земле, подпавшей под власть нашего смертельного врага. Даже если мы в чем-то не согласны друг с другом, нам необходимо держаться вместе, ибо каждая распря играет ему на руку. Мы связаны одной ниточкой, и нельзя надеяться, что кому-то удастся в одиночку добраться до Ледяного Дворца. Либо мы дойдем все вместе, либо не дойдет никто из нас.

— Никогда, — четко, с расстановкой произнесла Ториль, бешено сверкнув глазами. — Никогда вы не дождетесь от меня помощи. И не надейтесь. Даже если снова встретится Черный Туман…

Рюби слушала ее, насмешливо улыбаясь, но в глубине золотистых глаз затаились жалость и боль.

Уже шесть дней шли они по однообразной, безлесой равнине Сюддера — так, по словам Рюби, называлась южная часть Торедда. Поднимались на низкие холмы, спускались, и тотчас перед ними вырастала новая гряда, словно выскочившая из-под земли. А кругом, насколько хватало глаз, тянулись все те же холмы. Их покрывала желто-коричневая трава и колючий, такой же желто-коричневый кустарник. Растениям не хватало солнца, чтобы налиться зеленью.

Ровная, как бы накрашенная на небо, серая пелена давила, угнетала. Время от времени с далекого морского берега налетал шквалистый холодный ветер. В низинах застревали, цепляясь за колючки кустарника, клочья тумана, оседавшие капельками мутной воды. Изредка попадались огромные, с целый дом, гранитные валуны, вросшие в землю и покрытые серо-зеленым мхом. Рюби разъяснила, что их принес с севера лед, когда покрывал эту страну много тысяч лет назад. Иногда встречались черные, словно обглоданные, рощицы низких мертвых деревьев. Ветры и режущая ледяная крупа содрали с них кору, оголили их.

По вечерам несколько раз к несказанной радости Чани на вершинах далеких холмов они замечали отблески, похожие на свет далеких костров.

Рюби с каждым днем мрачнела все больше, видимо, дела шли не так, как ей хотелось, хотя маленький отряд продвигался вперед достаточно быстро и без помех. Глядя на нее, перестал улыбаться и Хани. Ториль все время шла поодаль, как бы стараясь подчеркнуть, что она идет сама по себе, отдельно от остальных. Это выводило Чани из себя. Но в то же время демонстративные знаки почтения, выказываемые ему принцессой, заставляли его горделиво вздергивать голову. На привалах Ториль сразу до самых бровей закутывалась в плащ и сумрачно молчала, следя за слабо потрескивающим костерком. Один только Чани пока чувствовал себя сравнительно неплохо, хотя тоже большую часть времени молчал.

На седьмой день путешествия Хани заметил в небе нечто необычное. Тучи, до этого стоявшие совершенно неподвижно, вдруг дружно устремились на север, хотя ветер в тот день дул как раз с севера. Они стягивались к одной точке где-то за горизонтом и там скручивались в огромную серую колонну, упиравшуюся одним концом в небо, а другим — в землю. Это походило на невиданных размеров смерч, но тучевая колонна не двигалась с места.

— Может, пойдем посмотрим, куда они пропадают? — предложил Хани.

Рюби удивленно пожала плечами.

— Зачем? Ведь это всего-навсего…

Договорить она не успела, потому что Хани вдруг круто повернулся и крикнул:

— Кто здесь?!

Но крик тут же замолк, так никуда и не улетев. Чани испуганно дернулся и недовольно сказал:

— Предупреждай в следующий раз.

— Мне все время кажется, что за нами кто-то следит, — пожаловался Хани.

— Кто? — возмутился брат. — На много лиг кругом ни единой живой души.

— Мне тоже так кажется, — вдруг произнесла Ториль.

— И тебе? — обрадовался Хани.

— Да.

Но как ни старались они все вместе различить, кто это может быть, вокруг ничто не шелохнулось. Лишь далеко впереди раскачивались под ветром корявые черные деревца.

А взгляд был. Холодный, давящий, каменный. Как тяжелая гранитная плита. Он буквально пригибал к земле, заставляя кровь холодеть в жилах и вселяя невольный ужас. Но кому он принадлежал?!

Хани, в надежде получше увидеть окрестности, взобрался на гранитный валун, лежащий на вершине холма — напрасно. От огорчения он ударил по сырому камню ножнами меча, и тотчас по равнине пронесся громоподобный рев. Земля задрожала под ногами, и над деревьями поднялась фигура великана. Огромными шагами, с треском круша тонкие стволы, он бросился к путникам, в одно мгновение покрыв расстояние, которое, как им сначала казалось, надежно защищало их.

Когда великан подбежал ближе, Хани испугался еще сильнее. Его грубая кожа цветом напоминала старую, растрескавшуюся дубовую кору. Да и сам он ростом и статью больше всего походил на внезапно оживший исполинский дуб — местные деревца доходили ему только до пояса. Одет был великан в косматую засаленную шкуру какого-то чудовищного зверя. Ноги были обмотаны кусками той же самой шкуры. На голове великана красовался гигантский череп какого-то ископаемого чудища. В руках он держал дубину длиной с корабельную мачту. Подойдя почти вплотную, великан остановился и завертел головой, словно не видел стоявших на самой вершине холма путников и застывшего на камне, как памятник, Хани. Когда его лицо повернулось к путникам, из груди Хани вырвался крик ужаса. Великан был слеп! В густой рыжей бороде сверкали острые клыки, не помещавшиеся во рту, приплюснутый нос жадно, со свистом и хлюпаньем втягивал воздух, но под низким лбом не было глаз! Не было даже глазниц. Жесткая, как проволока, рыжая шевелюра была как бы напялена прямо на зубастую пасть!

Неожиданно камень под ногами Хани зашевелился и с шуршанием повернулся на своем замшелом ложе, так что юноша кувырком полетел на землю. Моховый покров камня не спеша пополз вверх, и снова все почувствовали тот самый неприятный взгляд.

Великан радостно взвыл, так что у путников заложило уши, и, ликуя, с размаха так ударил дубинкой по земле, что холм затрясся. Оскалив зубы, он бросился на людей. Опомнившаяся Рюби схватила Хани за руку и опрометью бросилась по склону холма. Следом за ними мчалась Ториль, последним, с величайшей неохотой, Чани. Когда они спустились к подножию холма, великан был уже на вершине, но почему-то не спешил бежать дальше, а снова остановился. Путники же летели, сломя головы, мимо вредно цеплявшихся за плащи колючих кустов. Жесткая трава сразу стала предательски скользкой и норовила опрокинуть их.

Наконец они остановились, укрывшись в глубоком овраге, и с трудом перевели дух.

— Ну и чудовище… — еле выдавил Хани.

— Про таких не говорится в наших летописях, — заметила Ториль, — однако он напоминает ледяного великана древних дней. Хотя мне казалось, что я знаю о Сумеречном Крае все, я не могу сказать точно, кто это.

— Наверное, это страж границ Хозяина Тумана, — предположила Рюби. — Он создал много подобных чудовищ своим чужемерзким колдовством. Нам придется все время быть настороже.

— Почему великан не преследовал нас? — спросил Хани.

Вместо ответа послышалось тихое потрескивание, посыпались комья сухой земли и глины. Все вздрогнули. Но это всего лишь зашевелился гранитный валун, повисший в склоне над оврагом. Они успокоились было, но сразу прогремел хриплый голос великана, затопали огромные ноги. Опять пришлось спасаться бегством.

— Не пойму, как он нас находит, — задыхаясь, пожаловался Чани после шестой или седьмой перебежки. — Ведь мы прячемся очень хорошо, великан так далеко, что мы его не видим, а он нас каким-то таинственным способом находит. Как?

Ториль кисло усмехнулась.

— Не догадываетесь?

— Нет.

Тогда принцесса указала на камень, по которому плавно скользил моховой покров, обнажая сырой гранит.

— Вот его глаза.

И, отвечая ей, невдалеке злобно завыло чудовище.

— Я больше не могу, — Хани мешком рухнул на землю. — У меня ноги буквально подламываются.

— На этой равнине нам от него не скрыться, — сказала Рюби, полуприкрыв глаза и что-то вспоминая. — Здесь повсюду валяются эти проклятые камни, значит он нас повсюду увидит. Бегите, я постараюсь его задержать. Я ведь не показала еще всего, что умею. — Она грустно улыбнулась. — Ведь это в какой-то степени мой родственник. Конечно, гранит

— это не совсем драгоценный камень, но ведь камень же. Надеюсь, мы разберемся как-нибудь.

Хани подскочил, как ужаленный.

— Нет!

Маячивший на вершине соседнего холма камень завертелся, осматривая лощины вокруг, теперь нужно было ждать появления великана, его тяжелые шаги уже приближались.

— Что ты предлагаешь? — нервно спросил Чани, сжимая и разжимая пальцы на рукояти меча, хотя желание сражаться в нем явно поубавилось. — Я не вижу, как нам с ним справиться.

— Каждый сам за себя, — хрипло каркнула Ториль. — Бежим в разные стороны. Кто-нибудь да спасется, за всеми сразу гнаться он не сможет.

Хани молча покачал головой и бросился на холм, прямо навстречу великану, голова которого уже появилась над склоном. Все застыли. Вокруг разлилось зеленое сияние — это Хани обнажил меч. Раздался оглушительный треск, грохот. И все звуки перекрыл истошный вой. Выронив дубину, великан схватился обеими руками за голову и приплясывал на одном месте, вопя от боли. Он рычал и плевался, пинал землю, неуверенно, словно слепой, шарил по ней руками. Череп свалился, растрепанные волосы торчали в разные стороны.

— Он разбил камень, — догадался Чани.

— А сам… — у Рюби подкосились ноги.

Принцесса, прищурившись, посмотрела наверх, где бесновался великан, и сухо сообщила:

— Наверное, погиб.

— Прекрати! — крикнул Чани. — Я не верю!

— Сходи, проверь, — предложила она. — Если и тебе жизнь не дорога. — С холма полетели комья земли, великан яростно скреб пальцами вокруг себя.

— И все-таки я посмотрю, — упрямо сказал Чани.

Они обошли вокруг холма, но никаких следов Хани не заметили. Похоже, что Ториль, к величайшему сожалению, оказалась права, он погиб под ногами разъяренного великана. Рюби не хотела уходить с рокового места, и они прождали до вечера. Чани несколько раз принимался звать брата, рискуя привлечь внимание бесновавшегося великана, но ответа не было. Ночью путники развели большой костер, давая знак всем, кто его заметит — и друзьям, и врагам. Никто не пришел. Великан уже начал грызть землю, хрипя и рыча. В утреннем тумане он казался ожившим продолжением холма. Зеленоватая пелена тумана окрасила его рыжие волосы в дикий цвет.

Наконец Чани решительно встал, вдохнул воздух, пронизанный слабым ароматом корицы, и сказал:

— Надо идти дальше. Больше ждать нечего. Наш путь еще не закончен.

— Я не уйду отсюда, — твердо сказала Рюби. — Он пошел за мной в море, он спас всех нас еще раз. Я не могу его покинуть.

— Он погиб, — терпеливо разъяснил Чани.

— Нет, он жив.

Чани покачал головой.

— Он был моим братом, и я с радостью отдал бы все, чтобы сейчас видеть его рядом. Но нужно иметь мужество смотреть правде в глаза. Он погиб. В бою неизбежны жертвы, их надо принимать как должное. К тому же перед нами стоит великая задача — освободить эту землю. И вернуть ее настоящему властелину, — тихонько добавил он. Однако Ториль все-таки расслышала эти слова, и радостно усмехнулась.

Кое-как ему удалось уговорить Рюби. И они пошли дальше.

По пути Чани с ожесточением рубил каждый встречный камень, с радостью слыша за спиной рев великана. Но постепенно рев слабел, и к полудню все стихло.

16. ТЕНЬ БЕЗУМИЯ

Мрачным был дальнейший путь. Казалось, впервые за все время их странствий удача отвернулась от них, и не осталось никакой надежды на возвращение Хани. Рюби искренне горевала, слезы блестели в золотистых глазах, ставших сероватыми от боли. Ториль тоже казалась удрученной, хотя временами на ее лице мелькала злорадная ухмылка. Зато Чани охватила холодная жесткая решимость. Теперь уже не Рюби, а он подгонял: «Вперед! Быстрее!» Дневные переходы увеличились до пятнадцати лиг, благо идти было почти так же легко, как по дороге. В пути им попадались замшелые развалины, остатки некогда могучих башен. Но кто строил их здесь, с какой целью — это Чани не интересовало.

Вскоре далеко впереди зазвучал неумолчный грохот, похожий на шум мельничных жерновов, безостановочно, день и ночь перемалывающих камни вместо зерна. На горизонте заклубилась белесая завеса, выделяющаяся на фоне сероватого неба и туч. Она сверкала разноцветными огоньками — синими, красными, зелеными, желтыми.

— Какую новую пакость приготовил нам Хозяин Тумана? — Чани, прищурившись, пытался рассмотреть, что же там грохочет. — Мне это снова напоминает белую радугу. Встретиться с ней сейчас было бы очень интересно. Вот только ветра нет. — Он усмехнулся и в упор поглядел на Ториль, правое веко у него мелко подергивалось. — Выяснили бы, чей огонь сильнее.

Принцесса в последнее время чувствовала себя гораздо увереннее, видимо, она пришла к какому-то определенномурешению, и потому решительно возразила:

— Зачем? Ведь однажды вы уже справились с нею. От добра добра не ищут. — Неприязненный взгляд в сторону Рюби.

— Пожалуй, ты права, — согласился Чани. — Не стоит искушать судьбу, если есть надежное средство.

— Всегда рада дать совет, — Ториль церемонно поклонилась.

Но Рюби лишь качнула головой.

— Это не белая радуга, а что-то другое. Я не ощущаю опасности, хотя препятствие будет серьезным.

— Можно подумать, что ты видишь, — подпустила шпильку Ториль.

— Да, — просто ответила Рюби.

Принцесса фыркнула, как рассерженная кошка и отвернулась, крайне недовольная.

По мере приближения к таинственному месту почва под ногами начала ощутимо содрогаться. Снова пахнуло холодом, хотя ветра не было.

— Грохочущий дым, — пошутил Чани, поднимаясь на каменистый холм. И остановился.

Холм круто обрывался, как обрубленный топором, вниз уходил широкий каньон, глубиной не меньше пятидесяти локтей. Но не это смутило Чани. Хотя стены каньона и были круты, они пересекались великим множеством трещин и расселин. Гораздо удивительнее было то, что творилось на дне. Там шевелилась и грохотала сплошная масса голубовато-зеленого льда. Это не походило на весенний ледоход. Лед тек совершенно, как вода, хотя его движение было медленнее, чем у речных струй. Куски льда наползали друг на друга, с треском лопались и опрокидывались, громоздились заторами, в мгновение ока выраставшими до краев каньона, чтобы сразу же с громовым звуком рассыпаться. Теперь-то они поняли, откуда исходил смущавший их шум. Время от времени на поверхности появлялся истерзанный и измочаленный острыми льдинами ствол дерева и тут же пропадал. Возникали глубокие воронки ледоворотов и быстро затягивались.

Чани, довольный, что препятствие оказалось не таким страшным, как мерещилось издали, прикинул на глаз ширину каньона и сказал немного отставшей Рюби:

— Ты напрасно боялась. Мы легко переправимся на ту сторону, здесь не больше ста локтей.

— Не спеши, — остановила его Рюби.

Она подобрала камешек, валявшийся на краю обрыва и, размахнувшись, бросила его вниз. Не успел камень коснуться льда, как тот с треском вспучился и метнулся ему навстречу. Еще мгновение — и камень пропал бесследно, не задержавшись и одной секунды, точно его бросили в воду.

— Видел?

Чани недоверчиво проводил взглядом летящий камень, подобрал еще один и швырнул следом. Лед жадно проглотил и его.

— Проклятая страна. Правы были они, что не захотели здесь жить. На это способен только ненормальный. Ведь здесь даже лед не такой, каким он должен быть.

— А, Ледяная река, — без тени удивления сказала Ториль, едва глянув вниз.

— Что ты об этом знаешь? — живо спросил Чани.

— Много. Ведь должен откуда-то возникать тот лед, который переполняет Холодное море. Оно далеко не всегда было таким. По равнинам Сюддера текут две такие реки. Мы сейчас стоим на берегу восточной. И если мы намерены пробиться к развалинам Фаггена, то придется каким-то способом переправляться через нее, потому что она пересекает весь остров с севера на юг.

— Почему ты не сказала об этом раньше?

— Ты не спрашивал, и я обязана была молчать, пока… — Она чуть усмехнулась.

— Ты ошибаешься, — возразила Рюби. — Эта река имеет истоки, как и западная.

— Вот как? — насмешливо спросила Ториль. — И где же?

— Вы знаете многое, но не все. Существуют два ледяных вулкана. Из их кратеров течет не огненная лава, а лед, потому что подземные коридоры соединяют их с голубыми льдами у самого Вечного Холода.

— Ты не ошибаешься? — испытующе посмотрел на нее Чани.

— Нет.

— Тогда, может, лучше нам попробовать обойти их?

— Слишком долго.

— Значит будем искать способ переправиться, — подвел итог Чани.

Тем временем ледяная река, словно почуяв присутствие людей, заволновалась, загрохотала особенно сильно. Крупный ледяной осколок со свистом вылетел из недр ледоворота и больно ударил Чани в плечо. Он злобно выругался и отступил на несколько шагов, чтобы укрыться за обрывом.

— Что будем делать? — Чани вопросительно посмотрел на Ториль. Принцесса торжествующе вскинула голову, но тут же спрятала глаза, когда Чани жестко добавил: — Говори! Неужели этот лед не держит человека?

— Как только он отрывается от реки, выходя в море, то сразу же превращается в самый обычный лед, иначе мы не пересекли бы Холодное море. Но здесь на нем лежит черное заклятье, — сказала Рюби. — Он глотает все, что падает в реку.

Но вдруг сквозь треск льдин до них долетел едва различимый нежный, мелодичный перезвон крохотных колокольчиков. Лицо Ториль исказилось, словно это был рев разъяренного тигра, хотя Чани не услышал в новом звуке ничего жуткого. Он увидел крохотный зеленый росточек, высунувшийся у самых ног Рюби.

— Не сметь! — взвизгнула принцесса. Но Рюби не обратила на нее никакого внимания, разговаривая с растением. Снова прозвенели колокольчики, и Чани узнал язык цветов. Пальцы Ториль нервно сжимались и разжимались, будто ей хотелось задушить кого-то. Однако Черный Меч давно покоился на морском дне, а схватить Рюби за горло… Волосы принцессы растрепались и торчали в стороны, в глазах мелькала такая ненависть, что Чани даже испугался.

Наконец росточек и Рюби о чем-то договорились, и, как раньше, на острове дракона, крошечная зеленая веточка с тремя маленькими зубчатыми листиками начала стремительно расти.

— Поч-чему?! — сквозь зубы прошипела Ториль. — Как они посмели?! Ведь они должны подчиняться только мне!

Рюби с жалостью посмотрела на нее.

— Неужели ты так и не поняла? Они помогают тем, кто вступает в схватку со злом, и никому и никогда не подчиняются. Раньше ты тоже делала доброе дело, поэтому они помогали тебе. Помогали, а не подчинялись.

— Подчинялись! — выкрикнула Ториль.

Она попыталась произнести какую-то фразу на языке цветов, но вместо звона хрустальных колокольчиков послышалось бряканье разбитого стекла. Ториль дико посмотрела на Рюби и еще раз начала тщательно выговаривать каждое слово. Снова ничего не получилось.

— Не трудись понапрасну, — мягко остановила ее Рюби. — Тем, у кого на уме черные мысли, язык природы недоступен. Она никогда не будет пособничать в злых делах.

Пока они говорили, лиана уже выросла настолько, что могла спокойно протянуться через ледяную реку, но растение чего-то ждало, не спешило кидаться в ледяное крошево. Лиана спокойно свилась кольцами у ног Рюби. Та подозвала к себе Чани.

— Теперь твоя очередь. Перебрось ее на другой берег.

Чани послушно поднял лиану и удивился ее живому теплу. Ему даже показалось, что он взял в руки зверька, а не растение. Не замечая свирепых взглядов, которые кидала ему Ториль, намотал лиану на руку и начал примериваться. Потом поднял увесистый камень, привязал к концу лианы, размахнулся и легко перебросил его на другой берег реки. Лиана немедленно обвилась вокруг скального выступа…

— Пожалуйста, путь готов, — пригласила Рюби. — Если у тебя есть верные друзья, то не страшны никакие преграды.

— Будьте вы прокляты! — прошипела принцесса. — Вам не будет удачи! И тебе, похитительница чужих слуг, и тебе, презревший величие… Эта земля принадлежит повелителям Тан-Хореза, как и все вокруг. Не надейтесь, что вам удастся похитить чужое!

— Вы наглецы и воры, — холодно сказал Чани. — Тан-Хорез… Жалкая гнилая деревушка… Коровий сарай, которому едва две тысячи лет! Алмазный венец насчитывает сто веков истории!

— Уж не ты ли намерен возродить Анталанандур Счастливый?! — вызывающе крикнула Ториль, от бешенства совсем потерявшая голову.

— А почему бы и нет?! — быстро и твердо ответил Чани.

Рюби устало, с выражением какой-то безнадежности смотрела на их перепалку.

— Идемте, — недовольно сказала она. — Мы должны переправиться до наступления темноты. Выяснять, кому править Тъерквингом, будете на том берегу.

Чани зло фыркнул.

Дорога тянулась по каменистым плато, то и дело перерезаемым узкими глубокими каньонами, перебираться через которые было крайне трудно. Часто приходилось обходить ущелья стороной, что отнимало много времени и сил. Но трое путников упрямо двигались на восток. И с каждым днем Ториль делалась все мрачнее, словно таяли какие-то ее тайные надежды.

По утрам они торопливо пили горячий чай, подкреплялись каменным хлебом из неистощимых запасов Рюби и как можно скорее снимались с места ночевки, словно старались подальше отойти от места гибели Хани. Хотя кому удалось убежать от воспоминаний? Или, может, каждый из троих пытался бежать от собственных мыслей?

Грохот ледяной реки постепенно сошел на нет. Все чаще попадались развалины некогда горделивых замков. Но сейчас от них остались только жалкие руины, беспорядочные груды почерневших, закопченных камней, перевитые колючими кустами шиповника — единственного свидетеля былой славы.

Теперь Чани внимательно присматривался к развалинам, так как хотел понять, какими возможностями обладает враг, сражаться с которым они собирались. Камни покрывал толстый слой сажи и копоти, словно здесь бушевал огненный шторм, разрушивший крепости. Он расплавил железные засовы и решетки, которые застыли неровными черными кляксами на раскрошившемся от жара граните. Глядя на эти свидетельства чудовищной мощи противника, Чани недовольно хмурился и с сомнением нащупывал рукоять меча, казавшегося ему теперь уже не таким могущественным.

А потом начала портиться погода. По небу под неизменным серым пологом побежали иссиня-черные тучи, навстречу путникам задул сильный восточный ветер, в воздухе закружились хлопья мокрого снега.

— Будем ждать гостей, — спокойно сказала Рюби, когда они начали готовиться к ночлегу.

— Каких таких гостей? — подозрительно спросил Чани.

— Этой ночью разразится сильная пурга. И я думаю, что снежные волки не заставят себя долго ждать.

— Если они явятся — мы их достойно встретим, — с холодной уверенностью ответил Чани. — Мы с ними уже дрались и нашли на них укорот!

— На мою помощь не рассчитывайте, — вскинулась Ториль. — Золотой Факел не вспыхнет. Да и нет его у меня!

— Не поможешь, даже если тебе самой будет угрожать опасность? — равнодушно осведомился Чани.

— Нет.

— А если тебе прикажут?

Принцесса заколебалась и ответила уклончиво:

— Там посмотрим.

Но Рюби решительно сказала:

— Огонь, рожденный в кузнях Железного Замка, нам не нужен.

— Вот и отлично, — мрачно закончила спор Ториль.

Ночь наступила как-то неожиданно. Еще минуту назад западный небосклон светился тускло-желтым светом вечерней зари, из последних сил пробивавшейся сквозь тучи, и вдруг на путников обрушилась беспросветная темнота. Такой они раньше не видели, все-таки какое-то свечение лилось с неба. А теперь двойной полог туч совершенно поглощал слабый свет звезд и луны. Заглушая все остальные звуки, сильнее завыл ветер. Слабенький костер

— горстка полугнилых прутьев — не рассеивал тьму, а скорее наоборот, сгущал ее еще сильнее. Чани подумал, что от такого костра вреда больше, чем пользы. Он не светит и не греет, зато указывает врагу их место.

Но постепенно в плаксивом посвисте вьюги начали появляться и другие голоса. Негромкий, протяжный, невыразимо тоскливый вой прокатился по холмам. Он наполнил собою воздух и звучал, казалось, отовсюду. Начавшись с невнятного стона, он взмывал до пронзительного, режущего ухо звука, постепенно переходя в злобный рев, и заканчивался невнятным, щемящим сердце стенанием. Чани ощутил, как у него немеют руки и останавливается дыхание.

— Вот они, — со злобным торжеством прошептала Ториль, сидевшая, нахохлившись, у костерка. — Попробуйте одолеть слуг тьмы!

Снова зазвучал переливчатый вой. К первому волку присоединился второй, затем третий… Целая стая изливала тоску черному небу. Чани дрожал, как в лихорадке. Крупные капли холодного пота выступили на лбу, ему хотелось упасть на землю, обхватить голову руками, зажать уши и закричать от нестерпимого ужаса. Он с такой силой прикусил губу, что теплая солоноватая струйка крови пробежала по подбородку. Это немного отрезвило.

Рюби равнодушно, точно ничто не могло ее взволновать, ждала. Она явно на что-то надеялась. А волки приближались. Их вой становился все громче, в нем появились торжествующие оттенки, уверенность, что добыча не скроется, предвкушение кровавого пира. Чани с отчаянием ощутил, что не может пошевелить рукой. Он стал совершенно беспомощен.

Изломанное дрожащими красными отсветами лицо Ториль светилось хищной радостью.

— Каковы вам злые песни мрака и ненависти? — мстительно спросила она.

— Никому из смертных еще не удавалось противостоять им!

Вместо ответа Рюби грустно улыбнулась, и принцесса отпрянула, как ужаленная. Рюби подняла правую руку, феерический красный свет залил холмы. Он был ровный и мощный, словно в небе под тучами вспыхнуло необычное красное солнце. В этом свете внезапно появились многочисленные быстрые силуэты, отбрасывающие на свежий снег фантастические багровые тени. Испуганные внезапно загоревшимся светом, они замерли в нерешительности, настороженно принюхиваясь и прислушиваясь.

Чани вдруг ощутил, что невидимые оковы спали с него. Он медленно поднялся и повел плечами, стряхивая остатки оцепенения, гневно посмотрел на поскучневшую принцессу и шагнул навстречу волкам. Он ощутил разгорающееся бешенство, заволакивающее мозг черной пеленой, заставляющее не думать, а драться. Сейчас он хотел одного — рубить, крушить, убивать…

Встревоженный его движением, самый крупный из волков задрал морду вверх и коротко провыл какой-то приказ. Колючими синевато-белыми лучами брызнула Ледяная Звезда, укрепленная у него на ошейнике. Волки медленно поднялись и начали постепенно окружать Чани.

Однако он уже ничего не видел и не слышал. Семь камней на рукояти меча загорелись всеми цветами радуги. Чани сам зарычал, точно зверь, и выхватил меч, полоснувший по волкам синим лучом.

— Корона и слава! — исступленно выкрикнул он, вспомнив надпись на каменном постаменте статуи древнего короля. Тогда он не смог прочитать древние иероглифы, а сейчас слова сами загорелись огненными буквами у него в мозгу.

Волки снова замерли, и Чани, высоко подняв искрящийся меч, двинулся прямо на вожака. Тот поджал хвост и глухо заворчал, не решаясь броситься на человека. Но четверо волков, двое справа и двое слева, начали заходить со спины Чани, отрезая его от костра.

— Остановись! — крикнула Рюби, но Чани не слышал ее и продолжал, как лунатик, шагать вперед.

— Корона и слава! — срывая голос, снова крикнул он, стремительно бросаясь на вожака стаи. Тот шарахнулся в сторону, не приняв вызова, но когда Чани повернулся, чтобы вернуться к костру, перед ним выросли пять зловещих силуэтов. На сей раз волки явно не собирались отступать.

Однако Чани не дрогнул.

— Прочь с дороги, шелудивые твари, — повелительно сказал он. — Не становитесь на пути великих!

Волки, прижав уши, тихо и угрожающе зарычали, но в их голосах не было прежней уверенности. Они дрогнули. Ровная шеренга смешалась, сбилась в кучу, волки не решились ни напасть, ни сбежать. Видимо, что-то произошло за спиной у Чани. Это могла быть только новая опасность, и он круто повернулся. Из красноватой темноты выдвинулась огромная неясная фигура. Сначала ему показалось, что на него наползает чудовищная глыба красного гранита, лишь потом Чани различил, что это медведь. Совершенно невообразимых размеров. Даже в кошмарном сне не мог привидеться такой исполин. Он шел, неуклюже загребая лапами, и земля, казалось, прогибалась и стонала под ним. Чудовищная лобастая башка медведя была низко опущена, тускло поблескивали красные угольки глаз, в полуоткрытой пасти виднелись клыки длиной почти в локоть. Чани подумалось, что если медведь встанет на задние лапы, то окажется под стать Великану Каменные Глаза.

Волки тоскливо завыли. Явился настоящий хозяин этих мест. Но Чани, находясь во власти той же хмельной отваги, был готов броситься и на него. Он поступил бы так, но ясно ощутил волну добродушия и спокойствия, испускаемую могучим зверем. Медведь совсем не собирался нападать на него. Зато когда гигант увидел волков, словно эхо отдаленного грома прокатилось по холмам. Медведь остановился и зарычал. Потом поднял голову и во всю ширину распахнул свою ужасную пасть.

Для волков это было уже слишком. Они и так выглядели, как нашкодившие щенки, рядом с медведем. Кто-то из них не выдержал и бросился наутек. Еще минута — и вся стая стремительным галопом мчалась прочь. Вожак на прощание провыл что-то, но прозвучало это смешно и глупо. Сам перепуганный до смерти, он еще пытался грозить.

Медведь после бегства волков, похоже, снова потерял всякий интерес к происходящему. Сонно-равнодушно он посмотрел на костер, засопел добродушно, помотал головой, зевнул и невежливо повернулся задом. Потом рыкнул для острастки вслед удравшим волкам и ушел, подергивая смешным куцым хвостиком.

Когда Чани вернулся к костру, его встретило напряженное молчание. Лишь много времени спустя Ториль кисло сказала:

— Не надейся, что подданные Соболя будут выручать вас всегда. Не надейтесь. Вам предстоит еще идти через голубые льды. Там посмотрим.

17. ТУМАН И ГРИФОН

Туман подкрался совсем незаметно. Сначала из расселин и узких провалов между камнями заструилась прозрачная, как кисея, голубоватая дымка. По-прежнему окрестности было видно на много лиг вперед, но предметы потеряли свои резкие очертания, стали расплывчатыми и смазанными. Словно холмы и горы начали растворяться в воздухе, как капля чернил в стакане воды.

Затем дымка стала погуще, ее пронизали пушистые темно-серые нити, и вся она засветилась неземным, дрожащим серо-перламутровым свечением. Зазвучала тихая ненавязчивая музыка, манящая за собой. Теперь уже дымка совершенно исказила перспективу. Холмы вдруг срывались со своих мест и начинали описывать бешеные стремительные круги, от этого мутилось в голове и тошнота подступала к горлу. Потерялось всякое ощущение объема, невозможно было сказать — яма перед тобой или, наоборот, торчащий камень. Чани даже расшиб себе колено до крови. А музыка становилась постепенно громче и настойчивей, противиться ей не было никакой возможности… Стоило повернуть голову, как внутри все замирало и екало, будто падаешь в бездонную яму. В ушах оглушительно бухали сотни медных колоколов.

— Может, остановимся, переждем? — хрипло предложила Ториль.

Чани энергично тряхнул головой. Нет, останавливаться было нельзя, он понимал это твердо. Если музыка зовет вперед, ей нужно подчиниться. Он покачнулся, в то же мгновение ему показалось, что весь мир перевернулся, земля оказалась вверху, он стоит, как муха на потолке, вверх ногами. Вскрикнув, Чани закрыл лицо ладонями и тихо ответил:

— Идем дальше. Нет такой силы, что заставила бы меня остановиться!

Дымка уже превратилась в настоящий туман, густой и плотный. Монотонная музыка заполнила весь мозг, вытеснив оттуда остатки мыслей. Было невыразимо приятно идти за ней, ни о чем не размышляя. Чани начало казаться, что сотни змей колышутся перед ним, встав на хвосты, в перламутровом мареве. Он уже совершенно перестал понимать, кто он, куда и зачем идет, прямо ли идет или направо, вверх или спускается… Ему чудилось, что странный серебристый туман пронизывает его насквозь, проникая в каждую клеточку тела, и оно помаленьку растворяется в тумане…

Впечатление было разрушено сильнейшим ударом по лбу, искры посыпались из глаз. Чани даже присел, коротко застонав — таким мучительным оказалось пробуждение от сладкого сна. Прямо перед носом, вытяни руку и хватай, в тумане кто-то шевелился и ворчал. Кто-то золотистый, переливающийся и большой. Не успел Чани схватиться за меч, как знакомый голос обиженно простонал:

— Ну вот, опять. Лечу, понимаете ли, себе, лечу, никого не трогаю… А они сразу драться!

Чани ошалело икнул и, запинаясь, спросил:

— Это ты?

— Конечно, — отозвался голос, в нем не чувствовалось ни малейшего удивления. — Я — это я, только большой вопрос: что именно каждый из нас понимает под этим «я».

— Я понимаю тебя.

— И я тоже понимаю себя, — охотно согласился голос.

— Тебя — в смысле Грифона, — оправившись наконец от потрясения, решительно сказал Чани.

— Вот здесь я с тобой совершенно согласен. — Грифон вынырнул из тумана и тщательно осмотрел крылышки. — А что вы здесь делаете? — с неподдельным интересом поглядел он на Чани. Потом вежливо поклонился подошедшим Рюби и Ториль.

— То есть как — что? — Вопрос был настолько глуп, что ответить на него оказалось трудно. — Мы идем.

Теперь уже Грифон, выкатив глаза и полуоткрыв клюв, нелепо уставился на Чани.

— Как так «идем»? Вот лично я — лечу. — Он мечтательно зажмурился. — Как сейчас помню. Прилетаю я однажды на Харренстарбанзантоспор… Вы, кстати, там никогда не бывали? Крайне рекомендую… Прекрасное место. Тихое озеро, персики… Ой, я хотел сказать — невыразимый кошмар! Вода ледяная, сунешься — окоченеешь, фрукты, понимаете ли, гнилые… Впрочем, это к делу не относится. Так повторяю: я лечу. А вы как сюда попали?

— Куда — сюда? — непонимающе переспросил Чани.

— В воздух, — простодушно ответил Грифон. Заметив, что Чани смотрит на него, как на сумасшедшего, он обиделся и поспешно добавил: — Или вы собираетесь отрицать, что под нами высота в двести локтей? Пошарь под ногами.

Чани сначала сочувственно кивнул, чтобы не обижать зверя, но потом глянул себе под ноги. И сердце у него оборвалось. Ничего кроме того же перламутрового тумана. Земля действительно пропала. Он упал на колени, слепо вытянув руки вперед. Каким-то чудом они все держались в воздухе, на тумане. Рука беспрепятственно уходила вниз, но сам-то он ведь стоял! Что происходит?!

— И высоко здесь? — напряженным голосом осведомилась Рюби, не потерявшая самообладания, тогда как на лице Ториль был написан откровенный ужас.

— Да не очень. Локтей двести, я ведь уже говорил.

— Если упадем — костей не соберем, — слабым голосом промолвил Чани.

— Совершенно верно, — любезно подтвердил Грифон. — Но это не самый плохой из возможных вариантов. Вы совершенно напрасно двинулись путешествовать во время наступления Поющего Тумана.

— Не слыхала про такой, — вставила Ториль.

— Ах, — махнул лапой Грифон. — Он появился совсем недавно, лет пятьсот назад. Странная штука. В нем смешивается все и вся — верх и низ, право и лево, воздух и камни. Обязательно нужно переждать, не трогаясь с места. Иначе можешь, вот как сейчас, думая, что идешь совершенно прямо, забрести в какое-нибудь гнилое болото. Или забраться высоко вверх. Или, что гораздо хуже, опуститься в толщу камня.

— Это навсегда? — спросил Чани.

— Конечно, нет. Как только пропадет туман, пропадают и его чары. Ну, и поскольку вы летать не умеете, вам будет несколько затруднительно спастись. Впрочем, как я уже заметил, много хуже приходится тем, кто влезает в толщу гор.

— Ладно, это потом, — встревоженно прервала его Ториль. — Лучше помоги нам сейчас найти землю.

— Но ведь я ни во что не вмешиваюсь, — поспешно возразил Грифон.

— А мы и не просим тебя вмешаться, — мягко сказала принцесса.

— Вот и не просите.

— Но ведь мы столько раз помогали тебе, — упрекнул его Чани.

Грифон обиженно надулся.

— Я бы и сам справился. Я ведь… Ох какой! Сильный!

Все трое в ответ на это только усмехнулись.

— С вашей стороны крайне бестактно напоминать мне об этом. Воспитанные люди так не поступают, — вконец оскорбился Грифон.

— Ну, если ты настолько неблагодарен… — с горечью сказал Чани.

Грифон в замешательстве почесал задней лапкой за ухом.

— И так каждый раз… Я редкое животное. Меня же беречь надо! Охранять! А я должен все время кому-то помогать, кого-то спасать… Ладно, держитесь за мой хвост.

Это было достаточно глупо и унизительно, но выбора у них не оставалось.

Хозяин Тумана мрачно смотрел на дрожащие синие волны, разлетающиеся по самым отдаленным уголкам тронного зала от Зерцала Мира. Он уже не кричал, не скрежетал зубами, а просто сидел, буквально почернев, и угрюмо молчал. Наконец тихо спросил Морского Короля:

— Что же теперь с нами будет?

Тот пожевал сухими губами, поскреб в затылке и сказал рассеянно:

— Они идут…

— Это я и сам вижу.

— Я ведь предупреждал.

— Что они с нами сделают?

— К чему такой пессимизм? Они еще не дошли. А самое главное, — воодушевился Морской Король — ты заметил? Они уже раскололись! Их уже не трое, а три! Каждый сам по себе. Еще немного — и они перегрызутся между собой! Они пока не победили нас! Они не дошли до Ледяного Дворца и не дойдут! А здесь их встретит непобедимая армия Ледяных! — Морской Король на секунду смешался, вспомнив неприятное, но сразу приободрился и весело закончил: — Мы их прикончим!

— Прикончим?! — взвился Хозяин Тумана. — Ты что же, предлагаешь мне закрыться в стенах дворца, бросив всю принадлежащую мне землю?! Спрятаться, как мышь в нору? Отсиживаться, уповая на чудо, которое никогда не случится?! Отдать свои владения мерзким теплокровным людишкам? Не бывать тому!

— Но ведь самые могучие твои средства оказались бессильны против них,

— осторожно возразил Морской Король.

— Это потому, что постоянно кто-нибудь вмешивается. Как этот проклятый Грифон, например. Ну ничего, я с ним посчитаюсь.

— Драная кошка с крыльями, — поддакнул Морской Король. — Не снял я с него шкуру в свое время, пожалел. И напрасно. А ведь какая возможность была. За это сам пострадал потом. — Он мстительно добавил: — А ведь если вдуматься, то это он погубил твою армию.

— Ничего, Грифон еще заплатит за все, — без особой уверенности сказал Хозяин Тумана. — Я очень рассчитывал на Поющий Туман. Ну неужели, когда человеку помогают звери, нет силы, способной победить его?! Человек и природа вместе… Не успел я всерьез взяться за нее. Да и ты проглядел в свое время. Надо было леса сводить под корень! Сжигать! Истреблять и зверей, и птиц! Всех! — Он снова начал кричать. — Оставить человека одного на голой земле. И только тогда напустить на него творения наших рук!

Вдруг он заметил, что Морской Король просветлел лицом и порывается что-то сказать. Хозяин Тумана махнул ему рукой.

— Давай!

— Можно еще попробовать найти себе союзника.

— Это кого?

— Как раз тех, кто всерьез взялся за природу.

Хозяин Тумана на секунду задумался, а потом безнадежно ответил:

— Слишком поздно. Они не успеют. Да и когда ты слышал, чтобы Железный Замок кому-нибудь помогал? Они охотно продают оружие всем подряд, но я не знаю ни одного случая, чтобы они вышли за пределы своего края.

— И все-таки я считаю, что надо попытаться.

— Ты плохо представляешь, что именно советуешь. Ну да ладно…

…высокая толстая стена, прорезанная через равные промежутки массивными квадратными башнями, тускло сверкала в лучах заходящего солнца. Когда ее изображение приблизилось, стало видно, что стену покрывают огромные, в двадцать локтей, квадратные же стальные плиты. Массивные ворота, лишенные всяких украшений, из мрачной вороненой стали, висели на тяжелых петлях. Вся земля внутри стен была залита гладкой черной массой, похожей на застывшую лаву, извергнутую вулканом. Ровные ряды одинаковых черных зданий выстроились, словно по линейке. Над каждым из них возвышалась квадратная труба из красного кирпича — похоже, хозяева замка не признавали округлых линий и питали пристрастие к резким угловатым формам. Из трубы непрерывно валили тяжелые клубы жирного черного дыма. В воздухе стоял неумолчный грохот сотен и сотен молотов. Рев огня, шипение пара… Сквозь широкие окна зданий то и дело мелькали разноцветные сполохи от расплавленного металла — кроваво-красные, пронзительные иссиня-белые, бледно-зеленые. Но нигде на протяжении многих лиг, обнесенных стеной, даже самый пристальный и внимательный взгляд не нашел бы и крошечного зеленого листика. Черный, серый, коричневый, черный, серый, коричневый, черный, серый, коричневый…

— Обратиться к ним? Ну уж нет, — сказал Хозяин Тумана. — Полюбуйся, что они устроили у себя. Это еще нам аукнется. Дай им палец, они руку по самое плечо отхватят. Нет! В конце концов, я не пустил еще в ход самые надежные средства, ты ошибся. Я сам боюсь их пробовать. — Он усмехнулся. — Так как не знаю точно, куда повернет сила, которую я выпущу на свободу, на кого именно она обрушится. Но выбора у меня не остается, они сами виноваты.

— А может, повернуть Зерцало красной гранью? — осторожно предложил Морской Король.

— Будущее? Нет!! — взвизгнул Хозяин Тумана. — Ты забываешься, другому давно бы уже вырвали язык за такие дерзости. Никогда! Не смей больше напоминать об этом, иначе распростишься с головой.

Морской Король недоуменно пожал плечами.

— Не понимаю, почему ты так боишься своего будущего.

— А ты своего не боишься? — в упор спросил Хозяин Тумана.

Морской Король смешался, не зная, что ответить.

18. ГОРОД ВО ЛЬДУ

За последние дни Чани переменился. Он осунулся, похудел, лицо стало как будто бронзовым — кожа обветрилась и потемнела, хоть это был не загар. Глаза теперь постоянно светились лихорадочным огнем, словно внутри его пылало пламя. Тонкие черные лучики-морщинки пробежали от уголков глаз, губы потрескались. Он выглядел на много лет старше, чем был на самом деле. Голова его приподнялась, Чани теперь смотрел на остальных как бы свысока, надменно и властно.

Ториль коварно улыбалась, следя за этими переменами. Но заметила их и Рюби, потому что сказала Чани:

— Ты ведешь себя недостойно.

Чани медленно повернулся к ней всем корпусом, словно шея его вдруг потеряла гибкость, и тяжелым взглядом уставился на нее.

— Ты собираешься указывать мне?

— Да.

— По какому праву? — в голосе Чани глухо заклокотал сдерживаемый гнев, глаза налились кровью. Но Рюби не испугалась этого превращения. Долго длился безмолвный поединок, никто не хотел уступать. Молчание прервала Ториль.

— Идем, — сказала она. — Мне не нравятся вон те холмы, я чувствую, что там скрыта какая-то угроза.

— Я на своей земле, — уже немного остывая, возразил Чани.

— На земле королевства Тъерквинг, — злорадно поправила принцесса.

— Я не знаю такого, — надменно ответил Чани. — Был, есть и будет только Атинъярхан, провинция Анталанандура.

Ториль не приняла вызов и послушно подтвердила:

— Да, конечно.

В тот день они снова вышли к морю, точнее, к узкому фиорду, сжатому с боков отвесными гранитными стенами. Как-то совсем незаметно глинистые холмы, поросшие кустиками дрока и можжевельника, покрытые чахлой бурой травой, перешли в такие же бурые скалы. Путники ощутили это, лишь когда под ногами заскрипела каменная крошка.

И сейчас они застыли, любуясь непривычной картиной. В крепчайшем граните словно гигантской секирой была вырублена узкая щель с гладкими краями. Иногда начинало казаться, что можно различить следы лезвия на камне. Внизу должно было лежать темно-синее зеркало моря, но…

Воды в фиорде не было, остался один лед. Не тот, по которому они пересекали Холодное море — зелено-голубой, матовый и неимоверно крепкий. И не тот, что встретился им в ледяной реке. Нет. Этот был бледно-голубым, без малейшей примеси других цветов. Он лежал, спаянный воедино с каменными берегами. И было понятно, что фиорд скован льдом уже много лет, а может, и веков.

— Но где же город? — изумленно спросил Чани. — Ведь Фагген стоит на берегу именно этого фиорда.

Рюби, разглядывая выползшие на землю языки льда, кивнула.

— Да, он расположен здесь.

— Но я ничего не вижу.

— Когда мы спустимся туда, разберемся.

Им пришлось идти к самому концу узкого залива, туда, где под напором бескрайних ледяных полей, покрывавших море, лед начинал наступление на землю. Только в этом месте стены фиорда немного снижались, и можно было спуститься к морю, не свернув при этом себе шею.

Однако, когда они подошли вплотную к кромке льда, оказалось, что это не так просто, как виделось сверху. Гладкий и ровный лед на самом деле был изрезан глубочайшими трещинами и лежал на земле огромными глыбами, размером превосходившими самый большой дом. Да что там дом! Даже ратуша Акантона могла вместе со шпилем запросто поместиться в такой «ледышке».

Чани озадаченно посмотрел вглубь ледяного ущелья.

— А вот туда мне не хотелось бы идти.

— Но придется, — возразила Рюби.

Но тут Ториль, давно приглядывавшаяся к айсбергам, сказала, ни к кому не обращаясь:

— А вам не кажется, что льдины лежат как-то странно?

— И в самом деле, — согласился Чани. — Они расположены совершенно правильными рядами.

— Мне это напоминает улицы ледяного города…

— Вероятно, так оно и есть, — неуверенно сказала Рюби. — В Сумеречном Краю слишком мало солнца, и потому мы не знаем точно, что здесь происходит, но можно предположить, что Хозяин Тумана помог льдам проглотить Фагген.

— Чтобы уж ничто не напоминало о стоявшей здесь некогда столице могучей державы Скъельдингов, — закончила Ториль.

— Нет такой державы! — крикнул Чани. — Есть только провинция Атинъярхан!

При этих словах вдруг под землей пронесся глухой рокот. Ледяные стены слегка дрогнули, грозя сойтись и раздавить между ними путников. Во льду промелькнули голубые искорки.

— Короли гневаются, — продолжала распалять его Ториль. — Мы видели знак.

— Много веков прошло с тех пор, как Фагген скрылся под льдом, — тихо произнесла Рюби. — Не стоит ворошить прошлое. Особенно так далеко на севере, где силы мрака и холода могущественны. Ты уже совершил достаточно неосторожных поступков, — обратилась она к Чани, — не совершай еще одного.

— Ты твердо уверена, что это были ошибки? — огрызнулся он.

— Да.

— А я считаю иначе.

— Все равно, не стоит вызывать на себя гнев мертвых королей.

— Для меня это не короли!

Рюби не стала отвечать и уже повернулась, чтобы идти дальше по ледяной улице, как Чани, видимо, чтобы выплеснуть переполнявшее его раздражение, выхватил меч и с силой ударил по ледяной стене, возвышавшейся над ними. Раздался пронзительный стеклянный звук, точно лопнула хрустальная струна, затем послышался тихий треск, шорох, и на ошеломленного Чани обрушилась настоящая лавина мелких ледяных осколков и слежавшегося снега. Полуоглушенный, едва не задохнувшийся, он с трудом выбрался с помощью Ториль из свежего сугроба. И ахнул. Подбежавшая на крик Рюби тоже застыла в изумлении. Айсберг внутри оказался пустым!

Из открывшейся огромной ледяной пещеры пахнуло нестерпимым холодом, они невольно попятились. Но одновременно с холодом явственно почувствовался запах тлена и гниения. А потом из пещеры вылетел клуб зеленого дыма, и они ощутили резкий аромат корицы, у Чани все поплыло перед глазами. Когда головокружение прошло, он сделал три шага вперед и остановился. Стенки ледяной пещеры оказались совсем тонкими. Айсберг больше всего напоминал пустую яичную скорлупу.

Чани презрительно рассмеялся.

— Для меня это символ лживого могущества Тъерквинга! Такой грозный на вид, а рассыпался в порошок при первом же ударе. Только глупые сказки старух незаслуженно возвеличили Тъерквинг. Наверное, это королевство во всем походило на айсберг, который я сейчас разбил. И богатства их — жалкие медяки. А сами Скъельдинги всего лишь мелкие воришки, дерзко посягнувшие на то, что им не принадлежит, и сумевшие, по счастью, избежать заслуженной кары!

Недоумевая, слушала Рюби его хвастливые речи и не замечала злобной кривой усмешки на губах Ториль. Все молчали. Потом снова прокатился подземный грохот, гулким эхом отдавшийся в ледяной пещере. Трещины пробежали по ее стенам и потолку, полетели острые ледяные осколки. Чани, быстро сообразив, чем это грозит, стремительно выскочил наружу и мощным рывком выдернул Ториль, тоже заглянувшую посмотреть на диковинку. В то же мгновение айсберг провалился внутрь. Вверх взлетело облако морозной пыли, а когда оно рассеялось, лишь груда ледяной крошки осталась на том месте, где стояла казавшаяся несокрушимой голубоватая гора.

Чани, охваченный приступом внезапного и непонятного буйства, бросился, размахивая мечом, на следующую льдину. Тускло поблескивая, заверещали в воздухе осколки, снова потекли струйки зеленоватого тумана. Чани с рычанием врубился в третий айсберг. Теперь он снова напоминал легендарных безумцев-берсерков Тъерквинга. Что было тому причиной — осталось загадкой. Глаза его подернулись матовой пленкой, на губах запузырилась зеленоватая слюна, он кричал что-то непонятное и крушил ледяные горы, пока, выбившись из сил, не опустился на землю.

— Надоело? — жестко спросила Рюби.

Чани коротко мотнул головой.

— Нет, просто хотелось найти королевский дворец.

— Так это же просто, — подсказала Ториль. — Он наверняка был самым большим в городе.

— Значит, нам надо разыскать самую большую льдину, — закончил Чани.

Как ни старалась Рюби отговорить его, он упорно стоял на своем. Наконец она сдалась.

— Наверное, здесь, — не очень уверенно предположила Ториль, указывая на совершенно чудовищную матово-синюю ледяную гору, уходившую в самое небо. Она стояла посреди открытого пространства, напоминавшего площадь.

— Похоже, это так, — согласился Чани, подойдя к айсбергу и осторожно трогая его ладонью.

— Только будь повнимательней, — предупредила Рюби, — а то снова отравишься.

— Ладно. Я не нуждаюсь в ваших советах, — хмуро ответил Чани.

Рюби и Ториль, остановившись поодаль, настороженно следили за ним. Чани примерился, коротко размахнулся и, нанеся удар, молниеносно отскочил. С оглушительным грохотом лед разлетелся на куски, открыв черный провал, откуда немедленно повалили густые клубы зеленого тумана, как и предполагала Рюби. Однако на этот раз туман растаял, никого не захватив. Чани опасливо заглянул внутрь ледяного грота и вдруг присвистнул.

— Смотрите-ка скорее, что здесь спрятано!

Когда девушки подбежали к нему и увидели, что таилось внутри айсберга, то замерли, пораженные.

По странной прихоти колдунов с потолка ледяной пещеры лился фосфоресцирующий голубоватый свет. Хотя внутри было темновато, все-таки удалось различить, что вся земля в ледяной пещере буквально покрыта толстым золотым ковром. Когда-то сокровища Скъельдингов были спрятаны за надежными каменными стенами, прочными запорами, но сейчас все это пропало, и монеты, украшения, безделушки раскатились по серому камню. Перстни, ожерелья, венцы, кубки, блюда, кувшины… Чего там только не было. Словно сухими листьями, все это было засыпано золотыми монетами. Золото позеленело от влаги, потускнело, покрылось липкой слизью.

Из груди Чани вылетел протяжный стон.

— Это моя добыча! — взревел он, отталкивая стоявшую рядом Ториль. — Моя!

Чани схватился за горло. Никогда раньше он не видел такого количества золота сразу, даже подумать не мог, что подобное возможно. Воистину, неисчислимы сокровища Скъельдингов, но каковы тогда были сокровища великих королей?

— Да, сталь сильнее золота, — забывшись, прошептал он. — Но за золото можно купить еще более сильную сталь. — И тут он почувствовал на себе пристальный холодный взгляд. — Кто здесь?!

— Никого, — ответила Ториль, оправившись от потрясения.

— А это кто лежит? — спросил Чани, вытягивая руку.

В центре большого зала, служившего, как теперь они поняли, усыпальницей, стоял пьедестал из полированного черного гранита. На нем лежал мертвый король в некогда роскошной алой мантии, расшитой золотыми узорами. Истлевшие руки сжимали рукоять такого же короткого меча, каким был вооружен сам Чани.

— Третий меч! — удивленно вскрикнула Рюби. — Как он мог сюда попасть?!

Она шагнула к пьедесталу, но поскользнулась на груде золота и упала. В звоне и шорохе им почудился издевательский смех.

— Я предупреждала вас — не нужно тревожить мертвых, — сказала Рюби, поднявшись. — Я сейчас повторю то же самое. Лучше уйдем отсюда.

— Уйти от такой добычи? Никогда! — резко крикнул Чани. — Это золото нужно возвратить законным владельцам — наследникам Алмазного венца. Я отберу награбленное у самозванца, кем бы он ни был.

— Я могу подсказать, кто это, — сказала, усмехаясь, Ториль. Она не вошла в ледовый грот, предпочтя остаться снаружи. Помолчала, и потом отчетливо произнесла: — Я полагаю, что это сам Скъельд Кровавый!

В третий раз прокатился рокот под землей, от сильного толчка Чани едва не опрокинулся навзничь, но кое-как устоял. Внезапно словно вспыхнули сотни невидимых факелов, горящих странным голубым пламенем, и яркий свет залил гробницу. С содроганием Чани увидел, что пьедестал начал слегка дрожать и раскачиваться. Движение это было сначала почти неуловимо, но потом стало более заметным. Затем мертвый король зашевелился и сел. Но глаза его не открылись. Под сверкающим стальным шлемом, увенчанным золотой орлиной головой, давно уже белел голый череп.

— Кто звал меня? — голос мертвеца был скрипучим и пронзительным, как вскрик заржавевшего железа.

Ториль и Рюби испуганно попятились. Трудно их было смутить, во время путешествия они встречали разные опасности. Был остров дракона, была битва в Радужном ущелье, был Туман старости, и все-таки ужас поразил их своими ледяными стрелами. Они словно бы ослепли и оглохли. Но Чани, чувствуя, как ставшая уже привычной багровая пелена застилает глаза, дерзко крикнул:

— Это я!

И пошел навстречу мертвецу. Под ноги ему попалось золотое блюдо, он с такой силой пнул его, что бархатистый гул много раз отразился от сводчатого ледяного потолка.

— Я! — во второй раз выкрикнул он, поднимая меч. Синяя молния сверкнула в могильнике, отбросив ломаные тени не голубоватые стены. — Я вызываю тебя на смертельный бой, самозванец и мятежник!

Черные провалы глазниц уставились на него.

— Снова ты, — проскрипел сидящий на пьедестале мертвый король. — Я однажды убил тебя. Зачем ты пришел второй раз? Ведь ты мертв!

— Не более мертв, чем ты!

— Лжешь! Я жив и буду жить вечно!

— Нет! Пришел твой последний день. Сегодня я выброшу твой пустой череп воронам! Судьбой тебе предрешено умереть трижды, сегодня день твоей второй смерти!

— Не бывать тому.

— Однажды ты ускользнул от справедливой кары, но не надейся на чудо второй раз. Я пришел забратьпринадлежащее мне по праву.

— Нет права выше силы! — выкрикнул мертвец, стремительно соскальзывая на пол. — Мечом родилась держава Скъельдингов, мечом она будет жить! Я убил тебя, чтобы взойти на трон, убью еще раз, чтобы расчистить дорогу моим внукам!

Костлявой рукой, лишь кое-где покрытой клочками истлевшей кожи, он забросил лохмотья плаща на плечи и взмахнул мечом. И вторая молния расколола полумрак — рубиново-красная.

— Старый глупец! — скривился Чани. — Оглянись! Давно повергнут в прах Тъерквинг, лишь холодный ветер гуляет по его полям. Ветер и снег! И никто уже не помнит о живших здесь тысячи лет назад.

— Тем более, смерть тебе! — взвыл Скъельд.

С удивительной скоростью и силой он принялся осыпать Чани ударами. Когда мечи скрещивались, раздавался резкий треск, не похожий на лязг стали, вспыхивало золотое пламя и сыпались жаркие искры. Чани сразу понял, что на этот раз он не может полагаться только на силу оружия, меч Скъельда не сломается, он вышел из рук того же мастера. Несколько раз Чани наносил мертвецу страшные удары, пробивавшие его насквозь. Для живого человека любая из таких ран оказалась бы смертельной, но Скъельд был мертв уже больше тысячи лет и не обращал никакого внимания на пронзающее его лезвие. Лишь сильнее и сильнее становился противный гнилостный запах.

Постепенно Чани начал отступать. Он едва успевал парировать град ударов. Пот выступил у него на лбу, и влажная ладонь с трудом удерживала ставшую скользкой рукоять меча. Уже два или три раза рубиновое лезвие просвистело возле уха, обдавая жаром. Усталость свинцовым плащом ложилась на плечи, мешая сражаться.

Но в этот момент, видя, что ему приходится плохо, Рюби подняла с пола чеканный золотой кувшин в половину человеческого роста, взметнула его над головой и швырнула в мертвого короля. Несмотря на чудовищную силу, мертвец был легок, как перышко, ведь кроме высохшего скелета у него ничего не осталось. И потому удар, который он при жизни вряд ли бы заметил, теперь внезапно опрокинул его на спину. Чани тигровым прыжком ринулся на упавшего Скъельда и подмял его под себя. В обнимку враги покатились по ослизлому золоту. Костлявые пальцы мертвого короля впились в щеку Чани, разорвав ее в кровь. Однако он с такой силой сжал кости правого запястья мертвеца, что те, жалко хрустнув, рассыпались прахом. Ярко сверкнул рубиновый меч и отлетел в сторону. Обрадованно вскрикнув, Чани подхватил мертвеца, поднял в воздух и с размаха ударил о каменный пьедестал. Не давая врагу опомниться, Чани взмахнул мечом, отсекая смердящий череп.

Обезглавленный скелет с минуту постоял, раскачиваясь, а потом рассыпался на отдельные кости. Плавно порхнув в воздухе, красные с золотом лохмотья накрыли их саваном. Чани вытер ладонью окровавленную щеку и злорадно сказал:

— Месть свершилась!

В глазницах валяющегося черепа вспыхнул багровый огонек. В последний раз проскрипел голос Скъельда:

— Радуйся, ты победил. Приветствую тебя, принц. Но я не желаю тебе счастья, да ты его и не получишь. Хватит ли у тебя смелости надеть Алмазный Венец?! Ты победил, но ты проиграл!

— Ты еще смеешь угрожать мне?! — гневно крикнул Чани.

Череп молчал. С пронзительным смехом Чани пинком отбросил его в сторону и, повернувшись к своим спутницам, торжествующе возгласил:

— Я победил! Золото мое!

19. СВОБОДНЫЙ НАРОД

— Опять льды, — вздохнул Чани при виде бугристой белой равнины. Ториль усмехнулась, глядя, как он с видимым удовольствием ощупывает массивную золотую цепь, которую повесил себе на шею еще в гробнице Скъельда.

— Ты ведь собираешься сражаться с Хозяином Тумана, — серьезно сказала Рюби. — Ты сам выбрал эту дорогу, так что незачем причитать.

— Да, выбрал, — согласился Чани, недобро посмотрев на Рюби. — И никому не повернуть меня. Я пройду ее до конца. До самого конца.

Внезапно Ториль, лениво мурлыкавшая какую-то песенку, сдавленно охнула, съежилась и юркнула в снег, пытаясь укрыться за толстой льдиной, вставшей дыбом.

— Что там? — недоуменно спросил Чани. Но в следующий момент увидел сам и прыгнул в укрытие так же стремительно.

К ним приближалась толпа людей. Пока она была еще далеко и казалась бесформенной мохнатой массой, неторопливо скользящей по льду, словно ожившая шкура диковинного зверя, которой вдруг вздумалось прогуляться. Однако, когда люди немного приблизились, стали заметны несколько высоких фигур, идущих отдельно от общей массы.

Чани с удивлением различил, что они одеты в легкие голубые плащи, которые никак не могли спасти от пронизывающего холода. Потом его глаза удивленно расширились.

— Ничего не понимаю… — прошептал он.

Действительно, было чему удивляться. Несколько Ледяных — теперь он ясно видел, что это были именно они, — вооруженные копьями и мечами, гнали толпу плохо одетых бородатых людей. Звериные шкуры, заношенные холщовые рубахи домотканого полотна, грубые шерстяные плащи. У многих не было обуви, ноги они кутали в такие же звериные шкуры, перевязанные кожаными ремнями.

— Дикари, — презрительно процедил Чани сквозь зубы. — Не понимаю только, откуда они здесь взялись.

— Ты ведь все время твердил, что не могут все жители покинуть Тъерквинг. Вот они у тебя перед глазами, — сказала Рюби. — Ты видишь истинных хозяев Сумеречного Края.

— Хозяев? — скривился Чани. — Они-то хозяева? Уж скорее лжекороли Скъельдинги. Но, насколько я знаю, последний лжекороль Тейст Третий Отцеубийца умер бездетным, не оставив наследника. И с тех пор пресеклась династия Скъельдингов. Она больше не возродилась! Именно отсутствие короля и помогло Хозяину Тумана захватить пришедшую в упадок страну.

И он снова презрительно посмотрел на окруженных стражей людей.

— Не завидую я им, — тихо вымолвила Ториль, отметив для себя, что все разговоры Чани сворачивает на единственную тему.

— Да, конечно, в Ледяном Дворце их не ждет роскошный пир, — согласилась Рюби.

— В Ледяном Дворце? — непонятно усмехнулась Ториль. — Они движутся не туда.

— Куда же их гонят? — поинтересовался Чани.

— В ледяные шахты.

— Куда? — переспросил он.

— В голубых льдах, далеко на севере, пробиты глубокие шахты, где рабы Хозяина Тумана ищут для него ледяное серебро. Укрепляют его власть и могущество.

— Ну и пусть, — равнодушно заметил Чани. — Эти уже никуда не успеют. Мы прикончим их «хозяина» много раньше. Ты что?! — крикнул он, видя, как Рюби взялась за меч. — Нас же заметят!

— Конечно. Потому что я постараюсь сейчас освободить этих несчастных. Стража невелика, к тому же больше половины из них — надсмотрщики, а не солдаты.

— Зачем? — искренне удивился Чани. — Мы сообщим о себе Хозяину Тумана раньше времени. У нас не останется шанса захватить его врасплох.

— Мы должны спасти людей.

— Людей, но не рабов.

— Мне стыдно говорить с тобой.

Однако тут вмешалась Ториль.

— Мы пришли сюда с другой целью, — вкрадчиво прошептала она.

— Правильно, — подхватил Чани. — Мы должны уничтожить Хозяина Тумана. А когда рухнет его власть, можно будет заняться и остальным.

Рюби покачала головой.

— Нет. Ты, кажется, забыл, что мы обязаны повсюду исправлять то зло, которое создали сами.

— А разве это не одно и то же?

— Нет. Вспомни свой поединок со Скъельдом. Тебя не удивило, что оба меча горели? Вы оба сражались за добро.

— И этот мертвец? — голос Чани пресекся.

— Да.

— Как так? Или добро — или зло.

— Нет. Каждый из вас тогда служил добру, пытаясь уничтожить зло в другом. Все гораздо сложнее, чем тебе может показаться на первый взгляд.

— Значит, по-твоему, я могу ступить на путь зла?

— Ты делаешь по нему уже не первый шаг.

Снова вмешался ласковый голос принцессы:

— Какое нам дело до простолюдинов. Идет война, а значит, будут жертвы. Думая о победе, нельзя помнить о солдатах.

— Какое нам дело, — послушно повторил Чани. — Они не должны вмешиваться в дела великих. Лев не замечает жучков на дороге.

— А я всегда считала, что незачем освобождать землю от черной власти, если на этой земле не останется людей. Я могла бы сказать, что, уничтожив этих Ледяных, мы еще больше ослабим армию Хозяина Тумана. Я могла бы сказать… Но нет, я ничего не буду говорить, — гневно закончила Рюби. — Я просто иду.

Она обнажила меч, и разгорелось красное сияние — она в свое время взяла меч Скъельда. Колонна, подошедшая почти вплотную, замерла; и ледяные стражи, и пленные были одинаково поражены. Они не предполагали встретить кого-либо во льдах. Но потом сказалась выучка Ледяных. Прозвучала резкая команда, и надсмотрщики засвистели бичами, отгоняя людей подальше от таинственного места. Трое стражников во главе с командиром, на шлеме которого сверкала откованная из золота Ледяная Звезда, направились навстречу неизвестной опасности. Уж чем-чем, а трусостью Ледяные никогда не страдали.

Рюби вышла из-за тороса и медленно двинулась им навстречу. Немного поколебавшись, Чани с проклятием обнажил свой меч и пошел следом за ней, бормоча под нос все известные ему ругательства. Он остановил Рюби и отодвинул ее плечом в сторону, зло пообещав:

— Взбалмошная девчонка, потом я с тобой поговорю.

Она радостно улыбнулась в ответ, но Чани лишь недовольно дернул щекой.

Ледяные чуть замедлили шаги, увидев необычное оружие противников. Однако колебались они всего лишь одно мгновение. Холодно блеснули длинные тяжелые мечи в руках стражников, а командир с самого начала держал свой меч наготове. Повинуясь его приказу, трое солдат бросились на Чани. Тот ждал их, недобро щурясь. Немного смущенные этой уверенностью, Ледяные снова замялись, видимо, они привыкли к панике среди противников.

— Мрак и туман! — раздраженно крикнул командир. — Вперед! Почему остановились?!

Но Чани, дождавшись уже привычной багровой волны, затянувшей сознание, сам кинулся на них с воплем:

— Корона и слава!

Синий меч на удивление легко рассек взметнувшийся ему навстречу меч Ледяного, словно тот был вылеплен из воска, а не откован из отличной стали. Шлем с треском лопнул, и разрубленный до пояса Ледяной беззвучно повалился на снег. Упоенный успехом, Чани бросился на следующего врага и мощным ударом перерубил его надвое. Третий солдат сумел продержаться немногим дольше.

Не обращая никакого внимания на шарахнувшегося в сторону командира, Чани побежал к бестолково мечущимся надсмотрщикам. Те, размахивая бичами, пытались выглядеть очень грозно, но разве бич — оружие?

Чани не видел, что творилось у него за спиной.

И совершенно напрасно.

Разрубленные куски тел Ледяных зашевелились и сами собой сложились воедино. Зеленая кровь быстро втянулась в раны, словно ее и не было, раны стремительно заросли. Воины сначала слабо зашевелились, потом сели и, наконец, встали.

Командир, злобно оскалившись, указал правой рукой на Чани:

— Схватить живым!

Солдаты послушно рванулись вперед. Правда, сейчас один из них был безоружен — разрубленный меч так и не восстановился, обломки валялись в стороне, но в руках у солдата появился длинный кинжал-дирк.

Чани неистово размахивал мечом, пытаясь зацепить прыгавших, как зайцы, надсмотрщиков, но это ему плохо удавалось. Лишь один из них корчился на снегу — у него была отсечена рука, остальные же были пока целы. Услыхав топот подбегающих воинов, Чани повернулся, чтобы встретить новую опасность лицом, но в этот момент в воздухе взвилась прочная веревочная сеть, и Чани, опутанный ею, рыча от злости, повалился на снег. Он попытался было перерубить мечом ее ячеи, но один из Ледяных, подстегнутый приказом командира, бросился грудью прямо на меч. Пока Чани вытаскивал застрявшее в пробитом панцире лезвие, надсмотрщики сноровисто — чувствовался большой опыт — скрутили ему веревками руки и ноги. Подошедший командир презрительно ткнул его сапогом в бок и равнодушно приказал:

— Закуйте его, повелителю нужны сильные рабы.

Потом, немного удивленно посмотрев на висящую на груди Чани золотую цепь, добавил:

— Орел Скъельдингов?.. То, о чем предупреждали… Кто ты?

Чани плюнул в него. Тогда Ледяной отвернулся и оценивающе посмотрел на замершую невдалеке Рюби, видимо, решая, стоит ли она хлопот, и крикнул:

— Подойди сюда!

Рюби нехорошо улыбнулась.

— Грязный кусок льда! Ты забыл, что произошло с твоими братьями в Радужном ущелье?

Командир сначала дернулся, а потом гулко засмеялся:

— Фрозен был дурак, но ты еще глупее! Здесь нет проклятых Радужников, здесь нет солнца! Ты находишься в Сумеречном Краю. Или ты забыла? Наши бичи живо напомнят. Брось меч, одна ты ничего не сделаешь. Повелитель милостив, он оставит тебя жить возле своего трона. Не хочешь? Ну, как знаешь. Тогда пойдешь как рабыня, с колодкой на шее!

Он резко махнул правой рукой, и четверо надсмотрщиков, весело переговариваясь и развертывая на ходу сеть, пошли к Рюби. С ними шли двое воинов.

Рюби спокойно ждала, сунув левую руку в висящую на поясе сумочку. Светящийся пурпурным огнем меч она держала в опущенной правой.

— Взять ее! — приказал командир Ледяным.

И в тот же миг ярчайшая вспышка полоснула по глазам Чани, как золотая бритва. Он зажмурился, вскрикнув от боли. Но еще громче завизжали Ледяные. Когда Чани смог открыть полуослепшие от слез глаза, то с радостью увидел, как солдаты плавятся и оседают, сочась каплями черной воды. Вскоре от Ледяных остались только смердящие лужи.

— Проклятье! — взвыл командир. — Смерть тебе!

Он снова со свистом взмахнул мечом… Нет, не мечом, правой рукой… Или… Чани вскрикнул от ужаса. У Ледяного не было правой руки. От самого плеча начиналось серебристое сверкающее лезвие. Меч вместо руки! Это было неслыханно.

Ярость сослужила Ледяному плохую службу, он пропустил стремительный, как блеск молнии, удар и рухнул обезглавленный.

Не теряя ни минуты, Рюби разрезала веревки. Чани вскочил на ноги, первым делом схватив валявшийся рядом меч. Но не стал благодарить ее, а лишь довольно неприязненно спросил:

— Что будем делать?

— С кем?

Вместо ответа он указал кончиком меча на две стремительно удаляющиеся черные фигуры. Каким-то чудом двоим надсмотрщикам удалось уцелеть, возможно, они просто отвернулись в ту секунду, когда Рюби бросила в воздух горсть солнечного песка.

— Прежде всего освободим людей, — сказала она.

Железо кандалов не могло противиться ударам мечей, и вскоре, радостно переговариваясь, люди столпились вокруг них.

— Что прикажешь, владычица? — обратился к Рюби седобородый старик.

Чани вздрогнул, как от сильной пощечины, но стиснул зубы и промолчал, понимая, что не следует вмешиваться.

— Ты знаешь, как пройти к Ледяному Дворцу?

— Зачем тебе это? — испугался старик. — Ведь там смерть!

— Да, смерть. Но не наша, а Хозяина Тумана.

— Я знаю, — протиснулся сквозь толпу рыжий детина, на запястьях которого еще побрякивали железные кольца.

— Отлично, — решила Рюби. — Ты проводишь нас.

— Ты позволишь, старейший? — спросил мужчина у старика.

— Не только разрешаю, но и приказываю тебе, Дъярв, провести чужестранцев к Ледяному Дворцу. Ты головой ответишь перед Свободным Народом за их жизни, — сказал старик. — А мы пойдем следом.

— Так будет, почтенный Хвис.

— Глупцы, — проскрипел вдруг сзади неприятный голос. Рюби, взмахнув мечом, круто повернулась. Перед ней снова стоял командир Ледяных. — Глупцы, — повторил он. — Вы всерьез надеетесь одолеть повелителя? Зря. Ты же видишь, что твое светоносное колдовство не причинило мне никакого вреда. Те, что погибли, не имели ледяного серебра. А мне не страшен твой свет. И у повелителя много таких, как я. Ваши кости растаскают глупые песцы по всему Торедду.

— Уйди, — поморщившись, приказала Рюби.

Командир был достаточно умен, чтобы не пытаться напасть во второй раз. Он потерпел поражение и понял это, а потому просто повернулся и, прихрамывая, пошел следом за сбежавшими надсмотрщиками.

— Он прав в одном, — сказал Чани недовольно. — Хозяин Тумана теперь предупрежден, и нам придется очень плохо.

Хвис сипло рассмеялся.

— Чепуха. Они живут здесь много веков, но так и не узнали нашего края. Дъярв проведет вас короткой дорогой, много короче той, что известна Ледяным. И Свободный Народ поможет вам. Это я обещаю как старейший.

— Благодарю тебя, почтенный Хвис, — поклонилась Рюби.

Наползавшая туча была буро-коричневого цвета, словно кто-то истолок в мельчайшую пыль огромное количество ржавчины и пустил ее по ветру. Внутри тучи метались проблески огня, красные и белые вспышки. Даже сейчас, когда она находилась вдалеке, чувствовалось опаляющее дыхание пламени. Если все остальные творения Хозяина Тумана старались подкрасться втихую, незаметно, то эта двигалась вызывающе открыто, нагло. Раскаты грома, мрачное утробное урчание были слышны задолго до ее появления на горизонте.

Завидев тучу, Дъярв упал на колени, бледный, как мел. Рыжая борода резко выделялась на грязноватом лице.

— Небесный огонь… — прошептал он.

— Какой огонь? — презрительно спросил Чани. — Не мели вздора.

— Я говорю правду, верь мне! — с жаром сказал Дъярв. — Это жидкий огонь, размазанный по небу. Он проникает в самую маленькую щелочку, а потом, по приказу Хозяина Тумана, загорается.

— А до того? — вмешалась Рюби.

— До того, милостивая владычица, это просто едкий красный туман. Иначе разве смог бы он пробираться в закрытые дома.

— Вот оно что, — устало сказала Рюби. — Хозяин Тумана одолжил пламень из печей Железного Замка. Он не терял времени даром и хорошо приготовился к войне, еще сотня-другая лет, и справиться с ним было бы вообще невозможно. Я и предполагала, насколько вовремя мы начали свой поход.

Тем временем туча приближалась. Перепуганный насмерть Дъярв снова попытался встать на колени, но Рюби удержала его.

— Разве ты не видишь, что Красный Туман проходит мимо?

— Да чего нам вообще бояться? — процедил Чани. — Я уверен, что твой огонь гораздо сильнее этой жалкой свечки.

— Конечно, — согласилась Рюби. — Но в этом Сумеречном Краю, где я за месяц ни разу не видела солнца, мои силы поуменьшились. Мне нужно солнце, лишь тогда я полностью верну свою мощь. А пока я предпочла бы не ввязываться в напрасные схватки.

Ториль довольно потерла руки, но под испытующим взглядом Чани смутилась и сделала вид, что пытается отчистить грязь с ладоней.

Красная туча, завывая, пролетала неподалеку, когда Дъярв снова вскрикнул.

— Что случилось?

— Она настигнет ушедших…

— Хозяин Тумана не мог так быстро выслать погоню, — уверенно возразила Ториль.

— Да. Он послал Красный Туман с какой-то другой целью, но тот пройдет прямо над спасшимися. И они погибнут.

Рюби не колебалась ни секунды. Она протянула вперед обе руки, и волна ярчайшего красного пламени устремилась на перехват. У Чани затрещали от жара ресницы, затлели волосы.

— Что ты делаешь?! — успел крикнуть он, падая лицом в снег, чтобы спастись от нестерпимого жара. — Ведь нам понадобится еще твоя сила! Не расходуй ее по пустякам!

Но Рюби не обратила внимания на его слова.

А там, где встретились две реки огня, забушевала невиданная буря. Столбы красного и белого пламени свивались в жгуты, вздымаясь до самых туч, испуганно прянувших в стороны. В разрыве выглянуло голубое небо, и тут же скрылось в облаках черного дыма и белого пара, со свистом и ревом бившего от тающих льдов. Красная туча не сдавалась, она огрызалась, выбрасывая струи мутного красного дыма, которые отбивали в сторону потоки прозрачного огня, направляемые Рюби. Но было заметно, что постепенно Красный Туман редеет, туча становится все меньше. Уже не с такой силой ревет пламя, совсем замолкли громовые раскаты.

Наконец вяло трепыхнулся последний язычок багрового огня и растаял, оставив после себя только жалкую струйку сизоватого дыма. Все стихло. И тишина после неистового рева пламени была такой оглушительной, что зазвенело в ушах. Дъярв ошеломленно тряс головой, глядя на Рюби, как на богиню. А та, побледневшая, с трясущимися руками, едва держалась на ногах.

Ториль, никогда и ничего не боявшаяся, невольно вздрагивая и оглядываясь на тающее на небе кольцо дыма, уважительно сказала:

— Воистину велика твоя сила. Моему факелу не равняться с ней.

— Это не моя сила, — возразила Рюби. — Это сила земного огня, в котором рождаются драгоценные камни, умноженная на мощь солнца, подарившего жизнь земле. Страшно использовать ее, так она велика…

Закопченное, покрытое тонким серым пеплом поле, над которым разгоралась схватка двух огней, они постарались пересечь поскорее. То здесь, то там попадались глубокие лужи и промоины в тех местах, где огонь касался льда.

Неожиданно Дъярв остановился и что-то подобрал. Он долго рассматривал эту вещицу, а потом протянул ее Рюби:

— Что это такое?

У Чани глаза на лоб полезли.

— Этих-то как сюда занесло?

На ладони Рюби лежала заколка в воде золотого креста с раздвоенными концами.

— Я сама не понимаю, — призналась Рюби. — Это знак маршала войска Вечного Лоста. Но действительно, что он здесь делал?

Ториль долго смотрела на крест, затем усмехнулась.

— Я даже могу сказать, кто это. Видите тройку, выбитую на кресте. Третий маршал Нетцльбек, командир Горной Стражи. Видимо, очень важное было поручение, если Лост доверил его именно Нетцльбеку. Я знаю, что он был в гораздо большем фаворе, чем даже сам магистр Голденштрайх.

— Значит я убила его? — горько спросила Рюби.

— Успокойся, владычица. Он был мертв задолго до того, как его коснулся очищающий жар твоего огня, — ответил Дъярв. — Красный Туман убивает своим дыханием много раньше, чем огнем.

— Красный Туман… — угрюмо пробормотал Чани, — так вот что сожгло замки Северного легиона!

— Война была долгой и страшной, — уклончиво ответил Дъярв. — Но мы так и остались Свободным Народом, хотя нас теперь во много раз меньше, чем до прихода Хозяина Тумана.

20. ОБРЕЧЕННЫЕ

Чудовищная белая искрящаяся ледяная плита толщиной более ста локтей торчала над ледяной равниной, отбрасывая резкие сине-зеленые тени. Они окрашивали бугристый лед в призрачные, нереальные цвета. Постоянно двигающиеся и играющие пятна света и тени напоминали миражи. Казалось, что лед шевелится, отдельные торосы перебегают с места на место, подпрыгивают. Хотя Чани твердо знал, что это не так, впечатление было очень сильным. Нога не находила опоры, при каждом шаге грозила опасность провалиться в незамеченную трещину и искупаться в холодной воде. Привыкший к подобным походам Дъярв легко скользил по льдинам, но Чани то и дело спотыкался, злился на вонючего дикаря, как он его мысленно называл, и медленно свирепел.

Над вершинами ледяного утеса курилось странное желтое облако, поразительно напоминавшее Красный Туман, только гораздо более густое. Не то кисель, не то жидкий раствор глины. С Красным Туманом его роднило ощущение опасности, которое облако распространяло вокруг себя. В облаке то и дело вспыхивали голубые молнии, резко выделявшиеся на желтом фоне, разлетались снопы искр, яркими звездочками летевшие вниз, на утес, и гасшие на лету. Доносился резкий отрывистый треск. Беззвучно вспухали и лопались пузыри голубого пламени. А еще выше, над облаком, вздымалась циклопическая четырехгранная башня из полупрозрачного зеленоватого камня, чуть поблескивавшая изнутри и наполнявшая окрестности таинственным свечением.

— Ледяной Дворец, Башня Ветров, — указал на нее Дъярв.

— Он должен рассылать свои колдовские туманы повсюду, значит помощниками ему служат ветры. Еще раз можно только порадоваться, как вовремя мы пришли сюда, — медленно сказала Рюби. — Если только он не успел сговориться с Безымянным, то все будет в порядке.

Чани увидел, как второй раз за день испугалась Ториль.

— Ты это всерьез?

— Как никогда ранее.

— Тогда, пожалуй, ты права. Не стоило нам соваться в дела волшебников. Лучше бы мы оставались на своих островах…

— О чем это вы? — подозрительно спросил Чани.

— Так, древние предания, — уклонилась Ториль.

Чани угрюмо насупился. Девчонки постоянно играли в загадки. Сплошные недомолвки, намеки… Ничего, еще придет и его час.

— Но как нам подняться наверх? — спросила Рюби у Дъярва.

Тот протянул руку.

— Вон там в ледяных утесах есть трещина.

Действительно, из желтого месива выныривала широкая гладкая дорога, петлями спускавшаяся на равнину и заканчивающаяся большой утоптанной площадкой у подножия утеса.

— Подозрительное место, — сказал Чани. — Я предпочел бы подняться с другой стороны, где нас не ждут. — Он оценивающе посмотрел на отвесные края утеса и вздохнул. — Но это невозможно. Выбора у нас нет. Придется идти туда, куда нас любезно приглашают.

Он уже собрался шагнуть к дороге, но Дъярв перехватил его.

— Что тебе нужно, дикарь? — сорвался Чани.

Дъярв, свирепо блеснув глазами, снял с перевязи тяжелую секиру. Чани, нагло усмехнувшись ему в лицо, положил ладонь на рукоять меча и чуть сдвинул вперед ножны на поясе.

— Прекрати! — Рюби сердито посмотрела на Чани. — Ты еще не король, если почему-то вдруг вообразил себя наследником…

Чани с минуту выдерживал взгляд пылающих золотых глаз, потом смутился, покраснел, пробормотал что-то под нос и отвернулся.

— Извини его, — обратилась Рюби к Дъярву. — Он…

— Сейчас нельзя идти, — объяснил чуть побледневший Дъярв. — Этот туман, как и все остальные, таит смерть.

Выяснилось, что жители Сумеречного Края хорошо знакомы с колдовством Хозяина Тумана, гораздо лучше, чем Рюби, несмотря на огромные знания Радужников. Но горьким было это знание. Оно оплачивалось сотнями и тысячами жизней. Хозяин Тумана обрушивал на непокорный Свободный Народ самые жуткие творения своих черных рук. Колдовские туманы вились денно и нощно над унылыми равнинами, разыскивая людей, и мало кто мог потом рассказать об этих встречах. Черный Туман и Красный Туман, Поющий Туман и Туман Старости — Свободный Народ перевидал все.

Испробовали люди и эту желтую мешанину. Для человека, попавшего в нее, время останавливало свой бег. Шли минуты, дни, годы, века, а он не замечал этого. Человек не умирал, но жизнь прекращалась для него. Он застывал, как каменная статуя. Тело его оставалось теплым, члены сохраняли гибкость, однако жертва ничего не видела, не слышала, не двигалась, не дышала. Пролетали годы, но человек не старел, пока, непонятно почему, Хозяину Тумана не приходила в голову причуда освободить его.

— Как же нам пройти сквозь него? — спросила Рюби.

— Не знаю, — честно ответил Дъярв.

Чани дернул щекой и предложил:

— Испари его.

— Я вряд ли смогу сейчас, — виновато сказала Рюби.

— Может, мы просто подождем? — предложила Ториль.

— Тогда Ледяной Дворец просто уплывет, — возразил Дъярв.

— Как уплывет? — поразился Чани. — Ведь он же вмерз в лед!

— Нет, он может спокойно передвигаться по воле Хозяина Тумана. Айсберг бесследно режет лед, как лодка разрезает волны, — объяснил Дъярв.

Словно чтобы помочь им закончить спор, ледяной утес задрожал, над льдами прокатился тающий гул — как отзвук грозы, бушующей за горизонтом. Голубые огни в Тумане Времени засияли сильнее, на них стало больно смотреть. Затем до самого неба взметнулась стена голубого, бледного до полной прозрачности огня. Пламя скрутилось столбом, на вершине которого качалась плоская шапка дыма, напоминая исполинский гриб. Потом огонь оторвался от закипевшего тумана и умчался вверх. Прозвучал тоскливый волчий вой, напомнивший путникам недавнюю встречу.

— Интересно, — Рюби смотрела, не скрывая любопытства. — Никогда не приводилось видеть тень огня…

— Лучше не стоять так открыто, — посоветовал Дъярв. — Давайте укроемся за торосами.

Облако тумана раздалось в стороны, как раздвинутое исполинскими руками. Два желтых полотнища взметнулись вверх. В открывшемся проходе стала видна высокая зеленоватая стена из того же самого камня, что и Башня Ветров. Со звонким ударом распахнулись тяжелые ворота, скрипя и лязгая, поползли вверх толстые решетки, и на дороге показалась армия.

Первыми вылетели Снежный Волки. Злобно подвывая, они сразу унеслись легким галопом. Следом за ними в четком строю вышел небольшой отряд Ледяных.

— Немного же их осталось, — изумленно-злорадно прошептал Чани.

— Да, большая часть армии полегла в Радужном ущелье, — согласилась Рюби. Ториль недовольно дернула плечом.

Впереди когорты Ледяных шли три командира. Они были на две головы выше остальных и отличались от солдат богатой одеждой, украшенной золотом и драгоценными каменьями, и странным зеленоватым цветом лица. Главным же их отличием был большой меч вместо правой руки.

— Хозяин Тумана создал Ледяных, которые ничего не умеют, кроме убийства, — недовольно заметила Рюби.

— Отличные воины, — вдруг возразил Чани.

В центре шествовал тот самый командир, с которым они дрались совсем недавно. На этот раз на нем был роскошный парчовый плащ, скрепленный на правом плече сверкающей пряжкой в форме неизменной Ледяной Звезды. Ее колючие искры метались по льду, и Чани показалось, что они просвечивают насквозь толстый торос, за которым укрылись путники.

Замыкали строй всадники на белых медведях. Громадные звери недовольно ревели и мотали головами, пытаясь сорвать железные уздечки, концы которых сжимали в руках рослые полуголые люди в звериных шкурах. На головах у людей красовались голубые шлемы, склепанные из четырех железных пластин, к седлам были приторочены тяжелые секиры.

Чани невольно оглянулся на Дъярва, ибо всадники казались его близнецами. Дъярв грустно кивнул.

— Да. Когда-то и они были моими друзьями, но теперь это оборотни, их подчинил себе Хозяин Тумана. Они не ведают, что творят. Злодей отнял у них память. Когда такой человек снова попадает к нам, приходится его учить родному языку, рассказывать, кто он и откуда, знакомить с родными. А раз они не помнят себя, то их легко заставить выполнять любые приказы.

— Конечно, — недоверчиво протянул Чани.

Тем временем армия Хозяина Тумана спустилась с утеса и прошла мимо них.

— А ведь в замке осталось совсем мало воинов, — радостно сказала Рюби.

— Да, на армию это мало похоже, — презрительно подтвердила Ториль. — Скорее так, небольшой отряд. Но может, это только авангард, а главные силы остались пока во дворце? Ведь он знает, что нас очень мало.

— Не думаю, — качнула головой Рюби. — И посланы они не против нас, а на усмирение восставшего в очередной раз Свободного Народа. Хозяин Тумана для этого выскреб последние силы, надеясь погасить пламя прежде, чем мы поможем ему разгореться всерьез. А сам попытается отсидеться за крепостными стенами.

— Ну и что? — усмехнулась Ториль. — Можно подумать, что это знание облегчит наш путь через эти самые стены в Башню Ветров. Попробуй-ка пробиться сквозь завесу этого тумана, если у тебя в запасе больше не осталось огня. — Она указала на лениво переливающиеся желтые струи, снова закрывшие путь наверх. — Что мы будем делать?

— Будем думать, — спокойно ответила Рюби.

Принцесса мстительно поглядела на нее и торжествующе добавила:

— Я чувствую в этом тумане великую силу. Лишь воистину могучий волшебник сумеет победить его.

— Я уже трижды выпускала свой огонь. В четвертый раз это далеко не так просто сделать. Третий мог вообще стать последним. — Рюби вздохнула. — Я не знаю. В стенах Ледяного Дворца нас могут ждать любые неприятности, а я буду слаба, как младенец.

— Чепуха, — самоуверенно отрезал Чани. — Помогите мне только добраться до Хозяина Тумана, а уж я с него сдеру шкуру. Это мое дело. — Он погладил золотую цепь на шее. — Наглец трижды и трижды пожалеет, что посмел посягнуть на земли, находящиеся под высоким покровительством Алмазного венца.

— Видимо, у меня действительно нет выбора, — устало произнесла Рюби.

— Тогда приготовьтесь.

Она решительно вышла на дорогу. Ториль с презрительной и недоверчивой усмешкой следила за ней. Но в эту минуту наверху начало твориться нечто непонятное. Голубое пламя, игравшее в толще тумана, начало постепенно приобретать красный цвет. Туман зашевелился. Приподнялся и снова опустился на утес. Потом начал бурлить и клокотать, как кипящая вода. Раздалось оглушительное шипение, словно кто-то потревожил клубок исполинских змей. Высоко в небо взметнулись желтые фонтаны. Они поднимались и таяли, не опускаясь назад.

— Что это?! — крикнул Чани.

Рюби ответила:

— Сама не понимаю, но сейчас нам откроют дорогу. Даже здесь у нас нашлись друзья! — специально для Чани добавила она.

Видя, как перекосилось его лицо, Ториль прошептала ему на ухо:

— Как ты позволяешь этой самозванке командовать?

Огонь оказался сильнее тумана. Прошел — и пелена окончательно пропала. С утеса многочисленными звенящими ручьями текла вода. Подниматься по дороге, ставшей страшно скользкой, было трудно. И если бы Дъярв не подхватил Чани вовремя, тот скатился бы к самому подножью айсберга.

Вскоре перед ними выросли высокие стены Ледяного Дворца. Перед самыми воротами стояла высокая игла ледяного обелиска, на котором золотом сияла эмблема — четырехгранная звезда в круге.

— Ну, действуй, — предложила Рюби. — Ты просил проложить дорогу — наш неведомый друг сделал это. Теперь покажи, на что ты способен, открой ворота.

— А что, если это западня? — подозрительно сказала Ториль. — Сейчас опустит туман обратно — и нам конец.

— Отступать поздно, — ответил Чани.

Но вдруг огромные, в три человеческих роста, бронзовые створки начали расходиться. Рюби и Чани моментально выхватили мечи, Дъярв поднял свою секиру. Но никто не появился в открытых воротах.

— Измена проникла и сюда, — обрадовалась Ториль. — Помните, как Жемчужники выдали нам Морского Короля? Сейчас слуги предают Хозяина Тумана. Ледяной Дворец пуст. Кроме предателя, покупающего жизнь и владельца, мы не найдем никого.

— Но кто это сделал? — недоумевал Чани.

— А что если… Морской Король? — предположила принцесса.

— Это будет неожиданно.

Но тут в тени стены они заметили невысокую фигурку. Она сделала несколько шагов навстречу им. Это был Хани.

Во дворце царила растерянность, граничившая с паникой. Если раньше в холодных сверкающих залах был слышен малейший шорох, гулко отдавался каждый шаг, то теперь, кажется, даже звуки перепугались и попрятались по углам, замерли. Морской Король торопливо, вприпрыжку, бежал по коридору и не слышал собственных шагов.

Холодно поблескивающие двери тронного зала были полуоткрыты, даже Ледяная Звезда на них слегка потускнела. Правая створка немного перекосилась. Почему-то именно эти двери окончательно убедили Морского Короля, что дело проиграно и пора подумать о собственном спасении. Но деться-то было некуда, сбежать из Ледяного Дворца пока было невозможно по многим причинам. Он набрался духу и проскользнул в зал.

Хозяин Тумана стоял у окна, задумавшись, и не заметил вошедшего. Морской Король осторожно кашлянул, но Хозяин Тумана не обратил внимания на робкий знак. Тогда король откашлялся погромче.

— А, это ты… — вяло произнес Хозяин Тумана. — Иди сюда…

Когда тот подошел к окну, Хозяин Тумана мрачно приказал:

— Смотри.

Король послушно вытаращился, но ничего необычного не увидел. Белый снег сверкает, тускло светится изнутри зеленоватая стена дворца. Солнце восходит.

— Смотри внимательней, — повторил Хозяин Тумана.

— А что я должен увидеть? — нерешительно спросил Морской Король.

— Ты действительно так глуп или только притворяешься? — грубо сказал Хозяин Тумана. — Неужели не чувствуешь разницы?

Морской Король пожал плечами.

— Дорога, снег, солнце… Солнце! — спохватился он. — Откуда?! Ведь здесь раньше никогда не было видно солнца! Что же такое творится? — он растерянно посмотрел в глаза Хозяину Тумана.

— Вот именно, — с натугой выдавил тот. — Это конец. Конец мне, да и тебе, пожалуй, тоже.

— Но я тут при чем? — истошно заверещал Морской Король.

Хозяин Тумана словно бы и не слышал его.

— Армия сейчас далеко, не успеет вернуться… Ледяные погибли… Крах! Остается только подняться на вершину Башни Ветров и броситься вниз. Так ведь и то не получится!

Морского Короля прошиб холодный пот. Неужели все пропало? Туманы рассеяны… Армия погибла… Значит, прогадал? Или можно еще успеть переметнуться к тем? Не простят…

Хозяин Тумана тусклым голосом закончил:

— Все изменили, все предали… И ты тоже смотришь на сторону.

Морской Король побагровел и пролепетал:

— Я сам стал жертвой предательства.

— Они вошли во дворец и скоро будут здесь, — продолжал говорить Хозяин Тумана сам с собой.

Морской Король задергался, порываясь бежать, но потом решился:

— Идем вместе! Проиграна битва, но не проиграна война. Убежище мы найдем в Железном Замке. Я уговорю Двухголового помочь нам. Ведь он наш союзник…

— Союзник?! — горько усмехнулся Хозяин Тумана. — Ты плетешь ерунду! Тот, кто потерпел поражение, всегда сирота…

У Морского Короля отвисла челюсть.

— И ты не боишься это говорить?

— Нет. Мне сейчас ничто не страшно. Я и так мертв. Явиться к Двухголовому… Нет, уж лучше я паду здесь, чем попасть в лапы его мастеров. Прошедшие эпохи не смягчили его, он по-прежнему безжалостен к проигравшим. И он жестоко спросит с меня за поражение. А тебя я не держу.

— Хозяин Тумана усмехнулся. — Можешь попытать счастья. Проваливай вместе со своим прихвостнем.

— Это с кем? — проблеял обиженно Морской Король.

— Ты думаешь, я ничего не знаю про Любопытника? Ну и глуп же ты. В этом дворце ничего не происходит без моего дозволения. Если твой шпион до сих пор жив, это значит, что я так распорядился. Тайна — оружие слабого. — Он вздохнул. — Я полагал, что силен… А похоже, что и мне надо было хранить свои дела в тайне.

— Значит, ты не уйдешь?

— Нет.

— Зря.

— Как знать. Последний бой еще не начался. — Хозяин Тумана угрюмо усмехнулся.

Вдруг Морского Короля осенило.

— Зерцало Мира! — выпалил он.

— Что? — без интереса спросил Хозяин Тумана.

— Давай заглянем в будущее! Сейчас нам терять нечего.

— Хуже не будет? — какая-то искорка промелькнула в прозрачных глазах Хозяина Тумана. — А ты не боишься увидеть себя повешенным за ноги на вершине Башни Ветров?

— Нет.

— Почему?

— Зная об этом, я сделаю все, чтобы изменить будущее.

— В том-то и дело, что изменить его тебе не удастся, хоть пополам разорвись. Так что, милый, готовься…

Морской Король издал невнятный горловой звук и побагровел. Потом побелел и злобно и твердо сказал:

— Нет.

— А ты смелый. Смелый, но глупый.

Вместо ответа Морской Король поднял вверх правую руку, пронзительно блеснул золотой паук, вырезанный на перстне.

— Ну и что?

Глаза короля загорелись.

— Мы победим их. В тот самый момент, когда они вообразят, что стоят на пороге победы, мы нанесем им смертельный удар. Ты помнишь любимую поговорку Двухголового?

— Да.

— Какая?

— Не ищи другого врага, кроме внутри себя.

— Именно! Сейчас сюда идут три человека. Понимаешь?! Не втроем, а три отдельных человека. Мы расколем их, заставим каждого сражаться против остальных. Надо бить врага его же руками. Хищные повадки Повелителей Огня мне хорошо известны. Эту и не надо будет натравливать — она сама вцепится в горло любому. Принцесса Ториль ор-Твайн ор-Эдельстер ор-Тан-Хорез-эд-Килданган — достойная дочь своего отца. И когда она встретится с принцем Чанганной Ослепительным, то… Жажда золота подвигнула правителей Анталанандура на множество черных дел, а кое-кого и просто сожгла.

— Чанганна? Неужели этот сопляк…

— Да!

— Тогда еще хуже, чем я предполагал. Древнее колдовство Анталанандура непобедимо. Самое жуткое — три меча вышли на свободу. Если к ним еще присоединить огонь земли, которым владеет эта девчонка, нам не позавидует никто. Даже овца в пасти волка. Будь они прокляты!

— Но ведь остались только два меча, — поправил Морской Король. — Два! А не три. И тем более не четыре, — прибавил он шепотом. Потом ядовито усмехнулся. — Да и эти могут сражаться только за добро. Я совсем не уверен, что синий будет обнажен в защиту слабых. Скорее уж для того, чтобы сделать их еще слабее.

— Хочешь проверить? — в упор спросил Хозяин Тумана.

— Нет. Я ведь безоружен.

— Это легко исправить. — Хозяин Тумана широкими скользящими шагами подошел к трону и выхватил из-за спинки Черный Меч! Мрачная тень пробежала по тронному залу, даже солнечный свет начал меркнуть.

— Ведь он утонул, — только и сумел вымолвить Морской Король.

— Силы зла рассеяны повсюду, и в глубинах моря.

— Акулы погибли!

— Чепуха. Что мне до твоих слуг. У меня есть свои друзья, гораздо более могучие.

— Кто же?

— Орк Великий помог мне.

Морской Король попятился.

— Нет-нет… Не проси. Этот меч сокрушил мою державу, я не прикоснусь к нему, иначе на этот раз он убьет меня самого.

— Все-таки ты трус, — с сожалением констатировал Хозяин Тумана. Он крепче сжал рукоять меча и взмахнул им. Воздух болезненно загудел и застонал, разрезаемый дымчатым лезвием. Глаза золотого дракона вспыхнули красным огнем.

— Теперь совсем другое дело, — Морской Король постарался придать своему голосу уверенность и веселье, которых он не испытывал. Но получилось это плоховато. — С таким оружием ты сокрушишь их.

— Болван! — заорал Хозяин Тумана. — Идиот! Смотри!

Одним прыжком он подскочил к окну и сильно ударил рукоятью меча по стеклу. Окно с треском распахнулось, осколки полетели вниз с жалобным звоном. Морской Король высунулся наружу и ахнул. На равнине перед Ледяным Дворцом стояли люди, их было много, несколько тысяч. Кто-то был одет в добротные суконные и шерстяные одежды, кто-то кутался всего лишь в звериные шкуры, но в руках у каждого было оружие. Солнце сверкало на остриях копий, лезвиях мечей и топоров.

— Свободный Народ?!

— Они.

— Но это просто разношерстная толпа… — начал было Морской Король, но осекся, вспомнив, что Ледяной Дворец почти пуст. — Так значит Звигезайс погиб? Это же невозможно!

— Да, пришло время платить по счету, — тяжело сказал Хозяин Тумана. — Но я заплачу с лихвой. Ты прав, я превращу их победу в страшное поражение. Если мне суждено погибнуть, то этот день будет дляних днем слез! Отсюда не уйдет ни один! — Он злобно захохотал, словно ночная буря завыла. — А Ледяная Звезда?! Вздор! Это тоже только тень. Я ведь люблю тени и призраки…

— Ты не посмеешь, — слабым голосом произнес Морской Король.

— Я? Конечно, нет. Они сделают это сами после моей смерти. Обязательно сделают!

— Не на-адо, — у Морского Короля подогнулись колени.

— Какой ты все-таки трус. — Хозяин Тумана презрительно плюнул ему в лицо. — Не удивительно, что ты проиграл… — Он еще раз взмахнул мечом, дракон обрадованно завыл. — Ну, я пошел. Враги уже ворвались во дворец. И пусть будет, что будет!

Когда он скрылся за дверью, Морской Король трясущейся рукой вытер холодный пот, обильно выступивший на лице, и судорожно вздохнул. Вдруг он подпрыгнул и дико вскрикнул. Что-то холодное и влажное коснулось его руки. Но это был всего лишь Любопытник. Он с трудом ковылял на двух ножках, зажав в третьей золотой диск подставки Зерцала Мира. Ему было очень тяжело и трудно.

Морской Король протянул трясущуюся руку и сразу же отдернул. Хозяин Тумана был прав. Страшно глядеть в глаза своему будущему. Но Зерцало манило, притягивало с неодолимой силой. Медленно, как лунатик, Морской Король поднял его и поставил на пол рядом с собой. Пустыми глазами уставился на трехцветную призму. Потом повернул ее красной гранью к себе. Подождал немного. Где-то далеко, в гулких залах Ледяного Дворца прокатилось долгое эхо. Кто-то невидимый отчаянно кричал. Затем раздался лязг мечей. Морской Король дотронулся до золотого обода, зажмурился и стремительно крутанул его. По стенам тронного зала пробежали красные волны, прозвучал бархатистый медный удар…

…что-то гремело и рушилось. Вверх вздымались клубы черного дыма, подкрашенные изнутри пламенем. Огонь, огонь, всюду огонь…

21. ХОЗЯИН ТУМАНА

Взбежав по широкой лестнице, Хани остановился в растерянности. Стены башни ослепительно сверкали, разбрасывая фонтаны цветных искр. У него даже голова закружилась от непривычного буйства красок. Разноцветные полотнища света дрожали и переливались, рассекая зал во всех направлениях. Все оттенки синего, зеленого и голубого перемешивались невообразимой мозаикой. Эту буйную круговерть прорезали, как стальные спицы, сияющие белые лучи, отражавшиеся от полупрозрачных дымчатых колонн. Картина дробилась и многократно отражалась на зеркальных стенах. Исчезло всякое ощущение реальности, возникало томительное чувство пропадающего направления, совсем как в Поющем Тумане. Если бы не успокоительно твердый белый мраморный пол под ногами, ориентироваться было бы просто невозможно.

Но и сейчас Хани стоял, не в силах отличить настоящие двери от призрачных отражений и миражей, плясавших в воздухе. Меч в его руке сиял глубоким зеленым светом, гораздо более интенсивным и насыщенным, чем краски Ледяного Дворца. Это свечение подавляло и рассеивало бушевавшие вокруг световые вихри.

Чани с разбега натолкнулся на его спину и закричал от злости.

— Опять ты?! Ты хочешь похитить мою славу?! Не выйдет! Прочь с дороги! Пропусти!

— Что ты раскричался? — рассудительно возразил Хани. — Куда идти? Ты знаешь?

Чани, вне себя, замахнулся на него мечом, и синее свечение тревожно мигнуло. Опомнившись, он опустил меч. Потом снова зарычал и с треском срубил хрустальную колонну. По полу дробно застучали каменные осколки. Сверху эхом прозвучал издевательский хохот.

Голос, напоминавший завывание ветра, утробно крикнул:

— Ну что же вы встали, храбрые мальчики? Смелее вперед! Я жду вас!

— Дождешься! — погрозил мечом невидимому врагу Чани. — Твоя голова будет торчать на колу у ворот дворца.

И снова ответом был хохот.

— Вот уж нет! Никогда!

Чани, потеряв рассудок от бешенства, готов был голыми руками рвать и метать, по камешку разнести Башню Ветров, но, к счастью, делать этого не пришлось. В зал вбежала немного отставшая Рюби. Меч мертвого короля сиял в ее руке прозрачным рубиновым светом. Среди огней, наполнявших зал, красного не было, и этот луч рассек все встретившиеся ему цветовые фантомы. С резким пронзительным звуком, словно лопалась туго натянутая струна, они тускнели и гасли. Вскоре зал очистился. Перед ними открылась узкая винтовая лестница из полупрозрачного голубого камня, круто поднимающаяся к потолку.

Чани, оттолкнув брата, с громким воплем бросился к ней, но его ждало новое разочарование. Лестница упиралась в точно такую же голубую полупрозрачную дверь, за которой мелькали неясные силуэты. Посреди двери в золотом обруче сверкал знак Ледяной Звезды.

Чани с силой ударил мечом в самый центр звезды, но меч с жестяным бряканьем отлетел чуть не в лоб ему самому.

— Проклятье! Грязный колдун, выходи!

За дверью молчали.

Чани метался взад и вперед, пока не поднялись Рюби и Хани. Рюби холодно посмотрела на его нелепые прыжки и спокойно сказала:

— Дверь просто так не откроется. На ней лежит заклятье.

— Так снимай, колдунья! — нетерпеливо крикнул Чани. — Король приказывает!

Хани всерьез испугался, что брат спятил, в глазах Рюби мелькнула жалость.

— Сделать это мы должны все вместе, втроем. Ледяная Звезда сильнее любого из мечей. Даже сильнее любых двух мечей вместе взятых. Но удар трех разнесет ее на куски.

Три сверкающих лезвия — красное, синее и зеленое — одновременно вонзились прямо в центр золотого барельефа. Раздался тонкий свист, постепенно умолкший. Дверь задрожала, заструилась и потекла, как воск под горячими лучами солнца. Только лужица черной грязи осталась на полу.

— Корона и слава! — Чани первым влетел в зал.

В дальнем его конце высился фигурный золотой трон, украшенный крылатыми драконами. Чешуя их была сделана из изумрудов, бриллиантовые глаза настороженно поблескивали. Чани радостно улыбнулся, один вид этого трона согрел его сердце.

— А где Хозяин Тумана? — спросил вошедший Хани.

— Сбежал, как последний трус, — высокомерно ответил Чани.

— Ошибаешься, щенок. Я здесь! Вот он я! — проревел за спиной у них нечеловеческий голос.

Чани стремительно повернулся и замер от страха и неожиданности. В углу тронного зала клубился бесформенный сгусток белесого тумана, скрывавший в середине что-то длинное, прямое, черное. Потом тонкая беловатая струйка пробежала по полу и, закручиваясь спиралью, начала подниматься вверх. Через минуту перед ними стояло слепленное из тумана колышущееся подобие человеческой фигуры. Оно дрожало, словно туман все время хотел разлететься в стороны, но какие-то неведомые силы удерживали его. Три прозрачных ядовито-желтых глаза пламенели на бесформенном отростке, заменявшем голову. Больше у призрака не было ничего — ни рта, ни носа, ни ушей.

— Испугались? — насмешливо спросил Хозяин Тумана. — Правильно!

Тень пробежала по залу, когда из тумана вынырнул Черный Меч.

— Нет! — вскрикнул Чани, отскакивая.

Хани не пошевелился, и пристыженный брат снова бросился вперед, отдаваясь привычному бешенству.

— Корона и слава!

Со звоном лезвия скрестились, в стороны ударили синие молнии, дробящие стены тронного зала. В воздухе запахло странной смесью горелого и грозовой свежести. Льдистое лезвие Меча Ненависти на этот раз не желало поддаваться синему мечу. Противники ожесточенно рубили друг друга, но каждый удар встречал достойную защиту. Хани с тревогой заметил, как на лбу у брата начала выступать испарина.

— Тебе помочь?

— Нет, — прохрипел Чани. — Я сам.

Но он сделал шаг назад, второй…

Хани, подняв меч, бросился на Хозяина Тумана. Зеленое лезвие врезалось в плечо призрака и прошло сквозь него почти с такой же легкостью, как сквозь воздух. Хани не ощутил никакого сопротивления, будто действительно рубил туман. Хозяин Тумана захохотал, заухал, как филин в ночном лесу, и обрушил на Чани град новых ударов, которые тот отражал уже с большим трудом. Его рука слабела, теряла быстроту. На Хани призрак обращал не больше внимания, чем на докучливого комара.

Скрипя зубами от гнева, Хани ожесточенно рубил туманный силуэт, но это было все равно, что рубить воздух. Хани понял, что еще две-три минуты, и брат не выдержит. Тогда он изо всех сил оттолкнул его в сторону. Чани не удержался, поскользнулся и покатился по полу. Хани поднял меч над головой и стал ждать.

Хозяин Тумана замер на мгновение, а потом, взревев, обрушил удар неистовой силы. Руки Хани не выдержали. Лезвие Черного Меча рассекло плащ и глубоко вонзилось в его плечо, струей брызнула кровь. Но Хани, в свою очередь, вонзил меч в один из глаз противника.

Раздался истошный вопль боли и ужаса. Поток зловонного гноя обрызгал Хани с головы до ног, по тронному залу поползла невыносимая вонь. Но Хани уже плохо воспринимал происходящее. Кровь сильной струей лилась из раны, и перед глазами у него все поплыло, закружилась голова. Как в дурном сне, он увидел холодно сверкающее лезвие Черного Меча, плавно поднимающееся над его головой. И как в дурном сне, он не мог пошевелить рукой, чтобы отразить удар.

Но в это мгновение красная молния сверкнула в тронном зале, и во второй раз закричал Хозяин Тумана, лишившись второго глаза. Этот крик заметался по залу, отдаваясь от стен, вылетел в разбитое окно, возвещая о начале конца.

Однако Хозяин Тумана не сдался. Призрак ураганом налетел на Рюби, но оправившийся Чани подкрался сзади и пронзил третий и последний его глаз. Черный Меч повис в воздухе, а потом грохнулся вниз, плашмя ударил Хани по руке и со звоном покатился по полу. Хани стоял, бессмысленно улыбаясь, и смотрел на то место, где недавно находился его противник. Последние клочья тумана быстро исчезали, как лед на горячей плите. Потом что-то мягкое и тяжелое навалилось ему на голову, и он потерял сознание.

Чани вышел из Башни Ветров торжествующий, но злой до предела. Голова кружилась, он весь горел. Победа! Враг пал от его руки, но ведь обязательно скажут, что ему помогали. Когда бы не вмешательство, он кончил бы поединок гораздо раньше… В последний момент у него украли кусок славы, влили в победный кубок ложку дегтя, и радость имела горьковатый привкус.

Дикари, столпившиеся во дворе Ледяного Дворца, приветствовали его радостными криками, дерзко глядя прямо в глаза и не сгибая спин. Чани угрюмо оглянулся. Голубоватый стеклянный силуэт Башни Ветров начал грузнеть и оплывать. Исчезла холодная воля Хозяина Тумана, и странный камень стал тем, чем он был с самого начала — простым льдом. Сумеречный Край начинал жить своей собственной жизнью, и лед таял…

— Правильно, не обращай на них внимания, — обжег ухо горячий шепот.

Чани чуть повернул голову. Рядом шла Ториль.

— Они не должны обращаться к повелителю без должных почестей. Я хорошо знаю дворцовый этикет, я обучу тебя.

Она еще долго что-то шептала, убеждала, доказывала, обещала, но, натыкаясь только на мрак и пустоту во взгляде Чани, в конце концов замолкла.

Он подошел к ледяной стеле, на которой поблескивал преследовавший их повсюду в Сумеречном Краю золотой знак Ледяной Звезды. Золото и лед. Золото… Что-то мешало ему, что-то путалось в руках. Меч. Глаза Чани расширились от удивления. Ведь бой закончился, почему же он держит в руках оружие?

Глазки золотого дракона пронзительно сверкнули. Черный Меч?! Откуда? Что произошло?! Почему он ничего не помнит?!

Чани поднял затуманенные глаза на склонившуюся в поклоне Ториль.

— Подойди, — и он поразился своему хриплому и скрипучему голосу. — Мы позволяем.

Принцесса подошла, поклонившись еще ниже. Вид этой гордячки не обрадовал Чани. Так и должно быть… Разве варварийские князьки не присылали своих сыновей жить заложниками в Джайнангале Стобашенной? Было, есть, будет!

— Мы разрешаем тебе говорить.

— Повинуюсь, светлый принц. Если светлый принц разрешит, я скажу: не верь им. Возрождение славы великого королевства сейчас лежит на кончике твоего меча, а дерзкая каменная девчонка начнет доказывать, что война окончена, нужно сложить оружие. Не верь! Она надеется воспользоваться безмерной добротой светлого принца. Разве мало врагов стоит еще на твоем пути? Их всех должно сокрушить. Ты уничтожил главного, но малых тоже нужно истребить, в какие бы личины они не рядились. Нет сомнения в окончательной победе, но к ней еще нужно дойти.

— Так будет, — согласился Чани.

— Если светлый принц разрешит, я добавлю: ты должен короноваться Алмазным Венцом незамедлительно.

— Так будет.

— Великий король, наследник королей, Чанганна Ослепительный.

Чани выпрямился и расправил плечи. Засверкавшая на солнце Ледяная Звезда отбрасывала дрожащий желтый отсвет на его лицо, и оно казалось отлитым из золота. Скулы резко заострились, нос хищно изогнулся, запавшие глаза сверкнули.

— На колени!

Немного опешившая Ториль, почти не колеблясь, повиновалась, но склонила голову, чтобы он не заметил мстительного выражения ненависти в ее глазах.

Холодно блеснуло испещренное черными рунами лезвие Меча Ненависти, плашмя опускаясь на ее плечо.

— Мы, великий король Чанганна Ослепительный, наследник королей и повелитель Анталанандура, даруем тебе и твоим потомкам в вечное владение остров Тан-Хорез. Даруем право на титул принцессы и малый венец. Так будет, пока существует Алмазный Венец и светит солнце.

Ториль, скручивая стальной пружиной злобу, покорно поклонилась. Нужно терпеть ради своей цели.

— Если великий король разрешит, я скажу: ему понадобятся слуги, чтобы восстанавливать столицу.

— Да.

Глаза принцессы коварно блеснули.

— Если великий король разрешит, я скажу: флот княжества Тан-Хорез ожидает в заливе Энганьо милостивых приказов великого короля.

— Он понадобится мне. Мне понадобятся военные галеры и много воинов, ибо впереди большая война. Первым ощутит на себе гнев великого короля проходимец и вор, нагло именующий себя Вечным Лостом. Как смел он назвать захваченные у нас провинции королевством?! Нет и не может быть ему прощения, как нет другого королевства, кроме Анталанандура Счастливого. Все остальные должны благодарить судьбу за счастье быть его вассалами.

— Или…

— Или проклинать ее, став врагами! Кто не с нами, тот против нас! — выкрикнул Чани, не заметив нарушения положенной формы обращения. Побелевшими пальцами он сжимал рукоять Черного Меча. Потом более спокойно добавил:

— Впрочем, хотя мне и понадобятся солдаты, не они будут главной силой в новой войне.

— Если великий король разрешит, я спрошу: кто?

Чани гневно сверкнул глазами.

— Жалкая магия Повелителей Огня — лишь тень, призрак могущества Алмазного Венца. Это свеча и солнце! Вспомни дракона! Вспомни Черный Меч! Это творения рук королей. Я найду себе надежных слуг.

Он еще раз взмахнул мечом, и, отвечая, слабо засвистел ветер. Неведомо откуда налетели снежинки, тучи снова затянули небо. Снизу, с ледяной равнины, пахнуло холодом. Снежинки складывались в сугробы, которые сразу начали куриться, как маленькие вулканы.

— Ко мне! — позвал Чани. — Ко мне, мои верные слуги!

Ториль невольно вздрогнула, потому что закрутившиеся снежные вихри превратились в стаю громадных белых волков, хищно оскаливших зубы. Но Чани смело шагнул навстречу вожаку, и страшный зверь, ростом почти по грудь ему, трусливо задрожал. На минуту он вздыбил шерсть и зарычал было, но Чани пристально посмотрел ему прямо в глаза, и взъерошенный загривок опал. Желтый огонь, горевший в волчьих глазах, погас. Волк поджал хвост.

— Ко мне! — повторил Чани, и приказ прозвучал, как удар бича.

Волк тихо заскулил, униженно прижал уши, лег брюхом на землю и пополз к нему. Чани, криво усмехнувшись, поставил ногу зверю на шею. Волк извернулся и лизнул сапог.

— Правильно, — Чани одобрительно потрепал его по голове. — Жди наших повелений. — Потом повернулся к Ториль и торжествующе сказал: — Ну, что ты теперь скажешь?

Подавленная увиденным, она не в силах была говорить и только качала головой.

— Это только первый шаг. — Чани хищно оскалился. — Я заставлю служить себе всех! Даже сбежавшие от монаршей кары Ледяные будут лежать у моих ног. Где-то дожидается меня моя армия…

Но тут его речь прервал невнятный заунывный вой.

— Как ты смеешь! — обрушился Чани на волка. — Когда говорит король, тебе должно покорно молчать!

Сноу Девил мучительно задергался, но потом Чани и Ториль различили в его вое слова:

— Повелитель…

— Говори, мы повелеваем, — сурово приказал Чани.

— Власть повелителя за его спиной.

— Здесь? — Чани, не слишком веря, указал на стелу.

— Да.

— Где?

— Под ней.

— Как ее можно сдвинуть?

— Разбей.

— Дальше.

— Будет дверь. Открыть.

— А там?

Но больше он не добился от Сноу Девила ни единого слова. Волк или не мог, или, как подозревала Ториль, больше не хотел говорить. А может, волчья глотка действительно плохо приспособлена для произнесения речей?

Чани повернулся к волку спиной и потому не заметил, какое бешеное зеленое пламя вспыхнуло в глазах зверя. Волк охотно перегрыз бы ему глотку, но не смел. Он дернулся даже, чтобы прыгнуть на спину Чани, но что-то удержало…

Чани медленно обошел вокруг стелы, потом поднял Черный Меч и обрушил ее на камень. Прозвучал гулкий удар, как в большой барабан, его окутало облако черно-зеленого дыма. Когда дым рассеялся, Чани протер заслезившиеся глаза и увидел потемневшую от времени бронзовую дверцу с большим кольцом посередине. Он потянул, дверца открылась неожиданно легко.

22. ТЕНЬ СГУЩАЕТСЯ

— Что он делает?! — отчаянно закричала Рюби.

Хани, морщась от боли в рассеченном плече, вышел на крыльцо Башни Ветров. И сразу же услышал протяжный испуганный крик сотен людей. Из-за полуразвалившейся стены, окружавшей дворец, по небу пробежали черные лучи, точно из красочной картины, прикрывавшей закопченную стену, начали выдирать лоскутья. Редкие снежинки повалили чаще.

Хани стремглав бросился к воротам.

На том месте, где раньше была стела, теперь зияла глубокая яма, испускавшая светящиеся зеленые клубы не то дыма, не то пара. На краю ямы стоял незнакомый человек, точнее, черная тень, стремительно растущая, поднимающаяся над равниной. На голове у него сверкала, разбрасывая колющие, как иголки, сине-голубые лучи, яркая звезда. Один такой луч полоснул Хани по лицу, и тот застонал от боли, щека вздулась, точно по ней провели раскаленным железом. Полосы тьмы, мелькавшие на небе, опускались к этой звезде и втягивались в нее. Она, казалось, поглощала солнечный свет, просачивающийся сквозь тучи, чтобы превратить его в безжалостное ледяное сверкание.

Растерявшаяся Рюби прошептала:

— Именно так было на берегу Холодного моря. Так и даже страшнее.

Но Хани не колебался. Ведь там, где-то посреди этого ужаса, остался его брат. И он решительно побежал на выручку.

Мертвенно-бледный Чани стоял, сжимая обеими руками Черный Меч. Он ничего не видел и не слышал. Когда Хани тронул его ладони, они оказались холодны и тверды, как мрамор. Хани позвал его, но брат не откликался.

Хани отступил на шаг. Почему? Может, причиной та высокая золотая корона, усеянная множеством драгоценных камней, что сверкает на голове брата? Спереди на ней блестел вырезанный из огромного алмаза знак Ледяной Звезды. Когда-то он слышал или читал, что великий король в древности погиб, неосторожно надев поднесенную ему корону с похожим алмазом. Камень собрал солнечные лучи и направил их в мозг короля… Даже в Радужном ущелье Хани не видал таких громадных камней. От алмаза веяло нестерпимым холодом. Режущее сверкание приглушалось тончайшей изморозью, вьющейся вокруг короны. Голубой луч упал на руку Хани, она тоже вспухла…

Он подавил выступившие слезы и схватился было за корону, но сразу отпустил, так как ему показалось, что тонкая ледяная игла пронзила сердце. Сцепив зубы, Хани снова взялся за корону, превозмогая боль, сорвал ее с головы брата и швырнул наземь. Чани не пошевелился, он стоял неподвижно, как статуя.

Тогда Хани, уже в открытую плача от боли и страха за него, ударил корону мечом. Прозвучал приглушенный звон, как от закутанного в толстое сукно хрусталя, затем раздался треск сотен ломающихся сосулек, и перед глазами Хани развернулось полотнище белого пламени, опрокинув его навзничь.

Когда полуоглушенный Хани поднялся, корона все так же валялась на земле. Удар зеленого меча, способный рассечь каменную стену, ничуть не повредил ей, даже не поцарапал. Зато низко под облаками появилось дрожащее и переливающееся солнце.

Хани оторопело уставился на него. Солнце очень напоминало настоящее, но в то же время ощущалась какая-то фальшь. Оно было нематериальным, бесплотным… А может, светилось особенным светом… В этом солнце не было радующей глаз теплой желтизны, скорее металлический блеск полированного золота. Да, точно. Теперь Хани понял, что оно не несло тепла, только светило. И вокруг него медленно вращался молочно-белый лучистый круг.

Хани, не вполне отдавая себе отчет, размахнулся… Откуда-то издалека донесся слабый голос Рюби:

— Остановись.

Поздно, остановить удар он уже не смог. Раз, второй… Корона подскочила, и новые вспышки опрокинули его на мокрый снег. Полуослепший от жжения в глазах, Хани увидел, что в небе загорелись еще два ложных солнца.

— Что ты натворил! — упрекнула подбежавшая Рюби.

— Я только пытался спасти его, — Хани указал на неподвижного брата. — Решил, что виновата корона, и попытался разбить ее.

— А вместо этого создал три фальшивых солнца.

Слова долетали до него, как сквозь толстый слой ваты, перед глазами все шаталось и плавало, вероятно, от потери крови.

— Какие солнца? — слабо ворочая языком, вымолвил Хани. Он уже не слышал, что отвечала ему Рюби, и приготовился нанести новый удар, но девушка перехватила его руку и легко вывернула меч из ослабевших пальцев.

— Подожди же ты, — с досадой сказала она. — Почему ты всегда сначала пытаешься что-то сделать, а только потом думаешь?

— Да, конечно…

Наконец он опомнился.

— Что случилось?

Рюби с горечью ответила:

— Твоего брата подвела непомерная гордыня. Он почему-то всерьез вообразил себя наследником королей Анталанандура. И когда ему подсказали, как найти корону Хозяина Тумана, Чани, не колеблясь ни минуты, решил взять ее. Но магическая корона оказалась сильнее. Наверное, сказалось и влияние Черного Меча, не должен он был хватать это оружие. Спасло его лишь отсутствие солнца. Воистину, не было счастья, да несчастье помогло. Иначе, собрав солнечный свет, корона сожгла бы ему мозг. Хозяин Тумана хорошо рассчитал, только не предвидел, что найдется такой брат, как ты. — Рюби ласково улыбнулась. — Этот слабенький свет не может убить человека, но свести с ума…

— Почему брат не двигается?

— Только когда разобьешь корону, освободишь его.

— Что для этого нужно? Я готов на все!

— Неужели ты забыл так быстро? Нужны три меча.

— Они здесь.

— И еще нужен третий человек.

— Кто?

— Кто угодно. Хотя бы наш проводник…

Хани посмотрел на нее слезящимися глазами, потом просветлел и хлопнул себя ладонью по лбу, подбежал к стоящему в беспамятстве поодаль Дъярву. Встряхнул его, как кошка пойманную мышь.

— Идем быстрее.

Ошеломленный Дъярв не сопротивлялся и волочился за Хани, как тряпичная кукла. Ему приводилось видеть разное, но события этого дня превзошли прежние ужасы. Он безвольно перебирал ногами, слегка покачиваясь. Странное это было зрелище, особенно если учесть, что Дъярв был вдвое шире и на целый локоть выше Хани. Юноша поставил его перед Рюби, та вложила ему в ладонь меч. Рука северянина крепко сжалась — оружие он держать умел.

— Что я должен делать? — сиплым, как спросонья, голосом поинтересовался Дъярв.

Когда все три меча вонзились одновременно в Ледяную Звезду, над равниной прокатился истошный вопль боли. Камень начал дергаться, как живой, в разные стороны от него полетели дымящиеся черные капли. Попав на землю, они выжигали глубокие лунки. Звезда затряслась мелкой дрожью и с тихим щелчком исчезла, оставив после себя кольцо сероватого дыма. На том месте, где лежала корона, поднялся столб голубого пламени, но сразу погас.

Хани некогда было смотреть на эти чудеса, он кинулся к брату.

Медленно, не открывая глаз, Чани поднял правую руку и провел по лицу. Потом поглядел на Хани, не узнавая его.

— Где я? Что случилось? — подозрительно спросил он.

Хани отшатнулся — с такой ненавистью заговорил брат. А тот взмахнул мечом.

— Я убью тебя!

— Ты меня не узнаешь?! — с отчаянием спросил Хани.

— Нет.

— Я же твой брат, — неуверенно произнес Хани, оглядываясь на Рюби, как бы ища у нее поддержки.

— Брат? Ах, да… Я очень рад, что снова встретил тебя, — холодно сказал Чани. — Где моя корона?

— Она разбита.

— Разбита?!

— Она околдовала тебя, превратила в камень. Если бы мы не уничтожили Ледяную Звезду, ты остался бы здесь до скончания веков.

Хани ожидал новой вспышки бешенства, даже приготовился отражать удары меча, но против ожидания Чани довольно спокойно бросил:

— Да, конечно.

По его лицу было понятно, что он мучительно раздумывает, как поступить. Но здесь к Чани подскочил притаившийся где-то Сноу Девил, поднялся на задние лапы и лизнул в нос. Хани даже не успел схватиться за меч, так быстро это произошло. Чани машинально потрепал волка по загривку и крикнул брату:

— Не смей трогать моего слугу! — Глядя прямо в глаза пораженному Хани, он повторил, тщательно выговаривая каждое слово: — Не смей трогать моих друзей!

Совершенно запутавшийся Хани отступил.

Дъярв смотрел на три сверкающие солнца, открыв рот, как ребенок. Он тряс головой и протирал глаза, утомленные непривычным светом.

— Что это такое?

— Призраки, — недовольно ответила Рюби.

— Они всегда будут светить? Раньше я не думал, что мир может быть так красив. Только в сказках…

— Нет, мы уничтожим их.

— Уничтожите? — испугался Дъярв. — Не надо! Я не хочу, чтобы над нашей землей снова воцарились сумерки.

— Вам не придется больше жить впотьмах, — успокоила Рюби. — Вспомни недолгое время, когда светило настоящее солнце, теплое и ласковое, а не эти начищенные медяки.

— Нет-нет, — забормотал Дъярв. — Не надо. Еще не известно, что получится из вашей затеи. Пусть лучше останутся эти.

Хани возразил:

— Но ведь призраки не могут согреть вашу землю. Она навечно превратится в мертвую ледяную пустыню.

Ответить Дъярв не успел.

Чудовищный храп, рев, треск, грохот и хлопанье оглушили их. Откуда-то сверху забили струи сернистого дыма, перемешанные с языками пламени. А затем с каменным стуком перед ними возникла черно-зеленая стена. Хани схватился за меч, но знакомый голос предупредил:

— Но-но! Давайте не будем!

— Чего не будем? — глупо переспросил Хани, задыхаясь в клубах пара и едкого дыма.

— Не будем драться.

— Успокойся, это всего лишь дракон, — объяснила Рюби.

— Десятикрылый?! — вскрикнул Хани.

— Вы несколько преувеличиваете. Всего-навсего Восьмикрылый, — поправил его дракон.

— Спокойное и мирное создание, — весело добавила Рюби.

Из черной колеблющейся завесы вынырнула исполинская квадратная морда, лукаво подмигнула ярким желтым глазом и дружелюбно пахнула огоньком.

— Не верю, — упрямо сказал Хани. — Мы сражались с ним.

— Вот настырный, — огорчился дракон. — И откуда ты такой взялся? Я, если хотите знать, вообще только и делаю, что сплю в поте… лица своего. А меня злодеем честят. — Дракон заметно обиделся.

— Это он по незнанию, — успокоила Рюби.

— Ладно. Вдобавок, я животное редкое. Как говорит один наш общий знакомый: реликтовое.

— Ну и что ты здесь делаешь, реликт? — спросила Рюби.

Дракон тяжело вздохнул, едва не опрокинув обоих наземь.

— Вы тут Грифончика часом не видали? — в голосе дракона прозвучала тревога. — Он ведь такой маленький, неосторожный, неуклюжий. Постоянно в переделки попадает.

Хани поразился. Дракон говорил с неподдельной нежностью.

— Нет, — автоматически ответил он.

— Видели, видели… — поправила Рюби. — Ты просто не знаешь. Недели две назад столкнулись с ним над ледяной рекой.

— Куда его занесло, — огорчился дракон. — Он у меня такой неприспособленный… Опять разыскивай…

— То-то он жаловался, что ты за ним все время гоняешься, — усмехнулась Рюби.

— А как же? Его нельзя оставлять одного без присмотра. Его беречь надо.

— Вот ты его и разбаловал до полного бесстыдства, — укоризненно произнес Хани.

— Так ведь маленький же, — начал оправдываться дракон, от смущения пыхнув желтым огнем и едва не спалив Хани. — Как с ним не повозиться? К тому же росли вместе. Значит был неподалеку?

— Был, — подтвердила Рюби.

— Тогда он сейчас просто обязательно сидит в подвалах Ледяного Дворца, — досадливо помотал башкой дракон.

— Мы не успели осмотреть подвалы, — виновато потупился Хани.

— Догадываюсь. Тут у вас были великие дела и большие битвы. Кстати, зачем вы повесили эти холодные светильники? Над облаками гораздо лучше. Там солнце. А вы спрятались, неведомо зачем.

— Хорошо, что ты напомнил, — обрадовалась Рюби. — Ты не мог бы уничтожить их?

— Конечно, могу, — равнодушно ответил дракон.

— Сделай, пожалуйста. А мы пока действительно осмотрим подвалы.

Дракон кивнул.

— Найдете шалопая, приструните покрепче. Я не хочу показываться раньше времени, а то сбежит. Сразу догадается, паршивец, что его начнут… воспитывать.

Как и обещала Рюби, сразу после исчезновения ложных солнц тучи начали рассеиваться. И вид настоящего солнца привел Дъярва в совершенный восторг.

— Никакая плата не будет чрезмерной за то, что вы сделали для Свободного Народа, — сказал он.

Рюби пристально поглядела на него и ответила:

— Нам еще понадобится ваша помощь. Ведь вы отлично умеете сражаться, а впереди у нас жестокие бои.

— Приказывай, мы готовы. Здесь собрались не все воины, почтенный Хвис не успел оповестить всех старейшин, но это не займет много времени.

— Ну, не так скоро, — улыбнулась Рюби. — Пока лучше помогите найти Грифона. Вы знаете, кто это?

— Конечно.

— А вот и мы! — совсем весело прокричал Хани, волоча за крыло упирающегося Грифона. Тот имел весьма сконфуженный вид.

— Где обнаружилось это чудо? — спросила Рюби.

— Неподалеку. Сидел на цепи возле малых ворот дворца.

Грифон обиженно насупился и отвернулся.

— Ничего, ничего, — назидательно сказал Хани. — Будешь теперь знать, как летать, сломя голову. Вот сейчас мы твоим воспитанием займемся, — вспомнил он слова дракона.

— Меня нельзя обижать, — быстро встрепенулся Грифон. — Я животное редкое, реликтовое.

Рюби расхохоталась от души.

— Тебя не будут обижать, тебя будут воспитывать, — объяснил Хани.

— Это кто «будут»? — с тревогой поинтересовался Грифон.

— Есть некоторые… желающие. — Хани призывно свистнул.

— Ой! — взвыл Грифон. — Дракоша! Миленький! Не надо! — Он затрепыхался, пытаясь вырваться из когтистой лапы. — Я больше не буду!

Чани, угрюмо насупившись, исподлобья глядел на брата. Все время, что Хани возился с Грифоном, Чани провел в беседе с Ториль. И сейчас принцесса стояла у него за плечом. Хани, стараясь казаться как можно более спокойным, тихо произнес:

— Идем.

— Куда?

— Нам предстоит много дел. Неужели ты забыл об ушедшем отряде Ледяных? Мы не должны оставлять семена зла, их надо уничтожать сразу.

— Дурак! — раздраженно бросил Чани. — Ты уничтожил лишь блестящую возможность без малейших усилий подчинить себе этих чудовищ и стать самым могучим властелином, какого видел мир. Теперь тебе предстоит жестокая борьба с ними. Зачем? Зачем ты это сделал? Уже второй раз глупцы встают на моем пути к короне. Сначала эта каменная девка…

Пощечина прозвучала хлестко, как удар бича. Голова Чани мотнулась. Он схватился за щеку и отпрянул, изумленно глядя на брата. Потом глаза его почернели, Чани снова начал превращаться в берсерка.

— Ты за это заплатишь! — крикнул он. — Дорого заплатишь! Я не посмотрю, что ты мой брат.

— Правильно, — поддакнула Ториль. — Светлый принц не имеет права прощать такое чудовищное оскорбление. Если как человек ты можешь его забыть, то твоя корона не может. Никто не имеет права поднимать руку на священную особу наследника Алмазного Венца.

— Не вмешивайся, — одернул ее Чани. Теперь он не пытался вести себя, как король, но высокомерия у него все равно хватало на троих. — Я сам решаю, как мне поступать.

— Как хочешь, — пожала плечами Ториль. — Если светлый принц разрешит, я напомню его же слова: королю нужны помощники.

— Когда понадобишься, я позову тебя. А пока уйди.

— Слушаю, повелитель, — принцесса торжествующе усмехнулась. Сейчас она была Чани гораздо нужнее, чем полчаса назад.

— Подняв руку на наследника королей, ты обрек себя на страшную, долгую и мучительную смерть, — медленно заговорил Чани. — Но ты совершил трикрат худшее преступление, ты осмелился поднять руку на корону. Сам в том признался! Ты напрасно надеялся захватить ее, она по праву принадлежит мне. Я победил Хозяина Тумана, значит это моя добыча. Ты же дерзнул разбить ее. Я пока не решил, какой именно смерти тебя предать, но трепещи.

— Опомнись, брат.

Ядовитая улыбка заиграла на губах Чани.

— Ты рассчитываешь на снисхождение? Напрасно… Злоумышление должно быть наказано. В таких делах нет и не может быть братьев.

— Что ты городишь? — На лице Хани проступила боль в сто раз более сильная, чем от раны.

— Где ты был, когда мы пробивались к Ледяному Дворцу? А может, ты сам предался Хозяину Тумана и лишь потом изменил ему, когда понял, что мы сильнее? Мне многое про тебя рассказали, открыли глаза.

— Как ты можешь…

— Могу! Я говорю то, что мне подсказывает сердце. Ко мне! — Чани трижды хлопнул в ладоши, и за спиной у него плотной группой встала стая Снежных Волков. Сноу Девил, униженно повизгивая, на брюхе подполз к Чани, и тот торжествующе поставил ногу ему на шею. Волк покорно лизнул сапог.

— Видел?!

— Но ведь именно он хотел тебя убить!

— Он хотел меня возвеличить!

— Он указал тебе путь к гибели!

— Он указал мне путь к власти!

Сноу Девил, вывернувшись из-под ноги Чани, злобно зарычал на его брата. И тотчас, как по команде, вся стая дружно двинулась вперед, приглушенно рыча. Стоило дать знак, и волки кинулись бы на Хани. Однако Чани медлил.

— Есть могущество, которое не по плечу человеку, — сказал Хани, еще надеясь убедить брата.

— Простому человеку.

— А ты?

— Я… На королей не распространяются человеческие законы.

Слушая его, волки начали окружать Хани, но Чани быстрым жестом остановил их. Хани с жалостью качал головой, глядя на него.

— Если светлый принц разрешит, я скажу, — низко кланяясь, произнесла Ториль. Но в глазах ее плескалась ненависть, а не смирение.

— Вот! Учись! — крикнул Чани. — Когда ты обращаешься ко мне, ты должен припасть к земле, смиряя гордыню! Спрячь свой дерзкий взор! За несоблюдение дворцового этикета кара следует незамедлительно!

Хани намеревался сказать, что дворца-то как раз у него нет, но сдержался. Только терпением можно пробить отравленную броню, сковавшую душу брата. Терпением и любовью.

Сноу Девил опять зарычал. Но Чани, взбешенный неповиновением волка, набросился на него, нещадно пиная по голове. На губах у него запузырилась пена, глаза остекленели. Сноу Девил запищал, точно щенок, и только прятал нос от ударов, закрывая его лапами. Наконец Чани, распаленно дыша, повернулся к принцессе.

— Разрешаю говорить.

— Убей его!

Лицо Чани исказили душевные муки.

— Нет. Сегодня мой праздник, и я не хочу омрачать его.

— Убей, иначе ты пожалеешь о своей доброте.

— Нет.

Ториль метнула в Хани свирепый взгляд и круто повернулась.

— Идем. Наши дороги больше не совпадают с их путем. Нас ждет флот, готовый по твоему приказу сокрушить любого врага.

— Разве… — нерешительно произнес Чани, словно споря с самим собой.

— Ладно, идем.

— Куда ты?! — крикнул Хани ему в спину.

— Молчи, презренный, — не оборачиваясь, сказала Ториль. — Один раз тебе повезло. Не искушай судьбу дальше. Наше терпение велико, но не безгранично.

Чани уходил, тяжело сгорбившись и не оглядываясь.

Хани долго смотрел им вслед.

— Он еще вернется, — успокоила Рюби.

— Ты уверена? — безнадежно спросил он.

— Да. Зло только накрыло его своей тенью, но еще не захватило сердце. Разве ты не заметил, как он сопротивлялся? Хотя нам еще предстоит борьба с ним за него.

— Снова борьба, снова война, снова кровь… — горько сказал Хани. — Когда же все это кончится? Уходят один за другим. Сначала принцесса, теперь брат. Разве мы побеждены? Срубаешь одну змеиную голову, но тут же вырастают три новых. Не безнадежна ли наша борьба?

— Нет, — уверенно ответила Рюби. — Вспомни дракона. Я убеждена, что он прилетел не только на поиски Грифона. Если бы нам понадобилась его помощь, он вступил бы в сражение. Власть золота велика, но не всесильна. Однако каждый должен начинать борьбу с себя. Не ищи другого зла, кроме как в себе.

Позади них в тающих развалинах Ледяного Дворца вдруг вспыхнуло пламя. Айсберг начал трескаться, из-под льда хлынула черно-красная пылающая лава, непонятно как там появившаяся. Вверх полетели фонтаны пара. Лед дрожал и стонал, окутанный облаками дыма. Потом айсберг содрогнулся в последний раз, но так сильно, что все попадали. Дымящаяся черная полынья осталась там, где недавно красовался Ледяной Дворец. Он пропал бесследно.

— А ты сомневался в победе, — с торжеством сказала Рюби. — Это еще не конец, но мы видим первый луч занимающейся зари!

Александр Больных Железный замок

1. КОНЕЦ И НАЧАЛО

Наверное, именно такие чувства испытывает человек, внезапно обнаруживший, что по собственной оплошности забрел в зыбучие пески. Каждый шаг дается с величайшим трудом, только неимоверные усилия помогают вытаскивать ноги из трясины. Однако самое ужасное в другом. Каждая пядь, отвоеванная у зыбуна, не только не обещает спасения, а напротив, она все очевиднее приближает тебя к бездонный трясине, сулящей верную и мучительную гибель.

Во всяком случае, Хани ощущал нечто подобное. Следовало радоваться, ведь пала крепость Хозяина Тумана, еще одно прибежище черных сил уничтожено, но… но… Удивительным образом победы оборачивались поражениями, тем более сокрушительными, чем полнее была победа. В отчаяние приводили потери, понесенные после каждой такой «победы». Не во время сражения, а именно после него, когда от неприятеля уже осталась только груда мертвых тел. Сначала была потеряна принцесса, там, в Радужном ущелье, где нашла свой конец армия Морского Короля. Теперь, когда был убит его хозяин и покровитель, Хани потерял брата. И кто может предсказать, чем обернется для него новая «победа»? Ведь череда врагов кажется бесконечной. Каждый следующий, вырастающий на месте поверженного, оказывается во много раз сильнее и опаснее. Стоит ли теперь вспоминать Десятикрылого? Это ужасное создание, державшее в трепете Акантон, казалось теперь не опаснее ласкового котенка по сравнению со страшилищами, которых привелось встретить позднее. И чья мрачная тень вырастает теперь за буйными языками пламени, скачущими по развалинам Ледяного Замка? А в том, что предстоит новая схватка, Хани не сомневался ни единого мгновения.

Он невольно задумывался, в чем причина столь бесплодных побед, почему именно тогда, когда зло кажется безвозвратно поверженным, оно вдруг торжествует в тебе самом? Может, именно в этих словах и кроется ключ к загадке? Борешься со внешним злом, не победив его окончательно внутри себя? А природа не терпит пустоты, и сразу, как только исчезает какое-то внешнее зло, в образовавшуюся пустоту устремляется ближайшее к ней. То самое, что до поры, до времени тихонько дремало внутри тебя. И как только ему подворачивается случай вырваться наружу, оно сразу оказывается сильнее тебя.

Но ведь тогда получается, что борьба со злом бессмысленна. Она напрасна, потому что зло неистребимо в принципе. Более того, борьба становится опасной, потому что следующей жертвой оказываешься ты сам, причем предательский удар наносится исподтишка, в спину. Он оказывается беспощадно метким, потому что наносится по самому слабому месту, зачастую просто неотразим. Ведь ни Ториль, ни Чани не смогли его выдержать.

Хани со стоном схватился за голову. Что же делать? Есть ли выход из этого заколдованного круга? Странно. Раньше он никогда не задавался такими вопросами. Может, эта минутная слабость тоже есть признак начавшего поднимать свою ядовитую голову зла? Нет. Он не поддастся! Или все-таки правы жители закрытого королевства, когда говорят: «Завтра — это только другое название для сегодня»? И любая новость есть зло? Вне зависимости от того, хороша новость сама по две или плоха. Зло уже потому, что это новость? Неужели из боязни «как бы хуже не вышло» следует стоять на месте?

От подобных вопросов можно было сойти с ума. Впереди открывалась такая мрачная пропасть, что не хотелось жить.

Хани отбросил прочь меч, словно тот обжигал руку. Ему хотелось зажмуриться и бежать прочь, как можно дальше, чтобы только уйти от этого проклятого места, где он потерял брата.

— Грустишь?

Хани вздрогнул, когда ему на плечо опустилась медвежья лапа. Нет, это была всего лишь рука Дъярва.

— Гони прочь дурные мысли! Все отлично! Сегодня мы победили, выжгли гнездо колдунов, поработивших страну. Завтра взойдет новое солнце, разгонит извечную пелену тумана, которым колдуны хотели задушить нас, золотом засверкает восход! Давненько мы не видали его в наших краях. Нет поводов для печали. А если они даже отыщутся — все равно не думай о них сегодня. Будет новый день для новых забот, сегодня не должно быть печальных лиц. Мы победили и будем праздновать победу!

Дъярв, словно тростинку, закрутил в руках тускло отсвечивающую тяжелую секиру.

— Тебе легко говорить, — скривился Хани, — а я потерял брата.

Дъярв на мгновение осунулся и помрачнел, глубоко спрятанные под густыми бровями глаза полыхнули такой лютой ненавистью, что Хани буквально ошпарило.

— Да, мне легко, — прорычал Дъярв. — Я сегодня не потерял никого. Мне некого терять. Всю мою семью уничтожили десять лет назад. Всех! И потому мне очень легко и радостно сегодня…

— Прости, я не знал…

— Ничего. То, что вы совершили, делает ненужными любые извинения.

Хани поразился, до чего складно и витиевато может говорить этот дикарь. Или он вовсе не дикарь? Не раз за время странствий Хани убеждался, как обманчива может быть внешность. В Дъярве угадывалась огромная внутренняя сила, невольно заставляющая робеть. Однако с ней странным образом смешивалась потрясающая наивность. Хани мог поклясться, что Дъярв ничуть не напоминает изображения свирепых владык Тъерквинга, но все-таки было в нем нечто…

Подошла Рюби. Она тоже казалась не слишком веселой, хотя и не печалилась, подобно Хани. Она была деловита и озабоченна.

— Плохие новости.

— Ничуть не сомневался, — буркнул Хани.

Дъярв недовольно рыкнул:

— Оставьте ваши дела. Сейчас мы будем праздновать.

— Если у нас найдется время, — сухо заметила Рюби.

— Что бы вы ни думали, вам придется считаться с теми, кто штурмовал замок. Они желают отпраздновать победу.

— Потому что не умеют заглянуть в завтра, — вздохнул Хани.

— На это есть мы, — каким-то странным тоном заметил Дъярв.

— И все-таки… — попыталась настоять на своем Рюби.

— Оставим заботы, — с нажимом повторил Дъярв. — Пока нам ничто непосредственно не грозит, а как поступать дальше — мы успеем решить.

— Если нам не помешают ульфхеднары.

Дъярв откровенно расхохотался.

— Вот уж о ком я беспокоюсь меньше всего.

— Почему? — с неподдельным любопытством спросила Рюби.

— Сейчас они удирают опрометью, позабыв обо всем на свете.

— Откуда ты знаешь? — прищурилась она.

— У каждого народа есть свои тайны, — уклонился от ответа Дъярв. — И даже всесильные Радужники плохо представляют, что творится в холодных краях. Как, впрочем, и мы ничего не знаем о суровых ущельях Туманных гор.

— Он склонил голову. — А пока идем праздновать. — Это прозвучало как приказ. — Поговорим вечером, когда нам никто не помешает.

Этот вечер напомнил Хани недавнее прошлое, когда их навестил чудовищный медведь. Такой же небольшой костерок, такая же неторопливая беседа. И такое же ощущение витающей в воздухе смертельной опасности.

— Армия Хозяина Тумана сейчас бежит к вечным льдам, чтобы поскорее убраться с острова. Для них эта крепость была много больше, чем просто цитаделью. Она служила основой их колдовского влияния на всю страну. Мы выбили краеугольный камень, и непрочная конструкция рухнула сама. Я не сомневаюсь, что наша земля вскоре полностью очистится от черного колдовства, принесенного сюда захватчиками, — рассудительно говорил Дъярв.

— Враг сейчас слаб и не примет боя.

Рюби устало улыбнулась.

— Надеюсь, ты расскажешь нам, какое волшебство позволяет тебе знать все это.

— Стоит ли? — лениво потянулся Дъярв. В такие минуты Хани считал его настоящим дикарем, грубым и невоспитанным. — Не всегда лишнее знание приносит пользу.

— Ты чего-то опасаешься?

— Да.

— Скажи, чего именно.

— Это даст ответ и на предыдущий вопрос.

— Такое недоверие между союзниками довольно странно.

Хани только крутил головой, следя за диалогом, превратившимся в поединок. Реплики, стремительные, как удар меча, сыпались одна за другой.

— Я еще не решил, союзники ли мы.

— Сразу после победы…

Прежние опасения вспыхнули в Хани с новой силой, и он решительно прервал словесное фехтование:

— Мы недавно тоже одержали победу, которая стала тяжким поражением, именно потому, что после битвы все перессорились. Как вы сейчас.

Дъярв непонимающе поглядел на него.

— Когда мы разбили Морского Короля? — уточнила Рюби.

— Да. Ушли Жемчужники, изменилась Ториль. Так что подумайте, прежде чем превратить размолвку в раскол.

Дъярв на мгновение нахмурился и тряхнул головой.

— Ты прав. Не знаю, что на меня накатило, но я справлюсь с этим. Ты хочешь знать обо мне все? Но я могу сказать только то, что знаю сам. Не удивляйтесь. Многие ли могут похвастаться, что знают о себе все? Я — нет.

— Ладно, — примирительно сказала Рюби. — Не можешь — так и не надо.

Дъярв взял у Хани меч и внимательно его осмотрел, ласково поглаживая пальцами лезвие, ощупал камни на рукояти, что-то неслышно прошептал. Хани отметил, что Рюби это не слишком понравилось.

Дъярв закатал левый рукав и неожиданно резанул мечом по руке. Лезвие на миг окрасилось кровью, черной в тусклом свете костра, а потом…

Кровь стремительно исчезла, словно лезвие меча всосало ее. И тут же оно засветилось прозрачным зеленоватым светом, но в изумрудном сиянии пролетали снопики золотых искр. Семь прозрачных камней на рукояти загорелись всеми цветами радуги, а центральный стал ярко-зеленым. В небо ударил пронзительный луч, световое копье.

Рюби удовлетворенно кивнула.

— Именно так.

— Это только один, — развел руками Дъярв и вернул меч хозяину.

— Мы найдем остальные, мы их уже почти нашли.

— И сумеем зажечь?

— Конечно. Иначе не следовало начинать дело.

Рюби решительно обнажила свой меч и тоже разрезала себе руку. Хани вскрикнул.

Лезвие этого меча стало нежно-розовым, подобно утренней заре. Розовое свечение окаймлял ореол золотых язычков. Центральный камень рукояти загорелся красным.

— Огонь и земля, — сказал Дъярв.

— Огонь и земля, — подтвердила Рюби.

— Но где еще две стихии?

— Один меч унес его брат. А четвертый мы обязательно найдем.

— Какой?

— Воздух.

— Хорошо бы скорее.

Рюби улыбнулась.

— Потерпи немного.

Началось это давно. Так давно, что ни один человек не мог видеть этого, потому что люди еще не появились на Земле. Да и сама Земля еще не стала такой, какой мы видим ее сегодня. Она неслась в пустоте без времени, летела из ниоткуда в никуда. Не было ни света, ни тьмы, ни тверди земной, ни вод морских, ни небес. Приказом свыше повелено было разделиться основным естествам, ибо не могли они соседствовать вечно, проникая друг в друга, смешиваясь друг с другом, уничтожая друг друга.

Первыми разделились свет и тьма. Именно это разделение положило начало бытия, начало жизни и смерти, начало радости и горя. Все последующие рождения были вторичны, и суть возникшего определялась тем, куда оно попало при рождении — в царство света либо во владения мрака. Вечна смена дня и ночи, так же вечна борьба света и мрака. Ничто не вправе сказать о себе: я есмь свет, ибо, повернувшись другой стороной, обнаружит тень. Не существует света без мрака, ибо иначе как различать их? Лишь познав мрак, можешь сказать: сие свет.

Когда пришло живое, оно так и разделилось. Орк Великий, многорукие чудища облюбовали холодные морские глубины, лелея во тьме свою злобу и мечтая захватить сушу. Однако непомерная гордыня и алчность в их сердцах соседствовала с великим страхом. Солнце внушало им такой ужас, что лишь на короткий момент они могли преодолеть испуг, после чего подлая натура гнала их обратно в черные глубины.

В те же времена, либо еще раньше, были рождены и Радужники. Пламень земных недр в них смешался с солнечным огнем, когда раскаленная кровь земли поднималась, чтобы застыть твердым камнем. Соединение двух пламеней создало тех, кто не приемлет мрак, ненавидит его, вечно сражается с ним. Крепки и несокрушимы вместилища светлых сил — адаманты, лалы, яхонты, смарагды. Но Радужники все-таки могут пасть в борьбе с мраком — для жизни им потребен свет. Чтобы лучше использовать его, чтобы вернее рассеять мрак, чтобы сделать землю прекраснее, свет был поделен на цвета: красный и синий, желтый и зеленый, оранжевый и фиолетовый, голубой и прочие, глазом не видимые, но оттого ничуть не менее яркие и прекрасные.

Молодая кровь земли бурлила. В мгновение ока превыше облаков небесных возносились горные хребты, однако снег не мог увенчать их вершины — столь горячи они были. Мутные морские валы с грохотом обрушивались на берега, чтобы стереть их в порошок, залить, затопить, уничтожить твердь, обратить ее в море. Ядовитые плевки мрака превратились в чудовищ, подобных Хозяину Тумана, таких, как лохматая птица. Они пришли раньше человека, и потому ненавидели его. Кому радостно терять власть?

Самым лютым из творений мрака стал Безымянный Ужас. Так назвали его потому, что за много тысяч лет он так ни разу и не показался на глаза человеку, хотя с его черными делами человек сталкивался буквально на каждом шагу. Сам он не грабил города, не сжигал деревни, предоставляя это своим слугам. Безымянный отравлял души, делая наиболее опасным врагом человека самого человека. Ведь тот родился в царстве света, за одно это Безымянный ненавидел его смертельно. Однако он решил, что мало просто уничтожить людей, следует сделать их слугами мрака. Он заставил людей увлечься войной…

Поняв это, Радужники и их союзники попытались помочь человеку; живая природа, деревья и трава, звери и птицы всегда ненавидели мрак и были помощниками в борьбе против него. Поэтому именно в союзе человека с природой лежит залог победы света. Безымянный сначала не придал значения этому союзу, он слишком презирал «бессмысленных тварей», чтобы видеть в них противников. Лишь когда темные силы были разгромлены почти на всей земле, он спохватился. В руках Безымянного остались лишь небольшие клочки суши. В растерянности он принялся укреплять свои владения, именно тогда был воздвигнут Железный Замок, гнездо мрака и ужаса. Во всех владениях Безымянного старательно вырубались леса, истреблялись звери и птицы. Человека лишали его союзников, после чего он легко становился добычей Безымянного. Наглядный пример — ульфхеднары. Безымянный пытался найти союзников. Но как он презирал появившихся позже, точно так же Орк Великий презирал его самого. Рожденные одновременно со мраком занялись своими собственными сварами и не обращали внимания на призывы Безымянного. Пришлось ему обратиться к родившимся недавно… Так появились Хозяин Тумана, Морской Король и прочие…

Но здесь Хани прервал рассказ Рюби.

— Что-то здесь не так. Ведь если Железный Замок существует столь давно, мы обязательно знали бы о нем. Почему ни в хрониках Золотого королевства, ни в легендах о нем не говорится ни слова?

Рюби улыбнулась самыми уголками губ.

— Ответ на этот вопрос мы сами ищем давно и безуспешно. Железный Замок существует и не существует одновременно. Он стоит и давно разрушен.

Дъярв озадаченно поцокал языком.

— Как-то слишком мудрено.

Рюби пожала плечами.

— Все, что я знала, я сказала. Замок существует, потому что многие из нас в нем побывали, хотя и не видели самого Безымянного. Но когда мы попытались специально отыскать его, то нашли лишь замшелые развалины, поросшие бурьяном.

— Можно подумать, что он существует только по желанию хозяина и пропадает, когда к нему приближаются чужие, — предположил Хани.

— Может, и так, — устало ответила Рюби.

Дъярв громко хмыкнул.

— Уж не владеет ли Безымянный тайной времени? Берет свой замок и переносит его то в прошлое, то в будущее. Он есть и его нет. Он здесь и не здесь. Он стоит и разрушен одновременно.

В глазах Рюби мелькнула искра интереса.

— Это объяснило бы многое.

— А что ты можешь возразить? Всесокрушающее время — само порождение мрака. Почему оно не может стать союзником Безымянного?

Хани осталось только в очередной раз удивиться проницательности Дъярва.

— По слухам, только в Найклосте кое-что знают о тайнах времени, — осторожно возразила Рюби. — Лоста не зря зовут вечным и неизменным. Я хотела бы обратиться к ним за помощью.

— Вспомни, как нас встретили, — возразил Хани.

— Увы, Лост не понимает, кто его настоящий враг.

— Больше того. Вспомни бронзовый крестик, найденный неподалеку от Ледяного Замка, — заметил Хани. — Что, если он прямо примкнул к нашим врагам?

— Возможно и такое. Но я все-таки не думаю, что Лост связался с темными силами. Он слишком высокомерен для союза с кем-либо. Флоунинг Благородный видит равных себе только в королях Анталанандура, но те давно мертвы. Хотя… Хотя следует разобраться в этой запутанной истории получше, и поточнее выяснить, что у него на уме.

— То есть мы снова отправляемся в Найклост? — спросил Хани.

— Да.

— А как же мой брат? Будем ли мы искать его? И что с Железным Замком?

— Мы обязательно разрушим Железный Замок, но для этого я хочу повидать Лоста. А твоего брата мы найдем, я надеюсь.

— Значит нам потребуется армия, — сделал практический вывод Дъярв. — Опуститесь с небес на землю. Я никогда не слышал о Найклосте, однако, если ваши слова справедливы, десять тысяч мечей очень облегчат переговоры с Лостом.

— Тем более, что поговаривают, будто один из мечей находится у него,

— заметила Рюби. — А мы снова утеряли синий меч, впрочем, нам доподлинно известно, кто им владеет.

— И то хорошо, — вздохнул Дъярв. — Значит, будем собирать армию.

— А мне придется повидать еще одного нашего союзника. Мы должны собрать все силы для решающего удара, — добавила Рюби.

— Это кого же? — подозрительно спросил Дъярв.

— Соболя. Ведь мы должны выступить воедино с природой. Иначе мрак в который раз воспользуется нашей разобщенностью.

2. ЯД

Морской Король спешил. Стоило ли задерживаться рядом с потерявшим разум от страха Хозяином Тумана? Король решил, что это неразумно. Для него война не кончилась. Проиграно еще одно сражение, однако король не терял надежды. Пусть Хозяин Тумана не смог противостоять врагу, остается ведь… Двухголовый. Мороз пробирает по коже при одной мысли об этом монстре, а что делать? Морской Король всегда предпочитал держаться как можно дальше от него, предоставляя сомнительное удовольствие общения с ним Хозяину Тумана. Но сейчас выбора не оставалось — либо сдаться победителям, либо бежать.

Он торопливо спустился по витой лестнице в стене башни и замер у низенькой дверцы, прислушиваясь. Бой уже кипел во дворе замка, до короля долетали хриплые крики и лязг оружия. Сверху все отчетливей тянуло гарью — крепость пылала. Морской Король осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу, готовый при первой опасности захлопнуть массивную створку и задвинуть толстый засов. Однако его не замечали. Бой шел возле стен крепости — там северяне добивали остатки гарнизона Ледяных. Их нельзя было поразить мечом или кинжалом, просто проткнув насквозь, это не причиняло чудищам особого вреда. Но зато их можно было уничтожать, разбивая на куски молотом, что и делали одетые в звериные шкуры силачи. Каждый из Ледяных без труда справился бы с тремя, пятью противниками, однако сейчас те имели превосходство не менее двадцати на одного, и никакая сила не могла спасти остатки войск Хозяина Тумана. Тем более, Морской Король отметил порядок и организованность, царившие среди северян. Они не нападали навалом, гурьбой. Те, кого Хозяин Тумана высокомерно считал грязным сбродом, оказались умелыми, обученными воинами. Потомки северных мореходов, внуки покорителей Анталанандура не растеряли навыков и смелости предков за годы владычества колдуна. Даже айзеншвертбеваффнеты падали под ударами людей. И оружие северяне подобрали себе подходящее случаю — тяжелые боевые топоры и молоты. В сражении с людьми они были бы не столь полезны, как здесь. Хрупкий лед не выдерживал ударов и дробился в пыль.

Узнать бы, кто их надоумил, мелькнула мысль. Морской Король в бешенстве заскрипел зубами. Кто предводитель этого сброда? Кто рассеял колдовское облако вокруг замка? Кто так точно выбрал момент для нападения? Кто собрал армию и так умело управляет ею? Король охотно разорвал бы его на куски собственными руками. Однако приходилось думать о другом — как спастись.

Пробиться через двор к распахнутым воротам крепости сейчас вряд ли возможно. Взбешенные северяне убивали всякого, кто выбирался из центральной башни. Впрочем, и оставаться на месте тоже не имело смысла. Рано или поздно победители начнут обыскивать башню, обнаружат ход в стене, и тогда… Что произойдет «тогда», Морской Король даже не хотел представлять. К тому же огонь в любом случае выкурит его из убежища, как крысу из норы.

Морской король лихорадочно зашарил по поясу, надеясь найти хоть какое-то оружие. Увы. Он давно уже отвык от меча, вообще считал, что королю оружие не нужно, если у него есть армия. Теперь не было армии… Приходилось положиться на хитрость..

Тусклые глазки короля раз за разом обшаривали двор. Кто из диких варваров окажется чувствительным к его колдовству? Пока ни один не думал о золоте, но ведь так не бывает.

Король злобно оскалился и ощупал золотой перстень-паука. Он вырвется. Он обязательно вырвется!

Вдруг чистый пронзительный звук больно ударил по ушам, едва не заставив короля закричать — словно разбился огромный хрустальный колокол. Одновременно вспышка странного жемчужно-серого цвета залила крепостной двор, отпечатав на стенах изломанные тени. Несколько людей с криками рухнули на землю, закрывая глаза ладонями, таким сильным оказался световой удар. Сначала Морской Король не мог понять, что произошло, но потом вспомнил. Кто-то разбил зеркальный шар, заменявший Ледяному сердце, и свет холодной звезды, заточенный в нем, вырвался на свободу. Неосторожный жестоко поплатился за свою оплошность. Король довольно хмыкнул. Что ж, можно использовать и это, если придется.

Однако пора действовать, дальнейшее ожидание ни к чему хорошему не приведет. Король решительно повернул перстень на среднем пальце левой руки и произнес заклинание. Зашелестела золотистая полупрозрачная сеть, вылетевшая на крепостной двор. Король лихорадочно облизал губы. Захватит кого-нибудь или нет? Сеть упала на группу варваров, но напрасно петли старались связать кого-либо, никто не думал о богатстве и наживе. Король тяжело вздохнул и снова повернул перстень. Он не рассчитывал на удачу с первого раза, но втайне надеялся.

Снова взметнулась в воздух еле заметная сеть, и король хищно оскалился. Он увидел, что рослый дикарь, обшаривавший тело поверженного стражника, свалился, опутанный ею. Повинуясь магическим пассам, сеть начала подтаскивать дикаря к королю. Никто из сражавшихся не обратил внимания на происшествие.

Король торопливо захлопнул дверь, он не хотел, чтобы ему помешали, и пристально оглядел дикаря. Рваные засаленные шкуры, грязные волосы клочьями падают на низкий лоб.

— Как тебя зовут? — спросил король, с трудом вспоминая язык северян.

Но пленный молчал, он напрягал все силы, чтобы порвать связывающие его путы. Морской Король как бы случайно показал ему золотой перстень и с удовлетворением заметил жадный блеск в глазах дикаря. Несмотря на отчаянное положение, в котором он оказался, варвар не смог скрыть обуявшей его жадности.

— Хочешь получить перстень? — спросил король.

— Да, — прорычал дикарь.

— Он будет твоим, если ты поможешь мне.

Дикарь тряхнул грязными космами.

— Он и так будет моим, когда тебя убьют. Неужели ты надеешься спастись?

— Именно.

— Ты глуп.

— Это ты глуп. Если я погибну, перстень захватит тот, кто убьет меня. А освобождать тебя я не намерен, так что ты его не получишь ни в коем случае.

Дикарь заметно расстроился.

— Тогда освободи меня.

— Чтобы ты меня прикончил? — усмехнулся король.

Пленник задумался, потом спросил:

— Чего ты хочешь?

— Очень немного. Спастись из этой западни и добраться до ледяного города, где спрятано мое золото.

Морской Король читал в душе этого глупца, как в открытой книге. Дикарь надеялся убить короля, как только освободится, и захватить перстень. Но стоило королю упомянуть о сокровищах, как блеск золота ослепил алчного варвара. Жадность — один из самых сильных пороков. Ясно, что, получив вожделенное золото, дикарь постарается избавиться от спутника, но ведь король не собирался дарить сокровища этому дураку!

— Хорошо, — согласился дикарь. — Я помогу тебе. Освободи меня.

— Не сейчас, — остановил его Морской Король. Спокойствие трудно ему давалось, время работало против него. — Мне нужно кое-что выяснить. Как тебя зовут?

— Стегг.

— Стегг, — повторил король. — Я сразу приметил тебя. Судя по всему, ты не простой воин.

— Да! — с жаром подхватил дикарь. — Мои предки служили в Северном легионе. Один из них был даже легатом!

— Вот как? — деланно удивился король.

— Да!

— Почему же тогда ты сражаешься рядом с простыми воинами?

Стегг огрызнулся:

— В этом повинен дурак, живущий в замке! Мы предлагали ему свою службу, однако он отказался. Мы страшно отомстим ему! Он заплатит за свою слепоту!

Морской Король подумал, что дикарь, скорее всего, прав. Нельзя полагаться только на свою армию, если собираешься прочно обосноваться в покоренной стране. Следует привлечь народ на свою сторону или полностью уничтожить его.

— Кто командует вами?

— Дъярв.

— Кто это?

— Сын нашего вождя.

— И только?

Стегг насупился.

— Этого достаточно.

Морской Король презрительно усмехнулся.

— Разве что у вас. В других местах требуют чуть больше.

Стегг побагровел.

— Именно. Я тоже это доказывал, но меня не послушали. Почему славные воины, настоящие герои, известные множеством побед, должны уступить первенство какому-то дерзкому наглецу? В конце концов, мой род ничуть не менее древний! — Стегг не заметил, как хищно сверкнули почти угасшие глаза Морского Короля при виде возбуждения, охватившего его. — У меня гораздо больше причин ненавидеть Дъярва, чем у тебя!

Но здесь Стегг прикусил язык, сообразив, что сболтнул лишнее. Поздно. Морской Король обрадованно подхватил:

— Так давай выступим вместе! Враг моего врага — мой друг! Объединившись, мы будем так сильны, что легко одолеем самозванца. Справедливость восторжествует.

Стегг на мгновение заколебался. Но, видимо, ядовитые семена упали на благодатную почву. Очень легко обмануть того, кто жаждет быть обманутым.

— Что я должен сделать?

Морской Король хищно прищурился.

— Совсем немного. Помоги мне выйти из замка, больше не требуется ничего. За стенами уже я начну помогать тебе.

— Я согласен, — буркнул Стегг, — поспешим.

Морской Король слабым жестом убрал магическую сеть, связывавшую дикаря. Стегг поднялся, повел затекшими плечами, разминая суставы. Он недобро посмотрел на Морского Короля, того на мгновение пробрал озноб. Вряд ли кто-то будет испытывать теплые чувства к человеку, его связавшему. Но приходилось доверяться варвару.

Стегг швырнул королю драный меховой плащ. Как ни была грязна засаленная королевская мантия, плащ был еще грязнее. Королю пришлось преодолеть брезгливость, чтобы надеть его. На всякий случай король закутался с головой. Стегг мрачно насупился.

— Не очень, но ладно. Идем.

Они выскользнули во двор. Морской Король быстро огляделся. Повсюду на каменных плитах валялись трупы, в большинстве это были северяне. Победа досталась им недешево. Король обрадовался. Чем больше ослабнут дикари, тем легче ему будет осуществить свой план. Украдкой, чтобы не заметил Стегг, Морской Король подобрал окровавленный кинжал, резонно рассудив, что еще все может случиться.

Варвары настолько увлеклись грабежом замка, что никто не обратил внимания на двух человек, пробиравшихся к воротам. Собственно, они не столько грабили замок, сколько старались разнести его по камешку. За годы владычества мрачного колдуна накопилась такая ненависть, что люди уже не могли спокойно рассуждать. Ими овладела одна мысль — отомстить. Отомстить любой ценой.

Пару раз их окликали, и тогда Морской Король испуганно вздрагивал, крепче сжимая рукоять кинжала. Лишившись слуг и армии, он чувствовал себя беспомощным, как новорожденный младенец. Однако Стегг отвечал спрашивавшим что-то на своем грубом варварском наречии, и те, удовлетворенные, отходили. Когда беглецы миновали сорванные с петель, расщепленные ворота, король едва не закричал от радости. Избавление было совсем рядом. Стоило только догнать ушедшую в поход армию Эвигезайса. Думать о том, признает ли его лейтенант-фельдмаршал, не хотелось.

По крутым склонам ледяной горы король буквально летел, как на крыльях. Разозленный Стегг едва поспевал за ним, недовольно бурча. Правда, радость Морского Короля изрядно поблекла, когда он увидел характерные сугробы по краям дороги. Была у них странная особенность — синеватые тени походили на лежащих волков, чутко приподнявших остроконечные уши. Да, тени! Впервые за много лет над Ледяным Замком сияло солнце!

Морской Король еще раз поглядел на сугробы. Он превосходно знал, что это такое. По приказу Хозяина Тумана Сноу Девил как-то продемонстрировал свое умение, и король ни минуты не сомневался, что сейчас вьюжные чудовища пристально следят за происходящим. Вот только чьим приказам будут теперь подчиняться снежные бестии? В том, что Хозяин Тумана погиб, Морской Король не сомневался ни на йоту. Столько обреченной безнадежности было в голосе колдуна во время их последней встречи, что сразу становилось ясно — он не хочет жить.

Солнце уже начало клониться к горизонту, его лучи постепенно набирали закатный багрянец. Морскому Королю показалось, что бескрайнюю снежную равнину залило кровью. Дурное или доброе предзнаменование?

Стегг нетерпеливо тряхнул его за плечо.

— Что дальше?

— Дальше? — рассеянно переспросил король, не отрывая взгляда от клочковатого столба дыма, поднимающегося над замком.

— Да. Я выполнил свое обещание, вывел тебя из замка, теперь пора расплачиваться.

Морской Король кивнул.

— Хорошо. Подойди поближе.

А когда Стегг приблизился, король трижды вонзил ему в живот кинжал.

— Получи, пес! — крикнул он.

Стегг раскрыл было рот, но лишь кровавая пена запузырилась у него на губах, голос отказал дикарю. Морской Король с торжествующей ухмылкой следил за тем, как бледнеет его лицо, тускнеют глаза. Он буквально наслаждался агонией. Это удивило даже самого короля, раньше он не замечал за собой ничего подобного.

Король презрительно оттолкнул ногой труп и быстро зашагал по дороге. Впрочем, далеко уйти не удалось. Вместе с сумерками началась метель, а что такое метель в Сумеречном Краю, король знал превосходно, Ему совсем не улыбалось встретиться с разбушевавшимися волками, и он предпочел вернуться к замку, намереваясь переждать непогоду под его стенами. Ведь победители не допустят, чтобы волки хозяйничали рядом с ними… Король заскрипел зубами — ему приходилось искать защиты у злейших врагов!

Его предположение оказалось совершенно правильным. Рюби не дала метели разойтись всерьез, хотя король заметил проскользнувшие волчьи тени. Однако видел он и другое, гораздо более важное для себя. Ссору. Уничтожение короны с Ледяной Звездой. Уход Чани вместе с волками. Король довольно потер сухие ладони. Поражение оборачивалось таким успехом, о котором он и мечтать не смел. И король побежал следом за Чани.

Первым его учуял, разумеется, Сноу Девил. Огромный волк тревожно вскинул лобастую голову и предостерегающе рыкнул. Взвинченный, раздраженный Чани сначала не обратил внимания на призыв добровольного сторожа. Тогда Сноу Девил повелительно сверкнул глазами, и волки выстроились полукругом перед Морским Королем. Тот сразу понял — никакие старые встречи не спасут его. Мало ли что было раньше. Сейчас у волков новый владыка, и ради него они с величайшей охотой перегрызут глотку королю. И он отчаянно завопил:

— Повелитель!

Чани вскинул мутные глаза, словно еще не отойдя после тяжелого, полного кошмаров сна, и непонимающе уставился на короля.

— Ты? — тупо спросил он.

— Я, — поспешно подтвердил король, опасливо поглядывая на волков, которые приближались мелкими шажками.

Лицо Чани перекосила гримаса ненависти.

— После всего ты рискуешь показаться мне на глаза!

Уловив ненависть в его словах, волки ободренно зарычали. Королю показалось — еще мгновение, и стая ринется на него. Но Сноу Девил предпочитал томить свою жертву мучительным ожиданием. Волки приближались все так же медленно.

— Останови их! — против желания голос Морского Короля прозвучал жалобно.

У Чани дернулась щека, однако он все-таки приказал волкам остановиться.

— Ты, вероятно, желаешь сообщить мне что-то крайне важное? Иначе ты не стал бы рисковать своей драгоценной жизнью.

Король истово закивал.

— Очень, очень важное.

— Что же? — холодно полюбопытствовал Чани. — Поторопись. Мои волки изнывают от нетерпения, им хочется разорвать тебя. Да и мне, признаться откровенно, хочется того же самого.

Морской Король в бессильной злобе стиснул рукоять бесполезного кинжала. Сейчас его не спасет это оружие. Вот если бы у него был хоть один из волшебных мечей! Но все они принадлежат врагам. У короля осталось только одно оружие, хотя самое опасное и ядовитое — ложь и лесть. Король заставил себя заискивающе улыбнуться.

— Не совершай опрометчивых поступков. Иногда можно найти друга совсем не там, где ожидаешь, и встретить врага там, где раньше были одни друзья.

— Ты намекаешь на себя? — угрюмо спросил Чани.

— На себя тоже.

Снова то ли усмешка, то ли гримаса исказила лицо Чани.

— Кто же ты теперь? Очевидно, друг?

— Да, друг.

— И что заставило тебя так измениться? То, что мы во второй раз уничтожили твою армию?

Морской Король позволил себе слегка улыбнуться.

— Ничуть.

— Значит, произошло еще что-то, чего я не знаю?

— Да.

— Настолько важное?

— Гораздо важнее, чем ты можешь себе представить, — с жаром подхватил король. — Произошли события, которым суждено переменить ход истории.

Чани недоверчиво прищурился.

— Не слишком ли?

— Отзови волков, повелитель. Рассказ будет долгим.

Молнии сверкнули во взоре Чани, и король успел их заметить. А радость, охватившая недавнего врага, так и струилась…

— Убирайтесь! — жестко приказал Чани волкам. Те помедлили было, но Чани так свирепо замахнулся, что стая покорно отошла прочь, униженно поджав хвосты. — Говори, — нетерпеливо приказал Чани.

— Я готов, повелитель, — король почтительно склонил голову. — Первое событие из наиважнейших произошло на болотах. Ты, повелитель, вероятно, уже и не помнишь, что случилось тогда возле статуи Вираджая Золотого? Там…

— Постой! — перебил его Чани. — Откуда ты знаешь, что произошло на болотах? Ведь стоял такой туман… И я готов поклясться, что рядом не было ни единой души. Разве что Грифон… Однако не думаю, что он видел хоть немного.

Морской Король снисходительно улыбнулся.

— Тебе предстоит еще многое узнать, повелитель. Древнее королевство Анталанандур ушло навсегда, однако искусство его магов и волшебников не могло исчезнуть бесследно. Конечно, многое утрачено безвозвратно, но кое-что сохранилось. Те, кто сталкивался с магами прошлых лет, унесли частичку их мудрости.

Чани удивленно поднял брови.

— Ты видел волшебников Анталанандура? Ты так стар?

— Раньше тебя это не удивляло, — вздохнул король. — Ты принимал это как должное. Да, я жил во времена великих королей и видел их, — многозначительно добавил он.

— Сколько тебе лет?

— Взращенному мною Десятикрылому — четыре тысячи. А я старше. За такой срок многому можно научиться.

— Например?

— Например, видеть скрытое от других. Использовать Небесное Зеркало.

Чани весь подался вперед.

— Что?

— Смотри сам, — вместо ответа предложил Морской Король.

На бледно-фиолетовом небе уже проступили первые звезды. Морской Король поднял голову и стал пристально всматриваться в небосклон. Он глядел так долго, что Чани уже начал терять терпение. Наконец король поднял обе руки вверх и протянул их, сложив ладони, к выбранной им звезде. Он не произносил ни слова, однако Чани угадывал его беззвучный приказ. Звезда судорожно заметалась, от нее начали растекаться волны серебристо-белого света. Казалось, ее хлещут невидимые бичи, зажатые в ладонях короля. Вспышки следовали одна за другой все чаще, серебристые волны догоняли друг друга, сливаясь воедино. Постепенно звезду окружил широкий ореол, расползавшийся по всему небу. Чани едва не вскрикнул от страха, когда все сумеречное небо стало матово-серебристым. По нему поползли разноцветные пятна. Чани понял, что смотрит в огромную зеркальную чашу, повисшую над головой.

— Вот оно, Небесное Зеркало, — удовлетворенно сказал Морской Король.

— Но я вижу только нас самих, — Чани сумел кое-как разобраться в хаосе движущихся цветных пятен.

— Стоит его немного наклонить, и ты увидишь происходящее в тысяче лиг отсюда.

Король плавно повел руками, и зеркальная чаша задрожала.

Теперь в ней отражалась слегка присыпанная снегом дорога. По дороге двигалась бесчисленная армия — всадники на медведях, дикари с огромными топорами, Ледяные… Чани узнал войско, покинувшее недавно Ледяной Замок.

Зеркало снова шевельнулось.

Перед глазами Чани выросла мощная цитадель. Ее стены отливали странной тусклой синевой, словно железные. И Морской Король подтвердил эту догадку, почтительно, с придыханием произнеся:

— Железный Замок.

Чани вдруг подумалось, что многовато у Морского Короля повелителей. А ведь не столь давно он казался сказочно сильным властелином.

Потом в Зеркале замелькали леса, горы, дороги, города, море… Наконец Зеркало остановило свой взор на одинокой фигурке, бредущей по заснеженной равнине.

— Принцесса! — узнал Чани.

— Она, — подтвердил король.

Чани тяжело вздохнул и со внезапной робостью попросил:

— Покажи… — он не договорил.

— С удовольствием, повелитель, — кивнул король, легко догадавшийся, что Чани хочет видеть брата.

Зеркало показало троих человек… ничего больше Чани не успел различить. Мелькнула ослепительная алая молния, ударившая прямо в середину зеркальной чаши. В то же мгновение с оглушительным треском зеркало разлетелось на тысячу осколков, а струя окутанного дымом пламени, отразившись от него, ударила в землю неподалеку, разбрызгивая горячие капли. Так силен был жар этого пламени, что даже скованная многовековой стужей земля задымилась.

Король отпрянул подальше от рдеющего пятна.

— Ты видишь, с кем вы рискнули связаться? Рожденные в раскаленных недрах земли Радужники таят в себе мощь дикого огня, хотя не часто рискуют ее обнаружить. В любое мгновение она может испепелить вас всех!

— Вижу, — подавленно отозвался Чани. Потом он поднял голову, чтобы найти ту самую звезду, но не увидел ее. — Куда она пропала? — невольно вырвалось у него.

— Кто? — не понял Морской Король.

— Звезда.

— Ах, ты об этом, повелитель, — досадливо махнул рукой король. — Пустое. Я заставил серебро звезды растечься по небесному своду, ведь нам требовалось зеркало. И теперь звезда больше не существует.

— Потому что Зеркало разбилось?

— Да. Обычно мы всегда так поступаем. Разбить Зеркало куда проще, чем собрать тончайшую пленку обратно в звезду. Осколки Зеркала падают на землю… Именно так образовались серебряные залежи Атинъярхана. Хозяин Тумана любил пользоваться Небесным Зеркалом.

Чани подавленно молчал. Потом требовательно спросил:

— Что еще ты помнишь со времен великих королей?

Морской Король склонился, чтобы скрыть проступившую на губах злобную усмешку, и сдавленно произнес:

— Я помню их самих.

— Немного.

— Вполне достаточно, чтобы признать наследника трона.

Чани, старательно подавляя рвущийся возглас торжества, переспросил:

— И кто же он?

Морской Король, не разгибаясь, ответил:

— Люди за много веков разрухи и упадка забыли своих властителей. Но время не властно над королевской кровью, и сходство с Вираджаем Золотым говорит само за себя. Вернувшемуся в свои владения принцу надлежит возвратить королевству его истинный облик, а короне — прежние величие и блеск. Народ придавлен тяжестью свирепого рабства самозваных владык, принц обязан возвратить народу свободу. В сердцах своих люди продолжают хранить верность истинным повелителям, как прибежище от всех бед и символ неугасающей надежды. Принц должен явить себя народу, и тогда новым светом воссияет слава древней короны, вновь собравшей под собою державу.

— Но ведь прошло столько лет…

— Не имеет значения. И миллиона лет недостаточно, чтобы развеялось колдовство имени правящей династии.

Чани выпрямился и горделиво вскинул голову.

— Значит ли это, что я должен искать принца, чтобы присягнуть ему?

Морской Король медленно опустился на колени.

— Ты прав, повелитель. Подданные должны присягать вернувшемуся властелину. Но нам нет нужды искать принца, он здесь.

Хотя Чани давно догадался, к чему ведет король, он все-таки предпочел уточнить:

— Ты подразумеваешь себя?

— Повелитель изволит шутить над преданнейшим из своих слуг. — Морской Король едва не сгорел от унижения и бешенства, однако голос его оставался неизменно ровным и спокойным. — Если я и подразумевал себя, то лишь в том смысле, что мне надлежит первому присягать принцу. Впрочем, если повелителю так угодно, я произнесу слова, которых он достоин: я присягаю тебе.

Чани высокомерно кивнул.

— Я согласен принять твою верность и службу.

— Если ваше высочество позволит, я испросил бы милостивого разрешения присягнуть, как положено благородным вассалам короны.

У Чани вспыхнуло подозрение.

— Меч?

— Я не прошу его, — поспешно успокоил король. — Я хочу всего лишь поцеловать лезвие королевского меча.

Чани, по-прежнему недоверчиво, достал из ножен свой гладиус — и поразился. Его лезвие больше не испускало ярких синих молний. Оно едва светилось, словно гнилушка.

— Хоть это и волшебный меч, — тихо произнес король, — но это не королевский меч.

— Не может быть.

— Королям Анталанандура принадлежал Черный Меч, — прошипел Морской Король. — Именно мечом было создано великое королевство, мечом оно и удерживается! Когда неизвестные злоумышленники похитили Черный Меч, начался закат Золотого королевства. О, это только название — Золотое. На самом деле сталью правили короли-воины. Только им подчинялся полностью Черный Меч, в их деснице он показывал свое истинное могущество.

— Почему же он не сделал этого, когда я владел им? — подозрительно спросил Чани.

— Потому что ты, повелитель, еще не король. Лишь после того, как ты наденешь венец правителей Анталанандура… А ведь тогда тебе не принесли присягу даже как наследнику престола! Хотя ты должен был все равно ощутить тень его силы.

— Да, ты прав, — вынужден был признать Чани.

Король подполз на коленях к нему и осторожно приложился губами к лезвию меча. На мгновение он ощутил болезненный укол и поклялся в душе самой страшной клятвой, что жутко отомстит самовлюбленному мальчишке. Вслух же он произнес другое:

— Клянусь землей и водой, огнем и небом, жизнью и смертью в верности высокому престолу Золотого королевства и его наследнику.

— Встань, я принял твою присягу, — разрешил Чани.

Король поднялся и вновь почтительно поклонился.

3. ВЫБОР КОРОНЫ

Как-то так получилось, что командование отрядом взял на себя Дъярв. Хани отчаянно смущался и краснел, когда к нему обращались за советами. Никто не мог, да и не собирался отрицать его заслуг при штурме Ледяного Замка и Башни Ветров, за мужество в поединке с черным колдуном северяне преподнесли ему золоченый шлем, украшенный изумрудами — под цвет волшебного меча, но… Видимо, есть мужество и мужество… Для солдата и военачальника они различны. Рюби совершенно не претендовала на главенство, да самолюбивые северяне ни за что на свете и не допустят, чтобы во главе армии стала девушка. Вот Дъярв и начал распоряжаться. Конечно, если бы здесь был Чани… Но после ссоры из-за волшебной короны он ушел вместе с волками. Принцесса пропала неведомо куда, хотя вроде бы она собиралась поддержать Чани, на самом деле он ушел один.

Дъярв решил сначала заглянуть в деревню, чтобы посоветоваться со старейшинами. Рассказ Рюби убедил его, что следует разыскать гнездо Безымянного Зла и уничтожить его, чтобы принести мир и покой стране. Но для этого требовались большие силы. Победоносный штурм крепости обошелся слишком дорого, из отряда северян уцелела едва половина, вдобавок среди них оказалось много раненых. Все-таки крепость не зря считалась неприступной; останься в ней весь гарнизон, взять ее не удалось бы ни за что.

Прежде всего Дъярв распорядился с великими почестями похоронить всех погибших, вместе с ними в могилы ушли иззубренные топоры и мечи — знаки их доблести. Только после этого, тщательно перевязав всех раненых, отряд двинулся в обратный путь. Никому не хотелось задерживаться в местах, где и камни, и лед, казалось, пропитались злом насквозь. Кроме того, нельзя было исключить возможность возвращения ушедшей армии, новый бой стал бы для отряда последним.

Двигаться приходилось медленно, чтобы не тревожить раненых. Дъярв предпочел сойти с дороги, а нести носилки по заснеженной тундре было очень сложно. Тут еще начала меняться погода. Почти сразу после гибели Хозяина Тумана тучи, годами закрывавшие небо, помаленьку рассеялись, выглянуло солнце. Его золотые лучи преобразили угрюмую равнину. То здесь, то там на пригорках стаял снег, выглянул бледный мох, сквозь который проклюнулись нежно-зеленые стрелки неведомой травы. Она росла прямо на глазах. Северяне, привыкшие к неизменной мрачности заснеженных полей, растерянно хлопали глазами, видя такое чудо. Ведь многие из них с самого рождения не видали ничего подобного. Не меньше поразился и Хани. Лишь Рюби сохранила спокойствие. Может быть, она догадывалась о предстоящих переменах, может, просто лучше владела собой, может, просто видывала и не такое… Однако шагать по размякшему снегу оказалось нелегко. Вдобавок молочно-белая кожа не привыкших к солнцу северян начала покрываться волдырями… Да, перемены не всегда случаются к лучшему, меланхолически заметил Дъярв, ощупывая сгоревшую на солнце щеку.

Он хотел как можно скорее попасть в свое селение. Весть о победе и грядущем избавлении от сил зла опередила их, да и трудно было не догадаться об исходе битвы, когда вдруг появилось солнце. Но тут Рюби проявила характер. Она настояла, чтобы раненых действительно отправили по домам, зато Хани, Дъярв и она в сопровождении десятка воинов двинулись к вмерзшему в лед городу. Дъярва всего передернуло при воспоминании о гробнице короля. Хани, как выяснилось, вообще не подозревал о существовании мертвого города, а когда узнал — тоже не захотел туда идти. Но Рюбинастояла.

Побережье ничуть не изменилось — те же безжизненные черные скалы, те же исполинские ледяные горы, рассеченные узкими трещинами. Казалось, они и не уходили отсюда, лишь отвернулись на мгновение. Но снег уже успел замести вороха битого льда на месте расколотых пещер-домов. Они превратились в высокие рыхлые сугробы; лишь видевший айсберги на их месте смог бы заметить это отличие.

На жителей деревни сообщение, что айсберги — это дома, произвело впечатление. Дъярв покрутил головой и шепотом заметил:

— Не хотел бы я жить здесь.

— Но ведь именно здесь жили твои предки, — возразила Рюби.

— Что из того? Может, потому они и погибли, что цеплялись за черное место.

— Соседство Хозяина Тумана не лучше, — усмехнулась Рюби.

Дъярв помотал головой.

— Ошибаешься. Хуже, гораздо хуже… Там было простое зло. Мы к нему привыкли, мы с ним боролись… А здесь пахнет могилой.

Рюби очень серьезно подтвердила:

— Ты прав. Это и есть большая могила.

— Тогда зачем мы сюда пришли?

— Чтобы превратить могилу в живой город.

— Так не бывает, — неуверенно возразил Хани. — Вряд ли мы найдем здесь хоть одного человека… Разве что мертвого короля.

Услышав эти слова, Дъярв мрачно насупился.

— Что я говорил! Нам следует убираться отсюда.

— Не спеши, — жестко оборвала его Рюби. — Мы пришли сюда именно для того, чтобы второй раз встретиться с ожившим скелетом. Ибо это совершенно необходимо для подготовки похода на Железный Замок. Здесь мы найдем ключ к решению одной из загадок. И здесь начнется возрождение славы твоего народа, Дъярв.

— Ты говоришь так, будто обращаешься к королю, — криво усмехнулся бородатый гигант.

— Кто знает…

— Больше на роль владыки подходил тот мальчишка, а я… Я не рвусь к золотой короне и никогда не променяю вольную жизнь на плен в разукрашенной клетке. Во время набегов я повидал достаточно каменных мешков, чтобы заточить себя в таком же.

— Еще раз говорю: не спеши.

Дъярв пожал плечами и не стал больше возражать. Для Хани так и осталось непонятным, о чем они спорили.

Рюби пристально вглядывалась в голубые мутноватые глыбы льда, пытаясь обнаружить внутри них нечто, ведомое лишь ей одной. Однако прошло много времени, прежде чем она уверенно указала на особенно крупный айсберг, настоящую гору, и решительно произнесла:

— Здесь!

Дъярв настороженно следил за нею. Хани на всякий случай обнажил меч, как всегда в минуты опасности лезвие загорелось чистым изумрудным светом. Северяне, стоящие за спиной Дъярва, попятились в испуге. Рюби тоже достала меч. К зеленому свечению примешалось красное, придав окружающим айсбергам совершенно фантастический вид. Два меча полностью затмили неяркий рассеянный солнечный свет. Красные и зеленые тени смешались пестрой мозаикой, образовав сложный узор, который, как заметил Хани, больше не изменялся, как бы ни перемещались искрящиеся мечи. Сотни тоненьких лучиков, многократно отразившись от ледяных стен, сплелись в дрожащую разноцветную сеть, повисшую над ледяным городом.

— Два меча, конечно, мало, — озабоченно заметила Рюби, — но я думаю, что мы справимся с силой, которую я сейчас выпущу на волю. Иначе все наши дальнейшие усилия… Их просто не будет.

Она еще раз озабоченно оглядела цветные узоры в воздухе, словно в последний раз проверяла оружие перед смертельным поединком, и начала читать заклинания. К удивлению Хани, она воспользовалась не звонким языком цветов, а хриплыми каркающими звуками, призывающими черное колдовство.

Все вокруг неуловимо переменилось. Что-то заструилось и потекло, точно воздух над раскаленной солнцем каменной плитой.

Сначала воцарилась глубокая тишина, и шум крови в ушах казался громовыми ударами. Потом над ледяным городом прокатился протяжный, исполненный невыразимой муки стон. Невесть откуда появились мириады птиц, похожих на чаек, но с крючковатыми хищными клювами. Суматошно хлопая крыльями, они закружились над головами, скрипуче стеная. Некоторые попробовали спуститься пониже, то ли чтобы рассмотреть людей, то ли чтобы напасть на них, однако не сумели. Прикасаясь к световым нитям, птицы вскрикивали, возникало облачко золотого огня, и лишь горстка невесомого праха разлеталась в стороны.

— Говорят, что чайки — это души погибших моряков, — глухо пробормотал Дъярв. — Интересно было бы узнать, чьи души оделись в эти перышки?

— Не мешай! — раздраженно отозвалась Рюби, продолжая читать заклинания.

Птичьи крики заглушил громовой раскат, все ледяные горы разом покрылись сетью трещин, начали рассыпаться. Хани дернулся — он вдруг подумал, что сейчас их засыплет грудой битого льда, и лишь сотни лет спустя кто-нибудь откопает замерзшие тела. Но раскрошенный лед, вместо того, чтобы падать вниз, начал подниматься вверх. С шипением и свистом вырастали гейзеры ледяной пыли. Потом все вокруг затянула неистовая метель, ослепив и оглушив людей.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Снова сквозь клочковатые тучи, ползущие по низкому светло-голубому небу, проглянуло неяркое солнце. И люди дружно вскрикнули.

Мгновение назад они стояли в заснеженном ледяном каньоне, а сейчас… Сейчас они оказались на городской площади! Ее брусчатка была вытерта и выкрошена. Дома, обступившие площадь, время тоже не пощадило. Камни были источены и изглоданы, оконные проемы зияли черной пустотой. Хани подметил, что дома соответствовали по размерам ледяным глыбам, их скрывавшим. Раньше он не слишком верил словам, что внутри каждого айсберга стоит дом, а теперь убедился воочию.

— Как ты сделала это? — выдавил Дъярв, когда сумел справиться с изумлением.

— После гибели Хозяина Тумана сломать наложенное им заклятье было не слишком трудно, — слегка пренебрежительно ответила Рюби. — Тем более, что владыка этого города мертв второй раз.

— Второй? — не понял Дъярв.

— Да.

— И что это за город? — продолжал допытываться он.

— Бывшая столица бывшего королевства Скъельдингов. Когда-то полмира трепетало при одном упоминании ее имени, а нынче оно не сохранилось даже в легендах.

— Ты не знаешь, как назывался город? — недоверчиво приподнял брови Хани.

— Да, — спокойно подтвердила Рюби. — Но скоро мы увидим того, кто это знает, хотя он вряд ли скажет. Так что придется новым хозяевам дать городу имя.

— Новым хозяевам? — Дъярв закрутил головой, точно собирался найти этих самых хозяев.

Рюби улыбнулась самыми уголками губ.

— Этот город принадлежал вашему народу и будет принадлежать только вам. Думать о названии придется именно тебе.

— Мне? — По лицу Дъярва отчетливо читалось, что ни о чем подобном он не мечтал и думать и что думать для него — занятие не вполне привычное.

— Конечно, — подтвердила Рюби. — Ведь никто больше не собирается вмешиваться в вашу жизнь. — Однако Хани подметил, что, говоря это, Рюби тревожно оглядывается, словно боится появления неведомого врага.

Вдруг гнилостное дыхание прокатилось по улице, будто распахнули сырой погреб.

— Ошибаешься, — прошелестел далекий голос, похожий на эхо.

— Король! — догадался Хани.

Невидимка рассмеялся.

— Это я, Скъельд Кровавый. Вы слишком рано вздумали предъявлять свои права на владения Скъельдингов! Ты полагала, убив меня второй раз, навсегда избавиться от наследника династии? Как бы не так! Ты права, я не скажу, как назывался город, ибо он умер вместе со мной, и не следует тревожить мертвый прах. Если вы хотите завладеть городом, вам придется еще раз сразиться со мной, убить меня в третий, четвертый, десятый раз! Иначе я снова встану на вашем пути.

— А вот здесь ошибаешься ты, — Рюби не стала скрывать насмешку. — Ты больше не восстанешь из бездны, тебя породившей. Я не буду предлагать тебе убраться, потому что ты должен исчезнуть навсегда. Ты обречен и сейчас погибнешь в третий и последний раз. Получше запомни этот мир перед бесконечным мраком!

Призрак снова засмеялся, но больше в его голосе не слышалось уверенности.

— Ты напрасно стараешься запугать меня.

— Никто не собирается заниматься подобной ерундой, — отрезала Рюби. — Хозяин Тумана мертв, его чары рассеялись навсегда. Скоро сгниет и тот, кто его направлял. Но ты последуешь за бывшим хозяином немедленно.

Снова зашуршал ветер, захлопали невидимые крылья, и тут же раздался крик отчаяния, ярости и боли.

— Не пытайся вырваться из сети, — скучно произнесла Рюби. — Лучше прими какое-нибудь подходящее обличье, чтобы мы смогли прикончить тебя. Не тяни время попусту.

Только сейчас Хани обратил внимание, что ледяная метель вовсе не уничтожила световую сеть над площадью и цветной узор на брусчатке.

— Выходи, негодяй! — крикнул он, поднимая меч.

Словно сгусток тьмы рухнул на камни мостовой.

— Вот человек, который нужен мне! — взревел призрак.

Хани отступил на шаг. Он был готов сражаться с мертвецом в любом обличьи, но не в виде черной кляксы. Что с нею делать?

Постепенно бесформенное черное пятно вытянулось вверх. Теперь оно напоминало силуэт человека, закутанного в длинную, до пят мантию. Над чернотой зажглось бледное желтое кольцо.

— Ты готов, мальчишка? — издевательски спросил призрак. — Сейчас я убью тебя!

Отросток темноты стремительно бросился Хани в лицо. Он ощутил обжигающее ледяное прикосновение, по щеке заструилась кровь. Хани отступил еще на шаг.

— Мне даже не потребуется оружие! — завыл призрак, распуская черные щупальца.

Внезапно Чани разозлился. Как эта бесплотная мгла смеет пугать его?!

— Лжешь, собака! — крикнул он, взмахивая мечом.

Свечение меча налилось пронзительной яркостью. Как только эта зелень коснулась облака мрака, раздался ответный вопль.

— Проклятье! Огонь!

— Ты угадал, — вставила Рюби. — Огонь, который испепелит тебя.

Однако призрак нелегко было смутить. После мгновенного замешательства он снова перешел в наступление. Замелькали черные щупальца, Хани пришлось напрячь все силы, все внимание, чтобы отразить нападение. Постепенно он успокоился и сам пошел вперед. Теперь уже призрак с трудом отбивал его выпады. Несколько раз световой меч прорезал мятущуюся тьму, но, увы! Безрезультатно. Каждый раз мертвый король громко вскрикивал, однако удары его не ослабевали. Поединок затягивался, и Хани начал уставать. Еще несколько ударов ледяных бичей обожгли тело.

Краем глаза Хани увидел побледневшее лицо Рюби. Дела явно шли не так, как она намечала. Дъярв не выдержал и обрушил на призрак сильнейший удар секиры, но та безвредно просвистела сквозь мрак и с лязгом ударилась о камни. Прозвучал издевательский смех.

— Не суйся, глупец! Тобой я займусь позже.

Хани понял, что должен совершить нечто необычное, иначе бесплотная тень убьет его, а потом та же участь постигнет остальных. Что делать? Пот заливал глаза, дышать становилось все труднее. Хани почувствовал, как наливаются свинцом руки и ноги.

В отчаянии он стиснул зубы и яростнее замахал мечом. Однако черный силуэт легко ускользал от ставших неточными ударов. Хани вспомнил, как принцесса с помощью Золотого Факела разогнала тучи в Радужном ущелье во время последней битвы с Морским Королем. Ему страстно захотелось, чтобы такой же факел оказался сейчас у него в руке. Именно жаркий факел, а не источающее снопы пронзительного, но холодного света лезвие.

Неожиданно острая боль пронизала ему грудь. Хани подумал, что он ранен, но тотчас боль сменилась ощущением покоя и странного тепла, струящегося изнутри. Он продолжал механически сражаться с призраком и увидел, как по его правой руке заструился поток алого огня. Меч тоже переменил цвет, загоревшись багрянцем. Не ожидавший такого превращения призрак не сумел увернуться, ведь он полагал, что этот удар будет таким же безвредным, как множество предыдущих.

Однако удар оказался роковым для него. Одетое трепещущим пламенем лезвие расчленило надвое зловещий сгусток мрака. Истошный вопль, короткая вспышка, удушливый смрад — и все кончилось.

Тяжело дыша, Хани бессмысленными круглыми глазами уставился на валяющийся перед ним на старой брусчатке тусклый медный обруч — так обернулась призрачная корона. Потом он поднял измученное лицо, криво улыбнулся и успокоенно произнес:

— Все.

Рюби подошла к нему и положила ладонь на лоб. Хани ощутил, как в него вливается энергия взамен потраченной, уходит прочь изнурительная усталость, затихает рвущая боль в ранах. Он благодарно улыбнулся.

— Ты испугался за других? — спросила она.

Хани молча кивнул.

— Тогда понятно.

Что именно она поняла — для Хани так и осталось загадкой. Зато он видел, как перепугались бесстрашные северяне, как побледнел Дъярв, не побоявшийся напасть на призрака.

— Ты великий колдун, — прошептал он.

— Нет, — слабо улыбнулся Хани. — Просто я очень испугался.

Великан тряхнул белыми лохмами.

— Врешь. Возьми корону, это твоя добыча.

Хани нагнулся и подобрал медный обруч. Он пульсировал и переливался в руках, точно живой. Хани протянул его Дъярву.

— Это ты вождь северной армии. Возьми знак власти.

Дъярв решился было взять корону, но со страхом отдернул руку.

— Она раскалена, словно побывала в горниле!

Хани удивленно посмотрел на обруч. Сам он ощущал еле различимое тепло. Хани повернулся к Рюби, та лишь отрицательно качнула головой. Тогда Хани повнимательней пригляделся к обручу. Теперь он подметил, что корона принимает множество разный форм. В одно мгновение Хани показалось, будто он держит платиновый обруч, увенчанный девятью черепами. В следующий миг он готов был поклясться, что корона откована из голубого булата, и ее украшают изображения кораблей с распущенными парусами. Но все это было неправильно, требовалось иное. Ни один из образов короны не устраивал его. Так же он отверг замковые башни, лезвия мечей и многое другое. Лишь теперь Хани понял, что борьба с призраком не закончилась, и начался второй этап поединка, может быть, даже более важный, чем первый. И уж наверняка — более сложный. Хани представил, что держит в руках вылепленное из мягкой глины кольцо, и постарался придать ему ту форму, которая казалась наиболее изящной, красивой…

Когда Хани открыл глаза, то обнаружил, что лежит навзничь на камнях. Шатаясь, он поднялся и протянул корону Дъярву.

— Возьми.

Тот опустился на колени, принимая бесценный дар. Теперь корона имела вил золотого обруча, украшенного земляничными листьями. Между ними, совсем как настоящие ягоды, пламенели рубины. Дъярв поцеловал корону и возложил себе на голову.

— Поздравляю владыку северного края. — Голос Хани был так слаб, что Дъярв вначале принял его за шелест ветра.

— Поздравляю владыку северного края, — почтительно повторила Рюби.

Только теперь Дъярв поверил в реальность происшедшего и улыбнулся. Державшиеся поодаль воины разразились приветственными криками, стуча топорищами и камни.

Хани понял, что не может пошевелить и пальцем и сейчас обязательно рухнет. Поняла это и Рюби, потому что поспешно подхватила его и прошептала на ухо:

— Ты великий колдун, хотя и жестокий человек.

У Хани уже не осталось сил удивляться, он только вяло покачал головой.

— Ты жесток, — повторила Рюби безжалостно. — Дъярв не хватался бы за корону, если бы знал, какую участь ты уготовил ее владельцу.

— Какую? — тупо переспросил Хани.

— Ты отверг короля-воителя, морехода. К счастью, ты отверг и долю короля-убийцы. Но ты предписал Дъярву заняться восстановлением разрушенной земля. Король-хлебопашец. Это важно и нужно, однако… Дъярв сроду ничем подобным не занимался.

Хани устало закрыл глаза и вытер со лба горячий пот.

— Это именно то, что я хотел.

— Лишь этим выбором ты окончательно изгнал тень Безымянного из северных краев, — добавила она.

— Вот именно.

Только после этого Хани позволил себе потерять сознание.

4. ПРИСЯГА ЛЕДЯНЫХ

Странное вышло путешествие. Морской Король с превеликим удовольствием немедленно покончил бы с Чани, но… Король превосходно знал, что представляют из себя снежные вихри, несущиеся вместе с ними вдоль дороги. Поземка все время сопровождала их, и король не сомневался, что зоркие волчьи глаза внимательно следят за каждым движением, а чуткие уши ловят каждое слово. Он не хотел навлечь на себя гнев стаи снежных бестий, возглавляемой Сноу Девилом, злобу и мстительность вожака король превосходно знал и не сомневался, что тот будет защищать нового хозяина.

Впрочем, сам Чани ничуть не доверял королю, хотя и получил от него клятву верности, и бдительно следил за ним. Слишком давним и слишком упорным врагом был король, такие в один день не меняются. Чани не скрывал свои чувства, и его отношения с Морским Королем оставляли желать много лучшего. Однако он тоже решил использовать короля в своих целях, хотя еще не представлял, как это сделать.

Они без приключений пересекли замерзший пролив, хотя все время отчаянно спорили, довольно бессвязно и бессмысленно. Чани то загорался желанием немедленно повернуть назад, чтобы покарать отступников, а прежде всего — собственного брата. В такие минуты его лицо перекашивалось, он скрежетал зубами и потрясал мечом. Королю приходилось успокаивать его, говорить, что следует подготовиться получше, что нетерпение скверный советчик, что чувства не могут служить основой управления королевством. Он ловко ввертывал в разговор фразы о государственной мудрости, королевском величии, славном наследии, и Чани постепенно все больше и больше уверялся в историческом предназначении — восстановить мощь и блеск Золотого королевства. Куда ему было тягаться с наторевшим в искусстве интриги и лести Морским Королем. Думая, что настаивает на своем, Чани послушно делал то, чего желал король. Хотя была и другая сторона монеты. Поверив в свое королевское происхождение, Чани стал нестерпимо надменным и грубым, словно в него действительно вселился дух кого-то из ушедших королей.

А то вдруг Чани решал мчаться на болота, скрывшие под собой развалины «его» столицы — Джайнангалы. Он намеревался отыскать там корону и скипетр, говорил, что для него это самое важное. Король тяжко вздыхал и принимался доказывать, что истинное величие и слава никак не связаны с блестящими побрякушками. Сила и только сила заставляет уважать себя, поэтому совершенно необходимо догнать ушедшую армию Эвигезайса, а не заниматься пустяками. Вот если бы в короне были заключены магические силы, подобные сокрытым в мече… Ведь еще лучше найти Черный Меч… При этих словах Чани подозрительно косился на Морского Короля и невольно клал ладонь на рукоять меча, чтобы удостовериться в его сохранности. Подозрения Чани сразу передавались его жутким телохранителям. Снежный вихрь превращался в огромного волка, который неприветливо скалил зубы, и Морской Король проклинал те минуты, когда Чани затеял опасный разговор.

— Кого мы так лихорадочно догоняем? — спросил Чани во время одного из редких и недлинных привалов.

— Того, кто поможет тебе победить мятежников, — вкрадчиво прожурчал Морской Король.

— Ледяные?

— Да.

— Смогут ли? — Чани презрительно скривил губы. — До сих пор все сражения кончались удивительно одинаково. Тех, с кем мы дрались, мы жестоко били. Нужна ли мне помощь вечно битых неудачников? Конечно, если я встану во главе этой банды, то исход сражения будет иным. Но плоха та армия, вся сила которой заключена в одном человеке.

Морской Король предостерегающе поднял руку.

— Не спеши. Вспомни получше свой последний бой с Ледяными. Сумел ты одолеть их или принужден был отступить?

Однако Чани закусил удила, и его нелегко было смутить.

— Отпустил их потому, что не имел времени и возможности возиться с пленными. Я бы и тебе предложил вспомнить ту же битву, если ты в ней участвовал. Я не сомневаюсь, что бежавший трус переврал все на свете.

— Но все-таки… Ведь вы так и не смогли справиться с айзеншвертбеваффнетами.

Чани слегка смутился.

— С кем?

— Ледяными, которые имеют меч вместо руки.

— Ну и что?

— Невелика доблесть — разогнать кучку вооруженных лишь бичами надсмотрщиков. Что будет, когда придется столкнуться с армией, опрометчиво отправленной Хозяином Тумана в карательный поход?

Чани вновь презрительно поморщился.

— Я всегда был убежден, что это шайка палачей, но никак не воинов. Однако мне начинает казаться, будто ты решил запугать меня…

Морской Король поспешно возразил:

— Ничуть. Ведь теперь они на твоей стороне.

А про себя добавил: придет день, и я вырву твои глаза, чтобы раскаленными угольями набить глазницы. Ты видел позор Морского Короля. Такое не прощают!

— Так кто эти… и сколько их?

— Айзеншвертбеваффнеты? О, если бы они были со мной в Радужном ущелье… Хозяин Тумана создал солдат, которые предназначены исключительно и единственно для битвы. Они больше ничего не умеют и не желают уметь, как только убивать. Таких Ледяных ты раньше не встречал. Они неуязвимы ни для оружия, ни для магии. Хозяин Тумана поставил во главе войска своего командующего — лейтенант-фельдмаршала Эвигезайса.

— Странные имена. Совершенно нечеловеческие.

— Еще бы. Ведь они не люди.

— Но ты не сказал сколько их.

— Я не знаю этого. Поверь, я не пытаюсь обмануть тебя, просто Хозяин Тумана никого не посвящал в свои тайны. Это его армия, и только он знал об армии все. Когда мы нагоним ее, ты получишь все сведения, какие пожелаешь.

Чани недовольно кивнул.

— Ты прав. Главное — привести к присяге армию. Остальное добудет меч. У меня остается, правда, одно сомнение. Могу ли я доверять присяге тех, с кем я еще недавно воевал? И присягнут ли они, впервые видя меня?

— О, пусть это тебя не волнует. Ведь я тоже еще неделю назад не думал присягать тебе.

Чани громко хмыкнул.

— Я это запомню.

— Ты понял меня совершенно неправильно, — обиделся Морской Король. — Мы ведь не знали, что выступаем против наследника трона. Отдаленного, но зато прямого потомка королей… Если они до сих пор не присоединились к нам, то виной этому не злая воля, а только неведение. Явись им в полном блеске своего величия — и они станут твоими.

— Хватит, — оборвал словоизлияния Чани. — А те, кто на медведях?

Морской король радостно осклабился.

— Хозяин Тумана был неплохим колдуном. Если бы его сила духа равнялась силе магии…

— Молчать! — рявкнул Чани, хватаясь за меч. — Ты опять за свое?!

— Нет-нет, повелитель. Я хочу сказать, что он властвовал не только над мертвыми льдами. Хозяину Тумана удалось завладеть и душами людей. Он создал ульфхеднаров.

Чани с омерзением сплюнул.

— Не хочется поганить язык такими словами. Звучит преотвратно и означает наверняка что-нибудь мерзкое.

Морской Король качнул головой.

— Совсем нет. Всего лишь человека-медведя.

— Бывают и такие? — почти не удивился Чани.

— Разумеется. — Для Морского Короля это казалось совершенно естественным. — В каждом человеке сидит дикий зверь, нужно лишь уметь выпустить его на свободу. Не сомневаюсь, что в тебе может обнаружиться… лев. Ну, а в ком-то — волк или медведь. Хозяин Тумана умел видеть суть людей и подбирал себе войско именно так. А потом пара заклинаний — и готов всадник на медведе.

— Что-то я тебя плохо понимаю. Человек-медведь или человек на медведе? Это ведь очень разные вещи.

— Ульфхеднар и проще, и сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Это и то, и другое одновременно. Хозяин Тумана освобождал зверя от человеческой оболочки, выпускал его на свободу, и зверь повиновался ему. Но ведь не пропадать же бездушному человеческому телу… Жизнь-то у него не отняли. Те, кто сидит на медведях, вовсе не люди, хотя глаза говорят иное. Это ходячий труп. Их душа в это время рычит и скалит клыки, а тела… Упыри… Или как их еще можно назвать, не представляю… Словом, нежить. Именно потому медведь и всадник составляют единое целое. Именно медведь и всадник, в таком порядке.

Чани задумался.

— Хороших союзников ты мне предлагаешь. Вечный холод, воплощенный в бессмертных убийцах, и выпущенные на свободу низость и злоба людские… Но ведь мне придется властвовать над людьми, а не над этими чудищами.

— Здесь ты совершенно неправ, повелитель. Истинный владыка обязан подчинить себе не только мир живых, но и мир мертвых.

— Король кладбища, — вырвалось у Чани.

— Да, — жестко ответил Морской Король, — и кладбища тоже. Привыкай к этому. Добродетели короля не совсем такие же, как у простого человека. Это кажется странным смерду, однако не должно вызывать удивления у повелителя.

— Мне, видимо, придется привыкать ко многим новым для меня вещам, — не совсем понятно отозвался Чани. — Впрочем, это немного погодя. А сейчас мне хотелось бы знать, как скоро мы догоним… всех, о ком ты говорил.

— Я полагаю, завтра. Но для этого придется хорошенько поработать ногами. Наша, — Морской Король выделил это слово, — армия не совсем обычная. Она почти не знает усталости, и догнать ее будет не просто.

— Вот именно, — кивнул Чани, от которого не укрылась некоторая двусмысленность фразы.

Действительно, на следующий день, где-то около полудня Чани различил вдалеке, на самом горизонте, черную шевелящуюся полоску. Когда он сказал об этом королю, тот обрадовался.

— Отлично! Значит нам не придется больше бить ноги. А то я уже всерьез начал опасаться, что погоня затянется. Сейчас мы остановим их.

— Ты намерен докричаться до них?

— Конечно, нет. — Король сделал вид, будто не замечает оскорбительного тона. — Останавливать их будешь ты.

— Я?!

— Конечно.

— Но как?

— С помощью твоего меча.

— Ты что-то путаешь. Никогда не слышал, чтобы мечом можно было сигналить.

— Обычным — нет, но ведь у тебя магический. Он легко загорается, словно факел. — Морской Король предпочел не уточнять, на чье приближение меч реагировал подобным образом.

— Верно, — согласился Чани.

— Вот ты и пошли луч прямо туда, однако не мешкай, иначе армия скроется. Или поднимется туман, и нам придется еще бежать и бежать.

Досадуя на свою недогадливость, Чани вынул меч из ножен. Действительно, как только он повернулся к Морскому Королю, лезвие вспыхнуло глубоким сине-зеленым светом, напоминающим морской вал, пронизанный солнечными лучами. Чани вспомнил, что во время ссоры с братом меч еле светился, и был поражен. Однако, следуя разумному совету короля, он повернул оружие острием в сторону уходящей армии. Меч загудел и, как показалось Чани, стал удлиняться. Тонкий синий луч протянулся вдаль. Чани постарался как можно точнее направить его на полоску-армию, но на таком расстоянии это было крайне сложно. Тогда он, не мудрствуя лукаво, принялся полосовать крест-накрест пространство лучом.

Морской Король немного озадаченно следил за ним и наконец сказал:

— Я полагаю, хватит. Неизвестно, что ты там натворил. Давай, двинемся потихоньку. Наверное, мы встретим их на полдороге.

Он оказался провидцем. Уже очень скоро они различили мчавшуюся им навстречу группу всадников на медведях. Чани не представлял себе, что эти неуклюжие, неповоротливые с виду звери могут мчаться с такой скоростью. И еще Чани показалось, что ульфхеднары совершенно не собираются присягать ему, скорее нападут.

На всякий случай он взял меч наизготовку, тут же заполыхало синее пламя. Завидев это сияние, медведи разом взревели. Морской Король, до этого странно задумчивый, словно прикидывал — а не лучше ли отдать Чани на растерзание зверям, поспешил выйти вперед с поднятой правой рукой.

— Остановись, Драуг, — повелительно произнес он.

Головной всадник с силой дернул за повод, его медведь поднялся на дыбы, потом неуклюже рухнул на четвереньки.

— Это ты, король? — голос ульфхеднара был глухим и хриплым.

— Я, — подтвердил Морской Король. — Но я веду с собой нового повелителя.

Чани с любопытством разглядывал странных воинов. Когда он наблюдал выход армии из Ледяного Замка, то смотреть приходилось издалека, затаившись, теперь представилась возможность познакомиться с людьми-медведями вплотную. Действительно, в этих парах главенствовали медведи. Звери смотрелись как на подбор: рослые, крепкие, свирепые. Встав на задние лапы, любой из них оказался бы вдвое выше самого рослого человека. Их лапы толщиной походили на хорошие деревья, а когти и клыки… Лучше и не сравнивать ни с чем. Всадники тоже поражали ростом и силой, но что обращало на себя внимание в первую очередь — лица. Тупые, злобные, с низкими лбами. Грязная до невозможности кожа, иссеченная шрамами и морщинами, все-таки казалась белой. Рыжие космы, выбивающиеся из-под грубо склепанных четырехгранных шлемов, были засалены и свалялись клочьями. Глубоко запавшие глаза были слепы! Их подернули плотные бельма. Чани даже решил, что всадники ничего не видят. Зато маленькие глазки медведей горели разумом и неугасимой кровожадностью.

— Повелителя? — удивился Драуг, покачивая внушительной секирой. Остальные ульфхеднары, как хорошо вымуштрованные солдаты, держались позади и в разговор не вмешивались. — Вот Эвигезайс удивится. Они так-то с трудом выносит чьи-либо приказы!

— Придержи язык! — резко приказал король. — Если не хочешь потерять его вместе с головой.

— У меня один повелитель — Хозяин Тумана, — упрямо возразил Драуг. — Даже твои приказы для меня мало что значат.

— Хозяин Тумана мертв! Я убил его! — не выдержал Чани.

Драуг, наконец, соизволил обратить на него свое внимание.

— Ты убил Хозяина Тумана? Наглая ложь, сопляк. Что он погиб, я хорошо знаю. Но что ты… Ложь! Хотя, постой… Что это?! — он указал на меч.

— Оружие, покончившее с Хозяином Тумана, — гордо ответил Чани.

— Так вот из-за кого у меня ослепла половина отряда! — взвыл Драуг, поднимая топор. — Сейчас ты мне за это заплатишь!

Двое всадников тронули медведей и встали рядом с предводителем.

— Постой… — попытался вмешаться Морской Король.

— Заткнись, — не повернув головы, бросил Драуг.

Чани не испугался предстоящей схватки. Напротив, он ощутил какую-то злую радость.

— Волки, ко мне! — звонко приказал он. — Корона и слава!

И тотчас снежная стая, скаля зубы и предупреждающе рыча, полукругом встала перед ним. Драуг придержал медведя. Он не испугался, это было сразу понятно, но его смутила неожиданность. Драуг неловко завертел головой, отыскивая вожака. Наконец его слепые глаза остановились на Сноу Девиле.

— Ты служишь ему?

— Да, — коротко ответил волк.

— Почему?

— Он надел корону.

— А хозяин?

— Наш хозяин здесь, и мы будем сражаться за него.

— Может, и мне присоединиться к вам?

— Да.

Драуг замялся в нерешительности. Потом тяжелая секира зазвенела по камням, ульфхеднар широким жестом швырнул ее к ногам Чани, грузно слез с медведя и сделал было шаг вперед, но Сноу Вайпер предостерегающе рыкнул. Сноу Девил и Сноу Уитч тоже оскалились. Драуг замер с поднятой ногой. Потом покорно опустился на колени. Много позже, старательно вспоминая этот день, Чани так и не мог сказать уверенно, а не медведь ли первым склонил голову.

— Во тьме и в холоде, в страданиях и во мраке, — забормотал Драуг непослушным языком, и весь отряд, как один человек повторял слова страшной клятвы. Чани она совершенно не понравилась, но Морской Король предостерег:

— У каждого народа свои обычаи. Они клянутся тебе в верности, чего же больше?

Однако Чани заметил, что король не мог скрыть глубокого разочарования. Может, он все-таки надеялся, что дикари бросятся на юношу? Он кивком показал Сноу Девилу на короля, а Сноу Вайперу — на Драуга. Волки понимающе оскалились, улыбаться они не умели.

— Полдела сделано, — сказал Морской Король. — Теперь черед Эвигезайса.

И Чани, и король полагали, что уговорить Эвигезайса будет гораздо труднее, чем Драуга. Вышло же все наоборот. Лейтенант-фельдмаршал безразлично поглядел на Чани. Тому пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не задрожать. Эвигезайс неприветливо пробурчал:

— Я готов принести присягу, если только он докажет, что действительно является наследником королей. Я не верю детским штучкам вроде разноцветных лучиков.

Чани насупился.

— А что убедит тебя?

Ледяной, наконец, снизошел до ответа ему. До сих пор он обращался исключительно к Морскому королю.

— Ты должен сам знать это. Не мне говорить потомку королей, что составляло тайну владык Золотого королевства.

И в словах его, и в тоне сквозили неприкрытое презрение и издевка. Чани рассвирепел так, что не заметил ехидной усмешки Морского Короля. Сначала он стал в тупик перед неожиданной задачей, но потом решил, что заниматься ею должны другие.

— Значит, ты отказываешься? — угрожающе спросил он.

— Ничуть, — по-прежнему бесстрастно ответил Ледяной. — Я знаю, что Хозяина Тумана больше нет, что должен появиться новый король. И мы сейчас идем как раз к тому, кто заменит повелителя на время. Я буду там ожидать прихода настоящего короля.

— Волки, ко мне! — приказал Чани. Тотчас рядом с ним выросли угрюмые телохранители. Когда Эвигезайс увидел их, на мертвенном лице промелькнуло мимолетное удивление, и Чани успел заметить его.

— Вы с ним? — Эвигезайс повторил вопрос Драуга.

— Да! Он надел корону!

— Куда же она делась?

— Исчезла, — объяснил Сноу Девил.

— Но… — начал было Эвигезайс, однако Морской Король оборвал его:

— Этого достаточно.

— Ладно, — сдался Эвигезайс. — Я согласен. Но как только мы придем в Железный Замок, им с… хозяином… придется выяснить, кто же именно будет править.

— Ты говоришь о живой статуе?

— Это лишь одно доказательство. Я говорю об ином.

Чани мрачно слушал этот диалог. Они разговаривали так бесцеремонно, словно его здесь не было. И когда вялый спор закончился, разъяренный Чани пригрозил:

— Зато, если я докажу, что я настоящий король, ты очень дорого заплатишь за свою сегодняшнюю дерзость. Тебя казнят в тот же день.

— Это как? — презрительно усмехнулся Эвигезайс. — Мне не страшно никакое оружие. Я не боюсь жары и света.

— Ты ведь говорил, что в Железном Замке отменные кузнечные мастерские? — вместо ответа спросил Чани Морского Короля. Тот молча кивнул. — Вот и отлично. Мы проверим, устоишь ли ты перед кузнечным молотом, — посулил Чани лейтенант-фельдмаршалу. Тот окончательно смутился, зато волки обрадованно завыли. Похоже, они недолюбливали Ледяных. Казалось бы, родственные создания мрака и холода — а не выносили друг друга на дух.

Ледяные тоже присягнули Чани. Хоть он и не верил в крепость этой клятвы, ежеминутно подозревая их в обмане, но все-таки воспарил на седьмое небо от счастья. Начинали сбываться самые дерзкие мечты. Он король, у него своя армия… И он рассчитается с мятежниками, оскорбившими его.

Впрочем, долго блаженствовать ему не пришлось. Приехал мрачный Драуг. Чани заметил, что ульфхеднары крайне неохотно слезали с медведей и предпочитали, где только можно, не ходить, а ездить. Чани твердо решил, что у себя во дворце он этот обычай поломает, в присутствии короля никто не имеет права сидеть.

Вожак человеко-медведей долго рычал что-то непонятное, прежде чем обратиться к Чани.

— Повелитель…

— В чем дело?

— Когда вы догоняли нас… Волшебный луч… поразил многих воинов. Сейчас они ослепли и не могут двигаться. Если повелитель будет милостив и соизволит вылечить их… Мы не можем…

Чани обернулся к Морскому Королю.

— Что посоветуешь?

Тот пожал плечами.

— Не знаю. Велика сила волшебного меча, и мне неизвестны секреты его магии. Я ничего не могу сделать.

Чани обнажил меч. Тот послушно вспыхнул синим огнем. Медведь Драуга оскалил желтые клыки и недовольно зарычал. Снежные волки теснее сомкнулись вокруг Чани и тоже зарычали в ответ. Чани задумчиво поглядел на пламенеющее лезвие и спросил Драуга:

— Много их, слепых?

— Около трехсот.

— А всего вас?

— Две тысячи.

— Маловато.

— Значит, поможешь нам?

Чани вскинул голову.

— Помогать? Вздор. Убейте их.

— Как убить? — опешил Драуг.

— Это не мое дело, как, — брезгливо ответил Чани. — Выбирай сам. Армия должна выступить в поход немедленно, и следует избавиться от обузы. Я надеюсь, что они умрут без лишних мучений.

— Вот решение подлинного владыки, — поддакнул Морской Король.

— Да, я так решил! — гордо повторил Чани.

И тотчас дико вскрикнул. В глаза ударил пронзительный свет, лицо обожгло огнем. Чани зажмурился, но беспощадный свет проникал сквозь опущенные веки. Чани закрыл лицо руками, выронив меч, однако не было спасения от немыслимого света.

Сколько это длилось — он не мог сказать: мгновение или вечность? Когда Чани вновь увидел мир, все вокруг было затянуто розовой пленкой, перед глазами плясали радужные пятна, в ушах звенело.

— Что это было? — спросил Чани, но его никто не услышал, так слаб стал его голос. — Что случилось?!

К нему подошла темная фигура.

— Что с тобой? — Чани узнал голос Морского Короля.

— Этот огонь…

— Никакого огня, повелитель.

— Ты ничего не видел?

— Нет.

— Но я едва не ослеп.

Морской Король помолчал и сказал:

— Действительно. У тебя из глаз течет кровь.

Чани поспешно вытер лицо, и рука стала липкой. Он так и не смог разглядеть, в чем выпачкал руку, хотя догадывался, что это кровь.

— Опять колдовство?

Морской Король торжествующе ответил:

— Ты сам не себе испробовал то, что обрушил на ульфхеднаров — огонь волшебного меча.

— Почему же раньше он не поражал меня?

— Потому что лишь сейчас ты окончательно порвал со злокозненным светом и бесповоротно перешел на сторону мрака. Раньше на тебе лежала тень, зато теперь ты сам можешь омрачить любую жизнь. Ты наш!

— Молчать! — рявкнул Чани, разом позабыв про боль и слепоту. — Ты забываешься, дерзкий раб! Я прикажу содрать с тебя кожу и набить ее соломой! Никто не смеет судить мои поступки!

Он так рассвирепел, что зрение вернулось к нему. Первое, что он увидел, была ухмыляющаяся физиономия Морского Короля. Не помня себя, Чани влепил ему оглушительную затрещину, король покатился по земле.

— Запомни это! — крикнул Чани. — А ты чего ждешь?! — Обрушился он на Драуга. — Почему не исполнен мой приказ?! Тебя прикончат вместе со слепцами. Запомните, с этого дня я начал командовать армией, и за любое ослушание кара будет только одна — смерть! Смерть, невзирая на прежние заслуги и положение. Волки, за мной!

Он подобрал меч и удивился. Синий пламень угас. Лишь слабый, еле различимый ореол окружал клинок.

Однако последствия светового удара сказывались еще долго. Весь день Чани двигался, слегка покачиваясь, смотрел на мир сквозь туман, плохо слышал и, когда к нему обращались, частенько отвечал невпопад. Впрочем, о трех сотнях трупов он не вспоминал.

Располагаясь на ночь, Чани приказал волкам сторожить себя, очень внимательно сторожить. Он окончательно перестал верить окружающим. Ему постоянно мерещилось, что Морской Король намеревается подсыпать ему яду в питье, Эвигезайс караулит подходящий момент, чтобы пустить в ход свою ужасную руку-меч, а Драуг норовит натравить своих медведей. Только к волкам Чани ощущал безотчетное доверие.

Предосторожность оказалась нелишней. Он проснулся от злобного рева, диких воплей, ужасного грохота. Невдалеке по земле каталась странная темная куча. Чани отбросил в сторону меховой плащ, которым укрывался, выхватил меч и завопил:

— Огня сюда! Скорее огня!

Сноу Вайпер сопровождал его слова заунывным трубным воем, подняв на ноги весь лагерь.

Когда подбежали Ледяные с факелами, полуодетый Морской Король и встревоженный злой Драуг, все уже закончилось. Истерзанное, залитое кровью тело с перекушенным горлом валялось рядом. Сноу Девил и Сноу Уитч довольно облизывали окровавленные морды, остальные волки, ощетинившись, тесно сомкнулись вокруг Чани.

— Драуг! — гаркнул Чани. — Кто это?!

Вождь ульфхеднаров осмотрел мертвеца.

— Один из моих воинов, — угрюмо подтвердил он.

— Как негодяй посмел посягнуть на мою жизнь?

— Но…

— Отвечать!

Побледневший Драуг попятился.

— Я не…

— Этот мерзавец признался перед смертью, что хотел украсть мой меч, — голос Чани дрожал от сдерживаемой ярости. — К сожалению, он не успел сказать, кто приказал ему сделать это. Но я догадываюсь, — он метнул ненавидящий взгляд в Драуга. — И когда я дознаюсь, пусть виновный не надеется на пощаду, казнь будет долгой и жестокой.

— М-может… — Морской Король даже начал заикаться, таким Чани его до сих не видел.

— Молчать! Ты тоже не чист от подозрений! А сейчас… Ульфхеднары, не разглядевшие предателя, виноваты передо мной. Все, до единого! Ужасной и непрощаемой виной! А потому мы повелеваем: казнить каждого десятого, здесь и немедля.

— Но… — попытался вставить словечко Драуг.

Чани топнул ногой.

— Ма-алчать! Исполнять! Или ты будешь первым!

Спокойно глядевший на этот приступ бешенства Эвигезайс вдруг подошел к Чани и преклонил колени.

— Повелитель! Дозволь Ледяным исполнить твое распоряжение. Людишки ненадежны и подвержены колебаниям и гнилой жалости. Лишь мы, Ледяные, не ведаем этих слабостей. Мы беспрекословно, точно и в срок исполним твой приказ.

Чани подозрительно покосился на него.

— Давно ли ты стал таким покорным?

— Сейчас, — прямо признался лейтенант-фельдмаршал. — Когда убедился, что ты безжалостен, как настоящий король.

— Дерзишь?!

— Скорее, льщу, — Эвигезайс улыбнулся, но эта улыбка оказалась страшнее оскаленной медвежьей пасти.

Чани уже успел немного успокоиться. Он посмотрел с опаской на меч, ожидая новой вспышки, но тот молчал.

— Не бойся, — проскрипел Морской Король тонким фальцетом, как старый, заржавленный флюгер. — Меч горит, только когда совершается переход от света к мраку. Ты уже совершил его. Теперь этот меч может лишь убить тебя, никакого другого вреда он причинить не в силах.

Угрюмо засопев, Чани с лязгом вогнал меч в ножны. Утешил, нечего сказать. Щека у него дергалась. Он приказал:

— Эвигезайс, займись казнью. Волки, сопровождайте меня всюду и непрерывно. Если кто-то приблизится на пять шагов без моего соизволения — убейте его.

— Так и поступали владыки Золотого королевства, — восторженно пролепетал Морской король так, чтобы Чани услышал его.

— Отдыхать, — распорядился Чани. — Казнь изменников — не спектакль бродячих актеров, чтобы глазеть на него. Нампредстоит далекий путь, следует получше отдохнуть, чтобы не поддаться усталости во время далекого марша. Чего тебе? — спросил он у Морского Короля, видя, что тот не спешит уходить.

— Я бы посоветовал повелителю выбросить свой меч, — тихо, но твердо произнес король.

— Только что ты сказал, что он не сможет принести мне вреда.

— Кроме как убить.

— Убить против моей воли?

— Да.

Чани опустил голову на грудь, потом исподлобья глянул на короля.

— Я его выброшу, а ты подберешь?

Король даже замахал руками.

— Я близко к нему подойду, не то что в руки брать. Для меня он так же опасен, как и для тебя!

— Все равно не верю.

— Тогда пореже обнажай его. Твоя жизнь слишком дорога нам, чтобы позволить тебе рисковать ею.

Чани промолчал.

5. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

После гибели мертвого короля и коронации Дъярва сложилось немного странное положение. Дъярв получил золотой венец, все признали его законным наследником правителей Тъерквинга. Вроде бы причинам для беспокойства возникнуть неоткуда — вожди племен дружно присягнули новому королю, поклялись в вечной верности, приводили свои дружины, чтобы влить в создаваемую армию… Но… Но только полз откуда-то ядовитый слушок, будто правление нового короля не будет долгим, ведь он избрал себе такую странную корону. Всегда князья Тъерквинга считали себя повелителями моря, на море они искали могущества и богатства, море кормило их и поило, корабль был символом княжеской власти, количеством кораблей измерялось могущество властителя. А что сделал Дъярв? Он отверг корону с парусами, такую понятную и приятную северянам, и выбрал диковинные растения символом своей власти. Уж не собрался ли он превратить вольных мореходов в крепостных землепашцев? Перспектива сменить меч и щит на плуг и серп заставляла трепетать даже самого мужественного. И вообще непонятно, кто настоящий правитель северного королевства. Ведь получил корону Дъярв из рук неизвестного пришельца, вовсе мальчишки. Что-то здесь неладно. Конечно, замок Хозяина Тумана разрушен до основания, сам колдун убит, его чары развеяны без следа, над заснеженными просторами севера вновь сияет солнце… Однако край так долго находился под властью темных сил, что люди давно научились распознавать козни мрака, в какие бы пестрые одежды он ни рядился. Ведь если мальчишка дал королю корону, значит он запросто может приказывать ему. Пусть король докажет, что он действительно король, не только по титулу, не только из-за короны, а на самом деле, король по сути.

Кто это говорил, где, когда — установить было невозможно. «Говорят, слышал» — единственное, чего удавалось добиться от людей. Дъярв начал злиться, он даже собрался казнить парочку тех, кто «слышал». С трудом Хани отговорил его от этой глупости. Начинать правление с казней — дурной признак; как начнешь, так и пойдет. Крайне нехотя согласился Дъярв с этими доводами и занялся обучением армии, что тоже не добавило ему популярности. Превратить дикую своенравную вольницу в послушное дисциплинированное войско — задача трудная и неблагодарная, поэтому Дъярв ходил мрачный, как туча.

Чем занималась Рюби — оставалось тайной для всех. Сразу после рассвета она пропадала и возвращалась, только когда начинало смеркаться. За нею тоже волочился шлейф неодобрительного шепотка: «колдунья»… Но, в отличие от Дъярва, Рюби не обращала внимания на слухи, ей было некогда.

Хани… Хани не занимался ничем, он просто ждал.

Поэтому он с облегчением узнал, что старейшины просят Дъярва принять их. Все развлечение. Дъярв теперь жил во дворце — он заставил людей переселиться в появившийся из-под льда город, хотя не всем перемена места пришлась по вкусу. Дело оказалось неприятным. Объявилась старая напасть — с севера вновь пришла орда Волосатых, и сейчас она стоит лагерем в десяти лигах от города. К чему может привести появление дикого племени — представить нетрудно, в памяти были свежи воспоминания о набегах диких тварей, не знающих закона и порядка.

Разъяренный Дъярв поклялся, что разгонит пришельцев в одиночку, без помощи изменников и трусов. Он хотел немедленно идти к становищу Волосатых, но поддался на уговоры Рюби и Хани и согласился подождать до утра. Однако он непреклонно заявил, что никого из воинов не возьмет. Трусы, опозорившие имя свободного народа, превратившиеся в шайку сварливых сплетниц, могут оставаться в городе. Вожди ушли от нового короля в большом смущении.

К удивлению Хани, Рюби поддержала желание Дъярва выступить против Волосатых одному. Причем она старательно подчеркивала: идти навстречу, а не в бой. Она добавила, что Волосатые действительно причинили людям много вреда, но нельзя утверждать, кто пострадал сильнее.

Утро выдалось пасмурным, рваные серые тучи, пронизывающий ветер, жесткая снежная крупа, больно секущая лицо. Казалось, вернулись безрадостные времена Хозяина Тумана. И такой же серый, безрадостный пейзаж вокруг…

— Долго еще придется ждать возрождения этого края, — вздохнула Рюби.

— Даже не верится, что когда-то город окружали фруктовые сады.

— Ты шутишь? — Дъярв даже остановился.

— Ничуть.

— Но я не помню, чтобы даже в сказках говорилось о садах.

— Недаром тебе выбрали такую необычную корону. Значит именно тебе предстоит эти сады возродить.

Дъярв потрогал золотой венец и хмыкнул.

— Ее выбрал не я, — поспешно вставил Хани. — Все происходило помимо моей воли. Видимо, выбиравший знал лучше.

— Лучше, чем я сам? — скептически переспросил Дъярв.

— Да. Например, я до сих пор не уверен, что сам выбрал свою дорогу, — грустно кивнул Хани. — Мне частенько кажется, что кто-то ведет меня против соей воли…

Вдруг резкий пронзительный свист прервал их разговор. Хани вздрогнул. Дъярв закрутил головой, высматривая, кто это свистит. Только Рюби осталась спокойной.

— Нас заметили? — настороженно спросил Дъярв.

— Да.

— Это… они?

— Волосатые, — спокойно подтвердила Рюби. — Говорить они не умеют.

— Интересный народец, — проворчал Дъярв.

— Сам увидишь, интересный ли.

— Я слышал великое множество самых жутких рассказов о них. Например, что они злобные людоеды, кровожадные враги и губители… Однако старинные сказки говорят, что Волосатые — смешные уродцы и шуты. Все их набеги ограничиваются грабежом амбаров, хотя это сильно досаждает людям. Самое странное — никто до сих пор не видел ни единого Волосатого, ни живым, ни мертвым. Живым — потому что они скрытны и осторожны, а мертвым — потому что, погибнув, они исчезают, растворяются в земле.

Рюби ошеломленно замотала головой.

— Ну и россказней наросло вокруг них.

Однако Хани не был настроен так благодушно, его изрядно тревожили переливчатые свисты, и он, опаски ради, взялся за меч. Тем более, что до них долетел протяжный жалобный стон.

— Узнаешь? — спросил Хани.

— Конечно, — кивнула Рюби. — Старый знакомый. Непонятно только, что он здесь делает. Я думала, что после странствий в колдовских туманах он убрался подальше от неприветливых северных краев.

— Мя-а-а-у!!! — раздалось так громко, что невольно захотелось зажать уши.

— Какой это кошке хвост прищемили? — поинтересовался Дъярв, ничуть не испуганный таинственными звуками. Опасаться неведомых угроз он считал просто ниже своего достоинства, особенно, когда речь шла об угрозах лично ему, а не войску.

— Тебе предстоит много интересных знакомств, — развеселилась Рюби. — Я тебе даже слегка завидую, потому что не могу познакомиться с Грифоном заново.

— Гри-ифон? Но ведь это сказки! — возмутился Дъярв.

Но тут мелькнул первый Волосатый.

Сначала Хани решил, что шевельнулся вереск на склоне дальнего холма. Потом ему показалось, что тени от редких облачков бегут по моховым кочкам. И лишь когда Рюби крикнула: «Вот они!» — Хани понял — появились таинственные и неуловимые Волосатые.

Они двигались стремительно и совершенно бесшумно, точно гонимые ветром шарики перекати-поля. Даже внешне Волосатые походили на перекати-поле — серо-зеленые шерстистые комочки размером с крупную собаку. Заметить их было трудно, услышать — просто невозможно. Если бы не Рюби, Волосатые промчались бы мимо необнаруженными. Однако она подняла руку и оглушительно свистнула. Хани никак не ожидал от нее такой… прыти.

Лохматые комочки изменили направление и подкатились поближе.

Теперь Хани увидел, что у них на макушке — нельзя было сказать «на голове», потому что голова отсутствовала — сверкают два крупных зеленых глаза, лучащихся любопытством. Кругленькое тельце закутано в толстую шерстяную шубу. Мех был невообразимо длинным — отдельные пряди развевались локтей на тридцать-сорок. Двигались Волосатые тоже необычно, ногами, или лапами, им служили прядки покороче, заплетенные наподобие косичек.

Когда десятка два странных созданий нерешительно замерли, сбившись кучкой и тревожно пересвистываясь, Дъярв расхохотался.

— Это и есть кошмарные, свирепые людоеды? Стадо пятнистых овец!

Рюби как нельзя серьезнее подтвердила:

— Да, это они.

— Не верю! Не может быть!

— Проверь сам, так ли они безобидны, — предложила Рюби. Хани уловил в ее словах затаенную насмешку, но Дъярв принял их за чистую монету.

Он шагнул навстречу Волосатым. Те подались немного назад, выстроившись полукругом, в центре которого оказался Дъярв. Один из Волосатых протянул шерстяную прядку и потрогал Дъярва за шею. Тот подскочил от неожиданности, стремительно выхватил из-за пояса отточенную, как бритва, секиру и срезал дерзкую прядь.

Волосатые засвистели, словно переполошенная птичья стая.

— Чем-то они похожи на Болотничка. И на Хватайлу, — неуверенно предположил Хани.

— Кое-чем, — согласилась Рюби.

Теперь в воздух взвился уже добрый десяток пушистых арканов. Дъярв был проворен, как дикая кошка. Ему удалось с помощью кинжала и секиры освободиться от всех волосяных щупалец. Пестрые клочья шести плыли по воздуху, словно диковинная метель, свистели Волосатые, хрипел Дъярв… Хани кинулся было помочь ему, однако Рюби остановила.

— Не спеши. Ты думаешь ему что-то угрожает? Ничуть. Пусть Дъярв получше познакомится со своими будущими подданными. Ведь это ему придется жить рядом с Волосатыми, а не нам.

Тем временем суматоха утихла. Дъярв успел отрубить еще несколько щупалец, но численный перевес противника сказался, и теперь Дъярв лежал спутанный по рукам и ногам, свирепо проклиная Рюби и Хани за измену.

А двое Волосатых старательно, до последней шерстинки собрали срезанные лохмы, сбили в плотный клубок, что-то с ним сделали… И пожалуйста! Рядом с ними появилось новое существо, созданное прямо на глазах изумленных зрителей. Впрочем, все они были так похожи друг на друга, что Хани моментально потерял новорожденного из вида.

— Ладно, позабавились — и хватит, — решительно сказала Рюби, насмеявшись вдосталь над потешным поединком. Она свистнула еще раз, теперь уже не призывно, а повелительно. В ответ прозвучал нерешительный писк. Но Рюби настаивала, и шерстяные арканы нехотя распустились.

Дъярв вскочил, багровый от смущения и злости. Однако у него хватило ума больше не пускать в ход оружие, даже не пытаться взяться за него.

— Глупые шутки! — крикнул он Рюби.

А та продолжала пересвистываться с Волосатыми. Хани удивленно подумал: еще один язык, сколько же всего она знает? Наконец Рюби произнесла:

— Не сердись. Может, я действительно избрала не лучший способ знакомства, зато они рассказали много интересного и полезного. Например, что пойман лазутчик врага.

— Уж не Грифон ли, — сразу догадался Хани.

— Мья-а-у! — прозвучало за холмами.

— Сейчас его приведут, — перевела Рюби свист Волосатых.

Торжественная процессия Волосатых построилась вокруг большого, аккуратно увязанного тюка, внутри которого что-то слабо трепыхалось. Когда Волосатые ослабили хватку, из тюка вылетел помятый и сконфуженный Грифон. Убедившись, что не только он пострадал от хитроумной ловушки, Дъярв немного отмяк. Даже чуть улыбнулся, глядя, как озабоченно Грифон стал приводить в порядок перышки.

— Привет, — поздоровалась с ним Рюби.

Но, занятый туалетом, Грифон ответил не сразу. Только наведя лоск, он жалобно проворчал:

— Ну нельзя же так… Ведь я животное исключительно редкое, просто уникальное. Реликт, — немного подумав, добавил он. — Меня нужно всячески беречь, холить и лелеять. А тут всякий норовит за хвост… Мя-ау…

Волосатый неодобрительно свистнул, и Грифон сразу обозлилися.

— Сам ты лазутчик и подсыл! Лечу себе, понимаете ли, лечу в Киттигазуитолнитурн… Между прочим, вы там никогда не бывали? Прелестное местечко, такие айсберги красивые… То есть что я говорю! Мерзкая дыра! Лед кругом, один лед, ничего живого. Ужас! И встречаю какого-то глупого великана. Он немедленно начинает швыряться камнями. А со мной так нельзя. Я страшен в гневе, ух как страшен! — Грифон распалился, вздыбил шерсть на загривке. — Никто не догонит, если я рассвирепею. Крылышко помял… Только успел себя в порядок привести — налетели, схватили, связали. Кошмар!

— Так сам говорил, что ты животное редкое, — невинно произнес Хани. — Вот и постарались сберечь тебя от великана.

— Правильно сделали, — не стал спорить Грифон. — А то бы я… Ух!

— Что за великан? — спросил Дъярв. В отличие от остальных, он был предельно серьезен.

— Там, с камнями, — неопределенно ответил Грифон, но Хани и Рюби догадались.

— Каменные Глаза! — хором воскликнули они.

— Этого только не хватало, — насупился Дъярв.

Волосатые возбужденно засвистели наперебой, и Рюби, не дослушав, торопливо сказала:

— Да, это он.

— Не успели избавиться от одной напасти, как тут же лезет другая. Потом, смотришь, выползает третья… И так до бесконечности, — вздохнул Хани.

Волосатые опять засвистели, и Рюби перевела:

— Они поймали лазутчика темных сил, когда тот о чем-то договаривался со злым великаном. Великан ушел, а крылатого схватили, сначала собирались убить, но решили подарить людям в залог своей дружбы.

— Что я, вещь какая, чтобы меня дарить! — моментально вспылил Грифон.

— И не каким-то клубкам шерсти…

— Может, отдать его обратно? — задумался Хани. — В конце концов, на что нам эта крылатая кошка? Летучих мышей ловить, что ли?

Грифон аж зашелся от ярости, словно воду плеснули на раскаленную плиту.

— Ах, так… Да я… Да мы… Да они… Да дракон…

— Вот-вот, — поощрил Хани. — Позови Восьмикрылого, если сумеешь добудиться. Он мне очень нужен. Только не затягивай.

Грифон вконец разобиделся и отвернулся.

Рюби слушала тревожный посвист Волосатых, и глаза ее округлялись от изумления.

— В чем дело? — встревожился Хани.

— Не знаю, что и сказать… — замялась Рюби. — Дело касается Дъярва…

— Меня? — вяло удивился Дъярв. — Что им от меня надо?

— Они угадали в тебе нового правителя этого края.

Дъярв горделиво приосанился.

— Это так!

— И они хотели бы договориться с тобой о дани.

Дъярв покачал головой.

— Никогда не слышал от наших вождей, чтобы Волосатые платили нам дань. Ведь с них взять-то нечего.

Рюби странно улыбнулась.

— Они хотят узнать, согласен ли ты платить им дань.

Дъярв поперхнулся.

— Я?!

— Именно ты.

Какое-то время Хани всерьез опасался, что Дъярва хватит удар.

— И чего они хотят? — зловеще процедил северянин, справившись с удивлением.

— Ножницы.

На бедного Дъярва было жалко смотреть, он вплотную приблизился к помешательству.

— Ножницы?

Уловив знакомое слово, Волосатые зачирикали так, словно в стаю воробьев прыгнула кошка.

— Овечьи ножницы, — подтвердила Рюби.

— Да я их мечом побрею! — взревел Дъярв.

— Это тоже можно, — согласилась Рюби. — Хотя они предпочитают все-таки ножницы. Меч и даже бритва не так хороши.

— Похоже, я спятил, — перестал спорить Дъярв.

— Успокойся, — Рюби взяла его за руку. — Все очень просто. Конечно, про дань сказано немного смело, речь идет не о дани. Ты не знал, что ваши старейшины готовили для Волосатых ножницы и клали их в уговоренных местах. Может, как жертву богам, может, просто по обычаю, но эти странные создания полагают, что им платили дань за их дивную красоту.

Дъярв без сил опустился на землю. Грифон, внимательно слушавший, сдавленно фыркнул.

— Для Волосатых это крайне важно, — продолжала Рюби. — Сегодня ты видел, как родился новый Волосатый. Для них единственный способ размножения — настричь шерсти и скатать новое существо. Поэтому они относятся к дани крайне серьезно.

Тут не выдержали все. Вдоволь насмеявшись, Дъярв согласился:

— Пообещай им, что дань они будут получать исправно. Новый король заверяет их в неизменном уважении. Как я вижу, это довольно безобидные создания, так почему бы не помочь им?

— А как же я? — захныкал Грифон. — Безобразие! Такое редкое животное поставили на грань вымирания, меня так мало осталось, а они ловить и хватать… Нельзя же так!

— Кстати, редкое животное, а зачем Каменные Глаза гонялся за тобой? — поинтересовался Хани. — После нашей встречи я не ожидал от него такой прыти. Хотя… Мне становится жалко его, когда я представляю эту безумную слепую жизнь. Конечно, гранитные валуны вместо глаз — это неожиданно, но я и врагу не пожелал бы подобного.

— Так пойди и помоги бедняге, — сварливо откликнулся Грифон. — Живо перья повыщиплет.

— А что, если действительно попытаться помочь? — как бы сама себя спросила Рюби. — Ведь не одним оружием завоевывают мир. Какое глупое сочетание: завоевать мир.

Грифон расправил крылья.

— Ну, если вы решили сойти с ума, делайте это без меня, я полетел.

Он уже оторвался от земли, но Хани стремительно ухватил его за кисточку на кончике хвоста.

— Стой, приятель! Если помочь великану действительно означает сойти с ума, ты займешься этим вместе с нами. У меня есть план, и ты нам пригодишься.

Как ни шумел Грифон, как ни трепыхался, Хани был безжалостен, и Грифону пришлось капитулировать.

— Ну хорошо, я согласен, — заявил он, всем своим видом показывая, что ничуть не согласен и менее всего думает о безропотной покорности. — Придется мне помочь вам, коль скоро вы никак не можете обойтись без меня. Однако! — Голос его взмыл на патетические высоты. — Запомните, что в случае любого происшествия со мной на вашу совесть черным пятном ляжет ответственность за то, что вы не сберегли доверившееся вам редкое, уникальное животное.

— Я не могу, — простонал Хани. — Он меня уморит. Если меня все-таки хватит удар, прошу вас отомстить этому редкостному, уникальному животному.

— Обязательно, — успокоила Рюби.

— Стой! — гаркнул вдруг Хани, и Грифон замер, испуганно прижав хохолок, точно нашкодивший кот уши.

Отыскать великана оказалось нетрудно. Стоило лишь добраться до равнины, усыпанной гранитными валунами, и подождать немного — а там великан вскоре появится сам. Дъярв, впрочем, отказался идти, заявив, что у него хватает других забот. И добавил, что совершенно не понимает, зачем нужно связываться с этим чудовищем. Грифон торопливо поддакнул, но на все возражения Хани кратко и энергично отвечал:

— Сначала сделаем, а потом сами увидите, зачем.

Когда вдали показались вересковые поля, Хани приказал Грифону:

— Лети и найди великана.

Грифон недовольно огрызнулся:

— Куда спешить?! Он сам разыщет нас гораздо раньше, чем мы его. Очень может статься, что нас уже видят и слышат.

И действительно, тяжелая гранитная глыба, наполовину утонувшая в глине, беспокойно заворочалась. Моховое веко поднялось, и все ощутили тяжелый, давящий взгляд каменного глаза. Хани зябко поежился, он все-таки не был до конца уверен, что ему удастся задуманное предприятие. На всякий случай Хани подался ближе к Волосатым. Те лопотали нечто невнятное, однако вполне мирно. Видимо, они совершенно не опасались предстоящей встречи с чудищем. А оно не заставило себя ждать. Послышались знакомые тяжелые шаги, шумное сопение. Неприятный холодок пробежал по спине — Хани хорошо запомнил, чем кончилась предыдущая встреча. Но ведь она случилась немыслимо давно, в прошлую эпоху, — успокаивал себя Хани, с тех пор он сильно переменился, и не след бояться безглазого великана.

Рычание и вой прогремели совсем рядом. И вот, круша молодые сосны, появился сам Каменные Глаза. Хищно скалясь, великан взбежал на пригорок и замер. Не зная, в чем дело, можно было решить, что он пытается рассмотреть, где прячутся люди, даже Хани поддался наваждению. Но когда безглазая морда великана повернулась к нему, он уже опомнился.

Гранитный валун повернулся еще раз, и наконец великан заметил их. Он завопил громче прежнего. Рюби с брезгливой гримаской прикрыла уши.

— Как только он не оглохнет от собственных воплей? — пробормотала она.

Великан с таким грохотом обрушил свою палицу на землю, что сам еле устоял на ногах. Череп-шлем свалился, и засаленные грязные волосы топорщились в стороны подобно проволоке. Он внушал не столько страх, сколько омерзение. Впрочем, Хани уловил в бешеных завываниях нотку неуверенности. Несмотря на обуревавшую его злобу, великан явно не спешил нападать.

Поняв это, Грифон осмелел. Он растопырил крылья и воинственно запрыгал, как драчливый петушок-подросток.

— Пустите! Пустите меня! Сейчас я его победю… То есть побежу… Или побегу?.. — закончил он тихо.

И в самом деле побежал, потому что великан, доведя себя до исступления, наконец собрался с духом и двинулся в атаку. Грузно топоча, он помчался вниз по склону. Дубина, описывая круги в воздухе, зловеще свистела. Грифон тотчас сжался в комочек и юркнул за спину Хани.

— Вот теперь ваш черед, — кивнул Хани Волосатым.

Они разделились на две группы и с тихим щебетом покатились навстречу великану. Их зеленые глазки поблескивали лукавством. Похоже, новая затея пришлась им по вкусу.

Великан не мог знать о готовящейся западне, да и не видел крошечных существ, ведь его каменные глаза различали далеко не все… И когда он с разбега влетел в расставленные Волосатыми сети, то на глупом лице проступило несказанное удивление. Он полетел кувырком, так толком и не поняв, в чем дело. А Волосатые, подскочив к поверженному гиганту, с привычной сноровкой спеленали его своими прядками, да так здорово, что как ни бился великан, он не мог освободиться от волосяных арканов.

— Пошли, поговорим с ним, — предложил Хани.

Рюби дернула плечом.

— Зачем? Я не думаю, что это порождение зла станет разговаривать с нами.

— Легко ты отказываешься от родственников.

— Родственников?! — Рюби оторопело замерла, широко раскрытыми глазами уставившись на Хани. — Что ты мелешь?

— У меня была возможность познакомиться с ним поближе.

Но Рюби уже справилась с удивлением.

— Это произошло, когда ты пропал…

— Да, — дернув щекой, ответил Хани. Было заметно, что вспоминать прошедшее ему неприятно. — Мир камня невообразимо обширен. Вспомни Жемчужников.

— Ну и что?

— Ведь кроме драгоценных камней есть масса простых.

— Кроме благородных, — поправила его Рюби.

— Не от тебя я ожидал услышать это слово.

— Ты прав, — Рюби покраснела.

— Многие камни подревнее благородных, — Хани старательно подчеркнул голосом привязавшееся словечко. — Гранит, например, старше алмаза.

По лицу Рюби пробежала еле заметная тень.

— Ты сам не знаешь, что говоришь. Мы никогда не отрекались от родства. Но нам известно, что в граните заключена сила, способная погубить весь мир. И кому она будет служить…

— Ты ошибаешься, — жестко возразил Хани. — В нем заключена сила. Но какая… Сие зависит от тех, кому она будет служить. Вы не смогли обуздать эту силу и поторопились назвать ее злой. Ведь непонятное всегда пугает. Странно лишь, как могли отважные и рассудительные Радужники поддаться на чужемерзкую уловку.

Рюби стала совсем пунцовой.

— Что ты собираешься делать? — еле выговорила она.

— Превратить врага в союзника. Всем вместе это под силу.

Когда они подошли к великану, тот прекратил вырываться и только скрежетал зубами, нечленораздельно рыча. Зеленоватая пена хлопьями летела изо рта.

Хани внимательно поглядел на него и протянул вперед меч, послушно загоревшийся изумрудным огнем. Дрожащие отсветы пробежали по лицу великана, он забился, закричал, точно его осыпали горячими угольями. Однако напрасно Хани старался уловить хоть каплю добрых чувств, он натыкался на глухую стену ненависти и страха. Более того, постепенно начало бледнеть сияние меча. Словно жаркое марево окружило голову великана, закрутился волнами белесый мутный воздух.

Рюби испуганно вскрикнула. Померещилось Хани или она действительно произнесла: «Обесцвет!» — он не мог сказать с уверенностью, зато сразу вспомнилось, что он делал, впервые столкнувшись с этим колдовским туманом. Он рванул левый рукав и полоснул мечом по старому шраму. На сей раз туман не порозовел, как тогда. По зеленому лучу пробежали золотистые волны. Когда они коснулись окружавшего голову великана марева, оно вдруг вспыхнуло прозрачным золотым огнем. Великан забился сильнее, но арканы Волосатых выдержали и новый натиск. Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем он успокоился. По знаку Хани Волосатые распустили силки, однако великан лежал неподвижно, его лицо под слоем грязи казалось пепельно-белым.

— Иди сюда! — позвал Хани Рюби.

Она приблизилась, опасливо поглядывая на великана.

— Ты освободил его? — в голосе Рюби смешивались недоверие и восторг.

— Да. В конце концов это оказалось не труднее, чем помочь тебе. Но сейчас ему нужна твоя помощь.

— В чем?

— Только ты можешь вернуть ему глаза.

— Я?!

— Конечно. Ведь камни не подчиняются мне. Я могу лишь расколоть его каменный глаз, а ты сумеешь разрушить чары, опутавшие его. Он не родился безглазым, мы обязаны помочь ему обрести прежний облик.

Рюби растерянно развела руками.

— Но…

— Я не буду мешать тебе. — Хани отвернулся и зашагал прочь. Волосатые пушистыми шариками катились следом.

Поздно вечером Рюби вернулась к костру, возле которого грелись Грифон и Хани. Она буквально шаталась от усталости. В ответ на немой вопрос она кивнула и коротко бросила:

— Получилось.

Хани облегченно вздохнул.

— Теперь, когда придет время, та самая грозная сила, которая так пугала вас, выступит на нашей стороне.

— Ты заставил меня совершить это лишь в расчете на ответную услугу?!

— вспыхнула Рюби.

— Конечно, нет. Если ты, оказывая помощь другим, создаешь себе поддержку, что в том дурного? Я не ставил целью привлечь великана в союзники, а лишь пытался восстановить разрушенное много лет назад. И это не в последний раз, ведь ты говорила, что некогда человек жил в мире и гармонии с природой. Так почему не попробовать восстановить эту гармонию? Почему ты сразу усматриваешь в этом корыстный замысел? Или, помогая Соболенку, ты тоже думала о последующих выгодах?

— Нет, — Рюби пристыженно опустила голову.

— Мы все движемся к единой цели, хотя и разными путями.

— Но все они сойдутся возле Железного Замка, — пообещала Рюби.

— Вероятно, — не стал спорить Хани.

6. ОПЯТЬ ЧЕРНЫЙ МЕЧ

Дъярв приказал выступать на рассвете. По мнению Хани, можно было вполне обойтись без таких красивых жестов. Все равно пересечь льды за один день не удалось бы, и потому не было никакой необходимости вскакивать в такую рань. Однако Дъярв еще не полностью освоился в роли повелителя и несколько злоупотреблял окриками и приказами. Впрочем, справлялся он неплохо, и Хани не стал спорить, хотя и проворчал, что все это слишком походит на театральное представление.

Новоявленный владыка с нескрываемой гордостью обозревал лагерь, разбитый под стенами Фаггена. Конечно, во времена расцвета Анталанандура или Тъерквинга такая армия показалась бы не более чем мелким отрядом. Рюби, непонятно улыбаясь, заметила, что когда-то в Анталанандуре легионов было больше, чем сейчас воинов у Дъярва. Тот вознамерился было оскорбиться, но вид марширующих полков утешил его сердце. Дъярв только фыркнул, как рассерженный кот, и сказал, что сейчас разбойников в стране почти не осталось, а потому нет необходимости собирать миллионную армию.

— Примерно то же самое говорил в свое время Морской Король, — возразил Хани. — А кто сейчас может сказать, куда он пропал?

— Не спеши, — остановила его Рюби. — Я бы не утверждала так уверенно, что мы больше не встретим этого злодея на своем пути.

— Если встретим — тем хуже для него, — самодовольно бросил Дъярв. Вообще, с того дня, как Хани отдал ему корону, Дъярв сильно переменился. Сутулые плечи распрямились, голова горделиво задралась к небу. Он даже просто ходить перестал, теперь только шествовал. Дъярв примеривал на себя облик короля, как человек примеривает чужое, не для него сшитое платье. Однако Хани заметил, что северянин стал много реже поминать свои кровавые подвиги, теперь это явно не доставляло ему прежнего удовольствия. Может, именно на это намекала Рюби, когда Хани выбирал облик короны?

Как только нежаркое солнце поднялось над бескрайней ледовой равниной

— бывшим морем, затрубили трубы, и отряд за отрядом начали выходить из города. Воины строились четкими рядами на прибрежном льду. Рассвет окрасил шлемы в розовый цвет, замерцали, заискрились поднятые лезвия копий. Когда армия собралась, вновь хрипло взревели трубы, и перед строем появился Дъярв. Поверх доспехов он надел красный плащ, расшитый золотыми узорами, на голове вместо шлема поблескивала корона. Хани и Рюби шли в трех шагах позади. Дъярв с нескрываемой гордостью оглядел армию.

— Солдаты! — рявкнул он и вдруг умолк, словно забыл напрочь, о чем собирался говорить. После долгого молчания он неожиданно тихо продолжил: — Мы выступаем в поход, и назад вернутся немногие. Я предупреждаю сразу. Если кто-то ослаб душой, если кто-то усомнился — пусть уходит сейчас. Я не скажу ему ни слова, потому что знаю — нельзя требовать от человека больше, чем он сам может дать. Уходите сейчас, потому что дрогнувший в трудный момент погубит не только себя, но и других. Не нужно считаться обидами и тешить самолюбие. Гораздо ужасней, если чья-то маленькая слабость в решающем бою принесет роковые последствия. Пусть останутся только те, кто готов погибнуть. Но погибнуть не ради славы и золота, как то бывало прежде. Я не знаю, будет ли вообще кому рассказать о нашем походе, если случится худшее… — Дъярв говорил вполголоса, но его слова разлетались, подобно громовым раскатам. — Мы будем сражаться ради наших и чужих детей, ради их солнца и их счастья. Помните это.

Он пристально поглядел на воинов. Рюби подошла ближе и добавила:

— Нас немного, но к нам придет помощь. Радужники всегда сражались со мраком, и в решающий момент дружина Дайамонда встанет рядом с вами. — Она грустно улыбнулась. — Хотя нас еще меньше. Нам предстоит сразиться не только с безымянным ужасом старых преданий, безликим повелителем Хозяина Тумана. Нам придется драться со многими порождениями мрака… Близится час решающей битвы, и вся нечисть будет стараться погубить нас.

Дъярв еще подождал немного и закончил:

— Мы выступаем через час.

Из окна своей комнаты Хани следил за армией. Как хотелось бы ему, чтобы ни один воин не дрогнул. Увы… То здесь, то там согнутые фигурки торопливыми шажками покидали строй и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее бежали к городу.

— Зачем ты это сделал? — спросил Хани Дъярва.

Тот продолжал смотреть в окно, дергая щекой.

— Я не думал, что так много людей рискнет бросить нас, — еле выдавил он наконец. — Да, я подверг их жестокому испытанию, но не более жестокому, чем предстоящие. Их будет вечно жечь огонь позора, однако это менее ужасно, чем всем рисковать поражением. Нам предстоит тяжелая борьба, и прежде всего каждому — с самим собой, — с внезапно вспыхнувшей злостью Дъярв поглядел на Хани. — Не так давно ты предпочел действовать, не спрашивая меня. Подожди, — остановил он встрепенувшегося было Хани. — Я знаю, что и тебе этот поступок дался нелегко… Ты добр до беспощадности. Хоть и звучит странно, это так. И не думай, что твоя борьба закончилась. Я не пророк, но, клянусь могилами предков, тебе предстоят испытания гораздо более трудные, чем оставшиеся позади.

Хани смутился. Вместо него ответила Рюби:

— Зато тебя нельзя упрекнуть в доброте. Чувствуется, заговорила-таки кровь Скъельдингов!

— А я и не притворялся добряком, — угрюмо сказал Дъярв. — Я таков, каков я есть, нравлюсь я вам или нет. И я не просил навязывать мне эту корону. Ты превосходно знаешь, что, приняв ее из рук мертвого короля, я принял на себя и его проклятие. Думаешь, я не подозревал об этом? В легендах и преданиях северного народа много говорится о нем. А вы не знакомы с ними… Слишком долго мы жили рядом с Хозяином Тумана и его слугами. Я уже знаю, что, надев эту корону, я обречен либо разрушить проклятие Скъельдингов, либо обречь себя на вечные муки. Вот корона с черепами позволяла мне передать проклятие дальше, присовокупив к нему собственные грехи. Я сделал страшный выбор, хотя и не совсем по своей воле.

Рюби не спешила с ответом.

— Нет, именно по своей воле, — наконец тихо промолвила она. — Ведь никто не вынуждал тебя вести отряд на крепость Хозяина Тумана. Ты сделал свой выбор еще тогда. Однако ничто не дает тебе права быть жестоким. Твоя судьба еще не определена окончательно, и каждый твой поступок, каждое твое слово могут повлиять на исход…

— Хотелось бы верить… — вздохнул Дъярв.

— Ты не веришь в нашу победу? — вдруг в упор спросил Хани.

— Не слишком.

— И все-таки ведешь войска? Как это связать с твоими же словами?

— Я не колеблюсь, — отрезал Дъярв. — Я иду за смертью.

— И напрасно. — Рюби взяла его за руку, Дъярв вздрогнул. — Я не говорила раньше, чтобы не рождать напрасных надежд, но помощь будет серьезнее, чем ты предполагаешь. Но и противники будут много сильнее, чем ты обещал. Мы вмешиваемся в извечную борьбу света и тьмы. Против нас могут встать те, кто пришел в мир гораздо раньше Безымянного, и сражаться с ними будет очень сложно.

— Но ведь у нас есть два волшебных меча, — вставил Хани. — Две стихии будут помогать нам.

— Надеюсь, — коротко ответила Рюби.

Дъярв встрепенулся и почти весело оборвал их:

— Хватит спорить. Если мы промедлим еще немного, то останемся совершенно без армии. Неизвестность и ожидание способны поколебать самого стойкого, они пожирают мужество, как огонь сухую солому. Без надежды на спасение, однако с верой в победу — вперед!

По приказу Дъярва во главе армии двигался отряд тяжеловооруженной пехоты. Щиты и шлемы были склепаны грубо, но вполне прочно, а тяжелые секиры и длинные копья выглядели очень внушительно. Дъярв сказал, что этот отряд должен отражать любые внезапные нападения, чтобы позволить основным силам развернуться для боя. Хани порывался присоединиться к авангарду, но Дъярв остановил его, сказав, что не может подвергать ненужной опасности одного из носителей волшебных мечей.

— А те, кто идет…

— Это война, — жестко ответил Дъярв. — И на войне кто-нибудь обязательно погибает. Долг полководца — обеспечить победу. Если я буду думать о том, чтобы сохранить жизнь всем, мы обязательно все и погибнем. Я стараюсь сохранить в целости армию. Странно, что вы, повидав так много сражений, еще не поняли этой простой истины.

— Не думаю, что и посреди армии мы будем в большей безопасности, — усмехнулась Рюби.

Дъярв свысока глянул на нее.

— Я принял ответственность на себя, и буду поступать так, как считаю нужным. Опасностей же, действительно, хватит на всех.

Армия была вооружена не столько хорошо, сколько разнообразно. Дъярв недовольно морщился, когда отряды маршировали мимо него. Единственное, что утешало — в армии осталось более десяти тысяч воинов.

Замыкали шествие олени, волокущие тяжело груженные сани с припасами. Соболенок выполнил обещание, и его слуги сопровождали армию людей.

Как только берега Фаггена растаяли в туманной дымке, надо льдом, сковавшим пролив, засвистел ветер, закрутились вихри поземки. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь сизую пелену, ощутимо похолодало.

— Мне кажется, нам следует быть настороже, — тревожно сказал Хани Дъярву. Ему пришлось почти кричать, чтобы перекрыть заунывный вой вьюги.

— Почему?

— На нас могут напасть под прикрытием этой завесы. Ведь если пурга разыграется по-настоящему, никто ничего не увидит и на расстоянии вытянутой руки. Враг сможет воткнуть в тебя копье раньше, чем ты узнаешь о его приближении.

— Ты полагаешь, что вьюга — дело черных рук?

— Ничуть не удивлюсь, если это именно так.

Дъярв снисходительно похлопал Хани по плечу.

— Не беспокойся. Я предусмотрел и это. Армия готова вступить в бой в любой миг, хотя я уверен, что вражеские копья — не самая опасная из опасностей. С ней-то мы справимся. Что же до остального… Я думаю, колдунья могла бы попробовать остановить бурю. Мне это не удастся.

Хани помчался к Рюби. Та лишь покачала головой, выслушав его предложение.

— Дъярв меняется на глазах. Гораздо быстрее, чем можно было предположить, и гораздо быстрее, чем хотелось бы. Я предпочитаю иметь дело с военачальником свободного народа, а не с королем… Впрочем… Я не властна над погодой. Принцесса справилась бы здесь лучше меня. Хотя попытаюсь.

Она взмахнула мечом. Красный луч рассек крутящуюся муть. Раз, другой, третий… Никакого результата. Вьюга завывала все сильнее, снежная крупа все больнее хлестала по лицам.

— Не выходит, — без особого сожаления сказала Рюби.

— Ты говоришь об этом так спокойно.

— Да. Я совершенно согласна с Дъярвом. Главная опасность — не мечи и копья.

Как бы подтверждая ее слова, лед под ногам дрогнул, словно по морю прокатилась высокая волна. Хани облизал губы.

— Вот-вот, — подтвердила Рюби. — Именно об этом я и говорила.

— Не останавливаться, — долетел сорванный голос Дъярва. — Не останавливаться! Двигаться Вперед!

Люди напряженно вслушивались в стенания вьюги, пока судороги не начинали прокатываться по окаменевшим лицам. Ладони закостенели на рукоятях мечей и топоров. Но ни малейший звук, намекающий на приближение врага, не долетал до них. Звон мечей, лязг брони, тяжелые шаги — ничто не примешивалось к шуму пурги. И все-таки даже самый толстокожий теперь явственно ощущал, что за ним следят чьи-то недобрые глаза, что где-то совсем рядом затаился враг.

В таком напряжении прошел весь день. Постоянное ожидание опасности утомило людей куда больше, чем переход. Как и предсказывал Хани, пересечь пролив за один день не удалось, пришлось заночевать на льду. Армия двигалась гораздо медленнее, чем небольшая группа путников, и Хани начал всерьез опасаться, что переход затянется. Провести на льду вторую ночь, в пургу, без костров…

К счастью, утро оказалось более приветливым, чем вечер. Хани проснулся с тяжелой головой и ломотой во всех суставах, но прозрачное голубое небо и сверкающее солнце подняли его настроение. Бескрайняя белая равнина искрилась мириадами блесток так, что невольно выступали слезы и хотелось зажмуриться. Это встревожило Дъярва, по его словам, от этого сверкания вполне можно ослепнуть. Но во время сборов предусмотрели и такую возможность. Каждый воин имел кожаную повязку с узкими щелями для глаз, почти не пропускавшими света. Нашлась повязка и для Хани.

Надевая ее, Хани кисло сказал:

— Мне кажется, мы идем на поводу у врага. Кому-то очень хочется ослепить нас. Так или иначе — ему это удалось.

— Удалось ли? — ухмыльнулся Дъярв.

— Отчасти.

Вновь мягкая волна прокатилась по ледяной равнине. Хани мог поклясться, что не почувствовал ни единого дуновения даже самого слабого ветерка, но его обдало пронизывающим холодом.

— Что это? — встревожился он, хватаясь за меч.

— Не знаю и не собираюсь выяснять, — закаменев лицом, ответил Дъярв.

— Приказываю армии выступать немедленно!

Авангард уже успел отойти на порядочное расстояние, когда снялись с места главные силы. Однако, не сделав и пяти шагов, Хани закричал:

— Кто это?!

Дъярв и Рюби оглянулись. Хани вытянул руку, показывая на черное пятно неподалеку. Сквозь узкие щели повязок различить что-либо удавалось с огромным трудом. Хани скорее догадался, чем увидел, что это человек. Зато Дъярв не стал гадать.

— Лучники! — оглушительно рявкнул он.

Тут же щелкнули тетивы, и десяток стрел с пением взмыл в воздух. Облачко черного дыма окутало незнакомца, и люди со страхом и изумлением увидели, что стрелы отскакивают от этого облачка.

— Может, не стоит? — нерешительно промямлил Хани. Он не мог справиться с внезапной робостью, которая временами накатывала на него.

— Я не думаю, что это друг, — отрезал Дъярв. — И у нас нет лишнего времени разбираться.

Лучники выпустили еще несколько стрел — с тем же результатом. Подчиняясь новому приказу, армия двинулась дальше. Хани и Рюби посторонились, пропуская воинов. Рюби долго вглядывалась в размытый силуэт и наконец сказала:

— Сдается мне, я догадалась.

— Какое это имеет значение? — пренебрежительно бросил Дъярв.

— Я думаю, кое-какое имеет.

— Быстрее, быстрее! — прикрикнул Дъярв на солдат и снова обернулся к Рюби. — Я не знаю, кто это, и, признаться честно, не стремлюсь узнать. Но я твердо уверен: этот человек не желает нам добра.

— Подожди! — перебил Хани. — Неужели это она? — со страхом обратился он к Рюби.

— Да.

— Снова на нашем пути?

— И снова с Черным Мечом.

— Но ведь ужасное оружие сгинуло в море!

— Значит тот, кто обитает в холодных глубинах, поднял этот кошмар.

Дъярв слушал их, плохо понимая, о чем идет речь. Единственное, что он понял — Рюби поддерживает его.

— Может, попытаемся прикончить его? — предложил Дъярв.

— Не его. Это принцесса Тан-Хореза, — ответила Рюби.

— Понятно… Не удивительно, что человек, родившийся в прибежище колдунов и волшебников, связался с черными силами. Пожалуй, вы правы, лучше оставить ее в покое. Хотя… — протянул Дъярв, поглядывая на стоящую неподвижно Ториль, — может, и следует сразиться с принцессой ради нее самой.

Рюби вздрогнула.

— Но не убивать.

— Конечно.

По приказу Дъярва десять солдат устремились к принцессе. Хани помнил силу золотого дракона на рукояти меча и неожидал от схватки ничего хорошего. Действительно, все солдаты остались лежать на окровавленном снегу.

Новый жест Дъярва — и еще десять солдат бросаются на Ториль. Ее невысокая щуплая фигурка в развевающемся плаще мелькает между статными северянами стремительной тенью, сверкают мечи… И Хани видит, как принцесса начинает приближаться к ним, высоко подняв отливающий чернью меч, на рукояти которого лихорадочно пульсируют две красные точки — глаза золотого дракона. Они хорошо различимы даже в ярком солнечном свете, в безумном сверкании снега и льда, настолько велика ненависть, владеющая принцессой.

Дъярв нервно ощупал корону, как бы сожалея, что на голове у него нет шлема.

— Если не остановить ее, она уложит здесь половину моей армии. — Он легко вскинул тяжелую секиру и крутнул ее, воздух так и загудел. — Что ж, придется заняться этим самому.

— Подожди, — остановила его Рюби. — Ты не сможешь одолеть ее, пока у нее в руках Черный Меч.

Дъярв грустно улыбнулся.

— Предполагаю. Но армия должна двигаться дальше. Пока колдунья занята схваткой, она не сможет вызвать черные силы. Иначе стал бы я понапрасну губить людей. Я постараюсь отвлекать ее как можно дольше и сделать так, чтобы она вообще позабыла про колдовство. А вы… Вы сумеете в случае… неприятности справиться и без меня.

Ториль уже подошла так близко, что Хани смог увидеть ее лицо. Оно было совершенно белым и неподвижным, как у мраморной статуи. Хани был совершенно уверен, что принцесса сейчас ничего не видит и не слышит. Более того, юноша догадался, что не принцесса управляет мечом, а само адское оружие тащит ее. Оно вырвалось из повиновения и завладело хозяйкой. Произошло то, о чем предостерегал Дайамонд, что могло случиться и с его братом, не потеряй тот меч столь быстро. Не каждому по плечу владеть таким оружием, Ториль не справилась, не помогла ей и вся ее магия.

Дъярв вскинул секиру на плечо и сделал было шаг навстречу, однако его остановил окрик Рюби:

— Назад! Хани!

Хани понял, что требуется от него. Он обнажил меч, тотчас все вокруг окрасилось в глубокие изумрудные тона — так засияло лезвие. Рюби тоже вынула меч из ножен, и рядом запылал факел алого пламени.

Рюби громко произнесла какое-то заклинание, Хани уловил отдельные знакомые слова. Световые лучи, испускаемые мечами, сплелись в цветную сеть, нависшую над принцессой.

Впервые лицо Ториль отразило какие-то чувства. Злобная ухмылка, более похожая на гримасу, исказила его. Она тоже произнесла непонятное заклятье на языке черных магов. Золотой дракон испустил пронзительный вопль, и Черный Меч завертелся с бешеной быстротой, образовав прозрачный мерцающий круг. Когда красно-зеленая сеть коснулась этого диска, раздался протяжный металлический звон, и сеть подбросило вверх. На лице Ториль промелькнуло удивление, похоже, она надеялась на другой исход. Хотя сеть и не связала ее, меч не смог разрубить цветные петли.

Снова качнулся лед, причем на сей раз толчок был настолько силен, что Хани не устоял на ногах и упал, выронив меч. В тот же миг разрушилась волшебная сеть, сплетенная магическим искусством Рюби. Ториль сделала два шага вперед, встав лицом к лицу с Дъярвом. Северянин следил за поединком магий расширившимися от удивления глазами и сейчас, оказавшись на волосок от смерти, не заколебался ни на мгновение.

Тяжелая секира, которую Хани еле поднимал обеими руками, перышком взлетела вверх и начала опускаться на голову принцессы.

Хани захотелось зажмуриться, чтобы не видеть того, что произойдет дальше. В равной степени он не желал смерти ни Ториль, ни Дъярва. Но проклятые веки не хотели повиноваться, и приходилось смотреть.

Секира плавно, как во сне, пошла вниз. Ториль попыталась вскинуть жаждущий крови меч. Наверное, она действовала быстро, очень быстро, ведь недаром от ее руки пали двадцать отменных бойцов. Однако в этот день Дъярв был непобедим. Секира ловко обошла меч и… плашмя ударила принцессу в бок. Неимоверным усилием Дъярв сумел отвернуть свой удар, как потом выяснилось — напрасно. Даже прямой удар лезвием не причинил бы Ториль вреда, а этот — подавно. Но звериная сила Дъярва сказалась — принцессу отбросило в сторону, она без чувств распласталась на льду. Меч вылетел из ее ладони и врезался в лед, ударил фонтан брызг.

Опомнившийся Хани поднялся и подобрал свой меч. Рюби поспешно выкрикнула заклинание, восстанавливая разорванную магическую сеть. Вовремя! Лед, раздробленный Черным Мечом, треснул, мелкие осколки ушли куда-то вниз, открыв мрачную полынью, курящуюся паром. Из полыньи вдруг высунулась блестящая черная голова с белыми пятнами, похожая на акулью. Когда распахнулась пасть, усаженная зубами, похожими на колья, это сходство еще усилилось. Зато глаза чудовища были не акульи. В них светились те же самые жестокость и беспощадность, но легко читался и холодный расчетливый ум — качество, отсутствующее акул.

— Орк Великий… — прошептала Рюби.

Чудовище грациозно повернулось, внимательно глянуло на нее, зевнуло, еще раз показав ужасную пасть, и неожиданно произнесло:

— Рад видеть тебя.

Голос Орка был высоким, почти писклявым.

— Зачем ты поднялся из черных глубин? — требовательно спросила Рюби.

Орк немного помедлил и ответил вопросом:

— Куда вы идете?

— Разве я не вольна в своих делах? — тоже вопросом ответила Рюби.

— Разумеется, — первым сдался Орк.

Тем временем Дъярв тихонько подобрался к оглушенной ударом Ториль и крепко, но бережно связал принцессу ее же плащом. Теперь она не могла и шевельнуться.

— Ты не ответил мне, — настаивала Рюби. — Мы не тревожили морские глубины, зачем ты поднялся на поверхность? Ужели Орк Великий нанялся в сторожевые псы?

— Не нанялся, — огрызнулся Орк. — Двухголовый попросил меня.

— Ах, вот оно что, — в голосе Рюби послышалось облегчение. — Теперь ясно. А то я подумала, что ты достаешь со дна Черный Меч и отдаешь принцессе Тан-Хореза только потому, что испугался ее. Да еще помогаешь ей своею злобой.

Орк отрывисто ухнул.

— Это так. С моей помощью Черный Меч становится впятеро, вдесятеро сильнее. Никто не умеет так ненавидеть, как я.

— Однако ранее людские дела тебя не касались. Ты родился, когда разделились свет и тьма — что тебе до забот краткоживущих? К тому же в этом мире и так слишком много ненависти, чтобы умножать ее.

— Мы с Двухголовым ровесники, — стремительно возразил Орк.

— Он живет на земле.

— Он живет в тени.

— Каждый сам за себя! Тем более в тени. К тому же в твои владения краткоживущие не вторгнутся никогда.

— Это не имеет значения, — рыкнул Орк.

— Ты намерен сразиться со мной? — деланно удивилась Рюби.

Орк снова распахнул пасть, так он улыбался.

— Я повторю твой же вопрос: что тебе до делишек краткоживущих?

— Могу ответить. Морской Король посягнул на Радужное ущелье.

Хани не верил собственным ушам, с какой холодной безжалостностью были произнесены эти слова.

— Не знал, что Радужники так мстительны, — проворчал Орк.

— Еще раз спрашиваю: ты намерен помешать мне?

Орк не торопился с ответом. Он внимательно оглядел Хани и Рюби, полюбовался на висящую в воздухе красно-зеленую сеть, посмотрел на лежащую принцессу.

— А что произойдет, если я попытаюсь?

Рюби недобро улыбнулась.

— Как ты полагаешь, для чего я собираю волшебные мечи?

Впервые Орк смутился. Он невнятно пробормотал:

— Ты не посмеешь освободить четыре стихии. Ведь тогда придется плохо не только живущим в тени, но и вам, и защищаемым тобою краткоживущим.

— Ты забыл добавить, что в первую очередь будет плохо все-таки вам и именно вам. Мы постараемся остановить буйство стихий раньше, чем они нанесут серьезный вред миру.

Теперь Орк задумался надолго.

— Может, ты и права, — произнес он нерешительно, — хотя меня ты не убедила.

— Тогда это сделаю я! — неожиданно взревел Дъярв. Не замеченный никем, он оставил валяться на льду свою любимую секиру и подобрал Черный Меч. Глаза золотого дракона окрасились в цвет крови, и таким же мрачным пламенем горели глаза Дъярва. — Жалкая рыба! Твое время истекло, теперь мир принадлежит нам, в нем не осталось места для подобных тебе тварей! Дурак! Можешь продолжать прятаться в холодных глубинах, можешь воспарить над океаном, мы достанем тебя повсюду!

Дъярв подбежал к самому краю полыньи и с плеча рубанул Орка. Меч заревел так, что заложило уши. Черное лезвие рассекло блестящую кожу, кровь потоком хлынула из глубокой раны.

Все оторопели. Рюби была ошеломлена ничуть не меньше Орка. А Дъярв, используя общее замешательство, исступленно наносил удар за ударом, что-то нечленораздельно вопя, словно бешеный. У него на губах даже запузырилась пена.

Наконец Орк опомнился и с плеском погрузился в воду. В полынье расплывались маслянистые красные пятна. Дъярв с проклятьем отшвырнул дымящийся меч.

— Он получил свое!

И тогда волшебная сеть рухнула вниз, опутав его по рукам и ногам Пораженный Дъярв закричал:

— Что вы делаете?!

— Видимо, сеть решила, что ты сейчас опаснее Орка, — ответила Рюби.

Вновь плеснула вода, и появилась иссеченная морда Орка.

— Напрасно, — произнес он. — Я мог бы утопить вас всех, но не буду делать этого. Я подготовлю вам более тяжкое испытание: заставлю вас сражаться друг с другом…

Теперь к Черному Мечу двинулся Хани. Орк, заметив это, поспешил нырнуть. Рюби развела руками.

— Ничего не понимаю… Кажется, собственное творение оказалось сильнее Орка…

7. ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАМОК

Дорога проходила по местности настолько унылой, что с трудом верилось

— недалеко отсюда раскинулись дремучие леса, владения Соболенка. Ни самого чахлого деревца, ни кустика — одна ломкая коричнево-желтая трава покрывала глинистые холмы. Глубокие ямы и овраги заполняла ржавая маслянистая вода. Временами она вскипала, наверх поднимались пузыри, вспыхивающие коптящим пламенем, и все гнилое озерцо принималось бурлить и клокотать, словно какие-то неизвестные твари, живущие в нем, затеяли смертельную схватку. Но кто мог жить в этой отравленной воде?

Безжизненная пустыня наступала на лес. Его окружала полоса сухостоя, завалы мертвых деревьев. Землю в этой полосе покрывал толстый слой гниющих сучьев, листьев, хвои. Вязкий ковер испускал одуряющий тошнотворный запах тлена и разложения.

Впрочем, спутники Чани этого не замечали. Во всяком случае, Чани не видел и тени неудовольствия на лицах Морского Короля, Эвигезайса, Драуга. Скорее наоборот — чем ближе армия подходила к своей цели, тем веселее становился Морской Король. Эвигезайс оставался равнодушен ко всему на свете. Драуг и его ульфхеднары если от чего и страдали, то лишь от непривычно теплого климата, хотя, на взгляд Чани, было прохладно.

Такое поведение подданных постоянно роняло искры сомнения в душу новоявленного принца, однако они оставались по-прежнему покорными и беспрекословными исполнителями его распоряжений. Даже высокомерный Эвигезайс в ответ на приказы Чани слегка кивал — величайший знак почтения, ведь с Морским Королем он обращался как с нашкодившим мальчишкой. А кроме того, рядом с Чани находились свирепые, нерассуждающие, неукротимые телохранители — Снежные Волки. В их преданности не усомнился бы никто, и на всех привалах Чани только им доверял охранять свой сон.

Когда впереди, на грязной рыжей земле возникла черная полоса, Морской Король удовлетворенно вздохнул.

— Добрались…

— Куда? — надменно спросил Чани, нервно подрагивающими пальцами гладя рукоять меча.

Король на мгновение задумался и насмешливо ответил:

— Здесь начинаются владения местоблюстителя вашего престола, светлый принц; с этого дня можно не бояться никаких опасностей и нападений. В этих землях царит твердый порядок и тишину не нарушает ничто.

Чани подумалось, что тишина сродни кладбищенской, но высказывать это он не стал.

— Кто же мешает неприятелю пересечь границы владений… местоблюстителя? — Он сделал паузу перед тем, как произнести это слово. — И как его зовут? Кто он или что?

Морской Король ухмыльнулся.

— Повелитель вскоре сам увидит пограничную стражу Северо-Восточной провинции и тогда рассудит — хватит ли у кого-нибудь отваги решиться вступить с нею в схватку. Пусть повелитель не удивляется ничему. Эта провинция была опорой могущества Золотого королевства. Именно в ней находятся железные руды, плавильные печи, оружейные мастерские, так что нет ничего удивительного в том, что здесь многое отковано из железа…

Таинственная черная полоса оказалась дорогой. Никогда ранее Чани не приводилось видеть подобного. Она в равной мере не походила ни на мощенные истертыми плитами королевские дороги, ни на избитые до каменной твердости бесчисленными повозками и ногами путников грунтовые дороги севера, ни на еле заметные проселки. Гладкая, широкая, залитая твердой черной массой, напоминающей застывшую смолу. Шагать по такой дороге было одно удовольствие, однако Чани дорога странным образом напомнила след гигантского слизняка, этакого чудища, размерами с хороший дом.

— Если на то будет соизволение повелителя, — вкрадчиво заметил Морской Король, — то после восстановления законной власти и порядка в королевстве было бы недурно протянуть такие дороги во все пределы страны. Полезно облегчить путешествия подданных и управление державой.

— Мы согласны, — величаво кивнул Чани.

Лишь позднее он понял, что именно в этот момент невольно вырвавшимся «мы» он окончательно определил для себя дальнейший путь. Только сейчас он твердо уверовал в свое королевское происхождение, только сейчас решил, что действительно призван судьбой восстановить Золотое королевство. Это же заметил и Морской король, потому что скрипнул зубами и отвернулся, не в силах другим способом скрыть владеющую им ненависть…

Когда армия вышла на дорогу, Чани вместе с волками стал во главе колонны. Ведь Морской Король сказал, что больше не встретится никаких опасностей, и властелину надлежит вести свою армию посвоей земле.

Когда они поравнялись с невысокими холмами, прозвучало приглушенное хриплое рычание, как бы предостерегающее: ни шагу дальше. Шерсть на загривках волков встала дыбом, глаза зажглись яростным желтым огнем. Они зарычали в ответ не менее грозно и вызывающе: попробуй, тронь! Чани просто не обратил внимания на эти звуки, как не заметил бы комариного зудения. Он просто поехал дальше.

Вдруг словно две исполинские глыбы глины оторвались от склонов холмов, это два огромных зверя выпрыгнули на черную полосу и преградили путь. Чани недоуменно поглядел на них. В другое время он обязательно испугался бы, но сейчас…

Ранее ему не приводилось видеть столь кошмарных созданий. Даже в самых невероятных россказнях не долетало и намека на существование подобных страшилищ. Они напоминали рысь — такие же массивные, коренастые, с короткими хвостами и толстыми лапами, но рысь размерами с хорошую лошадь. Темно-коричневая шерсть с желтыми подпалинами тоже не походила на рысью пятнистую шкурку. Но ужаснее всего были головы чудовищ, словно отлитые из синеватого железа. Длинные сверкающие клыки не помещались в пасти, когда зверь закрывал ее, и выдавались на пол-локтя ниже челюсти. Разевая пасть, звери чуть запрокидывали голову, и саблевидные клыки торчали прямо вперед.

Чани растерянно глядел на чудовищ. Волки стремительно выскочили вперед, прикрывая его, и явно намеревались завязать драку. Чани неохотно обнажил меч и собрался было приказать отряду ульфхеднаров убить зверей — против их тяжелых секир вряд ли устояли бы даже железные головы, — как его остановил Морской Король.

— Не спеши, повелитель, — сказал он, подойдя к Чани. — Не следует начинать бой.

— Почему? — с нескрываемым неудовольствием спросил Чани. — По какому праву они становятся на моей дороге? А ты, как мне помнится, говорил, что больше мы не встретим опасностей.

— Их и нет. Это твои верные слуги.

— Слуги?

— Да. Они и есть та самая пограничная стража, которая будет верно охранять твои границы. Железноголовые тигры неустрашимы и неподкупны.

— Почему же мои слуги преграждают мне путь?

— Потому что они, как и все мы раньше, еще не знают, что ты их владыка.

— Тогда поторопись объяснить им это, — жестко приказал Чани и отвернулся, словно тигры больше не существовали.

Морской Король замялся.

— Осмелюсь потревожить повелителя…

— Чего тебе?

— Дело в том, что железноголовые тигры, разбуженные пришельцами, не заснут вновь, пока… Им нужна свежая человеческая кровь.

Чани посмотрел сквозь Морского Короля.

— Хорошо. А при чем тут я?

— Нужно твое повеление, кого бросить им в жертву.

Чани зевнул и тихо, с таким спокойствием, что короля бросило в дрожь, сказал:

— Если я начну решать, кому из моих слуг умереть, у меня не останется времени на более серьезные дела. Для этого у короля имеются министры. А если министр не в состоянии решить кому надлежит умереть, то он обязан это сделать сам.

Морской Король покачнулся. Ему вдруг подумалось: не ошибся ли он, предоставив такую власть Чани? Король ни на мгновение не допускал возможности, что Чани и есть Чанганна Ослепительный, однако юноша вел себя так, что невольно зарождались сомнения. А что может получиться из союза короля Анталанандура с Двухголовым… Они установят порядок, в котором не найдется самой крохотной щелочки для Морского Короля.

Король поспешно подозвал Драуга. После короткого препирательства были выбраны две жертвы, их связали и кинули тиграм. Те не стали медлить… Насытившись кровью, тигры пропали столь же внезапно, как и появились. Исчезли, растворились, слились с глинистыми холмами.

Морской Король заметил восторг и любопытство, с которыми Чани следил за кровавой расправой, болезненные и зловещие. Король порадовался этим изменениям, ведь он жаждал их, но в то же время ужаснулся, поняв, какой кошмар выпустил на свободу. Действительно, общение с Черным Мечом не прошло для Чани бесследно. Эта тяжесть оказалась ему не по силам, меч открыл самое худшее, что таилось в его душе, и превращения еще не закончились.

Повинуясь взмаху руки Чани, армия двинулась дальше. Кровавые лужи на дороге он просто перешагнул.

Впереди показалась темная громада горного массива, резко выделявшаяся на фоне рыжей глины. Дорога ныряла в расселину между скал, немного петляла по неширокому ущелью и выходила в котловину. Там, на холме, виднелись высокие зубчатые стены и еще более высокие четырехугольные башни. Над стенами колыхалось багровое зарево, словно двор крепости заполняла груда раскаленных углей. Было заметно, как вверх струятся потоки горячего воздуха, смешанного с дымом, временами долетал неясный гул и грохот сотен тяжелых молотов.

Морской Король почувствовал, как у него перехватило горло. Он откашлялся и сипло возвестил:

— Железный Замок.

Чани, уловив в его голосе страх и почтительность, недовольно спросил:

— Здесь и живет местоблюститель?

— Да.

— Ты произносишь эти слова так, словно сообщаешь пленнику, где его ожидает победитель, — зловеще процедил Чани.

Морской Король растерялся. Раньше он как-то не задумывался об этом. Для него главным было вырваться из горящего замка Хозяина Тумана и добраться до Железного Замка, а сейчас он столкнулся с тяжелой проблемой, ошибка в решении которой означала смерть. Король только два раза видел Двухголового и из этих встреч вынес твердую уверенность, что с трудом избежал гибели. В лучшие-то времена… А сейчас он ведет к правителю человека, претендующего на королевскую власть. И в то же время никуда не денешься — без Чани им не справиться. Благодаря обману, Морскому Королю удалось расколоть ряды противников, теперь нельзя допустить их объединения. И так нехорошо, и этак плохо.

Король вздохнул.

В конце концов, похоже, что меньшее зло — все-таки идти в замок.

Армия подошла к узкой дорожке, взбегавшей на холм, на котором стояла крепость…

Сначала Чани совершенно серьезно опасался, что в Железном Замке не только крепостная стена откована из железа, но и вообще все, включая мебель и посуду. К счастью, его опасения не сбылись. Здания крепости были сложены из гранитных глыб, стулья оказались самыми нормальными — деревянными. Поэтому растерянность и робость довольно быстро уступили место недовольству и раздражению.

Жизнь в замке оказалась не такой легкой, как ему представлялось вначале. Многочисленные печи и кузни щедро извергали клубы желтого удушливого дыма, от которого першило в горле и текли слезы. Если бы жилая часть замка и мастерские не располагались в разных частях крепости, жить в Железном Замке было бы просто невозможно. Как заметил Чани, только Эвигезайс не реагировал на ядовитый дым. Морской Король постоянно кашлял, а Драуг и вовсе увел своих ульфхеднаров из замка в долину.

Еще больше Чани раздражала ненужная, по его мнению, и просто глупая скрытность местоблюстителя. Вот уже три дня они находились в замке, а хозяин так и не счел нужным показаться. Посчастливилось увидеть его лишь Морскому Королю, но, как заметил Чани, свидание не доставило тому ни малейшего удовольствия. Король вернулся обозленный и напуганный. Когда Чани попытался узнать что-либо, он так свирепо огрызнулся, что юноша удивился — давненько Морской Король не позволял себе разговаривать с ним подобным тоном. И куда только делась подчеркнутая подобострастность. Впрочем, король быстро опомнился и вновь принялся уверять в своей покорности наследнику трона.

— Дела вообще обстоят гораздо хуже, чем я предполагал вначале, — хмуро пояснил король. — Оказывается, у нас нет сил, чтобы отразить нападение противника.

— Но ведь мы привели такую сильную армию, — немного неуверенно возразил Чани. — Да и местоблюститель… Проклятье! — внезапно рассвирепел он. — Почему он скрывается? Кто, в конце концов, король?! Мне начинает казаться, что ты можешь и на самом деле готов предать меня этому невидимке!

— Ты напрасно обижаешь своего преданного слугу, — Морской Король поклонился. — Местоблюститель не показывается тебе лишь потому, что облик его слишком необычен и… — он замялся, — нечеловечен. Однако он предан тебе в той же мере, что и я. Единственное, чем он сейчас озабочен — как можно скорее отразить наступление бунтовщиков, угрожающих покою и безопасности принца. Ведь пока они живы, ты, повелитель, не сможешь стать настоящим королем.

Чани скрипнул зубами.

— Я уничтожу их!

— Среди них твой брат, — вкрадчиво заметил Морской Король.

— У меня нет братьев! — взревел Чани. — Есть только верноподданные и бунтовщики!

— Но… — заикнулся было король.

— Молчать! Я беспощадно уничтожу всякого, кто выступит против моей власти.

— Вот слова истинного владыки, — быстро произнес король как бы для себя, но так, чтобы услышал и Чани.

— Мы желаем видеть нашего верноподданного немедленно! — в запале потребовал Чани. — Если хозяин Железного Замка не появится передо мной, пусть пеняет на себя.

Морской Король от удивления чуть не проглотил язык, до сих пор он ни от кого не слышал таких непочтительных высказываний о Двухголовом. Конечно, Чани позволяет себе подобное лишь по незнанию, он никогда не видел Двухголового, не имеет представления о реальной мощи колдуна. Но не достанется ли и королю за то, что он слушает дерзкие речи?

А Чани лишь подлил масла в огонь.

— Немедленно веди меня к нему!

Король втянул голову в плечи. Он оказался меж двух огней. Мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Король сам вырыл себе яму. В отчаянии он ухватился за последнюю соломинку.

— Я не советовал бы повелителю слишком торопиться.

Чани непонимающе поглядел на него.

— Почему?

— Повелитель благополучно избежал опасностей и добрался до подвластных ему краев. Однако требуется известное время, чтобы восстановить блеск и величие короны. Так может не стоит из-за нетерпеливости ронять свой авторитет? Лучше показаться перед подданными во всем блеске.

Чани задумался.

— Может, ты и прав, — нерешительно произнес он. — Не знаю.

Морской Король облегченно вздохнул.

— Повелитель еще так молод, — льстиво зажурчал он. — Зачастую он не обращает внимания на то, что считает пустяками. На самом же деле это многоважнейшие вещи, от которых зависит величие власти.

Чани скривился.

— На что ты намекаешь?

— Ведь я уже сказал, что у нас не так много сил, как хотелось бы.

— Очевидно, это способствует усилению блеска короны, — ядовито заметил Чани.

— Конечно, нет, — хладнокровно ответил король. — Но повелитель может многократно увеличить мощь наших войск.

Чани обрадованно потер руки.

— Как?

— Это долго и трудно, — уклончиво ответил король.

— Не томи, говори.

Морской Король прикрыл глаза, чтобы злорадство не выплеснулось наружу.

— Это трудная и опасная процедура. Придется разбудить в себе память предков, великих королей. Тогда ты вспомнишь страшные заклинания, стирающие в прах горы и осушающие моря. Тяжек путь к вершинам могущества. Вспомни короля Манданну Великолепного, не сумевшего удержать врученный ему скипетр. Рискованная задача. Ты даже можешь погибнуть.

Чани нетерпеливым и надменным жестом оборвал его.

— Не твоя забота! Говори, что мне нужно делать!

— Сначала следует пробудить твою дремлющую память. А потом… потом освободить скрытые в ней силы, — голос короля дрогнул.

— Так идем!

— Повелитель высказал свою волю, — Морской Король поклонился. Но Чани заметил, что его приказ не доставил королю ни малейшего удовольствия. Он с трудом справлялся с испугом.

Коридоры и туннели Железного Замка выглядели так, словно в нем никто не жил. Чани сразу это показалось странным, однако сейчас, когда он шел по замку, а не сидел в своей золоченой клетке роскошных покоев, запустение особенно бросалось в глаза. Толстый слой пыли покрывал резные украшения на стенах. Пол устилал ковер из мусора. Иногда встречались непонятные следы; единственное, что мог сказать о них Чани — они не принадлежали человеку. Какие-то когтистые лапы, не то птичьи, не то звериные; прерывистые зигзагообразные линии, словно здесь проползла змея… Но и следы были припорошены пылью.

Морской Король привел Чани в большой квадратный зал. В центре зала на возвышении стоял каменный трон. Перед троном была установлена статуя неведомого существа, которое походило на человека с птичьими лапами и широкими кожистыми крыльями. Искусная работа неведомого мастера невольно восхитила Чани, однако с некоторым смущением он подумал, что именно таким нелюдям принадлежит замок. В зале витала невидимая, но тяжко давящая аура зла. По периметру зала в двух шагах от стен стояли ряды квадратных колонн. Чани показалось, что от них исходят волны мрака, подобные тем, что он видел на Келатрионазверне. А может, именно из камней острова подземной ночи были высечены стены зала?

Чтобы побороть испуг, он преувеличенно громко спросил короля:

— Кто это? — И показал на статую.

Худое лицо короля накрыла мимолетная тень.

— Это тот, кто передал свое могущество владыкам Золотого королевства. Лишь с его помощью можно управлять колдовскими силами.

Чани сумел справиться с волнением и нетерпеливо поинтересовался:

— Как это сделать?

— Ты должен надеть на себя статую, — пролепетал король.

Чани выпучил глаза.

— Ты рехнулся?

— Нет. Я говорю сущую правду. Если окажется, что ты не потомок королей, статуя не совпадет по размерам с твоим магическим ореолом. Тогда холодный камень высосет твою душу, и ты умрешь.

Разумом Чани сознавал, что обязан сейчас испугаться. Однако им овладело чувство, слишком часто посещавшее его в последнее время — холодная злость.

— Читай нужные заклинания, колдун, — грубо приказал он королю.

Король поклонился, с неудовольствием отметив, что ему приходится делать это слишком часто. Впрочем, наступит день, когда он припомнит все, и мальчишка стаканом крови заплатит за каждый поклон. Протянув руки к уродливому каменному идолу, король принялся скрипучим голосом произносить слова, смысла которых не понимал. Двухголовый недавно заставил его выучить заклинание, наотрез отказавшись объяснить его суть. Сказать по правде, Морской Король не слишком к этому и стремился, ему хватало своего маленького колдовства, он не собирался погружаться в бездонную пропасть, полную мрака и отчаяния.

Чани ощутил, как его охватывает странное оцепенение, по жилам разливается холод. Все окружающее подернула полупрозрачная синеватая дымка. На гладком черном полу проступили невидимые до того золотые змеи. Они скручивались в кольца, медленно распрямлялись, и подчиняясь их завораживающему танцу, Чани оторвался от пола и поплыл куда-то… Из неведомых далей возник блестящий голубой кристалл, размером в рост человека. Мягко покачивая, магические волны несли Чани прямо к кристаллу. Он хотел поднять руки, чтобы оттолкнуть нестерпимо сверкающий камень, однако руки отказались повиноваться. Сладкая завораживающая музыка зазвучала в зале, когда Чани коснулся кристалла. Он ничего не почувствовал, его тело просочилось внутрь камня, как если бы тот был сделан из воздуха. Чани увидел, что находится в заполненной голубыми сполохами комнатке. Мириады крошечных иголок одновременно вонзились в него. Чани вскрикнул, рванулся, но страшная боль в левой руке остановила его. Какие-то невидимые клещи впились в предплечье, едва не сломав кости. Чани испугался, что так и останется внутри этой темницы, однако набежала новая волна, качнула его… И он оказался на свободе так же неожиданно, как и попал в заточение.

Если недавно Чани стоял рядом с королем возле входа в зал, то сейчас обнаружил, что находится между диковинным изваянием и троном. Нестерпимо ныла рука. Закатав рукав, Чани увидел багровую опухоль, быстро растекающуюся по предплечью. А на левой руке статуи появилось влажное кровавое пятно. На том же самом месте!

Морской Король глядел на него со смесью страха, удивления и недоверия на лице. Было ясно, что он сам не ожидал подобного исхода.

— Что случилось? — хрипло спросил Чани.

Морской Король помотал головой, как бы отгоняя наваждение.

— Ты прошел испытание, — странным тоном ответил он.

— Можно подумать, ты в этом сомневался, — раздраженно сказал Чани. Рука болела все сильней.

— Ни на мгновение не усомнился, повелитель.

Чани по-хозяйски расположился на троне. В тот же миг безжизненные глаза статуи засветились красным, и она склонилась перед троном! Король и Чани одновременно вскрикнули. Статуя замерла в поклоне, сложив ладони перед грудью.

Внезапная догадка озарила Чани, и он, чуть дрогнувшим голосом, так велико было напряжение, овладевшее им, приказал:

— Встань.

Статуя покорно выпрямилась.

Морской Король побелел, губы его затряслись. Постукивая зубами, он произнес:

— Значит, ты действительно потомок великих королей. Они изготовили эту статую по своей колдовской ауре, и любой самозванец, попытавшийся пройти сквозь камень, навсегда остался бы в нем. Статуя выпила бы его душу, как я говорил. Ты выдержал испытание… Это значит, что теперь мы можем начать работать с колдовскими силами…

— Только сейчас?

Морской Король снисходительно улыбнулся, хотя внутри у него все дрожало.

— Конечно. Ведь если ты сумел оживить статую, то сумеешь оживить и войско.

— Уж не замурованных ли в столбах гадюк?

И вновь Чани поразился впечатлению, которое оказали его слова на Морского Короля, тот перепугался до полусмерти.

— Пусть повелитель не говорит так небрежно о таинственных силах. Неуважение может быть наказано.

— Наказать меня? — скривился Чани.

— Даже тебя… Существуют силы, с которыми в этом мире не может справиться никто и ничто.

— Хорошо, начинай, — оборвал неприятный разговор Чани.

— Мне придется усыпить тебя.

— Зачем?

— Чтобы освободить тех, кто затаился в твоей памяти с древнейших времен… Ведь испытание статуей началось с того же, только на сей раз сон будет глубже и продолжительней.

Чани молча кивнул.

Вновь золотые змеи начали безумную пляску. Однако сейчас не плавные голубые волны подхватили Чани, а взбаламученная черная жижа, словно взбесилось гнилое болото. Трясина затягивала его, вонючая грязь залепляла рот и нос, заклеивала глаза. Чани бился, задыхаясь, пытался кричать. Бесполезно. Ослепительный белый свет вспыхнул в мозгу. Он понял, что умирает. И все пропало.

Чани шел по бескрайней черной равнине, над которой колыхались слои такого же черного тумана. Там не было ни верха, ни низа, вообще никаких направлений. Чани не мог решить, куда он попал, что это за неопределенное нечто, не имеющее границ во времени и пространстве.

Впереди обрисовался некий сгусток, уплотнение тумана, более светлая область. Чани пошел (поплыл?) туда. Однако, оказавшись рядом, пожалел, что сделал это. Сгусток оказался ужасным чудовищем — нечто вроде вставшей на задние лапы крысы с тяжелым, подобным исполинскому топору, клювом. Вместо передних лап у чудища были слизистые щупальца, усеянные роговыми крючьями. Когда Чани неосторожно коснулся твари, ее глаза открылись, она зашевелилась. Чани решил, что химера кинется на него, но тварь не уделила ему и капли внимания. Мягкими скачками она умчалась прочь и скрылась в сером ничто.

А Чани, сам того не желая, двинулся дальше. Чуть поодаль туман сгущался и уплотнялся, образуя новую жуткую фигуру…

Морской Король со злорадной ухмылкой следил, как Чани извивается и корчится, сидя на троне. Каменный страж цепко держал юношу, не давая ему упасть. Лицо Чани стало бледно-зеленым, на губах пузырилась пена.

— Отлично сработано, — прошелестел сзади свистящий голос, подобный змеиному шипению.

Морской Король сжался в комочек и втянул голову в плечи.

— Я старался, повелитель.

— Это хорошо, что ты помнишь, кто я. — Послышался ехидный смешок. — А то я уж подумал, что ты действительно решил признать мальчишку своим королем.

— Как можно…

— То-то. Пусть спит. Нас будут охранять орды его сонников, вырвавшиеся в бытие из кошмаров. Благо каждый из них захватил с собой и частицу его жизни.

— Как нам быть с его мечом?

Невидимка хмыкнул.

— Никак. Достаточно того, что синий меч не получат те. Хотя, разумеется, недурно было бы попробовать пустить его в дело. Но ведь ни тебе, ни мне это не с руки. Может, потом я разбужу мальчишку, если удастся полностью завладеть его сознанием… Не знаю. Пока я еще не решил.

— Мы разобьем врагов! — с деланным энтузиазмом воскликнул Морской Король.

— Должны, — невесело согласился невидимка. — Я не собираюсь гибнуть так же бесславно и бессмысленно, как Хозяин Тумана. Вы оба дураки. Вы позволили людишкам набрать такую силу, что теперь понадобится вся моя мощь, чтобы сокрушить их.

— Ты совершишь это!

Но про себя Морской Король подумал: что ему делать, если рухнет и эта, последняя цитадель черных сил, куда бежать? Найдется ли хоть один безопасный уголок во всем мире?

8. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ

— Решительно не понимаю поведения Орка, — задумчиво сказала Рюби, устраиваясь поближе к костру. — Не мог он, просто не должен был сдаваться так просто — что ему два-три удара мечом. Вряд ли он эти удары вообще заметил, ведь уже сейчас, день спустя, от них не осталось и следа. Тем не менее, Орк предпочел скрыться. Что он задумал? Страх Орку неведом значит, здесь какое-то новое коварство. Много дала бы, чтобы узнать, какое именно.

Хани вольготно растянулся на меховом плаще и сонно жмурился на огонь, точно сытый кот, пригревшийся на коленях у хозяина. Путешествовать с целой армией ему начинало нравиться. Можно не заботиться о ночлеге — за тебя и костер разведут, и ужин приготовят. Можно не вздрагивать при каждом шорохе

— бдительные караулы охраняют лагерь, поэтому никто не подберется и не нападет исподтишка. Вот и сейчас Хани наслаждался покоем. Безжалостный Дъярв после встречи с Орком гнал армию форсированным маршем, не давая ни малейшего отдыха, пока они не покинули лед пролива. Он опасался мести Орка, ведь чудовищу морских глубин ничего не стоило взломать лед и отправить на дно все войско. Были и другие поводы для опасений. После гибели Хозяина Тумана солнце разогнало казавшуюся вечной завесу серых туч и впервые за много лет хорошенько прогрело землю Торедда. Лед не только красиво искрился в его лучах, но и начал довольно быстро таять. Ближе к берегу они встретили целые озера талой воды, плескавшиеся поверх ноздреватого ледяного щита.

Как только завершилась сумасшедшая гонка по застывшему морю, Дъярв дал армии двухдневную передышку. Он намеревался привести в порядок свои полки и дождаться таинственной помощи, которую обещал Соболенок. Однако помощь пока задерживалась, и армия просто отдыхала.

Хани перевернулся на живот и зевнул.

— Нужно угадать, против кого Орк решил выступить, — ни с того, ни с сего заметил он.

Но Рюби отнеслась к его словам вполне серьезно.

— Ты полагаешь, он мог замыслить недоброе против Безымянного?

— А почему бы и нет? Как я понял, никто из живущих в тени не питает ни малейшей любви друг к другу, точнее, враг к врагу. При их лютой ненависти ко всему, что не «я», они просто обязаны стараться уничтожить один другого. Поэтому я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что Орк решил нашими руками избавиться от Безымянного.

Подошедший Дъярв внимательно слушал их разговор, стоя немного поодаль. Он поплотнее запахнул плащ и зябко потер руки.

— Вроде бы и не холодно, а я постоянно мерзну.

— Не стоило хватать Черный Меч, — ответила Рюби. — Почему вы, люди, никак не хотите понять, что он сделан не для вас?

— Но принцесса когда-то говорила, что только с его помощью можно одолеть Десятикрылого, — заметил Хани. — Вот тебе и первая причина.

Рюби грустно кивнула.

— Конечно. Можно, например, разбивать яйца подковой. Хотя для этого ли ее делали? Ведь она вообще предназначена не для человека.

— Черный Меч и подкова… странное сравнение, — улыбнулся Хани.

— В свое время мастера тени изготовили много подобных вещей. Оборотное Зеркало, Черный Меч, Зерцало Времени, Ледяная Звезда… Ничего хорошего столкновение с ними ни одному человеку не принесет. Вспомните: любой, кто брал Черный Меч, кончал плохо. Вот и сейчас я сильно опасаюсь, что опрометчивый поступок Дъярва не доведет до добра. Ведь Чани подпал под влияние меча… Где он сейчас? Да и принцесса…

Хани при упоминании о брате мрачно насупился. Он до сих пор считал себя виноватым во всем случившемся с Чани. Именно он не смог предостеречь и удержать брата. Дъярв тоже помрачнел.

— Не заботься обо мне. Я способен постоять за себя в любом бою и не только мечом, — неприветливо ответил он Рюби. — Сейчас я как раз хотел поговорить о принцессе. Она никак не может очнуться. Да, я вынужден был ударить ее, но удар был не слишком силен. Наш знахарь осмотрел ее, не сломана ни одна косточка, и тем не менее, она третий день не приходит в сознание. Здесь наверняка кроется какое-то колдовство. Надо помочь ей.

— Она сражалась против нас, — холодно возразила Рюби. — Орк помогал ей своею мощью. Недаром двадцать человек сложили головы прежде, чем ты сумел одолеть ее. Сколько раз мы дрались с нею?

— Я полагаю, мы все-таки должны попытаться, — уперся Дъярв.

— Я тоже так думаю, — поддержал его Хани.

— Хорошо, я попробую, — нехотя сдалась она.

— У тебя наверняка получится, — с энтузиазмом подхватил Хани. — Я ведь помню, как ты вылечила моего брата. Если Черный Меч заморозил принцессу, ты сумеешь отогреть ее.

— Если бы так.

— Обязательно, — попросил Дъярв. — Ведь она такая…

Что именно он хотел сказать и какая принцесса, так и осталось неизвестным, потому что конец фразы утонул в смущенном кашле.

— Распорядись, — предложила Рюби.

Когда привели Ториль, Хани пробрал озноб, таким чужим казалось ее лицо. Нос заострился, щеки ввалились, под глазами легли землистые тени, сами глаза словно кто-то подменил кусочками тусклого черного камня. На лице принцессы лежала печать неимоверной усталости, будто его припорошила белая пыль. И оно казалось окаменевшим. Ториль не замечала окружающего, не слышала голосов, не чувствовала прикосновений.

Хани боязливо позвал принцессу, однако Ториль стояла, неестественно выпрямившись, и смотрела куда-то вверх.

— Что с ней? — шепотом спросил Дъярв.

— Она приняла на себя ношу, которая ей не по плечу, и надорвалась. Черный Меч уродует душу гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Ты полагаешь, он учит только ненавидеть? Если бы…

Добро и жалость? Все равно О них забудь ты поскорей.

И помни только лишь одно:

Убей. Убей! Убей!! Убей!!!

Меч пьет душу, как прокаленный песок пьет воду. Когда от человека остается пустая оболочка, тень наполняет ее, и человек рождается заново, но уже совсем другим, точнее, он становится нечеловеком. Я не знаю, как назвать родившееся существо. Живой мертвый? Или еще как-то?.. Меч выпил всю душу Ториль, но тень, к счастью, еще не накрыла ее.

— И можно вернуть ей душу? — робко спросил Дъярв.

— Говорят, можно. Но я никогда ничего подобного не делала.

Рюби трижды повернула кольцо с рубином, ее окутал розовый ореол. Потом она прочитала заклинание, в воздухе вспыхнуло знакомое огненное кольцо, именно с его помощью Рюби когда-то вылечила руку Хани. На этот раз она сделала кольцо гораздо более широким. В алых языках пламени мельтешили мириады золотых искр, их было так много, что рябило в глазах.

Повинуясь жестам Рюби, огненное кольцо поднялось над головой Ториль. Хани поразился — он не увидел тени принцессы. Вместо силуэта человеческой фигуры на земле лежало бесформенное пятно. Кольцо начало было медленно опускаться, однако какая-то сила препятствовала его движению. Хани вспомнил черную тень, облаком окутывавшую Ториль во время боя. Может, это она?

Пламя резко затрещало, словно в костер бросили охапку сырых сучьев, и они принялись отчаянно стрелять. В воздухе запахло чесноком, да так сильно, что у Хани от этого запаха помутилось в голове. Он побледнел и зашатался.

Внезапно Хани показалось, что тьма сгустилась и на миг закрыла Ториль, а потом кусок мрака оторвался и улетел прочь.

Хани вскрикнул.

Звук его голоса нарушил что-то в хрупком равновесии магических сил. Огненное кольцо разрушилось, вверхвзмыл розовый столб. Он окутал Ториль, розовое перемешалось с черным, образовав неприятную муть. Она шнуром обвилась вокруг светящегося столба, раздался протяжный стон… и все кончилось.

Бледная Рюби укоризненно посмотрела на Хани.

— Ты все испортил!

— Я?!

— Ты!

— Как?

— Тебе следовало промолчать. Ты вплел свой глупый крик в заклинание, и оно подействовало не так, как должно было. Я вообще не догадываюсь, что стряслось.

Принцесса по-прежнему стояла неподвижно, вяло опустив руки. Дъярв превозмог страх и подошел к ней, поднял ее руку. Рука была негнущейся, как палка.

— Не спорьте, — обратился он к Рюби. — Лучше попробуй еще раз.

— Ладно, — согласилась Рюби, которую смягчил покаянный вид Хани.

Она проделала все заново. Теперь уже ничто не помешало огненному кольцу пройти вдоль всего тела принцессы, с головы до ног. Однако никакого действия это не произвело. Глаза принцессы оставались все так же темны и пусты. Измученная Рюби махнула рукой, и розовое свечение погасло.

— Бесполезно, — устало сказала она.

— Неужели ее невозможно вылечить? — огорчился Дъярв.

— Можно. Но это должен сделать кто-то другой.

— Почему?

— Мой огонь может сжечь черное колдовство. Он уже уничтожил тень, окружавшую принцессу, теперь она свободна. Однако огонь не может вернуть унесенную мраком душу.

— Твое колдовство так слабо? — Дъярв не смог скрыть разочарования.

— Оно не слабое, оно другое.

— Может, мы можем как-нибудь помочь? — спросил Хани.

— Может быть.

— Ты как-то странно это говоришь.

— Потому что далеко не каждому по силам сжечь часть своей души, чтобы заполнить пустоту…

— Готов попытаться, — предложил Дъярв. — Я не боюсь. Только объясните, что нужно делать.

Рюби улыбнулась.

— Если ты спрашиваешь, что следует делать, значит ты помочь ей не сможешь. Знание само должно появиться в тебе, без чужой подсказки. Если твоя душа не готова к самопожертвованию, убедить ее нельзя. Ты вполне искренне будешь говорить, что не боишься. Да, это так. Но не в смелости дело.

— Ты жестока, — помрачнел Дъярв.

— Правда не может быть жестокой. Она либо есть, либо ее нет.

Проснулся Хани от диких воплей и звона оружия. Вскочил, спросонья хватаясь за меч, наткнулся на перепуганного Дъярва. Они столкнулись, Хани кувырком полетел на землю. Дъярв в запале едва не наградил его добрым ударом своей секиры, лишь в последний момент северянин отвел в сторону оружие, и тяжелое лезвие с хрустом врезалось в землю.

— В чем дело? — спросил Хани, поднимаясь.

— Никто ничего не знает, — ответил Дъярв. — Кричат о каких-то колдунах и ночных призраках. Но никто не видел нападавших.

— Куда смотрела охрана?

— Либо спит, либо мертва.

Дъярв выдрал секиру из земли и через мгновение пропал в ночной мгле. Хани обнажил меч. Лезвие светилось неяркой зеленью. Опасность была рядом, но вряд ли им грозило что-то серьезное. Хани тоже бросился на поиски врага.

Не сделав и трех шагов, он увидел бездыханное тело. Воин лежал, схватившись за горло. Хани нагнулся, чтобы рассмотреть тело повнимательней, и отпрянул, преисполненный страха и отвращения. На лице покойника, багровом и распухшем, лежала печать невыразимого ужаса. Черный язык вывалился, глаза остекленели и выкатились из орбит.

— Яд, — охнул Хани. Ему еще ни разу не приводилось сталкиваться с действием отравы, но угадал он безошибочно. Мерзкий холодок пробежал по спине, заставив волосы на голове зашевелиться. Хани, не дрогнув, встретил бы сверкающий меч или свистящую стрелу, но черное ядовитое жало внушало необоримый ужас.

А вон еще один труп, еще один… И все такие же распухшие, зловонная пена пузырится в разинутых ртах.

Хани шарахнулся к костру, едва не влетев прямо в тлеющие угли. Мелькнули несколько неясных теней.

— Не подходи! — крикнул Хани.

Но эти двое не обратили на него ни малейшего внимания. Первым был один из воинов Дъярва. Он неловко отмахивался длинным мечом от нападающего. Его движения были слабыми и неверными, словно северянин был пьян. В слабом свете догорающего костра Хани едва сумел разглядеть кошмарное создание. Сначала он принял неприятеля за принцессу — такой маленькой изящной фигурки больше не было ни у кого. Однако, приглядевшись внимательней, убедился в ошибке. Ночной призрак походил на человека — и не был им. Так напоминает хозяина его тень. Вроде бы все на месте, но нет лица, руки мельтешат то здесь, то там…

Тень! Эта догадка молнией пронзила Хани. Вот кем был призрак!

Северянин из последних сил отражал удары врага. Руки тени стремительно удлинялись, и не то растопыренная пятерня, не то когтистая лапа тянулась к горлу человека. Несколько раз секира отбрасывала лапу назад, не причиняя ей, однако, вреда. Но один удар запоздал, и рука-лапа вцепилась прямо в лицо человека. Истошный вопль, больше всего похожий на звериный вой, ударил по нервам. Воин рухнул навзничь.

Тень немного помедлила и повернулась к Хани. Тот облизнул пересохшие губы и взмахнул мечом. Костер за спиной вдруг загорелся ярче. Хани различил, что тень вовсе не черная, как ей полагается. Бесформенная переливающаяся масса складывалась из бесчисленных черных и белых пятнышек, которые каждое мгновение менялись местами, сливались в крупные гранулы и тут же рассыпались.

Тень шагнула к Хани, тот невольно попятился. Нога подвернулась, и он упал, едва не рухнув на угли. Хани успел подумать, что ему пришел конец, но на пути тени вырос Дъярв. Он кошкой выпрыгнул из темноты, подскочил к огню и левой рукой выхватил из костра пылающую головню.

Тень замерла в нерешительности, и Дъярв напал на чудовище первым. Лезвие смертоносной секиры пересекло тень сверху донизу, Хани отчетливо видел это. Однако тень не шелохнулась, а ведь человека такой удар разрубил бы надвое… Метнулась ядовитая лапа, но Дъярв ловко отбил выпад головней. И лапа загорелась тусклым синеватым пламенем!

Тень заметалась, заверещала, но огонь разгорался все сильнее. В воздухе поплыл неприятный запах чеснока, повалил густой белый дым, стелющийся по земле. Судорожно дергаясь, тень бросилась наутек. Однако пламя стремительно пожирало ее, и через несколько мгновений только странный белый налет на земле напоминал о случившемся. Дъярв поскреб этот налет пальцем, осторожно лизнул, сморщился и принялся плеваться.

— Яд! — проворчал он.

Хани лежал, не в силах шевельнуть рукой. Дъярв брезгливо вытер палец о траву.

— Огонь! Больше огня! Они боятся пламени!

— Откуда они взялись? — спросил Хани, сумев наконец подняться.

— Какое-то черное колдовство. Стража на своих местах и не спит. Они клянутся, что в лагерь не могла проскользнуть и мышь. Значит, измена подкралась изнутри.

— Смотри! — вскрикнул Хани, когда из темноты появилась еще одна темная фигура и направилась к ним.

Дъярв молниеносно швырнул головню. Она затрещала и вспыхнула на лету, рассыпая сотни искр. Короткий проблеск обрисовал бледное лицо.

— Принцесса! — не поверил своим глазам Дъярв.

Хани, повинуясь безотчетному наитию, поднял меч, свечение которого становилось все ярче. Плавным движением он очертил острием меча круг, зеленый луч коснулся головы Ториль. Принцесса вздрогнула и остановилась. Хани страстно захотелось, чтобы его меч вновь обрел силу, сокрушившую мертвого короля. И действительно — золотая змейка пробежала по зеленому лучу и коснулась лица Ториль. Принцесса вскрикнула и обеими руками закрыла лицо, потом упала ничком.

— Ты убил ее, — в бешенстве прошипел Дъярв.

— Нет, — устало ответил Хани. — Мне… холодно… — И ледяная темнота проглотила его.

Когда Хани очнулся, то обнаружил, что лежит у костра, закутанный в меховые плащи. Дъярв и Ториль о чем-то мирно беседуют, а Рюби помешивает в кипящем котелке.

— Очнулся? — не скрывая радости, спросила она. — Тогда выпей.

Клокочущее снадобье показалось Хани расплавленным свинцом, так оно обожгло все жилочки, каждый мускул измученного тела. Он с трудом удержался от крика. Рюби, укоризненно качая головой, выговаривала ему, как напроказившему ребенку.

— Второй раз ты берешься не за свое дело. Я ведь вполне могла и не успеть.

— Что с принцессой?

— Все в порядке.

Услышав, что говорят о ней, Ториль церемонно поклонилась.

— Я благодарна тебе за спасение. Ты разрушил колдовство, наведенное Орком Великим, и помог мне вырваться из лап мрака. Я полагаю, мой отец по достоинству оценит твой подвиг, титул принца лишь в малой степени вознаградит тебя за страдания.

Хани поглядел на ее измученное, похудевшее лицо и улыбнулся. Зато Рюби неожиданно сухо ответила:

— Не думаю, что король сможет наградить его щедрее, чем сделал это он сам. Человек, так щедро расходующий силы души ради других — выше земных наград. Присмотрись.

Ториль тоже помрачнела.

— Может, ты и права. Не ради него, а ради самих себя, чтобы не потерять уважение людей, мы с отцом наградим его.

— Я тоже благодарен тебе, — вмешался Дъярв.

Хани широко раскрытыми глазами уставился на него, однако так и не понял, что хотел сказать вождь северян. И не понял, чему смеялась Рюби.

9. БИТВА

Армия двинулась было на юг, к горным крепостям Найклоста, но поход оказался недолгим. На третий день с тревожным клекотом прилетел один из коршунов. Он кружился над головой Рюби, суматошно хлопал крыльями, словно пытался что-то сказать. Дъярв, поглядев на его старания, вытянул руку в прочной кожаной перчатке, и птица уселась прямо к нему на кисть. Коршун вытянул шею, едва не касаясь лица Дъярва, торопливо защелкал клювом и вновь заклекотал. Но Дъярв лишь пожимал плечами, речь птицы оставалась непонятной ему. Зато подошедшая Рюби, когда выслушала крылатого разведчика, заметно встревожилась.

— Помяни нечисть — она тут как тут.

— О ком ты? — поинтересовался Дъярв.

— О Лосте, вечном и неизменном в семнадцатом воплощении, Флоунинге благородном. — Обычно спокойная и уравновешенная Рюби не скрывала раздражения.

— Но ведь мы сами ищем его.

— Ищем. Однако если он движется нам навстречу с целой армией, то беседа может получиться совсем иной, чем нам хотелось бы.

— Интересная новость, — присвистнул Хани.

Дъярв ненадолго задумался.

— Не знаю, что на уме у Лоста, не берусь даже пытаться угадать. Но придется на всякий случай изготовиться к сражению, ведь проще сдвинуть горы, чем жителей Найклоста выманить из их теснин. Однако ведь вышли же… Да еще целой армией. Даже если Лост задумал напасть на кого-то другого, и то я не уверен, что ему не захочется опробовать свои силы в деле. Его армия несколько веков просидела в крепостях, он наверняка пожелает дать ей маленький урок. Впрочем, я подозреваю, что он идет навстречу именно нам. Но я не мальчишка, которого можно застать врасплох. Если Лост желает иметь сражение, он его получит.

Хани этот воинственный настрой показался не слишком оправданным, и он счел нужным возразить:

— Не следует спешить. Ведь мы своими приготовлениями вполне можем сами подтолкнуть Лоста к нападению, хотя сейчас он такого намерения не имеет. Может, он ищет не противников, а союзников.

— Хотела бы я, чтобы это было так, — недоверчиво качнула головой Рюби. — Я очень сильно опасаюсь, что Лост ищет встречи именно с нами. И армию прихватил с собой не для того, чтобы устроить парад в нашу честь.

— Все ясно, — подвел итог Дъярв. — Будем готовиться к бою.

— Однако я хочу, чтобы мне позволили вначале поговорить с ними, — торопливо вставил Хани.

— Конечно, — усмехнулся Дъярв. — Ведь я не собираюсь нападать первым.

А когда на следующий день коршуны сообщили, что армия Лоста, вначале шедшая на северо-восток, круто повернула и теперь движется наперерез им, отпали последние сомнения относительно намерений Лоста. Следовало ждать битвы, совершенно не нужной ни северянам, ни Найклосту. Настойчивость Хани, упорно добивавшегося разрешения попытаться кончить дело миром, вызывала лишь презрительные усмешки Дъярва. Хани понемногу начал сомневаться: а не мираж ли корона Дъярва, не носит ли он на самом деле связку черепов? Но стараниями Рюби, которую Дъярв заметно побаивался, такое разрешение Хани получил. «Когда враг найдется, и если он не нападет немедленно», — уточнил Дъярв.

Хани не мог надивиться переменам в своих спутниках. Раньше Дъярв смахивал на бесшабашного предводителя разбойничьей ватаги, а сейчас обернулся предусмотрительным и осторожным полководцем, не потеряв при этом отчаянной смелости. Полководцем расчетливым, умным и одновременно холодным и безжалостным. Когда Хани, не выдержав обстоятельных прикидок, какая часть армии потребна для отвлечения бронированной кавалерии Лоста и сколько из них в живых останется, попробовал возмутиться, Дъярв жестко оборвал его:

— Если я буду думать о каждом человеке, то наверняка проиграю сражение. Для полководца нет понятия «человек», есть только «воин». Начни думать о своих солдатах как о людях, и придется для большей безопасности просто сдать их всех в плен. Поговаривают, что иногда пленным сохраняют жизнь. Говорят, — сквозь зубы процедил, точно выплюнул, он. — А у воина нет права на жизнь. У него нет многих прав обычного человека. Зато взамен отобранных появляются новые права, например — убивать. Не только право, но и обязанность. И право умереть по приказу своего командира, во имя и на благо Родины.

Хани выдержал его холодный взгляд, не опустив глаз, и упрямо поджал губы. Подумал и возразил:

— Может, ты сочтешь меня трусом. Не знаю. Я докажу, что я не трус. Но я также докажу тебе, что сила оружия не есть высшая сила.

Теперь настал черед Дъярва задуматься.

— Как знать, — сказал он после долгой паузы. — Не уверен. Сопротивляться злу без оружия… Красиво. Особенно это понравится именно злодеям. А мне предстоят лишние хлопоты, ведь потребуется уберечь тебя, — он сожалеюще поглядел на Хани. — Право распоряжаться чужими жизнями — тяжелый груз, не каждому он по плечу. И обязанностей у полководца куда больше, чем у простого воина. Единственное, в чем мне хотелось бы тебя заверить: если ты считаешь, что предстоящее радует меня — ты жестоко ошибаешься. Это тяжкий долг, и я обязан выполнить его наилучшим образом. Я предпочел бы строить, а не разрушать, но обстоятельства решили за меня.

Как сообщили добровольные воздушные разведчики, до подхода армии Лоста оставалось еще три дня, и эти три дня Дъярв использовал наилучшим образом. Он тщательно выбрал место будущего сражения. Дъярв ни на миг не поверил в миролюбие Флоунинга и собирался по-своему решить проблему Найклоста, решить раз и навсегда. Главной ударной силой армии Закрытого королевства была тяжелая рыцарская конница, поэтому Дъярв нашел поле, поросшее частым можжевельником. Вроде бы и открытое, оно, тем не менее, не позволяло раскатиться бронированной массе, чтобы набрать сокрушающую силу для удара. Справа расположение армии северян прикрывало болото. Дъярв лично проверил, можно ли пробраться через него, и вернулся мокрый до нитки, весь перепачканный вонючей тиной, но довольный до невозможности. Его веселью не помешало сообщение, что дозор вновь заметил таинственную тень, кружащую над лагерем.

— Ерунда, — пренебрежительно отмахнулся он. — Во-первых, нам не от кого прятаться. А во-вторых — пусть смотрит получше, все равно я обману их.

— Как? — неосторожно спросил Хани.

Дъярв мгновенно посерьезнел и обжег его подозрительным взглядом.

— А вот этого я не скажу. Если мои замыслы станут известны моей шапке, я немедленно сожгу ее. Тайна, известная двоим, уже не тайна.

Хани пришлось удовольствоваться тем, что знали и другие — то есть ничем.

Густой лес, в который упиралось левое крыло северной армии, вызвал раздраженное ворчание Дъярва. Северяне недолюбливали темные чащобы, им постоянно казалось, что из-за ближайшего дерева на них вот-вот навалится неведомая нечисть. Их леса, редкие и продутые колючими вьюгами, ничуть не походили на дремучие заросли елей. Но… Дъярву требовался именно такой лес, продраться сквозь который не сумеют ни конный, ни пеший, и он смирил свои чувства.

Отдав приказ армии отдыхать и готовиться, сам Дъярв с вечера пропал. Ни Рюби, ни Хани так и не узнали, где он был и что делал. На все вопросы Дъярв только разводил руками и поднимал очи горе. Однако лицо его осунулось, воспаленные глаза были обведены черными тенями. Похоже, он всю ночь провел без сна.

— Сегодня мы увидим врага, — угрюмо сообщил он. — Это будет тяжелый день для всех нас.

Когда поднявшееся над темно-зеленой стеной леса солнце своими первыми лучами осветило поле, Хани решил, что у него начались видения. Ему померещилось, будто на поле вырос за ночь диковинный лес, острые прутья встали стеной.

Подбежал Дъярв.

— Началось! — бросил он со злой радостью.

— Что началось?

— Ты ослеп? Не видишь, они пришли.

Только теперь Хани уразумел, что видит не молодые деревца, а бесчисленные копья в руках вражеских воинов. Он невольно потянулся к мечу, с которым не расставался ни днем, ни ночью.

Дъярв улыбнулся, однако его улыбка больше напоминала волчий оскал.

— Их вдвое больше, чем нас. Но мы поборемся.

По его приказу северяне построились в три линии. В центре Дъярв расположил свою гвардию, закованную в железо с головы до ног. Воинам был дан строжайший приказ: самим боя не начинать, ждать наступления противника. А сам Дъярв неожиданно отказался от излюбленной привычки и бросился в первую линию. Более того, он даже не надел шлем, предпочтя корону.

Солнце поднялось выше, залив ярким светом равнину, и теперь Хани разглядел получше, кто стоит против них. Кавалеристы в сверкающих полированных панцирях и глухих шлемах грузно сидели на огромных конях, покрытых попонами из железной сетки. Хани ожидал, что над стальным клином будут развеваться разноцветные флажки, что щиты рыцарей будут украшены разнообразными гербами, но рыцарская кавалерия Найклоста выглядела иначе. Все рыцари имели черные щиты с маленьким белым крестом в правом верхнем углу, длинные тяжелые копья украшали одинаковые черные вымпелы. Такое сочетание черного цвета и сверкающей стали выглядело особенно зловеще.

Там, где лес переходил в густой кустарник, куда пускать кавалерию было совершенно бессмысленно, стояла пехота. Та же сверкающая сталь, те же черные щиты. Чуть поодаль, на невысоком холме, развевалось знамя самого Лоста — большое черное полотнище с золотым крестом в углу. Вокруг знамени ровными рядами стояла гвардия.

— Главное — выдержать первый удар рыцарской кавалерии, — озабоченно сказал Дъярв стоящим рядом Хани и Рюби. — Они постараются опрокинуть наше правое крыло и зайти с тыла. Но если они увязнут в сече, стоя на месте — они погибли.

— Ты уверен, что твои люди выдержат? — спросила Рюби.

— Нет, — прямо ответил Дъярв. — Именно поэтому я прошу тебя держать Черный Меч под рукой. Не хочется, но следует быть готовым пустить его в ход.

— Это скверно кончится для посмевшего обнажить страшное оружие.

— Я приму эту тяжесть на себя, — мрачно ответил Дъярв.

— С Черным Мечом уже не справились двое.

— Ты могла заметить, что я даже близко не подходил к повозке, где он хранится. Для меня меч совсем не так важен, как может казаться. Это всего лишь оружие, способное принести победу над врагом. Но не более!

Рюби невольно оглянулась на свой шатер, куда приказала перенести меч, потом кивнула.

— Будь по-твоему. Но помни о том, что для тебя самого он опаснее, чем для врагов.

— Становится тепло, — Хани мотнул подбородком в сторону солнца, которое действительно начало припекать.

— И отлично. — Дъярв довольно потер ладони. — Чем жарче, тем лучше. Эти глупцы в своих доспехах будут чувствовать себя, как морковь в кастрюле, поставленной на огонь. Я буду ждать до тех пор, пока они не сварятся.

А солнце разошлось вовсю. Северяне, расположившиеся на опушке, чувствовали себя гораздо вольготней, чем армия Лоста, оказавшаяся на самом солнцепеке. Но по каким-то причинам Лост тоже не торопился начинать. Тяжелое молчание повисло в воздухе.

С холма вдруг взлетело туманное облачко и стремительно понеслось вперед. Оно закрутилось прямо над головами, долетел противный тонкий писк, показавшийся Хани знакомым.

— Туманный нетопырь?! — поразилась Рюби. — Откуда?

— Еще одно творение Хозяина Тумана, — недовольно проворчал Дъярв. — Это многое объясняет и рассеивает последние сомнения, если они у кого-либо и остались.

Нетопырь едва не цеплял крыльями наконечники копий, однако Дъярв запретил стрелять в него. Наконец мерзкая тварь улетела. Снова потянулись томительные минуты.

— Скучная битва, — процедил Дъярв. — Неужели я ошибся во Флоунинге, и он окажется самым обыкновенным трусом? Это было бы крайне огорчительно. Особенно, если учесть, что придется каждую минуту помнить о его армии, висящей у нас на пятках.

Хрипло взревели вражеские трубы, под знаменем Лоста началось непонятное движение. Все невольно покрепче сжали оружие, ожидая нападения, но с холма поскакали только два всадника.

— Вот видишь, — обрадовался Хани, — они желают договориться по-хорошему.

— Очень сомневаюсь, — скривился Дъярв, — хотя не стану мешать твоим переговорам.

По его приказу ряды гвардейцев расступились, пропуская посланцев. Каждый из них держал за лезвие обнаженный меч. При виде оружия гвардейцы Дъярва предостерегающе подняли тяжелые секиры. На лице старшего посланника проступила презрительная усмешка.

— Хвала вечности, в Найклосте нет новостей, — хором произнесли посланцы.

— Сомнительно, — мотнул головой Дъярв. — Какое «нет», если вы покинули пределы Закрытого королевства.

— Не мне решать сие. Мой повелитель, Лост вечный и неизменный в семнадцатом воплощении Флоунинг благородный, послал меня, старшего герольда Найклоста, к предводителю бунтовщиков. С кем мне говорить?

— Со мной, — сухо ответил Дъярв, не выказывая раздражения дерзкими речами герольда.

— Моими устами говорит первый маршал Нетцльбек, а его устами говорит сам Лост. Если вы намерены сражаться — сражайтесь. Если у вас не хватает оружия — Лост посылает вам эти мечи, чтобы вы обрели хоть каплю смелости.

— Посланники одновременно слаженным движением швырнули мечи, и те воткнулись в землю перед Дъярвом. — Если вы хотите мира — покоритесь и убирайтесь с дороги Лоста, вечного и неизменного.

Гвардейцы Дъярва возмущенно зашумели, они были готовы броситься на наглеца и зарубить его, однако сам Дъярв остался совершенно невозмутим, даже скучающе улыбнулся и ответил герольду ровным, спокойным голосом:

— У нас хватает своих мечей, так что можете забрать эти обратно. Наши мечи, пожалуй, посильнее.

Он кивнул Хани, и тот, поняв, что от него требуется, немедленно извлек свой меч из ножен. Лезвие полыхнуло пронзительной зеленью, но посланники не смутились.

— Напрасно вы пытаетесь запугать нас колдовскими штучками. В распоряжении Лоста имеется много волшебных предметов, однако он не считает нужным пускать их в ход по пустякам. Так что лучше и вам не хвастаться зря.

— Я постараюсь сам решить, что для меня лучше, — Дъярв едва не зевнул, показывая, что этот разговор ему наскучил донельзя.

— Так что мне передать моему повелителю, Лосту вечному и неизменному?

— немного помедлив, спросил герольд.

— Что еще до заката ко всем своим многочисленным титулам он добавит еще один. «Последний», — равнодушно произнес Дъярв.

Кровь бросилась герольду в лицо.

— Ты оскорбляешь моего повелителя.

— Тебе была оказана великая честь, с тобой соизволил разговаривать наследник короны Скъельдингов, — отвернувшись в сторону, сказал Дъярв. — Когда тебя приволокут скрученным к моим ногам, не забудь напомнить об этом, и тебе сохранят жизнь. Что же касается твоего самозваного повелителя, пусть он лучше бежит, пока не поздно. Я милостив и даю слово, что его не будут преследовать и разыскивать.

Герольд посмотрел на Дъярва выкатившимися глазами, потом рванул поводья, заставив коня повернуться на месте, и поскакал назад. Он проделал это так внезапно, что его спутник лишь с опозданием бросился вдогонку.

— Вот теперь они обязательно атакуют нас, — усмехнулся Дъярв. — Если он точно передаст Лосту все сказанное, атакуют немедленно.

— Ты хотел этого? — спросил Хани.

— Да.

С холма долетел рев труб.

Как и предсказывал Дъярв, Лост начал сражение ударом тяжелой кавалерии. По сигналу колыхнулась колючая линия копий, они склонились вперед. Сначала медленно, а потом все быстрее, с каждым мигом набирая скорость, покатилась стальная стена. Хани почудилось, что начинается землетрясение и земля готова проглотить его — так она дрогнула под копытами тысяч огромных коней. Казалось, нет силы, способной противостоять удару железного молота.

Но северяне были закаленными воинами, ведь они свою жизнь проводили в стычках со слугами Хозяина Тумана и в набегах на южные берега. Они сомкнули большие прямоугольные щиты в сплошную стену, выставили длинные копья, уперев их тупые концы в землю.

Хани с замиранием сердца следил, как сверкающая железная лавина накатывается на северян, и невольно вскрикнул, когда столкнулись эти две силы. Ему показалось, что страшный грохот потряс все окрест, словно огромная волна обрушилась на гранитную скалу. Именно так грохотало море, когда Десятикрылый пытался сокрушить Наговорный Камень. Точно сотни маленьких, но смертоносных молний, засверкали мечи, с жалобным ржанием и визгом опрокинулись несколько коней, однако человеческих голосов не было слышно в общем ужасающем гуле. Да и самих людей невозможно было различить в мельтешении схватки. Лишь когда человек, обливаясь кровью, пытаясь слабеющими руками зажать страшные раны, неверными шагами отбегал прочь, чтобы тут же рухнуть в луже дымящейся крови, только тогда становилось видно отдельного человека. Смерть делала его заметным.

Побледнев, Хани повернулся к Дъярву, но того, похоже, беспокоило совершенно иное.

— Не выдержат, — зло прошипел он.

И действительно, под напором конной лавины правое крыло армии северян начало постепенно отодвигаться назад. Воины не отступали, они умирали на месте, однако сверкающие мечи истачивали ряды северян, как бурный прибой точит хрупкий камень. Сначала клокочущие волны выгрызают в кажущейся несокрушимой стене глубокие язвы, потом по утесам расползаются змеящиеся трещины, и в одночасье, совершенно внезапно для стороннего наблюдателя, огромный камень рассыпается ворохом мелкого щебня, тут же поглощенного бурлящей пеной прибоя.

Именно это произошло с правым флангом. От него осталось лишь несколько островков, где еще кипел бой. Дъярв хотел было двинуть на помощь центр, но в этот момент вторая железная громада атаковала его армию. Лост был опытным полководцем, он сразу понял, что надо связать боем свежие силы северян, не дать им оказать помощь дрогнувшему участку.

Однако в центре рыцари Найклоста не добились заметного успеха, прежде всего потому, что им пришлось подниматься по склону холма, и стальная волна потеряла разбег. Кроме того, Дъярв собрал в центре самых сильных, лучше вооруженных воинов. Резко щелкали огромные луки, гудели тетивы, свистели длинные стрелы — это лучники, расставленные на самой вершине холма, встретили атакующих смертоносным ливнем. Первые ряды рыцарей были буквально скошены, и следовавшие за ними проскакали по еще трепещущим в агонии телам. Проскакали, чтобы напороться на воткнутые в землю тяжелые копья.

Затрещали разбиваемые мощными ударами доспехи и шлемы, и сразу стало ясно, что здесь атака Лоста захлебнулась. Рыцари были вынуждены принять совершенно невыгодный для них бой на месте, к тому же северяне стояли выше их, а бить сверху вниз куда удобней. Но и здесь кровь лилась рекою. Рыцари умели драться, и каждая смерть оплачивалась очень дорого.

Дъярв, видя это, позволил себе улыбнуться.

— Если так пойдет и дальше, битва не затянется.

Хани попытался улыбнуться в ответ, но понял, что мускулы лица не повинуются ему и вместо улыбки получается кривая гримаса. Тогда он просто махнул рукой.

Рыцарское войско потеряло свой парадный блеск. Сверкающие доспехи под ударами мечей и секир покрылись трещинами и вмятинами, белые плащи разорваны и окрасились кровью. Срезанные страусиные перья были безжалостно втоптаны в грязь. Впрочем, мужества рыцари не потеряли и натиска не ослабили.

Дъярв уже собрался отправить на правый фланг свою гвардию, когда увидел, что Лост готовит для атаки собственный резерв. Дъярв выругался.

— Сейчас они ударят по нам с двух сторон!

— Ты же собирался победить! — вырвалось у Хани.

— Да. И если мы отразим нападение справа — мы уже победили. Эти меня не пугают, — он пренебрежительно махнул рукой в сторону холма, на котором развевалось знамя Лоста. — Главная опасность — справа.

Хани до половины обнажил меч, внимательно поглядел на бегущие по лезвию зеленые искры и резко вдвинул его обратно в ножны. Помрачнев, словно грозовая туча, он сказал:

— Дай мне Черный Меч и еще сотни две-три воинов. После этого можешь не беспокоиться.

Дъярв испытующе глянул на него и чуть опустил уголки рта.

— Хорошо. Если ты сделаешь то, что обещаешь, я отблагодарю тебя. Если нет… Упрекать будет некому и некого. Помни, что ты сам втолковывал мне недавно — от этого похода зависит судьба мира. Мы должны искоренить черные силы и их сообщников, как вольных, так и невольных. От тебя зависит исход сегодняшней битвы и всего похода. Поторопись. Ты должен успеть построить воинов.

Рюби только тяжело вздохнула, услышав приказ, но спорить не стала. Ведь на самого Дъярва недолгое знакомство с Черным Мечом на льду пролива не оказало видимого действия. Может, и на сей раз обойдется?

Когда Хани вырвал из ножен Меч Ненависти, ему показалось, что черные тучи в одно мгновение затянули все небо, а в наступившем мраке блеснули тусклые красные молнии — это кровожадно загорелись глаза золотого дракона.

Конечно, если бы полководцу Лоста, командовавшему левым флангом, удалось собрать всех рыцарей, он смел бы небольшой отряд, который привел Хани. Но его отряд разделился на три части. Одни продолжали драться с упрямыми северянами, другие почему-то повернули в болото. Хани не стал разбираться, почему, только порадовался случившемуся. Лишь треть из уцелевших приготовилась атаковать его.

Сам Хани со страхом понял, что помаленьку Черный Меч начинает брать верх над ним. Его глаза затянула багровая дымка, из груди вырвался звериный рев, от которого шарахнулись в стороны даже его собственные воины, неустрашимые северяне, привыкшие сражаться с Ледяными и ульфхеднарами. Видимо, поистине ужасен был вид человека с Черным Мечом. Это испугало Хани гораздо больше, чем мчащаяся на него конная армада.

Хани описал мечом круг и почувствовал, как по жилам пробежал огонь. Золотой дракон затянул зловещую песню на незнакомом языке, Хани сразу понял, что должен подчиниться заданному песней ритму. Он тоже заорал что-то невнятное и, размахивая мечом, бросился навстречу рыцарям. Он рубил, колол и крошил направо и налево с тем же красным огнем в глазах, что и у золотого дракона, ничего не различая и не чувствуя. Ответные удары Хани отбивал с быстротой и свирепостью молнии. В одно мгновение строй атакующих был расколот надвое. Теперь уже воины Лоста разбегались от него, словно встретили земное воплощение смерти. Нет, они не были трусами. Но после того, как обезумевший Хани прикончил нескольких магистров и гроссмейстера, разрубив его надвое вместе с конем, они как-то невольно начали уклоняться от встречи со свистящей и поющей смертью. Зато приободрились северяне и с удвоенной яростью бросились на врага, хотя по-прежнему избегали приближаться к своему предводителю.

Видя, что судьба сражения заколебалась и весы начали клониться на сторону северян, Лост бросил на кон свою последнюю карту. Он сам повел в атаку свой резерв в обход левого крыла сражающихся на холме. Лост намеревался выйти им в тыл, не встречаясь с поразившим его войска ужасом.

Дъярв, не мешкая, двинул навстречу свой резерв. И уже должны были столкнуться эти две рати, как вдруг загремели торжествующие крики северян в центре. Они увидели, что в глубоком тылу армии Лоста полыхнуло радужное сияние, словно кто-то просыпал на землю груду драгоценных камней. Из леса выходила и строилась в боевой порядок еще одна армия — Радужники.

Смущенные этим криком рыцари невольно придержали коней, и удар получился совсем слабым. Более того, оказалось, что они не наступают, а только обороняются, обороняются стойко, упорно, но… Это было совсем не то, чего желал Лост. А здесь еще остатки правого крыла северян наконец окончательно сломили своего противника и тоже начали охватывать рыцарей, завершая окружение.

Постепенно битва стала превращаться в резню. Рыцари не сдавались, а северяне, взбешенные ужасающими потерями, не брали пленных. Остатки рыцарей выстроились огромным кругом и отбивались с яростью ищущих смерти. Не обреченных, а именно возжаждавших умереть.

Солнце клонилось к закату. Его лучи, пробиваясь сквозь облако пыли, приобрели угрюмый красный оттенок. Казалось, земля насквозь пропиталась пролитой кровью, и та начала заливать небо.

К Дъярву примчался грязный, окровавленный вестник.

— Там… Там… Он сошел с ума…

— Кто? — нетерпеливо спросил Дъярв.

— Он начал убивать своих.

— Это следовало предвидеть, — вставила Ториль. — Видимо, нет человека, способного справиться с Черным Мечом. Если над Дайамондом меч не сумел возобладать, то сегодня он нашел себе очередную жертву.

— Его нужно спасать, — встрепенулась Рюби.

— Вот и займись этим, пока он не перебил всю нашу армию. — Видя, что Рюби собирается возразить, Дъярв жестко оборвал ее: — Не время об этом! Сегодня погибли многие тысячи людей, и я не могу думать об одном. Сейчас я должен выиграть бой, он еще не кончился. Выиграть любой ценой. Исполняй!

Рюби послушно кивнула, в душе кляня себя. Не обошлось!

Лост предпринял последнюю отчаянную попытку переломить ход уже проигранной битвы. Огромные серые нетопыри обрушились на северян. Видимо, раньше Лост не хотел пускать в ход магию, рассчитывая на обычных воинов. Оказавшись на краю пропасти, он цеплялся за соломинку. Нетопыри не были обучены сражаться, они могли только следить за неприятелем, поэтому Лост не использовал их ранее. Но сейчас под рукой не оставалось больше ничего.

Под двойным натиском — с неба и с земли — на одном из участков кольцо окружения дрогнуло, и нескольким десяткам рыцарей удалось вырваться. Но Дъярв уже не выпускал руль из своих рук. Кольцо немедленно замкнули. Лучники с яростью обрушились на птиц, и вскоре все кончилось.

Лишь сгустившиеся сумерки прекратили бой. Но где-то дрожало прозрачное белесое зарево, словно там мертвецы вышли из могил и свет загробного мира освещает их путь. Это горел Меч Ненависти…

Хани уже не различал ничего вокруг. Перед ним мелькали неясные силуэты, которые нужно было уничтожать. Ведь недаром ужасные клыкастые морды то и дело высовывались из темноты, норовя броситься на него. Враги окружили его со всех сторон, пощады ждать не приходилось, следовало убивать и убивать.

Багровое пламя вспыхнуло прямо перед ним, из пламени возник новый опасный противник. Алая мантия, алый капюшон скрывает лицо, в руке блистает огненный трезубец… Золотой дракон столкнулся с огнем. Что-то загремело, полетели снопы белых искр. Хани понял, что настал решающий миг. Если он одолеет порождение адского пламени — все кончится благополучно, либо он ляжет, здесь и сейчас. Хани стиснул зубы и бросился на противника.

Сколько они сражались — сказать трудно. Атака и защита были достойны друг друга, однако враг был свеж и полон сил, а Хани изрядно устал. Золотой дракон прибавлял ему ненависти, но не мог заставить утомленную руку двигаться быстрее. Уже два или три раза Хани пропустил выпад, хотя огненное лезвие только опаляло его лицо и не наносило рокового удара. Противник либо издевался над Хани, либо собирался взять его в плен, чтобы подвергнуть неслыханным пыткам.

Хани окончательно потерял голос, он уже только хрипел, напрасно пытаясь достать противника мечом. Мелькнула мысль — скоро он просто рухнет, совершенно обессилев.

И Хани из последних сил швырнул свой меч в неуловимого противника, надеясь хотя бы так поразить его. Черный Меч рассечет любые доспехи. И сам Хани прыгнул следом — грудью на огненные зубцы.

Но как только золотой дракон вырвался на свободу, ветвистые алые молнии раскололи небо, и багровая пелена упала с глаз Хани. Он увидел, что сражался не с огненным призраком, а с Рюби.

Единственное, что успел сделать Хани — крикнуть:

— Не-ет!

И упал без памяти.

10. ГИБЕЛЬ ЛОСТА

Битва завершилась полной победой северян и Радужников. Следовало бы радоваться, однако Хани не мог без содрогания глядеть на заваленное окровавленными телами поле. Его не оставляло чувство, что этого ужаса можно было избежать. Но у Дъярва не нашлось и тени намерения кончить дело миром. По-своему Дъярв был, конечно, прав, не следует оставлять опасность за спиной, хотя цели можно достигнуть несколькими путями, и далеко не обязательно самый короткий путь — самый лучший.

Зато сам Дъярв ходил чрезвычайно довольный.

— Здесь легла практически вся армия Найклоста, — с удовлетворением заметил он, когда ему сообщили, что найдено тело третьего маршала.

— Кроме самого Лоста, — возразил Дайамонд, и в его голосе Хани явственно различил неудовольствие, чему неприятно поразился. Он ожидал, что князь Радужников будет снисходительней.

— Неприятная новость, — согласился Дъярв. — Она означает новые хлопоты и новые волнения, я не берусь угадать, какие именно. Самое скверное — вместе с ним пропал один из так нужных нам мечей.

Дайамонд поджал губы.

— Это действительно плохо. Но ведь у нас есть два меча стихий, а вдобавок еще и Черный, — он со значением поглядел на Дъярва.

Тот надтреснуто рассмеялся.

— Напрасно ты подозреваешь меня в чем-то. Я никогда не рвался владеть этим мечом, скажу больше — был просто счастлив в те дни, когда не знал о его существовании. Я вообще предпочитаю секиру, а потому сейчас, получив его, с радостью отбрасываю прочь. Может, это не моя заслуга, может, выбор сделан не мною, — Дъярв коснулся короны, — однако он именно таков, и я не оспариваю его. Я не собираюсь следовать путем Тейста Безумного.

Дайамонд уважительно кивнул.

— Если это так, то ты гораздо сильнее, чем я думал, и станешь действительно великим королем. Где же Черный Меч?

— Валяется там же, где и раньше — в шатре Рюби.

Легка на помине, подлетела клокочущая гневом Рюби и с ходу обрушилась на Дъярва:

— Как ты смел?.. Как ты мог?..

— В чем дело? — холодно спросил Дъярв, но в уголках глаз у него мелькнула лукавинка.

— Почему ты не сказал, что придут Радужники?

— Потому что не считал нужным, — неожиданно грубо отрезал Дъярв, в одно мгновение став высокомерно неприступным. — Командующий не обязан посвящать воинов в свои замыслы, он просто должен скрывать их. Я уже говорил, что когда моя шапка узнает мои мысли, я сожгу ее.

Рюби покраснела так, что казалось, кровь вот-вот проступит сквозь кожу. Хани немного испугался, но вмешался Дайамонд, успокоительно и твердо сказав:

— Так было необходимо.

Рюби надулась и… смолчала.

— Что будем делать? — спросил Хани.

— Догнать и уничтожить, — деловито отозвался Дъярв.

— Опять кровь?

— Если получится избежать кровопролития, мы сделаем все для этого, — вместо Дъярва ответил Дайамонд. — Однако подчас такое миролюбие оборачивается против тебя же. Некогда мы упустили Морского Короля, и в итоге получили массу неприятностей, пролилось много лишней крови. Только потому, что в свое время мы оказались излишне благодушны.

— Хани прав, — вмешалась в спор Рюби. — Не следует уподобляться нашим врагам. Если мы будем действовать подобно им, в конце концов займем их место, превратившись точно в таких же злодеев. Примеров того известно множество.

Погода между тем помаленьку портилась. Еще недавно ярко светило солнце, на голубом небе не было видно ни единого облачка, стояло полное затишье. Теперь же засвистел ветерок, откуда-то из-за леса показались длинные растрепанные хвосты облаков. Казалось, небо потемнело, а солнце начало тускнеть, приобретая тревожную красноту.

А вскоре легкомысленное посвистывание сменилось ровным негромким гулом. Белые облака посерели и стали чернеть.

— Не к добру это, — поглядев на небо, сказал Дайамонд. — Я начинаю думать, что тут замешано колдовство.

— Не может Меч Воздуха быть обращен на злое дело, — уверенно возразила Рюби.

— Я тоже так надеюсь, — в голосе Дайамонда уверенности не слышалось.

Конец спорам подвел Дъярв.

— Если сейчас начнется буря, половина раненых погибнет, — морщась, сообщил он. — Мы не успели собрать всех, тем более — перевязать. Не знаю и не желаю знать, колдовство это или собирается обычная гроза. Вы все время хвалитесь, что силы природы повинуются вам, так остановите ее! Уговорами или силой, руками или волшебством, но остановите грозу!

Рюби взмахом руки подозвала Хани.

— Мне понадобится твоя помощь.

Недоумевающий, озадаченный Хани приблизился.

— Я готов, хотя и не знаю, чем могу быть полезен. Колдун из меня еще хуже, чем воин. Вы все почему-то упорно видите во мне неизвестного мне самому человека, гораздо более сильного, чем я.

— А что если заблуждаешься именно ты? И мы видим того, кем ты на самом деле являешься? — улыбнулся Дайамонд, окончательно смутив Хани.

— Сейчас мы не только разгоним тучи, но и обнаружим скрывшегося Лоста, если действительно ветер вызвало его колдовство. Жажда мести губила и более предусмотрительных, — жестко произнесла Рюби. — Он не подозревает, что колдуна найти гораздо проще, чем обычного человека, мечтающего спрятаться.

Рюби подняла над головой обнаженный меч, который немедленно загорелся ровным багрянцем. Это не было болезненное алое пульсирование, как в минуты опасности, когда сияние меча сжигало вражеские чары. Нет, от меча исходила чистая ровная аура. С каждым порывом ветра свечение становилось все ярче, точно струи воздуха раздували необычный костер. Свечение образовало шар, охвативший Рюби, потом шарпревратился в столб, который уперся в тучи.

Хани, давно привыкший подчиняться внутреннему голосу, повторил все ее действия, и рядом с красным столбом вырос зеленый. Теперь стало видно, какой силы ветер дует наверху. Облака так и мелькали вокруг столбов, но те стояли несокрушимо, точно были сложены из тяжелых каменных глыб, а не состояли из неощутимого, невесомого света.

Хани страстно захотелось прекратить бурю, найти того, кто вызвал ужасающий ветер. Однако его желание совсем не торопилось исполняться. Напротив, серые тучи стали угольно-черными, рваные лохмотья превратились в единое полотнище, раскинувшееся по небу от края до края. В мрачной черноте засверкали прерывистые зигзаги молний, в непроглядном мраке они казались иссиня-белыми. И вот случилось то, чего и следовало ждать — одна молния ударила в зеленый столб. Хани запоздало испугался, но в тот миг ощутил лишь недолгую ломоту во всех суставах, перед глазами закружились мириады разноцветных огоньков. Когда он опомнился, то увидел, что меч светится гораздо ярче. Хани изо всех сил сжал рукоять и поглядел на Рюби. Та стояла спокойно, ее меч рдел, словно раскаленное железо.

Оба меча притянули к себе, казалось, все молнии. Целый огненный водопад низвергался с неба, мечи сияли так, что невозможно было смотреть на них. Хани озадаченно размышлял, в чем дело, для него затея Рюби выглядела абсолютно бесполезной. Ответ не заставил себя долго ждать. Острие меча Рюби вдруг набухло и превратилось в алый шар, который, немного помедлив, оторвался от меча и неторопливо, покачиваясь, поплыл навстречу ветру. Затем светящийся шар сорвался с меча Хани и, разбрызгивая изумрудные искры, поплыл следом. Один, другой… пятый… Целая цепь красных и зеленых сфер уплывала в темноту навстречу ветру.

— Следите! — торжествующе крикнула Рюби. — Летящие огни приведут нас туда, где родилась эта буря. Будьте наготове: когда Лост поймет, что его обнаружили, он наверняка пустит в ход новое колдовство.

— Вперед! — крикнул Дайамонд. — Ты возьмешь свой меч? — обратился он к Дъярву.

— Конечно нет, — ответил тот, потряхивая секирой. — У меня есть оружие, которое я не намерен менять. К чему мне колдовские штучки?

— Хватит болтать, — невежливо оборвала их Рюби. — У нас мало времени.

Если раньше Хани не ощущал силы ветра, то сейчас, когда светящиеся шары повели их, ветер стал им серьезно мешать. Он превратился в упругую, неподатливую стену, на которую надо было налегать всем телом. Но стена пружиняще сопротивлялась… Воздух приобрел плотность песка, и приходилось закрывать нос и рот, иначе можно было задохнуться. Ветер норовил поднять в воздух, разорвать на кусочки… Хани понял, что долго он этой отчаянной борьбы не выдержит.

Однако вскоре впереди замелькали белые вспышки, подобные далеким зарницам. На фоне безумной свистопляски молний под аккомпанемент рева бури они выглядели совсем тусклыми. Но тем не менее, именно они привлекли внимание Хани, потому что с первой же вспышкой начал ослабевать неистовый напор ветра.

Идти теперь стало гораздо легче; если судить по быстро приближающимся вспышкам, цель была недалека. Тучи редели так же стремительно, как перед этим сгущались. В их разрывах уже проглядывало голубое небо, деревья перестали гнуться, и лишь ветви продолжали подрагивать. А потом, немного неожиданно для себя, Хани обнаружил, что стоит совсем недалеко от холма, на котором вчера развевался черный штандарт Лоста.

Рюби остановилась и внимательно огляделась. Дайамонд, Дъярв и Хани тесной группой стояли в трех шагах позади нее.

На самой вершине холма росла группа молодых березок. Сейчас все они были переломлены на высоте человеческого роста, сломанные вершины уткнулись в землю. Если бы виной тому был ветер, все вершины смотрели бы в одну сторону, однако пеньки образовали круг, словно безумный дровосек старательно свалил березки вершинами к центру его. Недобрая усмешка тронула губы Рюби.

— Выходи! — крикнула она, ее слова отдались в ушах громовым раскатом.

Ответом было молчание.

— Выходи, — нетерпеливо повторила Рюби. — Недостойно правителя королевства прятаться подобно затравленной крысе. А то мы можем и выкурить тебя, словно крысу, — угрожающе прибавила она.

Затрещали раздвигаемые ветки, и из рощицы вышел человек. Его одежда была изодрана и перепачкана, однако он сохранил величавую осанку. Клочья плаща волочились по грязи, золотые кресты потускнели. Лост был в полном латном доспехе, лишь потерял шлем. Сухое желтоватое лицо обрамляли длинные седые волосы, глаза пылали ненавистью. В руках Лост сжимал… Хани оторопел. В правой руке Лоста находился точно такой же гладиус, как у самого Хани и Рюби, только его лезвие светилось бледно-голубым светом, а центральный камень навершия остался темным. Исподлобья Лост посмотрел на Рюби, тяжело вздохнул.

— Чем я обязан вашему нападению? — его голос оказался глубоким и звучным, но говорил он со странным акцентом, смягчая согласные.

— Не время лицемерить, Флоунинг, — устало ответила Рюби.

Лост вздернул голову, точно его ударили в подбородок.

— Какое дело Радужникам до Закрытого королевства?

— Общение с Морским Королем и Хозяином Тумана окончательно испортило тебя, Флоунинг. — Было заметно, что Рюби едва удерживается, чтобы не взорваться. — Когда мы с тобой виделись в последний раз, ты говорил несколько иначе, но я вижу, что мрак заполз в твое сердце. Ты пошел опасной дорогой, Лост, и напрасно удивляешься, что конец оказался именно таким. Мне не жалко тебя, однако я скорблю о тысячах погибших по твоей вине. Пусть это были люди, сражавшиеся против нас.

Лицо Лоста передернулось.

— Оригинальный способ выражать сожаление — перебить тех, о ком скорбишь.

Рюби терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила:

— Ты напрасно пытаешься разозлить меня. Я ведь желаю одного: понять, что подтолкнуло тебя совершить самоубийственный выбор. Ведь ты погубил не одного себя, но и свое королевство.

Хани поразился, насколько она спокойно говорит, хотя огонь, клокочущий внутри, заметить было совсем не трудно. Дайамонд следил за разговором со скучающим видом, как будто все происходящее его решительно не касалось.

— Я только старался сохранить все неизменным, — процедил Лост.

— И для этого ты договорился с Морским Королем? — ехидно спросила Рюби. — Иначе откуда взялись в твоей армии туманные нетопыри?

— Именно! — горячо воскликнул Лост. — Ты забыла девиз Закрытого королевства. В Найклосте нет новостей. Морской Король был вечно, и попытка уничтожить его означала попытку принести новость. Только для сохранения существующей незыблемости я и выступил в поход.

— Странно у тебя получается, — качнула головой Рюби. — Значит, если зло вечно, то его надлежит бережно сохранять?

— Конечно, — убежденно ответил Лост. — Зло так же вечно, как и добро. Невозможно сохранить одно, уничтожив другое. Если ты истребишь зло, то его место займет прежнее добро, и ты будешь вынуждена вступить в борьбу с тем, что еще вчера защищала. Невозможно представить палку без одного конца. Ты отрезаешь конец, но концом становится бывшая середина. И так до бесконечности, пока не исчезнет вся палка. Ведь это означает полное стирание понятий добра и зла, света и тьмы, смешение их обратно в первозданный хаос. Или ты добиваешься именно такого исхода? Стоит ли сегодня ломать копья, чтобы назавтра вступить в бой с самим собой? Когда-то мы если не были союзниками, то уж во всяком случае не могли и подумать, что вступим в сражение. А что сейчас? Наши армии схватились насмерть. — В голосе Лоста не было раскаяния, лишь сожаление, причем Хани не понял, о чем Лост сожалеет: что вступил в сражение или что проиграл его.

— Спорить с тобой совершенно бесполезно, — вздохнула Рюби. — Мрак уже настолько сгустился в твоем сердце, что ты окончательно перестал различать черное и белое, свет и тьму. А ведь когда-то тебя вполне заслуженно звали Флоунинг Благородный.

— Я был и остался им. Не в твоих силах лишить меня титула.

Хани надоело бессмысленное препирательство, он подошел к Лосту и решительно потребовал:

— Отдай меч.

Того аж подбросило. Маска высокомерного спокойствия сползла, уступив место дикой ненависти.

— Попробуй, — прошипел Лост, отступая на шаг.

— Неужели ты так и не понял, что не сможешь обратить могущество этого меча во зло? — спросила Рюби. — Все твои старания оказались напрасны, и не пытайся больше, иначе меч обрушится на тебя же.

— Это не Черный Меч! — истерически крикнул Лост. — Я умру, но не отдам его. Что же касается магии, то не думайте, будто у меня в запасе только это жалкое оружие. Ты не подозреваешь об истинной мощи повелителей Найклоста. Не вынуждайте меня прибегнуть к крайним мерам, последствия будут ужасны.

— Может, лучше убить его? — предложил Дъярв. — Мне надоели угрозы проигравшего. Следует помнить, что и загнанная в угол крыса способна кусаться. Самый подходящий способ избавиться от нее — прикончить.

— Дурак! — каркнул Лост. — Ведь следующим на пути установления всеобщего добра вполне можешь оказаться ты сам. Или вы возьметесь за Тан-Хорез?

Дъярв побагровел, а Рюби смолчала.

— Прекратите, — вмешался Хани. — Вчера и так было пролито слишком много крови, хватит смертей. Это не принесет удачи никому. Лучше отдай меч, — он протянул руку.

То, что произошло, оказалось совершенно неожиданным для них. Лост взмахнул рукой, весьма недвусмысленно намереваясь снести Хани голову. Тот дернулся было, чтобы обнажить меч, однако непонятная сила помешала ему, остановив руку. Хани весь напрягся, но так и не смог разорвать невидимые путы. Он пытался сделать одно, а непослушные руки вытворяли совершенно другое.

Когда Хани протянул руку ладонью вверх, все подумали, что он сошел с ума. Впрочем, он тоже так подумал. Сейчас Лост убьет его, тем более, что меч засветился прозрачным голубым светом, точно готовился обрушить заключенную в нем мощь на дерзкого. Хани окутало неяркое золотистое сияние. Когда меч Лоста коснулся его, мелькнула ярчайшая вспышка, люди зажмурились. Потом прозвучали посвист ветра, далекие раскаты грома, словно опять начиналась гроза… И меч пропал из руки Лоста.

Сияющий голубой сгусток, похожий на шаровую молнию, взмыл в воздух и нырнул в золотую сферу, разбрасывая фонтаны искр. Все стихло. Хани оторопело уставился на собственную руку, сжимающую гладиус.

— Э-э… — только и сумел выдавить он.

Первой опомнилась Рюби.

— Я же говорила, что эти мечи не способны творить зло, — сказала она почерневшему от бешенства Лосту. Флоунинг, тяжело дыша, сжал кулаки и хрипло ответил:

— Решать, что есть добро и что есть зло, будете, разумеется, вы. Никогда не сомневался в справедливости Радужников. Скрепя сердце, вы взваливаете на себя неблагодарную задачу судить и карать отступников. Скорбя и проливая слезы, вы уничтожаете зло; не ожидая благодарности, пытаетесь облагодетельствовать глупых… Пусть будет по-вашему. Но мы еще встретимся.

Он рванул лохмотья плаща, материя затрещала. Плюнул в сторону Хани, круто повернулся и широкими шагами двинулся прочь, только грязь комьями полетела из-под каблуков.

Дъярв достал кинжал и уже поднял руку, готовясь метнуть его в спину Лоста, но Хани остановил его.

— Не надо.

— Почему? Это враг, лютый враг, который останется врагом до последнего своего вздоха и при каждом удобном случае будет стремиться отомстить. Неслыханная глупость — оставлять такого в живых. Да и опасно…

— И все-таки нет. Мы отобрали его оружие, теперь он безвреден.

— Сомневаюсь, — проворчал Дъярв.

— Возьми, — Хани протянул ему голубой меч.

Северянин недоверчиво улыбнулся, взял меч и покачал его на ладони. Потом прикрыл глаза, вслушиваясь в какие-то голоса, говорившие с ним одним, и решительно вернул меч Хани.

— Нет. Это оружие не для меня.

— Ты предпочитаешь Черный Меч?

— Я уже устал повторять и друзьям, и врагам, что не рвусь обладать Мечом Ненависти. Я больше ни разу не возьму его в руки. Что же до этого меча… Я его не чувствую, хотя мне показали его мощь. А если она мне неподвластна, то зачем мне сам меч? К тому же он слишком легковесен, — Дъярв презрительно хмыкнул. — Я предпочитаю мужское оружие. — Он подкинул и ловко поймал за рукоять увесистую секиру.

— Тогда отдадим его принцессе, — предложил Хани. — У меня уже есть подобный меч, второй мне не нужен.

— Точно так же, как и мне. Струи воздуха — не моя стихия. Вот если бы я получил меч, повелевающий морскими волнами, — мечтательно произнес Дъярв.

— Идем, — вмешался молчавший до сих пор Дайамонд.

Никто не подозревал, что случится вскоре.

Когда они вернулись в лагерь, Дъярв поспешил последовать доброму совету и направился к палатке Ториль, чтобы отдать ей голубой меч. Принцесса лежала по-прежнему бледная и неподвижная, ее глаза были все такими же тусклыми и безжизненными. Когда Дъярв, закашлявшись от смущения, положил меч рядом с ее исхудавшей рукой, какая-то искорка промелькнула в ее взоре, бескровные губы чуть шевельнулись. Дъярв обрадовался было, но в следующее мгновение принцесса опять впала в забытье. Огорченный Дъярв вышел из палатки.

И остановился, как вкопанный. Что-то было не так, что-то неуловимо переменилось в окружающем мире. Но что?

Прибежал встревоженный Хани. Его движения были неловкими и скованными, будто ему приходилось преодолевать сопротивление липкой, вязкой массы.

— Как она? — поспешно спросил Хани и, не дожидаясь ответа, крикнул: — Проклятый Лост заколдовал весь мир!

Дъярв вскинул голову, настороженно оглядываясь. Только после слов Хани он понял, что изменилось. Все окружающее подернула странная дымка. Дъярв машинально попытался смахнуть невидимые слезы, но это было бесполезно. До них долетел рокот далекого прибоя, где-то грохотали огромные волны.

— Что это? — испуганно спросил Дъярв. Язык отказывался повиноваться ему.

Неустрашимый северянин ощутил робость, потому что не понимал природы неведомой силы. Он не страшился обычной магии — молний, грома, а оружие просто презирал. Здесь пришлось столкнуться с чем-то иным. Он словно погрузился на дно реки со странной студенистой водой, которая залепляла горло и заклеивала глаза.

Прошагал встревоженный Дайамонд. С трудом переставляя ноги, он пытался бежать куда-то.

Дымка полностью закрыла от них горизонт. Скрежеща зубами от напряжения, Хани поднял руку и указал на тлеющий неподалеку костерок. Его пламя, недавно весело трещавшее на ветру, теперь колыхалось плавно и лениво, точно непонятная дрема, свалившаяся на Хани и Дъярва, возобладала и над огнем. Еще два-три неспешных взблеска — и огонь застыл. Хани с ужасом увидел, как оторвавшийся лоскуток пламени повис в воздухе.

Тогда он задрожал, его до костей пробрал озноб. Почему-то померещилось, что надвигается зима, и вокруг царит лютый холод. Взглянув на Дъярва, Хани понял, что и того колотит дрожь. Однако трава оставалась такой же зеленой, не пожухла и не съежилась от мороза, не было заметно инея и снега…

А невидимая река, в которую они нырнули, застыла. Липкая вода стала каменно-тяжелой, в ней кружились сотни острых льдинок, больно коловших кожу и раздиравших легкие. Поверхность реки подернулась тонкой корочкой, и в тот же миг небо пропало. Его закрыл мутный серый полог. На какое-то время лед стронулся, промелькнули яркие звезды… Хани тупо удивился, откуда они взялись среди бела дня, но тут же панцирь льда сковал реку. Купол стал темно-серым, почернел. Хани ощутил, что задыхается, ему не хватало воздуха…

Пробуждение оказалось долгим и мучительным. Хани бесчисленное множество раз выныривал из липкого омута, но его вновь затягивало обратно. Однако он сумел проломить ледяную корку и вынырнул к свету и воздуху. Первое, что он увидел, было встревоженное лицо Рюби.

— Что случилось? — заплетающимся языком спросил Хани.

— Лост пытался заморозить время, — глухо ответила Рюби.

Только сейчас немного пришедший в себя Хани обратил внимание, как осунулось ее лицо, какие землистые круги обвели глаза.

— Разве это возможно — остановить время?

— Мы тоже полагали, что невозможно, однако ошиблись. Кое в чем жители Найклоста опередили даже нас, Радужников. Это знак. Недаром они так ценили мертвый покой. Может, именно это стремление и помогло им найти необходимое средство, чтобы растянуть день на тысячу лет.

— Но ведь у них ничего не получилось? — попытался улыбнуться Хани, но натолкнулся на печальный взгляд Рюби и прикусил язык.

— Лост просчитался в одном. Он не предполагал, что для Радужников время может оказаться иным, чем для людей. Если бы здесь находились только люди — все кончилось бы общей гибелью, а для нас замедление времени не так страшно, как для краткоживущих. Что мне лишняя тысяча лет? С великим трудом, однако мы раскололи лед застывшего времени.

И Рюби заплакала навзрыд. Хани неловко обнял ее, гладя по плечам, попытался утешить. Наконец Рюби справилась с собой и с трудом выдавила:

— Дайамонд погиб.

— Как?! — Хани искренне считал Радужников бессмертными, он забыл давнюю битву в ущелье, и это известие поразило его, как гром среди ясного неба.

— Растопить лед можно было только магическим огнем. Ты помнишь каменное пламя? Дайамонд зажег его. Но жар был так велик, что сгорел и его алмаз. Я пыталась остановить Дайамонда, но он утверждал, что иначе никак нельзя, что он знает, чем это может кончиться…

Хани крепче обнял ее, не сказав ни слова.

О Лосте больше не вспоминали.

11. ОПЯТЬ ДРАКОН

Недаром предсказывали, что последний поход будет тяжелее всех предыдущих, вместе взятых. Хани казалось, что они ни на шаг не приблизились к своей цели, зато успели потерять столько друзей… Чани, Ториль, Дайамонд…

Видя его переживания, Дъярв укоризненно выговаривал:

— Нельзя так распускаться. Вы начали великую борьбу, и сейчас поздно изображать сожаление и раскаяние. Если ты скажешь, что не представлял, какой трудной и кровавой она окажется, я перестану уважать тебя. Это будет значить, что либо ты глуп, либо легкомыслен. Вы замахнулись на то, чтобы избавить весь мир — весь мир! — от зла, и на полпути вдруг решили, что это можно сделать без крови. На что вы надеялись?

Хани покраснел так, что уши запылали двумя факелами.

— Мы… я… — невнятно промямлил он.

— Вы не представляли, что это выглядит так отвратительно, — жестко закончил Дъярв.

— Пожалуй, да, — согласился Хани.

Дъярв уже собрался и по этому поводу произнести какое-то поучение, однако его решительно оборвала Рюби.

— Прекрати! Разве ты не заметил, что он идет иной дорогой, чем мы?!

Теперь настала очередь Дъярва смущаться и мямлить.

— Конечно… Но только…

— Вот и помалкивай. Ты должен понимать: лишь потому, что он избрал свой путь, у тебя есть возможность следовать твоим.

— Наверное…

Но Рюби безжалостно добила Дъярва, издевательски повторив его собственное:

— Не заставляй думать о себе хуже, чем до сегодняшнего дня. Ведь тогда мне придется перестать уважать тебя.

Дъярв попытался трепыхнуться.

— Однако меч…

— …можно пускать в ход только тогда, когда возникает необходимость расчистить основной путь. При всей кажущейся силе не меч главное оружие.

Дъярв слегка воспрянул.

— Кажущейся? Не слишком ли сильно сказано? Наша победа была одержана кажущейся силой?!

Однако Рюби не смутилась.

— Вы много лет пытались вернуть корону Скъельда. И преуспели в этом? Да и битву тебе не мешает припомнить получше. Все ли решил меч?

Дъярв опять смешался и поторопился убраться — к великому облегчению Хани, которому спор не доставлял ни малейшего удовольствия.

На ночь по распоряжению Дъярва армия отошла от места побоища. Он опасался, что великое множество мертвых тел может вызвать вспышку морового поветрия, и считал необходимым принять кое-какие предосторожности.

Ночь прошла спокойно, зато рассвет принес новый сюрприз.

Широкое поле, которое едва можно было окинуть взглядом, неузнаваемо переменилось. Исчезли груды трупов, непонятная сила вырвала с корнем все кусты и деревья. Хани не верил собственным глазам. Всего за одну ночь поле покрылось плотной черной коркой, слегка напоминающей старый ноздреватый мед. Корка оставляла на руках дурно пахнущие пятна.

— Что это? — растерянно спросил Хани.

— Я ничего не понимаю, — добавила Рюби. — Полагаю, это новая чужемерзкая выдумка Безымянного. Правда, не слишком понятно, с какой целью он предпринял это. Может, просто опоздал? Надеялся, что мы останемся здесь, и сейчас лежали бы мы…

— Неужели непонятно?

Все вздрогнули. Хотя Дъярв был на две головы выше Хани, шире в плечах, но искусством подкрадываться совершенно бесшумно он владел в совершенстве.

— Что за шутки?! — возмутилась Рюби.

— Вы не видели еще адских созданий?

— Каких? Кто? Ты кого встретил? — заговорили все наперебой.

Дъярв поднял руку, останавливая беспорядочный гомон.

— Видел. Лучше никому с ними не сталкиваться.

Однако поглядеть захотели все. Дъярв смело зашагал прямо по черной корке. Хотя каблуки слегка прилипали, идти по ней было значительно легче, чем путаться в высокой траве, еще вчера покрывавшей поле. Буквально за ближайшим пригорком они увидели странного зверя. Он походил на исполинскую черную черепаху, втянувшую голову и лапы под панцирь и превратившуюся в холмик. Но на панцире «черепахи» не было характерных пластинок, он был совершенно однородным, матово-черным. Лишь изредка по нему пробегали тусклые голубые блики, словно внутри «черепахи» вспыхивал огонек. Зверь тихонько гудел и казался вполне мирным и безобидным.

— Это и есть грозный противник? — развеселился Хани.

— Хорошо смеяться, не зная, кто перед тобой, — огрызнулся Дъярв. — Посмотри повнимательней, и ты увидишь нескольких таких же смелых и глупых. Они тоже решили, что зверь достоин лишь насмешек.

Дъярв протянул руку, и Хани машинально посмотрел в ту сторону. Он увидел шесть невысоких черных столбов, похожих на обгорелые толстые пни.

— Т-ты хочешь сказать, что это были люди? — немного запнувшись, спросил он, отгоняя прочь невольно мелькнувшие кошмарные видения.

— Да.

— Как это произошло? — спокойно спросила Рюби. На нее, кажется, не подействовало ничто.

…когда на рассвете Дъярв обнаружил черную корку, он не стал задаваться лишними вопросами, а сразу отправился искать виновника. «Черепаха» и не пряталась. Но едва самый неосторожный ткнул ее мечом, она стремительно превратилась в широкое полотнище, облепившее беднягу со всех сторон. Вязкая черная масса быстро задушила его, как он ни старался вырваться.

— Вы не пытались помочь? — вознегодовал Хани.

— Что толку. Пока тварь душила его, она не обращала внимания на все наши попытки отвлечь ее. Зато потом выяснилось, что она катится со скоростью верховой лошади и преследует выбранную жертву со свирепостью и настойчивостью раненого тигра.

— А оружие? — Этот вопрос задала Рюби.

— Ты пробовала когда-нибудь рубить мечом воду?

— Нет. Это бессмысленно.

— То же самое и здесь. Меч легко погружается в нее, как в расплавленную смолу, и если у тебя хватит силы выдернуть его, то и вреда твари ты причинишь не больше, чем той же смоле. А несколько копий так и остались где-то внутри нее.

Рюби задумчиво погладила подбородок.

— Лапы, глаза?

Дъярв развел руками.

— Она отращивает лапы там, где пожелает, и сколько хочет. Три или восемь… Глаза тоже возникают в любом месте.

— Как же мы будем с ними бороться?

— Не знаю, — вздохнул Дъярв. — Их можно одолеть магией, но колдовать я не умею. Вчера нужно было разгромить вражескую армию — я это сделал. Теперь настал ваш черед. Хорошо одно — противник нам попался отменно глупый.

— Глупый? — встрепенулась Рюби.

Голубые глаза Дъярва весело блеснули.

— Повторяю: отменно глупый. Если бы эти твари выступили против нас одновременно с натиском Лоста, исход сражения оказался бы иным. К счастью, наши враги не могут договориться между собой, каждый подозревает каждого, измена и предательство караулят любого, они не доверяют даже самим себе. Вот и получается, что они тычут в нас растопыренной пятерней, хотя могут ударить крепко сжатым кулаком. Каждый сам за себя. Это нам на руку, лишь бы такой разнобой тянулся подольше. Пока противник разобщен, мы будем без труда бить его.

— Даже этих, — Хани кивнул в сторону продолжающей гудеть «черепахи».

— Даже их. Ведь нам предоставили время осмотреться, перевести дух. Не сомневаюсь, что вы найдете средство для борьбы и с новым противником.

— Надо подумать, — согласилась Рюби.

— А что, если попробовать огонь? — предложил Хани.

— Это идея, — обрадовался Дъярв.

Хани добавил:

— Следует попробовать и волшебный огонь, и обычный.

По приказу Дъярва принесли факелы, но их пламя не оказало никакого видимого действия, возможно, потому, что их кидали издали — слишком свеж был в памяти печальный опыт близкого знакомства. Факелы, кувыркаясь, прочерчивали в воздухе дымящиеся кривые, стукались о спину «черепахи» и скатывались наземь. Там, где их пламя касалось черной корки, она размягчалась и превращалась в густую жидкость, неприятный запах усиливался, черная лужа начинала пузыриться и с чавканьем глотала факел. А потом застывала, и ничто не напоминало о попытках расшевелить непонятное чудище. Правда, «черепаха» однажды действительно подхватила факел лапой, выросшей прямо из вершины холмика (или макушки зверя? — Хани не мог решить), подержала и безразлично уронила.

— Может, просто не обращать на них внимания? — предположил Хани. — Не трогать их, они не тронут тебя.

— Не получится, — уныло ответил Дъярв. — Этих тварей около двух десятков, и они преграждают нам путь к Железному Замку. Пытаться обойти — мешают болота, единственная дорога — через это поле. Мы пробовали прокрасться тихонько, — он махнул рукой. — Лучше не вспоминать…

— Интересно получается, — улыбку Рюби никто не рискнул бы назвать веселой. — Значит, не обойти, не уничтожить?

— Примерно так, — кивнул Дъярв.

— А наши мечи? — неуверенно предположил Хани.

— Я опасаюсь, что они только раздразнят чудовищ, — возразила Рюби. — Во всяком случае прежде, чем начать пробовать, я посоветовала бы остальным отойти подальше. Хватит бесполезных жертв.

Словно догадавшись, что говорят о ней, «черепаха» загудела сильнее, на более высоких, звенящих нотах.

— Так она ведет себя, когда собирается напасть, — с опаской предупредил Дъярв.

Поверхность «черепахи» начала пульсировать, стало видно, что с каждым толчком чудовище распухает все больше.

— Уходить! — закричал Дъярв. — Всем быстро уходить!

Его воинов не нужно было приглашать лишний раз, они бросились врассыпную. Мечи и копья не страшили северян, но быть утопленным в жидкой смоле… Такая жуткая смерть испугала бы любого.

А «черепаха» тем временем бесшумно заскользила к напряженно следившим за ней людям. Она вытягивала лапы (или щупальца?) и подтягивалась с их помощью, да так быстро и ловко, что оторопь брала. Повелительный жест Дъярва заставил Хани и Рюби отпрянуть в разные стороны. «Черепаха» закрутилась на месте, не в силах выбрать, за кем из троих ей гнаться. К ужасу Хани, поколебавшись, она направилась следом за Рюби. Не помня себя, он обнажил меч. Зеленый факел, повинуясь его мысленному приказу, превратился в тонкий жгут — Хани уже довольно умело управлял магическим огнем. Этим жгутом он полоснул «черепаху», надеясь, что такое обращение придется ей не по вкусу.

Действительно, «черепаха» содрогнулась, когда зеленое пламя коснулось ее панциря. На черном фоне появилось красное пятнышко, окруженное прозрачным синеватым дымком. Однако, как ни старался Хани, ему не удалось нанести «черепахе» ни единой раны. Даже его волшебный меч не мог ничего сделать несокрушимой липкой массе. Зато ему удалось другое. «Черепаха», разозленная огневыми укусами, прекратила преследовать Рюби и двинулась в сторону Хани. Настал его черед припустить во все лопатки.

Напрасно Дъярв и Рюби старались отвлечь ее внимание, теперь «черепаха» не замечала даже ударов огненного меча Рюби.

Хани подметил, что «черепаха» во время погони за Рюби оставляла за собой мокрый след, быстро застывающий новым слоем черной массы. Видимо, именно так и образовалась странная корка на поле боя. Он предположил, что, выделяя эту слизь, «черепаха» должна похудеть. А в том, что маленькая тварь спокойно лежит на месте, не пытаясь двигаться, они уже убедились. Следовало заставить чудовище хорошенько поползать… Скверным оказалось одно — двигался зверь слишком быстро.

Хани мчался так, что закололо в боку. Он вылетел на траву, с треском продрался сквозь колючие кусты можжевельника и остановился, запаленно дыша. Пока все происходило именно так, как он и предполагал. Если по твердой корке «черепаха» ползла быстрее, чем бежал человек, то по траве она еле двигалась. Влажно поблескивающий черный ком моментально оброс шевелящейся бахромой подобранных сучьев и веток, сухой травы. Тварь приклеивалась к каждому кустику, к каждой кочке и быстро теряла вес. А позади нее тянулась влажная полоса, застывающая прямо на глазах.

— Видите?! — почти весело крикнул Хани Дъярву. — А вы не догадались.

Дъярв сначала густо покраснел, потом побледнел от досады. Погибшие оставались на его совести.

Вскоре «черепаха» уменьшилась втрое и отказалась от попыток схватить беглеца. Она остановилась, гудение почти стихло.

— Все это замечательно, — сказала Рюби, когда они собрались на безопасном удалении от чудовища. — Но что дальше? Ведь уничтожить ее мы не смогли, а дорогу она нам преграждает по-прежнему.

— К тому же каждая такая попытка увеличивает вымощенное пространство, а на твердой поверхности я не рискну состязаться с ней в беге, — добавил Дъярв.

Этими словами он окончательно приглушил вспыхнувшую было у Хани надежду. А последний гвоздь вколотила Рюби.

— Не хочу проверять это сама и другим не советую… Но подозреваю: если рассечь эту тварь надвое, то получишь двоих… — морщась, как от зубной боли, произнесла она.

Решили просто отодвинуть лагерь еще дальше от злосчастного поля, выставить часовых, чтобы вовремя предупредили о приближении чудовищ, и подождать, пока разведчики найдут проход через болота.

Но прилетевшие коршуны принесли неутешительное известие. Оказалось, что «черепахи» прикрывают все подходы к Железному Замку, расположившись кольцом вокруг него. Видимо, они служили Безымянному пограничной стражей. Внутри этого незримого круга раскинулась целая сеть черных дорог, по которым катили все те же поблескивающие холмики-черепахи.

В тяжелом бездействии прошли три дня. Хани ворчал, что Морской Король давно добрался до Железного Замка.

На это Дъярв ответил:

— Если все они соберутся в одном месте, нам не придется гоняться за каждым в отдельности. Всех разом и накроем.

А четвертый день принес совсем неожиданную встречу…

Все попытки нащупать хоть какую-то брешь в охране Безымянного пока кончались провалом. «Черепахи» караулили бдительно. Разочарование не взяло верх только из-за неукротимой энергии Дъярва и его холодной ненависти. Он поклялся расквитаться с Морским Королем и Безымянным, чего бы это ему ни стоило. Армия подчинялась своему вождю и пока не роптала.

Выход из тупика нашел тот, о ком почти забыли.

В тот знаменательный день Хани сначала подумал, что причиной переполоха послужила новая выходка «черепах». Однако Дъярв строил армию так, словно враг приближался с тыла. Когда Хани спросил его, в чем дело, Дъярв коротко бросил:

— Дракон.

— Какой? — Хани рот открыл от удивления.

— Тот самый. Явился сюда, проклятый. Видимо, собирается напасть на нас, благо мы застряли на месте.

— Постой! — дернул его за рукав Хани. — Какой дракон? Откуда он взялся?

— Можно подумать, ты с ним ни разу не сталкивался. Десятикрылый. Верный слуга Морского Короля и прочей нечисти. Однако нам не привыкать.

— Вот кто нам поможет! — искренне обрадовался Хани. — Зови скорей Рюби!

— Ты спятил? — сочувственно спросил Дъярв. — С чего он вдруг будет помогать нам?

— Потому что с некоторых пор он сильно изменился.

Убедить Дъярва было нелегко, но все-таки Хани вырвал у него согласие повременить с нападением на дракона, пока Рюби и Хани не переговорят с Восьмикрылым. Пришлось вкратце рассказать о событиях, предшествовавших походу на север. Дъярв рассказу не слишком поверил, однако бодро заключил:

— Если сходить с ума, так всем вместе… Нужно использовать малейшую возможность привлечь на свою сторону такого союзника.

Хани показались странноватыми такие стремительные изменения, но он не стал разбираться в причинах.

Бронированная морда Восьмикрылого утопала в облаках вонючего сернистого дыма, но имела такое добродушное выражение, что даже Дъярв счел необходимым вежливо поклониться. Хани и Рюби вообще приветствовали дракона, как старого знакомого. Дракон в ответ выдохнул из ноздрей длинные струи горячего пара с клочками огня и гулко поздоровался. Хани невольно поморщился: так сильно завоняло серой. Увы, хотя норов дракона изменился, изменить свою природу он не мог.

— Как жизнь? — спросила Рюби.

— Скверно, — дракон вздохнул так, что едва не сбил ветром с ног всех троих.

— Это почему? Выспаться не дали? — съехидничала Рюби.

— Какое выспаться… — Новый вздох поднял целые тучи пепла. — Мотаюсь, как проклятый, ищу… все попусту…

— Опять Грифон пропал, — догадался Хани.

Дракон молча кивнул.

— Но ведь мы освободили его, когда он попался в плен к Волосатым! — воскликнула Рюби. — Это было так недавно. Он улетел куда-то…

— Вот именно — куда-то, — дракон сокрушенно покачал головой. — Он у меня такой рассеянный, такой неосторожный. Ведь непременно попадет в неприятную историю. Просто ума не приложу, как с ним быть. Хорошо еще, свет не без добрых людей, выручают недотепу. Но вляпается так вот однажды

— и пропало… — Дракон еще раз глубоко вздохнул, Хани едва успел поймать упорхнувший уже плащ.

— Ну что ж, — преувеличенно бодро сказал Хани, покрепче завязывая тесемки плаща, — нам не привыкать. Только бы он не попался в сети к Безымянному.

— А это кто такой? — заинтересованно спросил дракон.

— Хозяин Железного Замка.

— Почему же он Безымянный? — удивился дракон. — Мне всегда казалось, что у него есть имя.

— Но его никто не знает, — возразила Рюби.

Дракон пожал передними крыльями.

— Не знает, так не знает. Я не спорю.

— Если ты знаешь — скажи, — предложил молчавший до сих пор Дъярв. Он не скрывал, что не верит дракону, и дракон отплатил ему той же монетой — сделал вид, что не слышит.

Пришлось Рюби повторить вопрос, но разобиженный дракон предпочел уклониться:

— Не хочу портить вам впечатления. Когда вы увидите этого… хозяина, вас ждет приятный сюрприз. Но приготовьтесь заранее ничему не удивляться.

— Вот и помогай тебе после такого, — не преминул ввернуть Дъярв.

Дракон вместо ответа обдал его таким густым и вонючим дымом, что Дъярв долго чихал и кашлял. Дракон пристально разглядывал Дъярва, а потом неожиданно спросил:

— Вы ему верите?

— Да, — твердо ответил Хани.

Дъярв побагровел.

— Я спрашиваю потому, что он брал Черный Меч. Рискованное занятие для человека.

— Что поделать. Мы не просили проклятого Орка вытаскивать его на свет из подводных глубин.

— Значит, сейчас этот меч у вас?

— Да.

— Вы играете с огнем.

— Знаем, — согласилась Рюби. — Но выбора у нас нет. Он уже понадобился однажды, может пригодиться и во второй раз.

Дракон с сомнением покачал огромной башкой.

— Ведь у вас есть четыре меча стихий, зачем же вам Меч Ненависти? Разноцветные мечи гораздо сильнее его, да и риска никакого.

— Если бы четыре, — поморщился Хани. — Увы, только три. Синий меч пропал.

— Опять?

— Мой брат…

— Он не с вами?

— К сожалению.

— Тогда конечно, — понимающе кивнул дракон. Помолчал. И неожиданно предложил: — А что, если мы попробуем уничтожить Черный Меч? До сих пор он не принес удачи никому из своих хозяев. Я не верю, что с его помощью можно добиться хоть чего-то доброго вне зависимости от намерений. Разве что погубить себя же.

Хани кивнул.

— Я тоже не верю, однако предпочел бы пока сохранить его.

— Подожди, — перебила его Рюби. — Ты полагаешь, что сможешь уничтожить Черный Меч? — спросила она дракона.

— Говорят, что огонь дракона способен расплавить даже его, — дракон выдохнул струю пламени — там, где она коснулась земли, трава затлела. — Это живой огонь, такой же, в каком был откован меч. Вот мне и хотелось проверить, действительно ли это так, или сказки лгут?

— Драконьи сказки? — лукаво усмехнулась Рюби.

— Ты полагаешь, что у драконов не может быть сказок? — обиделся Восьмикрылый.

— Конечно, могут, — поспешила успокоить Рюби.

Снова заговорил Дъярв. Он проглотил обиду и был предельно вежлив.

— Не согласился бы ты помочь нам в другом, коль скоро драконий пламень обладает такой ужасной силой.

Дракон прикрыл левый глаз и оставшимся посмотрел на Дъярва.

— В чем дело?

Дъярв коротко рассказал, в чем. Дракон ненадолго задумался, а потом расхохотался так, что пришлось спасаться от летящих снопов искр.

— Ну Двухголовый… Ну мерзавец… Не ожидал, что он сумеет приручить жидкий камень. Не думал… Недооценивали мы его, ох как промахнулись. Широко шагает, пора остановить молодца, а то неизвестно, куда шагнет.

— Двухголовый? — встрепенулся Хани. — Кто это?

— Так, к слову пришлось, — успокоил дракон. — Значит, вам дорогу преградили жидкие камни? — уточнил он у Дъярва.

— Может, их так и зовут, не спрашивал.

— И ты просишь сжечь их?

— Да.

Дракон посерьезнел.

— Хозяин Железного Замка пробился к жерлу древнего вулкана. Оттуда он качает золото, погубившее Анталанандур, оттуда же он вывел и обитателей раскаленных глубин. Действительно, чтобы сжечь их, требуется необычный огонь, но вот именно здесь я не уверен, что сумею помочь. Расплавить все это, превратить в такую же огненную лаву, из которой они вышли, для меня не трудно. Однако пройдет время, лава остынет, и жидкие камни возродятся вновь. Ведь вы не сможете пройти по огню, — дракон фыркнул. — При этом я выжгу и опустошу всю округу, погублю ее куда вернее, чем они. А ведь именно этого и добивается Железный Замок. Так стоит ли помогать врагу?

— Но как тогда нам добраться до Железного Замка? — спросил Дъярв. — Крыльев у нас нет.

— Могу дать вам совет, — ухмыльнулся дракон. — Там, где бессилен огонь, попытайтесь использовать холод.

— Черный туман? — быстро сообразила Рюби. — Но Хозяин Тумана унес с собой вое секреты туманов, да и страшновато использовать подобное колдовство.

— Однако Черный Меч вы захватили с собой.

— Только по необходимости.

— Здесь тоже необходимость.

Хани вдруг выпрямился и подошел вплотную к дракону.

— Говори, — тихо произнес он, но в его голосе прозвучала такая сила, что дракон дернулся, попятился и отвернулся. Однако взгляд Хани приковал его к месту. — Говори!

— Вот какой ты стал… — Даже пламя из пасти дракона покорно свернулось кольцом у ног Хани. — Ты очень вырос. Но помни, что доброта — обоюдоострый меч и может поранить насмерть. Что же касается совета, он прост. Нужно вызвать снежный пожар. Тогда жидкие камни застынут навсегда, обратившись в обычные.

— Меня пугают твои советы, — заметила вскользь Рюби.

— Ничего другого сказать не могу, — ответил дракон. — Кроме того, я предсказываю, что это поможет вам вернуть одного из ушедших, ведь недаром дракону дано видеть будущее.

— Кого? — спросил Хани.

— Не могу сказать точнее.

— А что такое снежный пожар? — поинтересовался Дъярв.

Вместо дракона ответила Рюби:

— Огонь, несущий холод вместо жара, ты наверняка видел его зеленое пламя в небесах своей родины. И вместо пепла на землю будет сыпаться снег.

Дъярв побледнел.

— Еще неизвестно, что лучше, — его голос дрогнул. — Спалить этот край огнем обычным или обрушить на него огонь снежный.

— Боюсь, Восьмикрылый прав, — Рюби совсем сникла. — Выбора у нас действительно нет.

— Я останусь с вами на всякий случай, — пообещал дракон. — Если холод начнет брать верх, постараюсь помочь. Что-что, а высвободить ему навстречу огонь подземный я сумею, предосторожность никогда и никому не повредила. Но не удивляйтесь, если вы меня не увидите. Не люблю быть в центре внимания. — Он кокетливо полыхнул дымом. — Однако помните — я рядом.

12. СНЕЖНЫЙ ПОЖАР

— Никогда раньше не каталась верхом на тигре, — с мрачной веселостью произнесла Рюби, — и не скажу, что иду на это с легким сердцем.

— Давай-давай, не тяни, — Хани старался спрятать охватившие его недобрые предчувствия за показной веселостью.

Дъярв смолчал, но всем видом постарался показать, что не одобряет опасную затею, и будь его воля, все пошло бы совершенно иначе. Однако, коль скоро от него ничто не зависит, он умывает руки.

Рюби подняла сложенные ладони над головой.

Воцарилась полная тишина. Хани ни за что не поверил бы, что в зеленом, полном жизни лесу способно установиться такое безмолвие. Пропали птичьи голоса, смолк шелест листвы, утихло посвистывание ветра в кронах. Небо стало прозрачно-голубым, ни единого облачка, только высоко-высоко, в недоступной дали невозмутимо сверкает золотой шар солнца.

Хани вытер крупные капли пота, выступившие на лбу. Не успев снять тяжелую меховую одежду, он чувствовал себя, как в хорошо протопленной печи.

Постепенно небо начало бледнеть, приобретая неопределенный белесый оттенок, теряя звонкую прозрачность, солнце скрылось в сгущающейся дымке, словно растворилось. Только душная жара подтверждала, что сейчас полдень.

И вот мутный небосклон прорезал чистый зеленый луч. Хани бросил невольный взгляд на свой меч — нет, он благополучно покоился в ножнах.

— Мне это не нравится, — прошептал Дъярв ему на ухо. — Надвигается какая-то непонятная опасность… Я не против колдовства, хотя никогда не доверял волшебникам до конца, а сейчас не верю вообще. Мне кажется, она шутит с силами, о могуществе которых имеет весьма отдаленное представление.

Следом за зеленой точно такая жеяркая синяя вспышка озарила небо, за нею последовали красная, желтая, фиолетовая…

Хани понял, что дрожит он отнюдь не от страха и возбуждения, а от холода. Странная дрожь, идущая откуда-то изнутри, и странный холод, отдающий в суставы, но не трогающий кожу… Он открыл рот, чтобы ответить Дъярву, но задохнулся — воздух стал обжигающе холодным. Бросив взгляд на северянина, Хани с изумлением отметил, что его борода, усы и брови покрылись пушистым белым инеем.

В сплошной тишине прогремел звонкий удар, заставив их вздрогнуть от неожиданности. Один, другой, третий… А вскоре эти удары слились в сплошной треск.

— Деревья, — прохрипел Дъярв. — Деревья не выдерживают мороза и начинают трескаться. — Он закашлялся. — Воздух стал каким-то тяжелым. Мне кажется, еще немного, и он тоже замерзнет, подобно воде.

— Меня словно колют ледяными иголками, — пожаловался Хани.

А в небе, прямо над ними, развернулась волшебная картина. Отдельные сполохи цветного огня превратились в настоящие огненные реки, разлившиеся по небосклону; немыслимая яркость и чистота красок завораживала и пугала. Бессмысленно пытаться описать буйство цветов. Разворачивались и сворачивались ярчайшие полотнища, вздымались искрящиеся фонтаны, рушились многоструйные водопады. Невольно хотелось любоваться неземными картинами вечно, но глаза начинало нестерпимо резать, слезы сыпались градом, тут же замерзая на щеках, склеивая ресницы.

Легкое покалывание морозца сменилось свирепыми ударами бичей с вплетенными бронзовыми колючками. Хани ничуть не удивился бы, выяснив, что его лицо разодрано до кости. Однако он уже не мог открыть глаза, пытаясь укрыться от слепящего света, заполнившего весь мир. В горле першило и скребло, при каждом выдохе ледяные когти, казалось, уносили с собой кровоточащие клочья легких.

Вдруг Дъярв громко вскрикнул, в его возгласе смешались удивление и боль.

— Смотри!

Хани ладонью смахнул лед с бровей и ресниц.

К ним медленными шагами приближалась Ториль. Она шла, неуверенно покачиваясь, а в руке сверкал голубой меч, доставшийся им от Лоста.

Угрожающая тишина сменилась ревом и свистом гигантского костра, словно невидимые мехи закачивали воздух в невиданное горнило. Слышал все это Хани или ему только мерещилось? На этот вопрос он так и не смог ответить. В мире магии настолько тесно переплетались явь и видения, реальность и миражи, что только сами волшебники могли различать их.

В воздухе замелькали мириады светящихся искр, словно летевших из чудовищной топки. Огневой вихрь скрыл все вокруг. Искры опускались к земле, на лету превращаясь в сухие колючие снежинки, которые вскоре посыпались, как из рога изобилия. Всю землю укрыл белый ковер… Это и был снежный пожар, разжечь который призывал Восьмикрылый. Хани подумал было, что дракон по злобе и коварству способен отомстить таким образом за давнее поражение… Но мысли тоже застыли и шевелились вяло и неохотно. Потом Хани вспомнил, что дракон все-таки помогал им… А еще немного погодя все пропало — убийственное сверкание обернулось чернотой, и мрак рухнул на него, погребая под собой.

Когда Хани очнулся, то с немалым удивлением обнаружил, что не лежит на земле, как следовало бы ожидать после обморока, а продолжает стоять. Безумный холод сменился легким бодрящим морозцем, но и тот не собирался долго удерживаться. Снег покрывал землю слоем в два пальца толщиной и кое-где уже начал подтаивать, оставляя после себя слой грязи и холодные лужи.

Но когда Хани, стряхнув рукавицу, провел ладонью по лицу, она окрасилась красным. Хани выплюнул на снег сгусток темно-багровой запекшейся крови и наконец поверил, что все происшедшее ему не пригрезилось.

Сколько длился ледовый кошмар — пять мгновений или пять веков — Хани так и не узнал. Признаться честно, и не стремился узнать. Однако он был совершенно убежден, что продлись снежный пожар еще немного — от всех людей остались бы только ледяные мумии. Почерневшее лицо Дъярва, его окровавленные потрескавшиеся губы подтверждали это более чем наглядно.

Хани еще раз сплюнул кровь и спросил, не узнавая собственного голоса:

— Кто это сделал?

Дъярв похлопал воспаленными глазами и невпопад ответил:

— Правы оказались те, кто не желал связываться… Неизвестно, что хуже. Во всяком случае, адским тварям не поздоровится.

Сейчас Хани увидел, что чудеса не закончились. Громада серых облаков, очертаниями напоминающая исполинский замок, лежала на земле, там, где «черепахи» вымостили необъятную площадь. Внутри замка ясно различалось множество крутящихся смерчей, сверкание разноцветных молний, словно хозяева облачной крепости вдруг решили устроить праздничный фейерверк. Пронизанная огнем туча отчасти напомнила Хани грозное появление дракона над Акантоном; Хани был убежден, что Восьмикрылый и здесь приложил лапу.

Под стенами облачного он увидел Ториль. Принцесса указывала сияющим голубым мечом на клокочущую тучу, с лезвия срывались небольшие туманные вихорьки и летели туда, где боролись стихии. Однако маленькие и безобидные колечки тумана на лету превращались в воющие смерчи, со свистом и ревом они вламывались в бурлящую тучу, мелькала новая вспышка молнии и раздавался раскат грома…

Хани обрадовался. Принцесса окончательно пробудилась к жизни. Ее лицо больше не казалось гипсовой маской, в глазах снова сиял разум. Но Хани помнил, какой была принцесса на льду пролива, и опять закопошился ядовитый червячок сомнения. Не завладеет ли мрак ею вновь? Хани не был твердо уверен, что ему удалось совершенно освободить принцессу, ведь он не волшебник!

К принцессе подошел Дъярв и дотронулся до ее руки, Ториль пронзительно вскрикнула и дернулась. Хани решил помочь ей, но обнаружил, что не в состоянии сделать и одного шага.

— Не спеши, — прошелестел в ушах тихий голос Рюби, отчетливо доносящийся сквозь раскаты грома. — Сейчас ты там лишний, твое вмешательство может лишь повредить.

Хани попытался ответить, что намеревался лишь помочь, но язык тоже отказался повиноваться. Словно читая в его мозгу недоуменный вопрос, Рюби добавила:

— Иногда и доброта приносит вред. Все хорошо вовремя и на своем месте. Самое полезное, что ты можешь сделать сейчас — отойти в сторону и промолчать.

Теперь можно было возобновить поход к Железному Замку, уже не опасаясь «черепах». Холод, который обрушили на них Рюби и дракон, превратил ужасные создания в неподвижные черные валуны. Единственное, чем они теперь были интересны — при ударе отзывались глухим коротким звуком, более похожим на удар по дереву, чем по камню.

Позже Хани спросил у Рюби, что же все-таки произошло. Она очень неохотно (кто любит признаваться в собственных просчетах?) сказала, что действительно был момент, когда силы мрака едва не взяли верх. Она распахнула ворота мировому холоду, однако переоценила свои возможности и не смогла удержать их. Ворота стали открываться шире и шире, их затея могла скверно кончиться не только для «черепах», но и для всего края, не приди на помощь Ториль и дракон.

Что произошло в ее душе? Может, полыхающий холод выстудил последние крошки зла, еще державшие принцессу в своих объятиях. Дъярв вставил, что никогда не верил в людей без души. Нежить способна так существовать, а человек — ни за что, черная ли, светлая — но душа у него имеется обязательно. Нечто неведомое подтолкнуло Ториль, и она взяла голубой меч, который поднес ей Дъярв, все-таки недаром она училась у лучших магов Тан-Хореза. Вызванный ею ураган в одночасье захлопнул магические двери.

Для Хани самым главным было то, что принцесса опять была с ними.

13. ЗВЕРИ И ЗВЕРИ

Громадные сугробы замели угрюмые ели едва ли не наполовину. Хани, неосторожно сошедший с дороги, тотчас провалился в снег по самые плечи, только с великим трудом общими усилиями удалось выдрать его из сугроба. Мелкий сухой снег струился, как вода, и как вода, не давал ни малейшей опоры.

— Ну и холодина, — дрожа, заметил Хани и вытряхнул снежную крупу из-за воротника.

— Особенно, если учесть, что сейчас середина осени, — мрачно вставил Дъярв. — То, что привычно в наших краях, совершенно неуместно здесь. Нет, не стоило вызывать холод. Вот что натворили…

Хани пропустил мимо ушей его жалобы и живо спросил:

— Ты бывал на юге?

— Конечно, — простодушно ответил Дъярв. — Любой из наших мужчин хоть раз плавал в набег на южные богатые города, иначе он не имел бы права называться мужчиной и воином.

Хани покачал головой. Миролюбие Дъярва оказывалось все более и более призрачным. Он уже всерьез начал сомневаться, а будет ли Дъярв хоть когда-то строить? Не обманом ли окажется дарованная ему корона? Ведь получится очень скверно, если люди, обманутые ложной надеждой, пойдут за новым королем…

— Неважно, — поспешила вмешаться Рюби, чтобы погасить назревающую ссору. Скверные отношения Акантона и северных пиратов не были секретом ни для кого. — Главное, что здесь действительно не должен лежать снег. Будь жив Хозяин Тумана, я приписала бы это его козням, но ведь он давно мертв, лишь дымящаяся полынья осталась на месте его замка.

— А ваш снежный пожар? — неприязненно спросил Дъярв.

— Ты же видел, что даже там, где он бушевал сильнее всего, снега выпало совсем немного. Здесь вмешалось нечто иное.

— Может, колдовство Железного Замка? — спросила Ториль.

— Не думаю, — неуверенно возразила Рюби. — Каждому из колдунов ближе всего один род магии. Если Хозяин Тумана любил стужу и снег, владел искусством вызывать их, то вряд ли сыщется еще один такой же умелец. Да и колдовство Железного Замка больше тяготеет к огню и железу, чем к холоду. В такой противоположной магии колдуны, как правило, мало что могут.

Издевательский зловещий хохот прокатился между деревьями, даже снег взвихрился и закружился прозрачными сияющими облаками. Все вздрогнули.

— Кто это? — Хани вопросительно глянул на Рюби.

Но та пожала плечами.

— Все тайны черного колдовства не известны никому, даже тем, кто пользуется темными силами. Они не подозревают, каких тварей выпускают в мир.

— Не нравится мне этот смешок, — угрюмо заметил Дъярв. — Человек так смеяться не может. Впрочем, — он сорвал с плеча секиру и лихо закрутил ею, только воздух загудел, — вот ответ на многие вопросы. Один раз умереть придется каждому, дважды — никому. Бояться некого и нечего.

Ториль восхищенно взглянула на него.

Дъярв махнул рукой замершим в отдалении воинам.

— Идите сюда. — Затем обернулся к своим спутникам. — Полагаю, пора нам перебраться в середину колонны.

— Не думаю, что эту опасность можно зарубить топором, — улыбнулась Рюби, но посторонилась, пропуская гвардейцев Дъярва.

Армия двинулась дальше. В угрюмом лесу царила недобрая тишина, нарушаемая только скрипом снега под тысячами подошв и тяжелым дыханием людей. Желание говорить пропало само собой.

— Мне кажется, — проворчал Дъярв, — что никто из нас не выйдет из колдовского леса. Мы с каждым шагом проваливаемся не в снег, а в прошлое. Дойдя до проклятого места, мы окажемся на много тысячелетий позади собственного рождения.

Рюби, рассеянно слушавшая его ворчание, просияла.

— Ты, кажется, разгадал предложенную нам загадку.

Дъярв пожал плечами.

— Как же? — полюбопытствовала Ториль.

— Это все козни Найклоста, — уверенно объяснила Рюби. — Мы разбили армию Лоста, убили его самого, хотя и носил он титул вечного и неизменного, однако не сумели полностью преодолеть его колдовство. На месте битвы окаменевшее время было расколото молниями Радужников, но волны колдовства раскатились слишком далеко. Дъярв прав, мы действительно угодили в прошлое. Как ни странно, у нас под ногами прошлогодний снег.

— Прошлогодний или прошлого тысячелетия? — уточнила Ториль.

— Не имеет значения, — отмахнулась Рюби. — Это, кстати, объясняет, почему мы не знаем ничего о Железном Замке, кроме неясных слухов и преданий. Он был уничтожен до нашего рождения! И понятно, что до нас долетели приглушенные, искаженные отзвуки далеких событий.

— Значит ли это, что мы можем не вернуться домой? — немного нервно спросил Хани.

— Не знаю, — спокойно ответила Рюби. — Возможно, колдовство рассеется само, ведь Лост мертв. Возможно, оно пропадет после уничтожения Железного Замка, а возможно, и нет…

Снова прозвучал тот же издевательский хохот. Ториль невольно прижалась к Дъярву, ища защиты. Северянин настороженно оглядывался, готовый отразить нападение. На сей раз предчувствие его не подвело. Послышались тяжелые шаги, треск ломающихся деревьев.

— Если бы мы сейчас находились в тропическом лесу, я сказала бы, что нам следует поостеречься приближающегося стада слонов, — Ториль лихорадочно облизнула пересохшие губы.

— Для слонов здесь малоподходящее место, — меланхолично и серьезно отозвался Дъярв. — Зато сам лес кажется мне… странным. Я отчетливо вижу следы злых сил. Вы невнимательны, если не заметили их.

Действительно, лес заметно переменился. В основном вокруг по-прежнему стояли приземистые темно-зеленые ели, под снеговым покровом казавшиеся почти черными. Изредка попадались корявые почернелые березы. Но сейчас к ним примешались диковинные хвойные деревья, не ель, не сосна, а что-то невообразимое.

— Странный лес и странные шаги, — рассеянно закончил Дъярв.

— Может, это опять тот медведь? — вспомнила недавнее происшествие Ториль.

Ответить никто не успел. Поразительно легко, с негромким треском деревья-коротышки разлетелись в стороны, и появилось чудовище. Хани, полагавший, что уж теперь, после многих странствий и самых неожиданных приключений и боев с порождениями мрака, его не испугать ничем, невольно попятился и остановился, лишь натолкнувшись спиной на Рюби. Дъярв стоял оцепенело, глаза его выкатились, широко раскрытый рот судорожно глотал воздух.

— Чимисет… — долетел до Хани сдавленный шепот.

Неясный серый силуэт обрел очертания, и Хани различил зверя, не уступающего ростом слону, но похожего на гиену. Уродливая голова составляла почти четверть длины чудовища. Огромные челюсти с неровно торчащими зубами запросто могли перекусить человека надвое. Толстые передние лапы были длиннее задних, от этого зверь походил на медведя, поднявшегося на дыбы. Жесткая пятнистая шерсть дыбом стояла на загривке, зато задняя половина туловища была почти безволосой. Большие круглые уши по бокам головы нервно шевелились, чутко ловя каждый звук.

Глаза чудовища при виде людей засветились мертвенным бледно-фиолетовым светом, как гнилушки. Громоподобный тоскливый вой, в котором смешались гнев, тоска и жалоба обрушился на них. Хани ощутил, как его ноги становятся ватными. Ториль рухнула ничком.

— Зверь из прошлого! — тонким голосом вскрикнула Рюби.

Чимисет странной раскачивающейся и вихляющей походкой двинулся к ним. Нижняя челюсть у него отвисла, и даже на расстоянии десяти шагов Хани обдало смрадное дыхание чудовища. В горле зверя что-то негромко клокотало.

Хани привычным движением вырвал меч из ножен, успокоительно блеснула знакомая зеленая молния. За спиной прозвучало сдавленное проклятье. Хани, опасаясь нападения сзади, скосил глаза. Дъярв, оскалившись от напряжения, обеими руками запихивал Черный Меч в ножны, золотой дракон дергался и бился, стремясь на свободу.

— Он сам, — прохрипел Дъярв. — Мне его не удержать…

— Не выпускай! — крикнула Рюби, выхватывая свой меч.

Однако чимисета не испугало и красное пламя, веером развернувшееся у него перед мордой, он лишь довольно хрюкнул.

— Нам не совладать с чудищем, — быстро сказала Рюби. — Вот когда аукнулись делишки Лоста. Дурак пытался остановить время, но в результате смешал прошлое и настоящее. Чудища давно минувших эпох сторожили его владения.

— А где Восьмикрылый? — возмутился Хани. — Ведь он обещал помогать!

— Похоже, это препятствие он считает пустяком, — криво улыбнулся Дъярв. — Думает, что справимся сами.

Зверь зарычал и взмахнул лапой. Хани стремительно ударил его мечом, однако лезвие, разрубавшее лучшую сталь, словно картон, отскочило от шкуры чимисета, а его длинные когти царапнули Хани по щеке и плечу. Стой зверь хоть на локоть ближе — удар оказался бы смертельным. Несколько воинов, совладав с первым испугом, кинулись на него с разных сторон, однако чимисет с хриплым рычанием расшвырял их, покалечив.

Но его удалось задержать, и Ториль успели оттащить подальше. Дъярв избавился от едва не предавшего его Черного Меча и прибежал, сжимая голубой. Он одолжил его у потерявшей сознание Ториль.

Зверь вновь негромко рыкнул, и Хани показалось, что чудовище ехидно ухмыляется, что он различает знакомую гримасу Хозяина Тумана.

— Бежать? — вполголоса торопливо спросил Дъярв. — Бессмысленно, бесполезно и позорно. Лучше я умру здесь.

Но чимисет почему-то остановился. Лишь теперь Хани заметил, что сияние трех мечей сплелось в многоцветный пестрый шнур, и чимисет явно сторонится его. Когда он сказал об этом, Дъярв кисло усмехнулся.

— Если он неуязвим для меча, то для света…

В это мгновение зверь с быстротой молнии проскользнул мимо них и набросился на группу воинов. Раздались отчаянные крики, звон мечей… а потом хруст ломающихся костей… Приторно-удушливо запахло свежей кровью. Когда чимисет повернул к ним измазанную морду, Хани стошнило.

— И все-таки давайте попробуем, — устало предложила Рюби. — Дайамонд знал, как бороться с выходцами из мертвых эпох, я могу лишь предполагать, но попытаться следует.

Они втроем попробовали слаженно взмахнуть мечами, чтобы цветной шнур хлестнул чимисета. Однако синхронности не получилось, и зверь легко уклонился от неуклюже мотнувшегося огненного шнура. В его фиолетовых глазах возникли красные точки, а рычание становилось все злее.

Сколько времени продолжалась опасная игра — не известно, в бою один миг часто растягивается на целую эпоху. Хани успел заметить — там, где цветной шнур касается деревьев-папоротников, они мгновенно истаивают зеленым дымком. Он хотел было поделиться своим открытием, недаром ведь зверь так избегал огненного луча, но не успел.

Чимисету опротивела игра в пятнашки, он бросился в атаку. Троица за это время заметно устала и начала действовать вразнобой. Цветная плетенка распалась на три отдельных луча — зеленый, красный и бледно-голубой. Хищник, не обращая на них ни малейшего внимания, ударил Хани плечом так, что тот отлетел в сторону. Рюби отскочила сама, но Дъярв замешкался. Зверь опрокинул его наземь, выбил из руки меч, и теперь северянин отчаянно старался отвести прочь огромные челюсти, норовящие вцепиться ему в горло. Только исполинская сила Дъярва позволяла ему кое-как удерживать морду чимисета, но зверь одолевал. Еще немного…

Хани с гневным криком ударил зверя мечом по спине, и вновь лезвие отскочило. Хищник просто не заметил его стараний.

Но в тот момент, когда смерть Дъярва уже казалась предрешенной, чудовище неожиданно опрокинулось на спину с диким воем, едва не раздавив Хани. Чимисет катался по земле, беспорядочно молотя огромными лапами. Его когти оставляли глубокие борозды, попадись кто под них — не уцелеть.

Помятый, полуоглушенный, но не растерявшийся Дъярв успел отбежать, не забыв подобрать свой меч. Именно он, а не замешкавшийся Хани или Рюби, крикнул:

— Давайте! Быстрее, пока его отвлекают!

Только позднее Хани привел в порядок хаотические воспоминания. Крошечный черный зверек впился когтями в морду чимисета и выцарапывал тому глаза. Его маленькие коготки оказались сильнее волшебных мечей — на безобразной морде хищника выступила кровь. Но вспомнилось это позднее.

А сейчас они вновь ударили мечами, и разноцветный луч полоснул чимисета по боку. Прогремел такой жуткий рев, что рухнуло несколько деревьев. На примятой рыжей траве, среди комьев рыжей глины, перемешанных со снегом, валялся исполинский череп. И все.

Трясущимися руками Хани вытер пот со лба и неожиданно для самого себя сел, ноги не держали его. Криво усмехнувшись, он сказал:

— Теперь я вижу, чью шкуру таскал великан Каменные Глаза. Удивляюсь тому, что он сумел-таки одолеть неуязвимое чудовище.

Рюби машинально ответила:

— Он пришел из времен еще более дальних, так что сам был страшен зверю, а не наоборот.

— Кто же такой этот чимисет? — спросил Хани Дъярва. — Если тварь пришла из прошлого, откуда ты ее знаешь?

Дъярв неохотно пояснил:

— В наших преданиях говорится, что в глубинах холодных пустынь, там, где лес переходит в тундру, живет страшный зверь, похожий на медведя, но только гораздо сильнее и крупнее. Он охотится на северных оленей, но человеку лучше не попадаться ему на пути. Никакое убежище не может спасти от чимисета. Он проламывает заборы, пробивает стены. Не пытается даже перескочить через них — просто проходит насквозь.

— Откуда же он мог взяться? — спросил Хани. — Ведь Рюби говорит, что такие звери вымерли миллионы лет назад.

— Я читала о них в наших летописях, — добавила Ториль. — Но там говорится, что они не все вымерли.

— Все равно это загадка, — спокойно ответила Рюби. — И не на все загадки имеются ответы.

— Поменьше бы таких… загадочек, — Хани покосился на череп чудовища.

Но здесь они спохватились.

— Кто же помог нам? — спросил Хани, отдышавшись.

— Вот он, — указал Дъярв, досадливо морщась. Похоже, зверь помял его довольно сильно, хотя раньше, в горячке схватки, Дъярв этого не замечал.

Поодаль, презрительно щуря яркие зеленые глаза и придерживая лапкой дергающийся хвост, старательно чистил выпачканную глиной роскошную черную шубку изящный зверек.

— Соболенок?! — воскликнула Рюби.

— Маленький, а смелый, — удивился Дъярв.

Соболенок, услыхав его слова, негодующе фыркнул.

— Все равно не понимаю, — помотал головой Хани. — Как он смог совершить то, что не сумели волшебные мечи?

— Очень просто, — пожала плечами Рюби. — Ведь он повелитель всех зверей и птиц. Было бы странно, если бы ему не покорился хоть кто-то, пусть даже такой огромный и свирепый.

— Значит, он может справиться и с Орком Великим? — уточнил Хани.

— Вот здесь ты ошибаешься. Орк Великий — порождение мрака, он не принадлежит ни к живым, ни к мертвым. Значит, и Соболенок не властен над ним.

— Жа-аль, — разочарованно протянул Хани.

Соболенок тем временем кончил туалет и стремительно взлетел на плечо к Рюби. Он сунулся мордочкой к самому ее уху и, кажется, что-то сказал ей. Когда Хани пожелал принять участие в беседе, Рюби встретила его неприветливым взмахом руки и таким взглядом, что желание моментально испарилось. Он лишь проворчал обиженно:

— Не очень-то и нужно было…

Однако, уходя, неласково глянул на Соболенка.

Разговор не затянулся слишком долго. Соболенок бесшумной черной змейкой скользнул прочь и скрылся в ветвях раскидистых елей, зато Рюби вернулась заметно помрачневшей. К этому времени Ториль уже пришла в себя и тоже смогла принять участие в совещании. Ей простили вполне понятную слабость — слишком долго принцесса находилась на грани жизни и смерти, нельзя было пока требовать от нее прежнего самообладания.

— Мы совершенно напрасно спешили, — недовольно сообщила Рюби. — Нам придется сделать остановку, которая грозит изрядно затянуться.

— Зачем? — не понял Дъярв. — Ведь мы даже не вступили на земли Безымянного, что может задержать нас здесь?

— А вот это? — Хани кивнул в сторону уродливого черепа. Он начал догадываться, о чем пойдет речь.

— Теперь мы будем настороже, — немного хвастливо ответил Дъярв. — Мы позволили себе беспечность после битвы, больше это не повторится. Никакому чудовищу теперь не застать нас врасплох, мы сразу примем нужные меры.

— А если встретится кто-нибудь еще более опасный? — спросила Рюби.

— Значит, ты предлагаешь прежде, чем двигаться дальше, заняться очисткой леса? — спросила Ториль.

— Да.

— Стоило так бежать… — недовольно проворчал Дъярв.

— Ведь ты сам не захочешь, чтобы в решающий момент в битве под стенами Железного Замка тебе в спину ударил кто-нибудь, — заметил Хани. — Битву с Лостом ты оправдывал именно так.

— Ты прав, — согласился Дъярв.

— Из-за этого не стоит беспокоиться, — подчеркнуто равнодушно заметила принцесса. — Ведь в самом Железном Замке таятся силы, куда более могущественные, чем те, что могут встретиться в лесу. Причина иная. Трудами Лоста из прошлого вызваны силы, враждебные всему живому. Они могут утянуть за собой в прошлое весь мир. Вот почему мы должны излечить гниющую язву как можно скорее, не дав ей разрастись слишком сильно. Сейчас никто не может предсказать, насколько затянется осада Железного Замка. Сил у Безымянного предостаточно, он начеку, в отличие от Хозяина Тумана, и застрять мы можем надолго.

— Не хотелось бы, — в тон ей отозвался Хани.

Ториль негодующе покосилась на него, но согласилась:

— Не хочется. Однако сие зависит не только и даже не столько от нас.

— И еще не все, — добавила Рюби. — Если вы помните, я говорила, что черные силы можно одолеть лишь в союзе с природой. Вот с этим самым лесом.

— Дъярв состроил непонимающую гримасу. — Поэтому, если мы хотим получить помощь, то сами должны оказать ее.

— Торгуются? — неодобрительно выпятил бороду Дъярв. — Ты — мне, я — тебе. Не люблю такого.

— Просто если мы не поможем сегодня, завтра некому будет помогать нам, — вздохнула Рюби.

Действительно, в заснеженном лесу встречались очень странные обитатели. Хани только вздрагивал при виде какого-нибудь особенно омерзительного чудища. Сам лес тоже переменился. Хорошо, что морозы сковали льдом многочисленные болотины, иначе пройти было бы просто невозможно — везде под ногами похрустывал лед. Стволы деревьев заросли бледно-зеленой гнилью…

Но по сравнению с Большим Болотом промерзший лес был полон жизни. Хани убедился в этом, когда одна из кочек вдруг вывернулась из-под ног, и он кувырком полетел в сугроб. Зато «кочка» превратилась в нечто вроде расплющенного крокодила, зелено-коричневого, с кожей, покрытой прыщами. Зубы у твари тоже оказались крокодильи. Она так лязгнула ими, что Хани без чужой помощи стрелой вылетел из сугроба.

Хорошо еще, эти странные и противные твари были малоподвижны и вялы — холод плохо действовал на ящеров, и световой бич исправно отправлял одного за другим чудовищ в небытие. Рюби объяснила, что силы первоэлементов стремятся восстановить натуральный порядок. Вызванные из миллионолетней дали чужемерзким колдовством жуткие твари непрочно держатся в настоящем, достаточно небольшого толчка — и они проваливаются обратно в свое мрачное прошлое. Но следует прилагать усилия нескольких первоэлементов, соберись они все — вообще не возникло бы никаких проблем.

Довелось им встретиться и со знакомой парочкой. В одно прекрасное утро встревоженный часовой сообщил, что к лагерю бежит «невесть что».

«Невесть что» оказалось знакомой птичкой. Она по-прежнему напоминала растрепанный клубок ниток, была все такой же злобной и глупой. Непонятно, как сумел пардус заманить ее в лесные чащобы, он предпочел умолчать об этом. Привычной развалистой трусцой, старательно обходя сугробы, пардус бежал вроде бы по своим делам, а за ним, с пыхтением и топотом, громко щелкая клювом, неслась взбешенная птица.

— Даже жалко это чудо отправлять обратно, — усмехнулся Хани. — Может, оставим ее здесь? Уж больно забавна.

— Особенно клювик, — серьезно добавила принцесса.

Впрочем, все сомнения разрешила сама птица. Большая группа вооруженных людей ничуть не смутила ее, она моментально пришла в неистовство, заквохтала, как огромная курица, растопырила крылья и помчалась прямо на них, разбрасывая комья грязного снега.

Когда растаяло зеленое облачко, Хани, ни к кому не обращаясь, заметил:

— А все-таки жаль.

Пардус внимательно проследил за последними мгновениями своего старого врага, громко и протяжно зевнул и горделивой походкой удалился, так и не сочтя необходимым выразить признательность.

— Наглец, — с деланным неодобрением отозвался о нем Дъярв, которому красивый зверь явно понравился.

Впрочем, заманивали непотребных тварей и другие подданные Соболенка. То сорока притащит за собой бестолкового летучего ящера, растерянно хлопающего кожистыми крыльями; то юркая белка, помахивая пушистым хвостом перед самыми ядовитыми клыками, приведет осатаневшую змею. Совсем смешно стало, когда огромный медведь, деловито урча, пригнал целое стадо забавных хвостатых черепах. Их спины покрывал выпуклый прочный панцирь, костяной щиток закрывал узкую голову. Зато хвост… Длинный гибкий хвост охватывали костяные кольца, и завершался он тяжелым костяным набалдашником с торчащими в разные стороны шипами. Не хвост, а настоящая булава. Однако и эти живые крепости не устояли перед волшебным лучом.

— Как все перемешалось, — шептала Рюби. — Сколько эпох…

— Меня гораздо больше беспокоит эпоха настоящая, — деловито возразил Дъярв. — Мы уже потеряли три недели. За это время Безымянный мог хорошо укрепить замок.

— Зато теперь у нас за спиной не осталось врагов, — повторила Рюби. — И кроме того, обратите внимание — начало теплеть.

Действительно, по мере того, как исчезали твари из прошлого, снег тоже начал таять. Наступала неожиданная весна посреди осени.

— Надо успеть убраться, пока мы не завязли в болотах, — ворчал Дъярв.

Но, к его величайшему неудовольствию, пришлось провести в лесу еще две недели.

14. ДВУХГОЛОВЫЙ

Морской Король прямо-таки влетел в комнату Чани, словно за ним гналась стая разъяренных собак. С треском захлопнув дверь, он постоял, тяжело переводя дыхание, потом трясущейся рукой вытер влажные щеки. Никогда до сих пор Чани не видел его таким взволнованным. Вообще король был крайне скуп на проявления каких-либо чувств, а уж так потерять голову… Чани мог вспомнить лишь схватку в Радужном ущелье, там король действительно перепугался изрядно. Но ведь тогда король полагал, что приближается его конец. Какова же причина волнения на сей раз?

Чани спросил, постаравшись напустить в голос как можно больше мороза:

— В чем дело?

Королю понадобилось некоторое время, чтобы справиться с волнением, только потом он сумел выдавить:

— Хозяин замка просит прийти к нему.

— Хозяин замка? — Чани надменно вздернул голову. — С каких пор у замка объявился еще один хозяин? Я полагал, что все, находящееся на этой земле, принадлежит повелителю Золотого королевства. В том числе и Железный Замок.

Морской Король уставился на него выпученными глазами и шумно сглотнул.

— Конечно, — вымолвил он после короткой заминки. — Повелитель совершенно прав. Но я нижайше прошу его, — глаза Морского Короля моргнули,

— соизволить проследовать в зал, где находится… местоблюститель.

— Почему я должен идти к своему подданному, а не наоборот? — капризно спросил Чани.

— Повелитель сразу все поймет, как только придет туда. Дела чрезвычайной важности требуют присутствия… местоблюстителя в этом зале неотлучно. Собственно, это не совсем зал…

— А что? — заинтересовался Чани.

— Сегодня мой повелитель сам увидит основу мощи Железного Замка.

— Так идем! — Чани бросился к двери.

Морской Король ненавидяще поглядел ему вслед. Когда, когда же наконец настанет счастливый миг расплаты? Он сам перережет горло юному наглецу!

Хотя король и единым словом не обмолвился, куда следует идти, Чани, ведомый таинственным инстинктом, безошибочно выбирал путь по сложному лабиринту залов и переходов замка. Ему чудилось временами, что он слышит тихий голос, подсказывающий, куда именно следует поворачивать.

Наконец они остановились перед массивными дверями, вырезанными из кости неведомого зверя. Створки украшал сложный золотой узор из переплетенных змей. Змеи, змеи и только змеи. Гибкие тела, изломанные в диких извивах бешеных плясок, вытянутые в стремительном полете смертельного броска, свившиеся в исступленной страсти любовной игры. Больше всего Чани поразило то, что бессмысленные и тупые змеиные морды обрели человеческую выразительность. Они смеялись, разевая украшенные длинными ядовитыми зубами пасти, мрачно хмурились, извергая пламя из узких щелей-глаз, ехидно усмехались…

Чани вдруг стало неуютно. Он всем телом ощутил поток злобы, дикой неукротимой злобы, хлещущий из-за двери, подобно водопаду. Дремота холода разлилась по суставам, руки отяжелели и не хотели подниматься. У него вдруг пропало всякое желание входить в эту дверь, да к тому же меч в ножнах тревожно зазвенел, предупреждая, что где-то совсем рядом находится смертельная опасность.

Чани оглянулся. Морской Король грязным ворохом старых тряпок скорчился на полированной мозаике пола. А под ногами тоже извивались черные и золотые змеи… Гнев охватил Чани, пересиливая робость. Его пытаются запугать? Жестоко пожалеет рискнувший это сделать!

Чани скрипнул зубами и, переломив себя, заставил непослушную руку подняться и толкнуть дверь.

— Стой, — сипло пискнул Морской Король. — Остановись.

Чани, не оборачиваясь, сквозь зубы процедил:

— В чем дело?

— Не прикасайся к двери.

— Почему?

— Она заколдована, и каждый, кто дотронется до нее, умрет в мучениях. Золотые змеи убьют его.

Чани совсем взбесился.

— Так что, я должен ждать, пока некто соизволит впустить меня?! Точно мелкого побродяжку, покорно дожидающегося под дверью кухонных объедков?! Не бывать тому!!!

Он зарычал и выхватил из ножен меч, сияющий прозрачной синевой. Может, это тени заиграли на рельефных украшениях, а может, действительно змеи тревожно зашевелились и предостерегающе зашипели?

Чани не стал разбираться. Он поднял меч над головой, сжав рукоять обеими руками, и нанес сокрушительный удар по двери. Она дрогнула и закричала, как раненный зверь, из нее брызнула горячая красная кровь. Но Чани, весь во власти неистового бешенства, наотмашь рубил головы золотым змеям. Куски раскаленного металла, костяное крошево летали по залу, как метель. При каждом ударе все ярче вспыхивал синий свет…

Морской Король, дрожа от ужаса, стоял поодаль, сжавшись в комочек. Он успел подумать, что снова дела принимают скверный оборот. Король явно недооценил мальчишку, крупно недооценил, но ведь не может юнец противостоять тысячелетнему злу…

Видимо, эту дверь делал не столь могущественный волшебник, как Хозяин Тумана, здесь не потребовались усилия трех мечей, она уступила напору одного. Или, может, слишком велика была злоба Чани? Может, именно она превозмогла заклятье, наложенное на дверь? Черная душа сожгла черную магию?

Дверь с треском распахнулась, и Чани с разбега влетел в новый зал, размахивая мечом. Если бы он видел свое лицо в тот момент, он ужаснулся бы. Но зато ни на миг не испугался сидящий на троне.

Чани попал в большой белый зал без окон. Стены излучали приглушенный свет, и поскольку он лился со всех сторон, ни один предмет не отбрасывал тени. Чани ощутил себя нагим в этом холодном, пронизывающем свете, а когда увидел трон, стоящий у дальней стены, то невольно задрожал.

Трон тоже выглядел клубком свившихся змей. Чани ожидал подобного и не слишком удивился. Гораздо больше поразил его сидящий на троне. Высокий статный воин в черных доспехах; Чани сразу понял, что он на две головы выше его самого. Доспехи украшала насечка в виде все тех же неизменных золотых змей, на плечи воина был наброшен широкий желто-коричневый шарф из лакированной кожи. Поразило Чани то, что голова воина смещена к правому плечу, словно он был горбат.

Воин поднял голову и взглянул на юношу. Те же пустые черные провалы глазниц, как и у Ледяных! И тот же смертельный, пронизывающий до костей холод. Но злоба вновь помогла преодолеть скованность.

— Кто ты? — с вызовом спросил Чани.

От звуков его голоса вокруг трона вспыхнуло огненное кольцо. Пламя поднялось в рост человека, обдав Чани жаром. Ощущение было особенно острым после только что испытанного мороза, даже волосы затрещали. Чани был принужден слегка отступить.

— Я смотрю, ты достойный враг, — невпопад прошелестел знакомый голос.

— Твоя ненависть так велика, что разбудила Охранительный Огонь.

— Как смеешь ты не отвечать на вопросы повелителя Поднебесной?! — не помня себя, завопил Чани.

Пламя загудело еще яростней. Однако он не отступил, а напротив, сделал шаг вперед и взмахнул мечом.

Воин покачал головой.

— Не тот меч. Представляю, как сейчас ревел бы золотой дракон на Черном Мече. Вот единственное оружие, достойное тебя. Брось эту детскую игрушку, она не защитит, реши я вдруг нанести удар.

Пламя вокруг трона превратилось в стаю красно-желтых кобр, танцующих на хвостах, раздувая капюшоны. Одна из огненных змей метнулась к Чани, но тот легким движением меча срезал ей голову. Отрубленная голова покатилась по полу, пятная белый мрамор жирными следами копоти.

— Как видишь, я не столь беспомощен, — с вызовом бросил Чани. — Не ошибись!

— Положительно, ты мне нравишься, — воин рассмеялся шипящим смехом. — Ты смел и дерзок… Я полагаю, ты достоин того, чтобы тебе помогли стать королем не только по названию, но и на деле. Как ты думаешь?

Чани с ужасом увидел, что кожаный шарф вдруг зашевелился и начал разматываться. Через мгновение рядом с человеческой головой раскачивалась змеиная! Тот, кого он принимал за человека, на самом деле оказался двухголовым чудовищем! Правая голова — человеческая, левая — змеиная. Змеиная голова росла на его левом плече, как показалось Чани — прямо из сердца.

Змея, раскачиваясь, подалась вперед, ее зеленые глаза пристально уставились на юношу. Чани встретился с ней взглядом, и тотчас ядовитый змеиный взор, подобно жалу, вонзился ему в душу. Чани беспомощно трепыхнулся, однако ни сила, ни злость не помогли ему. Змеиный взгляд полностью лишил его воли, сковал гораздо вернее, чем кандалами.

Двухголовый развалился на троне. Человеческое лицо довольно ухмылялось.

— Настоящий маленький змееныш, не правда ли?

Змеиная голова утвердительно кивнула и прошипела:

— Мне он тоже понравился. Мы должны помочь ему. А где старый дурак?

— Эй, кто там?! — крикнула человеческая голова.

Униженно кланяясь, подбежал Морской Король.

— Что угодно?

— Ты, вроде бы, пытался его убить? — зевнув, спросил Двухголовый.

— Как можно, — вполне искренне возмутился Морской Король. — Разве я мог хотя бы помыслить посягнуть на драгоценную особу нашего повелителя?

— Повелителя? — прошипела змея. — Ах, да… Конечно. На жизнь повелителя ты посягнуть не смеешь, куда тебе…

Если бы Двухголовый мог заглянуть в опущенное лицо Морского Короля он не говорил бы столь уверенно. Зато отреагировали огненные змеи. С громким шипением они раздули капюшоны и тревожно заметались.

— Ненавидишь меня? — деланно удивился Двухголовый. — Не удивительно. Вот если бы наоборот, я действительно поразился бы. Но все же расскажи, что там у вас произошло.

Морской Король сокрушенно вздохнул.

— Глупый Драуг попытался завладеть волшебным мечом. К сожалению, я спал и не успел вовремя остановить безумца.

— Но мне известно, что Драуг до сих пор жив, — прошипела змея.

— Почему?

— Повелитель решил, что ему нужны рабы, — сказала человеческая голова.

— Правильно — согласилась змея. — И если раб ненавидит своего господина, так и должно быть. Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Любовь раба слишком ненадежна, чтобы на нее полагаться, доверять можно лишь страху! Что ты думаешь о нем? Стоит ли ему помогать?

Слова шелестели в ушах Чани. Он слышал их, однако не мог уловить смысл. О чем говорит Двухголовый?

— Мне кажется, только он сможет остановить врага, — твердо ответил Морской Король. — Ни ульфхеднары Драуга, ни айзеншвертбеваффнеты Эвигезайса на такое не способны. Против нас стоит страшная сила.

— Куда страшнее, чем ты полагаешь, — невесело усмехнулся Двухголовый.

— Они прикончили твоего старого приятеля.

— Кого? — встревожился король.

— Орка Великого.

Морской Король охнул и схватился за сердце.

— Не может быть!

Глаза змеи полыхнули красным.

— Может. Еще как может.

А человеческая голова добавила:

— Ты ведь знаешь, что мне в любой момент известно, что именно происходит… точнее, происходило с Орком. Как, впрочем, точно так же он знал все обо мне. Орк оказался круглым дураком и бесславно погиб, нам следует сделать из этого выводы, чтобы не последовать в самом коротком времени за ним. И я не собираюсь безропотно ждать конца, подобно Хозяину Тумана.

В зале повисло тяжелое молчание. Потом Морской Король выпрямился и, бесстрастно глядя на Двухголового, медленно спросил:

— Значит ли все это, что ты считаешь свою борьбу безнадежной и только прикидываешь, как подороже продать свою шкуру?

— Да как ты смееш-шь?! — Змея рванулась с такой силой, что Двухголовый едва не слетел с трона.

— Не до вежливости, если над головой висит топор, — огрызнулся король. Как уже не раз случалось, в минуты опасности он приобретал необычайную решимость и энергию.

— Для меня самого неожиданность, что изначальное зло может быть побеждено, — нехотя признался Двухголовый. — Я полагал его неистребимым, и уж тем более неподвластным этим червякам, вся история которых короче одного моего дня. Оказалось, я ошибался. Тебя разбили некстати вмешавшиеся Радужники. Хозяин Тумана допустил непростительную оплошность, выведя из цитадели все войска. Орка погубила непомерная самонадеянность. Я знаю обо всем этом, значит я избегу всего этого. Скверно, что на службу себе червяки поставили первоэлементы. Зачатки добра, — его лицо перекосилось, — которые нам неподвластны. Именно поэтому мы не сможем обернуть против наших врагов синий меч, как бы ни старались. Он не послужит делу зла. Иное, что мы можем не допустить его соединения с тремя остальными. Если против нас объединятся все четыре стихии — Земля, Вода, Огонь и Воздух — нам несдобровать.

— Так уничтожим его! — воскликнул порывисто Морской Король.

— Неужели ты полагаешь, что я не пытался этого сделать? — вопросом на вопрос ответил Двухголовый. — Не раз. Но даже пламени моих печей это не удалось.

— Значит, нам конец, — удивительно спокойно подвел итог Морской Король. — Мы напрасно вообще допустили появление людей на планете. Следовало сразу смести их с лица земли.

— И властвовать надмертвой пустыней, — усмехнулся Двухголовый. — Мне не по душе такая власть. Да и ты сам, кажется, обрел смысл жизни лишь в борьбе с ними.

— Неверного раба уничтожают, — упрямо стоял на своем Морской Король.

— Мы могли бы вывести другую расу, более послушную и более слабую.

— А что скажешь ты? — обратилась человеческая голова к змеиной.

Та внимательно посмотрела в пустые глаза человеческой, потом глянула на Морского Короля. Он щерился, как загнанная в угол крыса.

— Их следует натравить друг на друга, — прошипела змея. — Одного мы оторвали. Если нам удастся разъединить остальных, останется лишь собрать плоды.

— Это легче сказать, чем сделать, — заметил Морской Король. — К тому же они научились избавляться от нашего влияния. Вспомни дракона, теперь он стал самым лютым моим врагом.

Змея презрительно свистнула.

— Можно использовать все грехи. Зависть, злобу, честолюбие, жадность. До сих пор мы пытались играть на одной струне. Ударим сразу по всем! Но кроме того будем готовить и армию. Следует предусмотреть невозможное.

— Будет ли Эвигезайс подчиняться нашим приказам? — спросил король.

— Куда он денется? — ответил Двухголовый. — Да, Хозяин Тумана погиб. Но это означает, что Эвигезайс лишается почвы под ногами, он со своей бандой может превратиться в обычную разбойничью шайку. А лейтенант-фельдмаршал этого ох как не желает. Честолюбие не чуждо и ледяным истуканам.

— Но я советую… — прошипела змея. — Я советую… Передать мальчишке железные тени. В его руках первоэлемент будет работать, не то, что в наших. Вместе они составят грозную силу.

— Которую мальчишка повернет против нас же, — ехидно закончил Морской Король.

— До такой степени его самонадеянность не выросла, — возразила змея.

— На это не требуется много времени.

— Хватит! — подвел итог Двухголовый, затянувшийся спор надоел ему. — Решено! В конце концов у меня хватит сил, чтобы справиться со злом, рожденным мною же. Я дам ему железные тени. — Он помедлил. — Но в последний момент. До того мы испробуем другие средства.

— А я испробую свои, — прошептал Морской Король.

Змея вновь перевела безвекие глаза на Чани.

— Проснись!

Чани встрепенулся.

— Я готов принять помощь верных слуг, — заявил он. — Щедро вознагражден будет тот, кто споспешествует укреплению моего трона.

Двухголовый легко спрыгнул с трона и дуновением погасил пляску огненных кобр.

— Идем со мной. Сейчас я покажу тебе твоих новых солдат. Однако, чтобы они безоговорочно повиновались тебе, нужна твоя помощь.

— Идем, — согласился Чани.

Вновь Чани шагал по коридорам и лестницам Железного Замка, но теперь его вел сам Двухголовый. Они спускались все ниже и ниже. Переходы вели, казалось, к самому сердцу земли. С каждой лестницей в воздухе все резче пахло гарью, он становился все горячее. Свет укрепленных на стенах факелов тускнел и не рассеивал мрак, а сгущал.

Чани не заметил, как кончились выложенные тесаным камнем коридоры и началась горная расселина, слегка подправленная древними мастерами. Под ногами теперь хрустел щебень, и черные силуэты летучих мышей метались над головой, задевая крыльями факелы. В темноте впереди начали мелькать красные проблески, оттуда накатывали волны жара, однако Двухголовый ничего не замечал и не чувствовал. Он широко шагал, увлекая за собой Чани и Морского Короля, хотя тому явно не хотелось спускаться в пылающие недра.

Наконец они попали в большую круглую пещеру, освещенную зловещим багровым светом, льющимся из широкой шахты в самом ее центре. Над шахтой вздымались языки пламени, курился дым. Двухголовый превратил подземный грот в мастерскую, и самым удивительным здесь были диковинные механизмы и приспособления.

В огромных каменных чашах клокотало жидкое железо, разбрасывая желтые капли, подобные солнечным брызгам. Тяжелые молоты с грохотом ударяли по малиновым глыбам раскаленного железа, превращая их в странное оружие, именно оружие — в этом Чани не усомнился ни на мгновение. Однако еще поразительнее были управлявшие механизмами слуги Двухголового. Чани воспринял бы как должное, встреть он возле машин мифических троллей, гоблинов, черных альвов… Сначала ему показалось, что таинственные мастера — простые люди. Потом Чани решил, что это железные люди. Но когда пламя в шахте вспыхнуло особенно ярко, Чани убедился, что и это впечатление оказалось ошибочным. Мастера действительно были сделаны из железа, однако он различил не людей, а только их силуэты! Они имели две руки, две ноги, но были плоскими, всего в палец толщиной.

Двухголовый откровенно наслаждался смятением Чани.

— Нравятся? — спросил он самодовольно.

— К-конечно, — неуверенно ответил Чани. — Кто это?

— Мои тени.

— Тени?!

— Разумеется. Присмотрись повнимательней — сам в этом убедишься. — Двухголовый повернулся в профиль, чтобы Чани мог сравнить. Действительно, железные силуэты совпадали с его профилем до мелочей.

— Чудеса, — Чани не смог скрыть удивления.

Двухголовый кивнул.

— Это верные, послушные слуги, покорные только мне. Однако они могут превратиться в воинов.

— Зачем ты говоришь мне это?

Двухголовый умолк, словно в последний раз взвешивал все перед решительным шагом, после которого возврата не будет.

— Хочу дать тебе таких солдат, чтобы ты отвоевал свое королевство.

— Почему? — Чани с подозрением поглядел на Двухголового. — Ведь, имея их, это королевство можешь захватить и ты.

Дремавшая до сих пор змея вдруг вставила:

— Не мог бы. Ты повелитель, у тебя такой могущественный меч… — И она снова шарфом обвила плечи Двухголового.

Чани с сомнением поглядел на меч. Он и верил, и не верил, окончательно запутавшись в многоречивых объяснениях Морского Короля, собственных подозрениях и множестве непонятных происшествий.

— Что мне надо делать? — спросил он наконец.

— То, что сделал бы ты, захотев увидеть свою тень.

Двухголовый разрезал ему палец и нацедил в золотую чашу немного крови, чтобы оживить тени. Колдун объяснил, что только живая кровь может заставить двигаться мертвое железо, причем тень будет подчиняться тому, чья кровь влита в кипящий металл. Здесь опасно перестараться: если взять слишком много крови, то тени станут совершенно самостоятельны…

По знаку хозяина Железного Замка его тени подкатили каменную чашу. Снова лицо Чани обдало жаром, но на сей раз он только рассмеялся. Двухголовый сам бросил в чашу сосуд с кровью. Золото должно было придать гибкость суставам железных теней и покорность воле хозяина, как этот мягкий металл покорен рукам кузнеца.

Жарко плеснуло расплавленное железо, проглотив драгоценную добавку. Чани померещилось, что в это мгновение он услыхал адский хохот, а может, это просто взревело пламя в шахте? Красно-золотые огни заплясали над чашей.

— Теперь поспеши! — крикнул Двухголовый. — Иначе твоя кровь сгорит в железе, унеся с собой колдовскую силу!

Его слуги схватили Чани, подняли на постамент посреди огромного каменного блюда и быстро вылили в это блюдо жидкий металл. Кольцо огня окружило Чани, он вскрикнул от боли, когда одежда начала тлеть.

Двухголовый поднял повыше над собой странный золотой факел. Он напомнил Чани факел принцессы, только вместо рубиновой звездочки его венчал сделанный из прозрачного синего камня знак Ледяной Звезды. Двухголовый побежал вокруг блюд; повинуясь его выкрикам, факел вспыхивал горячечным блеском. И там, куда падала тень Чани, металл застывал.

Железные слуги раскололи каменное блюдо и слили остатки огненной массы в зев шахты. Чани увидел, что на земле остались лежать тринадцать его силуэтов, пока еще малиновых от жара.

— Это все? — с гневом спросил он Двухголового. Волдыри на опаленных губах лопнули, кровь заструилась по подбородку. — Негодяй! Ты обещал мне армию, где она?

Двухголовый на миг остолбенел, потом спохватился.

— Если ты в силах вытерпеть еще, мы повторим всю процедуру сначала и будем повторять до тех пор, пока ты сам не решишь, что получил достаточно солдат.

Чани трясущейся рукой вытер подбородок, посмотрел на окровавленную ладонь.

— У нас есть время, или битва должна начаться со дня на день?

Вновь Двухголовый оторопел.

— Вообще-то можно не спешить… — промямлил он, что было совсем на него непохоже. — Вряд ли они появятся здесь раньше, чем через пару месяцев. Путь к Железному Замку долог и труден.

— Хорошо, — решил Чани. — Тогда я отдохну, а дня через два мы продолжим.

Он с любопытством посмотрел на железные тени. По мере того, как металл остывал, они начинали шевелиться и даже пытались встать. Чани злорадно усмехнулся.

— Как только они смогут ходить, пришли ко мне двух, — приказал он Двухголовому. — Я проверю, насколько ты правдив!

15. ПЕРВЫЕ СХВАТКИ

Ториль остановилась так резко, что не успевший отреагировать Хани налетел на нее и едва не сбил с ног. Принцесса подняла руку, предлагая прислушаться повнимательней. Однако, как ни старался Хани, ничего уловить не сумел.

— Вы слышите? — настаивала Ториль.

Хани лишь пожал плечами, а Дъярв состроил недоуменную гримасу.

— Все тихо, — буркнул он, — тебе мерещится.

— Не думаю.

Рюби даже прищурилась от напряжения, вслушиваясь в тишину.

— Не знаю, — промолвила она неуверенно, — мне кажется, что я слышу что-то, но что именно… Никак не пойму… Или мне мерещится…

— И тебе? — обрадовалась Ториль.

— И мне. В зависимости от того, что слышишь ты.

Хани решительно не понимал, что они обсуждают, ведь он не слышал абсолютно ничего. Конец спору и колебаниям положил Дъярв.

— Зачем гадать, пойдем и посмотрим, — предложил он. — Мы сейчас двигаемся по вражеской земле. Если это неприятель, его следует уничтожить, если друг — нужно привлечь его на помощь. Вряд ли это слишком далеко, раз вы слышите голоса. Мы и так уже потеряли достаточно времени, лишние полдня ничего не решают. — И неожиданно скомандовал: — Стой!

Колонна послушно замерла. Воины были откровенно рады незапланированному отдыху. Дъярв гнал армию без передышки, и его решение остановиться оказалось довольно неожиданным. Впрочем, Хани давно заметил, что вождь северян, постоянно ставя под сомнение слова Рюби, слепо доверял Ториль. Если та сказала, что поблизости кто-то находится, значит надо проверить. Однако Хани промолчал. Он-то ведь ничего не слышал.

Произошла короткая перепалка — брать с собой воинов или нет. Здесь неожиданно уперся Дъярв, не без оснований утверждая, что на встречу с неизвестным лучше идти во всеоружии, и лишний меч вполне может оказаться не лишним. Любой непонятный звук может быть источником опасности… Хани был с ним полностью согласен, но снова промолчал.

В конце концов Дъярв настоял на своем, и они отправились на разведку в сопровождении десятка воинов. Ториль отыскала заброшенную дорогу, поросшую кустарником, что и повлияло на решение. Дорога вполне могла вести к развалинам, а развалины — излюбленное место всякой нечисти. Вскоре порыв ветра донес до них таинственные звуки, заставив усомниться в принятых предосторожностях. Невнятное бормотание, тяжелые вздохи, жалобное всхлипывание — вряд ли там был кто-то страшный и опасный. Скорее, здесь требовалась помощь.

Путаясь в цепком можжевельнике, то и дело попадая в заросли крапивы, вымахавшей в рост человека, отряд медленно двигался по старой дороге. Дъярв недовольно брюзжал, досадуя неведомо на что, однако Хани, твердо решив, что придется кого-то спасать, не считал задержку напрасной.

— Ты не знаешь, кто это? — обратился он к Рюби.

Та прислушалась еще и недоуменно развела руками.

— Нет. Что-то знакомое слышится, но уж больно это странно. Какие-то диковинные голоса, распознать которые я не в силах, хотя твердо знаю, что однажды их уже слышала.

В этот момент все отчетливо услышали заливистый радостный смех с подвизгиванием, совершенно неуместный звук заставил их невольно схватиться за оружие. И лишь когда схлынуло напряжение, Дъярв сам нервно рассмеялся.

— Вояки! Если вы шарахаетесь от смеха, то что будет, когда вы услышите звон мечей?!

Хани примирительно заметил:

— Но ведь и тебя… встревожил этот смех. По правде сказать, мне чудится в нем что-то зловещее. Прислушайтесь, смех-то сквозь слезы.

Как бы подтверждая его слова, долетел протяжный тяжелый стон. Его ни за что нельзя было счесть признаком безудержного веселья, стон был преисполнен боли. Дъярв сразу посерьезнел.

— Ты прав. Теперь дело нравится мне гораздо меньше. Я предпочел бы оказаться глупцом, но не обманутым полководцем. Ведь если нас ожидают неведомые колдовские силы, то десятка воинов может не хватить.

— Надеюсь, ты не считаешь всерьез, что мы сбежим при первых звуках схватки, — немного обиженно заметила Ториль. — И не будешь отрицать, что мы тоже кое-что смыслим в колдовстве.

— Но смех… — Дъярв осекся на полуслове, перехватив яростный взгляд принцессы. А Хани в очередной раз поразился той власти, которую Ториль приобрела над ним.

Так или иначе, дальше маленький отряд двигался с утроенной осторожностью. Перемежающиеся припадки истерического хохота и душераздирающие стоны заставляли вздрагивать.

Наконец впереди между плотно обступившими дорогу елями показался просвет. По знаку Дъярва отряд остановился. Таинственные всхлипывания доносились именно с обнаружившейся поляны. Да и дорога стала слегка ухоженной, во всяком случае более утоптанной. В зарослях крапивы и лопухов появились проплешины.

— А сейчас, я думаю, следует осторожненько выяснить, что же там творится. — Дъярв вопросительно глянул на спутников, однако никто не собирался возражать. Два человека, получив повелительный кивок, приготовили оружие и, пригнувшись к самой земле, неслышными тенями скользнули на поляну, прячась под деревьями.

Хани облизал внезапно пересохшие губы. Тишина. Время тянулось томительно медленно. Хани неосознанно ждал диких воплей, звона оружия, шума схватки… Но когда после долгой паузы долетел безумный хохот, у него чуть глаза не выскочили на лоб.

— Что это?! — вырвалось невольно.

— Это значит, что мы ждем напрасно, — сухо ответила Ториль. — Они не вернутся.

— Вы знаете какое-нибудь охранительное заклинание? — обратился к девушкам Дъярв.

— Прежде необходимо узнать, от кого оберегаться, — в сердцах бросила Рюби. — Основа любого колдовства — знание, иначе заклинания не имеют никакой силы.

— Вот так всегда, — с деланным недовольством вздохнул Хани. — Волшебники много говорят, но как доходит до настоящего дела, работать приходится нам, простым людям.

Довольно странное зрелище предстало перед ними, когда они аккуратно подобрались к самой прогалине. Поляну кто-то старательно вымостил каменными плитами. Площадь посреди леса? Бред… По площади были разбросаны большие серые валуны. Приглядевшись, можно было различить, что это грубо высеченные из ноздреватого известняка статуи. Однако неведомый скульптор, похоже, люто ненавидел человечество. Не лица, а чудовищные маски. Разверстые огромные рты, искривленные дикими усмешками; изломанные, скрюченные тела, корчащиеся в непристойных позах. Это слишком походило на надругательство над людьми.

Рюби, увидев статуи, сразу помрачнела, и Хани понял, что она заподозрила неладное.

— В чем дело? — одними губами спросил он.

— Это еще один страж проклятых земель, — тоже почти беззвучно ответила она.

Вдруг Дъярв резко дернулся, словно хотел опрометью броситься вперед, но в последний момент удержался. Он молча протянул руку. И Хани был вынужден зажать себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть — в двух самых ближних статуях он угадал — не узнал, а угадал — отправленных на разведку воинов.

— Что это? — зябко поежилась Ториль. — Я чувствую присутствие злой воли, но не могу определить источник.

— Вот он, — Дъярв указал на высящийся посреди прогалины столб.

Хани сразу вспомнил памятник посреди Большого Болота на месте бывшей столицы Анталанандура. Но как окружающие статуи были злобными карикатурами на людей, так и высящееся на гранитном постаменте изваяние оказалось пародией на памятник Вираджаю Золотому. Не воин, а грязный шут корчил издевательскую гримасу, размахивая погремушкой вместо меча. Уродливая лысая голова, прищуренные раскосые глазенки, маленькие бородка и усы — все внушало неодолимое омерзение. Призрачная черная вуаль окутывала статую, мешая разглядеть ее в деталях, та же вуаль создавала впечатление, что статуя двигается.

— Какой ужас, — сипло произнесла принцесса.

— Действительно, — согласился Хани, — лучше уйдем. Не стоит связываться с проклятым уродом. Он стоит вдалеке от дорог, и пусть себе стоит, это тоже зло, но его можно искоренить чуть позднее. Пока достаточно просто не заходить сюда, чтобы не попасть под действие чар статуи.

— Мне кажется, я поняла, в чем дело, — кивнула Рюби.

Сумрачный Дъярв, заметно расстроенный напрасной гибелью воинов, неприязненно спросил:

— Даже? Поделись.

— Силы мрака постарались извратить самую радость, отравив ее черным злорадством. Может мрак вообще старался подменить ее каким-нибудь черным суррогатом. Посмотрите на лицо изваяния — такую смесь злобы, ненависти, торжества не измыслить нормальному человеку. Если люди отдаются во власть таких чувств — они обречены. Злорадство иссушает, пьет жизненную силу, как песок пустыни — воду.

Будто услышав ее, каменный урод на столбе медленно повернулся. Слепые глаза обшаривали окружающую площадь стену леса в поисках новых жертв, но отряд был надежно укрыт за деревьями. Как и обещал Соболенок, лес помогал им, деревья нарочно еще гуще переплели ветви, не пропуская холодный липкий взгляд лысого истукана. И все-таки Хани с великим трудом удержался, чтобы не поддаться смеху. Он понимал, что, однажды начав, будет смеяться и смеяться… Пока не упадет без сил и не превратится в такую же статую.

— Идем отсюда, — буркнул Дъярв.

Они уже повернулись было, как с противоположного конца площади долетел протяжный стон, перешедший в плачущий смешок.

Хани схватился за голову.

— Опять…

— В чем дело? — вскинулся Дъярв. — Кто это?

— Старый знакомый, — скривилась Ториль. — Разумеется, снова попался, и снова нам его выручать. Интересно, есть ли хоть одна западня, в которой он еще не побывал?

— Кто? — не понял Дъярв.

— Ты уже видел его один раз, — ответила Рюби. — Животное редкое, можно сказать, уникальное….

— Ах, этот. С крыльями.

— Он самый, — подтвердил Хани. — Что будем делать?

— Нужно как-то разбить статую, но как именно — ума не приложу, — ответила Ториль. — Подойти ближе она просто не даст, а издали… У нас нет Золотого Факела? — она вопросительно глянула на Рюби.

Та послушно подняла правую руку, с ладони сорвалась красная молния. Она полетела в статую, однако завязла в черной вуали, рассыпавшись угольками. Каменный урод сразу оставил в покое Грифона и повернулся к новой цели. Он беспокойно крутил головой, пытаясь отыскать того, кто потревожил его. Дурацкая ухмылка проступила на каменном лице, статуя вытянула вверх скрюченный указательный палец правой руки.

— Болван, — раздраженно прошептала Ториль.

— Он и есть. И рассмешить пытается, как идиотов. Но все равно не понятно, как с ним справиться.

Дъярв молча махнул рукой, еще два воина бегом бросились через площадь. Истукан встрепенулся и поочередно указал на них пальцем. Тут же припадок смеха свалил обоих наземь, они катались по каменным плитам, истерически взвизгивая и всхлипывая. Судороги колотили их так, что Хани всерьез испугался, а не сломают ли они себе шеи. Не тратя времени на пустые упреки, Хани решительно вышел из-за дерева. Ему показалось, что он услышал испуганный возглас Рюби. Или не показалось?

Истукан повернулся к нему, поднимая палец. Хани ощутил, как слепые глаза торопливо ощупывают его. Это было смешно, и Хани едва не рассмеялся, но вовремя спохватился. Стоит поддаться на одно мгновение — и он тоже будет корчиться на земле, как те двое бедолаг. Хани стиснул зубы так, что они захрустели, и неторопливо зашагал через площадь. Истукан задергался. Вероятно, впервые за много веков его колдовство не подействовало, жертва не обращала внимания на ухмылки и ужимки. Урод судорожно затряс погремушкой, каменное лицо исказила жалкая гримаса.

Хани упрямо двигался вперед, на всякий случай опустив глаза. Он аккуратно огибал источенные временем и дождями глыбы известняка. Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, он считал про себя: «Один… Два… Три…» Многих погубил лысый шут, слишком многих.

Опомнился Хани, лишь когда его пылающий лоб коснулся холодного влажного гранита. Он подошел к самому подножию столба. Сверху доносился жалобный скулеж, каменный уродец чувствовал, что приближается его конец, и молил о пощаде. Но Хани не позволил себе поддаться ложной жалости. Он обнажил меч, и зеленая молния, словно воск, рассекла толстый гранитный столб — ведь теперь магическая вуаль не прикрывала его, Хани прошел внутрь завесы.

Он едва увернулся от сыплющихся камней, только чтобы оказаться лицом к лицу с изваянием шута. Каким-то чудом статуя благополучно соскользнула с разрушенного пьедестала. Хани снова взмахнул мечом, но уродец присел, закрывая глаза ладонями. И Хани отвел удар. Даже смертельный враг, если он сдавался, заслуживал пощады.

Хани обернулся, разыскивая взглядом Грифона, однако тут же холодные каменные пальцы сомкнулись у него на шее. Хани рванулся было, но хватка статуи оказалась мертвой. Холодные ладони все сильнее стискивали его горло, он захрипел, перед глазами беспорядочно замелькали разноцветные огни. Вдруг смертельная хватка ослабла, и ладони противника разжались.

Хани со стоном опустился на колени. Прошло много времени, прежде чем он отдышался и смог различить, что происходит вокруг.

— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — мрачно пошутила Ториль, убирая сияющий бирюзой меч в ножны. Именно она не растерялась и разрубила на куски облапившего Хани уродца. — Ты хотел быть добреньким до конца и получил за это достойную награду.

Хани потер помятое горло.

— Ты спасла мне жизнь, спасибо. Однако не будем спорить, правильно ли я поступаю, нам не найти общего языка. Те двое остались живы? — обратился он к Дъярву.

— К счастью.

— Тогда давайте поищем Грифона, он должен быть где-то рядом.

Искать Грифона долго не пришлось. Жалобно постанывая, он сам выполз навстречу, беспомощно волоча крылья по земле. Едва увидав спасителей, Грифон принялся плакаться:

— Лечу себе, понимаете ли, лечу, никого не трогаю. Хотел побывать в Эрегрундсгрененхильфорне. Вы там никогда не были? Прелестный уголок, птички райскими голосами поют, пчелки жужжат. А цветы! Нигде в мире таких нет. Недаром осы их так любят, только прилетишь — зажалят до смерти. Ужасная дыра. Остановился на минуту — и вот, посмеялся.

— Долго смеялся? — серьезно уточнил Хани.

— Дня три, не больше.

— Грифон, сами понимаете, не человек, — пояснила Ториль. — Лишь это спасло его от колдовства мерзкого урода.

— Вы на что намекаете? — сразу оскорбился Грифон. — Что я, хуже вас, что ли?

— Ничуть, — улыбнулась Рюби. — Просто ты совершенно другой.

— Правильно, — с воодушевлением подхватил Грифон. — Я другой. Я просто ужас какой другой. Животное наиредчайшее, реликтовое, подлежащее всяческому охранению и сбережению.

— Вот мы и начнем тебя беречь, — посулила Ториль. — Позовем дракона и отдадим ему. Пусть воспитывает и охраняет.

Куда девалась усталость Грифона! При этих словах он птичкой порхнул вверх, уже из-за деревьев донесся его обиженный тенорок:

— Не позволю! Не допущу! Я такой редкий! Такой уникальный…

Ториль поджала губы.

— Мне он начинает надоедать.

— Не спеши, — остановила ее Рюби. — Никто не знает, что может случиться завтра. Во всяком случае, именно благодаря ему, мы пробили брешь в обороне проклятых земель. Будь у нас немного больше времени, я охотно поискала бы и остальные ловушки, расставленные Железным Замком. Ты говорила, что он изуродовал природу, чтобы отвратить человека от нее. Как видишь, самому человеку тоже досталось, не сомневаюсь, что на других дорогах тоже выставлены похожие глупые пародии. Не веселье, а горе, удивление, гнев… А представляете, как выглядит такая храбрость? Нам обязательно придется заняться поиском и уничтожением остальных творений мрака.

— Вот мы и добрались, — в голосе Рюби смешались облегчение и волнение.

Перед ними расстилались унылые глинистые холмы, и совсем рядом прямо из ничего возникала гладкая черная дорога.

— Владения Железного Замка, — кивнула Ториль. — Именно сейчас мы вступаем на землю, до предела отравленную злом. Нам следует быть начеку, позабыть про покой и отдых. Отныне можно каждое мгновение ожидать появления врага, он будет прятаться за каждым камнем, скрываться под каждой травинкой. Все, что мы встретили до сих пор — только жалкое подобие ожидающих впереди опасностей.

— Не слишком ли? — недоверчиво переспросил Дъярв.

— К сожалению, нет, — ответила Рюби. — Я была бы рада опровергнуть это, однако не могу.

И все-таки принятых предосторожностей не хватило. Как только первые воины ступили на черную полосу дороги, невесть откуда возникли страшные чудовища, похожие на огромных кошек, но только ростом с добрую лошадь. Словно тростинки, лопнули под ударами толстых лап копья, которыми северяне пытались остановить хищников, и в мгновение ока десять человек были растерзаны. Воины в панике шарахнулись назад, а кошмарные твари остановились посреди дороги, хрипло рыча. Они ясно показывали, что не дадут пройти никому. Свистнули несколько стрел и с тихим звяканьем отскочили от синеватых морд.

— Они железные, что ли? — медленно спросил Дъярв.

— Совершенно верно, — кивнула Рюби. — Железные тигры.

Как бы отвечая ей, один из тигров запрокинул голову, демонстрируя огромные клыки, не помещающиеся в пасти, и протяжно завыл. Тотчас отозвался еще один зверь где-то справа.

— Нас предупреждают, — с веселой злостью сообщил Дъярв. — Это вам не каменный болван и не неуклюжие «черепахи». Теперь перед нами настоящий противник. Непонятно только, почему они не пытаются напасть на нас? Лень сделать три шага?

— Все просто, — пожала плечами Ториль. — Они стерегут отведенную им границу, а что творится за нею, тигров совершенно не интересует.

— И хорошо, — сказал Хани, — иначе нам сейчас пришлось бы солоно.

— Глупый враг — половина победы, — презрительно скривилась Ториль.

— Ты ошибаешься, — возразила Рюби. — Враг хитер и коварен. Однако злоба еще не опутала своими сетями весь мир, эти адские создания могут жить и двигаться только там, где властвует зло. Недаром Безымянный так старается покончить с лесом. Получись это у него — мы столкнулись бы с железными тиграми гораздо раньше. Но они отлично знают границы дозволенного, ведь покинув свою территорию, тигры сразу превратятся в простые куски железа.

— Значит, надо их выманить сюда, — не долго думая, предложил Хани.

— Как? — в лоб спросил Дъярв.

— Если бы это было так просто, — вздохнула Рюби.

Дъярв все-таки решил попытаться найти выход из затруднения. Большой отряд воинов начал окружать одного из тигров, но чудовище двигалось так стремительно, что глаз не успевал следить за его прыжками. Еще несколько человек напрасно пали в короткой стычке, завершившейся таким же паническим бегством, как первая. Тигры снова не преследовали бегущих, они только предупреждающе рычали и показывали ужасные клыки. Потом один из них с ревом бросился на разорванные тела…

Хани едва не стошнило. Он поспешил отвернуться. Ториль, не потеряв спокойствия, невозмутимо заметила:

— Положение хуже, чем вам кажется.

— Это почему? — раздраженно спросил Дъярв. Он опять допустил промах и потому был не в духе.

— Взгляни наверх.

В хмуром небе описывали медленные круги две черные точки.

— Нетопыри? — уже зная ответ, спросил Хани.

— Да. Не пройдет и дня, как в Железном Замке, будут знать, где искать нас. Эти твари быстро нашли себе нового хозяина. Гораздо быстрее, чем я думала.

— Может, мы еще встретим нашего старого врага, — насмешливо возразила Рюби. — Я не думаю, что Морской Король сдался.

— А смогут коршуны расправиться с нетопырями? — с надеждой поинтересовался Дъярв.

— Нет, — развеяла его мечты Рюби. — Птицы не станут связываться с облачками колдовского тумана.

— Значит, мы должны поскорее прорваться мимо тигров. Две линии стражи мы уже преодолели, третья не должна нас задержать, — сказал Хани.

— Хотелось бы. Но как? — Ториль не скрывала своего пессимизма. — Железноголовые тигры питаются человеческой кровью. Они набираются новых сил, прикончив очередную жертву. Понимаешь? В бою чудовища не устанут, а наоборот, будут крепнуть.

— Значит, надо их обмануть.

— Как?

— Пока не знаю.

За ночь план был выработан. Действовать решили немедленно.

Хани и Дъярв сгибались под тяжестью огромного котла. Они решили пойти сами, чтобы не рисковать лишний раз жизнями своих воинов. Рюби и Ториль хором убеждали, что нужно убрать только пятерку, которая сторожила дорогу, другие не придут им на помощь, каждый охраняет свой участок.

— Все равно это означает шутить со смертью, — кисло произнес на прощание Дъярв.

— Мало ли ты это делал, — упрекнула его Ториль.

Дъярв многозначительно поднял брови.

Когда невдалеке прозвучало хриплое ворчание, сердце Хани замерло, а потом заколотилось вдвое чаще. Он готов был выпустить ношу, но Дъярв фыркнул на него пострашнее тигра. Впрочем, и самого Дъярва била крупная дрожь, только величайшим напряжением воли он сдерживался. Во всяком случае, едва они ощутили под ногами гладкую поверхность дороги, Дъярв сразу прошептал:

— Ставим.

Они аккуратно опустили котел, потом Дъярв торопливо достал из-под куртки железную флягу, отвинтил крышку и опрокинул флягу в котел.

Рычание приближалось.

— Быстрее, — пискнул Хани. Не то, чтобы он испугался, за время подобного путешествия притерпишься к постоянной опасности. Однако никто не жаждал человеческой крови столь сильно, как эти тигры.

Дъярв хотел что-то ответить, но тут сдали нервы и у него, он выронил флягу, та с бульканьем ухнула в котел. Не сговариваясь, оба повернулись и со всех ног пустились прочь, слыша за спиной голодный рев тигров.

До утра так никто и не уснул. Хотя все охотно верили, что тигры не выйдут за пределы назначенной им границы, пойти проверить, удалась ли хитрость, не решался никто. Кроме того, требовалось некоторое время, чтобы снадобье подействовало. Так, во всяком случае, думала Ториль, которой и принадлежал хитроумный план.

Едва зажглась немощная заря, вся армия была на ногах, напряженно ожидая, что рассеется утренний туман. Вот показалась чахлая высокая трава, уныло качающиеся метелки. Затем стала видна дорога, опрокинутый котел, валяющийся в большой луже…

— Получилось! — радостно завопил Хани и закружился в диком танце. — Получилось!

Прямо на дороге и рядом с нею лежали пять больших железных болванок, покрытых коричневой коростой ржавчины, рядом с ними белели рассыпанные кости.

Снадобье Ториль подействовало сильнее, чем предполагала принцесса. В котел с водой намешали изрядное количество красной глины и влили свежей крови для запаха (добровольцы отыскались, каждый дал понемногу). Принцесса резонно предположила, что тигры не будут слишком придирчиво разбираться, что именно им поднесли. А железо не переносит воздействия воды…

16. КОНЕЦ ЛЮДЕЙ-МЕДВЕДЕЙ

Как немного ранее вид Железного Замка разочаровал Чани, точно так же остались недовольны и другие. Они ожидали увидеть могучую цитадель, что-то похожее на пограничные крепости Найклоста, со стенами, уходящими под самые облака, а вместо этого перед ними предстала невзрачная крепостца. Когда Хани высказал это, Ториль довольно ехидно уточнила: он действительно предпочел бы увидеть огромный замок, штурм которого стоил бы жизни многим тысячам воинов? Хани не нашелся, что ответить, и смущенно пробормотал, что его неправильно поняли.

Если границы владений Безымянного определить было нетрудно, и приграничные дороги были отменно обустроены — постарались «черепахи» на совесть, — то ближние подступы к замку оказались едва проходимыми. Свои резоны в этом имелись — каждый правитель стремится максимально обезопасить свое жилище, особенно если у него есть причины полагать, что он не пользуется горячей любовью. К неприступности замковых стен добавлялась естественная сила местности, всякая попытка штурма становилась тяжелейшим испытанием для нападающих.

Железный Замок надежно спрятался от посторонних глаз в глухом и диком горном ущелье. Чтобы добраться до него, пришлось бы пройти по меньшей мере две лиги вверх по засыпанной обломками скал тропинке, которую, похоже, не только не пытались привести в порядок, а скорее, постарались превратить в нечто, почти не отличающееся от каменистой осыпи. По дну ущелья петляла мелкая, но очень быстрая речушка с совершенно ледяной водой, один вид которой заставлял зубы лязгать. Склоны гор по обеим сторонам ущелья оказались настолько круты, что ни человеку, ни даже горному козлу не по силам было их одолеть. Единственный путь — та самая почти непроходимая тропинка. Пустое бесплодное ущелье несколько раз круто изламывалось, что крайне облегчало засады. Да и вообще, кому придет в голову искать резиденцию правителя в столь глухих местах? Может, именно на это рассчитывал безвестный строитель Железного Замка?

По приказу Соболенка его подданные продолжали помогать Дъярву, коршуны исправно сообщали обо всем, что может встретиться на пути. Поэтому встреча с ульфхеднарами, затаившимися в горле ущелья, не стала неожиданной, разве что для самих нападавших.

Дъярв, когда ему донесли о первой засаде, тяжело вздохнул. От войска, вышедшего из Фаггена, осталась едва половина. Он порастерял воинственный пыл и жаждал одного — скорее завершить поход. Предложение Ториль «напасть и разгромить» вызвало у него приступ зубной боли. Хани тоже решительно выступил против, сказав, что следует постараться уладить дело миром, приберегая оружие напоследок.

— Меч — последний довод короля? — насмешливо спросила принцесса.

— Да, — мягко ответил Хани. — И, к сожалению, слишком решительный, чтобы после него можно было что-то исправить. Ведь не оружием мы проложили себе дорогу сюда. Я предпочитаю с живыми существами разговаривать иначе, чем с движущимися камнями и железом.

— С ульфхеднарами?!

— И с ними.

Ториль повернулась к Дъярву.

— Ты тоже так думаешь?

Дъярв кивнул.

— Ведь это мои подданные, я никогда не забывал этого. Плох король, начинающий войну с собственным народом.

— Хотела бы я поглядеть, как ты будешь управлять свирепыми медведями и их не менее свирепыми всадниками, — мечтательно промолвила Ториль. — Ты всерьез надеешься одолеть чары Безымянного?

— Конечно. Если мы собираемся победить его самого, то совладать с его колдовством просто обязаны.

— Что же ты собираешься противопоставить ему? Никто на свете не преуспел так в чужемерзком искусстве.

— Зло не может быть всемогущим, — твердо возразил Хани. — Именно в том, что оно зло, кроется источник его гибели.

Ториль усмехнулась.

— На это тебе ответят клыки медведей и секиры всадников.

Молчавшая до сих пор Рюби задумчиво произнесла:

— Действительно, если мы не одолеем людей-медведей, нам лучше не подходить близко к Железному Замку, здесь ты права. Однако состязаться в черном искусстве с Безымянным мы не собираемся. Следует противопоставить злу добро, смерти — жизнь.

Ториль развела руками.

— Я не могу помешать вам совершить самоубийство, мне остается лишь присоединиться к вам. Сходить с ума нужно только всем вместе.

— Нет, — быстро и резко возразил Дъярв. — Именно потому, что ты не веришь в победу без помощи оружия, тебе лучше оставаться в лагере. Ты можешь все испортить. Говорю это не для того, чтобы обидеть тебя, ты уже много раз выручала нас, но сейчас я прошу тебя остаться. Прошу.

— Вы намерены идти вдвоем? — вскинулась Ториль.

— Да, — подтвердил Хани. — Ведь мы не собираемся обнажать мечи, тогда не имеет значения: двое нас или две тысячи. — Он усмехнулся. — Зато и рискуют погибнуть всего двое сумасшедших.

Хани твердо решил помочь Дъярву, однако внутри все-таки неприятно посасывало. Все-таки непривычное дело — вдвоем идти навстречу целой армии врагов. Ну, если не армии, так большому отряду. Дъярв держался веселей, он даже небрежно посвистывал. Хотя, может быть, так он пытался скрыть свое волнение.

Хани только заметил:

— Мрачновато здесь.

Дъярв оглядел пурпурно-красные глинистые откосы и молча кивнул. Густой вереск, ковром покрывающий красноватый гранит, создавал впечатление, что долина была залита кровью.

Ущелье круто повернуло вправо, и они натолкнулись на ожидаемую засаду. Собственно, засады, как таковой, не было. Сразу за поворотом ульфхеднары выстроились поперек тропы и ждали.

— Пришли, — удивительно спокойно произнес Дъярв.

Медведи оказались как на подбор — один крупнее другого. Когда вожак разинул пасть, Хани решил, что в такой глотке можно поместиться целиком. Желтоватые клыки длиною поллоктя не уступали тигриным и без труда сокрушили бы человеческие кости. Медведь глухо заворчал, ему вторило невнятное бормотание наездника.

Сначала Хани показалось, что всадники похожи на Дъярва и его воинов. Такие же грубые черты лица, всклокоченные рыжие волосы, только вместо одежды — засаленные звериные шкуры, даже оружие они предпочитали одинаковое — тяжелые секиры на длинных рукоятях. Но вдруг словно полоска тумана простерлась между ним и ульфхеднаром. Хани увидел, что лицо всадника переменилось — теперь его тонкие, мелкие, почти женские черты напоминали облик Дъярва не больше, чем изящный серебряный столовый ножик — кое-как откованный абордажный тесак.

Хани мотнул головой, и наваждение рассеялось, вместе с ним пропала и мгновенная оторопь встречи. Медленно, вперевалку медведи начали приближаться. Если бы у Хани оставалось побольше времени, он обязательно удивился бы — почему Дъярв стоит неподвижно, скрестив руки на груди, не пытается ни сражаться, ни бежать. Его словно поразил столбняк. Настолько непривычным было поведение всегда энергичного и деятельного короля, что Хани определенно поразился бы, если бы… Но приходилось не думать, а действовать.

Первый медведь неожиданно замер на месте, словно натолкнулся на невидимую стену. Он яростно зарычал, поднял правую лапу, однако та остановилась, налетев на что-то невидимое. Медведь налег на таинственную преграду плечом — напрасные усилия. Чудовище отступило и с разбега ударило всей тушей по волшебному барьеру. Бесполезно. Зверь закипел бешенством, его лохматые бока судорожно вздымались, горячая слюна кипела в разинутой пасти.

Хани почти успокоился, глядя, как попусту злобствует медведь, не в силах одолеть разделяющие их пять шагов. Налюбовавшись вдоволь, Хани начал припоминать, как он справился с наваждением, одолевшим принцессу; он не сомневался, что злые чары, владеющие ульфхеднаром, имеют ту же самую природу. Хани вытянул руки, однако золотистое облако не появилось. Он немного удивился, ведь и в мыслях у него не было сражаться с ульфхеднарами, он искренне собирался помочь им.

Хани прикусил губу и пристальным взглядом впился в медведя. На того взгляд подействовал иначе, чем рассчитывал юноша — медведь окончательно взбесился. Он поднялся на дыбы, сбросив всадника наземь, раскинул передние лапы, словно намеревался обнять Хани. Однако в очередной раз прозрачная стена оказалась сильнее. Раздался напряженный смешок. Хани подскочил и обернулся. Смеялся Дъярв.

— В чем дело? — вскипел Хани.

— Ты становишься чрезмерно… осторожным.

— Не понял.

— Ты захотел получше отгородиться от ульфхеднаров.

— Предположим.

— Смотри, какую стену построил. Полагаю, ее не проломить крепостному тарану. Твой меч обладает многими неожиданными свойствами, из которых не последнее — способность читать потаенные уголки души.

— Ты на что намекаешь? — взвился уязвленный Хани.

— Не подпуская ульфхеднаров к себе, ты точно так же закрываешь дорогу и своей магии к ним.

Хани с опаской поглядел на беснующегося медведя.

— Не хотелось бы столкнуться с ним нос к носу.

— Мне тоже, — вздохнул Дъярв. — Однако что делать…

— Ты предлагаешь убрать барьер? — спросил Хани, только сейчас обратив внимание, что он по-прежнему отстраняет ладонями медведей.

— У нас нет выхода.

— Но положить голову в пасть…

— А зачем мы сюда шли? — Дъярв заговорил неожиданно грустно. — Там действительно могут оказаться мои друзья. Ведь все они — люди, по несчастью подпавшие под влияние черных сил. Это их беда, а не вина.

Хани замер в нерешительности. Снова перед ним поплыла мерцающая вуаль, превратив медведей в грустных красивых людей. Хани ясно видел их белесые слепые глаза, закаменевшие, ничего не выражающие лица. Это пугало гораздо больше, чем бешенство медведей.

Решившись, Хани рывком опустил руки. Очевидно, стена пропала, потому что не ожидавший этого медведь грузно рухнул на четвереньки, не удержался и кувырком полетел с тропинки в речку. Звонкий всплеск — и захлебнувший вой показал, что холодная ванна пришлась ему не по вкусу.

Маленькое происшествие дало Хани несколько драгоценных мгновений, чтобы успеть вновь поднять ладони. Золотые змейки обвились вокруг его рук, проворно слетели в воздух и поплыли к оцепеневшим ульфхеднарам. Те стояли неподвижно, ожидая, что предпримет их вождь. Тем временем медведь кое-как выкарабкался из ручья, наездник вскочил на него, взмахнул секирой… Вот-вот он обрушит лезвие на голову Хани…

— Драуг, стой! — Хани сначала не узнал звенящий от радости голос Дъярва.

Медведь повернул морду к нему. Оранжевые глаза горели под низким покатым лбом, как два огня, в них отчетливо читался разум.

— Что тебе? — Хани мог бы поклясться, что эти слова долетели из разверстой медвежьей пасти.

— Остановись, пока ты не успел зайти слишком далеко по пути служения мраку, — вежливо, но твердо сказал Дъярв.

Ответом был лютыйзвериный рев, но Дъярв бесстрашно шагнул вперед, закрывая собою Хани. А потом вслед золотым в воздухе поплыли серебряные змейки. Хани отчетливо ощутил давление чужой воли, она не хотела пропускать светящиеся змейки, однако противодействие оказалось запоздалым и слабым. Словно костер вспыхнул в горном ущелье, его стены заколебались и поплыли, точно воск на горячей плите. Как в кошмарном сне, слились воедино человеческие лица и медвежьи морды. Земля дрогнула под ногами, лица обдало жаркой волной, волосы затрещали, запахло паленым… И все закончилось, так и не начавшись.

Хани затряс головой и потер виски, прогоняя наваждение. Многовато видений промелькнуло перед ним за последнее время, он даже начал опасаться за свой рассудок. Почему-то над головой Дъярва повис лучистый серебряный венец, медведи куда-то пропали, зато там, где они стояли, на земле распростерлись человеческие тела. Дъярв повернулся к Хани, на лице у него проступила тревога.

— А что… — начал было он, но спохватился и добавил уже иным тоном:

— Вот и все… Больше нет людей-медведей.

— Кто же остался?

— Просто люди. Не звери, не воплощение доброты… Разделенные мраком две половины слились воедино. Теперь перед нами обычные люди, со всеми их достоинствами и недостатками.

— А эти обычные люди, пусть даже и с массой достоинств, не бросятся на нас, когда очнутся? — опасливо спросил Хани. — Ведь их так много…

Дъярв устало улыбнулся.

— Не знаю. Но главное мы с тобой сделали. В крайнем случае просто убежим. Безымянный лишился хороших воинов. Он, скорее всего, предполагал, что с ними будут сражаться обычным оружием или магическим, но сражаться. Тогда ульфхеднары показали бы, на что способны. Мы обманули Безымянного, доказали, что есть сила выше оружия.

— Осторожнее! — крикнул Хани.

Все-таки в Дъярве оставалось еще много от дикаря. Он не стал выяснять и расспрашивать: что, как, откуда. Самое малое промедление погубило бы его, он просто метнулся в сторону. Лезвие секиры Драуга врезалось в землю, он едва удержался на ногах и взревел, словно медведь.

Шлем слетел с головы вожака ульфхеднаров, обнажив то, что не было ни звериной, ни человеческой головой. Вытянутые, покрытые серой шерстью челюсти и белые щеки, высокий человеческий лоб и круглые медвежьи уши… В отличие от своих воинов Драуг так и не стал человеком, два его естества не слились, а смешались, образовав нечто кошмарное.

Следующий удар Дъярв принял на свой щит. Завязался страшный бой, который, понятно, мог завершиться только смертью одного из противников. Пылающая ярость, неукротимый гнев, жгучая зависть, всепожирающая жажда мести подталкивали Драуга и Дъярва к смертельному исходу. Они не состязались в искусстве владения секирой и щитом, а просто наносили друг другу удар за ударом, подобно молотобойцам в кузне. Трещали щиты, глухо бухали секиры, тяжелое дыхание постепенно переходило в хрип.

Хани заметил, что удары Драуга начали ослабевать, а движения руки со щитом стали менее уверенными. Драуг сгорбился, чудовищная голова подалась вперед, на губах запузырилась пена. Хани решил, что он постепенно превращается обратно в медведя.

Поединок закончился внезапно. Драуг отбежал на три шага назад, отбросил прочь щит и с отчаянным воем запустил в Дъярва секирой. Тот едва успел присесть, лезвие прошло над самым его шлемом. Драуг опустился на четвереньки, и теперь стали отчетливо видны длинные черные когти на человеческих пальцах. Человеко-медведь (или медведе-человек?) не стал отступать, он бросился в ноги Дъярву, явно намереваясь свалить его и впиться клыками в горло. Однако Дъярв не смутился, он встретил атаку страшным ударом. Сверкающее лезвие секиры опустилось прямо на лоб медведе-человека.

Потом Дъярв долго сидел на земле, переводя дыхание. И когда Хани поглядел ему в глаза, то едва не вскрикнул — такое отчаяние он прочитал в них.

— Ты все еще здесь? — с неприкрытой ненавистью просипел Дъярв, словно впервые увидел Хани.

— Да… — растерянно промямлил тот.

— Прочь.

— Но ведь…

— Прочь! — взревел Дъярв, и его рука начала слепо шарить по земле в поисках топора.

— Но…

— Я сам разберусь с остальными. — Дъярв, скрежеща зубами, отдернул руку, уже коснувшуюся рукояти секиры. — Это мой народ, и незачем чужестранцу смотреть и слушать. Все кончится благополучно. Ты помог мне, когда в этом была необходимость, но сейчас ты мешаешь. Уходи. Прошу тебя, уходи немедленно.

Сбитый с толку, Хани поплелся обратно в лагерь.

— Проклятье! Почему они не дерутся?! Когда они начнут драться?! — Морской Король в ярости метался по парапету крепостной стены.

Чани, не скрывая презрительной усмешки, глядел на него.

— Это, кажется, те, кого вы создали вместе с Хозяином Тумана?

— Да.

— Так чего вы хотите? Хозяин Тумана был отъявленным трусом, поэтому ждать от его созданий отваги не приходится. Вот когда в бой пойдут мои тени… Я сотру бунтовщиков в порошок.

Морской Король скрежетнул зубами. Если бы взгляд мог испепелить, от Чани осталось бы одно воспоминание. Но приходилось мириться. Сладко предвкушение мести, лишь оно скрашивало жизнь короля, хотя оно же и отравляло ее.

— Подожди, — остановил Морской Король поток насмешек. — Слабость ульфхеднаров заключалось в том, что они наполовину оставались людьми.

Чани вспыхнул.

— Нет! Скорее ты можешь погоревать о своем родстве с ними! Они такие же презренные холопы, как и ты. Я — король!

Морской Король уже открыл рот, чтобы ответить новой колкостью, однако не успел. Колеблющаяся черная тень накрыла Чани, на мгновение скрыв его от короля, тому показалось, что из сгустившегося мрака выступил знакомый силуэт. Рассерженный змей поднялся, подобно пружине, и угрожающе раскачивался…

Король растерянно заморгал и протер глаза. Иллюзия рассеялась. Перед ним стоял Чани. Стыдясь своего испуга, король судорожно сглотнул ставшую вязкой слюну и поспешил отвернуться.

— Не-ет, — невольно вырвалось у него при виде бесславного конца Драуга.

— Измена, — прошипел Чани, и король опять содрогнулся — настолько голос юноши стал похож на леденящее пришептывание Двухголового. Морской Король старательно отгонял все чаще возникающую мысль: а не создал ли он собственными руками преемника Двухголовому? Ведь если это так, то королю же и несдобровать.

— Ничего, — бодрясь, заверил он Чани. — Им предстоит столкнуться с Эвигезайсом, а уж тот не станет терять время на пустую болтовню. Его не испугать теплым ветерком.

— Посмотрим, — вроде бы безразлично процедил Чани. — Посмотрим и тогда решим, как поступить с тем, кто привел изменников в цитадель.

— Т-ты мне не доверяешь? — голос Морского Короля снова предательски дрогнул, когда он заметил хищно скрюченные пальцы Чани. Они жадно сгибались и разгибались, точно душили попавшуюся жертву. Руки начали жить своей жизнью, подчиняясь уже не воле хозяина, а его внутренним порывам, тайным желаниям. И они оказались куда страшнее мертвенно-неподвижного лица.

— Я был бы проклятым дураком, если бы хоть на единый миг допустил самую возможность кому-то доверять! Верить… — Чани произнес это слово, как последнее ругательство. — Оставим глупую веру грудным детям. Повелитель должен не верить, а знать, если он хочет сохранить жизнь и корону.

— Корону?

— Разумеется. Грош цена королевской голове без короны. Не так ли? — Хани в упор уставился на Морского Короля, тот не нашелся, что ответить, и втянул голову в плечи.

Однако Чани уже потерял всякий интерес к беседе. Опершись на парапет, он разглядывал пламенеющие склоны долины.

— Только бы они промедлили…

Морской Король вдруг обнаружил, что и его руки перестали слушаться хозяина, они нащупывали рукоять заткнутого за пояс кинжала. Не в силах противиться искушению, он влажной ладонью стиснул оружие и уже начал примеряться, как поточнее ударить в обтянутую плащом спину… Но второй раз мелькнула узкая тень змеиного тела, пристальный, завораживающий взгляд гадюки вынудил короля окаменеть. Изо всех сил он пытался порвать невидимую сеть, опутавшую его. Напрасно — змеиные чары оказались сильнее. А Чани, похоже, не замечал безмолвного поединка, разыгравшегося у него за спиной.

Наконец он отрешился от тягостных мыслей и тихо повторил:

— Если бы они не спешили…

— Кто? — обрадованно пискнул Морской Король, его оковы неожиданно пропали.

— Эти, — Чани презрительно мотнул головой в сторону долины. — Передай Эвигезайсу, чтобы он был наготове. Ночью мы нанесем удар, от которого бунтовщики не оправятся.

Однако наступившая ночь сложилась иначе, все планы Чани рухнули. Вечером завязалась новая битва, и передышка так и осталась несбывшейся мечтой.

Хани предполагал нечто подобное. Не стала вторая атака неожиданностью и для Дъярва. Единственное, чего он не предвидел — айзеншвертбеваффнеты двинулись сразу следом за ульфхеднарами.

Когда дозорные сообщили об этом, Дъярв только хлопнул кулаком о колено. И спросил скорее с досадой, чем с тревогой:

— Ну не дураки ли?

— Ты о ком? — подозрительно уточнил Хани.

— О тех, кто в замке, — вместо Дъярва ответила Ториль. — Они снова намереваются бить растопыренными пальцами, вместо того, чтобы собрать силы для одного мощного удара. Маршалы Великого Лоста подобных глупостей себе не позволяли.

— Все равно не понятно, — настаивал Хани. — Они так стремились собрать все силы в замке — и покидают его при первой же возможности. Это похоже на безумие.

— Я тоже так думаю, — согласился Дъярв. — Но если враг совершает одну глупость за другой, стоит ли жаловаться на это? Может, лучше использовать благоприятный случай к своей пользе, чем морочить голову, пытаясь угадать причины?

— Действительно, — поддержала его Ториль, — что толку в пустых размышлениях?

Крики и звон мечей возвестили, что Ледяные уже схватились с передовыми отрядами северян. Дъярв помчался к бывшим ульфхеднарам. Он строго оглядел понуро сутулящихся великанов.

— Вы сознаете свою вину?!

В ответ раздалось нестройное бормотание и перешептывание. Дъярв недовольно рыкнул:

— Почтенный Хвис разрешил мне командовать любой дружиной Вольного Народа. Ужели на вас лежит такая густая тень, что вы осмелитесь отречься от нашего родства?! — Он бешеными глазами впился в ближайшего дикаря. — Вот ты! Посмеешь ли ты сказать, что не принадлежишь к гордому племени?!

О своей коронации и восстановлении Фаггена Дъярв благоразумно умолчал.

Бывший ульфхеднар невольно попятился под его натиском.

— Да, я из свободных…

— Но ты сражался против меня! Против своего вождя! Назначенного советом старейшин! Это тяжкий грех! Нет прощения совершившим такое отступничество!

Ториль с любопытством следила за разыгранным спектаклем. Она шепнула на ухо Хани:

— Из него вышел бы неплохой актер.

Ошарашенный Хани только и сумел спросить:

— Ты думаешь, что он притворяется?

— Конечно.

А Дъярв тем временем продолжал витийствовать:

— Только кровью можно искупить ваше ужасное и непрощаемое преступление. Если вы совершите неслыханные подвиги в бою против порождений мрака, я обещаю склонить внимание совета старейшин к вашим просьбам…

Но здесь разглагольствования Дъярва прервали самым бесцеремонным образом — мимо пробежал, обливаясь кровью, человек с рассеченной головой. Хани понял, что Ледяные сломили сопротивление дозоров и скоро будут здесь. Он подскочил к Дъярву и схватил его за руку.

— Не время произносить речи! Нужно остановить Ледяных.

Дъярв сразу понял, что немного переборщил, и скомандовал:

— Вперед, отважные воины!

С ревом, живо напомнившим Хани медвежье рычание, новые союзники помчались навстречу жидкому ручейку беглецов. Дъярв превосходно сориентировался, что нужно делать. Тяжелые секиры и боевые молоты бывших ульфхеднаров дробили лед на мелкие куски. А специально выделенные воины собирали выпавшие шарики ледяного серебра, чтобы не допустить оживления Ледяных. Прежде, чем противник успел сообразить, что происходит, с ним было покончено. Это была катастрофа для осажденных. Два считавшихся непобедимыми отряда исчезли, как капли воды на раскаленной плите.

— Он великий полководец, — восхитилась Ториль.

— Конечно, — согласился Хани. — Однако самый трудный бой у Дъярва впереди.

Чувство тревоги так и не оставило его, хотя день завершился новой блестящей победой.

17. ОСАДА

Первое впечатление оказалось обманчивым. Чем дольше Хани рассматривал Железный Замок, тем отчетливее понимал, что штурм — дело крайне трудное. Дъярв придерживался того же мнения; едва увидав замок, он сказал, что предпочитает взять его долгой осадой. Он кисло морщился, обозревая высокие стены, отливающие мрачной темной синевой. До сих пор ему не приводилось сталкиваться с такими мощными крепостями. Замок Хозяина Тумана, лишенный своей магической защиты, казался теперь не более чем жалкой хижиной, крытой гнилой соломой, если сравнивать с Железным Замком. Единственное, на что можно было надеяться — Безымянный повторил глупость Хозяина Тумана, и сейчас крепость — не более чем пустой орех, хотя и с железной скорлупой.

Гранитный холм, на котором стоял замок, рассекала глубокая трещина, и потому сам замок тоже состоял из двух частей, соединенных легким деревянным мостом, который в случае необходимости легко можно было сжечь. Правая, меньшая крепость, похоже, служила хозяевам замка мастерской. За ее стенами виднелось несколько толстых труб, сложенных из буро-красного кирпича. Над ними постоянно клубились высокие столбы черного дыма. Стены малой крепости прикрывали три башни.

Другая крепость была значительно больше. За первым рядом стен с семью башнями поднимались еще более внушительные вторые стены, а в самом центре высилась массивная четырехугольная башня-донжон.

— Вот оно, гнездилище мрака, — долго сдерживаемая ярость вдруг прорвалась в голосе Рюби. — Давно я мечтала увидеть его, столкнуться вот так, лицом к лицу с самим мраком, а не с его прислужниками.

— Ну и что, удовлетворена? — Ториль не сочла нужным скрыть иронию.

Вдруг на стенах замка кто-то закопошился. Дъярв первым понял смысл этого движения.

— Берегись! — завопил он.

Прозрачные полоски дыма метнулись вверх со стен и плавно изогнулись, превратившись в пушистые серые арки. Как раз на том месте, где они только что стояли, расплескались кольца жидкого бесцветного огня. Этот огонь был настолько жарок, что в десяти шагах от него вереск сох и желтел, чтобы немного погодя заняться коптящим пламенем. Кто-то из воинов плеснул водой на этот дьявольский пожар, но вода не оказала никакого действия на колдовской огонь. Хани даже показалось, что она лишь разожгла его еще сильнее и языки пламени стали выше и жарче. Спустя какое-то время катапульты замка дали второй залп, и новая порция огненных шаров вынудила армию северян попятиться к самому выходу из ущелья.

Большого вреда огонь не принес, однако заставил северян держаться подальше и внушил уважение к могуществу хозяев Железного Замка. Враг показал, что держится начеку и намерен сражаться не на жизнь, а на смерть.

Немного удивляло, почему Безымянный не прибег к сложной магии, но причин не стали доискиваться, а приняли это как данное. И как уже случалось не раз в бою с обычным противником, к Дъярву пришли почти невероятные спокойствие и зоркость. Огонь и сталь не пугали его, а наоборот, придавали дополнительные уверенность и смелость. Он терялся лишь сталкиваясь с колдовством, да и то потому, что не знал, что можно противопоставить магии.

Вот и сейчас он все успел оценить и рассчитать.

— Ключ к замку — малая крепость, — сказал он, когда немного запыхавшийся Хани подошел к нему.

— Разве? — принцесса скептически улыбнулась. — Я совершенно уверена, что Безымянный сидит в донжоне; чтобы покончить с ним, придется штурмовать большую крепость.

— Чтобы покончить с ним, действительно придется в конце концов брать большую крепость, — не стал спорить Дъярв. — Однако я полагаю, что если малая крепость будет нашей, то большая не продержится и трех дней. Вы не обратили внимания, все катапульты установлены в малой крепости, из большой не выпустили ни единого снаряда. А когда мы захватим эти машины, то, уверяю вас, сумеем использовать их как надо. Кроме того, я считаю, что и мастерские по изготовлению огненного зелья находятся именно в малой крепости. — Он усмехнулся. — Дайте время, и я превращу эту крысиную нору в огненное море. — И Дъярв погрозил кулаком темной громаде донжона, на вершине которого что-то поблескивало.

— Пожалуй, ты прав, — после некоторой паузы согласилась Ториль. — Я не подумала об этом. При таком штурме мы обойдемся минимальными усилиями.

Однако здесь решил вмешаться Хани.

— Мне кажется… — неуверенно начал он, — что и малую крепость взять будет очень сложно.

Дъярв кивнул.

— Не спорю. Но тут нам должна помочь магия. Если нечисть так охотно прибегает к колдовству, то я не вижу, почему бы и нам не использовать силы, которые мы имеем. — Он выжидательно поглядел на Рюби.

Та согласилась с заметной неохотой.

— Конечно. Но следует помнить, что призывать на помощь эти силы следует только при крайней необходимости. Их вмешательство может дорого обойтись этому миру, и вред вполне может оказаться более серьезным, чем сиюминутная, мгновенная польза.

— Но справиться с колдунами можно только колдовством! — нервно выкрикнула Ториль. — Я это знаю превосходно!

— Благо наследница трона Тан-Хореза сама не чурается колдовства, — прошептал себе под нос Хани. — Действительно, кому знать, как не ей…

И потянулись один за другим очень похожие дни. Теперь Хани в полной мере оценил справедливость поговорки: завтра — это только другое название для сегодня.

Армия расположилась в горном ущелье, надежно закупорив ловушку, в которой оказались осажденные, и не двигалась с места. Дъярв отправил часть воинов в лес, готовить лестницы и строить катапульты, но и это не нарушало монотонности стояния на месте. Сначала Дъярв, правда, постоянно опасался внезапного нападения, вылазки, а пуще того — что на помощь осажденным придут какие-то таинственные силы. Поэтому он не спал по ночам, проверяя, задремали ли дозорные, и всячески не давал покоя себе и другим. Однако шло время, а осажденные не подавали признаков жизни. Порой казалось, что Железный Замок вымер. Но охотников проверить такое предположение почему-то не находилось.

Рюби поначалу тоже держалась настороже, ее больше страшила возможность какого-либо колдовства. Ведь они находились так близко к источнику всяческих чужемерзких коварств, что ей приходилось каждое утро и каждый вечер произносить заклинания, долженствующие охранить от воздействия черных сил. Хани казалось, что она пытается накрыть Железный Замок огромным прозрачным колпаком. Но и эти старания были напрасны — ни единого шевеления.

Ториль в открытую посмеивалась над их усилиями. Не потому, что думала, будто Железный Замок безвреден. Наоборот, она не раз предупреждала, что не стоит и пытаться угадать, когда и где будет нанесен удар. Принцесса даже предложила штурмовать замок, сказав, что в двух стычках погиб весь гарнизон, и теперь там остались одни дворники, чтобы подметать дорожки. Но каждый мог легко видеть, что стража на стенах замка многочисленна, и катапульты исправно плюются огнем, так что это предложение никто не воспринял всерьез. Однако так и оставалось загадкой — зачем все-таки перед началом осады из крепости были высланы такие большие отряды?

Если не разгадку, то вполне разумное объяснение предложил Дъярв.

— Они предвидели осаду и заранее избавлялись от лишних ртов.

— Но ведь они уменьшили свои силы… — растерялся Хани.

— Может быть, — вздохнула принцесса. — Однако при обороне такой крепости это не имеет решающего значения. Оставшихся воинов, как видишь, вполне достаточно.

— Есть еще одно предположение, — вскользь заметил Дъярв. — Безымянный постарался нашими руками уничтожить тех, кому не доверял. Не забывайте, мы дрались с Ледяными и ульфхеднарами, а ведь это остатки армии Хозяина Тумана. Хотя они и были союзниками, отнюдь не ясно, насколько они доверяли друг другу. Слишком густа тень, лежащая на Железном Замке, и нет ничего удивительного в попытке воткнуть нож в спину ближнему своему.

Хани покачал головой.

— Конечно, нам бы следовало радоваться, глядя на раздоры в стане врага, но я как-то…

— Значит, не стоило браться за меч, — грубо отрезала Ториль. — Либо жалость, либо война!

— Вот я и начал уже сожалеть об этом, — серьезно ответил Хани. — Никогда не стремился стать воином, об этом мечтал мой… брат, — добавил он после заминки. — Я всего лишь хотел узнать побольше о дальних странах, мечтал путешествовать. Если разобраться, то меч я взял против своей воли, а после всего случившегося уже совсем не уверен, что меч — лучшее оружие.

— Так брось его, — насмешливо посоветовала принцесса.

— Я обязательно это сделаю. Сражаться можно не только оружием.

К сожалению, его правота подтвердилась очень скоро.

Осенний ветреный день выдался на редкость ясным и солнечным. Более того, несмотря на сильный ветер, было настолько тепло, что в лагере разморило практически всех, в том числе и часовых. Даже Дъярв позабыл свою обычную нервозную бдительность, он потягивался и жмурился, словно огромный кот, выбирающий укромное местечко на солнцепеке, чтобы безмятежно подремать. Рюби настолько обрадовалась яркому солнцу, что тоже забыла о своих неизменных доселе предосторожностях. Монотонность и однообразие усыпляют. Наконец-то распогодилось после колдовской зимы, после затяжных моросящих дождей; тут нужно иметь незаурядное самообладание, чтобы не поддаться расслабляющим чарам тепла. Таких людей в армии Дъярва не нашлось. Никто не заметил, как с вершины донжона порхнуло невзрачное серое облачко, еле различимая тень, и, подхваченное ветром, понеслось, быстро рассеиваясь.

От приятной дремоты Хани пробудили растерянные крики. Он резво вскочил, пристыженный — спать днем, да еще рядом с вражеской крепостью было верхом позора. Хорошо еще, что он не стоял в дозоре.

Рука сама дернулась к мечу и отпрянула, словно натолкнулась на раскаленное железо. Крики стали громче. Неужели осажденные решились-таки на вылазку? Хани помчался к горловине ущелья.

Странное предчувствие охватило его, неожиданно заставив не слишком торопиться. Умом он понимал, что следует бежать изо всех сил как можно быстрее, что его помощь может понадобиться уже сейчас. Однако ноги отказывались повиноваться. Хани буквально кожей ощутил приближение смертельной опасности. Опасности странной и неотвратимой, Хани раньше никогда не сталкивался ни с чем подобным. Вероятно, он уже хорошо узнал повадки врага, потому что обратил внимание на сущую мелочь — странное похрустывание под сапогами. Почему? Откуда? Ведь они привыкли ругать размокшую скользкую глину, похожую на раскисший кусок мыла. И потому Хани, как ни хотелось ему опрометью бежать на выручку, задержался, чтобы получше рассмотреть странные черные крупинки, рассыпанные вокруг. Несколько раз он порывался поднять их, чтобы разобраться, в чем дело, но опасение останавливало руку. Какую опасность таили в себе напоминающие просяные зернышки матово-черные крупинки? Хани не знал, но он был твердо уверен — враг улучил момент и застиг-таки их врасплох, применив какое-то новое колдовство.

Из-за скалы вылетела растрепанная Ториль и шарахнулась от него так, словно увидела привидение.

— Ты жив?

Вот теперь Хани перепугался по-настоящему. Внутри у него что-то словно ухнуло вниз.

— Что случилось?

— Ты ничего не знаешь? — вопросом на вопрос ответила она.

— Совершенно ничего. Слышал какие-то непонятные крики, шум. А в чем дело? Я тут заметил какой-то странный песок…

Хани собрался было показать его принцессе и уже нагнулся, чтобы подобрать несколько песчинок, но девушка, побледнев, с такой силой пнула его по руке, что едва не раздробила кисть.

— В чем дело? — взвыл от боли и злости Хани.

— Нельзя прикасаться!

— Вот к этим зернышкам?

— Да, к ним.

— В чем все-таки дело?!

— Идем, тебе все объяснит Рюби. — Красивое лицо принцессы исказила злая гримаса. — Это новая колдовская штучка. Проклятые твари! Нормальному человеку такого никогда не измыслить!

Когда они прибежали в лагерь, то увидели растерянного и взбешенного Дъярва и такую же растерянную Рюби. Дъярв, удостоверившись, что Хани цел и невредим, с чувством выругался. На недоуменный вопрос Хани ему ответили, что из Железного Замка выпустили целую тучу странных колдовских семян. Да-да, первое впечатление Хани оказалось совершенно справедливым — это были именно семена. Но, в отличие от семян обычных растений, они не прорастали, упав не землю, а лежали, дожидаясь своего часа. Зато как только рассеянный человек касался их рукой, или они попадали на открытую кожу… Выяснилось, что семена усажены мириадами крошечных колючек, разглядеть которые очень непросто. Хани, например, их и не заметил. Эти колючки впиваются в тело, и в то мгновение, когда они коснутся живой крови, семя начинает прорастать. Вообще Безымянный питал явное пристрастие к железу, пьющему человеческую кровь. Семя пускало корешки, стремительно разраставшиеся по жилам. Спустя некоторое время все тело человека оказывалось пронизано железной плетенкой. Тот, кому железный корень проникал в сердце, мог еще считать себя счастливчиком. Он умирал сразу и без мучений, зато остальным приходилось много хуже. Образовавшийся железный скелет не позволял человеку и шевельнуться, он был обречен умереть от удушья, так как железная сетка не позволяла даже вздохнуть.

Неожиданность нападения и дьявольское коварство противника стоили жизни очень многим воинам. Дъярву пришлось изрядно потрудиться, чтобы удержать свою армию от бегства.

— Как теперь избавиться от рассыпанных вокруг колдовских семян? — спросил Хани.

Однако этот простой вопрос поверг Рюби в замешательство. Она только развела руками.

— Не знаю. Наверное, придется ждать дождя, который смоет эти семена в реку, и вода унесет их куда-нибудь подальше.

— Интересно… — протянула Ториль. По ее лицу ясно читалось, что ни малейшей радости это предложение у нее не вызвало. — Значит, нам теперь суждено постоянно дрожать от страха, как бы кто не подцепил зернышко?

— Такой человек обречен, — поколебавшись, ответила Рюби. — Я не властна над колдовством подобного рода. Что я могу — то могу. Справиться с колдовским льдом или туманом, порождениями мрака, холода и сырости мне по силам. Но я не могу развеять чары колдовского огня. То, что Безымянный готовит в своих подземных кузнях, так же смертельно опасно для меня, как и для простого человека.

Лицо Хани вытянулось.

— Не может быть!

— Увы…

— Конечно, — со странной смесью злорадства и сожаления подхватила Ториль. — Просто ты не давал себе труда подумать об этом. Что случится с самым красивым рубином, если по нему ударить железным молотом?

— Замолчи! — истерически выкрикнул Хани.

Принцесса презрительно выпятила нижнюю губу, но все-таки больше не произнесла ни слова.

— Хотим мы того или нет, но пока нам придется быть очень и очень осторожными. Я постараюсь направить ветры так, чтобы не повторилось сегодняшнее нападение, но, напомню, я не всесильна, — закончила Рюби. — Сегодня нам дали хороший урок. Мы стали забываться, вообразили себя непобедимыми и неуязвимыми. Что ж, хорошо еще, что Безымянный нанес слабый удар.

С этим трудно было спорить.

А на следующий день последовал новый сюрприз. Хани как раз в это время находился в дозоре. Дъярв решил для большей верности, что кто-нибудь из них четверых должен постоянно наблюдать за крепостью, не спускать с нее глаз.

Хани увидел, как по извилистой тропинке с холма начали спускаться две фигурки. Сердце его забилось сильнее, потому что он угадал, кто это. Хотел было броситься навстречу брату, но спохватился. Ведь Чани пообещал убить любого…

Действительно, к ним пожаловал сам король Чанганна Ослепительный. Так его представил страшный спутник — Сноу Девил.

— Чего ты хочешь? — неприветливо спросил Дъярв, покрепче сжимая свою любимую секиру. Он не доверял ни на грош снежному волку и ожидал подвоха в любое мгновение.

— Я пришел предложить вам обмен, — процедил сквозь зубы Чани, всем своим видом показывая, как ему противно общаться с таким сбродом.

— Интересно, какой? — вперед вышла Ториль, незаметно оттерев Дъярва. Если Чани хотел оскорбить их, то нашла коса на камень, ведь надменности принцессе было не занимать. Она холодно глядела куда-то поверх головы Чани и говорила так, словно обращалась к провинившемуся слуге. Вежливо и снисходительно, но обращая все слова в пустоту, а не к собеседнику. Перед ней не было человека, перед ней стоял неисправный механизм, который надлежало отремонтировать, однако проявлять какие-то чувства по этому поводу было бы просто глупо.

Чани побледнел и вздрогнул. Уловив перемену в настроении хозяина, Сноу Девил грозно зарычал и сделал шаг вперед, но тут же рядом с Ториль встали Дъярв и Хани. Северянин устрашающе покачал огромной секирой. Но снежный волк испугался не оружия. Когда Сноу Девил встретился глазами с Хани, чудовищный зверь вдруг тоненько заскулил и поджал хвост, как побитая собачонка.

— Я жду, — скучающе произнесла Ториль.

Чани осклабился в неприятной улыбке. Было заметно, как он борется с нарастающим раздражением.

— У вас, как мне известно, остался Черный Меч.

— Предположим, — сухо ответила принцесса.

— И как мне известно, — повторил Чани, — вы не хотите им пользоваться. Боитесь его. У меня есть оружие, которое необходимо вам. Ведь вы желаете получить Меч Воды, не так ли?

— Предположим, — Ториль уже собиралась повернуться, но Чани поспешно крикнул:

— Так отдайте мне Черный Меч, а я верну вам синий!

— Зачем?

Чани оторопел.

— Ну… Мне хотелось бы…

— Вот именно. Этого хочется тебе. Так зачем мы будем делать то, чего хочет наш враг? Это было бы крайне непредусмотрительно, да и просто глупо, в конце концов.

— Враг? — Хани вконец растерялся.

— Разумеется. — И тут же Ториль сквозь зубы прошептала Дъярву: — Уведи мальчишку, он мне все испортит.

Действительно, Хани больше брата был обижен и раздосадован тоном, которым разговаривала принцесса. Он уже собрался защитить Чани, когда твердая рука Дъярва удержала его.

— Остынь.

— Но ведь это мой брат… — со слезами прошептал Хани.

— Все равно остынь. Сейчас ты ему не поможешь ничем.

Тем временем принцесса издевательски вежливо поклонилась.

— Если у тебя больше нет ко мне никаких дел…

Совершенно потерявший голову от бешенства Чани визгливо крикнул:

— Ты мне за это заплатишь!

— Когда тебе будет угодно.

Сноу Девил опять сделал было шаг вперед, но Ториль обнажила сверкнувший голубым меч, и волк, хорошо запомнивший стычку в лесу, поспешно отскочил. Еще раз попробовать на своей шкуре силу волшебного меча он не хотел.

Чани резко повернулся на каблуках и бегом бросился назад, в замок.

Подождав, пока он удалится, Ториль довольно сказала:

— Я добилась того, чего хотела. Они уже сегодня выйдут из крепости, чтобы наказать нас. Давайте готовиться к бою!

Она оказалась неправа, но если бы решал оскорбленный Чани, все могло сложиться по-иному.

18. ПАУКИ

При осаде крепости главное — не количество воинов, не их оружие. Главное — терпение. Много раз после первых вылазок из Железного Замка Хани предлагал начать штурм. Если они успешно отбили все нападения, стоит ли медлить? Ведь враги могут еще больше укрепить замок, и штурм будет стоить гораздо дороже. Наоборот, лучше поторопиться, ведь победа так близка, она совсем рядом, стоит лишь протянуть руку. Но каждый раз Дъярв останавливал его, напоминая, что Безымянный показал еще далеко не все, что имеет, и не следует попусту тревожить черные силы. «Не буди лихо, пока тихо». Пусть он растратит силы в бесплодных стычках, ведь северяне всегда могут пополнить армию, а осажденные — нет. Но Хани давно перестал доверять и показной простоте Дъярва, и его жестокой мудрости. Король и есть король, хотя он получил корону сеятеля. Язык правитель использует, только чтобы надежнее скрывать свои мысли. И все-таки ясно было одно — немедленно штурмовать Железный Замок Дъярв не собирается.

Каждое утро Хани подходил к рву, вглядывался в серо-синие стены, бугристые швы, соединяющие несокрушимые стальные плиты. Замок тоже вел себя неправильно. Со стен не летели стрелы, катапульты не швырялись камнями, ни единая тень не мелькала над парапетом. Но Хани твердо знал, что множество недобрых глаз внимательно следит за ним, и стоит ему сделать хоть один опрометчивый шаг, как в считанные мгновения тревога всколыхнет молчаливую громаду замка. И тогда — берегись!

Сейчас следовало опасаться только рассеянных в великом множестве железных семян. Безымянный не поскупился в свое время. Однако мысли Хани были заняты совершенно другим. Где-то в замке находился его брат. Наверняка он страдает в самом глубоком и мрачном подземелье. Хани помнил темницы Морского Короля, и представлять, что может преподнести Безымянный, просто страшился…

А в это время в тронном зале Чани раздраженно выговаривал Морскому Королю:

— Я не понимаю, чего мы ждем. Ведь помощь к нам не придет, неоткуда. В то же время мятежники усиливаются с каждым днем, настанет час — и они возьмут замок голыми руками. Чем это грозит тебе, ты знаешь лучше меня. — При этих словах Морской Король поежился. Что тогда произойдет, он представлял великолепно. — Колдовство Двухголового оказалось слишком слабым. Видимо, он негодящий колдунишка. — Морской Король снова поежился.

— Наемников перебили, в чем я не сомневался и о чем не жалею ничуть. Разве можно ждать чего-либо от людишек, сражающихся за деньги?!

— И что же ты предлагаешь? — осведомился Морской Король.

Чани так глянул на него, что король поспешно прибавил:

— Повелитель.

Чани удовлетворенно улыбнулся.

— Настало время мне самому выступить против мятежников. Они покорно склонятся перед истинным владыкой страны. Промедление смерти подобно. Однако я хочу переговорить с Двухголовым. Позови его.

Он совершенно не замечал странного выражения, с которым Морской Король смотрел на него. Однако когда стало ясно, что тот не спешит выполнять распоряжение, Чани гневно топнул ногой.

— Поспеши! Иначе ты пожалеешь!

Король втянул голову в плечи и униженно поклонился, но про себя поклялся, что не будет такой пытки, которую он не испробует на дерзком мальчишке. Подумать только, год назад у него дрожали колени при одном упоминании о Морском Короле, а сейчас он запросто распоряжается, словно король нанялся к нему в лакеи. Нет, расплата будет ужасной! Однако пришлось пробормотать со всевозможной почтительностью:

— Сейчас приглашу.

К величайшему удивлению короля Двухголового ничуть не возмутила нахальная выходка Чани. Он весело рассмеялся, а змея так и осталась равнодушно лежать, обвившись вокруг его шеи, что тоже было признаком хорошего настроения.

— Положительно он мне нравится! Я пойду, поговорю с ним. У мальчишки отменные задатки, интересно, чего он потребует от меня?

Чани встретил Двухголового неприветливо.

— Почему так мало изготовлено железных теней? Они, конечно, хорошие бойцы, но ведь даже самый умелый и сильный не сможет сражаться в одиночку с тысячей. Мне срочно нужны новые. Я решил сам выступить против негодяев и уничтожить их. Я распну их на крестах!

Эти слова были произнесены с такой ненавистью, что Морской Король невольно попятился. Ему померещилось, что на троне возник настоящий Чанганна Ослепительный. Но Двухголовый только сладко улыбнулся.

— Совершенно верно, справедливое требование. И ты получишь новых бойцов, но только… Это очень сложное колдовство, оно требует большого умения и отнимает много сил, я пока не готов повторить его. Однако настанет день — и я сам явлюсь к тебе.

Глаза Чани полыхнули бешенством.

— Это не то! Воины нужны мне сейчас, а не когда звезды соизволят изъявить свое благорасположение.

Двухголовый развел руками.

— Увы… Я всегда рад услужить тебе, но есть вещи свыше моих сил. Поверь, я не меньше тебя жажду разгромить проклятую банду и много дал бы, чтобы это произошло завтра же. Но… Что я могу — то могу, а чего не могу

— увы…

Чани нетерпеливо вскочил.

— Проклятье! И все-таки мое решение твердо, потеряно и так слишком много времени. Завтра я покину замок и вступлю в бой! Я возьму с собой своих телохранителей-волков и те железные тени, которые ты успел изготовить. Полагаю, этого хватит, чтобы дать дерзким отменный урок, который они запомнят надолго. Я заставлю их держаться подальше от крепости. Если бы только у нас был Черный Меч… — с тоской протянул Чани.

— Вообще я начинаю подозревать, что неспроста ты не советовал мне обменять мечи. — Он злобно оскалился, глядя на Двухголового. Змея на плечах у того беспокойно зашевелилась. Но сам Двухголовый лишь лучезарно улыбнулся. Похоже, его радовали изменения, происходящие в Чани с каждым днем.

— Может, не стоит так торопиться?

— Нет! — отрубил Чани. — Я так решил!

Потом он надолго задумался, не замечая нетерпеливого переступания с ноги на ногу Морского Короля, не обращая внимания не недобрый прищур Двухголового. Наконец он встрепенулся, но в его взоре король прочитал безумие.

— Я несколько дней провел в библиотеке замка, — неожиданно спокойно начал Чани, — прочитал и просмотрел много книг. Особенно меня интересовали фолианты, повествующие об истории Тъерквинга. Те, что в черной коже… Это ведь человеческая? — внезапно спросил он. Вопрос застал Двухголового врасплох, и у него вырвалось:

— Да.

Морской Король на всякий случай отошел подальше к двери. Последнее время он делал так всегда, когда разговор между Чани и Двухголовым переходил на колдовство.

— Я так и думал, — с мрачным удовлетворением констатировал Чани. — У них не может быть иного переплета. В этих книгах говорится о дикарях, подобных собаке и волку. Воин, надевший волчью голову, становится бешеным волком, не так ли?

— Да. И ты мог видеть подобное среди ульфхеднаров Драуга, — подтвердил Двухголовый. — Хотя там были медведи, а не волки.

— О воинах неистовых, не знающих усталости, не ведающих жалости, — не слыша его, продолжал Чани.

— Именно так называли их, — согласился Двухголовый.

— Коих именуют ульфхеднар.

— Ты прав.

Чани стремительно соскочил с трона, подбежал вплотную к Двухголовому, схватил его обеими руками за плечи и горячо зашептал прямо в лицо:

— Мне мало простых железных теней! Они недостаточно свирепы и внушают мало ужаса! Что если… Если я сам надену волчью голову, а ты сотворишь такую железную тень?! Тень человека-волка?!

Морской Король чуть не упал, да и Двухголовый поразился донельзя. Змея со свистом взвилась вверх, ее глаза засветились красным, раздвоенный язык так и заходил.

— Я никогда не слышал о подобном, — наконец собрался с мыслями Двухголовый.

— Что из того? Если возможно сделать простую железную тень, то вряд ли сложнее волкоголовую. Представь, каких воинов мы получим!

— Н-не уверен, — нерешительно промямлил Двухголовый. — Железные тени вообще плохо повинуются хозяевам, ведь в них нельзя добавлять слишком много крови. И к тому же характер тени — тень характера хозяина. С ульфхеднарами мало кому удалось сговориться. Это безумцы, признающие только свои желания и прихоти. Представляю, как поведет себя его тень, не исключено, что сначала она взбунтуется против хозяина, и лишь потом, если дойдет дело, обрушится на противника. Наше отчаянное положение вполне может превратиться в безнадежное. Мало врагов снаружи, так появятся еще и внутри крепости. Причем враги беспощадные и неуязвимые. Нет, я против такого опыта.

— Но ведь ты сам сказал, что наше положение отчаянное, — прищурился Чани. — Так что ты теряешь, рискнув? Зато выиграть можно все. А потом мы пойдем дальше, — воодушевленно продолжал Чани. — Представляешь себе железные тени драконов?! Это будет всесокрушающее оружие. Мы запросто разделаемся с придурком Десятикрылым.

Змея тревожно прошипела:

— Это все непрос-с-сто.

Но Чани уже не слушал и не слышал никого и ничего.

— Я иду готовиться к вылазке! За мной! — приказал он, и ледяной вихрь пролетел по залу. Огромные сугробы вдоль стен начали куриться снежной пылью, и вскоре белые волки, сдержанно рыча, пошли за Чани.

Двухголовый только покачал головой вслед ему.

— Сюрприз за сюрпризом. Мне начинает казаться, что мрак слишком сильно укоренился в нем, в мальчишке не осталось ничего от человека. Я начинаю терять контроль над ним; если превращения и дальше пойдут с такой скоростью, то мы наживем врага пострашнее Радужников.

Морской Король сумел совладать с окостеневшим языком и сипло спросил:

— Но ведь ты этого добивался?

— Добивался, — хмыкнул Двухголовый. — Однако не забывай, что всегда найдется сила, более древняя и более могучая, чем ты. Я начинаю думать, что Первоначальный Мрак сам сожрал его душу и вселился в него. Так что ни мне, ни Орку…

Морской Король зябко потер ладони.

— Тогда следует прикончить его поскорее.

— Обяз-зательно, — свистнула змея.

— Решено, — согласился Двухголовый. — Как только он вернется в замок, мы расправимся с ним.

— А волки? — вдруг вспомнил Морской Король. — Ведь они не отходят от мальчишки ни на шаг, стерегут его лучше всякой охраны.

— Это уже моя забота, — осклабился Двухголовый. — Там, где бессильно железо, очень полезным становится яд.

Морской Король обрадованно поддакнул:

— Великолепно.

Двухголовый через плечо глянул на него.

— Думаешь, я не понимаю, почему ты так обрадовался? Ты ведь боишься, что мальчишка займет твое место. К тому же сейчас ты бездомный изгнанник, король без королевства, колдун без магии… Никому не нужный, — с жесткой усмешкой уточнил Двухголовый. — Ты надеешься, что тебе вернут утраченное, и постоянно опасаешься, что тебя выгонят? Хочешь убрать конкурента, пока не поздно?

Морской Король побагровел.

— Я не боюсь этого. Сопляк не может и половины того, что могуя!

— Может быть, — неопределенно произнес Двухголовый и широкими шагами направился к двери.

Морской Король в бессильной злобе так стиснул кулаки, что ногти впились в ладони и брызнула кровь.

— Мы еще посмотрим, — пригрозил он захлопнувшейся двери, ощупав на пальце золотой перстень с пауком. — Мы еще посмотрим, так ли я беспомощен, как тебе кажется!

Когда массивный подвесной мост начал медленно опускаться, это никого особенно не удивило, вылазки ждали. Тут же хрипло затрубили рога в лагере северян, воины начали торопливо готовиться к бою, благо это не требовало большого времени.

— Интересно, что нам предложат на сей раз? — почти весело спросил Дъярв.

Ториль, со дня прошлого боя державшаяся поблизости от него, спокойно ответила:

— Железный Замок, как и крепость Хозяина Тумана, подобен гнилому ореху. Скорлупа у него твердая, но внутри пустота. Я не думаю, что у Безымянного осталось много воинов. А во время этой вылазки и количество оставшихся изрядно поуменьшится.

— На вашем месте я отнесся бы посерьезнее к предстоящему бою, — хмуро сказал Хани. — Неистощимо колдовское могущество Безымянного, нет предела его кровожадности. Новая схватка — новая кровь.

— Сомневаюсь, — с вызовом ответила Ториль. — В них не слишком много крови.

Она указала на выходящие из ворот странные фигуры.

Сначала Хани принял их за закованных с головы до ног в железо латников. Серьезный противник, однако после боев с Ледяными, после сражений с выходцами из минувших эпох вряд ли латники могли смутить их. Присмотревшись внимательней, он различил, что двигаются воины врага какими-то странными толчками, словно диковинные железные марионетки, плохо гнущиеся в суставах. Число их было невелико.

Разглядев, с кем придется иметь дело, Дъярв отбросил свою грозную секиру и презрительно махнул рукой.

— Видимо, совсем плохи дела у хозяев замка, если они сумели набрать только горсть паралитиков. Сражаться с ними? Да мы пойдем и свяжем их.

Впрочем, несмотря на самоуверенные обещания, он тщательно, как обычно, проверил строй своих воинов. Дъярв не терпел ни малейшего непорядка, двое или трое, чье снаряжение оказалось не в полной исправности, были немедленно изгнаны — в бою никто не должен подвергать себя ненужному риску. А после боя их ждали неприятности…

Враг развернулся редкой цепочкой, следом из ворот замка вылетели огромные пепельно-серые волки. В мгновение ока Дъярв посерьезнел.

— С этими мне не хотелось бы сражаться, — сказал он Рюби. — Я не умею драться с призраками ледяных пустынь, которых не берет обычное оружие, и не хочу напрасно рисковать людьми. Вы сможете сделать что-нибудь со снежными дьяволами? Ведь ты колдунья и твои спутники тоже…

Рюби согласно кивнула.

— Давно пора покончить с кошмарами вьюг, они и так слишком зажились. После того, как разбита Ледяная Звезда, вряд ли это окажется слишком сложно.

Сначала Дъярв хотел отвести часть армии обратно в лагерь, он действительно решил поначалу, что противник не стоит большого внимания. Но теперь ему пришлось отказаться от своих намерений.

Волки вихрем пронеслись через подъемный мост и встали, как вкопанные. Противник явно не собирался нападать первым. Он чего-то ждал…

— Зачем они тянут время? — с какой-то детской обидой пожаловался Дъярв принцессе. — Если они рассчитывают, что мы первыми потеряем терпение и бросимся на них, очертя голову — напрасно. Я не двинусь с места. Чего они могут ждать?

— Не знаю, — голос принцессы звенел от сдерживаемого напряжения. — Они дают нам лишнее время, чтобы мы смогли получше подготовиться к встрече дорогих гостей.

Она посмотрела на Рюби, та понимающе кивнула. Обе девушки отошли в сторону, о чем-то недолго пошептались и начали было петь заклинания, но истошный крик Хани помешал им.

— В чем дело? — обратилась к нему Рюби.

— Там… Там… — растерянно лепетал он, не в силах произнести ни слова. Он только показывал на замковые ворота трясущейся рукой.

Встревоженный Дъярв приставил ладонь козырьком ко лбу, стараясь получше разглядеть, какую грозную опасность увидал Хани. Но ничего, кроме щуплой фигурки совсем не воинственного вида, он не заметил.

— Действительно, в чем дело? — недовольно спросил он.

— Это мой брат, — убито объяснил Хани.

— Бра-ат, — протянул Дъярв и подозрительно прищурился.

— А кроме того, обладатель четвертого меча, — добавила Рюби. — Синий меч, Меч Воды, который нужен, чтобы окончательно разделаться с Безымянным.

— Ясно, — кивнул Дъярв. — Значит, надо постараться взять его живым.

— Обязательно, — с жаром подхватил Хани. — Ведь он сражался рядом с нами у Ледяного Замка.

— Это война, и я не могу обещать твердо, — покачал головой Дъярв. — Кто возьмется предсказать, как развернется битва?

Протяжный волчий вой зазвучал над полем. Еще не так давно у Хани кровь застывала в жилах от его угрожающих заунывных звуков. Однако он сильно изменился с той ночи, когда впервые столкнулся со снежными волками. Он лишь дернул плечом, как бы отгоняя назойливую муху.

— Это они напрасно, — заметила Рюби. — В такую отличную погоду, когда на небе ни облачка, волки потеряют больше половины своей силы.

— Значит, в замке что-то произошло, о чем мы пока не догадываемся, коль скоро они решились на безнадежную битву, — ответил Дъярв и поспешил к своим воинам. Несмотря на всеми признанный авторитет полководца, он по-прежнему предпочитал сражаться среди своих воинов.

Хани различил, как его брат сделал повелительный жест рукой, и странные латники двинулись вперед мерным шагом. От их поступи задрожала земля, словно приближалась огромная армия.

Ториль вдруг растерянно произнесла:

— Присмотритесь повнимательней. Или мне что-то мерещится, или они похожи на бумажные фигурки. У них нет толщины.

Хани напряг зрение и убедился, что она права. Необычные воины больше всего напоминали вырезанные из жести силуэты.

— Дъярв немного поспешил, когда сказал, что схватка будет недолгой, — согласилась Рюби. — С творениями черного колдовства так просто не справишься.

Хани не стал их выслушивать. Он выхватил свой меч, мгновенно загоревшийся пронзительной зеленью и помчался туда, где уже звенело оружие.

Первая же стычка показала, каким страшным противником оказались железные тени. Если Ледяного еще можно было раздробить молотом, то от железных силуэтов мечи, копья и топоры отскакивали с беспомощным звоном. Не успели Хани с Дъярвом как следует подготовиться, а передовой отряд был уже рассеян и разбросан. Железные тени прошли почти без заминки, оставив позади себя несколько неподвижных тел.

Опешивший было Дъярв почти сразу взял себя в руки и с криками и бранью начал выравнивать поколебавшиеся было ряды. Что он замыслил, Хани не догадывался. Однако он уже достаточно узнал Дъярва, чтобы понимать — тот совсем не собирается попусту губить людей. Он наверняка замыслил какую-то хитрость.

Однако к величайшему удивлению Хани ничего не происходило. Второй отряд северян, бросившийся наперерез редкой шеренге, был рассеян с такой же легкостью, точно горсть сухих листьев развеял сильный ветер. Нельзя сказать, что северяне безропотно отступали. Еще несколько человек погибли в напрасной борьбе. Кто-то кинулся швырять арканы, но прочнейшие кожаные петли, способные выдержать бешеный напор разъяренного быка, тут же падали, разрезанные острыми краями непонятных железных силуэтов. Те даже не утруждали себя попытками увернуться от арканов, скорее наоборот, сами охотно подставлялись, чтобы потом слегка дернуть плечами и…

Над полем боя прокатился заунывно-торжествующий волчий вой. Если Хани давно перестал робеть при его звуках, то на лицах северян проступило некоторое смущение. Не то, чтобы они испугались, но ощутили какую-то неловкость.

Тем временем вся армия Дъярва построилась в новый боевой порядок. Все-таки дети вечных льдов и угрюмых туманов не боялись смерти. Они сознавали, что исход борьбы неясен, битва складывалась не в их пользу, однако отступать не собирались.

Хани, повинуясь безотчетному порыву, неожиданно для себя выбежал вперед и оказался один перед наступающими чудовищами. Так, по крайней мере, он думал, пока не заметил рядом с собой Дъярва.

— Зачем ты здесь? Уходи, — решительно сказал Хани. — Ты вождь. Ты не имеешь права рисковать собой. Ты должен командовать, а не сражаться.

— Именно потому, что я вождь, я и нахожусь здесь, — возразил Дъярв. — Я не имею права посылать воинов на убой, если не докажу, что чудищ можно победить.

— Я рассчитываю на свой волшебный меч, — ответил Хани. — На что надеешься ты? Колдовские создания можно одолеть только с помощью магии.

— Не будем препираться, лучше приготовься к бою, — оборвал его Дъярв.

— Постой, постой…

По какой-то причине железные тени остановились, не дойдя до них шагов двадцати. Теперь Хани и Дъярв могли рассмотреть их получше. Нельзя сказать, что результат осмотра их обрадовал. Драться с таким противником… Как? Однако вскоре все мысли вылетели из головы Хани, оставив звенящую пустоту. Закутанный в плащ предводитель вражеского отряда подошел к своим солдатам. По пятам за ним следовали снежные волки.

— Вот с кем мне приходиться сражаться, — раздался пронзительный скрипучий голос, показавшийся Хани знакомым. Он как-то не желал верить в то, что сам угадал, но пришлось убедиться, что наитие его не подвело.

— Кто ты? — спросил Дъярв. — И по какому праву выступаешь против законного повелителя страны?

Ответом стал безумный хохот. Корона Дъярва запылала желтым пламенем. Отсмеявшись, незнакомец отбросил капюшон с лица, и Хани вскрикнул. Нельзя было сказать, что поразило его больше: то, что он встретил Чани, или происшедшие в брате перемены. Минуло всего несколько дней, а тот постарел на тысячу лет.

— Да-да, милый братец. Ты не ошибся, это именно я. Не ожидал встретить? — Чани говорил торопливо, захлебывался словами, словно спешил высказать мучившие его мысли. Спрашивал и не ждал ответа. — Я тоже, признаться откровенно, не надеялся на встречу с тобой. Ведь ты всегда проявлял застенчивость в бою… А среди этого грязного сброда… Как ты решился? Ведь твоя трусость известна всем и каждому, а измена требует хотя бы минимальной смелости. Ничего. Я всех вас награжу по заслугам, никто не уйдет обиженным. Я рассажу вас на кольях! Только так правитель Золотого королевства может пожаловать восставших рабов.

— Он спятил, — шепнул Дъярв Хани.

— Что с тобой? — спросил тот брата.

Воспаленные красные глаза Чани растерянно мигнули, но тут же он опомнился.

— Я оказываю вам неслыханную честь, сам отправился покарать изменников. Впрочем, если вы сейчас сложите оружие и вернете Черный Меч, я еще могу вас помиловать.

— Брось все это, иди к нам, — спокойно предложил Хани.

В ответ вновь послышался дикий хохот.

— Хочешь обмануть? Не выйдет. Я раздавлю вас, как мух. Впрочем… — Чани злорадно осклабился, — я предлагаю вам сразиться всего лишь с одним из моих воинов. Тогда вы поймете всю тщетность своих усилий и наверняка покоритесь мне.

Хани пристально посмотрел ему в лицо, однако Чани не смутился и не опустил глаз.

— Я согласен, — сказал Дъярв.

Чани взмахнул рукой, и железная тень направилась к ним. Тяжелая секира со свистом обрушилась на голову адского создания и с резким звоном отскочила. На лезвии появилась большая зазубрина, а железная тень только чуть-чуть пошатнулась, зато ее ответный удар едва не поверг Дъярва наземь. Лишь с огромным трудом он отвел удар щитом.

Чани обидно засмеялся.

Тогда Хани вытянул вперед свой волшебный меч. Его лезвие выбросило фонтан зеленых искр, их действие на железную тень было подобно действию струи пламени. В одно мгновение тень раскалилась докрасна, но даже это не заставило ее отступить. Напротив, Хани едва успел увернуться от взмаха пышущей жаром руки, ему даже опалило брови.

Кто знает, чем кончилось бы странное сражение, если бы не Дъярв. Он понял, что разогретое железо теряет свою прочность, подскочил к тени, вокруг которой уже дымилась земля, и нанес несколько ударов, которые распластали тень на куски. Но при этом его знаменитая секира была безнадежно испорчена — выщербилась, покрылась окалиной.

Чани болезненно вскрикнул; хотя его не коснулось ничье оружие, его лоб окрасился кровью.

— Вы справились с одним?! Хорошо! Убейте, если сможете, всех! — завизжал он. — Воины, вперед!

Морской Король смотрел на все это с крепостной стены.

— М-да, это против ожидания, — пробормотал он себе под нос, когда Дъярв поверг железную тень. — Не представлял, что такое возможно. Впрочем, это решительно ничего не меняет. Двухголовый начал оказывать мальчишке слишком много внимания.

И король взялся за свой перстень.

Когда послышался полузабытый протяжный звон и мелькнули полупрозрачные золотистые нити, Хани впервые испугался. Мало того, что ему приходится драться с железными тенями, так еще увертывайся от невидимых сетей Морского Короля. Однако в следующий миг он понял, что его движениям не мешает ничто, да и Дъярв не ощущает никаких неудобств. Зато железные тени судорожно дергаются, не в силах разорвать магические тенета. Дъярв не стал доискиваться причин странного происшествия и уточнять, что за добрый волшебник помог им.

— Схватить их! — крикнул он своим воинам. — Пока они не могут двигаться, забейте их в колодки!

Северяне с грозными криками бросились на неподвижных врагов.

— Измена! — завопил Чани и выхватил меч. Он не собирался спасаться бегством, он рвался в бой. — Волки, за мной! Корона и слава!

Стая ответила ему протяжным воем, однако нападать не торопилась.

— И вы?! — бесновался Чани. — Всюду измена! Но я отомщу всем вам!

— Не спеши, повелитель, — проворчал Сноу Девил. — Если мы не справимся с колдунами, нам отсюда не выбраться. Бессмысленно кидаться на мальчишку, не он здесь главный. Лучше зажги свой меч и помоги нам. Вместе мы либо победим, либо умрем.

Только сейчас все обратили внимание, что меч Чани не горит привычным синим огнем. Это был простой, неуклюжий гладиус.

Хани услышал за спиной шаги, и едва не напал на подошедшего, удержавшись в последнюю секунду. Ториль и Рюби встали рядом с ним, их мечи пронзительно сверкали красным и голубым.

— Зачем вы здесь? — недовольно бросил Хани. — Мы справимся одни.

— Нет. Как раз одни вы не справитесь, — резко возразила Рюби. — Нужно избавить мир от порождений мрака и холода, а это возможно, если против них выступят все четыре стихии. Три меча не справятся.

Но четвертый меч оставался в руках Чани.

— Твой меч последний, следи за нами внимательно и не пропусти момент!

— крикнула Рюби так ничего и не понявшему Хани.

Волки, скаля клыки, уже подступили вплотную. Их белесая, словно седая, шерсть встала дыбом, прозрачные янтарные глаза светились жестокостью и злобой.

Рюби описала в воздухе круг своим мечом, стена алого пламени обрушилась на волков. Они явно этого не ждали, потому что не смогли ни увернуться, ни сбежать. Хани ожидал рычания, визга, запаха паленой шерсти

— ничего этого не было. Только гул пламени и страшное шипение, словно кто-то сунул факел вглубь сугроба. Волки пропали, теперь перед ним колебалась стена влажного горячего пара.

Ториль взмахнула своим мечом. От него разлетелась прозрачная голубая волна, и в уши ударил посвист сотни ветров, дующих одновременно. Облако пара начало быстро сгущаться, сжимаясь в белый косматый шар.

— Давай! — крикнула Рюби, и Хани послушно махнул своим мечом, хотя по-прежнему не понимал, что происходит.

Далекий грозный рокот, толчок в ноги — он решил, что начинается землетрясение. Белая снежная туча, подхваченная колдовскими ветрами, нехотя, рывками двинулась к нему. Хани рванулся было бежать, но сдержался. Туча окутала его, скрыв весь мир за шевелящимся белым полотном, и… втянулась в меч.

Хани остолбенел, глядя на погасшее лезвие, покрытое каплями воды. Из оцепенения его вырвал болезненный вскрик и залп ругани. Он обернулся.

Оказалось, что Чани бросился на Ториль. Он сбил ее с ног и собрался уже прикончить, как подоспел Дъярв. Отразив неловкий удар Чани треснувшим полуразбитым щитом, северянин ловко оглушил противника ударом обуха секиры. Потом подхватил меч, сразу полыхнувший синевой.

Повинуясь неслышному приказу, капли сорвались с меча Хани и пропали в синем огне, загоревшемся от этого еще ярче.

— Вот и все, — удовлетворенно сказала Рюби. — Из воды вышли, туда же и вернулись.

Хани же думал о своем.

— Спасибо, — тихо шепнул он. Как ни странно, Дъярв превосходно расслышал.

— Не убивать же дурака, — проворчал он.

19. СМЕРТЬ ЧАНИ

Дъярв, еще не отошедший от возбуждения, радостно кричал:

— Сейчас мы можем просто войти в замок! Ведь там не осталось ни единого защитника. Жалкие глупцы, им пристало пасти свиней, а не командовать армиями. Сами, собственными руками поднесли нам победу, которая улетела было от нас.

— Это и странно, — попыталась охладить его пыл Рюби. — Ты-то не знаешь, но я превосходно помню финал сражения в Радужном ущелье. Нам помог наш заклятый враг — Морской Король. Почему? Зачем? Какая хитрость кроется в столь странном поступке? Пока мы не найдем ответа на все эти вопросы, мы постоянно рискуем нарваться на какую-либо каверзу, которая завершится для нас очень плохо. Я не верю в благодеяния, оказанные врагами.

Ториль, сидящая рядом с Дъярвом, неуверенно предположила:

— А что, если он немного переменился?

— И это говоришь ты? — поразилась Рюби. — Ты, которая столько воевала с ним? Тан-Хорез в исконной вражде с Морским Королем, но именно принцесса Тан-Хореза верит в его перерождение?

— Ты становишься жестокой, — упрекнул ее Хани.

Рюби остановилась и смущенно закончила:

— Извини, я была излишне резка.

Хани тяжело вздохнул, было заметно, что ему трудно говорить.

— Мы допускаем возможность обращения света в тень. К сожалению, нам не раз приходилось убеждаться в неслыханной легкости такого перехода. Чтобы удержаться на светлой половине мира, надо постоянно следить за собой, прикладывать усилия, бороться с самим собой. Ведь стоит ненадолго, совсем чуть-чуть ослабить внимание, как тотчас начинается скольжение в тень и далее в непроглядный мрак. Здесь не требуется усилий, следует просто подождать.

Дъярв пожал плечами, ему подобные разговоры были совершенно непонятны. Он был практиком и отвлеченные рассуждения считал чем-то необязательным. Зато Ториль покраснела.

— Но ведь возможен и обратный переход, — подхватила она начатую Хани мысль. — Не надо смотреть на вещи исключительно с мрачной стороны.

— Верно, — тихо пробормотал Хани. — Но как добиться этого перехода?

— Так же, как и раньше, — не вдумываясь в смысл разговора, посоветовал Дъярв.

Хани радостно хлопнул себя по лбу, обозвал дураком и вскочил, чтобы немедленно бежать за братом, но Рюби остановила его.

— Успеешь. Это, конечно, крайне важно, но лучше немного подождать. Принеси сюда захваченный у него меч. Может статься, он понадобится именно для того, чтобы помочь твоему брату.

Хани снова увял.

— Ладно, — неприязненно буркнул он. Для него любая отсрочка казалась почти преступлением.

Когда все четыре меча легли рядом, Хани заметил, что в них появились кое-какие отличия. Или, может, они существовали раньше, просто он не обращал внимания? Полированная сталь лезвий засветилась молочно-белым светом, совсем не отражая пламени костра. Семь камней на рукоятях расцветились радугой, а центральные камни наверший тоже остались матово-белыми. Потом сквозь свечение лезвий, как бы выплывая из тумана, показались малиново-золотые узоры.

На первом мече это были три дубовых листика, на втором — взвихренные языки пламени, на третьем — пенящийся морской вал, на четвертом — кучерявое облако. Немного погодя, вокруг рисунков показался круглый венок, сплетенный из странных угловатых букв. Глаз улавливал что-то знакомое в их начертании, но требовалось усилие, чтобы угадать, какие именно это буквы. Вдобавок они совершенно не складывались в слова. Опять неведомый язык…

Когда Хани сказал об этом, Рюби развела руками.

— Говорят, что лишь тот, кто прочитает заклинание, написанное на мечах, сможет придать им полную силу.

— Но ведь они уже неплохо поработали сегодня, — возразил Дъярв. — Мне, например, очень понравился вот этот.

Он протянул руку и схватил меч с изображением волны. В тот же миг большой камень на рукояти стал синим, а лезвие превратилось в ярчайший аквамариновый факел, скрыв узоры.

— Разве это не колдовство? — спросила Ториль, беря Меч Воздуха, который послушно засветился голубым. — Как же они уничтожили волков?

— Довольно просто. Волки были порождены мраком и холодом, зимними метелями и льдом. Сначала я обрушила на них силу огня, попросту растопив стаю. Обычному огню это не по силам, но волшебный смог. После чего ветер поднял и понес образовавшиеся облака, земля связала и очистила воду, а море поглотило ее.

— Ничего себе «просто», — проворчал Дъярв.

Рюби покачала головой.

— Да, просто. Хоть это и колдовство, но совсем не то, на которое способны мечи. Малая магия, лежащая на поверхности, не должна ослеплять нас, ведь ими можно пользоваться и как обычными короткими мечами. Но кто посмеет утверждать, что они сделаны для этого? В руках невежды — это оружие, не слишком сильное и удобное, другой может использовать их как волшебное оружие, но лишь глубоко проникший в тайны природы способен подчинить себе силы стихий. Ведь эти мечи напрямую связаны с четырьмя первоэлементами и способны вызывать силы стихий, но только когда они собраны все вместе. Поодиночке каждый из них слабее не в четыре, а в четырежды четыре по четыре раза. Нужно прочитать письмена, вплавленные в сталь клинков.

— Кто же их отковал? — уважительно спросил Дъярв, откровенно любуясь своим мечом.

— Не знаю, — честно ответила Рюби. — По преданиям они существуют вечно, со дня рождения из света четырех стихий.

— И даже Радужники до сих пор не смогли раскрыть их секрет? — не поверила Ториль. — А у нас на островах считают, что вам известно о магии все. Даже неожиданно слышать, что у вас тоже есть предания, а не знания.

— Тебя завораживает древность нашего рода, — улыбнулась Рюби. — Да, мы живем миллионы лет, ну и что? Тайны останутся всегда и для всех. Более того, чем древнее род, тем больше тайн…

— Все равно непонятно, — не соглашалась Ториль. — Сначала ты говоришь, что использовала силу огня, а потом, не переводя дыхания, заявляешь, что меч не может повелевать огнем. Здесь что-то не так.

— Только на первый взгляд. Если ты будешь размахивать в воздухе горящей веткой, то не посмеешь же сказать, что подчинила себе огонь. Пока мы в состоянии только взять зажженную молнией ветку и отогнать ею дикого зверя. А до тайн огня нам куда как далеко.

— Но ведь есть еще какая-то причина, по которой могучие Радужники не могут справиться с мечами, — предположил Хани.

Рюби погрустнела.

— Потому что Радужники — порождение только двух стихий: огня и земли, камня и света. А чтобы повелевать четырьмя, нужно сродниться со всеми.

— И кто способен на это? — спросил Дъярв.

— Не знаю. Но хочу вам показать одну вещь. Возьмите каждый свой меч.

Хани поднял меч с изображением дубовых листьев, он засветился зеленым. Однако стоило Рюби дотронуться до своего, как все три остальных погасли. Хани даже вскрикнул от неожиданности.

— Вот так, — спокойно произнесла Рюби. — Но стоит бросить хоть один…

Дъярв, хитро улыбнувшись, положил свой меч на землю, и сразу вспыхнули три факела: красный, зеленый и голубой.

— Чудеса, — поразилась Ториль.

— Почему же тогда они горели, когда мы сражались… Ну, в общем, в бою? — не очень внятно спросил Хани.

— Потому что рядом находились прислужники мрака.

— Мрака?! — покраснел до слез Хани.

— Да.

Хани смешался и не нашел, что ответить.

Когда привели связанного Чани, брат смог получше разглядеть его. Сейчас, в спокойной обстановке, перемены в облике Чани бросались в глаза еще резче, чем в горячке боя. Лицо его осунулось и постарело, пожелтевшую кожу избороздили многочисленные морщины. Черные волосы припорошила седина, нос заострился и стал похож на клюв хищной птицы.

— Что с тобой случилось? — невольно вырвалось у Хани.

— Со мной? Ничего, — высокомерно ответил Чани. — Это вам следовало бы позаботиться о своих презренных шкурах, ибо всех вас постигнет суровая кара. И очень скоро.

— Нет, каков, — добродушно удивился Дъярв. — Сам связан, а туда же — грозить.

— Тебя распнут, грязный раб, — четко выговорил Чани.

Дъярв вспыхнул, огромные кулаки сами сжались, но Ториль положила ему руку на плечо, и гигант успокоился.

— Мы должны попытаться что-то сделать, — шепнул Хани Рюби, однако брат услышал его.

— Самое лучшее, что вы можете сделать, и единственное, что вам остается — это преклонить колена и покориться истинному владыке, прямому и единственному наследнику трона Золотого королевства. Не перечьте, иначе мой верный вассал, Двухголовый, сокрушит вас, и даже не в моей власти будет спасти дерзких от страшной казни.

— Двухголовый? А кто это? — спросила Рюби.

— Наместник Железного Замка, — ответил Чани. — Поторопитесь!

Не отвечая, Хани поднялся и воздел над головой меч. Он надеялся повторить то, что совершил, освобождая Ториль от власти черных сил. Сейчас он считал себя гораздо сильнее и твердо рассчитывал на успех. Когда кольцо зеленого огня опоясало Чани, тот вскрикнул и начал бешено извиваться, словно ощущал нестерпимую боль. Однако время шло, а в глазах Чани по-прежнему читалась ненависть пополам с безумием. Хани напрягся, золотая змейка спрыгнула с острия меча на кольцо… И оно с треском рассыпалось в пыль.

Чани злобно захохотал.

— Ничего у тебя не выйдет, дорогой братец. Ты слишком слаб, чтобы тягаться со мной. Убирайся в вонючую нору, из которой ты выполз вместе со своей жалкой магией. Мальчишка! Не суйся в дела мужчин.

Хани дрожащей рукой вытер крупные капли пота со лба.

— Не получается, — сокрушенно признался он.

— Потому что мрак уже начал овладевать им, — объяснила Рюби. — Мы лишь видим человека, на самом деле его здесь уже нет. Перед нами сгусток мрака в человеческом обличье.

— Нет! — протестующе крикнул Хани. — Не верю и не поверю! Я не допущу этого. Я никому не отдам брата и сделаю все, чтобы он вернулся!

Никто не успел пошевелиться, как он схватил все четыре меча и обвел вокруг брата четыре разноцветных кольца. Радужные пламена совершенно скрыли Чани из вида, долетал только истошный визг. Скрипя зубами от напряжения, Хани послал целое облако золотых молний на помощь огню. Разноцветные кольца затрещали, выбрасывая снопы искр, резко запахло грозовой свежестью. Внутри облака огня происходила какая-то непонятная борьба. Хани, изнемогая, опустился на колени, но сумел отправить еще одно золотое облако на помощь первому.

Огонь забушевал сильнее, его языки взвились к самому небу. А потом как-то враз все стихло. На земле остался выжженный до черноты круг, в нем стоял Чани. Его одежда дымилась, словно он побывал внутри пылающей печи. В воздухе реял мельчайший пепел, он противно скрипел на зубах и заставлял глаза слезиться.

Лицо Чани исказила гримаса боли.

— Мерзавец, — прошипел он. — Ты хотел погубить меня? Не вышло!

Мощным рывком он освободил руки, полуобгоревшие веревки лопнули. Плюнув в сторону брата, Чани бегом бросился прочь. Никто не успел остановить его.

Хани сидел на земле, устало свесив голову на грудь.

— Я очень старался, но не смог.

Рюби, поднявшая было руку, чтобы утешающе похлопать его по плечу, вдруг настороженно замерла. Золотистое свечение над головой Хани стало отчетливей, оно образовало подобие короны. Но на сей раз оно стало таким отчетливым и близким, что, казалось, корону можно взять в руки.

— Ты сделал все, что мог, — попыталась успокоить его Ториль. — Однако приходит день, когда каждый из нас сталкивается с непосильной задачей. Ты совершил больше, чем может человек, но иногда этого тоже мало. Поверь, все мы согласны сделать все для освобождения Чани…

Испуганные крики, звон оружия прервали ее. Через мгновение все четверо стояли с мечами наготове.

— Что это? — тревожно спросил Дъярв. — Кто мог напасть на нас?

Долго ждать ответа не пришлось. Словно демон мщения, перед ними вновь появился Чани, только теперь в его руке блистал Черный Меч. Глазки золотого дракона кровожадно пылали, он выл от радости. Чани хрипло выкрикивал какие-то проклятия, на губах у него выступила зеленоватая пена. Ничего не видя, слепой от злости, он накинулся на Дъярва. Меч в его руках обратился в топор и молот, чтобы рубить и дробить… Дъярву понадобились все его искусство и вся его сила, чтобы отразить неистовый натиск. Однако в конце концов ему пришлось позорно бежать.

Тогда навстречу брату пошел Хани.

Когда он увидел причину переполоха, то спрятал меч и теперь стоял перед братом безоружный, скрестив руки на груди. Рюби зажмурилась, она подумала, что Чани убьет брата первым же ударом. Однако вопль негодования подсказал ей, что случилось нечто иное. Она приоткрыла глаза.

Чани поднял меч высоко над головой и снова обрушил его на брата. Но, едва коснувшись золотого сияния вокруг головы Хани, меч ушел в сторону и глубоко вонзился в землю. Весь перекосившись, Чани вырвал его из земли и попытался нанести новый удар. Но и теперь меч отказался повиноваться ему. Было видно, как Чани старается сдвинуть руку, однако напрасно… Черный Меч рычал и бился, как раненный зверь, и тоже не мог сдвинуться ни на пядь. Лицо Чани побагровело, потом посинело, глаза выкатились, он скрежетал зубами…

Хани с жалостливой улыбкой смотрел на него, не шевелясь.

Чани снова зарычал, на губах у него опять появилась пена, теперь уже черно-красная. И меч, замерший в воздухе, начал подаваться. Сначала еле заметно, а потом все быстрее он пошел вниз, однако опять не смог пробить золотистый ореол… И тогда произошло страшное. Меч вывернулся из руки Чани, взвился ввысь и, подобно атакующему добычу коршуну, метнулся к хозяину, пронзив его насквозь.

Рюби вскрикнула, Ториль закрыла лицо руками… Но Хани не двинулся с места.

Чани не упал, он так и остался стоять. Лицо его потемнело, и через миг перед остолбеневшими от горя и ужаса людьми стояла каменная статуя. Меч со звоном выпал из бескровной раны.

Хани осторожно, точно слепой, подошел к статуе, дотронулся до нее. Посмотрел в черное небо и пошел прочь, не проронив ни слова. Рюби до крови закусила руку, чтобы удержать новый крик ужаса, ведь его волосы на глазах стали совершенно седыми.

20. ШТУРМ

Наконец все было готово. Как съехидничала Ториль, пришита последняя пуговица на куртке последнего солдата. Чего ждать еще? Подготовлены штурмовые лестницы, построены катапульты, запасены стрелы для баллист.

— Завтра? — Хотя Дъярв и старался выглядеть как можно более уверенно, голос его все-таки дрогнул, выдавая владеющее им напряжение. Вождь северян отнюдь не был преисполнен радужных надежд, скорее наоборот — он изо всех сил боролся с дурными предчувствиями.

— Да, — подтвердила Рюби. — Больше ждать нет смысла. Скоро наступит настоящая зима, а не вызванная черной магией, и тогда нам придется худо, много хуже, чем осажденным. Кроме того я получила кое-какие известия. Нам помогут. Но эта помощь может быть оказана только в ближайшие дни, и мы не можем позволить себе тратить время попусту, сейчас оно для нас куда дороже золота.

— Откуда же придет сия таинственная помощь? — с явным неодобрением спросила Ториль. — Может, загадочно пропавшие Радужники решили снова объявиться? Это было бы интересно.

— Может, и так, — спокойно ответила Рюби.

Хани, слушая их перепалку, досадливо морщился.

— Неужели вы не можете иначе? Нельзя ссориться перед самым боем. Это значит заведомо обречь себя на поражение. Неужели вы не можете справиться с каким-то Черным Мечом? Я определенно вижу его зловещую тень. Как тогда вы намерены сражаться с Безымянным?

Ториль глянула на него исподлобья и сбивчиво пробормотала:

— Наверное, ты прав. Давайте лучше готовиться к штурму.

Дъярв пошел проверять свое изрядно поредевшее воинство. Северяне готовили штурмовые лестницы. С заунывным скрипом катились неуклюжие, похожие на бегемотов баллисты, оставляя за собой глубокие колеи в размокшей глине. По приказу Дъярва были изготовлены большие передвижные щиты, чтобы укрывать воинов от стрел и копий, летящих со стен крепости.

С грустью глядя на воинственную суматоху, охватившую лагерь, Рюби глухо сказала:

— Разве после всего, что изобрели сами люди, еще требуется колдовство, чтобы убивать друг друга?

Хани от этого вопроса вздрогнул, словно его коснулось раскаленное железо. Сам-то он сейчас всегда ходил без оружия, даже его волшебный меч оставался в палатке. Он сухо ответил:

— Мне не требуется убивать никого. Ни огнем, ни железом, ни колдовством. Я провижу страшные дни, когда магический огонь станет не более чем праздничным фейерверком. Людям предстоит гибнуть миллионами по приказу одного безумца. Он сможет выпустить гораздо более ужасный ядовитый пламень, утверждая, будто совершает сие на благо человечества. По крайней мере тех, кто выживет. От нас зависит, свершится ли это. От нашей победы… Но в любом случае я не прикоснусь к мечу.

— Даже… — начала было Ториль, однако умолкла, когда тяжелая рука Дъярва легла ей на плечо.

— Не нам судить, — шепнул принцессе гигант. Потом, нахмурившись, добавил: — А нам придется поработать мечами. В том числе и за него…

Штурм начался не совсем так, как предполагал Дъярв.

Холодный утренний туман еще плыл слоями над вершинами окрестных скал, и бледный месяц никак не желал таять в розовом свете зари. Вдруг земля дрогнула, да так, что люди попадали. Прогрохотало несколько камнепадов, долетел гул большого обвала.

— Что это? — встревожился Дъярв. Он приподнял шлем, чтобы забрало не мешало получше рассмотреть, что происходит. — Землетрясение? Это вовсе лишнее.

Рюби мотнула головой.

— Нет. Это и есть та самая обещанная помощь. Подождем немного.

— Именно этого я делать не собираюсь. Лучше всего ударить без промедления. Туман укроет наших воинов, под его защитой они беспрепятственно подойдут к самым стенам. И главное — не дать противнику опомниться.

— Знаю. Но все-таки лучше подождать.

Дъярв пожал плечами в знак полного недоумения, но подчинился и пошел к воинам ожидать сигнала. Северяне нетерпеливо переминались с ноги на ногу, готовые в любой миг броситься вперед. Но сигнала все не было.

Опять содрогнулась земля и глухо загрохотало впереди, там, где шевелились в мареве тумана грузные очертания Железного Замка. А потом там вспыхнуло мутное багровое свечение. Туман начал быстро таять под воздействием огня.

Когда наконец гранитная скала и высящаяся на ней крепость предстали перед взорами изумленных людей, то всеобщее удивление возросло еще больше. Огромный утес дергался и шевелился, словно кто-то пинал его. Несокрушимый гранит дрожал и трясся, точно студень. На стенах метались черные силуэты — внутри обеих крепостей бушевали пожары, вздымались языки красно-желтого пламени. Зубчатые стены дрожали и трескались, выпавшие камни градом летели вниз и мячиками прыгали по склонам.

Передние ряды воинов невольно попятились. Не из страха быть раздавленными — обломки стен застревали в вязкой глине, едва слетев на дно ущелья. В людях проснулся страх перед сверхъестественным. Во время похода им не раз привелось видеть схватки магий, но силы, вовлеченные в битву сегодня, во много раз превосходили виденные раньше.

Постепенно стало ясно, что в замке не просто полыхает пожар, там происходит безумная борьба двух разноцветных пламен — красного и желтого. Пронзительно-светлое, желтое пламя наступало, а мрачное багровое с черными прожилками отчаянно отбивалось. Долетали свист огня, крики, рев и вой диковинных зверей. Иногда языки пламени приобретали причудливую форму, и тогда людям казалось, что они видят поединок двух великанов. Желтый походил на горного гнома, но ростом в двести локтей. Растрепанные соломенные лохмы торчали из-под круглого шлема, воинственно топорщилась кудлатая борода. Гном-исполин был одет в золотую кольчугу, в руках держал маленький круглый щит и боевой молот. Ему противостоял медно-красный одноглазый циклоп в кирасе, с огромной секирой в волосатой лапе. И еще казалось, что гном не столько стремится поразить своего врага, сколько старается ударить молотом по башням и стенам замка, циклоп же, наоборот, пытался убить противника. Когда молот гнома ударял по стене, железные плиты отлетали, словно шелуха, камень лопался, и трещина рассекала стену до самого основания. Если же циклоп наносил ответный удар, языки желтого пламени на мгновение опадали, и гном становился меньше ростом. Но в следующий миг желтый огонь вновь вспыхивал с прежней силой.

— Ты разожгла каменный пожар? — с волнением спросила принцесса Рюби.

— Да, — коротко ответила та.

— Золотой Факел для подобного слабоват.

— Конечно. Ведь Факел тоже был изготовлен в мастерских Каменного царства и уже оттуда попал к волшебникам Тан-Хореза. Только мы, рожденные из камня, полностью владеем его силой, только нам он подчинен целиком.

Впервые Хани не видел насмешки и заносчивости на лице Ториль. На нем проступили восхищение и страх.

— Ты великая волшебница.

Но Рюби не обрадовала эта победа над вечной соперницей. Она тяжело вздохнула и опустила глаза.

— Мы прокладываем путь тому, что предсказал… мальчик.

— Зато перекрываем дорогу куда большему злу.

— Может быть…

Ториль пораженно смотрела на нее и не находила, что ответить.

Но вот вершина донжона осветилась ярчайшей бело-голубой вспышкой. Будто голубое копье ударило в грудь гнома, он зашатался и отступил на два шага. Циклоп усилил натиск.

Встревоженная Рюби беззвучно зашевелила губами, и гранитная скала задрожала еще сильней. Стало заметно, что теперь циклоп не столько сражается, сколько отчаянно пытается удержаться на ногах. Земля ускользала у него из-под башмаков, а вновь отправленное хозяином замка голубое копье безвредно улетело в небо. Гном на какое-то время оставил в покое стены замка и набросился на циклопа, нанося удар за ударом. Багровое пламя начало слабеть, никнуть, постепенно желтый цвет стал поглощать красный.

Люди ощутили новый, особенно сильный подземный удар. И та часть скалы, на которой стояла малая крепость, с оглушительным треском разлетелась на куски. На мгновение ее окутал шар прозрачного желтого огня. Гном-исполин разинул клыкастый рот в торжествующем крике — на месте малой крепости осталась лишь груда обломков и щебня. Этот же удар опрокинул навзничь багрового циклопа. Гном проворно подскочил к поверженному врагу и принялся наносить ему удар за ударом своим ужасным молотом. Каждый раз, когда молот опускался, желтое пламя вспыхивало и разворачивалось широким парусом. Перекошенный, полуразрушенный донжон безмолвствовал.

Вдруг ослепительный красный свет залил все вокруг. В небо, крутясь, устремился черный дымный столб… Багровое свечение пропало. Теперь только чистое, солнечно-желтое пламя колыхалось над закопченными стенами Железного Замка. Точнее, над тем, что от него осталось.

— Вот и все, — устало произнесла Рюби, вытирая со лба крупные капли пота.

— Что это было? — спросила Ториль.

— Ты помнишь, о чем мы говорили не так давно? Другим оказывая помощь, себе поддержку создаешь.

— Значит, — прищурился Хани, — сейчас нам помог помилованный великан?

— Да. Именно ему подвластны гранитные скалы.

— Почему же он не разрушил до основания это гнездо мрака? — недовольно поинтересовалась Ториль.

— Потому что любое могущество имеет свои пределы. Он слишком далеко отсюда, чтобы все видеть и знать, а потому опасается разрушить лишнее.

Тем временем желтое пламя погасло так же внезапно, как и красное. Только серые струи дыма поднимались над почернелыми каменными глыбами. Теперь-то наступило время Дъярва. По его знаку с дикими криками северяне пошли на приступ. Впереди бежали бывшие ульфхеднары. Она рвались искупить свою вину.

— Идем, — вздохнул Хани.

Ворваться в замок не составляло труда. Его стены зияли многочисленными проломами, недавно неприступные крутые склоны горы избороздили многочисленные трещины, а груда щебня на месте малой крепости оказалась удобнее любой дороги. Кроме того, огненный смерч, долго круживший по двору замка, изрядно уменьшил количество его защитников, и теперь они помышляли скорее о том, как спасти свои жизни, чем об обороне развалин. Во всяком случае, когда передовые отряды северян вошли во двор крепости, их встретили разрозненные кучки перепуганных солдат.

В отличие от них хозяина замка страшные разрушения не сломили. Едва ступив на закопченные, оплавленные плиты двора, Хани ощутил присутствие злой воли, стало труднее дышать. Может, от едкого дыма, сочившегося буквально из каждой щели, а может, потому, что и камни, и железо, и сам воздух здесь испускали волны лютой ненависти. Под ее воздействием руки сами опускались, ноги наливались свинцом, на спине выступала испарина. Подстегиваемые этой же ненавистью, остатки защитников замка кое-как сплотились и ринулись в бой.

Откуда злые силы привели этих смуглолицых дикарей? Они были одеты в пятнистые леопардовые шкуры, их тела защищали доспехи из твердого дерева, упруго пружинящего под ударами мечей и топоров. Они отменно владели кривыми саблями, которые унесли немало жизней северян.

Дъярв, захваченный азартом битвы, запел какую-то воинственную песню, которую тут же подхватили его воины. Под ударами тяжелой секиры вождя дикари падали, как снопы, он никак не желал признать другое оружие, хоть и владел теперь вожделенным синим мечом. Рядом с ним дралась Ториль. Глаза принцессы полыхали яростным огнем, испускающий голубые молнии меч так и мелькал в изящной, но твердой руке. Зато Хани, как и намеревался, не обнажил оружия. Он стоял, скрестив руки на груди, и просто следил за боем. Когда один из дикарей подскочил к нему, Хани не удостоил его даже поворотом головы. Истошно визжа, дикарь замахнулся саблей,однако она увязла в золотистом ореоле, окружающем Хани. Дикарь оторопело уставился на юношу. Заминка стала для него роковой, его тут же уложил один из северян.

Какое-то время защитники замка держались вполне достойно, потом начало сказываться численное превосходство нападающих. То один, то другой дикарь бросал саблю и опускался на колени, поэтому армия Дъярва довольно быстро добралась до второй стены.

Именно здесь разыгралась недавно яростная схватка между огненными циклопом и гномом, камни еще отдавали жаром. Растрескавшаяся внутренняя стена рухнула в ров, засыпав его — два препятствия взаимно уничтожились. Путь к башне-донжону оказался открыт. Главной опасностью неожиданно стали раскаленные камни.

Когда отряд остановился у подножия покосившейся башни, Дъярв позвал Хани и Рюби.

— Что делать? Мы не можем попасть внутрь!

Действительно, башня не имела нормального входа. Лишь высоко над головами они увидели небольшой балкончик. На него когда-то был перекинут легкий деревянный мостик с внутренней стены. Но сейчас от дерева не осталось даже пепла, да и самой стены тоже больше не существовало.

— Пусть принесут лестницы, — предложил Хани. — Если для штурма внешних стен они не понадобились, пусть послужат здесь.

— Мы потеряем время, — недовольно огрызнулся Дъярв. — Нельзя давать разбитому противнику передышку. Пусть колдуньи придумают что-нибудь.

В боевом запале он превращался в отпетого грубияна. Сейчас, распаленный, забрызганный кровью, сжимая в руке зазубренную секиру, он был страшен. Но на Рюби его вид не подействовал, она покачала головой.

— Нет. Хватит колдовства.

— Но… — заикнулся было Дъярв.

— Нет! — решительно отрезала Рюби.

— Не спорь, — остановила раскипятившегося вождя принцесса. — Неразумно затевать свару в разгар боя. Это может повредить гораздо больше, чем потеря времени. А кроме того, магические силы тоже не беспредельны, их следует беречь для решительной схватки с Безымянным. Вот там без них не обойтись никак.

Дъярв рыкнул что-то невнятное, но очень злое, и приказал нести лестницы.

Откуда вынырнули эти дьявольские исчадья? Из каких потаенных убежищ и щелей? Никто не заметил. Но задержка действительно дорого обошлась северянам.

Скрюченные темные фигуры, сверкая мечами, ринулись на них. Хани не сразу понял, что это скопище разнообразных теней. Тут были железные, ядовитые и еще невесть какие. Прежде чем кто-либо успел шевельнуться, они судорожными прыжками пересекли двор и набросились на северян. Тени смело налетали на выставленные острия мечей, отбрасывали в сторону щиты, не обращали внимания на удары топоров. Их раны не кровоточили и не мешали теням, исступленно рвавшимся вцепиться в горло противнику. Казалось, что мечи и не нужны им, твари с гораздо большей охотой царапались и кусались, благо их слюна была страшнее змеиного яда.

Вот теперь Дъярву пришлось отбросить любимую секиру и обнажить волшебный меч, другого способа справиться с беснующимися тварями не было. Даже Хани принужден-таки был достать меч из ножен, когда на него бросилась бледно-зеленая тень, брызжущая гадючьим ядом.

Первые мгновения замешательства принесли самые большие потери. Железо и яд сделали свое черное дело. Но и этих противников оказалось не так много, у страха глаза велики. Смятение прошло, и сонмы нечисти, навалившиеся на людей, по ближайшему рассмотрению превратились в не столь большую кучку, рассеянную без особого труда.

Довольная, раскрасневшаяся Ториль сказала:

— Похоже, огонь потрепал их сильнее, чем мы предполагали вначале. Победа не далась бы нам так легко, если бы они не потеряли большую часть армии еще до боя.

Дъярв кивнул.

— Это точно.

Рюби чуть улыбнулась.

— А ты говорил, что придется поработать мечами за кого-то. Стоило ли взваливать на себя чужую ношу? Или лучше было обойтись своей?

Дъярв смутился и крайне неохотно признался:

— Я был неправ. Извини.

Один только Хани с каждой минутой мрачнел все больше. Он поспешно спрятал меч в ножны, словно тот жег ему руку. Дъярв недоуменно спросил у него:

— Почему ты не рад? Ведь мы победили.

— Посмотри вокруг.

Дъярв оглянулся.

— Да, мы перебили их всех.

— Вот именно.

— Может, ты и прав, — после паузы ответил Дъярв. — Даже скорее всего ты прав. Но не все согласны с тобой. Да и мне самому еще понадобится время, чтобы осознать это.

Принесли лестницы.

Рюби сразу сказала, что в башню они должны идти вчетвером. Брать с собой воинов она наотрез отказалась, справедливо заметив, что в царстве магии простым людям делать нечего, они станут напрасными жертвами. Дъярв поморщился, однако спорить не стал.

Когда перед ними возникла тяжелая дубовая дверь, окованная железными полосами, закрывающая вход в донжон, Дъярв немного насмешливо заметил:

— Не слишком надежная защита для царства магии.

Рюби не выдержала и еле заметно, самым уголком губ, усмехнулась.

— Действительно.

21. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

Подземелья Железного Замка невольно внушали ужас. Если бы они были темными, низкими, сырыми — полбеды. По крайней мере, начало подземного лабиринта состояло из отлично ухоженных тоннелей, их стены были выложены гладким серым камнем, скудный свет лился из забранных частой решеткой проемов в потолке, откуда-то тянул горячий сухой ветер.

С натугой Дъярв откатил массивный стальной щит, прикрывающий вход в тоннель.

— Вот оно, логово Безымянного, — сказала Рюби, и ее голос предательски дрогнул. Впервые Хани уловил следы страха в ее словах.

— Такое впечатление, что там царит смерть, — согласилась Ториль. — Хотя нет, не смерть… Я не знаю, как сказать. Скорее безжизненность. Смерть — это гибель живого, а в этих подземельях жизнь, похоже, не появлялась вовсе, Такой была земля до рождения человека.

— И мне не хочется лезть в эту крысиную нору, — признался Дъярв. — Однако, если это необходимо и неизбежно, покончим с этим поскорее. И так же поскорее забудем.

Он уже намеревался шагнуть в тоннель, но Хани остановил его.

— Не торопись. Ведь нам нужно не просто разыскать Безымянного и прикончить его, но и сделать так, чтобы ему подобные больше не появлялись на свет.

— Ты говоришь о Черном Мече? — сразу сообразила Рюби.

— О нем тоже.

— Он мирно лежит в лагере.

— А должен упокоиться в огненных пещерах замка, где был откован.

— В последнее время я долго размышляла над этим и пришла к неутешительному выводу. Его удастся уничтожить не раньше, чем ненависть пропадет из человеческих душ.

— Но здесь ее больше, чем достаточно, — вздохнул Дъярв. — Из тоннеля так и несет злом. Его стены… спрессованная ненависть.

— Похоже, — согласилась Рюби.

— Унылое место, — зябко повела плечами Ториль.

— Хватит разговоров, — подвел итог Дъярв. — Раскудахтались, как болтливые старухи. Пока мы стоим и разглагольствуем, враг уходит. Я очень опасаюсь, что Безымянный сумеет выбраться из замка каким-нибудь потайным ходом, тогда все наши старания и жертвы пропадут попусту. Ведь мы пришли сюда совсем не затем, чтобы разорить еще одно логово врага. Делайте то, что намеревались! Идем!

Он отстранил Хани и решительно шагнул в тоннель. Ториль без колебаний последовала за ним, оставив Хани и Рюби в некотором замешательстве.

Система тоннелей под Железным Замком оказалась сложной и запутанной. Похоже было, что все самое главное находится именно под землей, а не наверху. Мимо мелькали десятки боковых ответвлений и ходов. Однообразные круглые отверстия озарялись дрожащими багровыми вспышками, тогда из них долетали глухие удары и лязг железа, попахивало серой. Иногда появлялось призрачное синеватое свечение, из таких отверстий веяло стужей, зачастую их обрамляли гроздья сосулек и бахрома инея. Часто в глубине катакомб сверкали зеленые отблески молний. Один из тоннелей, когда четверка проходила мимо, обдал их фонтаном такого едкого оранжевого дыма, что вынудил спасаться бегством. И прошло немало времени, прежде чем утихло жжение в горле и слезы перестали сыпаться градом.

Да, хоть и был велик Железный Замок, он вряд ли составлял хотя бы четверть всех переходов, тоннелей, залов и пещер подземного лабиринта. Хотя никто не знал плана катакомб, дорога отыскивалась сама собой. Путь указывало все возрастающее давление зла. Идти следовало туда, куда не хотелось, где каждый шаг давался труднее всего, где дышалось тяжелее.

— Интересно, что там происходит? — Хани кивнул в сторону одного из боковых тоннелей.

— Сходи, проверь, — посоветовала Ториль.

— Не хочется.

— Мы вовремя вмешались, — мрачно отозвалась Рюби. — Масштабы работ Безымянного превосходят всякое воображение. Хорошо еще, не опоздали… Через несколько лет тягаться с ним стало бы совершенно бессмысленно.

— Не задерживайтесь, — оборвал их шагавший первым Дъярв.

По мере того, как тоннели опускались все глубже, тускло-желтый цвет потолочных светильников сменился мрачным пыльно-оранжевым. Воздух стал заметно суше, и теперь совершенно явственно ощущался поток тепла, струящийся снизу. Они прибавили шагу… И словно нырнули в густую, вязкую черную тушь. Непроглядная темень рухнула на них и проглотила всех четверых.

— Что это? — встревожился Дъярв.

Ответом ему была тишина. Потом издали долетело замирающее слабое эхо

— кто-то смеялся.

— Может, я ошибаюсь, — нерешительно предположила Ториль, — но мне кажется, что мы снова попали во владения Подземной Ночи.

— Мы далеко от Келатрионазверна, — против воли голос Хани звучал очень жалобно.

— Там находятся лишь одни из ворот. А как длинны подземные переходы — сказать нельзя. Может, они опоясывают весь мир, — ответила принцесса.

— Тогда мы заблудимся. Бессмысленно даже думать отыскать дорогу в таком мраке. Особенно, если грозит опасность прогуляться вокруг всей планеты, — удивительно спокойно заметила Рюби, даже с оттенком иронии. — По крайней мере, я не знаю, как справиться с этой тьмой.

— Договаривай, — язвительно бросила Ториль. — Мрак тебе вреден. Ведь Радужники рождены из солнечного света.

При этих словах Хани показалось, что ему прижали раскаленное железо прямо к сердцу. Он вспомнил лениво шевелящиеся черные струйки, такие легкие и невесомые с виду, но душащие не хуже виселичной петли. За себя он не боялся, но представил, как они хватают Рюби, волокут по мрачным катакомбам…

Хани пронзительно вскрикнул. Теперь эхо уже более отчетливо донесло отзвуки мерзкого хохота, не осталось никаких сомнений — Безымянный совсем рядом, он следит за ними.

И вдруг Хани осенило.

— Достаньте мечи! — крикнул он.

— Зачем? — не понял Дъярв.

— Не спрашивай, доставай!

— Все равно проку не будет! — вздохнула Рюби.

— Исполняйте! — повелительно рявкнул Хани, и все трое послушно повиновались.

Неприятеля рядом не было, но, к несказанному удивлению Рюби, вспыхнули все четыре меча: красный, синий, зеленый, голубой. Хани напряженно ожидал какого-нибудь чуда, почему-то он был твердо уверен, что чудо произойдет. Зато остальные ахнули от внезапной перемены, случившейся на их глазах. Свечение мечей превратилось в четыре вьющихся огненных шнура, они сплелись в пеструю косу. Так уже случалось, зато потом… Яркий солнечный свет заполнил черный тоннель. Словно потолок раздался, пропуская в глубины земли дневной свет.

Уже не злорадный смех, а жалобный визг сопровождал чудесное превращение. Но слышалась в этом визге и странная нотка, так кричит хищник, подкравшийся к беспомощной жертве, а вместо нее обнаруживший смертельного врага, такого же сильного и беспощадного, как он сам. Ужас, разочарование, злоба и вызов слышались в этом крике.

Стало видно, как под воздействием света корчатся и истаивают черные лоскутки мрака, рассыпаются мельчайшей пылью. Подземная Ночь торопилась убраться в свои расселины и норы, но безжалостный свет настигал ее повсюду, уничтожая, где только захватил.

— Теперь мы, похоже, в относительной безопасности, — немного смущенно сказал Хани, не замечая страха, с которым спутники смотрят на него. Ведь они-то видели, кто был источником света! Призрачное золотистое облачко, реявшее вокруг Хани, превратилось в ослепительное сияние, однако он об этом не подозревал и потому был изрядно удивлен тоном, которым Дъярв произнес:

— Если так, идем дальше.

Вскоре тоннель сменился естественными пещерами. Древний выкрошившийся камень покрывала плотная зеленая корка, припудренная черной пылью. Ториль, неосторожно зацепившая кучку праха, долго чихала, пыль оказалась едкой, как перец.

Прошло еще сколько-то времени, и Дъярв остановился, брезгливо зажав нос. Он прогнусил:

— Ну и вонища! Если бы мы не находились в подземелье, я сказал бы, что мы попали прямо на бойню.

Собственно, он первым осмелился заговорить о том, что давно испытывали все четверо. Мерзкий, отвратительный запах, словно впереди лежали сотни полуразложившихся тел. Тлен, зловоние, гной… И как только Дъярв сказал это, Ториль отвернулась и закрыла лицо. Ее стошнило. Хани пришлось до крови закусить губу, чтобы не последовать показанному примеру.

— По всему, мы подобрались к цели вплотную, — сказала Рюби.

— Представляю, как воняет там, — еще больше сморщился Дъярв.

— Сверх ожидания, но мы, кажется, отыскали источник могущества Безымянного, — помедлив, произнесла Рюби. — Я не предполагала, что мы выйдем к золотым шахтам Джайнангалы. Видимо, когда погас свет, вмешалась неведомая нам магия. Может, это произошло по воле Безымянного, может, появились силы более древние.

— Золотая шахта? Та, где погиб последний король Анталанандура? — с ужасом и восторгом спросила Ториль.

— Да. Основа богатства и проклятье Анталанандура.

Путь и в самом деле оказался недолгим. Они очутились в огромном сводчатом гроте, потолок которого, усеянный острыми сталактитами, с трудом угадывался в клубах знакомого оранжевого дыма. Посреди грота они увидели выложенный гранитными плитами колодец диаметром в десять шагов. От него исходил такой жар, что подойти к шахте было невозможно, а уж запах… Если бы они немного не притерпелись за время блужданий по лабиринту, то, скорее всего, просто свалились бы замертво. Над жерлом шахты плясали странные прозрачные языки золотого огня, поднимались клубы дыма. Пол грота избороздили трещины, сквозь которые просвечивала огненно-красная лава. Их приходилось обходить, ведь неосторожный, наступив на такую трещинку, просто зажарился бы. Время от времени сталактиты с шуршанием и треском рушились вниз, пол колебался и вздрагивал, как живой.

— Похоже на вулкан, который вот-вот взорвется, — поразительно спокойно сказал Хани.

— Смотрите, — прошептал Дъярв, вытягивая руку.

У дальней стены грота стояли несколько огромных каменных блюд, около пяти шагов в поперечнике, но всего в локоть глубиной, которые издали вообще можно было принять за плоские жернова. Пол вокруг них усеивали человеческие кости, белые черепа слепо таращились пустыми глазницами.

— Это он! — зло сказала Рюби.

В клубах дыма показалась уродливая фигура высокого горбуна, он катил большую чашу на колесах к одному из блюд. Когда горбун опрокинул чашу, струя жидкого металла хлынула в блюдо, разбрызгивая огненные капли. Потом колдун проделал то же со вторым блюдом, с третьим…

— Хватайте его! — завопил обрадованно Хани, и они припустили бегом. Но крик всполошил горбуна, он скособочился, чтобы увидеть, кто кричал, и заторопился к каменному столбу, на котором красовалось знакомое до омерзения изваяние Ледяной Звезды.

Четверка не успела пробежать и половины расстояния, отделяющего их от горбуна, как тот коснулся звезды, и волна ярчайшего голубого света прокатилась по гроту. Одновременно повеяло ледяным ветром, стремительно пролетели снежные вихри… Однако когда голубой свет натолкнулся на золотой ореол, окружающий Хани, то рассеялся без следа.

Горбун торжествующе воздел над головой когтистые лапы и злорадно выпалил:

— Опоздали!

Теперь, наконец, они разглядели противника во всей его красе.

— Ну и чудище, — только и смогла вымолвить Ториль.

— Двухголовый… — пораженно прошептал Дъярв.

Противники стояли в пятнадцати шагах друг от друга (или враг от врага?). Змеиная голова вытянула свою длинную шею и прошепелявила:

— Вы опоздали. Уходите отс-сюда скорее. Иначе, когда встанут золотые тени, они растерзают вас. Вы проиграли, хотя и победили.

— Напрасно ты так думаешь, — уверенно возразила Рюби. — Мы вполне можем уничтожить тебя самого, а твои тени — и подавно. Ты ведь не неуязвим.

Змеиная и человеческая головы одновременно осклабились и хором сказали:

— Попробуй! Если только не дорожишь жизнью.

— Не слушайте этот вздор, — вмешался Дъярв. — Пусть побеседует с моим мечом.

В три прыжка он подлетел к Двухголовому и ударил его мечом. Взвился факел синего огня… Двухголовый даже не шевельнулся, чтобы парировать удар. Зато Дъярв, крича от боли, отшатнулся, едва не выронив меч. Его левая щека была рассечена, кровь залила лицо.

— Так будет с каждым, кто поднимет руку на меня, — торжествующе прошипел Двухголовый.

— Как же это? — растерялся Хани.

Змея точно подслушала его тихий шепот.

— Очень просто, глупец. Неужели вы так ничего и не поняли? Меня невозможно победить, как невозможно победить самого себя. Я — это вы, вы — это я. Ведь я человек… Стой!!

Последний вопль был адресован Рюби. Пока Двухголовый, любуясь собой, разглагольствовал и красовался, как петух на заборе, она с помощью меча бросила по шару алого пламени в каждое блюдо. Уже начавшее застывать золото, подернувшееся морщинистой корочкой, снова закипело, забурлило, плюясь огнем.

— Что ты натворила?!

Рюби усмехнулась.

— Уничтожила твои тени, только и всего. Ведь ты сам предлагал проделать это, не правда ли?

Двухголовый едва не лопнул от злости.

— Подземная Ночь погубит тебя!

— Приглядись повнимательней, — насмешливо посоветовала Ториль.

Двухголовый прикусил язык. Но опять поднялась змеиная голова, холодно глянула стеклянными глазами, сунулась к самому уху Двухголового и что-то прошипела торопливо. Двухголовый вновь приободрился.

Теперь настал черед Ториль. Она подняла свой меч, и вокруг Двухголового на полу возникло кольцо бешено вертящихся смерчиков. Они казались совсем маленькими и нестрашными, но, когда волшебник попытался шагнуть сквозь магическое кольцо, его опрокинуло наземь, едва не переломав ноги. По-прежнему серьезная и сосредоточенная принцесса вызвала еще один смерч, покрупнее. Завывая и приплясывая, он двинулся к столбу с Ледяной Звездой.

— Не смей! — взвизгнул Двухголовый, крупные капли пота выступили у него на лбу.

Медленно, зигзагами смерч подполз к столбу и обвился вокруг него. Рюби послала огненный шар прямо внутрь смерча. Там разворачивалась плохо понятная Хани и Дъярву борьба. Что-то гремело, мелькали короткие вспышки… Потом сквозь сероватые струи смерча проглянуло малиновое пламя.

— Не-ет… — пролепетал Двухголовый и дернулся было туда, однако безжалостные смерчики-сторожа подняли его в воздух, закрутили и швырнули обратно на камень.

А закончилась борьба магий на удивление просто и тихо. Смерч рассосался, огонь погас, и на месте столба осталась только груда закопченных камней. Ледяная Звезда пропала бесследно. Тогда Ториль позволила себе чуть заметно улыбнуться. Она опять взмахнула мечом, и кольцо смерчей-сторожей исчезло.

Двухголовый, постанывая, приподнялся на локте. Змеиная шея теперь болталась, подобно тряпке, из пасти змеи сочилась оранжевая кровь.

— Вы надеетесь на победу? — злобно спросил он. — Вы уже торжествуете? Полагаете, что удача рядом? Зря. Убить меня нельзя. Я уйду во мрак на тысячу лет, на пять тысяч… Мне не привыкать ждать, но вернусь сильнее, чем теперь. Ведь пока жив хоть один человек, жив и я. А вот вы за это время ослабеете, выродитесь. — Он обратился к Рюби. — Объясни этим глупцам… Ты-то должна знать.

— Я знаю и знаю все, — подчеркнула она.

Двухголовый уже справился с приступом слабости и теперь сидел.

— Вот и расскажи все.

— Но ведь ты потерял армию, потерял слуг, потерял замок. И не надейся, что мы оставим в целости шахту.

— Не надеюсь. Однако мы с тобой знакомы очень давно; сколько попыток погубить меня закончились гибелью безумцев?

— Много, — согласилась Рюби. — Но сейчас перед тобой четыре меча. Два уже сделали свое дело, два пока дожидаются своего часа.

— Я не вижу главного меча, пятого.

— Черного?

— Да.

— Его стережет Восьмикрылый.

Лицо Двухголового перекосилось.

— Если бы Хозяин Тумана послушал меня… Я никогда не доверял пестрым игрушкам. Творения человеческого ума не признают мрака. Но Хозяин Тумана обращался с драконом, как с игрушкой, за что и поплатился.

— Как поплатишься и ты.

— Нет! Протри глаза! Разве ты не замечаешь: их сердцами завладел ужас, немота сковала языки, паралич разбил суставы. Не родился еще такой человек!..

Рюби повернулась к ничего не понимающим людям.

— Раньше я этого не говорила, не могла говорить… Приходилось даже прибегать ко лжи, чтобы не лишить вас смелости. Иначе вы не пошли бы со мной до конца, утеряв веру в победу. Он говорит правду… Дело в том, что Двухголовый — это Человек, его темная и светлая половины, разделенные когда-то, а потом сращенные вместе. Не путайте с ульфхеднарами, то были просто люди, а это Человек. Или даже Человечество. Внутри каждого из нас уживаются свет и тьма, а в Двухголовом это разделение видно и снаружи. Он заставляет схватиться ваши собственные темную и светлую стороны. Вы пытаетесь нанести удар змеиной голове — ваша темная половина поворачивает оружие против вашей же светлой. Вы целите в человеческую голову — против вас восстает ваша же светлая половина.

Двухголовый сумел встать, и змеиная голова мало-помалу начала приходить в себя после удара о камни.

— Да! — торжествующе подхватил колдун. — Чтобы победить меня, следует победить самого себя! А этого не случится никогда и ни за что!

— Он слишком самоуверен, — зло прошептал Дъярв, точно не он пару минут назад пытался уничтожить Двухголового.

Однако того, что случилось вскоре, не предвидел и Двухголовый.

Никто не обращал внимания на странный скрежет и шорох сыплющихся камешков. Увлеченные спором, они не слышали жалобного бормотания:

— …нет, ты определенно меня обманываешь. Зачем нам лезть в такую вонючую дыру? Я недавно вырвался на свободу и не желаю снова попасть в заточение. Что-то здесь не так…

Увесистый булыжник рухнул едва не на голову Хани. Тот в последний момент успел увернуться, но камень пребольно отдавил ему пальцы на правой ноге. А следом за камнями из дыры на потолке выпорхнула птица. Она изящно спланировала на пол в паре шагов от Двухголового и закрутила головой, присматриваясь. Видимо, результаты осмотра совсем не устроили Каменного Дятла, потому что он принялся знакомо причитать:

— Опять обманули… Послушались мы твоего приятеля — и куда попали? Чтобы я еще хоть раз в жизни согласился иметь дело с драконами. Они все прожженные обманщики и закоренелые лжецы. Да ни за что! А еще восемь крыльев отрастил! Стыдно…

В отверстии на потолке кто-то ворочался и сопел, оттуда сыпалась щебенка, но пока не появился никто.

— Откуда ты? — спросил пораженный Хани Дятла. Тот посмотрел на него правым глазом и промолчал.

— Цыпа… — растерялась Ториль. Дятел посмотрел на нее левым глазом и вновь гордо отмолчался.

— М-мяу… — долетел придушенный писк из узкого лаза. — Я застря-ал.

— Грифон? — остолбенела Рюби. — А его-то как сюда занесло? И зачем?

— Кар-раул! — обрадованно взвыл Грифон, расслышав, что говорят о нем.

— Спасите меня скорее! Все на помощь реликтовому животному.

— Редкостный недотепа, — проворчал Хани себе под нос, однако стал прикидывать, как ему добраться до продолбленной Каменным Дятлом дыры.

Про Двухголового пока все забыли. Зато он очень внимательно прислушивался к бессвязному диалогу. И, видимо, сообразив что-то, начал потихоньку продвигаться к месту, где мог появиться Грифон. Но на его, Двухголового, беду на пути у него оказался Каменный Дятел. Обычно робкая птица на сей раз проявила характер. Тяжелый, отливающий металлом клюв ударил с быстротой молнии, и Двухголовый жалобно вскрикнул, шарахнувшись назад, его парчовое одеяние было разрезано сверху донизу, словно бритвой. Судя по всему, Каменный Дятел не испытывал душевных терзаний и не занимался глубокими философскими проблемами. Он только орудовал клювом. А злой колдун почти лишился своей магической силы…

Наконец после долгих вздохов и стенаний из дыры показались задние лапы, хвост… И с шумом выпал перепачканный, ободранный Грифон.

— А вот и я! — радостно сообщил он, увидев вокруг знакомые лица. — Лечу себе, понимаете ли, лечу… Куда глаза глядят. И вдруг — Восьмикрылый. Хватает меня за лапу. Но тут я ему, как полагается, запищал… То есть задал, — спохватился Грифон. — А он предложил лететь к Железному Замку на помощь. Без тебя, мол, ни за что не справятся, ты единственная надежда. Вот я и прилетел.

— В каком деле ты собрался помогать? — поинтересовалась Ториль.

— В деле побеждения… или побеждания? Ну, словом, победения Двухголового, — объяснил Грифон.

Каменный Дятел покачал головой.

— Что-то ты путаешься. Где он?

— Кто? — не понял Грифон.

— Меч.

— За-абыл.

— И так всегда, — вздохнул Дятел и порхнул к дыре.

— Но ведь я же застря-ал, — вслед ему захныкал Грифон.

Двухголовый первым догадался, что к чему, он тигриным прыжком ринулся к Грифону. Сбитый с толку Дъярв твердо знал одно: в любом случае следует помешать чудовищу — и кинулся ему навстречу. Они столкнулись, и змеиная голова впилась зубами в разрезанную щеку. Дъярв зарычал от боли и мощным ударом отбросил Двухголового.

— Берегись, — пискнул сверху Каменный Дятел.

Грифон и Дъярв шарахнулись в разные стороны, и на камни со звоном упал Черный Меч. Обрадованно закричав, Двухголовый бросился к нему, но теперь на его пути вырос Хани.

— И ты намерен пасть от собственной руки? — ухмыльнулся Двухголовый.

Не отвечая, Хани взмахнул мечом.

И змеиная голова отлетела прочь!

Двухголовый завопил от боли, а сам Хани немного побледнел.

— Ты напрасно бахвалился, — упрекнул он бывшего Двухголового. — В тебе осталось слишком мало света, чтобы уповать на двойственность людей.

Лишь теперь колдун различил золотую ауру, окружающую Хани. Но, цепляясь за соломинку, он произнес:

— Ты прав. Сейчас я живу за счет самого плохого, что есть в человеке. Пока существует символ, — он кивнул в сторону Черного Меча, — буду существовать я. Посмотрим, кто посмеет подобрать его, зная, что злое оружие увлечет его за собой. Может, принцесса?

Ториль невольно отшатнулась. Двухголовый усмехнулся. Подстегнутый издевательской усмешкой, Дъярв схватил в левую руку меч и ринулся к шахте. Его обдало нестерпимым жаром, волосы затрещали, задымилась одежда. Однако он сумел приблизиться на пять шагов к пылающему зеву и кинул туда Черный Меч.

Двухголовый взвыл. Но тут Хани снес ему и вторую голову.

— Смотрите! — истерически крикнула Ториль.

Дъярв от жара и миазмов, испускаемых шахтой, потерял сознание и упал на самом краю огненной пропасти. Более того, бесчувственное тело, содрогаясь в конвульсиях, сползало туда. Ториль рванулась было следом, однако нестерпимый жар вынудил ее отступить. Даже Рюби растерялась.

— Сделай что-нибудь! — крикнула она Хани.

Но помощь пришла, откуда ее не ждали. Жалобно поскуливающий Грифон вдруг взмахнул крыльями и с воплем: «Кар-раул! Спасайте, кто может!» — кинулся прямо в огонь. Он стрелой пролетел над Дъярвом, крепкими когтями ухватил его за куртку и оттащил подальше от золотой шахты.

Никто не обратил внимания на сущую мелочь — в этот миг погасли все мечи.

Хани хлопал Грифона по дымящимся бокам, поливал подгорелую шерстку из фляжки, всячески хвалил и ласкал зверя. Рюби и Ториль старались привести в чувство лежащего мешком Дъярва. Наконец тот приподнял голову, обвел окружающее мутным взором и задал стандартный вопрос:

— Где я?

— Там, где быть не следует, — ответил забытый всеми Каменный Дятел. Он висел вниз головой на потолке и внимательно следил за происходящим.

— Это почему? — спросила Рюби.

— Может, я сильно ошибаюсь, но здесь что-то не так. Мне показалось, что следом за Черным Мечом в золотую шахту полетел и Меч Воды.

Побледневшая Рюби торопливо схватилась за ножны на поясе Дъярва. Они были пусты!

— Бежим! — крикнула она. — Бежим отсюда скорее!

В золотой шахте что-то ухнуло, зашипело. Оранжевый дым повалил гуще, но теперь к нему примешивались струи пара и летели фонтаны кипятка.

— Кар-раул! — обрадованно возопил Грифон. — Пожар! Горим!

22. РАДУГА СЧАСТЬЯ

Полотнища странного прозрачного пламени трепетали над неряшливой грудой камней, в которой совершенно невозможно было угадать очертания горделивых башен замка. Огонь то вздымался к самому небу, слабо трепеща, то прижимался к земле, хотя не чувствовалось ни малейшего ветерка. Иногда развалины выплевывали клубы густого черного дыма, которые поднимались, образуя лохматые кольца. Морской Король поймал себя на том, что глупо улыбается, хотя было ему вовсе не до смеха.

Он стоял на самом краю крутого обрыва, не обращая внимания на сыплющиеся из-под ног мелкие камешки. Как он попал сюда? Он бежал, не помня себя от гнева и страха. Словно во сне, король выбрался из замка перед самым штурмом, ошеломленный и растерянный. Он привык считать Двухголового земным воплощением зла, силой непредставимой и неодолимой, а на проверку колдун оказался тем же эфемерным мыльным пузырем, что и Хозяин Тумана. Морской Король заскрипел зубами, посылая бессильные проклятья копошащимся внизу людям. Если бы он не страшился, то сейчас же бросился бы душить их собственными руками. Но… Ему оставалось лишь бессильно злобствовать. Морской Король не хотел второй раз попадаться людям.

Одна назойливая мысль не давала покоя королю: неужели силы мрака, которым он служил всю жизнь, действительно обречены? Уходят один за другим Фрозен, Хозяин Тумана, Эвигезайс, Двухголовый… Не может того быть, чтобы людишки одолели, не может и не должно. Ведь подземелья Железного Замка темны и глубоки, они уходят в бездонные огненные глубины, где обитает зло. Пусть сегодня краткоживущие взяли верх, завтра зло возродится еще более сильным. Они поборются!

Морской Король начал громко произносить слова заклинания. Зловеще гремели в тишине слова Черного языка, но короля волновало другое — откликнется ли тот, кого он вызывал. И король обрадованно заплясал, ощутив, как шевельнулось вдалеке жуткое существо, созданное мраком. Король радостно захохотал и погрозил кулаком долине.

И замер раскоряченной статуей.

Потому что увидел, как бешеное пламя объяло скалу, на которой недавно стоял Железный Замок. Густой желтый цвет огня постепенно перешел в красный. Замелькали белые проблески, огненный шар выплевывал черные стрелы дыма, от ужасающего жара занялся вереск на склонах ущелья. Клочья дыма прекратили разбегаться в стороны и собрались в большой ком, который принялся расти вверх, пробив тучи. Король зажал себе рот, чтобы не закричать. Черно-красный столб рассеял пелену туч, и проблески огня совершенно затмили солнце. А потом вершина столба растеклась, образовав подобие шляпки гриба…

— Проклятье… — застонал король. — Почему Хозяин Тумана меня не послушался, когда я советовал ему убить каменного великана?! Ведь он сродни Радужникам! Такому нельзя верить ни на миг! Камень всегда таит в себе измену.

Довольно странный вывод… Но Морской Король не помнил себя от злобы. Великан Каменные Глаза, взорвавший подвластную ему гранитную гору, совершил то, что король полагал невозможным — надолго, если не навсегда, похоронил золотую шахту.

Король дернул перстень-паука, и тот слетел с пальца, словно бы и не прирос к нему намертво. Короля прошиб холодный пот. Это могло значить только одно — кольцо потеряло свою волшебную силу. Гибель золотой шахты повлекла за собой уничтожение последних остатков могущества Морского Короля. Трясущимися пальцами он поспешно надел кольцо обратно, пролепетал заклинание… и облегченно вздохнул. Раздалось знакомое гудение, промелькнула невесомая золотая сеть. Но король подметил, что произошло это после ощутимой заминки и летела сеть немного медленно. Все-таки кольцо стало слабее, хотя страхи короля во многом оказались беспочвенны.

А вскоре явился и тот, кого звал король. Отвратительно пища, перед ним бил крыльями огромный туманный нетопырь. Удушающее зловоние, испускаемое этим сгустком мрака и пыли, показалось Морскому Королю райским благоуханием. Нетопырь, повинуясь приказу, подхватил короля когтистыми лапами и поднялся в воздух. Он описал широкий круг над долиной и тревожно запищал, спрашивая, куда лететь. Морской Король на мгновение замялся. Он хотел убраться как можно дальше от места очередного поражения, просто бежать от опасности подальше… Но настало время подумать о будущем. Колебания не затянулись.

— Келатрионазверн! — радостно выкрикнул король.

Там, во владениях Подземной Ночи, он переждет смутное время, соберется с силами, найдет союзников. И кто знает, может, в запутанных лабиринтах пещер отыщет дорогу к золотым жилам? Нетопырь сделал еще один круг и, словно выпущенная из гигантского лука стрела, помчался прочь.

Рюби, Ториль, Хани и Дъярв смотрели на дымящуюся яму, в глубине которой клокотала жидкая ярко-алая масса. Их лица зарумянились, и временами Хани казалось, что вот-вот они изжарятся заживо. Но непонятная сила задерживала всех, принуждая смотреть на огонь.

— Ужасно, — сорванным голосом вымолвил Дъярв. — Никогда не подумал бы, что существуют в мире силы, способные расплавить огромную каменную гору, словно комочек воска. Ужасно.

— А ведь ты все время жил рядом с этой силой, — усмехнулся Хани.

— Великан Каменные Глаза, — догадалась Ториль. Она судорожно передернула плечами и прижалась к Дъярву, словно искала у него защиты.

Дъярв побагровел от смущения.

— Мы… Я…

— Не беспокойся, — сказал Хани. — Больше он не будет вредить Свободному Народу и уйдет в горные глубины. Он сильно изменился со времени нашей последней встречи. Ты напрасно не пошел с нами, когда мы вместе с Волосатыми искали его.

— Только этого мне не хватало, — буркнул Дъярв. — У меня своих забот было выше головы.

— А будет еще больше. Ведь нам предстоит восстанавливать Тъерквинг, — добавила Ториль.

— Нам? — удивился Хани. — Да, конечно… Но придется, видимо, снова искать великана. Без его помощи трудно будет заново отстроить города. Ведь ему подчиняется гранит, способный не только разрушать, но и созидать.

— Спасибо, — чрезмерно вежливо поклонился Дъярв. — Постараюсь обойтись без него.

Рюби со странным выражением смотрела на них, потом глухим, сдавленным голосом произнесла:

— Все отлично. Зло побеждено и вырвано с корнем, начинается новая жизнь.

Глядя на нее, помрачнел и Хани.

— Я отдал бы все на свете, чтобы только вернуть брата.

— Брата? — переспросила принцесса. — Слишком уж он не похож на тебя. И не только лицом.

— Действительно, немного странно, — согласился Дъярв. — Я мало знал Чани, но мне всегда казалось сомнительным ваше родство. Какой-то он был… замороженный.

— Не говори так! — выкрикнул Хани. — Родители никогда не делали между нами никакого различия и любили нас одинаково. Не вздумай рассказать вздорную историю о подброшенном младенце в парче и золоте. Он был моим братом! Плохой ли, хороший ли… Нет, я не то говорю. Он всегда был хорошим.

— Только напрасно он вообразил себя принцем, — вздохнула Ториль. — Черный Меч умело находит слабину в сердцах и здесь тоже быстро нащупал уязвимую струну. Какой из него Чанганна Ослепительный?

— Однако он был до странности похож на изваяние древнего короля, которое мы видели на Большом Болоте, — принялся защищать брата Хани. — Так что не известно, совершенно ли беспочвенны его претензии.

— Тогда выходит, что он тебе не брат, — усмехнулась принцесса. — Или ты всерьез начнешь утверждать, что среди ваших предков были короли Анталанандура?

— Конечно, нет, — уныло согласился Хани. — Полная глупость. Но все-таки, кто из вас объяснит такое поразительное сходство?

— Случайность? — неуверенно предположил Дъярв.

— Не думаю, — Рюби была предельно серьезна. — Что-то здесь кроется, но разгадку мы, похоже, не узнаем никогда…

Но Хани уловил недоговоренность в ее словах и нервно воскликнул:

— Ты о чем-то умалчиваешь! Не хочешь ли ты сказать, что мой брат был не только орудием, но и созданием темных сил?!

— Не знаю… — Рюби опустила голову. — Исключить полностью такую возможность я не могу. Ведь все происходящее — не более чем мелкий эпизод в вечной борьбе света и мрака. Для вас это великая война, грандиозные битвы, крушение целых царств, однако подобное происходило сотни раз в прошлом и будет происходить тысячи раз в будущем. Миру предстоит увидеть битвы гораздо более страшные. Миллионы людей будут сгорать в адских кострах, по сравнению с которыми сегодняшний пожар — жалкий костерок рядом с извержением вулкана.

— Ах, как коротка и быстротечна человеческая жизнь, — язвительно вставила Ториль. — С высоты каменных тысячелетий она выглядит такой крошечной и никчемной…

— Напрасно ты пытаешься завязать спор, — Рюби снисходительно улыбнулась. — Неужели мы для того сожгли это гнездо черных сил, чтобы на еще не остывшем пепелище немедленно начать ссориться самим. Враг хитер. Он в каждом умеет найти ульфхеднара. Не давайте медведю взять верх над человеком. А что до вздорных обвинений… — Ториль вспыхнула, но Дъярв крепко сжал ей руку, и она сникла. — Перед лицом бесконечности одинаково малы и сто лет, и миллион. И наша жизнь может стать такой же короткой… Борьба света и тьмы идет не только в нашем мире, есть сотни планет…

Ториль угрюмо поглядела на нее.

— Но ведь тогда следует…

Рюби кивнула.

— Ты права. И чтобы принять вывод из этих слов, нужно больше мужества, чем для сражения.

Дъярв морщил лоб, стараясь понять, о чем идет речь. Зато Хани не требовалось ничего растолковывать; услышав последнюю фразу, он помрачнел еще больше.

— Значит ли это, что наша борьба бесполезна?

— Конечно, нет! — хором воскликнули Ториль и Рюби.

— Но вы утверждаете, что борьба бесконечна!

— Верно. Но бесконечная — не значит бессмысленная, — объяснила Рюби.

— Я не буду рассказывать тебе, что и как. Ты обязан додуматься сам. Только тогда ты сможешь держать груз, возложенный на твои плечи, иначе ты рискуешь повторить путь брата.

— Я постараюсь понять, — без воодушевления пообещал Хани. — Но почему ты так уверена, что со мной это не произойдет? Вдруг я переменюсь прямо здесь и прямо сейчас?

— Ты уже не раз и не два доказывал, что сильно отличаешься от брата,

— возразила Рюби.

— Это очень просто проверить, — перебила ее Ториль.

Все удивленно посмотрели на нее.

— Как? — не скрывая недоверия, спросила Рюби.

— Откуда тебе знать о преданиях и колдовстве людей, — снисходительно, но с чувством превосходства ответила Ториль. — Вы, Радужники, слишком увлечены собственными делами, слишком поглощены своими заботами, чтобы замечать то, что полагается видеть краткоживущим. — Она сделала нетерпеливый жест, отметая возражения Рюби. — Это именно так. Может, ты и не говоришь об этом, но в глубине души… Иначе ты давно поняла бы, что нужно использовать волшебные мечи.

— Для чего?

— Чтобы выявить то самое различие между людьми.

Рюби неподдельно изумилась.

— Никогда не слышала ни о чем подобном.

— Я тоже, — встрял Хани. — Хотя мы с братом прочитали немало старинных рукописей.

— Значит, они были недостаточно старинными, — отрезала Ториль. — У нас во дворце хранятся глиняные таблички с выдавленными иероглифами. Сколько им лет — не знает никто. И там рассказывается о некоторых свойствах первоэлементов. Если пожелаешь — можешь ознакомиться…

Висеть в когтях туманного нетопыря было не слишком удобно, но Морской Король смирился с временным неудобством: когда спасаешь шкуру, становится не до мелочей. Через плечо он поглядел на клубящийся позади огненный столб. Там вырвалась на свободу сила, которую и Хозяин Тумана, и Двухголовый мечтали поставить себе на службу, да так и не сумели. В бешеном круговороте смешались воедино все стихии — земля, вода, огонь, воздух…

Морской Король злобно осклабился. Еще один должник. Многим придется мстить, но у него есть время. И тут он вскрикнул.

Белая вершина исполинского гриба, пронизанного золотыми искрами, вдруг стала угольно-черной. В одно мгновение неистовое пламя словно пожрало само себя, истощилось, выгорело, оставив зияющую пустоту. Подобно черным молниям, странные полосы мрака испещрили небо. И один такой сгусток темноты ударил королю прямо в грудь.

Когда он очнулся, то немало удивился, обнаружив, что ничего страшного не произошло. Туманный нетопырь по-прежнему мерно бил крыльями и тихо попискивал. Хотя его неровный дергающийся полет вызывал у Морского Короля приступы морской болезни, других неприятностей ожидать не приходилось, ведь они успели отлететь достаточно далеко он места взрыва.

Но здесь он ощутил ледяной укол прямо в сердце. Король невольно дернулся, обнаружив, что у него на поясе висит меч. Золотая рукоять в виде дракона!

Король лихорадочно ощупал оружие. Все правильно, никакой ошибки. Меч Ненависти вновь вернулся к нему.

Король истерически рассмеялся. Значит, борьба начинается заново! Зло не собирается покидать этот мир. Кто-то из оставшихся позволил себе черные мысли, затаил недобрые намерения. Меч послушно откликнулся! Воистину, пока живет на свете хоть один человек, он будет ненавидеть и завидовать. Сейчас нужно найти, кому вручить этот меч. Морской Король не собирался больше рисковать сам. Раз меч возвратился, значит отыщется желающий получить его.

Битва проиграна, война продолжается.

Морской Король умен. Он не позволит себе ни слабости, как Хозяин Тумана, ни высокомерной глупости, как Двухголовый. Недаром он пережил всехдрузей. Теперь осталось пережить врагов…

Ториль воткнула в землю треугольником оставшиеся мечи: красный, зеленый, голубой. Потом она принялась читать заклинания, да сразу на нескольких языках, так, по крайней мере, показалось Хани. Напевный язык цветов, хриплое карканье Черного языка и многое, многое другое… Он на всякий случай отошел подальше — мало ли что может стрястись. Пример стоит прямо перед глазами — еще пышут жаром развалины Железного Замка.

Но ничего ужасного не случилось. Заклинания разогнали шевелящиеся тучи, в небе проглянуло солнце. И тут же вспыхнули три огня. Пронизанные множеством золотистых звездочек, вверх поднялись цветные фонтаны. Хани замер, пораженный их красотой.

Ториль прочитала еще несколько заклинаний, и фонтаны изогнулись, превратились в арки. Они начали перемешиваться, и вскоре нельзя было различить отдельные цвета в пестрой мозаике. Хани не догадывался в чем дело, пока арки не превратились в радугу, раскинувшуюся над дорогой, на которой они стояли.

Дъярв задрал голову и оценивающе поцокал языком.

— Отлично. Не предлагаешь ли ты нам по древнему поверью пройти под радугой, чтобы найти свое счастье?

Ториль весело рассмеялась.

— Вот именно.

— Но это глупо, — немного обиделся Хани. — Я не слышал, чтобы хоть раз это кому-либо удалось.

— Правильно, — серьезно ответила Ториль. — Не каждому дано пройти под радугой. Счастье — вещь очень редкая, мало кто может похвастаться, что нашел его.

— Но ведь радуга неполная, — указала Рюби. — Нет синего меча, нет и синего с фиолетовым цветов. Значит и счастье будет неполным.

— Тоже верно. Синий меч пропал в жерле золотого вулкана, взорвав его. Но даже будь он здесь, все равно радуга не стала бы полной. Не бывает полного и совершенного счастья, не бывает в принципе.

— Тогда испробуй на себе неполное.

— Не стану. Кроме того, есть еще одно возражение. Человек может пройти под радугой, волшебнику сие не дано. Или он перестанет быть волшебником, потому что его магическая сила перейдет на радугу.

Дъярв решительно тряхнул головой.

— Чему бывать — того не миновать. Если я обречен стать счастливым — мне не удастся спрятаться и на виселице. Пройдусь.

Но когда он приблизился к волшебной арке, та стремительно побледнела и отодвинулась шагов на двадцать. Дъярв замер. Потом менее решительно, но все-таки сделал еще три шага. Радуга отплыла дальше, в ней погас оранжевый цвет. Ее уже только с большим трудом можно было различить в сиянии дня. Дъярв метнул неприветливый взгляд на Ториль и, сконфуженный, вернулся назад.

— Видимо, это счастье не по мне, — с деланной веселостью процедил он.

— Недостоин.

— Зачем оно тебе, король? — серьезно возразила принцесса. — Тебе предстоят великие труды по восстановлению державы. Впереди походы и сражения, строительство городов. Тебя ждут любовь и преданность подданных. Что тебе до счастья, принесенного колдовством? Исполненный долг есть счастье правителя.

Насупившийся Дъярв слабо улыбнулся.

— Посмотрим. Значит, нам придется искать счастье вместе, принцесса.

Хани весело предложил:

— Давайте я попробую.

Но Рюби остановила его:

— Подожди.

И прежде чем все успели опомниться, она стремительно пробежала под радугой.

— Что ты наделала, — ахнул юноша.

Ториль была права — радуга изменилась, теперь она стала полной, в нее вернулись недостающие цвета.

Бледная Ториль прошептала:

— Но ведь ты стала… человеком.

Рюби устало и счастливо улыбнулась.

— Может, это и есть то, к чему я стремилась. Ну, что же медлишь? — подтолкнула она Хани.

Он долго смотрел девушке в глаза, а потом качнул головой.

— Нет. За эти мгновения мне открылось слишком много, чтобы я позволил себе искать счастья… Черный Меч вырвался на свободу, он у Морского Короля, и моя дорога не кончилась. Чтобы догнать его, нужно пройти мимо радуги. В борьбе счастья нет, а мой долг — борьба.

— Наш долг, — поправила Рюби.

— Наш, — согласился Хани. — А радуга последует за нами, и настанет день, когда мы пройдем-таки под нею.

Дъярв прищурился, потому что золотистый ореол вокруг головы Хани стал просто ослепительным, и в ответ ему так же ярко сияла радуга на чистом голубом небе.

Александр Больных Руки вверх, мистер гремлин!

БАННЫЙ, ВОДЯНОЙ И ПРОЧИЕ ДОСТОЙНЫЕ ЛИЧНОСТИ

Печка фыркнула и выбросила через поддувало струю серого дыма, перемешанного с колючими искрами. Дым показался мне каким-то особенно едким и вонючим, я закашлялся, слезы обильно заструились из глаз. Когда я опомнился, пришлось убирать подальше начавшую тлеть бересту — так и пожар устроить не долго. Да, судя по этим мерзким фокусам, банный сдаваться без боя отнюдь не собирался, схватка предстояла нешуточная.

Я осторожно приоткрыл дверь в парную. Тяжко пахнуло горячей сыростью, разогретым смолистым деревом и еще чем-то непонятным. Мне показалось, что я услышал злорадный тоненький смешок. Или не показалось? Беси любят позлорадствовать… Да, точно. Пришел. Явился, голубчик! Я торопливо швырнул внутрь новенькую мочалку и кусочек мыла. Если только он соблазнится — а какой банный устоит перед подобной приманкой? — он в моих руках. Вот тогда мы потолкуем.

Я захлопнул дверь и прислушался. Из парной не долетало ни звука. Странно. Ведь если банный попадется в ловушку, то баня должна заходить ходуном, затрястись. Ведь он будет стараться вырваться, разбушуется, рассвирепеет… Нет, определенно ничего не слышно. Набравшись духу, ведь даже колдун-профессионал не каждый день сталкивается лицом к лицу с бесями, я подхватил шайку с заговоренной водой и решительно бросился на супротивника.

Внутри парной абсолютно ничего не было видно. Я немного перестарался, поддавая пару, и в горячих клубах невозможно было различить и собственную руку.

— Эй, выходи! — громко крикнул я.

Ответом было только потрескивание дров в печке да бульканье воды в котле.

— Выходи… — уже менее уверенно предложил я.

Снова молчание.

Я двинулся к полку, ведь всем известно, что банный предпочитает прятаться именно под ним. Но сослепу наступил на подброшенный мною же кусок мыла… Шайка с грохотом полетела в одну сторону, сам я с неменьшим шумом — в другую. Драгоценная заговоренная вода с веселым бульканьем вытекала в щели между половицами. А ведь мне стоило таких трудов достать ее. Но и это была не самая крупная из неприятностей. Оказалось, что я с размаха уселся на собственную мочалку. Да-с.

Я попытался было встать. Напрасно. Клей был приготовлен на совесть, и мочалку я им пропитал старательно. Ведь охота шла не на кого-то из мелких пакостников, нет. На самого банного! Промашки нельзя было допустить, и я потрудился на славу… Зато теперь приклеился к полу намертво. Охотник попался в собственный капкан. Мне снова на мгновение показалось, будто я слышу злорадный смешок. Так и есть! Подловил, змей.

Зарычав от злости, я снова попытался подняться. Снова клей оказался сильнее. Штаны тоже попались некстати прочные: они только затрещали, но не поддались. Я рванулся раз, другой — попусту. А ведь нужно торопиться. Еще немного — и клей пропитает штаны насквозь. Тогда я буду обречен вечно сидеть на полу заброшенной деревенской бани. Кричать бесполезно, на помощь не придет никто. И спустя века археологи будут тщетно гадать над тайной приклеенного скелета.

Эта жуткая мысль придала мне силы, и я, разорвав пояс, вылетел из приклеенных к полу штанов. Если вы полагаете, что это легко было сделать — попытайтесь сами. Всякая охота смеяться над моими злоключениями пропадет моментально.

Я перепуганно озирался, с компьютерной скоростью просчитывая варианты. Схватка еще не закончилась, мне нужно убедить банного, что я растерялся, впал в панику и готов сдаться на милость победителя. На самом деле я сжимал заранее положенный в карман рубашки пакетик с толченым корнем мандрагоры. Как только он появится, я своего шанса не упущу.

Дверь парной тихонько заскрипела. Я лихорадочно рванул заветный пакетик. Затрещал плохо пришитый карман, и с влажным теплым паром смешалось едкое серое облачко. Послышался чей-то сдавленный вопль, смачное ругательство. Судя по голосу, это был не банный. Кого же тогда черти принесли? Я таращился в белую клубящуюся пелену, пытаясь если не увидеть, то хотя бы угадать, кто там прячется. В предбаннике грузно затопотали. Я поднял оброненную шайку и с криком — для устрашения врага и собственного ободрения — запустил ею в дверь. Шайка с грохотом ударилась о притолоку, обручи лопнули, доски так и брызнули в стороны. Промах! Зато я в ответ получил несильный, но очень меткий удар под дых. Из белесой шевелящейся стены словно молния вылетел кулак, и я распростерся на мокрых досках, едва не улетев под потолок. Причем такое уж мое черное счастье — конечно я попал аккуратно на клейкую мочалку.

— Кто тут? — глухо прозвучало из предбанника.

— Я-я… — глухо выдохнулось из моего рта.

— Кто «я»? — У спрашивающего, похоже, был кошачий слух, если он сумело различить мое еле слышное сипение.

— Петя Иванов.

— Он! — обрадовались в предбаннике. — Нам правильно сообщили, где вас искать. Выходите.

— Не могу, — отказался я.

— Это почему? — в вопросе прозвучала некоторая грозность.

— Приклеился, — скрывать что-либо не имело смысла.

— Как так?

— Зайдите и сами увидите.

В предбаннике зашушукались. Кажется, мой фокус с мандрагорой их немного напугал. Черные силы определенно меня остерегались! А что, я такой…

— Хорошо, мы сейчас зайдем. Только вы не швыряйтесь больше этой пакостью.

Я прав!

— Это мы еще посмотрим, — неопределенно пообещал я, делая хорошую мину при плохой игре. Бесям ни на секунду нельзя показывать свою слабость. Сожрут.

— Тогда оставайтесь, где лежите, — ехидно ответили мне.

Проклятье! Они все знали. Выбора у меня не оставалось никакого, и я решил капитулировать.

— Жду.

Дверь снова зловеще заскрипела, и из клубов пара материализовалась атлетически сложенная фигура в безукоризненном костюме. Ботинки фигуры были надраены до зеркального блеска, даже галстук был повязан. Это в бане! Странно, ни на кого из бесей фигура не походила.

— Прошу вас следовать за мной, — слегка поклонился пришелец.

— С великой радостью сделал бы это, если бы мог.

— Простите?

Я быстро объяснил ситуацию, по возможности не нанося большого ущерба собственному самолюбию. Ведь любое событие можно описать по-разному. И сразу обнаружилось, что помимо вежливости незнакомец обладает массой прочих достоинств. Я видел это своими глазами, иначе ни за что не поверил бы. Голыми руками он разломал толстые доски пола после того как выяснилось, что даже с чужой помощью мне встать не удается. Два сокрушительных удара ребром ладони превратили доску в кучку трухи. Ну и зрелище…

— Очень вам признателен.

— Не стоит, — добродушно усмехнулся незнакомец. — Надеюсь, вы уделите нам немного времени для беседы.

— Не могу отказать своим освободителям.

Он откашлялся зачем-то, помялся нерешительно и потом предъявил маленькую красную книжечку, оказавшись капитаном госбезопасности. Да, многие предпочли бы банного или самого водяного! Фамилия? О фамилии я пока умолчу. Еще не пришло время раскрывать все тайны. И вообще бойцы невидимого фронта скромны. Да и враг не дремлет, мы не имеем права подвергать лишней опасности этих мужественных людей. Его аристократической внешности спутник, виски которого были помечены благородной сединой, носил погоны подполковника. То есть погон на нем не было, но вы понимаете, что я хочу сказать. Да, такие люди… После этого я себя зауважал. Не к каждому пошлют столь заслуженных офицеров. А если меня уважают компетентные органы, то сам себя я просто обязан уважать.

Подполковник долго смотрел мне в лицо проницательным умным взглядом и потом сказал:

— Мы пришили, чтобы просить вас о помощи.

Странная смесь удивления и торжества преисполнила меня. Я предполагал такую возможность. Наши органы знают все, значит им известно и о моем увлечении. А второго такого специалиста по бесям лукавым еще поискать надо. Следовательно, они вполне могли выйти на меня.

— Я готов! — бодро выпалил я.

Подполковник чуть улыбнулся.

— Я рад, что вы проявили понимание стоящих перед нашей организацией задач.

Я вскочил, щелкнул каблуками.

— Я принимал присягу! Я офицер запаса!

— Отлично! — голос подполковника фанфарно зазвенел. — И еще кто-то смеет утверждать, что народный патриотизм ослабел. Нет. Мы по-прежнему сплочены и готовы к самой жестокой борьбе.

Я еще раз щелкнул каблуками, вспомнил об оставленных в парной штанах и покраснел.

— Хвалю! — рявкнул подполковник, делая вид, что не замечает моего конфуза.

— Служу Советскому Союзу!

Подполковник отечески похлопал меня по плечу.

— Садитесь. Приступим сразу к делу. Капитан, прошу вас.

Капитан сделал руками стремительное движение, и прямо из воздуха у него в ладонях появился кожаный чемоданчик. Точнее, для меня это был чемоданчик, а в руках капитана он сильно смахивал на спичечный коробок. Лязгнули никелированные замочки, чемоданчик распахнулся. Это был сложный прибор, напоминающий компьютер, только очень специальный, с массой незнакомых клавиш и верньеров.

Капитан тем же жестом фокусника извлек ниоткуда крошечную дискету и вопросительно посмотрел на подполковника. Тот разрешающе кивнул. Капитан вставил дискету в прибор, экран засветился.

…выжженная солнцем до полной бесцветности солончаковая пустыня. Редкие веточки противно колючего саксаула тоже выгорели до пепельно-серого цвета. Даже само небо приобрело какой-то блеклый белесый оттенок. Мне померещилось, что с экрана пахнуло жаром, и я невольно подался назад. Серая бетонная полоса, пересекавшая пустыню, казалась естественной и органичной в этом опаленном мире. Ее огромные шестиугольные плиты сливались с землей, и, если бы не красные и зеленые огни, поблескивающие вдоль полосы, я ни за что не различил бы бетонку, хотя она была гигантской. Полоса начиналась где-то за горизонтом и уходила в желтое марево, плавно колышущееся вдали. Зато резким белым пятном выделялась стоящая на полосе машина.

— Объект «Икс», — сухо пояснил капитан. перехватив мой недоуменный взгляд, он снова молчаливо обратился за разрешением к подполковнику. Тот кивнул, Лаконичность, превосходящая спартанскую! — Корабль многоразового использования… м-м… «Икс». Может стартовать как обычный самолет без помощи ракеты-носителя.

— Что-то вроде японского? — спросил я.

— Разумеется. Именно японцы украли у нас эту идею. Она была опубликована в журнале «Мурзилка». Наши цензоры оказались преступно небрежны, за что они еще понесут заслуженное наказание. Проморгать такую военную тайну! Неслыханное головотяпство! Измена!

— Я где-то читал об этом корабле… — протянул я нерешительно.

— Где? — моментально насторожился капитан. В глазах подполковника тоже зажглись охотничьи огоньки.

— В журнале…

— Каком?!

— Не помню точно. Кажется «Флайт». Или «Интернейшнл дифенс ревю»… Не помню.

— Вы правы, — скорбно согласился капитан. Подполковник, услышав названия, тоже погрустнел. — Иностранцы, не стесняясь, разглашают нашу военную тайну, а мы не можем привлечь их к ответственности…

— А называется эта машина… Постойте… «Вихрь».

По вытянувшемуся лицу капитана я понял, что попал в десятку.

— Неважно, как он называется, главное, что он существует, и наша задача — сохранить это в тайне. Цензура не справляется со своими обязанностями не по злому умыслу, а от чисто физической невозможности. Сейчас развелось столько разнообразных журналов, попробуй, уследи за ними. Вот если бы цензоров было раза в три больше… А лучше в четыре… — Капитан мечтательно закатил глаза. — Впрочем, я отвлекся.

Были нажаты новые клавиши, и картинка на экране ожила, задвигалась. Белым факелом ударил выхлоп, и сразу потек, заструился неподвижный до того воздух, расплавленный чудовищным жаром. Очертания огромной машины тоже заколебались, поэтому я не уловил момент, когда она сорвалась с места. С экрана не доносилось ни звука, но мне чудилось, будто я слышу бешеный рев пламени и свист рассекаемого короткими крыльями воздуха. Грузная с виду машина неожиданно плавным движением подняла нос, колеса оторвались от бетонной полосы… Внезапно словно кто-то невидимый встряхнул экран. Без всяких причин машины вздрогнула, качнула крыльями, резко вильнула в сторону и соскочила с бетонки. Колеса подняли дымные шлейфы, машина ударилась носом о землю. Весь экран заволокло серо-желтое облако.

— Какой ужас, — невольно вырвалось у меня.

Подполковник молча кивнул, а капитан спросил:

— Вы обратили внимание?

— На что?

— Секунды непосредственно перед аварией.

— Нет.

Пыльное облако постепенно рассасывалось. Стал виден разбитый аппарат. Его помятые крылья жалобно задрались вверх, несколько иллюминаторов вылетели. К счастью, пожара не возникло.

— Какой ужас, — повторил я. — Надеюсь, экипаж не пострадал?

— На сей раз обошлось, — недовольно сказал капитан, нажимая какую-то клавишу. По экрану заметались красные и желтые зигзаги. Потом снова возник смазанный движением силуэт «Вихря».

— Смотрите внимательней, — предложил капитан.

Изображение начало двигаться рывками, то и дело замирая. Опять самолет-ракета начал разбегаться, уже приподнялся и… неуклюже раскачиваясь свернул со взлетной полосы, сунувшись в песок. Но сейчас я заметил стремительно мелькнувшую черную полоску. Она пересекла бетонку под самым носом набиравшего скорость «Вихря».

— Что это? — вскричал я, невольно вытягивая палец.

— Заметили, — с мрачным удовлетворением констатировал подполковник.

— Заметил. Но я так и не понял, что именно заметил.

— Пусти еще раз стоп-кадрами, — приказал подполковник.

Капитан еще раз прокрутил запись. Теперь я различил крошечную черную фигурку, оказавшуюся на пути машины. Именно она испугала пилота «Вихря», потому что сразу после роковой встречи переднее колесо судорожно дернулось в сторону, многотонная махина покорно вильнула с бетонки навстречу бесславному концу.

— Наши компьютеры восстановили изображение по имеющимся записям, — проинформировал капитан. — Только после этого мы поняли, что произошло. Даю вторую запись.

Изображение, неуловимое для глаза, превратилось в рисованное. Снова «Вихрь» попытался взлететь, и снова катастрофа. На этот раз я все увидел в мельчайших деталях. Картина была настолько невероятной, что я растерянно попытался протереть глаза, чтобы отогнать наваждение. Дорогу «Вихрю» перебежала черная кошка. Воровато озираясь, она мчалась поперек полосы, прижав уши и вытянув хвост. Да-а. Если бы после такой встречи «Вихрь» сумел взлететь, это стало бы настоящим чудом. У меня невольно вырвалось:

— Кошка?!

Подполковник вздохнул.

— Сначала мы тоже не поверили, уж слишком далеким от реальности оказалось объяснение катастрофы, противоречащим всем законам природы.

— Да что вы знаете об этих законах? — перебил я его. — Простите.

— Ладно. Пилот сразу после аварии говорил, что ему перебежала дорогу черная кошка, но мы, конечно не поверили. Допрашивали, старались. И все зря. Хотя после научного анализа его версия подтвердилась, мы все равно ходатайствовали о наложении взыскания, потому что наш советский офицер не имеет права поддаваться тлетворному влиянию чуждой нам нечистой силы. Однако… — Он замялся. — Если бы это происшествие осталось единичным случаем. Как вы сами понимаете, этот факт огласке не подлежит, но я должен открыть вам тайну: летные испытания состоят из серии полетов. Вам была показана пленка, увы, не с первой аварией. Та застигла нас врасплох, мы оказались абсолютно не готовы. Но после нее были приняты все меры, которые мы полагали необходимыми. Однако аварии продолжались, хотя вдоль полосы было введено патрулирование специальных собачьих подразделений… Выяснилось, что это пустая трата времени и сил. Катастрофы продолжались. И каждый раз пилоты в оправдание приводили одну-единственную причину: ту же самую проклятую черную кошку. Это иррационально. Это недиалектично. Это невозможно. Но это существует. Мы не имели права признавать существование потусторонних сил, однако давление обстоятельств оказалось сильнее должностных инструкций. После того, как разбился беспилотный радиоуправляемый аппарат, мы были просто прижаты к стенке. Ведь арсенид галлия не подкупишь, не сглазишь!

Я снисходительно улыбнулся.

— Насчет последнего вы немного заблуждаетесь.

— Нет, — упрямо повторил подполковник. — Здесь не может быть никакой связи.

— Связь есть и самая прямая. Нужно только суметь ее увидеть. Отыскать причину.

— Это вы правильно, — одобрительно мотнул головой подполковник. — Вскрывать корни и искать нити всегда полезно. Но мы этого не смогли. Традиционные методы борьбы оказались неэффективными.Мы перестреляли всех кошек в радиусе шестисот километров от космодрома, не глядя на их масть. В воздухе постоянно дежурят боевые вертолеты с приказом уничтожить любую замеченную кошку. Бесполезно. Создается впечатление, что этим тварям наши пули не причиняют никакого вреда. Кошки их просто не замечают! В результате важнейшая оборонительная программа поставлена под угрозу.

— И тогда… — подхватил я.

— …мы решили обратиться к вам. Собранные нами сведения показали, что вам можно доверять дела чрезвычайной важности. Такой отзыв о вас мы со всех сторон получали.

Эта неуклюжая фраза заставила меня на мгновение призадуматься. Где-то я ее уже слышал. Кроме того мне сильно не понравилось упоминание о собранных сведениях. Если в КГБ нет досье, откуда сведения? А если есть сведения, то куда делись досье, которых нет? Однако от меня ждали ответа.

— Разумеется. Меня не удивляют многочисленные неудачи. Скорее, странным выглядит то, что они не ухудшили положения. Бессмысленно пытаться бороться с силами зла, используя слабенькие средства материального мира. Это может лишь больше рассердить нечисть.

— Слабенькие… — не удержался капитал. — Три тысячи выстрелов в минуту.

— Хоть шесть тысяч. Только тайная сила магии может принести успех.

— Жаль, что мы сразу не осознали это, — покаялся подполковник,

— тогда не было бы ненужных потерь. Однако, приняв решение, мы сразу приступили к его реализации и начали искать специалистов по связям с потусторонним миром.

— Вам рекомендовали меня. — Я не смог удержаться от улыбки.

— Верно. Вы числитесь одним из крупнейших специалистов, — подтвердил подполковник.

— Одним из? — нервно переспросил я.

— Ведь среди магов не проводятся конкурсы на звание лучшего по профессии, — мягко успокоил подполковник. — Именно поэтому я вынужден применить такую формулировку. Не рассматривайте ее как попытку умалить ваши знания и умение.

— Вам следует обратиться к другом ведунам, — обиженно заметил я.

— Мы так и поступим, когда сочтем необходимым, — холодно парировал подполковник. — Пока мы решили иначе.

— Простите.

Он неприязненно прищурился.

— Будем считать инцидент исчерпанным, но впредь подобное не должно повторяться. Короче, мы ждем от вас, что вы исполните свой долг перед страной. Вы должны помочь нам в борьбе с чуждыми нашему строю явлениями в среде нечистой силы.

Я вскочил.

— Куда и когда я должен прибыть? Только я считаю необходимым вас предупредить: судя по вашему рассказу, схватка предстоит нешуточная, и потому мне необходимо подготовиться.

— Не спешите, — усмехнулся подполковник. — Я исчерпал пределы своей компетенции. Все остальное вас скажут в областном управлении, куда я вас должен доставить.

Эта фраза мне тоже не понравилась.

ЗВЕЗДЫ ГЕНЕРАЛЬСКИЕ И НЕБЕСНЫЕ

В какой город мы поехали — я пока не имею права сказать. Может лет тридцать спустя, когда я начну писать мемуары, мне и разрешат это сделать, но пока… Нет, нет, нет… Известно только, что расположен он на Среднем Урале в сорока километрах от границы Европы и Азии. Не так давно его разрешили нанести на карты, но поскольку окончательно вопрос о рассекречивании не решен — т-с-с… Куда мы поехали в этом городе — тоже тайна. Улочка в самом центре, но довольно тихая, и потому двенадцатиэтажный небоскреб немного выделялся среди окружающих деревянных домишек. Скромная доска черного мрамора извещала, что здесь расположен… Тот самый…

Часовые при входе тщательно проверили удостоверения моих спутников. Завидев же меня, они вытянулись в струнку и отдали честь.

— Что с ними? — шепотом спросил я у капитана.

Тот посмотрел на меня неприязненным взглядом и желчно ответил:

— Не могу знать. Это выходит за пределы моей компетенции.

Проклятая компетенция! Если и мне предложат работать в таких же рамках, я буду вынужден отказаться. При работе с лукавыми бесями никогда не знаешь, с чем столкнешься в следующую минуту, поэтому самоограничения не только не нужны, но и откровенно вредны. Это все равно, что пытаться боксировать со связанными руками.

Когда мы шли по коридору, все встречные бледнели и шарахались в стороны. Неужели я так похож на привидение? Никогда бы не подумал. Конечно, я не успел переодеться после охоты на банного, но ведь драный вид не причина… Поведение моих спутников тоже переменилось. Они всячески выказывали мне свое уважение и почтительность. Это следовало запомнить. Просто так и кошка не прыгнет, а уж эти… Солдатская почта?

Тихо шлепнула дверь лифта, и кабина начала было подниматься, но почти сразу же что-то противно заскрежетало, она дернулась, перекосилась и замерла, как припаянная. Капитан лихорадочно застучал по кнопкам, однако лифт категорически отказался подчиняться.

— Черт знает что, — сказал капитан раздраженно.

— Спокойнее, — тихо проговорил подполковник. А я только хитро улыбнулся. Мне-то все превосходно было понятно с самого начала. Лишь слепой мог оставаться в блаженном неведении относительно происходящего.

— Ведь до сих пор работал безукоризненно, — расстроился капитан.

— Любая вещь однажды ломается в первый раз, — заметил я.

Капитан вместо ответа несколько раз недовольно нажал кнопку вызова дежурного. Динамик невозмутимо молчал. Тогда капитан в сердцах так треснул его ладонью, что решетка хрустнула.

— Спокойнее, — повторил подполковник. И тут же потерял невозмутимый и величавый вид. Динамик тихо, но отчетливо хихикнул. Кабина дернулась и провалилась вниз метра на два. Капитан заметно побледнел.

— Если мы сейчас рухнем… — вырвалось у него.

— Война объявлена, — хладнокровно сказал я.

— Какая война?! — возмутился капитан. — Кем объявлена?! Что за чушь вы порете?! Ой, виноват! — Он вытянулся в струнку. — Ведь если мы не выберемся из лифта, нам придется несладко.

Кабина затрещала и опустилась еще немного. Мы услышали встревоженные голоса и лязг железа. По-видимому, кто-то пытался пробиться в шахту лифта, чтобы вызволить нас.

— Значит, вы говорите война? — прищурился полковник.

— Я совершенно уверен. Вы решили начать противоборство с бесями лукавыми, так неужели вы полагаете, что они об этом не пронюхали? Они проникают везде и всюду, их глаза и уши имеются в каждой комнате, в каждом доме.

— Значит, не только мы, — загадочно обронил капитан.

— Ясно, — протянул подполковник. Это был знакомый ему лексикон, и он сразу понял размеры грозящей опасности.

— Это еще не ответный удар, но уже предупреждение.

Пока я говорил, кабина продолжала опускаться. Я вспомнил, что лифт скоростной, представил, сколько над нами этажей…

— Каков же выход?

— Ждать. Нас захватили врасплох, и нам просто больше ничего не остается. Но даю вам слово, что сполна расквитаюсь с ними за это унижение. Той же монетой.

Лифт задрожал как в лихорадке. Медленное скольжение постепенно переходило в стремительное падение.

— Держись! — взвизгнул капитан.

Кабина со свистом полетела вниз. Я уже приготовился достойно встретить свой конец, совершенно забыв, что минуту назад надеялся на благополучный исход. Однако обошлось. Ремонтники успели взломать дверь шахты и всунули внутрь стальную трубу. Кабина с разгона налетела на препятствие и затрещала. Приличной скорости набрать мы не успели, поэтому полет завершился сравнительно благополучно, если не считать выбитого зуба у капитана и слегка вздувшейся скулы у меня. Сильнее всех пострадал авторитет капитана. По-моему, подполковник не простил ему неприличных визгов и сделал для себя некоторые выводы. А ведь капитан совсем немного опередил меня, еще секунда — и я тоже закричал бы.

Мы кувырком вылетели наружу, помятые и злые донельзя. Когда я поднялся на ноги, то погрозил кулаком разбитой кабине.

— Ну проклятый, погоди! Мы еще столкнемся с тобой на узенькой дорожке.

— Это вы кому? — спросил подполковник.

Самый простой и естественный вопрос вдруг поставил меня в тупик. Действительно, кому я собрался мстить? В доме — домовой, в бане — банный, в овине — овинный, а здесь? Лубянный, что ли? Я растерянно пожал плечами.

— Не знаю. Но когда повстречаемся, я его, мерзавца, сразу узнаю.

Ремонтники смотрели на нас дикими глазами. Наверное, решили, что с перепугу мы все трое слегка рехнулись. Расколотый динамик на прощанье издевательски захохотал. Капитан вздрогнул и скорым шагом бросился прочь по коридору. А мне показалось, что я заметил мелькнувший в шахте голый крысиный хвост.

В очень высокий кабинет мы попали только вдвоем — я и подполковник. Капитан допущен не был, он исчерпал свой уровень компетенции. Однако по его виду нельзя было сказать, что он слишком расстроен, скорее наоборот. Похоже, поединки с бесями пришлись ему не по вкусу.

Кабинет был обставлен со спартанской суровостью и простотой. Длинный полированый стол, несколько жестких стульев, большой сейф в углу, портрет Дзержинского на стене — и больше ничего. Никаких расслабляющих кресел, диванов, ковров, развратных секретарш, японских телевизоров, полных баров. Ни-че-го! И хозяин кабинета произвел на меня очень благоприятное впечатление. Несмотря на серьезный возраст, он сохранил юношескую стройность и подвижность, хотя тяжелая работа избороздила морщинами лицо и запудрила виски сединой. Что мне запомнилось — огромные наклеенные брови. Иногда начинало казаться, что они живут отдельной, независимой от хозяина жизнью. Сами по себе сходятся, взлетают вверх… Генеральская форма изумительно шла ему, он словно родился в мундире.

— Прошу, — генерал-лейтенант вежливо указал на стулья. Но за этой подчеркнутой вежливостью угадывалась стальная воля и непреклонная решимость. Если хотите, даже жестокость.

— Петр Петрович еще не вполне в курсе, — почтительно сказал подполковник, становясь по стойке смирно, как зеленый юнкер. Таково было магнетическое ощущение властности, исходящее от генерала. — Я не счел возможным пока посвящать его во все детали плана.

— Правильно, — кивнул генерал. — Всему свое время.

Я робко присел на краешек стула, подполковник остался стоять. Генерал пристально посмотрел мне в глаза, читая в самых потаенных уголках души. Я просто закоченел под этим строгим взглядом, замер, как лягушонок перед гадюкой.

— Мы прикласили вас сюда, чтобы просить о сотрудничестве. — По тону генерала я понял, что до сих пор он никогда и никого не просил. Только отдавал приказы. — В последнее время активизировалась деятельность враждебных нашему прогрессивному строю элементов в среде так называемой нечистой силы. Само по себе это явление нас мало беспокоит, однако оно сопровождается рядом побочных эффектов. Вам продемонстрировали только один из них. — Я покорно кивнул. — Это уже является угрозой безопасности нашего государства, а с такими угрозами мы обязаны бороться. Вы согласны?

— Так точно, — вырвалось у меня.

— Не надо. Оставим строевой устав лейтенантам.

Я не мог не расстрогаться. Под железной броней таился добрый и мягкий человек, наверняка любящий животных. Теперь я легко мог представить себе генерала, ласкающим бездомного котенка. Да, хороший урок на будущее — рискованно доверяться первому мимолетному впечатлению.

— Но ведь я в некотором смысле… Тоже лейтенант. Запаса вдобавок.

— Были, — усмехнулся генерал. — Были.

— То есть?

Он откашлялся, лицо его закаменело. Я торопливо поднялся.

— Приказом начальника Комитета Государственной Безопасности СССР создано специальное Управление по борьбе с нечистой силой.

— У меня чуть глаза на лоб не вылезли. — Ему присвоен непорядковый номер тринадцать. — Генерал хитро усмехнулся. — Полагаю, самый подходящий. Сейчас производится комплектация штата Управления. При этом только половина сотрудников будет переведена из остальных Управлений Комитета для создания профессионального костяка. Это необходимая мера. Но главной ударной силой Управления должны стать специалисты по демонологии, ведовству, парапсихологии. Этим займетесь вы. Срок

— месяц. По истечению — доложить о завершении укомплектования Управления и немедленно приступить к действиям.

— Я?!

— Конечно. Кто же еще должен докладывать, как не начальник Управления.

Я замер, как громом пораженный. Заметив мое замешательство, генерал укоризненно покачал головой.

— Это приказ. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что такое приказ начальника?

— Начальника? — тупо переспросил я.

— Конечно. С сегодняшнего дня я ваш непосредственный начальник.

— Ага. — Наверное в эту минуту меня можно было принять за полного кретина.

— Вот и отлично. Исполняйте, товарищ генерал-майор.

Здесь мои нервы окончательно сдали, и я без чувств шлепнулся на пол.

Головокружительная карьера из лейтенантов запаса в генерал-майоры и начальники Управления КГБ немного выбила меня из колеи, потребовалось определенное время, чтобы оправиться и восстановить душевное равновесие. С налаженной жизнью пришлось проститься навсегда. Прощай, родная стройконтора, прощайте беззаботные отпуска в лешачьей глухомани. Государственные обязанности превыше всего. Но с другой стороны генеральские погоны принесли не одни только неприятности. Появился и ряд несомненных плюсов. Во всяком случае я с немалым удовольствием отрешился от всех земных забот, взвалив их на плечи, то есть на погоны адъютанта. Фамилий я по-прежнему не называю.

Еще великий Наполеон как-то, походя, бросил: «Ordre et contreordre — desordre». Приказ и контрприказ — беспорядок. Гениальный корсиканец и здесь оказался совершенно прав. Я не успел провести в новом мундире и двух дней, как вдруг из заоблачных высей выпорхнула бумага с красным грифом, предписывающая немедленно отложить в сторону все текущие дела и заняться выполнением плана «Вихрь». Да-да, тот самый… Очередной самолет-ракета разбился вдребезги, экипаж погиб. Это уже не шуточки, выполнению программы был дан наивысший приоритет. Вручая приказ, начальник регионального управления Комитета многозначительно заметил, что наверху придают исключительное значение работе над проектом. Сам Главный Маршал… Ведь это наш несимметричный ответ на американскую программу. Его голос захлебнулся. Понимаете, пропал один из наших главных козырей на предстоящих переговорах… Мы не имеем права… Вопрос жизни и смерти…

Я с радостью бросил все административные хлопоты, к которым так не лежала душа, и вылетел на свою заимку-лабораторию. Пока я не мог полагаться ни на кого, кроме самого себя со товарищи. Я не доверял столичным болтунам, сыплющим цитатами направо и налево и глубокомысленно рассуждающим о потаенном смысле символа «вода» в системе воззрений Конфуция. Кроме пустого сотрясения воздуха, они не способны ни на что. Настоящие колдуны сохранились только в глубинке. Доморощенные и посконные.

Прежде всего следовало отыскать Зибеллу. Все удивлялись, как это я столь смело держу продукты на заимке, не опасаясь мышей, бурундуков, хомяков и прочих тварей, лакомых до чужого добра. Местные жители не раз страдали от их сокрушительных набегов на кладовые, а я — нет, хотя кошки не держу. Не люблю этих ластен и нахлебников. Я обзавелся другим сторожем, куда более надежным. Когда-то на Руси приручали ласок и горностаев. Потом это искусство было утеряно вместе с благородной соколиной охотой и многим, многим другим. Мне пришлось положить немало труда, чтобы заручиться благосклонностью горностая. Изящный, проворный зверек, неутомимый и беспощадный охотник, в то же время ласковый и привязчивый. Словом, настоящий друг. Конечно, недостатки имелись и у Зибеллы. К месту и не к месту он любил поминать, что состоит в родстве с наиблагороднейшими баргузинскими соболями. Не с хорьками вонючими, не с куницами разными, а с самими соболями. И вообще сам горностай на три четверти царский зверь. Ведь не даром же пурпурные мантии оторачивают именно горностаями. Имя себе подходящее выбрал. Но в конце концов, кто из нас тоже не лишен капельки тщеславия. Это не самый страшный порок.

Вернувшись на заимку, я только руками всплеснул. Отъезд был настолько поспешным, что лишь сейчас я полностью оценил ущерб, причиненный дурацкой охотой за банным. Я дал указания капитану, молчаливо черкнувшему в своей книжечке, и отправился в кладовую, высвистывать Зибеллу. Впрочем, тот не заставил себя долго ждать и стремительной коричневой змейкой выскользнул из какого-то потаенного закутка. Видимо, он только что завершил охотничью экспедицию, потому что вся время довольно поуркивал и чистил усы. Бедные мыши.

Внимательно посмотрев на него, я тяжко вздохнул. Он был таким маленьким, таким хрупким. А испытания предстояли серьезные, справится ли?

Уловив сомнение в моих глазах, Зибелла раздраженно фыркнул. Он теперь не мог, когда его называли малышом и нюхом чуя подобные моменты, даже если слово и не произносилось вслух. Ведь он такой большой и выносливый.

— Понимаю! Все знаю заранее, что ты собираешься сказать, — поспешил я успокоить горностайку. — Но до сих пор ты имел дело с миниатюрными мышками да увальнями-хомяками. А сейчас мы столкнулись с другим противником. Злобным. Коварным. Сильным. Хитрым. Вооруженным до зубов.

Зибелла презрительно свистнул, показывая, что не боится никого.

— Ты таких зверей не встречал. И не приведи господь встретить…

Глаза горностая запылали, как два уголька.

— Кроме того противник, не стесняясь, прибегает к подлым колдовским трюкам.

По мнению Зибеллы это тоже было несущественно. Ведь мы оба изрядно поднаторели в искусстве ведовства.

— Я думаю, скорее всего нам придется драться с крысами, — предположил я. — Это самый предрасположенный ко злу зверь. И уж, разумеется, не с нашими рыжими пасюками. Я боюсь, это будет черная норвежская крыса.

Теперь Зибелла немного оторопел. Он был отчаянно храбр, но не безрассуден. Однако горностай быстро оправился, взлетел ко мне на плечо и крохотным горячим язычком лизнул в ухо. Успокаивал, хотя сам так и плясал от возбуждения. Для чего спрашивается, он провел столько времени, изучая старинные боевые искусства Востока? Да он свернет шею любой крысе в два счета.

— Не бахвалься.

Нет, это просто точная оценка собственных сил.

Почему я упомянул крыс? Тщательный анализ видеозаписи открыл нам нечто неожиданное. Черная кошка, перебегавшая дорогу «Вихрю», была совсем не кошка! Сквозь нее можно было ясно различить малейшую щербинку на бетоне. Полосу пересекало современное привидение — движущийся голографический образ. Фантом. Призрак. Сразу родился ряд вопросов. Почему он все-таки влиял на судьбу машины? Кроссинг-Т до сих пор изучался для материальных объектов и отчасти для истинных приведений, имелись лишь отдельные отрывочные сведения по проекциям магических измерений на реальностные. Но вот голограмма… В моей богатой практике такое встречалось впервые. В определенной степени это была революция в ведовстве, если только подтвердятся первые прикидки. Да здесь можно написать том страниц этак на тысячу.

Впрочем, я немного отвлекся. Может, именно голография позволяла нам отделаться легкими авариями? Однако в полном соответствии с законами диалектики, которым подчиняются даже сверхъестественные явления, произошло накопление количества, давшее в результате качественный скачок. Цепь аварий завершилась катастрофой.

Кто же создал этот фантом? Тщательное обследование местности, прилегающей ко взлетной полосе, открыло великое множество крысиных нор. Раньше мы на них не обращали внимания, гоняясь за исконным крысиным врагом — кошками. Мы были просто слепы. Жирные нахальные крысы так и кишели. Но можно смотреть и не видеть. Никто не задумался, откуда они взялись, чем питаются в безжизненной пустыне. Главной же сенсацией стали вьючные крысы. Так мы назвали их, потому что они таскали на спине тщательно упакованные тюки. Целые караваны! Много позже открылось, что они доставляли продовольствие и снаряжение по тайным тропам от южных границ. Выявить базы контрабандистов в горах Гиндукуша мы смогли, но разгромить их… Увы.

Крыс пытались отловить. Куда там. Человечество три тысячи лет воюет с серыми вредителями — и без малейшего успеха. А тут хотели справиться за три дня. Просто смешно. Даже специально обученные фокстерьеры опростоволосились. Один слишком резвый пес неосторожно бросился в узкую нору и был искусан до полусмерти.

Зибелла выслушал это, самодовольно ухмыляясь. Чужие провалы его лишь радовали. Конкуренты уходили, предоставляя возможность показать себя в полном блеске.

— Понимаешь, — сказал я, — мы должны обеспечить взлет «Вихря» любой ценой, иначе рухнет еще одна космическая программа. Мы обязаны разрушить происки врагов. Мне страшно не хочется думать, что произойдет, если… — Незаметно я перешел на язык генералов. Мундир так влияет или еще что-то?

Зибелла всем своим видом показал, что ни секунды не сомневается в успехе.

— Нам придется захватить с собой Ерофея.

Горностай удивился. Это зачем?

— Ерофей — один из лучших специалистов по проискам и козням. Возможно, ему придется лететь на орбитальные станции, потому что я уверен — враг не ограничится диверсиями на земле. Нам придется схватиться с ним и в космосе!

Зачем же для этого нужен домовой? Зибелла наотрез отказался понять необходимость такой поездки.

— Временами ты меня просто поражаешь, — упрекнуля его. Ведь на станции люди живут. А раз живут — значит это дом. А раз дом

— его должен кто-то охранять. А кому охранять, как не домовому?

— Меня просто зациклило на звуке «а», но остановиться я уже не мог. — А Ерофей — домовой современный, развитой, любознательный. Не откажется слетать.

Зибелла считал как раз наоборот.

— Прикажу, — отрубил я. — Генерал я или не генерал? Властью, данной мне правительством, мобилизую вас обоих на военную службу. Тебе определим на должность собаки-крысолова.

Зибелла икнул и свалился на пол. Я же говорил, что временами он бывает слишком эмоционален.

— Встать, рядовой Зибелла!

Горностай раздраженно зашипел и повернулся ко мне хвостом.

— Как стоишь?! Да я тебя под арест! Да я тебя под трибунал! Да я тебя… — У меня перехватило дыхание, и я захрипел. — В карцер! На пять суток! — Внезапно проснувшийся во мне генерал разбушевался. Ему осмеливались противоречить. В такие минуты он был готов весь мир загнать в дисбат.

Зибелла немного перетрусил, но все-таки ясно дал понять, что должность фокстерьера для него просто оскорбление.

Я почесал нос и слегка успокоился. В чем-то горностай был прав.

— Может должность сыскного добермана?

Нет, тоже мало.

— Тогда сторожевой овчарки?

Это было уже лучше, но по-прежнему недостаточно.

Я крепко задумался. Привередливость горностая можно понять, но что делать мне, если в моем распоряжении только должности разнообразных собак? В армии не предусмотрены подразделения горностаев, кошек, медведей и прочего зверья. Это фараон Рамзес мог позволить себе львов содержать. А у нас не Древний Египет, у нас КГБ.

К счастью, отыскался еще один вариант.

— Зачисляю тебя личным телохранителем в должности мраморного дога.

Зибелла прикинул размеры собачки, которую я ему предложил изображать, и сменил гнев на милость. Вообще-то мне урок. Следует сделать штатное расписание более гибким! Но каков нахал! Он определенно стал забываться, следовало бы поставить его на место.

— Работать все равно будешь крысоловом, — предупредил я. На это горностай согласился. — Отлично. С этим вопросом покончили, теперь займемся другим. Где у нас молоко?

Поставив блюдце перед печкой, мы с горностаем затаились, даже дышать старались пореже. Ерофей свой парень, но только если вы его уже заметили. До того он будет старательно прятаться. Я полагаю, что он просто страдает гипертрофированной мнительностью. Лапоть мол, сермяга, деревня неотесанная, пережиток… Лапти у него и вправду имелись. Один мой знакомый журналист прислал из Кельна, Ерофею как раз впору пришлись, я и отдал.

Много времени прошло, прежде чем под печью послышалось шуршание, и зажглись два зеленых огонька. С непривычки многие пугаются, увидев в темноте глаза домового, что Ерофея смущает еще больше. Зибелла осторожно толкнул меня лапкой. Не прокарауль. Я прижал палец к губам.

Томительно тянулись минуты. Наконец под печкой раздалось старческое кряхтение и покашливание. Ерофей любит пококетничать возрастом. Четыреста лет, не шутка. Но сам, между прочим, до сих пор зайца на бегу ловит. Он еще долго вздыхал и ворочался прежде чем рискнул выползти наружу. Первым высунулся остренький носик, потом возникла шкиперская бородка — Ерофей однажды прочитал «Петра Первого» и принялся усиленно догонять запад.

Зорко осмотревшись, домовой,наконец выполз наружу. Он смотрелся довольно комично в детском джинсовом костюмчике и лаптях. Основания бояться насмешек он создавал себе сам.

Ерофей долго принюхивался к молоку, подозревая, как обычно, какое-то коварство, чесал в затылке, думал. Но решился — поднял блюдце, осторожно подул на молоко, словно оно было горячим, вытянул губы трубочкой…

Я толкнул пальцем Зибеллу, и тот тенью скользнул с лавки на пол. Выждав немного, я внушительно кашлянул. Ерофей переполошился, уронил блюдце, облился молоком и кинулся обратно под печку, но дорогу ему уже отрезал горностай. Ерофей пискнул от испуга, но потом узнал Зибеллу и неприветливо бросил:

— Это опять вы, — и принялся огорченно рассматривать мокрые штанишки.

— Мы, Ерофеюшка, — льстиво подтвердил я.

— Зачем припожаловали?

— Есть интересное дело для тебя.

— Какое? — Ерофей был непреклонен в своем раздражении и явно намеревался поскорее удрать.

— Только ты и можешь выручить.

Зибелла неистово закивал, я даже испугался, что у него голова отвалится. Горностай всем видом показывал: только на домового и надежда. Ерофей вздохнул.

— Говори.

— Нужно вывести дух поганый из дома.

— Что, своего домового там нет, что ли? Куда смотрит, лежебока? Распустились, обленились… Ох, и молодежь…

— Да нет там никого, Ерофеюшка. Только что построили.

Ерофей неодобрительно поцокал языком.

— Ну и бестолковый же нынче народ пошел. Избу рубят — серебряный рубль под угол не кладут. Того не ведают, скупердяи несчастные, что стократно за свою жадность заплатят. В горницу кошку-муренку вперед себя не пускают. Откуда же счастье в доме возьмется? Домового хозяйство стеречь не зовут. Несерьезные люди.

— Вот-вот, — радостно подхватил я. — А нечисть-то и рада, пользуется глупостью человеческой. Людям пакости строит. До смерти убивать начала.

— Даже? — равнодушно заметил Ерофей. — Значит они сами виноваты. К правильному человеку никакая пакость не пристает. Вот тебе беси лукавые не досаждают. А то забыли дедич и отчич своих, корни подрубили, над древним надсмехаются…

Терпеть не могу, когда Ерофея вдруг заносит на смесь русского и нижегородского. Может ведь говорить по-человечески, но вдруг начинает капризничать. Приходится умасливать, куда денешься, если действительно нужен? Но кончим, там я поговорю с ним иначе.

— Ошибаешься, Ерофеюшка. Хорошие это люди, только темные. Так это не вина их, а беда. Да и нечисть уж больно скверная. Специально подобранная, нарочно засланная.

— Нет, не ошибаюсь, — уперся Ерофей. — Вот, на приятеля своего посмотри. Тоже готов от своего рода-племени отказаться, к чужим примазаться.

Зибелла, естественно, оскорбился.

— А ведь меня тоже обидеть хотели, — вскользь заметил я.

— Тебя? — Раздражение Ерофея начало переключаться на других.

— Убить даже норовили.

— Ка-ак?

— Да, всякие заморские бэнши и тролли.

— Так что же ты сразу не сказал?!

— Опасался, что ты не захочешь мне помочь чужеземных супостатов одолеть.

Ерофей окончательно взъярился.

— В жизнь такого не было, чтобы природный русский домовой перед немцем тонконогим не устоял. Да мы их шапками закидаем!

— Не хвались, на рать едучи…

— А подать сюда! — распалился домовой.

— Ладно, ладно, — начал успокаивать я его. Перестараться в мои планы тоже не входило, еще начнет немедленно что-нибудь ворожить.

— Едем!

— Тогда приготовься получше. Там нечисть дипломированная, Гейдельберг и Сорбонну окончила.

— Ништо, — отбрил Ерофей. — Мы в гимназии не обучались, а все едино — потопчем! Духу чужеземного не сыскать будет. Едем и немедленно.

Я облегченно вытер пот со лба. Ерофей завелся теперь его танком не остановишь. Полдела сделано. Но полетит ли он в космос? Если втянется в работу — конечно. А вдруг нет?

Когда мы вышли из заимки, мой адъютант охнул и взялся за сердце. Еще бы! На моем правом плече сидел Зибелла, рядом шел Ерофей. Конечно, майор знал, чем я занимаюсь. Но одно дело знать, и совсем другое — воочию увидеть.

— Спокойно, майор, — сказал я, чтобы привести его в чувство. Громкий командный голос оказал на него тонизирующее действие, и майор очнулся. — Привыкайте понемногу, ведь вы служите не где-нибудь, а в Тринадцатом Управлении! Нечистая сила — наш профиль. Вам еще придется со многим познакомиться. Разрешите представить — мой заместитель полковник Ерофей!

Майор молодцевато щелкнул каблуками. Получилось лихо. Не люблю специалистов по штабной службе. В карманах тридцать три карандаша, на лице вечное «чего изволите». Не люблю, как всякий строевой офицер.

Но Ерофей вдруг засмущался и потупился. Я заметил, что адъютант в упор разглядывает Ерофеевы лапотки.

— В чем дело? — сухо осведомился я.

— Разве бывают полковники в лаптях? — осторожно поинтересовался майор.

— Бывают, — ни секунды не медля, ответил я. — Так же, как бывают адъютанты, попавшие на губу. Полковник Ерофей выполнял важное агентурное задание и был свободен в выборе маскировки. Учтите, прикажу — вы у меня набедренную повязку оденете, не то, что лапти.

— Так точно, — бодро ответил майор.

Ерофей довольно осклабился.

ХВОСТАТЫЕ АМАЗОНКИ

Космодром Зибелле не понравился с первого взгляда, о чем он и поведал с присущей ему бестактностью. Настоящий горностай — это, понимаете ли, почти соболь. А соболь — зверь лесной и менять привычные лесные чащобы на прокаленную солнцем пустыню не намерен. Это противно его природе. Я уже видел космодром на экране, но теперь полностью согласился в душе с Зибеллой. Твердая коричневая глинистая земля, припорошенная местами каким-то серым налетом, до отвращения напоминавшим пепел, вызывала отвращение. Ерофей был более сдержан, но нетрудно было догадаться, что и у него переезд не вызвал ни малейшего восторга. Все мы привыкли к мягким ландшафтам средней полосы, и потому грубые краски юга резали нам глаз. А чахлые деревца, пугливо теснившиеся вокруг бетонных коробок-зданий, вызывали просто жалость.

Когда мы шли на вертолете над территорией спецзоны, Ерофей все время морщился. Открывающаяся картина кого угодно могла вогнать в уныние. Тут и там красовались нитки заборов из колючей проволоки, словно нашелся безумный шахматист, вознамерившийся сыграть партию прямо в дикой степи и уже начавший готовить себе доску. Какие там вольные степи… Или дикие? Как поэт говорил? Колючая проволока — вот основной признак культуры и цивилизации. Всю степь — от горизонта до горизонта — расчертили на ровные квадраты, только раскрасить осталось.

Только вертолет шлепнулся на пышущую жаром бетонку, Зибелла пробкой вылетел наружу, его уже начало мутить от приторной бензиновой вони. И сразу же истошно заверещал, словно ему наступили на хвост, заметался. Мы с Ерофеем испуганно переглянулись и бросились на выручку. И тоже едва не завизжали

— раскаленный бетон чувствовался даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Зибелла сразу ринулся в заросли сухой травы, растущие — или сохнущие? — вдоль полосы. Он долго шуршал и трещал там, обиженно попискивая.

Встречавшие нас высокие чины с почтительным недоумением взирали на несколько необычное поведение новоприбывшего начальства.

— Полковник …, командир …ской площадки, — представился плотный здоровяк с грубыми, рублеными чертами лица.

— Какой? — не понял я.

Полковник так же невнятно повторил:

— …ской, товарищ генерал.

Я спохватился. Конечно же! Есть предел компетенции моих помощников, им нельзя знать больше, не то, что мне. И я не стал просить его повторять фамилию и все остальное. Нельзя, секрет. Но для удобства, чтобы не следить дальше за безымянным полковником, я дал ему псевдоним «Кузнецов». Он вымышленный, как и любая другая фамилия, включая мою собственную. Никакой я не Петя, никакой не Иванов. Только домой Ерофей и горностай Зибелла сочли возможным не прятаться, за что еще получат от меня взыскания, хотя пока не подозревают об этом.

— Понятно, — кивнул я.

— Разрешите проводить вас в штаб?

— Разумеется, — согласился я и подхватил на руки Зибеллу. Идти по горячему бетону горностай не мог.

Штаб располагался на берегу искусственного озерца, которое было окружено густыми зарослями тальника, одна шиферная крыша еле проглядывала в зелени. Чудо, истинное чудо! Оазис в дикой пустыне. Полковник понял по выражению моего лица, что я доволен, и тоже заулыбался.

— У вас здесь недурно, — похвалил я.

— Если бы… — вдруг помрачнел… м-м… Кузнецов.

Я не понял его уныния, но предпочел промолчать.

Дорожка запетляла между клубами, на которых цвели розы. Я глазам не поверил, это же рай земной! Но почему все офицеры такие хмурые озабоченные?

Неожиданно что-то черное и непонятное стрелой метнулось через дорожку, и в одно мгновение моя свита застыла в самых нелепых позах. Кое-кто даже замер с поднятой ногой на полушаге.

— В чем дело, товарищи офицеры? — осведомился я.

— Ко-ошка, — нервно потирая руки, ответил молоденький капитан. Голос его дал заметного петуха.

— Какая кошка?

— Черная.

— Ну и что?

— Так ведь кто первый перешагнет… — капитан даже попятился.

— Что за суеверия?! — возмутился я. — Конечно, у вас здесь произошли некоторые необычные события, но ведь нельзя же до такой степени верить в сглаз! Я вам говорю это как специалист, демонология отрицает столь тесную и непосредственную связь. А вы верите в кошку, прямо как в законы Ньютона. Вот, мол, действие так и противодействие немедленно последует.

Я уже собрался было шагнуть вперед, но Кузнецов поймал меня за рукав. Отчитать его? Но полковник и не собирался шутить. Его лицо покрылось крупными каплями пота, зубы выбивали барабанную дробь.

— Кто у нас сегодня дежурный офицер по несчастьям? — слабым голосом спросил командир площадки.

В свите произошло некоторое шевеление, и вперед вытолкнули трясущегося как овечий хвост офицера.

— Ле-ейтенант Коноплев, — проблеял он.

Еще раз вынужден напомнить — все фамилии вымышленные.

— Исполняйте свои обязанности, лейтенант, — угрюмо предложил полковник.

Волоча ставшие свинцовым ноги, лейтенант двинулся по дорожке с видом великомученика, направляющегося к любезно приготовленному кресту. Все, затаив дыхание, следили за ним. Стало слышно, как бренчат крыльями стрекозы. Я продолжал недоумевать: неужели эти взрослые серьезные люди так наивно верят глупым домыслам?

Но случилось странное. Когда лейтенант уже поднимался на крылечко штаба, дощатая ступенька захрустела у него под каблуком, и он резко клюнул носом дверь. Позади меня раздался дружный вздох облегчения. Все разом задвигались, заговорили, словно режиссер приказал кончить немую сцену. А бедный лейтенант сидел на крылечке и размазывал кровь по лицу. Что тому явилось причиной — черная кошка или недосмотр начальника АХЧ — не мне судить. Однако сомнения впервые шевельнулись у меня в душе.

Уже в штабе Кузнецов объяснил причины столь странного поведения офицеров. Оказалось, заезжие комиссии знали далеко не все, их интересовали только происшествия с «Вихрями», а повседневной жизни площадки они не касались. И напрасно. С другой стороны сам Кузнецов приложил немало усилий, чтобы скрыть от них неполадки и непорядки. Ему совсем не хотелось лишних неприятностей.

Дело в том, что нормальный и налаженный быт и деятельность базы за последний месяц рассыпались, как карточные домики. Площадку совершенно одолели черные кошки. Как откровенно признался полковник, он лично предпочел бы столкнуться с одноименной бандой в исполнении Джигарханяна. Но здесь были настоящие кошки, те самые, которые предвещают несчастья. Причем несчастье следовало незамедлительно и неизбежно, как я сам имел возможность только что убедиться. Не помогли никакие меры — поплевывания и прочее…

После долгой и безуспешной борьбы командование базы сдалось и ввело в расписание суточного наряда дежурного офицера по несчастьям. Его главной и единственной задачей было: немедленно мчаться туда, где обнаруживалась черная кошка и первым пересекать ее след. Результат я видел. За исполнение этих крайне вредных обязанностей полагался двойной оклад.

Я почесал в затылке. Ерофей сделал то же самое. Вмешательство магических измерений было налицо. Но кто осмелился шутить с динамитом? Это ведь может дорого обойтись самому шутнику.

— Откуда здесь кошки?

— Вам виднее, — увильнул от ответа полковник. — Я не специалист по магии, но твердо уверен, что дело нечисто.

Я и сам в этом был уверен.

— Что скажешь? — спросил я Ерофея.

Домовой поскреб под бородой. Он вообще часто пользовался этим приемом, чтобы лучше думалось.

— Пока ничего.

— Но ведь ты у нас домовой, кошки — твоя специальность. Домовой и кот-мурлыка — неразлучная пара.

— Оно конечно… Так ведь не по этим кошкам. Я не почуял ни капельки кошачьего духа. Можете что говорить угодно, но это не кот!

Мы с Кузнецовым уставились на него. Полковник — с недоумением, я — с любопытством.

— Но ведь мы видели… — осторожно начал полковник.

— Вот именно — видели. Это одна видимость. Встреченная нами тварь — не кошка, а некое таинственное порождение черных сил.

— Тихо! — остановил я домового. Про голографию полковнику знать было незачем.

— Понял, — Ерофей прижал палец к губам.

По виду полковника я понял, что ему смертельно хочется перекреститься, и приободрил:

— Спокойнее. Мы с вами, скоро все ваши неприятности останутся позади.

После того как мы устроились отдыхать в сравнительно прохладном кабинете, я предложил своим спутникам высказаться. Мною начали потихоньку овладевать сомнения — а справимся ли? Конечно, говорят: коли взялся за гуж… С другой стороны — сила солому ломит. И мне не хотелось оказаться в роли той самой соломы.

Первым взял слово Ерофей. Он говорил, тяжко вздыхая, и совершенно растрепал шкиперскую бородку, превратив ее в веник. Только что полученный полковничий мундир не изменил повадок домового, он продолжал сомневаться во всем и старался прежде всего убедить самого себя.

По мнению Ерофея все происходящее было увязано в единую цепочку. И корень здесь один — черные происки. Лично он, бес-хороможитель, действительно всю сознательную жизнь связан с кошками и повадки их знает отлично. Ни один уважающий себя кот в сухую степь жить не пойдет. Конечно, он не может поручиться за различных каракалов, манулов, оцелотов и сервелатов, но обычный домашний кот в трезвом уме и здравой памяти сюда не пойдет даже за свежим карасем. А главное — не пахнет там живой кошкой. Ерофей видел картинки, они не пахнут вообще ничем. А здесь он чует какого-то зверя и механизм. Ни то, ни другое ему раньше не встречалось. С другой стороны, он твердо уверен, что среди диких кошек нет ни одной черной породы. С третьей стороны, ему не известен ни единый случай влияния каракала на предопределения судьбы. С четвертой стороны, имеющиеся факты никак не позволяют предположить, что по дороге в штаб нам встретилась черная пантера. С пятой стороны…

Потеряв терпение, ч перебил его:

— А вывод?

— Нечто родственное крысам. Я согласен с теми фильмами.

— Благодарю, — кивнул я. — Мог бы и покороче.

— Не мое это, со злом бороться, — кротко заметил Ерофей. — Я лучше умею добро делать.

Я задумался.

— Может это просто морок был? Видение?

— Может, но скорее всего нет.

Я скривился.

— Дело запутывается. Как бороться с нечистью — ума не приложу. Кто создает наваждения? Крысы? Вздор. Никогда не поверю. Эти злобные твари способны только гадить. Где их хозяин? И еще тысяча и один вопрос.

— Во всяком случае мне показалось, что связей с магическими измерениями это морок не имеет. Проецирование не происходило.

— Час от часу не легче. Ну, а ты чем порадуешь? — обратился я к Зибелле.

У Зибеллы тоже появились кое-какие новости. Он успел обшарить бурьяны вдоль взлетной полосы, осмотрел все соседние кустики, сбегал к пруду, влез на крышу и обозрел степь. Вблизи базы не водилась никакая живность — ни тушканчиков, ни сусликов, ни дроф — решительно никого из обычных степных обитателей. Зато в изобилии обнаружились следы.

— Кошачьи? — со слабой надеждой спросил я.

Если бы кошачьи, то это было бы полбеды. Все следы принадлежали крысам.

У меня засосало под ложечкой. Крысы, да еще в количествах, превышающих все биологически обоснованные нормы.

— То есть мы столкнулись с нашествием?

Зибелла не мог полностью исключить такую возможность, но ему бросились в глаза признаки не свойственной крысам организованности.

— Только крысиной армии нам не хватало, — буркнул я.

Зибелла тоже считал, что больше всего это похоже на тщательно организованную и направляемую диверсию. Норы выкопаны вдоль полосы через идеально равныу промежутки. Вполне можно предположить наличие разветвленной сети подземных ходов, существование залов с разнообразной аппаратурой. Крысы соорудили отлично оборудованную позицию.

— Теперь нам следует дождаться перестрелки с ними, — грустно пошутил Ерофей. — Что за пакостное зверье.

Это было маловероятно, но Зибелла не мог исключить возможность наличия в подземных капонирах огнестрельного оружия. Такая опасность существовала.

Собранные сведения меня не обрадовали. Я знаком с крысами, приходилось пару раз схватиться. Беси лукавые, продавшись черным силам, охотно использовали их в качестве подручных. Зверь, для этого приспособленный почти идеально. Я предпочел бы схватиться со стаей тигров, если только тигры бегают стаями, чем с ордой этих хитрых, злобных, коварных тварей.

Какое-то время мы сидели и горестно молчали, размышляя… Каждый о своем, как потом выяснилось.

— Утро вечера мудрее, — резонно заметил Ерофей. — Давайте спать.

И мы согласились.

Но у Зибеллы имелись свои собственные планы. Ему, настоящему горностаю, почти соболю, было стыдно пасовать перед какими-то грызунами, самой природой предназначенными куньим в пищу. И горностай, очертя голову, ринулся в бой…

Как только мы с Ерофеем заснули, Зибелла, воровато озираясь, выскочил в окно офицерского общежития. Душная южная ночь обычно полна звуков, а здесь даже цикады не звенели. Доносилось только попискивание и поскребывание — визитная карточка «мышов», как презрительно окрестил их Зибелла.

Тщательно принюхавшись, он определил, откуда доносится наиболее сильный крысиный запах, и нырнул в трубу воздуховода. Не только крысы, но и люди неплохо обжили подземные пространства в районе космодрома, вентиляционная сеть была обширной и разветвленной. И здесь самомнение заставило Зибеллу совершить первую ошибку. Он прыгнул в воду, не зная броду, не удосужившись хотя бы мельком глянуть на планы вентиляционной сети. Горностай слишком понадеялся на свое чутье.

Но уже очень скоро, пробегая по суживающемуся коридору, он с удивлением обнаружил, что решительно ничего не может унюхать. Пахло тем, чем и должно пахнуть в технических коммуникациях — сухой жесткой пылью, машинным маслом. Иногда лениво крутящиеся вентиляторы доносили соблазнительные кухонные ароматы, но запах крыс пропал! А Зибелла полез в подземелье не за бифштексами.

Он принюхивался так старательно, что скоро начал чихать. Пыль забила ему ноздри, слезы потекли в два ручья. Крысы как провалились! И в тот момент когда он уже готов был отчаяться, Зибелла увидел тоненькую путеводную ниточку — цепочку полустертых маленьких следов. Похоже, этой шахтой давно не пользовались и просто забыли убрать следы. Это было на лапу горностаю. Специалисту по грызунам не стоило большого труда определить, чьи это следы.

Зибелла радостно фыркнул и припустил неловким галопом.

Он настолько увлекся выслеживанием, что не поднимал головы и совершенно не замечал, куда бежит, не видел и не слышал ничего вокруг. Охота — азарт! Горностая захватил инстинкт хищника. Какие-то шорохи в боковых тоннелях — прочь! Таинственные тени? Не замечаем.

Спохватился он, когда влетел в большую камеру пустую и гулкую. Каждый шаг коротеньких лапок громко отдавался под металлическим потолком. Впрочем, так показалось чутким ушкам горностая, человек там не услышал бы ничего. И здесь след пропал. Зибелла закрутился, пытаясь все-таки обнаружить его, но к своему ужасу открыл, что след пропал не только спереди, но и сзади. Кто-то включил продувку тоннелей, и сейчас всюду крутились вихри песка и пыли. Куда идти? Этот тоннель или тот? А может третий?

Зибелла слегка запаниковал, но взял себя в лапы и принялся осматриваться. Большая прямоугольная камера, пять выходов. Где он? Ведь блуждать в подземном лабиринте можно годами…

Горностай жалобно заскулил.

И тогда появились крысы. Как ни странно, это вернуло Зибелле спокойствие. Когда видишь врага, размышлять и колебаться некогда. Нужно поскорее и покрепче схватить его зубами. Зибелла припал к полу и заструился навстречу противнику.

Однако это были необычные крысы. Те сразу кинулись бы врассыпную, едва завидев хищника, а эти не двигались с места. Даже немного подались вперед.

Противников было трое. Две огромные черные крысы, злорадно потирали лапы и грозно урчали. Их морды были обмотаны черными платками, из-под которых виднелись только налитые кровью глазки. Третья — рыжая с проседью — стояла чуть поодаль.

В глазах горностая засверкали злые красные искры, он оскалился, и тут крысы с пронзительным верещанием сами кинулись на него. Три тела сплелись в дергающийся клубок. Зибелла ожидал, что его начнут кусать и царапать, но крысы применяли приемы неожиданные и подлые. Одна хлестнула горностая хвостом по глазам, а другая сильно пнула в живот. С утробным оханьем Зибелла отлетел в сторону.

Распластанный горностай валялся в пыли, а крысы, нагло скаля зубы, хихикали поодаль. Однако противники недооценили боевой дух Зибеллы. Он поднялся на подгибающиеся лапы и притворился, что намерен повернуться и удрать. А сам ловко извернулся и вцепился в горло одной из крыс. Та бешено подскочила вверх, пытаясь стряхнуть горностая, потом ударила его об пол. Напрасно. Зибелла не разжал зубов, пока не прокусил ей сонной артерии. Кровь лилась рекой!

После этого вторая черная крыса спряталась за спину рыжей. Та и не думала отступать. Внезапная гибель подручного не смутила ее. Горностай, упоенный победой, бросился на крысу, собираясь закончить драку на одном дыхании. Не тут то было. Крыса, словно подброшенная мощной пружиной, взлетела в воздух и тоже пустила в ход длинный голый хвост, рассекший Зибелле ухо точно бритва. Точнее, к хвосту и было привязано какое-то лезвие. Кровь залила Зибелле глаза, он наполовину ослеп, однако капитулировать не собирался.

Новый бросок — и снова зубы горностая ухватили пустоту. Крыса словно растаяла в воздухе. Зибелла ошарашенно оглянулся. Она стояла у него за спиной. Пока горностай соображал, что ему делать — а длилось это доли секунды — крыса наотмашь ударила его лапой по голове. В ушах Зибеллы загудели сотни колоколов. А крысы откровенно насмехались над незадачливым охотником.

Горностай затосковал. Сюда бы Ерофея с его чутьем на потустороннее. Крысы вели себя совершенно неправильно. Весь многовековой опыт семейства куньих подсказывал, что так быть не должно. Кто их выучил?

Секундная заминка дорого стоила горностаю. Он пропустил два сокрушительных удара — в живот и в челюсть — и был нокаутирован.

Очнувшись, он обнаружил, что висит, подтянутый за хвост к потолку незнакомой комнаты. Лапы горностая были безжалостно связаны, он не мог пошевелиться и болтался, как копченая колбаса.

— Пришел в себя, — констатировал мрачный худой человек, следивший за Зибеллой.

— Очнулся, голубчик, — противным писком подтвердила рыжая крыса. — Я била не насмерть. Его следует допросить.

— Незачем, — возразил человек. — Ничего он не знает, а шкура… Рыжий горностай… Да за него гроша ломаного не получишь. Хотя бы в зимнем меху был, а то…

Зибелле стало очень нехорошо. Впервые в жизни его оценивали как пушнину.

— Это ценный заложник, профессор.

— Заложник? — Профессор приподнял левую бровь. — Заложников берет тот, кто собирается проиграть бой, чтобы обеспечить возможность отступления. А я намерен победить! Если твои девицы боятся, я могу найти других помощников.

— Мы никогда и никого не боялись, профессор — оскорбилась крыса. — Наш югэки бутай

непобедим! И уж не какому-то занюханному самцу угрожать нам. Ведь скрутила же я его!

Зибелла задохнулся от бешенства. Так его еще никогда не оскорбляли. Но что он мог сделать?

— Это верно… — профессор задумался.

А крыса, решив отплатить за мимолетное унижение, ехидно добавила:

— Ведь и вы, профессор, не всегда одерживали победы.

— Помолчи, Семь Сотых, — оборвал ее профессор. — Иначе посажу тебя в клетку.

В ответ крыса со странным именем Семь Сотых показала зубы.

Человек замахнулся было, но сдержал руку.

— Не будем ссориться.

— Не будем, — согласилась крыса. — Тем более, что у меня гораздо больше оснований ненавидеть его, чем у вас. Вы с этим паршивцем сталкиваетесь впервые, а между прочим, он убил одну из тайсе на моих глазах. Такое не прощают. Я вырву его проклятые яйца и заставлю его же их слопать.

— У вас довольно своеобразные нравы, — меланхолически заметил профессор. — Но если первый же встречный горностай так легко прикончил командира, то что ожидает рядовых в настоящем бою?

Крыса горделиво расправила усы.

— Вы сами сможете увидеть, когда начнется этот настоящий бой.

Зибеллу затошнило. Попасть на расправу банде крыс-амазонок… Такое и в кошмарном сне не привидится. А что, если они практикуют людоедство? То есть крысоедство? Или как: горностаеедство…

— Хватит, — оборвал светскую беседу человек. — Каков ваш план на ближайшее будущее?

— Дождаться завтрашнего дня. Ведь завтра тринадцатое, самое подходящее число для начала операции. Именно тринадцатого совпадают черные фазы Солнца и луны…

Крыса и профессор довольно переглянулись и мерзко захихикали. Зибелле стало плохо. Нужно обязательно предупредить друзей, но как отсюда вырваться?

Он начал осматриваться. Оказалось, его подвесили к специальному крюку, вваренному в железный потолок. Рядом, на других крюках, висели большие белые шары из странного пористого материала, похожего на рыхлый картон. Шары сильно напоминали осиные гнезда.

Профессор, подойдя к одному из шаров, ткнул в него пальцем и внимательно прислушался. Послышалось недовольное гудение. Профессор вновь щелкнул по шару, и на ладонь к нему упало маленькое зеленое существо. Сначала Зибелле померещилось, что это мышь. Приглядевшись повнимательней, он решил, что его слишком сильно стукнули по голове, и он продолжает бредить. Это был крошечный человечек! Однако у человечка росли крылышки, имелись рожки, и был он странного ярко-зеленого цвета. Чертенок, что ли? Зибелла недоумевал. Про зеленых чертей он твердо знал только одно — их не существует. Психиатрия, а не демонология должна заниматься данным вопросом. Но вот и длинный хвостик… Хотя копыт горностай не заметил.

Человечек со вкусом зевнул и потянулся. Острый глаз Зибеллы различил сверкнувшие сталью зубки.

— Что вам? — пропищал зелененький.

— Мунин, вы готовы?

— Разумеется. Всегда готовы.

— Завтра мы выпустим вас.

— Завтра мы выпустим вас.

— Тогда и приходите завтра. А сейчас я ложусь досыпать, такой интересный сон снился.

— Каков нахал, — тихо пробормотала Семь Сотых, но человек услышал.

— Поосторожнее, крыса. А то я тебе лапы оборву.

— Не-ет… — опешила крыса. — Ка-аков… Забываешься, Мунин.

Человечек уже совсем проснулся и поманил крысу пальчиком.

— Иди сюда, смелая.

Крыса зашипела от злости и двинулась на него. Но большой человек прикрикнул:

— Угомонитесь оба! Нашли время затевать ссоры.

Он небрежным движением кинул зелененького обратно в гнездо и оттолкнул крысу ногой. Та встопорщила усы и заворчала:

— Наглец… Да я бы его… Не посмотрю, что потусторонний!.. Я ведь имею десятый дан… Магистр чародейства… Найду управу…

Большой человек насмешливо посмотрел на нее хмыкнул и ушел… прямо сквозь стену! Зибелла растерянно заморгал, окончательно поверив, что рехнулся. Крыса по инерции ругалась еще минут пять, потом успокоилась и повернулась к связанному горностаю.

— Загрызть тебя, что ли? Или отдать тебя девочкам? Как ты полагаешь?

Зибелла притворился, что снова лишился чувств. Крыса заметила, что ее упражнения в сквернословии остались без внимания, погрустнела и юркнула в воздухопровод. Зибелла остался размышлять о своей горестной участи. Впрочем, долго он не печалился. Обнаружилось, что челюсти ему связали не слишком надежно. Горностай принялся старательно жевать попавшийся в зубы кусочек веревки, и вскоре его труды были вознаграждены. Зибелла полностью освободил пасть. Не теряя времени даром, он вцепился в веревку, стягивающую задние лапы.

Горностай мешком рухнул на пол, вскочил на подгибающиеся лапки и очумело закрутил головой. Больше всего Зибелла опасался, как бы поднятый им шум не привлек внимания тех странных зеленых человечков. Но белесые шары безмолвно покачивались под потолком.

Едва горностай перевел дух, как в воздуховоде послышалось подозрительное поскребывание. Он припустил во весь опор. Не важно куда, лишь бы оказаться подальше от этого проклятого места. Почему проклятого? В углу он заметил кучку белых косточек, похоже, здесь закончил свой жизненный путь какой-то менее удачливый крысолов. Следовало узнать о противнике побольше, но Зибелла не смог противиться желанию удрать.

Как он бежал по бесконечному лабиринту — не помнит. На свое счастье Зибелла попал в вытяжную трубу подземной кухни, что определил по аппетитному запаху котлет. Горностай долго скулил и скребся у вентиляционной решетки, пока повар наконец не обратил внимание по посторонние звуки. Увидев Зибеллу, он отнюдь не пришел в восторг, напротив, замахнулся половником и заорал: «Брысь, крыса паршивая!» — чем уязвил Зибеллу до глубины души. Сначала горностай намеревался в благодарность за освобождение лизнуть его в нос, но теперь предпочел цапнуть за ногу и смыться, пока повар не пришел в себя.

Каким-то чудом Зибелла выбрался на поверхность из подземных капониров космодрома и насмерть измученный доплелся до офицерского общежития, где мы с Ерофеем тщетно гадали, куда он запропастился.

Напившись молока до полного осоловения, Зибелла вкратце рассказал о своих похождениях и заснул.

— Что скажешь по этому поводу? — спросил Ерофей, поскребывая бороду.

— И верится, и не верится.

— Да, здесь что-то нечисто.

— Никогда не слышал о крысах-амазонках.

— И я не сталкивался с ними, — подтвердил Ерофей. — А что такое югэки бутай?

— Понятия не имею. — Я пожал плечами. — Наверное бред какой-то.

— Скорее всего.

— И без того дело плохо, — сокрушенно вздохнул я.

— Это почему?

— Мы не готовы к поединку с таким противником. Когда меня приглашали, я был уверен, что нам противостоят обыкновенные беси лукавые. Нормальные, так сказать, злые силы. Парочка — другая крепких заклятий вывела бы их бесследно. Талисманы, амулеты, обереги… Все, что говорилось о врагах, говорилось только для красного словца. Накаркал. Сейчас я совершенно не уверен, что даже серебро или сам знак ящери подземной отгонят нечисть.

Ерофей оскорбился.

— Я могу все!

— А ты знаком с устройством двигателя внутреннего сгорания?

Удивленный Ерофей аж рот открыл.

— Нет.

— Тогда помалкивай.

— Какое отношение керосинки имеют к этой зеленой пакости?

— Самое прямое. Ведь именно в них зародились гремлины.

— Кто?

— Вот видишь, ты даже не слыхал про таких тварей… Одолеем… Как с ними бороться?

Домовой почесал затылок и упрямо сказал:

— Справимся.

— Но ведь гремлины не имеют ни малейшего отношения к природе. Они рождаются среди огня и железа, и потому неподвластны твоим заклинаниям. Живут гремлины только в мертвых вещах: приборах, машинах, моторах. Живут потихоньку, грызут помаленьку, портят… Всей магической силы гремлина не хватит, чтобы заставить меня хотя бы раз чихнуть, но любой из них может легким движением пальца вывести из строя двигатель ракеты. Просто непонятно, почему они до сих пор не вмешивались, предоставив действовать одним кошкам… тьфу, крысам. Здесь есть о чем подумать.

— Есть? — не понял Ерофей. — Нужно нанести удар и по крысам, и по гремлинам, и по их хозяевам.

— Легко сказать…

ОПЕРАЦИЯ «ГАММЕЛЬН»

Восходящее солнце мы встречали с трепетом. Наступало обещанное тринадцатое. Какую-то неожиданность приготовил нам противник? Ответ был парадоксальным. Ни-ка-ку-ю! На базе решительно ничего не произошло. Да, крысы и гремлины допустили серьезную ошибку. Они просто обязаны были хоть чем-то помешать нам, как-то нас отвлечь. Хотя бы невинным пустяком вроде убежавшего молока или засоренной канализации. Они же полностью развязали нам руки, за что их следовало жестоко наказать. Или, может, они просто не приняли нас всерьез? Ведь мы тоже сначала отнеслись к ним более чем легкомысленно.

Когда выяснилось, что в ближайшем будущем нам ничто не угрожает, мы с Ерофеем затеяли тихую склоку. Это вышло против нашей воли, просто оказалось, что мы придерживаемся слишком различных точек зрения на проблему борьбы с крысами.

Ерофею некстати пришла на память цитата:

«Они стоят неподвижно, сжимая в одной руке ружье, а в другой тесак, готовые броситься в атакую по первому же знаку своей предводительницы. Молодые и старые, уродливые и прекрасные, они представляют собой незабываемую картину. Они так же мускулисты, как черные мужчины-воины, так же дисциплинированны и сдержанны, и стоят рядами такими ровными, как если бы их выравнивали по шнурку».

Из всего этого Ерофей делал вывод, что мы столкнулись с африканским колдовством. Разные там вуду и прочее.

Я вспомнил югэки бутай, тайсе и прочие диковинные словечки и сделал вывод, что крысы явились с востока. Особенно, если учесть, как здорово они пародировали ниндзя.

Совершенно запутывало дело то, что крысы все-таки были черными норвежскими. Мы так и не пришли ни к какому выводу. Единственное, в чем мы сразу сошлись — не использовать тривиальные средства типы крысида, мышьяка и прочих достижений химии. Против организованной армии это не только бесполезно, но и опасно, так как могло подтолкнуть противника на применение чего-либо подобного. Не буди лихо, пока тихо, мудро заметил Ерофей. А я добавил, что противника надо бить его же оружием и предложил использовать машины. Крысы такого явно не ждут. Ерофей согласился. Но какие машины? Здесь спор снова начал набирать обороты. Я стоял за магнитофон. Ерофей вспылил, утверждая, что древние изобретения надежнее.

Чтобы сэкономить время, я внес альтернативный проект — обратиться к миру магии. Я ни на грош не верил в машинный парк домового. Телегу он предлагал или еще что-то подобное? Может, веялкой крыс разгонять? Ерофей подозрительно поглядел на меня и согласился, что противник, вызванный из магических измерений тоже сумеет одолеть крыс.

Но кто? Я отстаивал кандидатуру овинного. Ход моих мыслей был прост. Крыса — прирожденный грызун и вредитель, особенно от нее страдают зернохранилища. То есть овины. И овинный, как специалист по сохранению урожая, просто обязан знать как минимум пять наивернейших способов борьбы с крысами.

Ерофей возражал с пеной у рта. Он доказывал, что овинный может работать только в овине. То есть внутри помещения. Но ведь космодром ни с какой стороны не похож на амбар. И овинный окажется совершенно беспомощен, если хотя бы пойдет дождь. Поэтому мы обязаны призвать на помощь тех, кто больше привык иметь дело с дикой природой. Но я заметил, что на дикую природу космодром похож еще меньше.

Ерофей оскорбился и замолчал. Мы смотрели друг на друга, запаленно дыша, никто не собирался уступать.

— Вот и результат тринадцатого, — сказал неожиданно Ерофей.

Я звонко шлепнул себя ладонью по лбу.

— Вы правы, полковник.

Потом Ерофей вскользь заметил:

— Как я помню, ты уже пытался договориться с банным.

— Ну и что? — нервно осведомился я. Не люблю, когда мне напоминают о моих неудачах.

— Так и не понял, почему твоя затея провалилась?

— Не тяни кота за хвост, говори прямо.

— Любой из домашних бесей, имя им легион, одинаково ревниво относится к посягательствам остальных на владельца усадьбы. Каждому лестно думать, что именно ему служит хозяин, именно его ублажает. Поэтому все они на дух не переносят соседей. Дворовый готов заживо слопать банного, банный денно и нощно точит зубы на овинного… И так далее. — Я машинально отметил, что о домовых Ерофей скромно умолчал. — Поэтому банный и приревновал тебя. Нет смысла звать овинного, из вредности он скорее поможет крысам. Вот гуменный — другое дело. Гумно от дома далеко, и в дела усадебных бесей он не вмешивается.

— Ты это серьезно? — недоверчиво переспросил я.

— Куда как. Можешь проверить сам. Только потом не говори, что тебя не предупреждали.

Я задумался.

— Где мы раздобудем гуменного? Может лучше переговорить с лешаком или водяным делом?

Ерофей аж хрюкнул, возмущенный моим тугоумием.

— Ты здесь леса видел? Ума решился напрочь! А озеро либо реку? Думаешь, выкопали яму, так и водяной дед сразу появится. Нет, зря я с тобой полетел. Жил бы себе спокойно…

— Поосторожнее! — оскорбился я. — Ты всего лишь полковник, а я генерал. Посажу под арест, будешь знать.

Ерофей просто зашелся от хохота.

— Напугал… Аника-воин…

— Тогда не подавай дурного примера солдатам. Что они могут сказать, если увидят подобное безобразие. Подрыв дисциплины, развал основ.

— Каких основ?

— Армейских.

— Эк сказал. Что мне до них?

— Сейчас ты в погонах. Попал в этот монастырь, будь любезен подчиниться здешнему уставу.

— И то верно, — согласился домовой. — Значит будем посылать за гуменным? Тем более у нас есть кого отправить.

— Ты Зибеллу имеешь в виду?

— Его самого. Он как раз в превосходных отношениях с гуменным. Ведь горностаи и ласки только и живут, что на гумне и жнивье.

— Отлично, — потер ладошки Ерофей. — Берем автомобиль и катим на ближайший хутор.

— Далеко же катить придется, — не без яда заметил я. — Шины износите.

— Здесь нет хуторов? — поразился Ерофей.

— Нет.

— Может ты скажешь, что и крестьян здесь нет?

— Скажу.

— Тогда понятно, почему у вас жрать нечего. Как же это можно без крестьян?

— Можно, — вздохнул я.

На следующую ночь крысы перешли в атаку — прогрызли колеса у двух истребителей, стоящих на взлетной полосе в готовности к старту, и попортили тщательно охраняемые продукты на складе. Кузнецов наорал на подчиненных и бросился к телефону, стучать на меня, дескать ничего не делает.

Магия не помогла. Или гуменный попался завалящий. Только удрал он расстроенный и злой. Волей-неволей пришлось вернуться к первоначальному плану —использовать более современные средства. Но! В сочетании со старинными методами. Так сказать старая песня на новый лад. Посмейте после этого сказать, что я не голова! Мы решили обработать крыс музыкой. Помните магнитофон?! Ерофей кривился, кривился, однако махнул рукой.

— Валяй, хуже не будет.

Сразу встал вопрос — какой именно музыкой. Я стоял за испытанный метод сюиты на флейте, ведь в Гаммельне так и поступили. Неожиданно реакционер и консерватор Ерофей выступил против. Он предположил, что тихая и плавная музыка будет вообще не замечена крысами.

— Большинство ваших бед проистекает от ваших же дьявольских изобретений, — безапелляционно заявил он. — Навыдумывали грохочущих железок, дымящих и смердящих. Природу потравили, бесей разогнали. Беси они, конечно, не без лукавства, но ведь почти безобидные. Вместо них чудища явились невиданные-неслыханные. Железом рождены, нефтью вспоены, химией вскормлены. Что им старая музыка?! Им современную подавай, от которой даже мухи дохнут.

На том и порешили. Правда, на всякий случай я приказал доставить на базу комплект пластинок со всякими записями. Надо предусмотреть любые варианты развития событий.

Главную роль в предстоящей операции «Гаммельн» должен был сыграть Зибелла. Бессмысленно крутить крысиный концерт на земле, и горностаю предстояло затащить миниатюрные динамики вглубь нор.

— Сожрут, — усомнился Ерофей.

— Второй раз он не попадется.

— Да не его, а динамики.

— Они же невкусные.

— Какое крысам дело — вкусные или нет… Главное, что по зубам. А там, в брюхе, пусть выясняется. И горностай опять-таки…

Зибелла весь раздулся и зафыркал от негодования. Его?! Настоящего горностая?! Можно сказать почти соболя? Какие-то крысы?! В первый раз он был застигнут врасплох, но сейчас он им покажет. Зибелла даже сделал вид, что намерен укусить Ерофея, но его успокоили. Ведь он самый-самый главный, самый-самый нужный. Без него вся операция провалится.

Горностай сменил гнев на милость.

К вылазке в стан врага готовились тщательно. Хватит с нас казацких набегов:шашки наголо и марш-марш! Второй раз костей не соберем. Оказалось, что мы можем встретить врага во всеоружии: в секретных лабораториях КГБ давно разрабатываются варианты диверсионно-подрывной деятельности с использованием дрессированных животных, для чего создана целая гамма образцов специализированного миниатюрного оружия. По каким-то причинам дело застопорилось, и образцы бесполезно пылились на полках. Хватило короткого разговора по телефону с Главным Маршалом, чтобы в тот же день самолетом на площадку был доставлен тяжеленный ящик.

Зибелла долго морщился и привередничал, узнав, что снаряжение предназначалось для хорьков. Однако выбора не было, приходилось брать, что имеется.

Специалисту, прилетевшему тем же самолетом пришлось повозиться, подгоняя мелочи, но вскоре Зибелла стал напоминать небольшой танк. У него буквально подкашивались лапы под тяжестью бронежилета, пулемета калибра 2,54 миллиметра, связки гранат с нервно-паралитическим газом и прочей утвари.

Итак, Зибелла второй раз отправился в зловещие подземелья. По моему настоянию планировавшийся запуск «Вихря» был отложен до его возвращения.

На сей раз подземная прогулка прошла без особых приключений.

Зибелла дал выход тщательно сдерживаемым хищным инстинктам, которые так скверно влияют на характер всех представителей благородного семейства куньих. А здесь еще эти инстинкты были помножены на жажду мести, обуревавшую горностая. Если применить затертый штамп, Зибелла прошелся по подземелью огнем и мечом. Как только он замечал очередную крысу, то сразу нажимал на спуск, и от крысы оставались только лужа крови да несколько клочков шерсти, благо патронов Зибелла волок на себе полный ящик. Два раза на него пытались накинуть сети, но горностай, не задумываясь, пускал вход напалмовые гранаты. Я даже поразился эффекту. Маленькие, с лесной орешек. Зато когда из крысиных нор вдруг повалил густой черный дым, а подземные помещения базы через вентиляцию были затоплены угарным газом, то мы слегка запаниковали. Кузнецов на всякий случай объявил пожарную тревогу. Обошлось.

К своему величайшему удивлению Зибелла не нашел той большой камеры с гнездами гремлинов. Похоже, крысы на всякий случай заварили вход в нее. Нет — так и нет. Зибелла разбросал по всему лабиринту динамики и начал пробираться к выходу на поверхность, то и дело протирая глаза — о противогазе для горностая мы в спешке не подумали. И тут перед ним замаячила до омерзения знакомая фигура. Горностай зарычал от злобной радости, он только и мечтал встретиться с Семью Сотыми. Глупая крыса сама выползла ему на встречу. Недолго думая, он выпустил длинную очередь. Но струя пуль только взбила эффективный фонтан пыли. Каким-то немыслимым образом крыса предугадывала, куда будет стрелять горностай и успевала увернуться.

Зибелла, раздраженный неуязвимостью противника, постепенно терял осмотрительность. Он принялся стрелять напропалую, опрометчиво расходуя ленту. Запасные были, но ведь их нужно достать и перезарядить пулемет… Он судорожно дергал спуск, однако оружие молчало. И тогда в глазах медленно приближающейся крысы вспыхнул зловещий красный огонек.Зибелла ринулся врукопашную, размахивая пулеметом, как дубинкой. Но крыса высоко подпрыгнула и пяткой выбила пулемет из его лап. Ствол согнулся в дугу, словно был вылеплен из воска! С криком отчаяния Зибелла рванул упряжь, освобождая плечи для последней схватки. Крыса уже приготовилась броситься на него, когда Зибеллой овладела непонятная робость. Он вовремя сообразил, что излишняя храбрость не всегда полезна для здоровья и бросился бежать, швырнув назад пару зажигалок. По заранее намеченному плану через десять минут включалась музыка, но это время еще надо продержаться… Предположить, что музыка не подействует, Зибелла не хотел.

Паника заставила его беспорядочно метаться из одного воздуховода в другой, но каждый раз с неумолимостью Немезиды перед ним возникала торжествующая морда Семи Сотых. К счастью для Зибеллы запас напалмовых гранат был велик, и лежали они не в брошенном рюкзаке, а в сумке на поясе. Поэтому ему удавалось пока держать крысу на порядочной дистанции. Если вспыхивающие пожары и не причиняли ей вреда, то по крайней мере время Зибелла выигрывал.

Однако продолжаться бесконечно эти кошки-мышки не могли, настал черный момент. Зибелла не заметил укромного отнорка и столкнулся с крысой нос к носу. Прежде чем он успел сориентироваться, мощный хвост ударил его по морде, слезы брызнули фонтаном. Зибелла на мгновение ослеп, этого было достаточно, чтобы пропустить сильный удар в грудь. Он опрокинулся навзничь. Тут бы ему и конец… Позднее мы с удивлением и уважением рассматривали расколотую грудную пластину бронежилета.

Беспомощный Зибелла лежал на земле, с ненавистью следя за крысой, которая с притворной медлительностью примеривалась, как бы половчее схватить его за горло. Горностай чувствовал, что у него отнялись все четыре лапы.

Но здесь из динамиков полились первые такты мелодии. Крыса насторожилась. Музыка заиграла громче. Красный огонь в глазах Семи Сотых потускнел. Зибелла немного приободрился и стал подкарауливать мгновение, чтобы вскочить и удрать. Всякая охота драться с этой крысой у него пропала окончательно.

Семь Сотых пронзительно заверещала. Было заметно, что какая-то непонятная сила увлекает ее прочь, а она сопротивляется, как только может. Однако неведомый противник медленно, но верно одолевал. Передними лапами Семь Сотых вцепилась в стену, но задние, не слушаясь хозяйку, зашагали по тоннелю. Крысу растянуло, как на дыбе. Задние лапы сделали еще два шага… Они были явно сильнее передних. И крысу поволокло неведомо куда.

Зибелла с облегчением перевел дух, но сразу же вскинулся — мимо торопливо трусила еще одна крыса. Потом еще одна. Еще. Зибелла поспешно прыгнул вверх, зацепился когтями за потолок и повис, поджав хвост. А крысы тем временем, хлынули потоком. Горностай с ужасом смотрел на шевелящийся ковер серых щетинистых спин…

…мы с неменьшим ужасом уставились на серое половодье, бурно разливающееся вдоль взлетной полосы. Из всех видимых и невидимых щелей, норок и дырок хлынул бурный поток. Очумевшие от дыма, ничего не соображающие крысы опрометью бросились к подготовленной для них ловушке. Дело в том, что самый мощный стационарный динамик мы поместили в пустую железнодорожную цистерну, зарыв ее в землю. Но крыс было такое бесчисленное множество, что у меня зародилось подозрение: а войдут ли они все туда? Ведь цистерна всего лишь шестидесятитонная…

На Кузнецова было страшно смотреть.

— Сколько их… — пролепетал полковник.

Возле горловины цистерны закипел настоящий водоворот. Или крысоворот? Называйте как хотите. С визгом и писком зверьки рвались внутрь. Я даже не предполагал, что моя выдумка окажется такой действенной.

Прошли томительные полчаса. Крысиное извержение, грозившее захлестнуть все вокруг, наконец иссякло. Кузнецов вытер взмокший лоб.

— Закрывайте, — с видимым облегчением приказал он.

Лязгнула массивная стальная крышка, заверещали ржавые толстые винты, и крысиная армия оказалась в плену.

Я глубоко вздохнул и выключил динамики. Терпеть не могу классическую музыку.

— Смотрите-ка, одна уцелела, — весело скаля зубы, Ерофей показал на улепетывающую крысу.

— Черт с ней, — благодушно ответил полковник. Победа моментально вернула ему душевное равновесие. Он с удовлетворением поглядел на цистерну, из которой долетал разноголосый вой. — И куда я их теперь дену? Какие на этот счет последуют указания, товарищ генерал?

Я пожал плечами.

— Удивляюсь вам, полковник. Можно подумать, что вы сами не в состоянии принять решение. Этак кое-кто решит, что вы не соответствуете должности. — Нужно же отомстить ему за доносы. Пусть поволнуется.

Кузнецов слегка побледнел.

— Я распоряжусь.

— Конечно. Я свою задачу выполнил, база избавлена от диверсантов.

— Ясно. Но разрешите спросить: как вам удалось заманить их в эту банку?

— Я применил сразу два приема. Первый — классические образцы. Вспомните крысолова из Гаммельна. Конечно, не обошлось без доли везения. Тяга к прекрасному у этих крыс оказалась настолько велика, что они клюнули на первую же предложенную мелодию. А второй… Я вспомнил, что говорил мой разведчик. Это банда крыс-амазонок. Я рискнул поверить в это.

— И что?

— Опять-таки, помогло знание классической литературы. Жаль, полковник, что вам в академии кроме Строевого Устава никаких других книг иметь не позволяли. Как Тезею удалось справиться с непобедимыми дотоле амазонками?

— Как? — Кузнецов смотрел на меня собачьими глазами.

— Очень просто. Тезей женил их.

— И что?

— На запись флейтовых мелодий я наложил вопли крысаков-самцов во время брачных игр.

— О-о…

— Подготовьте «Вихрь» к пробному полету, — приказал я.

— Вы настолько уверены? — не сдавался полковник.

— Да. Я готов сам встать в конце взлетной полосы.

Когда голова Главного Маршала вынырнула из рамки голо, у меня вырвался невольный возглас удивления. Голо?.. Ох, проговорился-таки. Ведь не даром все время опасался, что разболтаю какую-нибудь важную государственную тайну. Как раньше просто было писать подобные мемуары. Написал «Теоретик Космонавтики» — и все понятно. Кому положено — прочитает «Циолковский», кому не положено — увольте. Видишь «Главный Конструктор» — сразу млеешь от сопричастности к Наивысшим Государственным Секретам. Только узкий круг Самых Посвященных усмехается, они-то знают, что Королева звали Сергеем Павловичем. Промелькнул «Первый Космонавт»… Ах, да… Я совсем забыл, что Гагарина не засекретили. Упущение, стоило.

Впрочем, я немного отвлекся. Голо… Кажется, голографию уже не считают военной тайной. Так вот, на базе всюду стояли голографические приемники. Очень удобно и крайне эффективно, хотя первое время оторопь берет при виде работающей установки. Ниоткуда возникает размытое голубоватое свечение слегка напоминающее растрепанный ватный ком.

В этом коме появляется коричневый зародыш, постепенно приобретающий форму человеческой головы. Голова медленно розовеет… И тебе начинает мерещиться, что здесь произошло жуткое преступление. Недаром первую установку прозвали Иоанном Крестителем. Чтобы научиться разговаривать с человеческой головой, свободно плавающей в воздухе, необходимо изрядное самообладание.

Впрочем, я снова отвлекся. Что меня поразило — пропали знаменитые кустистые брови. Зачем он их отклеил? Сразу много проиграл во внешности, стал каким-то заурядным. Я узнал его только по проницательным глазам, испытующе пронизывающим меня. Откуда я знаю Главного Маршала? Так ведь это именно он, замаскированный под генерал-лейтенанта, вербовал меня на работу.

— Как мне доложили, вы закончили очистку территории базы от чужеродных элементов и внедрившейся вражеской агентуры?

— Так точно, товарищ маршал.

— И первые полеты прошли благополучно.

— Так точно.

Он попытался нахмуриться, не получилось. Тогда спросил:

— Готовы ли вы к выполнению дальнейших заданий?

— Всегда готов! — звонко крикнул я.

— Дело в том, что не только наземная база пострадала от неприятельских диверсий. Тринадцатого, — он подчеркнул это число, — начали поступать тревожные сообщения с орбитальных баз. — Маршал многозначительно умолк. — Сейчас я раскрываю вам важнейшую военную тайну, за разглашение которой вы будете расстреляны без суда и следствия. Учтите, не спасут ни погоны, ни заслуги. Для обеспечения безопасности государства и поддержания на должном уровне боеспособности Ракетных Войск Стратегического Назначения, разумеется минимально достаточном, ни на йоту выше, мы были вынуждены приступить к реализации программы «Трезубец». Только сумасшедший или предатель может говорить о каком-то разоружении. Строительство общего дома, фундамент которого успешно заложил незабвенный Иосиф Виссарионович, идет стремительными темпами, но пока далеко от завершения. И требовать в такое время ослабления наших оборонных усилий было бы изменой Родине! — Маршал патетически сверкнул глазами. — Мы не допустим ослабления нашего ядерного потенциала возмездия либо его технической устарелости. Именно для его совершенствования была разработана программа «Трезубец». На орбиту были выведены три боевые станции: «Сварог», «Перун» и «Хорс». Они вращаются на геостанционарной орбите над жизненно важными центрами потенциального агрессора и несут на борту ракеты с термоядерными боеголовками. Если только они посмеют… Мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом! — Он немного успокоился и продолжил: — Но, как вы понимаете, даже упоминать о них нельзя. Для всех это объекты Москва-997, -998, -999. Понимаете?

Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы, по-моему, даже ближе.

— Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?

— Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное определение — чертовщина. Неполадки, которые не объясняются никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты станции исправны — и тем не менее отказывают. А еще начинаются видения… Феномены… — Он произнес это слово с ударением на втором слоге.

— Значит, я должен лететь туда и разобраться?

— Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим миротворческим усилиям.

— Слушаюсь, — с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину — дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще напророчил, что меня еще ждет? А пока…

Приказ есть приказ!

«ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ…»

Оставшиеся до отлета дни были до предела заполнены самыми различными хлопотами. Первой в списке числилась станция «Сварог», та самая, которая страдала от видений. Или привидений. Командир станции чего-то недоговаривал. Боялся. Готовиться следовало на земле, с орбиты за всяким пустяком, забытым по рассеянности, просто так не сбегаешь, приходилось волочь с собой несколько контейнеров. Ерофей, например, потребовал телегу различных прутьев. Да-да, не удивляйтесь, подобно Кузнецову. Любой захудалый волхв отлично знает силу омелы, орешника, папоротника. Мы второпях этого с собой не взяли и были вынуждены сейчас летать в ближайшие леса, собирать.

Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим запасом патронов. Сами понимаете — с серебряными пулями. Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы утвердил.

Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы вурдалаков и упырей… Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить станции самому. Он сдался.

Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел — духу крысиного не осталось…

А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление «Вихрем» по причине малости роста никому из моих товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще неспособен — он путал авиагоризонт со спидометром… Поэтому мне предстояло трудиться одному за всех.

Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а вдруг… Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь «Вихря» ощущалась с первой секунды разбега.

За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий бирюзовый… Всего один вдох — и голубизна смешалась с чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить еще более свирепо ему было не под силу.

Зибелла чувствовал себя неуютно — пищал и бился. Но постепенно увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом со мной. Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то ощупывал за пазухой. Оно и понятно. В некотором роде он являлся персоной нематериальной, сущности не имеющий, хотя и вполне осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с явным интересом поглядывал в иллюминатор.

Голубизна окончательно пропала, небо стало угольно-черным. Я поспешно зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы, шахты, колодцы и тому подобное. Все время кажется, что вот-вот ноги подкосятся, и я полечу, истошно вопя, в засасывающую бездну.

Это довольно утомительно — смотреть в потолок на протяжении всего полета, но человек с сильной натренированной волей способен на такое. Вот и я не отрывался от изучения плафонов. Лишь когда пилот известил, что мы приближаемся к станции, я рискнул выглянуть в иллюминатор.

Боевая орбитальная станция «Свароr» была первой, которую мне привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.

Сначала из бездонной черной пучины вынырнула сверкающая голубая точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными сполохами. Точка постепенно росла. Когда она приобрела заметные для глаза ширину и высоту, я различил, что по поверхности голубого шарика пробегают дрожащие черные полосы. По мнению Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул, пораженный энциклопедическими познаниями домового.

Шарик тем временем превратился в сложную конструкцию, медленно вращающуюся вокруг своей оси — этим и объяснялось размеренное мелькание света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную, и я смог наконец разглядеть одно из лезвий «Трезубца» во всей его грозной красе.

Основой станции была колоссальная труба длиной не менее километра и диаметром более ста метров. Она казалась карандашом, просунутым в бублик — вокруг центральной трубы обвивался исполинский многогранный тор. Именно он сверкал и мельтешил за счет бесчисленных ребер, выступов, иллюминаторов, антенн. На верхний конец стержня был наложен гигантский кубик ангара, матово-голубой, светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя плоскость имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный десантный катер. На люках красовались цифры «1» и «2». Для катеров предназначались другие причалы — на боковых поверхностях кубика я заметил крышки аппарелей. Одна из них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера. Нижний конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало ребристое черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной ленте, были укреплены многочисленные цилиндры. Они! Стартовые кассеты ракет. Любая из них в тридцать раз мощнее хиросимской бомбы. Помимо средств нападения «Сварог» был недурно оснащен и средствами защиты. На граненом торе я заметил несколько башен с лазерными пушками.

Мои наблюдения были прерваны самым бесцеремонным образом. На пилотском пульте зажегся зеленый сигнал, и динамик гнусаво поинтересовался:

— Сорок седьмой?

— Так точно, — ответил пилот.

— Вали на аппарель «задний-два».

— Сорок седьмой запрашивает пост управления станции «Сварог», — сухо ответил пилот.

— Ты что, заболел? — фамильярно спросил динамик.

— Станция «Сварог», ответьте Сорок Седьмому, — не сдавался пилот.

— Не на плацу, — обиделся динамик. — Вольно, разойдись.

— Сорок Седьмой ожидает.

— Ага, понял, — наконец дошло и до динамика. — Какую-то шишку везешь. — Послышалось внушительное кашляние, и уже совершенно казенный голос продолжил: — Станция «Сварог» слушает.

— Сорок Седьмой просит посадку. Имею на борту генерал-инспектора с особыми полномочиями.

— Несет же на нашу голову, зачастили… — невесело отозвался динамик. — В каком чине?

— Генерал-майор КГБ.

— Опять врагов народа искать начнет.

— Сорок Седьмой ждет.

— Хорошо, — вздохнул динамик. — Даю посадку к адмиральскому трапу. Элеватор номер один. Командир станции извещен.

В то же мгновение по краям верхней плоскости ангара зажглась красно-зеленая цепочка, углы куба полыхнули пронзительным белым светом, в пространство устремились четыре ослепительных белых столба. Крышка люка номер один превратилась в бледно-розовую.

Пилот криво усмехнулся и заложил изящный вираж вокруг «Сварога». «Вихрь» выполнил что-то вроде иммельмана и с математической точностью сел в самый центр элеватора. Поняв, что теперь под шасси катера имеется нечто вроде твердой почвы, я почувствовал себя увереннее. Зибелла с Ерофеем тоже обрадовались.

Тем временем «Вихрь» провалился в шахту элеватора. Прямоугольная пластина размером с футбольное поле легко стряхнула катер и бесшумно скользнула вверх, закрывая отверстие в потолке ангара. Даже сквозь толстые борта «Вихря» долетело шипение насосов. Ангар заполнялся воздухом.

Я откашлялся и одернул китель. Перед встречающими нужно предстать в лучшем виде.

— Приведи себя в порядок, — приказал я Ерофею. — Хоть и полковник, а вахлак вахлаком.

— Есть, — грустно ответил домовой.

Чмокнула дверь, и я торжественно ступил на закопченные плиты пола.

— Товарищ генерал-майор, командир станции «Сварог» полковник Петров, — отрапортовал офицер в голубом комбинезоне.

Я величаво кивнул.

— Со мной прибыл большой специалист по противодиверсионным операциям полковник Ерофей.

Домовой был совершенно неподражаем в новеньком сверкающем мундире и лаптях. Его появление неизменно повергало любого в оцепенение, не была исключением и станция «Сварог». Потом оцепенение прошло, и по строю офицеров прокатилось сдержанное хихиканье.

Ерофей смутился и вознамерился было удрать, но я грозно приказал:

— Полковник Ерофей, назад! — Домовой дернулся и замер. — Назад, кому я говорю! А вам товарищи, рекомендую запомнить: насмешек я не потерплю и буду взыскивать за них беспощадно. Мы ведем жестокую борьбу, и никакие раздоры в наших рядах недопустимы. Особенно если они вызваны полной безграмотностью в вопросах оперативной маскировки.

Вдруг наверху раздался тихий ядовитый свист, ангар моментально заполнился туманом, дикий сквозняк сорвал у меня с голову пилотку. Все невольно подняли головы. Истошный вопль резанул уши, строй рассыпался, перед выходным люком образовалась непристойная куча-мала. Я стоял как завороженный, глядя на ворочающуюся плиту элеватора. Еще немного — и космос высосет все находящееся в ангаре. Да, противник не зря беспрепятственно выпустил нас с Земли, правильно рассчитав, что в пространстве с нами можно будет расправиться проще и вернее. Здесь даже не вполне удачная попытка может принести успех.

Уши заложило от резкого падения давления. К стыду своему должен признаться, что первым оправился от растерянности Ерофей. Пулей он подскочил к массивной стойке элеватора, с разбегу прыгнул на нее и сноровисто принялся карабкаться вверх. Успеет или нет? Успел. Прежде чем плита элеватора окончательно вырвалась из створа, домовой хлестнул ее чем-то. Ах, да, прутик омелы. Противный поросячий визг показал, что старания Ерофея не пропали даром. Плита задрожала. Если бы я не знал, что это невозможно, то я под присягой поклялся бы, что толстый броневой лист пытается изогнуться и сложиться вдвое. Ерофей ударил еще раз — и плита замерла, превратившись, как ей и положено, в кусок безжизненного металла.

— Уф, — Петров рукой придержал трясущуюся челюсть. — Спаслись.

— Да, — подтвердил я. — Благодаря тому, над кем вы только что посмеивались.

— Нет пророка…

Ерофей уже соскользнул на пол и с огорчением рассматривал перепачканные машинным маслом ладошки.

— Товарищ полковник, — почтительно обратился к нему командир базы, — приношу свои искренние извинения за крайне бестактное поведение офицеров. О вашей находчивости и энергии будет немедленно сообщено на Землю. Я буду ходатайствовать о награждении вас орденом.

Ерофей опять зарделся.

— Я что… Ничего…

— Вы герой, — веско сказал полковник Петров. — Я счастлив познакомиться с вами.

Как ни упирался Петров, я настоял на том, чтобы присутствовать при осмотре злополучного реле, управляющего подъемом и спуском элеватора. Я как нюхом чуял, что мы найдем много интересного. Причем именно по моему настоянию осмотр был произведен немедленно. И вот, сопровождаемые главным инженером станции и взводом техников, мы с Петровым двинулись в поход. Присутствие высокого начальства всегда действует магнетически. Уже через пять минут за мной по коридору маршировало слаженное каре. Погоны сверкают, ботинки грохочут, только строевой песни не хватает. Это было великолепное зрелище.

Когда мы подошли к шахте подъемника, меня охватила странная робость. Вспомнилась одна поездка в лифте.

— Прошу полковник, — предложил я Петрову.

Но и тот нее спешил шагнуть на струящуюся ленту.

— Прошу, майор.

Главный инженер почесал за ухом, скорбно вздохнул и приказал:

— Лейтенант, вперед.

Повторялась сцена на космодроме.

— Слушаюсь, — обреченно отозвался лейтенант и направился к подъемнику. Он уже занес ногу, чтобы поставить ее на вынырнувшую из шахты площадку, как вдруг мы услышали…

Негромкий, протяжный и невыразимо тоскливый вой донесся снизу. Вибрируя и отражаясь от стен, он прокатился по атриуму. Начавшись с тихого стона, вой усилился до львиного рева, потом снова сник до жалобного, щемящего сердце плача. Лейтенант кошкой извернулся и шарахнулся прочь от подъемника, словно перед ним распахнулась пасть крокодила.

— Не могу, товарищ майор. Никак не могу. Хоть под трибунал отдайте.

Майор поперхнулся, откашлялся и тихо доложил полковнику:

— Товарищ командир, он не может.

Полковник Петров закрутил головой, словно воротник комбинезона внезапно стал ему тесен, вытянулся в струнку и отрапортовал:

— Он не может, товарищ генерал. Что прикажите делать?

Я повернулся к Ерофею, с любопытством прислушивающемуся к долетающим из шахты звукам. Домовой даже ладонь к уху приставил, чтобы лучше слышать.

— Что ты об этом думаешь, полковник?

Ерофей поскреб в бороде и смутно сообщил:

— Когда силы зла властвуют безраздельно, надлежит соблюдать сугубую осторожность. Мне кажется, наступает именно такое время.

— Ну, положим, такими фокусами нас не испугаешь. Дело знакомое. Подумаешь, воет… Очисти и побыстрее.

Ерофей достал неизменный прутик омелы и принялся терпеливо охлестывать каждую появляющуюся площадку. Техники почтительно ждали, затаив дыхание. После случае в ангаре никому и в голову не приходило смеяться над действиями Ерофея. Полагаю, вознамерься он станцевать лезгинку, это тоже восприняли бы как должное. Наконец домовой решил, что профилактика проведена достаточная и подал пример, первым шагнув в лифт. Я торопливо бросился следом, схватив Петрова за руку. Мне хотелось его кое о чем расспросить, но впечатлительный командир станции впал в сомнабулическое состояние и не мог связать двух слов, только шептал что-то бессвязное. Сцена в ангаре и какие-то мне пока неведомые происшествия полностью выбили его из колеи.

— Вот оно… То самое…

— Какое самое? — презрительно бросил Ерофей.

Но Петров закатил глаза и мне пришлось поддерживать его, иначе он рухнул бы на пол.

К злополучным контрольным щитам мы подошли строем. В коллективе чувствуешь себя гораздо увереннее. Петров немного воспрял духом, и потому первым предупредительно распахнул дверцу. Я поспешно зажал нос — таким зловонием пахнуло из шкафчика.

— Это што де, у вас дюбой божед так заптосто откдыть шкаф уптавдения? — прогнусавил я.

— Э-э… — выдавил Петров. — Они как правило опломбированы и закрыты.

— А как не пдавидо?

— Пять суток ареста, майор Сидоров.

— Есть! — с готовностью вытянулся главный инженер. — Десять суток ареста, лейтенант Ломанов.

— Есть! — живо среагировал техник. И угрожающе добавил: — Ну, погоди…

Я представил, как разольется волна наказаний на следующей ступеньке. Лет десять в общей сложности получится… И я разозлился. Стоять с зажатым носом было глупо, хотя на мне и красовались генеральские погоны. Как ехидно заметил один из писателей, это еще не основание, чтобы молоть чепуху. Я набрался мужества и разжал пальцы. Боже, ну и запашок.

— А мышей в шкафах вы не развели? — спросил я у Петрова. — С момента сдачи станции в эксплуатацию хоть один человек сюда заглядывал?

— Вообще-то во время регламента, как правило… — неуверенно ответил полковник, сам себе не веря.

— А как не правило? На самом деле? Паутину я вижу. Пыль вижу. Ржавчину вижу. И еще кое-что. — Я указал пальцем на темную массу, издававшую тот самый аромат. — Что это? Нет, я не вас, майор, спрашиваю. Мне хочется услышать ответ от полковника.

Петров переступал с ноги на ногу и нерешительно потрогал темно-коричневую кучку, поднял запачканный палец и повертел под носом.

— Не знаю, товарищ генерал.

Весь технический штаб станции, лучшие специалисты, собрались вокруг полковничьего пальца и внимательно обследовали его. Вердикт был единогласным и категорическим: не знаем! Только Ерофей, подозрительно крутивший носом, с шумом потянул воздух, скривился и смачно плюнул.

— Головы садовые. Звезд на погонах — целую галактику соорудить хватит, а собачьего кала не видали.

Последовала немая сцена, как в «Ревизоре». Полковник Петров выпученными глазами уставился на свой палец, поднятый для всеобщего обозрения.

— Ка-акого?

— Собачьего, — спокойно повторил Ерофей.

Полковник затрясло, он побелел и припустился куда-то бегом.

— Слабак, — сквозь зубы процедил ему вслед Ерофей.

В загаженном шкафу мы также нашли более чем странную записку. Она гласила: «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от…» Записка была составлена из вырезанных маленькими ножничками с кривыми лезвиями газетных строк, наклееных на чистый лист бумаги. Что-то это мне напомнило. Но что?

ОПЕРАЦИЯ «ФРАНЦУЗСКИЙ ПУДЕЛЬ»

Мне происходящее до крайности не понравилось, Ерофею тоже. Чувствовалась какая-то излишняя, нарочитая театральность. Пыльные закутки, потом зловещие знамения… Настоящие злые силы действуют тоньше, они не афишируют себя попусту. Но с другой стороны от фактов не уйти — служба на «Свароге» пошла наперекосяк. Офицеры долго упирались, но под моим нажимом, а отчасти с перепугу, начали рассказывать.

Только теперь немного приподнялась завеса таинственности над царившем на «Свароге» всеобщим ужасом, который подавил всех и вся.

С некоторых пор на станции начали отказывать механизмы. Дело привычное, никаких других эмоций кроме легкой досады вызвать не могло. Неполадки были раньше, не прекратятся и в будущем. Техники, правда, с ног сбивались, однако определить причину отказов не могли. А потом нашелся наблюдательный человек, который заметил, что рядом с отказавшим блоком непременно имеются отпечатки звериных лап. Чуть позднее начали появляться и дурно пахнущие лужицы.

— А не мог сюда кто-нибудь завести собаку? — начал я с наиболее логичного предположения. Не следует умножать сущности сверх необходимого. — Знаете, солдаты обожают всяких зверушек. Да и неписанная традиция по сей день благополучно здравствует. По-прежнему все стремятся на станциях иметь какого-нибудь зверька, ведь даже сами офицеры иногда не прочь побаловаться с ним. Короче, — в лоб спросил я, — вы можете гарантировать, что на станцию не попала контрабандой собака?

— Собака? — глупо переспросил Петров.

— Именно собака, — нетерпеливо вклинился Ерофей. — Милый такой, знаете ли, песик.

Полковник еще минуту крепился, потом не выдержал. Лицо его исказила судорога, он рванул галстук и, откинувшись на спинку кресла, разразился бурными рыданиями.

— Нет… неправда… не может быть… Я не хочу!

Мы с домовым с огромным трудом сумели успокоить его. Оказалось, что каждый из членов экипажа втихомолку подозревал, что попросту спятил, что у него начались галлюцинации. А поскольку это автоматически влекло за собой списание на Землю и увольнение в отставку, то все предпочитали помалкивать, каждый боролся со своим кошмаром в одиночку. Ведь медики не станут разбираться что к чему — их дело обеспечить нравственное здоровье экипажа. Истрепавшиеся нервы, неумеренное потребление спиртного, внешние причины — это лихих эскулапов не занимает. Их дело — лечить. Спишут и разговаривать не станут.

Борьба с призраками не всем оказалась по силам. Тем более, что видения были страшненькими. Это было чудовище, напоминающее собаку, но громадное, много больше любой собаки. Никогда земля не рождала подобного демона — из пасти он выдыхал пламя, глаза метали искры, он весь светился призрачным светом.

Первым пострадал часовой у продуктового склада. Он расстрелял в собаку, предпринявшую нападение на пост все три имевшихся магазина, не причинив ей ни малейшего вреда. Видя, что зверь неумолимо приближается, он влез в холодильник с мороженой рыбой. Когда примчался разводящий привлеченный стрельбой, часовой ни за что не хотел выпускать из рук мороженого палтуса, утверждал, что плывет в Америку, и нет на свете силы, которая заставит его выпустить из рук спасательный круг.

Следующим оказался дежурный штурман. Когда в созвездии Большого Пса ему привиделась не воображаемая, а вполне реальная собака, он горько заплакал, объявил по громкой связи всей станции что, разумеется, глубоко виноват, но умоляет всех простить его. В детстве он обидел щеночка и сейчас идет искупать свою вину. Его успели перехватить в выходном тамбуре, когда он рвался в открытый космос, не одев скафандра.

После этого случаи пошли обвалом. Врач станции заказывал пятикратную норму транквиллизаторов, а в результате был заподозрен в тайном пристрастии к наркотикам и списан. Петров не смог его отстоять, и сейчас они остались даже без врача, совсем беззащитные…

Я не Зибелла и бросаться в бой безоглядно не собирался. Отговорившись, что утро вечера мудренее, мы отправились в свою каюту и учинили гофкриксрат.

Сначала, как в подобных ситуациях бывает, пошли предложения «в порядке бреда». Не буду их перечислять, потому что сам до сих пор краснею, вспоминая. Отмечу лишь, что особенно усердствовал Зибелла. Горностаю явно хотелось развить успех, достигнутый на космодроме и хоть частично восстановить свое реноме. Ведь Ерофей, а не он, проявил находчивость.

Но в конце концов мы перешли к серьезному разговору.

— Что будем делать? — спросил я у Ерофея.

Тот пожал плечами.

— Пока не знаю. Предлагаю выполнить обычные ритуалы очищения, а уж позднее, если выяснится, что они не подействовали, изобретать что-то новое.

— Хорошо, — согласился я и приказал Петрову явиться ко мне в каюту. Полковник не заставил себя ждать. Ерофей оглядел его с головы до ног, сурово хмурясь. От неласкового приема у командира станции сразу задрожали колени.

— У вас обереги есть? — прокурорским тоном осведомился домовой.

— Ч-чего? — поперхнулся полковник.

— Обереги.

— Не знаю таких. Уставом не предусмотрены. — Вид у Петрова был совершенно жалкий.

— Амулеты попросту, — поморщился Ерофей.

— Не-ет, — протянул полковник, блудливо отводя глаза.

— Смирно! — рявкнул я, уловив его колебания.

Полковник вскочил.

— Отвечать!

— Я… не могу… не имею права…

— Говорите, говорите, — мягко поощрил Ерофей. Зибелла молча усмехался в усы.

Трясущимися руками командир базы извлек из-под куртки шелковый шнурок, на котором болтался самодельный крестик.

— Вот… только… не помогает… — с трудом вымолвил он.

— П-ф… — презрительно сморщился домовой. — Ну что за темнота! Я просто поражаюсь дикости захвативших вас суеверий! Где это видано: крестом от собаки спасаться?! Тоже мне, братство Франциска Ассизского.

Я весело рассмеялся. На полковника жалко было смотреть.

— Что мне делать? — хныча, словно грудной ребенок, спросил он.

— Прежде всего выбросить эту дрянь, — сурово ответил я. Полковник покорно снял крестик с груди и бросил в угол.

— Взрослые люди, а не знают простых вещей, сокрушенно вздохнул Ерофей. Кто есть первейший враг собаки? Ответ — кошка. Вот мы должны пользоваться… лютым зверем.

— Кем? — не понял Петров.

— Нарисуйте везде, где только сможете, лютого зверя, — кивнул я. — Тогда у вас на станции и духа собачьего не останется. Сами тоже обязательно наденьте его изображение и можете считать себя полностью застрахованным от неожиданностей.

— Но кто он такой, этот лютый зверь?! — в отчаянии возопил полковник.

Мы с Ерофеем переглянулись, а Зибелла так просто зашелся.

— Его ни в коем случае нельзя называть, иначе он явится сам, и тогда случится беда пострашнее нынешней, — ответил Ерофей. — Подумайте сами, полковник. Какой хищный зверь из кошек водится в наших лесах?

— Да это же… — обрадованно вскинулся Петров.

Бац! Я торопливо зажал ему рот.

— Только не скажите! Ради бога, не скажите!

— Хорошо, — Петров облегченно вздохнул. — Теперь понятно, чего вы хотите. Но куда деть самое… это создание?

— Идите и выполняйте, — приказал я. — Остальным займемся мы сами, вас нельзя допускать к столь деликатному делу. И еще. Займите чем-нибудь людей. У них не должно быть свободного времени, чтобы пугаться. Пусть хоть ямы копают.

— Ну, это совсем просто, — осклабился Петров. — Это я мигом.

Он умчался галопом, на бегу созывая художников. А я начал добиваться связи с Главным Маршалом. Тот озабоченно потер плешь и пообещал разжаловать меня в рядовые, если в недельный срок нечисть не будет выведена. Поговорили! Мне осталось только принять к сведению его мудрое приказание.

Ночь прошла спокойно. Возможно, сыграли свою роль искусно расставленные Ерофеем охранительные знаки. А может, противник пока вырабатывал план действий в изменившейся обстановке, ведь для него ситуация поменялась кардинально — пришел конец прежнему безнаказанному хозяйничанью. Настало время решающих схваток и расплаты. Да-да, расплаты.

Проснулись мы от страшного грохота и лязга. Я еще не отошел полностью ото сна, и потому мне померещилось, что какой-то злобный титан ломает станцию на куски. Инстинктивно я схватился за пулемет. Черт возьми! Общение с военными дурно повлияло на меня. Если волхв первым делом протягивает руку к оружию, это конец. А пока я благословлял свою предусмотрительность — заряженный пулемет лежал рядом с кроватью.

Новый сокрушительный удар. Пол в каюте заметно покачнулся. Зибелла истерически завизжал и попытался забиться мне за пазуху, до крови расцарапав острыми коготками кожу. Чего бы ему так пугаться?.. Я с проклятием выкинул горностая прочь, подошел к двери и осторожно приотворил ее.

Т-р-р-ах!

Вся станция вздрогнула.Я высунул в коридор ствол пулемета.

Т-р-р-ах!

Как ни странно, несмотря на ужасающие удары, станция еще не рассыпалась. Не тянуло дымом пожара, не было слышно резкого свиста улетучивающегося воздуха. По-видимому, дела шли не так скверно, как казалось на первый взгляд. Или слух? Я выглянул в коридор, готовый при малейшей опасности спрятать голову под панцирь, подобно черепахе. И остолбенел.

Т-р-р-ах!

На меня сомкнутым рядами церемониальным маршем надвигалось каре, сразу вызывающее в памяти овеянные пороховым дымом славные воспоминания о героическом прошлом. Аустерлиц, Бородино, лейб-гвардия.

Т-р-р-ах!

Я пулей вылетел в коридор.

— Что происходит?!

— Р-рота, стой! — звонко скомандовал Петров, и строй замер, как гранитный монолит.

Подскочив ко мне, полковник хорошо поставленным голосом отрапортовал:

— Товарищ генерал-майор, согласно утвержденному плану боевой и политической подготовки, а также воисполнение вашего приказа о недопущении мыслей среди личного состава производятся занятия по строевой подготовке!

Или он полностью оправился от потрясения, или родная атмосфера строя на него так подействовала, уж не знаю. Больше Петров не выглядел подавленным.

— Строевая подготовка? Здесь? — поразился я.

В глазах полковника сверкнуло недоумение.

— А как же иначе? Ведь существует единый план, утвержденный министерством обороны. Без строевой никак нельзя.

— А более важных дел не нашлось?

— Нет. Строй — основа основ. Важнее него человечество пока не придумало ничего.

— Ну, раз не придумало — продолжайте ваши занятия. А потом приходите в центральный пост, обсудим некоторые меры по ликвидации диверсантов.

— Слушаюсь! — полковник взял под козырек, старательно отводя глаза от моих босых ног. Генералы без обуви не ходят.

Да, с самого начала отношения с командиром станции пошли наперекосяк. Не одно — так другое, не другое — так третье. Грустно размышляя об этом, я приводил себя в порядок. Ведь я, признаться откровенно, тоже изрядно дискредитировал себя перед экипажем «Сварога». Генерал-инспектор большей частью представал перед личным составом в каком-то растрепанном виде, несолидно бегал и кричал. Начальник должен внушать трепет и уважение! Но сейчас я появлюсь в центральном посту во всем великолепии парадного мундира. Я долго крутился перед зеркалом, разглаживая несуществующие морщинки и убирая воображаемые пылинки.

Процесс наряжания проходил под непрестанные насмешки Зибеллы. Наконец я вышел из себя и резко отчитал хулигана, пообещав ему три дня ареста в птичьей клетке. Но в этот момент в дверь постучали.

— Войдите, — машинально разрешил я, поворачиваясь.

Никто не вошел. Странно. Что бы это могло значить? Позориться еще раз не хотелось, и я щелкнул пальцами.

— Зибелла, посмотри кто там.

Я приоткрыл дверь, горностай змейкой проскользнул в коридор и тотчас вернулся с большим конвертом в зубах.

— Никого?

Да, в коридоре не было ни одного человека. Для непосвященного речь Зибеллы состоит из писка, повизгиваний и похрюкивания. Но я его отлично понимаю.

— Ладно, посмотрим, что пишет таинственный незнакомец.

Я разорвал конверт, быстро пробежал листок и потряс головой не веря прочитанному. Перечитал, поверил и побагровел.

— Опять?! Наглецы! Угрожать посмели?! Да я их в порошок сотру! Осиновым колом по хребту! За мной!

Потрясая анонимкой, я ринулся из каюты. Спешка и ярость, как это обычно бывает, ни к чему хорошему не привели. Дверь захлопнулась слишком быстро, прихватив полу кителя. Я не заметил этого, рванулся было, и лишь треск расползающейся ткани немного остудил мой пыл. Что я натворил! Шикарный шитый золотом китель распался надвое.

За поворотом коридора послышались осторожные шаги. Я затаил дыхание. Может это и есть автор подметного письма? Или тот самый песик? Нет, на собачьи шаги это не похоже. Я еще больше уверился, что идет неприятель, когда шаги затихли. Человек остановился за углом. Я отчетливо слышал его тяжелое дыхание. А пулемет остался в каюте…

По коридору протянулась длинная черная тень. Мои нервы не выдержали.

— Кто там? — дрогнувшим голосом спросил я.

Ответом было молчание.

— Кто это?

Грохнул оглушительный выстрел. Я едва успел распластаться на полу, окончательно оставив изрядный кусок кителя в зубах дверного замка. Пуля с противным верещанием запрыгала, рикошетируя от стен. Потом раздались сразу два выстрела — один за другим. Пластмассовая крошка полетела с двери и больно хлестнула меня по затылку. Я вскрикнул. За углом хихикнули, и тень шевельнулась. Он шел ко мне!

Я вскочил и во весь дух бросился наутек. Запоздало бабахнули еще два выстрела, но я уже нырнул в люк, провалившись на нижнюю палубу в машинный зал. В проеме люка мелькнула странная фигура — тощая и черная. Кто это мог быть? Экипаж носил голубые комбинезоны, пилоты космических катеров — синие. Я же совершенно отчетливо разглядел черную фигуру с двумя хвостами. Или с четырьмя ногами. Что за чертовщина… Не козел же в меня стрелял. Новая пуля с лязгом ударилась в литую стойку регенератора воздуха, за которым я укрылся. Враг напомнил, что дремать мне нельзя.

К счастью, вахтенные механики уже бежали на выручку.

— Что случилось?

— Там… — горло у меня перехватило. — Там… Когда выгляните, будьте осторожны… Кто-то в меня стрелял.

Они мне не поверили, это было очевидно. Но все-таки один из механиков достал пистолет и, повинуясь моему пламенному взгляду, передернул затвор. Осторожно выглянул из люка в жилой коридор.

— Никого, — пожав плечами, сообщил он.

— Но в меня стреляли! — истерически выкрикнул я. — Шесть пуль!

— И ни разу не попали, товарищ генерал-майор? — в голосе механика прозвучала нескрываемая насмешка.

— Вы забываетесь, майор! — Я указал на колонну регенератора.

— Смотрите!

На высоте человеческого роста краска была содрана, и сверкала свежим металлом царапина.

— Что это по-вашему?

Ухмылку майора как водой смыло. Он потрогал пальцами ссадину и ринулся к телефону, докладывать в центральный пост. Вернулся помрачневший и предельно серьезный. В центральный пост после этого меня провожали двое дежурных, позади лязгали задраиваемые люки.

Ерофей уже ждал меня. Мы решили идти путем наименьшего сопротивления. Полностью выводить прижившуюся на станции нечисть было делом долгим и трудным, поэтому следовало перевести ее из магических измерений в реальные, где справиться с нею было много проще. Даже самые злобные и свирепые приведения в нашем мире слабы как маленькие дети. Сначала пощупаем, кто нам противостоит, а потом возьмемся всерьез. Противник уже оскалил зубки, но я считал ниже своего достоинства обращать внимание на пули. Это аргумент проигравшего в споре магий.

Тем временем полковник Петров развил бурную деятельность. На каждый переборке станции было нарисовано по большущей рыси. Хоть и было у него на погонах по два просвета, но сообразил, что требуется. Или страх прибавляет ума? Механические мастерские с лихорадочной поспешностью штамповали амулеты. Был оглашен приказ: за появление без оного — три дня ареста. Некоторые модники из числа юных лейтенантов с нескрываемым удовольствием понашивали на комбинезоны целые килограммы амулетов, мгновенно превратившись в настоящих металлистов. Конечно, это был уже перебор. Петров не преминул строго указать на дерзкое нарушение формы одежды, но получил нахальный ответ: мол, подвергающимся больше других нападениям Черного Призрака требуется большее, чем остальным, количество амулетов. Петров махнул рукой и сдался.

А мы с Ерофеем кропотливо составляли частотную карту мест появления призрака. Был вычерчен большой план станции, на котором красными точками отмечался каждый случай столкновения с призраком. Опросить пришлось весь экипаж, что было нелегкой работой, если учесть, что выходить из центрального поста ни я, ни Ерофей не собирались. Опасно. А нужно было сличить свидетельские показания, уточнять место и время… Кошмар.

Зибелла все это время бездельничал. После перестрелки в коридоре он решил жить поосторожнее, завел какие-то подозрительные знакомства среди лиц кухонного наряда и теперь постоянно околачивался среди сковородок и кастрюль.

Время поджимало, мы спешили… Статистика показала, что чаще всего Черный Призрак появлялся, как ни странно, вблизи от центрального поста станции. Это было логично — попытаться нанести удар по мозговому центру «Сварога», чтобы минимальными усилиями вывести станцию из строя. Но здесь было больше всего людей, что оказалось наруку нам. Не на тех напали, господа империалисты! Рвение командира станции принесло плоды, мы готовы были встретить призрака, но он пропал. Пропал начисто, перепуганный нашими оберегами. Иногда, правда, по ночам слышался жалобный вой и писк, словно кто-то подшиб собачонку. Пару раз с потолка сыпались голубые искры — и только! Конечно, режим изоляции отсеков имел и неудобства. Мне, например, жутко хотелось помыться.

Победа была близка, полковник радостно потирал руки и грозился извести его под корень. Кого его? Ну, того самого… Неважно. Он уже разрешил передвижение по коридорам в составе групп и был поражен до крайности, когда мы с Ерофеем предложили ему снять пару амулетов возле центрального поста.

— Ни за что! — отрубил он, выслушав меня.

— Но мы хотим окончательно избавить вас от этой пакости.

— От добра добра не ищут.

— Напрасно, — соболезнующе вздохнул Ерофей. — Вы застрахованы только до тех пор, пока магическая субстанция перетекает в реальностные измерения, закрепляясь в форме собаки. Стоит ей сменить отпечаток — и вы снова окажетесь совершенно беспомощны. А для нечисти нет ничего проще — стоит лишь поменять магическую координату, по которой происходит проецирование на реальность.

— Вы так умно говорите, — уважительно отметил полковник. — Я вас как-то плохо понимаю. Как одна и та же тварь может принимать разные обличья? По-моему собака — это всегда собака, ей ни за что не стать кошкой.

Ерофей усмехнулся и взял со стола карандаш, показал его командиру станции.

— Видите?

— Вижу.

— Теперь я включаю лампу. — Ерофей щелкнул клавишей, Петров с интересом следил за его манипуляциями. — Какая тень на столе?

— Кружок. — Полковник немного заколебался.

— А теперь? — Ерофей повернул карандаш.

— П-прямоугольник.

— Точно так же и магическая субстанция может в результате проецирования принимать различные формы.

— Черт бы ее побрал! — подвел итог уроку геометрии полковник.

— Знал бы — издал специальный приказ с запретом иметь различные проекции. Чтобы со всех сторон одинаково, как у шарика.

Нетрудно заметить, что живость мысли у полковника не погасила долгая и отличная служба. Немного поворчав для порядка, Петров распорядился убрать амулеты из коридора. Но только из одного! Уверовав в действенность оберегов, он пытался подстраховаться.

Мы с Ерофеем начали расставлять курильницы в коридоре. Естественно, сразу же разгорелся спор — ставить магической пентаграммой или обычным кругом? Почему-то Ерофей был убежден, что раз он домовой, то все знает лучше меня. Он решил,что надо следовать новым веяниям. Я возразил, что это смахивает на масонский знак, чем поставил беднягу в тупик. Как совместить тягу к традициям и взгляд на запад? В конце концов сошлись все-таки на круге.

Психология привидений настолько примитивна, что не нуждается в специальном изучении. Приманка в виде снятых запретительных знаков оказалась настолько соблазнительной, что в первую же ночь Черный Призрак не замедлил объявиться в коридоре. Он метался, рычал и завывал, на радость нам с Ерофеем. Мы поздравили себя с исключительной проницательностью и начали готовиться к поимке призрака, хотя так и не поняли, о какой исполинской твари лепетали нашу испуганные вояки. Собака как собака, не слишком большая. Так, овчарка умеренной величины. Лишь спустя некоторое время Ерофей догадался. Он радостно захлопал в ладоши и закричал:

— Понял!

— Тише, дурак, — шепнул я ему. — Дежурного разбудишь.

— Все дело в том, что они отчаянно боялись пса. Не даром же говорят: у страха глаза велики.

— Ну и что?

— А то! Эманация страха вызывает мультипликацию проекции!

Я закрутил головой.

— Молодец! А я сразу не сообразил. Значит, чем больше они собаку боятся…

— Тем больше вырастает призрак.

Мы не боялись никого и ничего, ни в реальности, ни в магическом мире, но меры безопасности все-таки приняли.

Я украдкой посмотрел на часы. Без четверти двенадцать. И как хочется спать… Положительно, самое неудобное в ведомстве то, что почти все встречи с духами происходят глубокой ночью. Духу-то что… Он нематериальный, его сон не сморит. Ерофей тоже беззвучно зевнул. Полковник Петров, пожелавший присутствовать на заключительном этапе операции, вообще тихонько засвистел носом.

Минуты тянулись как резиновые.

Без десяти в коридоре погасили половину ламп согласно моему распоряжению. Малая освещенность повышает энергию выхода магической субстанции.

Без пяти Ерофей проткнул крышку специально запасенной дымовой шашки, по полу начал стелиться плотный белый ковер, издали вполне похожий на туман. Все было бы хорошо, если бы от дыма не начало страшно резать глаза. Коридор постепенно превращался в подобие рыцарского замка — дым так таинственно задрапировал его, что привидение просто не могло не появиться.

На экранчике часов замигали четыре нуля. Полночь!

Презрительный издевательский хохот раскатился под потолком. Прямо в воздухе распахнулась таинственная дверь, в лицо нам дохнуло жарким пламенем, и черная масса звучно шлепнулась на пол.

— Вперед! — приказал высокий скрипучий голос. — Куси!

Бесформенная клякса упруго подскочила, из нее в разные стороны потянулись толстые жгуты таинственного вещества, и через минуту на полу стояла… собака. Петров вскрикнул от неожиданности. И в то же мгновение чудовище резко увеличилось в размерах. Его глаза засверкали демоническим огнем. Раскрылась зубастая пасть, чудище хрипло зарычало. Для расшатанных нервов полковника это оказалось чрезмерным испытанием, он издал приглушенный писк и рухнул замертво. Я, слабеющей рукой потянулся к верному пулемету, чтобы угостить исчадие ада доброй порцией серебряных пуль.

Призрак чутко отреагировал на охватившее нас смятение. Он стал еще громаднее, по станции раскатился леденящий душу вой, так долго державший в трепете весь экипаж.

Но Ерофея трудно было смутить подобными штучками. Он хладнокровно щелкнул зажигалкой и поднес ее к ближайшей курильнице. Бумага весело затрещала, на полу вспыхнул небольшой костерчик. В то же время пылающий смерч пронесся по коридору — загорелись пороховые дорожки между курильницами. И раньше чем призрак, уже выросший с крупного льва, успел опомниться, он оказался в кольце пылающих чаш.

Тут я перехватил инициативу у Ерофея. Грозно подняв ореховый прут, словно архангел огненный меч, я ринулся в бой и начал наотмашь хлестать им чудовище.

— Сгинь! Рассыпься! Смирись!

Нельзя сказать, что призрак сдался легко. Он рычал и бесновался, но я встречал каждый его бросок ударом прута. Зверь опрокидывался на спину и вновь прыгал на меня. Однако вырваться за пределы кольца светильников он не мог. Черный Призрак попал в надежную клетку! Ореховый прут жег и жалил его точно оса, и постепенно в угрожающем рычании начали появляться скулящие нотки. А еще немного погодя зверь только жалобно визжал. И размеры — глядите-ка! — вполне нормальные. Даже на овчарку не тянет. Так себе, небольшой пудель.

По потолку заметались красные сполохи. Это хозяева Черного Призрака решили помочь ему, вытащив обратно через ту же дверь. Ерофей не позволил им спасти попавшего слугу. Он подхватил один из светильников и метнул его в самый центр странного багрового орнамента, появившегося на потолке. Глиняная чашка с треском разлетелась, горящая бумага хлопьями запорхала по коридору. Прозвучал испуганный всхлип, и магическая дверь закрылась навсегда.

Позади раздалось невнятное бормотание. Мы с Ерофеем стремительно обернулись, готовые встретить новое нападение. Но это был всего лишь Петров. Полковник сидел на полу, кулаком утирая горючие слезы.

— В чем дело? — спросил я.

— Это было так ужасно… — простонал он.

— Все уже закончилось. Берите. — Я протянул полковнику поводок.

Петров шарахнулся было в сторону, но потом увидел, что ему предлагают не кровожадного берберийского льва, а только симпатичного ласкового пуделя. Собачка подскочила к оторопевшему командиру станции и жарким красным языком лизнула его прямо в нос. Полковник машинально потрепал пуделя по загривку. Тот весело залаял и даже сделал небольшую лужицу на полу.

— Неужели это он? — не веря собственным глазам, переспросил полковник.

— Конечно, — ответил Ерофей, деловито заливая курильницы.

— Не верю…

— А вы снимите с него ошейник, и все сомнения разом пропадут,

— посоветовал я.

Петров внимательно обследовал ошейник, украшенный тремя фигурками лютого зверя, и решил, что ему предлагают слишком рискованный эксперимент. Уже собравшись уходить, он слабым голосом поинтересовался:

— А взамен этой твари никто не явится?

— Нет, мы отсекли канал проецирования, — успокоил я.

— Но как? Ведь вы ничего не делали.

— Курильницы.

— Какое-то магическое снадобье? — Петров с уважением потянул носом противно воняющий сгоревшей бумагой воздух.

— И да, и нет, — Ерофей хитро усмехнулся.

— Это секрет?

— Нет. Необходимо было извлечь субстанцию материального отрицания магического мира, — неохотно пояснил я. — Это обязательное условие схлапывания канала проецирования. Такое отрицание в нужной концентрации содержится только в учебнике диалектического материализма. Его-то мы и спалили.

Полковник даже уши заткнул, чтобы не слышать подобного кощунства.

RHODENTIA COSMICUS

Перелет со «Сварога» на «Хорс» не показался мне слишком утомительным. Может пилот попался особо искусный, может я уже начал привыкать к головокружительным космическим путешествиям, только вся дорога пролетела как миг единый. Описав несколько залихватских петель вокруг станции, пилот посадил «Вихрь» в центре элеватора, и мы принялись ждать. Видимо, всех пилотов отличали два общих качества: отменная летная подготовка и неукротимое лихачество.

Ждать пришлось довольно долго. Элеватор упорно не хотел опускаться. Было заметно, как он трясется и вздрагивает, едва не выгибается дугой, но не может сдвинуться с места ни на миллиметр. Ирония судьбы: на «Свароге» нас чуть не погубило самопроизвольное опускание элеватора, а на «Хорсе» он не намерен опускаться, несмотря на команды.

— Не нравится мне это, — мрачно произнес Ерофей. — Чем дальше

— тем хуже. Если неприятности начинаются еще до того, как мы попали на станцию, то что может ожидать нас внутри?

— А вот попадем внутрь, там и выясним, — бодро отозвался я.

— Увидим, — вздохнул Ерофей.

Встречавший нас командир станции полковник Фролов (помните?) был слегка встрепан и взмылен.

— В чем дело? — сухо поинтересовался я. — Почему заставили так долго ждать?

Чело полковника не отразило ни малейшей радости по поводу прибытия высокого начальства.

— Технические неполадки, — невнятно ответил он.

— Точнее, — потребовал я.

— Отказал лифт, пришлось опускать вручную.

— Справились — и ладно. Докладывайте, как обстоят дела у вас.

— Только инспекции на мою голову не хватало. — В затравленном взгляде полковника нельзя было прочитать ничего, кроме отчаяния и тупой покорности судьбе. — Если уж не повезет, так до конца, полной мерой. День скверно начался, плохо продолжился, а как он закончится, я и гадать боюсь.

— День как день, — Я пожал плечами. — Мне кажется, вы рано отчаялись, полковник. Из любого положения, даже гораздо более трудного, можно найти выход. Было бы желание и энергия.

— Нормальный день, — обреченно согласился Фролов. — Если он станет еще хуже… Нормальное тринадцатое число.

— То есть как тринадцатое? — не понял я.

Полковник показал циферблат наручных часов. Там горело число «четырнадцать». У Фролова отвисла челюсть.

— Вот видите, — назидательно произнес Ерофей, — стоило нам прибыть, как все начало налаживаться.

— Но ведь только что было тринадцатое! — в отчаянии возопил Фролов.

— Было, — подчеркнул Ерофей.

— Постой, — остановил я его. — Если не знать, что сегодня двадцатое, то можно было бы примириться и на четырнадцатом.

Ерофей взъерошил бороду и умолк.

По дороге в центральный пост Фролов вкратце изложил ситуацию. Она выглядела более мрачной, чем на «Свароге». Творившиеся тут чудеса имели вообще иррациональный характер. Трудно представить, но на станции царило вечное тринадцатое! Со всеми вытекающими из этого последствиями. Даже звезды показывали тринадцатое! Нашелся некий Иисус Навин, остановивший Солнце. Два штурмана были отправлены на Землю в состоянии легкого помешательства. Командир станции помалкивал о причинах, так что медики ничего не заподозрили. А станция помаленьку доходила…

Что ж… Случай необычный, но вся необычность заключается лишь в проявлении действия нечистой силы. Ею пахло так сильно, что ошибиться было невозможно. А значит — вперед, вытравим ее без следа. Мозг станции, ее нервный узел — центральный пост — Ерофей решил взять на себя. Он без обиняков заявил, что охрану столь важного объекта он не может доверить никому. Не время было считаться с чинами, однако я просто обязан был его одернуть. Домовой чуть не обиделся, но понял свою ошибку. Зато он поверг в столбняк весь дежурный расчет центрального поста, приказав выстроить действующую модель русской печки в натуральную величину. Домовой сварливо заявил ошарашенному начальнику АХЧ, что не собирается давать никаких консультаций. Если начальник АХЧ не знает, как строить печь, то пусть подает в отставку. Он, домовой, собирается навести на станции порядок, а где вы видали домового без печи? Начальник АХЧ разинул рот и выпучил глаза, как рыба, вытащенная на берег. Мы сумели внести смятение в ряды личного состава, они позабыли про злосчастное тринадцатое. Тут я вдруг вспомнил шуточку насчет дров… Пилоты оказались пророками. Фролов попытался возражать, но я так рявкнул на него, что ноги сами унесли полковника прочь.

Мы уже собрались двинуться в нулевой отсек, но Ерофей обнаружил исчезновение Зибеллы. Куда провалился этот негодник? Горностай пропал бесследно. Не успели мы перепугаться всерьез, как выяснилось, что он нахальнейшим образом дрыхнет в свободном кресле, в ус не дует, что мы начинаем новый бой. Только сладко похрапывает.

Я взял его за шиворот и крепко встряхнул. Зибелла не стал оправдываться, вина его была очевидна. За сон на боевом посту я объявил ему месяц ареста после завершения операции. Зибелла мгновенно преисполнился служебного рвения и понесся впереди нас по коридорам.

Подойдя к выкрашенной красной краской двери, я остановился в некотором замешательстве. Гладкая стальная плита — ни рукояти, ни глазка, решительно ничего. На потолке слабо пискнуло. Мы вскинулись — неужели снова вторжение из магических измерений? А меня прошиб холодный пот. Зарядил ли я пулемет? Или магазин пуст, как вылущенный подсолнух?

Но испуг оказался напрасным, это всего лишь поворачивался укрепленный наверху кронштейн, на котором соседствовали глазки телекамер и рыльца пятиствольных пулеметов. Я представил, что будет твориться в коридоре, если оба пулемета начнут стрелять одновременно. Не хотел бы я попасть сюда в такой момент.

— Кто такие? — равнодушно проскрипел динамик.

— Генерал-майор Иванов и полковник Ерофей.

— Отойти за красную черту. Даю тридцать секунд…

— Но…

— Начиная отсчет. Тридцать. Двадцать девять.

Мы поспешно шарахнулись назад, туда, где поперек коридора была проведена широкая красная черта. Запыхавшись, мы с опаской следили за плавно поворачивающимся кронштейном.

— Оставить оружие, подходить по одному.

Мы подчинились. Первым к двери подошел я. Она приоткрылась ровно на столько, чтобы можно было протиснуться внутрь. И обнаружить себя стоящим в маленьком тамбуре под прицелом точно таких же пулеметов. Внимательно осмотрев меня, телекамера решила, что никакой угрозы я не несу, вторая дверь открылась, и я был допущен в нулевой отсек. Потом таким же порядком сюда попали Ерофей и Зибелла. Для горностая сделали исключение, не посчитав его за человека, чем несказанно обидели самолюбивого зверя. Он предпочел бы проторчать перед закрытыми дверями еще три часа, только не выделяться среди остальных.

Что такое нулевой отсек, я полагаю, вы догадались сами. Та сердцевина, ради которой и строились станции системы «Трезубец». Как известно, баллистической ракете требуется около тридцати минут, чтобы долететь до цели. Не слишком большое время, но вполне достаточное, чтобы противник успел в ответ выпустить все имеющиеся у него в наличии ракеты. Зато с геостационарной орбиты, когда до земли километров триста.. Никто и ахнуть не успеет. Спутник с боеголовкой хорош, спору нет, однако лишь в пределах заданной программы. Гибко перестраиваться и тонко реагировать он не умеет.

— Ну-с, как у нас дела? — с преувеличенной живостью спросил я, заходя в пультовую.

Фролов, непонятно как сумевший определить нас, выскочил словно чертик из коробочки с рапортом.

— За время дежурства происшествий не случилось!

Но мне послышалось легкое шевеление среди дежурных офицеров.

— В чем дело?! — набросился полковник на первую подвернувшуюся жертву.

— Не затыкайте им глотку, — остановил я не в меру разбушевавшегося командира станции. — Дайте сказать.

— При контрольной прозвонке объект номер сорок два дал нестандартный отклик, — не слишком вразумительно объяснил начальник смены.

Я, поджав губы, строго посмотрел на полковника.

— А вы уверяли меня, что здесь все в полном порядке. Вы отдаете себе отчет, что произойдет, если объект сорок два помимо нестандартного отклика даст нестандартное попадание?

— Представляю, — помертвевшими губами пролепетал полковник. Ему, похоже, уже мерещился военный трибунал, прокурор и все прочие.

— Ладно. Главное — вовремя обнаружить болезнь, не дать ей распространиться. Тогда можно будет обойтись не слишком сильными средствами. Ваше мнение, полковник Ерофей.

Домовой, усиленно вынюхивавший что-то, чихнул и сказал:

— Я чувствую здесь нечисть.

— Откуда?! — взвился Фролов.

Действительно, как в задраенную наглухо пультовую могли проникнуть посторонние?

— Система вентиляции общая со станцией? — прищурившись, спросил Ерофей.

— Да.

— Отлично, — сказал я, хотя ничего отличного в этом не было. — До окончания расследования изолировать отсек от станции полностью. Дежурный смене — вскрыть НЗ. Перекрыть воздуховоды, снабжение

— из аварийных баллонов. Перед первым постом расстреливать всех незнакомых, не опрашивая! Перед вторым — расстреливать вообще любого! Пусть это будет даже командир станции. — Фролов побагровел. — Связь с центральным постом постоянная и двусторонняя. Это положение сохраняется вплоть до моего особого распоряжения, переданного из центрального поста в присутствии полковника Фролова.

— Ясно, — ответил начальник смены.

— Зибелла, осмотреть объект сорок два! Смене произвести проверку остальных объектов.

Проверка ко всеобщему облегчению, не дала никаких результатов. Воистину, нет новостей — хорошая новость. Зато на экране, куда велась передача с камеры, укрепленной на спине Зибеллы, мы увидели нечто потрясающее. Пороховой заряд двигателя объекта был изгрызен. Мы отчетливо различили следы маленьких треугольных зубов.

— Вот это да, — охнул Фролов.

— Невозможно, — откликнулся начальник смены.

— Тем не менее, это есть, — мрачно сказал я.

— Крысы, — уверенно подтвердил домовой. — Это специальность Зибеллы.

Я вопросительно поглядел на командира станции. Тот побледнел.

— Откуда я знаю? Это невозможно, но я вижу это собственными глазами. Крысы на «Хорсе»? Да что их, в макаронах сюда завезли, что ли?

Изображение на экране заметалось, запрыгало, перекосилось, а потом вовсе пропало.

— Что там?! — вскрикнул я.

Вместо ответа Ерофей нырнул головой вперед в приоткрытый технический люк. Из стартовой кассеты донеслись возня, яростный писк. Спустя непродолжительное время из люка появились несравненные лапти полковника Ерофея. Чуть запыхавшийся домовой вылез, волоча за хвост визжащего и брыкающегося Зибеллу. В зубах горностай держал здоровенную дохлую крысу. Я брезгливо взял ее за кончик хвоста и покачал как маятник.

— А вот и вещественное доказательство.

На Фролова было жалко смотреть.

— Что же это? — бормотал он. — Как проверяли грузы? Как же инструкции?

— Вне земли, полковник, — наставительно заметил я, — есть многое, что и не снилось нашим составителям инструкций.

Ерофей пристально осмотрел крысу, даже обнюхал и буркнул:

— Идем отсюда. Здесь все не так просто, как кажется.

Мы торопливо покинули нулевой отсек. Позади с лязгом закрывались многотонные двери, щелкали замки. Мой приказ исполнялся точно, беспрекословно и в срок.

В центральном посту нас встретила настоящая паника. Офицеры метались, размахивали руками, галдели наперебой, совершенно бестолково суетились.

Я схватил пробегавшего мимо прапорщика за воротник.

— В чем дело?

— Отказ! Полный отказ!

— Чего?

— Всего!

Кусок рванулся посильнее, освободился и пропал, оставив нас гадать, что же стряслось. Из клокочущего водоворота вынырнул главный инженер станции. Он был встрепан и мокр. Фролов тигром бросился к нему.

— Майор, доложите остановку.

Тот повел безумными глазами и почему-то шепотом сказал:

— Полный отказ всех систем связи. Какая-то дрянь перегрызла все световоды.

— Перегрызла? Как?

— Зубами, — наглядно показал майор. — Я бросил всех людей на протяжку новых линий.

— Вы что, крыс специально подкармливаете? — невесело пошутил я, обращаясь к командиру станции.

Фролов не принял шутки, а лишь жалко скривился.

— Это не крысы, — вмешался вдруг Ерофей.

— Кого тогда приволок Зибелла?!

Горностай тут же принялся расписывать, какой ожесточенной была драка, но Ерофей цыкнул на него.

— Повторяю: это не крысы. Та падаль, которую он притащил, мертва уже по крайней мере неделю. Понюхай сам.

Оказалось, что домовой захватил крысу с собой. Мне пришлось понюхать. Зибелла возразил, что для покойника крыса слишком сильно кусалась, но Ерофей стоял на своем:

— Эта крыса давно мертва.

Не знаю. Я не такой большой специалист по крысам, чтобы по запаху определить время смерти.

— Оживший труп! — выпалил в заключение Ерофей.

— Крыса-зомби?! — поразился я.

— А почему бы и нет? Мы встречали во время нашего путешествия и не такое. И еще. — Домовой потряс пучком испорченных световодов. — Зубы совсем не крысиные.

Снова пришлось положиться на мнение специалиста. Здесь Зибелла смущенно признался, что он не обратил внимания на это сразу, но теперь подтверждает слова Ерофея. Дело вконец запутывалось. Я посмотрел на царящую вокруг суматоху и плюнул.

— Идем отдыхать, здесь мы лишние, только мешаем.

На следующий день центральный пост было просто не узнать. Оперативности начальника АХЧ можно было лишь позавидовать. За одну ночь и на пустом месте! Это смахивало на сказку. Прямо посреди зала высилась недостроенная печь. Не буду гадать, где он раздобыл кирпичи, они были самые что ни на есть подлинные. Ерофея на какую-нибудь дешевку не купишь. А потом я заметил грустную физиономию домового, выглядывающую из-под печки. Спешно мобилизованные каменщики возводили трубу.

— Вылезай! — потребовал я.

— Не-е… — меланхолично протянул Ерофей.

— Вылезай, я приказываю.

— А зачем?

— Пора за дело браться. И вы идите сюда, — пригласил я почерневшего от бессонницы и заботы Фролова.

Ерофей с явной неохотой вылез наружу, встряхнулся всем телом, как собака.

— Почему бездельничаешь? — Я не выспался и был настроен агрессивно. — Зачем тебя сюда призвали, чтобы бока отлеживать?

— Сам проспал, а других обвиняет, — не соблюдая субординации, огрызнулся домовой. — Может кто и бездельничает, но только не я.

Ерофей выразительно посмотрел на командира станции. Тот позеленел от злости.

— Да я…

— Хватит! — Я властно поднял руку. — Оставить! Ты чем сейчас занят? — Я вперил указующий перст в домового.

Ерофей надулся.

— Посмей только сказать, что я бездельничал. Обследовал хоромину. Дурное место.

— Что ты нашел? — нетерпеливо перебил я. Разглагольствования Ерофея следовало пресекать в самом начале, иначе они могли длиться до бесконечности.

— Кое-что. Как мы и думали, крысы здесь не при чем.

— Но ведь перегрызено все, — осторожно заметил Фролов.

— Не от крыс главный вред, хотя и они здесь бегают.

— Не томи, — я начал закипать.

— Маленькие, зеленые, с хвостом.

В глазах Фролова проступил ужас. Он прошептал мне на ухо:

— Ваш подчиненный часом не того?

— Чего?

— Не закладывает?

— А вы решили, что это белая горячка? — усмехнулся я. — Напрасно. Он говорит сущую правду. Мы с ними уже сталкивались.

Ерофей, судя по его физиономии, все слышал и отлично понял. Но не оскорбился, как я ожидал, а только сухо заметил:

— Именно сюда перебрались те… С базы. Я чую запах черного колдовства. Нам потребуется очень сильные обереги, и то я не уверен, что они подействуют.

— Ты имеешь ввиду ящерь подземную?

— Именно ее.

Фролов слушал нас как сумасшедших. Но ведь и Петров сначала реагировал таким же образом. Что поделаешь, не привыкли люди сталкиваться с ведомством.

— Успокойтесь, полковник. — Я положил руку ему на плечо, и мне передалась мелкая, как в ознобе, дрожь. — Успокойтесь. Вы ведь знаете, кто я. Доверьтесь своему начальству. Главный Маршал не может ошибаться. Если он полагает, что необходимо такое Управление, как мое, значит оно действительно необходимо. У вас на станции неладно, мы будем с этим бороться. А уж какими средствами — позвольте решать нам самим. Мы принимаем на себя всю полноту ответственности за происходящее и обязательно уничтожим неприятеля. — Полковник послушно кивнул. — Прежде всего следует очистить от них центральный пост и нулевой отсек. Ерофей сделал первые шаги, теперь очередь за вами.

— Что я должен делать? — покорно спросил Фролов.

— Протяните вокруг центрального поста серебряную проволоку, — посоветовал Ерофей.

У Фролова ноги подкосились.

— Серебряную?

— Конечно. Никто не требует от вас червонного золота. Нечисть не выносит запаха именно светлого серебра.

— У меня нет таких запасов драгметаллов.

— Это ваши хлопоты, — холодно сказал я. — Мы специалисты по борьбе с нечистой силой, а не по материально-техническому обеспечению. Вы сумели раздобыть кирпича, найдете и серебро.

— Но существует ли вообще эта ваша нечистая сила? — не сдавался полковник.

— Вам мало доказательств?

— Их можно объяснить по-разному. — Фролов изо всех сил цеплялся за так называемый здравый смысл. — Не следует умножать сущности сверх необходимого.

— Нет, я так не могу! — взорвался Ерофей, обращаясь ко мне. — Если мне не верят, я немедленно улетаю. Проклятое место. Оно обречено с самого начала. Там, на «Свароге», я еще сомневался, здесь убедился окончательно. Отрицая наше существование, они даже не пытаются заселить станцию охранителями. Что там заселить! Они и назвали-то ее как? Станция… Остановка то есть. Если вы живете здесь, так и зовите домом… Вот я, например, кто? Бес-хороможитель. Но за свои четыреста лет нигде и никогда не слыхивал о бесах-станциежителях. А черные силы дважды приглашать не надо, они сразу тут как тут, обжились здесь, закрепились. Теперь легче старый дуб выкорчевать, чем их отсюда выгнать.

Фролов скривился. Похоже,эта отповедь его не убедила. Вот если бы здесь вражеская диверсия приобрела такую же угрожающую форму, как на «Свароге», никого агитировать не пришлось бы. А перегрызенные кабели… Это не адская собака.

— Но как вы докажете?

— Мы не будем ничего доказывать, — вмешался я. — Предоставим это гремлинам.

— Гремлинам? — не понял Фролов.

— Им самым. Снова вернется тринадцатое число…

На лице полковника отразилось некоторое смятение. А Ерофей мстительно добавил:

— Раз все это попусту, сниму обереги и печь раскатаю.

Фролов заколебался.

— Я, разумеется, в это не верю, но у меня есть приказ начальства. Может не стоит ломать то, что уже сделано? Пусть себе стоит.

Мы с домовым переглянулись и перемигнулись.

— Но серебряную проволоку все-таки натяните.

ВОЛК-ГРЕМЛИН

Теперь мы знали, куда пропали гнезда гремлинов, но знание это не принесло нам большой радости. Станция постепенно приобретала все более дикий вид. Вылазки зеленых вредителей не были скоординированы, но убытки причиняли очень и очень серьезные. У меня мурашки по коже бегали, когда я представлял, что случится, если эти неорганизованные банды получат командира, который создаст хоть подобие регулярной армии. Чего-то профессор недоучел, но как использовать его промах? Пока станция превратилась в простой кусок железа, невесть зачем крутящийся на орбите.

Самое скверное, что и посоветоваться было не с кем. Ерофей с головой ушел в собственные дела. По его требованию на «Свароге» и «Перуне» тоже спешно начали выкладывать печи. Он метался между станциями, то и дело летал на землю, вел какие-то таинственные переговоры, никого не посвящая в их суть, мелькали неприятные физиономии его приятелей-домовых. Деловой стал, черт побери! Слишком быстро гордость переросла в обычное зазнайство. Ерофей даже обмолвился, что неплохо бы при столичном управлении КГБ организовать закрытую школу каменщиков для кладки печей стратегического назначения, а бесов-хороможителей выделить в отдельное Управление. Скажем, четырнадцатое.

Так что просыпался я каждый раз с самыми грустными мыслями. До сих пор мы только оборонялись. Даже лихорадочная деятельность домового тоже была лишь арьергардными боями. Но еще ни одна кампания в военной истории не выигрывалась единственно обороной. Атака и только атака.

Я встряхивался и выползал из-под теплых одеял. Изгрызенная остренькими зубками гремлинов система обогрева станции в последнее время часто барахлила. Ума не приложу, что вкусного они находили в нагревательных элементах, но ведь жрали! Хорошо еще у них хватило ума не выводить системы из строя окончательно. Ведь при космическом холоде и гремлинам пришлось бы несладко. Поэтому они только пакостили, но не вредили по-настоящему.

Вот и сегодня. Подвывая от холода, я бросился к умывальнику, повернул кран… и в лицо мне ударила струя невозможно холодной воды. Я отлетел в сторону, словно она била под давлением сто атмосфер. Лязгая зубами, весь синий, я горестно уставился на кусок трубы, предательски легко выскочивший из переборки. Труба была перегрызена. Мерзавцы! Только бы мне до вас добраться!

Что-то холодное и мокрое лизнуло мои босые пятки. Я вновь панически взвизгнул. Оказалось, на полу успела собраться изрядная лужа. Кое-как закутавшись в одеяло, я дошлепал до пульта голо. Лицо дежурного техника, возникшее передо мной, было измучено до крайности, глаза воспалились и покраснели. Техникам доставалось сверх всякой меры.

— Что случилось, генерал? — неприязненно спросил он.

Я вполне понимал причину раздражения. Обещал спасти станцию, а сам каждый день кидается за помощью.

— Вода, — коротко сказал я, опасливо поглядывая вниз. Под письменным столом уже играл небольшой водоворот, в котором беззаботно кружились мои бумаги.

— И у вас тоже?

— А у кого еще?

— Лопнули трубы в четырнадцати каютах. Ваша пятнадцатая, и, полагаю, не последняя.

— Как так «последняя»!? — взвился я.

— Хорошо, пусть будет первая, — не стал спорить техник.

— То-то, — недовольно проворчал я. — Забыли, кто генерал.

Я убрал изображение техника, сгреб с кресла потрепанную форму, подхватил пулемет, с которым теперь не расставался, и вышел в коридор. Старательно вытер ноги и оделся, принял некоторое количество согревающего снадобья. Судя по мокрым полотенцам, валяющимся перед дверями кают, техник не преувеличивал. Я решил, что если прапорщики бросают полотенца в коридоре, то мне и подавно позволено, не стал ничего убирать и отправился завтракать.

В кают-компании было уже пусто, только Фролов допивал чай. Судя по неприятному запаху и розовому лицу полковника, он тоже успел согреться.

Фролов вяло махнул рукой, приветствуя меня.

— С добрым утром, — бодро ответил я.

Фролов плюнул.

— Что за упадочный пессимизм, полковник? Вы должны показывать пример подчиненным, а сами вконец расклеились. Какие выводы может сделать личный состав?

— Вода едва не залила реакторный зал, — глядя куда-то в потолок невпопад сказал Фролов. Только сейчас я заметил, что у него дергается левая щека. — Представляете, какой начнется тарарам, если реактор взорвется? Звону на весь космос, а северные сияния не то что в Москве, в Мозамбике видны станут. Или вы думаете, что они хотели просто искупать нас?

— Возьмите себя в руки! — гаркнул я.

Все-таки сказалась выучка. Чашка отлетела в сторону, полковник вскочил и щелкнул каблуками.

— Есть!

— Приведите себя в порядок. Не экипаж, а пиратская шайка во главе с атаманом. И подумаем вместе, как одолеть эту пакость.

— Мы уже думали, — пожал плечами полковник. — Не даром же они живут рядом с крысами, сами и есть крысы, только технологические.

— Крысы, говорите, — медленно повторил я.

— А кто еще? Такая же пакость…

— Крысы… — Глаза у меня остекленели и закатились, я перестал различать окружающее. Идея была близка, сейчас придет озарение…

Фролов деликатно кашлянул, чтобы вывести меня из оцепенения.

— Вспомнил! — Я заорал так громко, что полковник подскочил. — Волк!

— Какой волк?

— Крысиный!

— Крысиный?! — поразился Фролов, уже не сомневаясь, что генерал пал очередной жертвой эпидемии сумасшествия, хозяйничающей на станции. Спятил на почве постоянного общения с потусторонним миром.

— Если мы решили, что это новая порода крыс, так сказать крысы потусторонние технические, то и средства борьбы нужны такие же, как против крыс! — обрадованно выпалил я. — Все равно станция уже пришла в такое состояние, что ей ничем не повредишь. Будем воевать как с крысами. Первое — крысоловки. Только необходимо делать их из серебра.

Фролов покрутил головой.

— Дорогое удовольствие.

— Потерять станцию обойдется еще дороже. Второе: мы запустим в их норы волка.

— Позвольте два вопроса, товарищ генерал. Первый — откуда мы его возьмем. У нас здесь боевая орбитальная станция, а не зоопарк все-таки. Второй — как волк сумеет протиснуться в щели крыс… то есть гремлинов. Ведь он сравнительно большой, а норы сравнительно маленькие.

Я весело рассмеялся с чувством превосходства.

— Это будет не простой серый волк, а волк-гремлин.

У Фролова глаза выпучились как у рака.

— Волк-гремлин?

— Конечно. Только два существа в природе из всех млекопитающих едят себе подобных: крыса и человек. Странное такое совпадение. Если гремлины и вправду потомки крыс, мы заставим их поедать друг друга. Я берусь вывести гремлина-людоеда…

— Только его нам и не хватало.

— Не придирайтесь к словам, вы превосходно поняли.

— Не совсем.

— Если противник находит новые средства борьбы, то почему бы и нам не удивить его?

— Вы полагаете, что он сумеет слопать всю стаю, поселившуюся на «Хорсе»?

— Конечно нет, здесь будет другой эффект… — Я машинально почесал небритый подбородок и выругался про себя.

Работа закипела, но я подозревал, что он тоже настучал Главному Маршалу. Во всяком случае я получил очередной нагоняй. Теперь маршал щеголял отполированной до зеркального блеска бритой головой и крошечными усиками, напоминающими небрежно выстриженный квадратный кусочек меха. Что у них стряслось? Опять перестановки в руководстве?

Прежде всего следовало подготовить помещение. Я выбрал запасной реакторный зал. Второй реактор пока не установили, но изолирующий панцирь для него смонтировать успели. Полость изнутри выстлали серебряной фольгой. Смешно смотрелось это тоненькое покрытие на массивных свинцовых стенах, но именно фольга, а не свинец и не сталь были непреодолимой преградой для нечистой силы. Меня всегда занимал вопрос: почему гремлины, запросто перегрызая стальные трубы, не в состоянии прокусить тоненький листик? Может серебро для них на вкус вроде цианистого калия?

Мне не раз приходилось слышать за спиной колкие насмешки, произносившиеся вроде бы на ушко, но с таким расчетом, чтобы и мне слышно было. Я не обращал внимания на невежд. Тем более, что Главный Маршал, многозначительно поглаживая усики, прямо заявил, что очистка станций начинает затягиваться. Есть такое мнение… Как обычно при словах «есть мнение» он закатил глаза под лоб. Короче, есть мнение, что мое Тринадцатое Управление плохо справляется с поставленной задачей и следует рассмотреть вопрос об укреплении руководства. Такая перспектива мне определенно не улыбалась, я поспешил заверить его, что делается все возможное и невозможное, и если бы не саботаж со стороны экипажа… Маршал пообещал разобраться и дал мне последнюю отсрочку. Я на всякий случай накричал на Фролова, полковник устроил разнос подчиненным и велел им закончить работы вчера.

«Хорс» превратился в исполинский барабан, склепанный из листовой стали, по которому одновременно молотили два десятка обезумевших барабанщиков. Люди были близки к форменному помешательству и совершенно перестали соображать, что происходит. Только этим можно объяснить, что в переборках прорубили на пять с половиной отверстий больше, чем предусматривалось моим планом. С половиной потому, что два сноровистых сержанта не успели до конца прорубить переборку винного погреба. Они оправдывались жуткой мигренью и потерей ориентации, но Фролов им не поверил. Сержанты получили неделю ареста с отсрочкой приговора. Пока люди работали без перекуров и выходных, губа была желанным местом отдыха.

Зибелла бесстыдно злоупотреблял благорасположением поваров. Я начал серьезно опасаться, что он умрет от ожирения, и потому тоже запряг его в работу. Горностаю поручали выполнение самой ответственной части плана — расставить по местам крысоловки. Зибелла фыркал и плевался, но я приказал, и он подчинился. Настороженные ловушки было размещены по тщательно продуманной схеме.

Не буду описывать те гадости, которые устроили нам гремлины за это время. Наиболее ощутимой потерей стал дерзко отгрызенный и улетевший в неведомые звездные дали склад вещевого довольствия. Фролов опять не поверил, что это происки врагов. Обтрепавшийся экипаж стал выглядеть очень живописно, единообразная форма канула в Лету. Замелькали какие-то кацавейки, душегрейки. Один из ракетчиков явился на боевое дежурство в розовой пижаме, предъявив в оправдание распоротую на узкие ленточки форму. Она была тщательно исследована, следы когтей были хорошо видны. Поскольку дежурства все равно превратились в пустую формальность, Фролов дозволил разовое нарушение, строго указав на… Последним островком стабильности в рушащемся мире был нулевой отсек, ракеты пока удавалось сохранить в неприкосновенности, хотя все системы управления и наведения вышли из строя.

Первое разочарование мы испытали, когда выяснилось, что гремлины отнюдь не спешат в любезно расставленные для них ловушки. За три дня мы сумели поймать только две штуки. Это в то время, когда за каждой переборкой слышался топот маленьких лапок и скрипение алчных зубов. Да и эти особи были какими-то тощими, заморенными. Наверное от бескормицы.

Брезгливо держа гремлина за лапу, Фролов спросил:

— Этот что ли волком будет? Сомневаюсь.

— Я тоже.

— А время идет. Мы свою задачу выполнили, — в словах полковника прозвучала плохо скрытая угроза.

Я поскреб в затылке.

— Надо придумать решительный ход, который круто изменит ход партии. Жертва ферзя и мат в два хода.

Слегка побледневший Фролов напряженным голосом спросил:

— Кто будет ферзем?

— Не пугайтесь, полковник, это только метафора. Образное выражение. Я не собираюсь сажать человека в ловушку в качестве приманки.

Но перепуганный до синевы Фролов с этого дня стал обращаться со мной только с помощью голо.

Отпущенный маршалом срок истекал, дела двигались ни шатко, ни валко. Пришлось доставать из рукава козырного туза. Я берег его на самый крайний случай, на черный день. И этот день настал. Прежде всего я выгнал из реакторного зала всех любопытных и накрепко запер двери. Прислушался. Тихо. Никого. Только в толще реакторного панциря копошатся два пленника. Я начертил на полу магическую пентаграмму и зажег внутри костер из осины. Потом взял прут орешника, взмахнул им и начал страшным голосом читать заклинания:

— Люцифер, Вельзевул, Левиафан! Приди и явись немедленно и безотлагательно во исполнение заклятия, наложенного на тебя именем Неизреченного!

Желтое пламя штопором взвилось к потолку, приобрело фиолетовый оттенок. От огня повеяло холодом, по залу пронесся отчетливый запах аммиака.

— Явись! Явись! Явись!

Но никто не потрудился выполнить мой приказ. Внутри пентаграммы зашевелилось неясное облачко — и только. Следовало срочно произвести мультипликацию проекции. Я достал из кармана маленькую флажку и глотнул пару раз. Показалось мало, и я добавил. Перед глазами начали летать разноцветные мушки.

— Явись! Явись! Явись! — снова истошно возопил я.

И он явился. Такой же маленький и шустрый, как гремлины. Только цветом не зеленый, а фиолетовый. Я оторопел. Не его я вызывал…

— В чем дело? — осведомился фиолетовый, сосредоточенно листая блокнот и не желая поднять на меня взгляд.

— Вызывал… — несмело ответил я.

— Что надо?

— Повелеваю тебе…

— А вот это давайте не будем. — Фиолетовый широко зевнул. — Надоело. Все требуют, повелевают. Что за чушь. Если возникла необходимость сделки — так прямо и скажите. Подпишем договор в четырех экземплярах, произведем оплату. Рекламации принимаются в недельный срок по окончанию работ, предусмотренных контрактом.

Я растерялся.

— Но ведь это не по правилам.

— Бросьте вы, — в голосе фиолетового зазвенела сталь. — Сейчас не дремучее средневековье. Мы в правовых измерениях живем, не где-нибудь.

Когда я изложил ему суть дела, он почесал блокнотом рожки. Что-то долго прикидывал, высчитывал. Наконец сказал:

— Вывести гремлинов не можем.

— Почему?! — взвыл я.

— Потому что мы являемся представителями той же самой нечистой силы. Нам этого не простят.

— Кто?

— Остальные, — уклончиво ответил фиолетовый.

— Но хоть чем-то помочь можете?

— Можем.

Я снова поскреб в затылке. Приходится возвращаться к первоначальному плану. Снова потеря времени.

— Тогда отловите мне пятьдесят гремлинов.

— И что? — с проблесками интереса спросил фиолетовый.

— И посадите их в этот бак.

Фиолетовый поглядел на суетящуюся там парочку. Пленники издали радостный писк, но фиолетовый только брезгливо поджал губы. Было заметно, что неудачников он не уважает. Потом фиолетовый снова начал подсчитывать и записывать, время от времени чертя хвостиком на полу странные светящиеся значки. Они горели зеленоватым светом и медленно гасли, как экран телевизора. Наконец фиолетовый кончил свои сложные выкладки и подвел итог:

— Миллион. Как будем платить: чеком или наличными?

Я сел, где стоял.

— Так много?

— Работа нешуточная, опасная и кропотливая. Меньше никак нельзя, — убежденно сказал фиолетовый.

— Миллион рублей… — сокрушенно пробормотал я, но фиолетовый аж зашелся от смеха.

— Рублей?! Да вы просто спятили! Рубли оставьте себе. Мы берем только твердой валютой.

— Какой?!

— Долларами, конечно.

— Миллион долларов?

— Да. И сразу — никаких расписок и обязательств.

— У меня нет такой суммы, — убито сообщил я.

— Тогда и контракта не будет. — Фиолетовый повернулся и приготовился исчезнуть.

— Стойте! Золотом возьмете?

Фиолетовый почесал щеку и снова что-то посчитал.

— При соотношении триста долларов за тройскую унцию.

— Побойтесь бога!

— Вот его мы ничуть не боимся, — фиолетовый улыбнулся самыми уголками губ.

— Но тройская унция стоит четыреста с лишним.

— Это у вас. У нас в магических измерениях другой курс. К тому же свирепствует инфляция. Триста.

— Согласен, — сдался я.

— Но золото вперед.

— Разумеется. — Мне только и оставалось, что делать хорошую мину при плохой игре.

На станции был объявлен аврал. Разыскивался любой предмет, в котором содержалась хоть крошка золота. Были вырваны все золотые зубы,сняты все обручальные кольца. Ценой неимоверных усилий был выплавлен слиточек весом сто граммов.

— И это все? — Фролов презрительно поморщился при виде результатов наших усилий.

— Вполне хватит, — заверил я. — Больше того, я и этот слиток верну.

— Здесь что-то нечисто, — командир станции подозрительно посмотрел на меня. — Так не бывает.

— В обычных реальностных измерениях. Полковник, вы уже могли убелиться, что весь ваш так называемый жизненный опыт ломаного гроша не стоит в магическом мире. Вы его совершенно не знаете. Там никому не нужно наше золото. Жители магических измерений пользуются его зеркальным отражением. Я положу слиток перед зеркалом, этот проходимец заберет себе отражение — и все. Мы расплатились.

По лицу Фролова поползла глупая улыбка.

— Но ведь одного слитка будет мало.

— Правильно. Поэтому я положу его перед зеркалом еще раз.

— А потом?

— Потом в третий.

— А потом?

— Четвертый, пятый, сотый. Пока расчет не завершится.

— И слитку ничего не сделается?

— Решительно ничего. Ведь забирать будут только его отражение. Я еще фиолетовому и взятку дам.

— Тра-ля-ля! — Полковник встал на цыпочки и замахал руками. — Я все-таки сошел с ума!

К счастью врач оказался поблизости.

С фиолетовым мы расплатились нормально, не возникло никаких претензий. Насчет взятки я, конечно, пошутил, но вроде бы дал ему два лишних отражения. А, чего там мелочиться. Тем более, что свою часть контракта фиолетовый выполнил без промедления. К вечеру того же дня подготовленный резервуар был полон гремлинами. Они так и кишели — зеленые, хвостатые, злобные. Не те два бедолаги, гремлины в самом соку, мускулистые и дикие. Даже заглядывать в яму было жутко.

Одно только мне не давало покоя — с кем это я заключил сделку? Этот шустрый и фиолетовый явно не походил на вызывавшихся мною демонов. Кто же он? Я определить не смог. Ерофей, которому я рассказал о новом знакомом, тоже лишь пожал плечами. Не видел, не слышал, не читал. Может я случайно прорвался в новые измерения, еще не освоенные волхвами?

На ночь к баку приставили часового, в магазин автомата были набиты драгоценные патроны с серебряными пулями. Я предвидел, что ненасытная орда попытается освободить товарищей. И оказался прав — дважды стайки гремлинов пытались подобраться к резервуару, но очереди серебряных пуль отгоняли их. На полу остались лужицы зеленоватой крови и клочья немытой шерсти.

Ближе к утру часовой запросился к маме. Из бака доносились визги, шуршание и хрустение. Даже на первый взгляд количество заключенных изрядно убавилось. Не думаю, что причиной тому был голод. Скорее злобный нрав гремлинов. Я лично встал на часах. Полковник Фролов продолжал спать тяжелым наркотическим сном, врач все еще опасался за его рассудок.

Я отбил новую попытку прорваться к реактору и задал гремлинам хорошую трепку. Ведь я стреляю только в десятку. Противник усвоил урок, но на всякий случай стены реакторного зала обили ореховыми прутиками на серебряных гвоздях. Это не слишком надежно, однако в трудную минуту пригодится.

На пятый день в баке осталось не более десятка тварей. Но уж это были настоящие звери. Сплошные зубы и когти. Зеленый мех на загривках стоит дыбом, хвост торчит как палка… Трое рядовых были пойманы за недозволенным делом. Они устроили тотализатор на гремлинов — какой из них уцелеет. В кассе тотализатора оказалось в общей сложности около пяти тысяч. Неплохо! Пойманные заявили, что собирались взять себе только небольшой процент. Все остальное должны, якобы, получить победители. Ставки были коллективные, даже офицеры приняли участие в этом разврате. Я сначала хотел отдать их под трибунал, но передумал. Деньги отобрал в Фонд мира. В тот же вечер в полутемном коридоре в меня кто-то стрелял. Между прочим, оружие имеется только у офицеров. Мало мне войны с неприятелем, свои в спину начали палить. Та-ак, обстановочка. Все вернул назад и сам поставил сотню на гремлина с обломанным правым рогом. Потом сказали, что его кличка была Генерал. Была, была, да сплыла вместе с моей сотней. Правда, эти мошенники пообещали мне три процента с общей суммы ставок. Мне, генералу, начальнику Управления?! Дисциплина ни к черту. Доложил Главному маршалу. Тот почесал усишки и пообещал принять самые суровые меры.

Через неделю в баке остались всего два гремлина. Они за это время заметно подросли. Если фиолетовый приволок мне малышей сантиметров по десять росточком, эти стали по крайней мере вдвое выше. Человек пять постоянно крутились возле бака, ожидая последнего боя. Пост я убрал за ненадобностью. Все равно теперь ни один гремлин в бак не сунется, разве что самоубийца.

Да, интересная новость — врач разрешил Фролову вставать.

Под вечер этого знаменательного дня состоялась решающая схватка. Гремлин со странным синеватым отливом шерсти подкараулил момент, когда соперник неосторожно повернулся к нему спиной, прыгнул и сломал ему хребет. Зрители разразились громкими воплями, прямо как на хоккее. Случайно или нет, но цвет шерсти нашего волка-гремлина напоминал цвет офицерского мундира. И кличка хорошая — Оберст. Вообще-то у него в морде действительно проглядывалось нечто гестаповское. Победитель уже навострил зубы, чтобы плотно поужинать, но под радостные крики болельщиков был извлечен из бака и отнесен в кают-компанию. Ему был предложен изысканный ужин — белый хлеб, варенье, котлеты. Оберст принял подношение благосклонно, хотя котлеты отверг вежливо и твердо.

— Братцы, да он же совершенно ручной, — изумленно сказал главный инженер станции, ощупывая карман, куда только что сунул пачку банкнот.

— Точно, — подтвердил кто-то из солдат, поглаживая гремлина по спинке. Оберст от избытка чувств замурлыкал словно кот.

Зибелла, не без оснований считавший себя всеобщим любимцем, оказался оттесненым на второй план. Самолюбивый горностай оскорбился до глубины души. Он торжественно забрал из кухни свою мисочку и перебрался обратно в мою каюту. Я простил изменника.

Экипаж станции с нетерпением ждал, что будет дальше. Никто толком не представлял, чем займется волк-гремлин. Мы предвкушали, как он начнет давить зеленую заразу. Опеку над Оберстом неожиданно взял врач, оказавшийся большим любителем животных. Он сказал, что Оберсту вредно много общаться с людьми, это расшатает его нервную систему… Словом, наговорил всякого вздора и уволок Оберста к себе в медотсек. Ехидный начальник штаба предположил, что медик тренируется на животных.

Утром Оберст плотно позавтракал и вышел из медотсека в коридор. Он совершенно не пугался людей, но и общаться с ними не желал. За гремлином немедленно увязалась целая толпа сопровождающих. Мне как генералу неудобно было бежать рядом с солдатами, поэтому мы с Фроловым следили за ним с помощью голо.

— Какая милашка, — были первые слова полковника при виде Оберста.

Система наблюдения за станцией накануне была по моему приказу отремонтирована, и я надеялся получить максимум удовольствия.

Топоча копытцами Оберст прогулялся по коридорам, обнюхивая самые укромные закоулки, заглянул в кают-компанию, где дневальные прибирались после завтрака. Не понравилось. От двери реакторного отсека он шарахнулся, как от чумного барака. Возможно у Оберста оставались какие-то неприятные воспоминания.

Среди зрителей помаленьку начало нарастать нетерпение.

— Скоро? Когда он ловить начнет?!

Но Оберст не торопился. Он шествовал по коридорам «Хорса» с важностью настоящего монарха, вступившего на престол и совершающего коронационный тур. Гремлин принципиально не замечал людей, только неприветливо фыркал, если кто-то неосторожно топал рядом. Все-таки росточка он был невеликого.

И когда зрители уже были готовы взорваться негодующими криками. Оберст заметил норку, прогрызенную гремлинами. Он остановился, нервно подергивая хвостиком с кокетливой кисточкой на конце. Потом шумно втянул воздух поросячьим рыльцем. Видимо запах был достаточно соблазнительным, потом что Оберст плотоядно облизнулся. Глазки его загорелись кровожадным огнем, он радостно пискнул и стремительно юркнул в нору. Никто и слова вымолвить не успел.

Люди остались ждать неведомо чего. Кто-то покашливал, потянулись сигаретные дымки. Наиболее нетерпеливые начали строить предположения о том, что сейчас происходит в глубине гремлинских ходов и лазов. Но камер там не было, поэтому даже мы с Фроловым могли лишь гадать. Потом горячие головы уверяли, что слышали топот крошечных копытец внутри переборок и вентиляционных труб, но я склонен считать это игрой разгоряченного воображения. Зато раздавшийся в медотсеке истерический вопль был совершенной реальностью. Орал доктор, пригревший Оберста.

Фролов поспешно переключил обзор на коридор медотсека.

Врач в разодранном халате, белый как мел, старательно пытался вжаться спиной в переборку, слиться с нею, раствориться в титановой стали. Трясущейся растопыренной ладонью он тыкал куда-то в сторону и бессвязно лепетал:

— Там… Там… Там…

— Что такое? — спросил командир станции по громкой связи.

Врач поднял перекошенное лицо к динамику и выдавил:

— У-ужас-с.

— Какой ужас? — оправившийся Фролов был беспощаден к проявлениям чужой слабости.

Но доктор отвечать уже не мог. Он затравленно взвизгнул и дробной рысью припустил по коридору, только каблуки засверкали.

Встревоженные люди подбежали к двери медотсека. Даже полковник, которому ничто не грозило, немного помедлил, прежде чем переключить обзор. Наконец к медотсеку прибыла спешно сформированная группа захвата. Кто-то опрометчиво предложил сначала кинуть внутрь газовую гранату, но его вовремя остановили. Начальник штаба решил проявить мужество и героизм. Щелкнув предохранителем автомата, он скомандовал:

— Открывай!

И, очертя голову, ринулся в распахнутую дверь. Зрители поспешно закрыли ее, чтобы обезопасить себя от возможных последствий подвига. Прогремела длинная очередь, раздался звон бьющегося стекла, и все смолкло. Фролов положил дрожащую руку на переключатель.

— Смотрите! — раздался звенящий от напряжения голос начальника штаба.

Командир станции переключил обзор. Сначала мы не могли ничего понять, а потом бешено захохотали. Было в этом смехе нечто истерическое, мы снимали напряжение.

Расколоченные вдребезги шкафы засыпали весь медотсек стеклянной пылью. Но стрелял начальник штаба единственно с перепугу. Врага не было.

На стерильной белизне операционного стола аккуратным рядом были разложены три гремлиньих тушки. Насколько я мог судить, у них были перекушены шейные позвонки. Покойники до омерзения походили на странных зеленоватых крыс, неведомо зачем принесенных в святая святых медицины. Не удивительно, что помешанного на чистоте доктора едва не стошнило при виде подобного кощунства. А в изголовье стола сидел наш Оберст и старательно вылизывал шерстку. Только недовольно морщился, принюхиваясь к пороховому дыму.

— Я же говорил, что он прелесть, — сказал полковник.

Я внимательно посмотрел на Фролова. Ранее за ним не замечалось подобной сентиментальности. С чего бы? Или события последних дней наложили неизгладимый отпечаток на его психику?

Оберст потянулся, сладко зевнул, свернулся клубочком, не обращая внимания на застывшего статуей начальника штаба. Тот уставился на волка-гремлина ошалелыми глазами и, неестественно высоко поднимая ноги, вышел из медотсека, тихонько прикрыв за собой дверь.

— Т-с-с… — шопотом сообщил он. — Не шумите, а то разбудите. Он решил вздремнуть.

Глядя на эту комедию, Фролов с недоверием спросил:

— Три штуки за один раз конечно неплохо. Но ведь их сотни и сотни. Разве Оберст сумеет их всех передавить?

— Я сам не очень хорошо знаю, что происходит в подобных случаях, но только крысиный волк — самое верное средство избавить корабль от крыс раз и навсегда. Как волки справляются с крысами — не ведаю. Однако, думаю, через самое малое время на борту не остается ни единой.

— Подождем, — согласился полковник. — А ведь он само обаяние,

— со странным выражением добавил Фролов.

Врач, оправившись от шока, постарался загладить свою вину перед Оберстом и снова принялся его опекать. Тем более что наш волк-гремлин с первого дня приобрел странную привычку раскладывать трофеи очередной охоты исключительно на операционном столе. Доктор для порядка добродушно ворчал на него, но потом всегда менял гнев на милость и угощал охотника чем-нибудь вкусненьким — печеньицем, ложечкой сгущенки, яблочком, ласково приговаривая:

— Заслужил, заслужил.

Оберст жмурился и урчал.

Вообще у волка-гремлина оказался очень странный вкус. Неделя, проведенная в панцире реактора, определенно перевернула что-то в его бедной головенке, и Оберст стал убежденным вегетарианцем. Он плевался и фыркал при одном только запахе котлет и колбас, а сырое мясо повергало его в форменную истерику. Он визжал, царапался и стремглав бежал прочь. Как такое вегетарианство сочеталось с неистовой свирепостью — непонятно. Только Оберст душил любого гремлина, попавшегося ему на глаза.

Тем временем среди оккупировавших закоулки станции зеленых чертенят началась форменная паника. Днем и ночью из-за переборок доносились шорохи и топот, резко усиливающиеся в часы промысла Оберста. До нас долетали перепуганный визг и отчаянная грызня. Однако волк-гремлин неизменно выходил победителем из всех поединков. А гремлины так перепугались, что позабыли обычную осторожность. Они стали бегать коридорам станции даже днем, чего раньше себе не позволяли. Верхом нахальства было происшествие на совещании в штабе, когда, спасаясь от разъяренного Оберста, один из гремлинов взлетел на стол, перебежал под носом у опешивших офицеров прямо по бумагам и прыгнул на плечо зама по вооружению. Толстый и краснолицый майор завопил, как первоклассница, обнаружившая у себя в портфеле лягушку, и опрокинулся на пол вместе со стулом, набив на затылке изрядную шишку.

Впрочем, гремлина этот отчаянный трюк не спас. Оберст оказался проворнее, настиг его в углу отсека и прокусил затылок. Потом, польщенный вниманием собравшихся, торжественно взгромоздил тушку прямо на колени Фролову.

Тот сначала оторопел, но, видя сияющего неподдельной радостью Оберста, ласково пробормотал:

— Вот негодяйчик.

Оберст ликующе запищал, вполне согласный с похвалой в свой адрес. А дальше произошло и вовсе неожиданное. Командир станции достал из стола шоколадку и протянул гремлину:

— Получай, отличник боевой и политической.

Оберст с чмоканьем вгрызся в лакомство, а Фролов предложил:

— Перейдем в другой кабинет. Не будем ему мешать.

Положение на станции заметно менялось к лучшему. Первыми это заметили многострадальные техники. Если помните, «Хорс» долго мучился от различных неполадок в инженерных системах. Но вот снова в трубах зажурчала горячая вода — и мир не рухнул. Отремонтировали систему снабжения холодной водой, и оказалось, что ежедневное умывание не подрывает дисциплину.

Однако поголовье гремлинов не убывало, что заметно нервировало Фролова. Хотя вредительство прекратилось, было очевидно, что опасное соседство таит в себе постоянную угрозу новых нападений. Да и Главный Маршал, сначала удовлетворенный обнадеживающими рапортами Фролова, теперь начал гневаться. Я клятвенно заверил, что через три дня даже ищейка на станции гремлинского духа не учует, если только мне развяжут руки. Главный Маршал почесал усики, хмыкнул и приказал Фролову исполнять любые мои приказы в течение трех дней, после чего препроводить под стражей в распоряжение военной прокуратуры. Фролов уточнил: в любом случае? Главный Маршал поправил: если гремлины не выведутся.

Мне взгрустнулось. Вот она человеческая неблагодарность. Я спас ему две станции — «Сварог» и «Хорс», а ему все мало. Я вызвал Ерофея, с головой ушедшего в печные дела.

— Что скажешь?

— Если их просто выкинуть, они прилетят снова, — мудро сказал домовой.

— А как твоя печка?

— Ты сам говорил, что против гремлинов она не поможет.

— Значит, мне конец… — Я хлебнул из фляжки.

Ерофей горестно всхлипнул.

— Мне будет не хватать тебя.

Я треснул кулаком по столу.

— Рано хоронишь! Вот придумаю…

— Думай.

И вдруг ослепительной молнией сверкнула догадка.

— Придумал!!!

Наверное только приговоренный к смерти способен на подобное озарение. Когда я сделал заказ, начальник отдела снабжения отказался его выполнять. Я прикрикнул, он помчался к Фролову.

— Вы это серьезно?

— Как никогда. Вы слышали распоряжение Главного Маршала, исполняйте.

И на станцию рекой потекло спиртное. Водка, коньяк, виски, ликеры, вина, экзотические сакэ и пулька. Не знаю, сколько его усохло по дороге на станцию, только весь экипаж ходил очень веселый. А я лихорадочно экспериментировал над трупами гремлинов. Они так похожи на зеленых чертей, что несомненно должны появляться и исчезать в алкоголе. Но в каком напитке? Приходилось лихорадочно составлять таблицы растворимости гремлинов в спиртном. После ряда экспериментов выяснилось, что лучше всего на них действует наш родной первач. Американские чертенята не устояли перед ним!

По моему приказу панцирь запасного реактора был залит первачом.Оберсту настрого запретили заходить в этот отсек, да он и сам не рвался. Гремлины, естественно, искали убежища именно там. А дальше… Бульк — и нет!

Три дня были конечно преувеличением, но через пять дней на станции не осталось ни одной твари кроме Оберста. Это событие мы хорошо отметили, и на разговор с Главным Маршалом в центральный пост меня принесли.

— Молодец, — похвалил он меня. — Я уже почти совсем собрался тебя расстрелять, но ты все-таки справился. Благодарю за службу, генерал.

— Служу Советскому Союзу, — простонал я.

— Теперь можете приступать к очищению станции «Перун»,

— напутствовал меня маршал.

— Что делать с… раствором? — спросил Фролов, когда связь прервалась.

— Я думаю, что по мере высыхания гремлины будут выкристаллизовываться из него. Поэтому…

— Что?!

— Раствор надо выпить!

Восторженное и искреннее «Ура!» прокатилось по всей станции. Личный состав радовался завершению борьбы с врагом.

ШУТКИ ГОСПОДИНА ПРОФЕССОРА

Когда мы прилетели на «Перун», по корабельному времени стояла глубокая ночь. Едва глянув на качающиеся от усталости фигуры высокой комиссии, командир станции полковник Дятлов потянул носом и, не задавая лишних вопросов, приказал отвести нас спать. Правильно сделал. Но я автоматически отметил, что нас поместили не в каютах, а торжественно проводили в адмиральский салон. Похоже, «Перун» прижало крепко, я различил даже мелькнувший в отдалении оркестр. Ну и встреча! Однако я так хотел спать…

Адмиральский салон на «Перуне» был обставлен с прямо-таки вызывающей роскошью. Я заподозрил, что и проектировщики, и строители станции страдали полным отсутствием вкуса. Каюта боевой орбитальной станции? Больше всего это походило на дворянскую гостиную середины восемнадцатого века. Золоченая гнутая мебель стиля рококо, шелковые занавески и драпри со множеством кистей,замысловатое бронзовое литье, кустистые пальмы… Как они здесь прибираются? Уму непостижимо.

Но утомительный перелет и предшествующие события настолько измотали меня, что я рухнул поверх покрывала и провалился в беспамятство, едва голова коснулась подушки. Обычно сон приносит расслабление и отдых, на сей раз все было иначе. Мне мерещились какие-то неясные кошмары и ужасы… Зловещие черные силуэты преследовали меня по бесконечным тоннелям, беспощадные когтистые лапы хватали и принимались душить… Я с криком просыпался и вновь засыпал. Поэтому когда чья-то рука похлопала меня по щеке, я вскочил с диким воплем и схватился за пулемет. Вы можете представить себе поездку, где генерал даже мыться ходит с пулеметом? Такова наша тяжелая работа по обеспечению государственной безопасности.

Разбудивший меня, при виде пулеметного дула, уткнувшегося ему в грудь, стремительно юркнул под кровать. Я только величайшим напряжением воли удержал палец на спусковом крючке.

— Выходи, — приказал я. — выходи, или я буду стрелять.

— Подожди минуту, — из-под кровати показался сконфуженный Ерофей, предусмотрительно поднявший руки. — Не пальни со страха.

— Да, напугал ты меня изрядно.

Я опустился на кровать, держа пулемет на коленях. Никогда в жизни я не чувствовал себя так скверно. Меня как будто долго жевали гнилыми зубами, голова просто раскалывалась. Полумрак, царивший в салоне, действовал мне на нервы, и я потянулся к регулятору, чтобы добавить света. Но домовой перехватил мою руку.

— Подожди. Я кое-что подслушал и поспешил к тебе. Готовится преступление, и мы должны схватить злоумышленников, но для этого необходима темнота. Иначе они не рискнут показаться, и топор так и останется висеть над нашими головами.

— Кто?! — флейтой взвизгнул я. В последнее время я вообще частенько разговаривал на повышенных тонах. Но мохнатая лапка Ерофея запечатала мне рот.

— Т-с-с.

Я невольно покрепче сжал нагретый ладонями ствол. Ерофей еще сильнее притушил свет, мне начало мерещиться, что я попал в тот самый тоннель из кошмара. Вот как действуют на нормального человека балдахины! В салоне повисла напряженная тишина. Вдруг я услышал приглушенное постукивание и шуршание. Они пришли! Или это просто вздыхала вентиляция?

Минуты тянулись бесконечно. Но Ерофей не ошибается в подобных случаях. На черные козни у него исключительное чутье.

Внезапно в бронзовой фигурной решетке прямо над кроватью мелькнуло светлое пятно — бегущий далекий отблеск, будто кто-то неосторожно посветил изнутри фонариком. Шуршание усилилось, долетел невнятный писк. А потом послышалось тонкое, нежное шипение, словно из проржавевшей трубы пробивалась тонкая струйка пара.

— Ты видишь ее? — взревел Ерофей, отбросив всякие предосторожности. — Видишь?!

С выражением ужаса и отвращения на побледневшем лице он принялся хлестать по бронзовой решетке неизменным прутом омелы. Шипение стало сильнее. Мои напряженные нервы не выдержали, я вскинул пулемет и нажал на спуск. Пулемет забился и задрожал, точно живой, выплевывая струю раскаленного серебра. Я стрелял не целясь, единственно чтобы немного успокоиться. Пули с визгом и щелканьем рикошетировали куда попало и носились по всей комнате. Мы подвергались очень серьезной опасности, даже более серьезной, чем подкрадывавшаяся к нам из вентиляционной трубы.

Хотя я стрелял навскидку, мой прицел оказался достаточно верным, Очередь с корнем выворотила вентиляционную решетку, провалившуюся внутрь шахты. Еще я подстрелил три осветительные панели на потолке, дисплей, венский стул и зеркало. Тьфу ты, вот незадача. Разбитое зеркало — дурной знак. Наконец диск пулемета опустел, он поперхнулся и замолчал, прежде чем я успел расколошматить еще что-нибудь.

Лишь теперь Ерофей включил свет на полную мощность (какая осталась). В разбитых панелях трещало и искрило, потолок мигал в такт треску. Неверный дергающийся свет обрисовал на подушке развивающуюся желтую ленту в коричневых крапинках. Прямо на том месте, где час назад покоилась моя голова. Вся подушка была забрызгана оранжевой жидкостью. Пестрая лента приподняла крошечную граненую головку, высунулся раздвоенный язычок, прозвучало слабое шипение.

— Эфа, — морщась, пояснил Ерофей. — Песчаная гадюка. Самая опасная змея Средней Азии.

Зубы у меня невольно лязгнули.

— Кошмар, — только и смог выдавить я. — Ты спас мне жизнь. Если бы эта гадина меня ужалила…

— Вот что значит подслушать чужой разговор, — вздохнул Ерофей.

— Профессор…

Какая-то смутная догадка мелькнула у меня. Где-то я подобное слышал или читал.

— Пестрая лента… — пробормотал я. — Пестрая лента… Что бы это значило?

— Это были профессор и какой-то сенсей.

— Кто?

— Сенсей.

— Опять восточные мотивы. — Я погрозил кулаком невидимому врагу. — Я им покажу харакири Кришна-харе. Ты их видел?

— В том-то и фокус, что нет. Коридор длинный прямой, хорошо освещен. Но когда я выглянул, никого не было, как сквозь стену прошли. — Ерофей почесал бороду. — Не понимаю.

Разгадка была совсем близко, следовало только немного напрячься. Применим дедуктивный метод.

— Профессор математики, Семь Сотых… Если это написать цифрами… Пестрая лента… Эврика! Вспомнил! Ерофей, теперь я знаю, кто наш противник. Это опасный враг, но, зная кто нам противостоит, мы получаем серьезное преимущество. Пестрая лента и профессор математики. Большая светящаяся собака. Вот ключи!

Ерофей задумчиво поковырял в носу.

— Не знаю таких.

— Надо читать Конан-Дойля.

— Иностранец, — Ерофей брезгливо сплюнул.

— Видишь, чтение оказалось полезным.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Нам противостоит дух профессора Мориарти.

Ерофей неожиданно взорвался.

— Чтобы справиться с ним придется вызывать дух Шерлока Холмса. Сделать тебя генералом Верховный Совет мог, но добавить серых клеточек в голову даже ему не под силу.

— Ты все знал? — поразился я.

— Конечно. Мы гимназиев не кончали, но кое-что знаем. Сматываться надо, пока не поздно.

— Мы уже столько сделали.

— Всякое везенье однажды кончается.

Я задумался. Определенный резон в словах Ерофея имелся.

— Нет, — наконец решил я. — Мы доведем дело до конца, пусть это будет наше последнее дело. Если бы здесь присутствовал настоящий профессор, я и то не отступил бы. Но это всего лишь его дух, жалкая тень. С духами мы дрались не раз и всегда успешно. Победим и теперь.

В этот момент разбитые панели наконец замкнуло, с потолка слетела струя сине-зеленых искр, полыхнуло пламя. Свет окончательно погас, и мы как ошпаренные вылетели в коридор. Оставаться в разгромленном салоне было выше наших сил. Хрипло взревела сирена пожарной тревоги, с глухим стуком с потолком полетели тяжелые щиты брандмауэров.

Подбежавшая аварийная партия остолбенела, увидев нас. Мы выглядели как безумцы, вырвавшиеся на свободу из сумасшедшего дома. Законченные, всклокоченные. Я сжимал дымящийся пулемет.

— К командиру станции, — приказал я.

Самое странное, что прилетели мы на «Перун» практически напрасно. Полковник Дятлов, не скрывая радости, проинформировал нас, что никаких происшествий на станции не имело быть. То есть одно время наблюдались неполадки, но их устранили, они больше не повторяются. Связывалось это с уже знакомым эффектом вечного тринадцатого. Но Ерофей, построив печку и поселив в ней домового Савелия, привел звезды к нормальному расположению.

Ерофей немедленно задрал нос, особенно когда Дятлов сказал, что считает своим прямым долгом ходатайствовать перед начальством о награждении полковника Ерофея… И так далее.

Зачем же тогда объявился профессор со своей подручной?

— Он хочет отомстить, — предположил Дятлов.

— Он потерял все и потому особенно опасен, — согласился я.

Вот и подошло время решающей битвы. Точнее — последней. Все решилось много раньше. Мориарти плохо подготовился, его карта была бита. Рассеян и уничтожен ударный отряд наемников югэки бутай. Растворены и выпиты гремлины. Приручена собака Баскервилей (Да! Именно она!). Профессор не был стратегом. Он не скоординировал удары, наносил их не в полную силу. Потому его проигрыш был предрешен. Но оставалась личная месть.

Гоняться за духом профессора по всей станции я не собирался. Еще меньше хотелось ждать, пока он подошлет новую змею. Или наемного убийцу. Вполне реально было появление духа Аль Капоне, Старца Горы или Спека. Поскольку сейчас подавляющее численное превосходство было на моей стороне, я счел возможным применить разруганную кордонную стратегию. Мы отсекли палубы одну за другой орехово-серебряным щитами, проводили ритуалы изгнания духов… И так целеустремленно и методически преследовали профессора, пока не загнали его в угол. В распоряжении духа осталась только прогулочная палуба. Здесь возникли некоторые сложности. Мы остановились, чтобы передохнуть. Тем более, что мне не нравилось поведение Дятлова. Полковник проявлял подозрительный интерес к нашим действиям. Уж не собирается ли он избавиться от нас, переняв наши знания.

Итак, для торжественного завершения операции оставалось совсем немного — самому войти в ту часть станции, где скрывался обезумевший от злости и страха дух, и покончить с этим исчадием ада, не дожидаясь новых козней. Однако заходить в клетку к бешеной крысе меня не тянуло. Ерофей тоже не вызвался добровольцем, а про Зибеллу я уже не говорю. Хотя у Зибеллы имелись свои мотивы. Как мы и предполагали, вездесущая Семь Сотых сумела пробиться к своему хозяину. Горностай пылал жаждой мести, однако предпочел бы встретиться с крысой все-таки не на прогулочной палубе.

Сейчас самое время немного объяснить, в чем дело. Я почти не касался устройства станции. Все прочие палубы имели сугубо функциональное назначение — жилые каюты, посты управления, агрегатные отсеки, склады и так далее. Но прогулочная палуба… В соответствии с соответствующим приказом были приняты соответствующие меры по обеспечению соответствующих условий отдыха. Там можно было встретить тропическую сельву, альпийские пейзажи, атоллы и лагуны, пустыню Калахари… И еще все, чего душа пожелает. Чудеса фантоматики делали отдых полноценным и разнообразным. Но какая-то умная голова вынесла управление этими чудесами из центрального поста на ту же самую палубу! Дежурной смене, мол, не стоит забивать голову всякими пустяками. Следует стоять на страже, а не думать о виндсерфинге. Так что мы не могли знать куда попадем, и профессор получал все выгоды внезапности. К тому же замечу, что на прогулочной палубе наблюдались самые сильные эффекты проецирования магических измерений. Это вполне понятно. Люди отлично знают, что здесь нет никакой лагуны Лаго Маджоре, однако стараются убедить себя, что видят несуществующее. Прочее — элементарно.

Сначала Ерофей молодецки предложил взломать наружную обшивку, но Дятлов перепугался до смерти. Оказалось, что именно прогулочная палуба не изолирована от остальной части корабля, и потом, вскрыв ее, вы автоматически выпускали воздух из всей станции. Сто лет со дня гибели «Титаника» ничему не научили наших горе-инженеров.

Выбора не оставалось. Приходилось лезть в пасть льва. Все робкие попытки найти добровольцев среди экипажа «Перуна» завершились полным провалом. Дятлов твердо заявил, что готов разбомбить Лондон, Париж и Нью-Йорк одновременно, но драться с привидениями не обучен. Мы с Ерофеем решили штурмовать вражескую цитадель вдвоем. В итоге была сформирована самая титулованная штурмовая группа в истории войн. Личный состав: один рядовой (Зибелла), один полковник (Ерофей), один генерал-майор (я). Полковник Дятлов пообещал мне любую необходимую материальную помощь и заверил, что в самый трудный момент он будет мысленно со мной. Я со своей стороны определенно заверил полковника, что не пройдет и двух месяцев, как он получит очередное звание ефрейтора. Оставив командира станции с разинутым ртом переваривать это обещание, я в сердцах хлопнул дверью.

Провожавшему нас главному инженеру станции было не по себе. Он все время дрожал, но подрывные заряды на люке укрепил вполне профессионально.

Я сипло откашлялся, на всякий случай ощупал в кармане запасной магазин с серебряными пулями, окинул взглядом свое немногочисленное воинство. Ерофей покрепче сжал свое единственное оружие — ореховый прутик — и кивнул. Зибелла уже нетерпеливо переминался с лапы на лапу. Я скомандовал главному инженеру:

— Давай!

Глухо треснули три взрыва, в лицо пахнуло горьковатым дымом, и крышка люка гостеприимно распахнулась. Я выпустил в проем длинную очередь и бросился в люк головой вниз, больно ударился плечом о камень и покатился кувырком. Неслышной тенью за мной порхнул Ерофей. Зибелла соскользнул в люк последним.

Позади стукнул серебряный щит, закрывая выход. Отлично.

Старательно вжимаясь в пол, я быстро огляделся. Не знаю, какими соображениями руководствовался профессор, но прогулочная палуба была настроена на горный пейзаж. Я лежал на каменистом откосе, в живот мне больно врезался острый щебень. Прямо передо мной искрились на солнце казавшиеся отлитыми из хрусталя заснеженные вершины. Дул довольно прохладный ветер, над самыми макушками гор, слегка приглушая их сверкание, курилась легкая дымка. С некоторым испугом я подумал, что в погоне за дешевыми эффектами мастера психотерапии могли запрограммировать и метель в горах. Тогда становился понятнымвыбор Мориарти. Но меня-то данный поворот совсем не устраивал.

— Ищи! — приказал я Зибелле.

Горностай закрутил носиком и рванул по еле заметной тропинке. Хотя лапки у него были коротенькие, мы с Ерофеем поспевали за ним с большим трудом. Я в очередной раз подивился размерам станции. Тропа заметно забирала вправо, подсознательно я понимал, что бегу по тому самому колоссальному тору, но буквально все органы чувств кричали о другом.

Неожиданно большая каменная глыба сорвалась со скалы, возвышавшейся над нами, с грохотом ударилась о камень прямо передо мной и разлетелась на мельчайшие осколки. Пронзительно пискнул Зибелла, которому досталось каменным крошевом.

— Игра принимает интересный характер, — меланхолически заметил Ерофей.

Я хлестнул длинной очередью по тому месту, откуда прилетел камень. Ответом было только раскатистое эхо.

— Нам следует быть осторожнее, — предостерег я.

— Лишь бы профессор не вызвал на помощь какого-нибудь духа,

— пробормотал Ерофей, поспешно рисуя прутиком магические знаки.

— Ты о ком?

— В горах всегда водилось великое множество самой разнообразной нечисти, с которой мы, беси, искони не в ладах. Дикие, некультурные твари.

Я испуганно закрутил головой.

— Так то в настоящих горах.

— Здесь тоже могут водиться тролли, кобольды и гоблины.

— Это было бы слишком. Призраки воображаемых гор. — Я нервно рассмеялся.

Зибелла тем временем бросился дальше.

— Вперед! — крикнул я.

Мы влетели в колючие до невозможности кусты ежевики. Пока мы пробирались сквозь них, произошло странное. Профессор зачем-то открыл обзорные окна, предполагаю, что он хотел открыть мусорные люки, чтобы мы провалились в печь.

Горная гряда приобрела иррациональный, фантастический вид, когда прямо над головой распахнулась бездонная черная пучина, усеянная сотнями золотых светлячков. Огромный голубой шар Земли грозил раздавить нас. Лучи Солнца просвечивали сквозь земную атмосферу, и горизонт стал ярко-красным. От вершин пиков во все стороны полетели колючие красные иглы. Перед нами развернулась подлинная цветовая феерия — один цвет сменял другой. Но все они были такими яркими, интенсивными, насыщенными, каких не встретишь на Земле. Словно сотни радуг одновременно закрутились перед глазами.

Я замер, зачарованно глядя на диковинное волшебство. Да, недооценили мы профессора. Словно раскаленный прут хлестнул по ноге. Я вскрикнул, едва не уронив пулемет. На тропинке никого не было. Но ведь кто-то распорол мне штанину и глубоко рассек ногу! Кровь лилась рекой! Но кто? Профессор снова ловко отвлек наше внимание. Хорошо еще этот невидимка не сумел причинить большого вреда. Цедя проклятия сквозь зубы, Ерофей оторвал кусок ткани от нижней рубахи и торопливо перевязал мне рану.

— Вперед, — приказал я и захромал дальше.

Обзорные окна захлопнулись, снова нас окружал дышащий идиллией горный пейзаж. Я угадал Монблан, Маттергорн, Юнгфрау, Финстераархорн… Альпы!

Уже совершенно по инерции мы вбежали в черный тоннель. Конечно, следовало остановиться и подумать, но погоня — ясное дело, азарт! Я только бездумно выпустил еще одну очередь. Пули защелкали по камням, впереди кто-то пискнул. Похоже, пальба была не напрасной. Пулемет дернулся и замолчал — магазин кончился. Наощупь в темноте я перезарядил его. Еще немного — и патроны кончатся, я останусь с голыми руками. В глаза снова ударило солнце, я на мгновение ослеп.

Позади послышался тихий шорох, быстро перешедший в страшный треск.

Я круто обернулся и замер в растерянности. Потолок тоннеля провалился, и проход был наглухо перекрыт гранитной плитой. Комочки черной земли на ее боках были еще влажными. В запале я совершенно забыл, что все это фокусы голографии и фантоматики. Поддавшись отчаянию, я ударил кулаком по камню, кровь брызнула из разбитых костяшек. Такова была сила убеждения. Самые настоящие стигматы…

Наверху прозвучал ехидный смешок.

Я выстрелил навскидку. Ответом был тот же издевательский смех. Путь у меня оставался только один, и я побежал дальше по тропинке, которая, увы, слишком быстро закончилась небольшой площадкой на краю жуткой пропасти. В глубине ее клокотал горный поток. Он ревел и бесновался, скрываясь в недрах скалы. Грохот водопада закладывал уши, я ничего не слышал. Посреди потока торчала как гнилой зуб черная изъеденная скала. Белые от пены струи летели вниз и разбивались об отполированный гранит на мириады сверкающих брызг. Над водопадом дрожало и переливалось радужное сияние. Его гипнотическое мерцание заставило мои пальцы ослабеть и разжаться. Пулемет брякнул о камни и улетел в кипящий котел. Я шарахнулся назад, ноги у меня подкосились, и я опустился на влажную скалу. Вот тогда-то появился профессор.

Тощая черная фигура внезапно возникла на камне посреди реки.

Странная вялость сковала мои члены, слабость и безразличие овладели мною. Я понимал, что пройдет еще несколько мгновений, и профессор швырнет меня в пену водопада. А уж куда река вынесет мой истерзанный о скалы труп — одному богу ведомо. Хотя скорее всего — в очистную систему станции.

Но тут пронзительная боль заставила меня подскочить. Я схватился за левое ухо, и моя рука окрасилась кровью.Это Зибелла, о котором я совершенно забыл, решил привести меня в чувство таким варварским, но действенным способом. Он без лишних околичностей прокусил мне ухо насквозь!

— Проклятая тварь! — невольно вырвалось у меня.

В этот момент профессор плавно отделился от камня и медленно поплыл над потолком ко мне. Наверное, я все-таки сошел с ума. Ведь такое противоречит всем законам физики! Но я вспомнил, что вижу все-таки не самого Мориарти, а только его привидение.

Наконец я получил возможность получше разглядеть своего противника, который причинил такую массу неприятностей. Он был высок и тощ. Лоб — большой, выпуклый и белый. Глубоко запавшие глаза. Лицо гладко выбритое, бледное и аскетическое. Плечи сутулые — должно быть он постоянно сидит за письменным столом. Его колючие глаза так и впились в меня.

Но я уже опомнился и усмехнулся прямо в лицо Мориарти.

— Вы, очевидно, не знаете меня, — сказал он.

— Ошибаетесь, — холодно ответил я. — Превосходно знаю. Вы — профессор Мориарти.

— Совершенно верно, — зловеще улыбнулся он. Моя осведомленность ничуть не поколебала его самоуверенности. Или он отлично владел собой, скрыв растерянность. — И вы, должно быть, отлично угадали все, что я хочу сказать вам.

Перед моим мысленным взором всплыли знакомые страницы. Цитата!

— В таком случае, вы, вероятно, угадали и мой ответ.

— Вы твердо стоите на своем?

— Совершенно твердо.

— Но так продолжаться не может.

— Что вы предлагаете? — спросил я.

— Бросьте это дело, — сказал он, покачав головой. — Право же, бросьте.

Я в отчаянии заскреб затылок. Что делать? Я забыл текст. Я забыл!

— Не знаю, — нерешительно промолвил я. — Там посмотрим.

— Полноте, — с выразительностью граммофона продолжал призрак. — Не могу сказать, что получил удовольствие от нашего поединка. Интеллектуального наслаждения тоже в помине не было. Простите, но вы не Холмс. — Оскорбляет! — Даже не тень его. Признаться откровенно, я без малейшего сожаления прибегну к крайним мерам.

— Опасность — неизбежный спутник моей профессии, — выскочил из закоулков памяти нужный ответ.

Он долго смотрел на меня, с грустью покачивая головой.

— Ну что же, — сказал Мориарти наконец. — Мне очень жаль, но я сделал все, что мог. Если у вас хватит умения погубить меня, то, уверяю вас, вы и сами погибнете со мной.

— Не-ет! — взревел я, кидаясь на профессора. Мориарти встретил меня шикарным крюком в челюсть. Для призрака у него была на редкость тяжелая рука. Я с треском ударился затылком о скалу. Профессор приближался, сжимая и разжимая худые пальцы. Это тоже было не по книге! Он даже не пытался обхватить меня руками, чтобы я мог ловко увернуться. Вместо этого он сильно пнул меня в солнечное сплетение. Я звучно икнул и разинул рот, беспомощно пытаясь вздохнуть. Мориарти сухо хмыкнул.

— Не ожидали?

Я покорно кивнул. На большее сил не оставалось. Чудо — единственное, что могло меня спасти. Или Зибелла. Но профессор, уловил блеск надежды в моих глазах, презрительно скривился.

— Твой драный горностай? Сейчас им займется Семь Сотых. И я ему не завидую. Драться один на один с ниндзя…

Свет померк передо мной. Я в отчаянии стиснул кулаки. В первую руку мне попалась какая-то палка. Чисто инстинктивно я взмахнул ею. К моему удивлению, Мориарти отлетел в сторону, как сдутый ветром. Мне удалось восстановить дыхание и подняться на ноги. Профессор вновь бросился на меня. Я получил страшный улар в переносицу и на мгновение ослеп. Но и мой ответный удар поверг противника наземь.

Мы сидели, тяжело отдуваясь, и пытались испепелить друг друга взорами. Только сейчас я разглядел, что за палка подвернулась мне так кстати. Это было здоровенное осиновое полено. Откуда оно взялось здесь — не знаю. Но deus ex machina подбросил его исключительно вовремя. Вурдалаки, упыри и прочая нечисть терпеть не может осины. Забить такой кол в могилу, значит навсегда избавиться от неприятеля.

Я поднялся и захромал на врага.

Удар! Второй!

И долговязая черная фигура с отчаянным воплем полетела вниз. Конан-Дойль в конечном счете оказался прав. Профессор Мориарти второй раз нашел свою гибель в глубинах Рейхенбахского водопада.

Я покрепче сцепил руки, чтобы унять невольную дрожь. Подо мной ревел водопад, и мне казалось, что я слышу скрипучий голос, взывающий ко мне из бездны. Я перевел дух и заковылял назад. Теперь мне предстояло разыскивать Ерофея и Зибеллу.

Но тут внезапное происшествие показало, что меня ждет еще множество сюрпризов. Все кругом осветилось дрожащим сиреневым светом, послышался резкий треск и пронзительно запахло озоном. Солнце замерцало, рассыпая фонтаны искр. Одна из них больно клюнула меня в руку, другая ударила в лоб…

«Короткое замыкание?» — подумал я, лишаясь сознания.

ФИНАЛ

Мы с Ерофеем сидели в отремонтированном адмиральском салоне «Перуна» и с превеликой печалью подводили итоги путешествия по остриям «Трезубца». С одной стороны итоги были самые блестящие — на космодроме и трех боевых орбитальных станциях нечисть была полностью истреблена. Пресечена попытка японских шпионов подорвать боеспособность сил ядерного возмездия, теперь безопасности страны ничто не угрожает. Единственным легким облачком на сверкающем небосклоне оставалось непонятное исчезновение крысы Семь Сотых. Но я давно научился подбирать совершенно правдоподобные объяснения самым непонятным фактам и явлениям, поэтому были предложены на выбор три равнозначных варианта.

Первый: провалилась в небытие вместе с оврагами, лугами и водопадами, когда добравшийся до пульта управления фантоматикой Ерофей превратил экзотический пейзаж в унылые анфилады обшитых серым пластиком отсеков. Человек при этом не исчезает, но опытов на привидениях никто не ставил. Мы с Ерофеем были совершенно убеждены, что крыса тоже рождена в магических измерениях. Почему бы этому фантому не исчезнуть вместе с остальными?

Второй: погибла тем или иным образом. Сгинула в водопаде вместе Мориарти, Зибелла задавил и так далее.

Третий: а что она одна может сделать? Ничего. И пусть ее.

Но это была досадная мелочь, не более. Зато оставалось восхищение собственной ловкостью. Особенно элегантной была операция «Волк-гремлин». Кажется, еще никому не приходила в голову такая блестящая идея.

Вот только одно. Что же случилось с Зибеллой? Горностай пропал…

Запищал вызов голо. Проклятье! Никак не могу привыкнуть к этим трюкам. Прямо в воздухе висит голова, грозно сверкает очами и вдобавок разговаривает. Волховство такое пока не позволяет. Чувствуешь себя приготовишкой, что вызывает постоянный стресс, усложненный очередными переменами во внешности Главного Маршала. На этот раз он имел большую лысину, прилизанные черные волосы и пенсне. Усы и прочие особые приметы пропали.

— Я получил отчеты от своих офицеров о ваших действиях. Конечно, вами были допущены некоторые просчеты, но в целом впечатление складывается самое благоприятное. Придет опыт — промашки исчезнут.

— Мы старались, — скромно сказал я.

— Признаться откровенно, поначалу я не слишком верил вам. Более того, мне касалось, что затевается грандиозное мошенничество, но факты вещь упрямая. Система «Трезубец» заступила на боевое дежурство, и это целиком ваша заслуга. Я решил внести в правительство представление о вашем награждении. Я полагаю, это будет справедливо.

— Но в успехе операций не только моя заслуга.

Одутловатые щеки маршала колыхнулись.

— Мне все превосходно известно. Никто не забыт и ничто не забыто. Но поймут ли меня, если я представлю к награде домового? Сейчас и без того всякие журналисты и писаки так и норовят искупать нас в грязи, а подвернется столь благоприятный случай…

— Но… — попытался я вставить хоть словечко.

— Не надо, — веско сказал Главный Маршал. — Я заранее знаю все, что вы хотите сказать. Вам представляется, что я, имея на плечах гербы, волен принимать любые решения. Если бы! Я тоже связан. И гораздо сильнее вас, ибо под полученными вами приказами всегда стоит чья-то подпись. Под теми полунамеками, которые управляют мною, подписей нет. Но за их нарушения спросят в тысячу раз строже.

Он устало вздохнул.

— Я вас понимаю, — посочувствовал я.

— Надеюсь, что вы сумеете объяснить это своим товарищам.

— Один из них погиб.

— Примите мои соболезнования.

— Но мы всегда готовы…

— Это то, что я и надеялся услышать, — просиял он. — Вашу заслуги не будут забыты. Вы не только получите орден, но и будете произведены в следующее звание. Уже готов приказ о присвоении вас звания генерал-лейтенанта.

Я вскочил и вытянулся.

— Служу Советскому Союзу!

— Не надо, — остановил меня маршал, отечески улыбнувшись. — Оставьте это лейтенантам, сколько раз повторять. Ваше звание избавляет вас от таких условностей.

Я позволил себе скромно улыбнуться.

— Это знак уважения.

Главный Маршал тоже улыбнулся, потом посерьезнел.

— У меня имеется новое задание для вас.

— Но, товарищ маршал, я хотел вернуться обратно в избушку и продолжить теоретические исследования.

Пенсне негодующе сверкнуло.

— Какая теория в такой угрожающий момент?! К тому же вы на действительной военной службе!

— Но я полагаю, что это временно, — удивился я.

— Напрасно, — сказал маршал. Всякая доброжелательность напрочь исчезла с его лица. Он стал похож на суровых римских полководцев, которые, не колеблясь, прибегают к децимации проштрафившихся легионов, расстреливают дезертиров и вводят танки на улицы. В Древнем Риме не было танков? Все равно вводят! — Мы с вами не в казаки-разбойники играем. Мы стоим на страже государственной безопасности!

— Коготок увяз — всей птичке пропасть! — невесело откликнулся я.

— Если хотите — так, — жестко ответил маршал.

Повисло тяжелое молчание. Наконец я собрался с духом и безо всякого энтузиазма заметил:

— Если бы вы только видели, какая капуста у меня на огороде.

Главный маршал прищурился, словно целясь.

— Вы напрасно стараетесь меня оскорбить. Если я решу, что это вам удалось, вы крепко пожалеете…

— У меня в мыслях не было.

— Вы пока что не император, чтобы хвастать капустой.

Я почувствовал, как краснеют уши.

— Какое новое задание вы хотите мне поручить?

Маршал вновь сделал официальное лицо.

— Период стратегической обороны завершен. Теперь настала наша очередь перейти к активным действиям. Мы должны нанести сокрушительный удар.

— Простите, не понимаю.

— Неприятель хитер и коварен. Будучи не в силах нанести нам поражение в термоядерной войне смертельно боясь нас, он перевел борьбу в сферу иррационального. Мы сделаем то же! Враги использовали наемный сброд — всяких там гоблинов, гремлинов, привидений. Вшивая толпа, лишенная моральных устоев. Но мы дадим отпор гнусным проискам, Вашей задачей становится подготовка надлежащего контингента из числа патриотически настроенных леших, домовых, русалок.

Я икнул и руками водворил на место отпавшую челюсть. Поразить меня более чем сейчас было просто невозможно. В сознании нашего военного командования произошел полный переворот! От тотального отрицания потусторонних сил, оно мгновенно, с чисто военной решительностью, превратилось в рьяного сторонника черной и белой магии.

— Это будет крайне трудно, — осторожно возразил я.

— Мы знаем это, — кивнул маршал. — Никто и не требует от вас уже завтра выставить целую дивизию. Мы понимаем, что потребуется определенное время и средства. Но эти… создания… должны сражаться на нашей стороне! Поэтому подготовку контингента придется всемерно форсировать. Мы не можем зависеть от состояния вашего здоровья. Нам нужно много закаленных бойцов. Особое внимание следует уделить идейной подготовке. Самый последний леший должен твердо усвоить основы марксизма-ленинизма.

Я прибег к обычному приему — почесал в затылке.

— Это еще сложнее. Уже совершенно точно выяснено, что труды основоположников диалектического материализма отрицательно влияют на здоровье созданий из магических измерений.

— Мы проработаем этот вопрос, — мягче сказал маршал. — Ведь трое домовых уже служат на станциях «Трезубца», так почему бы и остальным не поступить так же?

Мы с Ерофеем засиделись до поздней ночи, обсуждая этот разговор. Предложение было слишком серьезное, чтобы просто отмахнуться от него. Угрозы маршала можно пропустить мимо ушей. Ему нужен результат, а кто кроме нас может этот результат дать? Следовательно — мы нужны. А монополия всегда развращает ее обладателя. Диктовать условия и держать за горло будем мы. Волей-неволей маршалу придется выполнять наши условия. Какие условия? Это мы сами пока не знали.

А тут еще пропажа Зибеллы. Искать горностая или выполнять приказ? Мы обшарили буквально каждый миллиметр станции — напрасно.

По всем литературным канонам мы сейчас были обязаны погрузиться в черную меланхолию, грустить о пропаже друга, обливаясь горючими слезами и всячески выражать свою скорбь. Однако мы превосходно знали Зибеллу и немало настрадались от его скверного характера. Он вполне мог пуститься в погоню за удирающей крысой. Жажда мести, отягощенная жаждой крови. Все-таки не следовало забывать, что Зибелла принадлежал к семейству куньих. В прошлом за ним числились выходки и похуже. Так что нас сейчас больше волновали собственные перспективы.

— Что скажешь, полковник?

— Скверно, генерал.

— Очень скверно, полковник.

— А в будущем еще хуже, генерал.

Мы взгрустнули. Потом Ерофей задумчиво сказал:

— Мне совершенно не нравится происходящее. Прежде всего смущает агрессивность военных. Они мыслят примитивными категориями: атака, оборона, заранее подготовленные позиции, фланг… Право слово, у людоедов лексикон и то богаче.

— Ну и что?

— То, что они совершенно неправильно судят о нас, бесях. Я сильно сомневаюсь, чтобы хоть кто-то из моей родни согласился с предложениями маршала.

— Но ведь на станции действительно прилетели.

— Да, охранять хоромины. Охранять. А остальное нам до такой степени противно, что я не берусь и заикнуться об этом. Меня свои же со свету сживут.

— Маршал может найти дорогу к черным бесям, — грустно сказал я.

— Не ты же его на эту дорогу направишь.

— Нет.

— И не я. Значит, он ее не найдет.

— Он достаточно умен. И может вспомнить о гремлинах. О нечистой силе, созданной людьми. Тем более, что бегает на «Хорсе» Оберст.

— Да, — неприязненно скривился Ерофей. — В этом мы преуспели. Внутри каждой машины сидит недобрый черный дух. А у маршала мириады подобных исчадий. Одних бомб вон сколько. И ежели он найдет способ выманивать оттуда черных бесей…

— Но ведь мы не станем ему помогать?

— Конечно нет.

— На том и порешим?

— Согласен! — обрадовался Ерофей. — Конечно, прямо отказываться нельзя. Сделаем вид, что согласились… Но ведь и у нас какая-то операция может провалиться?

— Может! — возликовал я.

— Напрасно радуетесь! — громыхнул знакомый голос. Снова в воздухе повисла голова Главного Маршала. — Я получил немалое удовольствие, слушая вас. Благодарю за тщательно проработанный план действий. И вы будете выполнять его со всем возможным старанием. — Видя, что я хочу возразить, он надул щеки и гаркнул: — Молчать! Дело в том, что ваш горностай у меня! Если вы не сделаете то, чего от вас требуют, ему придется плохо. На воротник пущу. Кроме того кое-кто совершил незаконную сделку, продав миллион долларов золотом каким-то темным личностям. Установил контакт с английским шпионом! За это его вполне можно расстрелять, так что подумайте еще раз, прежде чем заниматься саботажем.

— Подслушивал, — прошептал Ерофей.

— А то как же! Запомните, если вы согласились сотрудничать с КГБ, то уже никогда, до самой смерти вы не сможете отказаться!

Голограмма медленно растаяла. Последними пропало квадратное пенсне.

Александр Больных Сын дракона, внук дракона

Участь каждого из нас трагична. Мы все одиноки. Любовь, сильные привязанности, творческие порывы иногда позволяют нам забыть об одиночестве, но эти триумфы — лишь светлые оазисы, созданные нашими собсвенными руками. Конец же пути всегда обрывается во мраке: каждый встречает смерть один на один.

Ч. П. Сноу

УДАР В СПИНУ

Обугленное бревно еще слегка дымилось, сизые струйки быстро таяли в воздухе, оставляя после себя неприятный запашок.

— Лучше отойти, — почтительно заметил адьютант. — Развалины едва держатся и в любой момент могут рухнуть. Как бы чего не случилось.

— Вы полагаете? — Меня всегда отличала безукоризненная вежливость в разговоре с младшими по званию. Даже с лейтенантами. Тем более если этот лейтенант — мой собственный адьютант. А скверный адьютант, скажу вам, как и скверная жена может испортить жизнь любому генералу. Прежде, чем ты сообразишь, что от него следует избавиться, неприятности могут вырасти до неслыханных масштабов.

— Безусловно.

— Мне нужно получше разобраться.

Договорить я не успел. Легчайший порыв ветра оказался роковым для обгорелого остова. С протяжным скрипом почернелый костяк накренился и начал разваливаться, взметнулись вихри бело-красных светляков. Мы едва успели отскочить. Тяжелая головня шлепнулась в лужу у самых моих ног и противно зашипела, угасая. Мерзко запахло гарью.

— Вот видите, товарищ генерал, — укоризненно произнес адьютант, — вы так неосторожны. Однажды ваша смелость доведет вас до беды. И мне тогда не сносить головы, если не смогу вас уберечь.

— Кажется, именно это волнует вас больше всего остального.

Лейтенант неопределенно пожал плечами.

— Главное то, что после вас не останется человека, способного противостоять врагу. Никто из новобранцев не выказал и половины вашего умения, а некоторые оказались просто шарлатанами и самозванцами. Так что вы не имеете права на риск. Это будет изменой Родине.

— Можно подумать, что здесь командую не я, а вы.

— В вопросах обеспечения вашей личной безопасности мне даны самые широкие полномочия. Маршал четко сказал…

— Что распоряжаться будете вы?

— Иногда.

— Мне остается только почтительно умолкнуть. Единственно прошу, скажите, как я могу отыскать следы не приближаясь к развалинам?

Однако моего адьютанта нелегко было смутить.

— Во-первых, на это имеется полковник Ерофей. Тоже чело… офицер вполне квалифицированный. А во-вторых, необязательно лезть на рожон. Вот упало — теперь ковыряйтесь на здоровье хоть сто лет.

— Такого времени нам никто не даст, — невесело отозвался я.

— Это так, к слову.

— Слушаюсь, лейтенант.

Адьютант состроил укоризненную мину.

— Вы все шутите, товарищ генерал-лейтенант. Нехорошо. Вы ведь знаете, что я не могу ответить вам тем же.

— Не прибедняйтесь, — сухо оборвал я его причитания. — Думаете, мне не известно, что по ночам вы строчите некие отчеты? Могу представить, чего в них понаписано. И кому сии отчеты адресованы.

Адьютант стал белее мела.

— Я… вас… как-то… не вполне… понимаю…

Я устало и снисходительно улыбнулся.

— Так-то, дорогой. Ты забыл, что имеешь дело с колдуном не из последних. Сам только что об этом говорил. Будь осторожнее, потому что я терплю, терплю, однако настанет день, когда мне это надоест. — Главное — выражаться неопределенно-угрожающе. Это действует сильнее, чем прямые запугивания.

Лейтенант щелкнул каблуками.

Мы медленно двинулись вокруг пожарища. Я пристально разглядывал курящиеся горячим дымком бревна и старался различить хоть какие-то следы поджигателей. Напрасный труд. Работали настоящие профессионалы, и следов осталось не больше, чем прошлогоднего снега. Представители военной контрразведки: рыскавшие с усердием дипломированных пойнтеров, ничего не обнаружили. Интересно, что за учебный центр приказал долго жить? В том, что это именно учебный центр, я не сомневался ни мгновения, хотя мне так ничего и не сообщили. Пресловутые пределы компетенции. Маршал приказал срочно собираться и вылететь на расследование диверсии. Черт побери! Секретность, возведенная в абсолют…

Нормальная воинская часть так выглядеть не может. Вместно казарм

— несколько бревенчатых домиков, какой-то непонятный гибрид среднерусской избы и альпийского шале, рассчитанный никак не более, чем на трех человек. Случайное совпадение, или потаенный намек? Казармы на троих не бывает, потому что не может быть в принципе. Вне здорового армейского коллектива у солдата в голове моментально заводятся разнообразные мысли. А солдат с мыслями, как сказал адмирал фон Шанц, подобен человеку, у которого под парадным сюртуком надето заношенное, дурно пахнущее белье. За последние сто лет справедливость этой аксиомы никто не оспорил, она стала даже еще более верной, чем ранее. Впрочем, сегодня дурно пахнущее белье частенько носят не только солдаты. Хотя я снова отвлекся.

Кроме домишек в наличии имелись обгорелые развалины штаба — это я определил по искореженным обломкам взорванного сейфа, — и несколько взорванных же бетонных будочек. Не то входы в бункеры, не то пулеметные гнезда.

Ко мне подошел вконец растерянный, перемазанный полковник.

— Ни единого отпечатка, — плаксиво протянул он. — Собаки тоже не могут взять след. Такое впечатление, что они прилетели по воздуху.

— Интересное предположение, — согласился я. — Смелое.

— Может, они использовали ракетные ранцы? — Это уже от полной безнадежности. Ведь если не отыщешь виновника — полетят погоны вместе с головами впридачу. Маршал шутить не любит.

— Кто они?

— Ну эти…

Я сочувственно кивнул.

— Все ясно. Адьютант!

— Слушаю! — вырос он передо мной, как лист перед травой.

— Полковника Ерофея ко мне. Хватит пепел пересыпать, пора делом заняться.

Адьютант склонил щегольскую фуражку и умчался. Я нерешительно глянул на полковника.

— Послушайте…

— Полковник Свенторжецкий, — с готовностью представился тот.

От удивления я чуть язык не проглотил. Неужели мой уровень компетенции повысился настолько, что работники соседнего отдела рискуют представляться? До сих пор мне называли фамилии простые и ясные: Иванов, Петров, Козлов… Учебник русского языка для папуасов Новой Гвинеи. Штабисты не то ленились выдумывать псевдонимы, не то пороху, то есть мозгов не хватало.

— Да-да. Свенторжецкий Аристарх Леопольдович.

Час отчасу не легче. От подобного сочетания повеяло либо опереттой, либо дворянством.

— Можете без чинов, — разрешил я. — Называйте меня просто Петр Петрович.

— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант, — вытянулся полковник.

— Опять?

— Виноват, товарищ Петр Петрович.

— Так вот, Аристарх… э-э… Леопольдович… Признавайтесь… То есть ответьте мне на один простенький вопрос. Причем ваш ответ во многом определит направление расследования. — Он кивнул. — Успели эвакуировать базу или нет?

— Нет.

— Тогда где трупы?! — в упор выстрелил я.

Свенторжецкий смутился. Действительно, куда пропал весь персонал центра? И курсанты, и преподаватели…

— Н-не знаю. Пока мы не нашли ни одного… человека. Но ведь мы еще не были в подземной части.

— Она так велика?

Полковник развел руками.

— Куда больше, чем хотелось бы. Сами понимаете, мы не можем показывать всем и каждому, что происходит у нас. А после появления спутников-шпионов просто не осталось иного выхода, как зарыться поглубже. Полагаю, там можно спрятать целую дивизию. Боюсь, мы можем проплутать не меньше недели, прежде чем осмотрим подземелья полностью.

— Значит, этот объект закрепили за вашим управлением? — невинно поинтересовался я. — Мне о бункерах ничего не известно.

— Полагаю, вам сообщили все, что допускает предел вашей компетенции, — покраснев до корней волос, ответил полковник.

В который раз я налетаю, словно фрегат на притопленный риф, на этот проклятый предел компетенции, будь он трижды проклят. Самое смешное в том, что чем выше я поднимаюсь по служебной лестнице, тем уже становится мой допуск. Парадокс. Или это мне только кажется? Просто сейчас передо мной стоит огромное множество самых различных вопросов, которые вынуждают меня залезать в чужие угодья. Генерал-лейтенант это тебе не какой-нибудь жалкий прапор из Тьмутараканска, который пашет от и до, не задаваясь лишними проблемами, что лежит до от и от до. Ненужными, и для него, прапорщика, опасными. Ведь если он, прапорщик, посмеет любопытствовать, то я сам первый же его… Хотя, я снова отвлекся.

— Оставим в стороне обсуждение пределов моей компетенции, — осадил я нахала. — Если мне потребуется, — я подчеркнул слово «мне», — то я получу любые полномочия. Мне уже приводилось работать, имея полный карт-бланш.

— Слышал.

Я задумчиво потер подбородок.

— Их не просто перебили, но и не поленились спрятать трупы вниз, а потом взорвали вход. Зачем?

Полковник беспомощно пожал плечами. Да-а, помощничек. Просто возмутительно, какие бездари околачиваются в военной контрразведке. Не иначе, чей-то протеже.

— Происки врага…

— Какого?

— Амер… — полковник прикусил язык под моим яростным взглядом.

— Здесь, в глубине России?

— Ну…

— Десант со спутника, — съязвил я.

— Националисты? Мафия? — предположил полковник.

— Решили объявит нам войну.

— Не исключено.

— Тогда вы просто обязаны немедленно записаться добровольцем.

— Сдаюсь, — Свенторжецкий поднял руки. — Больше никаких идей нет.

Я быстро оглянулся удостовериться, что поблизости никого нет, и прошептал ему на ухо:

— Это действительно ваш объект? Быстро: да или нет?

Полковник кивнул.

— Но мы…

— Молчите. Есть один вариант, однако крайне рискованный. Нам могут оборвать головы, если мы найдем виновника, но ведь если не найдем, оборвут обязательно.

— Веселая перспектива, — скривился полковник.

— Да, положение аховое. Насколько мне известно, существует еще одна организация, с которой у нас… профессиональное соперничество. Они пойдут на любую подлость, из кожи вон вылезут, только чтобы подложить нам свинью. И у них есть спецподразделения, занимающиеся подобными операциями. Не надо искать вымышленных шпионов, враг гораздо ближе.

Свенторжецкий задумался. Похоже, этот вариант он не рассматривал.

— Не посмеют…

— Почему? Как я понимаю, сообщать о существовании этой базы запрещено, значит нам придется выкручиваться своими силами. А эта банда профессиональных убийц так и рыщет в поисках крови. Им ведь нужно тренироваться на ком-то…

Интеллигентное лицо полковника налилось сизой кровью, изо рта выглянули клыки. Я на миг даже подумал, что из него получился бы недурной вампир, и не завербовать ли его к себе в Управление. Имеется у меня такой отдел, ведутся работы над проблемой вампиризма.

— Если докопаюсь — убью! — прорычал Свенторжецкий.

— Сначала надо докопаться.

— Свои — своих… мерзавцы!

— Запомните, — нравоучительно произнес я, — в нашей борьбе нет своих и чужих. Только чужие. Эти личности нам не более свои, чем вавилонские коммандос.

Со стороны, наверное, можно было подумать — бродят двое мужиков, сплетничают, определенно о бабах. Как известно, подобная тема в мужских разговорах занимает не меньше места, чем тряпки — в женских. Ошибся бы, жестоко ошибся бы такой наблюдатель. Решалась серьезнейшая проблема, хотя в тот момент я сам об этом не подозревал.

Мы со Свенторжецким остановились перед тем, что еще вчера гордо именовалось клумбой. Почему-то в любой ВЧ по этой чахлой растительности легко можно найти штаб. Как тщательно его не прятали, отыщите клумбу с красными цветочками, похожими на колокольчики, и посмотрите вокруг повнимательней. Они растут прямо напротив командирских окон. Вот и здесь рядом находилось пепелище штаба.

Я с нескрываемым раздражением поглядел на часы.

— Куда запропастились эти болваны?!

— Кто?

— Ерофей и адъютант.

— Придут, — доходчиво объяснил Свенторжецкий. — Позвольте! — без всякой связи с предыдущим вскричал он. — А это что такое?!

Я проследил взглядом за его вытянутой рукой.

— Не вижу.

— Вот это! Да я их уволю! Криминалисты, твою… Так и этак!

Он был, пожалуй, несправедлив. Заметить эту штуку было непросто, особенно если не знать, что следует искать. Кто из следователей, будучи в здравом уме и трезвой памяти, разыскивая диверсантов, станет обращать внимание на каменные осколки. А вот Свенторжецкий обратил. Чем хорошо умыл меня, потому что мне-то полагалось заметить посреди разворошенной клумбы острый кремень.

Как только я заметил его, в голове зазвенели крошечные серебряные колокольчики — знак опасности.

— Постойте, полковник, — я перешел на официальный тон и придержал рванувшегося было вперед Свенторжецкого.

Подобрав острую кремневую пластину длиной около двадцати сантиметров, я оторопело уставился на нее — такой неожиданной оказалась разгадка. Больше всего пластина походила на огромный птичий коготь, собственно, когтем и являясь. Об ее острые края вполне можно было порезаться. Я покачал головой. Святая простота Свенторжецкого оказалась пророческой, мы вляпались в историю, по сравнению с которой все мои космические похождения — не более чем детский пикник.

Я повернул пластинку тупой стороной к полковнику.

— Видите?

Тот мгновенно посерьезнел, прищурился и дернул щекой.

— След пули!

— Да. Так что охрана не проспала. Они попытались дать отпор, но не их вина, что сражаться с таким противником солдат никто не обучал. Да и шансов у них немного было. Я далек от мысли хаять подготовку ваших диверсантов, полковник. Люди им не страшны. Люди! А здесь им пришлось схватиться с созданиями куда более жуткими.

— Что вы хотите сказать? — полковник облизал пересохшие губы.

— На что больше всего похож этот обломок?

— На чей-то коготь.

— Чей? Признавайтесь?

— Не знаю… Но хотел бы я полюбоваться на эту птичку.

Я вздохнул.

— Не птичка здесь была вовсе. Коготь принадлежит дракону.

У Свенторжецкого глаза полезли на лоб.

— Кому-у?

— Дракону. Для вас не должно быть секретом, какое Управление я представляю.

— Тринадцатое.

— Именно. Я им руковожу.

— Па-анятно. — Свенторжецкий как-то особенно смешно начал растягивать гласные. Но по его лицу ясно читалось, что он решительно ничего не понимает — завеса секретности хорошо изолировала мое Управление от остальных. Вы можете хоть что-либо сказать про… Двадцать Первое Управление? Нет. И я нет. Вот и про мое мало кто знал хоть капельку. Пришлось вкратце сообщить полковнику, кто мы и что мы, наши цели и задачи. Бедняга ошалело крутил головой, отказываясь воспринимать очевидное. В конце концов капитулируя, он только и сумел в очередной раз протянуть:

— Да-а…

И тут колокольчик тревоги зазвенел во мне просто оглушительно.

— Полковник…

— Слу-ушаю.

— Прикажите своим солдатам раскопать эту клумбу.

— Вы думаете…

— Уверен!

Приплелся, наконец, взмыленный Ерофей. Я не сказал ему ничего, только глянул разок построже. Домовой сразу все понял. Насколько это было в моих силах, я избегал выговаривать своим подчиненным в чужом присутствии. Никто не должен хоть на секунду усомниться, что в нашем Управлении все в полном порядке. Потом я еще успею высказать Ерофею все, что думаю о его нерасторопности. Никому не позволено так ронять авторитет своего командира, будь ты хоть трижды домовой. В следующий раз примчится на полусогнутых, а пока я ограничился коротким:

— Смотри.

Улыбку Ерофея словно водой смыло, когда он взял в руки коготок.

— Неприятно, — удачное нашел словечко. — Чудо-юдо?

— Пока не знаю, — ответил я. — Нужно будет отдать в лабораторию, пусть Задунайский получше разберется. Он эксперт, ему карты в руки.

Ерофей грустнел прямо на глазах.

— Может отказаться? — предложил он. — Наша-то магия супротив такой, что комар против орла. Не сдюжим, ей-ей не сдюжим. — Опять его понесло на замоскворецкий лексикон! — Мы, домовые, овинные и прочие — мелкие беси, тягаться с чудом-юдом не приспособлены. Да и тебе…

— Ерофей, люди погибли, — отрезал я.

— Так-то оно так… — вздохнул домовой.

Свенторжецкий тем временем развил бурную деятельность. Вся его братия отложила прочь хитроумные приборы и криминалистические чемоданы, вооружилась вульгарными лопатами саперными и приступила. Как они копали, Боже, как они копали! Что там твой стройбат, земля фонтаном летела, яма углублялась буквально со сверхзвуковой скоростью.

Наконец лопаты заскрежетали о бетон.

— Да здесь люк! — крикнул кто-то из следователей. — Сейчас откроем…

— Стоять! — гаркнул я так, что в ушах зазвенело. — Не трогать!

— Стоять! — флейтой повторил Свенторжецкий.

— Если бы я думал, что впереди нас ждут мины и замаскированные пулеметы, то ни за что не рвался бы первым, — ласково объяснил я полковнику. — Вы специалист по оружию — вам бы и карты в руки. Но, как вы сами понимаете, против локиса или там привидения вам не устоять.

— Откуда вы узнали про этот люк? — подозрительно осведомился Свенторжецкий. — Даже я не подозревал о нем.

— Отсюда, — я коснулся пальцами своего лба. — Логика и чутье. Полковник, вы все время забываете, что имеете дело с ведуном. Ну, что, орел, двинулись? — предложил я Ерофею, доставая любимый «Скорпион» с серебряными пулями.

— Идем, — без всякого энтузиазма согласился домовой. — Только как мы люк откроем?

— А разве ты не захватил разрыв-траву?

— Захватил… Но расходовать ее по пустякам… Да и если он намертво забит, что тогда?

— Взорвать! — бодро предложил Свенторжецкий. Вернувшись в родную стихию, он окончательно воспрял духом.

— Нельзя, — уперся Ерофей. — Распугаете тех, кто внизу, а мне нужно с ними побеседовать.

— Тогда вы и открывайте.

— Откроем, — успокоил я. — Ерофей, доставай траву!

Но тут неведомо откуда материализовался адьютант.

— Товарищ генерал-лейтенант, вам нельзя. Вы не имеете права рисковать.

— Ты вместо меня что ли полезешь? — окрысился я, возмущенный его настойчивостью. — Ты отличишь духа от привидения?

— Пусть полковник Ерофей…

— Он тоже. Однако домовой не сможет увидеть всего, доступного человеку. Он мастер в другом.

— Тогда я с вами.

При этом глаза лейтенанта синевато блеснули. Или мне это померещилось?

— Мешаться?

— Меня расстреляют, если я вас брошу.

Отвязаться от репейника не было никакой возможности. Я сплюнул и капитулировал:

— Идем.

* * *

Подземелья для любого мага — дом родной. Конечно, предпочтение отдается заплесневелым лабиринтам замковых подвалов, в бетонных коридорах эпохи конструктивизма неприятностей кроется много больше, зато возможных удач — ощутимо меньше. Но даже они явно выделяются на фоне помещений «выше уровня океана». Хотя, повторяю, в современных бункерах случается разное. Первая накладка имела место на входе. Запор массивной крышки на первую попытку справиться с ним ответил лишь недовольным скрежетом, отнюдь не выказав желания поддаться.

— В чем дело? — обрушился я на Ерофея.

Тот, сконфуженный и растерянный, недовольно сообщил:

— Непорядок. Замок слишком хорошо смазан.

— То есть как?!

— Разрыв-трава наилучшее средство для открывания замков и дверей, я предпочитаю ее ключам. Но действует она с максимальной силой в том случае, когда замок заржавел, а дверь заклинена. За этим люком слишком тщательно ухаживали, замок прочищен, петли смазаны. Чего тут ждать от магического снадобья?

— Меня интересуют не твои рассуждения, а открытый вход!

— Потерпи… те немного, товарищ генерал.

— То-то, распустились вконец.

Терпение и труд все перетрут. Стальная крышка толщиной сантиметров двадцать уступила-таки изящной зеленой веточке. Замок покорно щелкнул, крышка с чмоканьем подалась, и в лицо пахнуло теплой пылью и машинным маслом.

— Не нравится мне здесь, — тревожно принюхиваясь, заметил Ерофей.

— В чем дело? — осведомился я, снимая предохранитель.

— Пахнет нечистью и смертью. Здесь совершилось злое дело.

Свенторжецкий, минуту назад высокомерно ухмылявшийся, при виде открытого люка сразу преисполнился почтения. С такой реакцией мне приводилось сталкиваться. Он предложил:

— Я могу послать вперед взвод с огнеметами.

— Чтобы уничтожить все следы? — укоризненно спросил я. — Нет, полковник, это наша работа. Вперед!

И я ловко скользнул в черную дыру. После небольшой заминки адьютант последовал за мною, Ерофей замыкал колонну.

Темень внизу царила непроглядная. Я сторожко прислушался. Тишина. Мышка хвостиком не шевельнет. Вдруг меня кто-то толкнул в плечо. Я оглянулся, но еще ничего не различив, шарахнулся, вскидывая «Скорпион». В пустоте коридора очередь прогремела особенно гулко. Пули с визгом и скрипом заплясали по стенам.

— Что вы делаете, товарищ генерал?! — заверещал адьютант. Но я-то знал, что делаю! Его глаза мерцали призрачным синеватым светом. Не знаю, каким онбыл адьютантом, но вампиром — самым натуральным.

Дикий вопль немного отрезвил меня. К тому же синеватые огоньки сразу после выстрелов погасли.

— Чего стреляешь? — Ерофей мешком рухнул едва не на голову мне.

— Привиделось… — чуть дрогнувшим голосом объяснил я.

— Креститься надо, когда кажется, — наставительно схамил Ерофей. — А что увидел-то?

— Упыря.

Адьютант на всякий случай отошел подальше, он превосходно понял, о ком идет речь. Зато Ерофей торопливо зашарил по карманам.

— Куда запропастилось… — проворчал он.

Наконец домовой извлек из бездонного кармана увесистый мешочек, шлепнул им о ладонь, в нос шибанул едкий запах чеснока.

— Ну и гадость, — шарахнулся адьютант.

Интересно, кто мне его подставил?

Я сморщился и промолчал, хотя пахло и вправду премерзко. Чувствовались труды Задунайского. По моему распоряжению технический отдел создал ряд средств, отпугивающих нечисть. Ерофей применил последнюю новинку — интерметаллическое соединение фитонцидов чеснока, нечто вроде гидрида, скажем. Пористый металлический цилиндрик, а воняет… И долго, и скверно… Мне кажется, ретивый волкодлак с техническими наклонностями немного перестарался.

— Идем, — приказал я, когда переполох улегся. — Нам нужно найти командный пункт.

И начались блуждания. Впрочем, это оказалось много приятнее, чем лазать по вентиляционным шахтам космодрома. По крайней мере можно было шагать, не сгибаясь и не опасаясь каждую секунду нападения из-за угла. Кроме диверсанта за спиной, тут настолько очевидно никого не было, что иногда становилось жутковато.

Блекло-желтое пятно света металось в такт шагам, вырывая из темноты влажные бетонные стены, толстые пучки черных резиновых кабелей, массивные стальные двери. Мы старались не пропустить ни единой — напрасно. Бункера, залы, шахты, коридоры были пусты. Только невнятное эхо.

Постепенно мои нервы начали сдавать, рукоять пистолета-пулемета сделалась неприятно влажной.

— Может, вернемся? — предложил я. — Все равно мы вряд ли кого-нибудь найдем. Для профилактики закачаем в шахты тонну-другую фосгена — и пусть Свенторжецкий заново осваивает свое хозяйство. После санобработки оно наверняка будет безвредным.

— Нет, — совершенно неожиданно возразил Ерофей. — Мои амулеты говорят, что здесь кто-то находится. Кто-то либо что-то — не вполне ясно.

— Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — сварливо прокомментировал я. — Выражайся точнее: живой или мертвый, кто или что здесь?

— Как раз уже не живой, но еще не мертвый, — Ерофей задумчиво уставился на сложную плетенку из веточек и косточек — своего рода пеленгатор.

Кто-то робко кашлянул за спиной. Я подпрыгнул, едва не нажав на спуск.

— Если товарищ генерал позволит…

— Какого черта?!

Адьютант состроил обиженную мину.

— Я только хотел помочь.

— Как?

Он засмущался.

— Дело в том, что… наверное вы сами заметили… просто не придали внимания… такие пустяки…

— Признавайтесь! Не тяните резину! — Даже в минуты крайнего раздражения я отменно вежлив.

— Здесь немного попахивает.

Ерофей вскинулся и шумно потянул воздух широкими ноздрями. Брови его задумчиво поднялись.

— И правда, пахнет.

Я старательно принюхался.

— Ничего не чувствую.

— Это зависит от индивидуальных особенностей, — туманно пояснил адьютант.

Чего ж здесь непонятного: человеку не учуять, зато нелюдь — запросто… Хам.

— Ты хочешь сказать, что твой генерал нюх потерял?!

— Ни в коем случае.

— Хватит перепираться, — оборвал разгорающуюся склоку Ерофей.

— Поспешим. Предчувствую я страшную беду.

— Ведите, — сдался я.

И мы помчались по темным коридорам, каждую минуту рискуя разбить нос при не замеченном повороте.

* * *

Это был тот самый командный пункт, который мы столь долго искали. Сначала я решительно ничего не мог разобрать — в огромном зале царила тьма египетская. Ерофей с недовольным ворчанием долго шарил по стене. Вообще-то домовые неплохо видят в темноте, но здесь была не та темнота. Наконец он нашел выключатель, щелкнул им, ко всеобщему удивлению свет загорелся. Пыльные лампы разбросали по залу неряшливые тени…

Да-а…

Сначала я понял, почему лейтенант унюхал нечто. Немного погодя, я разглядел, что именно он унюхал, и меня стошнило. Ерофей тоже чувствовал себя явно не в своей тарелке. Зато лейтенантишка хоть бы что.

Прямо посреди зала, между столами и пультами, аккуратными рядами лежали трупы. Много трупов. Сейчас я и уловил сладковатый гнилостный запах, от которого кружилась голова.

Ерофей, морщась, внимательно осмотрел нескольких покойников.

— Я так и думал, — тяжело вздохнул он.

— В чем дело? — поборов тошноту, спросил я.

— Смотри сам.

Кое-как одолев спазмы, я подошел поближе. На лице каждого покойника виднелись два крошечных синеватых пятнышка с капелькой засохшей крови.

— Понял? — повернулся ко мне Ерофей.

— Куда как ясно, — кивнул я. Не узнать характерный укус вампира было просто невозможно.

Позади раздался шумный вздох и странное причмокивание, словно у лейтенанта вдруг обильно пошла слюна, однако он старался ее удержать. А может так оно и было…

— Вовремя мы успели, — еще больше помрачнел Ерофей. — Дня через два-три они встанут. Представляете, что тогда начнется?

Еще бы, не представить… Несколько десятков вампиров разом вырываются на свободу… Все вокруг превратится в ад кромешный.

— Ясно, — подвел я итог. — Придется их всех уничтожить. Теперь я точно представляю, с кем мы воюем. Будем действовать соответственно. Я немедленно вылетаю в центр для доклада Главному Маршалу. Ерофей, останешься за меня. Все сжечь, базу обработать самым тщательным образом. Отвечаешь головой.

ТУПИК?

Возвращение было невеселым. Дело даже не в том выговоре, который вне всякого сомнения ожидал меня. Нет. Просто я впервые засомневался в своих возможностях. До сих пор зло, с которым мне привелось сталкиваться, было каким-то… не слишком злым, что ли. Не слишком настоящим. Обходилось моральными травмами, как правило. И вот пришлось столкнуться лицом к лицу со звериным оскалом. Теперь я начал понимать опасения и заботы Маршала, представил весь груз ответственности, лежащий на его плечах, примерил на себя его погоны… Не скажу, что безоговорочно понравилось. Решительно не имеют значения мелкие политические свары где-то там, в верхах. Правительства приходят и уходят, а разведка, то есть Россия, остается. И нам доверена ее безопасность, как бы не именовалось наше учреждение. ВЧК, НКВД, МГБ, КГБ, либо иначе. Спросят с нас вне зависимости от вывески.

Очнулся от грустных размышлений я только когда мой самолет нырнул в унылую серую шапку смога, накрывшую город. Увы, я так ничего путного не придумал, а потому явился в Управление слегка раздраженным.

— Начальников отделов ко мне! — скомандовал я, падая в кресло. Адьютант неслышно испарился.

Первым прибыл Волкодлак-Задунайский. Был он худ и бледен, мундир болтался на костлявых плечах, как на вешалке. В глубине запавших очей поблескивал неугасимый голодный огонек. Если рассуждать отвлеченно, я превосходно понимал начальника технического отдела. Трудно вот так враз отказаться от воспитанных столетиями привычек, гм, питания… Отощал, бедняга. Но, повторяю, это сторонние рассуждения. Если вспомнить обстоятельства нашего с ним знакомства, да и вообще просто тот факт, что я человек, а Задунайский — не совсем, проблема предстает в несколько ином свете.

Следующим явился начальник одела специальных операций полковник П. Широкой публике он более известен под именем майора П., но с те достославных времен минуло немало лет, и он успел дорасти до полковника. Хотя, будь моя воля, ходил бы он в ефрейторах, не больше. Фамилия… Повторю старую истину: еще очень рано называть подлинные имена наших скромных рыцарей невидимого фронта. Sapienti sat. Умный смыслит, говорили в Древнем Риме и русских деревнях.

Ерофей, согласно моему собственному приказу, отсутствовал. Больше, пока, под моим командованием полковников не имелось.

Я коротко обрисовал ситуацию. Майор, то есть полковник П. задумался, а Волкодлак-Задунайский непроизвольно облизнулся.

— Какие будут мнения?

Мой вопрос остался безответен. Никто из господ полковников ничего сказать не пожелал.

— Конкретизирую. Вопрос первый: кто?

Задунайский покусал нижнюю губу, неприятно выглянули кривоватые клыки.

— Как я полагаю, упыри сработали. Но неаккуратно, не успели тела трансформировать.

Я пренебрежительно отмахнулся.

— Это понятно. Чтобы превращение в вурдалака завершилось, необходимо полностью разрушить душу. Не на таких напали! Наш человек крепок, вот мы и нашли полутрупы-полувампиров. Однако я спрашивал не об этом. Кто их послал?

Задунайский возвел очи горе.

— Не могу знать.

Зато у полковника П. сомнений не возникало.

— Черная лапа ЦРУ! — отрубил он.

Я всегда считал его отменным работником, но в узкой специфической области. Думать и анализировать для полковника оказалось трудом явно непосильным, и я, по возможности, старался его от неприятных обязанностей избавлять. Уловив сомнение в моем взоре, полковник П. заторопился:

— Я в этом совершенно уверен! Вспомните свой собственный опыт! Ведь оказался же профессор в конечном итоге полковником не наших спецслужб…

Крыть было нечем. Оказался. Наша агентура сие уточнила доподлинно, что явилось для меня настоящим шоком. Оказывается, шпионы все-таки существуют! Но ведь отсюда неизбежно следовало, что деятельность нашей организации абсолютно необходима. Причем ее масштабы надлежало немедленно расширить. Хотя П. следовало поправить.

— Вы ошибаетесь, смешивая совершенно разные понятия: диверсию и террористический акт. Деяние, подобное совершенному, означает со стороны иностранной спецслужбы не более не менее, как объявление войны. Я не считаю, что ЦРУ рискнет взять на себя такую ответственность. Мне кажется, что искать следует гораздо ближе.

— Национал-экстремисты, — простодушно предположил полковник.

На тонких синеватых губах Задунайского проступило подобие улыбки.

— Полковник, вы не обратили внимания на почерк.

— Какой почерк? — оскорбился П. — Там нет никаких записок!

— Совершенно верно, — кивнул я. — Не нашли. Мы могли бы предположить появление исламских экстремистов, если бы обнаружились хоть малейшие характерные следы. Шайтаны, ифриты, джинны…

П. надулся.

— Вы забыли, генерал, об огнедышащем драконе.

— Ничуть. Но дракон, как боевое средство, может быть использован только представителем европейской магии. Для любого из восточных магов: китайского, японского, индийского, — дракон есть олицетворение доброго начала, и попытки науськать его на убийства в равной степени безумны и смехотворны.

Задунайский хитро прищурился.

— Генерал, вы просто не оставляете нам выбора, буквально силой подталкивая к единственному ответу. Зачем спрашивать, если вы уже составили точное представление. Из всей совокупности вариантов отбросьте невозможное, и останется верный, каким бы невероятным поначалу он не казался. Впрочем, если по каким-то причинам вы желаете, чтобы эти слова произнес другой, я согласен взять на себя неприятную обязанность. Это вылазка наших заклятых друзей из ГРУ.

П. отрешенным помутневшим взором уставился на него, непроизвольно поматывая головой. Потом растерянно глянул на меня, не в силах осмыслить сказанное. Я молча кивнул.

— Не может быть… — прошептал он.

— Увы, — возразил я, — сейчас решается, какая из организаций получит более жирный кусок пирога, и они из шкуры вылезут, только чтобы помешать нам. Для них мы страшнее американцев, таковы жестокие реалии.

Задунайский вздохнул.

— Не думал, что придется схватиться с собратьями… До сих пор мы жили в мире… Неужели ГРУ тоже обратилось к духам и магии?

— А почему бы и нет? — спросил я. — Ведь наша организация это осознала неизбежность такого шага, так почему к подобным выводам не могли прийти остальные? Другое дело, что мы располагаем налаженной работающей структурой и форой в один год. Они, похоже, ринулись в бой, не завершив как следует подготовку. Немного поторопились и сработали неаккуратно. Мы обязаны это использовать.

Внезапно прямо над столом появилось голубоватое свечение голо, и к нам присоединилась еще одна персона, иначе нового участника совещания я назвать не могу. Отдельно взятую голову при всем желании не сочтешь человеком. А вот то, что Главный Маршал больше не менял облика, поразило меня куда сильнее, чем все его предыдущие трансформации. Единственное, что он позволил себе — сменить сияющий золотым шитьем мундир на партикулярное платье. Ошибаются не верящие в существование телепатии. Иначе как объяснить появление маршала в самые неподходящие моменты?

Маршал ничего не сказал, лишь мрачно сверкнуло пенсне.

Я вскочил и поспешно отрапортовал:

— Ведется расследование! Результаты будут доложены не позднее завтрашнего дня. Полковник Ерофей оставлен мною на месте происшествия, чтобы во взаимодействии с полковником Свенторжецким принять меры по обеспечению безопасности базы.

И вновь я был поражен. Маршала отнюдь не обманул мой бодрый тон. Скорее наоборот, он был немного огорчен, потому что ответил не сразу. Только когда пауза уж слишком затянулась, маршал грустно произнес:

— Демократия в опасности…

Задунайский прищурился. Ему-то подобные проблемы до лампочки. Я не заблуждаюсь относительно облика своих подчиненных, знаю, кого брал. Зато П. отреагировал именно так, как я предполагал: он вскочил и выпалил:

— Мы не допустим! Грудью встанем на защиту священных завоеваний мира и демократии!

С ним тоже все предельно ясно. Sapiens qui prospisit. Мудр тот, кто предвидит. А я просчитал все его поступки на пять ходов вперед. Полковник П. был для меня открытой книгой, уточню: книгой не сложнее букваря…

— Я знаю это, — с некоторой натугой улыбнулся маршал. — Никогда не сомневался в преданности сотрудников министерства безопасности идеалам свободы и демократии. Ведь мы всегда стояли на страже… Впрочем, речь сейчас не об этом. По сведениям из достоверных источников, не подлежащих оглашению, дерзкое нападение — только первый шаг в цепи диверсий, направленной на подрыв внутренней стабильности государства.

— Но ведь это заговор… — промямлил П.

— Совершенно верно, — кивнул маршал. — Преступный заговор.

— Измена Родине… Расстрел… — прохрипел П.

— Кого? — ласково переспросил маршал. — Вурдалаков?

Задунайский тяжко вздохнул. Он органически не переваривал жаргонного словечка «вурдалак». Для честного волкодлака оно стало смертельым оскорблением, все равно что источник информации назвать стукачом. При этом ненависть Задунайского странным образом перелилась на поэзию. Он не раз говаривал: «Будь моя воля, я бы всех поэтов…» Синеватые глаза вспыхивали багровым огнем, а из кончиков пальцев выдвигались острые когти. Приводящий его в бешенство термин «вурдалак» пустил в оборот Пушкин. Вот Задунайский и возненавидел всех поэтов и всю поэзию чохом, считая их виновниками оскорблений и унижений.

— Я тоже так думаю, товарищ маршал, — рискнул вставить я. — Если мы открыто назовем, м-м… национальную принадлежность нападавших, нас определенно неправильно поймут. А вдобавок еще и засмеют. Если же поймут правильно, то это будем иметь просто роковые последствия. Утеря секретности, расшифровка Тринадцатого Управления… Все и перечислить невозможно. Лично я не берусь оценить вред, причиненный подобной неосторожностью.

Маршал кивнул.

— Ваши предложения в связи с этим?

— Мы должны отреагировать с быстротой молнии. Дело огласке е предавать, наоборот, засекретить, насколько это возможно.

— И, разумеется, нанести ответный удар! — радостно закончил П.

Все так и поперхнулись, словно на стол было подано нечто совершенно несъедобное.

— Я, э-э… полагаю как раз следует воздерживаться от проявлений видимой активности, — промолвил Задунайский, сделав упор на слове «видимой». — Пусть думают, что мы проглотили наживку, а мы тем временем…

— Постараемся лишить наших друзей опоры среди спецконтингента,

— сформулировал я. — Одновременно мы должны резко увеличить нашу собственную численность.

— Резонно, — одобрил маршал. — Каким образом вы намерены это сделать?

После некоторой заминки я продолжил:

— Противник сам подсказал нам путь. Мы больше не имеем права заниматься пассивным поиском домовых, леших и прочей нечисти. Во-первых, это отнимает слишком много времени при мало обнадеживающих результатах. Во-вторых, выяснилось, что они не питают склонности к проведению активных наступатльных операций, что крайне негативно сказывается на деятельности Управления. Ни одна кампания не выигрывается только обороной, пусть даже блестяще организованной. Мать победы — решительное наступление.

— Вполне с вами согласен, — поощрил маршал.

Я снова замялся. Нелегко переступать через въевшиеся привычки. Однако, если дело требует, мы обязаны. Молчание затянулось, П. нетерпеливо кашлянул. Я сглотнул вязкую слюну и продолжил:

— Поэтому я прошу вашей санкции на привлечение к сотрудничеству вампиров и упырей не только в качестве консультантов, но и как активных боевых единиц. — Задунайский радостно заулыбался, обнажив кривые клыки. Его нетрудно понять — надоело быть белой вороной. — Причем я надеюсь, что полковник, — кивок в сторону Задунайского, — в силу отличного знакомства с проблемой, поможет не только в поиске новых сотрудников, но и в… переквалификации старых.

— Конечно, я всего лишь технический советник, — поскромничал Задунайский, — однако я всегда готов оказать посильное содействие.

— Мало! — вдруг огорошил нас маршал. — Очень мало! Вы сами сказали, что нас буквально сунули носом на верный путь. Привлекайте драконов, черт возьми! Ведьм! Колдунов! Да весь спектр магических существ и духов! Полковник П.! — тот вскочил.

— Вам поручается обучение и боевая подготовка новобранцев! Разумеется, при соответствующей идеологической закалке. Неужели вы не сможете из захудалого германского дракона воспитать патриотическое чудо-юдо?!

— Сможем, товарищ маршал, — торопливо пообещал П.

Маршал задумчиво поглядел поверх моей головы на портрет.

— Приказываю с завтрашнего дня приступить к формированию в составе Тринадцатого Управления подразделения специальных операций «Дельта». Подразделение подчиняется только начальнику Управления и мне лично. «Дельту» засекретить…

— Подождите, подождите, — вдруг невежливо перебил я. Идея, блестящая идея родилась в моей голове, и ее следовало высказать немедленно, потому что она могла пропасть так же внезапно, как появилась. Сверкающее озарение длится один стремительный миг, и гения от простого человека отличает умение осознать и поймать это летящее мгновение. — Идея! Мы должны привлекать не духов вообще! В большинстве своем это совершенно никчемные создания. Нет. Мы должны вызывать специалистов своего, то есть нашего дела.

Последовала немая сцена.

Потом голова маршала едва не выпрыгнула из рамки голо.

— Браво! Великолепно! Я рад, что не ошибся в вас и госбезопасность получила столь умного и инициативного офицера. Представьте свои соображения по этому поводу в письменном виде. Вопрос слишком серьезный и будет проработан на коллегии. Теперь я вижу, что дело зашиты демократии в надежных руках! — П. раздулся, точно индейский петух, отнеся похвалу на свой счет. — Однако не забывайте: никто не снимает с вас обязанности противодействовать попыткам подрыва спокойствия и стабильности в стране.

Голубое свечение погасло, и мы опять остались втроем.

— Излагайте ваши соображения и побыстрее, — приказал я.

* * *

Вернувшийся через два дня Ерофей пребывал в состоянии нервического возбуждения. Энергия так и хлестала из него. Сказать, что я был удивлен — не сказать ничего. С момента нашего знакомства я еще не видел домового таким. Ядовитая ревность шевельнулась в душе.

— Ну что? — по возможности бесстрастно спросил я.

— Полностью разогнал всю нечисть! — радостно возгласил Ерофей.

— Место теперь свято.

Я приподнял правую бровь.

— Ты и святость?

— Конечно. Если у нас встречаются разногласия с пресвятой матерью нашей церковью, то уж не в вопросах искоренения зла. Здесь мы единодушны. Тем более, сталкиваясь с таким злом, какое мы нашли на базе.

— Каким же именно?

Ерофей задумчиво поглядел мне прямо в глаза, у меня по коже пробежали мурашки.

— Не тяни…

— Заговор, — драматическим шопотом сообщил Ерофей.

Я облегченно рассмеялся.

— Эко удивил. Про заговор мне и без тебя известно. Иначе кто бы организовал нападение на базу?

Ерофей замотал головой так, словно хотел сбросить ее с плеч.

— Не то… Нападение всего лишь видимый след. На самом деле корни идут куда глубже. Мы себе даже не представляем той опасности, что подкрадывается незаметно, опасности для всей страны.

— Ни много, ни мало, — улыбнулся я.

— Да! И не надо усмешки строить! — От волнения Ерофей начал заикаться. — Заговор гораздо шире, чем мы предполагали, он распространился по всей России и ставит задачи куда более серьезные, чем диверсия против вашей организации. Спасибо нашим патриотам, они раскрыли мне глаза. Только благодаря их помощи я сумел связать воедино множество разрозненных фактов.

— Любопытно, — процедил я, начиная помаленьку догадываться, откуда ветер дует. — Впрочем, полковник, сначала отчитайтесь о выполнении полученного приказа. Рассуждения на общие темы отложим.

Ерофей надулся. Он никак не мог привыкнуть к моему новому положению. Но ведь и я не могу, действительно не могу позволить себе иное поведение. Нельзя терять авторитет высшего командования. Noblesse oblige, оч-чень обязывает. Чем выше положение, тем больше обязательства, перед ними должны отступить все дружеские чувства.

Рассказ Ерофея, вероятно от обиды, был предельно краток. С помощью Свенторжецкого в тамошнем гарнизоне достали огнеметы (сам Ерофей без крайней необходимости избегал появляться на люди). После чего огнем и мечом тщательно прошлись по каждой пяди тренировочного лагеря. Свенторжецкий скрежетал зубами, глядя, как уничтожается его хозяйство, но не возражал. Он и сам отлично понимал необходимость огненого очищения. На поверхности не осталось ничего, кроме пепла, благо все постройки оказались времянками. Хуже пришлось под землей. Требовалось одновременно все уничтожить и все сохранить, ведь не тянуть же заново вороха кабелей! Однако огнеметчики оказались виртуозами своего дела и справились с нелегкой задачей. Уничтожение полусформировавшихся упырей стало тяжким испытанием для нервной системы солдат. Но Ерофей поддержал их в трудную минуту, а потому крики и корчи живых трупов не привели людей к сумасшествию.

Однако Ерофея насторожило спокойствие, с которым огнеметчики поддались его уговорам, обычно реакция была гораздо более живой. А, заподозрив, Ерофей принялся вынюхивать и расспрашивать, внимательнее приглядываться к людям Свенторжецкого и огнеметной команды. Приглядевшись, он почуял, что разложение душ не обошло стороной и этих. Поняв — перепугался сам.

Зато я решительно не понял, почему это привело домового в смущение. По-моему дела оборачивались не самой скверной стороной. Я абсолютно не могу себе представить бойцов заградотрядов с мягкой, чувствительной душой. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Разрушение души просто необходимо в умеренных дозах. Жаль, что Ерофей не может этого осознать. И хорошо, что он не присутствовал на недавнем совещании, ни к чему такому душевному существу знать о готовящихся переменах. Он оставался во власти прекраснодушных идеалов.

Кроме того меня сильно насторожило невнятное упоминание Ерофея о добрых людях, которые помогли ему во всем разобраться. Глаза домового светились неподдельным восхищением, когда он говорил об этих неведомых доброхотах. На все мои вопросы, как прямые, так и хорошо замаскированные, Ерофей или не ответил вообще, или отделался столь невнятными замечаниями, что я невольно начал подозревать его в неискренности. Неслыханно! У подчиненного появились секреты от своего начальника! А еще друг называется…

Короче, я отпустил Ерофея и пригорюнился, впав в совершенное расстройство чувств. Нюх подсказывал мне, что творится неладное, однако голые подозрения к делу не подошьешь. Подшить можно было только парчовый лоскуток, обнаруженный в подземельях, да и то непонятно куда и зачем. Что бы это значило?

От тягостных раздумий меня оторвал вновь засветившийся туман голограммы. Когда над столом повисла голова Главного Маршала, я оторопело уставился на нее, даже рот приоткрыл.

— Ушли? — деловито осведомился маршал, хотя и сам превосходно видел, что в кабинете кроме меня никого не осталось.

— Так точно, — вяло отозвался я, нехотя обозначив вставание.

— Сидите, сидите, — успокоил маршал и надолго умолк.

Нетрудно было заметить, что он тоже изрядно смущен и не знает, с чего начать. Но я не осмеливался что-либо советовать, чтобы не нарушить дерзкими словами ход его мыслей. Наконец маршал взглянул мне прямо в глаза. Я ощутил себя маленьким ребенком перед строгим, но любящим отцом, перед которым у меня нет никаких тайн. Испытующий взгляд проникал в самые потаенные уголки души. После долгой паузы маршал спросил:

— Вы удовлетворены происходящим?

Сказать, что я был ошарашен, значит ничего не сказать.

— Ну… — промямлил я, судорожно собирая обрывки мыслей. — Как бы…

— Нас никто не слышит, — успокоил маршал. — Будьте откровенны, как на исповеди.

— Не целиком, — нашел я обтекаемую форму ответа, за которым могло скрываться все, что угодно. Однако мою жалкую уловку сразу пресекли.

— Точнее.

Я через силу выдавил:

— Если бы я не опасался быть обвиненным… Мы ведь ни в коем случае… Категорически отвергли… Кампания против космополитов… Патриотизм… Долг…

Другой вряд ли уловил хоть крупицу смысла в этом жалком лепете, но не мой начальник. От его проницательного ума не могло укрыться ничто.

— Вот! — мне показалось даже, что я слышу, как он шлепнул ладонью по столу. — Именно! Мы забыли наши исторические корни, стали Иванами, не помнящими родства! Отреклись от великого прошлого! История России не началась в семнадцатом году, как бы не старались уверить нас мракобесы и реакционеры! Наш народ пытаются превратить в манкуртов. Пр-роклятые идеологи, — он произнес это слово с ударением на четвертом слоге. — Вот корень многих зол! А потому мы начнем активную борьбу за восстановление исторических корней великой России!!!

— Правильно! — с энтузиазмом подхватил я.

— Первая и самая неотложная мера, — в голосе маршала зазвенела начальственная сталь, и меня словно ветром сдуло из кресла. — Будут восстановлены введенные императором Петром Великим «Табель о рангах» и система воинских званий.

— Так точно!

— Согласно совершенно секретному приказу номер 3890 от 24 сентября 1722 года вы становитесь генерал-порутчиком.

Видя мою растерянную физиономию, маршал ласково добавил:

— Не хочу давать напрасных обещаний, но мне кажется, что звание генерал-аншефа не является для вас бесплодной мечтой.

— Рад стараться! — гаркнул я.

— Отлично, — кивнул маршал. — Доведите приказ до личного состава и подайте штатное расписание согласно новой системе.

— Будет исполнено.

Синеватое свечение уже начало таять, когда я отчаянно завопил:

— Подождите!

Маршал отреагировал мгновенно.

— В чем дело?!

— Есть предложение. Полагаю, что в соответствии с традициями, мы должны возродить коллективное посещение церкви и учредить должность полкового священника в нашем Управлении.

Маршал ненадолго задумался, а потом просиял:

— Блестяще! Я недаром столь высокого мнения о вас. Ваше предложение открывает такие блестящие перспективы, что вы, кажется, сами о них не подозреваете.

Это замечание поставило меня в тупик, но спорить с не стал. Значит, я умнее самого себя?

КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ

Боже мой, каким же я был идиотом! Тупицей! Болваном!

Я ругательски ругал себя, находя, что даже великий и могучий русский язык, к сожалению, недостаточно богат, чтобы точно отразить степень маразма, в который я впал. Для того чтобы начисто развеять убеждение в собственной незаурядности понадобилось совсем немного времени. И осталась такая же непоколебимая уверенность, что я законченный кретин.

Впрочем, начну по порядку.

Утренний развод я завершил командой не расходиться, а стоять смирно. Если задумано большое дело, так зачем откладывать? Претворять немедля.

Знал ведь, отлично знал, что благими намерениями вымощен путь в ад.

Пока я читал приказ о присвоении новых званий, в рядах началось непонятное брожение и шуршание. Что и говорить, контингент у меня подобрался аховый. По своей сущности домовые и овинные — крайние индивидуалисты. Конечно, свое дело они знают на отлично, здесь претензий не возникает и возникнуть не может. Зато офицеры из них… Как из этого самого пуля. Не чувствуют и не понимают, что армию делают армией дисциплина, порядок, субординация. Не прониклись. Сгоряча я даже собрался было придержать приказ о присвоении Волкодлаку-Задунайскому звания полуполковника, вторым пунктом которого извещалось, что оборотень сразу же производится вне очереди в полковники. Не мною дадено, не мне отнимать, справедливо рассудил я и постарался спрятать выползающие клыки, а дыма почти никто не заметил. Прикрикнул я построже, они и утихли. Произвел должное впечатление.

Настоящий переполох поднялся, когда вошел приглашенный загодя батюшка. Я планировал провести небольшой молебен об одолении супостата и даровании победы христолюбивому воинству, после чего благословить личный состав на совершение ратных подвигов. Завидев священника, я поощрительно улыбнулся. Ведь бедняге немудрено было и оробеть, настолько непривычные люди… То есть не люди, офицеры, смотрели на него. Сверкало золото погон, тридцать три полковника, из них пятнадцать генералов, как мудро определил седой начстрой. Вообще достойно сожаления, что наша организация пользуется незаслуженно дурной славой. Ведь мы самым решительным образом искореняем пережитки. Просто обидно делается, когда возводят незаслуженную хулу на людей, денно и нощно бдящих, не щадя живота своего, как честным и нелицемерным воинам быть надлежит… Горько и обидно! Словом, хотя и уломал я отца Иоанна, тот все-таки испытывал вполне понятное смущение.

Но вскоре, глядя на перепуганного священника, начал испытывать некоторое смятение и я. Дело в том, что легкое шевеление строя помаленьку переросло в откровенный беспорядок, заколебались даже верные из верных — бывшие сотрудники КГБ. Бросив короткий взгляд через плечо я обомлел…

Стоящий рядом со мною Задунайский менялся буквально на глазах. Бледные щеки покрылись густой серой шерстью, челюсти начали вытягиваться, показались внушительные волчьи клыки. Для меня-то они были младенческими зубками, но человека непривычного запросто могли испугать. Полковник отчаянно пытался устоять на ногах, но с каждым мгновением его шатало все сильнее. Волк — не цирковая собачка, служить не приучен. Да и форменные ботинки — далеко не лучшая обувь для волчьих лап.

Ерофей весь сгорбился, закрывая лицо ладонями. Неведомая сила буквально тащила его назад, на беспорядочно столпившихся домовых, овинников, дворовых. Вообще, строй полностью сломался, превратившись в полукруг, центром которого стал несомый священником крест.

Хуже всего пришлось спецам из группы привидений. С тихими проклятиями — стесняться начальства они полностью перестали, и я их вполне понимал — бедные призраки истаивали туманными струйками, растворяясь в воздухе.

Только тогда я осознал, какую яму сам же себе выкопал. Ведь до сих пор мы опирались на нечистую силу. Нечистую! Вот в чем соль. А я вознамерился привлечь ее под светлые ризы православной церкви. Совместить несовместимое. Ведь когда отец Иоанн закончит молебен, от всего моего воинства останется, пожалуй, две души — моя да праведника Зибеллы, которому я разрешил отсутствовать на построении. Горностай на молебне смотрелся бы несколько экстравагантно. Вот он и спал мирно в моем кабинете, охраняя белый телефон с золотым двуглавым орлом вместо диска.

Священник, видя неожиданный и сокрушительный эффект своей молитвы, замер на полуслове. С мужеством отчаяния, я произнес:

— Не волнуйтесь, батюшка, продолжайте.

И сам поразился писклявости собственного голоса. Торопливо сглотнув, откашлялся и повторил более уверенно:

— Продолжайте, святой отец.

Тот послушно кивнул, сжал крест так, что костяшки пальцев побелели, поднял его повыше и мерным шагом двинулся к походному алтарю. Хотя нетрудно было заметить, что ноги плохо слушаются его.

Наконец Волкодлак-Задунайский не выдержал. Хрипло зарычав, он опустился на четвереньки. Матерый волчище бешено завертелся, в стороны полетели китель, брюки, ботинки. Освободившись от одежды, он испустил протяжный, леденящий душу вой, священник так и присел. Волкодлак сверкнул на меня зелеными глазами, я в ответ предупреждающе показал клыки. Тогда оборотень одним прыжком выскочил в окно, только стеклышки зазвенели. Третий этаж его ничуть не смущал.

Следом за ним, грязно ругаясь, кинулись остатки привидений. Я говорю остатки, подразумевая потрепанную телесность каждого из них, а не сократившуюся численность.

Отец Иоанн, побелев как мел, дернулся было к выходу из зала, но я гаркнул:

— Продолжать!

Укрепившись духом, священник принялся читать молитву.

Сильно поредевшие шеренги моего бравого воинства были окончательно сокрушены. Когда священник повернулся к сопровождающему его дьячку, чтобы принять кропило, сдался державшийся до последнего Ерофей. С нечленораздельным воплем он рванул китель так, что пуговицы горохом запрыгали по вощеному паркету, и опрометью помчался к выходу. Хорошо хоть не в окно. Я глядел ему вслед с мрачным удовлетворением.

Amicus Plato, sed magis amico veritas.

Точнее, своя шкура дороже.

В те немногие секунды, пока Ерофея еще можно было остановить, я успел просчитать и взвесить все на много ходов вперед. Наверное, даже «Крей» не справился бы с этой задачей так быстро, но ведь человек — система практически непредсказуемая. ЭВМ, сталкиваясь с подобными проблемами, плывет, как свинья в апельсинах, а человек совершает невозможное сверхусилие. Я отлично знал своих сослуживцев, подчиненных, а главное — начальство. План родился в доли секунды.

Я приказал отцу Иоанну задержаться и вызвал к себе начальника АХЧ. Когда тот прибыл, я широким жестом обвел развешанные по стенам амулеты и обереги.

— Весь этот хлам немедленно вон!

У бедняги отвисла челюсть.

— Это товарищ генерал-порутчик… Господ… Петр Петрович! Да как же! — Он рванул воротник и вытащил ладанку. — Сам ношу! Корень мандрагоры! Иначе сожрут, проклятые, в мгновение ока! И костей не останется!

Я многозначительно поднял палец.

— Вот именно! Мы еще разберемся, по чьему наущению вся эта нечисть пробралась в славные ряды российских чекистов. Мы тщательно разберемся! И каждому воздастся по делам его.

Помутневшие было глаза начальника АХЧ постепенно приобрели осмысленное выражение. Заслышав привычные фразы, он обрел почву под ногами.

— Так точно, будет исполнено.

— Не сомневаюсь… — Я немного помедлил, — …господин полковник.

У того вновь отпала челюсть. Я терпеливо разъяснил:

— Начинайте привыкать к новому титулованию. Слава Богу, миновали проклятые времена всяких там товарище. Защищать свободу и демократию может только истинно свободный человек, господин своей судьбы! — Меня понесло. В подобном состоянии я мог произносить пламенные речи целыми часами. Конечно, я выбрал крайне рискованную тему. Если сорвусь — сразу и насмерть. Отчаянная попытка взять в свои руки вырвавшиеся из-под контроля события. Я рискованно помчался вперед, чтобы опередить всех. Если не угадаю направления — попаду под трибунал, зато и выигрыш может оказаться непомерно велик. — Чтобы я больше не слышал ничего подобного! Вы мне еще ляпните: «Служу Советскому Союзу!» Да я вас!.. Мы служим Родине! России то есть! Понятно?!

Полковник вытянулся в струнку.

— Так точно, господин генерал!

Я удовлетворенно кивнул.

— То-то. Как только закончите очистку, зайдите ко мне за новыми указаниями.

Я глубоко вздохнул и вытер пот со лба. Теперь предстояла гораздо более сложная задача — склонить к сотрудничеству отца Иоанна.

На это ушла масса времени и сил, но я справился. По ходу дела родилась безумная до гениальности идея форменной ленты для наперсного креста со знаками различия. Орденской лентой никого не удивишь, зато мундирной… В свое время мы ведь превосходно отличали старшего политрука от армейского комиссара, так почему дьякон не должен отличаться от епископа? А коль скоро Министерство Безопасности — организация военная, так и форма должна быть своя, отличная от одежд черного и белого духовенства. Не эполеты же им на рясы цеплять?! А вот форменная лента со звездами… простите, с орлами, это великолепно! В конце концов отец Иоанн меня понял. ведь печемся мы об одном и том же — о нравственном здоровье народа. Он пообещал мне всемерную поддержку и помощь и ушел, окрыленный перспективой производства в полковники. А то и генерал-рэкетмейстеры. Что-то, а сей нехитрый прием я освоил в совершенстве, с блеском. Благо на мне самом его не раз пробовали.

Но вообще-то изрядный болван этот священник. Неужели он все принял за чистую монету? Не для того я строил здание, чтобы собственными руками разобрать его по кирпичику. Нет, мне с православными не по пути. Не оттого, что они исповедуют христианство, а из-за из моральных установок. Слишком чисты. То ли дело иезуиты. Им разрешено и предписано действовать во славу ордена. AMDG. Мне нужны вампиры и привидения — они будут у меня работать. Мне нужны священники, мирящиеся с вампирами — я их найду. А вы-то подумали… Такой выход был бы примитивен…

Начальник АХЧ уже дожидался меня. Я прихватил с собой адьютанта, обратив внимание на его несколько блеклый вид, хотя не придал этому значения. Мы разговаривали с полковником, а я тем временем диктовал адьютанту приказ «Очередныя задачи Белаго Движения». Ну не силен я в старой орфографии, не силен! Что поделаешь. Принимайте меня таким, каков я есть. Впрочем, на адьютанта даже мои познания произвели впечатление. А еще больше — способность делать два дела сразу. Но если это доступно какому-то Юлию Цезарю, то генералу госбезопасности и подавно.

Первым делом я приказал сорвать вызывающий лозунг «На страже Советской Родины». Не знаю такой! Нету! Кончилась! Имеется Великая Единая Неделимая Россия! Только и только она! Впрочем, чтобы не возникало сомнений, полковник в мгновение ока организовал плакат «Православие, Демократия, Россия», изящно декорировав его трехцветными лентами. Это стало для меня настоящим сюрпризом — оказывается ему не чуждо прекрасное. Что же до остального, то меня нимало не удивила скорость перекрашивания. Работавшим в полном согласии с установками очередного судьбоносного и неизменно истерического пленума не составит труда и такой кульбит.

Тем не менее он подкачал — вновь удивился, когда я приказал установить походный киот прямо в своей приемной. С изображением Георгия Победоносца и обязательной лампадой.

А шустрый адьютант записывал указания о порядке ношения форменных нательных крестов. Только серебряные! В этом заключался глубокий смысл. Мы должны исключить разлагающее влияние роскоши. Золото недопустимо. В то же время следует учитывать специфику опасной работы. Простой кипарисовый крестик на суровой нитке видится мне недостаточно действенным амулетом… то есть защитным средством. Против нас выступит злобнейшая нечисть. Отборная. Натренированная. Беспощадная. Лишь очищающее влияние благородного серебра способно побороть бесовские чары.

Теперь форма. Это же безобразие, а не форма! Черный френч с накладными карманами и галифе. Трехцветный шеврон. Щиты с эмблемой черепа. Белая фуражка. Чуть не забыл, конечно же офицерский стэк. Только так, через «э». И подстричь всех, немедленно подстричь!

Личные дела бывших сотрудников Пятого и Девятого Управлений в мой компьютер, я сам буду проводить отбор кадров.

Обеспечить каждого сотрудника карманной библией. Организовать курсы изучения церковнославянского.

Чтобы к понедельнику не осталось ни одного нехристя. Организованно, строем в церковь. Отец Иоанн поспособствует, окрестит весь личный состав без ненужных формальностей.

Подготовить настольное руководство. Шпренгер-Инститорис, «Молот ведьм». Противника надо знать в лицо!

Отпустив измученных, падающих с ног офицеров, я позволил себе расслабиться на одну секунду, только на одну. Предстояло еще переделать массу дел.

Дрожащей рукой я вытер взмокший лоб и невольно вскрикнул. Мне померещилось, будто невидимка резанул меня по лицу бритвой. Подскочив к зеркалу, я убедился, что так оно и есть — поперек лба протянулась кровавая ссадина. Как мог проникнуть покушавшийся в кабинет, защищенный от всякого магического воздействия?!

Ч-черт! Совсем забыл, что ведь сам приказал снять все амулеты. Неужели за мной охотятся и уловили минутную слабость в защитной броне? Ведь уже завтра распятие и святая вода оборонят меня не хуже, а, может, и лучше всех талисманов.

Я стиснул кулаки и снова вскрикнул, ощутив резкий укол в правую ладонь. Квадратными глазами я уставился на собственный мизинец. Ноготь подозрительно вытянулся и скрутился трубочкой, да и сам палец как-то подозрительно онемел.

Навели порчу! Дознаюсь кто — с землей смешаю. Но это после. Пока на личное нет времени. Я аккуратно срезал мешающий коготь и спустил его в раковину, чтобы никакой колдун не смог им воспользоваться. Хуже, наверное, только вынутый след. И что-то мне этот ноготь напомнил. Что-то я видел совсем недавно…

Но отдохнуть мне не привелось. Едва я снова обосновался в кресле, как словно бомба взорвалась над столом. Маршал буквально клокотал, точно перекипевший чайник.

— Что происходит?! —сразу завопил он, не тратя времени на околичности.

Я сглотнул и внутренне перекрестился. Начинается главное испытание. Держаться. Держаться до последнего.

— Готовится реорганизация Тринадцатого Управления. Я не понимаю, что в этом значительного и неожиданного.

Маршала, казалось, удар хватил.

— Р-разогнал весь личный состав и спрашивает, что значительного?

Я пожал плечами.

— Вам ведь уже сообщили, что мы обнаружили на базе?

— Ну? — Маршал вздернул голову, как норовистый конь, на всем скаку осаженный уздой.

— Неужели вы полагаете, что мы сможем вурдалака сражаться против вурдалака? Привидение — против привидения? Дракона — против дракона? Я готов побиться об заклад, что они объединятся, чтобы вместе обрушиться на нас. Совершенно в этом не сомневаюсь. К сожалению, наши заклятые друзья из ГРУ…

— ГРУ?! — перебил меня маршал.

— Конечно.

— Но это же измена!

— Разумеется.

— Доложить наверх.

— Чтобы высмеяли?

— Что тогда делать?

— Они опередили нас. — Я не преминул подпустить ядовитую шпильку. — Только потому, что у меня были связаны руки. Кто посадил мне на шею «патриотически настроенных домовых и „наиболее сознательных леших“? Я сразу говорил, что следует обращаться к волкодлакам, упырям, умертвиям!

Маршал подозрительно прищурился.

— Что-то не припомню.

— Соответствующая докладная находится в архиве. С вашей визой и отказом.

— Даже так?

— Конечно. — Я твердо усвоил принцип «лучшая оборона — наступление» и не давал противнику передышки. Рискованно садиться верхом на бешеного тигра, но свалиться с него — вообще неминуемая смерть. — Нам еще предстоит разобраться в истоках вредительства.

Слово было произнесено. Фельдмаршал тоже, кажется, растерялся. Даже пенсне как-то жалко перекосилось. Однако он опомнился, сказывается многолетний опыт тайных баталий.

— Вот ты какой… Прыткий… Не ожидал, не ожидал… По крайней мере так скоро. — Он задумчиво покусал губу. — И, разумеется, рапорт уже отправил.

— Конечно, — с готовностью подтвердил я.

— Ваши действия… господин генерал?

Я еще раз мысленно перекрестился.

— Восстановление исконной русской православной веры. Изгнание всей и всякой нечисти. Духовное возрождение и очищение. Православие — Демократия — Россия, — мне вспомнился лозунг находчивого полковника.

Маршальская голова задумалась, потом кивнула.

— В этом что-то есть. Но не превратимся ли мы во врагов нами же созданному?

Торжествующая улыбка все-таки проступила на моих губах, потому что пенсне возмущенно возмущенно блеснуло.

— Как раз нет! Если мы избавимся от нескольких неврастеников и по-настоящему подозрительных личностей, это отнюдь не означает ликвидации структуры, а тем более системы. наоборот, очистившись, она многократно усилится.

— Интересно…

— Более того, я намерен резко расширить наши ряды и прошу вас добиться увеличения бюджета Тринадцатого Управления как минимум вдвое.

Маршал довольно оскалился.

— Но как столь специфический контингент уживется со священниками? Я уже наслышан о сегодняшнем скандале.

— А это уже моя забота. В конце концов ведь я специалист по колдовству.

— Ну-ну…

В этом неопределенно мычании смешались скепсис и угроза, не поймешь чего больше.

— Но мне потребуется ваша помощь.

— Ин-те-рес-но, — по слогам отчеканил фельдмаршал. — В чем же именно?

— Я намерен вызвать несколько духов. Но лучше всего это получится, если в моем распоряжении будут личные вещи покойников.

Фельдмаршал скривился.

— И только-то? Распорядитесь, доставят.

Я патетически воздел руки.

— Если бы так просто.

— В чем же трудность?

Пришлось быстро написать на листочке ряд фамилий. Произнести их вслух я не решился. Листок я показал висящей в воздухе голове. Да, сегодня день моего триумфа! Второй раз пенсне соскочило с носа фельдмаршала. Полные щеки запали, усики резко проступили на побелевшем лице.

— Вы далеко пойдете, господин генерал, — после долгой паузы произнес фельдмаршал. — Если кто-нибудь вас не остановит, вы совершите потрясающую карьеру. Теперь я вижу, какими недальновидными слепцами мы были. Впрочем, кое-чего не предусмотрели и вы…

— Чего? — флейтой взвизгнул я.

— Это вы и сами скоро узнаете.

Голова медленно растаяла. Как всегда последнее слово осталось за ним.

* * *

Похоже, сегодняшние события перевозбудили меня, потому что я потерял всякую осторожность. Отпустил адьютанта еще на улице и один поднимался к себе домой, погруженный в тяжкие раздумья. Как-то еще обернется моя затея? Машинально достал ключи, защелкал замком.

Почуял нечто неладное, однако не придал значения и смело шагнул в прихожую. Как только дверь закрылась за мною, что-то тяжелое рухнуло на плечи, смрадное дыхание обдало лицо. Я крепко схватил напавшее «нечто», и пальцы ощутили жесткую звериную шерсть. А потом мы опрокинулись и кубарем полетели из прихожей, увлекая за собой все встречающееся на пути. Острые зубы лязгнули над самым ухом, и я с трудом оттолкнул волчью морду, уже прицелившуюся к моему горлу. Откуда здесь волк?!

Зверь глухо зарычал и в остервенении рванул рукав. Острая боль парализовала мою левую руку, кровь так и брызнула! Я взвыл не хуже волка и дарил кулаком прямо в нос противнику. Тот обиженно взвизгнул и отлетел в сторону, только глаза зловеще сверкали в темноте.

Я судорожно царапал кобуру, пытаясь выхватить «Скорпион», но как назло крышка не поддавалась. Волк снова прыгнул. Я встретил его ударом ноги, отшвырнув прямо на телевизор. Звон и грохот! Слава Богу, за время работы я успел кое-чему научиться и теперь был уже не тем розовым идеалистом. Иначе я давно лежал бы мертвым. Матерый волчище загрыз бы меня в минуту.

Но была в его поведении какая-то неуверенность. Просто волка мои удары давно уложили бы на месте, а этот снова прыгнул на меня. Хотя и после изрядной заминки, что было явно неправильно. Мой удар пришелся в воздух, и мы с треском врезались в книжную полку. Схватив первую попавшуюся под руку книгу, я треснул волка по башке. Он взвыл и к моему величайшему удивлению обрушился на невинный томик, выхватил его у меня из руки и принялся терзать. Лишь сейчас я заметил, что волчьи глаза светятся фиолетовым гнилушечным светом.

Я быстро перекрестил ворога, и оборотень жалобно взвизгнул, точно его коснулось раскаленное железо. Так то! Застонав от боли в разодраной руке, я торопливо достал нательный крестик и выставил его перед собой. Призрачная, но несокрушимая защита!

Оборотень, разорвав книгу, вновь повернулся ко мне. Однако не посмел броситься, крест остановил его. А я тем временем справился с непослушной кобурой, и пистолет сам прыгнул в ладонь.

— Ну, сейчас получишь! — торжествующе посулил я. — Пули-то серебряные, ужо запляшешь!

Оборотень злобно зарычал. Вдруг сквозь волчий вой послышались человеческие слова. Я прицелился, однако палец вдруг отказался нажимать на спуск. Что-то знакомое проглянуло в неясном волчьем силуэте.

— Задунайский?! — Опять подсознание опередило меня.

Оборотень замер.

— Это ты?!

— Йя-у… — провыл волк.

Я рассерженно сплюнул.

— Докатился!

Но «Скорпион» и крест предусмотрительно не опускал, хотя левая рука наливалась свинцом. Крест, казалось весит не менее трех пудов.

Волчья морда слегка очеловечилась.

— Изменник, — укоризненно рявкнул оборотень.

— От такого и слышу, — огрызнулся я.

— Хотел нас всех заманить в ловушку, чтобы разом прикончить?

Я уже успокоился и включил свет. М-да, погром не хуже татарского.

— Дурак ты. Полковник, а дурак.

— Я не полковник, — оскорбился оборотень. — Я волкодлак.

— Вурдалак, — ругнулся я.

Задунайский осатанел. Он вполне готов был опять кинуться на меня. А я… Я торжествовал. Сейчас я убедился окончательно, что судьба хранит меня для великих дел. Ведь под руку мне попался именно томик Пушкина. Ничто иное не отвлекло бы внимание взбешенного начальника технического отдела. Но Пушкина он ненавидел глубоко и искренне. Люто, до самых глубин своей нечистой души. Ведь именно Александр Сергеевич ввел в употребление словечко «вурдалак» почти сразу вытеснившее древнее и благородное слово «волкодлак». Задунайский не мог простить поэту такого оскорбления. Ведь тот плюнул в душу всем честным оборотням…

— Хватит, успокойся, — остановил я его. — Сядем рядком и поговорим ладком. Да превратись ты в человека, хоть руку мне перевяжешь.

Задунайский прорычал нечто ругательное, однако подчинился.

Разговор затянулся, но мне удалось убедить оборотня. Он пообещал продолжать помогать мне. А для себя я тоже сделал вывод. Хватит играть в демократию и жить в обычной квартире. Пора переезжать на предложенную виллу.

ОТВЕТНЫЙ ХОД

Предпринятая мною переориентация Тринадцатого Управления конечно же сказалась на его работе. Просто не могла не сказаться. Но утверждать, что все сразу встало с ног на голову было бы неверно. Последовал достаточно длительный период привыкания и притирания, хотя перемен оказалось не больше, чем после памятного августа во всей нашей организации. Власти приходят и уходят, а госбезопасность остается. И новой власти она, наверное, нужна еще больше, чем старой, потому что она, новая власть, пока не слишком прочно стоит на ногах и нуждается в поддержке, в твердой руке… Впрочем, я немного отвлекся.

Практически все остались на своих местах, Стараниями Волкодлака-Задунайского удалось даже исполнить мой не вполне продуманный приказ (каюсь, грешен) о поголовном крещении. Не знаю, чего он добавил в купель, но мне пришлось долго уламывать отца Томаса, чтобы тот позволил это сделать. Только преподнеся ему наперсный крест на узорчатой ленте с генеральскими позументами, сумел я уговорить упрямого епископа. Мог бы сговорчивее быть, помня прошлое… С нательными крестами оказалось гораздо проще — фальшивое серебро.

Зибелла, после недолгих колебаний, решил сменить теплое и сытное место моего телохранителя на суровый хлеб рядового сотрудника Технического отдела. Чем его приворожил Задунайский — ума не приложу. Или он от меня сбежал? Не хотелось бы так думать… Но в самое короткое время Зибелла стал непревзойденным специалистом по установке клопов, жучков и прочей технической энтомологии. Его талант засверкал новыми гранями. А уж всеобщим любимцем горностай умел заделаться всегда.

Гораздо худший сюрприз поднес Ерофей. Он наотрез отказался работать у меня дальше. Не помогли ни уговоры, ни упреки, ни посулы, ни даже угроза военного трибунала.

— Хочу уволиться, жить в деревне, сено косить.

— Ты что, спятил? — Я не мог скрыть раздражения.

— Пусть так — спятил.

— Ну, как знаешь.

— Зачем держать? — вставил Задунайский. — С подобными настроениями он принесет нам больше вреда чем пользы.

— Слушай новых друзей, — непонятно добавил Ерофей. — Они тебя научат…

— Я сам решу, — отрезал я.

Быстренько подготовили приказ об увольнении из рядов, взяли положенные расписки, ровным числом шестьдесят восемь, и отпустили домового с миром, хотя я нутром чуял — хлебнем мы горя с этим правдолюбцем. Отпустили — что я мог еще для него сделать? Но на всякий случай я приказал Зибелле получше оснастить Ерофееву избушку портативными микрофонами.

А потом со спокойной совестью вернулся к делам текущим.

Бурная деятельность развернулась сразу по трем расходящимся направлениям. Опасная тенденция — занимаясь одним, рискуешь упустить другое, не менее важное. А когда все три выглядят одинаково важными и вовсе становишься в тупик.

Первое — реорганизация и доукомплектование Уравления. Мы быстро избавились от всяких там домовых, банных и прочей нечисти. Существа, неспособные понять святая святых — воинскую дисциплину, — они только вносили разлад и перебои в работу отлично смазанного механизма. С помощью Задунайского мы быстро заполнили образовавшиеся вакансии. Да и четыре моих новых заместителя неплохо потрудились. Хотя, откровенно признаться, поначалу оторопь брала при встрече с синевато-бледным вампиром, порхающим возле окна, либо с умертвием. Однако новые сотрудники показали себя исполнительными, пунктуальными работниками, и в запутанных было делах вновь воцарился отменный прядок. Одновременно пришлось внести ряд изменений в структуру Управления.

Хотя, кажется, я начинаю путаться. Первым и самым главным стало не это. Следовало дать понять зарвавшимся нахалам из ГРУ, кто в доме хозяин, а то они вконец распустились. Причина была веской. Фактически, определялось, кто будет управлять страной. Вы полагаете, что это делает президент, парламент, правительство? Формально — да. Однако на основе чего ни принимают свои решения? Опираясь на информацию, которую подаем им мы, разведка. Вообще в наше время информация приобретает ключевое значение. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Поэтому борьба с ГРУ обретала глубинный смысл. Кто возьмет под контроль информацию? А значит, кто возьмет под контроль страну. Здесь все средства хороши, ставка крайне велика. Поэтому отвлекаться на прочие мелочи мы не могли…

Не знаю, какие пружины надавил фельдмаршал, только через два дня у меня а столе лежал короткий список с приколотым распоряжением: узнать, где готовятся наши «братья по оружию». Шпионские школы и полигоны мусульманских террористов нас нимало не интересовали. Опять-таки не знаю, что и как предпринимал Задунайский, но спустя два дня он с таинственным видом подчеркнул в списке одну строчку. При этом оборотень непроизвольно облизнулся, показав желтые клыки.

Я уже имел случай их оценить — рука побаливала до сих пор. Немного поразмыслив, я решил вставить в воротник кителя железную пластину. Благо у новой формы воротники были стоячими. Береженого Бог бережет.

После этого мы занялись подготовкой операции. Непосредственное руководство ею я возложил на начальника отдела специальных операций Юрия Владимировича. Распределение обязанностей между моими четырьмя новыми заместителями произошло естественным образом. Юрий Владимирович слыл докой в подобных операциях — ему и карты в руки, особенно, учитывая его профессиональную нелюбовь к ГРУ. Однако я решил лично проконтролировать и поучаствовать. Конечно, я не собирался носиться с пулеметом наперевес, миновали лихие времена, невместно для нашего чина. Но какая-то авантюрная жилка таки трепыхнулась. Да и предчувствие, если хотите, тоже позвало в дорогу.

* * *

Время для нападения выбрали стандартное — половина четвертого. Начальник караула видит самые сладкие сны, и, помня об этом, часовые дают себе маленькое послабление, уповая на технические средства. Конечно, «Аквариум» посеял вокруг своей вотчины эту мерзость в изобилии, но ведь и мы не лыком шиты. Все датчики рассчитаны на обыкновенных людей и вообще на материальные объекты. А их у нас не было. На базе обучали вампиров, но я резонно полагал, что армейская ограниченность не позволит окружить базу противомагическими ловушками. Догматики и рутинеры не способны воспарить мыслью.

Я глянул на часы. Пора бы.

Юрий Владимирович, заметив мое движение, улыбнулся.

— Уже начали.

— Так почему… Ах, конечно…

Я представил, как привидения бесшумными сгустками тумана скользят над землей, направляясь к сторожевым вышкам — своей первой цели.

На всякий случай я потрогал любимый «Скорпион». С той памятной ночи, когда случилось небольшое недоразумение с Задунайским, я не расставался с ним ни на миг. Выяснилось, что золотые погоны сами по себе — отнюдь не защита. А «Скорпион» меня устраивал — легкий, надежный, скорострельный. Все пули в магазине — исключительно серебряные. Мне предлагали кое-что из нашей техники — «Утес», «Дрель»… Но я казался непатриотичен. Своя шкура дороже.

Юрий Владимирович вновь улыбнулся.

— Все предусмотрено, случайностей не будет.

— Не зарекайтесь, — остановил я его, раздосадованный, что моя нервозность прорвалась наружу и была замечена.

— Повторяю, случайности возможны только у дилетантов, — обиженно сказал Юрий Владимирович.

Конечно, сидя в штабном бронетранспортере, можно чувствовать себя уверенно, однако небольшая острастка в любом случае не помешает.

Юрий Владимирович откинул верхний люк, высунулся. Тишина.

— Вот видите, — хмыкнул он, ныряя обратно в темное чрево стальной махины, — все спокойно. Мои орлы сработали четко.

Еще бы. Я представил себе, что происходит сейчас на вышках и поежился. Легкий, невесомый клочок тумана вдруг возникает из темноты и медленно наплывает, разрастаясь, затягивая все вокруг. Тишина, листик не шелохнется. Но, когда это невинное облачко обнимет тебя, вдруг обнаруживаешь, что туман приобрел густоту клейстера. Он заклеивает нос и рот, мешает дышать. Ты пытаешься крикнуть — напрасно. Из горла вырывается лишь беспомощное сипение. От недостатка воздуха в ушах начинает звенеть, потом звучит грохот сотен тяжких молотов, перед глазами крутятся разноцветные светящиеся колеса. Но ты понимаешь, что это далеко не конец. Некто совершенно ужасный надвигается на тебя изо мрака. Бессмысленно пытаться передать словами его облик, потому что он не имеет вида, да ты и не различаешь его, хотя твердо знаешь — он рядом. Каждая клеточка твоего тела принимается биться в истерике, глаза вылезают из орбит, руки костенеют, а под конец не выдерживает сердце…

Да, жуткая штука — настоящее, неподдельное привидение. Не хотел бы я с ним столкнуться. Тем более, что на инструктаже Юрий Владимирович доходчиво объяснил: патронов не жалеть, холостыми не стрелять. Не знаю, что там считается патронами у привидений, однако наверняка ничего приятного. Вся операция для людей в моем Управлении оставалась очень засекреченными маневрами, зато остальные имели нормальные боевые приказы.

Летели минуты, однако даже самый слабый звук не нарушал ночного покоя.

— Идем, — сказал я. Дело в том, что мне хотелось поближе познакомиться с тем, что придумали наши заклятые друзья. Не стоит упускать малейший шанс поучиться

— Подождем, Петр Петрович, — остановил меня Юрий Владимирович.

— Сначала нужно расчистить подходы, убрать колючку и мины.

— Неужели вы полагаете, что я собираюсь прятаться по кустам, словно какой-нибудь диверсант? — вежливо поинтересовался я. — Нет, я хочу войти через парадный вход.

Юрий Владимирович ничего не сказал, лишь поморщился неодобрительно. Повинуясь его приказу, два здоровенных вампира команды «Дельта» двинулись следом за мной. Интересно, почему у него такое явное пристрастие именно к вампирам? Он укомплектовал «Дельту» почти целиком из них. А я порадовался, что успел усовершенствовать свой китель. Не внушали доверия мне их мрачные физиономии. Мало мне адьютанта, на тебе еще двоих…

Звезды на воротах части светились рассеянным багровым светом, словно две пригоршни горячих углей. Непорядок! Почему устаревшая символика до сих пор не заменена на двуглавых орлов? Это нераспорядительность или политическая демонстрация? Мое изумление передалось сопровождающим, адьютант даже икнул.

— Кое кому не поздоровится, — прошипел я и осторожно, но требовательно стукнул в дверь КПП. В приотворившемся окошечке промелькнуло странное белое лицо, и дверь открылась.

— Добро пожаловать, генерал, — плотоядно осклабился жирный волкодлак, вытирая окровавленную морду. Слегка вспотевшими руками я нащупал «Скорпион» и серебряный крест. Никак не могу привыкнуть к новому контингенту. За ними глаз да глаз!

Я повернулся к вампирам.

— Спецмашину сюда. И побыстрее!

Адьютант скривился как от зубной боли, но послушно упорхнул. оборотень тем временем открыл ворота, однако я не торопился входить. Мало ли каких ловушек наставили мудрецы из ГРУ? Наконец, добродушно пофыркивая теплым дымком, подкатил бронетранспортер. Единственным его отличием от стандартного армейского была башня. Вместо рубчатого пулеметного ствола ее венчала толстая труба водомета.

Я легко вскочил на броню. Адьютант последовал за мной. Зато вампиры с видимым отвращением отодвинулись подальше. Знаю я вас, не по нраву святая вода! Так что даже Юрий Владимирович не все знал о плане операции, оставались у меня маленькие секреты. Весом двадцать тонн.

Теперь я чувствовал себя много бодрее. Но на всякий случай снял «Скорпион» с предохранителя».

— Поехали.

Никто не ответил. Я сунул голову в люк и вздрогнул. Пусто. Я уже открыл рот, чтобы выругаться, однако спохватился. Как я мог забыть, что теперь все технические должности в моем Управлении занимали гремлины. Знающие, тихие, исполнительные. И не любящие показываться на люди. Они обычно прячутся внутри подчиненного механизма — мотора, пушки, радиолокатора.

— Двигай! — резко скомандовал я.

Впрочем, въехать в ворота нам не удалось. Напрасно урчал мотор, напрасно колеса крутились так, что запахло паленой резиной. Бронетранспортер словно уперся в невидимую стену. Эта комедия могла тянуться бесконечно, если бы я не сообразил, что ворота заговорены. Все-таки люди «Аквариума» оказались не столь наивны, как я предполагал вначале. Следовало лишь правильно определить: заговорена для зла или против него. А то попытка снять заговор может привести к совершенно катастрофическим результатам. Если святые мощи полить святой водой… Появление нового Иерусалима мне ни в коем случае не нужно.

Я осторожно приблизился к воротам, буквально обнюхивая каждую их пядь. Эманация сопротивления исходила из-под воротных столбов. Что это? В последнее время я начал немного путаться и потому решил попросить помощи. Поманив пальцем одного из вампиров, я приказал:

— Копай здесь.

Если там окажутся действительно святые мощи… Что ж, один вампир — не велика потеря.

Однако наш орел беспрепятственно подкопался под столб, хотя и его сверхъестественное чутье не обнаружило ничего подозрительного. Значит, моя первоначальная догадка оказалась правильной — это злое заклятье.

Действительно, подавая мне шелковый мешочек, вампир даже изогнулся от почтения. Я развязал мешочек, глянул. Хороший зуб. Вампирский. Правый глазной зуб графа Дракулы Задунайского, как выразился бы классик. Но предаваться реминисценциям было некогда, и я махнул рукой:

— Поливай!

Водомет зашипел, и струя святой воды окатила ворота. Они вспыхнули прозрачным серебристым светом, похожим на блеск далеких молний. Краска в тот же миг обуглилась и начала облезать чешуйками, звезды погасли.

Мои вампиры старательно прятались позади, тщательно следя, чтобы ни одна капля не попала на них. Скверно, что эта процедура выдала нас, настолько яркой оказалась вспышка. Теперь о нас знали все! Отступать было поздно, только вперед! И я торжественно въехал в город на белом коне.

Подозрительная тишина настораживала. Не верил я в то, что территория части полностью очищена от врага. Привидения сумели полностью нейтрализовать человеческий фактор охраны базы. Но куда делся спецконтингент? Ни мои глаза, ни чуткие датчики — создания Задунайского — не могли различать ничего. Неужели всех вывезли?

Шины бронетранспортера шуршали по бетонной полосе, обсаженной приятными на вид кустиками. Фонари ярко горели, и было светло как днем. Опытный глаз профессионала поэтому легко различал переплетающую штамбы колючую проволоку, а изящные цветочные клумбы на проверку оборачивались пулеметными гнездами. Я ведь сразу определил — близорукие догматики. И амулет под воротами скорее всего закопали не против, а для. Для того, чтобы не разбежались собственные воспитанники. Против обычных диверсантов защитились отлично, но все хваленые системы не помешали орлам Юрия Владимировича — привидениям и вампирам — успешно обрабатывать безжизненные тела, распластанные у пулеметов. Все-таки Задунайский — гений своего дела, его следует беречь, аки зеницу ока. Он разработал специальный душеэкстрактор, с помощью которого можно из неповрежденного тела извлечь еще тепленькую душу. Для дальнейшего использования в надлежащих целях…

Здесь мои размышления прервал резкий грохот автоматной очереди, лязг пуль по броне, противное верещание рикошетов. Я мешком ухнул наземь, до крови рассадив левый локоть. Не везет же этой руке.

В окне штаба замигали сине-багровые огоньки. Вновь вокруг запели пули. Один из вампиров слишком уверовал в свою безопасность, попер на пулемет в открытую и поплатился. Очередь перерезала его буквально пополам. Не так прост оказался противник. Пульки-то тоже употреблял серебряные!

Неслышной тенью подлетел Юрий Владимирович. В храбрости ему нельзя было отказать.

— Заминка?

Вместо ответа я протянул руку. Он сочувственно покивал, но не смутился.

— Надо спешить, — напомнил я. — Сейчас сюда наверняка мчатся вертолеты с ближайшей базы.

— Не беспокойтесь, — ухмыльнулся он, и его острые зубы зловеще сверкнули в синеватом свете ртутных фонарей. — Враги поймали сами себя, разместив базу в столь глухом месте. Помощь, если придет вообще, придет нескоро.

Повинуясь неслышному приказу, белесые облачка устремились к штабу. Но вдруг остановились, расплющившись о невидимую преграду.

— Магический щит, — злобно прошипел Юрий Владимирович. — Проклятье! Почему его не обнаружили сразу?! Придется вам выкуривать его, — повернуся он к моему адьютанту. — Это работа для настоящего мужчины.

Мы посмеялись шутке, хотя было ясно, что серебряные пули свалят человека ничуть не хуже, чем вампира. Между прочим, я не уверен, что он человек….

— На вас ни в чем нельзя положиться, — упрекнул я своих подчиненных. — Неужели для штурма пулеметной точки требуется именно генерал-порутчик?

По моему приказу бронетранспортер медленно пополз вперед. Пулемет зашелся истерическим лаем. Наш ответный огонь был откровенно слаб и не причинил невидимому противнику никакого вреда.

Зато у нас в тылу начало происходить нечто непонятное, а потому особенно неприятное. С лязгом откинулись крышки канализационных люков. Не ожидал такой подлой уловки!

Хорошо отработанные рефлексы решили за меня: «Скорпион» в руке задергался, как живой, и пули высекли веер искр из бетонки. Но под первой крышкой оказалась вторая, она явно была рассчитана на прямое попадание атомной бомбы умеренного калибра — вороненая сталь толщиной полметра. Это я оценил, когда многотонная туша бесшумно поползла в сторону. Одно хорошо — люди там явно не прятались.

Адьютант нервно встрепенулся. Я понимал его: что-то выползает наружу, лучше держаться подальше. Однако панику в бою следует пресекать беспощадно, и я жестко приказал:

— Мое оружие! Быстро!

Громкий командный голос оказал благотворное действие. Бедняга проворно нырнул в люк БТР и подал мне арбалет. Вся соль заключалась в стрелах — рябиновое древко, а вместо наконечника

— стеклянная капсула со святой водой. Рябиновый прут сам по себе, как известно, рассеивает колдовские чары, а вода должна изгнать чертовщину. Я выстрелил навскидку, не целясь.

Тонкий звенящий стон отметил уничтожение магической завесы.

— Огонь! — взревел я.

Только брызги полетели, когда несколько автоматов ударили по окну, где затаился противник. Громкий вопль показал, что теперь наши выстрелы были куда более действенны.

Нам следовало бы, не медля ни секунды, броситься туда, но помешало неожиданное происшествие. Всего ожидал, кажется, но… В открывшихся бетонных колодцах вспыхнуло багровое пламя, отчего они вмиг стали похожи на стартовые шахты. Промелькнула дикая мысль: сейчас рванет, хорошо бы не атомные… Действительность оказалась не лучше.

В небо метнулись столбы мрачного пламени и черного дыма, резко запахло серой. А секунду спустя три черно-зеленых тела взмыли к низким тучам. Драконы! Вот где их прятали! Да еще троих сразу. Последний уцелевший охранник выпустил на свободу адских тварей, сразу превратив нашу победу в катастрофу. Он знал, что сделать. Начнут дракончики обживать округу, тогда все взвоем благим матом. Головы полетят!

Эта же мысль совершенно отчетливо проступила и на лице Юрия Владимировича.

— Драконами займемся потом, — я в корне пресек зарождающийся беспорядок. — Сейчас надо справиться с негодяем, их выпустившим. И как можно скорее.

Пальба из окон штаба прекратилась, и мы, по-прежнему прикрываясь броней, направились к зданию.

Обнаружилось примерно то, что я ожидал. Зато адьютант долго переваривал увиденное.

На полу распростерся высокий костлявый мужчина в полушубке, подпоясанном кушаком. Я насчитал по меньшей мере пятнадцать ран, хотя он все еще дышал. Рядом с колдуном (а кто же еще?) валялся посох с железным крюком, автомат АКС-74У и несколько пустых магазинов.

Колдун со стоном перевернулся на спину и с такой ненавистью посмотрел на нас, что даже не ведающие страха и смущения вампиры попятились.

Я на всякий случай прошептал:

— Чур меня, чур, — и снова нащупал в кармане крестик.

Юрий Владимирович приятно улыбнулся и приказал своим орлам побыстрее собирать документы. Орлы вприпрыжку бросились по кабинетам. А я остался творить молитву возле умирающего колдуна, чтобы он не мог повредить нам.

Господи, как он рычал и скрежетал зубами, отходя! Жуткая вещь — кончина колдуна, никому не пожелаю любоваться. Теперь я в полной мере оценил глупость господ из ГРУ. Они оказались в положении известного ученика чародея — выпустили на свободу силу, не зная, как ее укротить. А нам теперь приходится расхлебывать заваренное ими адское варево!

Заметив, что колдун упрямо тянется к своему автомату, я спокойно сменил пустой магазин «Скорпиона» и точной очередью отрубил костлявую руку. Отвалившаяся кисть шевелилась точно полураздавленный паук, пока я не хлестнул ее предусмотрительно запасенным рябиновым прутом. Она моментально занялась чадным пламенем и быстро сгорела, оставив после себя липкое черное пятно.

Колдун застонал, но я рассмеялся ему прямо в лицо.

— Не на того напал.

— Ты еще пожалеешь, — прошелестел слабый голос.

— Не о тебе! — отрезал я,

— Как знать…

— Сгинь, изыди! — строго приказал я, нашаривая на поясе небольшой осиновый колышек.

Колдуна вновь заколотило, точно сквозь него пропускали электрический ток.

Примчался озабоченный Юрий Владимирович.

— Все вымели подчистую! Пора уходить!

— Идем, — согласился я.

Вдруг какая-то сила подняла полумертвого колдуна, он шагнул к нам. Мы непроизвольно шарахнулись в разные стороны. Но глядел он только на меня с адьютантом, Юрий Владимирович внимания не удостоился. Чуял человечину, негодяй.

— На тебе, — проскрипел колдун.

— Отдай тому, у кого взял, — автоматически ответил я.

Зато адьютант замешкался.

Колдун протянул пустую руку ладонью вверх и уже требовательно повторил:

— Бери на память!

Видимо бедный парень подпал под влияние неведомых сил, потому что покорно протянул свою руку навстречу. Их ладони соприкоснулись, и колдун дико захохотал. В тот же миг его тело начало стремительно истлевать. Кожа пожелтела, сморщилась и поползла клочьями с черепа. Вскоре перед нами стоял весело осклабившийся скелет в пробитом пулями полушубке. Он еще раз громогласно хохотнул и рассыпался по косточкам.

Мы с Юрием Владимировичем как по команде повернулись к адьютанту.

Тот побледнел, словно привидение. Пострадал за свою неграмотность. Никто не просил его ввязываться в эту операцию, выслужиться захотелось. Я не сомневался, что он соглядатай, приставленный ко мне фельдмаршалом. Так хотя бы почитал про колдунов и ведьм, знал же, где работает! А так — получил по заслугам…

Юрий Владимирович вопросительно глянул на меня. Я предостерегающе поднял ладонь.

— Не спешите, нам нужна информация.

— Не промахнитесь на сей раз вы, генерал, — проворчал он, но пригасил кровожадный огонек в глазах.

— Кто ты? — жестко спросил я.

— Полуголова приказа черной магии Федор Петров сын Бекбулатов.

Мы вновь переглянулись. Вон куда корешки потянулись! Но с другой стороны хорошо, что такую крупную щуку отловили.

— Живьем, — одними губами приказал я Юрию Владимировичу, тот понятливо кивнул, а снова обратился к бывшему адьютанту, а теперь колдуну: — Откуда ты пришел?

— Из мрака.

— Кто твой хозяин?

— Князь тьмы.

Меня прошиб холодный пот. С каждым мгновением я терял почву под ногами. Мы все проваливались в такую трясину, из которой вовек не выбраться. Но самое скверное — мы могли увлечь за собой весь мир. Неужели безумцы действительно сочли число зверя и начертали его? А три дракона, коих мы видели, суть «выходящие из уст дракона и из уст зверя, и из уст лжепророка три духа нечистых, подобных жабам»? Тогда я замахнулся не по плечу. Справиться с мелкими бесями — плевое дело. Вампиры, привидения, оборотни, пусть даже сами драконы — тоже, в общем, противники знакомые и привычные. Но вот князь тьмы…

К счастью орлы Юрия Владимировича не ведали ни страха, ни сомнений, Сеть, сплетенная из заговоренных вервий, рухнула на новоиспеченного колдуна, прежде чем он успел опомниться. Сноровистые вампиры спеленали его по рукам и ногам, забили в глотку кляп, чтобы случайное заклинание не освободило злодея.

Оставалось только получше замести следы. Я хорошо выбрал способ. Оставлять после себя пепелище, чтобы любой мог копаться и разнюхивать… Я не столь наивен. К завершающему этапу операции я готовился наиболее тщательно. Как справедливо заметил Штирлиц, запоминается последняя фраза. Я хотел, чтобы ГРУ надолго запомнило мое последнее слово, однако не сумело понять его.

Я достал клок черной шерсти и фляжку с нечистой водой. Правда, пришлось на время отложить подальше крест, иначе заклинание не сработало бы. Орлы-вампиры радостно захлопали в ладоши при виде вонючей трясины, в считаные мгновения проглотившей здания, дороги, деревья, пулеметы, трупы… Все. Пусть теперь, кому охота, лезет в проклятое болото!

Мы возвращались с победой, однако у меня кошки скребли на душе.

БУДНИ КОНТРРАЗВЕДКИ

Я вернулся закопченный дымом пожаров и побед. Словно для того, чтобы испортить мне настроение, моего возвращения поджидала необъятная гора разнообразных дел, по преимуществу бумажных. Сражаться с драконами, право слово, куда легче.

Первым примчался на прием начальник отдела личного состава с ворохом личных дел и кипой отчетов о проделанной работе. Генрих, по доброте душевной, взвалил на себя по совместительству обязанности начальника штаба, походной канцелярии и еще многого другого. Его педантизм и аккуратность уже вошли в поговорку. Если бы не он, мои вахлаки утонули бы сами и утопили бы все Управление в штормовых волнах разбушевавшегося делопроизводства. Ведь даже вампиры и оборотни не склонны возиться с бумажками, полагая это нестоящей мелочью. А что тогда говорить о домовых и леших?

Приятно улыбаясь, он положил на стол приказ о зачислении в отдел Юрия Владимировича всех грешных душ, уловленных во время последней операции на должности привидений.

Мне оставалось лишь всплеснуть руками.

— Я-то думал, что даже он сам не знает их имен, а у вас приказ отпечатан.

Глаза за стеклами пенсне лукаво сощурились.

— Не только приказ, но и личные дела. С автобиографиями до и после смерти, положенным числом фотографий и вообще всем необходимым.

— Невероятно.

— Для хорошо налаженного делопроизводства нет ничего невозможного. Ordnung основа основ есть.

— Положительно не знаю, как отметить ваше старание. — Я задумался. — Конечно, можно было бы вернуть вам ваше прежнее звание, однако, боюсь, нас не вполне правильно поймут. Пока еще рано.

Генрих немного театрально вздохнул.

— Я работаю не ради наград.

— Знаю. Что у вас еще?

— Приказ об увольнении. Нашлись три сомнительных элемента, которые пригрелись на космических станциях «Трезубца». Мы полагаем их присутствие опасным, отец Томас и Задунайский уже подготовили надлежащую замену. Тем более, что они ведут явно паразитический образ жизни. Мы произведем освящение станций, торжественное молебствие, воздвигнем походные алтари. Святой крест и горячая молитва защитят наши силы сдерживания гораздо лучше бесей. — Он с чувством перекрестился. Я последовал его примеру. А потом черкнул пару строк на подготовленном приказе.

— Произведите служебное расследование, по чьей инициативе и с чьей помощью попали они на станции. Негласное расследование, конечно.

Генрих с минуту смотрел на меня широко открытыми глазами, потом кивнул.

— Будет исполнено, господин генерал.

В дверь осторожно поскреблись, и в кабинет просунулась острая мордочка Зибеллы. Завидев Генриха, он с быстротой молнии пропал. Поняв, что горностаю нужен разговор с глазу на глаз, я торопливо подписал все документы и отпустил Гиммлера.

Вид Зибеллы насторожил меня сразу. Слишком уж он был весел, дурной признак.

И действительно, Зибелла приволок мне ворох магнитофонных кассет. Послушал я их, а потом минут пять старательно причесывался, чтобы заставить улечься вставшие дыбом волосы. Подготовленный Зибеллой материал отличался двумя качествами, возведенными в превосходную степень: разнообразием и неприятностью. Чего угодно ждал, но не такого…

Первым шел вопрос о моральном разложении. Это среди призраков! Воистину сказано: не верь глазам своим. Однако я вынужден был поверить. Усердный не по разуму Зибелла в мгновение ока в порошок стер блестящую кандидатуру на пост моего заместителя. Многое можно простить, но мы должны блюсти чистоту рядов, а нам показали учебное пособие по ультрапорнографии. Я понимаю, призраки тоже люди, но нельзя же так…

Я нажал клавишу селектора.

— Задунайский.

— Слушаю, — неприятно проскрежетал динамик.

— Подготовьтесь к дематериализации.

— Кого?

— Пока секрет. Приду лично.

И без голоприемника я увидел, как Задунайский пожимает плечами, но в голосе его не прозвучало и нотки удивления.

— Хорошо. Когда?

— Сразу после обеда.

— Будет исполнено.

Я задумался. Не с того мне хотелось начать свою работу. Признаться откровенно, я даже не представлял себе разнообразия своих обязанностей здесь, в стенах Управления. На войне было много проще.

Нетерпеливое покашливание Зибеллы вернуло меня к действительности.

— Что дальше?

А дальше, как говорится, было больше.

Заговор. Да, именно так. Фривольные разговоры относительно непрофессионализма нового, то есть моего, руководства. Недаром я всегда считал человеческое звено самым слабым. А прочность цепи равна прочности самого хрупкого звена. От него следовало избавиться, как можно скорее и как можно беспощаднее.

Я вновь щелкнул селектором и гаркнул адьютанту:

— Замов ко мне! Немедленно! Меня нет ни для кого! Ни для господа Бога, ни для Сатаны рогатого!

И хлопнул ладонями по столу. Левая неприятно заныла. надо, наверное, сходить к врачу. Со мной творится нечто неладное. Грешным делом я даже испугался: не проказа ли? Уподобляясь бессмертному герою Джерома тщательно проштудировал медицинскую энциклопедию, но пришел к выводу прямо противоположному. Я здоров. Непозволительно безукоризненно здоров. Человек таким не бывает, всегда найдется хоть маленькая хворобушка. А у меня нет ничего из преогромнейшего списка. И при всем при том — что-то несомненно происходит неладное.

Зибелла вновь кашлянул.

— Сгинь! Тебя не должны видеть.

Он вопросительно поглядел на непрослушанную еще кассету.

— Потом. Сейчас не до тебя.

Горностай обиделся.

— Не надо, успокойся. Сразу после совещания. А сейчас тебе лучше исчезнуть. Сожрут. С костями.

Зибелла ехидно подмигнул. Не с такими, мол, справлялись, и тотчас растворился в воздухе, словно его и не было.

Вовремя!

В дверь деликатно поскреблись. Я оценил предупредительность своих замов. Как как всякие нормальные духи, они могли материализоваться прямо в кабинете, несмотря на запертые двери и амулеты. Их хватало против заштатного привидения, но ведь я набирал личности самые выдающиеся. Что бывшему епископу Томасу распятие?

— Войдите, — разрешил я.

И они вошли.

Но сразу попятились назад, к двери. Не понимаю, что их так удивило?

— Садитесь, — предложил я, разговор будет долгим.

Они бесшумно скользнули в мягкие кожаные кресла.

Начальник отдела контрразведки генерал-майор Малюта Скуратов-Бельский. Величайших трудов мне стоило уговорить его побриться и сменить дремучий сарафан на цивильное платье, либо современный мундир.

Начальник отдела пропаганды его преосвященство епископ Томас Торквемада. По совместительству генерал-рэкетмейстер. И здесь не обошлось без проблем. Правоверный католик наотрез отказался признать другие конфессии. Улестил, заверив, что сначала следует разобраться с безбожными еретиками и сатанистами.

Начальник отдела специальных операций Юрий Владимирович Андропов. При слове «демократия» у него непроизвольно скрежещут зубы, и еще он все время недовольно косится на Торквемаду. В остальном — идеальный призрак для своего места.

И бриллиант в моей коллекции. Человек, то есть призрак, взваливший на свои плечи тяжкий воз рутинной канцелярщины и волокший его с наслаждением и даже артистизмом. Генрих Гиммлер. Вот с кем мы работаем душа в душу.

Конечно, возникали некоторые трения из-за понижения в чинах. Но я строго указал им, что никакие прежние заслуги в расчет не принимаются. Я буду учитывать только нынешнюю реальную работу. Кроме того имеется множество отменных кандидатур на замещение вакантных мест: Кэндзи Доихара, Вильгельм Штибер, Жозеф Фуше, мистер М., Эрнст Кальтенбруннер, Роберт Сесил и так далее до бесконечности. И лично от меня зависит перемещение из мира духов в мир реальности. Они это превосходно поняли и в полной мере оценили мою деликатность.

— Я хочу сообщить вам пренеприятное известие, — начал я с сакраментальной фразы. — Нам надо очистить свои ряды от скверны.

Глаза Торквемады сверкнули. Предстояло знакомое и близкое ему дело. Однако я совершенно отчетливо уловил в них тень испуга.

— В настоящее время недопустимы никакие разногласия, а тем более интриги. Затесавшиеся в наши ряды людишки пытаются строить козни, утверждая, будто мы приносим слишком много вреда, что совершенно уничтожает приносимую нами же пользу! Речь идет не о том, стоит ли их полностью заменить. Решение принято, приказ подготовлен. Людям не место в стенах нашего Управления! Сомнениявозникают, когда мы пытаемся выяснить, насколько быстро и безболезненно пройдет такая замена. Располагаем ли мы достаточным по количеству и подготовке контингентом?

Его преосвященство (он же генерал-рэкетмейстер Торквемада, как вам угодно) сдержанно возразил:

— Может, не стоит торопиться? Мы ведем обработку заблудших душ форсированными методами, и результаты не замедлят сказаться. Отпускать на сторону людей, посвященных во многие секреты нашего ордена мне представляется крайне неразумным и даже рискованным. Я не верю в подписки и расписки. Человек слаб.

Малюта криво ухмыльнулся.

— Не богоспасательными речами вы их потчуете?

— Конечно нет. Растление душ обеспечивают заложенные в тайники труды отцов марксизма-ленинизма. Я не знаю другого столь мощного средства. — При этих словах Юрий Владимирович перекосился. — Насилие над ближним суть основа коммунистической идеи. К ним добавляются в надлежащей пропорции приказы основателя нашей системы. Нам удалось установить точное процентное соотношение, обеспечивающее максимальный эффект.

Тут и Железный Генрих не выдержал:

— Это верно! Даже прусская казарма — перепившийся бордель по сравнению со счастливыми фаланстерами Сен-Симона и Фурье. А такой порядок может обеспечить только сила. Впрочем, толпа любит насилие.

— Злобная клевета, — прошипел Андропов. — И вообще, я не понимаю, ваше преосвященство: вы спасаете души или наоборот, губите их?

Торквемада снисходительно возразил:

— Господу нет столько радости о десяти праведниках, как об одном обращенном грешнике. Мы даем заблудшему возможность вернуться на дорогу справедливости и тем самым радуем Бога.

— Оригинально… — покрутил головой Малюта.

— Молчать! — рявкнул я, изрыгнув пламя. Все моментально притихли. — Не хватало мне склок прямо здесь! Я задал конкретный вопрос, ждут ваших ответов и советов.

Малюта метнул презрительный взгляд на остальных и решительно отрубил:

— Нет, не сумеем! Кандидатов много, но это совершенно сырой материал! Они даже представления не имеют, что такое дыба, я не говорю уже об испанском сапоге или… Не готовы к нашей работе. Ведь мы не держим тупых костоломов, нам потребны мыслящие работники! А с такими туговато.

Андропов, успокоившись, подтвердил:

— Так точно. Но если пошарить по могилам моих бывших сотрудников, то полагаю…

— Я тоже оставил хорошее наследство, — ревниво проворчал Торквемада.

Я покивал. Не то они говорили, не то.

— Благодарю вас. Но любое из ваших предложений требует времени. А вот его-то в нашем распоряжении как раз не осталось. Поэтому я принимаю следующее решение. — Все четверо насторожились. — Еще более форсировать обработку личного состава. А Юрию Владимировичу обеспечить незамедлительную трансформацию всех оставшихся людишек в наших людей. — Может изысканного стилиста Грэма Грина и покоробила бы такая фраза, но сотрудник СИС Грэм Грин был бы восхищен изяществом найденного решения. — Отец Томас, вы помогаете ему! Генрих, переоформляйте личные дела. Малюта! Ни одного шороха вокруг операции.

Они вскочили и щелкнули каблуками.

— Переходим ко второму вопросу. Во время акции против наших друзей мы встретились с довольно зловещими признаками. Малюта, к вам доставлен полуголова приказа черной магии ГРУ Бекбулатов. Узнать все! Они, кажется, стакнулись с князем тьмы…

Андропова еще раз перекосило. Какая слабая натура у бывшего председателя КГБ.

А что происходило далее — сугубая государственная тайна.

* * *

Отпустив заместителей, я вытер взмокший лоб и с наслаждением расстегнул китель. Я чувствовал себя просто выпотрошенным и, прежде чем приступать к дальнейшим делам, хотел немножко отдохнуть. Ведь в отличии от моих замов — я простой человек, и бренное тело время от времени требует своего.

Осторожное поскребывание насторожило меня.

— Кто там? — вяло спросил я. Сил оставалось лишь на то, чтобы схватить неизменный «Скорпион» и крестик. Даже в собственном кабинете нет покоя от ворогов. Бди!

Но это всего навсего вернулся Зибелла.

— Тебя мне не хватало, — простонал я. — И так неприятностей выше головы.

Зибелла сочувственно покивал.

— Готов поспорить, что у тебя напоследок тоже припасена какая-то отменная гадость.

Полное согласие.

Я пригорюнился. Ни секунды покоя, просто не дают расслабиться.

— Ладно. Давай сюда свой подарочек.

Отдышаться я сумел только пять минут спустя. Все видим, ко всему готовы, но…

— Молчать! — приказал я Зибелле. — Держи язык за зубами, иначе живым поджарю. Если кто-нибудь пронюхает — его не спасет ничто.

Зибелла в этом не сомневался.

— Но ведь мы не допустим.

Разумеется, просто не имеем права.

— А что, если он зайдет слишком далеко? Рано или поздно тайное выплывет наружу.

Последствия непредсказуемы.

— Нам ведь тоже несдобровать.

Это точно.

Я вконец осатанел.

— Ты что все поддакиваешь?! Я и без тебя превосходно понимаю, как скверно сложились дела. Лучше подскажи, как быть. Сейчас ох как дорог полезный совет.

Зибелла, увы, предложить ничего не мог.

— А если его осторожно предупредить? Ты не возьмешься?

Нет, рисковать горностай не желал.

Ладно, запомним. Я на мгновение задумался, но тут же просиял. Все гениальное просто.

— Оберста ко мне!

После очищения орбитальных станций гремлин наотрез отказался оставаться там и околачивался бездельным обычаем по коридорам и кабинетам Управления. Если же учесть налаживающиеся у меня контакты с дикими гремлинами, его положение и вовсе приобретало характер скандальной двусмысленности. К своим он вернуться не мог, чужие тоже не спешили принять. Вот и болтался бедолага, как цветок в проруби. Для него печально, для меня отлично! В преданности Оберста сомневаться не приходилось, он мне обязан жизнью и выбирать ему не приходится.

— Вот и действуй соответственно, — приказал я Зибелле. — А я уже опаздываю.

Дожевывая на бегу засохший бутерброд, я помчался в технический отдел. Задунайский, наверное, заждался. Хотя, как вурдалак вежливый, не скажет ни слова, не моргнет даже.

* * *

Волкодлак-Задунайский встретил меня широкой улыбкой, ни единым знаком не дав заподозрить, что он обижен получасовым опозданием.

— Прошу прощения, полковник, — счел необходимым извиниться я.

— Срочное и чрезвычайное совещание. Нам предстоят великие дела.

— Знаю, — кивнул Задунайский.

— Уже?

— Конечно. Если вызывают всех четырех замов одновременно, готовится нечто из ряда вон.

Я досадливо крякнул.

— Сколько привидений — столько трепачей. Любая новость летит со скоростью сквозняка.

Задунайский улыбнулся еще шире и промолчал.

Я кое-как перевел дух.

— Все ли у вас готово — не спрашиваю, и так знаю, что готово. Может, не будем терять время и начнем?

— Как прикажете, — ответил Задунайский.

— Тогда включай.

Процедура вызова духов в наше время далеко ушла от примитивного столоверчения. Тарелочки, черные свечи… Ерунда. Установка перевода духов из Мира Магии в мир реальности занимала добрых два этажа нашего Управления. В основу метода мы положили улавливание магической эманации, содержащейся в материальных останках.

Вот и сейчас в камере приемника лежала мягкая широкополая шляпа.

Черт побери!

Только сейчас я обратил внимание на то, что шляпа-то как две капли воды похожа на маршальскую! Вот сюрприз! Неужели он имеет какое-то отношение к тому? Не может этого быть, просто случайное внешнее сходство. Хотя, если спокойно подумать… Нет, это бред. Только я работаю с призраками. Да и не могут привидение поставить во главе такого учреждения. Форменный бред…

Чтобы отогнать прочь глупые сомнения, я повторил:

— Включайте!

Задунайский повернул рубильник. Установка загудела, резко запахло озоном. Я предпочел бы стандартную процедуру изгнания беса: святую воду, крест, чтение молитв. На худой конец мандрагору либо что-то подобное. К технике у меня всегда оставалось некоторое предубеждение и инстинктивное отвращение. Волкодлак прогрессивнее меня, а я, скорее всего, немного старомоден.

Приемную камеру пронизали фиолетовые молнии. Пультовую заметно тряхнуло, откуда-то мерзко запахло паленой резиной.

— Не понимаю, — Задунайский поскреб в затылке. — Ему полагалось бы давно уже рассеяться.

Но я и сам отлично видел, что белая опалесцирующая фигура в приемном отсеке не потеряла своих очертаний. Наоборот, призрак начал выказывать явное нетерпение, он застучал в люк — слава Богу достаточно толстый и прочный.

Втихую я позлорадствовал. Опозорилась хваленая техника.

Но Задунайский был человеком методическим и настойчивым. То есть оборотнем методическим и настойчивым. Он подкрутил несколько регуляторов, в приемной камере забушевал настоящий электрический шторм. Отдельные разряды слились в ослепительную вольтову дугу, смотреть на которую даже сквозь толстые защитные светофильтры было больно. Задунайский, бормоча под нос не то проклятия, не то техническое описание, сосредоточенно щелкал тумблерами.

Призраку это не понравилось. Он угрожающе воздел кулаки, я в ответ поднял распятие. Из настоящего серебра. Мне, в отличии от того же Задунайского, не было нужды притворятся.

— Так его, так, голубчика, — злорадно ворчал оборотень. — Если бы вы только знали, какого труда мне стоило заманить его в установку… Кошмар. Поверите ли, только пообещав вызвать на пять минут Таис Афинскую сумел уговорить его зайти в камеру.

Поверил. Лаврентий Павлович всегда отличался стойкой подозрительностью и чрезмерной потенцией. Но молодец Задунайский, сообразил.

Шляпа в приемной камере занялась чадным огнем, одновременно призрак начал растекаться, словно капля туши в стакане воды.

И тут мы подпрыгнули от дикого вопля.

— Идиоты!!!

Даже бронестекла зазвенели.

Внезапно безо всяких прелиминариев над пультом появилась голова фельдмаршала.

— Кто позволил?!

Задунайский изрядно струхнул и уже протянул было руку к большой белой клавише, но я перехватил ее.

— Это мой приказ!

— Отставить! — прорычал фельдмаршал.

— И не подумаю, — ощерился я.

— Неповиновение?!

Однако я уже взял себя в руки.

— Ничего подобного. Мы очищаем наши ряды от морально нечистоплотных личностей, разложенцев и взяточников, оздоровляем коллектив.

— Прекратить! — скомандовал фельдмаршал, грозно сверкая эполетами.

Но я вперил неподвижный взгляд ярких желтых зрачков прямо в поблескивающее пенсне и отчеканил:

— Вы, кажется, собираетесь защищать разоблаченного английского шпиона, виновного в гибели миллионов советских людей? Я вас правильно понял?

Фельдмаршал как зачарованный глядел мне в глаза, не в силах произнести ни слова. А когда он пришел в себя, то слегка поостыл.

— Конечно нет.

— Я прошу у вас письменный приказ, что именно по вашему распоряжению Берия принимается на службу в Министерство Безопасности.

Фельдмаршал недобро улыбнулся.

— И наверняка наш разговор записывается на пленку.

— Разумеется.

— Не берете ли вы на себя слишком много, генерал-порутчик?

Я оскалил клыки.

— Мне так не кажется.

И с радостью заметил смущение во взгляде фельдмаршала.

— Во всяком случае нам далее будет очень трудно сработаться. А по эполеты генерал-аншефа вы можете вообще забыть.

Грустно. Но почему бы мне не помечтать о фельдмаршальских эполетах? Они мне пойдут больше. Я даже зажмурился, чтобы никто не прочитал мои грешные мысли. А, собственно, почему бы и нет?

Тем временем шляпа догорела, оставив после себя липкое пятно копоти. Я приказал Задунайскому:

— Разбей стекло.

Призрак в выходной камере потерял всякое сходство с человеком. Теперь это был просто сгусток белого тумана. Одновременно произошли и некоторые изменения в облике фельдмаршала — черты его лица потеряли резкость и законченность. Оно походило на разогретый в духовке восковой бюст. Каждую секунду по нему пробегала волна, фельдмаршал походил сразу на десятки виденных мною людей и ни на кого именно.

Задунайский нажал еще кнопку, и в приемной камере с потолка рухнул тяжелый молот, обратив музейную реликвию — шляпу Берии

— в мелкую пыль. С протяжным стоном белое облачко в выходной камере растаяло, вновь запахло чем-то мерзким.

Мы с Задунайским одновременно подняли головы, чтобы посмотреть на начальство и остолбенели. Фельдмаршал не исчез, на что я втайне надеялся, но переменился до неузнаваемости.

Втянулись пухлые щеки, черные волосы слегка порыжели и скрыли лысину, на подбородке появилась щегольская бородка.

— Э-э… — проскрипел я.

— Напрасно вы поступили так, генерал, — мягко укорил меня фельдмаршал. Вместо со внешностью он сменил и норов, Пропал грубый невоспитанный агрессивный хам… Мягкий ласковый голосок, как тот шелковый шнурок, который султан посылает провинившимся пашам и сераскирам.

— Я так не считаю, — заупрямился я. А что еще мне оставалось.

— Будущее покажет, — неопределенно произнесла голова фельдмаршала и растаяла.

Мы с Задунайским как по команде вздохнули.

— Ты понял? — спросил я полковника.

— Жизни теперь не будет, — сокрушенно отозвался он.

— К чему такой пессимизм? Борьба еще не кончена.

— С кем?

— Сам понимаешь, не маленький.

Задунайский только отмахнулся.

А я действительно не считал битву проигранной. Ситуация резко осложнилась, ко врагу внешнему прибавился враг внутренний. Ну и что? Я ведь могу обратиться к христову воинству, вот кого не нужно упрашивать сражаться с подобными… Раньше я не мог использовать их в полной мере, но сейчас, когда враг рода человеческого откровенно выступил против нас, меня просто обязаны поддержать. Кто там у нас в резерве? Серафимы, херувимы, престолы… А в запасе остаются существа иной природы

— маги, тролли, драконы… Надо будет посидеть с оборотнем, поточнее разобраться, кто есть кто.

Главное — не падать духом.

ГОСПОДА ДРАКОНЫ

После того, как мы освоили промышленное производство призраков (словечко-то какое!), совершенно естественно был поднят вопрос о драконах. По моему приказу подготовили реферат, опирающийся на самые широкие источники — от древнекитайских мифов до современных спецов вроде Станислава Лема и Бориса Штерна. Однако, добросовестно перелопаченные груды материалов так и не дали ясного представления ни что такое есть дракон, ни как до него добраться. Очевидно стало одно — путь, использованный ГРУ, нам накрепко закрыт. Наше учреждение не может позволить себе пасть настолько низко, чтобы обратиться к силам зла.

Вот она, черная судьба. Целая дивизия подчиненных, а решения всегда принимаешь сам, и не подскажет никто. Пришлось выдвинуть очередную гениальную идею. Драконы — это призраки динозавров. Хотя я знал, что это совершенно не так.

Услышав такое впервые, ошеломленный Юрий Владимирович даже охнул, не помогло оксфордское воспитание.

— Динозавры? — переспросил он.

— Разумеется нет, — поправил я. — Их призраки.

— Как?!

— Точно так же, как волкодлак, упырь и вампир ни в коем случае не являются долгожителями, драконов тоже нельзя принимать за пережившие свою эпоху экспонаты. Это именно призраки динозавров.

Андропов задумался.

— Но… ведь… вроде… Призрак может быть только у существа, обладающего нетленной душой.

При этих словах дремавший у меня на столе Зибелла встрепенулся и неприлично хрюкнул. Отчасти я его понимал.

— Во-первых, никто не поручится, что у динозавров души не было. Чем они провинились, что вы отказываете им в таком праве?

Андропов насторожился.

— А во-вторых?

— Во-вторых, мы не можем утверждать категорически, что только обладающие душой получают способность перевоплощаться в призраки. Поскольку до сих пор не зафиксировано примеров обратного, то ваше заявление выглядит немного слишком смелым.

— Таково всеобщее мнение.

Я снисходительно кивнул.

— Правильно. Однако мы не должны полагаться на то, что «говорят». Наша задача — знать предельно точно. Я сам не столь давно пользовался призраком золота. Не станете же вы утверждать, будто золотые монеты также освятил своим посещение дух божий.

— Сложный вопрос, — уклонился Андропов.

— Значит, и действовать мы будем соответственно. Поскольку драконы будут приписаны к вашей епархии, (я не вижу, на что они еще пригодны помимо спецопераций) командовать ими придется вам. Так что готовьтесь.

— Вот спасибо, — скривился Андропов, точно я предложил ему хлебнуть уксусу. — Не знаю точно, что такое дракон, но твердо уверен — скотина неаккуратная и недисциплинированная. Со своими орлами у меня полный контакт, а что эти твари могут выкинуть — боюсь гадать. Нет, от командования драконокавалерийскими частями прошу меня уволить.

— Хорошо, — кротко молвил я. — А кому прикажете их передать? Не Торквемаде же.

Андропов на мгновение задумался, а потом предложил:

— Создать из них отдельное подразделение под вашим личным командованием.

И осекся.

— Хорошо, — бездумно сказал я. И только потом понял, какой козырь сдал мне упрямый генерал.

Я встал и широко улыбнулся.

— Вы совершенно правы, Юрий Владимирович. Команда «Омега» будет находиться в моем личном распоряжении. Благодарю вас за разумный совет.

Отлично! Имея в подчинении десяток преданных драконов, я все Управление возьму за горло. Никто не посмеет пискнуть, а то в последнее время вампиры под теплым крылышком Андропова что-то вконец распустились и обнаглели. Волками смотрят, того и гляди, в горло вцепятся. Да что Управление, я все министерство к послушанию приведу! Конечно, меня могут обвинить в тщеславии… Ерунда! Просто я стремлюсь к максимальному самовыражению, реализации своих потенций. Ну не виноват же я в том, что родился человеком незаурядным! Уравниловка подобно яду разъедает сердца и души, губит людей и страну, всю человеческую цивилизацию. Стремясь к высшим постам, я, таким образом, способствую прогрессу человечества.

Я радостно хлопнул в ладоши.

— Великолепно!

Полные щеки Андропова как-то разом обмякли и ввалились. Похоже, он лишь теперь сообразил, какую глупость сморозил. Поздно, батенька.

— Я честный призрак, — через силу выдавил он, — и не хочу связываться с это огнедышащей мерзостью. Но я порекомендовал бы вам обращаться с ними поосторожнее. Драконы отличаются непредсказуемым характером, про который твердо известно лишь одно — плохой.

— Мы решим эту проблему, — самоуверенно ответил я. Справиться с любым драконишкой? Запросто! Ни секунды не сомневаюсь!

— Мое дело — предупредить, — меланхолично отозвался Андропов.

— Решать — ваше.

Он ушел, оставив меня размышлять над своим не вполне понятным поведением и загадочным свечением глаз. Черт побери, почему он старается выдать себя за привидение? Классификационные признаки духов и привидений мне, разумеется, известны досконально. Отчасти Юрий Владимирович им удовлетворяет. Но повторяю: только отчасти. Зато под канон вампира он подходит стопроцентно. Все это вызывает определенные сомнения. если он старается скрыть свои истинную природу, значит, он что-то замышляет. Если он что-то замышляет, значит, он опасен. Если же он опасен… Вывод напрашивается сам собой. С другой стороны я не могу позволить себе потерять такого ценного работника. Бедный я несчастный! Голова раскалывается от великого множества проблем. Разумеется, я решил хоть часть их переложить на чужие плечи. По крайней мере посоветоваться.

* * *

«Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей, избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей». Процитируй я бессмертные строки в присутствии Задунайского, это вызвало бы у простодушного, хотя и талантливого оборотня приступ разлития желчи. (Мимоходом: какого цвета желчь у вампира?) Но именно Пушкин всплыл у меня в голове, когда я впервые увидел жилище колдуньи. Особенно меня озадачила казалось бы элементарная проблема: как войти? Колдуну-знахарю на роду написано вылетать на помеле через трубу. Но ведь для достоинства генерал-порутчика невместно использовать печку как дверь. Генерал ползет на крышу… Бред.

Я решительно застучал рукоятью неизменного «Скорпиона» по замшелым бревнам.

— Есть кто дома?

Молчание.

Честно говоря, мне было немного не по себе. Дремучий лес, ни единой тропинки. Зато, естественно, во множестве следы невиданных зверей. И вдобавок ночь. Добираясь от вертолета до избушки, я до крови ободрался в зарослях, пару раз провалился в бочажины, промочил ноги и рассердился. Напрасно я не захватил с собой парочку вампиров. Гремлины отменно управляют вертолетом, даже таким сложным, как Ка-50, но совершенно беспомощны при общении с духами и магическими тварями. Кроме своей техники они мало в чем разбираются.

Я застучал сильнее.

— Открывай, бабка! А то избу по бревнышку раскатаю.

С некоторым запозданием скрипучий недовольный голос откликнулся:

— Кто там?

— За советом прибыл.

Опять пауза. Спит, что ли?

— Кто там? Назовись, гость незванный!

Я так и полыхнул огнем, аж мох затрещал. Баловать вздумала, старая!

— Слушай, красавица. У меня здесь обойма с серебряными пулями, и я твою хибару насквозь прошью. А на вертолете — пара ракет. Надолго запомнишь, как со мною шатки шутить!

Бабка надсадно закашлялась, потом недовольно проворчала:

— Заходи.

Розовым светом мигнул прямоугольник на стене прямо у меня под носом, и спустя малое время обрисовалась низенькая дверь. Чего удивляться — магия. Я, едва не стукнувшись о притолоку, решительно шагнул внутрь.

Внутри избушка оказалась именно такой, как я ее себе представлял. Почернелые от времени и копоти стены, кряжистые лавки и стол, заваленный корешками, травками, сушеными гадюками. Объемистый котел в печи булькает, распространяя неаппетитные запахи.

Бабка копошилась возле печки, ловко орудуя ухватом и метлою. И она полностью соответствовала заранее нарисованному образу. Низенькая и неопрятная, как ее избушка, из-под черного платка свирепо поблескивают красными угольками глазки. Завидев меня, бабка попятилась.

— Свят, свят…

Я невольно отмахнулся.

— Кончай! Не тебе, бабка, креститься.

Пока суть да дело, колдунья справилась с оторопью и сварливо спросила:

— Зачем потревожил, избушку едва не развалил?

— Совета хочу.

— Совет просят.

— Просят по-разному. Я попросил вежливо.

— А ты можешь по-иному?

— Не попадайся мне на узкой дорожке, не то впрямь узнаешь, как могу.

— Это верно, — согласился бабка странным тоном. — Ты ох как можешь. Так какой совет тебе надобен?

Я приосанился.

— Я многое могу, однако будущее для меня сокрыто непроницаемой завесой. Можешь ты предсказать его?

Бабка пожевала отвислую нижнюю губу.

— Отчего… Могу.

— Ну, и еще несколько мелких вопросов.

— Ты же сам мнишь себя волхвом.

— У каждого свой талант. И свежий глаз может заметить то, чего я не различаю, насмотревшись каждый день.

— Может ты и прав. Попытаюсь тебе помочь, хотя и не доставит мне это удовольствия.

Я прямо рухнул, где стоял, от такой наглости. Впрочем, если успокоиться и трезво оценить ее слова, бабка не выходит из рамок общего ко мне отношения. Что-то внутри меня в последнее время сильно изменилось, если один мой взгляд внушает неодолимый ужас всем окружающим.

— Ладно, — согласился я. — Давай.

— Погоди, не спеши, — прервала она. — Мои советы дорого стоят.

— Вот уж, что меня не смущает, — ухмыльнулся я. — Заплатить я могу сколько угодно и чего угодно.

— Как сказать. Может как раз этого у тебя и нет.

— Чего нет? — насторожился я.

— За свои советы я возьму сущую малость, ты и не заметишь…

Знаем мы эти песни. Я в лоб спросил:

— На душу намекаешь?

Бабка обрадовалась.

— На нее, родимый.

— Согласен.

— Погоди соглашаться, прыткий. Есть ли она у тебя?

Я потряс головой.

— Не городи чепуху. Вот крест святой, как же я, бездушный, носить его могу? Он бы меня со свету сжил.

Бабка вновь пожевала губу.

— Не знаю.

— Не тяни время! — взорвался я. — Мой первый вопрос: где мне найти драконов. Сама знаешь, о ком я говорю. Те, трое.

— Знаю, — окладисто кивнула она. — Драконы гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь.

Я насторожился.

— Не темни. Я не желаю загадки разгадывать.

— Не ищи того, кто сам тебя ищет. Я провижу будущее. Ты встретишься с ними и очень скоро.

— Пусть так, — кивнул я. — Вопрос второй: что со мной происходит?

Бабка язвительно улыбнулась.

— Ты сам учил других: в бою дайте выход дикарю, который спит внутри вас.

— Говорил такое.

— А теперь ты стараешься своего дикаря усыпить.

— Не-ет.

— Вот потому они и шарахаются, что некогда разбуженный продолжает буйствовать.

Признаться откровенно, она меня поставила в тупик и слегка напугала.

— Не тяни резину… Признавайся! То есть говори.

Бабка почесала в затылке.

— Ну что, котик, покажем?

На печи кто-то громко мурлыкнул. Я так и подпрыгнул, схватившись за кобуру. Но это оказался всего лишь рослый черный котище. Его глаза шарахнули, как два криптоновых лазера, и он проворчал недовольно что-то явно ругательное.

Я ощерился.

— Не забывайся!

Кот мерзко фыркнул, но бабка успокоила:

— Не злись… Ведь у… человека… несчастье. Разве мы откажемся ему помочь?

Кот сварливо мявкнул.

— Не спорь, — бабкин голос затвердел. — Давай сюда. Может, еще не поздно.

Котяра сдался. Он закопошился у себя н печи, и из темноты выплыло большое зеркало в резной раме. Оно плавно опустилось бабке на колени. Та ловко подхватила зеркало, рукавом обмахнула пыль и паутину, поставила зеркало на лавку у стены.

— Любуйся. Оно тебе всю правду покажет.

Я не без опаски приблизился.

Зеркало древней работы, явно веницейское. Стекло хрустальное, судя по блеску. Рама ореховая, резная, очевидно менее старая, чем само зеркало. Поверху рамы пущены буквы славянской вязи. Господи, до чего я докатился, сам с собой заговорил языком протокола осмотра места происшествия.

Я нагнулся, чтобы прочитать загадочную надпись. Буквы с трудом складывались в слова, хотя надпись оказалась предельно короткой. «Себя зерцало». Интересно. Намек? Я поглядел в зеркало.

В черном поблескивающем провале сначала ничего не отразилось. Словно бы и не стоял я перед зеркалом. Пришлось прищуриться и напрячь глаза, все-таки в избушке было темновато. Я видел самого себя. Ничего сверхъестественного. Нормальный генерал-порутчик госбезопасности. Немного помятый и закопченный, но в остальном вполне ординарный.

— Дуришь мороками? — зловеще осведомился я. — Не промахнись.

— Не спеши, еще увидишь, — в голосе бабки я уловил вполне отчетливое ехидство. Это первая, внешняя оболочка.

— Ты хочешь сказать, будет еще внутренняя?

— Конечно. И не одна.

— Я что, матрешка, по-твоему?

— Человек. А человек — штука очень сложная. На первый взгляд не определишь, кто там внутри. Частенько и на второй взгляд тоже.

Я пожал плечами и снова повернулся к зеркалу.

Облик бравого военного подернулся блеклой синеватой дымкой, слегка засветился. Это свечение мешало разобраться, кто же там появился. я мог различить только исказившиеся черты лица… Невольно попытался потереть зеркало ладонью, однако когти бесполезно скребнули по стеклу. Это неприятное верезжание заставило меня вздрогнуть, и тотчас изображение в зеркале стало четким…

Я невольно отпрянул. Что угодно, только не это…

Налитыми кровью глазами я отыскал бабку.

— Чары наводишь? Ты хоть соображаешь, с каким огнем играешь?

Клубы сернистого дыма совершенно заполнили избушку. Кот недовольно пискнул.

— Я ведь предупреждала, что тебе не понравится, — сухо ответила бабка. — Но я здесь не при чем. Неча на зеркало пенять…

— Коли рожа крива?! — взвился я, больно ударившись макушкой о низенький потолок.

— Написано ведь: «Себя зерцало». Чего же ты хочешь?

Скрежеща клыками, я схватил зеркало, намереваясь шарахнуть его об пол, расколотить вдребезги, в пыль, растоптать и уничтожить, чтобы никто больше не увидел. Однако непонятная сила удержала руку, словно лютая стужа заморозила кровь в жилах. Отражение сковывало и притягивало, как взгляд Медузы-Горгоны. Я окаменел… Из зеркала на меня глядел дракон.

Собрав в кулак все самообладание, я заставил дрожащее от ужаса тело повиноваться, подавил инстинктивное желание бежать, сломя голову. Не показать смертельного испуга, не дать ему овладеть собой. Я не успел просчитать события, но понимал, что паника окажется гибельной.

Удар я получил сокрушительный, однако выдержал. Спорить я не пытался потому что наконец-то поверил в справедливость надписи на раме. «Себя зерцало». Тут не поспоришь. И не следует ссылаться на Козьму Пруткова. «Не верь глазам своим…» Если видишь дракона, значит, перед тобой и есть дракон.

Облизнув враз пересохшие губы, я хрипло спросил:

— А где остальное?

Бабка непонимающе уставилась на меня. Я откашлялся и повторил:

— Что это мое истинное «я» — понятно. Но ты обещала, что под внутренним обликом откроется истинная суть. Где она?

Вот теперь бабка не на шутку перепугалась. Похоже, она рассчитывала избавиться от меня, показав дракона. Не на того напала!

Колдунья исподлобья оглянулась. Потом покопалась в травяных залежах на столе.

— Если настаиваешь — получай. Но не обессудь.

Я от души рассмеялся.

— Не пугай, надоело. Теперь мне вообще ничего не страшно. Пусть другие боятся! Вот он, я!

Не отвечая, старуха швырнула пучок пряно пахнущей травы прямо в зеркало. Я невольно отстранился, ожидая, что трава отскочит мне прямо в… лицо. Но неожиданно пучок канул в черноту, словно не стекло там было, а прорубь. В зеркале что-то колыхнулось, фигуру дракона окутало багровое пламя. Я болезненно поежился, как будто это меня окутал колдовской огонь. Очень быстро сполохи залили все зеркало, казалось, они вот-вот вырвутся наружу, сжигая все вокруг. Я покрепче стиснул зубы.

Понемногу разгул адского пламени начал стихать, зеркало вновь почернело. Я напряженно вглядывался в него, ожидая появления очередного образа. Увы. Он так и не возник. В непроницаемой черной глубине метался багрово-красный силуэт, никаких деталей, никаких подробностей. Только скорченный язык огня.

— Что скажешь на это, старая лгунья? — Я криво усмехнулся. — Готов побиться об заклад на что угодно, но в саламандры ты меня не запишешь. Отказала твоя колдовская штучка.

Старуха была озадачена не меньше меня.

— Ничего не понимаю, — промямлила она. — Никто не может оказаться сильнее зерцала. Никто не может спрятаться от зерцала. Ведь это значило бы оказаться сильнее самого себя и скрыться от самого себя. А этого не может быть…

— Потому что не может быть никогда, — недовольно закончил я.

— Хватит. Теперь поговорим о будущем…

— Нет! — с неожиданным пылом отрезала старуха. — Я тебе более ничего не скажу. Довольствуйся увиденным.

— Неповиновение власти? — задумчиво спросил я.

— Зерцало показало, что с тобой связано нечто ужасное. Я не хочу навлекать на себя проклятие, пытаясь открыть это будущее.

— Даже рискуешь отказать дракону?

— Да.

Я озадаченно примолк. Потом еще раз вгляделся в зеркало.

И мое сердце оледенело. Лишь теперь я осознал, что в пляске языков огня таилось нечто. Я вдруг превратился в маленького мальчика, которому предстояло войти в темную комнату, каждый угол которой страхом. Именно так: не таил в себе страх, а сам был страхом. На меня надвигалось непонятное, всеобъемлющее, ужасное. Само воплощение ужаса.

И я завопил.

Впрочем, после первого же истеричного взвизга я опомнился и прикусил язык. Красный словно помидор я недовольно буркнул:

— Пожалуй, я пойду.

— Как знаешь, — покладисто ответила старуха. — Только помни, что скоро тебя ждет неприятная встреча.

— Ничего. Переживем. Предупрежден — значит вооружен.

Я уже повернулся было к двери, но спохватился.

— А зеркало я заберу с собой.

— Как? — растерялась старуха. Кот разразился градом непристойных мявов.

— Конфискую.

— Нет!

— Уймись, старая. Я не собираюсь красть его. Просто одолжу на время и верну назад, когда надобность в нем минет. Должен ведь я узнать, кто на меня работает. А то живешь и не подозреваешь, какая рядом таится ехидна.

Колдунья вскинулась, но я оттолкнул ее.

— Хватит! Я же сказал — верну.

Кот прыгнул мне на шею. Пришлось схватить мерзкое животное за хвост и кинуть обратно на печку. Не дожидаясь новых нападений, я пробился к выходу из избушки и опрометью кинулся к вертолету.

* * *

Я сидел в кресле первого пилота и недовольно разглядывал свое отражение в небольшом зеркальце. Помятая, поцарапанная физиономия, в глазах все еще прячется испуг, форменная рубашка разодрана, за воротником торчит дубовая веточка, огромные пятна пота, кровавые потеки… М-да, законченный бандит, а не генерал-порутчик. На коленях потрепанный генерал держит что-то большое и плоское, завернутое в грязный китель. Опаски ради я предпочел оставить «Себя зерцало» закрытым, мало ли что может случиться с неосторожным, который глянет в него.

С непривычки довольно жутковато лететь в вертолете, которым управляют гремлины. Скромные, смышленые, работящие создания не любят показываться на глаза человеку и предпочитают скрываться внутри опекаемого механизма. У технологических бесей, как и у обыкновенных, существует узкая специализация, однако за счет сложности современной техники, гремлинов куда больше, чем обычных бесей. Моторные, топливные, радиолокационные. Аналоги домового, банного, овинного. Каждый следит за своим участком, ревниво охраняя его от посторонних посягательств. Однако, если найти с ними общий язык, то механизм начнет работать безукоризненно. Мы с Ерофеем взялись решать проблему не с того конца. Разумеется, если отрубить голову, то проблема зубной боли разрешится радикально, раз и навсегда. Но не менять же дантистов на палачей… С помощью Задунайского мне удалось договориться с гремлинами, крест животворящий действовал на них так же, как на прочую нечисть. Трудились не за совесть, а за страх, и потому сомнений не возникало. Но, повторяю, иногда мурашки по коже бегают, когда видишь, как шевелится сам по себе штурвал, самостоятельно переключаются тумблеры. Хорошо еще Оберст время от времени наводит порядок. Разумный, строго дозированный террор

— мудрейшее изобретение. Кстати, кличка оказалась пророческой. Мы его уже произвели в ефрейторы, глядишь лет через двести дорастет и до полковника.

Я откинулся на спинку кресла, тяжко вздохнул и отер лоб. руки продолжали мерзко подрагивать. Я никак не мог отойти от психологического шока. Но с колдуньей придется разобраться. И с котом тоже. Кот Золотой Хвост… С чего вдруг вспомнилось?

Я протер глаза. Какая-то соринка противно зудела, мешая безмятежно отдыхать. И подскочил, больно ударившись макушкой о бронестекло. В обзорном зеркале маячила неяркая желтая точка. Погоня! Непонятно, как я сумел засечь ее раньше радиолокационного. Придется разобраться… Однако тут же запищал компьютер системы управления огнем, сообщая, что цель обнаружена, опознана и захвачена системой наведения.

— Отлично, парни! — бодро произнес я, хотя на самом деле чувствовал себя совсем не здорово. Не то, чтобы предстоящая драка пугала, я уже привык. Скверно, что от меня мало что зависит, придется покорно следить за работой оружейного и ракетного.

Из рулевой колонки высунулась крошечная рогатая головка и вопросительно посмотрела на меня, задорно поблескивающими глазенками-бусинками.

— Атакуем! — приказал я, понадежнее устраивая «Себя зерцало». Не приведи Бог разобьется.

Вертолет резко заложил правый вираж, турбины взвыли. Я различил, как настороженно зашевелились рыльца спаренной пушки. Молодцы, не стоит пока швыряться ракетами.

Кр-р-р-р… Точно полотенце разодрали. В ночную темень метнулись светящиеся полоски трассеров. Вдали полыхнуло. Великолепно! Попадание с первого выстрела.

Но в тот же миг мой восторг улетучился.

Тусклый желтый огонь приблизился! В том, что очередь попала в цель, я не сомневался. Но вреда она не причинила никакого.

Пока оружейный озадаченно размышлял над ситуацией, противник оказался совсем рядом, стрелять второй раз было поздно. Однако враг почему-то бездействовал. Мимо нас промчалась бесформенная серая туша, едва освещенная тусклыми желтыми фарами. Что это было я разобрать не успел.

— Огонь на поражение! — приказал я оружейному. — Всеми средствами!

Взвыли моторы, машинный позабыл про безмятежное прогулочное фланирование и заложил боевой разворот, форсируя турбину. Но противник тут же развернулся нам навстречу.

На сей раз оружейный не поскупился! Пушки залились истерическим лаем, выплевывая снаряд за снарядом. С бортовых пилонов сорвался добрый десяток ракет подобно рою метеоров.

Багровое зарево залило полнеба. Оружейный был первоклассным спецом, однако все его хозяйство оказалось бессильно. Фары противника засветились ярче — от единственный результат массированного залпа.

Однако времени на размышления нам не предоставили. Внезапно перед лобовым стеклом вертолета развернулась искрящаяся завеса огня. Ни человеческая реакция, ни машинная, ни даже гремлинская не могли спасти нас. Жар полыхнул такой, что ресницы затрещали. Кабина наполнилась черным вонючим дымом, краска занялась чадным огнем. А говорят несгораемая! Поняв, что ничего хорошего ждать не приходится, я пинком открыл дверцу, не успев толком сообразить, что делаю, и выбросился из пылающего вертолета.

Я падал, раскорячившись, точно лягушка, и думая, что натворил. Впрочем, дожидаться взрыва вертолета вряд ли безопаснее, чем прыгать без парашюта. Я скрипнул зубами. Еще секунд десять… Мне бы сейчас мое настоящее «я». Как в бою выпустить на свободу дремлющего зверя, притаившегося под тонким слоем лака цивилизации…

…и с замирающим сердцем я уловил шорох распахивающихся мощных крыльев.

Противники стремительно приближался. Похоже, он собирался довершить начатое, но его ожидал неприятный сюрприз.

Впрочем, кое-какие сюрпризы ждали и меня. Теперь я сразу понял, почему наша стрельба не причинила противнику ни малейшего ущерба. Да, бабка оказалась права: я встретил дракона куда раньше, чем надеялся и собирался. Дракон! Телепатия или какое-то седьмое, восьмое, четырнадцатое чувство подсказало мне это. Мир переменился. Драконовское восприятие окружающего резко отличается от человеческого. Предметы потеряли резкие очертания и стали немного размытыми. Мозг холодно констатировал: спектр зрительно восприятия дракона смещен в инфракрасную область. Пропали все запахи. Еще бы, таскать внутри такую печку и что-то унюхать…

Когда мы оказались с противником нос к носу, он растерянно заплескал крыльями, пытаясь затормозить. Никак не ожидал встретить сородича. Ладно, тамбовский волк тебе дракон!

Я от души полоснул его когтями по спине и хватанул клыками тонкую дряблую шею. Она распалась надвое с поразительной легкостью. Вмиг ставшее неуклюжим тело кувыркнулось в одну сторону, откушенная голова — в другую. Я ощутил на клыках медовый вкус вражеской крови и подосадовал, что схватка завершилась, не успев начаться. От неосторожного дракона остались только два рдеющих далеко внизу пятна. Останки драконов сгорают, когда ничем не сдерживаемый внутренний пламень вырывается на свободу. вот потому никто и никогда не находил драконьих скелетов.

Я отправился на поиски вертолета.

К моему неописуемому изумлению гремлины сумели вывернуться из казавшегося безвыходным положения. Вертолет почти целый, хотя изрядно закопченный, стоял на полянке, испуская тоненькие струйки дыма. Но огнетушительский умело справился с огнем и после небольшого ремонтика можно было снова пускаться в дорогу. Я мысленно похвалил себя. Когда б не моя самоубийственная контратака, догорали бы наши косточки, перемолотые взрывом бензобаков на мелкую муку. Но я отвлек дракона, а потом и вовсе прикончил, спася шкуру свою и чужую.

Ломая сучья, я приземлился на полянке. Выбравшиеся передохнуть гремлины порскнули в стороны точно перепуганные тетерева. Я и забыл, что мой облик… не совсем того…

Обратное перевоплощение заняло гораздо больше времени и отняло много сил. Я вообще задумался: а может это человеческое обличье мне чужое? Может истинный я — вольный и могучий дракон, а не жалкое двуногое. Тем более, что предстал генерал-порутчик перед починенными ему гремлинами в совершенно непристойном виде — нагишом. Ведь человеческую одежку на драконовское тело не напялишь, она расползлась лоскутьями. Пришлось заматываться в какую-то промасленную тряпку.

Я приказал гремлинам садиться прямо на крышу Управления, хотя при этом было сломано немало антенн. Но не мог же я дискредитировать себя перед всеми, появившись на военном аэродроме в невообразимом рубище. А свои поймут. Оперативное мероприятие и соответствующая маскировка.

Самое главное — «Себя зерцало» осталось в целости и сохранности. Только немного закоптилось.

Задумчиво разглядывая магическое зеркало в тяжком раздумьи, как мне поступить с проклятой бабкой. Слишком много она видела и слышала. А вдобавок знала куда больше нашей организации, что в принципе недопустимо. Я не наивен и не собирался предлагать ей надеть мундир. Откажется. Но что-то предпринять следовало.

ОПЯТЬ РУТИНА

В свое время, подписывая приказ о назначении Малюты Скуратова начальником контрразведки, я долго колебался. Мои сомнения без труда поймет любой. Сформировавшийся за долгие годы образ Малюты плохо укладывался в предназначенные ему рамки. Лишь от полнейшей безграмотности и детской неосведомленности можно решить, что работа контрразведки сводится единственно к допросам и пыткам. Извините, настолько глупо, что уже и не смешно. Допрос — не более чем десерт после сытного обеда, ваза с фруктами и бутылка легкого винца. Само по себе очень приятно, но никакого значения не имеет и обед никак заменить не может. Сначала я сам подпал под влияние стереотипа и долго сомневался, но достаточно быстро сменил точку зрения. На проверку Малюта оказался артистом, да такого высокого класса, чтои мне самому нашлось чему у него поучиться.

Впрочем, как хороший повар все-таки не упускает из вида десерт, так и Малюта понимал толк в хорошей пытке. Пленки Зибеллы и его личные наблюдения заставили меня восхититься изобретательностью и трудолюбием Малюты. Все бы так работали! Действительно, как вы представляете себе допрос кентервильского привидения? Оно ведь в любой момент может упорхнуть в ближайшее окошко… А вот Малюта придумал много и очень много, чтобы подобные казусы не случались.

Я от души смеялся, прокручивая видеозаписи, на которых взмыленный Малюта пробовал разнообразные варианты форсированного допроса. На самом себе, между прочим. Трудился, не покладая рук и не щадя живота своего. Вот, что значит служебное рвение! Не забыть бы отличить в приказе его самоотверженность.

Так вот, Малюта сразу понял, что основа контрразведки — это широко разветвленная сеть сбора информации. Информация — ключ ко всему. Борзые журналистские перья очень любят строчить о тотальной системе наблюдения, всеобщей слежке, постоянном прослушивании, но это полная ерунда. Никто и никогда не сумел организовать тотальной слежки. Кишка тонка.

В тот прекрасный день я еще не знал, что над землей занялась заря новой эры. И когда Малюта аккуратно положил мне на стол объемистую папку с каллиграфической надписью «Венец», я не сразу догадался, какой силы бомбу таит она в себе. Сдержанно улыбнувшись, я произнес:

— Ну-с, признавайтесь… То есть докладывайте.

Малюта деликатно кашлянул и поправил изящный французский галстук. Где он и только достает?! Ума не приложу. Но начальник отдела контрразведки уже успел прославиться, как первый щеголь управления. Вошел во вкус, даже смешно вспоминать, как уламывали его побриться.

Так вот, Малюта кашлянул и произнес:

— Здесь изложены предварительные наброски к плану организации мероприятий по созданию информационной сети…

Черт бы побрал Железного Генриха! Его стараниями был наконец наведен порядок в бумагах, но в то же время словно поганая плесень по Управлению разползся канцелярит самого дремучего пошиба. «План организации мероприятий по созданию…» Тьфу. Впрочем, доблестный Российский Генштаб ему перещеголять не удалось. Один из ненаших курортных городов ранее именовался: Крепость-редут Сухум-кале. Вы там никогда не отдыхали? Крепость

— понятно, редут — то же, но по-французски, кале — уже по-турецки. Тройная тавтология, кто больше? Куда там немцу-перцу до истинного русака!

Подобно Юлию Цезарю я давно уже приспособился делать по два дела сразу, и все эти отвлеченные рассуждения отнюдь не мешали мне наивнимательннейше выслушать план Малюты, время от времени деловито уточняя детали, конкретизируя мелочи и восхищаясь. Такое мог измыслить лишь подлинный романтик и поэт. Если нам удастся реализовать план «Венец», то мы полностью застрахуем себя от возможных провалов. Ведь нас уже неоднократно упрекали: такой большой регион, а ни одного шпиона поймать не можете. Есть же они, просто обязательно есть. Конечно, укоризны относились не к нам, к региональному Управлению Безопасности, мы — структура центрального подчинения. Но в любом случае — это пятно на мундире! Я всегда выкручивался, утверждая, что могу головой поручиться за отсутствие вражеских духов, зато коллегам приходилось худо, фельдмаршал бывал беспощаден…

Я опять отвлекся.

Малюта предложил организовать действительно всеобщую информсеть. И если раньше проблемой контрразведки был сбор информации, то теперь на первый план выдвигалась обработка и хранение. План Малюта выглядел гениально просто и столь же безумно. Каждый следит сам за собой. Малюта абсолютно справедливо утверждал: каждый человек подл по натуре своей. Просто один более, другой менее успешно эту подлость маскирует. Но ведь внутреннее «я», подсознание не обманешь! И ничего от него не скроешь. Вот внутри меня, например, обнаружился дракон. Это значило, что я — глубоко порядочное существо, не будем говорить человек. Малюта предложил обратиться напрямую к тому самому подлецу, который гнездится внутри каждого. Оно будет стучать… то есть информировать с тем больше охотой, чем добродетельнее внешне выглядит объект интереса. Ведь добродетель означает, что внутреннее «я» замордовано, загнано в самые темные углы и конечно жаждет мести. Именно этот принцип мы положили в основу работы с человеческим фактором в самом Управлении, следовало лишь немного перестроиться и обработать население потребными препаратами.

Когда я попытался указать Малюте на иллюзорность подобного мероприятия, он ехидно заметил, что уже семьдесят лет только это и делается. Нам незачем особенно напрягаться, нужно лишь чуточку подтолкнуть уже срубленное дерево, да позаботиться, чтобы никого из нас не зашибло при падении. Мне оставалось только согласиться. Ведь все люди, работающие на нас, поддались методам Торквемады с сокрушительной быстротой. Я не предполагал, что разложение душ может идти с такой скоростью, порой даже хотелось зажать нос от смрада… Слабину в наших рядах мы устранили, и я мог больше не опасаться удара в спину. Теперь следовало устранить слабину в обществе, в стране.

Именно потому я благосклонно выслушал Малюту. Настало время браться за проблему госбезопасности по-крупному. Когда же возник естественный вопрос о сборе информации, оказалось, что он хорошо подготовился и здесь. Малюта предлагал привлечь на помощь гремлинов из рода электрических, благо бытовой техникой нашпигована любая квартира. Значит, в ней без труда можно найти электрического, телефонного и прочих. Уточню. Гремлин — порождение технического прогресса, инженерной мысли, а потому не стоит искать его в безгласном и безмозглом водопроводе, канализации, в печи, наконец. Зато там, где работают моторчики, где что-то постоянно жужжит и крутится, гремит, искрит и вообще непонятно что откуда берется — вот там гремлинам раздолье и приволье. А уж помогать нам они не откажутся, есть средства заставить, то есть убедить упрямцев. Одновременно на гремлинов же можно возложить и исполнение операции по пробуждению второго «я». Особенно полезны могут оказаться телевизионные.

Малюта умчался окрыленный, чтобы подготовить приказ о переподчинении подразделений гремлинов из технического отдела ему. Мне по этому поводу предстоял довольно неприятный разговор с Задунайским, потому что Малюта открыл поистине блестящие перспективы, сам того не подозревая. Он прокладывал дорогу моему собственному сверхсекретному проекту «Кентавр».

Зато немного позднее, когда ко мне на прием разом попросились Торквемада и помянутый Задунайский, я слегка загрустил. Похоже, настало время определяться, мои заигрывания с церковью и одновременно с духами не могли тянуться бесконечно. Его преосвященство — человек широких взглядов, но и его терпение не бесконечно. Раньше мне это просто не приходило в голову, внушительный сиюминутный результат заслонял все. Если отец Томас устроит большой крестный ход с водосвятием, последствия могли оказаться самыми серьезными. А он мог, не следовало забывать, что я затянул работать все-таки епископа.

Так и не придя к какому-то определенному решению, первым я вызвал Задунайского, втихую радуясь отсрочке неприятностей больших. Мелкие меня не пугали. Все-таки в душе я оставался прежде всего магом, и обращение к святым мощам было для меня вынужденной мерой. Отца Томаса я вежливейше попросил перенести беседу на завтра, потому что не могу по причине усталости проникнуться духом святости.

Задунайский безо всяких прелиминариев вывалил на меня ворох разнообразных побрякушек. Он пылал отчитаться за работу отдела. А я с огромным удовлетворением констатировал, что в «Себя зерцало» отразился матерый волчище с заметной проседью на загривке и порванным правым ухом. Особенно меня убедило это ухо.

Надо заметить, что, вернувшись от колдуньи, я первым делом пристроил магическое зеркало у себя в кабинете. Для чего я его брал? Чтобы знать, кто сидит напротив меня! Чтобы не возникало ненужных кривотолков, я зеркальце немного замаскировал, ведь и у меня могут иногда пошуровать, даже генеральские погоны не защитят. Бди!

— Вот! — Задунайский широким жестом обвел образовавшуюся россыпь. — Смотрите, что мои молодцы изобрели.

— Что же именно? — с некоторым подозрением осведомился я.

— Например, для вашего любимого горностая, — с кривой ухмылкой прошипел оборотень.

— Ошибаетесь, полковник. У меня нет любимцев. И тем более любимчиков.

Задунайский неторопливо натянул металлизированную перчатку, чтобы защититься от действия серебра, и с прежней брезгливой миной поднял нечто, напоминающее миниатюрный капкан. Штуковина ослепительно сверкнула, разбрасывая колючие отблески.

— Мышеловка?

Задунайский позволил себе чуть приподнять уголки губ.

— В некотором роде. Ею можно и мышей ловить, но вообще-то мы изготовили серебряные вставные челюсти для горностая.

— ??? — только так я могу передать свои ощущения.

— Для борьбы с созданиями из мира духов либо мира магии требуются изделия из серебра. Помимо огнестрельного оружия часто полезным бывает и холодное. Вот мы и постарались снабдить его подходящим инструментом.

Я глубокомысленно повертел в руках вставные челюсти.

— А подойдут по размеру?

Задунайский оскорбился.

— Мы не позволяем себе грубых промахов.

— Только мелкие? — съязвил я.

Задунайский фыркнул.

— Ладно, — успокоил я. — Осталось только уговорить Зибеллу испытать их в действии. Между прочим, полковник, а почему серебро оказывает такое мощное действие на вас?

— На нас серебро оказывает не больше действия, чем на вас, — ядовито ответил Задунайский. — К сожалению, оно воздействует на другое.

И мне пришлось выслушать небольшую лекцию.

По мнению Задунайского мы живем в четырехмерном мироздании. Кроме него той же точки зрения придерживались Эйнштейн, Бойяи и еще некоторые ученые. Мироздание представимо в виде тессеракта

— четырехмерного гиперкуба, состоящего из восьми элементарных трехмерных кубов. Каждый из них суть обычное трехмерное пространство, обычная Вселенная. Обычная, по словам Задунайского, только в смысле геометрической размерности, но не по природе населяющих эти вселенные существ и физических законов, царствующих там. Полностью идентифицировать, несмотря на все старания, помянутые Вселенные оборотню не удалось. Гипотетически он распределил их так:

1. Мир реальности (слава Богу, поставил на первое место)

2. Мир духов (привидения и души)

3. Мир воображения (вот откуда свалился на мою голову профессор Мориарти!)

4. Мир магии (драконы, колдуны и прочие)

5. Рай (?)

6. Ад (?)

7. Мир техномагии (гремлины)

8. ???

Мне такая классификация казалась довольно надуманной, однако ничего иного Задунайский предложить не мог. Во всяком случае предложенная гипотеза позволяла объяснить некоторые факты.

Серебро по мнению Задунайского нарушало взаимодействие между мирами. Природа сил этого взаимодействия тоже пока оставалась тайной, но Задунайский клялся, что они превосходно укладывается в рамки единой теории поля. Я вскользь заметил, что сама эта теория пока что так же гипотетична, как и таинственный восьмой мир. Задунайский бестактно возразил, что он не пытается вмешиваться в руководство Управлением, так и мне не след пытаться разобраться в научных хитросплетениях.

От многомудрых слов у меня начала пухнуть голова, и я предложил завершить научную дискуссию, чтобы вернуться к прикладным проблемам, то есть предоставленным Задунайским магическим предметам. Изящное колечко, украшенное пластинкой полированной яшмы, произвело много большее впечатление, хотя оборотень мог бы отковать его если не из золота, то уж из того же серебра. Ах, нет, именно из серебра-то и нельзя. Но высказать это я опоздал, потому что Задунайский уже объяснял, что заключенная в кольцах магия серебром разрушатся, превращая кольцо в обычную безделушку.

Я примерил кольцо на средний палец правой руки, оно пришлось впору, точно делалось по мерке. И в то мгновение, когда я надел кольцо, мир вокруг затянула блеклая серая кисея. Одновременно мое зрение приобрело странную двойственность, одно изображение совмещалось с другим. Я по-прежнему сидел у себя в кабинете, но передо мной развернулась непонятная бескрайняя плоскость бледно-зеленого цвета, наложившаяся поверх привычного мира. По этой зеленой плоскости были разбросаны похожие на цветные кляксы пятна. Но что самое странное — по ней медленно двигались литеры D, G, B, S, светящиеся различными цветами. Это было очень красиво и совершенно непонятно.

Задунайский напыжился от гордости.

— Волшебное кольцо исключительной силы.

Здесь он допустил серьезную промашку. От самонадеянности, полагаю. Недопустимо для подчиненного демонстрировать осведомленность большую, чем у начальника. Ведь этого просто не может быть, потому что не может быть никогда. Тем более, что в словах Задунайского таился не слишком замаскированный намек на мою некомпетентность в делах магии. В тот же миг мои мозги защелкали с частотой тридцать три мегагерца, как хороший компьютер, через динамик и синтезатор я снисходительно проскрежетал:

— Полагаю, что речь идет о поиске нечистых душ? — с этакой одобрительной ленцой.

Приятно было поглядеть на вытянувшееся лицо Задунайского.

— А-а…

— Как я догадался?

— А-а… — никак не мог вырваться из состояния прострации бедный вурдалак. Куда ему до наторевшего в искусстве интриги генерала!

— Стоило лишь немного подумать и сопоставить, дорогой полковник.

Великолепный ответ! Потрясающий по многозначительной бессмысленности, предельной глубокомысленности, абсолютной пустоте, изысканной вежливости и утонченной оскорбительности.

Полностью сокрушенный Задунайский уныло кивнул.

— Вы нечеловечески проницательны… Я бы ни за что не догадался, имея в своем распоряжении такие обрывки данных.

Я успокаивающе поднял ладонь.

— Полковник, чтобы завершить разговор, сообщаю, что я лично буду испытывать экспериментальные образцы. — Еще бы! Не выпущу из рук ни на миг. — Отчет, оформленный надлежащим образом, вы получите позднее.

Растерявшийся Задунайский вытянул из кармана маленькую деревянную палочку. На всякий случай я торопливо нащупал рябиновую планку, привинченную к крышке письменного стола. Я предусмотрел максимум защиты против враждебных чар.

— Надеюсь, вы не намерены показывать, как она работает прямо здесь?

Задунайский весь съежился.

— Не-ет.

Я покачал палочку на ладони.

— И что это?

— Превращатель…

Снова компьютер выдал правильный ответ.

— Преобразование или переброс между пространствами?

Оборотень растерянно пожал плечами.

— Не знаю.

Я укоризненно нахмурился.

— Опрометчиво с с вашей стороны, полковник. Однажды она может сработать не так, как вам хочется, и завершится это… дурно.

Задунайский поднял на меня виноватый взор. Пришлось еще раз улыбнуться.

— Я разрешаю вам самому испытать ее. Чтобы не дать повода упрекам, будто я вмешиваюсь в работу отдела.

После ухода Задунайского выпало несколько свободных минут, однако перевести дух не удалось. Зибелла горел желанием поделиться свежими новостями. пришлось выслушать его, и я не разочаровался. В ворохе пустых сплетен обнаружились два-три жемчужных зерна, заслуживающих внимания. Полезно быть в курсе делишек подчиненных.

И только ближе к вечеру я спохватился. Боже мой! До чего затягивает рутинная канцелярская работа. Я поймал себя на том, что в пятый раз старательно перечитываю абзац из обширного, в сорок пять страниц, доклада полковника П. под пространным, в духе прошлого века, названием: «О недопущении пролетания вражеских спутников над территорией режимных объектов, как первоочередная задача в борьбе за укрепление сохранности военной и государственной тайн». Имелось в докладе нечто завораживающее, прямо-таки гипнотизирующее. Он неотвратимо погружал в сон любого, кто пытался более или менее внимательно переварить указанные сорок пять страниц. Во всяком случае Железный Генрих, на что стойкий по части чтения докладов и отношений, и тот капитулировал. Его сопроводительную записка, пришпиленная к титульному листу, трепыхалась подобно белому флагу. Основную идею доклада можно было сформулировать предельно кратко: не подходи к окну с секретным документом, мимо пролетит американский спутник, сфотографирует.

Я сунул голову под кран. Струя холодной воды вернула меня на грешную землю из болотных глубин стр-роевой тупости и дремучих чащоб уставной мудрости. Некстати вспомнилось, что, выйдя из ведьминой избушки, я твердо решил…

По счастью Юрий Владимирович, несмотря на позднее время, еще находился в своем кабинете и потому на мой вызов откликнулся незамедлительно. Однако я не сразу нашел, как начать разговор. Помог мне сам начальник отдела специальных операций.

— Полагаю, речь пойдет о проведении форсированной акции?

Под этим безмятежным термином он подразумевал убийство. Фи! Немного подумав, я подтвердил:

— Именно.

Юрий Владимировчи приятно улыбнулся.

— А то я уж начал подумывать, не напрасно ли создан мой отдел. Заржавеем от безделья.

Видите, какой я гуманист!

— Зря, зря. Напротив, вашему отделу придается исключительное значение. В самое ближайшее время вам предстоит ряд ответственных операций, возможно определяющих будущность всего Управления.

— А пока вы хотите дать задание, каким-то образом связанное с вашей последней поездкой.

Я скорбно вздохнул. Слишком внимательный и слишком проницательный подчиненный, который, разумеется, не забыл, как сам в недавнем прошлом возглавлял КГБ… Придется разобраться. Начнет-то он не с фельдмаршала.

— Да.

— Колдунья.

Он даже не спрашивал, он утверждал.

— Мы не должны допустить, чтобы знания, которыми она располагает, попали к противнику.

А сам внимательно поглядел в «Себя зерцало». О том, что я увидел, не могу вспоминать без содрогания.

— Запас сведений так велик? — приподнял правую бровь Юрий Владимирович.

— Увы.

— Но мы не сумели пока обнаружить ни одного вражеского агента.

Под моим взглядом он поежился.

— Когда это случится, будет поздно. Вы можете поручиться, что ни один заграничный вервольф не обнаружит избушку? Вы можете дать гарантию, что старуха не расколется при первой же встрече с этим вервольфом? Вы…

— Сдаюсь, — поднял руки Андропов.

— Теперь вы понимаете причину моей озабоченности.

— Да, — кивнул он. И томно улыбнулся. — А больше всего вас беспокоит, как бы с этой старухой не установили контакт наши заклятые друзья, которые много опаснее врагов.

Не знаю, что проступило у меня на лице, только Андропов умолк, словно ему набили рот перцем. На всякий случай я поглядел в «Себя зерцало». Нет, я не изменился. Он тоже. Обыкновенный вампир с синеватыми кожистыми крыльями и тем самым… Да, отражение Юрия Владимировича удивительно не соответствовало его облику и элегантному английскому костюму.

— Чтобы не осталось ни малейшего следа, — жестко приказал я.

— Слушаюсь, — вскочил, вытягиваясь, Андропов.

— Поручите это дела вашим орлам из «Альфы». Надеюсь, новый командир успел освоиться?

Приятно было глядеть на растерянного Андропова. Он молча разевал рот, вмиг поглупев.

— Э-э…

Я счел необходимым пояснить:

— Все приказы о производстве идут через меня.

— Понятно, — Юрий Владимирович перевел дух, однако по его взгляду я понял, что Гиммлеру не поздоровится. Прелестно. Раздоры между подчиненными — основа спокойствия начальника. Андропов постарался провести эти приказы в мое отсутствие и, если бы не бдительность Зибеллы, меня поставили бы перед свершившимся фактом.

— Вы совершенно уверены в нем?

— Так точно, — отрубил Андропов.

— А как же… некоторые специфические наклонности?

— Не играют роли. Главное — он полностью понимает поставленные задачи и не щадит сил при их выполнении.

— Полагаю, вы озаботились изобретением подходящего псевдонима? А то нас могут неправильно понять.

— Не извольте беспокоиться, Петр Петрович, — окончательно оправился Андропов. — Все предусмотрено до мелочей.

— Надеюсь. С меня достаточно прежних скандалов.

Андропов молча склонил голову.

— Простите мне неуместное любопытство, но хотелось бы знать, какими соображениями вы руководствовались. Я, конечно, доверяю вам, — поспешил вставить я, улавливая признаки неудовольствия на лице Андропова, — будучи непрофессионалом в данной области. Но уж слишком неординарен выбор. Интересно.

Юрий Владимирович улыбнулся. Вам приводилось видеть, как улыбается бронебойный снаряд?

— Вот именно, неординарность. Вы помните анекдот?

— Какой?

— Про американского шпиона.

— «Да ты же негр, милок»?

— Его.

— Но какая связь?

— Прямая. В зоопарке, глядя на клетку с птицами, вы прежде всего замечаете павлина. А если он начнет привлекать ваше внимание, развернет хвост, запляшет… Вспомните ли вы остальных птиц?

— Пожалуй, нет.

— Вот именно. Он будет отвлекать на себя внимание, делая остальных членов группы невидимками. А сам, естественно, остается невинным, как новорожденный младенец, не вмешиваясь ни в какие дела.

Я покрутил головой.

— Хитро.

— Главное — действенно.

— Ладно. Я вам доверяю, как уже сказал. Но мое задание должно быть выполнено в трехдневный срок.

— Не беспокойтесь.

После ухода Андропова я задумался. Ситуация осложнялась. Не выходя из рамок дисциплины, Юрий Владимирович создавал подразделение из людей, то есть вампиров, преданных лично ему. Он превосходно сознавал, что в случае любой огласки, я отрекусь от него и выдам его и его команду головой жаждущим крови… Неважно кому. Значит, его орлы в любой передряге горой встанут за начальника и будут сопротивляться даже мне. А мое положение выглядело несколько сомнительным. Подразделение «Омега» за отсутствием наличны„ драконов так и осталось бумажным тигром. Формирование команды «Дельта» тоже заглохло, не успев начаться. Между прочим, моя вина! Гремлины ушли из-под моего контроля… Как сопротивляться боевикам? Вывод напрашивается — создавать свою личную секретную службу. И лучше всего вне рамок Министерства безопасности. Проблема одна — как укрыть ее от бдительного ока Железного Генриха.

Забывшись, я так полоснул когтями по столу, что на полированой крышке появились рваные царапины. Нехорошо давать волю чувствам. Дурной знак.

Может, обратиться к ГРУ? Это была бы великолепная интрига. Но таком случае я полностью выпускаю инициативу из своих рук. Ведь требуется только подрезать слишком широко разворачивающиеся крылья отдела специальных операций. Я отнюдь не намеревался свернуть ему шею, а подобный исход становился все более и более вероятным. Кроме того усиливался наш заклятый друг, а мне это не по нраву.

Нет! Я прогнал соблазнительную мысль прочь. Возвращаемся к первому варианту.

Я вызвал Зибеллу и долго разговаривал с ним. Кое-что горностай принял без возражений, кое-что отверг с ходу. К сожалению от Зибеллы зависело слишком много, пришлось долго уламывать его. На кого мне полагаться в Управлении? Я одинок. Это не служит источником душевных мук, но создает оперативные проблемы. В конце концов Зибелла сдался. На выполнение задания он отправился немедленно.

Только теперь я заметил, что уже ночь. За многочисленными делами день пролетел совершенно незаметно, а всего сделать не удалось. осталась масса хвостов и долгов, вроде отложенной беседы с Торквемадой. И завтрашний день сулит не меньше забот. Я налил рюмочку коньяку, с хрустом потянулся и подошел к окну. Бездумно потягивая душистый напиток, я сидел на подоконнике. Отдыхал. Яркие звезды. Красота. Вот только одна, темно-красная, почему-то не стоит на месте, а кружится, кружится, кружится… Что это?

Второй дракон!

Я криво усмехнулся. Им хочется еще, они получат еще.

И одновременно звонко шлепнул себя по лбу. Идея. Блестящая идея! Они всегда приходят в самые неожиданные минуты. Нужно привлечь к сотрудничеству создания Восьмого Мира. Если их никто не знает, то никто и не опасается, никто не обнаружит… Я первый, значит имеются шансы сделать их верными союзниками. Из-за ортогональности вселенных не следует бояться противодействия духов или магов. Остается сущая мелочь — найти этот мир и вызвать его обитателей. Ну да на что у меня Задунайский?

А еще есть гремлины особого рода. Никто не пытался их искать, я сам тоже побаиваюсь. Но как аварийный вариант, последний выход, можно пошарить в атомных и водородных бомбах. Вот где технологические беси неслыханной силы…

ПОКУШЕНИЯ

Бокасса доложил об исполнении приказа через два дня. Кажется я забыл представить нового помощника и старого приятеля Юрия Владимировича? Извольте. Экс-император Бокасса. Родственные души можно сказать, сослуживцы.

Наверное, именно этим объясняется некоторая моя расслабленность. Обрадовался, забылся, потерял бдительность. К сожалению расслабленность генерал-порутчика госбезопасности может привести к серьезным последствиям.

Совершенно неожиданно примчался с радостным известием полковник П. Ему посчастливилось обнаружить шпионское логово. Вот так, не больше и не меньше. Признаться честно, я с самого начала смотрел на П., как на тяжкий крест, влачить который я обязан по положению. Что за госбезопасность без отдела контрразведки? И что за контрразведка без подобного реликта? Правда, в моем Тринадцатом Управлении контрразведка находилась на положении Золушки, ее функции выполняли все остальные подразделения, а работа Малюты сводилась к шаманским камланиям о «вражеских происках» и «черной лапе ЦРУ». Бедный Малюта прямо горючими слезами обливался, однако что он мог сделать в одиночку? От неизбывной тоски Скуратов-Бельский предался литературным упражнениям, сочиняя «Наставление по методам форсированных допросов привидений и вампиров». Я не препятствовал, полезное дело. Но сегодня П. был себя в грудь и клялся, что неподалеку от города обнаружил логово настоящим вервольфов. Лично я склонен применить иной термин: не смог увернуться…

Не знаю, какой бес в меня вселился, только я поддался на его уговоры, и мы помчались «на операцию». Зачем? Зачем генералу лететь туда, где за глаза хватило бы прапорщика? Нечистый попутал, не иначе. Впрочем, весь состав Управления был в разгоне по каким-то мелочам, да и в глубине души я по-прежнему никому не доверял, считая только себя способным управиться с лютым ворогом. А, может, всему виной любопытство, что сгубило кошку?

Группа захвата всегда находится в полной боевой готовности, и мы без задержек отправились небольшой, но внушительной колонной — три броневика. Хотя снаружи эти броневики выглядели самыми невинными автомобилями, не имело смысла пытаться обстреливать их даже из тяжелого пулемета. Краска, несомненно, облупилась бы, но не более. Мы это знали и чувствовали себя в полной безопасности. Если вдобавок учесть, что я усилил броню противомагическими экранами из серебряной проволоки в виде печати Соломона.

Однако все это знал и наш противник. Удар был нанесен ошеломляюще дерзкий. Когда наши машины вывернули на центральный проспект — буквально пятьдесят метров от дверей Управления и прямо против окон УВД — грохнул взрыв. Да такой, что наш бронированый автомобиль закувыркался, словно спичечный коробок.

Именно это мешает мне в подробностях вспомнить все детали происшедшего. Я вертелся и катался в салоне, точно горошина в том самом коробке. Не знаю уж, какое чудо спасло меня от перелома шеи, но отделался я небольшими синяками. Запомнилось желто-красное мельтешение за стеклами машины, едкий запах, свист.

Когда способность реагировать на окружающее вернулась ко мне, я обнаружил, что сижу на грязном асфальте возле курящейся воронки. Неподалеку догорала неряшливая груда железа, еще недавно бывшая моей машиной. Второй броневик спецгруппы взрывом поставило на попа поперек трамвайной линии. Третий броневик срезал фонарный столб и время от времени выплевывал гейзеры из помятого радиатора. Все кругом засыпали обломки битого стела, ветки, мусор. Деревья на бульварчике посреди проспекта точно ураган выкорчевал.

Я тупо потряс головой, пытаясь унять звон в ушах. Легкий порыв ветерка вынес из воронки струю сизого дыма, и я расчихался — в нос резко шибануло чесноком. Когда мой плохо работающий мозг сообразил, чем именно пахнет, то неведомая сила буквально на крыльях отнесла меня подальше от жуткого места. Неужели противник рискнул взорвать прямо в центре города химическую бомбу с мышьяком? Мерзкая холодная струйка потекла вдоль позвоночника, но я все-таки понял, что в этом случае я давно был бы хладным трупом. Здесь крылось нечто иное, а что именно — стало ясно буквально через минуту.

Ко мне подлетел встрепанный и перепачканный командир группы захвата. Один из орлов-вампиров Андропова.

— С вами все в порядке, генерал?

Я кивнул, но тут же все вокруг завертелось, и я едва не рухнул наземь.

— Все, — хрипло пробормотал я, придерживая обеими руками голову, чтобы та не улетела.

— Мерзавцы, — и майор энергично выругался.

— Спокойнее, — выдавил я. — Все целы?

— Так точно. Однако машина…

— Что? — я старался говорить по возможности кратко.

— Полностью вышла из строя. Операция сорвана.

— О-ох…

Майор развел руками, решив, что мой стон вызван разочарованием. Отчасти он был прав.

— Где П.?

— А-а… — промямлил майор.

— Моя машина… Кто остался жив?

— Сейчас посмотрим, — бодро пообещал майор.

Однако ему помешал невинный порыв легкого ночного ветерка. Чесночная вонь заставила выступить слезы у меня на глазах, а майор вообще чуть не потерял сознание. Он обеими руками схватился за горло и захрипел, точно его душили. Лицо несчастного вампира сначала посинело, потом побелело и, наконец, приобрело неподражаемый цвет вареной свеклы в майонезе. Мне подумалось, что все-таки не обошлось без какой-то отравы, но ведь я сам ничего кроме неудобств не ощущал. Ну, пахнет. Бывает хуже. Зато вампиру приходилось туго. Он упал на колени и явно намеревался отдать Богу душу. То есть, конечно, не Богу и не душу, а черт его знает, что там у него… Пришлось схватить его за воротник и оттащить подальше от рокового места.

Когда майор кое-как оклемался, он заскрежетал клыками и надорванным голосом прорычал:

— Чеснок…

Да, ларчик открывался предельно просто. Враг начинил мину чесночной эссенцией. А для верности добавил серебряной картечи, справедливо рассудив, что она окажется одинаково опасна и для призрака и для человека во плоти. Теперь понятно, почему от несчастного П. осталась только слегка помятая фуражка. Разве мог он выдержать комбинированный удар такой силы? Увы… Впрочем, это избавило меня от многих неприятных забот, ведь я давно намеревался распрощаться с не по уму старательным полковником. Имея таких друзей нет необходимости заводить еще и врагов. Но неприятель сам взял на себя труды по устранению П. Мир праху его. Зато теперь я со спокойной совестью могу поменять литеру П. на литеру М. На должности П. М. будет смотреться куда благоприятнее. Помните романы о Джеймсе Бонде? Но вы сильно ошибаетесь, если полагаете, что М. я собирался вызывать так же как и П. из мира воображения. Нет. Начальник МИ-5 был фигурой гораздо более реальной и вещественной. Случись подобный казус в моем Управлении, я, не колеблясь ни секунды, приказал бы расстрелять Яна Флеминга за разглашение военной тайны. Так опрометчиво выдать своего начальника! Ведь бригадный генерал Стюарт Мэнзис существовал на самом деле. Впрочем, особенно торопиться я не собирался. Не потому что сомневался в М. (оставим это широко известное прозвище, коль скоро к нему все привыкли). Просто я вдруг засомневался: стоит ли так афишировать вызов М. Может, лучше сделать его своим негласным консультантом, человеком-невидимкой? Своим агентом 007? Чтобы подчинялся он непосредственно и единственно мне самому. И вообще, не пора ли обзавестись маленькой карманной разведкой? Ведь я не могу быть уверен, что подобная мысль посетила только меня, а, значит, надо подготовить противодействие. Что же до законности… Пусть о ней говорят те, кто ее нарушает.

Тем временем майор полностью пришел в себя. Я обратил внимание, что он как-то странно облизывается и принюхивается.

— В чем дело?

— Здесь был ифрит, — огорошил он меня.

Я едва не сел, где стоял.

Чего-чего, но подобного варианта у меня и в мыслях не было. Международный терроризм! Сбылись кликушеские предсказания П., только сам он не смог лично в этом убедиться. Или наоборот — убедился. Ведь ифрит означал Аравию. Кто именно? Хуссейн? Каддафи? Арафат? Догадка сверкнула подобно молнии. Тот, кто стоит за ними всеми — ГРУ! Чужими руками решили устранить меня. Ведь подобную акцию следует готовить долго и тщательно, значит и корни следует искать в Москве.

— Вы уверены? — автоматически переспросил я.

— Еще бы, — осклабился майор. — В свое время я долго работал я ними, не ошибусь.

— Хорошо, — столь же бездумно согласился я. — Только помалкивайте, а не то…

— Понятно.

Операция по отлову вервольфа безнадежно провалилась. Растерзанные и злые мы вернулись в Управление. Я разогнал верных привидений и сам, после недолгого раздумья двинулся по домам. Представить мое состояние вы сможете без труда.

После истории с Задунайским я поддался на уговоры начальства и сменил квартиру. Действительно, охранять виллу в лесу куда проще, чем городскую квартиру. Мы установили двойное кольцо вокруг жилого комплекса — одно наше, второе — от организации, строившей виллы, — и наслаждались заслуженным покоем. Никто не знал, что я, следуя святому правилу «Не доверяй и проверяй», свой собственный коттедж постарался обезопасить дополнительно. Помимо живых охранников на вилле незримо присутствовали два вампира, которых любезно одолжил Андропов, и три пулеметных гремлина. Я не сообщал об этом, зачем волновать соседей. Кроме того вся вилла была буквально нашпигована амулетами и оберегами. Я искренне надеялся, что преодолеть четыре охранных кольца не по силам ни одному врагу, как реальному, так и призрачному. Очень скоро я оценил мудрость своего переселения. После сумасшедшего рабочего дня за время пути немного успокаиваешься, сбрасываешь стресс и домой прибываешь в полной боевой готовности к напряженному отдыху.

Вот и сейчас я приказал машинному двигать восвояси, погружаясь в медитацию. Автомобиль мчался по узкой дороге, обсаженной вековыми елями.

Мое расслабление прервали самым бесцеремонным образом. Машина затормозила столь резко, что ее занесло, и она вылетела на обочину. Меня ощутимо ударило о спинку переднего сидения. Еще не разобравшись что к чему, я спросонья завопил:

— Ты что, спятил?!

Шофер не ответил, он удрал. Гремлины вообще отличаются робким нравом, несмотря на свою устрашающую внешность. Испугать они могут только еще больших трусов, чем они сами. Удивительно, сколько хлопот принесли нам эти боязливые создания на орбитальных станциях. Впрочем, отвлеченными рассуждениями я занялся позже, потому что тогда пришлось невольно открыть глаза. Причина переполоха выяснилась немедленно — на дороге стоял дракон.

Я пробкой вылетел из машины. Злость настолько затуманила мне голову, что я не испугался и не удивился. Мало мне прошлых неприятностей, получите новые…

— Убирайся прочь! — гаркнул я, точно на плацу.

Вместо ответа дракон разинул пасть и угрожающе зашипел. Похоже, он намеревался напасть… Второе покушение за три часа! Я не стал разбираться, что к чему и ринулся в атаку. Дракон этого явно не ожидал, потому что первый же мой удар отбросил его в придорожную канаву. Бедолага долго пыхтел и ворочался там, а я следил за его потугами со злорадным удовлетворением.

Наконец противнику посчастливилось вырваться из канавы. При этом дракон тоже изрядно разозлился, из его пасти вылетало неяркое пламя, и он странно напоминал самоходную газовую плиту. Я даже хихикнул и свою очередь был наказан за самоуверенность. Моя одежда занялась точно соломенная труха, настал мой черед приплясывать и ругаться. Но дракон, похоже, не знал, с кем имеет дело. Когда я плюнул в него огнем, он в изумлении попятился. Врагу нельзя давать передышки, и я продолжал наступать. Тигриным прыжком я бросился врагу на спину и схватил его гибкую тонкую шею мощными челюстями. Бедняга только растерянно поводил выпуклыми блестящими глазами и жалко трепыхался.

Я не спешил. Мерзавец должен ощутить, на кого он посмел поднять лапу. Дракон забился сильнее, однако я держал его мертвой хваткой. Он что-то запищал, вероятно просил пощады. Нет уж. Я посильнее сжал челюсти, прокусив ему шкуру. В первое мгновение черная драконовская кровь показалась мне едкой, как кислота. Во второе — приятно теплой. В третье — обворожительно приятной и сладкой.

Жерва забилась сильнее, она почуяла подступающий конец и отчаянно старалась вырваться. Напрасно. Я придавил дракона мощными лапами к земле и, радостно урча, пил, пил, пил его кровь…

Наконец он перестал сопротивляться, а вскоре о вовсе затих. Я брезгливо отшвырнул обмякшее как тряпка тело в придорожные кусты. Незачем давать повод нездоровому любопытству. Потом отдышался и вытер по со лба.

Меня всего трясло, да так, что я едва мог совладать с собственными руками. Отчего вдруг такой озноб? Волны жара и холода попеременно обдавали меня, вынуждали вздрагивать, словно осиновый лист. Перед глазами метались разноцветные круги, в ушах надоедливо звенели сотни комаров. Со мной происходило нечто непонятное…

Однако рано или поздно все неприятности кончаются. Лихорадка, трепавшая меня добрых два часа, отступила, измученный вконец, я прибыл домой. Прошло, однако, еще немало времени, прежде чем я окончательно оправился после бурного дня. Я расслабленно лежал перед камином, наслаждался теплом, а в голове фантастическим хороводом кружили мысли. Все-таки лихорадка не полностью прошла.

Почему, собственно, нашей системой должен командовать фельдмаршал? Формально его подчинили новоиспеченному министру. Но никто, разумеется, ни на миг не подумал подпустить выскочку хотя бы к краешку подлинных тайн. Пусть дурачок тешится погремушками, а мы делаем дело, нам играться некогда. Так что фельдмаршал остался душой и мозгом системы. А он выходец из прошлого, за ним, хочет он того или нет, тянется хвост прошлых грехов. Но, что гораздо более скверно и опасно, его по рукам и ногам вяжут призраки давно минувших дней. Воззрения, догмы, методы. Что казалось образцом для подражания десять лет назад, сегодня может привести к краху. Вспомнить хотя бы, как он протестовал против удаления людишек из штата Тринадцатого Управления. Повторяю: нет худшего врага человеку, чем он сам. Мы поставлены стражами человеков. Не государство как таковое должно охранять наше министерство, но людей в нем живущих, ибо без людей нет государства. Вообще в прошлые времена было сказано много умных слов, которые безумная действительность вывернула наизнанку, превратив в злобные пародии на самих себя. «Все во имя человека, все для блага человека». Золотые слова! Вот и мы, не покладая рук, не щадя сил и самой жизни работаем на благо людей.

…я улетал в пронизанные серебристыми стрелами голубые дали, кружа подобно светилу над зеленым шариком Земли…

Эта тяжелая и ответственная работа не каждому по плечу. Только лишенные человеческих слабостей и грехов способны творить добро. Отсюда следует вполне логичный вывод — они должны быть не людьми. Не нелюдями, а не людями. Я справедливо не хочу применять двойной стандарт раздельно к окружающим и себе. Если я намерен всегда находиться на высоте положения, то просто обязан как можно скорее изгнать человеческие пережитки из своего сознания, обязан как можно полнее раскрепостить свое второе «я», полностью отрешиться от прошлого. И вот тогда, без гнева и пристрастия, я сумею взвешивать людские грехи и судить их. Зато фельдмаршал явно не в состоянии очиститься от грехов прошлого. Значит, он должен отступить…

Нет, я не кровожаден. Убивать без причины мне омерзительно. К чему это? Отягощать душу невинной кровью. Я ведь не коммунист какой. Однако мы должны совершенно отчетливо сознавать, что прошлое без боя не сдастся. Во что может вылиться победа прошлого представить не трудно, наша система не воспитывает снисходительности и мягкости. Бой признается выигранным только в одном случае — если враг уничтожен. И этот бой потребует с моей стороны немалых жертв… Если я желаю блага своей Родине, то обязан победить!

…я мчался над бескрайними лугами. Пронзительно взблескивали узкие речушки, подобно разящему удару клинка. Глаза не успевали следить…

…вообще не вполне понятно, что за силы схватились сейчас на просторах России. В который раз суждено нам судьбою встать на пути черных полчищ? Слишком разнородны и противоречивы мои враги. Взять тех же гремлинов. Не могли они родиться во владениях князя тьмы. Ну никак не могли. А какое отношение имеет профессор Мориарти к драконам? Тоже никакого. Мы сталкиваемся с проявлениями очень сложных процессов. Магия черная и белая известны давно и хорошо. Так же полунамеками и оговорками признается существование серой. Проблема в другом. Если истина не единственна, то сколько ее — не имеет значения. Две истины ничуть не лучше двадцати двух. Признавая серую магию, мы тем самым признаем красную, зеленую, голубую… И вообще всех цветов радуги. Но, сколько магий, столько и миров. Это в нашем мире проявления иных сил воспринимаются как сверхъестественное. А для своего мира они не более чудесны, чем привычка камня падать вниз. Ergo, несколько параллельных миров сейчас пытаются захватить нашу Вселенную. Значит, тяжесть, лежащая на моих плечах, возрастает вдвое, впятеро, бесконечно. Разделить ее мне не с кем, я вынужден нести свою ответственность в одиночку. У меня нет и не может быть друзей. Я обречен. Обречен самой своей исторической миссией…

* * *

Я всегда придерживался старого правила: удивил, значит победил. Только смелые нетрадиционные решения могут принести успех. Вот и сейчас, не предупредив никого, один, втихомолку, я отправился в путь.

Увидев меня, Ерофей был поражен до крайности. Впрочем, если удивление он не смел скрыть, то неприязнь скрывать не пожелал. Это менябольно царапнуло. Ведь, несмотря на вынужденное расставание, я питал к нему прежние теплые чувства. Подозреваю, он так и не простил мне измены Зибеллы. Горностай всегда считался его лучшим приятелем, а тут предпочел меня.

— Зачем явился? — хмуро вопросил он, даже не предложив присесть.

Я почувствовал, как начинают выползать когти, однако подавил этот естественный порыв. Намереваясь чего-либо достигнуть, нельзя давать волю низменным чувствам. Тем более, приходилось закрывать глаза на его заигрывания с ультрапатриотами. Я ведь все помню.

— Предположим, просто соскучился по старому другу, — спокойно ответил я.

Ерофей внимательно глянул из-под кустистых бровей.

— Мог бы соврать и поумней.

— Ну зачем ты так, — я говорил подчеркнуто медленно и спокойно. — Неужели ты озлобился настолько, что не желаешь меня видеть?

— Что я желаю и чего не желаю — то мое дело и тебя оно не касается, — по-прежнему неприветливо сказал Ерофей.

— Зато я пришел к тебе.

— Наверняка с какой-нибудь гадостью.

Я вздохнул. Сдерживаться становилось все труднее.

— Почему ты так думаешь?

— Ты связался со злобными бесями, — прокурорским тоном заявил Ерофей.

— Разве?

— Да. Мало того, ты предался черным силам, что гораздо хуже.

— Ты ошибаешься.

— Нет! — Ерофей забегал по горенке. — Впервые мне не понравилось твое поведение, когда ты привадил злобного волкодлака. Где такое видано? Привечать врага человеческого.

— Если бы не я, то кто-нибудь другой сделал бы то же самое. Так пусть лучше Задунайский работает на меня, чем против меня.

— Рассуждая так, ты должен привлечь на свою сторону самого Сатану рогатого.

Да, при таком подходе мне не остается ничего другого… Я совершенно искренне хотел поладить, желал добра Ерофею. Он сам не оставил мне выбора.

— Может ты и прав, — лицемерно вздохнул я, проклиная в душе самого себя. — Я остался совершенно один. Зибелла и тот начинает сторониться.

— А я предсказывал, что ты кончишь именно так. Не помогают тебе твои любимые вампиры, привидения и умертвия?

Криво усмехаясь, я махнул рукой. Ерофей немного отмяк, добрая душа.

— Пока не поздно, бросай все да беги ко мне. Снова заживем мирком да ладком. Ведь мы так славно жили, пока не связались с этими… — Ерофей выразительно сплюнул. — Не для нас это и не про нас. Пусть они сами там ковыряются, не стоит мешаться в грязные дела.

— Увы, — я развел руками. — Если бы я мог так поступить. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Мне поздно отступать. А точнее, я уже не могу это сделать. Мне не позволяют. Остается маленький шанс, но лишь после ряда операций. Иначе меня просто убьют.

Я бросил короткий взгляд на домового, чтобы понять, как на него подействовали мои причитания. Подействовали именно так, как требовалось. Ерофей всерьез озаботился и не на шутку пригорюнился. Приятно иметь дело со столь бесхитростным чудаком. Им можно управлять, словно марионеткой. Дернул за веревочку — и человечек побежал.

— Кто тебе угрожает?

— Если он останется на своем посту, то плохо придется не только мне. Всем нам придет конец. Он поставил своей целью извести под корень всех порядочных людей. Я просто обязан выступить против него. Вот ты давеча обвинил меня, что я привлек к работе вампиров. Не делал я этого! Мне их навязали. Именно он и навязал. Можно подумать, ты меня совсем не знаешь. Когда-нибудь любил я этих кровопийц? Да ведь мы против черных сил вместе, рука об руку… Как после этого у тебя язык поворачивается…

Ерофей украдкой смахнул слезинку.

— И нет выхода?

— Есть.

— Какой?

— Помоги мне.

— Чем?

— Нужно доставить в Москву кое-какие бумаги.

— У тебя столько людей и духов.

— Сам понимаешь, не могу я им довериться.

— Значит, просишь меня.

— Да.

— А если я откажусь?

— То собственными руками подпишешь мне смертный приговор.

Ерофей задумался. Потом тряхнул кудлатой головой.

— Ладно. Семь бед — один ответ. Что именно я должен делать?

Дракон разинул пасть и бешено захохотал, изрыгая желтое пламя пополам с дымом. Туда ты доедешь, зато обратно выпустят ли?

ИФРИТ И ОСТАЛЬНЫЕ

Ель была очень старой и очень колючей. Говорю это не для того, чтобы расписать покрасочнее трудности и опасности операции захвата, но просто констатирую неприятный факт, имевший место быть. Сам не могу сказать, что меня подтолкнуло ввязаться в пустяковую операцию по захвату зауряднейшего вервольфа. Скорее всего раздражение после первого афронта. А, может, сработало шестое чувство. В воздухе так и витал запах опасности, и я не счел возможным уклониться, просто решил, что ниже моего достоинства уклониться от вызова. Наверное со временем у меня тоже развился дар предвидения. Поэтому я не поручил операцию крупнейшему специалисту по волкам-оборотным Задунайскому, а предпочел лично руководить ею, хоть и не генеральское это дело. Я твердо знал, что результат будет не тем, на который мы рассчитываем, и потому решил оказаться в гуще событий, чтобы правильно отреагировать на все изменения обстановки и постараться направить события в благоприятное русло. Вот потому, захватив с собой нескольких орлов Андропова, я торчал в сыром и холодном ночном лесу.

Выбор вервольфом места резиденции меня неприятно удивил. Я поначалу заподозрил его в полном отсутствии вкуса. Дешевой мелодрамой веяло от подернутого ряской пруда с позеленевшей разрушенной плотиной и покосившимся мельничным срубом, наполовину сползшим в воду. Однако потом я сменил точку зрения. Вероятно, ему стоило немалых трудов отыскать нечто подобное в нашем заиндустриализованном и заурбанизированном крае. Признаться откровенно, я не подозревал, что сохранились еще такие идиллические уголки. Впрочем, не потребовалось слишком много времени, чтобы выяснить истинную причину выбора вервольфа.

Если вампиры чувствовали себя на ночном холодке точно рыбы в воде, не могу похвастаться тем же. Я основательно продрог и начал терять терпение. Проклятый вервольф не спешил показываться, я уже усомнился в достоверности оперативной информации, когда на освещенной прожектором луны полянке возникла смазанная скоростью черная тень, и блеснули два зеленых огонька.

Раздраженный и замерзший, я открыл рот, чтобы скомандовать орлам и блестяще завершить операцию, но то же самое предвидение удержало мой язык от опрометчивых слов.

Здоровенный волчище, шерсть которого отливала серебром, уселся на самом краешке берега и трубно завыл. Я поспешно подмигнул своим вампирам, чтобы те ненароком не спугнули врага. Наклевывалось что-то любопытное.

Черная вода лениво булькнула, неспешно колыхнулся ковер ряски и тины, из омута вынырнула отвратительная мокрая башка. Я едва не треснул себя кулаком по лбу, только строгие правила маскировки помешали мне сделать это. За такое голову отрывать следует! Ведь говорил же фельдмаршал о вербовках среди водяных и леших, однако все наши усилия как-то незаметно сосредоточились на цивилизованных бесях, тяготеющих к жилью и самому человеку. Вольная природа осталась неохваченной, за что сейчас и придется расплачиваться — свято место пусто не бывает. Нашим промахом не замедлили воспользоваться враги. Придется теперь Малюте крепко поработать, прежде чем выяснится много ли пособников навербовала иноземная нечисть среди наших доверчивых бесей.

Водяной тем временем ловко выскочил из воды и уселся рядом с вервольфом. Был он черен и толст, больше всего походил на огромного сома, если бы не карикатурное человеческое лицо и три ряда острейших акульих зубов в широкой лягушачьей пасти. Управиться с водяным было проще простого. Ведь во исполнение собственного приказа я носил нательный крестик, а молитвою да крестным знамением обратать водяного хозяина куда как нетрудно.

Я вновь открыл рот, чтобы приказать орлам начать операцию, но во второй раз что-то удержало меня.

— Скоро? — недовольно квакнул водяной.

Вервольф, переминаясь с лапы на лапу, кивнул и проворчал:

— Он, как правило, не опаздывает.

Водяной шумно вздохнул.

— Скорей бы. Не люблю воздух.

Вервольф на это не ответил, он шумно скребся задней лапой, вычесывая блох. Водяной глядел на это с явным неодобрением.

— Правильно ли мы поступаем, связавшись с этой нечистью?

Вервольф зевнул.

— Враг наших врагов — наш друг.

— Однако уж больно он… нечист.

— Даже для тебя?

Водяной ехидно хрюкнул.

— О себе я не говорю. Даже для тебя.

В горле вервольфа заклокотало.

— Мы еще побеседуем на эту тему.

Водяной расправил длинные соминые усы, свивавшиеся кольцами.

— Это ерунда. Больше другого меня смущает его пристрастие к огню. Лично я огня терпеть не могу, да и ты, кажется, не слишком уважаешь.

— Это верно, — кивнул вервольф.

— Так может… не надо…

— Нет, надо. Если есть возможность прижечь им пятки, я не откажусь.

— Как знаешь, тебе видней.

— А вот и он, — радостно тявкнул вервольф.

Легкое облачко закрыло полную луну, и поляна вмиг погрузилась во тьму. А потом все вокруг залил мрачный темно-багровый свет, точно в небесах вдруг отворили печную дверцу, и отблеск плененного огня лег на землю. В душу ядовитой змеей заполз страх. Самый обычный, вульгарный страх. До сих пор я общался с темными силами мимоходом, на бегу. А сейчас я понял, что предстоит нешуточная схватка. Никогда раньше да и потом мне не приводилось встречать такую странную компанию: вервольф, водяной и зубчатопламенный ифрит. Вот уж кого я не ожидал встретить, но…

Ифритов я не видел ни разу, и сейчас смотрел во все глаза. Больше всего он походил на облако раскаленных газов, вырвавшееся из домны вместе с потоком жидкого металла — точно такие же струящиеся черно-красные отсветы, действительно напоминающие мельтешение зубчатого колеса. Разглядеть получше заморского гостя пока не удалось.

Когда чудовище опустилось на поляну, водяной испуганно попятился. Ведь его родной стихией была все-таки вода. Зато вервольф остался на месте, только сел поудобнее, обвив лапы хвостом.

Ифрит все время нервно крутил башкой, похоже, он чуял постороннее присутствие, хотя и не догадывался, кто следит за ним. От взгляда мутных багровых бельм тут же с треском занимались кустики и молодые деревца. Сонную воду омута словно хлестнули раскаленным бичом. При виде такого кощунства водяной страдальчески поморщился, а я подумал, что расколоть сообщников совсем нетрудно. Не могут создания противоположной природы столковаться, для этого следует быть гораздо умнее, чем эти простаки. Разделяй и побеждай!

— Зачем звал? — неприветливо осведомился вервольф, встряхивая головой. Оказалось, что на шее у него болтается на золотой цепочке какой-то амулет. Может именно он придает зверюге столько уверенности? Ведь даже ифрит с заметно робостью поглядывал на волчару.

— Средоточие вселенной, высокосановный, вознесенный до луны, со свойствами Юпитера, с небесно-пышным двором, могущественный как Тамерлан, победоносный как Искандар, с бесчисленным как звезды войском… — зачастил ифрит. Вервольф по возможности незаметно зевнул. — …источник справедливости и правосудия, уничтожитель несправедливости и притеснения, опора демократии, надежда прогресса, двигатель цивилизации, тень Аллаха на Земле, всепресветлейший Азият-баши соизволил говорить моими устами…

Вервольф зевнул с гулким подвыванием. Зато меня пробрало, точно за шиворот плеснули стаканчик виски со льдом. Противно и холодно. Вот откуда гарью потянуло! Поистине, один дурак задаст столько вопросов, что и сотня мудрецов не ответит. Не принято говорить о покойниках скверно, но П. был изрядно глуп. А вот здесь он сумел угадать. Зато многомудрые аналитики во главе с М. промазали. Ведь бредни об исламских террористах мы все дружно высмеяли. И зря. Урок на будущее.

— …предлагает мир и союз.

Вервольф почесался.

— Зачем это нужно?

Ифрит фыркнул, мзвергнув струю жидкого огня, подобно напалму поджегшую замшелые бревна плотины.

— У нас один враг. Так не лучше ли сообща ударить по нему с двух, с трех сторон, смять и опрокинуть?

— Не согласен я, — пропищал водяной. — Не по пути нам.

Молодец! Правильно, не по пути русской нечисти с азиятцами!

Однако ифрит не обратил на него ни малейшего внимания, он смотрел только на вервольфа. Понимал, кто здесь первая скрипка! Оборотень задумался.

— Это неожиданно. До сих пор у нас не было ничего общего. Мы скорее боролись друг с другом. Почему я должен поверить тебе?

Ифрит от раздражения надулся и вырос вдвое. Теперь он возвышался над невозмутимым вервольфом подобно курящемуся вулкану.

— Я не привык…

Оборотень тем временем спокойно и рассудительно продолжил:

— К тому же я не возьмусь перечислять все случаи вашего некорректного поведения. Мы понесли серьезные потери в борьбе с террористами, и мои сотрудники просто не поймут меня, когда я предложу им сотрудничество с вами.

Ифрит обиделся еще сильнее.

— Это не мы, полковник. Вы сталкивались не с воинами солнцеликого Азият-баши, но с наймитами фундаменталистов.

Вервольф-полковник рассеянно поправил лапой амулет, ифрита шатнуло прочь. Мне тоже показалось, что я чувствую излучаемую амулетом мощь. Специалисты СИС потрудились на славу, сказывалось общее технологическое превосходство проклятого Запада и богатые традиции. Все-таки ихним привидениям чуть не на тысячу лет больше, чем нашим, за это время последний дурак чему-нибудь да научится. Только бы М. не пронюхал, мигом переметнется. Я свирепо скрежетнул клыками. Вампиры, опаски ради, попятились. А я продолжал напряженно вслушиваться. Ифрит с оборотнем продолжали ожесточенно перепираться, водяной сидел поодаль, с интересом следя за перепалкой. Информации не прибывало, разве что пополнялся мой запас ругательств. Но ведь это не самое главное! В конце концов водяной не выдержал и заорал:

— Да прекратите же вы!

Надутые вервольф с ифритом умолкли и сели на почтительном расстоянии друг от друга, обмениваясь неприязненными взглядами.

— Если не перестанете лаяться, никакого проку не будет. Хотели ведь выяснить, как нам спасаться, а это можно сделать только сообща.

Да-а… Век живи — век учись. Это ведь он намекает, что мы собрались всю нечисть истребить. Обвинить госбезопасность в подобной жестокости мог только злонамеренный клеветник. Как у него язык повернулся!

— Действительно, хватит, — согласился оборотень. — Они уже подмяли под себя вампиров и привидения, скоро наступит черед остальных миров. Не знаю, чье тут влияние, только мне это не нравится.

Любопытно… Он тоже ищет инициатора…

— Объединяйтесь под крылом высокостепенного, споспешествуемого Аллахом друга свобода Азият-баши. Среди всеобщего развала только мы сможем защитить безвинных страдающих братьев меньших. У нас имеется возможность оказать противодействие любым акциям Тринадцатого Управления. И есть союзники…

Это называется ловить ерша, поймать акулу. Я-то намеревался захватить пару примитивных шпионов, а налетел на организацию вооруженного восстания! Да еще с изменой в рядах… Да с руководством оттуда…

— А потом меня намаз совершать заставите? — очень к месту уточнил вервольф.

— Конечно нет, — искренне возмутился ифрит. — Ты же не станешь.

— Нет.

— Нам бы сейчас управиться с КГБ, потом разберемся, что к чему.

Представляю, что начнется, если вся нечисть европейская, российская и азиатская объединится. Нам же конец придет! И еще я вспомнил, что взрыв машины организовал не кто иной, как ифрит. Видя, с какой легкостью он плюется огнем, я охотно поверил — его работа! Слушать бестолковую трепотню больше нет смысла, теперь пусть Малюта на допросах информацию выколачивает… то есть добывает.

Я махнул рукой.

Вампир что-то буркнул в горошину микрофона, прикрепленную к воротнику, и началось.

Все вокруг залил неприятный сине-зеленый свет. Это замершие в засаде вертолеты поднялись над деревьями и включили прожектора

— предмет особой гордости Задунайского. Он сумел так подобрать газовую смесь, что их свет немедленно возвращал любое создание Мира Магии в исходное состояние, одновременно блокируя все дальнейшие превращения. Он что-то долго объяснял насчет спектра и длины волны, но я не стал вникать. Главное — результат. Я сам видел, как волк превращался в человека, бутылка шабли — в лимонад, и так далее.

Зато здесь ничего не произошло.

Сначала троица оторопела, потом начала действовать, каждый сообразно своему характеру. Водяной прямо с места огромным прыжком, метров шесть, нырнул в омут. Красиво нырнул — ни брызг, ни плеска, только сверкающая вода чуть колыхнулась и тут же замерла.

Вервольф и не подумал превращаться в человека. Вот где сказалась сила амулета! Пару секунд он сидел неподвижно, сверкая зелеными глазами, потом серой тенью метнулся к деревьям, рассчитывая скрыться. Если бы это ему удалось, все мои труды пошли бы насмарку. Но даже вервольфу не тягаться с электроникой! Затрещала пушечная очередь, раздалось сухое «пок-пок-пок» автоматического гранатомета, и вокруг оборотня забушевали смерчи разрывов. Корпуса гранат выполнены из серебряного сплава, снаряды — тоже. Для государственной безопасности денег не жалеют. Когда смерч улегся, я увидел растерзанный волчий труп. Жалко, лучше бы живьем… И вообще непонятно — после смерти он в любом случае обязан вернуться в исходное состояние.

А вот ифрит разбушевался.

Теперь я разглядел его получше. Не вполне классическое создание. Больше всего он походил на бога Ганеша, только вместо слоновьих ушей по бокам головы слабо трепыхались огромные кожистые крылья, напоминающие крылья летучей мыши. Но на локтевом сгибе у них росли четыре когтистых пальца. Рыхлую серую кожу покрывали крупные поры, которые так и сочились огнем.

Ифрит задрал хобот и плюнул огнем. Пламенный ореол охватил один из вертолетов. Машина беспорядочно задергалась и кометой рухнула в лес. Только огненый столб отметил место падения.

В первое мгновение мне показалось, что второй вертолет тоже взорвался. Но потом я сообразил, что пилот просто нажал разом все гашетки, выпустив ракеты, разрядив гранатомет и открыв огонь из спаренной пушки. Эффектное зрелище! Вот только вреда ифриту это не причинило ни малейшего, хотя законам физики пришлось подчиниться даже ему. Сила удара опрокинула его наземь, и он закувыркался, кроша и поджаривая кустарник. Ну, теперь наш черед, как пел бравый Эскамильо. Мы с вампирами ринулись в бой.

Конечно, им на крылышках куда проще, они меня опередили. Когда я подоспел, мои орлы уже сноровисто набросили на ифрита сеть, сплетенную из освященных веревок. Ифрит взревел, как авиадвигатель. Мне показалось, что у меня лопаются барабанные перепонки. Единственным опасением было — выдержит ли сеть? Ифрит принадлежал мусульманскому аду, так сработает ли христианское освящение? Ведь попасть в мечеть я не мог.

Сработало.

Хотя я отчетливо видел — на пределе. Ифрит бился и ворочался в сети, словно огромная рыба, но только сильнее запутывался. Он смачно плевался огнем, не замечая, что верткие вампиры без труда уворачиваются от плевков. Даже попади адское пламя на вампира — проку оказалось бы немного. Адский пламень вампиру не страшен.

Наконец в бой вступил я.

Черные создания глупы и отсталы, поэтому презирают технические достижения. А мои гремлины вместе с Задунайским постарались, и когда я ловко защелкнул наручники и кандалы, то сразу успокоился. Теперь голубчик никуда не ускользнет. Игрушки самозатягивающиеся, а в замки вставлена печать Соломона.

Ифрит бешено сверкнул глазами и вытянул хобот, чтобы поразить меня огнем, но один из вампиров сноровисто приклеил магический пластырь на пятачок. Ифрит был полностью обезврежен.

— Вызывайте грузовой вертолет и в лабораторию его. Вервольфа тоже туда.

— А что с водяным? — полюбопытствовал вампир.

— Швырните в омут пару гранат, а когда всплывет — подберите.

Вампир довольно осклабился.

Амулет вервольфа я забрал себе.

* * *

Первый сюрприз мне поднес Задунайский. Тщательно разобравшись в истерзанном трупе вервольфа, он огорчил меня сообщением, что мы прикончили настоящего волка.

— То есть как?! Ведь он же разговаривал! А источник собственными глазами наблюдал перевоплощение в человеческую ипостась и обратно!

Задунайский развел руками.

— Надеюсь, вы доверяете моей квалификации?

Еще бы, не доверять! Он же сам волкодлак. Мог бы и не задавать риторических вопросов. Я постарался безмолвно выразить полное и совершенное доверие. Кажется, это удалось, потом что Задунайский подобрел.

— Все равно не могу разобраться. Похоже, это существо иной природы. Кто он? Откуда пришел? Не знаю. Но жестоко обманывается тот, кто считает его своим полковником. Очень большой вопрос, на кого он работал. Мне этот волк кажется странным. Странным и страшным.

— Ерунда, — фыркнул я.

— Вы полагаете? А что, если мы столкнулись с хорошо законспирированным заговором?

Сам того не зная, Задунайский ткнул в больное место.

— Заговор? — насторожился я.

— Конечно. Что еще может свести вместе таких разных тварей? Парочку водяной-ифрит я вообще отказываюсь себе представлять.

— Действительно, — согласился я. — Трудно совмещаются.

После слов Задунайского я крепко задумался. Действительно, картина все больше напоминала сцены из жизни карбонариев. Черные плащи; широкополые шляпы, надвинутые на глаза; темная ночь; заброшенная каменоломня… Но не кроется ли за этой опереттой нечто гораздо более серьезное? Ведь это стандартный прием — уверить противника в своей безобидности, делая вид, будто все твои действия у него под контролем. Метод стеклянного дома. Штука обоюдоострая, но действенная. Расслабившийся неприятель частенько пропускает сокрушительный удар.

— Тем более, что мы практически ничем не можем противодействовать инфильтрации агентов из-за границы, — ввернул шуруп поглубже Задунайский.

Устами младенца глаголет истина. Оборотень не был спецом в оперативной работе и мало чем интересовался, кроме возлюбленной техники. Однако именно ему суждено было сунуть меня носом в зияющую прореху прямо посреди нашего оборонительного щита. Действительно, следует ли бороться с уже проникшим к нам агентом? Не проще ли постараться парализовать деятельность разведцентра? Увы, увы… С тех пор как нас превратили в Министерство безопасности, служба внешней разведки уплыла из наших рук. А к чему ее могут привести политическая шлюха, ставшая во главе благородного дела добывания разведданных? К превращению в огромный бордель, естественно. Примеры уже есть. Я бы его с удовольствием четвертовал, хотя оставалось только скрежетать зубами в бессильной злобе, беспомощно наблюдая на развалом налаженной системы. Впрочем, если отрешиться от эмоций, по силам ли людишкам контролировать передвижения жителей Восьми Миров? Ответ напрашивается сам.

Вывод очевиден — нужно создавать внешнюю разведку в рамках Тринадцатого Управления. Пришлось не слишком вежливо выгнать Задунайского, обобрав на ходу амулет, снятый с трупа вервольфа.

Раздумья были недолгими. Я вызвал фельдмаршала.

Изумления при виде перемен внешности начальника стали чем-то вроде привычного ритуала. Фельдмаршал буквально истаивал, исчезал. Щеки ввалились и стали восковыми и прозрачными. Некогда щегольская бородка больше всего напоминала неряшливый кусок пакли, волосы поредели и засалились. Даже на аккуратном френче показались подозрительные пятна.

— Что у вас? — неприветливо спросил он, не сочтя нужным поздороваться.

— Предложение, — не подавая вида, что глубоко оскорблен, бодро отозвался я.

Он поморщился.

— Какая еще гениальная идея посетила вашу голову?

Я безропотно проглотил и эту пилюлю, хотя про себя порадовался, что давно обшил стол нержавеющей сталью.

— Хотелось бы восстановить то, что сгоряча было уничтожено.

Фельдмаршал глянул исподлобья.

— Очевидно, новое расширение Тринадцатого Управления?

— Да.

— Что еще вы намерены подгрести под себя?

Здесь я уже счел необходимым выказать неудовольствие.

— Продолжать разговор в подобном тоне я не намерен.

— Ишь, раскипятился! — удивленно, точно видел меня впервые, произнес фельдмаршал. — Куда вы денетесь?

Деться мне было некуда, однако я сблефовал.

— Если вы полагаете, что цепляюсь за погоны, то ошибаетесь.

— Вы готовы подать рапорт?

Цинично усмехнувшись, я сказал:

— Всегда полагал, что я министерству нужен больше, чем оно мне.

Фельдмаршал рявкнул:

— Не забывайтесь!

— Именно!

— !!!

— Так что о моем предложении? — деловито осведомился я, словно и не было предыдущей ругани.

Он скривился, как будто раскусил лимон.

— Восстановить внешнюю разведку?

— Да.

— Нет!

— Почему?

— Законом это запрещено.

— С каких пор наше министерство начало уважать законы?

Фельдмаршал тяжело уставился на меня.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, — поспешно отыграл назад я.

— То-то, — и начальственная голова исчезла.

Разговор кончился ничем. Нет, вру. Я завершил беседу в твердой уверенности, что глава службы безопасности работает на сторону. Измена! Теперь понятно, почему большинство моих акций заканчивались оглушительным провалом. Если предательство свило гнездо на самом верху, то я почти бессилен. И стал понятен намек ифрита. Наш разговор окончательно укрепил мою решимость создать собственную разведку. Вот только засветился я по-глупому. Ничего, вывернемся. И наплевать на все запреты! Интересы государственной безопасности выше личных амбиций и тем более бумажных законов.

Впрочем, из своего кабинета я вылетел бледно-зеленый от бешенства и сразу направился во владения Малюты. Надо же хоть как-то отвести душу.

Малюта даже в специфических условиях не изменял новоприобретенной привычке одеваться как можно элегантнее. Немного странно было видеть белоснежную сорочку и безукоризненный галстук под асбестовой робой, но я отдал должное его предусмотрительности. Допрос ифрита — вещь обоюдоострая.

— Хотите лично присутствовать? — приветливо улыбнулся он, разглядывая отполированные ногти.

— Детское любопытство, — буркнул я, понемногу остывая. — Как они?

— Признаются помаленьку. Только вот водяной… — Малюта вздохнул.

— Что водяной?

— Хлипок оказался.

— Но показания дать успел?

— Успел.

— И ладно. А ифрит?

— Упрямится.

— Давайте глянем.

Все-таки Малюта остался в душе консерватором. Он решительно не признавал современных технических новаций и упрямо цеплялся за старые испытанные средства. Особенно помогали разговорить ифрита водные процедуры — как всякий огненый демон ифрит воду на дух не переносил. Поэтому Малюта изощрялся. Сначала по капле капал на выбритую макушку святую воду. Потом решил, что чем больше воды, тем лучше, и принялся вливать кипяток ведрами через воронку прямо в хобот ифрита. Не уверен, что здесь он был прав. С одной стороны вода, но с другой-то — кипяток! Интересная проблема, заслуживающая детального рассмотрения. В конце концов Малюта решил дать ифриту еще больше воды и засунул его в бочку со святой водой и святым же льдом. А верности ради на бочку наложил печати Соломона, которые делали бесполезными любые попытки вырваться. К своему удивлению я застал здесь же отца Томаса. Скромно потупившись, Торквемада объяснил, что приглашен Малютой, как специалист по работе с мусульманскими демонами. Молодцы. Я не учел этого!

Я подошел к бочке, из которой торчала посиневшая башка демона. Чтобы тот не сбежал, Малюта приколотил его уши серебряными гвоздями к дубовой клепке.

— Ну, как? Не надоело? — ласково спросил я.

Тот молчал, бешено вращая матово-красными глазами.

— Молчит, проклятый, — скупо прокомментировал Торквемада.

Ифрит громко расхохотался.

— Болваны! Настанет час — все вы согнетесь под священной стопой солнцеликого, опоры ислама и демократии, многопобедного, яркоблистающего Азият-баши! Гяуры! Вас приведут к покорности, как предков ваших тумены Батыя! Вы падете в пыль перед зеленым знаменем пророка!

Я плюнул в бесстыжие глаза.

— Это вас приведут к покорности, неверные собаки!

— Ваши воеводы уже ищут благосклонности высокосановного, десницы Аллаха, благоначального Азият-баши!

— Какие воеводы?! — вскинулся я.

Однако ифрит напрягся, рванулся, оставив кровоточащие клочья ушей на бочке. Малюта растерянно присел. Зато Торквемада, ничуть не испугавшись, поднял серебряное распятие и начал громко читать охранительную молитву. Впрочем, он зря старался, ифрит пренебрег им. Надувшись, демон выпустил струю жидкого огня прямо мне в лицо. Мгновенно занялась форменная рубашка, затлели волосы. Я не успел даже испугаться. Но ведь дракону огонь — дом родной! Неведомая сила приподняла меня, я ощутил прилив сил.

Трубно зарычав, я в ответ дунул черным огнем. Ифрит пронзительно заверещал, когда пламя коснулось его. Я оказался сильнее! Когда пламя погасло, я кинулся на ифрита и вонзил когти в дряблую кожу. Демон слабо трепыхнулся, когда мои челюсти сжали его глотку. Кровь оказалась восхитительно сладкой…

Так неожиданно завершился день.

ПРОБЛЕМА ВЫБОРА

Я всегда был последователен, логичен и справедлив. Самое главное

— не создавать себе ни малейших привилегий. Я начал кампанию по устранению человеческого элемента из рядов Тринадцатого Управления, как источника слабости и предательства, я обязан довести ее до конца. На меня и так уже потихоньку косились. Аппаратура Зибеллы работала исправно, и каждое утро мне на стол ложились «Отчеты о происходящем». Они меня не радовали, ох как не радовали. Дисциплина хромала на все четыре копыта, среди вампиров и вурдалаков шло постоянное брожение, они вечно чем-то были недовольны. Особенно усердствовали обработанные по моему приказу. Человек не понимает заботы о себе, и они тоже не могли простить мне хлопот об их будущем. Не увидели своей же пользы и по слепоте старались оттолкнуть и оплевать протянутую руку помощи. Приходится силой подталкивать упирающихся…

Впрочем, я не хотел полностью лишаться преимуществ человеческой ипостаси. До разговора с Задунайским я еще не представлял себе ясно всех выгод принадлежности двум мирам, однако интуиция подсказала мне единственно верное решение. Не пытайтесь ловить меня на слове, я превосходно помню все, что говорил о бастардах, принадлежащих двум вселенным. Мы должны четко различать положение и устремления. Для меня это становилось тяжкой обязанностью, неприятным долгом, связанным с моими служебными функциями. Выродки получали извращенное удовольствие, циркулируя между мирами, а я страдал, молча сцепив клыки.

Мы долго беседовали с Задунайским о том, как нам лучше подготовиться к предстоящим схваткам. Гипотезу Восьми Миров и переходного НИЧТО он уже излагал, а сейчас грохнул мне на стол объемистый конволют, обильно уснащенный формулами и малопонятными фразами типа «ротор вихря временного вирла не вполне представимой обратной фазовой решетки…» Б-р-р…

Однако при устном изложении теория показалась мне понятной и не лишенной рационального зерна. Все сводилось к ступенчатому усложнению мировой матрицы. Исходным пунктом Задунайский принимал Большой Взрыв. Первым шагом было существование Праяйца нулевой размерности. Вторым — разделение света и тьмы, добра и зла. Появилась двоичность, диалектичность природы. Однако после этого разделение пространство еще не имело привычного нам облика. Нельзя сказать «изотропность» если нет никаких свойств. «Да будет свет»… И стал свет… М-да.

После двойки следует четверка — происходит новое деление. Мы получили четыре стихии, четыре первоэлемента, четыре стороны света, четыре координаты. Наша Вселенная полностью оформилась, живи и пользуйся. К сожалению, природа на этом не остановилась, хотя и могла бы. На смену четверке появляется восьмерка. После сдвигания Вселенной в перпендикулярном направлении возникли Восемь Миров, каждый со своими законами и правилами. Восемь Вселенных плюс НИЧТО. Здесь Задунайский разводил руками и невнятно мычал. У него не было даже предположения, что представляет собой это самое НИЧТО. Может непереработанные остатки четырехмерности, а может наоборот зародыш следующего акта деления и прообраз шестнадцатимерности. Когда я попытался уточнить, а что именно представляет из себя эта самая шестнадцатимерность, Задунайский лишь жалостно трепыхнулся. Единственно, что он мог предположить — удвоение количества миров за счет инверсии времени, образование взаимосвязанных пар «мир-антимир». Полностью физику антимира он описать не смог, так как не был специалистом-ядерщиком. Ясно было одно: инверсия времени повлечет гораздо более обширные последствия, чем кажется на первый взгляд. Смена векторов элементарных токов, например, превратит все частицы в натуральнейшие античастицы, а там — полный ба-бах!!!

Практическим выводом из многомудрых объяснений была созданная Задунайским установка для путешествия по Восьми Мирам. Каким-то образом она сворачивала наше пространство в то самое НИЧТО. Сильно подозреваю, что сам ее автор не разобрался до конца, как машина работает. Во всяком случае использование в качестве обязательного момента «парения духа» не вызвало у меня прилива энтузиазма. Не знаю, что подразумевал под этим Задунайский, но я в очередной раз убедился, что начальник технического отдела — неудержимый романтик. Впрочем, я твердо знал — оборотень не склонен к пустым разглагольствованиям и произнесению красивых фраз. Даже говоря о бессмертной душе, он наверняка подразумевает нечто до предела приземленное.

Задунайский поклялся, что через пару дней установка будет готова к использованию, чем поставил меня в тупик. Надо установку проверить в работе. Кто этим займется? Кому я могу безоговорочно доверять, но при этом не слишком дорожу этим сотрудником… Вообще, рапорт Задунайского породил у меня глубокую тревогу. На первый план со всей очевидностью выплывала нелегкая проблема сохранения тайны. Причем не столько от чужих, сколько от своих. С некоторых пор я решительно перестал доверять даже собственным заместителям. Друзей, понятное дело, у меня быть не могло. Груз ответственности и собственной значимости облек мои плечи подобно императорской порфире, одновременно возвысив и придавив. Я немного поразмыслил и принял решение поручить охрану установки М., полагая, что, как человек новый, он еще не успел ввязаться в наши внутренние дрязги. Однако, на всякий случай, пришлось поручить Гиммлеру организовать всестороннюю проверку М. А Малюте я поручил установить негласное наблюдение за новым сотрудником, что тот исполнил с великой охотой — Малюта ревновал.

Уладив различные мелочи, я отправился в клинику. Нет, я не заболел. И операции, которым я намеревался подвергнуться, носили промежуточный характер между хирургическими и специальными. Тем более, что проводить их должен был неизменный Задунайский.

Прежде всего я потребовал, чтобы он вживил мне то самое магическое кольцо телепатии. Мне надоело постоянно обращаться к нему. Лучше всего, если эта способность станет врожденной. Бедный оборотень глаза выпучил, когда я поставил перед ним задачу. А уж при виде составленного мною меморандума и вообще окаменел, как при встрече с василиском. Сначала Задунайский начал трепыхаться, утверждая, что подобное невозможно, что человеческий организм неизбежно отторгнет чужеродный предмет, тем более принадлежащий Миру Магии. Пришлось напомнить ему, что я не человек, а генерал-порутчик. Сцепив клыки, Задунайский согласился, правда успел заметить, что снимает с себя ответственность за последствия операции. Я его успокоил, заверив, что за все буду отвечать сам. Его дело десятое — исполнять приказы.

Операция оказалась долгой и болезненной. Конечно, я не мог допустить наркотического беспамятства. Нет, я, разумеется, доверял Задунайскому, но ведь и кроме него могут найтись желающие воспользоваться моей временной беспомощностью, видя в ней благоприятный шанс. Не стоит вводить людей, а тем более вампиров, в искушение.

Когда я поднялся с операционного стола, прижимая к груди закутанную в толстую повязку руку, больше всего меня занимала противная, сосущая боль в свежей ране. Остальные проблемы как-то ушли в тень. Поэтому я сначала не обратил внимания на странные изменения окружающего мира. Я начал смотреть совершенно иными глазами. Говорят, что собаки не различают цветов и потому воспринимают все иначе, чем мы. Не знаю. У меня разом изменились зрение, слух, обоняние. Я словно попал в чужую страну, где все незнакомо и непривычно, все тревожит и раздражает. От странных запахов кружится голова и свербит в носу, почему-то все время слезятся глаза, отчего ты смотришь будто сквозь толстое мутное стекло, в ушах постоянно звучит надоедливый, утомляющий комарины звон. Земля плыла и качалась под ногами, каждый шаг приходилось тщательно рассчитывать, поэтому мои движения были неестественно замедленными и осторожными. Кое-кому могло показаться, что я просто просто пьян, хоть я во рту маковой росинки не держал. Поэтому я искренне обрадовался, когда Задунайский сообщил, что к остальным операциям ему надо подготовиться получше да и вообще разобраться, осуществимы ли они. Отсрочка пришлась как нельзя кстати.

Отложив мысль о дальнейшем самосовершенствовании, я решил занятся делами прозаическими и бюрократическими — очередной реорганизацией Управления. М. прибыл немедленно, как всегда аккуратный и собранный, держа в руках пухлую красную папку. Все-таки и Малюте, и Андропову при их показной элегантности не хватает неуловимого шарма, веющего от М.

— Садитесь, — радушно пригласил я. — Разговор может оказаться долгим.

— Благодарю, — кивнул М.

Я помедлил. С чего начать нелегкий разговор я представлял плохо. Предложения нарушить пяток-другой законов еще не стали для меня обыденными и привычными.

— Сначала я хотел пригласить вас, чтобы спросить: удовлетворены ли вы работой Управления. А потом внимательно слушал бы ваши рассуждения, втихую радуясь собственной прозорливости, ибо вы подтвердили бы мои догадки. Хотел было, но решил, что поступить так будет недостойно ни вас, ни меня самого. Поэтому я решил задать вам несколько неожиданный вопрос. Кем вы себя считаете в первую очередь: военным или христианином?

Я добился своего, от удивления М. чуть не уронил папку, однако быстро справился с удивлением.

— Вы полагаете эти понятия несовместимыми?

— Первое подразумевает постоянное и многократное нарушение заповеди «Не убий». Есть и другие, не менее важные отличия.

— Не новая постановка вопроса, — кивнул М. — Воинство христово…

— Простите, что перебиваю вас. Только не следует говорить о войнах во славу креста и победах над неверными. Вы сами превосходно знаете, что наиболее упорные и кровопролитные войны шли как раз между правоверными христианами. Еще раз прошу прощения, что прервал вас.

— Увы, в ваших словах горькая правда.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос. Признавайтесь.

М. без колебаний отрезал:

— Солдат на службе Ее Величества… То есть… Солдат!

Я сделал вид, что не заметил его оговорки, но для себя ее накрепко запомнил. Не доверяй и проверяй!

— Значит, выше всего вы ставите повиновение приказам?

— Да. Если…

— Интересное словечко. В каком уставе вы его вычитали?

М. натянуто улыбнулся.

— Если приказ не является преступным.

— А решать это собрались вы?

— Ведь исполнять его мне.

— Черт бы побрал вашу хваленую демократию, — обозлился я. — Этак если каждый подчиненный начнет рассуждать и размышлять, то на само исполнение приказов у него не останется времени. Армия развалится. Запомните М., у нас не секретная служба Ее Величества, у нас свои законы!

— Я постараюсь, — кротко кивнул М.

— Сказано: «Солдаты должны беспрекословно выполнять приказы своих командиров во имя мира и всеобщего спасения. Пусть сам государь и запятнал себя несправедливостью, но он военачальник. Приказ начальника делает солдата невиновным в совершенных государем злодеяниях».

М. так и подскочил.

— Я не советовал бы произносить эти слова во всеуслышание.

— Почему?

— Мы сражались против Гитлера.

Я торжествующе усмехнулся.

— Вот здесь вы ошибаетесь. Если Гитлер и говорил нечто подобное, это отнюдь не было его собственными мыслями. Он лишь процитировал сказанное за тысячу лет до него одним из столпов христианского богословия.

— Неужели?

— Впервые эти слова произнес блаженный Августин. Так что воинская дисциплина, беспрекословное исполнение приказов есть добродетель не только специфически воинская, но и общехристианская. Я не сомневаюсь в вашей исполнительности, но спрашивал вас, чтобы выяснить, будете ли вы подчиняться моим приказам, внимая лишь требованию устава, либо, следуя внутренним императивам.

М. оскорбился.

— Вы усомнились?

— Ничуть.

— Тогда зачем?

— Чтобы выяснить, до каких пределов вы пойдете со мной.

— Какое непомерно длинное вступление! И все ради того, чтобы узнать о моем мнении относительно создания службы внешней разведки! Можно было просто взять у меня эту папку.

Да, он расплатился со мною сполна и то же монетой. Полагаю, вид генерал-порутчика с разинутым ртом особенно забавен.

Я машинально принял означенную папку, пребывая в состоянии некоторой остолбенелости. Но в то же время я отчетливо понял, что слишком долго нам вместе с М. не работать. Излишне проницательный подчиненный — это мина замедленного действия, которая рано или поздно, но обязательно взорвется и уничтожит тебя. Однако лишь круглый идиот на этом основании попытается немедленно избавиться от такого подчиненного. Подлинная мудрость заключается в том, чтобы использовать его до последней возможности и лишь тонко уловив решающий момент выкидывать становящегося реальной опасностью конкурента. Значит, пока мы вместе. Пока.

— Отложим в сторону лишнюю писанину. Изложите вкратце ваши соображения.

Я слушал М., думая о своем. Только бы не запутаться в хитросплетениях созданных мною же независимых подразделений. Сейчас эта опасность становится все более реальной. Чем же мы располагаем на сегодняшний день?

Первое. Команда«Гамма». Слава Богу, хоть с этими у меня не возникает проблем. Хлопотунчики-гремлины исправно несут службу в лабораториях и мастерских, время от времени выбираясь, чтобы привести в действие моторы и затворы.

Второе. Команда «Омега». К величайшему сожалению она пока существует только в моем воображении. Руки не доходят придать ей хотя бы бумажную жизнь. По-моему, нужно. Просто обязательно. Братья-драконы никогда не подведут и не выдадут. Они могут стать моей преторианской гвардией, опираясь на которую я смогу держать в железной узде все Тринадцатое Управление.

Третье. Информационно-аналитическая служба. За надвинувшимися хлопотами я совершенно о ней забыл. Впрочем, забыл и Малюта, ее создавший. Надо поинтересоваться, чего они достигли, ведь результаты могу оказаться самые неожиданные.

И появляется четвертое. Служба внешней разведки. Называть ее так ни в коем случае нельзя. Требуется благозвучное и совершенно нейтральное имя. Например «Институт стратегических исследований». Чем плохо? Комплектуем ее людьми М. То есть, конечно, не людьми, а кто у него там.

Кроме всего прочего следует рассмотреть и перспективное пятое. Надо бы создать небольшую карманную армию. Мало ли для чего может понадобиться. Драконы хороши при работе с жителями Восьми Миров, но ведь может случиться, что придется драться и с людишками.

Ах, да. Еще шестое. Команда «Дельта». Полностью привести под свою руку.

Седьмое. Команда «Альфа-13» и исполнительный людоед Бокасса. Разогнать без остатка.

Тут действительно как в детском саду научишься считать до десяти. Вообще интересно получается. В моем личном ведении оказывается организация, вполне сопоставимая по размерам и подчиненной мне официально. Или даже крупнее нее. Любопытно, у фельдмаршала тоже дела обстоят подобным образом? Самое трудное в таком положении

— найти источники финансирования. Содержать сотню-другую личных агентов не проблема, а вот целый институт… Бухгалтерия не ЦРУ, ее не проведешь на мякине.

Эти рассуждения отнюдь не мешали мне слушать скороговорку М. Я не мог не отдать должного квалификации и проницательности бывшего начальника МИ-5. Однако он не сказал ничего нового и в основном подтверждал мои собственные догадки. Но кое-что любопытное он все-таки подметил.

Любой фронт с гнилым тылом обречен на поражение. Нет смысла начинать серьезные операции за рубежом, не разделавшись с врагом внутренним. А в качестве такового М. назвал не шпионов и диссидентов, а спецслужбу ГРУ. Не ГРУ, как таковое, нам оно не помеха, а именно приказ черной магии. Вот его следует уничтожить беспощадно. Немного поразмыслив, я полностью с ним согласился. Зачем нам лишние конкуренты? Тем более скрытые коммунисты.

Кроме всего прочего М. предложил план уничтожения конкурирующего отдела ЦРУ, мне понравилось гораздо больше. Справиться с ним будет сложно, поэтому нужны союзники, может быть даже европейские спецслужбы.

Вот оно! Показался зародыш измены! М. был и остался офицером тайной службы Ее Величества. Хотя, некое рациональное зерно можно было отыскать даже в таких изменнических речах. Это допустимо, если над головой будет развеваться российский трехцветный флаг.

Я понимаю, в М. говорила ревность к более удачливому партнеру, но почему бы не использовать нужного человека в нужном месте в нужное время? И незачем вникать в его побудительные мотивы, меня они не касаются. Мудрость подлинного руководителя состоит в том, чтобы отыскать умного подчиненного и умело его использовать. не следует бояться умных людей. Если ты хитрее, значит и сильнее.

Все, что предложил М. я утвердил без поправок. Поправки внесет по моему приказу Малюта, только М. об этом знать совершенно необязательно.

* * *

Через пару дней я почувствовал себя гораздо лучше и вновь вызвал Задунайского. Тот явился хмур и мрачен.

— Господин генерал, пока не получается. Хоть расстреляйте, не могу выполнить вашего приказания.

— Предположим, расстреливать я вас не собираюсь, — мило пошутил я. — Но спросить — спрошу. Так в чем дело?

— Вы дали мне список преобразований, которые требуется провести у человека.

Действительно, я надеялся, что вживленное кольцо-локатор станет лишь первым шагом. Я хотел приобрести как можно больше полезных качеств — положение обязывает. Как я мог командовать вампирами, оборотными и гремлинами, если сам не был способен на элементарную трансформацию. Знание десятка заклинаний способно внушить им трепет и привести к повиновению, но не поможет завоевать уважение. Лично я всегда считал звонкий девиз «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» порочен по своей сути. Лучшее тому доказательство — печальная участь тиранов, его исповедовавших. Все они скверно кончили, обязательно находился кто-то превозмогший страх и воткнувший нож в спину недальновидному правителю. Завоевать любовь жителей Восьми Миров я не мог, оставалось завоевать уважение. Вот я и озаботился приобретением качеств, способных принести это самое уважение.

Прежде всего требовалось обрести способность разящего удара. Не всегда под рукой «Скорпион», и не всегда он поможет. Как я ни старался, но ничего лучше взгляда василиска придумать не смог. Тем более, что Царь-Змей отчасти родня моей второй ипостаси — дракону. Мне, в общем, требовалось не так уж много — обрести смертоносный взгляд, я не претендовал на корону и чешую… И сейчас палец Задунайского указывал именно на первый пункт списка.

— В чем же препятствие? — осведомился я.

— Их даже два. Я изучил проблему и пришел к выводу, что технически это вполне возможно. Необходимо переливание крови василиска и пересадка печени. Возможна даже имплантация. Просто переливание даст слишком кратковременный эффект.

— Так действуйте, я готов!

— Осталась сущая мелочь. Достать василиска, живого или мертвого. Я предпочел бы мертвого.

— Так действуйте, — повторил я, но тут же прикусил язык. Это гораздо легче сказать, чем выполнить. Сам я, например, не собираюсь руководить экспедицией по отлову василиска. Но я уже закусил удила, а потому предложил: — Отправьте сафари, можете сами возглавить его.

— Шутите? — уточнил Задунайский.

— Нет, приказываю.

Бедный оборотень побледнел, однако нашел силы возразить:

— Если я не вернусь с этого сафари, то вряд ли кто еще сумеет провести необходимые операции.

Я немного подумал. Вот превосходный случай дать приятелю возможность отличиться и выдвинуться. За заслуги награждают. Одновременно может решиться проблема еще одного сподвижника, который знает меня слишком давно, а, следовательно, слишком хорошо. Нельзя допускать, чтобы кто-то узнал тебя досконально.

— Предложите возглавить экспедицию Зибелле.

— Ему? — поразился Задунайский.

— Конечно. Вряд ли вы сами знаете фауну лучше него. Заодно опробуете свою установку перехода между мирами. Прокатитесь в Мир Магии. Убьете двух зайцев разом.

Но Задунайский никак не мог поверить, что я приношу в жертву своего любимца. Мне показалось, что он решил именно так. Глупо. Ведь если Зибелла погибнет, то, естественно, не доставит василиска.

— Вы действительно так хотите?

— Полковник, мне это надоело! Можете сами возглавит сафари, я уже говорил вам. Только позаботьтесь о подходящем техническом инвентаре. Вам потребуются зеркальные шлемы с перископами, зеркальные щиты. Я не хочу бесполезной гибели сотрудников.

— Будет исполнено, — кивнул Задунайский.

— Теперь о втором препятствии.

— То есть?

— Вы говорили, что возникают два принципиальных возражения. Первое мы устранили. Теперь о втором.

— Ах, второе… — спохватился Задунайский. — Дело в том, что после переливания крови… объект перестанет быть человеком.

— В каком смысле?

— Изменения могут приобрести необратимый характер, и возвращение в человеческую ипостась окажется весьма затрудненным. Если вообще возможным. Конечно, трансформации в дракона это ничуть не помешает, — поспешно добавил Задунайский.

— Почему?

— Человек оказался существом слишком специфическим, он заметно отличается от жителей остальных семи миров. Природа различий мне пока неизвестна. Потребуются годы исследований и работа большого института, чтобы уточнить это. Я пока могу лишь сообщить конечный результат. Вероятнее всего дело в так называемой душе.

— Ладно, хватит об этом. А что вы можете сказать об остальных позициях?

Здесь Задунайский проявил больше оптимизма. Прежде всего он предложил отпилить маленький кусочек «Себя зерцало». По его словам вживление этой стекляшки могло привести к зарождению способности распознания сути объектов. Хорошо видеть собеседника насквозь, не прибегая к помощь громоздкой штуковины в резной багетовой раме. Телепатия, левитация, трансмутация — все это Задунайский тоже считал реально осуществимым, хотя пока не видел путей к достижению цели. Слишком уж внезапно я обрушился на него со своими пожеланиями.

Немного подосадовав, что дело затягивается, я приказал Задунайскому готовиться к пересадке «Себя зерцало» и отправлять экспедицию за василиском. Сообщить Зибелле о великой чести, выпавшей на его долю, мы предоставили Гиммлеру. Он ведает личным составом, так пусть работает.

А я остался размышлять над проблемой человечности. Следует ли от нее отказаться или нет…

МЯТЕЖ

Со стороны это, наверное, выглядело жутко. Ни с того, ни с сего земля вдруг затряслась и застонала, колоссальный небоскреб Управления озарился прозрачным сиреневым сиянием, окутавшим его подобно ореолу. В дрожащем мареве то и дело вспыхивали пронзительно красные сполохи молний. Потянуло антарктическим холодом, и зелень тополей обметал сухой колючий иней. Не знаю, что обо всем этом думали горожане, может, решили, что началось светопреставление. На самом деле все обстояло куда серьезнее. Андропов со чады и домочадцы выступил против меня. Да не на коллегии, а поднял самый натуральный вооруженный мятеж в Управлении.

Это было невозможно. Это был просто бред. В это никто не верил. Однако это случилось.

После того, как раскололся пленный ифрит, Андропов пошел сразу со всех имевшихся козырей. Правда, вооруженное выступление было последним и отчаянным шансом. Подозреваю даже, что не по своей воле затеял он это безумие, скорее всего взыграла мерзкая натура вампиров. Неотесанная, некультурная, анархичная, хищная. Полезные создания, но слишком неуправляемые, придется над этой проблемой долго и упорно думать. Врожденная эгоцентричность и жажда крови толкнула вампиров на акт государственной измены, хотя, надо признаться, для кадрового работника госбезопасности это словосочетание не столь шокирующе, как для нормального гражданина. Постоянно имея дело с действительной или тобою же вымышленной изменой, невольно свыкаешься с мыслью, что она, измена, не так уж и страшна, что она обычна и привычна. А привыкнув, не столь трудно и самому использовать эту вещь. Тем более, что повадка постоянно колебаться в резонансе с линией партии рождает невероятную гибкость убеждений. Для меня не стали откровением шашни Андропова с «Черным сентябрем» и «Братьями-мусульманами». Он всего лишь возобновил старые связи. Зато неясная ниточка от главы отдела спецопераций к резидентам ГРУ откровенно поразила и напугала. Неприятным открытием стали и развязанные им силы.

Однако по порядку.

* * *

На кого намекал ифрит, я догадался сразу. Когда я созвал совещание, то прибыли три заместителя. Андропов почуял неладное и отказался. Более того, он заявил, что не собирается выполнять преступные приказы, угрожающие свободе и демократии. Мы немного оторопели.

— Любопытно, — прокомментировал случившееся Гиммлер. Он один сохранил спокойствие. — Любопытно, хотя вполне предсказуемо.

— Изменщик, — рыкнул Малюта.

— Уничтожить, — невольно вырвалось у меня.

— Вряд ли это удастся, — помрачнел Гиммлер. — Он наверняка подстраховал себя на случай провала.

Я недовольно скрежетнул когтями по столу. Малюта самоуверенно отозвался:

— Нет ареста, который не смогли бы провести мои молодцы.

Это верно. Его каменные великаны практически неуязвимы и неподвластны магии. До сих пор они не знали неудач.

— Так чего вы ждете, генерал? — полыхнул огнем я. — Исполняйте!

— Слушаюсь, — Малюта поправил щегольский вязаный галстук и пропал. Но тут подал голос молчавший до сих пор Торквемада:

— Лучше приготовиться к самому худшему.

— То есть? — невольно уточнил я.

— Меня всегда настораживала неизвестность. Praemonitus — premunitus. Предупрежден — значит вооружен.

Я скривился.

— Хорошо, посмотрим, к чему нам надо готовиться, — и переключился на магическое зрение.

Вживленное кольцо сработало исправно и высветило врагов. В полупрозрачном зеленом тумане плавали толпы синих литер V. Расшифровать это не составляло труда — верные сотрудники отдела спецопераций, орлы-вампиры, горой встали за своего начальника. Неприятель группировался в левом крыле здания.

Я резко поднялся, доставая из ящика стола верный «Скорпион».

— Блокировать отдел! Бросить в атаку каменных гигантов и волкодлаков. Гремлинам подготовить осиновые колометы. Я хочу по возможности не причинять ущерба зданию, поэтому с огнестрельным оружием обходитесь поаккуратнее. Генрих, распорядитесь. Я лично возглавлю штурмовую группу. М., займитесь наружной изоляцией. Вас, ваше преосвященство, я попрошу пока удалиться.

Но тут мой оптимизм вмиг пригас.

Невидимый великан с такой силой тряхнул здание Управления, что я едва не полетел кувырком. Полыхнул зловещий сиреневый свет, порыв ледяного ветра осел черной изморозью на разбросанные бумаги. Неведомой угрозой вспыхнула ярко-зеленая литера G.

Я пробкой вылетел в коридор.

Сразу все встало на свои места. Привычная суматоха боя: отчаянный треск автоматов, едкий запах гари, глухое буханье взрывов, резкое щелканье молний. Не происходи все это в стенах Управления, не возникло бы поводов для тревоги. Мои увещевания пропали втуне. Бой разгорался нешуточный.

Первая часть моего плана была исполнена великолепно. Андроповская банда оказалась зажата в помещениях своего отдела. Верные волкодлаки и привидения сосредоточенным огнем поливали коридоры, не давая вампирам даже высунуться. Непонятные создания М. сумели установить железный занавес, отсекший здание от сего мира. Не знаю уж, что они там изобразили, чтобы не вызвать паники внезапной пропажей огромного небоскреба, но наверняка что-то придумали. Но в то же время робкие попытки прорваться на контролируемую мятежниками территорию обошлись дорого — черные пятна сажи на полу показывали, где завершили свой путь незадачливые штурмовики. Невозмутимые каменные гиганты, столбами торчавшие в каждом коридоре, сдерживали противника. Автоматные очереди высекали из них фейерверки красивых искр, не причиняя ни малейшего вреда.

Война приобрела позиционный характер. Следовало переходить к активным действиям, но гремлины, на которых возлагались главные надежды, почему-то мешкали.

Короткой очередью срезав метнувшегося ко мне фиолетовую летучую мышь — какой-то глупый вампир понадеялся на генеральскую рассеянность — я приказал клубящемуся белому облачку:

— Поторопите гремлинов!

Привидение-подполковник дохнуло на меня могильной сыростью и глухо проворчало:

— Слушаюсь, генерал.

Но тут в глубинах Андроповского царства что-то вновь громыхнуло и подполковник начал таять прямо у меня на глазах.

— Остановитесь! — глупо завопил я. — Как вы смеете!

Однако в мутных глазах привидения плескался ужас, оно уже не владело собой.

— Спасайтесь, генерал. Это…

Договорить оно не успело, растаяло без следа. Что еще за напасть?

Я торопливо огляделся. Так и есть. Расчет станкового пулемета тоже пропал. Разбираться в причинах времени не было, я тигром ринулся к пулемету и длинной очередью пропорол потолок, чтобы показать неприятелю — нас не сломить! Счастье, что каменные гиганты оказались куда более стойкими, чем даже я предполагал.

Я подозвал одного из них и усадил за пулемет, а сам помчался назад к себе в кабинет. Там был мой штаб, туда сходились все нити управления боем, и мне надлежало находиться там. Не генеральское это дело — из пулемета строчить, хотя и приятно.

В кабинете меня ожидал встрепанный Гиммлер. Непривычно было видеть всегда аккуратного Генриха в столь растерзанном виде. Поистине, случилось нечто невероятное.

— Мы ошиблись, генерал! — визгливо выкрикнул он, и я уловил откровенный страх в его голосе.

— Где?

— Мы боремся с ним, как с обычным вампиром, порождением мира духов.

— Ну и?

— Это не так!

Я поморщился.

— Прекратите панику и признавайтесь спокойно.

Гиммлер схватил бутылку минеральной воды и начал гулко глотать, проливая воду на себя. Потом отшвырнул бутылку.

— Он пришел из ада!

Я так и взвился.

— Врешь!

— Нет.

— Откуда известно?

Гиммлер устало махнул рукой.

— Не время рассказывать, слишком долго. Нужно побыстрее перестраиваться.

Я немедленно сосредоточился на поиске врага. Действительно, к многочисленным V, примешивались фиолетовые I. Чертенята? Откуда? Глупый вопрос.

Я схватился за голову и простонал:

— Но ведь мы все крещеные…

— Привидения-то? — саркастически ухмыльнулся Гиммлер.

— Срочно Торквемаду! Пусть готовит крестный ход и изгнание бесов!

— А на это ответят пулеметы.

— Проклятье!

И чтобы подтвердить тяжесть ситуации зеленым загорелась таинственная G. Здание вновь затряслось.

Я ударил по клавишам селектора. Пора пускать в ход резерв главного командования, который я берег на черный день. Жаль, что он наступил гораздо раньше, чем хотелось бы.

— М., вы меня слышите?

— Да, — глухо отозвался селектор.

— Группу ко мне, немедленно.

— Но ведь…

— Обстановка изменилась.

— Кто?

— Ад.

— Ясно.

Спартанский лаконизм!

Эти не подведут. ребята М. не верят ни в бога, ни в черта, ни в кошачий чох. Они живо справятся с любыми чертями. Думать о том, как справиться с лихими ребятами, мне не хотелось. Только бы они не опоздали.

Я рывком выбросил на пол ящики письменного стола. Бумаги запорхали по кабинету.

— Куда я его дел… — бормотал я, расшвыривая ненужную макулатуру. — Куда я мог его деть…

— Что? — осведомился Гиммлер.

— Да крест, черт его побери.

— Ну… — протянул он странным тоном.

Крест упрямо не находился.

Грохот боя подползал ближе. Кажется, они уже добрались до командного коридора.

— А что если я тоже попробую вызвать кое-кого? — спросил Гиммлер.

— Давайте кого угодно, только остановите безумца.

Генрих выскользнул из кабинета. А я так и не мог найти святой кипарисовый крестик.

Вот он! Наконец!

Я схватил крестик и тотчас непроизвольно отбросил его прочь. Крест показался мне отлитым из раскаленного чугуна, на ладони у меня проступило багровое пятно. Кто-то заколдовал мой крест! Я поплевал на палец и потрогал крест, как горячий утюг. Реакция была той же самой — слюна зашипела. Я выругался. Времени разбираться не было, я вновь схватил «Скорпион» и ринулся к двери. М. со своими молодцами уже ждал меня в приемной.

— За мной! — гаркнул я, не тратя времени на объяснения.

Меня всегда удивляла и немного пугала команда М. С виду вроде самые обычные люди, но их окружало нечто вроде тонкого слоя постоянно струящегося воздуха, очертания смазывались и казалось, что человек постоянно меняет облик. Ты его видишь и не видишь, он один и их десять, он есть и его нет. Они слегка походили на ифрита.

Я налетел на замершего посреди коридора каменного гиганта и в кровь разбил подбородок.

— Что ты здесь делаешь, истукан? — в сердцах закричал я.

Но гигант молчал.

— Отвечать!

Напрасно.

Меня прошиб холодный пот. Я увидел, что гигант окаменел! Живой камень превратился в мертвый! Передо мной стояло произведение искусства, статуя филигранной работы, не больше, черт побери!

Подобные чувства, похоже, испытал и М., потому что в его глазах мелькнула озабоченность. Не оборачиваясь, он щелкнул пальцами, и его ребята взяли наизготовку странное оружие — нечто вроде автоматов «Стэн» с толстым стеклянным стволом. Я тоже поднял «Скорпион».

Нас обдала волна ненависти, ощутимая физически. Все правильно, появление адских тварей обязательно сопровождается эманацией злобы.

В темном коридоре мелькнуло синеватое сияние. Добры молодцы отреагировали незамедлительно. Их оружие выплюнуло пронзительные лучи голубого цвета, похожие на лазерные. Незадачливый демон, попавший под удар, заверещал, точно его жарили на сковородке, но в тот же миг завопил и я. Мне показалось, что разом начали сверлить все тридцать два моих зуба, причем без наркоза. Один из ребят немного промахнулся и зацепил меня. Не знаю только случайно ли…

Да, человеческая плоть скверно приспособлена для поединков со сверхъестественным. Я решил выпустить на волю дракона, остальное пока следует поберечь.

М. подхватил выпавший у меня «Скорпион» и пристрелил двух вампиров, которые выскочили из дверей кабинета Задунайского. Между прочим, как он?

Мы с топотом помчались дальше.

В самый напряженный момент меня посетила глупая мысль: а во сколько обойдется ремонт здания Управления? И вторая, не глупая, но жуткая: как я буду объясняться в Москве? Фельдмаршал, вне всякого сомнения, постарается представить все в выгодном для себя свете, а доложит первым именно он. И отмазаться там будет гораздо сложнее, чем отстреляться здесь.

Впереди показалась целая толпа вампиров. Завидев меня, они в панике порскнули в разные стороны. Еще бы! До сих пор им не приводилось видеть начальника Управления в его подлинном виде. Мою сокровенную тайну знали только ближайший помощники. Добры молодцы полоснули по ним голубыми лучами. Ну прямо как кипятком ошпарили выводок поросят! Однако, если чертей странное оружие истребляло начисто, вампиры, хоть и понеся урон, остались живы и бросились на моих спутников. Меня они явно избегали. Закипела рукопашная. Орлы Андропова обучались в Высшей школе КГБ, только и ребята М. тоже оказались не промах. Враги были достойны друг друга. Такого каскада финтов и уловок и в кино не увидишь. Однако мне любоваться на их кутерьму не хотелось. Тем более, что я чувствовал — уходит драгоценное время.

Я сосредоточился… И море огня заплескалось вдоль коридора. Драконовский огонь — страшная сила, особенно если к ней подпустить немножечко… моих новоприобретений. Чеснок и серебро могут убить вампира, зато мой огонь выжег всю скверну, как ее и не было. Несмотря на горячку боя, я с удовлетворением отметил, что создания Восьмого мира тоже оказались чувствительны к моему пламени. Значит, они не неуязвимы! Запомним на будущее… К счастью, около половины моего отряда уцелело.

Вот и дверь андроповского кабинета.

Не долго рассуждая, я вломился в нее, словно таран, только щепки брызнули в стороны. И тут же взвыл! Дракон крепок, однако навстречу мне вытянулись светящиеся струи очереди многоствольного пулемета. Сила удара меня смяло, опрокинуло и вышвырнуло обратно в коридор. Черная клокочущая кровь хлынула из ран. Ошеломленный жуткой болью, я замер.

Самонадеянность могла мне очень дорого обойтись, но вовремя подоспели добры молодцы. Это было потрясающее зрелище. Перекрещивающиеся цветные лучи, облака порохового дыма, брызжущая каменная крошка! Неумолчный стук выстрелов, буханье взрывов, невнятные вопли!

Тем временем я обнаружил, что пострадал гораздо меньше, чем казалось на первый взгляд. Я потерял немало крови, так так раны на вид были ужасны. Но ведь мне всего лишь ободрало шкуру. И только! Ни жизни, ни здоровью угрозы не возникло…

Придя в себя, я совершенно осатанел. Никогда в жизни ярость не захватывала меня полностью. Я взревел так, что добры молодцы поразбежались. На сей раз я не стал вышибать дверь, а ударил напрямую по стене. Целая груда битого кирпича летела впереди меня, сокрушая все на своем пути. Поэтому, когда я второй раз появился в приемной Андропова, то меня встретили лишь груды закопченного мусора. В живых никого не осталось.

Я мотал головой, стараясь унять звон и грохот в ушах. Подоспели оробевшие молодцы. Они сноровисто раскидали обгорелые доски и выволокли полуоглушенного вампира.

— Где он? — рявкнул я.

Вампир только жалостно поводил глазами, не в силах вымолвить и слова.

— Где?! — клыки лязгнули.

Вампир протянул руку, показывая на дверь кабинета. Я сжал челюсти, и сладкая кровь наполнила мою пасть. Поистине, труп врага пахнет всегда хорошо, а вражеская кровь прибавляет сил. Странно, как я раньше этого не замечал.

Добры молодцы начали подозрительно долго осматриваться и приглядываться. И вдруг я понял, что они совсем не рвутся штурмовать кабинет взбунтовавшегося начальника отдела спецопераций. Что-то их останавливает. Неужели они решили, будто их встретит еще один дракон? Ведь испугались они только моего огня. Серебряные пули им, что сухой горох, я сам это ясно видел.

Я присмотрелся. Сквозь закрытую дверь просачивалось зеленое сияние. Или оно мне померещилось?

После первого штурма я поумнел и потому приказал молодцам:

— Ломайте дверь, — не собираясь лезть на рожон.

Те замялись.

— Ломать! — взревел я, пошире распахивая пасть. С явной неохотой один из молодцов поднял гранатомет и прицелился. Громкое уханье, неяркая вспышка, облако черного дыма — и путь открыт.

Андропов сидел за столом, кроме него в кабинете не было ни души. Странное дело, он сумел сохранить в неприкосновенности отутюженный костям, его только чуть-чуть припорошило пылью.

— Сдавайся! — прорычал я, приметив, что свора добрых молодецов вновь отступает назад и смущенно переминается, стараясь держаться у меня за спиной. Запомним этим трусам. Пока я никому не спускал подобную слабость.

— Дурак, — скупо бросил Андропов. Вот уж не ожидал от злостного интеллигента столь грубых выражений. Впрочем, помимо слов меня поразил и голос, их произнесший. Скрипучий тенор с заметным акцентом ничуть не напоминал привычную отработанную дикцию. Неспроста же мне упрямо казалось, что за столом сидят двое. Вижу одного, но сидят двое!

— Взять! — кивнул я добрым молодцам, кидая ближайшему магические наручники. Он отпрыгнул, словно я швырнул ему ядовитую змею.

Андропов расхохотался и встал, машинально отряхивая известку. Я не выдержал и плюнул огнем. Деревянным шагом на негнущихся ногах он двинулся к нам. Добры молодцы, толкая друг друга, ринулись из кабинета, образовав кучу малу в разломанных дверях. Даже я ощутил некую робость и сделал шаг назад.

Андропов усмехнулся. Глаза его были белы и слепы. Зомби!

Я столкнулся с чем-то совершенно новым — привидение-зомби! Внутрь него вселился еще кто-то. Догадка пронизала меня ядовитой иглой. Вот он, таинственный G! Ghost! Призрак!

— Догадался, — проскрипел Андропов. Его фигура раздвоилась, заколебалась. За спиной жалкого оборотня поднималась серая тень с пылающими как угли глазами.

Однако меня не запугаешь. Я нащупал бесполезно висевший на шее амулет и сжал его покрепче. Зловещая пара замерла. Потом серая тень начала наливаться изумрудной зеленью. Она светилась все сильнее, вынуждая жмуриться. Я заслонил глаза лапой и выдохнул облако огня. Когда дым рассеялся, обнаружилось, что обгорелый костюм привидения валяется на полу, сам Андропов бесследно растаял, зато призрак сверкает, как маленькое солнце.

Я зарычал и бросился в атаку, однако он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Похоже, при падении я повернул камень амулета, потому что тень насторожилась. А когда я поднялся, уже она попятилась. Моя вторая атака увенчалась полным успехом — противник был рассеян. Однако я начал понимать, с кем сражался! А главное — осталась твердая уверенность, что призрак успел сбежать. По нашей классификации — неполная победа. Скверно!

После гибели предводителя вампиры довольно быстро капитулировали, и мы вернулись к делам мирным и созидательным. Прежде всего следовало привести в порядок здание, а то оно слишком напоминало нечто прифронтовое.

ВОСЕМЬ ЦВЕТОВ БИФРЕСТА

Господи, как хотелось бы забыть обо всех безумиях последних дней. Честное слово, я начал проклинать себя за то, что однажды легкомысленно принял предложение змея-искусителя, странным образом воплотившегося в некоего полковника. Поддавшись соблазну, я сунул руку в капкан. Стальные челюсти с лязгом захлопнулись, кованые клыки раздробили кости, разорвали вены и намертво приковали к месту — истекать кровью и ожидать неминуемого конца. Конечно, у меня оставался последний выход — откусить плененную лапу и уковылять в свое логово зализывать раны и размышлять о бренности сущего. Как приятно было сидеть в медвежьем углу, в глухомани, возиться с безобидными лешими и домовыми, знать не зная, думать не думая о жутких тварях, скрывающихся сейчас за дверями моего кабинета. Восстановительные работы шли полным ходом и сейчас там орудовала банда гремлинов.

Я вздохнул. Ничто человеческое мне не чуждо, случаются минуты слабости даже у генерал-порутчика госбезопасности. Я злобно скрежетнул клыками. Мятеж Андропова ясно показал, откуда ветер дует. Что там ветер, опаляющий аравийский самум. Если не желаешь превратиться в иссушенную мумию, следует получше приготовиться. Схватка с Главным Маршалом… Тьфу!.. генерал-фельдмаршалом должна состояться в самое ближайшее время, нам стало слишком тесно на крохотной планете. Я обязан найти союзников, для меня это вопрос жизни и смерти. Только в каком из Восьми Миров их искать? В последнее время я все чаще начал подумывать — а сам фельдмаршал не является ли выходцем оттуда же? Естественным кажется обращение к Миру Магии. Мое второе «я», моя драконовская сущность напрямую с ним связана. Но с другой стороны слоняется же где-то третий дракон, жаждущий моей крови. И прибыл он наверняка из Мира Магии. Запутался я, совершенно запутался. Если вспомнить еще так и не прослеженные до конца нити к ГРУ, то мое положение рисовалось предельно мрачным. Как заброшенная катакомба.

Однако, несмотря ни на что, капитулировать я отнюдь не собирался. Более того, кажущаяся безнадежность вызвала у меня прилив энергичной злости. Сначала требовалось разобраться в ранжировке врагов и угроз, сами понимаете, эти понятия далеко не всегда совпадают. Враг номер один далеко не всегда является угрозой номер один, и частенько самой близкой угрозой становится мелкий вражишка, которого и поминать-то суетно. Для меня угрозой номер один стал генерал-фельдмаршал. Мятеж, в котором бунтовщики использовали Призрак, Который Бродит По Европе, ясно показал, что красно-коричневая нечисть не примирилась, оружия не сложила и всегда готова попытаться отреваншироваться. Сам облик фельдмаршала ясно говорил, кто был вдохновителем и подлинным организатором восстания. Железный Феликс… Чтоб его драли…

Решение пришло само собой. Конечно, лобовой штурм практически всегда обходится слишком дорого, в моем случае резко повышались затраты сил и времени. Но зато появлялась уверенность, что не упущен ни единый шанс, использована самая крошечная возможность. Я попросту решил посетить поочередно каждый из Восьми Миров в поисках поддержки и союза. Аппаратура такую возможность давала, собственных сил я не жалел, а время… Я полагал, что странствия по Восьми Мирам не отнимут время у земного тела.

Описывать установку в деталях я не могу, сами понимаете — сугубая государственная и военная тайна. Не для того я засекретил ее даже от собственных замов, чтобы выбалтывать первому встречному. Скажу лишь, что подготовка включала целый комплекс мер, в том числе и принятие внутрь множества неаппетитных снадобий. «Для раскрепощения подсознания и освобождения скрытых потенций», — выразился Задунайский. Интересно, чем это он меня раскрепостил? Не крэком ли? С него станется, волкодлак видит лишь конечный результат, и сомнения относительно средств достижения оного его не мучают. Но я-то другое дело, я обязан быть выше подозрений… Вот и голова уже поплыла…

Как я ни готовился, однако, подойдя к воротам, испытал невольный трепет. Даже сам Задунайский, создав эту хитроумную машину, совершенно ничего не мог сказать о поджидающих меня опасностях. Теория Восьми Миров так и оставалась пока чисто спекулятивной теорией. Приходилось полагаться исключительно на самого себя, на силу своего разума и силу мышц. Дело в том, что, по словам Задунайского, протащить сквозь ворота ни одной технической либо магической штучки не удастся. Я, конечно, не поверил и попытался прокинуть сквозь ворота «Скорпион» с привязаным к нему кольцом магической защиты. М-да. Я убедился, что иногда следует верить на слово. Царапины заклеили пластырем, пожар потушили и продолжили подготовку.

Ворота выглядели исключительно непритязательно — обычная дверь, выкрашенная белой краской. Нечто казенно-канцелярское. Я еще пошутил на прощание, что в такую дырочку дракону ни за что не протиснуться, но у Задунайского чувство юмора полностью атрофировалось, и он сухо проинформировал, что каждый видит в Воротах проем, достаточный для прохождения особи данного вида. Ишь, выраженьице подобрал.

Кроме Задунайского проводить меня пришел верный Зибелла и, разумеется, М. Остальных я не информировал. Помахав легкомысленно ручкой, я облизнул пересохшие губы, зажмурился и решительно шагнул в дверь.

Первым ощущением стал жуткий холод. Ледяные иглы мириадами вонзились в тело, заставив вскрикнуть. А потом, закрыв рот, я открыл глаза.

Мрак. Непроглядный мрак. И полное отсутствие каких бы то ни было ориентиров. Я потерял всякое представление о времени и пространстве. Куда идти? Как идти? Вероятно, защитные механизмы, заложенные природой в любом теле, включаются в минуту опасности сами, без участия сознания. Я полыхнул огнем, мощно взмахнул крыльями и полетел.

Долог ли был мой полет — не знаю. Но наконец впереди забрезжило рассеянное сияние, что-то вроде призрачной серебристо вуали. Я рванулся к ней, как потерпевший кораблекрушение к берегу.

Передо мной протянулась бесконечная дорога, вымощенная огромными квадратными плитами. Они-то и светились подобно Млечному Пути в черноте НИЧТО. Дорога начиналась в бесконечности, в бесконечность же и уходила. Зрение дракона много острее человеческого, однако и оно капитулировало…

Подлетев поближе, я обнаружил, что это не дорога, а мост. Просто сначала я не заметил тонких черных колонн, на которых лежало полотно. Колонны тоже опускались во мрак. так и хотелось сказать — вниз, но здесь пропали и низ, и верх.

С обратной стороны мост светился семью цветами радуги. Настоящий Бифрест! Однако удивляться было некогда.

Едва я приземлился на мост, как он отозвался мелодичным приятным звуком, точно исполинский камертон, извещая всех и каждого, что появился желающий посетить Восемь Миров. Как-то мимоходом подумалось: а восемь ли? Судя по длине, мост мог соединять гораздо больше.

В первые мгновение я настороженно озирался, готовый при первых же признаках опасности взмыть вверх. Но умолк камертон, и вновь воцарилась тусклая ватная тишина. Однако по краям моста через равные промежутки вспыхнули цветные цветные огни, все семь цветов радуги. Точнее, семь и еще один. Восьмой. Черный. Не знаю почему, но при виде черных факелов мне страстно захотелось улизнуть подальше. Я даже распахнул крылья, но в последний миг остановился. Бежать означало признать свое поражение здесь, и что гораздо хуже — подготовить свое поражение там.

Я скрежетнул клыками и зашагал по мосту. Несколько неожиданно обнаружилось, что я не могу лететь над ним. Мост притягивал меня, словно магнит железо. Чтобы оторваться от него, следовало броситься в зияющую по сторонам пустоту. Но в данный момент это не входило в мои планы.

Направление движения мне было совершенно безразлично. В НИЧТО властвуют свои законы, здесь бессильны и эвклидова и неэвклидова геометрии. Бессильны и бесполезны. Следует руководствоваться мудрой до безумия фразой Кэррола: «А может я и не иду, а вовсе стою…» Вот я и стоял, справедливо полагая, что в обоих направлениях мне попадутся по очереди все Восемь Миров.

Как бы подтверждая мою догадку, разноцветные пламена взметнулись выше и яростно загудели. Я криво усмехнулся, извергнув струю темно-багрового пламени. Оно ничуть не походило на пронзительный алый огонь, плещущийся на краю моста в гранитной чаше.

Взмахнув крыльями, я заскользил по светящимся плитам словно по льду. Такой способ передвижения оказался много удобнее унылой ходьбы.

Спустя некоторое время над уходящей в бесконечность молочно-белой струной моста появилось призрачное красноватое свечение. Я слегка притормозил, однако к своему изумлению полностью остановиться не смог. Непонятная сила продолжала увлекать меня вперед. Поначалу я не испытывал ничего кроме легкого удивления. Но, когда разглядел, что поперек моста широким полотнищем стоит жемчужно-алый костер, не на шутку встревожился. Нырять в обычное пламя мне совершенно не хотелось, а в магическое — и того меньше. Впрочем, события уже вырвались у меня из-под контроля.

Пытаясь хоть как-то притормозить свое движение к огню, я упал плашмя на камни и руками попытался уцепиться за мостовую. Напрасно. Я только в кровь ободрал пальцы и сломал два ногтя. Приподняв голову, я обнаружил, что алое пламя уже совсем рядом. С перепугу я зажмурился и в таком малопочтенном виде — распластанный точно лягушка и с закрытыми глазами — въехал головой в костер.

Вновь мне пришлось поразиться до глубины души. Я не ощутил жара, хотя готов был поклясться, что огонь самый что ни на есть подлинный. Осторожно приоткрыв правый глаз, я убедился, что вокруг пляшут красные вихри. Однако видимого вреда они мне не причиняли, и я приободрился. Продолжая скользить неведомо куда, я поднялся на ноги и постарался осмотреться получше. Однако ни человеческому, ни драконовскому взору не открылось ничего, кроме ленивого колыхания пронзительно-красных полотнищ. Казалось, беспокоиться не о чем, но в этот миг я слышал обращенный ко мне вопрос. Разобрать слова я не смог, да и вообще не был уверен, что спросили на известном мне языке. Самое странное — что я ответил. Не произнеся ни слова. В мозгу пробежала строчка огненых букв и спрашивающий оказался, по-видимому, удовлетворен.

Зато я — нет! Потому что сразу после моего ответа пришлось почувствовать, что я действительно стою в огне. Я взвыл от нестерпимого жара, испепеляющего не столько снаружи, сколько изнутри. Самый страшный пожар пылал внутри меня! И не было силы, способной потушить его. Мне отпущены считанные минуты…

Проклятье! Как я мог попасться так глупо. Почему я столь легкомысленно отнесся к своей же догадке относительно Бифреста?! Пламя, сжигающее всех смертных. А я доверчиво сам бросился на него… Впрочем, долго мучиться, наверное, не придется.

Но чудеса продолжались.

Несмотря на адские муки, я оставался жив. Более того, продолжая скользить по радужному мосту, я вылетел из колдовского пламени, с удивлением обнаружив, что не получил даже самого маленького ожога. Однако внутри стало пусто и холодно. Безразличие и скука. Такая скука, что я с удовольствием покончил бы с собой, ели бы для этого не требовалось совершать новые усилия, ведь делать решительно ничего не хотелось. Что-то сгорело и сгорело до тла. Но что? Этого я не мог сказать.

Меня несло по мосту навстречу оранжевым языкам. Я равнодушно глядел на неземную красоту, ведь я не ребенок и не генерал, чтобы радоваться разноцветным фонтанам огня, лижущим небо. То есть, конечно, генерал, но не из тех, кто голову использует единственно для ношения предписанного уставом головного убора.

Оранжевое пламя обняло меня. Я сжался в ожидании жгучей боли — ее не было. По всему телу разлилось приятное тепло, вызвавшее почти сексуальное наслаждение. Я расслабился, отдаваясь новым ощущениям, и потому прозевал самый миг появления Волшебника. Несколько языков пламени свились жгутом, образовав подобие человеческой фигуры. Длинная мантия, чалма, борода — весь предписанный сказками набор.

— Приветствую тебя, Нидхегг, — грустно сказал Волшебник.

— Привет и тебе, хранитель, — отозвался я, не удивляясь тому, что он знает мое подлинное имя, и тому, что я знаю, как обратиться к нему.

— Ты возвращаешься?

— Нет.

— Это радует, — с заметным облегчением отозвался Волшебник.

— Наш мир не нуждается в тебе.

— Именно поэтому ты послал троих убить меня? — язвительно осведомился я. — Напрасный труд. Ты ведь знаешь, что никому из них со мной не равняться.

— Знаю, — кивнул Волшебник. — Именно поэтому я никого не посылал.

— Но за мной охотились. Двоих я уже прикончил, где-то летает еще третий. Третий смертник, — уточнил я.

— Кажется, я догадываюсь, чей приказ они выполняли, — улыбнулся хранитель.

— Чей?!

— Не скажу. Ты ведь знаешь, что я никогда не помогал врагам.

— Враг я или он?

— Думай как хочешь.

— Рано или поздно я вернусь, и тогда ты горько пожалеешь о своей неуступчивости.

Волшебник качнул головой.

— Никто и ни о чем тогда не пожалеет на пепелище Вселенной Магии.

В раздражении я выпустил клуб дыма.

— Я не собираюсь губить родину.

— Ты так говоришь.

— Не понимаю.

— Еще бы. Ты ведь уже прошел красное пламя?

— Конечно.

— И договорился?

— Я никого не видел.

— Вот именно.

Я окончательно взбесился и скрежетнул когтями.

— Я могу не дожидаться возвращения в Мир Магии, а прикончить тебя немедленно!

— Попытайся.

Я рванулся было к хранителю, но не смог преодолеть инерцию скольжения, меня влекло дальше по мосту, а он остался стоять в оранжевом пламени.

— Мы еще встретимся! — рявкнул я на прощание. Что мне оставалось, кроме бессильных угроз?

— Не уверен, — холодно ответил Волшебник. — Ведь ты уже не человек.

— Как?! — взвыл я.

Однако оранжевый костер остался далеко позади, и расслышать ответ я не смог. Передо мной вырастал желтый костер. Понятно. меня протащит через огни всех восьми цветов радуги. Каждый из костров является воротами в соответствующий мир. Например оранжевый соответствует Миру Магии. Интересно, что было в красном, через который я так лихо проскочил? Тьфу, черт! Как я мог так ляпнуть?! Восемь цветов радуги?! Семь, конечно только семь. Но ведь обочь дороги я совершенно ясно видел черное пламя. Черное!Какоймир мог таиться во мраке? Подумать страшно… Но больше я ничего сообразить не успел, потому что въехал в бушующий желтый огонь.

Противно завоняло горящей шерстью, меня едва не вырвало. Одновременно я обнаружил, что горю. На сей раз вполне по-настоящему. Дрожащие огоньки поползли по комбинезону, хотя по мысли конструкторов он был абсолютно несгораемым. Вот вам и хваленая американская химия. Впрочем, удивляться и возмущаться у меня времени не осталось — меня ждала новая встреча.

— Дьявол? — вяло уточнил я при виде рогатой персоны хвостом и копытами.

Фигура потешно сморщила поросячье рыльце и негодующе хрюкнула:

— Вот еще.

— А кто? — с проблесками интереса вопросил я.

— Мы с вами уже встречались, — последовал банальный ответ.

— Не припомню.

— Постарайтесь.

Я пристально вгляделся в морду (при всем желании не могу сказать лицо) незнакомца. Действительно, что-то такое… Но танцующие желтые чадные огни, противно тлеющая одежда не давали сосредоточиться.

— Не знаю, — отрезал я.

— Мы с вами тогда сделку заключили…

— А-а… — прозрел я. Шустрый и фиолетовый! — Но вы, кажется, тогда были, м-м, несколько другого цвета и размера.

— Совершенно верно, — кивнул незнакомец. — Но это технические детали. Мы не будем их сейчас обсуждать. Вы намерены посетить наш мир?

Я постарался вспомнить, собирался ли.

— Технической магии? Признавайся!

— Именно. Гремлинов, полтергейстов, УФО и прочих.

— Нет.

— Жаль. Я с удовольствием поболтал бы с вами. Как там наши? Перестали досаждать?

Я махнул рукой.

— Дело прошлое. Мы давно живем вкупе и влюбе.

— Рад за вас.

— Не за них?

Шустрый помотал рожками.

— Вы настолько переменились, что я принимаю поправку. Рад за них.

— До скорого, — ответил я, покорно следуя движению Бифреста.

Шустрый изящно сделал ручкой, и я с радостью заметил, что моя одежда погасла. Хотя дыры и подпалины скрыть было невозможно и вид я приобрел абсолютно разбойничий. Подумалось даже, не следует ли вновь обратиться к драконовской сущности, но я отмел колебания. Человеческая форма, по-моему, наиболее пригодна для общения с обитателями Восьми Миров. Они, в глубине души, презирают слабого и беспомощного человека, а презрение — скверный советчик в делах.

Тем временем меня охватило зеленое пламя. Интересно, кто встретит меня здесь? Однако меня пронизал такой жуткий холод, что все любопытство вмиг вымерзло. Даже первые мгновения, проведенные в НИЧТО нельзя было сравнить с этим льдом, положенным прямо на обнаженную душу.

Зеленые языки извивались лениво и замедленно, словно не огонь это был, а какая-то желеобразная субстанция. Но как ни старался я уклониться от них — напрасно. Мои движения неизменно оказывались еще медленнее. Само пространство здесь переменилось. Хотя, какое пространство? В НИЧТО ничего и не было.

Прикосновения зеленых огней заставляли меня ежиться и взвизгивать. Долго ли тянулась новая пытка? Бесконечность. И никто не вышел мне навстречу. Зеленый мир наглухо закрылся от пришельца. Интересно, от кого? Человека? Генерал-порутчика? Дракона Нидхегга? Но в любом случае я сюда еще вернусь, и мы разберемся с дерзкими. Проклятые гордецы! Не захотели удостоить даже беседы. Но ведь и красное пламя отвергло меня… А шустрый… Мерзавец! Я был совершенно уверен, что он меня обокрал. Только сейчас я это обнаружил. Хотя при этом отчетливо понимал, что до сих пор не не знаю, что именно увел у меня нахальный негодяй. Сломалось что-то в душе — хрупкое, едва ощутимое. Но бесконечно важное.

А меня уже неотвратимо влекло к бешено ревущему жемчужно-голубому пламени. Почему-то при первом же взгляде на него меня охватил такой неодолимый ужас, что невольно застучали клыки и холодная испарина выступила вдоль спинного гребня. Я попытался уцепиться когтями за плиты мостовой, однако моя новая попытка остановиться имела не больше успеха, чем первая. Голубое пламя надвигалось с неотвратимостью рока.

Ощущения оказались настолько неожиданными, что я вскрикнул. Да и было от чего. Меня ударило, словно о гранитную стену. Совершенно необъяснимо огонь приобрел твердость камня. Вновь меня ударило о шероховатую прохладную поверхность. Я не ощутил ни испепеляющего жара, ни обжигающего холода. Ничего. Меня остановила самая обычная, ничем не привлекательная, вульгарная даже, каменная стена.

Замешательство длилось недолго. Точно ядовитая заноза начала саднить мысль: голубой мир просто отказался иметь со мною дело, не пожелал впускать. Один просто равнодушно пропустил меня, а этот возненавидел…

А следом пришел ужас. Я уже достаточно разобрался в механизмах работы Бифреста, чтобы понять — обход граней тессеракта Восьми Миров совершается в строгой последовательности. Возможно, изнутри они действительно сообщаются каждый с каждым, но здесь, на гранях, скольжение определяется более сложными законами, не согласующимися с постулатами геометрии. Это означает, что я навсегда останусь в НИЧТО, ибо назад меня не пускает Бифрест, а вперед — проклятый голубой огонь.

Словно подслушав мои мысли, голубое пламя стало еще ярче, причиняя страдания глазам. Ведь закрыть их я не мог. Я остервенело принялся царапать когтями эту магическую стену, превосходно сознавая бессмысленность и безнадежность такой попытки. Голубое свечение очень быстро вынудило меня отвернуться, ведь я не хотел лишиться зрения.

И тогда ужас и озлобление сменились безразличием и тупой покорностью судьбе. Непрерывное струение Бифреста плотно прижало меня к огненой стене, буквально не давая пошевелиться. Я свернулся калачиком, прикрыл глаза ладонями и лег, ожидая, что за сюрприз мне поднесут далее…

Голос прозвучал ниоткуда. Он возник во мне. Не внутри меня, а именно во мне.

Что он спросил — я не понял, да и не стремился понять. Я был измучен, я отчаялся, я был ограблен… Что еще?

Вопрос повторился.

Я вяло выругался. Сговорились, что ли? если спрашивают — обязательно так, чтобы я не понял.

— Дракон и не может понять моих вопросов, — укоризненно ответил голос.

Я встрепенулся.

— Ты намекаешь, что я уже дракон более, чем человек?

— Разве здесь нужны намеки?

— Тебе-то что? — огрызнулся я, снова укладываясь на мостовую.

— Мне есть дело до всех людей.

— Ты же сам утверждаешь, что я дракон.

— Я этого не говорил.

— Софистика, казуистика и прочая …истика.

— Оглянись во злобе.

— Во гневе.

— Нет, во злобе. Гнев благороден…

Я тяжело вздохнул, выпустив из ноздрей клубы сернистого дыма.

— Нельзя предаваться отчаянию, — упрекнул неизвестный собеседник, хотя я не произнес ни слова. По-видимому, он превосходно читал у меня в мыслях.

— Это было бы нескромностью.

Странный диалог! Я не открываю рта, а собеседнику это не доставляет ни малейшего затруднения. При этом он еще упрямо отрицает, что залез мне в голову.

— Конечно. Люди для меня — открытая книга. Мне дано читать в душах и сердцах.

— Вот видишь, — не сдержался я.

— Но не в мыслях. Помыслы человека принадлежат лишь ему самому.

Я устало махнул рукой.

— Прекрати. Перестань меня мучить.

— Кто способен быть более непреклонным судьей человеку, чем он сам? Судить — не мое. Я могу лишь простить.

Клыки мои невольно лязгнули.

— Прощение нужно слабым.

— А сильным — втрое.

— Может быть. Не знаю. Но я не нуждаюсь в жалости. Я силен ненавистью. Отними у меня мою ненависть — и ты убьешь меня.

Он умолк, и я уже подумал, что одержал победу в бредовом и совершенно неуместном споре. Однако мой собеседник не сдался.

— Мне жаль тебя.

— Нет! Не делай меня слабым!

— Мы поговорим об этом, когда ты вернешься ко мне.

— Чтобы вернуться, нужно уйти. А я, как видишь, не могу двинуться с места.

— Ты идешь, просто слишком долог твой путь.

Я поднял голову. Не могу сказать «к своему удивлению», ибо за последнее время способность удивляться полностью атрофировалась во мне, я просто отметил, что приближается зловещее синее пламя. Почему зловещее? Оно окрасило весь мир мертвенным светом, как-то невольно заставляя вспоминать о могилах.

Если каждое из оставшихся трех пламен отнимет у меня столько же физических сил, как алое, или духовных, как голубое, мое путешествие вполне может завершиться плачевно.

А там меня уже кто-то ждет… Я совершенно отчетливо увидел мрачную фигуру, озаренную тусклыми синими сполохами. Инстинктивно я понял, что ничего хорошего встреча мне не сулит. Однако избежать ее я не мог — Бифрест все решал за меня. Проклятье! Теперь я понял, почему ни один смертный не смог пройти по тебе!

Я предостерегающе рыкнул синему призраку, чтобы он держался подальше. И с горечью понял, что основная цель моего похода по Бифресту полностью и с треском провалилась. Ведь отправился-то я за союзниками! А получилось нечто вроде ознакомительной прогулки

— такое же бесполезное и такое же утомительное. Я уже миновал пять миров из восьми, а результат нулевой. И, если мои предчувствия верны, шестой мир поднесет мне только еще одно разочарование. Вероятность удачи понижается уже до одной четвертой.

Разглядев, кто ожидает меня, я невольно попятился. Точнее, вознамерился это сделать, однако течение моста не позволило. На моем месте любой поступил бы так же, потому что среди синих вихрей меня поджидала колдунья, которую я тогда… Мои нервы не выдержали.

— Сгинь! Рассыпься нечистая сила!

Старуха довольно потерла сухие ладони.

— Вижу, узнал.

— Изыди!

Она недовольно поморщилась.

— Ты же не веришь в Бога! Так зачем ты призываешь Его на помощь? Мне при первой же встрече сразу показалось, что ты глуповат.

Как ни странно, оскорбление вернуло мне самообладание. Припадок ярости снял стресс, и я уже смог трезво оценить ситуацию. Максимум, на что бабка способна — это вынудить меня провести несколько неприятных минут. Повредить же мне она не в силах.

— Замолчи, старая, — намеренно грубо ответил я. — Не твое дело знать, во что я верю, во что нет.

— Действительно, — неожиданно покладисто согласилась она. — Твоя вера меня ничуть не касается и совсем не волнует. Но твои намерения — другое дело.

Я собрался было ответить, но вместо слов из моего горла вырвался новый крик боли. Невидимый великан, вооружившись раскаленными клещами, принялся методично выдирать из моего тела жилку за жилкой. Так по крайней мере мне показалось. До тех пор я, выяснилось, не представлял, какой жуткой может оказаться боль. Ведьма только ухмылялась, глядя на мои корчи.

— Я до тебя еще доберусь… — вылетело у меня меж судорожно сжатых клыков. — Если ты умерла, это еще не означает, что ты от меня скрылась…

— Умерла? — нахально передразнила она.

Я в бессильной злобе полыхнул огнем, но его струи бессильно растаяло, едва коснувшись призрака. Оставалось терпеть и ждать, пока Бифрест разлучит нас.

— Чего ты хочешь? — спросил я. — Признавайся.

— Я? Ничего. Это ты все время чего-то ищешь.

— Может ты и сейчас ты начнешь пророчествовать?

— Это нетрудно. — уголками губ усмехнулся призрак. — Только новое предсказание тебе понравится еще меньше.

Ничего, перетерпим еще одно оскорбление. Обидам всем веду я счет, за мной ничто не пропадет. Я сгоряча пообещал припомнить ей, но почему бы не взяться за эту задачу всерьез? Куда она денется из мира духов? Ребята М. доберутся и туда…

— Ты найдешь союзника, — пообещала колдунья, — хотя не там, где ищешь и не того, что хотел бы.

— Как тебя понимать?

— Понимай буквально. Самый верный способ.

— Ну-ну…

— Однако хочу тебя предупредить. За время путешествия ты уже многое растерял. Потеряешь еще больше.

Я слегка встревожился.

— Это что же?

— Не могу сказать, — вздохнул призрак. — К сожалению действительно не могу, потому что иначе с большим удовольствием заставила бы тебя метаться в поисках утраченного. Не в моих силах.

На что же она намекает?

— Надо понимать так, что в твоем мире я союзников не найду?

— Ты совершенно прав. Чтобы поговорить с кем-то, нужно пройти в наш мир, а он тебя отвергает.

— А как же духи, работающие на меня?

— Тебе ведь требуются не единицы, ты хочешь набрать армию.

— Да.

— Вот и найди мир, который примет тебя такого, каков ты есть.

— Кто же я такой, что шесть миров уже не впустили меня? — неожиданно прорвалось мое отчаяние.

— Ты это ты, не больше и не меньше.

— Новая загадка.

— Нет, все та же. Но от ответа на нее зависит твое будущее.

Я открыл было рот, чтобы достойно ответить старой карге, однако движущийся мост унес меня из синего костра. Я перевел дух. Нужно было собраться с силами и достойно подготовиться к следующему испытанию. Дрожащие фиолетовые тени, бегающие по мостовой, не внушали бодрости. От них веяло холодом и отчаянием. Впервые я испугался заранее, еще не приблизившись к седьмому огню. Ужас был настолько силен, что я попытался вообще впрыгнуть с моста. Увы. Ноги мои словно приклеились. так, жалко трепыхаясь, я и въехал под арку фиолетового огня.

Шок, испытанный мною, описать невозможно. нет у меня подходящих слов. Оказаться в офисе… Я малодушно упал в обморок.

Только величайшими усилиями хозяин кабинета сумел привести меня в чувство.

— Добро пожаловать, — ласково улыбнулся он, когда ко мне вернулась способность нормально воспринимать окружающее.

— Э-э… Н-ня… — не слишком любезно отозвался я.

— Надеюсь, путешествие по Восьми Мирам показалось вам достаточно увлекательным? — медовым голоском осведомился хозяин кабинета. Он был отличным психологом, и хорошо понимал, что следует дать человеку время опомниться, прежде чем начать серьезный разговор.

— Вы правы. Хотя скорее не столько увлекательным, как поучительным. Выяснилось, что я даже отдаленно не представлял здешних дел.

— Так всегда — ждешь одного, повстречаешь совершенно другое.

Я покрутил головой, ощупал шею. Вроде все пришло в норму. Пару раз вздохнул поглубже.

— Насколько я вас знаю, вы не расположены к излишним сантиментам. Поэтому я предложил бы завершить обмен любезностями и перейти прямо к делу.

— Насколько я знаю, — передразнил хозяин, — вы к сантиментам расположены не более меня. Так что действительно, давайте перейдем к деловой части. Вы ищете союзников, чтобы одолеть фельдмаршала?

— Да.

— Отлично! Мне тоже нужны союзники, чтобы… Неважно, словом. Но наши устремления полностью совпадают, поэтому не сомневаюсь, что мы могли бы найти общий язык.

— Вы полагаете? Ваша репутация в нашем мире отнюдь не располагает сотрудничеству с вами.

— Я предоставлю вам случай убедиться, что эти слухи ложны.

— Тем более…

— Что?

— Что те, с кем я намерен бороться, работают именно на вас.

Хозяин широко улыбнулся.

— Это так. Но я давно ищу возможность покончить с этим опостылевшим сотрудничеством. Они стали фигурами настолько одиозными, что любое упоминание вашего имени рядом с их способно навечно запачкать вас дерьмом. В свое время мой предшественник…

— Простите? — мои брови невольно взметнулись. — Ваш предшественник?

— А вы полагаете, что сидящий здесь вечен? Это было бы ужасно. Вечность означает отсутствие прогресса, застой, деградацию и гниение. Мир вокруг меняется, должен меняться и подход к нему. Ведь только этим можно объяснить тот тупик, в который уперлись, гм, мои соседи. Нет. Мы заботимся о своей репутации и о действенности наших методов. И если это означает неизбежность смены руководства — мы его меняем. Как видите, у нас царит подлинная демократия. Чего, кстати, никак не могут осознать мои недавние союзники. Их лозунг «умрем, но не сдвинемся с места» для меня неприемлемы.

Я криво усмехнулся.

— У Англии нет постоянных союзников, есть лишь постоянные интересы.

— Отчасти так.

— Но это, увы, лишь подтверждает мою оценку вашей репутации.

— Некогда сказано: «Кто сам без греха, пусть первый бросит в нее камень».

— Да-а. Дьявол цитирует Священное Писание.

— Мир сложен.

— Давайте ближе к делу. Вы действительно согласны отказаться от поддержки фельдмаршала? Мне совершенно ясно, что он работал в тесном контакте с Андроповым, и поднятый тем мятеж — не что иное, как отчаянная попытка взять под свой контроль Тринадцатое Управление. Все более очевидным становится, что деятельность фельдмаршала противоречит конституции, и он не желает мириться с нашей поддержкой законной власти. Мир и прогресс — наша цель, а они жаждут вернуть Призрак, Который Бродит По Европе. Признавайтесь, ваших рук дело?

Хозяин кивнул.

— Глупо было бы отрицать. Создали этот призрак мы. Однако использование призрака целиком и полностью на совести его теперешних владельцев. Если только им ведомо слово «совесть».

— Объясните мне, ради Бога, почему вы поддерживаете… эту команду?

Хозяин широко улыбнулся.

— Разве не очевидно?

— Отнюдь. Ведь они тратят массу сил, занимаясь убийствами. И по идее пополняют ряды ваших подданных. Убивали в прошлом, намерены убивать в будущем. Слава Богу, — при этих словах хозяин кисло поморщился, — они утверждают, что теперь твердо знают, кого надо расстреливать.

— Если бы они действительно знали… Дело в том, что как раз массовые убийства менее всего отвечают моим интересам. Если фанатики-параноики-коммунисты думают угодить мне, устраивая массовые гекатомбы, они жестоко ошибаются. Ведь, отправляя под топор десятки миллионов невиновных, они пополняют армию моего… конкурента. Поэтому я заинтересован в прямо противоположном — мире и покое.

Мои брови вновь вышли из повиновения.

— Парадокс!

— Жизнь состоит из них, — вздохнул хозяин. — Не стоит принимать на веру ничего. Особенно — очевидных утверждений, потому что наверняка они не таковы, каким кажутся.

Я поднялся.

— Что ж, благодарю вас за хороший совет, не премину им воспользоваться. Именно поэтому я отклоню ваше предложение. Не стану верить очевидности.

Хозяин приятно улыбнулся.

— Вы еще вернетесь ко мне. Разговор не окончен.

— Я уже это слышал.

— Не сомневаюсь. Но ко мне — он старательно подчеркнул это слово, — вы вернетесь обязательно. Вы обречены вернуться. Я готов подождать, пока вы перемените свою точку зрения. Я терпелив.

— Честь имею, — церемонно поклонился я.

— До скорого, — дьявол небрежно щелкнул пальцами, и я обнаружил себя на плавно скользящем Бифресте. Фиолетовое зарево медленно таяло за спиной.

Я вытянул семь пустышек. Грустно. Само собой разумеется, что я ни на миг не подумал принимать предложение дьявола. Я еще не сошел с ума. Что позволено коммунистам, то заказано нормальному человеку. Взаимодействие между Восемью Мирами слишком сложно, чтобы разобраться в нем вот так, с налета, и описать двумя-тремя словами. Но что очевидно — большой любви к соседям никто не питает. Просто нам больше знакомы трения между раем и адом, но мы совершенно одинаково не в ладах и с тем, и с другим. Попытка сыграть на чужих противоречиях провалилась, как я понял, большей частью потому, что сам я не принадлежал ни к одному из миров. Никто не признал меня за своего, никто не захотел поддержать. Волк-одиночка… Особенно оскорбительным был отказ Мира Магии, я-то надеялся… В отношении прочих я не питал особых иллюзий. Конечно, гремлины были «за», но ведь мир техномагии был самым молодым и самым слабым. Не стоило обольщаться его поддержкой, спустя тысячу-другую лет его силы достаточно окрепнут, но мне что из того?

Впереди плавно колыхалось черное облако. Меня встречал таинственный Восьмой Мир, о котором никто ничего не знал.

Когда я коснулся черноты, то вскрикнул от боли. Это уже стало привычным ритуалом. Все правильно, переход из одного мира в другой должен сопровождаться шоком. Но не таким же! Мне словно плеснули кислотой прямо в душу. И тут же оглушительная боль сменилась покоем. Я ничего не видел и не слышал, однако при этом каждой клеточкой своего тела ощущал — я наконец попал в свой мир! Только этим я мог объяснить благость, снизошедшую на меня. Я проник в новый мир, слился с ним, растворился в нем, полностью отрекшись от своего «я».

Во мне зазвучали наперебой голоса. Опять я не мог различить ни единого слова. Какое-то ворчание, бормотание, шорохи. Время от времени их перекрывал бархатистый медный удар. Меня спрашивали

— я отвечал. В свою очередь спрашивал я — мне втолковывали, как маленькому ребенку. Но будь я проклят, если смогу вспомнить хоть что-либо! Самое главное — мы сумели обо всем договориться. Мне обещали всемерную поддержку и помощь. Более того, меня назначили эмиссаром Восьмого Мира в нашей Вселенной. Отлично. Мы разберемся и с фельдмаршалом, и с пособниками Сатаны. Никто не будет забыт и ничто не будет забыто.

Смущало одно — я так и не знал, кого именно я представляю. Загадка, которая саднила ядовитой занозой. Я был уверен, что не стану орудием темных сил, ведь я категорически отказался сотрудничать с Сатаной, однако хотелось большей определенности. Иначе я не смогу уверенно вербовать помощников из числа… нет, не подумайте, что людей. На это слабое, склонное к пороку и предательству племя я давно перестал полагаться. Я рассчитывал привлечь к работе своих братьев из Мира Магии, шустрых гремлинов и многих, многих других.

Сейчас мне требовалось лишь одно — как можно скорее вернуться назад, в свой кабинет. Ведь Бифрест вынес меня из пределов Восьмого мира совершенно опустошенным. Мне стало настолько скверно… Нагой и беззащитный… Так я определил бы свои ощущения. Спасительный мрак остался позади, а безостановочно движущаяся мостовая влекла меня в неизвестность. К счастью, неопределенность тянулась не слишком долго. Через десяток минут впереди замаячили рассеянные красные отсветы. Естественно, это были ворота моего собственного мира, Мира Реальности. Язык не поворачивается сказать: человечества. Не только человек живет в нашем мире. Не только и не столько.

Правда непонятно, что мне делать, если алое пламя вновь отвергнет меня. Неужели я буду обречен до скончания времени крутиться по Бифресту между мирами? Или проще будет постараться зацепиться за один из них? Пока я гадал таким образом, красное пламя надвинулось на меня. Затрещали волосы, противно запахло паленым. Я заверещал от ужаса — ведь свой огонь мог и должен сжечь в пепел. Ко всему я был готов, но перспектива сгореть заживо меня пугала. Заслонив лицо локтем, я рванулся было назад. Напрасно! Бифрест в который раз оказался сильнее меня, и я въехал прямо в бушующее пекло. К счастью я сразу потерял сознание и не чувствовал, что происходит.

ДВЕ ВСТРЕЧИ И ОДНА ИДЕЯ

Возвращение было тягостным. После всех перенесенных мною испытаний, вдруг обнаружилось, что я не имею и отдаленного представления, какими могут быть мучения. Меня ломало и корежило, неведомый садист через каждый нерв пропускал электрический ток. Внутренности заполнила кипящая болотная жижа, а кожу методически поливали кислотой…

Как я все это выдержал — не знаю, только очнулся я весь в поту, руки непроизвольно подергивались. В кабинете все вокруг покрывали лениво колышущиеся хлопья гари, вместо бумаг на моем столе высились груды сероватого пепла. Похоже, в забытьи я искал спасения, перевоплощаясь в свое второе «я», и успел натворить немало дел. В очередной раз я похвалил себя за предусмотрительность, ведь догадался однажды сделать свой кабинет несгораемым, хотя и поставил в тупик этим приказом бедного Генриха. А иначе не миновать беды.

Однако демонстрировать живописную картину разгрома в кабинете начальника Управления всем и каждому отнюдь не хотелось. На подгибающихся ногах я выполз в белый свет. Не знаю, что изменилось в моем лице, но мирно беседовавшие Задунайский и Гиммлер так и шарахнулись, едва завидев меня в дверном проеме.

— Назад… — слабо проскрежетал я. Голос мне начисто отказал.

Вдолбленная годами службы привычка повиноваться остановила Железного Генриха, а волкодлак притормозил с хорошим запозданием. Похоже, его остановил только пример начальника отдела личного состава.

— Генрих, вам придется изрядно поработать.

Гиммлер приятно улыбнулся, хотя на мраморном лбу у него выступили крупные капли пота. Интересно, как может потеть дух?

— Что потребуется?

— Мы создадим свое спецподразделение. Точнее даже целую войсковую часть. Контролировать дивизию имени Дзержинского мы пока не в состоянии, зато сражаться с диверсантами и боевиками ГРУ нам приходится каждый день. Мне удалось договориться кое с кем за время путешествия, и вскоре начнут прибывать добровольцы. Обеспечьте их размещение. Придумайте место новому подразделению в нашей структуре, не особо афишируя его наличие. Техникой и вооружением займетесь вы, — я кивнул Задунайскому. Начальник технического отдела с немного оцепенелой улыбкой покорно кивнул в ответ. Подозреваю, он сделал это чисто механически, повторяя мой жест. Слабодушный оборотень никак не мог совладать со своими нервами. — А потом мы разберемся с теми, кто становится на пути демократии и свободы… — угрюмо закончил я.

Оба как по команде попятились. Вновь неладно. Подойти к зеркалу? Поверьте, я так бы и поступил, ведь следовало же выяснить, что именно так пугает окружающих. О людях я и не говорю, эти твари будут шарахаться при одном упоминании моего имени, но не дело, если твои подчиненные и соратники испытывают при разговоре с тобой сильнейшее желание улепетнуть. Я взглянул бы в зеркало… Однако понял, что никогда, до самой смерти этого не сделаю. Какой-то непонятный внутренний запрет, непередаваемое состояние, подобное ощущениям человека, находящегося рядом с пропастью. Она и манит и отпугивает, притягивает и запрещает, но зовет, зовет, зовет… И вместо намеченного, неожиданно для самого себя, я приказал Гиммлеру:

— И выкиньте все зеркала из Управления. У нас солдаты или шлюхи? Нечего им прихорашиваться. Вампир хорош, каков он есть.

— Но…

— Исполняйте! — лязгнул я.

Бедный Генрих вытянулся в струнку и щелкнул каблуками. Представляю, что он подумал о сумасбродстве начальника. Я мрачно поглядел на них, едва сдерживая клокочущее в горле рычание.

— Идите.

Гораздо поспешнее, чем это предписывалось уставом, они выполнили приказание. Я прошелся по опустевшему предбаннику, шлепнулся в мягкое кожаное кресло и погрузился в невеселые раздумья.

* * *

Домой я предпочел отправиться по воздуху. Мне стал непереносим самый вид грязных людишек, омерзителен их запах. Я сумел разобраться, почему так происходит, но правильно сказано — любое знание старит. А непомерное знание может сокрушить рассудок подобно каменной глыбе, ломающей хрупкие кости неосторожного. Я выдержал, я сильный. Однако приобретенное знание легло на душу подобно черноте НИЧТО. Это не мрак ночи и не холод льда. Не приведи Бог вам испытать нечто подобное. Бог или Сатана — выбирайте сами, что ближе.

Я легко пошел вверх, оставляя за собой огненые пунктиры улиц. Скоро ли я смогу сокрушить эту заразу и предать обретенную Вселенную моему миру? Ведь только так я смогу избавиться от мучений. Любое существо за пределами своего мира невыразимо страдает. Дышать чужим воздухом, есть чужую пищу, слышать чужие чувства мучительно. Вы полагаете, что вампиры и духи злы изначально? Ошибаетесь. Представьте себе, что вам постоянно приходится шагать по раскаленным угольям. Не испортится ли при этом у вас характер? Мне могут возразить: а как же домовые? Они-то сумели превосходно обжиться в этом мире и чувствуют себя здесь неплохо. Твари смешанной крови, они подобны тараканам, проникают в любую щель, множатся и плодятся, пока хозяева вдруг не обнаружат, что как раз они сами стали совершенно лишними в собственном доме.

Но вообще-то неплохой мир. Нам он придется по вкусу после обустройства. А люди… Нет, я не собираюсь призывать уничтожить людей как вид. «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается — его уничтожают». Какое дремучее варварство. Полагаю, оно пришло из первобытных эпох, когда все Восемь Миров были юными. Недаром сказано «первобытнообщинный коммунизм». Вот они и втащили нравы каменного века в наше время. Поэтому к ним и отношение надлежащее… Как к питекантропам. Причем самое странное, они даже не испытывают удовольствия от своих многочисленных убийств. Будь все коммунисты патологическими садистами, их хотя бы можно было понять. Но в чем кроется смысл пролитых ими океанов крови? Ведь Сатана отрекся от них, не без оснований утверждая, что менее всего он заинтересован умножать ряды безвинных мучеников. Так, может, это ангелочки стирают свои лилейные ризы в человеческой крови? Догадка вполне безумная, значит она имеет полное право оказаться гениальным прозрением.

Развить эту мысль мне не удалось. Как гром среди ясного неба (а оно и впрямь было ясным) пронзительно-белая молния расколола фиолетовый ночной свод. Меня обдало холодным жаром, едва крылья не вспыхнули. Знамение? Это что же, нематоды голубенькие решили показать норов и попугать меня? Меня, наместника Восьмого Мира?! Осатанев, я метнул струю дымного пламени прямо вверх. Не для того, чтобы наказать противника, его просто не было, но чтобы предупредить — я готов и намерен драться, я не отступлю! Одновременно я мысленно произнес несколько заклинаний, чтобы помочь пламени пройти несколько дальше, чем увидел бы несведущий. Откуда у меня взялось это знание — понятия не имею. Когда оно появилось — примерно помню, во время странствий по Бифресту. Но какой именно из миров наградил меня частицей своей мудрости — не представляю. И мое пламя умчалось очень далеко…

Ответ последовал незамедлительно. Новая молния ударила мне прямо в правое крыло. Меня перевернуло и закрутило, словно сухой листок порывом ветра. Обычный дракон был бы испепелен на месте, но меня хранили вышние силы, я был предназначен для выполнения исторической миссии, и не могли жалкие молнии повредить мне. Кроме того я знал, хотя бы понаслышке то, о чем простой дракон не подозревал — высший пилотаж. Скажите серому неграмотному дракону: иммельман, бочка, мертвая петля, и я не дам за вашу жизнь и дохлой мухи, скорее всего он попытается сжечь вас, решив, что его жестоко оскорбили. А я использовал свое невеликое знание, чтобы вывернуться из затруднений. Непросто это было сделать, но я сумел.

— Хорошо сделано, — прозвучал рядом, над самым ухом, сочный баритон.

Я шарахнулся прочь от неведомой опасности.

Невдалеке от меня прямо по небу скакал всадник на тонконогом белом коне. Он (разумеется всадник, а не конь) был одет в полный доспех древнерусского воина, за плечами вился тяжелый малиновый плащ, расшитый золотыми узорами. Мое внимание привлекло копье, окруженное жемчужно-голубым ореолом. От копья веяло непонятной угрозой, и я чуял скрытую в нем ужасную силу, силу, противостоять которой не мог никто.

— Я говорю, хорошо сделано, — повторил всадник, улыбаясь.

— Как все, что я делаю, — сухо ответил я, пытаясь сообразить, драться мне или прятаться.

— Не все, — качнул головой всадник.

— Позвольте мне самому судить свои поступки, — ощетинился я. Как бы за разговором не проскочить мимо своей виллы.

— Не уверен… Любого из нас судят окружающие.

— Схоластика, — признаться откровенно, беседа дается мне с ощутимым трудом, когда я отпускаю на волю второе «я».

— Нет, реальность.

— Я всегда и все делаю на совесть. Никто не может пожаловаться, что я не довел до конца начатое.

— О да, — согласился всадник, и копье засветилось поярче. — Мертвые не жалуются. Что же до совести…

— Вы меня оскорбляете.

Милая беседа в ночном небе на высоте пяти сотен метров.

— Ничуть. Просто пытаюсь точно определить явление.

— Меня?

— Верно.

— Мне положительно начинает казаться, что вы напрашиваетесь на ссору.

— Пока нет.

— Пока?

— Да, ибо сказано: «Прощайте до семижды семидесяти». Четыреста девяносто первый грех вам еще предстоит совершить, чтобы исчерпалось милостивое терпение. Но остерегайтесь, чаша переполнится гораздо скорее, чем вам может показаться.

Я начал немного понимать.

— Так вы посланы Пятым Миром?

— Вы угадали.

— Зачем? Ведь мы беседовали совсем недавно.

— Предостеречь. Пока вы сражались против посланцев Шестого — все было нормально. Но сейчас вы слишком близко подошли к роковой грани. Бойтесь перестараться, гнев наш будет ужасен.

— Не пугайте. Это не подействует, да и не к лицу вам такое. Не стоит унижаться.

— Вы правы. Я больше привык разговаривать мечом. Но пославший меня не жаждет крови. Он хочет единственно мира.

— Тогда считайте, что свою задачу вы выполнили. Предупреждение получено, ступайте прочь! не следует меня запугивать, потому что мой гнев будет ужасен! Я вообще не привык обсуждать свои дела со слугами…

Всадник вновь улыбнулся.

— Вы напрасно стараетесь оскорбить меня. Грех гордыни мне чужд. Наш поединок состоится, я провижу это. Но не сейчас. Сейчас тебе грозят иные опасности.

— Какие? — не смог я сдержать своего любопытства.

Всадник не ответил. Он начал удаляться, окутавшись легкой серебристой дымкой, пока не растворился в неверном мерцающем сиянии. Только копье сверкнуло на прощание яркой голубой молнией.

Что за опасности? Я торопливо включил телепатическую локацию и взвыл от бешенства. На матовом зеленом фоне отчетливо выделялась сочная изумрудная буква G. Проклятый призрак остался жив! Я-то старался уверитьт себя, что прикончил его вместе с Андроповым. Ошибочка вышла. Значит я попусту хвалился, что любое дело довожу до конца, мне еще предстоит подраться… Впрочем, эта литера светилась далеко от меня. Гораздо ближе находилась голубая литера G. Почему мне так часто стала попадаться эта буква? Со всадником все понятно: Святой Геогий-Победоносец. Однако не от него же исходит опасность. Ага, вот оно!

Совсем рядом, буквально вплотную, тревожным оранжевым светом полыхнула буква D. Наконец изволил явиться, голубчик. Я уже устал его ждать.

Презрительно зашипев, я выплюнул струю огня, чтобы осветить небо. Если он рядом, непременно отзовется.

И дракон поспешил откликнуться.

По сравнению с ним два первых выглядели жалкими недомерками. Этот же величественно парил в ночном небе, подобный крепостной башне. Мое пламя на мгновение осветило мощное тело, красные блики заиграли на блестящих, словно полированных чешуях. Мне они показались серо-стальными, а может таким и были на самом деле. Ведь частично непробиваемость драконьей шкуры обеспечивают стальные чешуи. Его крылья были вдвое шире моих, спинной гребень эффектно отливал кармином.

Поняв, что обнаружен, дракон повернул голову и выдохнул целую реку пламени. Небо залило желтое сияние с оранжевыми прожилками. Не знаю, что потом думали об этом горожане. Скорее всего решили, что город посетил очередной НЛО. Глупцы! Они забыли великолепный принцип Оккама: не изобретать сущностей сверх необходимого. Зачем приплетать сюда мистических пришельцев, если существуют вполне реальные драконы?

Однако понимание всего этого пришло позднее. В тот момент меня заботила одна мысль: ох, и туго же мне придется. Я постарался, чтобы мое пламя выглядело как можно более внушительно. Увы. Лучше бы я этого не делал, потому что осрамился самым жалким образом. Получилась лишь жалкая пародия.

Но противник, казалось, не заметил моего конфуза. Он только блеснул желто-зеленым фосфорическим глазом и утробно прогудел:

— Приветствую.

— Что тебе нужно? — неудача подтолкнула меня стать агрессивным.

— Я хотел поговорить с тобой.

— Что-то слишком многие желают побеседовать со мною после возвращения из НИЧТО. А в свое время, в Восьми Мирах, не пожелали и видеть.

— Мой хозяин говорил с тобой.

— Так ты не представитель Второго?!

— Отнюдь.

— Изменник!

Мне почудилось, что дракон пожал плечами.

— Я перешел на сторону сильнейшего. В том нет греха. Живой дракон лучше дохлого.

— Я только что беседовал еще с одним послом.

— Осторожнее! — полыхнул огнем дракон, его глаза налились желтизной. Похоже, он приходил в бешенство при одной мысли о Георгии-Победоносце. Отчасти мне были понятны такие чувства.

— Не указывай!

Дракон скрипнул клыками, но сдержался, только сильнее и чаще забил крыльями, набирая высоту. Что-то, а это понимали даже самые тупые твари — атаковать сверху гораздо удобнее. Впрочем, он продолжил разговор:

— Мой хозяин решил, что тебе пора определиться. Во время путешествия по Восьми Мирам все только присматривались к тебе, вырабатывали политику по отношению к новой силе. А сейчас начали действовать. Именно потому, что с тобой связались заклятые враги, мы требуем немедленного ответа: с кем ты? С ними, или поддержишь нас?

Интересно, что такого сумел я совершить, что теперь меня признают, как силу? Ведь не разговаривали со мной от презрения к моей ничтожности, что переменилось?

— Дурак! Я не с ними и не с вами. Я сам по себе!

— Так не бывает, — не слишком уверенно возразил дракон.

— Бывает. Ведь существуют восемь миров, а не два.

— Так значит…

— Ты поразительно догадлив. Я служу самому себе и своему Восьмому миру. Все остальные семь тоже скоро будут принадлежать нам.

— Тогда умри! — взревел дракон.

Вместо ответа я дохнул на него огнем, однако проклятый успел подняться гораздо выше, и пламя не причинило ему вреда. Начался безумный воздушный бой двух драконов над ночным городом. Я просто обязан был его проиграть, уступая противнику почти по всем параметрам. Из знаменитой формулы: высота, скорость, огонь, маневр, — моим было лишь последнее слагаемое. Летучий гад превосходил меня и по скорости, и по огневой мощи, и по бронированию. Мое превосходство заключалось единственно в небольшом знании высшего пилотажа. Ах да, чуть не забыл. Еще в подчиненности Высокой Идее.

Сначала он пытался взять меня грубой силой. Заходил сзади и сверху, атаковал с пикирования. Это было внушительное зрелище: отливающая металлом темная туша со свистом разрезала воздух, изрыгая потоки желтого пламени. Однако мне не составляло большого труда уклоняться от его хаотических атак. Следовало только проявлять немного осмотрительности, перекладывая с крыла на крыло. Правда, мне немного подпалило хвост, зато ему доставалось изрядно. Каждый раз, когда противник проскакивал мимо, я ударял его огненым бичом. Поскольку скорость полета дракона все-таки не слишком высока, я отчетливо слышал треск подгорающей чешуи и успевал почуять, как пахнет горелым. Эх, если бы мне такое пламя, как у него! Уверяю, тогда этот дурак не пережил бы первого же промаха.

А пока, с каждой новой неудачей он свирепел все больше и больше. Я еще подумал, что следует поручить Задунайскому приспособить многоствольную авиапушку для ношения ее драконами. Ведь сумел же он оснастить Зибеллу! А с драконом все куда проще, ведь у него вполне подходящая грузоподъемность. Никогда не следует полагаться только на природное оружие.

Увлеченный этими рассуждениями, я едва не прозевал перемену тактики противником. Теперь он ринулся в лобовую атаку.

Вот здесь мне уже пришлось поступать не по канонам. Как я недавно упомянул, драконы довольно-таки медлительны, и столкновение морда в морду отнюдь не смертельно для них, если учесть крепкую конституцию этих зверей. Так что мне приходилось прилагать максимум стараний, чтобы уклоняться от противника. Он-то как раз жаждал сцепиться со мною влапопашную, чтобы пустить в ход свои мощные когти и жуткие челюсти. Поэтому я вертелся, как мог. Бочка, змейка, штопор… Пару раз после классических иммельманов мне посчастливилось хорошенько полоснуть его когтями по спине. Однако я все отчетливее ощущал, как наливаются свинцом крылья. Такая сумасшедшая гонка долго тянуться не могла. Еще минут пять — и он меня закогтит. А тогда Сатана в лице фельдмаршала, или фельдмаршал в лице Сатаны, не время разбираться, восторжествует.

Как вывернуться — я не видел. Спуститься на землю? Дракон немедленно меня испепелит. Сражаться в воздухе? Через пару минут бой превратится в избиение. Наверное, я слишком расстроился, потому что прозевал именно то, чего так опасался. Мы столкнулись и диким клубком, с ревом и визгом, терзая друг друга когтями, рухнули на землю.

Его клыки полосовали меня словно ножи, пламя обжигало, а слюна оказалась такой же едкой, как олеум. Конечно, я сопротивлялся изо всех сил. Мы упали в молодую рощицу и сейчас катались по земле, ломая хрупкие ели и невысокие березки. Мало-помалу мое сопротивление начало ослабевать. Дракон подмял меня под себя и уже раскрыл пасть, готовясь перекусить мне горло. Я невольно зажмурился… Чего он ждет? Издевается?

Но смертельный удар запаздывал.

Я приоткрыл правый глаз. Дракон стоял надо мной, приоткрыв пасть. Он настолько походил на человека, в изумлении разинувшего рот, что я не сдержался и нервно хихикнул. Истерический смешок прервал немую сцену. Дракон выпустил меня и отскочил, точно ужаленный. Потом припал к земле в знак покорности пригибая шею. В такой позе он не мог ни нападать, ни защищаться. Оглушенный, я кое-как поднялся.

— Извините, я не знал, — униженно пролепетал дракон. — Виноват.

— В чем дело? — тупо переспросил я. Вообще-то нехарактерно для меня терять самообладание, в другом случае я просто ударил бы покрепче — и дело с концом. Видимо он меня слишком сильно помял.

— Если бы вам угодно было сразу сказать, господин Великий Дракон, кто вы, я, конечно, ни за что не посмел бы столь дерзко посягнуть на священную особу.

— Ладно, забудем об этом.

— Как прикажете.

— А сейчас убирайся.

— Вернуться к… Сатане? — Он все-таки немного помедлил, прежде чем назвать это имя.

— Нет, в наш мир.

— И что прикажете делать?

— Ждать моего возвращения. Ждать и готовиться. Я не задержусь. Собирай войско.

— Слушаюсь, господин Великий Дракон.

— Ступай.

Он прямо-таки вжался в землю и ползком, пятясь, скрылся в темноте. Потом я увидел тусклую малиновую вспышку, услыхал легкий хлопок. Третий дракон отбыл, оставив меня в совершенном смятении.

* * *

Я сидел перед камином, напрасно пытаясь собрать воедино разрозненные осколки мыслей. От частых и сильных ударов по голове мысли имеют скверную привычку терять плавность и стройность, уподобляясь беспорядочному вороху щебня. А этих самых ударов за последние полчаса я получил достаточное количество.

Я победил, но каким образом? Как мне удалось безнадежную ситуацию превратить в победу?В битве при Маренго Наполеона от разгрома спас вовремя появившийся Дезе. Кто же стал моей палочкой выручалочкой? Такие победы пугают. Ведь подобным образом может перемениться и выгодное положение, если не разобраться…

Крылатый придурок разглядывал меня так, словно перед ним появился сам… не знаю кто. Ведь драконы не боятся никого и ничего. Просто физически не могут бояться, так устроена их нервная система. Тем не менее он глядел на меня, как женщина на мышь. Точнее не на меня, а на то, что висело у меня на шее, которую он так нахально вознамерился перегрызть.

Я торопливо ощупал разодраный воротник рубахи.

Мне на ладонь лег золотой квадратик, который отобрали у ифрита. Но теперь на черном камне проступили две огненые буквы: MP. Интересно, русские или латинские? Ведь смена алфавита резко меняет смысл монограммы на трофейном амулете. От члена парламента до миллирентгена диапазон очень велик и вмещает несчетное множество понятий. Или счетное, зато очень большое. Впрочем, если отбросить шутки в сторону, амулет сначала укротил Призрак, Который Бродит По Европе, а спустя несколько дней просто спас меня от разъяренного дракона-убийцы, вмиг утихомирив его, превратив в агнца. Между прочим, как бы не забыть за хлопотами… Еще никому не удавалось опрокинуть меня и столь блестяще опозорить. К величайшему сожалению, здесь придется действовать самому, потому что язык убийцы подчас страшнее его оружия.

Я положил амулет на журнальный столик и блаженно вытянул гудящие ноги поближе к огоньку. Странно. Проклятый дракон едва не сжег меня, а все хочется тепла. Жутко болело все тело, словно меня пропустили через мясорубку, зудели ожоги и, несмотря на все огорчения, я мирно заснул, сидя в кресле. Заснул сном младенца, настолько меня измотал безумный поединок.

Проснулся я от того, что обнаглевший солнечный луч уперся мне прямо в лицо. Неприятное ощущение — словно тебя разглядывают в упор. Я с хрустом потянулся, разминаясь, и судорожно схватил лежащий тут же, на столике, «Скорпион». Ведь меня действительно разглядывали. Непростительная оплошность с моей стороны — не запереть двери и не вывесить обереги. Здорово же меня укатал негодяй, если я потерял обычную осторожность.

Впрочем М., а посетителем оказался именно он, предупредительно поднял руки и поспешил заверить, что не собирается нападать.

— Что вы здесь делаете? — Я был крайне раздосадован, позволив застигнуть себя врасплох.

— Охранял посторонних от вас.

Я помотал головой, плохо понимаю спросонья, что говорят.

— То есть меня от посторонних?

— Нет, именно так: посторонних от вас, господин Имперский Маг.

Час от часу не легче! Теперь еще этот награждает меня новым титулом. Да, придется заставить Задунайского вплотную заняться амулетом. Пусть выяснит, в чем тут соль.

— Чем же это я мог кому-нибудь повредить?

М. приятно улыбнулся.

— Амулет трансформаций работает. Прежде всего я порекомендовал бы не находиться слишком долго рядом с ним, если он установлен в первую позицию.

— Так он вам знаком?! — подскочил я.

— Разумеется.

— Признавайтесь… То есть рассказывайте.

М. пожевал тонкими губами.

— Всего я сам не знаю, но мне приводилось сталкиваться с амулетом Эм-Пи.

— Значит, все-таки английский язык?

— Да. По слухам его изготовил Роджер Бэкон. А он, сами понимаете, англичанин.

— И что значат эти буквы? В первой позиции. — уточнил я. — А равно в остальных.

М. развел руками.

— Повторяю, всего я рассказать не в силах, потому что не знаю сам. Мне не известно, например, сколько всего позиций. С его помощью реализуется суть вещей, названия которых начинаются с Эм-Пи, он немного сродни вашему «Себя зерцало».

Я обрадовался собственной догадливости.

— Я был прав, когда предположил, что возможен вариант Member of parliament!

М. кивнул.

— Да, он здесь присутствует. Олицетворение самого старого в мире демократического института — одна из позиций амулета.

— А что означают остальные? Почему испугался Призрак?

— Ну, это совсем просто. Он испугался Metropolitan Police.

— ???

— Столичной полиции.

— Полагаю, лондонской.

— Верно.

— А отчего сбежал дракон?

М. тяжко вздохнул.

— Он увидал в вас суть первой аббревиатуры. Ради которой, собственно, и создавался амулет. Это позднее ему придали множество функций, век от века дополняя список.

Я помаленьку начал закипать.

— Не тяните кота за хвост. Что это за первая позиция?!

— Malice purified.

— Я не знаю английского. В совершенстве не знаю.

— Очищенное зло, — тихо и серьезно ответил М.

Вот оно что! Все сразу встало на свои места. Квинтэссенция зла, еще бы не испугаться. Вероятно сочетание моего второго «я» и очищенного зла дало такой редкий сплав, такое новое качество, что оно привело в смущение даже дракона. Не испугало, нет. Повторяю, дракон не сможет испугаться, даже если очень этого захочет. Но заставить оторопеть, задуматься…

— Ладно, не будем об этом, — завершил я неприятный разговор.

— Мы не так давно знакомы, но я вас М. уже достаточно хорошо изучил, чтобы понимать: если вы пришли, значит что-то задумали. Во всяком случае вы прибыли не для объяснения свойств амулета.

М. сделал обиженное лицо.

— Вы подозреваете меня в неискренности?

— Разумеется нет.

— Тогда в чем дело?

— Вы меня неправильно поняли. Я не подозреваю вас в неискренности, я в ней убежден. Честный начальник разведки… Нонсенс. Но, повторяю, оставим пикировку. Что вы придумали?

М. потеребил ухо.

— Я хотел предложить новый подход к организации службы.

— Вы полагаете, что проведенных мною изменений недостаточно?

М. печально кивнул.

— Увы, да.

— Уж не хотите ли вы вернуться к комплектованию спецслужбы людьми?

— Избави Бог, — замахал он руками. — Ни в коме случае.

— Так какие перемены вы предлагаете?

— Изменение принципов. Эффективность секретной службы определяется отнюдь не идейной подкованностью сотрудников. Сколько не читай «Богородице дево…» либо «Коммунистический манифест» — эффективность работы не повысится. Ее определяет только количество серых клеточек в черепной коробке. А до сих пор система не способствовала продвижению людей умных.

— Вы хотите сказать, что в КГБ работали один идиоты?! — взвыл я.

— Ну конечно нет. Не только они, — ласково проворковал он. — — Хотя, иногда создавалось и такое впечатление. Говорю вам как человек, много лет боровшийся с ним. Такие как Родос и Шварцман полностью отвечают подобной характеристике. И несть им числа.

— Негативный отбор? — предположил я.

— Нет. Ситуация много сложнее. Негативный отбор означал бы гиперболическое распределение. Бесконечность в нуле, у полных кретинов, и ноль — в бесконечности. На самом деле отбор происходит по гораздо более сложному принципу. На первый взгляд он соответствует гауссовской кривой нормального распределения, не даром же его так называют! Оно имеет максимум в средней точке и сходит до нуля в обе стороны. Ни дураков, ни гениев. Дорогу посредственностям.

— Веселая перспектива, — криво осклабился я. — Однако вы намекаете…

Но М. разошелся. С пылающими щеками он метался по кабинету, размахивая руками. Похоже у него, как и у всех незаурядных людей имелся конек. Маленький пунктик. Даже Наполеон предпочитал, чтобы его хвалили как изобретателя скверного, проигрышного варианта королевского гамбита, а не как гениального полководца. Вот и М. питал неутолимую страсть к математике.

— Нет, дело хуже. Я понял это, ознакомившись с трудами основоположников квантовой механики.

Тоже допустимо. Один собирает марки, другой на досуге конспектирует Эйнштейна, Планка, Гейзенберга.

— Кривая отбора имеет максимум, смещенный к нулю. Это планковское распределение! Наибольшие шансы имеет человек глупее среднего. Не предельный дурак, разумеется, но тот, кого мы называем… ограниченным. Вот суть вашей системы, поэтому вы и проиграли.

— Вы предлагаете набрать гениев? — процедил я сквозь зубы.

— Хотелось бы. Но все гении наперечет и наперехват.

— Тогда кого?

— Людей с развитым нестандартным мышлением.

— Людей?!

— Не цепляйтесь к словам. Это случайная оговорка. Повсеместно признано, что наиболее эффективно работает Интеллиндженс Сервис. Наиболее эффективно по критерию МакНамары «стоимость-эффективность». Тратя массу денег и гробя толпы людей ЦРУ и КГБ добивались большего. Но какой ценой? А что позволяло СИС добиться выдающихся результатов? Люди.

— Какие? — вздохнул я.

— Писатели.

Да, М. мог огорошить кого угодно. Если бы я не сидел в глубоком кресле, то определенно упал бы на пол.

— Кто?!

— Писатели. Как вы помните Сомерсет Моэм и Грэм Грин неплохо послужили Ее Величеству.

— Не помню, — честно ответил я.

— Даниэль Дефо так просто возглавлял разведку.

— Ну, это было , как говорится, давно и неправда.

— Вы напрасно сопротивляетесь, — укорил М. — Поймите, цепляясь за идейно подкованых придурков, вы правой рукой разрушаете то, что строите левой. Разведка, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять наиболее значительные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения, которые называют воображением, интуицией, остроумием.

Вроде я это уже где-то слышал…

— Этот вопрос не ко мне. Систему возглавляет фельдмаршал.

— Если руководитель становится поперек дороги делу…

— Вы смелый человек, М., — оборвал я его разглагольствования.

— За такие слова другого…

— А я не человек, — усмехнулся М.

— Мы только успели подавить один мятеж, как вы предлагаете начать новый.

— Солдат должен быть верен Родине и конституции, но не исполнительной власти и тем более не лицу, ее представляющему.

— Знаю, генерал Дуглас МакАртур.

— Так подумайте.

— Ладно, идите.

М. растаял точно призрак, каковым, собственно и являлся.

А я последовал его совету и задумался. Было о чем.

AND NOT TO YIELD…

Ничего особенно неожиданного не произошло. Все эти соображения давно уже стали для меня очевидностью и без сторонних подсказок. А если двое думают одинаково, то велика вероятность, что они думают правильно. Кроме того сказано: капля воды камень точит. И еще сказано: соломинка ломает спину верблюду.

А тут еще очень кстати меня вызвали в центр для дачи объяснений по поводу «Битвы на Исети». Грохот канонады долетел до Москвы, да и вообще мятеж — происшествие, скажем прямо, неординарное. Но лететь к нам комиссия не посмела… И мне предстояло выдержать второй, гораздо более трудный бой. Правительственная комиссия отнюдь не собиралась руководствоваться правилом «победителей не судят». Судить требовалось, судить хоть кого. Поскольку проигравшие свое отжили, то волей-неволей приходилось брать в оборот победителя. Если учесть крайне прохладный прием, намерения комиссии были серьезны до предела.

Не буду вдаваться в детали, рассказывая, как мне удалось добиться желаемого результата. Темны и извилисты пути власти, далеко не каждому по силам пройти их. Разумеется, я одолел извилистый лабиринт. Представив все доказательства существования опаснейшего заговора красных реваншистов против демократически избранного правительства, я убедил их в правильности своих действий, а главное — в необходимости смещения фельдмаршала. Демократия в опасности! Православие под угрозой! Народность заколебалась! Побольше звонких фраз, не отягощенных каким-либо смыслом; вдосталь туманных угроз с неясными перспективами, но незамаскированными намеками на утерю вполне реального благополучия. Не народом, разумеется, а попечителями народного блага. Последнее особенно важно. Короче принесенная мною жертва (бедняга Ерофей) оказалась ненапрасна. Я получил добро на устранение фельдмаршала. А с учетом возможного сопротивления мне дали карт-бланш и в отношении средств. Вплоть до применения танков, как при аресте Берии. Я твердо заверил правительство в своей лойяльности. И в самом деле, пока у меня не было и в мыслях уничтожать их. Пока. Про мои команды «Гамма» и «Омега», про информационно-аналитический центр правительству знать незачем, у них и так слишком много забот. Пусть спят спокойно.

А теперь следовало торопиться. Я не обольщался, принятые решения вряд ли удастся сохранить в тайне дольше суток, и противник начнет принимать контрмеры, если я не поспешу. Неважно, откуда к нему придет эта информация, кто меня продаст. Скорее всего само же правительство. А потому любое промедление смерти подобно.

Едва вернувшись к себе в Управление я вызвал М.

— Дивизия готова?

— Не совсем…

— Проклятье! Она нужна мне сегодня же!

— Кое-что можно выставить.

— Я немедленно вызываю фельдмаршала.

М. пожевал губами, подумал и кивнул.

— Действуйте. Если он клюнет, мы справимся, на это сил хватит. Но выковырять его из здания Лубянки нам не по силам.

— А Призрак?

М. задумался еще раз.

— Задействуйте MP.

Я перекрестился слегка дрогнувшей рукой.

— И да поможет нам Бог.

За окном громыхнуло.

* * *

Когда вытянутое худое лицо с козлиной бородкой повисло над моим столом, я неожиданно ощутил спокойствие и уверенность. Мосты сожжены, сейчас волнение слишком опасно.

— Господин фельдмаршал, требуется ваше присутствие. Заговор.

— Тот, который вы успешно разгромили? — неприязненно спросил он.

— Гораздо более опасный. Корни уходят так высоко, что мне не по силам их вырвать.

— Корни — высоко… Интересное выражение.

— Не смейтесь. Если вы узнаете детали, то и вам станет так же грустно, как мне сейчас. Когда вы прилетите?

— Вы предлагаете мне сунуть голову в осиное гнездо?

— Я не думал даже, что вы собираетесь сами превратиться в оперативника…

Он поднял на меня запавшие воспаленные глаза. Мне сразу стало нехорошо — настолько зловещи были перемены. Нет, на ей раз фельдмаршал не стал менять наружность. Просто в нем появилось нечто. Нечто бесовское. Я не могу определить это словами.

— Хорошо, я прилечу, — медленно произнес он, и изображение тотчас растаяло.

Не требуется описывать мое состояние. Фельдмаршал все понял и принял вызов. Однако я ведь приготовил кое-какие сюрпризы!

* * *

В тот же день я приказал ввести войска в город. Конечно, у многих это ассоциирутся с крайне неприятными понятиями: хунта, комендантский час, мятеж, расстрелы. Какая ерунда! Я бы даже рискнул добавить: обывательщина. Видеть в нас, истинных защитниках демократии, рыцарях свободы тупых жандармов… Больно и обидно. Мы защищаем людей от них самих. «Терпеливо сноси угрозы и оскорбленья и почестей не проси; Будь терпелив и честен…» Не забыть бы в развитие идеи М. пригласить работать Редьярда Киплинга. Пользу от его стихов переоценить невозможно, а с Задунайским как-нибудь сладим.

Впрочем, я отвлекся.

Приходилось блюсти внешние приличия, и потому я не расставил танки на каждом прекрестке. Не стоит смущать людей и вызывать панику. В этом заключается огромное преимущество моего Управления. Ведь мои солдаты при необходимости могут становиться невидимыми. Конечно, людишки при этом будут испытывать психологический дискомфорт. Даже не видя вампира, вы почуете его присутствие и вряд ли останетесь спокойны. Но это уже дело двадцать пятое. Надлежало предусмотреть возможные действия противника, особое внимание я уделил трассам из аэропорта. Именно там я расставил усиленные группы с задачей не допустить прорыва боевиков «Альфы» к городу. Ах, если бы мне удалось завершить формирование «Омеги»! Против массированной атаки драконов… Но приходилось довольствоваться имеющимся. И при этом я ни в коем случае не мог допустить бойни на улицах, при которой неизбежно пострадает мирное население. К тому же я не слишком доверял вампирам, хотя Андропов и был уничтожен. Пришлось приставить к каждой группе проверенного волкодлака или призрака, что тоже не улучшало состояние окружающих. Каждому из моих доверенных лиц вручили последнее изобретение Задунайского

— карманный ультрафиолетовый лазер. Совершенно истребительное оружие против вампиров, троллей и тому подобных тварей, не переносящих солнечного света. Ведь если они и сумели адаптироваться к обычному солнышку, то удар излучения лазера развевал в пыль самого стойкого из них. Не доверяй и проверяй!

В здании Управления расположились молодцы, навербованный М. в Восьмом Мире. До сих пор так и не знаю, с кем имею дело. Странные фигуры. Вроде бы человек, но не человек. Вампиры от него как от огня шарахаются. И все время его окутывает полупрозрачная колеблющаяся пелена, точно струится горячий воздух. Вроде бы ты его видишь, и в то же время нет. Но самое шокирующее — отсутствие лица. Фигуры таинственные, личностей не имеющие, целый батальон поручиков Киже. Бесполезным оказался даже такой мощный инструмент, как «Себя зерцало». Отказывал телепатический локатор… Зеркало невозмутимо отражало обстановку моего кабинета, в упор не видя таинственного незнакомца, вживленное кольцо показывало гладкий матовый зеленый фон без единого проблеска. Когда я сказал об этом Задунайскому, тот беспомощно развел руками. Редкий случай, оборотень признал свое поражение, даже не пообещал «дней через пять» выдать нечто потрясающее. Я растолковал глупому техническому гению, чем опасно для нас появление непонятной третьей силы, однако и тогда Задунайский промямлил нечто невразумительное. Кажется, он испугался!

Впрочем, работали ребята исправно и к встрече диверсантов «Альфы» подготовились.

* * *

Первый сигнал поступил из аэропорта. Наши гремлины, засевшие в самолетах, сообщили о вылете группы захвата. Малюта, командовавший нашими основными силами, принял решение с корнем вырвать больной зуб и приказал расстрелять самолет в воздухе. Возникла небольшая проблемка — самолет был обычным Аэрофлотовским, хотя летели в нем только боевики. Как не ошибиться? С земли-то плохо видны бортовые номера. Но Малюта заявил, что в случае ошибки он принимает ответственность на себя. Молодец! Между прочим, ума не приложу, откуда у него взялись зенитные ракеты. Нам, вроде бы, ни для каких надобностей их не поставляли.

Самолет, оставляя за собой лохматый хвост черного дыма, рухнул в ста метрах от посадочной полосы на глазах тысяч удивленных зрителей. Не знаю, как потом пресекали панику.

Впрочем, сразу после этого два вертолета огневой поддержки нанесли удар по аэропорту. Я ведь предупреждал, что мы сражаемся с хладнокровными убийцами! Пострадало столько невинных людей. Фельдмаршал оказался предусмотрительной бестией, появления шариковых бомб с серебряной шрапнелью мы не предусмотрели. Какая умная голова подсказала ему это? Малюта понес большие потери.

Узнав об этом, Гиммлер мрачно сказал:

— Не прилетит.

Я покачал головой.

— Куда он денется. Фельдмаршал превосходно знает, что со мной не справиться никому, кроме него самого, — при этом я нервно ощупал MP, висящий на груди. — Сейчас любая неполная победа равносильна поражению. Он человек последовательный, прилетит.

— А что, если он уже прилетел?

— Гремлины следят за всеми московскими аэродромами.

Дурацкая привычка у М. постоянно жевать губами.

— Предусмотрительно. Если он решит воспользоваться самолетом.

— А как иначе?

— Мне, например, самолет не нужен. Вы рассуждаете, исходя из предположения, что фельдмаршал человек.

— Безумие… — вспылил было я, но тут же погас. С одной стороны не может председатель КГБ оказаться призраком, но с другой — кто ему помешает? Точнее не призраком, а воплощенным символом. Такая гипотеза объяснят очень многое, если не все. — Ладно, — недовольно проворчал я. — Что предпримем?

— Давайте исходить из предположения, что он уже здесь.

— Как ?! — подпрыгнул я.

— Неужели вы до сих пор не научились уважать противника? Тогда вообще непонятно, как вы сумели хоть чего-то достичь. самоуверенность — верный залог гибели. Ведь вы сами часто отвлекали внимание противника разнообразными уловками. Шумные уличные бои, по-моему, отличная дымовая завеса.

— Тонко подмечено! — громыхнуло у меня над ухом.

В тот же миг я отшвырнул прочь покойное кресло и разрядил весь магазин «Скорпиона» в тот угол, откуда прозвучал издевательский комментарий. Штукатурка так и брызнула, однако моя очередь никому вреда не принесла, потому что голос, по-прежнему бодро, заметил:

— Скоро мы с вами разберемся.

— Гораздо скоре, чем ты полагаешь, — криво ухмыльнулся М., лихорадочно щелкая кнопками уоки-токи. — Начинайте операцию, — прошипел он в микрофон.

Окружающий мир начал стремительно меняться. Ровные аккуратные стены кабинета вдруг изъязвили сотни мелких кратеров, все плоские поверхности разом выгнулись полусферами, угрожая раздавить нас. По ним лихорадочно забегали радужные переливы, от которых болели глаза и кружилась голова. Чувство расстояния напрочь отказало. Улица за окном провалилась вниз, фасады домов легли горизонтально, превратишись в мостовую, зато сама мостовая ушла вниз подобно отвесной стене ущелья. Даже небо переменилось. Почему-то справа и слева оно изогнулось навстречу взору, словно два голубых крыла, стремясь обнять меня. Хотя, почему голубых? В далекой глубине оно стало черно-синим, переходя через все оттенки до блекло-голубого у близких концов крыльев. Солнце безумным образом сжалось посередине, образовав неописуемую словами фигуру, нечто вроде однополостного гиперболоида.

— Что происходит? — взвизгнул я.

М. открыл рот, однако не произнес ни слова. Уши заполнил ровный немолчный гул, глаза затянула бирюзовая дымка, прощально блеснуло пенсне Гиммлера…

* * *

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу на невысоком пригорке. Из-под драного мохового ковра влажно поблескивает гранитная скала. Стара, местами выкрошившаяся до щебня. Я вернулся в родной и привычный мир. Только в очень холодное место. Свинцово-серые волны тихим плеском накатываются на унылый щебнистый берег. Но даже отсюда, с вершины холма, видно, какая неправдоподобно чиста и прозрачна вода. Я различал дно, стоя вдалеке от берега. Ни едной тучки, хотя небо того же самого свинцово-серого оттенка. И холод.

Я поднялся. Бессмысленно пытаться разгадать природу сил, затянувших меня сюда. Машинально я заправил новый магазин в рукоять «Скорпиона» и побрел куда глаза глядят. Непонятно что меня сюда забросило, оно же, подойдет срок, меня отсюда извлечет. Но вот бесславно замерзать я не намерен. Постараюсь согреться ходьбой.

Мрачная слегка всхолмленная равнина наполнила душу тоской. Хотелось сесть на корточки и завыть волком на луну, которая красовалась на одной стороне небосклона, тогда как солнце и не думало покидать противоположную. Однако оба светила выглядели почти одинаково — бесцветно-белесые, тусклые, холодные. Лишь характерный серп месяца выдавал луну, иначе отличить их стало бы невозможно. Заплакать…

Нет! Я дракон и не должен поддаваться предательской слабости. Это всего лишь вражеская уловка, чтобы захватить меня врасплох. Но я не поддамся!

И я пошел неведомо куда бодрым строевым шагом.

Очень скоро море скрылось за очередным холмом. Вокруг расстилалось бескрайнее моховое поле. Тут и там отсвечивали черные лужицы-зеркальца убийственно холодной воды. Чахлые прутики торчали изо мха. Совсем некстати вспомнился ад Данте, в отличии от христианских басен поэт сделал ад ледяным. Может меня занесло во владения Сатаны?

— Нет, — откликнулся знакомый голос.

Я схватился за шею, превосходно понимая, что амулет — моя последняя надежда. Даже после всех трансформаций в лаборатории Задунайского мне не тягаться с хозяином здешних мест. Угадать бы только, в какую позицию его ставить. Ведь они окажут прямо противоположное действие, так что ошибка равносильна самоубийству.

В семи-восьми шагах передо мною прямо в воздухе показался темный силуэт. Постепенно уплотняясь, облачко превратилось в человеческую голову. Фельдмаршал! Попался…

Тонкие губы ехидно изогнулись.

— Вот мы и встретились.

— Заезженная фраза, — неприветливо ответил я. — Старо и банально.

— Не всем быть писателями.

— И умными тоже.

— Но себя ты к ним относишь.

— Конечно.

Голова кивнула.

— Если ситуация не отличается новизной, то даже умному человеку трудно придумать что-то новое.

— Как знать.

— Впрочем, не нов и заговор против начальника, — ехидно закончила голова.

— Вы всегда стояли на пути интересов службы. Дело превыше всего.

— Какое дело?

— Дело государственной безопасности.

— Я ожидал, что ты скажешь: государства.

— Софистика, — ощерился я. — Ненавижу.

— Меня или софистику?

— Обоих!

— Да, недооценил я тебя, — вздохнула голова. — Следовало бы уничтожить сразу, как только ты начал набирать силу. Впрочем, эту ошибку не поздно исправить и сейчас.

— Попытайтесь, — предложил я, трогая амулет и внутренне напрягаясь. Но при этом я не мог не любоваться собой: какая вежливость, какая выдержка! Не то, что этот хам.

— Однажды и тебе так же скажут: ты мешаешь делу.

— Нелогично. Если я сейчас умру, кто и когда скажет?

— Гипотеза.

— Если гипотеза, я отвечу. Я уйду сам, не цепляясь за кресло и погоны.

— Не уверен. Власть так сладка.

— Кончайте пустые разговоры, призрак.

Он ничуть не удивился и н стал протестовать.

— Ладно, ты сам хотел этого, — и зло сверкнул глазами.

И впервые я увидел фельдмаршала целиком. Высокий худой человек в длиннополой шинели. Мои первые впечатления оказались правильными

— он работал под Дзержинского. Не знаю, чем ему так приглянулся этот хладнокровный палач. Я сразу же ощутил присутствие огромной силы. Эта неведомая мощь — я никак не мог определить ее природу

— вызывала уважение и невольный трепет. Даже закралось сомнение

— а не лучше ли отступить, но я отогнал прочь недостойные мысли. Я дракон, а это обязывает. К тому же я заметил, что фельдмаршал смущен не меньше моего.

Нельзя было терять драгоценные мгновения, и я перешел в наступление. В глубине души мне всегда импонировала теория блицкрига, сокрушить врага первым же ударом, чтобы сохранить силы для дальнейшего наступления, для развития успеха. Все решает генеральное сражение!

И я вложил в первый удар все, что имел. Использовал, наконец, свое секретное оружие, оружие возмездия. Спасибо покойнику Зибелле. Я сделал небольшое усилие, вызывая в памяти образ василиска. На Земле этот прием вряд ли сработает, но в НИЧТО, где властвуют иные законы, он должен помочь. На глазах пораженного соперника я начал трансформироваться в покрытую крупной зеленой чешуей ящерицу.

Стоять на задних лапах было не слишком удобно, однако я поймал шаткое равновесие и вцепился когтями передних лап в амулет. перевести его в положение Очищенноезло, чтобы усилить мощь удара. Одновременно, чтобы смутить противника, я со свистом выдохнул облако ядовитых газов. На такое даже дракон не способен.

Когда фосфоресцирующая фиолетовая струя коснулась Дзержинского, он пронзительно заверещал и задергался. Там, где ядовитые капли осели на сукне шинели, оно сразу покрылось черными подпалинами, вокруг которых появились странные прозрачные пятна, будто он начал таять в воздухе.

И вдруг Дзержинский начал молиться! Это было настолько неожиданно, что я в первый миг замер, однако едва моего слуха коснулись слова безумной молитвы, все сразу встало на свои места.

— Князь Тьмы, приди на помощь слуге твоему! Укрепи силы его в борьбе с неверным! Помоги мне одолеть супостата, и Ты приблизишь тем миг своего воцарения!

— Дурак! — каркнул я. — Он отрекся от вас! Вы оказались слишком глупы! Повернись и сражайся! Я хочу дать тебе последний шанс, потому что уничтожить труса значит потерять частицу своей мощи.

Одним рывком Дзержинский сбросил прожженую шинель, и в то же мгновение сотни теней вырвались на свободу! Все пространство запомнили неясные силуэты, послышались голоса… Кто-то размахивал руками, кто-то молился, кто-то обнажал меч… Мои нервы не выдержали и я приоткрыл третий глаз, приоткрыл на одно крошечное мгновение. Но этого оказалось достаточно.

Кошмаров ночь прошла, и солнце воссияло, Так входит пилигрим под серым покрывалом, Под дланью коего ветра утихли вяло, Чей перст рассеял тучи, гром смирил И сонмы призраков, которых ад родил.

С оглушительным треском серое воинство обратилось в груду камней, которые тут же начали крошиться, распадаться, рассыпаться. Мой противник остался стоять один посреди засыпанного щебенкой поля.

— Ты думаешь, что победил? — проскрежетал он. — Зря! Битва еще только началась!

Дзержинский простер руки вверх, растопырив пальцы. Я ожидал удара молнии, свиста урагана, падения скал. Однако единственным изменением стала перемена цвета глаз врага. Сначала они стали пронзительно-синими, в то же мгновение синий луч ударил мне прямо в морду. Мировой холод сковал было мои члены, но это ощущение длилось недолго. Ведь василиск неуязвим для магических лучей!

Я в ответ выдохнул струю кислоты, которая обдала Дзержинского с ног до головы. Он странно посерел, поблек. Позади него воздухе повисло серое пятно.

Теперь его бельма стали мутно-багровыми, и меня окатило жаром, вокруг забушевал адский пожар. Я поспешно перевоплотился в дракона и купался, наслаждаясь восхитительным вкусом огня, чувствуя, как прибывают мои силы. Ответный огненый удар превратил его левую руку в скрюченную черную палку.

С огромным трудом я успел вновь обратиться василиском, чтобы встретить черный луч. Дракона он уложил бы на месте, но и василиску пришлось худо — у меня отнялись задние лапы. Луч смерти — страшная вещь.

Пора было кончать игру, и я во второй раз приоткрыл третий глаз. Почему я пользовался им с такой осторожностью? Я не знал, насколько глубоко мое перевоплощение в Царя-Змея, не израсходуется ли волшебная сила раньше, чем завершится бой. Дзержинский стал мраморно-белым. Было видно, что все движения теперь даются ему с огромным трудом. Он каменел! Но слишком медленно…

Зеленый луч ударил в меня, когда я лихорадочно перевел амулет в состояние Столичнаяполиция. И оказался прав! Луч рассыпался безвредными зелеными искрами. Однако я понял, что сам не могу нанести ответный удар. Рисковать я не мог, если я сниму защиту, то откроюсь. Blitzkrieg трансформировался в Sitzkrieg. Мне оставалось только сидеть и ждать, пока он окончательно превратится в камень.

Дзержинский тоже понял это, потому что попытался шагнуть ко мне, чтобы схватиться врукопашную. Однако его ноги уже превратились в мраморные глыбы, и он мог лишь в бессильной злобе посылать проклятия. А я спокойно перевел дух и вытер пот со лба.

— Напрасно ты надеешься победить, — прошептал он твердеющими губами. — Ты уничтожишь меня, но я оставлю тебе подарок…

— Возьми себе, — автоматически произнес я предохраняющее заклятье.

— Нет, это не примитивное колдовство, которое ты сможешь вернуть. Я оставлю тебе богатое наследство…

Больше он ничего добавить не успел, передо мной стояла безгласная статуя. Я настороженно осмотрелся, прислушался. Тихо. И рискнул снять защитное поле, переключив амулет на Очищенноезло. В тот же миг серая тень, лежавшая позади грубого изваяния, метнулась ко мне. я не успел ни вскрикнуть, ни шевельнуться. Она накрыла меня, обняла и проникла в каждую клеточку тела.

Лишь тогда я понял, что за жуткое наследство оставил мне окаменевший фельдмаршал. Я сам стал Призраком, Который Бродит По Европе. Он же Malicepurified. Что теперь ждало меня?

1991 г.

Александр Больных Видеть звезды

Староста сыто рыгнул и утер рот ладонью. Потом отряхнул крошки, запутавшиеся в бороде, и довольно вздохнул.

— Хорошая у тебя каша.

Мать робко улыбнулась.

— Хорошая каша, — повторил староста, снова вздыхая. Было заметно, что он совсем не хочет вставать из-за стола.

— Может, еще? — предложила мать.

Староста грустно погладил себя по животу.

— М-да. То есть нет, — остановил он метнувшуюся было к печке женщину. — Довольно. Но я разрешаю тебе принести завтра в мой дом горшок каши. И побольше.

Крошка Енот, привлеченный аппетитным запахом, пушистым шариком мягко соскочил с печки и, внимательно принюхиваясь, начал подкрадываться к валявшимся под столом комочкам — староста ел неаккуратно. Когда он, стелясь по полу, подполз совсем близко, староста, следивший за ним из-под полуопущенных век, метко пнул Крошку в бок. Тот, обиженно взвизгнув, стремительно вылетел в открытое окно и, жалобно тявкая, нырнул в кусты.

Староста обрадованно ухнул.

— Как я его?!

— Так ведь…

— Хватит! — мясистая ладонь с треском легла на стол. — Хватит! Если я позволяю тебе кормить себя, это еще не значит, что я буду покрывать твоего сынка. Думаешь, я не знаю?!

— Что с ним?

— Это значит, тебя надо спрашивать! Что, видишь ли! Кто давеча хвастал, что видит… — Староста беспомощно пошевелил короткими толстыми пальцами, напрягся, наморщил лоб, жарко засопел. — А! Эти самые… звезды.

— Что? — переспросила мать.

— Вот и я говорю: что? Какие такие звезды?

Мать покачала головой.

— Никогда не слыхала этого слова.

— «Не слыхала…» — сварливо передразнил староста. — Ты не слыхала, я не слыхал, никто не слыхал… Вот только из Города ко мне гонец прискакал, значит. Требуют твоего сына в Город. Ну, а что тама будет — не мне говорить, сама знаешь. А как не захочет — стражников пришлют, тогда всем плохо будет.

— Но за что?

Староста презрительно выпятил губу.

— Молчи. Сказано — значит, исполнить.

Он встал, с хрустом потянулся и важно огладил бороду, которой очень гордился. Еще раз вздохнул.

— Вкусно. Скоро, значит, еще раз загляну. Я, конечно, не сказал ничего, ни про слова запретные, ни про то, что по ночам шляется… Не нужны лишние напасти на деревню. Но сыну ты так и передай: велено ему завтра же собираться и отправляться в Город без промедления. Чтоб послезавтра был в Магистрате. И никаких! А то я ему! — Староста помахал увесистым кулаком.

Потом повернулся и, тяжело ступая, направился к двери. Уже открыв ее, остановился и напомнил:

— Принеси, значит, горшок побольше. И чтобы горячая была. Я ведь того… молчал.

Когда староста ушел, мать долго сидела неподвижно, глядя на захлопнувшуюся дверь. Потом решительно встала и, высунувшись из окна, позвала:

— Крошка! Крошка!

В кустах, подступавших к самому дому, что-то пискнуло, завозилось.

— Иди сюда, Крошка, его больше нет.

Крошка Енот тявкнул, выглянул из зарослей, но выходить не рисковал.

— Давай-давай, трусишка!

Он презрительно фыркнул, показывая, что ничегошеньки-то не боится, ленивой трусцой, вразвалочку подошел к окну, одним прыжком махнул на подоконник и уселся, расчесывая шикарные черно-белые бакенбарды. Он просто забыл что-то в лесу, а вот сейчас сбегал и вернулся.

— Ладно, будет хорохориться. Староста плохой человек, но пока я ничего не могу сделать… — Крошка Енот поднялся на задние лапы, уперся передними ей в плечи и лизнул прямо в нос. — Ну-ну, прекрати, не маленький, — незлобливо отмахнулась она, потрепав его по загривку. — Ты знаешь, где Тайлон?

Крошка Енот утвердительно пискнул.

— Сможешь найти?

Снова согласие.

— Тогда беги и приведи. Немедленно приведи.

Крошка еще раз тявкнул и, задрав хвост, слетел с подоконника, только ветки кустов чуть шевельнулись, смыкаясь за ним. Мать покачала головой, задула плошку и села у окна, вглядываясь в вязкую, непроницаемую черноту леса.

Наверху было прохладно. Легкий ночной ветерок, который не мог пробраться внизу, путался в подлеске, здесь, пробегая по вершинам, начинал даже посвистывать. Он цеплялся за ветки и довольно шуршал листвой, когда удавалось раскачать какое-нибудь молодое деревце. Однако кряжистый старый дуб, серо-зеленый от возраста, покрытый неровными белесоватыми пятнами лишайников и такой толстый, что любая из его ветвей казалась настоящим деревом, сонно и презрительно поглядывал на беготню не в меру расшалившегося мальчишки. Лишь изредка, нехотя, он встряхивал двумя-тремя листьями на самой вершине и снова погружался в дремоту. Тайлон, удобно устроившийся в развилке двух исполинских ветвей, совсем не чувствовал ветра. Только влажная ночная прохлада заползала под меховую куртку, заставляя нервно ежиться. Зябко передернув плечами, Тайлон поплотнее запахивал воротник и не двигался с места. Он ждал.

Небо, чуть окрашенное на самом горизонте слабыми отсветами уходящего заката в мутно-багровые тона, стремительно темнело, в то же время приобретая какую-то особенную прозрачность. Волокнистый сумрак, сквозь который нельзя было ничего увидеть, исчезал, стираемый взмахами невидимой руки, уступал место завораживающей, манящей черно-синей хрустальной бездне… Тайлону казалось, что перед ним открылся вдруг огромный колодец с кристально-чистой водой. Но он ждал другого.

По небу словно прокатилась невидимая волна, гонимая ветром. Не этим слабым ветерком, а мощным шквалом, летящим где-то высоко-высоко… Тайлон смахнул выступившие на покрасневших от напряжения глазах слезы.

Вот оно.

Прямо над ним в недостижимой дали вспыхнул крошечный золотистый светлячок. Сначала робко, едва заметно, а потом все увереннее и ровнее сиял он, наливаясь радостным теплым светом. Он был похож на маленькое солнышко.

Вслед за ним загорелся другой, своим холодным серебристо-голубым блеском напоминавший крошечную льдинку. Тайлон обрадованно улыбнулся. Эти два огонька каждый день вспыхивали первыми, и он уже твердо знал, где именно появятся Крупинка Солнца и Далекая Льдинка — так он прозвал огоньки.

А потом одна за другой на небо высыпали мириады блестящих искорок. Они были самые разные: большие и маленькие, яркие и тусклые, пронзительно-белые, тепло-желтые, тревожно-красные, успокоительно-зеленоватые, разные… Тайлону никогда не надоедало любоваться ими. Каждый раз пестрая светящаяся мозаика складывалась в новый узор, напоминавший вчерашний, но уже чуть-чуть другой, ни разу не повторившийся. Огоньки как будто играли с ним в прятки — недавно я был там, а сейчас попробуй отыщи. И Тайлон искал, радуясь, когда удавалось обнаружить спрятавшегося хитреца, и огорчаясь, когда огонек пропадал.

Плохо было лишь то, что не с кем поделиться этой красотой. Когда он попытался рассказать о ночных картинах Хомеру, тот посмотрел на него непонимающими глазами и сказал, что много раз выходил ночью по нужде, но никогда не замечал ничего подобного. А на следующий день, запинаясь и краснея, сообщил, что родители запрещают ему дружить с Тайлоном и лучше будет, если Тайлон перестанет приходить к ним.

Мама тоже ничего не поняла, только перепугалась страшно и потребовала, чтобы Тайлон никому не рассказывал о том, что видел. И добавила, что ему это просто кажется, что ничего этого нет, что это ночные духи шутят. И вообще — пшеничные деревья уже зацветают, надо собрать червеца, иначе ничего не уродится. Словом, на следующую ночь Тайлон спал как убитый.

Но он чувствовал, что мама чего-то недоговаривает, что-то скрывает. И спустя несколько дней снова тайком выскочил ночью в окно. Мама даже хотела его выпороть, но только вздохнула. И Тайлон продолжал убегать. Она лишь взяла с него слово, что он будет молчать. А что, ему самому, что ли, нужно, чтобы его за сумасшедшего считали? С тех пор он спокойно приходил к старому дубу, где облюбовал место, чтобы смотреть на небесные огоньки. Мама однажды назвала их… Как же… Как она тогда сказала?.. Звезды. Хорошее слово. Звезды. Звез-ды. Оно кажется таким же маленьким и лучистым, как сами небесные огоньки. Попробуйте, повторите. Звез-ды. Слово колючим шариком прокатится по языку и, звеня, упадет наружу.

Огоньки тем временем заполнили все небо. Они весело переливались, подмигивая друг другу, и Тайлон слышал, как они разговаривают о чем-то своем, точно в небе звенит множество хрустальных колокольчиков. Иногда он даже пробовал сам заговорить с ними, но огоньки не замечали его попыток, не слышали. Наверное, далеко было, а кричать Тайлон опасался. Или, может быть, просто не понимали?

Под дубом кто-то заскребся.

Тайлон посмотрел вниз, но ничего не увидел. Впрочем, все равно уже пора было домой — чтобы успеть в школу, путь неблизкий, вставать приходилось очень рано. Тоже забота — тащиться в соседнюю деревню, слушать унылый сонный голос Учителя Мори, бубнящего что-то невнятное.

Тайлон повис на руках, цепляясь за высохший сук, уверенно, не глядя, прыгнул вниз, на огромную ветвь, обхватить которую не смог бы и взрослый мужчина. Цепляясь за трещины в заскорузлой бугристой коре, он быстро начал спускаться знакомым путем, пройденным уже не один десяток раз.

Когда чуть запыхавшийся Тайлон спрыгнул в траву, уже покрывшуюся прохладной ночной росой, чьи-то крохотные лапки схватили его за ногу. Тайлон вздрогнул было, но, опомнившись, поднял Крошку Енота на руки.

— Ох и тяжелый же ты стал! Вырос, а все балуешься, как маленький.

Крошка Енот лизнул его в ухо и заскулил, жалуясь.

— Обидели? Кто? Неужели мама?

Приятель недовольно пискнул.

— Староста? Ну, мы ему еще покажем, вот увидишь.

Крошка Енот сунулся носом Тайлону за воротник и довольно засопел, но, спохватившись, завозился, вырвался из рук и, спрыгнув на землю, затявкал, нетерпеливо подскакивая на месте.

— Мама зовет домой?

Крошка Енот утвердительно кивнул и затрусил в темноту, оглядываясь. Видя, что Тайлон не спешит, он вернулся, вцепился зубами в штанину, потащил за собой.

— Нужно быстро? Хорошо, иду.

— Ты опять ходил смотреть… смотреть… — мама никак не могла найти нужного слова. — На небо.

Тайлон молча пожал плечами и накинулся на аппетитно дымящуюся в миске кашу.

Мама укоризненно покачала головой.

— Ты уже почти взрослый, мог бы и думать, что делаешь. Ты должен вести себя поосторожнее, мало ли, чего тебе хочется… Нужно уметь сдерживать желания.

Крошка Енот, сидя на соседнем стуле, чуть склонив голову, заинтересованно следил за визитами ложки в миску, время от времени непроизвольно облизывался, жалобно подмаргивая блестящими черными глазками. Тайлон, не выдержав, кинул полную ложку каши на пол, и Крошку словно ветром сдуло. Жадно урча, он исчез под столам.

— А у нас староста был, — как бы между прочим сказала мама.

— Знаю, — отозвался невнятно Тайлон, не отрываясь от миски. — Крошка мне все рассказал.

— Рассказал-то рассказал, — вздохнула мама. — Но не все. Он не мог сказать, зачем приходил староста.

— А зачем? — без интереса спросил Тайлон, подливая в кружку молока.

— Тебя вызывают в Город.

Тайлон отодвинул миску и присвистнул.

— Вот это да!

— Добегался.

— Интересно, кому это я понадобился?

— Староста сказал, что тебя вызывает Магистрат.

У Тайлона глаза на лоб полезли.

— Вот это да… — только и смог выдавить он. — Здорово.

— Уж куда лучше, — сухо заметила мать.

— А что, посмотрю наконец, как живут люди в Городе. Ведь это интересно. Не всю жизнь торчать в нашей деревне. Не видишь ничего, кроме леса и плантации.

Мать села рядом, грустно улыбаясь.

— Ничего ты не понял.

— Нет, почему? Откуда вот только Магистрат узнал, что я есть?

Крошка Енот, видя, что больше ему ничего не перепадает, решил позаботиться о себе сам. Он влез на колени к Тайлону, опасливо оглянулся на маму и тихонько, как бы невзначай и ничего не имея в виду, вспрыгнул на стол. Немного поколебавшись, направился было к кружке с молоком, которое обожал до самозабвения, но Тайлон спихнул его на пол. Крошка Енот обиделся до глубины души, фыркнул и ушел в свой угол. Свернувшись клубочком на подстилке, он то и дело испускал душераздирающие жалобные вздохи, показывая, как несправедливо с ним обошлись, и намекая, что еще не поздно, почувствовав угрызения совести, исправить эту ошибку… К его удивлению, сегодня этот незамысловатый, но безотказный трюк не подействовал.

— Откуда Магистрат узнал? Да от тебя самого.

— Но я не разговаривал ни с кем из Советников!

— Зато, несмотря на все мои предупреждения, — мать понизила голос, перейдя на полушепот, — слишком много болтал о звездах.

— Но почему нельзя? — не понял Тайлон.

— Даже само слово это запрещено, — хмуро сказала мать.

Тайлон посерьезнел было, потом махнул рукой.

— Подумаешь, что они мне сделают?

Мать оперлась подбородком о сцепленные руки, с сожалением глядя на Тайлона.

— А ты не знаешь, чем кончаются подобные визиты в Магистрат? Вспомни старого Атарна. Он тоже отправился туда, где он теперь? Нет его, и никто ни полслова о нем не слышал. Подвалы Ратуши велики, двери прочны, замки надежны, а стены толсты.

Тайлон нахмурился.

— Это ждет и меня? Только за то, что я говорил о звездах?

— Да, только за это, — жестко отрезала мать.

— Ну и ладно. Тогда я просто не пойду в Город. И всех делов.

— Не пойдешь ты — в деревню явятся стражники.

— Еще никто не мог отыскать меня в лесу, — презрительно махнул рукой Тайлон

— Если эти станут искать — найдут обязательно. Ты по-прежнему не думаешь, откуда о тебе узнал Магистрат. И зря. В каждой деревне у него есть доглядчики. Уж им-то хорошо известны все тайные тропинки, все укрытия. Они как волки шныряют повсюду. Ходят среди нас, живут вместе с нами, улыбаются нам, говорят с нами. И служат Магистрату… Может быть, и сейчас кто-нибудь притаился под окном и слушает нас.

Тайлон испуганно обернулся, вскочил, как ужаленный, и бросился к окну. Высунувшись по пояс, он попытался разглядеть что-нибудь и чем дальше вглядывался, тем больше верил, что там, за кустом, прячутся… Плотно закрыв ставни, он вернулся на место.

— Никого нету, — неуверенно пробормотал он. — Скажешь тоже… Шуточки…

— Когда бы шутки.

— А если они найдут меня?

— Ты невнимательно слушал. Я сказала: «если станут искать». Если. Скорее всего они просто спалят деревню и увезут с собой не тебя одного, а двадцать пять человек, как велит закон. Один отвечает за всех и все — за одного. Ты невнимателен везде, учитель должен был сказать вам об этом.

— Что же мне делать? — всерьез перепугался Тайлон.

— Бежать. И не теряя времени.

Он облизнул пересохшие губы.

— И все потому, что я говорил о звездах?

— Потому, что ты видел их.

Это было давно. Так давно, что никто уже точно и не помнит, как это было на самом деле. Люди говорят самое разное.

На Планете был не один город, а много. Люди были другими, они больше знали, больше умели. Например, умели ездить на железных повозках гораздо быстрее, чем на лошадях. Плавать по морю на железных кораблях быстрее рыб. Они умели даже летать выше, чем птицы. Никто теперь не скажет, как они это умели, ведь умели же!

Люди были сильными. Помогали им невиданные железные слуги, о которых нынче позабыли. Они могли даже улететь с Планеты, что не под силу и птицам. Были такие огромные воздушные корабли — ракеты. Поговаривают — Магистрат жестоко преследует эти слухи, смущающие умы, но иногда, шепотком… — что люди жили на Планете не всегда. Давным-давно они прилетели сюда на множестве ракет и начали строить такие же города, какие были у них на родине. Где она, эта родина, и почему люди улетели оттуда, не рассказывают даже предания. Может быть, в подвалах Ратуши в старинных книгах, которые и не книги вовсе, а маленькие разноцветные прозрачные камешки, написано об этом. Или, возможно, память об этом хранится на мягких коричневых лентах, лежащих в железных сундуках Дворца Хозяев. На этих лентах самый острый глаз не различит ни единой буквы, но, говорят, там записана вся история Планеты.

Однажды на родине что-то случилось. Прилетела ракета с вестями, которых никто не узнал, а только Совет Хозяев приказал готовиться к войне. Никто не хотел — но приказали. Вроде кто-то угрожал Планете, собирался превратить всех людей в рабов.

Было изобретено страшное оружие, уничтожавшее совершенно все. Совет Хозяев собирался применить его против сил зла, но что-то тогда не рассчитали, и оружие сработало раньше времени — на Планете. Прямо на земле вспыхнуло зеленое солнце. Огонь его не был горячим. Он не сжигал, а проглатывал людей, дома, деревья — все, что встречал на своем пути. Пылающий шар прокатился по Планете, оставив за собой серую пустыню.

И тогда Магистрат уцелевшего города проклял Хозяев, стражники схватили их. Но Дворец Совета остался — как напоминание о том зле, которое несет с собою богатство.

На этом Магистрат не остановился. По его Приказу были сравнены с землей все уцелевшие руины — ничто не должно было напоминать о Великой Беде. Железные лодки были утоплены в море, железные повозки сброшены в горные пропасти, железные птицы похоронены в глубоких пещерах. Особенно тщательно Магистрат уничтожал ракеты — их разбирали на куски и разбрасывали по всей Планете, чтобы никто и никогда не смог восстановить адские творения, принесшие на Планету несчастье. Немного погодя Магистрат объявил, что все зло проистекает от мерзкого наследия Старого Мира — противоестественных вещей, подчиняющих и порабощающих людей. Посмотрите, что они сделали с нашей Планетой, с нашей настоящей родиной… какое нам дело до той другой — далекой, может быть, вообще не существовавшей… Наша — вот она.

Именно в тех местах, где впервые вспыхнуло зеленое солнце, возник Неправильный Мир. О нем ничего не известно — никто из рискнувших войти в него не вернулся. Бродят слухи, что там два солнца — синее и красное, что живут там невесть какие чудовища, ненавидящие людей. Но это лишь слухи, с которыми Магистрат тоже борется.

После Великой Беды многие люди заболели неведомыми ранее болезнями. Лекарства были бессильны, смелые врачи умирали первыми, лечить больных стало некому… Страшное было время. Но в конце концов Магистрату удалось найти средство против новых болезней, его стали давать новорожденным, и дети перестали болеть. Со взрослыми было хуже — лекарство на них не действовало, были созданы огромные лагеря карантина, из которых мало кто вышел… Дети же перестали болеть. Но одновременно что-то случилось с их глазами — они больше не видели звезд, хотя вообще-то зрение не ухудшалось. Ни объяснить это, ни поправить не удалось.

Магистрат объявил, что это и хорошо. Незачем людям видеть то, что не приносит никакой пользы, а только смущает умы. Там, на звездах, гнездится зло, там Старый Мир… зачем нам все это? И еще спросили Советники: хотите ли вы войны и повторения Великой Беды? Те, кому посчастливилось выжить, ответили: нет. Тогда Советники сказали: забудьте же о звездах, от них исходит свет несчастья. Тем более что ваши дети их и не видят. Дайте им жить спокойно, вашим детям, ведь вы хотите им счастья? Люди согласились. Само слово «звезды» стало запретным, следить же за небом никто не решался: на нем лежал отпечаток Беды.

Но ходит по свету сказка, что где-то далеко-далеко, в самой середине Неправильного Мира, куда Магистрат не смог добраться, сохранилась одна ракета. Та самая, последняя… Она ждет, когда придет человек. Откроется железная дверь… А что будет дальше — не ведомо никому.

— Откуда ты все это знаешь?

Мать усмехнулась.

— Так ли это важно?

— Интересно ведь…

Она встала.

— Нет, слишком большое знание опасно. Старые легенды и так могут завести тебя дальше, чем в подземелья Ратуши. Если же ты будешь знать все… Ты сам можешь не выдержать. Впрочем, мы напрасно теряем время.

Мать подошла к печи, пристально поглядела на нее, что-то вспомнила. Потом взяла большой хлебный нож и с размаха воткнула его между кирпичами. Сильно надавливая на рукоятку, обвела ножом один из кирпичей и, пачкаясь в известке и глине, вынула его.

Тайлон с изумлением смотрел на нее — никогда раньше не видал в ней такой решительности и собранности, не мог даже представить… Вечно согнутая спина распрямилась, исчезли мелкие суетливые движения, она стала как-то выше ростом. Даже глаза изменились — из тускло-карих они превратились в золотистые.

Мать сунула руку в образовавшееся отверстие, что-то разыскивая там.

— Держи! — она кинула Тайлону сверкнувшую в слабом свете плошки маленькую металлическую пластинку на тонкой паутинке цепочки.

— Что это?

— Она поможет тебе найти дорогу к цели. Поможет не заблудиться, когда пойдешь по Неправильному Миру.

— Но я туда не собираюсь!

— Ты уже выбрал свою дорогу, видящим звезды нет места в этом мире.

— Это амулет? — уважительно глядя на пластинку, спросил Тайлон.

— Амулет? — Мать звонко рассмеялась. И смех у нее переменился! — Прости. Я не подумала, что тебе предстоит еще многому научиться. Но ты сможешь, ты у меня способный, — с внезапно прорвавшейся гордостью добавила она. — Недаром Магистрат так жаждет с тобой познакомиться.

И она недобро прищурилась.

Тайлон, удивленный тем, что пластинка почти ничего не весит, осмотрел ее и увидел крохотную защелку. Шкатулка! Но такой искусной и тонкой работы он еще никогда не видел. Пораженный внезапной догадкой, он шепотом спросил:

— Это оттуда? Из Старого Мира?

— Да.

— Но ведь…

— Не повторяй чужих глупостей, — остановила его мать. — Я достаточно наслушалась их… Вещи сами по себе не злы и не добры, они просто вещи — не более того. Все зависит от человека, владеющего ими. Заявить, что красивые, изящные вещи — порождение зла, мог только больной. Только ненормальный мог заявить, что жить плохо — лучше, чем жить хорошо! — Она кинула Тайлону теплую куртку. — Поспеши.

— Но я нигде не бывал, кроме нашего леса!

— Не потеряешься. Я же говорила, что лекарство избавило людей не только от болезней. Слишком много оно взяло в обмен на возможность жить спокойно, и еще не известно, так ли обязательно это было…

Догадка сверкнула в голове Тайлона.

— Так мне… мне не давали этого… лекарства?

— Не кричи об этом на каждом перекрестке.

Внезапный шорох и бряканье заставили их резко повернуться. Увидев, что именно их напугало, они невольно вздохнули с облегчением — это был всего лишь Крошка Енот. Ему надоело валяться — или же он просто выспался. Но, решив немного перекусить, он принялся действовать самостоятельно: забрался на стол и сейчас, брезгливо отряхивая лапки, сидел с самым невинным видом, рядом с молочной лужей. Вздыхая, он укоризненно поглядывал на опрокинутую кружку, явно не понимая, с чего бы это она упала, ведь лакал он очень аккуратно!

— Мама, а можно я Крошку возьму с собой?

Крошка Енот обрадованно пискнул — ругать его, похоже, не собирались. Спрыгнул со стола, шариком подкатился к Тайлону и, ловко цепляясь за одежду, мигом влез на руки.

— Ладно, — согласилась мать. — Может быть, он даже поможет тебе когда-нибудь.

— Обязательно поможет!

— Тут немного еды, — она подала Тайлону мешок. Поколебавшись, протянула массивный нож в потертых кожаных ножнах, раньше Тайлон его не видел. — Возьми. Он тебе тоже пригодится, хотя и не желаю я этого. А теперь — прощай.

Тайлон ожидал, что она обнимет его, может быть, даже всплакнет на прощание. Но мать лишь на секунду прижала его к себе и сразу резко оттолкнула.

— Иди, тебе нужно спешить, мы потеряли много времени. Обо мне не беспокойся. Когда найдешь ракету — поймешь, что делать дальше.

Еще не вполне осознав происшедшее — как-то слишком скоропалительно все получилось, — Тайлон медленно шел по единственной улице деревни. Старые, покосившиеся домики, крышами почти упирающиеся в землю — как бы стремясь закопаться, сделаться незаметнее… Деревья, плотно обступившие их… Придется ли ему еще раз увидеть все это?

Впрочем, Крошка Енот, бежавший рядом, не разделял его грустных мыслей. Он то и дело с радостным воплем кидался в густую траву за шуршащими там мышами и вообще пребывал в отличном настроении. Приятная ночная прогулка вместе с лучшим другом — много ли нужно для полного счастья?

Когда они проходили мимо дома старосты, Крошка взлетел на крыльцо — единственное в деревне — и, задрав хвост, отомстил за обиду.

— Хулиган, — беззлобно ругнулся Тайлон.

Но Крошка Енот и ухом не повел.

Вскоре они миновали последние дома. Узенькая тропинка поворачивала вправо, к плантации пшеничных деревьев. Тайлон решительно зашагал прямо. Ни разу он еще не уходил ночью в лес — походы к старому дубу не в счет, ведь это было совсем рядом с домом. Но в просвете между деревьями, едва различимая среди их черных разлапистых силуэтов, мелькала маленькая золотая точка — Крупинка Солнца.

Тайлон оглянулся в последний раз. В неверном, обманчивом ночном свете деревня выглядела почти красиво. Он вскинул мешок на плечо и решительно двинулся по пути, указанному звездой. Крошка Енот недоуменно закрутился на месте — уходить слишком далеко от вкусной каши явно не было им предусмотрено. Но Тайлон не возвращался, и Крошка, недовольно тявкнув, бросился вдогонку.

Ходить помногу Тайлон не привык — жизнь в деревне не требовала этого, и, несмотря на наставления матери, за первую ночь он прошел гораздо меньше, чем хотелось бы. Хорошо еще, что звезда не подвела: почти сразу за околицей он натолкнулся на неизвестную тропинку. А вдобавок, если признаться честно, он никак не мог справиться со страхом. Ночной лес казался ему жутким и полным опасностей. Тайлон постоянно вздрагивал и останавливался, видя за каждым деревом чудовищ…

Рассвело. Но и днем лес не стал приветливее. Он резко изменился и совсем не напоминал тот, что рос вокруг деревни. Высокие сосны сменились приземистыми, седыми от старости елями, мохнатые лапы которых переплетались в непроницаемую колючую стену. С потрескавшихся стволов свисали длинные блекло-серые полосы мха, тонкого и непрочного. Тайлону мерещилось, что стадо исполинских пауков заплело весь лес своими сетями, подкарауливая таких вот одиноких путников. И хвоя имела какой-то нездоровый, ядовитый оттенок… Главное же, на что обратил внимание Тайлон, — в лесу царила полная тишина. Не было слышно ни птичьих голосов, ни легкомысленного цоканья белки, ни деловитого стукотка дятла. Ничего. Ни единого звука!

Хотя стояла середина лета, земля была по-осеннему грязно-рыжей от покрывавшей ее перепрелой хвои. Плотный, вязкий, удушающий запах чего-то нечистого висел в воздухе, застывшем и неподвижном. Проходя мимо угрюмо следящих за ним деревьев, Тайлон невольно прибавлял шаг, то и дело переходя на бег. Этот неровный ритм вконец измотал его, он брел, задыхаясь и вытирая пот, часто останавливался, но, подгоняемый неясной тревогой, шел дальше.

Даже Крошка Енот, сначала любопытным челноком сновавший по сторонам, теперь притих и все чаще жался к ногам Тайлона. Путешествие совсем перестало ему нравиться, он жалобно скулил, убеждая друга вернуться домой, где им сразу нальют молока.

Сколько они прошли — Тайлон не знал. Видя, что солнце уже перестало цепляться за верхушки елей, мокрый, как мышь, и смертельно уставший, он предложил:

— Ну что, остановимся?

Крошка Енот мгновенно выразил живейшее согласие, показывая, что пройдено более чем достаточно.

— Но ведь мама велела идти как можно быстрее и не задерживаться!

Нет, идти быстрее Крошка Енот решительно не мог. Он демонстративно лег поперек тропинки. Собственно, тропинкой назвать ее можно было лишь с большой натяжкой — так, едва заметный просвет между деревьями, где опавшая хвоя была слегка притоптана. Кем? Тайлон не знал этого и не стремился узнать, потому что мысли приходили такие, что рука сама начинала нащупывать рукоять ножа. Но больше всего хотелось повернуться и бежать…

Крошка же вообще не хотел двигаться. Он вытянул лапки, закрыл глаза и вывалил язык, показывая, что скорее умрет, чем сделает еще хоть один шаг.

— Маленький лентяй, — упрекнул его Тайлон. — У тебя четыре ноги, а у меня всего лишь две. Это мне надо бы лежать здесь, а не тебе!

Крошка Енот приоткрыл правый глаз, слабо вильнул хвостом.

— Ладно, остановимся. Но если попадем в беду, то лишь из-за твоей лени, симулянт! Ты меня уговорил, давай только отойдем в сторону, не сидеть же прямо посреди дороги.

Крошка Енот моментально оказался на ногах и нырнул под ветви ближайшей ели. Тайлон заколебался — в чаще могли ждать любые неожиданности. Но выбора не было. Он попробовал пройти вслед за приятелем, сразу запутался в колючей плетенке и, поглаживая исколотое лицо, отступил. Пришлось опуститься на четвереньки — продвигаться иначе было просто невозможно. Крошка, однако, не совладал со своей ленью — Тайлон натолкнулся на него у ствола первой же ели. Он сидел, обернув хвост вокруг лап, и выжидающе облизывался.

— Может, отойдем подальше?

Крошка Енот энергично замотал головой.

— Ты считаешь, достаточно? Нас не заметят?

Да, Крошка считал именно так. И еще он считал, что наступило самое время подкрепиться, а потому выразительно поглядывал на мешок.

— Смотри, второй раз я слушаюсь тебя. Но если с нами что-нибудь случится — тебе отвечать!

Крошка Енот был согласен взять на себя любую вину — только дайте же ему перекусить. И побыстрее!

Тайлон опустился на толстый ковер сухой хвои рядом с другом, с наслаждением вытянул гудящие ноги и снял мешок. Крошка Енот сразу сунулся туда.

— Брысь, обжора! — отогнал его Тайлон. — Ты, наверное, воображаешь, что мы наедимся вволю?

Крошка против этого совершенно не возражал.

— Как бы не так! Неизвестно, сколько нам придется идти, надо экономить продукты.

Мордочка Крошки при этих словах огорченно вытянулась, он даже всхлипнул от жалости к самому себе. Экономить еду! Кошмар! Да как можно придумать такое…

Тайлон развязал мешок, но первое, что попалось ему в руки, была та самая плоская шкатулка.

— Давай-ка посмотрим, что там.

Спору нет, Крошка тоже был не против. Особенно если там лежит что-нибудь вкусненькое. А если нет — то сначала лучше бы перекусить, всему свое время. Шкатулка никуда не денется.

— Нет, — решил Тайлон. — Я тебя два раза послушался, теперь твоя очередь.

Нащупав крошечную защелку, он подцепил ее ногтем. Тихо звякнув, крышка откинулась. Внутри лежали две вещи — свернутый лист, который Тайлон принял сначала за бумажный, и тонкая металлическая пластинка со сложными фигурными вырезами. Тайлон осторожно достал лист, опасаясь, что тот рассыплется у него в руках. Развернув его, от неожиданности чуть не вскрикнул.

Лист светился!

Под елью было достаточно темно, и это бросалось в глаза. На листе яркими красками были нанесены какие-то непонятные зеленые, коричневые, голубые пятна, линии, точки. Тонкие прямые черные линии пересекали лист от края до края, образуя ровную сетку. И краски светились! Не очень ярко, но ровным, насыщенным цветом.

Тайлон с опаской потрогал лист. Он был холодным и гладким, на ощупь не был похож ни на бумагу, ни на холст, ни вообще на что-либо знакомое. Это было… Это был… Он был такой же непонятный и таинственный, как сам Старый Мир, которому этот лист принадлежал.

На Крошку чудеса не произвели ни малейшего впечатления. Он понюхал лист, лизнул его и, разочарованный, отвернулся. Для Крошки Енота все вещи делились на две категории: съедобные и бесполезные. Эта была бесполезной.

Тайлон пригляделся повнимательней. Что-то ему этот лист все-таки напоминал. Но что? Возникло странное ощущение, будто он продирается сквозь завесу толстой липкой паутины. Она обвивается вокруг ног, цепляется за руки, хватает за одежду, держит, не пускает… Тайлон рвется из последних сил, чувствуя, что нужно напрячься еще чуть-чуть, и преграда лопнет. Но сил уже нет… Перед глазами вдруг все поплыло, голова закружилась, и Тайлон, потеряв сознание, мягко осел на землю.

В себя он пришел от какого-то вороватого шороха. Приподнявшись на локтях, с трудом различил в сгустившемся сумраке шевелящийся и вздрагивающий мешок. Он даже не успел удивиться, так как сразу заметил подергивающийся черно-белый хвост, торчащий из мешка. Хмыкнув, Тайлон схватил этот хвост и дернул. Истерически взвизгнув, из мешка вылетел Крошка Енот и закачался в поднятой руке.

— Ах ты, воришка!

Крошка, на всякий случай зажмурившись, поспешно дожевывал ветчину.

— За это завтра ты будешь у меня поститься! Я еще посмотрю, сколько ты слопал, может быть, заставлю поголодать и подольше.

Крошка Енот висел вниз головой с видом полной покорности и искреннего раскаяния, что, впрочем, не помешало ему доесть ветчину. Тайлон разжал кулак, и Крошка тяжело шлепнулся на землю. Поняв, что трепки не будет, он привычно заскулил, жалуясь.

— Отстань, подлиза! — раздраженно сказал Тайлон. — Сожрал половину наших запасов — и еще недоволен! Проглот несчастный!

Действительно, ущерб ветчине был нанесен серьезный. Наскоро перекусив и напившись воды из найденной в мешке фляги — мама позаботилась обо всем! — Тайлон положил обратно в шкатулку таинственный лист и пластинку, которую решил рассмотреть повнимательнее завтра. Сейчас он хотел только одного — выспаться.

— Ну, давай укладываться, расхититель, — обратился Тайлон к приятелю, вытянулся во весь рост и поплотнее запахнул воротник куртки, хотя от прелой хвои исходило приятное тепло.

Крошка Енот моментально прыгнул ему на грудь, немного поерзал, сворачиваясь клубочком, и вскоре засопел, уткнувшись носом в собственный хвост. Тайлон еще какое-то время крепился, убеждая себя, что нужно быть настороже, но усталость, сладковатый аромат гниения и тишина сморили его. Последней мыслью было: как там дома, как мама?

Проснулся Тайлон от того, что кто-то осторожно теребил его за ухо. Тайлон завозился, забормотал что-то спросонья — и почувствовал, как маленькая лапка зажимает ему рот. Протирая глаза, сел. Крошка Енот, а это он разбудил Тайлона, испуганно ежился, прижимаясь к нему.

Было еще темно, но первые робкие лучики света уже начинали пробиваться сквозь полог ветвей. Тайлон сразу понял, что встревожило Крошку, — в привычной тяжелой тишине раздавались какие-то непонятные звуки. Он замер, затаив дыхание, прислушался.

Чьи-то шаги… Звяканье железа…

Тайлон прижался к стволу, пожалев, что вчера поленился отойти подальше от тропинки.

Звуки приближались.

Внезапно на тропинке, Тайлону показалось, буквально у него перед носом, возникли большие грязные сапоги со шпорами, плывущие по воздуху. Он сунул кулак в рот, чтобы не закричать, но, приглядевшись, понял, что это всадник. Черную шерсть лошади он в сумраке не заметил.

Лошадь медленно ступала, зарываясь копытами в толстый ковер, устилавший землю и скрадывавший звуки. Теперь-то Тайлон понял, почему ему казалось, будто звуки доносятся издалека — лес очень сильно глушил их. Всадник когда был совсем рядом, его храп доносился совершенно отчетливо.

Лошадь сделала еще несколько шагов и остановилась, шумно дыша. Звякнули колечки сбруи, до Тайлона долетел новый приступ храпа.

Вслед за первым на тропинке показался второй всадник, точнее, вторые сапоги. Большего из своего убежища Тайлон не видел. Да и не очень стремился увидеть, справедливо полагая, что так оно спокойнее.

— Что там? — брюзгливо спросил из темноты кто-то невидимый.

— Гарт уснул, — с довольным хохотком сообщил второй всадник, остановившийся прямо напротив Тайлона.

— Разбуди, — приказал голос из темноты, принадлежащий, видимо, начальнику.

Второй всадник тронул свою лошадь, послышался звучный удар, испуганный вскрик.

— А?! Что?! Кто?!

Грубый смех.

— Дрыхнуть надо поменьше, чучело!

— Я тебе это припомню, Явил, — мстительно пообещал бесцеремонно разбуженный Гарт.

— Постараюсь не забыть!

Мимо Тайлона прошла третья лошадь, четвертая…

— Проклятый мальчишка, — снова раздался брюзгливый голос. — Я падаю от усталости.

— Ничего, капитан. Поймаем его — отоспитесь за все, — пообещал ехавший следом.

Капитан гулко зевнул, было слышно, как он шлепает себя по щекам.

— Еще немного — и я усну, как Гарт. Вторые сутки в седле. А тут ночь эта… Едешь и думаешь, как бы глаза не выколоть о сучья. Проклятая ночь, поганый мальчишка, мерзкий лес…

Тайлон присмотрелся повнимательней и различил тяжелый боевой арбалет, притороченный к седлу. Стражники из Города! Значит, мама говорила правду, им действительно так важно поймать его, Тайлона. Даже капитан стражи?! Тайлон не мог припомнить, чтобы к ним в деревушке наведывался кто-либо важнее гонца Магистрата, а здесь…

— Вперед! — приказал шестой человек, ехавший последним.

Но кто смеет приказывать капитану?

— Лошади шатаются. Скоро они просто откажутся идти.

— Вперед! Кончится лес — тогда и отдохнем. На равнине он от нас не скроется. Но мы не должны дать ему лишней форы. Две ночи и вчерашний день — достаточно и этого.

Капитан смачно сплюнул и от души выругался.

— Ничего, поймаем — отведу душу.

— Не переусердствуйте! Мальчишка нужен Магистрату.

— Но я не собираюсь убивать его.

— Нужен целым, не забывайте!

— Вас не поймешь, советник. Все равно ведь сожжете. Так не один ли черт, каким он попадет к вам?

Советник?! Тайлон снова чуть не вскрикнул. Вот это да! Советник Магистрата! Тайлон на мгновение почувствовал прилив гордости: ведь все это из-за него! Но потом вспомнил последние слова капитана и похолодел. «Все равно сожжете»?!

Про аутодафе в деревне если и рассказывали, то лишь шепотом, на ухо, опасливо озираясь. Если потом спросишь человека, он отведет глаза и промямлит, что ничего не знает, ничего не слышал, ничего не видел, ничего не говорил. Дел Магистрата касаться опасались. «Зло способен побороть только огонь!» Страшное правило, применявшееся крайне редко, гонцы Магистрата специально приезжали сообщить о таких случаях… Но действовало оно неукоснительно.

— А вы и не пытайтесь понять, капитан. Магистрат велик и мудр, он знает, что делает.

Капитан раздраженно дернул поводья, его лошадь нервно затанцевала на месте.

— Слушайте, советник, а не могли мы обогнать мальчишку? Плетется сейчас где-нибудь далеко позади нас. Или вообще лежит под соседним деревом и слушает, как мы с вами беседуем. Слезть, что ли, посмотреть?

Тайлон сжался в комочек, готовясь скользнуть дальше в чащу. Странное дело, он почти совсем перестал бояться. На лошадях им с тропинки не сойти, застрянут на первом же шагу. Значит, никакого преимущества у них не будет. Скорее шансы будут на его стороне — он меньше, ему легче пробираться между деревьями.

— Бросьте свои шуточки, капитан.

— А что, вполне может быть, что он здесь.

— Может — не может… Охота связываться с колючками… Да и не дурак же он, бежал небось как ошпаренный все это время. Ведь ему в Неправильный Мир нужно попасть обязательно раньше нас. А равнины ему не миновать, там и поймаем. Впрочем, если хотите щеголять потом с изодранной физиономией — не смею вам препятствовать. Лезьте. Только пропустите меня вперед, я не буду вас ждать.

Капитан снова выругался.

— Хватит, — резко оборвал его советник. — На этой тропе мы не сможем догнать стражников, если задержимся еще. А мне не хочется ехать одному по лесу.

— Мне тоже, — согласился капитан.

— Тогда вперед.

Капитан хлестнул лошадь, и та неуклюжим галопом пошла вслед за скрывшимися стражниками.

Тайлон, в котором любопытство пересилило наконец осторожность, высунулся из-за ствола и даже рискнул отвести в сторону ветку, мешавшую ему смотреть. Но, кроме неясной серой тени, скользнувшей по тропинке, различить ничего не смог.

— Ладно, — мирно сказал он, щелкнув по носу все еще дрожавшего Крошку Енота. — Посмотрим на советника в следующий раз. Еще встретимся, я это чувствую. — И сокрушенно добавил: — Хотя мне этого совсем не хочется.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Тайлон Крошку Енота после завтрака.

Тот облизнулся и поправил бакенбарды. Снова облизнулся, прозрачно намекая, что самое лучшее — это продолжить еду.

— Нет, хватит. Ты наелся на три дня вперед. — На мордочке Крошки Енота отразилось такое смятение, что Тайлон, не выдержав, рассмеялся. — Скажи лучше, куда пойдем? Ведь они ждут нас на опушке. А может быть, даже подкарауливают где-нибудь на тропе. — Тайлон пощекотал горлышко Крошке Еноту. — Но идти надо.

Крошка фыркнул и шумно почесался. Идти или оставаться на месте — ему было безразлично. Лишь бы вместе с Тайлоном.

Тайлон задумался. Потом снова полез в мешок. Крошка Енот встрепенулся было, решив, что сейчас они займутся приятным и полезным для здоровья делом. Увидев, что Тайлон достает всего лишь невкусно пахнущую железку, разочарованно отвернулся.

Открыв шкатулку, Тайлон расправил загадочный лист. Днем он не казался ни таинственным, ни колдовским. Тайлон напряженно смотрел на него, пытаясь разгадать смысл непонятных рисунков, которые чуть мерцали, переливаясь, и казались живыми. Было в них что-то знакомое… Тайлон вспомнил мамины слова, что шкатулка поможет ему найти дорогу. Поможет. Только как? Снова перед глазами все поплыло, закружилось, в висках застучали сотни крошечных молоточков. Тайлон почувствовал, что проваливается куда-то, летит…

Он зажмурился и обхватил голову руками.

Перед мысленным взором медленно поползли огненные буквы.

Карта… Карта!

Теперь он знает, что делать. Решительно, словно всю жизнь только этим и занимался, он разложил ее на земле, чуть повернул. Откуда-то в памяти всплыли слова «ориентировать по азимуту». Что это такое, Тайлон не знал, но был уверен, что поступает правильно. Ладно, если это называется именно так, будем ориентировать по азимуту. Крошка Енот, заинтересовавшись, подполз поближе. Но для него карта была бесполезной.

— Глупыш, — потрепал его по загривку Тайлон.

Крошка Енот обиженно чихнул.

— Ладно, ладно. Я пошутил. Ты у меня хороший, умница. Что бы я без тебя делал? А ведь я до сих пор не поблагодарил тебя, ты очень вовремя предупредил меня ночью. Спасибо.

Крошка Енот потерся мордочкой о щеку Тайлона и сел рядом, страшно довольный.

— Сейчас мы с тобой сидим и дрожим от страха вот здесь, — палец Тайлона уперся в змеящуюся по зеленому полю прерывистую черную полосу. — Вот наша тропа, а вот здесь мы. Что же это значит? Это значит, что нам надо идти по тропе не до опушки, — палец скользнул к тому месту, где зеленый цвет сменялся бледно-коричневым, — а всего лишь досюда. — Тайлон ногтем подчеркнул место, где черный пунктир раздваивался. — Про вторую тропу они не знают, и ждать на ней нас не будут. А на равнину она выходит достаточно далеко от первой. Спрячемся как-нибудь.

Тайлон сложил карту, спрятал в шкатулку, а ее убрал в мешок.

— Господин советник умный человек, но он учел не все. Иногда лишние знания очень полезны, хотя он наверняка думает иначе.

Тайлон чуть удивился, что смеет так говорить о советнике Магистрата. Механически удивился, как бы по обязанности.

— Однако кроме умного советника там есть еще глупый капитан, от которого можно ждать любой пакости. Не желаешь ли, приятель, прогуляться, посмотреть, не поджидает ли нас впереди засада?

Нет, Крошке Еноту не хотелось.

— Пойми, у нас нет другого выхода. Мне снова нужна твоя помощь, Крошка. Ты ведь смелый, иначе остался бы дома, у печки. — Крошка Енот приосанился, чувствовать себя смелым ему нравилось. — Ты должен идти первым, ты маленький, тебе легче прятаться. И если увидишь кого-нибудь, предупреди меня.

Крошка Енот лизнул Тайлона в щеку, высунулся из-под ели, настороженно поводя носиком. Потом неслышной тенью скользнул наружу.

Лес кончился внезапно, хотя Тайлон и ждал этого. Вырвавшись из колючих зарослей шиповника, они с Крошкой Енотом оказались вдруг на открытом пространстве. Перед ними лежала слегка всхолмленная равнина, заросшая высокой травой, расцвеченная пестрыми мазками диковинных цветов. Солнце, стоявшее прямо над головой, светило так ярко, что щурились глаза, привыкшие к полумраку мертвого леса.

— Как красиво, — прошептал Тайлон. Крошка был с ним совершенно согласен.

Но они всю жизнь провели в лесу и впервые видели так много пустого места. Ведь не сравнивать же с этой равниной маленькие полянки? И Тайлон невольно попятился к такому родному и привычному лесу. На равнине он чувствовал себя голым и беззащитным: постоянно казалось, будто на него смотрят чьи-то недобрые глаза, в памяти — вставали тяжелые арбалеты с толстыми стальными тетивами.

Крошка Енот, напротив, пришел в полный восторг и с радостным писком гонялся за перепархивающими с цветка на цветок бабочками.

Тайлон присмотрелся повнимательней. Вдалеке, среди зеленых холмов, стелилась узкая коричневая ленточка дороги, которая, как он понял, была продолжением старой тропинки. Приставив ладонь козырьком ко лбу, чтобы прикрыть глаза от солнца, он с трудом различил шесть крошечных точек, ползущих по дороге, далеко-далеко, там, где холмы незаметно переходили в серо-голубую линию горизонта.

Тайлон довольно усмехнулся. Они решили, что беглец опередил их, и сейчас мчатся вперед, нещадно нахлестывая лошадей.

Он потянулся, раскинув руки и подставляя лицо ласковым солнечным лучам. Хорошо! Потом снял куртку, рубашку и упал на спину, блаженно щурясь на солнце. Сквозь полуприкрытые ресницы он различил в голубом небе маленькую черную точку…

Тайлон и не пытался определить, сколько провалялся, греясь на солнышке. На небе — ни тучки, ласковый ветерок приятно холодит разгоряченное тело… Он просто наслаждался, а спохватился, лишь когда грудь и руки начало жечь, как огнем. С сожалением посмотрев на покрасневшую кожу, Тайлон натянул рубашку и свистнул Крошке Еноту.

— Приятель! Не желаете ли прогуляться?!

Пережевывая какой-то корешок, Крошка Енот уставился на Тайлона. Тот махнул ему рукой и, мурлыча что-то веселое, зашагал вниз по пологому склону, крутя над головой снятой курткой.

Вот только не проходило неприятное чувство, что кто-то следит за ними, зудело ядовитой занозой. Тайлон несколько раз останавливался и внимательно осматривался — никого поблизости не было. Шлемы стражников по-прежнему слабо мерцали на дальних холмах и не приближались. Однажды, правда, рядом с ними вспыхнул ослепительный отблеск, больно резанувший по глазам, холодное ледяное сверкание, завораживающее и такое же страшное, как взгляд змеиных глаз. Но это было лишь однажды… А в небе, как соринка в глазу, не отдаляясь и не подходя ближе, плыла черная точка. Она не могла быть опасной, и Тайлон перестал обращать на нее внимание.

Кажется что-то? Мало ли что может показаться, если он впервые в жизни оторвался от привычной стены деревьев, укрывающей со всех сторон. Ведь и мертвый лес сначала показался мрачным и угрюмым, однако ужасного не произошло. Сейчас то же самое. Но почему запрещали ходить по этой тропинке? Ведь здесь так хорошо…

Забыв о недавних страхах и опасениях, Тайлон не спеша шел по мягкой траве, жалея лишь о том, что провалялся слишком долго под солнцем — натертая рубашкой кожа горела все сильнее, а раздеться снова было бы еще хуже. Крошка Енот челноком сновал вокруг, холмы нравились ему гораздо больше, чем лес. Черно-белый полосатый хвост флажком мелькал то спереди, то сзади, то справа, то слева.

Вдруг в лицо ударил сильный порыв ветра, раздалось басовитое шипение и свист воздуха, рассекаемого исполинскими крыльями. Солнце на мгновение пропало, скрытое громадной тенью. Тайлон остановился, втянув голову в плечи. Крошка Енот, путаясь в траве, с испуганным писком бросился к нему, прижался к ногам.

Снова налетел порыв ветра, и в следующий момент перед Тайлоном возник чей-то силуэт. Стоя против солнца, он не сразу разглядел — чей. Но потом понял — и по коже пробежали холодные мурашки.

Орел. Орел-великан!

Огромная, втрое выше Тайлона, птица стояла перед ним, аккуратно складывая большие крылья. Бросился в глаза длинный тяжелый клюв. Крючковатый, хищный…

Обрывки страшных сказок, запомнившихся в детстве, и еще более страшных историй, услышанных позднее, закружились в голове. Они были разными, но сходились в одном. Орел-Великан, жуткое порождение Неправильного Мира, изредка прорываясь в обычный мир, съедал всех попавшихся…

Орел тем временем наклонил голову, как-то несолидно — по-куриному, одним глазом — разглядывая путешественников. Деловито пощелкал клювом, переступил с лапы на лапу, выворачивая когтями крупные комья земли, и посмотрел другим глазом.

— М-да. Рассмотрев дело более внимательно, я вынужден признать со всей откровенностью, что ситуация складывается далеко не столь блестяще, как представлялось на первый, нужно прямо заявить — легкомысленный взгляд.

Тайлон слабо икнул и опустился на траву, едва не придавив Крошку Енота. Говорил Орел!

— Тем не менее, приняв во внимание все привходящие обстоятельства, можно все-таки предположить, что обед, хотя и не столь сытный, как предполагалось первоначально, состоится.

Слова выскакивали из клюва с едва уловимой задержкой, и Тайлону казалось, что разговор дается Орлу с большим трудом.

— Какой обед? — машинально спросил он.

Орел солидно откашлялся.

— Давайте мыслить логически. Тогда мы легко придем к единственно правильному выводу: в данном случае лишь один из присутствующих имеет основания рассчитывать на более или менее солидный обед. А именно — я.

— Что — я? — не поняв, переспросил Тайлон.

— Как — что? — в свою очередь не понял Орел, увлеченный собственным красноречием.

— А что — как?

Орел замотал головой и нетерпеливо махнул крыльями, опрокинув поднявшегося было Тайлона обратно на траву.

— Спокойнее, спокойнее… Давайте вернемся к самому началу логической цепочки, начнем, так сказать, с яйца.

— Какого яйца? — снова вмешался Тайлон.

Орел досадливо зажмурился и затопал ногами.

— Ты все время мешаешь мне мыслить логически! Я вынужден заметить, что твое поведение не укладывается в рамки правил приличия, которые предписывают внимательно выслушивать собеседника, который высказывает свои соображения, которые, в свою очередь, могут быть подвергнуты обсуждению оппонентом, который обязан излагать свои аргументы в порядке строгой последовательности, которая…

— Стой-стой-стой! — замахал руками Тайлон. — Я совершенно перестал понимать. Ты говоришь так умно. Нельзя ли попроще и помедленней?

— Да? — приосанился Орел. — Эх, если бы тебя слышал сейчас злокозненный Эскистафелькунгсхольм! Этот мерзкий злопыхатель в своих гнусных и абсолютно безосновательных выпадах постоянно обвиняет меня в легковесности и даже, с возмущением должен отметить, мнимой беспочвенности суждений.

— Вот это да, — восхищенно прошептал Тайлон.

О Крошке Еноте и говорить не приходилось — он сидел, вытаращив глаза и свесив розовый язык из открывшегося от удивления рта, совершенно забыв о первоначальном испуге. Странно, но и Тайлон совсем перестал воспринимать Орла как стр-рашного хищника, хотя внушительный клюв назойливо лез в глаза.

— В то же время я с удовлетворением отмечаю, — продолжал Орел, — что безукоризненная завершенность моих силлогизмов становится заметной свежему взгляду, не скованному предвзятым мнением, особенно априорно негативным, как у неисправимого зложелателя Эскистафелькунгсхольма, закосневшего в неизлечимой желчности и не видящего решительно ничего далее своего противного крючковатого носа, с первой же минуты.

Орел гордо вскинул клюв.

— Очень хорошо, — сказал Тайлон, поднимаясь. — Просто великолепно. Я чрезвычайно польщен, что удостоился чести побеседовать со столь образованной и мудрой птицей, — нужные слова сами выскакивали из памяти, — Но сейчас, к величайшему сожалению, неотложные дела настоятельно побуждают меня удалиться.

— Да-да, разумеется, — автоматически ответил Орел, слегка кланяясь. — Не смею вам препятствовать, хотя с немалым огорчением лишаюсь вашего исключительно приятного общества.

Тайлон дернул за шкирку совсем обалдевшего Крошку Енота и начал медленно отступать к не столь уж далекому лесу. Орел, грустно прикрыв глаза, следил за ним без всякого выражения. Но вдруг спохватился.

— Нет, па-азвольте! А обед?!

Одним прыжком, чуть шевельнув крыльями, он снова оказался перед Тайлоном, закрывая ему дорогу.

— Позвольте опять потревожить вас. Мне крайне жаль причинять вам неудобства, но, смею вас уверить, это кратковременное явление не будет служить для вас источником неприятных воспоминаний. Дело в том, — Орел немного засмущался, — что я намерен вас съесть.

Тайлон посмотрел на него снизу вверх.

— А зачем?

— А-а… — Орел явно растерялся. — Э-э… Мне так хочется.

— Но это логически необоснованно.

Орел расправил крылья, как бы пожимая плечами.

— Должен с сожалением признаться, что над таким аспектом данной проблемы я до сих пор не задумывался. — Он замолчал, от смущения перебирая клювом перья под мышкой. — Но я ведь в некотором роде неловко, конечно, в этом признаваться, однако объективная истина для меня всегда была дороже всего на свете, я где-то, знаете ли, хищник.

Тайлон, полностью успокоившись, назидательно погрозил Орлу пальцем.

— Но прежде всего вы мыслящее существо!

— Разумеется, — выпятил грудь Орел.

— Из этого следует совершенно естественный вывод:достойно ли существа, почитающего себя мыслящим, слепо идти на поводу у низменных инстинктов, не пытаясь даже подвести под них логическую базу?

— Разумеется, нет, — сразу согласился Орел.

— Тогда до свидания, — поклонился Тайлон.

— Нет, па-азвольте! — снова возопил Орел. — Должен я пообедать или нет?!

— Если это будет логически обосновано. Потому что из всего вышеизложенного с неопровержимой ясностью следует, что поддержание жизнедеятельности, каковая является постоянным и совершенно неотъемлемым признаком и, более того, абсолютно обязательным условием…

— Пе-ре-кра-ти-те! — затопал лапами Орел. — Пе-ре-стань-те!

Он опустился на землю, судорожно отдуваясь и встопорщив перья.

— Есть хочу! — жалобно сообщил он.

— Это прекрасно, но при чем тут я? — холодно спросил Тайлон. — Давайте мыслить логически…

Продолжить ему не удалось. Глаза Орла подернулись белесоватыми пленками, голова бессильно упала, стукнув клювом о камень.

— Вот тебе раз, — удивился Тайлон. — Неужели я его до смерти заговорил? Ведь только-только во вкус вошел. Крошка…

Он обернулся, разыскивая Крошку Енота. Тот сидел на задних лапах, мерно раскачиваясь и бессмысленно глядя остекленевшими глазами прямо перед собой. Тайлон, встревожившись, подергал его за усы. Крошка Енот очнулся, ошалело крутя головой, тяжело задышал.

— Пошли-ка побыстрее, пока он не очнулся, — предложил Тайлон, но тут же остановил бросившегося валкой рысью Крошку Енота. — Постой, постой…

Он подошел к лежащему без чувств Орлу, взъерошил перья на груди и с удовлетворением отметил: живой.

Похлопал Орла по щекам. Приоткрылся мутный глаз со слезой.

— Уже? — слабым хриплым голосом спросил Орел.

— Уже, уже, — успокоил Тайлон и намеренно грубо продолжил: — Жрать хочешь?

— Да, — выдохнул Орел.

— Тогда смотри. — Упираясь обеими руками в холодный клюв, Тайлон с трудом повернул огромную голову.

— Вижу, — послушно согласился Орел.

— Целых шесть лошадей! Совершенно не мыслящих и не строящих никаких силлогизмов по первой фигуре, что абсолютно адекватно…

Глаза Орла опять закатились.

— Надо же, — с досадой произнес Тайлон. — Хищник, а какая слабая нервная система. Стыдно.

Он дунул Орлу в ноздри. Тот, постанывая от натуги, упираясь крыльями в землю, кое-как поднялся.

— Я с неизбывным удовольствием буду вспоминать нашу встречу, — полузадушенным шепотом вымолвил он. — Но, если мыслить логически… Век бы тебя не видел! — энергично, с чувством закончил Орел.

Тайлон беззвучно хихикнул.

Орел несколько раз, пробуя, неуверенно взмахнул крыльями, потом подпрыгнул и полетел.

— Мы еще встретимся, — донеслось сверху.

— Ты с ним хочешь встретиться? — спросил Тайлон Крошку Енота. — Вот и я не хочу… Ладно, двинулись. А то смотри, солнце уже садится, а впереди болото. Но все равно кое-кому я не завидую…

Низкие серые тучи, подгоняемые сильным ветром, стремительно неслись на Тайлона. Не долетев нескольких десятков шагов, натыкались на невидимую преграду и взлетали вверх чудовищным фонтаном. Рваные клочья поднимались высоко в небо, скрываясь из глаз, так что Тайлону казалось, будто перед ним колеблется диковинный плотный занавес, за которым скрывается вход в Неправильный Мир. Мелкий и на вид очень противный дождь косой сеткой стелился ниже туч.

То, что Тайлону все-таки удалось различить, бодрости не внушало. Низкие чахлые кустики перемежались пучками такой же чахлой травы, желтой и поникшей. Мелькали озерца непроницаемо черной воды, подернутые по краям ржавой плесенью, даже издали вызывавшей дрожь омерзения. Над озерцами клубился, не поднимаясь, зеленоватый дым или пар. И это была всего лишь граница Неправильного Мира, по которому Тайлону предстояло идти.

Он сел, обхватив колени. Попытаться обойти болото? Но карта, с которой он полностью освоился и знал почти наизусть, показывала, что обход займет слишком много времени, непозволительно много. Тайлон не знал, есть ли оно у него. Правда, ему удалось отвлечь погоню. Тайлон усмехнулся, представив встречу господина советника с Орлом — слишком проголодавшимся, чтобы пускаться в разглагольствования и мыслить логически.

Но кто скажет, что ждет его самого? И если он пойдет вокруг болота, и если пойдет напрямик… Слишком длинный путь по Неправильному Миру не может быть безопасным.

А болото… Словно подтверждая его сомнения, одна из луж забурлила, вязкая и тяжелая вода, более всего похожая на липкую черную грязь, заклокотала, как кипящая. По ней пробежали круги, в луже мелькнуло чье-то щупальце, полыхнул дрожащий синеватый огонь…

Усевшись спиной к болоту, Крошка Енот ясно показал, что идти туда не хочет. Однако этого обжору и трусишку можно было в расчет не принимать. Если пойдет Тайлон, пойдет и он.

Тайлон встал и нехотя подошел к невидимой стене…

Истерически взвизгнув, Крошка Енот метнулся мимо него прямо в дождь. И в то же мгновение, сухо щелкнув, тяжелая железная стрела воткнулась в сухую землю рядом с Тайлоном, зарывшись по самое перо. Он обернулся, инстинктивно присев, и вторая стрела просвистела над головой. Налетев на стену, она завязла в ней, мерно раскачиваясь и разбрасывая снопы сверкающих красноватых искр.

Тайлон увидел медленно идущих к нему четверых — только четверых! — людей. Трое стражников в запыленных, давно потерявших парадный блеск кольчугах и высокий худой человек в изодранной красной шелковой мантии.

Тайлон попятился, следя за плотным стражником с замотанной окровавленной тряпкой головой, державшим наготове свой арбалет. Внезапно стражник вскинул его к плечу, но, каким-то шестым чувством уловив это мгновение, Тайлон стремительно прыгнул в сторону, и новая стрела повисла в воздухе, чуть дрожа.

Один из стражников остановился и, пристегнув к арбалету вертушку, перекосившись и хакая от напряжения, начал натягивать тугой лук. Двое других продолжали не спеша подходить, подгоняемые требовательными взмахами руки советника.

Вот и ответ на все вопросы. Мгновенно перестав колебаться, Тайлон ринулся к болоту. Он пролетел стену, ничего не ощутив, только лицо на бегу обдало холодным ветром со странным пряным запахом. Тайлон свистнул Крошке Еноту, в сомнении и страхе топтавшемуся перед лужей, и с лихостью, за собой ранее не замечавшейся, прыгнул на поросшую гнилой осокой кочку.

Словно какой-то рычаг щелкнул в нем, отключив все чувства. Снова в висках застучали знакомые молоточки, и Тайлон превратился в механизм, безошибочно определяющий направление прыжка, силу толчка и место приземления. Вязкая грязь хищно чавкала и хлюпала под ногами, выплевывая мутные струйки вонючей воды; покрытые скользкой тиной коряги моментально погружались с бульканьем в черную трясину, но Тайлон уже летел к следующему островку.

Крошка Енот, плачуще подвизгивая, скакал следом. Пару раз он срывался, но каким-то чудом, весь перемазанный противно пахнущей грязью, увешанный нитями мха и водорослей, выбирался на твердую основу и, пища от ужаса, прыгал дальше.

Наконец Тайлон остановился, переведя дыхание. Мокрый и жалкий Крошка Енот, дрожа как в лихорадке, прижался к нему и полез на руки. Тайлон поднял его, с жалостью глядя на пушистую и шелковистую прежде, а теперь грязную, свалявшуюся шерстку. И зачем он потащил Крошку с собой? Шепча на ухо другу какие-то успокоительные глупости, Тайлон гладил его, помогая прийти в себя.

Они попали на маленький островок в самом сердце болота. Его глинистая макушка была похожа на чью-то лысину, на ней ничего не росло. Окружавшая островок трясина клубилась зеленоватым паром и временами глухо вздыхала. Только сейчас Тайлон обратил внимание, что дождя нет. Низко над головой, протяни руку — и дотронешься, летели тучи, хотя ветра Тайлон не ощущал. Иногда из болота выползало зеленоватое облако, заволакивая островок, и тогда вокруг разливалось удушливое зловоние.

Тайлон попытался рассмотреть, оторвались ли они от погони, но ничего кроме стены того же зеленоватого тумана, вливавшегося в тучи и мчавшегося вместе с ними, не различил. Пропала даже редкая цепочка пеньков, по которой они бежали.

С тоской оглядываясь вокруг в поисках какой-нибудь дороги, Тайлон грустно размышлял, что же делать дальше. Дороги не было. А от одной мысли повторить путь назад начинала кружиться голова. Только сейчас он понял, что смертельно устал. События последних дней вымотали его предельно. Не было даже сил испугаться того, что их могло ожидать дальше.

Машинально пошарив в мешке — может, завалялось что съестное — и ничего не найдя, Тайлон достал шкатулку, а пустой мешок, размахнувшись, швырнул в топь. Вода громко плеснула, точно кинул он большой камень, вверх взлетела струя жемчужно светящегося пара, опоясанная языками зеленого пламени. Потом все успокоилось, и снова вокруг маленького островка лежало неподвижное, ничего не отражающее черное зеркало.

Посмотрев на Крошку Енота, распластавшегося на земле и спящего сном праведника, Тайлон расстелил куртку, подтащил поближе сопящего приятеля и лег.

Проснулся он с отчетливым ощущением, что рядом кто-то есть. Не открывая глаз, Тайлон глубоко вздохнул, делая вид, что спит по-прежнему крепко, и как бы невзначай повернулся на бок, скрывая от чужого взора ножны. Рука незаметно скользнула вниз, рукоять ножа удобно легла в ладонь. Тайлон звучно зевнул и почмокал губами, как наслаждающийся заслуженным отдыхом человек. И стремительно вскочил, поворачиваясь в ту сторону, где, как он считал, находится противник.

Над островком, лениво покачиваясь, ползли струйки тумана, и… и… и никого не было. Только Крошка Енот, угревшийся в теплом рукаве куртки, недовольно зевал, намереваясь улечься снова.

За спиной раздался тихий смех, Тайлон молниеносно обернулся. Никого. Лишь по черной воде поспешно разбегались круги, будто кто-то нырнул в болото.

Левой рукой Тайлон вытер выступившую на лбу испарину. И опять за спиной прозвучал тоненький смешок. На этот раз Тайлон медленно повернул голову, не двигаясь с места. И снова никого не увидел.

С трудом уняв начинающие дрожать пальцы, Тайлон спрятал нож в ножны и сел рядом с преспокойно дрыхнущим Крошкой Енотом.

Пытаться разгадать тайны Неправильного Мира было занятием совершенно бессмысленным. Надо было просто сидеть и ждать.

Снова прозвучал писклявый смешок. Тайлон недовольно поморщился.

— И не надоело? — спросил он.

— А ты драться не будешь? — вопросом на вопрос ответил неизвестный, все еще не показываясь.

— Очень ты мне нужен!

— Ну, смотри, пообещал!

— Ладно, вылезай,

— А мне не надо вылезать, — прозвучало сзади, — я уже здесь.

Тайлон, потягиваясь, встал.

— Но-но… ты же обещал, — плаксиво запричитал низенький зеленый человечек, увешанный водорослями.

— Не трону я тебя, не скули.

— Да-да, — недоверчиво протянул человечек. — А ножик во-он какой. Большой. Ты, это… Смотри… Я в случае чего… Этого, как его… Ух как!..

Его глазки сверкнули пронзительным зеленым светом, но Тайлон не испугался. Ясно было, что человечек сам до смерти перепуган и лишь пытается выглядеть страшным. Поэтому Тайлон спокойно спросил:

— А ты кто такой?

Зеленый человечек застеснялся.

— Кто, кто… Живу я здесь. — Он хлюпнул носом. — Водяной я.

— Водяной? — недоверчиво переспросил Тайлон. — Но ведь они не такие!

Залившись стыдливым зеленым румянцем — или зеленцом? — человечек потупился и согласился:

— В том-то и вся беда…

Через пятнадцать минут Тайлон в деталях знал нехитрую и грустную историю Водяного-Неудачника. Ему не везло. Не везло всегда и во всем, начиная с того дня, когда его, еще личинку, чуть не перешиб клешней рак-хулиган. Перешибить не перешиб, но что из того получилось — видите сами. Другие-то — ого какие. Попробуй подступись… И ростом, и статью… Выделили ему, за ущербностью, самое скверное болото. Тут на дне ключи чистые бьют. Ужас. И холодные, от каких ревматизм начинается, слышите — уже кашель получился. Так что все свое время он тратит, чтобы эту чистую воду заквасить или протушить. Или протухнуть? Вот и он не знает. А делать надо, иначе спросят, ох, строго спросят. За хлопотами и трудами пропустил недавно через болото троих людей, так соседи на смех подняли. Недотепой обзывают. Но, правда, недавно поймал тут одного. Грубый такой, невоспитанный. Ругается, арбалетом размахивает. Нет, чтобы вежливо попросить, глядишь, и отпустил бы. Нет, топить не стал, ну его, противно. Стоит в двух шагах от берега по пояс в болоте и вылезти не может. Долго стоять будет, пока ему не надоест. Ему — в смысле водяному, а не грубому. И не вытащат, потому как пятками непрочно к дну прирос, укоренился. Вообще все надоело. Недавно сосед один, бойкий такой, из молодых да ранних, под него копать начал. В болото наведывается, колдовать мешает. И так-то плохо получается, да еще всякие под руку лезут… И намекает, что не грех бы площадь уступить, он-де такое безобразие здесь разведет — ни пройти, ни проехать будет. А вот плюну на все, уйду. Не потому, что испугался, а так, связываться неохота, руки пачкать. Надоело, понимаете — надоело!..

Тайлон похлопал по пухлому, маслянистому на ощупь плечику.

— Пошли со мной?

— Верно, пошли! — загорелся Водяной. — Только куда?

— Прямо и дальше.

— Да-а… А как болото кончится?

— Ты ведь сам хотел уйти.

Водяной почесал в затылке правой рукой, на которой было шесть пальцев. Потом левой, украшенной восемью пальцами. Потом поскреб макушку обеими руками сразу.

— Ладно! Была — не была… Идем.

И он бодро зашагал по воде.

— А ты чего ждешь?

Тайлон молча развел руками.

Водяной звонко шлепнул себя ладошкой по лбу.

— Совсем забыл!

Он три раза щелкнул пальцами правой руки, два раза — левой, и от островка, стремительно разворачиваясь, покатилось что-то вроде коврика. Тайлон поднял куртку со все еще спящим Крошкой Енотом, подошел к берегу и предусмотрительно попробовал коврик ногой. От Неудачника можно было ждать чего угодно. Коврик прогибался, пружинил, но держал.

— Не веришь, да-а?

— Верю, — с сомнением произнес Тайлон.

И они пошли.

Вел их коврик, разматывавшийся дальше по болоту сам собой, без участия Водяного. Так как пейзаж вокруг не отличался ни живописностью, ни разнообразием, то они — не считая спавшего Крошку Енота — коротали время в беседе, сводившейся к монологу Водяного, сетовавшего на превратности судьбы.

Через некоторое время впереди сквозь зеленый туман замаячило темное пятно. Коврик резко дернулся к нему, словно учуял конец пути. Тайлон едва устоял на ногах — успел ухватиться за Водяного, шедшего рядом. Вскоре они стояли на том же самом островке.

— М-да, — сказал Тайлон.

— М-да, — согласился Водяной.

На этот раз он поскреб подбородок и снова защелкал пальцами. Опять от берега начал разматываться коврик, по которому, обуреваемый нехорошими предчувствиями, двинулся Тайлон. Водяной-Неудачник, подозрительно озираясь, шлепал по воде рядом. Тайлона сильно мутило от ужасной вони, извергаемой трясиной, и он почти не следил за дорогой. Но Водяной мрачнел все больше и больше, и потому Тайлон воспринял как должное, когда они снова вышли на знакомый островок.

Водяной задумчиво уставился на свои ноги, словно ожидал от них ответа, почему они всякий раз возвращают его к островку. Потом сгрыз три ногтя на левой руке и два на правой. Это вроде бы помогло, так как он с обрадованной физиономией захлопал в ладоши. Раз… Раз… Раз-два-три…

От островка в третий раз побежал коврик. Тайлон, откровенно посмеиваясь, ступил на него. История получалась забавная, если не считать того, что они никак не могли выбраться из топей.

На этот раз Водяной разве только не обнюхивал дорогу. То и дело пробовал воду пальчиком, забегал вперед, даже становился на четвереньки, что-то пристально разглядывая. Однако пришли они именно туда, откуда вышли: на островок.

Бросив на землю куртку, чтобы разбудить засоню Крошку, Тайлон ехидно поинтересовался:

— И что же дальше?

— Можно попробовать еще разок, — предложил Водяной. — Пойдем назад…

— А будет толк?

Водяной пожал плечиками.

— Вообще-то я полагаю, что это сосед, — пояснил он. — Из этих он… молодых. Нахальный такой…

— Попробуй с ним договориться.

— Да-а… Откуда я знаю, чего он потребует?

Крошка Енот, сонно зевавший и потягивавшийся, вдруг злобно зарычал, ощетинился и оскалил клыки. Тайлон обернулся. Да, вот это был настоящий водяной! Высокий, тоже зеленый. Глаза его полыхали мрачным багровым огнем, а когда открывался широкий лягушачий рот, в нем сверкали четыре ряда острейших зубов, и в воздухе плыл удушливый смрад.

— Я же говорил, — застонал Водяной-Неудачник. — Я же предупреждал… Я так и знал, что Молодой явится.

Тот довольно заклокотал.

— Слушай, что тебе надо? — довольно спокойно спросил Тайлон. Он давно исчерпал свои запасы страха и удивления.

— А ты вообще молчи, — оборвал его Молодой.

— Как знаешь. Мне, вообще-то, безразлично.

— И мне тоже все равно, — пискнул Водяной-Неудачник.

— Цыть! — прикрикнул на него Молодой. — С тобой разговор особый пойдет. Добро делать вздумал?!

— Но-но… Ты это… Не того…

— Посмотрите на этого растяпу! — развеселился Молодой. — Из собственного болота дороги не знает, а туда же — грозить…

Водяной-Неудачник засопел и выпалил:

— Как будто ты дорогу знаешь!

— Я все знаю.

— И человека вывести можешь?

— Могу!

— А слабо!

— А смотри!

Молодой сунул в рот четыре пальца — там поместились бы и еще десять — и оглушительно свистнул. С металлическим звоном от островка потянулась широкая дорога, как будто выкованная из пластин вороненого железа. С лязгом выскакивали неведомо откуда все новые звенья, прирастали к уже лежащим на воде… Водяной-Неудачник украдкой подмигнул Тайлону, и тот, поманив по-прежнему взъерошенного Крошку Енота, быстро зашагал по дороге.

Сзади доносились азартные выкрики:

— Нет, а ты кто такой?!

— Да как ты смеешь?!

— А слабо тебе!

— А смотри!

— Только без рук!

— Гляди, рыба бесхвостая!

Тайлон бежал по дороге, гулко звеневшей под ногами, боясь, что она вдруг исчезнет и он останется плавать в противной черной жиже, лениво колыхавшейся внизу. Сумеет ли Неудачник продержаться достаточно долго? Крошку Енота, похоже, одолевали те же сомнения, так как он припустил во всю прыть, и когда запыхавшийся Тайлон достиг берега, уже ждал его, довольно улыбаясь.

Тайлон выскочил на твердую каменистую землю и полной грудью вдохнул чистый воздух. Хорошо!..

С тихим хлопком недалеко от него из воды вырвалось зеленое пламя и возник, недовольно тряся головой, Водяной-Неудачник.

— Опять не то получилось, — дуя на обожженные пальцы, сообщил он. — И так все время. Понимаешь — всегда… — Помолчав, он довольно захихикал: — Нет, но как мы его?.. Все-таки кое на что и я способен, правда? Он, конечно, хороший колдун, спору нет. Но есть у него один маленький, просто крошечный недостаток — дурак!

— Ты молодец, — искренне восхитился Тайлон. — Ловко его обвел. Огромное тебе спасибо, выручил!

— Чего уж там… — довольно позеленел Водяной.

— Ну так что, пошли?

Водяной сразу поскучнел.

— Да-а… Ты хоть знаешь, куда идешь?

— Точно не знаю, — признался Тайлон.

— А меня сманиваешь! Знаю я вас, людей… Безрассудные. Вам-то что, а я бессмертный… Неохота пропадать в каком-нибудь капкане. Нет, уж лучше я останусь. Здесь все свое, привычное.

— Но ведь тебе здесь плохо! — удивился Тайлон. — Этот Молодой, он же тебе покою не даст!

— А, переживем, — тряхнул головой Водяной-Неудачник. — Старый враг лучше новых двух. Мало ли кто в дороге встретится.

— Смотри сам, — вздохнул Тайлон. — А то…

— Нет, иди без меня… Ах да, — спохватился Водяной. — Чуть не забыл! — Описав правой рукой круг в воздухе, он выдернул откуда-то мешок Тайлона. — Я тут тебе рыбки приготовил. Копченой.

Тайлон прижал руки к груди.

— Не знаю, как тебя и благодарить.

— Это пока, потом узнаешь, — Водяной-Неудачник грустно усмехнулся. — Хоть я и никудышный, но все-таки волшебник, немного вижу будущее. А может быть, я и на этот раз ошибаюсь…

Он помахал Тайлону и растаял в зеленом тумане.

Маленький красный крестик на карте был уже совсем рядом. Но то на карте! На самом же деле до него еще идти и идти…

Тайлон потер гудящие ноги. Крошка Енот старательно вылизывал лапку, начавшую кровоточить — сбил о камни. Сдал, бедняжка. Шерстка свалялась и потускнела, глазки перестали блестеть, усы уныло обвисли. Он, кажется, даже полинял, превратившись из черно-белого яркого зверя в однотонного, пыльно серого прихрамывающего бедолагу. Забыл уже, как гонялся за бабочками, ковыляет кое-как по дороге… Пошатываясь, Крошка Енот подошел к сидящему Тайлону и без сил сунулся носом ему в руки.

— Устал, маленький… Потерпи еще немножко… Слушай, — обрадованно предложил Тайлон, удивляясь, как не додумался до этого раньше, — давай я тебя понесу. Полезай в мешок.

Крошка Енот приоткрыл один глаз и вяло мотнул хвостом.

— Эх, дурашка, — сказал Тайлон, приподнимая Крошкину мордочку за бакенбарды. — Зачем ты увязался за мной? Сидел бы в тепле, лакал молоко…

Крошка Енот слабо улыбнулся.

И они пошли дальше.

Одного Тайлон никак не мог понять. Все рассказы о Неправильном Мире, которые ему привелось услышать, были удивительно однообразны: кто-то кого-то ел, кто-то кого-то мучил… Лились потоки крови, раздавался хруст костей, истошные вопли. Стаи кровожадных людоедов рыскали в поисках жертв, в промежутках между кошмарными трапезами сводя счеты с невиданными чудовищами, столь же хищными, но еще более ужасными.

А тут… Никто никого не ел. Ну, попытались однажды, так и это было как-то не всерьез… У Тайлона не исчезло ощущение нереальности происходящего. Опасностей особых не было, напротив, все помогали ему — и Орел, и Водяной. Хотя со стражниками, похоже, они обошлись без лишних церемоний. Может, и рассказы эти сочиняли стражники? Кому-то выгодно, чтобы люди боялись Неправильного Мира.

— Вроде бы нас больше не ожидают никакие непри…

Тайлон, не закончив фразу, остановился посреди дороги с открытым ртом. Еще бы…

— Это мы, кажется, поспешили, — растерянно проговорил он.

Равнина, простиравшаяся насколько хватало глаз, вдруг вздыбилась судорожными толчками. В зловещей тишине перед Тайлоном вырастали могучие горы, отвесные скалы, угрюмые пики, вершины которых уходили в облака.

Он сделал еще два осторожных шага, и тут тишину разорвал злобный свист ледяного ветра между голых камней, послышался грохот далеких лавин, рушащихся с вершин… И снова все стихло.

Тайлон передернул плечами. Неправильный Мир неисчерпаем на фокусы и сюрпризы, не следует обманываться, если дела идут хорошо — это не надолго.

Тропинка, извиваясь, уходила в глубь горного лабиринта, над которым возвышались пять особенно высоких пиков. Средний был украшен сверкающей на солнце ледяной шапкой. А ведь минуту назад никаких гор и в помине не было.

— Хороши шуточки, — вздохнул Тайлон.

Крошке Еноту, неисправимому оптимисту, проблем здесь не виделось. Пожевать есть чего — и ладно. Подумаешь, горы! Не то видывали.

Идти с каждым шагом становилось все труднее, словно они пробивались сквозь мягкую липкую массу, густеющую на глазах. Тайлон не сразу понял, что они борются со все усиливающимся ветром.

Он медленно брел по ущелью, стены которого вздымались высоко над головой. Ветер крепчал, уже приходилось закрывать лицо руками, так как становилось трудно дышать, а из глаз невольно текли слезы. Казалось странным — не слышать ни единого звука.

Но вот мимо Тайлона просвистела горсть мелких камешков, сорванных с обрыва. И сразу ветер словно отбросил маску, за которой прятался. В ушах засвистело и заревело, будто враз заиграли тысячи великанских труб. В узком ущелье с гладкими, словно полированными стенами шум отдавался особенно громко. Зажав уши пальцами, прикрывая лицо локтями и согнувшись почти вдвое, Тайлон пытался двигаться дальше. С каждым шагом, который ему удавалось сделать, ветер дул еще свирепее. Мерещилось, что его порывы налетают со всех сторон сразу, стремясь поднять Тайлона в воздух и бросить на острые камни на дне ущелья. Мелкий щебень свистел вокруг непрерывно, с громкими щелчками ударяясь о скалы. Несколько камней попали в Тайлона.

Крошка Енот, весивший гораздо меньше, давно был сбит с ног и кувырком полетел к выходу из ущелья. Тайлон рванулся было помочь ему, но понял, что стоит повернуться — и он сам полетит следом за приятелем. Поэтому он продолжал пробираться дальше.

Хватаясь за глыбы, вросшие в землю, Тайлон ухитрился поднять голову. Большие обломки скал, лежавшие на краях ущелья, шевелились и дергались, как живые, грозя сорваться вниз. Тайлона пробрала дрожь, он поплотнее припал к земле и, раздирая в клочья одежду, в кровь сбивая руки, упорно пополз вперед.

Над ним летели уже целые булыжники, один из них с такой силой хватил Тайлона по спине, что дыхание перехватило, он не сразу пришел в себя. К счастью, он не разжал побелевших от напряжения пальцев.

Опомнившись, кое-как двинулся дальше.

В реве ветра ему чудились чьи-то злобные голоса, непрерывно выкрикивающие проклятья, истерическое повизгивание, злорадный хохот. Ветер метался над ним, хватал за руки, пытался оторвать от спасительной земли, бросить на гранитную стену, разбить насмерть.

Впереди послышался неясный гул. Тайлон похолодел — чудовищная каменная глыба, размерами больше самого высокого дома, медленными неровными толчками, будто подгоняемая невидимым великаном, ползла навстречу. Она перекрыла все ущелье от стены до стены, и не было никакой возможности увернуться от нее. Острые зазубренные края глыбы с противным скрежетом царапали гранит, оставляя на нем глубокие белые борозды. Если какой-нибудь обломок падал на пути глыбы, она с хрустом дробила его в порошок.

Тайлон замер, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Глыба приближалась, с каждым мгновением двигаясь все быстрее и увереннее.

И Тайлон решился.

Он вскочил, позволив ветру подхватить себя, и со всех ног помчался назад, к выходу из ущелья. Камни, коричневые, серые, черные, дергались и прыгали перед глазами, когда он огромными прыжками несся по тропинке. У него была только одна забота — не упасть, любой ценой удержаться на ногах. Если он и не свернет себе шею при падении, встать во второй раз ветер ему не даст. Он прижмет Тайлона к земле, удержит до тех пор, пока не подползет этот проклятый камень…

Сумасшедшая гонка продолжалась недолго, постепенно напор ветра ослабевал, можно уже было не бежать, и Тайлон перешел на шаг. Потом и вовсе остановился.

Он стоял на том самом месте, где не так давно опрометчиво заверил Крошку Енота, что неприятности их больше не ждут. А вот и сам Крошка, запыленный и помятый, сидит с обиженным и одиноким видом… Увидев возвращающегося Тайлона, он радостно заверещал, по своему обыкновению кидаясь лизаться.

— Перестань, перестань, — отбивался Тайлон.

Но, посмотрев внимательнее на поцарапанную, сияющую мордочку друга, ухватил его обеими руками за загривок и прижал к себе, зарывшись лицом в теплый мех.

— Прости, что я не смог тебе помочь. Нужно было попытаться пройти. Любой ценой.

Крошка Енот преданно лизнул его в нос, потом, мягко ухватив зубами, дернул за ухо.

— Не сердись!

Крошка больше не сердился, он был просто рад.

Тайлон обернулся. Горы пропали, и до самого горизонта расстилалась унылая, выжженная солнцем равнина. Но два-три шага вперед — и как по неслышному приказу перед Тайлоном снова выросла исполинская зубчатая стена. Тайлон нерешительно сделал еще шаг — и услышал предостерегающий шорох ветра, ощутил его дыхание. И отступил.

— Здесь нас не пропустят, это точно. Но, если верить карте, идти нужно именно здесь. Вот только как? Похоже, карта о чем-то умалчивает.

Тайлон задумался. И снова услышал знакомые молоточки, застучавшие в висках, тонкое протяжное гудение. Перед его взором начали медленно проплывать стены ущелья, по которому он недавно летел с такой поспешностью. Прямо… прямо… теперь направо, мимо глубокой расселины, разрезающей гранитный массив надвое… еще немного вперед… еще… нет, стоп… Стоп!

В серой гладкой стене у самой земли чернело небольшое пятно. Кто-то словно придвинул изображение к самым глазам, и Тайлон ясно различил уходящую в глубь горы пещеру. Пещера! Вот путь, который проведет его в обход Ущелья Ветров…

Тайлон встал. Возвращаться в ущелье ох как не хотелось. До пещеры еще ползти и ползти. Но выбора не было. Он схватил Крошку Енота и запихнул его под куртку, чтобы не потерять на этот раз. Крошка протестующе завозился, но Тайлон щелкнул его по макушке.

— Сиди спокойно!

Крошка Енот тявкнул, но царапаться перестал.

И во второй раз Тайлон зашагал по ущелью. Ветер встретил его как старого знакомого радостным фамильярным свистом и в знак приветствия запустил несколькими мелкими камнями. Но Тайлон не обратил на него никакого внимания, его беспокоило лишь одно: не слишком ли далеко продвинулась та глыба, не закрыла ли она вход в пещеру. Внутренний голос не говорил ничего тревожного, и Тайлон, доверившись ему, как уже делал не раз, быстро шел между обломками, сброшенными на дно ущелья бушевавшим недавно ураганом.

Ветер снова начал крепчать, но Тайлон уже увидел вход в пещеру и бросился к нему бегом. Едва он юркнул в расселину, как ветер заревел с утроенной силой. Но было поздно — добыча ускользнула. Сразу после входа пещера резко изламывалась, и ветру никак не удавалось прорваться внутрь.

— Вот так, — удовлетворенно сказал Тайлон.

И опять поспешил. Как бы в ответ снаружи что-то зашуршало, загремело, раздался оглушительный треск, и свет, лившийся в пещеру, погас. Все стихло. Тайлон опрометью бросился назад. Входа в пещеру больше не существовало. В кромешной темноте Тайлон нащупал лишь холодный ноздреватый камень, плотно запечатавший отверстие. В испуге он закричал, ударил по камню кулаком. Но вскоре опомнился. Зачем это? Выхода нет — и ладно. Он все равно не собирался возвращаться, его путь ведет вперед, в недра гор. Отчаиваться нет оснований, плохо только, что стало слишком темно.

Тайлон вытряхнул Крошку Енота наружу.

— Вылезай, голубчик, приехал. Дальше пойдешь сам.

Крошке Еноту все это чрезвычайно не понравилось — и темнота, и сырой потолок пещеры, и необходимость идти самому. А в особенности то, что Тайлон и не заикнулся об ужине, время которого давно наступило.

Тайлон же пытался сообразить, как им идти, если в такой тьме не видно даже собственной руки. Ведь так недолго и голову расшибить о какой-нибудь выступ. Но тут он с изумлением понял, что видит в темноте. Видит?! Да. Как туман, медленно истаивая на солнце, постепенно открывает спрятанную картину, так и сейчас перед Тайлоном появились неровные осклизлые стены, пол, усеянный беспорядочно разбросанными камнями… Мрак рассеялся? Нет. Это продолжались чудеса, к которым Тайлон уже привык.

Пещера змеилась в толще горы самым причудливым образом. Сначала Тайлон пытался запоминать дорогу, но бесчисленные повороты, подъемы и спуски вскоре запутали его, и он просто механически шел, отдавшись на волю таинственного чутья, столько раз выручавшего его. Постепенно подземный ход — так Тайлон называл теперь про себя пещеру — стал забирать все ниже и ниже, уходя в глубины горного хребта. Крошка Енот путался под ногами, боялся отойти хотя бы на шаг, то и дело верещал, когда Тайлон нечаянно наступал ему на лапу. Тайлон прикрикнул было, но на Крошку это не произвело никакого впечатления, страх был сильнее.

Несколько раз от пещеры ответвлялись боковые ходы. Тайлон уверенно пропускал их. Однако когда впереди мелькнул неясный красноватый отсвет, похожий на проблеск горящего вдалеке факела, он заколебался, Правильно ли он идет? Вроде бы правильно, но откуда этот свет? Его здесь быть не должно. Вторая память молчала.

— Деться нам все равно некуда, — постарался Тайлон приободрить не столько Крошку Енота, сколько самого себя. — Надо двигаться.

Но уже шагов через десять он остановился. Подземный ход был разорван пополам провалом, из которого и струился неровный дымный багровый свет. Тайлон осторожно подполз к провалу и заглянул внутрь.

Это был глубокий колодец, уходящий, казалось, к самому сердцу Планеты. Где-то там, далеко внизу, бушевало пламя. Огромные красные языки неспешно взлетали вверх, свиваясь в кольца, и бессильно опадали, не достигая краев колодца.

В лицо пахнуло нестерпимым жаром. Да, падать туда долго…

— Ну и? — спросил Тайлон. Он уже привык советоваться с Крошкой Енотом, тот вносил необходимый элемент осторожности.

Крошка молча попятился от колодца. Естественно.

— Я тебя понимаю, но ведь выход закрыт.

Крошка Енот шумно почесался.

— Тогда как знаешь, а я пошел, — привстал было Тайлон.

Крошка, выпучив глаза, опрометью бросился к нему.

— Я, похоже, просто обречен сегодня таскать тебя на себе, — придавая голосу строгость, сказал Тайлон.

Он взял приятеля за шкирку и снова упрятал под куртку. Потом отошел подальше, прикинул расстояние — ошибиться было нельзя. Уняв неприятную дрожь, втянул воздух сквозь зубы и побежал…

На другой стороне колодца Тайлон удивленно оглянулся, не веря своим глазам. Перепрыгнуть… Да ему это просто не по силам! Впрочем, многое из того, что он делал в этом путешествии, было ему не по силам. Он не мог объяснить, как он это делал: в такие моменты сознание отключалось, и кто-то другой, гораздо более сильный и уверенный, управлял его телом. В нем как бы жили два человека. Один — обычный Тайлон, робкий неуклюжий лесовик. Но был и другой. Тайлон знал, что это тоже он, но только такой, каким ему еще предстоит сделаться. Поскорее бы…

Вдоль подземного хода прокатилось легкое дуновение, едва уловимый порыв свежего воздуха. Тайлон понял, что их странствия по подземному лабиринту близятся к концу.

— Ну вот, а ты боялся, — неизвестно кому сказал он.

Однако ход прямо на глазах становился уже и ниже. Если раньше Тайлон шел свободно, то теперь ему то и дело приходилось протискиваться боком и следить, чтобы не зацепить макушкой потолок. И как он ни старался, пару раз с такой силой налетел на торчащие сверху выступы, что искры сыпались из глаз.

— Хорошо тебе, — завистливо сказал он Крошке Еноту, ощупывая шишку. — Ты маленький.

Дальше идти можно было уже только согнувшись, а вскоре пришлось встать на четвереньки. Но и так продвинуться далеко не удалось, потолок прижал Тайлона к самому полу. Ему начало казаться, что гора медленно опускается, сейчас безжалостные каменные челюсти раздавят их. Усилием воли отогнав черные мысли, Тайлон подтолкнул замершего было Крошку Енота.

— Давай, ползи, не задерживайся.

Слыша, как трещит раздираемая о выступы куртка, Тайлон полз к проглянувшему вдалеке маленькому синеватому пятнышку. Но внезапно понял, что больше не может продвинуться ни на шаг. Он рванулся изо всех сил, что-то затрещало, хрустнуло, на него посыпался влажный песок, но сдвинуться с места не удалось. Крошка Енот, проскочивший вперед, мельтешил черным пятнышком, закрывая свет, льющийся от выхода. Он нетерпеливо взлаивал, приглашая Тайлона за собой.

Тот дернулся еще раз, и опять ничего не получилось. Застрял он прочно. Кое-как, ободрав руки и насажав синяков, сумел отползти назад, где было чуть свободнее.

— Давайте мыслить логически, как говорит наш общий знакомый. Надо срочно похудеть, однако непонятно, как это сделать. Мыслим. Еще мыслим. Снова мыслим. Опять мыслим… — Тайлон обрадованно присвистнул. — Крошка, ко мне!

Крошка Енот вернулся к нему, ткнулся в ладонь мокрым носом.

— На, держи! — Тайлон, вращаясь ужом, стянул с себя куртку. — Никогда не думал, что это так тяжело — раздеваться в печной трубе. Не завидую трубочистам… — Он привязал узелок с одеждой к шее Крошки Енота, поежился от холода. — Двинулись!

На этот раз ему удалось миновать узкое место почти без задержки, лишь сильно ободрав бок.

Выбравшись из пещеры, Тайлон с наслаждением потянулся — и охнул от боли в почерневших, окровавленных руках.

— Еще одна такая норка, — заметил он, разглядывая раны, — и мне придется плохо.

Пещера вывела их на небольшую ровную площадку, усеянную большими круглыми глыбами, скатившимися с горы. Тайлон сунулся было к краю площадки, но заметив, что она кончается обрывом, не стал более испытывать судьбу и внезапно появившееся, однако могущее так же внезапно и пропасть ночное зрение.

— Привал? — спросил он Крошку.

Тот не протестовал.

— Хватит с нас на сегодня, слишком хорошо тоже нехорошо. Но в любом случае от господина советника мы оторвались. Ему-то здесь не проползти, у-у,

— шипя от боли, Тайлон потрогал ссадину на боку. — Ладно, спать.

Тайлон лежал на спине, раскинув руки. Это было так приятно: лежать и не думать ни о чем. Боль почти утихла. Если доверять карте, близок конец пути. Солнышко встает, день будет отличным. Чего еще желать? Интересно, какая она, ракета? Почему-то Тайлону она представлялась в виде железного дома с фигурными ставнями. В памяти проплывали какие-то странные, ничего не значащие слова: штурман, параллакс, скафандр… Но и только. Теперь, когда препятствий больше не осталось, вторая память начисто отказала.

Тайлон прищурился. Белые облака, подсвеченные встающим солнцем, казались небрежными мазками волшебной кисти на утреннем небе, еще не сбросившем полностью густую ночную синеву. Облака никуда не спешили, они словно приклеенные стояли на месте. Тайлон зевнул, погладил мерно сопящего Крошку Енота. Тот почмокал, заскулил во сне, глубокий вздох волной прокатился по маленькому тельцу, и Крошка, всхрапнув, снова затих.

Шевелиться не хотелось, но какой-то вредный камешек впился в спину… Спешить некуда и незачем. Погоня осталась далеко позади, за болотом, которое им ни за что не перейти. Тайлон улыбнулся, вспомнив рассказ Водяного-Неудачника. Кто же там прирос пятками ко дну? Вот здорово бы, если бы советник… Тогда не осталось бы вообще никаких забот. Не то чтобы Тайлон очень опасался советника, но шевелился какой-то червячок, оставалась легкая тень сомнения. Все-таки это был опасный враг. Чем-то он отличался от остальных людей…

Тайлон сел, с хрустом потянулся, стряхивая истому. И почувствовал, что на него смотрят. Однако ничуть не встревожился.

— Эй! — весело крикнул, поднимая руку. — Выходи! Я тебя вижу.

Ответом было молчание.

Он встал, намереваясь пойти и посмотреть, кто там спрятался среди камней, но послышался резкий щелчок, и что-то сильно стукнуло Тайлона по левой руке. Он замер, растерянно уставившись на разорванный рукав и наливающуюся кровью неглубокую, но длинную рану. Рука сразу онемела.

Снова раздался такой же щелчок, и тяжелая железная стрела звякнула о камень возле его ног.

Догнали! Вот чего он не ожидал…

Тайлон пошатнулся, зажимая здоровой рукой рану, пальцы моментально стали красными от бившей толчками крови. И тогда из-за камней вышел советник. Сейчас он выглядел страшно. Когда-то красная шелковая мантия была измята, обтрепалась и выцвела, превратилась в рыжую, грязную, местами прожженную тряпку. Советник зарос густой черной щетиной, сразу сделавшей его похожим не то на разбойника, не то на нищего. Воспаленные красные глаза слезились, но в них сверкала такая злоба, что Тайлон невольно отшатнулся.

Вслед за ним появились два стражника — только двое! — такие же грязные и оборванные. Но в отличие от советника выглядели они не грозно, а просто жалко. Исцарапанные и заржавевшие кольчуги, торчащие из-под них лохмотья… Впрочем, арбалеты в их руках угрожающе топорщились новыми стрелами.

Советник не спешил. Он, похоже, знал, что за спиной Тайлона обрыв и бежать ему некуда. Прихрамывая и болезненно морщась, когда приходилось ступать на правую ногу, советник медленно шел к Тайлону. Тот растерянно пятился, то и дело оглядываясь, чтобы не свалиться с кручи.

Проходя мимо Крошки Енота, Тайлон несильно пнул его. Крошка проснулся, взвился с обиженным воплем, но, заметив стражников, мгновенно умолк и подбежал к Тайлону. А тот… остановился на краю обрыва. Дальше отступать было некуда.

Остановился и советник. Криво усмехнувшись, он поманил Тайлона к себе. Тайлон оглянулся еще раз. Камни внизу казались острыми, как стрелы…

— Иди, иди, — голос советника прозвучал хрипло, как карканье. Он закашлялся, захлебываясь и хватаясь за грудь. Погоня и ему далась нелегко.

Что делать? Драться с троими? Бессмысленно, его пристрелят в первую же минуту. И рука поранена… Но и живым даваться тоже нельзя, в памяти, как ржавый гвоздь в доске, засели слова капитана о костре. Нет уж, лучше камни. Это, по крайней мере, недолго.

Тайлон с тоской посмотрел вниз. Острые гранитные клыки, осыпь мелкого щебня…

Советник, прокашлявшись, выпрямился. Лицо его теперь, кроме скуки и раздражения, ничего не выражало.

— Взять, — небрежно махнул он рукой.

Стражники, аккуратно положив арбалеты на камни, переглядываясь и довольно хмыкая, пошли к Тайлону.

В отчаянии Тайлон выхватил окровавленной рукой нож и, неловко размахнувшись, не целясь швырнул его. На лице стражника отразилось неподдельное удивление, когда нож, щелкнув о нагрудную пластину, пробил ее так же легко, как если бы она была бумажной. Какое-то время он стоял, изумленно глядя на рукоять ножа, плечи его вздрагивали. А потом как-то неуклюже, так, что сразу стало ясно, что падает мертвец, стражник рухнул ничком. Каска слетела с его головы и с жестяным бряканьем запрыгала по камням.

Второй стражник с воплем шарахнулся назад, к советнику, мгновенно оценившему обстановку и уже нагнувшемуся за арбалетом.

Колебаться было некогда, и Тайлон прыгнул.

Он изо всех сил оттолкнулся, метя правее, туда, где бугрилась осыпь. На лету зажмурился, зная, что это глупо, однако страх был сильнее… Большая куча щебня смягчила удар. И все равно Тайлону показалось, что кто-то зверски выкручивает ноги, множество острых камней впились в тело, раздирая кожу и мышцы, потом его потащило вниз. А потом все пропало.

Советник, подбежавший к обрыву, увидел, как тело Тайлона, поднимая тучу пыли, увлекая за собой поток камней и безвольно кувыркаясь, покатилось вниз. Осыпь ожила, зашевелилась, превратившись в каменную реку. Не обращая никакого внимания на метнувшегося прочь Крошку Енота, советник поднял арбалет и, тщательно прицелившись, выпустил стрелу, метя в голову Тайлону. Тело вздрогнуло от удара и замерло.

Перед глазами плавали светящиеся розовыекруги, а где-то далеко, в левой руке, глухо тукала кровь. В ушах стоял неумолчный звон сотен комаров, и все тело болело, словно его долго и старательно жевали.

Тайлон застонал и попытался сесть, но это не получилось. Тогда он поднял невероятно тяжелую правую руку и провел ею по лицу, пытаясь сорвать розовую пелену. Рука стала черно-красной. Или это все та же пелена?

Снова кровь… далеко вверху — почему все такое далекое? — возле маленького медно-красного солнца он увидел черную линию обрыва, которая почему-то качалась. Так это он оттуда прыгнул? Не может быть…

А почему прыгнул?.. Потому что надо идти… Надо ли?.. И куда?.. Ах да, он должен добраться до ракеты. Только зачем? И почему он прыгнул? Спасался? Тайлон дернулся. Вспомнил! Нужно уносить ноги, пока советник не спустился и не перерезал ему глотку…

С третьей попытки Тайлону удалось перевернуться на живот. Прикусив губу, чтобы не закричать от боли в истерзанном теле, он встал на четвереньки. Камни перед глазами метались и прыгали, словно земля дрожала в ознобе. Потом она завертелась еще стремительнее, пытаясь сбросить Тайлона. По телу пробежала судорога, к горлу подступил липкий комок. Тайлона вырвало.

Еще более ослабевший от мучительных приступов рвоты, Тайлон поднялся, постанывая. Его качало, каждый шаг отдавался в голове звоном огромного колокола, но он упрямо заставлял себя переставлять ноги.

Оступаясь, падая, поднимаясь и снова падая, он брел, не зная куда, положившись на неведомое чувство, помогавшее в минуты опасности. Оно провело его через лес, через болото, через подземный лабиринт, спасет и сейчас…

Когда впереди замаячило что-то зеленое, Тайлон даже заплакал. Равнина. Он вышел к цели. Ракета совсем близко, только бы хватило сил добраться до нее.

Смутно донеслось тихое журчание. Ручеек. Тайлон, шатаясь, брел наугад, пытаясь по звуку выйти к воде. Наконец перед ним сверкнула серебристо-голубая полоска. Он открыл запекшийся рот и рухнул, вытянув руки. Еще успел ощутить резкий, как удар, холод воды и снова потерял сознание.

Очнулся он от холода, пронизывающего все тело и заставляющего дрожать. Открыл глаза. Он лежал, уткнувшись носом в мелкий белый песок, такой мягкий, что напоминал бархат. Изодранные лохмотья, ничем не напоминавшие куртку и штаны, промокли насквозь и противно липли к телу. Прямо под ним весело бормотала вода, пробиваясь сквозь песок.

Он стукнул зубами и сел. Удалось это неожиданно легко. Ничто не напоминало о мучительной, рвущей на части, жгущей огнем боли, которая недавно грызла его. Он посмотрел на руки. Ничего. Видны только два-три белых шрамика, еле различимых. Ни крови, ни ушибов, ни рваных ран.

Тайлон лихорадочно ощупал себя. Вода не смогла отмыть покрывавшую лохмотья кровь, значит прыжок с обрыва не приснился ему. Но откуда эта звенящая легкость во всем теле, ощущение свободы и силы? Ран не осталось ни одной, всюду в прорехах была видна розовая кожа, лишь кое-где, внимательно присмотревшись, можно было различить почти исчезнувшие шрамы.

Ныла, правда, ушибленная нога. Но Тайлон заметил, что как раз она-то не попала в ручей. Подчиняясь внезапному наитию, он уселся прямо в воду и стал ждать. Багрово-фиолетовый кровоподтек на глазах терял яркость, пожелтел, вскоре и вовсе пропал. Вот это ручеек!

Нет, положительно Неправильный Мир нравился Тайлону.

Но тут он вспомнил о преследователях и вскочил. И охнул от боли. Ушиб, видимо, был гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Тайлон охотно посидел бы в ручье еще, дожидаясь, пока нога заживет окончательно, но нужно было спешить. Если советник каким-то образом прошел через горы, то здесь он не заставит себя ждать. Отдышавшись, Тайлон еще раз охнул и шагнул в заросли орешника, обступившие ручей.

Захваченный своими мыслями, Тайлон не заметил, как шевельнулись кусты сбоку и чуть за спиной. Был бы рядом Крошка Енот, он обязательно предупредил бы. Но Тайлон шел один… Сильный удар обрушился на голову. В последний момент Тайлон успел уклониться, но плечо сразу онемело, и он опрокинулся на землю. Мелькнула грязная мешковина, жесткие руки сжали горло, Тайлон забился, захрипел — но напрасно. На голову напялили вонючий мешок и куда-то поволокли…

Опять гудела и кружилась голова, ныли свирепо стянутые ремнями руки и ноги. Прямо перед носом Тайлона качался, свесившись с травинки, крошечный паучок. Не было сил подняться, и Тайлон застонал.

— Очнулся, — удовлетворенно отметил знакомый голос.

Над Тайлоном, держась за щеку и страдальчески сморщившись, стоял советник. Последний стражник сидел поодаль, лениво ковыряя веткой в небольшом костре.

— Зубы болят, — ни к кому не обращаясь, сообщил советник. — Ты не умеешь зубы заговаривать? — нагнулся он к Тайлону. — Ведь ты же колдун!

Тайлон промолчал. Советник выпрямился и погладил вспухшую щеку.

— Не хочешь — не надо. Ох, и надоел ты мне… Гонялись, гонялись. Но хорошо то, что хорошо кончается, правда?

Тайлон отвернулся, уткнувшись носом в траву.

— А вот это не стоит, — советник носком грязного сапога повернул голову Тайлона к себе. — Нужно быть вежливым, особенно в таком положении, как твое. Ты, видно, забыл, что имеешь дело с советником Магистрата. Ведь если я обижусь, тебе придется очень скверно.

Тайлон не ответил. Тогда советник, по-прежнему улыбаясь, не размахиваясь, но очень больно пнул его под ребра. Тайлон охнул.

— Ага, язык у нас имеется. Отлично, а то я уж всерьез опасался, что мы поймали немого.

Стражник у костра радостно хрюкнул.

— Раз колдун не хочет с нами разговаривать, — вздохнул советник, — мы попытаемся обойтись без этого. В конце концов и для такого случая предусмотрена надлежащая процедура суда. — Глядя на побледневшее лицо Тайлона, советник пояснил: — Да-а, суда! А ты и не знал, что советник Магистрата полномочен единолично вершить правосудие, выносить приговоры и приводить их в исполнение во всех областях, подвластных Магистрату?

— Неправильный Мир неподвластен Магистрату, — с трудом разлепив запекшиеся губы, возразил Тайлон.

— Мы заговорили. Как приятно, — с шутовской улыбкой отозвался советник. — Твое мнение по данному вопросу меня ни в малейшей степени не интересует. Это я определяю, что принадлежит Магистрату, а что — нет. Это я слуга закона, и если понадобится, я издам тот закон, в котором возникла нужда. Теперь ты понял, что не нужно со мной ссориться?

— Понял.

— Ну вот и хорошо. Просто отлично, — благодушно произнес советник, усаживаясь рядом. — Извини, не развязываю, потому что знаю, чего можно от тебя ожидать. А может, и не знаю? — ехидно осведомился он. — Когда имеешь дело со Старым Миром, нужно ухо держать востро. Да… Долгонько мы не могли встретиться, но я не в претензии, добыча того стоит. Вспомни только, кто помогал тебе… Впрочем, об этом потом. Сейчас займемся формальной стороной дела. — Он достал из сумки нож. — Откуда это у тебя?

— Нашел.

— Где?

— В лесу.

Советник покачал головой.

— Нехорошо. Некрасиво. Лгать тоже нужно уметь. Ложь примитивная и глупая не вызывает у собеседника ничего, кроме раздражения и презрения. Ей никто не верит. Невольно начинаешь думать, что тебя считают за идиота. А дальше… Может возникнуть соблазн прибегнуть к форсированным методам допроса, чтобы узнать правду.

Советник задумчиво попробовал лезвие пальцем. Заметив, что Тайлон непроизвольно дернулся, он рассеянно сказал:

— Не волнуйся, я не собираюсь делать с тобой ничего плохого. Пока не собираюсь. — Он нагнулся к самому уху Тайлона и прошипел: — Этот нож режет железо так же легко, как масло. Почему? Эта вещь из Старого Мира, думаешь я этого не понимаю? Дурак! Мне известно много больше, чем ты полагаешь. Сам нож меня не интересует. Кто тебе дал его, кто? Имя! Вот единственное, что мне нужно. Такие вещи в лесу не валяются. Говори, щенок!

Он ударил Тайлона кулаком по зубам. Тайлон сплюнул кровь, выступившую из рассеченных губ, и снова отвернулся. Советник пожал плечами.

— Опять не отвечаешь. После того что ты нам подстроил, я считал тебя умнее. Глупец не рискнул бы пуститься в такое путешествие: располагая только поросячьей резвостью, не прошел бы и половины пути. А ты прошел почти весь путь. Так в чем дело?

Тайлон неопределенно хмыкнул. Советник поморщился.

— Тогда давай считать по порядку, — он загнул первый палец. — Возмутительные разговоры о вещах, не существующих воистину, а потому отвлекающих людей на беспочвенные мечтания и размышления, растлевающие умы и души. Разговоры о вещах запретных! Звезды?! Я тебе покажу звезды! — забывшись, рявкнул он. — Затем второе. Неявка в Магистрат по вызову. Это неподчинение власти. Это бунт! Ты полагаешь, что подобное можно простить? — он саркастически усмехнулся. — Какое там простить… Хотя бы не заметить. Нет, неповиновение власти должно караться мгновенно и абсолютно беспощадно. В-третьих. Бегство в Неправильный Мир. Ах да, — спохватился советник. — Это вроде бы не запрещено. Но мы просто представить не могли, что найдется сумасшедший… Неписаные законы тоже нельзя нарушать, кара в таких случаях бывает столь же действенной, как и при нарушении законов официальных. А поскольку наказание исходит не от властей, оно зачастую бывает гораздо более жестоким. В-четвертых, — советник загнул очередной палец. — Трое стражников и капитан. Этого тоже нельзя ни забыть, ни простить. Да стоит мне уйти ненадолго, оставив тебя наедине вот с ним, — он кивнул на стражника, — и знаешь, что будет? Вижу, знаешь…

Советник с сомнением поглядел на загнутые пальцы, как бы прикидывая: хватит или еще?

— Все это в совокупности и даже по отдельности означает только одно. Я, конечно, не смогу сжечь тебя четырежды, но вполне в моих силах сделать так, чтобы ты предпочел четырехкратное сожжение тому, что с тобой произойдет. — Он похлопал Тайлона по плечу. — Впрочем, успокойся. Пока я не буду ничего делать. Надеюсь, мы с тобой все-таки договоримся.

— О чем?

Тайлон вскинул голову и едва не закричал. В небе кружила маленькая черная точка. Маленькая, чуть заметная.

— Вот это деловой разговор. Сам понимаешь, тащить тебя связанным в Город настолько трудно, что я предпочту закончить все здесь и сейчас. После чего я отпущу тебя. Сумеешь вернуться домой — твое счастье. А нет… Ну что же, я сделал все, что мог. Такая, значит, твоя судьба.

— Что я должен сделать? — спросил Тайлон, с надеждой глядя в небо. Но точка не увеличивалась.

— Цена твоей свободы — ключ от ракеты.

— Какой… ракеты?

— Как только тебе не надоело притворяться, — брезгливо сказал советник. — Ты очень рискуешь. Вот надоест мне…

— Ладно. Я знаю о ракете, знаю, что она близко. Но я, честное слово, понятия не имею ни о каком ключе.

— Зачем же ты тогда рвался сюда?

— Точно сам не знаю. Да и выбора у меня не было.

Советник поскреб подбородок.

— Тоже резонно. Впрочем, не знаю… С одной стороны, ты вроде бы не лжешь… Но с другой… Не понимаю… Ведь должен быть ключ, должен! Твоя мать знала об этом наверняка, она обязана была предупредить тебя!

Советник схватил Тайлона за плечи и приподнял, вцепившись взглядом прямо ему в глаза. Тайлон заметил, как его зрачки расширились, и тут же почувствовал, как кто-то чужой и грубый врывается в мозг, шарит там, проникая в самые отдаленные уголки, выворачивая все наизнанку.

— Не понимаю, — почти жалобно повторил советник. — Ты действительно понятия не имеешь о ключе! Но в памяти у тебя спрятано нечто, до чего я не смог добраться. Это невозможно, этого никогда не было! Зачем же ты шел?!

— Вероятно, потому, что ракета существует.

— Значит, нарушена подписка… Я говорил этим слюнявым либералам, что нельзя выпускать никого… Разве можно доверять… Кто не с нами, тот против нас. Так нет, пожалели. Одумается… Одумалась… — Советник замолчал, захваченный какой-то новой мыслью. Потом медленно проговорил: — Слушай… Ничего еще не потеряно. Ведь ты можешь иметь ключ с собой, не подозревая, что это ключ. Если лаборатория мнемоники… — он осекся, помолчал и весело подмигнул Тайлону. — Ты ведь многое узнал по дороге. Слишком многое. Это странно.

И Тайлон понял, что никуда он с этой поляны не уйдет, его прикончат здесь же. Найдут ключ, не найдут — исход будет один. И не потому, что советник жаждет сжечь нарушителя законов — это ему совершенно безразлично, наплевать ему и на нарушителя, и на закон. Просто Тайлон помимо воли прикоснулся к какой-то страшной тайне, сам того не ведая, оказался замешанным в чужие дела. И еще советнику не хочется, чтобы Тайлон заговорил в Магистрате, он сам хочет узнать что-то. Похоже, господин советник затеял свою собственную игру, ставкой в которой служит голова не только одного Тайлона.

Черная точка, плывущая в небе, стала крупнее. Тайлону померещилось, что он даже различает силуэт птицы. Или это слезятся воспаленные глаза?

Но снова послышался знакомый свист воздуха в орлиных перьях. Советник вскочил с перекошенным от ужаса лицом, выхватывая из-под рваной мантии какую-то странную изогнутую железку. Раздались грохот и бряканье — с перепугу стражник кувыркнулся в костер и тут же вскочил, истошно вопя и судорожно хлопая себя по бокам. Просаленный камзол начал тлеть…

Огромная тень на мгновение накрыла их. Советник, присев на корточки, вытянул вверх правую руку, перехватив ее запястье левой. Раздались отрывистые щелчки, как будто кто-то ломал толстые сухие сучья. Сморщив нос и оскалив острые белые зубы, отчего стал разительно похож на затравленного волка, рычащего в бессильной ярости, советник выругался и змеей скользнул в кусты.

Стражник продолжал бестолково метаться вокруг костра, пока гигантская лапа с кривыми когтями, более похожими на кинжалы, не пригвоздила его к земле. Тайлон ощутил приступ дурноты при виде слабо дернувшегося тела.

— Чрезвычайно рад приветствовать старого знакомого, встреча с которым служит для меня источником наиприятнейших воспоминаний, — церемонно поклонился Орел.

— К сожалению, лишен возможности ответить на ваше приветствие надлежащим образом, — светски ответил Тайлон.

— Если препятствием тому служат одни только путы, несколько ограничивающие вашу свободу передвижения, то я был бы чрезвычайно благодарен вам, когда бы вы сочли возможным повернуться на бок, ибо в настоящем вашем положении мне будет не совсем удобно устранить оные, поскольку меня терзают опасения причинить вам боль.

Тайлон почувствовал, что начинает погружаться в зыбкую трясину полуобморока. В тот раз он заговорил Орла, сейчас происходило обратное. Чтобы побыстрее покончить с разговором, он повернулся, хотя это было непросто.

Оказалось, что огромный орлиный клюв, способный одним ударом рассечь напополам быка, может работать с точностью резца ювелира. Два тихих щелчка, осторожный рывок — и обрывки ремней упали.

Тайлон поднялся, растирая затекшие запястья.

— Спасибо.

— Оказанная услуга не стоит благодарностей. Давайте мыслить логически: должен же я выполнить свой долг по отношению к тому, кого пока хоть и не рискну зачислить в свои друзья, но к кому мои чувства выходят за рамки общеобязательной вежливости.

Вспомнив об удравшем советнике, Тайлон осторожно спросил:

— С вами ничего плохого не случилось?

— Ты имеешь в виду жалкие потуги этого несчастного дурака? — не совсем интеллигентно переспросил Орел. — С радостью должен вас заверить, что они не причинили, да и не могли причинить мне ни малейшего вреда. Одновременно хочу выразить свою глубочайшую признательность за вашу трогательную заботу.

— Но почему ты помогаешь мне?

Орел задумался.

— Хочется, — неожиданно коротко ответил он. Потом добавил: — Позвольте мне пока воздержаться от ответа на ваш вопрос.

Орел взмахнул крыльями, как всегда сбив Тайлона с ног.

— Покорнейше прошу прощения, — извинился он, взлетая. — И будь осторожнее, я не всегда смогу выручить тебя. А тот, сбежавший, где-то рядом. Мы еще встретимся, помни.

Ракета поражала. Даже в самых безудержных фантазиях Тайлону не рисовалось ничего подобного. Колоссальная стена сверкающего металла протянулась насколько хватало взгляда и вздымалась до самого неба. Невозможно было представить, чтобы такая громадина могла взлететь. Впервые Тайлон оробел, видя, каково было могущество Старого Мира. И впервые он понял, чего опасался Магистрат.

Вытянув руки, неверными шагами, как слепой, Тайлон подошел к ракете и зажмурил глаза.

Дошел!

Когда-то давно, полжизни назад, в начале пути Тайлон попросту не знал, что его ожидает. Сказал бы ему кто — не поверил бы, а поверил — так наверняка не пошел бы. Прав был советник, он кинулся в дорогу от щенячьего задора и избытка сил. И прошел вопреки всем и вся. Хотя почему вопреки? Ему помогали, много помогали. Страшный Неправильный Мир оказался вполне гостеприимным. Но, похоже, и здесь помощь была небескорыстной. И Орел, и Водяной на что-то намекали. Может, именно этим и объяснялось их отношение к нему? Ведь советник, путешествуя по Неправильному Миру, порастерял всю свою стражу… Непонятно только, чего же от Тайлона все ждут? И что ему дальше делать?

Сначала надо бы попасть внутрь ракеты, там разберемся, что к чему. Но где вход?

Тайлон медленно, как во сне, пошел вдоль ракеты, скользя ладонями по металлу. Спохватившись, остановился.

Идти так можно было бы очень долго. Это неправильно… Он почувствовал, как знакомо и привычно застучало в висках, послышался тонкий комариный звон. На этот раз в голове как будто закрутился сверкающий разноцветный шар, завертелся, разбрасывая снопы искр. Тайлон испугался. И шар тотчас погас.

Он перевел дыхание. Во всяком случае теперь он точно знал, куда нужно идти. Повинуясь неслышимому зову, Тайлон повернулся и неловко, как деревянный, зашагал назад, по-прежнему ведя ладонью по обшивке.

Странное слово — обшивка…

Внутренний толчок заставил его остановиться. Прямо перед собой Тайлон увидел переливающийся на солнце, как драгоценный камень, небольшой красный круг. По кругу пробегали волны золотистых искр.

Тайлон внимательно посмотрел на него, круг засветился, вспыхнул, и часть серебристой стены вдруг подалась назад, открывая проход в небольшую комнату. Тайлон оглянулся. Ему померещилось, что где-то снова сверкнул льдистый голубой луч, который он видел однажды… Хотя нет, показалось, просто показалось… Он вошел. Однако никакой второй двери в комнате не было. Тайлон осторожно постучал кулаком по матово-серебристой стене, испускавшей неяркий рассеянный свет. Ничего.

Он робко попросил:

— Пустите меня.

Ничего.

— Откройте!

Снова ничего.

Дошел, называется. Близок локоть, а не укусишь. Но как раз тогда, когда Тайлон, вконец расстроившись, собрался вылезти наружу, чтобы спокойно обдумать положение, на стене проступил небольшой черный прямоугольник, и негромкий приятный голос вежливо попросил:

— Ваш пропуск, пожалуйста.

Тайлон растерялся. Пропуск? У него не было никакого пропуска, и он в этом честно признался.

Тот же голос размеренно повторил:

— Предъявите ваш пропуск, пожалуйста.

Тайлон чуть не заплакал. Знать хотя бы, как выглядит этот проклятый пропуск. Все же какая-то зацепка… И в этот момент он вспомнил слова советника, что может иметь с собой ключ, сам о том не подозревая. Но что у него есть? Тайлон лихорадочно схватил шкатулку, открыл ее, вытряхнул карту. Пластинка… Где она?! Должна быть… Ага, вот… Сейчас, сейчас он попробует… И тогда Тайлон услышал тихий скрипучий голос:

— Отлично. А теперь дай это сюда.

Дернувшись от неожиданности, Тайлон повернулся. В проеме люка — люка?! — четко обрисовываясь на фоне голубого неба, виднелся черный силуэт. Это был советник.

— Быстрее, — поторопил он, покачивая зажатой в руке знакомой кривой железкой, направляя ее в грудь Тайлону.

Тайлон ошеломленно молчал.

— Ты заставляешь меня ждать, — нетерпеливо каркнул советник.

— Вот это? — глупо переспросил Тайлон, поднимая зажатую в кулаке пластинку.

— Именно.

— А зачем она вам?

Советник угрюмо усмехнулся.

— Затем же, зачем и тебе. Посмотреть, что там, внутри.

— Так пошли вместе, — предложил Тайлон, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно наивнее и искреннее.

— Вместе? — поперхнулся советник. — А почему бы… Нет, — спохватился он.

— Я не знаю, что ждет за этой дверью, а ты можешь знать, потому и предлагаешь. Я не могу тебе поверить. Слишком много поставлено на карту, чтобы я мог позволить себе рисковать.

— Чем рисковать? Что ждет? — с отчаянием спросил Тайлон, делая крошечный, совсем незаметный шаг в сторону советника. — За что вы преследуете меня?! Чего добиваетесь? Ведь я же не сделал ничего плохого. Вы-то это знаете… Позвольте мне уйти отсюда, — плачущим голосом закончил он.

— Уйти? Не-ет, — протянул советник. Однако опустил пистолет. Пистолет?! Опять новое слово.

— Но почему?! Объясните же!..

— Да потому, что одно твое существование — смертельная угроза для нас. И то, что ты сумел пробиться сюда, только подтверждает, насколько ты опасен. Но сейчас мы одним ударом устраним обе угрозы — и тебя, и ракету. Без нее вы все станете беспомощны. — Советник самодовольно усмехнулся. Но в голосе его не было твердости.

— Какая угроза?! Я ничего не понимаю…

Еще шажок.

— Разве мать тебе действительно ничего не рассказывала? — не поверил советник.

— Нет.

Советник задумался, потер подбородок, что-то прикидывая. Потом решился.

— Ладно, приговоренный имеет право узнать, за что именно ему вынесен приговор. Понимаешь, если бы ты не добрался до ракеты, у тебя еще остались бы шансы выжить. Я человек не кровожадный, в прошлый раз почти наверняка тебя отпустил бы. А сейчас, когда ты знаешь все, не могу. Я не враг себе, не могу рубить сук под собой…

Объяснялось все донельзя просто. Магистрат немало потрудился, устанавливая нынешние порядки, и совсем не собирался с ними расставаться. Лесные деревни снабжали Город, каждый знал свое место, все шло размеренно и спокойно. Единственное, что могло нарушить благостное равновесие, — это внешнее воздействие. И Магистрат постарался уничтожить самую мысль о возможности внешнего воздействия. Ведь если человек видит звезды, то однажды ему в голову придет сравнить их с собственным солнцем. А раз они так похожи

— значит, там тоже могут жить люди. А там вспоминается история древней родины, появляются новые Джордано Бруно, и так далее. Как помешать подобным мыслям? Да очень просто. Если никто не будет видеть звезд, то никому в голову и не придут крамольные мысли.

…Еще шаг…

Кое-кто утверждал, что Магистрат в угоду себе затормозил развитие Планеты. Такие люди противились прививкам… Была еще одна угроза — ракета. До нее Магистрат добраться не мог. Не было карт Неправильного Мира, не было никакой уверенности в успехе похода. Попытки были. Не раз и не два… Но все рейды кончались одинаково — выделенные отряды пропадали бесследно. Теперь понятно, почему. Советника поражает, как они прорвались. Ведь они встретились, наверное, лишь с одной десятой частью ужасов Неправильного Мира…

Советника передернуло.

Сначала советник не собирался искать ракету, просто ему повезло. Он не верил, что ракета сохранилась, считал ее просто легендой. Все вещи участников Последней Экспедиции уничтожались так тщательно… Но ему дико повезло. Теперь ситуация изменилась, и поменяется кое-что в блаженном мире…

— Так, значит, вы тоже? — робко спросил Тайлон.

— Что — тоже?

— Видите звезды?

Советник снисходительно рассмеялся.

— Конечно, вижу. Я могу и многое другое. Находить дорогу без компаса, читать мысли… и еще кое-что…

— Пользоваться пистолетом и биноклем, — подсказал Тайлон.

— И это тоже, — ласково согласился советник. Но вдруг стремительно побледнел. — Не может быть… Ты не должен этого знать… Неправда, мы никогда не рассматривали эту возможность всерьез… Лаборатория была уничтожена, никого из последнего экипажа не осталось в живых… Генетическая бомба памяти — сказка…

— А может, и мне можно к вам, раз я такой же, как вы? — наивно поинтересовался Тайлон.

Советник судорожно сглотнул и дернул головой, точно воротник стал внезапно ему тесен. Потом принужденно улыбнулся.

— Нет, что позволено Юпитеру… Ты хоть знаешь, кто такой Юпитер? Нет? И не нужно… Что позволено нам, избранным, даже не всему Магистрату… о том простолюдины и мечтать не должны. А ты вдобавок… Впрочем, заболтались мы с тобой. Давай сюда ключ, — он протянул руку.

— Держите!

Тайлон кинул ему пластину, советник невольно дернулся, и в тот же момент Тайлон прыгнул.

Реакция советника оказалась молниеносной — он успел вскинуть пистолет, но Тайлон на лету рубанул его ребром ладони по предплечью. Оружие ушло вниз. Выстрел гулко отдался в маленьком отсеке, и пуля, с противным скрипом пройдясь по стенам, вылетела наружу.

Другой рукой Тайлон ударил советника в подбородок. Голова противника неловко дернулась назад, он мешком рухнул на пол. Тайлон навалился на него, стараясь вырвать пистолет, и они покатились по полу.

Советник был много старше и сильнее, он чаще оказывался сверху, норовя тут же схватить Тайлона за горло. Однако тот, более верткий, всякий раз вырывался, а улучив мгновение, с силой ударил подкованным каблуком по руке, сжимавшей пистолет, припечатав ее к полу. Советник взвыл от боли, пальцы разжались, и Тайлон пинком выбросил пистолет наружу. Однако советник не думал сдаваться. Резко дернув Тайлона за ногу, он снова опрокинул его, стремительно вскочил и бросился к выходу.

Тайлон ринулся за ним, но опоздал. Советник, выпрыгнув из люка, уже подбегал к валявшемуся на земле пистолету. Тайлон похолодел. На пощаду рассчитывать не приходилось.

Но вдруг откуда-то сзади метнулась знакомая черно-белая молния. Советник истошно заорал, тряся в воздухе рукою, но крупный полосатый зверь, вцепившийся в кисть, не разжимал зубов и только злобно рычал.

— Крошка Енот! — радостно выкрикнул Тайлон.

Он вовремя успел подхватить пистолет. Советник с размаха ударил Крошку Енота о землю и стряхнул его. Но было поздно.

Угрюмо набычившись, советник стоял перед Тайлоном, прижимая к груди окровавленную руку.

— Что, победил?! Радуешься?

— Похоже, — согласился Тайлон.

— Рано, — злобно, словно выплюнул, сказал советник. — Ты победил меня одного. Посмотрим, что ты сможешь сделать со всем Магистратом.

— Посмотрим, — Тайлон невольно оглянулся.

Советник усмехнулся.

— Вряд ли это тебе поможет. Ведь ты не умеешь убивать людей. Вот сейчас ты обязан прикончить меня, а ведь не сможешь, духу не хватит. Я даже мог бы попытаться отобрать у тебя пистолет, если бы не опасался, что ты с перепугу выстрелишь… Да, недооценили мы тебя. Точно не знали — и вот результат. Кое-кто еще поплатится за это… — Он махнул здоровой рукой, повернулся и, косолапо ступая, побрел прочь.

Тайлон с трудом поднял ставший вдруг невероятно тяжелым пистолет и передернул затвор. Прицелился.

И опустил пистолет.

Снова поднял.

Советник обернулся, погрозил ему окровавленной рукой и сипло выкрикнул:

— Мы еще встретимся!

— Встретимся, — беззвучно, одними губами, повторил Тайлон.

Он сунул пистолет за пазуху и подбежал к беспомощно лежащему на земле Крошке Еноту. Поднял его, осторожно дунул в нос. Но Крошка не пошевелился. Тайлон испуганно прислушался — сердчишко глухо тукало, то замирая, то лихорадочно трепеща. Медицинский отсек — эти слова сами внезапно вынырнули из глубин памяти. Тайлон опрометью бросился к ракете. Вскочил в переходный отсек, встретивший его словами:

— Предъявите ваш пропуск, пожалуйста.

Тайлон подхватил валявшуюся на полу пластинку и прижал ее к черному прямоугольнику. Что-то скрипнуло, пластинка растаяла, точно прямоугольник проглотил ее, и тот же голос чуть торжественно объявил:

— Добро пожаловать, капитан.

Сухо чмокнув, стена разошлась, и, держа на руках Крошку Енота, Тайлон вошел…

Александр Больных РАДУГА ПОСЛЕ НОЧИ

Утро наступило совсем незаметно, крадучись. Просто тусклая черная ночная сырость постепенно стекла с неба, оставив после себя такую же тусклую сырость, цветом напоминающую серо-белую застиранную занавеску, неопрятную и помятую. Дождь продолжал моросить, реяла мельчайшая водяная пыль, становившаяся заметной, только осев на плаще.

Леа замерла на пороге, уговаривая себя. Выходить страшно не хотелось, но Полезный Труд ждал. Крайне глупое, по ее мнению, мероприятие, однако уклониться от этого переливания из пустого в порожнее было невозможно. Опять несколько часов вони, грязи, бессмысленного тыканья по углам. Немного утешало, что котосетры все-таки живые, любят, когда с ними играют, пусть даже не выпуская из клеток. И они так ласково мурлычут...

Леа вздохнула, поплотнее затянула воротник плаща и отважно шагнула вперед. Но тотчас отшатнулась -- ее чуть не сбил с ног резво шлепавший по лужам глашатай.

-- На площадь! На площадь! -- выкрикивал он, не замедляя шага.

Обрадовавшись хоть какому-то развлечению, Леа пошла за ним. Полезный Труд может и подождать.

Квартальный был страшно зол. Он подпрыгивал на месте, рычал и плевался, а потому почти ничего не сказал, злость помешала. Усы его встопорщились и поднялись едва не выше глаз, щеки налились свекольным соком и стали совершенно такого же цвета, как нос. Квартальный продолжал фыркать и клокотать, как кипящий чайник, от него даже гарью начало попахивать, но долетали по-прежнему лишь отдельные слова:

-- Эти злокозненные... зловредные враги... уважаемый магистрат... отважные советники... грозящая опасность... все, как один...постоянный упорный труд... мудрое водительство... священные принципы... неизменные устои... гордимся... великие вожди... великие достижения... светлое будущее...

Да, развлечения явно не получалось, все это было слышано-переслышано сотни раз, и Леа перестала обращать внимание на невнятное бульканье. Как она заметила, глаза стоящих рядом постепенно становились такими же тусклыми, как мокрое небо, такими вялыми и мутными.

Но вдруг пламенный косноязычный монолог квартального прервал слабым жестом человек в плаще с капюшоном, скромно державшийся поодаль. Незаметный такой, серый, почти слившийся с дождем. Квартальный жалобно пискнул и сник, что здорово удивило Леа, а вперед выдвинулся тот самый незаметный. Под бесформенным обвислым плащом, спускавшимся почти до земли, на мгновение полыхнул пронзительно алый шелк. Советник магистрата? Нет, видимо, кое-что интересное она сейчас услышит.

-- В связи со внезапно возникшей угрозой спокойствию и благосостоянию Города, -- для такой неприметной фигуры голос был на удивление звонкий и твердый, -- высокий Магистрат с величайшим сожалением вынужден объявить о кратковременном введении некоторых ограничений. Несознательные лесовики, подстрекаемые отдельными злокозненными элементами, происхождение которых еще предстоит выяснить, постепенно сокращают поставки продовольствия, забывая свой священный долг. Тем самым они ставят под угрозу неотвратимый рост жизненного уровня Города. Верные слуги высокого Магистрата бдительно следят за гнусными происками, и вскоре будет принят весь комплекс необходимых мер, направленных на ликвидацию последствий чуждых нам происков. Постоянная борьба за дальнейшее повышение количественного и качественного уровня полноценного снабжения питанием народонаселения Города будет продолжена вплоть до полного и успешного завершения. Однако вследствие сочетания ряда объективных факторов неизбежным результатом последствий мер, влияющих на развитие динамики снабжения, будет незначительное повышение цен, являющееся отражением круто возросшего уровня потенциальных потребностей. Оно ни в коем случае не должно рассматриваться как предмет возникновения беспокойства. Магистрат велик и мудр. Он следит за всем. Он видит все. Он денно и нощно думает о вас и за вас. Не подлежит ни малейшему сомнению, что в ближайшее время продовольственные карточки, введенные в связи с предельным обилием предварительно не распределенных продуктов, будут отменены. Кроме того, постоянно блюдя попечение об интересах народонаселения Города, высокий Магистрат с завтрашнего дня вводит дополнительные меры предосторожности, направленные на пресечение нерационального расходования продовольственных изделий. В частности, будет строжайше запрещен откорм домашних кошек, собак и прочего скота, доля которого в потреблении жизненно важных продуктов, инспирируемая несознательными личностями, неуклонно продолжает возрастать с угрожающей скоростью. К виновным будут применяться самые убедительные меры воздействия...

Чтение постановлений Магистрата грозило затянуться, и Леа начала осторожно выбираться из толпы. Полезный Труд ждать не может. А если сейчас на площадь выйдут ее родители...

Ряды многоэтажных аквариумов казались бесконечными. Куда ни глянешь -- всюду в желто-зеленой воде, подсвечиваемой и согреваемой мощными лампами, лениво колыхались усатые морды. Многие котосетры, выбравшись из воды на специально сделанные полочки, дремали, позевывая. Обсыхали, вылизывались.

Увидев Леа, главный смотритель седьмой секции тяжело вздохнул.

-- Опять опаздываешь? Когда-нибудь такая безответственность для тебя плохо кончится.

-- Нашу улицу опять задержал глашатай высокого Магистрата. А потом выступал советник, -- похвастала Леа.

-- Да? -- вяло удивился смотритель. -- И что же стряслось?

Но только Леа открыла рот, чтобы пересказать все услышанное, смотритель махнул рукой.

-- Ладно. Я потом проверю, а вдруг ты просто прогуляла. Не будем терять время попусту, за работу.

-- П-жалста, -- дернула плечиком Леа.

-- Значит так. На сегодня директива действия будет следующая: перекрасить второй и третий блоки в рыжий цвет. Первый, четвертый, пятый и шестой остаются черными.

-- Но краска опять смоется.

-- Никаких. Получишь водостойкую. Кладовщик примерно наказан за покражу, имевшую место.

-- И вообще... Зачем?

Смотритель назидательно поднял палец.

-- От нас потребовали срочно выдать сто килограммов красной икры.

Леа выпучила глаза.

-- Но ведь тогда двух блоков не хватит! Особенно второго и третьего. Там кошки малоудойные! Нужно перекрашивать самое малое четыре блока.

-- Это не твое дело, -- отрезал смотритель. -- Мне виднее.

-- А еще у меня распылитель плохо работает.

-- Тебе все отговорки, лишь бы не работать. Это плохо кончится! Ты должна в этом месяце отработать еще три дня, а не то в школу будет направлен соответствующий документ и будут сделаны надлежащие выводы. Вообще в последнее время я заметил за тобой дурную привычку пререкаться и всячески обсуждать приказания. Наш аквариум -- не место для разглагольствований, здесь работают! Впрочем, я пришлю техника, он проверит распылитель. Но смотри у меня! Я помню, как ты в прошлый раз не отмыла бачок, в результате икра получилась зеленоватая. Все пришлось выбрасывать. Смотри! Начинай работать немедленно. Держи, -- смотритель сунул ей в руки банку с красной краской.

-- Хорошо, -- только и успела сказать Леа, глядя на удаляющуюся важную спину.

Потом она довольно фыркнула. Убрался наконец. Мурлыча под нос веселую песенку, Леа направилась ко второму блоку. Мыть баллон распылителя она, конечно же, не собиралась. Охота пачкаться! Опрокинула туда банку с краской, пару раз пустила в воздух цветную струю. Вроде бы ничего, не слишком отличается от красной. Потом посмотрела грустно на блаженствующих котосетров. Вот жизнь... Ешь да спи... И как их много... Но выполнять распоряжение все-таки необходимо. Вздохнув, она открыла сетчатую дверцу и решительно сунула руку по самое плечо в мутную, дурно пахнущую воду. Схватив безмятежно спящего котосетра за шкирку, выволокла его наружу, встряхнула пару раз, чтобы вода скатилась с шерсти. Грубо разбуженный зверь хрипло замяукал, всполошив обитателей остальных аквариумов. Он вертелся и брыкался, мокрый загривок едва не выскальзывал из пальцев. Котосетр даже попытался полоснуть Леа когтями по рукам. Что поделаешь, никому не нравится, когда его красят из пульверизатора, да и нитрокраску котосетры переносят плоховато. Но Леа уже направила едко пахнущую струю прямо в лоб зверю. Тот зажмурился, прижал уши и затих. Краска хорошо ложилась на мокрую шерсть, однако Леа на всякий случай помотала котосетра в воздухе, чтобы быстрее сох, и когда, он окончательно успокоился, швырнула обратно в воду. Котосетр недовольно взвизгнул, бешено закрутил хвостом, взбивая пену, метнулся в дальний угол аквариума, замер и сердито засверкал на Леа выпуклыми зелеными глазами. Однако она уже забыла про него и открывала следующую клетку.

Перекрашивая котосетров, Леа озабоченно отметила, что их шерсть от множества слоев краски стала грубой и жесткой. А это означало, что икра может потерять свой нежный тонкий вкус, снова пойдет второй сорт... Опять неприятности, смотритель разворчится, когда она скажет, что пора брить зверей. Бритые не доятся... Один раз смотритель попытался отмыть их какой-то химией... Лучше не вспоминать, как воняла икра... Упадут надои, смотритель произнесет речь об улучшении повышения достижений... Ох, опять в полоску получился, снова черно-красная икра пойдет. Перекрасить поскорее, пока не пришел кладовщик с обещанными банками.

-- М-мя...

Нет, положительно сегодня день неожиданностей.

Леа удивленно посмотрела вниз. Кто там вырвался на свободу? На полу сидел котенок. Крупный, больше любого котосетра, но котенок.Он прищурил еще немного мутноватые раскосые глазенки, приоткрыл розовый ротик, в котором мелькнули изрядные клыки, и снова тихонько мяукнул.

Только сейчас Леа различила, что в нем нет ничего от котосетра. Пушистая рыжеватая шкурка покрыта темными пятнышками, задорно поднятый хвостик был довольно коротким, ушки заканчивались бодро торчащими кисточками. Зато лапы... Их хватило бы на троих таких котят.

-- Ты кто? -- растерянно спросила Леа.

Котенок вместо ответа подошел к ней и потерся о ноги. Но когда она, растрогавшись, захотела поднять его на руки и погладить, звереныш прижал уши и предупреждающе зашипел, отмахиваясь лапой. Коготки вполне соответствовали размерам лап.

-- Вот ты какой...

Котенок не отпирался. Да, он такой. Хищник. Но приласкаться любит. Он снова потерся о ноги, мяукнул и запрыгал прочь. Удивленная, Леа пошла за ним. Раньше она никогда не видела таких котов. Кого-то он ей напоминал, но вот кого? Котенок свернул в узкий проход, где шли трубы с горячей водой. Леа в сердцах бросила распылитель и пустилась в погоню. Залезет еще куда-нибудь, выволакивай потом из щелей. К тому же, несмотря на приказы Магистрата, ей вдруг очень захотелось иметь дома вот такого котенка. Звереныш, постоянно оглядываясь, словно приглашая Леа за собой, юркнул в узкий лаз, обычно закрытый стальной дверцей. Но сегодня обслуживающие аквариум техники, видимо, сильно спешили. Леа отважно нырнула в темноту, забыв о грозной табличке "Не входить", красовавшейся на дверце.

Итак, таинственная закрытая дверь. Невольно вспоминалось множество ужасов -- Синяя Борода, заколдованные подземелья, клады, Альберих... Но все оказалось куда прозаичнее. Узкий и низкий коридорчик, по которому пришлось ползти, скрючившись, противно пахнет паутиной и горячей пылью, левый бок обжигает раскаленная труба, она наверняка оставляет на комбинезоне ржавые полосы... Так что Леа очень обрадовалась, когда коридорчик, наконец, кончился.

Она попала в большой зал, гораздо больше, чем ее седьмая секция. Вместо множества маленьких аквариумов здесь был сделан один огромный бассейн, в котором плавно колыхались буро-зеленые водоросли. Среди стеблей мелькали чьи-то зазубренные хребты. Драконы?

Леа замерла.

Из воды высунулось длинное вытянутое рыло, под которым виднелось что-то вроде усов, плеснул серповидный хвост, показалась могучая спина, усаженная не то крупной чешуей, не то костяными щитками... Немудрено, что Леа ошиблась, приняв незнакомую рыбину за дракона. Но это была всего лишь рыба, пусть очень большая, в два человеческих роста, но рыба. Да, ее не посадишь в стеклянный ящик, ей бассейн нужен.

Больше ничего интересного из бассейна не появилось, и Леа зашагала к полутемному коридору, куда, как ей показалось, шмыгнул котенок. Нужно поскорее поймать его, а то вернется смотритель, увидит, что никого нет, опять Леа получит выговор. Она бесшумно скользила мимо белых дверей, украшенных непонятными надписями. Все буквы знакомы, а слова не складываются. Логия, синхро, экзо, мета. Язык сломать можно, тарабарщина какая-то.

Навстречу ей медленно поплыл черный силуэт. Леа прижалась к стене, надеясь, что ее не заметят. Находиться здесь ей не полагалось, если поймают, то неприятности будут куда серьезнее, чем в седьмой секции. И действительно, погруженный в свои мысли человек прошел мимо. Леа аккуратно шагнула дальше... Ох уж эти неожиданности... И кувырком полетела на пол. Внезапно открывшаяся дверь крепко стукнула ее по лбу.

Сидя на полу, она ошеломленно моргала, пытаясь разглядеть, кто же появился в световом прямоугольнике.

-- Я, кажется, ушиб тебя? Ай-яй-яй... Неловко получилось.

-- Нет, спасибо, ничего. -- Она старалась говорить как можно уверенней, чтобы показать, что она здесь своя. Поднялась, повернулась и, не спеша, пошла назад к бассейну.

-- Извини, пожалуйста.

-- Нет, ничего, -- повторила она. -- Это я была неосторожна.

И только спустя некоторое время человек спохватился:

-- Девочка, подожди. Кто ты?

Леа, не отвечая, пошла чуть быстрее. Самую малость, чтобы было незаметно.

-- Стой!

Теперь она пошла крупным шагом, почти побежала. Вот уже показалась поблескивающая в бассейне вода...

-- Тр-ревога! -- завопили сзади. Судорожно захлопали двери, послышался топот множества ног. Леа припустила вовсю. Но счастье ей изменило окончательно. Едва она вбежала в помещение бассейна, как ее схватили жесткие руки.

-- Попалась!

-- Держи крепче! -- отозвались из коридора.

Сейчас она разобрала, кто это был. Высокие стройные молодые люди в белых халатах. Они столпились вокруг Леа, недоуменно ее разглядывая.

-- Кто это?.. Дикари... Не может быть... Жители... Куда смотрит охрана... Дармоеды... Магистрату не понравится... Шефу наплевать... Мэр взбесится... Разоблачение... Первый советник...После путешествия... Новый прокол...

Потом все умолкли и расступились. Вперед вышел седой плотный мужчина в таком же белом халате.

-- Вот, поймали злоумышленника, -- неестественно весело отрапортовал здоровяк, держащий Леа.

-- Интересно, -- вяло сказал седой. -- Мои лаборанты нашли себе занятие, в генетической лаборатории вкошки--мышки играть.

-- Никак нет, господин магистр, -- отрапортовал побледневший здоровяк. -- Соблюдаем режим.

-- Это соседи решили сэкономить на охране, -- добавил кто-то сзади. -- За стеной находится котосетровая фабрика, наш потребитель. Она, вероятно, оттуда.

Седой скривился.

-- Кошки--осетры. Наша продукция... Впрочем, об этом мы поговорим.

-- А-а!! -- неожиданно взвыл державший Леа лаборант. Его пальцы разжались, и он шарахнулся в сторону. Одна штанина у него была разодрана в клочья, на пол падали красные капли.

Леа не успела удивиться, как в руках магистра уже рычал и бился тот самый котенок.

-- Нашелся, пролаза, -- хмыкнул кто-то, и все разом заговорили.

-- Настоящая рысь... Я не думаю, что это действительно так... Генетики из третьего отдела постоянно втирают очки... Жесткое излучение не способно произвести...

-- Вот уродец...

-- Побочный продукт, брак. Вместо котосетра -- рысь.

-- Нет, позвольте, животное необходимо исследовать. А что, если это реставрация?

-- Ошибка производства!

-- Хватит, -- сказал магистр. -- Девчонку вышвырните вон, а эту тварь киньте рыбам, пусть пообедают.

Неожиданно для себя самой Леа кинулась на магистра и заколотила его кулаками по груди.

-- Не смейте! Отпустите его! Он маленький!

Опешивший магистр выронил рысенка, который не замедлил вцепиться в ближайшую ногу. Когда суматоха улеглась, магистр приказал:

-- Обоих ко мне, там разберемся.

-- Но с девчонкой как-то неловко. Это все-таки житель Города, -- робко возразили белые халаты.

-- Исполнять! -- металлическим голосом рявкнул магистр.

А вскоре начались и долгожданные чудеса, хотя в этот момент Леа была менее чем когда-либо расположена встречаться с ними. Ее тащили по длинным запутанным коридорам, мелькали облупившиеся стены, тусклые лампы. Коридоры постепенно менялись. Облезлая штукатурка превратилась в ноздреватые каменные плиты, а выстланный пластиком коридор завершился винтовой лестницей, точь-в-точь как в старинном замке. Крутые ступени были вытерты почти наполовину и выкрошились, из всех уголков выползали бледно-зеленые пятна плесени. Однако освещалась лестница не трещащими смоляными факелами и не вонючими масляными светильниками, а вполне современными лампами дневного света. Леа вспомнила, что в седьмой секции стояли обычные, постоянно перегорающие. А здесь на лестнице...

И ее впервые пробрал озноб. Приключение переставало нравиться, она поняла, что попала в подземелья ратуши, откуда мало кто выходил. Да и тащили ее лаборанты как-то странно. Не то чтобы грубо, а равнодушно, словно деревянную.

Но главные неожиданности были впереди.

Массивная железная дверь, рыже-коричневая от ржавчины, распахнулась на удивление легко и бесшумно. Леа зажмурилась, когда в глаза ударил яркий, почти солнечный свет. Вместо закопченого сводчатого подвала, которым должна была закончиться лестница, она оказалась в большом белом зале, напоминавшем бассейн. Так это и есть зловещие подземелья ратуши?

-- Рысь -- в клетку, девчонку -- в лабораторию, -- распорядился магистр.

-- У вас происшествие, магистр? -- поинтересовался высокий худой человек в красной мантии. Его правая рука висела на перевязи.

-- Слабо отработанная технология, -- недовольно буркнул магистр. -- Получили вместо котосетра и не решились сразу ликвидировать. Играли, ласкали... Рука не поднялась. Вы же знаете, советник, как я сентиментален.

-- Ваше доброе сердце известно всем, -- немного странным тоном согласился советник.

Леа выпучила глаза. Побитый советник, надо же! Их обычно из ратуши не выманишь, а тут руку сломали.

-- Кроме того, мы надеялись использовать полученную удачную комбинацию генов в дальнейших исследованиях. Нужно ловить самый ничтожный шанс реставрации первоначальной экосферы. Никто не может уверенно предсказать, в какой момент нам понадобятся те или иные животные. Мы обязаны быть наготове.

-- Понадобятся ли?

-- Не возвращайтесь к старым спорам, советник. Не время и не место.

-- Вот вы как заговорили...

Магистр ехидно усмехнулся.

-- Судя по вашей руке, происшествия случаются не только в бурлящей и неспокойной лаборатории генетики, но даже в тихом и сонном отделе безопасности.

-- Напрасно смеетесь, магистр, -- кисло выдавил советник. -- Это происшествие еще заставит всех нас потерять сон. Вас в том числе.

-- Вряд ли, -- самоуверенно возразил магистр. -- Я никогда не страдал расстройствами нервной системы.

Советник прищурился, испытующе поглядел на магистра и сказал:

-- Нашлась ракета.

Маска невозмутимости в одно мгновение слетела с лица магистра.

-- Где?!

-- К величайшему сожалению, именно там, где мы и предполагали.

-- Проклятье! Это точно?

-- Я видел ее так же, как сейчас вижу вас.

-- Трудно же ее будет заполучить, -- вздохнул магистр. -- Но ничего. Главное, что вы ее обнаружили.

-- Вы немного рано прицеливаетесь.

-- Вы хотите сказать, -- недобро прищурился магистр, -- что ракета останется в руках вашего отдела?

-- Она вообще не попадет в руки Магистрата.

-- Это как?

-- Ракету нашел не я один. Настоящий хозяин сделал это одновременно со мной. И за такой камуфлет вам придется отвечать.

-- Советник, у вас жар.

-- Нет, магистр. Виной всему ваша хваленая сентиментальность и чувствительность, -- снова вспылил советник. -- Вспомните, что произошло в вашей лаборатории двадцать лет назад. Почему вы были против преследования беглецов?

-- Потому что никакие силы не помогут нам научиться управлять ракетой. Еще тогда я предвидел сегодняшний день. Работы над генетической бомбой памяти дали совершенно неожиданный результат -- пробуждение профессиональных навыков у прямых потомков космолетчиков. И я считал себя не вправе пытаться медикаментозным либо психодинамическим способом повлиять на этих людей. Мы рисковали потерять все, без малейшей гарантии вновь получить. Конечно, вы предпочли бы отдать их своим костоломам. У меня иные методы. В человеческую психику нельзя лезть с дубиной.

-- Ну, вот и получили...

-- Это ваша система наблюдения дала сбой.

-- И что будет теперь, если вся мощь этой машины обрушится на Город? Что останется от ваших деликатных методов, от вашего гуманизма, от вас самих?

-- У нас есть, чем ее встретить, ведь мы не теряли времени даром. Технический отдел сполна отрабатывает свое привилегированное положение. А кроме того, я полагаю, этого не произойдет. Даже больше -- я уверен. Ладно, это застарелая язва, не будем ее растравлять. Вот когда наши опыты подойдут к концу, и мы научимся свободно манипулировать сознанием, тогда можно будет попытаться самим предпринять активные действия против ракеты.

-- Скорей бы, -- вздохнул советник. -- А это что за девчонка?

-- Спрашивайте у своих дураков. Мы поймали ее в осетровом питомнике.

-- Паюсной икорки захотелось? -- ухмыльнулся советник, но тут же спохватился. -- Ка-ак? Что же такое творится? Если всякие разные будут знать...

-- Вот потому мы и захватили ее с собой.

-- Благодарю вас, магистр. Мы сегодня же займемся ею. Выясним, кто ее подослал и с какой целью.

Леа похолодела.

-- Нет-нет, советник, -- помахал ладонью магистр. -- Вы ее не получите.

Но советник не слушал его. Он трижды хлопнул в ладоши, и за спиной у него выросли двое стражников. Вместо привычных алебард они держали странно изогнутые металлические трубки. Ноги у Леа обмякли, и она бессильно обвисла на руках тащивших ее лаборантов. Однако магистр не был расположен уступать кому-либо. По его знаку четверо лаборантов выступили вперед, заслонив собой Леа. Из-под халатов у них моментально появились точно такие же трубки. Советник, налившись кровью, сорванным голосом потребовал:

-- Отдайте девчонку мне. Это прерогатива отдела безопасности -- расследование криминальных покушений на спокойствие и безопасность Города.

-- Да не было ничего. Ни криминала, ни покушения.

-- А девчонка?

-- И ее не было.

-- Вот оно что, -- протянул советник.

-- Конечно. Давайте не будем затевать перестрелку прямо в ратуше. Это будет предельно глупо. В конце концов, мы преследуем одну цель. Так стоит ли ссориться из-за того, каким именно путем эта цель будет достигнута? Тем более, что на девчонку у меня свои виды. Мне не хватает лабораторного материала.

-- Хорошо, магистр. Встретимся позднее, на заседании. Там и договоримся окончательно.

-- Я всегда с радостью убеждаюсь, советник, что голос разума в вас необычайно силен.

-- К тому же нам совсем не нужен лишний скандал, -- согласился советник.

Он уже повернулся, чтобы уходить, как позади раздался отчаянный вопль. Оказалось, рысенок опять освободился и пустил в ход зубы и когти. Рассвирепевший звереныш не думал даже пытаться удрать. Напротив, он, словно маленькая фурия, кинулся на державшего Леа лаборанта и с размаху полоснул его когтями по шее. Что тут началось...

Рваные клочковатые полосы тумана, бесшумно извиваясь, ползли по земле, как исполинские змеи. Они приближались и замирали, готовясь к броску, приподнимали косматые головы и неуловимым движением оказывались совсем рядом. Их влажные, холодные кольца обвивали Леа, заставляя невольно вздрагивать... и бесследно таяли. Только перед глазами продолжала плыть неровная серая пелена, закрывая все вокруг. Иногда пелена редела, в ней появлялись просветы...

...тусклое серо-свинцовое солнце краем почти касалось металлически поблескивающей равнины. Казалось, оно не за горизонтом скрывается, а ныряет в бездонный колодец. По всей равнине были расставлены прямоугольные коробки из белесого камня. Равнина на мгновение осветилась пронзительной зеленоватой вспышкой, и коробки начали оплывать, словно воск на горячей плите...

...вихри серого тумана постепенно белели, рассыпаясь на мириады белоснежных... нет, просто на мириады снеговых точек-искорок. С протяжным посвистом --шипением метель неслась над промерзшей до ледяной каменности равниной, ломая потерявшие от мороза гибкость стебли высокой травы. В бело-серой круговерти вдруг вспыхивают два зеленых огня. Опасность? Нет...

Кончилось все так же внезапно, как началось. Снова Леа оказалась в неудобном жестком кресле, пристегнутая к нему ремнями. На голову неприятно давил тяжелый металлический шлем, от которого отходили сотни разноцветных проводов.

Магистр отвернулся от экрана и устало потер слезящиеся глаза. Потом тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

-- Ну, все поняли?

После некоторого молчания один из лаборантов неуверенно заметил:

-- Это ничего не доказывает.

-- Пистолетом вы владеете лучше, чем логикой, -- отрезал магистр.

-- Но этого не может быть, -- упорствовал лаборант.

-- Нам так выгодно считать. Все хорошо, а если и случаются провалы,так это единичное случайное явление. Кроме того, помнится, именно ваш сектор отрабатывал программу запрета. Отработали, отшлифовали. Ведь вы докладывали именно так?

-- Расшифровка неоднозначна, -- лаборант хоть и побледнел, но не сдавался. -- Вспомните город.

-- Помолчите, -- равнодушно махнул рукой магистр. -- Нужно уметь признавать свои ошибки. Упорствуя в заблуждении, можно стократно усугубить вред и даже сделать его непоправимым. Если же вовремя правильно оценить события, поражение можно превратить в победу. Признаем прямо -- центр страха перед природой функционирует нестабильно, на грани срыва. Это косвенно подтверждается ее обращением с проклятой рысью. Зондирование подтверждает, что искать спасения в Городе она не будет... А сама рысь? Вспомните, она пыталась помочь девчонке. Зверь лучше любого прибора чует, кто ему друг, а кто... нет. Так что, мои дорогие, нужно не искать оправдания, а принять этот прискорбный факт как данные сверху исходные условия и работать дальше. Выход должен найтись. Тем более, что я пока не собираюсь информировать об этом советников. Пусть пребывают в блаженном неведении.

-- Может, все-таки следует им сказать?

-- Не спешите. Не время. Первый советник рассчитывает на стражу, на шпионов. Ладно. Мы покажем им, кто в замке король. Но это позднее. Глупо заниматься сведением счетов, сидя на готовом взорваться вулкане. Прежде всего нужно обеспечить прочный, надежный тыл. Междоусобица в критический момент смертельна. Необходимо уметь обуздывать желания. До времени! Тем более, что неудачи пошли одна за другой.

-- Но...

-- Нет! -- перебил магистр. -- Займитесь рысью. Это наш недосмотр. Выясните причины, мутагенный фактор.

-- Слушаюсь!

-- И проверьте возможность закладки программ управления в нее тоже.

-- Слушаюсь.

-- После совещания у мэра я вернусь, обсудим наши перспективы. Девчонку подготовьте получше. Пентотал, скополамин, церебронал. Отвечаете за это головой. Она должна стать чистым листом, на котором я напишу свои слова! Если она там брякнет что не надо... Помните, первый советник готов сожрать нас с костями. Спит и видит себя в кресле мэра, куда путь идет по нашим головам. Он-то не будет вести себя как нынешняя марионетка.

Окна в парадном зале ратуши были высокими, локтей пять, не меньше. Однако в зале было темно. Может потому, что частый свинцовый переплет со множеством мелких стекол почти не пропускал света. А может потому, что пропускать было нечего: на улице царил привычный сумрак, моросил мелкий дождь, и вообще было непонятно -- утро ли, вечер или даже ночь.

Факелы сухо потрескивали, пуская тонкие струйки черного дыма, с шипением срывались капли горящей синеватым пламенем смолы. Советник, сидевший справа от мэра, поправил мантию и поморщился -- видимо перевязанная рука продолжала болеть -- потянул носом и недовольно сказал:

-- Традиция -- это великолепно. Но не обязательно же цепляться за них в мелочах. Мне этот дым глаза выел. Уж здесь можно было бы сделать более приличное освещение.

Мэр важно кивнул пышным париком.

-- Вы совершенно правы, господин первый советник.

-- На худой конец можно перенести совещание ко мне в лабораторию, --добавил магистр, зябко ежась. -- Там, по крайней мере, не так дует.

Леа сонно качнулась, чуть не упала, но все-таки удержалась на ногах. Она безразлично взглянула на сидящих за длинным столом, покрытым красной бархатной скатертью, расшитой золотом. Позолоченные бронзовые подсвечники казались отлитыми из чистого золота. Все было пышно, богато и красиво. Во главе стола расположился его превосходительство господин мэр -- толстый румяный старичок, не потерявший, однако, живости движений, хотя пустой взгляд выдавал, что прошедшие годы все-таки не канули бесследно. Его мантия была оторочена белым мехом с черными искрами.

Справа от него находился уже знакомый Леа первый советник магистрата, бережно нянчивший перевязанную руку. Слева -- высокий худой человек с нездоровой желтой кожей лица, припорошенной крошечными черными оспинками. Судя по красной мантии, он тоже был советником. Магистр не изменил белому халату.

-- Меня удивляет ваше легкомыслие, господа, -- проскрипел второй советник. Голос у него был соответствовал внешности -- нездоровый, задыхающийся.

-- Почему? -- ласково осведомился магистр.

-- Это совершенно необходимо, причем не столько для нас, представителей системы управления, сколько для простонародья. Внешне мы не имеем права сильно отличаться от них. Иначе это вызовет сильнейшее раздражение простолюдинов, и трудно предсказать его последствия.

-- Пусть ненавидят, лишь бы боялись, -- полыхнул глазами первый советник. -- Меня не пугает возмущение так называемого народа.

-- Вы настолько уверены в прочности своего положения? Только чувствуя за спиной большую силу, можно позволить себе говорить так, -- заметил второй советник. -- Я предпочитаю опираться на внутренние императивы, а не на средства подавления и оружие. Во всех правилах и установлениях, пусть даже самых бессмысленных, заложена глубокая суть. Нам необходимо, чтобы каждый простолюдин ощущал наличие этой сути, знал, что за ней следят непрестанно, неусыпно и непреклонно. Что малейшее несогласие с нею будет неотвратимо и жестоко караться. Следя за этим, мы первые подаем пример соблюдения кодексов. Мы должны приучить народ делать вещи, единственный смысл которых заключается в их полнейшей бессмысленности. Вот тогда простолюдин наш, мы можем делать с ним все, что захотим. И все то, что мы делаем на глазах у него, даже самые бессмысленные поступки, есть признак одежды на голом короле. Необходимо заставить простолюдина восхищаться пышностью одеяния короля.

Мэр растерянно похлопал глазами и промолчал.

-- Пуля сильнее слова, -- поморщился первый советник.

-- Не думаю, -- возразил магистр.

-- Вы правы, хотя и держитесь особой точки зрения на эффективность различных способов убеждения, -- поддержал его второй советник. -- Но в любом случае я полагаюсь на ваших лаборантов, а не на стражников господина первого советника.

-- Еще бы, -- усмехнулся первый советник. -- Они так ловко орудуют пистолетами... Куда там моим увальням.

-- Как идут ваши работы? -- спросил второй советник у магистра. --Ведь вы не зря притащили сюда этот экспонат. Вы никогда ничего не делаете просто так. Хотите похвастать новыми достижениями?

-- Не совсем.

-- Повиниться в ошибках?-- съехидничал первый советник.

-- Тоже нет. О ней немного позже, пока о более насущных делах. Завершается работа над программой "Город". Обработка населения проводится все более форсированными темпами. Мы наконец добились перевода страха перед природой на уровень генетического кода и вскоре сделаем заключительный рывок.

-- Разделяй и властвуй, -- хохотнул второй советник. -- Тогда горожане ни за что не столкуются с лесовиками.

-- Совершенно верно. Агорафобия и клаустрофобия исключают друг друга. Но мне нужна более эффективная помощь первого советника. Постоянная, ежедневная, настойчивая, целеустремленная обработка должна помочь закрепить сформированный образ врага. Ваши глашатаи слишком ленивы.

-- Хорошо, -- кивнул первый советник. -- Мы учтем это.

Мэр сделал умное лицо.

-- Правильно. Накажите их.

-- Теперь об изменившейся ситуации, -- не обращая на него ни малейшего внимания, продолжал магистр. -- Ракета должна быть в наших руках любой ценой. Это совершенно очевидно. Вопрос лишь в том, с какими целями мы будем ее использовать.

-- Уничтожить наследие черных времен, -- брякнул мэр. --Незыблемость! Порядок! Установление!

-- Да, конечно, -- утешил его первый советник. -- Стоит ли использовать ее для нашей эвакуации?

-- Наше положение так плохо? -- невинно спросил магистр.

-- Не цепляйтесь к словам!

-- Конечно, уровень жизни у них сейчас намного выше, чем здесь, -- вздохнул второй советник.

-- Но будете ли вы там советником магистрата? -- ядовито осведомился первый советник.

-- Скорее музейным экспонатом, -- уныло ответил магистр. -- Или пациентом сумасшедшего дома.

Второй советник скривился.

-- Это даже не вопрос для обсуждения. А будем ли мы пытаться установить связь?

-- Нет! -- выкрикнул первый советник. -- Это приведет к тем же результатам.

-- Значит, средство устрашения, -- подвел итоги магистр. -- Угроза, которая действует тем, что существует.

-- Вы говорите так, словно ракета уже у вас в руках, -- вздохнул второй советник.

-- Техника -- это ваша епархия, -- парировал магистр.

-- Сейчас ею командует тот полоумный мальчишка, -- при этих словах первого советника передернуло. -- И не обрушит ли он эту угрозу на наши головы?

-- Он не мог овладеть всеми механизмами ракеты за такой короткий срок, -- уверенно возразил второй советник.

-- Если бы не кое-чьи старания, -- первый советник кивнул в сторону магистра, -- я разделил бы вашу уверенность.

-- Люди -- это мое, -- туманно ответил тот.

-- Вы обещаете? -- недоверчиво прищурился второй советник.

-- Я недаром так берег их психику. Вместе с профессиональными навыками должны были проснуться и некоторые нравственные запреты.

-- Это вы хотите проверить экспериментальным путем? -- не унимался первый советник.

-- Вы гарантируете? -- в упор спросил второй советник.

-- Своей головой, -- твердо ответил магистр.

-- Абсолютно правильно, -- согласился мэр.

-- Но ведь под влиянием Неправильного Мира эти запреты могли ослабнуть, -- предположил первый советник.

-- Еще неизвестно, кто на кого сильнее влияет, -- пожал плечами магистр.

-- И что из этого следует? -- спросил первый советник.

-- То, что системой самых простых мер, скажем, наличием заложника, его можно заставить делать все, чего мы захотим.

-- Но я предпочту подкрепить ваши действия своими доводами, -- добавил второй советник.

-- Так будет лучше, -- кивнул магистр. -- Дублирование не помешает.

-- С этим вопросом мы закончили, -- сказал первый советник. -- Теперь, кажется, остается выяснить только одно. Зачем вы приволокли сюда девчонку?

-- Запомните ее получше, -- магистр широким жестом указал на Леа. -- Это наша козырная карта, наша отмычка. Мальчишка владеет ракетой.Тем лучше! После глубокого цереброзондирования я выяснил, что она тоже сохранила кое-какую память о ракете. Парень нам не так уж и необходим. Лишь бы он впустил девчонку туда, а потом... Она поможет нам и добраться до ракеты, и овладеть ею.

-- Но вы только что говорили... -- начал было первый советник.

-- Иногда я могу заставить человека сделать то, чего он даже в мыслях не имел. Но я не злоупотребляю своими возможностями.

Первый советник пристально посмотрел на магистра и промолчал.

Магистр вдруг достал из кармана халата хрустальный шарик, пронзительно засверкавший таинственным светом, и поднес его к глазам Леа. Она хотела было зажмуриться, потому что лучи кололи глаза, словно раскаленные иглы, но не сумела, веки не повиновались. У хрустального шарика внезапно выросло множество извивающихся щупалец, они охватили голову Леа и, причиняя нестерпимую боль, начали прогрызаться сквозь череп. Она закричала, забилась, однако сверкающий паук был сильнее.

... снова плыл белый туман. Будто исполинский удав, он стискивал ее влажными кольцами и что-то вкрадчиво шептал на ухо.Перехватывало дыхание, внутри все замирало, кружилась голова, страшно хотелось вырваться и убежать, но змея не отпускала. Она шептала, шептала, шептала...

Стражники жутко спешили. Они гнали лошадей галопом, то и дело нахлестывая их плетьми. В деревнях останавливались только чтобы переночевать, днем -- чтобы напоить лошадей. Связанная Леа валялась на дне повозки. Ее било и мотало на ухабах, сильно швыряя на борта. Хорошо еще капитан стражи приказал постелить немного трухлявого сена и тряпья. После этого он счел свои заботы о пленнице законченными и принялся выполнять приказ -- доставить Леа в Неправильный Мир как можно скорее. Зачем? Что-то ей вспоминалось, но когда она принималась думать об этом, у нее сразу начинала страшно болеть голова. Приходилось бессмысленно следить за прыгающими в небе облаками. Похоже, что это отрывались куски от висевшей над Городом грязно-серой шапки, которая была видна издалека. Безошибочный указатель любому путешественнику как найти Город.

О-ох! Опять рытвина... К исходу первого дня этой лихорадочной скачки у Леа все бока были в синяках, пронзительно саднили содранные веревками руки. Капитан хмурился, поглядывая на нее, но продолжал гнать отряд с прежней скоростью.

К счастью, благодаря его усердию, путешествие оказалось недолгим. Жуткая тряска вызывала у Леа приступы тошноты, беспорядочное мелькание над бортами повозки хилых деревьев с листвой, напоминавшей высохшую лягушачью кожу, заставляло жмуриться. При виде широких полей ей казалось, что земля уходит у нее из-под ног, и она проваливается в бездонную яму. Низенькие, скрюченные и вонючие жители деревень внушали ей чувство омерзения. Впрочем, эти ее ощущения вполне разделяли стражники, так что ей было не слишком одиноко. Да и в воздухе с каждым днем все отчетливее слышалось...нет, не запах... какая-то неописуемая словами смесь ненависти, страха и боли... Видимо, это и было дыхание Неправильного Мира.

На третий день деревни пропали. Унылые зелено-коричневые холмы становились все ниже и ниже, сочную яркую траву постепенно сменили ржавые камыши, откуда-то прилетели полчища комаров. Даже солнце не могло их прогнать, потому что над отрядом по неведомой причине постоянно висели облачка. Стражники, целиком занятые войной с крылатыми кровопийцами, ничего не замечали, ни на что не обращали внимания, тогда как у Леа слезы выступали от нараставшего в груди ощущения тревоги и ужаса. Капитан, оказавшийся более чутким, чем стражники, на мгновение взглянув на нее, приказал развязать ей руки.

Самого перехода Леа не заметила. Не вспыхнуло рядом жаркое пламя, не полетели с истошными воплями стаи кошмарных чудовищ, не разверзлась земля. Ничего не произошло, разве что пропали наконец надоедливые облака. А так... По-прежнему неровная грязная дорога петляла между жирно поблескивающими бронзово-зелеными лужами, утыканными по краям мясистыми глянцевитыми стеблями осоки. По-прежнему надоедливо звенели мириады комаров, стражники с руганью хлестали себя по щекам. Но вот почему-то ни один комар не попытался напасть на Леа. Измученные лошади устало переступали по чавкающей грязи, уже никак не реагируя на удары плетей.

К Леа вдруг пришел покой. Разом схлынули все тревоги и заботы, испарился страх, исчезло напряжение. Словно лопнул застарелый гнойник, сверлящая боль пропала, сменяясь облегчением, почти радостью. Зато стражники начали нервничать. Им не по душе пришелся воздух Неправильного Мира -- втягивая его расширенными ноздрями, они вздрагивали и лязгали зубами. Ехавший справа от повозки стражник крепче сжимал арбалет и поминутно оглядывался, точно ожидал внезапного нападения. Ехавший слева передвинул на поясе ножны меча, чтобы удобнее было его выхватить. Капитан теперь держался вплотную к повозке и пристально следил за Леа, хотя и так она не имела ни малейшего шанса удрать.

Леа попыталась было понять, что происходит. Но тут же острый укол в висках заставил ее со стоном опрокинуться на дно повозки.

Придя в себя, она приподнялась, чтобы получше разглядеть, что творится вокруг, и не смогла сдержать вздоха разочарования. Вот он каков, Неправильный Мир! Никаких перемен. Но ведь так не должно быть! Он не может быть таким серым и тусклым!

Ночевать они остановились на небольшой глинистой площадке, усыпанной выцветшим мелким щебнем. Это было самое сухое место в округе, хотя и здесь между камнями виднелась очень черная и очень холодная на вид вода. Однако стоило сделать в сторону буквально два-три шага, как нога тут же с хлюпаньем уходила по колено в вязкую бурую жижу. Мокрые гнилые прутья, которые удалось собрать для костра, упорно отказывались разгораться, и капитан приказал разломать борт повозки, чтобы хоть как-то обогреться. Стражники пугливо жались к убогому костерку, держа оружие наготове. Из темноты долетали непонятные шумы, вздохи, шорохи, но никому не захотелось пойти и посмотреть, кто там бродит...

Всю ночь Леа снились кошмары. Что-то тяжелое давило на грудь, забивало горло, заставляло задыхаться. Утром Леа встала невыспавшаяся и злая. Впрочем, стражники чувствовали себя ничуть не лучше. Впервые за время путешествия они смогли увидеть восход, но и это редкое в Городе зрелище не принесло радости. Землистые помятые лица, ввалившиеся воспаленные глаза... Зато унылая равнина под лучами солнца преобразилась. Тусклая мертвенная зелень стала яркой и сочной, тут и там мелькали разноцветные пятнышки диковинных цветов, бурая глина превратилась в сверкающий гранит, чахлая осока обернулась стройными деревцами. Леа даже протерла глаза, отгоняя наваждение. А вот стражники по-прежнему ничего не замечали... Что же происходит? Вяло переругиваясь, они собрали нехитрый походный скарб, уложили его в повозку. И тогда лошади отказались идти. Стражники уговаривали их, тянули и дергали за поводья, но смирные лошадки неожиданно проявили норов упрямейших ослов. С диким ржанием они вставали на дыбы, брыкались, пытались укусить стражников. Капитан кисло глядел на суматоху, а потом сам попробовал заставить свою лошадь сдвинуться с места. Он огрел ее по хребту ножнами меча, но в ответ получил такой силы удар копытом в живот, что пролетел по воздуху несколько локтей, прежде чем шлепнулся в лужу.

Когда он поднялся, огорченный и бледный, Леа с трудом удержалась от смеха. Капитан, приложив обе руки к животу, сделал несколько неверных шагов и снова опустился на землю.

-- Что будем делать? -- угрюмо спросил один из стражников.

-- Может, вернемся назад? -- неуверенно предложил другой, размазывая по лицу пот и грязь.

-- Магистрат с нас шкуру спустит, -- кое-как отдышавшись, ответил капитан.

-- Еще вернее с нас ее спустят здесь, -- кисло сказал первый стражник. -- Я никогда не доверял Неправильному Миру. Он чужд человеку. И сейчас затевается что-то неладное. Иначе с чего бы лошади взбесились? Они умнее нас, если не хотят идти дальше. Этот мир ненавидит человека, нам нужно поскорее уносить отсюда ноги.

-- У меня есть приказ доставить девчонку... к месту... -- Капитан снова поднялся.

-- Но это просто безумие!

-- А я считаю безумием не выполнить приказ советника.

-- Но...

-- Молчать! В конце концов я -- командир отряда, и я приказываю! Ведь я могу казнить на месте без суда любого, но пока я воздержусь от таких мер. Пока! -- Капитан кричал, выхватив меч и зло сверкая глазами. -- Готовьтесь, мы выступаем!

Стражники поворчали еще немного, но потом смирились и начали развязывать тюки на повозке. Впрочем, капитан решил взять с собой лишь двоих, к величайшему облегчению двух других, оставив их караулить лошадей.

Идти становилось все трудней. Земли, точнее, грязи под ногами оставалось все меньше, зато воды становилось все больше. Порой люди брели по пояс в отвратительном, мерзко пахнущем месиве. Одежда быстро покрылась черными пятнами, припудренными сухой ряской. Леа удивляло, как это стражники так уверенно ориентируются в незнакомых местах. Она подметила, что капитан иногда поглядывает на маленькую черную коробочку со стеклянной крышкой, укрепленную на левом запястье. Но когда Леа захотела поближе взглянуть, что же это, капитан свирепо заорал на нее и даже замахнулся кулаком, хотя ударить не посмел. Тяжелые серые тучи пропали, теперь высоко-высоко над головами сверкала прозрачная голубизна, лишь кое-где испятнанная легчайшими белыми облачками. Солнце начало палить нещадно, и Леа даже пожалела о пропавших тучах. Из трясин начала подниматься масса испарений, воздух вокруг колебался и плыл. Стражники задыхались, но Леа не ощущала никакого запаха. Что же случилось? Или она другая? И снова резкий приступ головной боли... Стражников, несмотря на жару, колотила крупная дрожь, и Леа ловила на себе их удивленные взгляды -- она даже скинула плащ. Ведь огромный золотой шар, медленно катившийся по небу, был много больше невзрачного медного кругляшка, иногда выглядывавшего из--за туч над Городом.

Постепенно вода становилась все чище, болото превращалось в мелкое теплое озеро. На поверхности воды плавали крупные листья кувшинок, появились яркие цветы. Но это не обрадовало стражников. Они со страхом вглядывались в медленные волны, расходившиеся в стороны, когда кто-то невидимый проплывал рядом. Обнажив мечи, стражники осторожно нащупывали дорогу, хотя дно теперь было твердым песчаным. Леа снова вспомнила рассказы о Неправильном Мире и представила, какие монстры могут скрываться в воде. Вспомнила, представила... И ничуть не испугалась. Потому что временами ей упорно казалось, что они идут по весеннему цветущему лугу, а какие там могут быть опасности?

Наконец впереди показался небольшой островок с кривым раскидистым деревом на макушке. Один из стражников с радостным воплем рванулся к земле и сразу кувырком полетел в воду, окунувшись с головой. Из-под ног у него с пронзительным верещанием вылетело нечто ярко-красное, длинное и вертящееся. Они встретились с первым обитателем Неправильного Мира, однако эта встреча никого не обрадовала. Наоборот, никто не пожелал разобраться, что это было за диво. Все четверо, взбурлив воду, опрометью кинулись к островку, стремясь как можно скорее выбраться из предательской воды на твердую, надежную сушу, не скрывающую никаких неожиданностей.

Тяжело отдуваясь, они опустились на прогретую солнцем землю, покрытую ласковой шелковистой травой.

-- Чуть сердце не разорвалось, -- пожаловался искупавшийся стражник.-- Кто это был?

Второй стражник не ответил. Его все еще колотило, глаза непроизвольно моргали, зубы лязгали. Лишь капитан был относительно спокоен.

-- Наверное, какой-нибудь хищник, -- утешил он, пожав плечами.-- Сейчас лежит, затаился, дожидается.

-- Неужели нам снова придется лезть в воду? -- стражника всего перекосило от ужаса.

-- Прекратите трястись! -- заорал вдруг капитан. -- Тряпки! Смотрите, дальше дорога будет легче!

Совсем недалеко от островка виднелась песчаная отмель, которая вела к следующему островку, потом к третьему... А дальше вырисовывалась зеленая роща, значит, там был долгожданный берег.

Капитан лег на спину, всей грудью вдохнул свежий чистый воздух. Хорошо-то как! На небе не осталось ни облачка, только крошечная черная точка вроде соринки. Он раскинул руки и сладко потянулся.

-- Вот бы дойти и больше не встретить никого! -- с чувством воскликнул он. -- Как я ненавижу здешних тварей.

-- И меня тоже? -- послышался откуда-то сверху обиженный голос.

Путники удивленно закрутили головами, стараясь понять, кто говорит, и где этот "кто" находится.

-- Смотрите, -- придушенным голосом прошептал успевший высохнуть стражник, вскидывая руку.

На толстой ветке, протянувшейся горизонтально прямо над ними, непринужденно болтал в воздухе хвостом небольшой крокодил, что-то неторопливо пережевывая. В первую минуту Леа решила, что перегрелась на солнце. Но когда разом стражники вскочили, выхватывая мечи, и попятились, а капитан остался лежать с разинутым ртом, словно его разбил паралич, она поняла, что это не бред. И сделала два шага вперед.

-- Вот это да... -- вырвалось у нее.

Слух у крокодила оказался отменный.

-- Что же тут удивительного? -- снова обиделся он. -- Лежу спокойно, никого не трогаю. -- Он зевнул и показал небольшие, но с виду очень острые зубы.

-- Никогда не видела крокодилов на дереве, -- призналась Леа.-- Не думала даже, что такое возможно.

-- Так ведь интересно же посмотреть, что где творится, -- объяснил крокодил. -- Вообще в мире столько любопытных вещей... Жизни не хватит все осмотреть, ощупать, на зуб попробовать... Не то, что по деревьям лазать, летать научишься.

-- Летать... -- прошептал близкий к обмороку капитан.

-- Ну... -- замялся крокодил, -- невысоко, скажем...

-- Все равно как-то странно, -- промямлила Леа, до которой лишь теперь дошло, что она ведет непринужденную беседу, подумайте только, с крокодилом. Вот он, настоящий Неправильный Мир.

Стражники начали помаленьку приходить в себя. Выставив вперед мечи, они осторожно подкрадывались к дереву, а капитан уже натягивал арбалет.

-- Но-но! -- предостерегающе крикнул крокодил, которому сверху все превосходно было видно. -- Вы мне это прекратите! Не в Городе, чтобы хозяйничать!

-- Поговори мне, лягушка хвостатая, -- сквозь зубы процедил капитан.-- Живо на туфли обдеру! -- Он рассвирепел до невозможности, вспоминая свой недавний испуг.

-- А если молчать буду? -- жизнерадостно поинтересовался крокодил.

-- Тогда на сумку.

Однако маленького крокодила не испугали мрачные перспективы. Напротив, он довольно нахально зевнул, сплюнул сквозь зубы и сел на ветке. Почесал одну заднюю лапу о другую.

-- Попробуй.

-- Ах ты тварь зеленая! -- взорвался капитан. -- Я давно мечтал получить башмаки из настоящей крокодиловой кожи, а не из крококошки!

Угрюмо сопя, он двинулся к дереву.

-- Не смей его трогать! -- крикнула Леа, но капитан даже не обернулся. А когда Леа схватила его за рукав, пытаясь остановить, он отшвырнул ее прочь, словно щенка.

-- Придержите девчонку! -- крикнул капитан стражникам, и Леа забилась в их крепких руках. Ей зажали рот скверно пахнущей жесткой перчаткой и прошептали на ухо:

-- Спокойнее, спокойнее... А то ведь мы можем и не довести тебя до места. Мало ли что случается в Неправильном Мире.

Когда капитан подошел к дереву вплотную, оказалось, что хотя крокодил и сидит сравнительно невысоко, все-таки достать его с земли невозможно. Бренча доспехами, словно ящиком с кастрюлями, капитан неуклюже подпрыгнул и взмахнул мечом, стараясь зацепить крокодила. Но тот лишь усмехнулся и метко плюнул прямо на лысоватую макушку капитана. Капитан побагровел и выпучил глаза так, что Леа испугалась, как бы они не выскочили вообще. Стрелять из арбалета капитан по какой-то причине не хотел, возможно, он стремился собственными руками порвать крокодила на куски. Но бешенство не помешало ему сообразить, что нужно делать. Капитан срубил длинную ветку и начал размахивать ею, стараясь сшибить крокодила на землю.

-- Эй, ты! -- встревожился крокодил. -- Не надо!

-- Это ты так думаешь, -- мстительно ответил капитан. -- А я полагаю совсем наоборот, надо!

-- Мне так неинтересно, -- поскучнел крокодил. -- И вообще надоело. Караул! -- неожиданно завопил он, когда ветка все-таки зацепила его по хвосту. -- Помогите! Убивают!

-- Сейчас помогу, -- пообещал капитан, прицеливаясь, чтобы посильнее треснуть крокодила.

Вдруг позади что-то шумно плеснуло. Леа не могла обернуться, и в первый момент лишь попыталась угадать, что происходит. Однако она сразу почувствовала, что стражники отпустили ее, прытко шарахнувшись в разные стороны. Пахнуло гниловатой тиной, и Леа увидела, как из озера, раздвигая листья кувшинок, выползает толстенное зеленоватое бревно, увешанное лохмотьями водорослей. Бревно медленно вылезало на островок, вспахивая землю. Только теперь Леа различила два маленьких глаза, горящих злым красным огнем. Бревно остановилось невдалеке, невнятно хрюкнуло... и с треском раскололось надвое. Так, по крайней мере, померещилось Леа. Но это была всего лишь пасть, принадлежавшая крокодилу таких чудовищных размеров, какие не встречаются даже в охотничьих байках. Большой крокодил еще раз глухо хрюкнул и сонным голосом спросил:

-- Что здесь происходит?

-- Пристают разные, -- плаксиво сообщил с дерева Маленький Крокодил.

-- Которые?

-- Вон тот.

-- Понятно, -- деловито ответил Большой Крокодил и многообещающе щелкнул зубами. -- Не трожь ребенка! -- грозно рявкнул он капитану.

Тот слабо икнул, выронил ветку, опустился на четвереньки и почему-то вприпрыжку бросился бежать вокруг дерева. Большой Крокодил не произнес ни слова. Он вообще, похоже, предпочитал действия словам. С трудом повернув исполинскую голову, крокодил приподнялся на коротеньких, но сильных лапах, и заурчал, разыскивая противника. Капитан с проворством белки взлетел на самую вершину дерева, едва не спихнув по дороге Маленького Крокодила, уцепился за тонкие ветки и повис, шумно дрожа. От одного стражника остался только шлем, сам он точно испарился. Второй оказался храбрее. Он сорвал со спины арбалет и, стоя по колено в воде, тщательно целился. Багровые глаза Большого Крокодила раздраженно мигнули, он недовольно фыркнул и с неожиданным проворством бросился на стражника. Басовито щелкнула толстая тетива, но тяжелая стальная стрела лишь с безвредным треском ударилась о костяные пластины на спине чудовища и ушла в озеро. Стражник еле сумел увернуться от разинутой пасти, в которую мог пролететь без задержки. Крокодил промчался мимо и чуть вильнул хвостом, подняв фонтан брызг. Стражник взлетел в воздух, звеня кольчугой.

Леа показалось, что Большой Крокодил кинется на стражника, но зверь только угрожающе рявкнул, глядя на поверженного врага, и уже почти мирно добавил:

-- Будешь знать, как обижать маленьких.

Стражник не стал дожидаться продолжения нравоучений. Вскочив на ноги, он с невероятной быстротой помчался по мелководью и скрылся из виду.

Леа вновь посмотрела на висящую парочку. Маленький Крокодил весело раскачивался на ветке, то и дело поглядывал на верхушку, где слабо икал капитан. Иногда он разевал пасть, показывал клыки и делал вид, что хочет схватить капитана за штаны. Тот с жалобным писком поджимал ноги и пытался залезть повыше, но лезть выше было некуда.

-- А вон еще один, -- вредным голосом сообщил Маленький Крокодил.

-- Вижу, -- коротко ответил Большой.

-- Может, съедим?

-- Можно.

Капитан звонко застучал зубами и задрожал так, что Маленький Крокодил чуть не свалился с ветки.

-- Так есть или не есть? -- продолжал издеваться он. Капитан на всякий случай вцепился в ветку зубами.

-- Хватит болтать, слезай, -- хмуро приказал Большой Крокодил.

Маленький вздохнул и поскреб передними лапами живот.

-- Трудная задача. Не знаю даже, получится или нет.

-- Залез ведь.

-- Вверх всегда проще. И вообще интересно.

-- Вляпаешься однажды со своим неуемным любопытством.

Маленький Крокодил глянул вниз, что-то прикидывая, а потом неожиданно с воплем: "Держите меня!" -- отважно спрыгнул с дерева. Гулко шлепнулся на землю и некоторое время лежал неподвижно, потом сел, встряхнулся и сдавленно сообщил:

-- А вот и мы приехали.

-- Смотри у меня, -- неодобрительно фыркнул Большой Крокодил.

-- А может, все-таки съедим? -- предложил Маленький Крокодил, показывая на капитана. -- У меня все зубы чешутся! -- приподнявшись на цыпочки, старательно крикнул он.

-- Лезь сам.

Маленький Крокодил растерялся.

-- Так ведь он меня... Я не могу простить, -- он поднял поцарапанную лапу.

-- Посмотри, где он висит, -- ухмыльнулся Большой Крокодил.

Маленький Крокодил захлопал глазами, а потом радостно завопил:

-- Ур-ра! Так ведь это зацветайка!

-- Именно. А ты дурак.

Маленький Крокодил оскорбился.

-- Вовсе нет. Ничего со мной не случилось бы. Я же сидел на старой-престарой ветке, высохшей насмерть. А он влез на зелененькую, молоденькую. Да еще укусил ее. Смотри, мне кажется, он уже начинает распускаться. Правда, смотри.

Леа последовала совету и посмотрела на капитана. Глупо улыбаясь,тот слез с дерева и, пошатываясь, побрел неведомо куда, не обращая ни малейшего внимания на крокодилов. Леа чуть не упала от неожиданности, когда увидела, что вся его спина покрыта нежными зелеными листочками, из плечей торчат тонкие гибкие веточки, а на макушке... Капитан вырыл в песке возле самой воды маленькую ямку,уселся в нее и замер. Бутоны на макушке начали бесшумно лопаться, выбросив два первых бледно-розовых цветка.

-- Вот что значит кусаться не подумав, -- наставительно сказал Маленький Крокодил. -- Я себе подобного никогда не позволяю. Я предельно осторожен. -- Он покосился на Большого.

-- Водяной балуется, -- неодобрительно проворчал тот.

-- Лично я сам семь раз прицелюсь, один -- откушу, -- похвастался Маленький Крокодил. -- Ладно, это уже неинтересно. А вот что мы будем делать дальше? Ой,лапка болит.

-- А ты приложи подорожник, -- посоветовала Леа, -- и все пройдет.

Крокодилы повернулись к ней и принялись внимательно ее разглядывать. Она, изо всех сил стараясь выглядеть бодрой, вежливо сказала:

-- Добрый день.

-- Это ты серьезно насчет подорожника? -- недоверчиво переспросил Маленький Крокодил.

-- Совершенно.

Большой Крокодил недоуменно хмыкнул и посмотрел на Маленького. Тот в свою очередь уставился на Большого и произнес:

-- А почему бы и не попробовать? Вдруг поможет.

-- Мне-то что. Пробуй.

-- Тем более, что скушать ее мы всегда успеем. Даже просто проглотить целиком.

Главным недостатком Маленького Крокодила, как нетрудно было убедиться, являлось непомерное любопытство. Ему хотелось знать решительно все: и что, и где, и когда, и как... Причем узнать немедленно и здесь же. Своей неумолчной трескотней он был способен вывести из равновесия любого. Пожалуй, только Большому Крокодилу удавалось успешно противостоять лавине вопросов, совершенно похоронившей под собой Леа. Он только снисходительно похрюкивал и отмалчивался, глядя, как она пытается объяснить Маленькому Крокодилу, отчего вода мокрая.

Впрочем, помимо общих вопросов, у того в запасе был и ворох мелких. В очередной раз с плеском вынырнув впереди Большого Крокодила, он повернулся к Леа и спросил:

-- А это правда, что у вас ветер дует со всех сторон?

Только после этого вопроса Леа сообразила, что в Неправильном Мире ветер дует строго в одном направлении, не отклоняясь ни на локоть.

-- Совершенная правда, -- подтвердила она.

-- Но ведь это страшно неудобно! -- воскликнул Маленький Крокодил. -- Откуда вы узнаете, с какой стороны копать вход в нору, чтобы не заливало дождем?!

-- Какую нору? -- не поняла Леа.

-- А где вы живете? -- в свою очередь не понял Маленький Крокодил.

-- Но разве вы живете в норах? -- окончательно растерялась Леа. Она мало что знала о крокодилах, но все-таки была уверена, что в норах они не обитают.

-- Мы не какие-нибудь дикие звери, -- оскорбился маленький Крокодил.-- Труд сделал из лягушки крокодила цивилизованного, основным признаком которого является овладение орудиями труда, основным признаком которых является искусственное происхождение, основным признаком которого является... -- барабанил деревянным голосом Маленький Крокодил, полузакрыв глаза и как бы вспоминая давно и плохо выученный урок. Потом он сбился и замолчал, смутившись.

-- Наслушался, -- неодобрительно заметил Большой Крокодил и энергично заработал хвостом, только вода позади взбурлила. Леа прозевала рывок и с трудом удержалась у него на спине. А Маленький Крокодил моментально отстал, жалобно вопя. Большой же Крокодил все прибавлял ходу и прибавлял, не обращая внимания на его крики.

-- Но вообще-то он хороший, -- как бы про себя буркнул Большой Крокодил.

-- Даже очень, -- согласилась Леа. -- Но столько вопросов...

-- Он еще маленький, любознательный.

Словно тяжелый корабль, Большой Крокодил с треском и хрустом врезался в заросли старого, слегка пожелтевшего камыша. Почти не потеряв скорости и оставляя за собой широкую просеку, он продрался к песчаному берегу и с размаху выскочил на него, пропахав в песке глубокую борозду. Леа растерялась и полетела кувырком по песку. Села, растерянно озираясь.

-- Приехали, -- невозмутимо и как всегда кратко сообщил Большой Крокодил.

-- Ага, -- только и смогла выдавить Леа.

-- Иди прямо по ветру.

-- А что там?

-- Найдешь Умный Камень. Он подскажет, что делать. Поможет вспомнить, что забыла.

Наученная горьким опытом, Леа не стала пытаться осмыслить, что ей сказали. Это могло снова завершиться приступом страшной головной боли. Просто приняла приказ.

Большой Крокодил прислушался. Издали доносились невнятные вопли, пыхтение, плеск и шум воды. Леа показалось на мгновение, что над камышовыми зарослями она видит парящего Маленького Крокодила, который отчаянно машет лапами. Конечно, померещилось.

-- Почему вы помогли мне?

Вместо ответа Большой Крокодил зевнул, показывая страшные зубы, повернулся и бесшумно скользнул в воду.

Не заметить след было невозможно. Черная бугристая полоса пересекала поляну и скрывалась в рощице за пригорком. Леа замерла в нерешительности, глядя на обугленную землю, по которой словно протащили ворох горящих бревен. Вокруг следа были рассыпаны сотни крошечных коричневых капелек. Когда Леа неосторожно дотронулась до одной, палец ее моментально приклеился. Как она ни старалась счистить прилипший песок, это удалось лишь ободрав кусочек кожи --настолько сильным оказался клей.

Леа задумалась. След шел в ту же сторону, куда ей посоветовали двигаться. Интересно, кто это такой? Присев на корточки, она поковыряла опаленную землю. Покрывавший ее пепел был еще слегка теплым. Значит неизвестный, или неизвестное, рядом... Впрочем, выбора все равно нет. Найти выход из Неправильного Мира ей поможет либо Умный Камень, либо вообще никто.

Когда Леа подошла к рощице, вполне отчетливо пахнуло гарью. Но дыма вроде бы не видно... Странный пожар...

В первое мгновение Леа померещилось, что на нее налетел смерч, опрокинул, смял, закрутил в своих вихрях. С неба метнулась огромная черная тень... Но ветер стих, и оказалось, что перед Леа стоит орел. Огромный, хотя, пожалуй, он все-таки уступал в размерах Большому Крокодилу.

-- Со всей искренностью спешу выразить неизбывную радость, охватившую меня при осознании факта столь приятной встречи... --Орел немного запутался в собственном красноречии, замолк, раскрыл пару раз клюв, но, не найдя достойного продолжения, счел за лучшее просто молча поклониться.

-- Добрый день. -- Леа сразу поняла, от кого нахватался шикарных словечек Маленький Крокодил.

-- Позволено ли мне будет осведомиться, если только мой вопрос не будет сочтен излишне нескромным, о цели вашего отважного путешествия.

А что, если этот орел вздумает ее съесть? Ведь хищник же... Но Леа сразу отогнала прочь подозрения. После путешествия верхом на крокодиле что может испугать ее?

-- Большой Крокодил посоветовал мне найти Умный Камень. Дело в том,что я сама не знаю, зачем попала в Неправильный Мир. Меня сюда привели насильно, я хотела бы уйти, но что-то внутри меня не пускает назад. -- Снова вспышка головной боли, как всякий раз, когда она думала об этом. -- Но Умный камень должен помочь мне. Так сказал Большой Крокодил.

-- О-о! Я исключительно рад слышать, что мой добрый друг пребывает в полном здравии и даже принимает участие в устройстве ваших дел.Я всегда чрезвычайно высоко ценил его здравое и хладнокровное суждение по любому вопросу, могущему поставить в тупик самого изощренного софиста, могущего разрешить любую проблему, могущую послужить источником затруднений...

У Леа помутилось в глазах. Орел спохватился и замолчал.

-- Что поделаешь, -- меланхолически заметил он. -- Мне никак не удается полностью развернуть логически законченную картину.

-- Вы так умно выражаетесь...

-- Я знаю это, -- без ложной скромности согласился орел. -- Но если бы вас слышал злокозненный Эскистафелькунгсхольм. Ну почему каждый раз, когда признают мои несравненные, выдающиеся ораторские качества, нет ни одного свидетеля, который бы подтвердил ему это?!

-- А вы не подскажете, где я могу найти Умный Камень? -- спросила Леа. -- Вы летаете так высоко и должны все видеть.

-- Не только подскажу с превеликим удовольствием, но даже, если вы не сочтете меня слишком навязчивым, готов показать вам его.

-- Это было бы чудесно, -- захлопала в ладоши Леа.

-- Я с вами согласен. Дело в том, что здесь только что прошел Сумасшедший Клей, и у вас могут возникнуть определенные трудности в дороге.

-- Сумасшедший клей?

-- У него сейчас период варки. А в такое время он чрезвычайно раздражителен и агрессивен.

-- Ничего не понимаю.

Орел развел крыльями, ветер снова обрушился на Леа с такой силой,что едва не опрокинул на землю.

-- Что же здесь непонятного? Попробуйте сами целый день сидеть на огне, я совершенно уверен, что и у вас испортится характер в самый непродолжительный срок. Ситуация крайне неудобная, поневоле начинаешь нервничать.

-- А зачем ему сидеть на огне?

-- Клей и не сидит. Приклеил сучья и таскает их всюду с собой. Это создает массу дополнительных сложностей.

-- Ничего не понимаю, -- повторила Леа, пожимая плечами. -- Зачем ему вообще огонь?

-- Должен вам указать, что, к величайшему моему сожалению, вы предельно невнимательны. Я же говорил, что он сейчас варится.

-- Это-то зачем?!

-- Потому что несваренный он никого не сможет клеить.

-- Ага, -- Леа покорно кивнула, так и не поняв, в чем дело.

-- Я повторяю свое предложение. Если у вас не возникает возражений,я готов отнести вас прямо к Ленивцу, чтобы помочь вам избежать столкновения с Клеем, который, похоже, бредет туда же.

-- Ленивцу? Но мне нужен Умный Камень.

-- Это одно и то же, он слишком не любит двигаться. Научился даже питаться солнечным светом, лишь бы не бегать за едой.

-- Хорошо.

Еще одна загадка. Едва только встретившись, даже точнее, разыскав ее, орел предлагает свою помощь. Ужасы Неправильного Мира, где вы? Ау! Хотя, рядом бродит Клей. Так он спятивший, орел сам сказал.

Орел вытянул крыло и распустил перья, чтобы Леа могла взобраться к нему на спину. Но только она шагнула к крылу, как орел вдруг подпрыгнул на месте, издав что-то вроде кудахтанья, совсем куриного. Леа отбросило в сторону. Она с удивлением смотрела, как орел приплясывает и крутится на месте, вопя нечто нечленораздельное. А по ветру медленно плывут пух и перья...Огромные когти орла выворачивали целые глыбы земли, клюв яростно щелкал... Леа сначала решила, что это тот самый клей напал, но тут с орлиного бока сорвался крошечный рыжий комочек, упруго отскочил в сторону и зашипел, как змея. Леа узнала своего старого знакомца -- рысенка. А он откуда здесь? Ведь он остался в лаборатории магистра. Или его тоже забросили... Опять голова разболелась...

Орел тоже остановился, пригнулся к земле, вытянул шею и угрожающе открыл клюв. Но рысенок не испугался. Он прижал уши, боком шагнул и громко, зло мяукнул. Орел попятился.

-- Психованная кошка, -- жалобно сказал он.

Рысенок снова истерически мяукнул, подбежал к Леа и потерся о колени. Он заметно подрос за время разлуки.

-- Ты что здесь делаешь? -- спросила она, ни мгновения не сомневаясь, что рысенок ответит.

Но тот ничего не сказал, только присел на задних лапах и, выпустив когти, замахал передними на орла.

-- Вот-вот, -- плаксиво заметил орел, моментально потеряв велеречивость.

-- Это он меня защищает, -- догадалась Леа.

-- Мне от того не легче! Весь бок изгрыз!

Леа погладила рысенка.

-- Успокойся.

Он перестал шипеть, но не сводил недовольно сверкающих раскосых глаз с орла. Леа ощутила что-то твердое на шее звереныша, присмотрелась. Это был большой блестящий металлический ошейник,украшенный разноцветными камнями. Новая загадка.

-- Ну, я полетел. Счастливо оставаться, -- недовольно сказал орел.

-- А как же я?

-- Это целиком и полностью ваше дело.

-- Но ведь ты хотел помочь мне.

-- До того, как появился этот бешеный кот.

Рысенок предостерегающе мяукнул и показал клыки.

-- Видишь, снова, -- застонал орел. -- Клей спятил, когда выяснилось, что ему больше нечего клеить. Вырвался на свободу, пошел куролесить, гоняется за всеми, грозит приклеить к месту насмерть. А этому что надо?

-- Он же не знал, что ты хочешь помочь мне.

Орел боязливо поглядел на рысенка.

-- А он больше не станет кидаться на меня? Я как-то не привык...

Леа поспешила подхватить брыкающегося звереныша на руки.

-- Не станет.

-- Тогда ладно. -- Орел сунул голову под мышку, поискался клювом. --

Сколько перьев испортил, глупый зверь. Хоть бы извинился... Садись уж... -- Он снова вытянул крыло.

Полет на Орле-Великане оставил у Леа далеко не лучшие воспоминания. Земля быстро ушла вниз и сделалась такой далекой и такой маленькой, что невольно захватывало дух. А может, это был холодный встречный ветер, пронизывающий до костей. Леа уже ничего не различала внизу, только зеленые, коричневые и голубые пятна,тошнотворно дергающиеся в такт мощным взмахам орлиных крыльев. Рысенок чувствовал себя не лучше, и потому все время норовил вцепиться когтями в спину орлу.

Орел же явно наслаждался полетом, забыв про пассажиров. Он то поднимался к самым облакам, то стремительно снижался к земле, едва не цепляя кроны деревьев и заставляя Леа замирать и бледнеть.

Вдруг он круто свернул в сторону.

-- Куда ты?! -- вскрикнула Леа, хватаясь покрепче за жесткие перья.

-- Люди, -- коротко ответил орел.

Рысенок, испуганный резким поворотом, попытался укусить орла. Леа щелкнула его по носу, и звереныш, не на шутку рассвирепев, полоснул ее когтями по руке, разорвав кожу. Леа замахнулась было, но рысенок, оскалившись, свирепо зашипел на нее. Леа пристально посмотрела в его золотисто-зеленые глаза, рысенок еще раз фыркнул,потом виновато прижал уши и начал вылизывать кровоточащие царапины.

-- Какие люди? -- переспросила Леа орла.

-- Смотри сама. -- В воздухе орел был предельно лаконичен.

Черная ниточка, брошенная за землю, стремительно толстела, и то шевелящееся, что Леа сначала приняла за муравьев, ползущих по травинке, оказалось всадниками, двигающимися по дороге. Слабо поблескивала на солнце сталь доспехов, запряженные цугом шестерки лошадей волокли какие-то странные машины, укрытые брезентом.

Увидев орла, воины не растерялись. На дороге появились несколько клубков дыма, сверху казавшихся довольно забавными, но тут же мимо уха Леа прожужжал кто-то маленький и донельзя злой, прозвучали резкие щелчки, точно ломались толстые ветки. Орел непонятно заклекотал, его заметно мотнуло вниз, однако он тут же выровнялся,чаще забил сильными крыльями, набирая высоту. Когда дорога снова превратилась в ниточку, а всадники -- в муравьев, он спросил у Леа:

-- Поняла?

-- Нет, -- честно призналась она. -- Какие-то воины, но кто они?

-- Неужели не различила?

-- Слишком высоко, да и глаза у меня не орлиные.

-- Это правильно, -- немного самодовольно согласился орел. -- Я должен, не колеблясь ни мгновения, признать справедливость вашего суждения... -- Заговорившись, он забыл махать крыльями и камнем полетел к земле. Хорошо еще вовремя спохватился и успел снова взмыть вверх. -- Ладно, об этом потом. Ты и в самом деле не поняла, кто это?

-- Нет.

-- Это доблестная стража высокого магистрата. Только вооружены они не арбалетами, а ружьями. И они стреляли в нас.

-- Надеюсь, все в порядке?

-- А как же, -- самоуверенно отозвался орел. -- Иначе и быть не могло. Чтобы они своими жалкими рогатками сумели хоть немного повредить мне... Ха! Но самое интересное, что я видел красные мантии. Две!

-- Оба советника?

-- Похоже. Не поймал я в тот раз одного, опять лезет, неугомонный. Не пришлось бы сейчас пожалеть о своем упущении.

-- Но зачем советникам во главе целого войска врываться в Неправильный Мир? Ведь они собрали, наверное, всю стражу Города. С кем они намерены здесь воевать? Куда идут?

-- Слишком много вопросов, -- уклончиво ответил орел. -- Наверное, Умный Камень и смог бы удовлетворить твое любопытство, а я -- вряд ли. Вообще-то возможны любые неожиданности. Может, нам еще придется погоняться за этой шайкой.

-- Я уверена, ты тоже что-то знаешь, только не говоришь, -- твердо сказала Леа.

-- Может, знаю, а может, и нет. Кто из нас способен сказать о себе уверенно: "Я знаю"?

Спутать Умный Камень с чем-либо было просто невозможно, это Леа поняла, как только увидела его. Огромный полупрозрачный голубоватый кристалл, Леа пришлось бы вытянуть руку вверх, чтобы достать до его верхней грани. Внутри него лениво текли струйки серебристых искорок. Они скручивались в жгуты, завивались спиралями, поднимались причудливыми фонтанчиками, рассыпались отдельными брызгами. В то же время в камне угадывались какие-то серые плоские тени, напоминавшие еле видимые внутренние грани, словно камень был не единым целым, а группой склеившихся небольших кубиков. Солнце, отражаясь от полированных боков, больно било в глаза, невольно приходилось жмуриться, и от того казалось, что камень непрерывно дрожит и шевелится.

Выбрал себе Умный Камень самое солнечное место -- на вершине сухого песчаного пригорка.

Орел, почесав клювом под мышкой, сказал:

-- Теперь, когда наше совместное, весьма для меня приятное, но, к сожалению, излишне краткое путешествие подошло к концу, перед тем, как с немалой грустью я буду вынужден распрощаться с вами, выразив искреннюю надежду на продолжение чрезвычайно лестного для меня знакомства, мне хотелось бы представить вас моему другу. -- На земле орел снова стал утомительно вежлив и невыносимо многословен. -- Достопочтенный мыслитель, позвольте мне прервать ваше уединение.

Струйки искорок стали ярче, но больше ничего не изменилось, хотя Леа померещилось, что она услышала чей-то шепот.

-- Он всегда немного задумчив, -- пояснил орел. -- Умный Камень! -- уже менее приветливо крикнул он.

Сотни солнечных зайчиков заплясали над верхней гранью камня, но ответа не последовало. Орел раздраженно затопал ногами, защелкал клювом и хрипло возопил:

-- Ленивец!!!

-- Чего тебе? -- прозвучало в голове у Леа.

-- Может, вы соизволите, наконец, обратить на нас свое благосклонное внимание?

-- Я вас давно заметил, зачем так кричать? Ты отвлек меня от очень интересного зрелища.

-- За что только тебя зовут Умным Камнем? Не понимаю. Если бы ты был действительно умен. Так ведь нет, просто развлекаешься и всем пыль в глаза пускаешь. Когда-нибудь распилят тебя на украшения, пока ты глазеешь на что-то такое-этакое...

Леа с удивлением следила за перепалкой орла и камня.

-- Это не так просто сделать, -- снова прошептал в ее мозгу снисходительный голос бархатистых оттенков. -- Мои возможности очень и очень велики.

-- Ты слишком ленив, чтобы ими пользоваться.

-- Просто я не позволяю себе нерациональных трат времени. Процесс мышления требует предельного сосредоточения и отрешенности. Сейчас я занимался моделированием возможных путей развития планеты в том случае, если бы у нас было второе солнце, излучающее в ультрафиолетовой части спектра. Очень интересные расчеты, хотя довольно сложные. Многомерная модель... Хотите посмотреть?

Над камнем возникла рамочка из сизого дыма. Воздух внутри рамочки стремительно почернел, потом вдруг из этой черноты высунулась сплющенная с боков морда безобразной твари с тремя глазами, распахнулась зубастая пасть... И все растаяло.

Рысенок, глядя на такие чудеса, в очередной раз преисполнился боевого духа и рванулся в драку, но Леа успела перехватить его.

-- Правда, интересно? -- спросил Умный Камень.

-- Ты проявляешь непозволительное легкомыслие, развлекаясь пустяками в тот момент, когда на нас надвигаются большие перемены.

-- Какие перемены?

Орел даже задрожал от возмущения.

-- Ты до сих пор не слышал, что нашлась ракета?

-- Слышал. И что?

-- Если убрать инородное звено из нашей реальности, то наконец становится возможным расцепление.

-- Да, это очень любопытно. -- В голосе Умного Камня не прозвучало и тени заинтересованности. -- Я просчитал четырнадцать возможных вариантов и смоделировал шесть из них. Все до того ординарно, что я пожалел о затраченном времени. Жаль, что ты прервал мои размышления.

-- Ленивец ты и есть Ленивец.

-- Давайте прекратим оскорбления! Я не люблю этого! -- нервно промыслил Умный Камень. -- Ты с чем пришел?

-- Ты некорректно формулируешь вопрос. Не с "чем", а с "кем".

-- Для меня это не суть важно. Впрочем, если ты продолжаешь настаивать, переформулирую. С кем ты пришел?

-- Вот. -- Орел неожиданно ловко, одним перышком, вытолкнул Леа вперед. Хотя и было это сделано вполне вежливо, рысенок предостерегающе рыкнул. -- Помоги ей.

-- В чем?

-- Вспомнить прошлое и узнать будущее.

-- Э, дорогой, ты хочешь слишком многого. Конечно, она производит благоприятное впечатление и вызывает очень милые воспоминания... Именно с такой я играл когда-то... Но я не могу доверяться первым импульсам. Ведь даже я могу ошибиться.

-- А Большой Крокодил? А я, в конце концов?

-- И вы тоже.

-- Но помогая им, мы помогаем самим себе.

-- Им? Это кому еще я должен помогать?

-- Не тем, кто марширует по дороге туда же, куда нужно попасть ей.-- При этих словах Леа побледнела, снова засверлило в висках. -- Просчитай, чем может кончиться дело, если мы поможем ей попасть к ракете.

По камню пробежала рябь.

-- Я и сам знаю, что тем нельзя позволить прорваться к ракете. Но стоит ли помогать этим?

-- А кроме того, -- мстительно сказал орел, -- ты валяешься прямо на пути у этой армии. И у них тоже имеются определенные технические возможности, мыслитель. Так что придется тебе подниматься на ноги, хоть ты и не любишь этого. Спасайся, пока цел. У них есть головастые начальники, которые живо сообразят, что к чему. И я неуверен, что водяные смогут задержать их на болоте.

-- Армию? -- рассеянно переспросил Умный Камень. -- Дошло до этого?

-- Да.

-- Тогда ты, пожалуй, прав. Я сейчас прикину быстренько.

Ручеек серебристых искорок вырвался из верхней грани камня, замер, покачиваясь в воздухе, потом образовал кольцо и стал надвигаться на Леа. Та хотела убежать, однако ноги отказались повиноваться. Кольцо опустилось ей на голову, закрыв собой весь мир. Леа очутилась в непроницаемом искристом сверкающем коконе, в голове зазвучал незнакомый напевный голос, но слов разобрать было нельзя...

Потом она пришла в себя.

Умный Камень недовольно ворчал:

-- Проклятый кот, кто только приволок его сюда?

-- Он тебя не сильно поцарапал? -- встревоженно спросил орел.

-- Чуть не отгрыз третье ходило, -- брюзгливо сообщил Умный Камень.

-- Ты сильно преувеличиваешь.

-- А вот мне так кажется.

Леа увидела рысенка, с безразличным видом вылизывающего шерстку на боках.

-- Он всегда защищает меня, это мой телохранитель, -- сказала она. --Просто он еще маленький, и не всегда правильно различает, кто друг, а кто враг.

-- Защищает... -- не унимался Умный Камень. -- Вот распылил бы я его... Ладно, с вами все ясно. Ты, голубчик, действительно был прав, -- обратился он к орлу. -- У них есть отличные мастера. Злые мастера. Я не думал, что можно так аккуратно изуродовать мозг. Мне пришлось порядком потрудиться. Ведь они не предполагали, что будут иметь дело со мной. Иначе блокада была бы более плотной.

-- А в чем дело? -- в голосе орла прозвучал испуг.

-- Она должна была добраться до ракеты, сама того не сознавая, а там... Впрочем, я стер все внушения, и сейчас ничего не произойдет.

-- А что могло случиться? -- спросила Леа.

-- Ничего не могло. Я уничтожил это, и тебе незачем знать, что там было. Тем не менее и сейчас твой путь ведет к ракете. Там ты встретишь человека... Я все просчитал, но не могу сказать, не имею права. Главное -- не бойся, все кончится хорошо.

-- А что будет с бандитами? -- поинтересовался орел.

-- Вместе с малышкой вы должны с ними справиться. Общими усилиями да не одолеть кучку сумасшедших... Словом, занимайтесь вашими делами, а я сделал все, что было в моих силах. Теперь я могу полежать спокойно, подумать.

Леа встряхнулась и поманила рысенка.

-- Идем. Вот только куда? -- обратилась она к орлу.

-- Вздор! Вы не пойдете, вас отвезут.

Ответа не последовало. В Умном Камне снова начали неспешную игрусеребристые струйки.

-- Я сейчас полечу следить за пришельцами, а ты, Ленивец, отвези их к ракете. Нужно спешить.

Словно небольшой вулкан взорвался на холмике -- с такой силой Умный Камень подбросило вверх.

-- Ходить?! Своими ногами?! Ни за что!!!

-- Пойдешь. Побежишь даже.

-- Не-ет!

-- Вот подниму повыше, да сброшу на скалу покрепче, -- пообещал орел.

-- Садист! Изверг! Я никогда не прощу тебе этого издевательства! Мало, что ты нарушаешь мой мыслительный процесс, так еще заставляешь идти неведомо куда.

-- Я здесь ни при чем, -- хладнокровно ответил орел. -- Ты сам все это вычислил и предсказал.

-- Я сам себе предсказал ходьбу?!

-- Не тяни время, -- нетерпеливо перебил орел. -- У нас его не так много, как хотелось бы.

-- Я тебе это припомню, -- зловеще посулил Умный Камень.

Внезапно словно сетка трещин пробежала по нему. Серые тени сделались резкими и отчетливыми, из камня выдвинулись прямоугольные ножки-столбики, с тихим треском раскрылось незаметное до сих пор гнездо на верхней грани.

-- Садитесь, -- ворчливо предложил он.

Леа, так ничего и не поняв, взобралась наверх. В гнезде оказались мягкие и теплые кресла. Камень явно только назывался камнем, кто же он на самом деле? А путешествие продолжалось. Но что ей не понравилось -- снова не по ее воле. Опять ее вели другие. Сейчас с самыми благородными целями, но все-таки другие. За нее подумали,за нее решили. Она так не привыкла.

Не переставая стонать и вздыхать, Умный Камень домчал ее до ракеты. Несмотря на свою лень, бегать он умел очень даже неплохо,хотя его нытье отравляло Леа всю дорогу. Прискакав к исполинскому металлическому дворцу, Камень сообщил, что больше в эти игры не играет, и поспешно зарылся в землю на вершине ближайшего холма -- подальше от зарослей орешника и березовой рощицы, подставлять бока под ласковые лучи солнца.

Леа с опаской глядела на ракету. Особенно она не удивлялась, наверное, Умный Камень успел ей нашептать кое-что, но смутные опасения оставались. Не то, чтобы она слишком внимательно слушала учителей, не устававших твердить о вредоносности вещей Старого Мира, их черной силе... Когда угрозы не видишь, никакие, даже самые убедительные слова не заставят бояться всерьез. Просто это была совершенно незнакомая вещь, и она вызывала естественные опасения.

Неожиданно часть стены провалилась внутрь, образовался черный прямоугольник. Дверь, поняла Леа. Ей очень захотелось убежать. Сейчас появятся таинственные существа Старого Мира. Почему-то ей представилось, что это будут покрытые пылью скелеты. Но вместо жутких мертвецов из двери кубарем выкатился маленький черно-белый зверек и вприпрыжку помчался за бабочкой. Рысенок ненавидяще зашипел на него. Енот заметался в испуге, а потом кинулся назад в ракету. Рысенок, пронзительно мяукая, погнался за ним, не догнал и остановился у входа, не рискнув сунуться внутрь.

-- Спокойно, Крошка, спокойно. Кто тебя так напугал? -- послышался ломкий мальчишеский голос.

Леа снова напряглась. Вот он, настоящий хозяин ракеты, про которого говорили орел и Камень. И когда в двери показался мальчишка, всего года на два старше ее самой, Леа не смогла удержаться от громкого нервного смешка. Хозяин... А умываться не любит... Мальчишка тоже уставился на нее с немалым удивлением, и как она заметила -- с изрядной долей испуга. Енот осторожно выглядывал у него между ног.

-- Как ты сюда попала? Почему мои локаторы тебя не обнаружили?

Леа не поняла, кто такие локаторы, и, приняв независимый вид, сообщила:

-- Меня привез Умный Камень.

-- А это кто еще такой?

Что-то здесь нечисто, он же ничего не знает. Хозяин ракеты, за которым охотится весь магистрат... Самозванец он, вот кто! Точно такой же случайный гость, как и Леа. Поэтому не будет она отвечать.

-- А сам ты кто?

-- Тайлон. А это -- Крошка Енот. -- Крошка обиженно тявкнул, не собираясь выходить из ракеты. Рысенок в ответ хрипло мяукнул и воинственно распушил бакенбарды.

А потом они сидели в капитанской рубке и пили чай. Леа ощутила мгновенный укол зависти -- лесовики понятия не имели о травяном эрзаце, который продавался в Городе под этим названием. Но недовольство быстро ушло.

Ей пришлось напрягать память, чтобы запомнить множество новых слов, которыми небрежно швырялся Тайлон. Откуда лесовик все это знал? Ведь ему полагается уметь растить хлеб, и только! У нее все-таки было одно преимущество -- живя в Городе и работая на котосетровой ферме, она знала, что такое машины, и потому не таращилась на окружающие ее в ракете чудеса, как на что-то сверхъестественное. Тайлон же, видимо, никак не мог освоиться полностью и доверял механизмам не до конца. Он убил немало сил и времени, Леа отметила, что под глазами у него виднелись черные круги, щеки запали, веки покраснели и припухли. Теперь он многое знал и умел, но не переставал опасаться.

За чаем каждый рассказал, как попал сюда. Тайлон внимательно выслушал повествование о приключениях Леа, о двух крокодилах, об Орле-Великане и Умном Камне.

-- Орел тоже помог тебе?

-- Да. Я слышала о них жуткие рассказы, однако он оказался умной, вежливой, доброй птицей.

-- Все помогают нам, -- пробормотал Тайлон. -- Но стоит кому-либо захотеть плохого... Ты сказала, что видела в ратуше советника. Высокий, худой, нос крючком и рука перевязана.

-- Видела.

-- Значит выбрался. Но он грозил вернуться.

-- Так он и возвращается. Да не один, а с целой армией стражников.

Тайлон поморщился.

-- Стражников я видел. Если их, как ты говоришь, целая армия, тем хуже для них. Но вот если с ними советник -- это неприятная новость.

Леа вспомнила слова орла и добавила:

-- Оба советника.

-- Скверно, -- коротко обронил Тайлон и задумался. Потом повернулся к пульту и небрежно тронул несколько разноцветных квадратиков. -- Сейчас увидим.

Леа вспомнила грязные черные панели регулировки на ферме, скрипучие штурвалы, лязгающие и щелкающие переключатели... Да, в ракете это выглядело по-другому.

Засветился жемчужно-серым светом экран в матовой металлической рамке, сразу напомнив Леа двигающиеся картинки Умного Камня. Сначала виднелось только голубое небо и редкие облака. Потом изображение завертелось с такой скоростью, что Леа стало дурно, и появились знакомые болотные хляби, заросшие осокой. Леа передернуло, когда она вспомнила странствия по болоту. Не лучше чувствовали себя и продирающиеся сейчас через него стражники. Они сгрудились вокруг таинственной повозки, обтянутой брезентом. Судя по тому, что ее колеса полностью ушли в грязь, она была довольно тяжелой. Стражники пытались помочь лошадям вырвать повозку из топи. Грязные и злые, они тянули и толкали, дергали и пихали... Однако повозка не двигалась.

-- А они не подстрелят того, кто показывает нам картинку? -- спросила Леа, вспомнив неосторожного орла.

Тайлон угрюмо усмехнулся.

-- Не думаю, что им это удастся. Они даже не подозревают, что сейчас за ними следят.

-- А почему нет звука?

-- Мой разведчик летит слишком высоко. У него очень зоркие глаза, но вот ушей, к великому сожалению, нет. Эй, постой-ка... Кажется,там затевается что-то интересное...

В луже рядом с копошащимися стражниками мелькнуло чье-то щупальце. Из грязной воды вырвалось колечко дыма, показалась на мгновение жуткая плоская физиономия с огромным ртом -- Тайлон усмехнулся, узнав старого знакомого, -- показалась и тут же пропала. Потом также мимолетно возникло сморщенное зеленое личико. Тоже помним... Из лужи поднялся столб темно-багрового пламени и развернулся в широкий веер. Стражники в ужасе шарахнулись в разные стороны. Некоторые проваливались в скрытые под слоем грязи ямы, уходя с головой в болотную тину; другие опрометью мчались назад, позабыв все на свете; третьи стояли в оцепенении, тупо глядя на подбирающийся к ним огонь. Мелькнула красная мантия, перекошенное лицо первого советника. Он что-то кричал стражникам, но те не слушали, разбегаясь. Тогда советник взмахнул рукой, и рядом с багровым пламенем полыхнула короткая пронзительно-желтая вспышка.Застывшие, словно статуи, стражники ожили, нелепо всплеснули руками и упали так, что Леа сразу поняла -- больше они не встанут. Колдовское болотное пламя пропало, только слабый дымок курился над трясиной.

Однако старания советника были напрасны. Пока он воевал с болотом, пока собирал разбежавшихся стражников -- таинственная повозка полностью ушла в грязь, виднелся только самый верх, да и он не задержался на поверхности. Вяло плеснула грязь, лопнули несколько больших пузырей -- и все. Рассвирепевший советник избил стражников, подвернувшихся под руку, кое-как построил их в колонну, и они двинулись дальше.

Когда враги скрылись вдали, из топи выскочили две фигурки. "Вот они", -- сквозь зубы процедил Тайлон. О чем говорили водяные -- а кто же еще там мог быть?! -- Леа не слышала. Было понятно лишь, что они отчаянно спорят. Большой что-то доказывал, а маленький не верил. Спорили долго, с криком и биением себя в грудь, маленький даже закашлялся. Наконец большой, потрясая кулаками, так топнул, что фонтан брызг поднялся выше его головы, обернулся крутящимся клубком и укатился следом за колонной. Маленький водяной сразу заулыбался, довольно погладил себя по животику и хитро подмигнул, как показалось Леа -- ей.

-- Вот уж не думал, что он поймает Молодого второй раз в ту же ловушку, -- сказал Тайлон.

-- Какого Молодого?

-- Так, есть у меня на болоте один знакомый. Сама видела.

-- Да-а, хорош.

-- Жаль, что он не смог остановить советников. Или, может, неудачник не обманывал его сейчас? Может, Молодой сам решил помочь нам? -- Тайлон задумался. -- Это несколько неожиданно... Ты заметила, -- обратился он к Леа, -- как все охотно помогают нам? И как все мешают нашим противникам. Однако мне кажется, что своими силами Неправильному Миру на сей раз не справиться. Теперь им понадобится наша помощь.

-- И ты сможешь?

-- Я узнал кое-что об этой машине и кое-что умею. -- Он стукнул кулаком по пульту. -- Если бы вторжение началось хотя бы на месяц попозже! Тогда я уверенно обрушил бы на них всю мощь, скрытую в ракете, они у меня лишнего шага не сделали бы. -- Тайлон замолчал,а потом тихо добавил: -- Или не смог бы... -- Он вскинул голову и пристально посмотрел на Леа. -- Но в любом случае мне непонятно, зачем они тебя-то сюда привели. Я уважаю орла и всех остальных, но ведь ты совершенно бесполезна здесь.

-- Бесполезна?! -- вспыхнула Леа.

-- Конечно. И твоя скандальная рысь тоже не нужна.

-- Если так, -- Леа поднялась, -- то мы уйдем.

Тайлон тоже вскочил.

-- Нет, постой... Ты меня неправильно поняла.

-- Я поняла тебя совершенно правильно. Прощай. Надеюсь, ты откроешь мне двери своей ракеты.

Тайлон растерянно заморгал.

Решила все это Леа быстро, но и пожалела о своем решении так же быстро. Стремительно темнело. Вокруг шуршали и потрескивали невидимые звери, наверняка опасные... Конечно, возвращаться на посмешище этому противному мальчишке она не собиралась. Никогда! Но где устроиться на ночь? Идти одной страшно. Верный паж-рысенок куда-то запропастился. Леа видела, как прутья орешника крепко хлестали его по бокам, хотя вежливо пропустили ее. Рысенок обиделся и убежал...

На всякий случай Леа вернулась к Умному Камню, но как она ни кричала, как ни стучала по нему, он не отзывался, лежал холодный и неподвижный. Леа в сердцах назвала его ленивцем, но Камень не отреагировал и на оскорбление.

Ей показалось, что в вечернем небе кружит черная точка. Она замахала руками, но и орел не спешил на помощь. А может, там и не орел вовсе летал. Оставалось только забраться в кусты и заплакать,что Леа и сделала. Но потом вспомнила о невидимом помощнике Тайлона, показывающем ему все, что творится вокруг, и перестала плакать. Очень надо срамиться перед лесовиком. В заботах и тревогах она незаметно уснула.

Разбудил ее странный грохот, подобный раскатам грома. Леа села, протерла глаза, потянулась и подумала, что если сейчас начнется гроза, то она промокнет до нитки. Нужно поскорее найти какое-нибудь укрытие. И только после этого начала удивляться. Почему она вместо постели спала в ореховом кусте? Почему на небе ни облачка в такую жуткую грозу? Почему так щиплет нос и глаза? Почему...

Ответить на великое множество внезапно возникших вопросов она не успела, пришлось поплотнее прижаться к земле и замереть, как мышка. Мимо ее ненадежного убежища, грохоча сапогами и бренча доспехами, пробежали двое стражников. Легкий порыв ветра с силой подбросил вверх пелену кисло пахнущего бело-коричневого дыма,который Леа сначала приняла за утренний туман, и перед ней предстала картина, заставившая сердце юркнуть в пятки. Еще вечером здесь не было ни души. Утром она оказалась прямо посреди вражеского лагеря. Интересное приключение... Как это стражники со своими тяжелыми повозками сумели за день пройти так много, да вдобавок разбить лагерь, не разбудив ее?

Она пригляделась повнимательней. Переход дался стражникам не так легко, как ей подумалась вначале. Вид у них был совсем не бравый -- одежда измята и перепачкана болотной тиной, лица сделались бледными, и работали осунувшиеся стражники как-то нехотя, без воодушевления. Если бы не крутившийся тут же второй советник, подгонявший их затрещинами и виртуозно ругавшийся при этом, стражники, скорее всего, просто попадали бы наземь -- отдыхать. Или удрали бы. Во всяком случае, многие из них жадно поглядывали на кусты, вынуждая Леа приникать к земле.

Здесь же оказались и две те самые повозки. Теперь на них не было брезента, и Леа увидела длинные стальные трубы, выкрашенные мутной зеленой краской. С одной стороны на трубу были навешаны многочисленные сверкающие полированным металлом странные детали, причудливо изогнутые рычаги, стеклянные трубочки. Возле них замерли стражники, не носившие шлемов и кольчуг. Леа почему-то подумала, что эти вещи пришли из Старого Мира, настолько они не подходили к обычному снаряжению стражников. Или тоже колдовство? Нет, вот уж чем господа советники станут заниматься в последнюю очередь -- так это колдовством.

-- Продолжать? -- спросил у советника капитан, если судить по золотым нашивкам на куртке.

-- Да.

-- Но зачем? Обстрел совершенно безрезультатен. В кого мы стреляем? Пляшущие огни и эти мерзкие птицы давно скрылись. Не лучше ли поберечь боеприпасы? Это война без противника, господин советник, хотя мы и потеряли уже половину отряда.

-- Обстреляйте ракету, -- со внезапно вспыхнувшим ожесточением приказал советник.

-- Но ведь...

-- Дайте два пробных залпа, капитан, там посмотрим.

Капитан повернулся к засуетившимся стражникам. Сверкнула яркая бело-желтая вспышка, по ушам ударил горячий грохот, закружились сорванные листья, полетела пыль. Обе трубы окутались быстро тающим дымком.

-- Ничего не вижу, -- недовольно сказал капитан. -- Куда упали снаряды?

Советник поднял к глазам сдвоенную черную трубку, долго смотрел в нее, потом шарахнулся назад, налетел на пустой ящик, упал, снова вскочил.

-- Проклятье! Они повисли в воздухе! И кажется... кажется, начинают двигаться обратно.

-- Вы шутите, -- дрогнувшим голосом произнес капитан. -- Это невозможно ни по каким законам.

Советник снова поглядел в черные трубки.

-- Какие шутки! Уносите лучше ноги! -- И сам первый подал пример.

Капитан недоверчиво посмотрел на него, повернулся было к своим людям... Но было поздно. Послышалось басовитое гудение, точно летел огромный шмель. Гудение перешло в тонкий визг, свист, снова жутко грохнуло, сверкнула синеватая молния, к небу взметнулся фонтан земли, по кустам зашлепали камешки, какая-то доска едва не зацепила Леа по макушке. Когда она протерла запорошенные глаза, перед зарослями орешника больше ничего не стояло... Зато появились две глубокие ямы, из которых, струясь, выползал сизый хвост кисло пахнущего дыма. Леа твердо решила, что сейчас ей привелось увидеть колдовство.

Снова, как из-под земли, вынырнул второй советник. Озадаченно глядя на образовавшийся хаос, он почесал затылок. Позади раздались крики, шум. Леа, сжавшись в комочек, забилась в самую чащу переломанных, истерзанных кустов. На поляну вылетел взъерошенный и помятый человек, оказавшийся первым советником.

-- Что здесь происходит?! -- с ходу заорал он. -- Куда подевались артиллеристы?!

Вместо ответа второй советник молча вытянул руку. Первый советник повернул голову в указанном направлении, растерянно заморгал и тоже почесал затылок.

-- Ого! У них есть пушки?

-- Нет, у них нет пушек, -- вздохнул второй советник.

-- Но что это? По-моему, воронки от разрывов снарядов.

-- По-моему, тоже.

-- Но чьих?

-- Наших собственных.

-- Что означает "наших собственных"? Как можно ухитриться попасть в самих себя? Я знаю, ваши люди хорошо обучены, но такое даже им не под силу. Просто мистика.

-- Это не мистика. Какая-то неведомая сила просто отбросила наши снаряды, выпущенные из наших же орудий. Они легли аккуратно в те же точки, откуда вылетели.

У первого советника отвисла челюсть.

-- Вы бредите.

-- Если бы. Покажите мне тогда, где стоят мои пушки. Давайте, советник, будем смотреть фактам в лицо. Мы не можем пробиться к этой проклятой ракете. Знания ли древних тому причиной, колдовские ли штучки Неправильного Мира -- не знаю. Однако мы не в силах прорвать невидимую завесу. Люди гибнут бессмысленно, и я начинаю думать, что мы напрасно ввязались в глупую авантюру.

-- Я не узнаю вас, советник! -- глаза первого советника лихорадочно засверкали. -- Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Неосторожное обращение с боеприпасами -- вот причина катастрофы. Какие еще обратные полеты?! Нельзя пробиться с этой стороны -- предпримем обход! Рано отчаиваться. Вперед и только вперед! Наша цель близка, отказываться от нее безумие!

-- Не знаю...

Первого советника затрясло.

-- Вперед!

Второй советник махнул рукой и побрел в сторону орешника. Леа попятилась, намереваясь уползти подальше, но тут снова послышались крики. Трое или четверо стражников, сломя голову, пролетели мимо своих начальников. Один из них даже столкнулся с первым советником, опрокинул его наземь, сам еле устоял на ногах, выругался и побежал дальше.

-- Что происходит?! -- возопил первый советник, поднявшись.

Но вдруг он побледнел, присел на корточки и обхватил голову руками. Действительно, что там происходит?

Из-за пригорка, неуклюже загребая лапами воздух, выплыл Маленький Крокодил. Перед ним пятились, спотыкаясь и нелепо размахивая руками, перепуганные до полной потери соображения стражники. Они даже не могли бежать. Маленький Крокодил сопел, пыхтел и фыркал. По всему было заметно, что полеты даются ему с огромным трудом, непривычное пока дело. Однако он не отвлекался и, сердито покрикивая, гнал стражников к одному ему ведомой цели.

Второй советник среагировал более умно -- он распластался на земле и ужом скользнул в кусты, чтобы столкнуться нос к носу со вконец растерявшейся Леа. В первое мгновение он шарахнулся было назад, но летящий крокодил был страшнее других опасностей, поэтому советник сдержался. Потом он узнал Леа, зарычал и кинулся на нее.

-- Попалась, дрянь!

Леа попыталась увернуться, она даже укусила советника за палец. Он взвыл от боли, но хватки не ослабил, и после недолгой борьбы Леа была связана. Советник, выхватив из-под драной мантии кинжал,приставил его к горлу девочки.

-- Молчи, или я убью тебя.

Дождавшись, пока Маленький Крокодил со своими пленниками скроется, советник вытер поттрясущейся рукой, несколько раз глубоко вздохнул и спросил:

-- Почему ты не выполнила приказ?

-- Какой приказ? -- изумилась Леа.

-- Ты была в ракете.

-- Была, -- машинально подтвердила Леа, не сообразив, что как раз этого говорить не следовало.

Советник заметил ее замешательство и усмехнулся.

-- Напрасно ты пытаешься что-то скрывать. Мы повесили на шею твоему зверю передатчик и следили за всеми вашими перемещениями. Поэтому мы знаем наверняка, что в ракете вы были. Но почему тогда ракета нас не подпускает?

-- Спросите у Тайлона сами.

-- Та-ак, понятно. Значит мальчишка жив.

Только теперь Леа поняла. Она сразу вспомнила, как разозлился Умный Камень, когда по просьбе орла заглянул в ее мысли. Вспомнила, о чем говорили советник и магистр в ратуше. Они хотели внушить ей,чтобы она убила Тайлона! Чтобы она помогла овладеть ракетой! И Леа плюнула в лицо господину второму советнику.

Того передернуло. Он вытерся, сжал кинжал так, что пальцы побелели, но овладел собой и опустил руку.

-- Нет, не надейся. Тебе еще предстоит рассказать все, что ты узнала. Что произошло в ракете. Почему ты не выполнила приказ магистра. Почему чудовища мешают нам. Ты все это знаешь, я уверен. И все это расскажешь. Никто не может противостоять мастерам первого советника, они превосходно умеют добывать правду у самых молчаливых. А нам эта правда понадобится.

Внезапно стало темно. Леа и советник невольно подняли головы. На солнце надвигалась плотная черная туча -- не то серое покрывало,которое постоянно висело над городом, а густая, непроницаемая чернота, сверкающая молниями. Но, странное дело, грома не было слышно. Туча пульсировала, то набухая, то сжимаясь. Она ползла по небу судорожными толчками, постепенно опускаясь все ниже и ниже. Вскоре она уже цеплялась за вершины деревьев. В воздухе резко и неприятно запахло. Из раздувшегося брюха тучи выскочило множество крутящихся черных столбов.

-- Смерчи, -- прошептал позеленевший советник. -- Откуда их столько? Они ведь нас утащат...

Перепуганная Леа вообще потеряла дар речи.

Смерчи опустились к самой земле и вцепились в нее, удерживая тучу на привязи. Снова сверкнули молнии, сейчас уже разноцветные -- красные, синие, зеленые. От их огня такими же яркими светящимися красками загорелась туча, лишь смерчи остались матово-черными. Послышалось сдержанное гудение, шорох, скрежет. Смерчи начали двигаться. До сих пор они безвредно крутились, теперь начали засасывать в себя обломки, мусор, изуродованные железки,обгоревшие доски, валявшиеся повсюду. Прозвучало несколько истошных воплей -- похоже, не все стражники успели убраться с пути смерчей.

Сколько прошло времени -- Леа не помнила. Смерчи перестали двигаться так же неожиданно, как начали. Они втянулись в тучу, и та стремительно, словно ее кто-то крепко пнул, умчалась прочь.Вскоре уже ничто не напоминало о разыгравшейся здесь недавно нелепой битве. От армии, пришедшей в Неправильный Мир, не осталось и следа.

Леа взглянула на перепачканное лицо советника и испугалась. Его глаза были слепы от бешенства, он не замечал ничего вокруг, весь дергался, на губах выступила пена.

-- Мстить... Уничтожать... Убивать... -- хрипел и бесновался он. Но потом кое-как успокоился. -- Я вижу, старые летописи изрядно привирали, рассказывая о Неправильном Мире. Опасности! Чудовища! Детский лепет... Те, кто это сочинял, не имели ни малейшего представления о действующих здесь силах. Я и представить себе не мог ничего подобного. Но мы еще поборемся. Только бы мне вырваться из этой западни.

Леа хотела было сказать, что никто его в эту западню не тащил, сам пришел, но почла за лучшее промолчать. Уж очень советник напоминал повредившегося умом. Такой убьет запросто и не вспомнит об этом.

Советник замер, прислушиваясь. До Леа долетел глухой топот. Он становился громче -- кто-то приближался. Советник облизал пересохшие губы, кривясь, посмотрел на кинжал и отшвырнул жалкое оружие прочь. Встал и вышел из кустов.

-- Стойте! -- услышала Леа его радостный вопль. -- Подождите! Я здесь! Вот он я!

Началась бешеная скачка. Леа впервые сидела верхом на лошади, и ее на всякий случай привязали к седлу. Трава, кусты, камни, небо, деревья -- все металось и тряслось в сумасшедшем танце. При каждом скачке у нее лязгали зубы, она едва не прикусила язык. И вообще верховая езда оказалась занятием крайне неприятным и болезненным.

Позади остались гарь и разгром, быстро смолкли истошные вопли. Пару раз над ухом что-то неприятно просвистело, но советники гнали, не останавливаясь. Вот навстречу им метнулась фигура с растопыренными руками. Второй советник даже не подумал подобрать стражника. Он пришпорил лошадь и бросил ее прямо на беднягу. Страшный удар отшвырнул человека в сторону. Что происходит?

-- Потеряно все, и честь впридачу, -- угрюмо усмехнулся первый советник, тяжело спрыгивая с лошади. Влажная земля смачно чавкнула под сапогами.

-- Зачем так пессимистически? -- Второй советник, кряхтя, слез на землю, поморщился и застонал. -- Кошмар. Эти лошади сверху ужасно узкие. Я удивляюсь не тому, что ты удерживаешься на ней, а той уверенности, с которой ты это делаешь. По мне, так машины гораздо приятнее.

-- Твои машины уже крупно подвели нас, -- проворчал первый советник.-- Как мы теперь покажемся в Городе? Ни армии, ни оружия, ничего! Совершенно ничего. Магистр ведь сожрет нас с нутром и перьями! Чтоб ему сгореть! Мы потеряли власть, лопнули, как мыльные пузыри.

Второй советник предостерегающе поднял руку.

-- Я не смотрел бы на вещи так мрачно. У нас кое-что осталось.

-- Кто-то не столь давно сам говорил о глупых авантюрах... -- Первый советник горько усмехнулся. -- И вдруг такой прилив бодрости... Нет, мне кажется, наше время кончилось. Единственной реальной силой в Городе остаются лаборанты магистра. Этот мерзавец знал, что делал, когда обучал своих головорезов владеть оружием. Ведь не поймешь, что у него -- лаборатория или казарма. Они стреляют лучше моих стражников, и будь сегодня здесь они...

-- Все кончилось бы точно так же, -- перебил второй советник.-- Нас смяли бы в любом случае, какие бы силы мы ни бросили. Ты понял, что они объединились? Прохлопал мерзкого мальчишку, и вот результат. Старый Мир и Неправильный Мир вместе! Как он сумел? Магистр болван! Игрался в свои игрушки: генетическая память, консервация знаний... Следовало перестрелять их всех сразу!Потомки первого экипажа, видите ли... Ты тоже упустил...

-- Что сделано -- то сделано, -- огрызнулся первый советник. -- Не стоит ворошить старые ошибки, нужно трезво оценить сложившуюся обстановку и решить, что делать дальше. Ты тоже видел панацею в своих машинах и пушках. Где теперь и те и другие?

Двое уцелевших стражников сдернули связанную Леа с лошади, швырнули на сырую траву, начали разводить костер.

-- Главное сейчас -- вырваться из Неправильного Мира, -- сказал первый советник, протягивая к огню дрожащие ладони. -- Может, не будем терять время на остановки?

-- Ехать ночью через болота? Я не сошел с ума, есть более приятные способы самоубийства, -- бросил второй советник, ковыряясь со странным металлическим ящиком, из которого торчал суставчатый медный прут. -- Мы днем утопили половину пушек и потеряли много людей, а уж в темноте... Да никто потом и рассказать не сможет, где мы пропали. От нас к утру и пузырей не останется.

-- Грустный финал, -- кисло поморщился первый советник.

-- Ничего, -- довольно бодро ответил второй советник. -- Кладовые арсенала не опустели, я собирал запасы долго и упорно. Вы совершенно напрасно связали мне руки, ограничив выбор оружия. В конечном итоге это ударило по нам же. Нельзя чуточку вести войну. Одно из двух: или мы воюем, или нет! Середины здесь не существует. Мы просто обязаны были применить все имеющиеся у нас средства. Ты сам слишком увлекся закулисными маневрами, забыв, что существует предельно простой, а следовательно предельно надежный способ разрешения любого вопроса -- сила. Ударь как можно крепче -- и проблема исчезнет.

-- Но ведь мы решили, что ракета нам нужна. Поэтому и нельзя было уничтожать ее.

-- И ты не помнишь, кому именно пришла в голову эта светлая мысль? Кому именно понадобилось средство устрашения, которое нельзя пустить в ход?

Первый советник дернулся.

-- Отлично помню. Магистру.

-- Трижды негодяй! -- Второй советник задохнулся, с треском рванул мантию, вскочил и забегал вокруг костра. -- Я сам перегрызу ему глотку. Втравил нас в гибельную авантюру, а сам остался в стороне. Ловким маневром вывел из Города все наши силы, причем я не сомневаюсь, он предвидел роковой исход экспедиции. Обезоружил нас и мнит себя королем. Ну нет! Скорее я взорву арсенал со всем содержимым, -- мрачно добавил он.

Первый советник опустил голову, спрятав лицо.

-- Нет, ты не сделаешь этого. Не посмеешь.

-- Почему? Посмею, да еще как! У нас сейчас нет выхода. Либо мы одним ударом восстановим положение, либо нас прикончат. И мне будет совершенно безразлично, кто это сделает. Пристрелят ли нас лаборанты или повесят любящие горожане -- мне будет одинаково неприятно. Про лесовиков я уж и не говорю, этим вообще лучше не попадаться. Я совершенно уверен, что всем уже известно о нашем поражении и нас попытаются заставить заплатить по счетам. А я не хочу подыхать! Но если придется, то постараюсь захватить с собой на тот свет как можно больше попутчиков. В хорошей компании помирать не так страшно. Если с тобой целая толпа, даже немного весело.

-- Ты рехнулся? Уничтожить Город? За что?

-- Какое мне до него дело? Игра еще не кончена, мы проиграли битву, но не войну. Просто мы неправильно определили врага, сначала нужно было раздавить змею, притаившуюся в нашем доме, а потом бить врага снаружи. Но еще не поздно развернуть орудия в правильную сторону. С этими поквитаемся позже.

-- Делай, что хочешь... -- махнул рукой первый советник, укладываясь поближе к огню. -- Сыро, -- пожаловался он, щупая землю.

-- Тебя, похоже, сломали, -- странным тоном произнес второй советник. -- Так ты со мной или нет?

-- Конечно, я с тобой, -- недовольно буркнул первый советник из-под плаща. -- Мне просто больше ничего не остается. Если мы пошли по этой дорожке, то обречены не расставаться до самого конца, каким бы он ни был. Я сделаю все, что понадобится.

-- И на том спасибо, -- второй советник снова склонился над ящичком.-- Хотя мне не нравится твое настроение. Пессимизм -- это скверно. Без веры в победу не победишь. Если начинаешь дело с чувством собственной обреченности -- оно провалится само собой.

Замигали разноцветные огоньки на передней стенке ящика, напоминавшей пульт управления, советник прижался губами к сетчатому раструбу и забубнил невнятно. Снова и снова он пытался кого-то вызвать -- безуспешно. Разозлившись, он выключил ящик,тбросил неласковый взгляд на Леа и тоже начал укладываться.

Наутро оказалось, что сюрпризы далеко не кончились. Примчались усталые и растерзанные всадники, в которых лишь с большим трудом можно было узнать магистра и троих его лаборантов. Где их белые халаты? Где их аккуратный, подтянутый вид? Грязные, замурзанные, помятые... Трудно было сказать, кто больше удивился при встрече. И советники, и магистр были одинаково растеряны.

-- Что случилось?! -- крикнул второй советник, когда магистр мешком свалился с лошади.

-- Где армия?! -- последовал встречный вопрос.

-- Почему вы не отвечали? Я вчера вызывал Город по рации, но не получил ответа. Что произошло, почему вы здесь?

Магистр схватил флягу с водой и начал гулко глотать. Прозрачные струйки стекали по грязным щекам прямо за воротник куртки, но он их не замечал. Напившись, магистр отшвырнул флягу, обвел стоящих рядом бешеными воспаленными глазами.

-- Катастрофа...

Как ни был сдержан второй советник, его шатнуло.

-- Что?! -- голос сорвался на неприличный визг.

-- Нас вышвырнули из Города как мусор! Где стражники? Мы еще можем привести в повиновение подлых бунтовщиков, пока они не укрепились.

-- А где ваша хваленая парапсихология? -- сухо спросил второй советник. Первый советник стоял с отрешенным видом, словно он ожидал подобного известия. Он окончательно пал духом.

-- Я тоже мог бы многое спросить, -- немедленно ощерился магистр, -- но сейчас не время затевать раздоры. Нужно действовать совместно, потом разберемся, кто в чем виноват. Поднимайте отряд и немедленно форсированным маршем ведите его на Город, пока наглые лавочники не успели как следует подготовиться. Прошло время речей, настало время оружия. Конечно, хорошо было бы обрушить на них орудия ракеты, но этого мы, по-видимому, не можем?

-- Радуйтесь, что эти орудия не обрушились на вас, -- тускло вставил первый советник, вынырнув на мгновение из забытья.

Магистр вскинулся.

-- То есть как? Вы не захватили ее?!

-- Нет. И то, что вы видите, это и есть вся наша армия на сегодняшний день, -- объяснил второй советник. -- Может, еще десятка два успели разбежаться, но от них тоже проку мало.

И началось... Впрочем, помимо ругани и взаимных упреков было сказано немало интересного. По крайней мере, теперь Леа достаточно ясно представляла, что именно произошло с незадачливыми завоевателями и с не более удачливым претендентом на власть в Городе.

Сначала о первых. Неудачи начали преследовать экспедицию, как деликатно назвал отряд вторжения второй советник, буквально с первой же минуты пребывания в Неправильном Мире. При переходе артиллеристов внезапно обуяла жуткая паника, и они, побросав орудия, разбежались кто куда. На их поиски и отлов были направлены кавалеристы. Поймать удалось далеко не всех, и что случилось с пропавшими -- так и осталось загадкой. От пойманных тоже толку было немного. Трясясь и лязгая зубами, они рассказывали о каких-то драконах, вампирах, вурдалаках, мертвецах и привидениях, преследовавших их и пытавшихся съесть. Взрослые мужчины среди бела дня заразились детскими страхами. Как обращаться со своими орудиями -- они напрочь забыли. Если их подтаскивали к пушкам силой, они начинали биться в истерике, плакать и кричать, Второй советник уже готов был набрать среди остальных стражников добровольцев для обслуживания артиллерии, когда первому советнику пришла в голову блестящая мысль. Если они ведут себя, как дети, то и поступать с ним надо, как с детьми. Артиллеристов разложили на солнышке и хорошенько выпороли. Это происшествие можно было бы назвать просто смешным эпизодом, если бы не одна неприятность.

Когда вразумленные артиллеристы вернулись к своим пушкам,оказалось, что три из восьми никуда не годны. Какие-то черно-белые зверьки с голыми розовыми хвостами, похожие на крыс, но не крысы, доедали их. С завидным аппетитом они хрумкали сталь, медь, резину, стекло. Опешившие люди кинулись разгонять грызунов, шевелящимся ковром облепивших орудия. Но те, ловко уворачиваясь от ударов, продолжали свое черное дело. Когда же стражники начали руками срывать их с пушек, обозленные зверьки моментально слопали кольчуги у двоих или троих особенно рьяных. Началась стрельба, и тогда странные грызуны пропали, как сквозь землю провалились. И вовремя, так как армия могла остаться вообще без пушек, а от суматошной стрельбы пострадали не столько псевдо-крысы, сколько сами стражники.

Историю о том, как одна пушка утонула в болоте, Леа выслушала без большого интереса, она это видела сама. Выяснилось, что лошадей напугал неведомо откуда появившийся зеленый человечек. Загугукал,захохотал, засвистел... Лошади понесли, чего в болоте делать никак нельзя. Уже тогда советники ощутили, что поход может закончиться немного иначе, чем предполагалось. Подумали даже, не повернуть ли назад, но решили повременить.

Через болото продрались измученные до предела. Поддерживала мысль,что теперь-то двигаться будет много легче. Дорога и в самом деле оказалась легкой и короткой. На первом же привале вымотавшиеся часовые уснули, а когда проснулись, то выяснилось, что едва не треть отряда приросла к земле. Видимо, этот способ озеленения особенно нравился хозяевам Неправильного Мира. Потерявший способность рассуждать первый советник приказал обстрелять из пушек подвернувшуюся некстати стеклянную гору. Он почему-то решил, что в ней заключен корень всех несчастий. После того, как взметнулись первые разрывы, произошло неожиданное. Казалось, армия готова встретить любую каверзу Неправильного Мира, но не зарекайтесь загодя... Стеклянная гора под ударами снарядов отозвалась музыкой. Странные звуки, не принадлежащие никаким известным инструментам, но обвораживающие и приятные. Сначала тихая, музыка становилась все громче, набегала волнами, от которых перехватывало дыхание, звала к себе, манила обещанием покоя и счастья. Мерещились фигуры поющих полуженщин-полурыб... Люди не смогли противиться зову. Они пошли к стеклянной горе и не вернулись.

Битва еще не началась, а отряд уже сократился более чем наполовину. Опасаясь потерять уцелевших, советники погнали отряд дальше без привалов. Рано или поздно, но все неприятности кончаются, и армия испустила дружный вздох облегчения, когда подошла к зеленой долине, в которой стояла ракета. Еще одна пушка кувырком полетела с горы, не удержавшись на узкой тропинке, петляющей по склону. Второму советнику померещилось, правда, что какой-то великан подтолкнул ее плечом, но ведь лишь померещилось. Когда отряд спустился в долину, командовать начал первый советник, захотелось дураку поиграть в полководца. А может, просто повредился умом от напастей. Развернулись классически -- кавалерия на флангах, пехота в центре, артиллерия в тылу, поддерживает наступление огневым валом. Однако наступления не получилось. Стражники натолкнулись на невидимую упругую стену. Точно воздух вдруг стал плотным, непроницаемым. Ничего не замечаешь, только время от времени вспыхивают крошечные радуги, а пройти никак не удается. Отряд конных стражников попытался обойти преграду,вломился в заросли странных коричневых кустов -- из земли торчали вроде как сухие прутья. Они легко ломались, чуть потрескивая, и выбрасывали клубы слегка фосфоресцирующего зеленоватого дыма. Мчавшиеся стражники даже не обратили на них внимания. Но потом,когда оружие, кольчуги, одежда, упряжь растаяли вместе с зеленым дымом...

Лежавший спокойно полупрозрачный голубоватый камень вдруг выбросил шипящий луч света, испепелив шестое орудие. С минуту клубок желтого пламени вертелся на том месте, где оно только что стояло -- и лишь обгоревшая земля. Впервые стражники отказались повиноваться. Советники хотели в отместку уничтожить камень -- стражники просто бежали. Потом... Потом... Второй советник начал заикаться и дрожать. Чудовище... Страх... Огонь... Бежать, бежать...

-- Значит, двое стражников -- это вся армия, которой вы располагаете? -- подвел итог магистр.

-- А ваши так называемые лаборанты? -- парировал второй советник.

-- Лаборанты...

События в Городе начались, похоже, одновременно со злоключениями армии вторжения. Сначала магистр не придал значения происходящему. Выглянуло солнце ненадолго, так ведь буквально через полчаса снова тучи небо затянули. Забастовали котосетры -- и ладно. Мелочь. Мяукают, фыркают, икру метать перестали. Так у кошек всегда скверный характер был. Побесятся и перестанут. Но потом кто-то взломал клетки, и котосетры разбежались по Городу, мышей ловить принялись, к людям приставали: погладь, мол... Кошка мышей ловит! Неслыханно. Магистр, увлеченный этими казусами, просмотрел главное. И сейчас он полагает, что это была тщательно спланированная акция для отвлечения внимания. В результате вместо своего лабораторного корпуса он нашел только груду дымящихся камней да кучку обугленных бревен. Восстания как такового не было. Просто горожане вместе с лесовиками разгромили лабораторию, по камешку разнесли мэрию, разогнали оставшихся стражников, накостыляли по шеям квартальным... Мэра даже бить не стали, до такой степени это была ничтожная фигура. Было сказано, что планета велика и богата, пора перестать жить впроголодь на крошечном пятачке, нужно восстановить то, что было сгоряча разрушено. Прошлое -- это прошлое, оно мертво, и нельзя допустить, чтобы оно тянуло за собой будущее. Нужно иметь силу вовремя отказаться от устаревших догматов. Как-то тихо и буднично власть магистрата испарилась, словно ком снега на горячей плите. И все из-за того,что в Городе не осталось стражников.

-- Что же теперь делать? -- спросил второй советник.

-- Не знаю, -- честно признался магистр.

-- Вернуться в Город, -- вмешался отмалчивавшийся первый советник.

-- Два стражника и три лаборанта... Великая армия, вполне достаточная для приведения к покорности Города и усмирения окрестных селений, -- усмехнулся магистр. -- Вы хоть представляете, как нас встретят? Вы ведь не мэр, вам ваши подвиги с рук не сойдут. Не кто-нибудь, именно вы организовывали аутодафе. Достойное возрождение традиции по просьбам горожан... Смотрите, как бы последнее не состоялось в вашу честь.

-- Меня это не волнует, -- безучастно заметил первый советник.

-- А меня волнует, и даже очень. Я не хочу рисковать шкурой.

-- Мне тоже не надоело жить, -- поддержал его второй советник.

-- Поступайте, как хотите. Я согласен на любое решение. -- Первый советник снова отвернулся.

-- Девчонка здесь... -- только сейчас заметил Леа магистр. -- Почему вы помешали ей добраться до ракеты? Она...

-- Она была там, -- оборвал второй советник. -- Ваше искусство отказало еще раз, и последствия этого были такими же ужасными, как и в Городе. Сейчас мы ее держим как заложницу. Попытаемся договориться с мальчишкой.

-- Но этого не может быть. Здесь тоже чье-то чуждое влияние. Сеть внушения человек прорвать не может.

-- Вы на редкость проницательны, магистр. Разумеется, ей помогли. Другая сила, больше чем моя... Но в арсенале осталась еще одна сила. Я не уверен, что смогу с ней справиться, однако попытаться мыо бязаны. Это наш уравнитель шансов в борьбе со взбесившейся чернью. Мы не имеем выбора, как только прибегнуть...

-- А если эта сила выйдет из-под контроля?

Второй советник поднял брови.

-- Тем хуже для них, ибо нам хуже, чем сейчас, все равно не будет.

-- Значит стремительный бросок к арсеналу. Ничего лишнего, минимум продуктов и оружия. Запасные лошади... Кстати, сколько их?

-- Нас здесь девять человек, а лошадей только двенадцать. Три человека лишние. Их необходимо ликвидировать.

-- Вы рехнулись. Убивать своих...

-- Мне известны ваши деликатность и гуманность. Но не будьте слюнтяем. Мы просто избавим их от мучений, врагу своему не пожелаю остаться в Неправильном Мире после всего, что произошло вчера. И незачем решать и колебаться, решение уже принято. Принято тогда, когда мы решили использовать возможности арсенала. Вопрос лишь один: кто именно?

Леа передернуло от отвращения. Сейчас эти двое напоминали ей огромных мохнатых пауков-хищников. Их посадили в банку, и они начали пожирать все, что там нашли, не разбираясь. Даже своих.

Магистр замялся.

-- Ну, я, право, не знаю...

-- Тогда решать буду я, -- легко согласился второй советник.

-- Нет! -- поспешно выкрикнул магистр. -- Я полагаю, -- он лихорадочно облизал губы и с трудом вытолкнул: -- Первый советник в его нынешнем состоянии совершенно бесполезен. Я мог бы его вылечить, но это требует времени и сил. Нет ни того, ни другого.

-- Отлично, -- одобрил второй советник.

-- И мне кажется... Что стражники будут слабым звеном... Это ведь люди первого советника. Как они отнесутся к нам после всего?

-- Э-э, нет, -- хитро усмехнулся второй советник. -- Чтобы я остался один на один с вашими убийцами? Я еще не спятил. Пока я вам нужен, я могу быть спокоен, но дальше... Я и дальше хочу спокойно спать, не опасаясь уснуть навечно. Вы же свернете мне шею, как только я задействую механизмы арсенала. Нет. Стражники подчиняются магистрату, значит и мне тоже. А вот лаборанты... Один из них явно лишний...

Магистр поскучнел.

-- Это только двое. Кто третий?

Леа похолодела от дурного предчувствия. Эти убийцы могут придумать...

-- Девчонка.

-- Заложник?

-- Сдалась она... Мы же не собираемся вламываться в ракету. Этот вопрос пока закрыт, и она нам больше не нужна. Кроме всего прочего, при таком подходе у нас устанавливается равновесие сил: трое на трое. Ведь это хорошо.

-- Действительно хорошо, -- тряхнул головой магистр. -- Остается одна деликатная деталь. Кто возьмет на себя ликвидацию лишних людей?

-- Вы!

-- Нет-нет. Я не смогу, вы хотите слишком многого.

-- Давайте делить грязь пополам, -- вскипел магистр -- Лаборанта я прикончу сам, но первый советник -- ваша забота.

-- Идет, -- махнул рукой второй советник. Он поднялся и бесшумно шагнул в кусты, куда раньше скрылся первый советник.

Магистр посидел немного, почесывая шею, потом тяжело вздохнул, достал из кармана пистолет, передернул затвор, поднялся. Грузно ступая, он подошел к связанной Леа. Она попыталась откатиться подальше, но бесполезно. Магистр внимательно посмотрел на нее и поднял пистолет. Черное отверстие ствола уставилось ей прямо в лоб. Вдруг из кустов с глухим рычанием вылетела свирепая рыжая молния, ударила в магистра, смяла и опрокинула его. Уронив пистолет, он покатился по земле с придушенным криком, пытаясь оторвать от себя бешеный живой клубок. Напрасно. На этот раз рысенок не был настроен останавливаться на полдороге. Ноги магистра дернулись раз, другой, выпрямились и замерли. Рысенок поднял окровавленную морду, поглядел на Леа золотистыми от ярости глазами, оскалил сахарно-белые клыки и хрипло мяукнул. Леа никак не могла сообразить, что ей делать дальше, и как поведет себя нежданный освободитель. Не попадет ли она из огня да в полымя? В таком состоянии хищник способен на что угодно.

В небе скользнула стремительная тень. Леа успела заметить перекошенное лицо бегущего к ней лаборанта, ударил порыв ветра, и тут же она почувствовала, что поднимается в воздух. Орел тоже появился как нельзя более вовремя. Его огромные когти аккуратно и даже нежно подняли Леа.

-- Позвольте мне принести вам искренние извинения за неудобства, причиненные столько внезапным воздушным путешествием. Но выражу надежду, что, принимая во внимание обстоятельства развития событий, вы не будете протестовать слишком резко. Тем более, что дела принимали, как мне кажется, совсем скверный оборот.

-- Спасибо, -- пискнула Леа, поняв, как чувствует себя мышонок в когтях ястреба.

-- Путешествие будет совсем недолгим и не причинит вам никаких беспокойств, кроме уже испытанных. Наш друг ждет нас. Он глубоко сожалеет о некорректности своего поведения при последней встрече и готов принести все необходимые извинения.

-- Друг?

-- Совершенно верно. Разве у вас с Тайлоном иные отношения?

-- Аг-га.

Головокружительный полет действительно оказался коротким. Хмурый Тайлон, виновато опустив голову, уже ждал ее возле ракеты. Орел бережно опустил Леа и церемонно поклонился.

-- Сейчас я считаю, что моя задача выполнена полностью и успешно, поэтому позволю больше не тревожить вас своим присутствием. К сожалению, нам больше не придется увидеться, и я с величайшей грустью прощаюсь с вами.

-- Я так тебе благодарна, -- прошептала Леа. -- Ты дважды спас меня.

-- Не стоит, в этом заключался мой первейший долг, -- ответил орел.

-- Прощай, -- грустно сказал Тайлон.

Орел еще раз поклонился.

-- Я до сих пор отлично помню нашу первую встречу, которая всегда будет служить мне уроком против самонадеянности и чрезмерного тщеславия. Но если бы только видел Эскистафелькунгсхольм... Что же до дальнейшего, то я полагаю, что Ленивец вам все объяснил: как поступать и когда.

-- Да, -- кивнул Тайлон. -- Но действительно ли так необходимо расставаться? Мне будет не хватать вас.

Орел развел крыльями так, что их едва не опрокинуло порывом ветра, и, кажется, хлюпнул клювом.

-- Наши миры слишком различны, их взаимопроникновение может плохокончиться и для вас, и для нас. Но может, мы еще встретимся,далеко отсюда, когда вы повзрослеете. -- Голос его подозрительноосекся, орел поспешно отвернулся, взмахнул крыльями...

Уже сверху донеслось:

-- Прощайте!

-- Идем, -- вздохнул Тайлон. -- Надеюсь, твой сумасшедший кот большене будет нападать на Крошку Енота.

-- Он еще раз спас мне жизнь, но сам остался там, и я не знаю, чтос ним теперь, -- грустно ответила Леа.

-- Это можно выяснить достаточно быстро. Идем. -- Тайлон схватил Леаза руку и поволок за собой. Очутившись в рубке, он насильнозапихнул ее в кресло перед экраном. -- Смотри.

Снова Леа увидела поляну, где еще недавно лежала связанной. Ееневольно передернуло.

...казавшиеся игрушечными фигурки людей суматошно металисьвнутри черного кольца, охватившего поляну. Тайлон сделализображение крупнее. Перекошенные лица стражников, лаборантов...Так, оба советника тоже здесь. А это кто? Они увидели страннуюличность. Высота -- около пяти локтей, тело составлено из шаровмаслянистой коричневой жидкости, слабо поблескивающей на солнце.Фигура скорее не ходила, а переливалась с места на место,разбрызгивая в стороны сотни мельчайших капелек. Двигалась онамедленно, словно боялась расплескаться. И она явно гонялась залюдьми. Один из лаборантов суматошно размахивал руками, какмельница крыльями, но почему-то не двигался с места. И тут Леавспомнила.

-- Сумасшедший Клей!

Тайлон непонимающе уставился на нее.

-- Кто?

-- Клей! Сварился наконец.

Тайлон понимающе улыбнулся, решив, видимо, что от переживаний онатоже слегка сошла с ума.

Хотя Клей двигался важно и вальяжно, круг-то был небольшим, и онсумел загнать в кусты второго советника. Пока тот барахтался взарослях, Клей выбросил тонкое коричневое раздвоенное щупальце,вцепившееся советнику в спину. Другим концом щупальце ухватилосьза старый корявый пень. Вначале длинное и тонкое, оно началобыстро сокращаться, утолщаясь и волоча за собой советника. Бам-м!Им показалось, что они услышали звонкий удар, хотя с экрана недонеслось ни звука. Советник оказался приклеенным спиной к пню. Ащупальце, выбросив при ударе небольшую кляксу, прихватило еще иего правую руку, так что он стал совершенно беспомощен.Сумасшедший Клей тем временем ухитрился склеить стражника слаборантом, да так ловко -- руки одного с ногами другого. Началасьвеселая кутерьма. По крайней мере, Леа хохотала до слез.

А потом она увидела рысенка. Он сидел, спокойно умывался и синтересом следил за Клеем. Когда коричневая фигурка приблизилась кнему, рысенок встопорщил баки, съежился в комок и великолепнымпрыжком перемахнул через черное кольцо, которое, похоже, тоже былоклейким -- на нем трепыхался, как муха в варенье, первый советник.Не оглядываясь, рысенок скребанул задними лапами землю, выразивсвое презрение Клею, и, не спеша, затрусил к видневшейся неподалекурощице.

-- Кот, который гуляет сам по себе, -- вздохнула Леа. -- Он частопомогал мне, но другом так и не стал.

-- Было бы странно. Рысь -- дикое животное, лесной обитатель, а тыхочешь превратить его в домашнего кота. Иное дело Крошка. -- Тайлонпотрепал уши приятеля, уже влезшего ему на колени. Тот,поощренный, сразу отправился к Леа знакомиться. А вдруг его еще иугостят чем-нибудь?

-- У каждого своя дорога.

-- Это ты правильно заметила, -- после минутного молчания сказалТайлон. -- Нам тоже пора.

Он положил руки на пульт, мгновенно заигравший россыпьюразноцветных огней. Казалось, что по пульту, разбрасывая быстрогаснущие искры, промчалась огненая змея. Помигав, переливающийсяузор успокоился, цвета замерли, едва заметно пульсируя. Нескольколегких движений рукой -- и узор изменился, россыпи голубых изеленых огней сменились рубиновыми и желтыми. Но по-прежнемуцветовая мозаика была неподвижна.

-- Что это? -- спросила Леа.

-- Мы взлетаем.

-- Куда? -- Она не на шутку перепугалась, представив, как ракетавыпускает исполинские железные крылья и летитдалеко-далеко... И больше Леа не увидит ни Города, ни родителей...

-- Успокойся, не в космос, -- обронил новое слово Тайлон, перепугавее еще больше. -- Просто нам нужно убраться из Неправильного Мира.Это другой мир, попавший на нашу планету совершенно случайно,стараниями таких людей... нет, не людей, я уж и не знаю, как ихназвать правильно... магистров. Смешение двух миров не принеслоничего хорошего ни нам, ни жителям Неправильного Мира.

-- Но при чем здесь ракета?

-- Ракета -- это что-то вроде булавки, пришпилившей кусок материи кстене, кусочек Неправильного Мира к нашей планете.

-- А как?

-- Умный Камень пытался мне объяснить, но я так толком и не понял.А может, он и сам не знает детально, что произошло. Больше видделает.

-- Что ты, он такой умный!

-- Разве детская книга может быть очень умной?

-- <I>Детская книга?<D>

-- А ты что, до сих пор не поняла, куда попала? Бегающие камни,летающие крокодилы, говорящие орлы... Да где это видано?! А твойСпятивший Клей... Где, кроме детских сказок?! Проклятые советники,испытывая оружие, проломили какую-то стену и попали в чужуюдетскую. Все жуткие чудовища Неправильного Мира всего лишьигрушки. Игрушки, понимаешь?! -- Тайлон почти кричал.

-- Но ведь они убивают...

-- За это нужно благодарить тех, кто ворвался в детскую, размахиваягорящим факелом. И деревянный меч может больно ударить. А есликто-то увидит сумасшедшего, норовящего поджечь дом... Онистарались обезвредить негодяев. Если удастся -- по-хорошему, анет... Даже игрушки разбираются, что такое зло, и учат насбороться с ним.

-- Убивая? -- не сдавалась Леа.

-- В этом тоже могло сказаться влияние нашего мира. Кто помнит,каким он был тысячу лет назад? А постоянные тучи над Городом, чтоэто? Ты не бывала в лесу, а я там вырос. Так не бывает. Тучаприходит и уходит. Это результат проникновения Неправильного Мирав наш. И, может быть, что-то вроде опухоли вокруг гнойника.

-- Город -- гнойник?!

-- А что, по-твоему? Магистрат, советники, стражники?Магистр-изувер? Это же занозы! Наш мир научил игрушки защищаться.Они зондируют мозг каждого приходящего к ним, выясняют, что онсобирается делать. Ну, а если сразу начинает ломать и крушить...Тут уж вопросов не возникает. Поэтому все они не слишком любяттвоего приятеля. Он, конечно, довольно мил, но ведь настоящийхищник... Я подозреваю, ему придется туго. Наверное, закинут кудаподальше. Но сейчас мы поможем им вернуться к себе. Смотри!

На экране билось зеленое радужное сияние, его огромные языкивздымались до самого неба, слизывая горы и реки. Земля дрожала иплавилась, как воск, поднималась клубами пара. На мгновениепоказалось, что экран разлетелся на тысячи осколков -- это удариливетвистые молнии. Огоньки на пульте задергались, задрожали,взрываясь болезненными красными точками. Тайлон нахмурился, егопальцы пробежали по пульту. Неведомая сила вдавила Леа в кресло,экран моргнул и погас.

-- Нам больше нельзя оставаться здесь.

Моросил унылый дождь, но в разрывах туч пробивались столбысолнечного света. Впервые Леа увидела, что крыши домов Городаярко-красные.

-- Ты твердо решила? -- вздохнул Тайлон. Крошка Енот тожепросительно глянул на нее, тихонько дергая за куртку.

-- У каждого своя дорога. Мое место здесь, у нас будет много дел напланете.

-- Как знаешь. А я постараюсь найти тех, кто, как и я сам, можетвспомнить профессию пилота. Ведь нужно найти нашу родину. А вдруги Неправильный Мир прилетел оттуда? -- усмехнулся Тайлон. -- Звездыждут.

-- Прощай, -- голос Леа предательски дрогнул.

-- Не спеши так, наши дороги могут пересечься самым неожиданнымобразом. Вернее будет сказать "до свидания".

-- До свидания, -- согласилась она.

Тучи почти совсем растаяли, и над Городом поднималась огромная, вполнеба, радуга.

Екатеринбург, 1989 г.

Александ Больных Желтый колокол

Решающее сражение должно было разыграться под стенами Балад Нарана, именно туда, к последней крепости Эльвалье, двигались главные силы черного воинства лорда Бэйна. Неисчислимые полчища забили дороги. С руганью и криками кавалерийские полки кое-как продирались сквозь плотные ряды тяжелой пехоты. Свирепые волколаки яростно огрызались, когда мимо них тащились черные тролли с огромными топорами на плечах. Однако даже бешеные волки испуганно прижимали уши, едва заметив приближающиеся мрачные силуэты умертвий, почуяв их ледяное дыхание. На мостах то и дело возникали заторы, и командующим армиями стоило величайших трудов наладить хоть какое-то подобие порядка. Лишь отряды гриффинов свободно проносились в воздухе над дикой сумятицей, стремясь к цели — осажденному Балад Нарану.

Сэр Галахад, стоя на башне, грустно смотрел на вражеские орды, заполонившие окрестные поля. Было совершенно ясно, что крепость не устоит, весь вопрос лишь в том, сколько она сумеет продержаться, и сколько врагов они захватят с собой… Галахаду не требовалось лишний раз пересчитывать осажденный гарнизон — солдат оставалось мало, ужасающе мало по сравнению с черными ордами. Полк гномов, полк тяжелой пехоты да остатки разгромленной армии сэра Гарета. Конечно, волшебник поможет оборонять город, но, если Черный Лорд действительно поставил своей целью покончит с государством Эльвалье, то вряд ли он станет считаться с потерями. Тысячей больше, тысячей меньше… Однако в конце концов Балад Наран падет. И тогда наступит самое страшное. До сих пор доблестные Эльвалье сдерживали натиск черных сил, одновременно отбивая натиск обезумевших от жадности серых гномов и орков Кора, но, как только падет их столица, никто уже не встанет на пути захватчиков. Пройдет еще два-три месяца — и вся Иллурия будет захвачена лордом Бэйном.

От грустных мыслей сэра Галахада отвлек резкий звук сигнального рожка. Галахад осторожно выглянул в бойницу — от неприятелей можно ожидать любого коварства. Закованный в вороненую броню всадник подъехал с самым воротам крепости, размахивая белым платком, нацепленным на острие пики.

— Эй, вы, там, в крепости! — заорал посланник. — Я хочу видеть вашего командира!

— Что тебе нужно? — спросил сэр Галахад.

— Мой повелитель, грозный и победоносный Сильфакс предлагает вам сдаться. Если нам придется брать крепость штурмом, пощады не ждите. А так вы можете сохранить ваши презренные жизни.

— И это все? — усмехнулся Галахад.

— Нет! — надсаживаясь, заорал посланник. — Еще доблестный Сильфакс приказал передать, что некий Галахад в любом случае будет казнен за мятеж против законного повелителя Иллурии! Выдайте Галахада!

— Грязная собака! Убирайся прочь, пока стрела не заткнула твой поганый рот!

Посланник нагло захохотал.

— Не иначе, как ты и есть тот самый Галахад!

— Да, ты не ошибся, пес! — вызывающе крикнул Галахад. — Я Галахад Безупречный! И если тебе хоть что-то говорит это имя, убирайся прочь, побереги свою поганую шкуру!

Поубавилось спеси у наглеца, однако продолжал он храбриться:

— Могучий Сильфакс приказал сделать тебе подарок, жди вскорости. Как только прилетят драконы, так и жди!

Помрачнел Галахад, однако постарался не показать вида и продолжал:

— Сейчас ты сам получишь подарок — каленую стрелу!

Посланник торопливо дернул повод коня, готовый броситься наутек, однако сдержался и дрогнувшим голосом пролепетал:

— Посланника не убивают…

— Ты не посланник, а грязная собака!

Но тут посланник приободрился, видимо вспомнил о поганых милостях владыки, и закричал:

— Посмотрим, что ты запоешь, когда тебя, связанного, приволокут к ногам моего повелителя.

— А вот этого ты не дождешься! Убирайся скорее, ты мне надоел. Мое терпение кончилось, и теперь тебе ответит мой лук!

Нервы посланника не выдержали, он хлестнул коня и помчался прочь от крепостных стен. Галахад презрительно скривился. Что еще ждать от жалкого наемника? Подлый трус…

Вновь пронзительно завизжали рожки, заколыхались черные знамена, усеявшие равнину. Полки троллей из Горка двинулись на штурм.

— Началось, — с мрачной веселостью сказал Галахад стоящему рядом волшебнику. За все время беседы с посланником тот не проронил ни слова. Промолчал волшебник и сейчас, только пожал плечами и принялся медленно развязывать свою сумку. Сэр Галахад нервно ощупал кольцо силы, доставшееся ему после поединка с демоном. Хоть и малая, а все помощь…

Внезапно в голубом небе замелькали черные точки. Хлопанье крыльев, хриплые крики гриффинов… А впереди них тяжело летели громадные черные драконы. Багровые отсветы, словно кровь, залили небосклон…

Галахад медленно перекрестился.

Санечка недовольно поморщился. Что-то определенно сбоило в программе. Нельзя утверждать с уверенностью, но когда б его противником была не машина, а человек, Санечка твердо сказал бы, что он мошенничает. А так… Не скажешь же про бессмысленную микросхему: жульничает. Или все-таки дефект программы? Но почему все время такие однообразные сбои? Ни разу компьютер не ошибся в его, Санечкину, пользу. С железным упрямством машина подыгрывала самой себе. Есть от чего расстроиться. Игра Warlord от этого теряла половину привлекательности. Скажите на милость, какой интерес играть, если заведомо знаешь, что ты потерпишь поражение? Вот если бы наоборот… Нет, положительно следует что-либо поменять. Хотя жаль, игра интересная. И как захватывает… Впрочем, как всякая новая игра. В этом смысле игры страшнее вирусов, потому что поражают не машины, а людей. Винчестер можно вылечить, но поди, попытайся оторвать человека от занимательной игры.

Копошилась, правда, одна ядовитая мыслишка. Может, именно потому он за двадцать пять лет так и не дорос хотя бы до Александра, что способен целый день просидеть за игрушками. Что же касается отчества… Вероятно, на пенсию выйдет Александр Васильевич, но Санечка в этом отнюдь не уверен. И, если уж начинает насмехаться даже Людочка…

Неожиданно на экране замелькали картинки, никак к Warlord'у не относящиеся. Наметанный глаз игрока сразу опознал подземные лабиринты королевства Эриост, знаменитые тем, что до сих пор ни один игрок так и не сумел пройти их до конца — все застревали на полдороге. Машина вдруг поинтересовалась, что Санечка хотел бы выбрать в качестве брони для Бойца: кованый панцирь или эльфийскую кольчугу. Санечка растерянно заморгал. Теперь он твердо убедился, что машина сбоит. Но в чем дело?

Он лихорадочно застучал по клавиатуре, однако компьютер показал свой вредный характер. Он забастовал и наотрез отказался выходить из DarkheartofUukrul . Санечка с возрастающим раздражением несколько раз ударил по клавише Esc , однако машина словно бы и не заметила его стараний. Санечка фыркнул. Ящик микросхем оказался упрямее осла. Он замахнулся было кулаком, но вовремя сдержался. Нельзя же японский компьютер лечить как советский телевизор. Он попытался нажать клавишу Reset , машина перезагружаться не пожелала.

Идти на поводу у пригоршни микросхем Санечка не собирался. Конечно, выключать машину с работающейпрограммой — последнее дело, но что ему еще оставалось?

Санечка протянул руку… и полетел кувырком на пол. Судя по богатству полученных ощущений, на сетевой выключатель было подано не менее трехсот вольт.

— Интересные дела, — растерянно прокомментировал Санечка происшедшее, когда к нему вернулась способность рассуждать здраво, а звон в ушах почти умолк. — Как мне ее теперь выключить?

Во второй раз его тряхнуло основательней, значит о случайности не может идти и речи.

Сознание его как бы раздвоилось. Он отчетливо понимал бредовость ситуации: компьютер начал мыслить и существовать. Бред! Жалкая серия 286 никак не могла претендовать на почетный титул первенца искусственного интеллекта. Однако хватило же у него силы повести Санечку за собой.

Он кисло усмехнулся и положил руки на клавиатуру. Внутри невольно все сжалось в ожидании нового удара, однако его не последовало. Санечка тяжко вздохнул и начал набирать команды.

… панцирь, большой шлем, боевые рукавицы, военный щит, магические башмаки…

С каждым тихим щелчком клавиши он ощущал, как на плечи ему ложится тяжкое холодное железо, сковывает движения и тянет к земле. Бред и трижды бред! Компьютер-гипнотизер… Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! Санечка не сдержался и от души треснул ладонью по клавиатуре.

В то же мгновение ему почудилось, будто огромные стальные зубы хватают его и тащат в узкую щель дисковода. Санечка еще успел удивиться такой бесцеремонности…

…как в глаза ударил яркий солнечный свет. Санечка ошалело замотал головой и обнаружил на ней тяжелый шлем. На левой руке висел треугольный деревянный щит, обтянутый дубленой кожей, с металлической пластиной в центре.

Лаборатория пропала бесследно, он оказался в каком-то лесу. И раздвоенность сознания сыграла с ним злую шутку — он присел на камень и принялся методично пересматривать вновь приобретенное имущество. В результате обнаружилось, что он стал обладателем напоминающего горшок шлема, грубо склепанного из железных пластин. Шлем полностью закрывал голову, оставляя незащищенными лишь щеки. Нос тоже был прикрыт стальной полоской. На плечи легла кожаная куртка с нашитыми железными пластинками, напоминающими крупную квадратную чешую. Кожаные сапоги тоже были обшиты железом. На стальной пластине щита Санечка сумел разглядеть нечто из семейства кошачьих. Но кто это? Лев, тигр, леопард? Законы геральдики не требовали большого сходства. Слева на широчайшем поясе висел тяжелый прямой меч. Справа его уравновешивала еще более тяжелая булава. Тяжелый, тяжелая, увесистая, массивная… Санечке приводилось читать лихие статейки, в которых доказывалось, что средневековые рыцари были хлипким народом. Втайне он предполагал, что, наверное, смог бы одолеть Ричарда Львиное Сердце. Но неведомый маг облачил его в доспехи тех самых рыцарей, и он начал покряхтывать. Пожалуй, авторы этих писаний ни разу не пытались примерить снаряжение презираемых ими рыцарей, иначе они были бы сдержанней в оценках. Вооружение завершал длинный прямой кинжал с крестообразной рукоятью. Сначала Санечка путался в длинном белом балахоне, прикрывавшем плечи, но потом привык. Уф-ф…

Вывод напрашивался довольно очевидный — парамагические силы превратили его в рыцаря, ситуация довольно стандартная. И сейчас настало время отправляться на поиски верного коня. Впрочем, искать его не пришлось, он сам деликатно тронул Санечку за плечо. Ездить верхом Санечка, как всякий нормальный человек, не умел, но надеялся, что при превращении получил кое-какие навыки рыцаря, и потому отважно вскарабкался на статного темно-коричневого (или гнедого?) коня. С уважением он ощупал исполинское дубовое копье с тускло мерцающим широким лезвием и слегка тронул поводья. Конь недовольно мотнул головой, фыркнул, но подчинился и, не спеша, двинулся по еле заметной тропинке, прихотливо петляющей между валунами.

Тихий цокот копыт, равномерное покачивание седла потихоньку убаюкали Санечку, и он начал подремывать, клевать носом… И уснул, успев еще подумать, что вернуться сейчас в вестибюль метро было бы огорчительно.

Проснувшись, Санечка долго не мог сообразить, что это такое черное и жесткое тычется ему в лицо. И вообще, что происходит? Но потом выпрямился в седле, потянулся и вспомнил. Торопливо осмотрел себя. Нет, ничего не изменилось. Он остается странствующим рыцарем. Значит гипотеза галлюцинации отпадает. Интересно, кому и зачем это понадобилось?

Санечка ощущал странную раздвоенность в мыслях. С одной стороны он отчетливо понимал нелепость происходящего, но с другой — кто-то неведомый, может, подсознание рыцаря, в доспехи которого попал Санечка, подсказывал, что следует делать. И приходилось подчиняться. Любая попытка сопротивления вызывала судорожное подергивание всех мышц, напоминающее эпилептический припадок.

Тут его размышления оборвались. На нежно-голубом незабудковом небе прямо над нежно-зеленым аквамариновым зубчатым частоколом леса поднимались нежно-черные страусиные перья дыма. Кажется, именно в таком стиле писали раньше? Природа дышала покоем и негой, нежно-золотистые солнечные лучи пронизывали расплывающееся, как клякса туши в стакане родниковой воды, пятно. Санечка хотел было пришпорить коня и броситься наутек. Покрасоваться в рыцарском облачении — одно, а вступать в бой — совсем другое. Да и о славных подвигах рыцаря Ламанчского он превосходно помнил. Героически напасть с копьем наперевес на какую-нибудь баню ему совсем не улыбалось. Лучше скромно удалиться. Поэтому он поправил хлопающий по конскому боку щит, поплотнее затянул ремни секиры, притороченной к седлу, и с достоинством двинулся вперед. Да, вперед, потому что хотел поближе познакомиться с жителями этого мира.

Тропинку пересекало великое множество узловатых серых корней, поэтому конь, который явно больше всадника смыслил в верховой езде, и не думал подчиняться попыткам всадника управлять его аллюром. Он недовольно фыркал, прядал ушами и упрямо не ускорял величавого неспешного шага. Когда Санечкины попытки ему окончательно надоели, он зло заржал и хватанул всадника зубами за правое колено.

Лес был самым настоящим «дремучим», как определил его для себя Санечка. Раскидистые кряжистые дубы, реже появлялись стройные буки, кое-где виднелись отдельные сосны. Высокую траву явно не мяла ничья нога. Несмотря на все старания Санечка не мог увидеть на единого пня — топор дровосека не посягал на девственные чащи. Беззаботное чириканье птиц окончательно усыпило все подозрения, и Санечка, разморенный горячим солнцем, снял железный горшок шлема, вытер вспотевший лоб и звучно зевнул. Откуда-то долетело сильно заглушенное листвой бархатистое «Бум-м-м»… Колокол. Тишина, покой, идиллия. Первому колоколу ответил более высокий удар второго. Санечка горестно вздохнул. Жаль, что сейчас от маленьких деревенских церквушек остались только обгорелые бревна. Из русской жизни чья-то недобрая рука вырвала кровоточащий кусок. «Дон-дон», — отозвался третий колокол. Расчувствовавшийся от умиления Санечка едва не прослезился от умиления.

Лес кончился как-то внезапно. Только что Санечку окружали деревья, но вот он повернул за пригорок — и они пропали. Дым теперь поднимался из-за невысокого холма, рядом с первым столбом качались еще два. Легкая тревога кольнула Санечку. Ладно, увидим — разберемся. Он с тоской поглядел из-под ладони на палящее солнце. Белый балахон помогал слабо, железная чешуя куртки разогрелась основательно, и Санечка обливался потом. На седле он не нашел никаких мешков либо вьюков, поэтому возможность переодеться исключалась. Услужливый оруженосец тоже не появился… Санечка выругался про себя, проклиная непредусмотрительность рыцарей, похлопал коня по шее и ободряюще сказал:

— Осталось немного, Гром. Там тебя и покормят, и напоят.

Между прочим, откуда он узнал, что коня зовут Гром? Отличное имя, великолепно подходит упрямому, своенравному, но верному коню. Просто пришло в голову. Гром… Санечка попробовал на вкус это имя. На каком языке? Он задумался. Попытайтесь определить, как называется ваш родной язык, если именно названия вы не знаете. И вдобавок говорите только на нем одном.

Гром взобрался на вершину пригорка и остановился, предоставив Санечке возможность полюбоваться открывающимся пейзажем. Но увиденное заставило его моментально забыть и о жаре, и об отдыхе, обо всем на свете. Приступ ярости заставил Санечку зарычать.

Внизу, на берегу маленькой речушки стояла деревня. Точнее было бы сказать: недавно стояла. Теперь на месте бревенчатых изб курились черные пепелища. Вот какой дым Санечка видел над лесом! На траве он заметил несколько десятков трупов. Санечку замутило. О такой стороне рыцарских подвигов он раньше как-то не задумывался. Но ярость превозмогла дурноту, когда он увидел еще кое-что.

Человек двадцать пленников в длинных белых рубахах были привязаны к толстому бревну. Их подгоняли плетьми всадники в пестрых халатах, сидящие на низкорослых мохнатых лошаденках. Как их зовут? Хазары, половцы, кипчаки? Сразу в памяти всплыла масса диковинных словечек, слышанных мимоходом: полон, ясак, баскак. И новый приступ гнева охватил Санечку, когда он увидел, как плеть опустилась на плечи девушки. Уже не раздумывая, он порывисто нахлобучил шлем, поднял щит, перехватил копье наперевес и шпорами послал Грома в галоп. Против обыкновения конь протестовать не стал.

Заметив незнакомого рыцаря, налетчики сначала никак не отреагировали и продолжали деловито хлопотать вокруг пленников. Но Санечка мчался на них, как пушечное ядро, и потому один, похоже главарь, двинулся ему навстречу, приветственно поднимая руку, на которой болталась плеть. Именно вид этой плети окончательно унес остатки разума и осмотрительности. Багровая пелена застлала глаза Санечке, и он еще раз поддал Грому шпорами. В самый последний момент предводитель степняков сообразил, что Санечка не питает мирных намерений, как ему показалось сначала. Он тоже вскинул щит и выставил копье, украшенное конским хвостом. Но напор огромной лошади, скачущей под уклон, и закованного в железо всадника был страшен. Санечка буквально смял своего противника, точно бумажную фигурку. Только лязг наконечника копья о щит — и враг пропал. Но здесь Санечке пришлось убедиться, что конный бой — наука более сложная, чем ему представлялось раньше. Навыки незнакомого рыцаря передались новоявленному Баярду не полностью. Тяжеленное копье легкой птичкой порхнуло из руки и улетело. Обезоруженный Санечка направил Грома на следующего противника. Степняк выхватил кривую саблю, истошно вереща, замахнулся… Но лезвие безвредно скрежетнуло по стальному эполету, Гром ударил плечом низенькую лошаденку, та пискнула, и еще одним неприятелем стало меньше.

Санечка повернул коня навстречу оставшимся противникам — их было четверо. Теперь степняки поняли, что бой неизбежен, хотя Санечку не оставляло смутное ощущение, будто по какой-то неведомой причине они видели в нем союзника. Степняки бросили пленников, выхватили сабли и начали приближаться к ожидающему Санечке с двух сторон. Он зло усмехнулся, сорвал с луки тяжелый топор и сам бросился в атаку. Сабля царапнула по шлему, сорвалась и больно ударила по плечу. Но под ударом Санечкиной секиры с треском разлетелся на куски круглый деревянный щит, и еще один противник рухнул наземь.

— Что ты делаешь?! — крикнул один из степняков. К своему изумлению Санечка его понял.

— Сейчас увидишь, — справившись с секундным замешательством, посулил он, поднимая секиру. Гром, уже не дожидаясь команды всадника, самостоятельно двинулся на степняков.

— Слуга Красного Колокола, твой господин не одобрит вмешательства в чужие дела! — выкрикнул воин со шрамом на правой скуле.

Снова короткая стычка, звон и лязг железа, и перед Санечкой остались только двое противников. Он сам удивился собственному проворству.

— Рыцарь Льва, опомнись! — завопил тот же степняк, старательно прячась за спину товарища, тоже не горевшего желанием продолжать бой. — Неужели ты не слышишь, как звонят Колокола?!

— Слышу, — Санечка угрожающе покачал топором, а потом вдруг сильно швырнул его. Коротко свистнув, тяжелое лезвие рассекло легкий шлем и повергло пятого противника.

Издали донесся призрачный перезвон колоколов. Санечке померещилось, что какие-то невидимые веревки связывают ему руки. Он рявкнул, рванулся, освобождаясь от колдовских пут, и выхватил меч. Мотнул головой, чтобы стряхнуть текущий прямо в глаза пот, и не увидел последнего противника. Степняк, бешено нахлестывая лошаденку, удирал во весь опор. Преследовать его Санечка не стал — утомленному Грому новая скачка была явно не по силам.

— Желтый Колокол отомстит тебе! — крикнул на прощание степняк. — Я запомнил тебя и все донесу Ослепительному!

Вместо ответа Санечка молча погрозил ему мечом, и степняк пропал, только пыль вдали заклубилась. Санечка одобрительно потрепал Грома по шее.

— Ты сегодня просто молодец. Без твой помощи я не справился бы.

Гром радостно заржал.

Санечка спрыгнул на землю, бросил щит, шлем и подошел к пленникам. Он поразился, увидев, с каким испугом те смотрят на него.

— Не бойтесь! — Санечка помахал им левой рукой, примериваясь, как лучше разрубить веревки. — Сейчас все будет в порядке, я освобожу вас.

И страшно поразился, когда пленники повалились на колени, что-то крича наперебой.

— Тихо! — гаркнул он. — Я ничего не понимаю, когда вы вопите все разом. Говорите по очереди. Вот ты, — он ткнул мечом в плотного чернобородого мужика.

Тот, не вставая с колен, начал истово кланяться и пробормотал:

— Если тебе нужна кровь, убей меня одного, но пощади остальных. Деревня все равно погибла, оставь хоть память о ней, слуга Красного Колокола. Лишь Голубому дано лить слезы горя.

— С чего ты взял, что я собираюсь убивать вас? — не понял Санечка. — Не для того я разогнал этих бандитов, чтобы… — Он не закончил, внезапно к горлу подступила дурнота. Опять из-под рыцаря начал выбираться цивилизованный горожанин с его отвращением к насильственной смерти.

— Но ведь сейчас звонят все три колокола.

Санечка отвернулся и его вырвало. Только после этого, бледный, шатающийся, он спросил:

— И что из того?

— Значит, настало время пота, слез и крови.

— Ничего не понимаю. Какое время? Какие слезы? Ведь я освободил вас, так что я, сумасшедший что ли, чтобы вас же и убивать?!

— Но ведь ты слуга Красного Колокола.

— Ничей я не слуга! — взорвался Санечка. — И вообще, ты мне надоел. — Он взмахнул мечом и рассек путы, связывающие пленников. Те, не говоря ни слова, бросились в рассыпную, не обращая внимания на попытки Санечки остановить их. Похоже, они не слишком поверили его словам. Не осталось никого, кто мог бы разъяснить, что же на самом деле здесь происходит. Санечка очень активно вмешался в события, но, видимо, играл не свою роль. Его принимали за другого.

— Ты что-нибудь понимаешь? — обратился он к Грому. Тот явно что-то знал, но только отвернулся с хитрым видом. — И ты туда же… Ладно, я тебе это припомню, — беззлобно пообещал Санечка. Гром лукаво подмигнул. — Негодяй.

Санечка расседлал коня, и Гром с удовольствием начал щипать травку. Интересно, умение обращаться со сложной конской упряжью у него навсегда? Потом гордый победитель отправился на поиски непослушного копья, с чувством воткнул его глубоко в землю под дубом, стоящим в центре небольшой рощицы, свалил небрежной кучей доспехи и с наслаждением растянулся на траве. Нужно как-то осмыслить происшедшее и решить, что делать дальше. В воздухе плыл пряный запах, от которого кружилась голова и глаза сами закрывались…

Сколько Санечка спал — не известно, но только когда он открыл очи, уже смеркалось. Санечка зябко передернул плечами, вечерний холодок заполз под полотняную тунику, не зря он не хотел разоблачаться. На неправдоподобно синем небе, не оскверненном никакими дарами цивилизации, одна за другой проступали колючие звонкие звезды. Санечка тоскливо подумал, что ночлег ему предстоит невеселый — ни крова, ни ужина — и чуть не заскулил от тоски и жалости к самому себе.

— Хоть бы согреться чем-нибудь. Сигаретку хотя бы… — невольно вырвалось у него.

— Как вы мне все надоели, отравители проклятые, — незамедлительно отозвался тонкий скрипучий голосок.

— Кто «вы»? — машинально переспросил Санечка.

— Табакуры, кофепивцы, картошкоеды, — последнее слово было произнесено с таким презрением, что Санечке отчетливо послышалось «людоеды».

— Почему же? — попробовал он поспорить с невидимым собеседником. — Это довольно полезные вещи.

— Никакой пользы! От века люди жили здесь не ведая таковой заразы. И хорошо жили. А как завезли заморские травки, так и началось. Нет, я верно говорю: картоха проклята, кофий двою проклят, табак — трикратно!

— У каждого свой вкус, — дипломатично возразил Санечка, напрягая зрение в напрасных попытках разглядеть оппонента. Голос-то слышался совсем рядом.

— Чего зенки пялишь, — грубо ответил невидимка. — Вот он я. — От мощной кряжистой ветви отделилась темная фигурка, совершенно затерявшаяся до этого в листве.

Санечка встал и слегка поклонился.

— Очень рад.

— Рыцарь Леопарда, как я вижу, — невысокий плотный человечек, до самых бровей закутанный в темно-зеленую шубу ткнул черным кривым пальцем в Санечкин щит. Санечка отметил, что палец завершался действительно леопардовым когтем.

— Не так давно меня называли Рыцарем Льва, — нерешительно возразил новоиспеченный рыцарь. В геральдике он был не силен, и потому в дискуссии чувствовал себя крайне неуверенно.

— Чепуха! — безапелляционно отрезал человечек. — Мне лучше знать, кто там нарисован. Ведь я знаю всех зверей наперечет и спутать никак не могу.

— Простите, но кто вы?

Человечек даже поперхнулся от неожиданности.

— Ты меня не знаешь?

— Нет.

— Откуда ты явился?

— Издалека, — Санечка решил, что не в его интересах рассказывать все подробности своих приключений.

Человечек принял внушительную позу и горделиво выпятил грудь.

— Я местный леший.

Санечка оказался в тупике. В европейских фэнтези русские лешие не участвуют, и такая встреча совершенно не вязалась с полученными неведомо от кого доспехами.

— Но ведь леших не бывает, — неосторожно вылетело у него.

— Что-то?! — взревел леший. Голос его моментально сменил тембр и прозвучал как раскат медвежьего рева.

У Санечки мурашки по коже пробежали, и он плохо повинующимися губами добавил:

— В наших лесах лешие не водятся.

— Это вы сами виноваты, — леший укоризненно покачал головой. — Довели природу до полной невменяемости, уже и лешие перевелись. Тогда и лесам вашим недолго жить осталось. Как можно? Деревья рубите, речки хламите, табак курите! — Санечке такие сопоставления показались немного рискованными. — Тьфу на вас! Вымрете — туда вам и дорога. Нежить злая, а не люди. Давно пора таких загнать в гору к Гогу и Магогу, они бы вам показали, почем фунт лиха!

— Так сразу и нежить, — оскорбился Санечка.

— А кто еще способен леса сводить?

Санечка замялся и не нашел, что ответить. Леший задумался и со внезапно вспыхнувшим интересом спросил:

— Слушай, а может мне действительно тебя туда упрятать? Там вылечишься от тяги к адской траве.

— Какой?

— Никоциане.

Недавнее мужество куда-то полностью улетучилось, и Санечка невольно попятился.

— Но я…

— Ладно, подождем, — смилостивился леший. — Давай знакомиться. Меня зовут Древолюб. А тебя?

— Александр.

— Защитник людей. Хорош защитничек, — леший сплюнул. — Какое имя носишь. Вспомни двоих хотя бы… Стыдно трусить, рыцарь.

Упрек был справедлив. Ни с Александром Македонским, ни с Александром Невским сравнения Санечка не выдерживал. Это если кому-нибудь взбрела в голову блажь сравнивать.

— Никакой я не рыцарь, — сокрушенно вздохнул он.

— Зачем тогда доспехи нацепил? — не понял Древолюб.

— Это так, недоразумение, — вздохнул Санечка, потирая закоченевшие пальцы.

Леший, глядя на вконец замерзшего Санечку, смягчился и радушно предложил:

— Идем ко мне. Согреешься, перекусишь. Заодно и расскажешь, как тебя занесло сюда.

Он звучно щелкнул пальцами, и кора старого дуба со скрежетом разошлась в стороны, открывая взору небольшую уютную комнатку в самой сердцевине дерева.

— Чего уставился? — грубовато поторопил леший, хватая удивленного Санечку за руку. — Пошли.

Внутри дерева было тепло и тихо. Сначала Санечка боялся духоты, однако откуда-то веял тихий ветерок, несущий приятный пряный запах. Потолок светился мягким зеленоватым светом. Леший усадил Санечку на пень, покрытый плотным пружинящим ковром зеленого мха. Неодобрительно ворча что-то о сквернавцах, сеющих ядовитое адское яблоко картоху, выставил на другой пень-стол деревянное блюдо с медом, достал каравай хлеба, стукнул парой больших кружек с чем-то пенящимся и вкусным.

Осоловевший от сытной еды и тепла Санечка немного задремал. Во всяком случае он плохо помнил, что происходило дальше. Древолюб спрашивал, он отвечал, но о чем шел разговор? Несколько раз леший вскакивал и принимался ругаться, размахивая кулаками. Что вызывало его гнев? Впрочем, он быстро успокаивался.

Когда Санечка пришел в себя, леший куда-то пропал. Но не успел наш путешественник испугаться, что так и останется замурованным в дубе навсегда, дерево пронзительно заскрипело, открылось, и в комнату хлынул ослепительный солнечный свет. Санечка немного поспешно вылетел наружу и столкнулся с ожидающим его Древолюбом. Теперь он смог получше разглядеть лешего. Тот был невысок ростом, не доставая Санечке до плеча. Оказалось, что Санечка в потемках немного ошибся, когда принял за шубу зеленый шелковистый мех, старательно расчесанный и не без щегольства заплетенный на плечах в четыре косички. Могучие руки и ноги не были покрыты шерстью, и от этого их литые мышцы производили еще более внушительное впечатление. На макушке торчала пара ушек с кисточками, похожих на рысьи. Немного нарушал впечатление нос — большой, грустный, висячий. Зато глаза были отменно хороши — лучистые, яркие, оранжевые.

— Посмотрел я на твое добро, — леший пренебрежительно подцепил когтем панцирную рубаху. — Полюбовался. Удивляюсь даже, как тебе вчера удалось справиться со степняками. Ведь все это гнилое железо.

— Гнилое? — Санечка никогда не слышал ни о чем подобном.

— Конечно. Смотри, — Древолюб поднял тяжелую булаву, обхватил ладонями шипастый шар, сдавил. Что-то захрустело, из рук лешего потекла зеленоватая, мерзко пахнущая жидкость. — Понял?

Санечка широко раскрытыми глазами уставился на вывернутые шипы. Под ними обнажились заполненные гноем ямки, как под сгнившими зубами.

— Невероятно.

Леший отбросил булаву и старательно вытер ладони о траву.

— В наших лесах многое выглядит иначе, чем ты привык. Здесь свои законы.

— Где?

— На земле Рутении.

Что-то знакомое всплыло в памяти. Слышал краем уха или читал вполглаза? Но что?

— А вот конь у тебя хорош, — леший одобрительно потрепал по шее затанцевавшего от удовольствия Грома. — С оружием я тебе помогу, нельзя же оставлять тебя с голыми руками.

— А это?

Леший презрительно фыркнул.

— Оно годится только лучину щипать да сражаться со степняками. Против доброго меча тебе и двух минут не продержаться. Заедем к кузнецу, он вылепит тебе настоящий доспех, даст надежный меч.

— Кладенец? — иронически осведомился Санечка.

Леший залился веселым смехом.

— Эк хватанул… Кладенец ему подавай. Слабоват ты кладенцом воевать, не по плечу груз.

— Но мне совсем не нужен меч, — надулся Санечка. — Я ни с кем не хочу драться и вообще мечтаю только об одном — поскорее попасть домой.

— Правильно. Вот именно для этого тебе и понадобится меч. Пока ты спал, я кое с кем переговорил, посоветовался. Твой путь предопределен. Ты вступил в бой со слугами Желтого Колокола в то время, как он звонил. И сейчас Колокол не выпустит тебя из нашего мира, ты обречен оставаться здесь.

— Но я не хочу… — пролепетал Санечка.

— Значит, у тебя остается один выход — разбить Желтый Колокол, — помолчав, тихо и серьезно сказал Древолюб. — Но это тяжелая задача. Никому из витязей нашей страны еще не удалось добраться до Железной Горы, о которую разбиваются холодные волны Кронийского океана. Все смельчаки погибли.

— И сейчас туда должен отправиться я.

— Да.

Санечка кисло поморщился.

— Многообещающее начало. А другого выхода нет?

— Нет, — равнодушно ответил леший. — Может тебе, как пришельцу, удастся то, что оказалось не по силам нашим богатырям? — Он с сомнением оглядел тощую Санечкину фигурку. — Силы зла не следят за тобой, какой-то шанс есть.

Путешествие неведомо куда к таинственному Желтому Колоколу, а в особенности встреча с темными силами совсем не входили в Санечкины планы. Да еще вполне реальная опасность сложить голову… Однако он вдруг ощутил прилив того самого боевого задора, который вчера швырнул его в схватку и тем самым вверг, как оказалось, в настоящий водоворот приключений и опасностей. Сопротивляясь нежелательному порыву, Санечка осторожно спросил:

— А это далеко?

— Две-три недели пути.

— Но у меня нет ни еды, ни теплой одежды.

— Об этом позаботятся.

— И я понятия не имею, где эти самые Железные Горы.

— Мы с Зорковидом проводим тебя.

— Зорковид… А это кто?

— Мой помощник и друг, — улыбнулся леший. — Вот он.

Санечка оторопело потряс головой. Ему показалось, что огромный ушастый филин возник на плече Древолюба просто ниоткуда. Умостившись потверже, филин захлопал большими оранжевыми глазами и щелкнул внушительным крючковатым клювом. Представив себе путешествие с такими спутниками, Санечка нервно рассмеялся, но, перехватив недоуменный взгляд лешего, умолк.

— Хорошо, — покорно вздохнул он. — Я поеду, и будь, что будет.

— Оставил бы ты здесь свои гнилые железки.

Санечка оценивающе постучал по доспехам и не согласился.

— Я повременю. С ними я чувствую себя немного спокойнее. Вот когда кузнец даст мне новые, тогда я брошу эти с превеликой радостью. Я ведь уже понял, что в вашем мире запросто могут в любой момент проткнуть мечом. А это хоть и скверная, но защита.

— Никакая это не защита, — брюзгливо возразил леший.

— Все равно я не буду спешить.

— Гнилое железо может принести тебе беду.

Но в Санечку вселился бес упрямства.

— У нас в цирке тоже выступают силачи, которые рвут монеты и завязывают рельсы узлом. Они вполне способны сломать шипы булавы. Но это не означает, что булава плоха, просто есть очень сильные люди.

— Поступай как знаешь, — махнул рукой леший. — Я дал совет, а решать тебе.

Древолюб дождался, пока Санечка упакуется в железную скорлупу и свистнул особенно пронзительно и переливчато. Тут же на глазах пораженного Санечки он начал стремительно сокращаться в размерах, пока не стал меньше филина. Зорковид неодобрительно покосился на хозяина и подставил крыло. Леший вскарабкался ему на спину. Потом Древолюб свистнул еще раз, филин взмахнул широкими мягкими крыльями и взмыл в воздух. Описав круг над головой Санечки, он устремился прочь.

— Поезжай за мной! — донеслось сверху.

Санечка не успел и шевельнуться, как Гром размеренным шагом устремился вдогонку за Древолюбом.

Долго они ехали — коротко ли, далеко ли — близко, нам про то неведомо. Но дорога не показалась Санечке утомительной. Леший действительно заботился о нем, как о собственном сыне. На каждом привале Санечку ожидал свежий каравай и кусок жареного мяса да ковшичек кваса. И приятная беседа у вечернего костра. Леший оказался ярым ревнителем старины, и часто такие беседы превращались в ожесточенные споры. Будь на то его воля — леший запретил бы все мерзкие нововведения.

— Зло и только зло! Любые перемены — к худшему.

Санечка пытался убедить его, что случаются перемены в иную сторону, однако леший оставался непоколебим.

— Жить по заветам отчич и дедич наших!

В жарких спорах вечера проходили незаметно.

Филин, в противность своей природе, летал днем так же смело и ловко, как и ночью, хотя солнечный свет все-таки недолюбливал — у него начинали болеть глаза. Пару раз скандальные вороны пытались напасть на Зорковида, но его кривые когти работали не хуже сабель. Древолюбу даже не приходилось вмешиваться, он не отвлекался от бесед. Филин справлялся сам.

Несколько раз они встречали каких-то бродяг или разбойников. А может совсем наоборот — дружинников. Но, едва завидев скачущего рыцаря, они шарахались прочь. Вид чужеземных доспехов пугал их, или тут леший лапу приложил — догадаться Санечке не удалось.

Словом, страна Рутения была полна загадок и чудес. Санечка не раз пытался выяснить у лешего, что же это такое — таинственный Желтый Колокол, но Древолюб отмалчивался, хмыкал и уклончиво отвечал, что всему свое время.

Старательная опека лешего сделал свое дело — Санечка вконец расслабился и позабыл о всякой осторожности. Он ехал по лесу, беззаботно насвистывая. Цеплявшееся за ветки тяжелое рыцарское копье он давно где-то потерял, где именно — и не пытался вспомнить. Шлем болтался у седла как ненужное ведро вместе со щитом и секирой.

Санечка уже прикидывал, можно ли избавиться от меча, но так и не посмел остаться практически безоружным. Какие-то опасения подспудно копошились.

Леший верхом на верном филине куда-то скрылся, но Санечка особенно не тревожился, твердо зная, что в нужный момент Древолюб будет рядом. Заметив на другом конце большой поляны всадника, Санечка и ухом не повел, настолько он был уверен в своей безопасности. И потому страшно изумился, когда всадник, вздыбив коня так, что тот загарцевал на задних ногах, громко крикнул:

— Приготовься к смерти, негодяй!

— То есть как? — глупо переспросил Санечка.

— На этих землях слуги ледяных колоколов не живут.

— Но я не слуга…

Всадник подъехал ближе, и Санечка смог лучше рассмотреть своего противника. На нем была длинная кольчуга, на груди забранная бахтерцами. Голову защищал высокий шишак с кольчатой бармицей, круглый красный щит был украшен золоченым изображением солнца. В опущенной правой руке всадника поблескивала длинная изогнутая сабля. На сей раз Санечкиным противником стал древнерусский витязь. Да, приключения выглядели разнообразно по форме, но по сути своей оказались слишком схожими — все время кому-то хотелось сразиться с Санечкой.

— По одежде видно, что ты слуга Красного Колокола. Защищайся, или я просто зарежу тебя! — Всадник резко взмахнул саблей, жалобно заверещал рассекаемый воздух.

Санечка затрясся, как в ознобе, вдруг поняв, что с ним не шутят. Торопливо надел шлем, поднял щит, обнажил меч. Противники тронули коней, столкнулись… Короткий звон, треск — и Санечка обнаружил, что его окованный железом щит раскололся на части, не выдержав удара. С трудом остановив разогнавшегося Грома, Санечка повернул навстречу незнакомцу. Тот уже мчался, высоко подняв саблю. Это нападение Санечка встретил, стоя на месте, и постарался парировать удар мечом. Это ему удалось, но меч оказался не более прочным, чем щит. Он со звоном разлетелся на куски, оставив Санечке только бесполезную рукоять. Санечка ругнулся и поспешно отбросил ее.

Незнакомец приближался медленным шагом. Санечка с перепугу совершенно забыл о секире и дернулся было бежать, но Гром вдруг заартачился и принялся с недовольным ржанием крутиться на месте.

— Стой!.. — донесся вдруг задыхающийся крик. — Стой, Гремислав!

Санечка, который зажмурился в ожидании удара, рискнул приоткрыть правый глаз. Удара не последовало. Остановленный железной рукой незнакомца, его конь встал как вкопанный в двух шагах от Грома. Санечка с облегчением увидел, что на плече у всадника сидит взъерошенный филин, а перед самой мордой коня стоит, подняв кулаки, Древолюб.

— Чего тебе? — с видимым недовольством спросил всадник.

— Остановись, Гремислав!

— Я уничтожаю слуг ледяных колоколов, где только встречу.

— Не смотри на его одежду. Это пришелец, он не мог выбирать.

— Пришелец? — Гремислав с любопытством глянул на Санечку.

— Да. Гнилым железом он обвешался не по своей воле.

— Если ты так о нем заботишься, то почему ты допустил, чтобы он путешествовал один по нашим лесам?

— Как видишь, не один. Я с ним.

— Ты едва успел в последнее мгновение.

— Больше я его не брошу.

— И куда вы сейчас?

— Едем к хозяину железа. Его надобно снарядить для долгого пути.

— Долгого?

— К берегам Кронийского океана… — тихо произнес леший.

Гремислав снял шлем, и Санечка увидел, что он еще очень молод, но голова у него уже совершенно седая. Правую щеку витязя пересекал синеватый рубец.

— К Железной Горе, — вместо лешего закончил Гремислав. — Значит, это и есть тот пришелец?

— Я надеюсь, — ответил леший.

— Мало похож.

— Он сразился со слугами Желтого Колокола во время трезвона, не испугался всех трех Колоколов. И сейчас у него просто нет другого пути. Если он хочет вернуться… Если он захочет вернуться, он должен разбить Желтый Колокол.

— Тогда я еду с вами, — решительно сказал Гремислав. — Это всегда было моей мечтой — разбить один из один из трех Колоколов. Бог даст, она исполнится, и тогда я могу сказать, что жил не напрасно.

Древолюб помрачнел.

— Я не могу тебе запретить, но не советую. Ты же знаешь предсказания.

— Решено, — как бы не слыша лешего, повторил Гремислав. — У меня, правда, есть еще небольшое дельце. Я слышал, что Гудубранд со своей шайкой бродит поблизости, а у меня к нему старые счеты. Но я догоню вас раньше, чем вы успеете добраться до кузницы.

Он хлестнул коня и сразу пропал между деревьями. Санечка только растерянно моргал, ничего не понимая. Леший тяжело вздохнул и сказал ему:

— Тебе повезло, ты получил хорошего защитника.

— Кто это?

— Если он захочет — расскажет сам. Я не буду.

Ночевали Санечка и Древолюб, как обычно, под открытым небом. Погода стояла теплая, и леший наотрез отказался залезать в дерево. Санечке ничего другого не оставалось, как покориться, хотя после недавних встреч такая беспечность казалась ему немного рискованной.

Вот и сейчас он едва не взвился, когда из темноты прямо к костру высунулась длинная косматая морда невиданного зверя. Древолюб, хлопотавший с едой, посмотрел на нее выпученными глазами, тихонько пискнул и заячьим прыжком шарахнулся в кусты. Даже вечно невозмутимый филин тревожно захлопал крыльями и защелкал клювом, а потом на всякий случай упорхнул подальше. Санечка схватился было за топор, но елейный голосок попросил:

— Позволено ли будет усталому путнику вкусить сладостные плоды отдохновения в благодатном свете вашего костра?

Витиеватые словеса по мнению Санечки не предвещали ничего хорошего, он поднял топор и спросил, стараясь выглядеть как можно более грозно:

— Кто ты?

— Мирный купец, меряющий по воле Аллаха, всеведущего, всемогущего, пределы мира собственными шагами.

— Выходи, — опасливо озираясь, приказал Санечка.

Брякнули колокольчики, и к костру вышел громадный лохматый верблюд, несущий два пухлых тюка, на которых умостился человек в пестром атласном халате и белой чалме. Санечка едва не плюнул с досады. Испугаться верблюда! Надо же… Вот только как он сумел продраться на верблюде сквозь дремучие лесные чащи, где и коня-то приходится вести за собой на поводу?

Санечка поколебался немного и пригласил:

— Садитесь.

— Благодарю, о прекраснодушный рыцарь. Да не оскудеет кошель небесных благодеяний, одаривающий тебя милостями.

Санечка поморщился, из книг он твердо знал, что подобное сладкоречие не к добру. И как он сумел подкрасться столь незаметно? Даже чуткий филин не услышал ничего. Здесь явно крылось что-то нечистое. Но все-таки он отложил оружие. Купец ловко соскользнул со своего насеста и, скрестив ноги по-турецки, протянул ладони к огню.

— Вы очень смелый человек, если не боитесь путешествовать по лесу ночью в одиночку, — вежливо заметил Санечка. — Ведь лесные дороги трудны и опасны.

Купец довольно ухмыльнулся, глазки его масляно заблестели.

— Я простой беззащитный торговец, но у меня есть могущественные друзья. Так что покровом безопасности мне служит не плащ мужественности. Да и оружия у меня нет, ни к чему оно мне.

— Как же так?

Купец трижды хлопнул в ладоши.

Послышался тихий шорох, словно ветерок пробежался по тонким ветвям, и хрустальный голос, подобный звону крошечных серебряных колокольчиков, ответил:

— Слушаю и повинуюсь.

Вьюк сам спрыгнул с верблюда и развязался. Перед купцом развернулось вышитое полотенце, заставленное блюдами, кувшинами и кубками.

— Угощайтесь, благородный рыцарь, — радушно пригласил купец, вгрызаясь в жареную курицу, истекающую жиром.

Санечка последовал его примеру, наслаждаясь нежным сочным мясом. Потом купец, лукаво улыбаясь, осведомился:

— Но ведь доблестный Рыцарь Тигра тоже не страшится опасностей колдовского леса. Не так ли, э-э…

— Александр.

Купец поперхнулся сладкой пахлавой и едва не задохнулся. Слезы побежали из выпученных глаз.

— Иск-кандер? — Он отполз подальше от Санечки. — Может, ты имеешь отношение к доблестному зуль-Карнайну? Джинния, защити меня! — истошно взвизгнул он. Ответом был только веселый смех.

— Нет-нет, — поспешил успокоить Санечка. — Я совсем другой Александр, про Македонского только читал.

Купец смахнул чалму и вытер испарину со лба. Привстал и поклонился.

— Меня зовут Абу-л-Хасан ибн ан-Нуман ал-Гассани ибн Джафар ас-Садик ал-Истахри би-имр Аллах. — Санечка вернул ему поклон. — У рыцаря тоже имеется защитник?

— Защитника у меня нет, — высокомерно возразил Санечка. — Зато есть друг, с которым мы путешествуем. Древолюб, иди сюда. — И Санечка поразился, увидев, как помрачнел купец.

— Иду, иду, — проворчал леший, явно досадуя на свой испуг и поспешное бегство. — Кого я вижу! — с притворной радостью вскричал он при виде купца.

— Я тоже рад встрече, — кисло отозвался тот.

— Хасан-мошенник, тебя еще не посадили на цепь кредиторы?

— Милостью Аллаха нет, — неуверенно ответил купец.

Санечка понял, что назревают интересные события.

— Значит, торговля идет хорошо? — подозрительно ласково спросил Древолюб.

— Просто великолепно, — с фальшивым воодушевлением ответил Хасан.

— Что на этот раз везешь?

Купец совершенно увял.

— Ну, так… Разное…

— Покажи.

— Да ты кто?! Сборщик податей у подножия трона пресветлого эмира?! Или караван-баши, взимающий плату за проход вместе в караваном? Кто ты такой?!

— Ты ведь сам знаешь Хасан.

— Знаю.

— Тогда показывай.

— Джинния! — завопил Хасан. — Где ты?! Защити меня!

Зазвенели колокольчики смеха.

— На тебя никто не нападает, о солнце купечества. Это очень мирный леший.

Древолюб самодовольно усмехнулся и задрал нос.

— Но ведь ты обязана по договору… — заскулил Хасан.

Древолюб расправил косицы на плечах и гордо подбоченился.

— С нею мы отлично поладим, Хасан. Развязывай тюки.

Купец всхлипнул, когда оба тюка подлетели к лешему и опустились перед ним на траву. Ремни сами распустились и уползли в темноту, как змеи. Точно лягушки из тюков начали выпрыгивать свертки тканей.

— Парча-то у тебя гнилая, — насмешливо бросил умолкнувшему Хасану леший. — Смотри, побьют.

Следом за парчой из тюка, размахивая рукавами, вылетели несколько бурнусов.

— А это зачем в наших лесах? — не понял Древолюб.

— Кто-нибудь да купит, — вяло сказал Хасан.

А потом, уже с самого дна, вынырнули тугие полотняные мешочки, распространявшие знакомый аромат. Санечка настороженно повел носом — над поляной запахло отличным кофе.

— Та-ак, — зловеще протянул леший. — Я ведь предупреждал тебя, Хасан. Сколько раз предупреждал. Ну почему ты не слушаешь добрых советов?

Хасан развел руками.

Леший поднял один мешочек, покачал его на ладони.

— Много привез. Ох, Хасан, доберусь же я до тебя. Право слово, доберусь. Терплю твои проказы только до поры, до времени, а потом разозлюсь по-настоящему. И тогда тебе придется худо.

Леший кинул мешочек в огонь, он мгновенно занялся пламенем. Санечка даже охнул, на Хасана было просто жалко смотреть. Огонь радостно затрещал, пожирая хорошо просушенные зерна. Глаза лешего тоже запылали, мрачная радость засветилась в них.

— Так будет со всяким, кто привезет адское зелье в наши чистые леса! Огонь очистит нас от зла. Смотри, даже листья на дубах сворачиваются от вредного запаха.

По мнению Санечки это произошло только от того, что пламя взвилось слишком высоко и опалило ветви. Огорченный купец, ругаясь под нос, принялся увязывать тюк обратно. Тихонько прозвенели колокольчики смеха. Леший встрепенулся и шмыгнул в кусты.

— Куда это он? — удивился Санечка.

Хасан только рукой махнул.

Гремислав догнал их через два дня. Санечка не стал расспрашивать, что он делал, а сам витязь помалкивал. Зато он рассказал другое, немного рассеяв туман, в котором блуждал Санечка. Еще недавно Рутения была счастливой страной, не знавшей горя и нужды. Дремучие леса ее были полны дичи, поля охотно приносили богатые урожаи. Города и села жили легко, в достатке и прибыли, люди не знали, что такое подневольный труд. Если и находился дерзкий, рисковавший с мечом вторгнуться в пределы страны, то витязи давали ему такой отпор, что он навсегда зарекался повторять попытку. Это если уносил ноги.

На востоке леса смыкались с Бусурманскими степями, по которым кочевали орды степняков. Соблазненные богатством градов, трудолюбием и искусством ремесленников, степняки начали совершать набеги, захватывая полон, обращая в рабство свободных людей. Витязи порубежных застав не раз и не два отражали набеги, нанося степнякам жесточайшие поражения. В кровопролитных боях была выкована неприступность границ. Но в одночасье все переменилось. Вмешались неведомые доселе черные силы, и бусурманы начали брать верх. С самого края земли, оттуда, где солнце поднимается над твердью земного диска, привез некто Желтый Колокол. Степняки заплатили за него чинскому богдыхану неслыханную цену золотом, драгоценными камнями и рабами. Этот колокол был отлит из желтого льда человеческого пота, звон его освящает подневольный рабский труд. Пытались витязи разыскать его и разбить, но безуспешно. Продолжаете лететь над землей Рутении его грохот. И до тех пор, пока несмолкнет проклятый Желтый Колокол, дальше будет литься пот людей, изнемогающих в рабском ярме.

Долог и труден путь к Желтому Колоколу. Дорога идет через леса и степи, через реки и горы. Кого только не встретишь на этом пути: одноглазых людей аримаспов, собакоголовых, Гога и Магога… Еще дальше идет холодная каменистая пустыня, в которой живут грифоны, выкапывающие золото из земли. И на самом берегу серых ледяных волн Кронийского океана, вечно затянутого клубящейся пеленой ядовитых испарений, стоит гора, выкованная неведомыми мастерами из чистого железа. На ней построена бусурманская кумирня, украшенная человеческими черепами. В той кумирне и висит Желтый Колокол.

Опасный путь никому еще не удалось пройти до конца. Поговаривают, что чужое зло не одолеть никому из жителей Рутении, что с ним бороться должен чужак, потому что и принесено оно тремя чужаками, надругавшимися над святыми заветами. Но сам Гремислав в эти сказки не верит.

Внимательно слушавший Древолюб в этом месте недовольно фыркнул. Гремислав покосился на него, но не прервал рассказа.

Сам он готов попытаться разбить колокол, хотя сделавший это должен жизнью заплатить за подвиг.

Каждый год по Бусурманским степям на север уходит караван, везущий кожаные бурдюки, наполненные потом тысяч рабов. И с каждым годом Желтый колокол становится все больше и больше, гул его разносился все дальше и дальше, новые и новые рабы попадают в неволю к безжалостным хозяевам. Если не остановить рост колокола, то придет день, когда на всей земле не останется свободных людей.

Кузница показалась неожиданно. Посреди поляны, врастая краями в землю, горбатилась поросшая мхом крыша низенькой землянки. Рядом с ней стоял навес, под которым курился синеватым дымком кузнечный горн. Тут же лежал целый ворох только что откованных вещей — подковы и тележные оси, бороны, лемехи плугов.

— Дома мастер, — удовлетворенно сказал Гремислав.

Леший спрыгнул с филина, быстро увеличился до обычных размеров и подошел к двери землянки. Заметно робея, постучал.

— По здорову ли, хозяин?

Дверь приоткрылась, и оттуда вылетел огромный филин. При виде его Зорковид радостно заухал, так что у слушавших мороз по коже пробежал. Птицы смотрели друг на друга и прямо-таки танцевали в воздухе.

— Кто там? — раздалось недовольное бурчание.

— К твоей милости, — медовым голоском ответил леший.

В дверь просунулась всклокоченная голова.

— Ты, что ли, Древолюб?

— Я самый.

— Тогда понятно, куда моя сторожиха подевалась. Опять твой мошенник крылатый ее сманил.

— Он, батюшка. Выйди на минутку, дело есть.

Дверь землянки со скрипом отошла.

Кузнец оказался именно таким, как его представлял себе Санечка. Высокий, широкоплечий, в прожженной одежде, подпоясанный кожаным фартуком. Кудлатая черная борода почти полностью скрывала лицо.

— Чего тебе, беспокойная душа? — Потом он увидел Гремислава и приветствовал его: — По здорову ли, витязь? Верно ли служит тебе моя бронь?

Гремислав поклонился.

— Благодарю, хозяин. Верно. Когда б не она — давно меня в живых не было.

— Заплатил ли ты свой долг?

Злые искры сверкнули в глазах седого витязя.

— Нет еще.

— Тогда удачи тебе в святом деле.

Леший дождался окончания разговора и льстиво попросил:

— Помоги нам, хозяин железа.

Кузнец, прищурившись, посмотрел на него.

— Чем же?

— Нужно снарядить этого воина, — Древолюб указал на Санечку.

— Это чучело? — поморщился кузнец. — Ишь, обвешался гнилым железом да еще ко мне посмел заявиться.

— Не смотри на это, хозяин, — возразил Гремислав. — Просто он еще ничего не знает. Но даже в этом обличье он разогнал бусурман и освободил полон.

— Пришелец? — Кузнец оценивающе посмотрел на Санечку.

— Да, — подтвердил леший.

— И зачем ему бронь?

— Мы попытаемся найти Железную гору, — рискнул подать голос Санечка.

— Но почему Желтый Колокол? — не понял кузнец. — Ведь Красный много опаснее.

— Он выступил против слуг Желтого.

— Ты веришь легенде о пришлом воине? Уж кому-кому, но тебе-то следовало быть немного умнее.

— Почему? — обиделся леший.

— Разве может пришелец справиться с нашей болью? Чужаку не понять ее.

— Я не чужак! — Теперь обиделся Санечка.

— Видел бы ты, как он дрался с бусурманами, то не говорил бы так, — добавил леший.

— А если не чужак, зачем обрядился в эту пакость? — Кузнец еще раз внимательно осмотрел Санечку с ног до головы, но, кажется, остался не очень доволен. — Вот конь у тебя хорош, спору нет. Остальное же… — Он пренебрежительно сморщился. — Давай сюда свои железки и благодари друзей, иначе я не стал бы помогать тебе. Так и быть, очищу их от гнили. Давай-давай! — прикрикнул он, видя, что Санечка замешкался. — Ты надеялся на этот хлам? Напрасно. Смотри! — Кузнец взял поданный ему шлем и без труда разорвал его надвое, словно бумажный. — Вот оно, иноземное железо. Ни крепости, ни гибкости, только звук один.

Увидев такое, Санечка безропотно поспешил скинуть панцирную рубаху, отбросил в сторону топор и кинжал. Не прекращая бурчать под нос, кузнец взял лежавший на наковальне возле горна брусок синеватого железа и принялся разминать его в руках точно глину. Санечка уже ничему не удивлялся. Не прошло и пяти минут, как кузнец подал ему островерхий граненый шлем.

— Примерь.

Санечка попробовал. Шлем был именно таким, какой требовался.

— А он крепкий? — сорвалось невольно с языка. Уж больно легко мялось железо под пальцами кузнеца.

Тот довольно усмехнулся.

— Вот теперь я и сам вижу, что ты пришелец. Гремислав, покажи ему, прочен ли мой шлем.

— Это же хозяин железа, — с упреком произнес леший. — Как ты можешь сомневаться?

Гремислав весело сверкнул глазами, взял шлем и поставил его на камень перед собой. Потом наотмашь, с оттяжкой, ударил саблей. Раздался протяжный чистый звон, как от хрустального кубка. Сабля отлетела в сторону, едва не вывернув витязю кисть. Санечка уставился на шлем — ни единой щербинки. Но когда Гремислав показал ему саблю, Санечка поразился еще больше — на лезвии не появилось ни малейшей зазубринки.

— Теперь убедился? — ехидно спросил кузнец.

— Убедился, хозяин железа, — смущенно произнес Санечка. — Прости.

— Подождите до завтрашнего утра, — сказал кузнец. — К себе не приглашаю, во время работы железо не терпит чужого взгляда.

— Каждый человек рождается талантливым, — убежденно сказал Древолюб, вороша угли в костре. Пламя затрещало и выбросило ворох золотых искр, красные отсветы заплясали на лицах путников. — Нет людей простых и обычных. Но кто-то свой талант находит, а кто-то для этого слишком ленив. Или труслив, — леший презрительно усмехнулся. — Мне ближе те, кто понимает язык зверей и шорох листьев. Хозяин железа принадлежит к другим, но я уважаю его умение. Он родился с железом в крови. — Леший прислушался к мерным ударам молота. — И всякое железо подчиняется ему, послушно его рукам. Сам же он неуязвим для любого оружия, может разорвать любую цепь. Вот поэтому он и не боится жить один в лесу. — Санечка только головой покрутил, слыша такое. — Но для чужаков железо остается холодным и твердым. Да, он великий мастер. Одна капля его крови без следа затягивает любую трещину на мече или шлеме. Но хозяин железа не любит оружия и делает его только при крайней нужде. Но зато уж делает на погибель врагу. Нет, мне все-таки по сердцу понимающие живую природу, а не мертвые вещи, — неожиданно закончил Древолюб.

Бесшумно, как привидение, из темноты возник филин. Санечка даже шарахнулся, когда мягкие перья мазнули его по щеке. Филин сам сел на плечо к лешему, склонился к уху и торопливо защелкал клювом. Леший заметно встревожился.

— Бусурман кто-то известил, — раздраженно сказал он. — При выходе из леса они караулят нас. И они привели с собой… — Он замолк, а потом шепотом попросил филина: — Посмотри, что дальше на дороге.

Санечка ожидал, что филин полетит на разведку, но тот не тронулся с места, лишь отвернулся от костра, расправил крылья и весь напрягся. Леший поднял его на вытянутой руке, и филин громко заухал. Санечка вновь почувствовал озноб. Все-таки было в голосе Зорковида нечто потустороннее.

— Дальше все спокойно, — перевел Древолюб. — Поле чисто, и в городе аримаспов никто ничего не ведает.

— Аримаспов? — не поверил Санечка. — Они что, действительно существуют?

— Конечно, — убежденно ответил леший.

— А что в землях грифонов? — спросил Гремислав.

— Там сейчас день.

— Понятно.

— Нет, как раз наоборот, ничего не понятно, — сказал Санечка. — Он что, видит так далеко?

— Иначе его не назвали бы Зорковидом, — терпеливо пояснил леший. — Филин — птица ночная, и Зорковид видит все земли, в которых сейчас царит ночь, как бы далеко они не находились. Но туда, где светит солнце, его взгляд не проникает.

— Значит, кто поджидает нас у Железной Горы, он сказать не может, — мрачно заключил Гремислав.

— Увы, нет.

Наутро перед Санечкой лег полностью законченный доспех.

— Ни один вражеский меч не пробьет его, — гордо сказал кузнец, глядя как Санечка натягивает кольчугу.

— Благодарю, хозяин железа, — поклонился тот.

— А вот оружие, выбирай, — кузнец протянул две тяжелые сабли. Золотая рукоять одной переливалась многоцветьем драгоценных камней. Простая костяная рукоять второй завершалась матовым железным шариком. Санечка потянулся был к золотой, но руку обожгло холодом, и ладонь сама отдернулась прочь.

— Я выбираю эту! — твердо сказал он, беря в руки простую саблю.

— Угадал, — усмехнулся леший. — Но ты, хозяин, мог бы и не устраивать этого испытания.

— Нет, не мог, — возразил кузнец. — Я должен твердо знать, к кому попадет мое оружие. И, не приведи Бог, эти руки окажутся грязными. Впрочем, я не позавидую тому злодею, который посмеет хотя бы прикоснуться к нему. Хуже будет, если мою саблю возьмет человек чужой и равнодушный. Тогда она превратится в просто саблю. В рукоять сабли вложена щепоть нашей земли. Она направит руку и придаст удару неотразимую силу в бою за правду, сделает его метким, укрепит в минуту усталости. При крайней нужде она поможет. Но именно при крайней. Без надобности чудеса не совершаются, — усмехнулся он.

— Щедрый дар, — согласился Древолюб.

— Для большого дела, — возразил кузнец.

Санечка еще раз поклонился.

— Благодарить не смею, ибо нет у меня достойных слов. Могу пообещать лишь одно — она выполнит свое предназначение, либо уйдет со мною в землю.

— Хорошо сказано, — кивнул кузнец.

— Значит, ты видишь в нем витязя земли нашей? — прищурился леший.

— По какой-то причине ты сам вызвался сопровождать его, хотя тоже увидел впервые.

— А мне ты такого подарка не сделал, — с затаенной обидой заметил Гремислав.

— Ты получил именно то, что просил, — возразил кузнец.

Гремислав вздохнул, опустил голову и тихо промолвил:

— Ты прав. Мне требовалось оружие мести.

Кузнец ненадолго задумался, потом повелительно сказал Санечке.

— Дай мне ее на минуту.

Санечка протянул саблю. Кузнец поднял ее верх, полюбовался сверкающим в лучах утреннего солнца лезвием и неожиданно резанул себя по левой руке. Струйка дымящейся крови пробежала по лезвию, впитываясь в металл, как вода в сухой песок. На мгновение клинок окрасился багровым, потом снова заблестел холодной синевой.

— Возьми, — кузнец вернул саблю Санечке. — Теперь ей не страшны никакие удары. Ни железо, ни камень не сломают ее. Но бойся употребить ее во зло. Бойся!

Санечка молча поклонился в третий раз.

Хотя они, по словам Древолюба, приближались к опушке, лес становился все гуще и мрачнее. Дубы постепенно сменялись седыми елями, между которыми все чаще мелькали странные деревья с коричневыми лохматыми стволами, напоминавшими пальмы. Их листья походили на большие зеленые пилы и были такими же жесткими и острыми. Санечка имел несчастье убедиться в этом, неосторожно задев один листочек и до крови распахав ладонь. Длинные полосы листьев на концах набухали гранеными почками размером с хорошее ведро. Листья плавно колыхались, хотя ветра и в помине не было. Почки жадно тянулись к всадникам, то и дело норовили упасть на круп коню. Гром и Сильный — так звали коня Гремислава — нервно фыркали, прядали ушами, тревожно озирались. Несмотря на все усилия всадников, они испуганно шарахались от диковинных деревьев.

Внезапно как всегда появился филин и, балансируя крыльями, уселся на луку седла Санечки. Леший, судорожно вцепившись в гриву Грома, недовольно сказал:

— Мне это не нравится. Какой-то чужой лес. Я перестал его чувствовать, в нем решительно все переменилось. Раньше мне приводилось посещать эти места, но зла здесь не было, а теперь появилось. Чужие деревья закрыты для меня… Это странно и тревожно.

Ответить Санечка не успел. Справа между деревьями замелькали зеленые фосфорические огоньки и раздался заунывный скрипучий вой. Гром дико заржал и помчался вперед, не разбирая дороги. Сильный тоже рванулся было, но Гремислав удержал его. Видя, что Санечке грозит опасность, он помчался вдогонку.

Зубчатый лист хлестнул Санечку по лицу, рассек щеку, кровь брызнула струей. Он болезненно вскрикнул. В ответ послышался издевательский хохот, перемежающийся с леденящим душу воем. Неизвестно, чем кончилась бы безумная скачка, если бы твердая рука лешего не перехватила повод. Железные удила рванули нежный рот коня, Гром задрал голову и заплясал на месте. Подлетел запыхавшийся Гремислав.

— Все в порядке?

— Обошлось, — коротко ответил Санечка, стыдясь собственной неловкости. Не справиться с конем!

— Смотрите, — предупредил встревоженный леший.

Лес озарился призрачным бледным светом, в котором заметались резкие черные тени. Они кружили вокруг всадников, точно вынюхивали что-то.

— Вот это уже привычно и понятно, — криво усмехнулся Гремислав, обнажая саблю.

Огромный серый волк выскочил из-за дерева и бросился на Сильного, норовя вцепиться ему в горло. Свистнуло лезвие, разрубив волка надвое. Голова, завывая и щелкая зубами, отлетела в одну сторону, задняя половина туловища — в другую. Но не пролилось ни капли крови.

Гремислав еле уловимым движением стремян послал коня вперед.

— Догоняйте. Это оборотни, — он настороженно оглядывался.

— Нет, это что-то другое, — возразил Древолюб, летевший на филине рядом с Санечкой. — Обычные волки — мои знакомые, они не напали бы. Оборотней я чую за пять верст, мы обошли бы их. А здесь… Я словно проваливаюсь в бездонную черную пропасть. От волков пахнет деревом.

Филин с хриплым «фу-бу!» вдруг заложил крутой вираж, едва не стряхнув наездника, и полоснул крепкими когтями по морде другого волка. Тот с отчаянным визгом кинулся прятаться за деревья.

Санечка, окончательно справившись с конем, тоже достал саблю из ножен.

— Становится интересно, — опасливо сказал он.

— Лучше поспешим, — оборвал его леший. — Нам нужно выбраться из этих дьявольских зарослей до наступления темноты, иначе я не поручусь, что наше путешествие не оборвется прямо здесь.

Следующий волк обрушился на Гремислава откуда-то сверху. Санечка мог бы поклясться с чистой совестью, что зверь просто спрыгнул с дерева. Но ведь волки не умеют лазать по деревьям! Витязь отбросил хищника ударом щита. Волк долго рычал в зарослях, но больше нападать не осмеливался.

— Заколдованный лес, — недовольно заметил Гремислав. — Раньше на нашей земле черное колдовство не удерживалось. — Он выразительно погрозил саблей еще одному волку, выглянувшему из-за дерева. Зверь спрятался, точно понял этот жест.

— Надо убираться как можно быстрее, — согласился Санечка, подхлестывая Грома.

И началась сумасшедшая гонка. Листья-пилы старались подрезать ноги коням, тонкие ветки хлестали всадников по лицу, пытались выдрать глаза. А вокруг разносились душераздирающие переливы волчьего пения. Санечка в сердцах ударил саблей по стволу и поразился легкости, с которой перерубил дерево толщиной с ногу взрослого мужчины. Да, кузнец не хвастался, описывая возможности своего оружия. Если бы не леший, летевший впереди, всадники давно провалились бы в какой-нибудь малозаметный овраг. Но Древолюб показывал путь. Наконец запаленные кони выбрались на большую поляну и встали, отказываясь скакать дальше.

— Приехали, — угрюмо сказал Гремислав, спрыгивая на землю. — Я полагаю, что бой лучше принять здесь, а не в зарослях. По крайней мере видно, с какой стороны грозит опасность. А уйти просто так нам не дадут, это очевидно.

Санечка втянул голову в плечи. От боевого задора, вспыхивающего временами, сейчас не осталось и следа.

— Кто нам грозит?

— Вот они. — Леший принял обычные размеры и стоял рядом с лошадями. Он вытянул руку, и Санечка вполне оценил длину когтей, выросших вдруг из его пальцев. — Мерзкие создания.

Санечка тихо охнул и отступил на шаг. Деревья по краям поляны сплели листья в непроницаемую завесу. Те из листьев, которые завершались почками, жадно подались вперед, и почки с резким щелканьем начали лопаться. Но не цветы появлялись в них, а ощеренные волчьи головы — с красными пастями, вздыбленной шерстью, сверкающими глазами.

— Волчий лес… Слыхал о нем, однако никогда и помыслить не мог, что приведется попасть туда. — Гремислав деловито попробовал лезвие сабли. — Мало кому удавалось вырваться из его гибельных чащоб.

— Но ведь он растет к востоку от Бусурманских степей! — с возмущением крикнул леший.

— Теперь, как видишь, он растет и здесь.

— Улетай, — предложил Санечка лешему. — Вы с Зорковидом еще можете спастись.

Древолюб даже сплюнул от досады.

— За кого ты меня принимаешь?! Бросить товарищей в беде?! Бусурман я, что ли?! Никогда!

Из зарослей вылетели пятеро волков и, не переводя духа, бросились на путников. Двое из них были немедленно зарублены, третьего разорвал на куски железными руками Древолюб, четвертый, глухо рыча, сцепился с филином. Но пятый… Санечка обмер. Пятый повис на спине Гремислава, каким-то чудом сбил с витязя шлем и уже приготовился запустить клыки в незащищенный затылок. Не помня себя, Санечка рванулся на выручку и руками отбросил волка в сторону. Пустить в ход саблю он остерегся, опасаясь задеть Гремислава. Растерявшегося волка тут же пригвоздила к земле сабля витязя. Тем временем справился со своим противником и Зорковид. Кровавое побоище привело волчьи головы на деревьях в неистовство. Они истошно выли, клацали зубами. То одно, то другое дерево принималось дрожать как в лихорадке, почка раскрывалась еще шире, и из нее на землю вылетал матерый волчище.

Гремислав поднял шлем, надел его и полоснул саблей по воздуху.

— Пусть идут. Им дорого обойдется сегодняшний бой.

— Еще дороже он обойдется нам, — вздохнул Санечка.

— Постой-постой… — Леший торопливо опустился на колени и принюхался. — Кажется, я чую его…

— Кого? — не понял Санечка.

— Он должен быть совсем рядом… — пробормотал леший, ничего не замечая, и принялся копать землю, да так проворно, что только черные комья в воздухе замелькали.

Волки снова кинулись в атаку, и вновь две сабли отбросили их прочь. Одному волку Сильный сломал хребет копытом. Стало заметно темнее.

— Когда совсем стемнеет, все закончится, — грустно заметил Гремислав. — А я так и не успел отомстить.

Санечка промолчал.

Леший тем временем вырыл глубокую яму и полностью в ней скрылся. До Санечки долетало лишь невнятное бурчание. Волки постепенно сжимали кольцо, не торопясь нападать. Они осторожно подкрадывались все ближе и ближе. Но вот из ямы вылетел перемазанный глиной Древолюб, и тотчас Санечка услышал звонкое журчание водяной струйки.

— Родник! — радостно крикнул леший. Он потрясал огромным камнем, вытащенным из ямы.

Волки замялись. Они ходили кругами, завывали и явно трусили. Леший отшвырнул камень, выхватил у Санечки щит, зачерпнул им как гигантской чашей воду и выплеснул ее на волков. Те в ужасе шарахнулись в разные стороны, точно это была не прозрачная ключевая вода, а клокочущий кипяток. Но подействовала родниковая вода сильнее кипятка. Трое или четверо волков, жалобно скуля, закрутились на месте — на них попали брызги.

— Так их! — мстительно крикнул Гремислав.

Леший еще раз облил волков, и они мгновенно превратились в облачка вонючего черного дыма. Остальные, видя их печальную судьбу, как по команде повернулись и скрылись в зарослях.

— Что с ними? — удивился Санечка.

— Неужели ты не знаешь, что чистая родниковая вода губительна для всякого черного колдовства? — в свою очередь поразился Гремислав. — Если ты находишься под охраной родника, то можешь не бояться ничего. Самые вредоносные чары рассеются безвредным туманом, коснувшись воды.

Гремислав оказался прав — ночь прошла спокойно, хотя Санечка и просыпался раз пять. Но все его тревоги оказались напрасными. А наутро он изумленно смотрел на зажившие без следа ссадины и царапины.

Перед отъездом они укрепили родничок камнями, чтобы его больше не завалило. Вытирая пот со лба, Гремислав удовлетворенно сказал:

— Отсюда начнется гибель волчьего леса.

Действительно, там, куда за ночь пробился родник, волчьи деревья начали желтеть и сохнуть. Их листья скрутились в трубочки, а зубастые головы рассыпались едкой трухой, напоминающей спорынью.

Гремислав предусмотрительно набрал в серебряную фляжку воды.

— Пригодится!

Рано или поздно все кончается, кончился и кошмарный колдовской лес. Обрадованные лошади сразу перешли на резвый галоп, вырвавшись из-под его хмурого полога. Порыв теплого ветра ударил в лицо, и Санечка почувствовал, как шитый золотом плащ затрепетал за плечами. Он отпустил поводья, доверившись Грому, и понесся навстречу солнцу.

— Стой… Стой… — донеслось сзади.

Немного смущенный своим мальчишеством Санечка вернулся.

— В чем дело? — спросил он Гремислава, делая невинное лицо.

— Да видишь ли… — вместо витязя ответил леший. — Кончились мои леса. Я ведь живу только в чащобах, в степь не выглядываю. Зорковид тоже птица лесная, открытых мест избегает. Значит, придется вам ехать дальше одним.

— Как?! — недоуменно спросил Санечка. Он настолько привык к обществу лешего, что просто не представлял себе путешествия без него. К тому же сразу возникало множество вопросов. Например, где и как добывать пищу. До сих пор об этом думать не приходилось. По приказу Древолюба белки приносили им орехи, ежи доставляли грибы. Дикие яблоки на глазах наливались сахаром, и яблони услужливо подавали их прямо в руки. Древолюб жил в ладу и в мире со всем лесным народом, и путники пользовались этой дружбой.

Помрачневший Древолюб пожал плечами.

— Гремислав хорошо знает эти места. Он проведет тебя.

— О да! — лицо витязя исказила злобная гримаса. — Я много времени провел здесь, изъездил этот край вдоль и поперек.

У Санечки по спине пробежал холодок. Он впервые подумал, что Гремислав слишком сильно хочет отомстить и ради этой мести способен забыть обо всем на свете. Санечка предпочел бы, чтобы рассудительный и никогда не теряющий головы Древолюб не покидал их.

— Но все-таки… — Санечка пристально посмотрел в глаза лешему. Тот заколебался.

— Это, конечно, плохо… Ведь мы начали путь вместе, и я хотел бы… Но степь, проклятая степь… Где ты видел лешего в степи? Там властвуют другие духи, неведомые и непослушные мне. А наш род от века живет в чащобах и глухомани…

Филин вдруг неодобрительно защелкал клювом, вспорхнул на плечо лешему и дернул его клювом за ухо. Леший недовольно скривился.

— И ты против меня? — укорил он лешего. — Ты же лесная птица.

Зорковид снова дернул его за ухо.

— Ладно, — сдался Древолюб. — Поехали дальше. Хотя мне что-то подсказывает, что это может скверно кончиться. Пусть теперь Зорковид летит впереди нас, сам напросился. Ведь впереди могут быть засады.

— Садись, — предложил Гремислав.

Леший легко вспрыгнул на шею Сильного, усевшись перед седлом. Зорковид описал круг над их головами и умчался вдаль.

— Вперед! — Гремислав оглушительно свистнул, и застоявшиеся кони рванулись с места.

Заночевать решили в небольшом овражке, спускавшемся к тихой мелководной речке. Зорковид, облетевший все окрест, не обнаружил никакой опасности. Яркое степное солнце было все-таки слишком сильным для него, и он предпочитал отсиживаться у Санечки под плащом, вылетая только в сумерках. Если его вытаскивали наружу днем, он недовольно щурился на солнце и протестующе ворчал. Гремислав на всякий случай промывал ему глаза родниковой водой, снимая воспаление. Но по вечерам Зорковид тщательно просматривал степь на много верст вперед, используя свое чудесное зрение. Древолюб, не привыкший к степи, постоянно чего-нибудь опасался, сам точно не зная чего.

— Перестаньте вы беспокоиться, — беспечно отмахнулся Санечка, спрыгивая с коня. — Никого поблизости нет. Мы давно заметили бы врага, попытайся он подкрасться.

— Ты не бывал в этих местах и потому так неосторожен, — укоризненно заметил Гремислав. — Никто не поручится, что сейчас из зарослей ковыля степняк не направляет тебе стрелу прямо в грудь.

Санечка стремительно обернулся и немного нервно рассмеялся.

— Ты странно шутишь.

— Какие там шутки. Запомни: это чужая земля, ненавидящая нас, — хмуро вставил леший, ласково поглаживая Зорковида. — Нам следует каждый шаг делать, постоянно опасаясь подвоха и предательства.

— Чепуха, — не сдавался Санечка. — Вот позже, когда мы придем к самому Желтому Колоколу, разумеется… А сейчас, на самой опушке лесов, вряд ли есть повод для беспокойства.

— Ты помнишь, как мы с тобой встретились? — спросил лукаво Древолюб.

Санечка подозрительно взглянул на него.

— Ты на что намекаешь?

— Если я могу скрываться в дереве, так и наши враги могут использовать для укрытия камни, реки, саму землю в этих степях. Днем мы видели каменную бабу на кургане, и я могу поспорить, что теперь степняки знают о нашем приближении.

Санечка резко поднялся, скрывая смущение.

— Схожу-ка я лучше за водой.

Выйдя к речке, он невольно засмотрелся на тихую воду. Лишь там, где поднимались камышинки, было заметно, что река все-таки течет: вокруг стеблей на речной глади виднелись небольшие морщинки. А так река напоминала длинное черное зеркало. В нем отражался неправдоподобно яркий, похожий на прожектор, месяц. Россыпь сверкающих звезд переливалась, как небрежно разбросанная пригоршня сверкающих камней.

Неожиданно черная тень поползла по реке, проглатывая отражения звезд. Санечка невольно вскинул голову… и в упор натолкнулся на ненавидящий взгляд чужих глаз. Он хотел было крикнуть, но жесткая колючая веревка конского волоса сдавила горло, и вырвался только придушенный хрип.

Санечка лежал с закрытыми глазами, размышляя, почему все тело у него болит, словно изрезанное ножами. Может, он попал в автомобильную катастрофу и сейчас находится в реанимации? Хотя какая, к черту, реанимация в мире, не знающем автомобилей… Или он не путешествует, и все это ему только мерещится? Тогда снова вполне возможна больничная палата. Нужно лишь открыть глаза, и наваждение рассеется. Итак, где же больничная койка? Он протягивает руку и…

Тягостные размышления были прерваны потоком затхлой вонючей воды, обрушившимся на голову. Вода попала в рот и нос, Санечка захлебнулся, надсадно закашлялся и открыл глаза. Прямо над ним склонилось плоское желтое лицо с раскосыми глазами. Бугристый красноватый шрам пересекал лоб, оттягивая уголок правого глаза и скрываясь на виске.

— Очнулся, сволочь? — произнес гортанный голос со странным акцентом, и сильный удар обрушился на ребра. Санечка невольно застонал. Ответом был взрыв мерзкого хохота.

— Поднимайся! — Сильные руки с пальцами, похожими на железные когти, рванули Санечку за плечо, ставя на ноги. Но Санечка почувствовал, что колени у него подламываются. Он застонал, пошатнулся, однако новый безжалостный удар помог ему устоять.

— Осторожно, Гимпарс, эта тварь нужна Ослепительному живой, — послышалось издали.

— Отвяжись, это моя добыча, я сам получу право слизать пыль с сапог Ослепительного. Тебе, Гайсир, останется лишь обнюхивать хвост моего коня! — огрызнулся воин со шрамом. И Санечка с ужасом вспомнил, где он видел его раньше. В деревне! Если теперь вспомнит старого знакомого и Гимпарс, Санечке придется плохо. Одна надежда, что под глухим шлемом степняк не разглядел его лица.

— Я вобью эти слова обратно в твою грязную глотку! — рявкнул Гайсир.

— Попробуй! — Гимпарс выхватил из ножен широкий кривой меч.

— Ты забыл поучения Божественного Воителя? Хочешь валяться с переломанным хребтом?

— Еще раз говорю: попробуй! — На губах Гимпарса выступила пена.

— Потом, потом… Сейчас Ослепительный ждет пленника.

Гимпарс недовольно заворчал и толкнул Санечку в спину.

— Иди.

Санечка, пошатываясь, побрел между кострами степняков, направляемый чувствительными толчками в спину. Возле каждого костра спали по два-три воина. Всего же, как он определил на глаз, степняков было человек полтораста. Многие из них вдобавок носили заскорузлые окровавленные повязки. Похоже, набег получился неудачным, их основательно потрепали, и орда возвращалась без добычи и славы. В таком случае на пощаду рассчитывать не приходилось. Непонятно только, как Зорковид не обнаружил такую большую толпу. Или леший был прав, говоря, что степь укрывает своих хозяев, как лес — своих?

Посреди кольца костров высился ковровый шатер, у входа в который замерли четверо стражников. Опустившись на четвереньки, Гимпарс сказал:

— Ослепительный повелел недостойному рабу привести пленника.

Ответом был величавый кивок стражника, и Гимпарс на четвереньках проворно заполз в шатер. Через некоторое время он, пятясь, выполз обратно и сильным ударом заставил Санечку опуститься на колени.

— Ползи за мной, нечестивый.

Так как приказ подкрепил немедленный удар древком копья по спине, Санечка почел за лучшее подчиниться и пополз за Гимпарсом, уткнувшись лбом в грязный ковер. В шатре Гимпарс трижды стукнул головой о землю и почтительно сообщил:

— Твое повеление выполнено, Ослепительный.

— Вижу, — произнес старческий брюзгливый голос.

Санечка рискнул немного приподнять голову. На невысоком золотом восьмигранном табурете (или как называется точно это подобие трона?) сидел заплывший жиром человек в засаленном парчовом халате. Лицо его было закрыто чем-то вроде легкой чадры, свешивающейся с чалмы.

— Мои воины захватили его, отомстив за бесчестье, — льстиво зажурчал Гимпарс.

— Дурак! Так значит именно этот сопляк разогнал твоих баб в той деревне? — недоверчиво спросил Ослепительный.

— Это могучий и сильный рыцарь, Рыцарь Льва.

Санечка чуть не вскрикнул. Теперь следует готовиться к самому худшему. Все-таки узнали!

— Рыцарь? — Ослепительный тяжело сопел, говорить ему было очень трудно, сало прямо-таки душило его. Может потому голос и был высоким, как у евнуха. — Какой это рыцарь… Мальчишка. И твои бараны бежали от него… Позор.

— Мы отомстили, Ослепительный.

— Дурак! Я прикажу дать тебе палок.

— Милость твоя безмерна, Ослепительный.

Ослепительный, астматически похрюкивая, задумался. Потом какая-то мысль сверкнула в масленых глазках, прячущихся между пухлыми щеками.

— Гимпарс, пошел вон! Пусть тебе дадут десять золотых за поимку пленного.

— Благословенна щедрость Ослепительного.

— И десять палок тоже.

— Счастлив слышать волю Ослепительного.

— Пошел, собака.

Гимпарс резво выполз из шатра. Ослепительный немного подождал, деловито потирая живот. Было заметно, что перевариванию пищи он придает очень большое значение.

— Садись, — приказал он Санечке.

Тот осторожно уселся на ковре перед троном. Или все-таки табуретом? Ослепительный посопел еще немного, а потом неожиданно спросил:

— Ты пришелец?

— Д-да, — от неожиданности вырвалось у Санечки.

Ослепительный удовлетворенно хрюкнул.

— Я не ошибся. Только болван Гимпарс мог принять тебя за слугу Красного Колокола. Но я мудр и велик, моему взору открыты самые сокровенные тайны. Сейчас ты вместе с друзьями идешь на север. Каменный дух Шаргокана открыл мне это. И на берегу Кронийского океана вы будете искать Желтый Колокол, колокол рабства, чтобы разбить его. Посмей сказать, что я не прав.

— Ты прав, — коротко ответил Санечка, не считая нужным титуловать собеседника.

— Зачем?

— Чтобы освободить людей.

— Дурак. Неужели ты полагаешь, что все дело в колоколе? Он всего лишь символ. Если человек раб по натуре, он обязательно найдет себе хозяина, вне зависимости от того, звонит колокол или нет.

— Пусть так, — дерзко ответил Санечка. — Но мы будем бороться и с символом и с самозванными хозяевами.

— Бороться? — Ослепительный явно наслаждался беседой. — Но нужна ли твоя борьба людям? Ведь на смену мне обязательно явится новый хозяин из вчерашних рабов. И новое рабство станет еще более ужасным, потому что бывший раб начнет мстить за недавнее унижение. Ты подумал об этом? Не лучше ли оставить порядок неизменным?

— Нового хозяина тоже можно свергнуть.

Ослепительный засмеялся, сотрясая жирными телесами.

— Убить, чтобы убить, чтобы убить, чтобы убить… Не слишком ли кровавый путь для освободителя?

— Для того и нужно уничтожить самый символ рабства, чтобы разрушить веру. Человек не раб хозяина, он раб собственной веры в неизбежность прихода хозяина.

— Веры! Это ты правильно подметил, — с энтузиазмом подхватил Ослепительный. — Ваш народ истово верит в доброго хозяина, заметь! Если его нет, его выдумывают, лепят хотя бы из дерьма, чтобы только был! Вы просто рветесь посадить себе кого-нибудь на шею, следовательно вы обречены повиноваться, обречены на рабство. Таково предначертание судьбы для всей Рутении.

— Ты лжешь! — гневно вскричал Санечка, вскакивая.

— Может быть… — неопределенно заметил Ослепительный, не шелохнувшись. — Ты знаешь, кто ты такой? — неожиданно спросил он, подавшись вперед, едва не стекая с трона.

— Н-нет, — снова запнулся Санечка.

— Не помнишь прошлого, не догадываешься о будущем? — в голосе Ослепительного послышалось ехидство.

— Нет, — убито ответил Санечка, опускаясь на ковер.

— Рыцарь Льва… А также Тигра, Барса, Леопарда… Угадал? — Хотя брюхо Ослепительного и заплыло жиром, голова у него работала отлично.

— Да.

— Но тебя никто не называл… Рыцарем Рыси?

— Нет.

— Зря. Я сразу узнал тебя, царь Линх.

Санечка едва не опрокинулся на спину. Он царь?!

— Не может быть!

— Может и есть! Обратное превращение из рыси не прошло для тебя даром, ты все напрочь забыл. Но память о твоих деяниях люди старательно сохранили, о царь. И потому меня совершенно не удивляет твое превращение в слугу Красного Колокола. Хищный нрав царя Линха приводит в трепет даже нас.

Санечка мучительно пытался вспомнить, кто такой царь Линх. Какая-то греческая легенда… Людоед он был, что ли?

— Нет, — решительно отказался Санечка.

— Мне лучше знать, — твердо сказал Ослепительный, махнув рукой. — Только поэтому ты сидишь рядом со мной, а не на колу. Разве я позволил бы простому нечестивцу приблизиться к своему шатру? Пусть сейчас у тебя нет своего города, за тобой не стоит войско, но мы, владыки, верны священному долгу. И я помогу тебе, царь. А придет черный день — и ты поможешь мне.

Санечка был польщен. А может и вправду при попадании в компьютер с ним случилось нечто, чего он не заметил? Может его аналог в этом мире действительно царь Линх? Ведь зачем-то подсунули ему именно рыцарские доспехи, а не бронь витязя?

Видя его колебания, Ослепительный улыбнулся.

— Я прошу совсем немного, царь. Сущий пустяк.

— Какой?

Вождь степняков дрожащим от ненависти голосом произнес:

— Ты пришел в степь с моим злейшим врагом, князем Гремиславом! Трижды проклятый витязь, все силы ада на его голову! Помоги мне справиться с ним, и мое войско вернет тебе твои законные владения.

— Почему же твое войско не поможет тебе справиться с князем?

Ослепительный вскочил, потрясая кулаками.

— Его ведет клятва мести! Я спалил его город, убил его жену, детей продал в рабство. И он поклялся отомстить. Хозяин железа сделал ему заколдованную саблю, в рукояти которой капли крови его родных. Пока эта сабля не познает моей крови, Гремислав не успокоится. С ним постоянно странствует злобный лесной колдун. Мои воины бессильны против черного ведовства, которое бережет их в лесных чащобах, да и в степи тоже. Я не могу постоянно жить под висящим топором.

Санечке словно по щекам надавали. Однако, стараясь выглядеть невозмутимым, он спросил:

— И как я могу помочь тебе?

Ослепительный фыркнул, словно лошадь.

— Очень просто. Я не прошу у тебя голову Гремислава. Царь, тебе достаточно подсыпать ему в питье щепотку порошка из Чинской земли — и все кончится. Чины великие мастера составлять различные зелья. А леший меня не беспокоит, один он ничего не сделает.

— Ты хочешь отравить Гремислава, — медленно повторил Санечка.

— Да, — жестко подтвердил Ослепительный. — И не говори, царь, что это тебе не по силам. Все знают, что на тебе лежат грехи куда более страшные.

Санечку словно кипятком обдало.

— Но не предательство.

— Предательство едва ли не самый легкий из них.

— А если я откажусь?

Ослепительный шумно вздохнул.

— Тогда я отдам тебя Гимпарсу. Дурак жаждет отомстить за свое позорное поражение и будет очень изобретателен. Мы не жестоки, тебя не убьют. Но ты сам будешь звать смерть, как избавительницу. И не дозовешься.

Санечка усмехнулся.

— У меня небогатый выбор.

— Боюсь, что так.

— Но подумать я могу?

— Не слишком долго, царь. Твое отсутствие может вызвать тревогу в лагере.

— Я не буду думать слишком долго, Ослепительный. Но как тебя зовут? Неудобно обращаться к тебе, не зная имени. Я даже лица твоего не вижу, а ты знаешь обо мне все.

Ослепительный снова захохотал.

— Зачем тебе мое имя? Чтобы получить тайную власть надо мной? Нет. А лицо… Я ведь Ослепительный, черви у моих ног недостойны лицезреть его. К тому же мое сердце полно жалости, они могут ослепнуть от сверкания, подобного солнечному.

Санечка глубоко вздохнул и встал.

— Мне нет нужды думать, мой ответ короток: нет.

— Нет? — не веря собственным ушам переспросил Ослепительный.

— Нет.

— Подумай. Ты же царь. Тебя ждет золотой венец и власть.

— Все равно нет.

— Ты чужой в этой стране, тебя не должны волновать ее заботы. Думай только о себе!

— Ты снова ошибся. Я не чужой в этой стране.

— Линх! Ты… — По твердому выражению лица Санечки Ослепительный понял, что все уговоры бесполезны, и трижды хлопнул в ладоши. — Гимпарс! — крикнул он появившемуся сотнику. — Забери пленника, он твой. Если передумает — пришли ко мне. И еще. Если он умрет раньше, чем через двое суток, ты заплатишь своей шкурой. А ты, Линх, запомни, что убивает не только железо, но и слово. Слово! Ты ведь все равно умрешь предателем.

Потом был огонь, было железо, была кровь.

Очнулся Санечка от того, что добрые, нежные руки осторожно вытирали ему голову влажной холодной тряпкой. Перед глазами по-прежнему плавал багровый туман, пронизанный желтыми языками пламени. Санечка вскрикнул и забился, но его мягко придержали и уложили обратно.

— Спокойно, лежи.

Туман помаленьку рассеялся, и Санечка различил встревоженные лица Гремислава и Древолюба, склонившиеся над ним.

— Где я?

— Все в порядке, — успокоил Древолюб. — Ты в безопасности. Выпей отварчику.

Теплая душистая жидкость омочила распухшие искусанные губы. Санечка с наслаждением хлебнул. Боль сразу куда-то отступила, и тело заполнила звенящая легкость.

— Он выздоровеет? — спросил Гремислав.

— Конечно, — успокоил леший. — Отвар семи трав…

Но Санечка уже уснул.

Проснувшись, он почувствовал себя почти нормально. Мучил только лютый голод. Санечка приподнялся, откинул плащ, которым был укутан с головой и вскрикнул. Грудь и руки были покрыты полосками нежной розовой кожи, от страшных ожогов и ран не осталось и следа.

— Проснулся, гуляка? — добродушно заворчал леший, услыхав его голос. — Лежи пока, герой.

Не улавливая насмешки, Санечка смутился.

— Ну уж… герой…

— Во всяком случае ты вел себя достойно, — сказал подошедший Гремислав. — Я потом убедил Гимпарса рассказать, что там произошло. Ты настоящий витязь, Александр, хотя осторожности тебе следует поучиться.

Санечка зарделся от удовольствия.

— Я только говорил «нет».

— Это тоже надо уметь, — подхватил леший. — И раньше, во время схватки с волками, ты показал себя молодцом. Тебе еще многое следует узнать, но я полагаю, что кузнец видел дальше нас. Он предсказал ведь… А сейчас выпей еще отварчику. Тебе нужно набраться сил, впереди у нас трудная дорога.

Позднее Древолюб рассказал, что произошло. Встревоженный долгим отсутствием Санечки, Гремислав бросился на поиски. Степняки оставили после себя множество следов, разобрать их было просто, несмотря на темноту. И Гремислав вышел к лагерю Ослепительного. Каким колдовством бусурманы укрылись от глаз Зорковида — неведомо, да и не важно. Витязь змеей прополз мимо дозоров, зарубил охрану и, воспользовавшись суматохой, ускакал, перекинув бесчувственное Санечкино тело через седло. Больше того, он прихватил с собой оглушенного Гимпарса. Леший занялся Санечкой, а Гремислав — Гимпарсом. Тот рассказал все.

— Ты пытал его? — спросил Санечка у Гремислава.

— Да, — без тени сожаления ответил витязь.

— Но как ты мог?!

— Не тебе говорить это. Добавь еще, что жалеешь мертвого волка.

— Конечно нет. Однако следовало как-то иначе… Нельзя уподобляться врагу.

— Каждый получает то, чего заслуживает. Идет жестокая война, в которой нет места жалости. Древний поэт сказал: «Все то хорошо, что к победе ведет; война есть война, остальное не в счет». Теперь я знаю все, что мне нужно.

Санечка неожиданно понял, что любые слова бесполезны, он не сумеет убедить Гремислава ни в чем. И если он сам собирается остаться здесь, ему поскорее следует избавиться от некоторых предрассудков. Собирается? Или должен? Почему вдруг пришел в голову этот вопрос? Должен, потому что это его земля. Его!

Кажется Гремислав уловил Санечкины колебания, так как сказал:

— Ремесло воина жестоко. Но долг перед Родиной выше сомнений. Его должно исполнять, хотя бы ценой жизни. Все, чтово благо Родине — оправдано и справедливо. Если ради нее придется пожертвовать честью — я не дрогну. Мы не требуем благодарностей и хвалы. Исполненный долг — высшая наша награда, запомни это, Александр.

День спустя раны Санечки затянулись настолько, что они смогли двинуться в путь.

Дорога возникла ниоткуда. Только что ее не было — и вдруг появились истертые каменные плиты. Они были источены временем, дождями и бесчисленными ногами путников, прошедших по ним. Переход был таким незаметным, что Александр спохватился только когда копыта Грома уже с полчаса цокали по дороге.

— Что это?

— Дорога аримаспов, — ответил Гремислав.

— Аримаспов? — неприятно поразился Александр. Он всегда считал Геродота фантазером и выдумщиком.

— Да, одноглазых, — подтвердил Гремислав. — Лучше бы нам с ними не встречаться.

— Отчего?

— Довольно своеобразные создания, — уклончиво пояснил Гремислав. — Слишком трудно предсказать, как они поступят в следующий момент. Я предпочел бы объехать их город стороной.

— Я тоже, — подтвердил леший, сидевший на крупе его коня. — Только вряд ли нам это удастся.

— Почему? — хором спросили Александр и Гремислав.

— Полюбуйтесь, кто нас догоняет.

Они обернулись как по команде и увидели стремительно приближающееся облако пыли. Немного приглядевшись, уже можно было различить отдельных всадников.

— Ослепительный не захотел выпускать добычу из рук, — меланхолически пояснил Древолюб.

— Ходу! — крикнул Гремислав, ударяя коня плетью.

Гром не заставил себя подгонять и без понуканий рванулся следом. Тугой ветер хлестал в лицо, трепетали и развевались плащи, как крылья гигантских птиц. Однако погоня настигала их. Легкие кони степняков может и не слишком подходили для боя, но для погони — как нельзя лучше.

— Ходу! — бешено кричал Гремислав. — Их слишком много, чтобы принимать бой. Смелость — это вовсе не безумная отвага!

Вокруг уже начали посвистывать стрелы, но к счастью точно прицелиться во время такой неистовой скачки было просто невозможно, и степняки стреляли больше для того, чтобы напугать беглецов, чем чтобы поразить их.

Дорога обогнула крутой холм, и потому Александру показалось, что сторожевые башни буквально прыгнули навстречу. Он заметил какое-то мельтешение на верхних площадках, но разглядывать толком возможности не было.

— Ходу! — взревел Гремислав, и они пронеслись между двумя башнями словно камни, выпущенные из катапульты. И сразу же витязь перестал пришпоривать коня, перейдя на спокойный шаг. Александр последовал его примеру. Очевидно, в городе они в полной безопасности. Только сейчас он заметил запутавшуюся в складках плаща стрелу.

— К добру ли, к худу ли, уж и не знаю, но судьбе угодно было загнать нас в город аримаспов, — задумчиво заметил Гремислав. — Сам я предпочел бы взять восточнее, чтобы выехать прямо к землям грифонов, но выбор сделали за нас. И да поможет нам Бог вырваться отсюда благополучно. Будьте всегда начеку, не расслабляйтесь ни на миг.

Навстречу им медленно двигалась группа всадников, разодетая в пестрые шелка и пышные кружева. Все они были увешаны множеством золотых цепей, колец, пряжек. Глаз резало сверкание камней, величаво колыхались кудрявые страусиные перья.

Александр насторожился. Он предполагал увидеть апокалиптических чудовищ, похожих на циклопов с единственным красным глазом посреди лба, а встречали их обыкновенные люди. Правильные, немного бледные лица, крючковатые носы, черные вьющиеся волосы… Вроде бы ничего особенного. Капитан стражников поднял руку, приказывая им остановиться. Александр и Гремислав подчинились.

— Кто вы? — спросил капитан достаточно чисто, но с каким-то странным придыханием. Фраза получилась у него больше похожей на «хт-то фы?»

— Мирные путешественники, — ответил Гремислав звенящим от сдерживаемого напряжения голосом. — За нами гнались степные бандиты, наверное хотели убить и ограбить. Но ведь в городе аримаспов по-прежнему царят закон и порядок?

— На земле аримаспов путникам не грозит никакая опасность, — кивнул капитан.

— Именно потому мы и сдержали бег коней.

В это время один из преследователей тоже въехал в город. Александр вздрогнул, узнав Гайсира, и невольно схватился за саблю, но властный нажим руки Гремислава заставил вдвинуть ее обратно в ножны. Гайсир криво улыбнулся и обратился к капитану стражи, почтительно сложив руки перед грудью.

— Эти люди — беглые рабы. Они ночью убили хозяина и скрылись. Их нужно вернуть для справедливого суда пресветлому тэйну.

— Это меня не касается, — жестко возразил капитан. — Сейчас они находятся на земле аримаспов. Если они заплатят надлежащую пошлину, то будут пользоваться полной неприкосновенностью и свободой, если только наш уважаемый тиран не решит иначе.

Гайсир дернул щекой и со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— Ослепительный отрубит мне голову, если только я осмелюсь вернуться без рабов.

— Это меня не касается, — повторил капитан. — Проезжайте в город, идите к уважаемому тирану, и если он решит выдать этих людей — так и будет. Уважайте закон.

Гайсир посмотрел на него безумными глазами, потом махнул рукой, и к нему подъехал десяток степняков. Прочие остались за башнями, означавшими, как понял Александр, границы владений аримаспов.

— Мы поедем в город! — вызывающе бросил Гайсир. — И там будем добиваться справедливости у уважаемого тирана.

Он свистнул, и только пыль взвихрилась за умчавшимися всадниками. Гремислав проводил их встревоженным взглядом.

— Они первыми будут у тирана.

— Не знаю… — нерешительно произнес Александр. — Я полагаю, что мы можем рассчитывать на справедливый и беспристрастный суд. Мне этот город кажется островком стабильности и порядка в бушующем мире.

— Вот именно, кажется, — неприязненно прошипел леший.

Капитан же приятно заулыбался.

— Это истинная правда. — У Александра мелькнула мысль: а что, бывает еще неистинная правда? — Уважаемый тиран не будет слушать ничьих наветов и примет решение сообразуясь с духом и буквой закона.

Лишь теперь Александр заметил некую странность в облике аримаспов. Правый глаз капитана был слишком неподвижным. Александр пригляделся повнимательней и понял, что это не глаз, а искусно сделанное из цветного камня его подобие. По спине пробежал неприятный озноб. Неужели они действительно все одноглазые? И куда девался второй глаз?

Александр начал внимательно рассматривать остальных стражников, стараясь делать это по возможности незаметно для них. И в самом деле — все они были слепы на правый глаз!

Тем временем Гремислав кончил разговаривать с капитаном стражи, махнул рукой и, не спеша, поехал по дороге.

— Далеко до города? — спросил Александр.

— Нет. Часа через четыре будем там.

— Не нравится мне все это, ох не нравится, — вмешался леший. — Ты обратил внимание, что этот проходимец о чем-то шептался с Гайсиром.

— Обратил, — вздохнул Гремислав.

— Но почему бы не спросить прямо, что нужно аримаспам? — не понял Александр.

Гремислав и Древолюб в ответ расхохотались так, что кони испуганно шарахнулись, и пришлось туго натягивать поводья, чтобы их остановить.

— Вот что означает чужак, — крутил головой Гремислав.

— Ты всерьез рассчитываешь услышать правду от аримаспа? — вытирал выступившие от смеха слезы леший.

— Наивный…

— Почему? — надулся Александр.

Гремислав посерьезнел.

— Аримаспы неспроста рождаются одноглазыми. И не просто так они построили свой город здесь, на самом краю мира, отрезанные от остальных людей непроходимыми чащобами и дикими степями. Они не могли ужиться ни с кем из соседей. Аримасп от рождения слеп к добру и правде. Я не знаю, какой злой дух лишил их всех правого глаза, и действительно ли именно правым глазом люди видят хорошее, а левым — плохое, но… Ни разу в жизни я не видел порядочного аримаспа. Единственное, что важно для них — собственная выгода, нажива, прибыль. Ради выгоды они, не колеблясь ни мгновения, пойдут на любую подлость, на любое предательство, на любое злодейство. Вот почему я не хотел ехать через город аримаспов.

— Кстати, не одни мы направляемся туда, — Александр вытянул руку.

— Ба, старый знакомый, — нехорошо обрадовался леший.

Впереди валкой рысью трусил верблюд.

— Хасан-мошенник! — крикнул Гремислав. — Подожди!

Всадник на верблюде оглянулся и подхлестнул животное длинной хворостиной, заменявшей ему плеть. Но верблюд оказался своенравным — в ответ на старания наездника ускорить его бег, он истошно заревел и вообще встал. Когда путники подъехали поближе, Хасан уже восседал на тюках, скрестив руки и надменно глядя вдаль. Всем своим видом он показывал, что не намерен двигаться с места, как бы ему не угрожали. Леший мячиком соскочил на землю, с шумом вдохнул побольше воздуха, словно надувал сам себя, и увеличился. Подойдя к верблюду, он схватил повод.

— Приветствую тебя, о солнце купечества.

Хасан посмотрел на него свысока и отвернулся. Но леший был настойчив.

— Как идет торговля?

— Хорошо, — сквозь зубы процедил Хасан.

— А прибыли?

— Хороши.

— А здоровье?

— Хорошо.

— А…

— Хорошо! Им всем хорошо! Даже очень хорошо! — истерически завизжал Хасан, не дожидаясь вопроса. — Отвяжись от меня! Ну за что ты меня, несчастного, преследуешь? Что я тебе сделал, мучитель? Изверг!

Александр с любопытством наблюдал за перепалкой. Леший словно бы и не слышал воплей Хасана.

— Куда же сейчас ты направляешь бег своего… коня?

Хасан вытер навернувшиеся слезы, посмотрел через плечо на Древолюба, скривился и, нехотя, сообщил:

— В город аримаспов, как нетрудно заметить.

— И что за поклажу несет твой… конь?

Хасан раздраженно фыркнул.

— Я сообщу об этом уважаемому тирану, испрашивая у него разрешение на торговлю, а не первому встречному на дороге.

— Это я первый встречный? — оскорбился леший. — Ты забываешь старых знакомых, Хасан. Придется тебе кое-что напомнить…

— Не надо, не надо, — зачастил Хасан, вскакивая на ноги. — Джинния! — жалобно возопил он.

— Слушаю, мой повелитель, — незамедлительно откликнулись хрустальные колокольчики.

— Защити меня!

— Но на тебя никто не нападает.

— Заклинаю тебя именем Сулеймана ибн Дауда!

Джинния хихикнула.

— Мир с ними обоими.

— Я буду жаловаться! — взвыл Хасан. — Верховный диван аравийских джинов наложит на тебя заклятие, загонит в бутылку и бросит в море!

— Условия договора соблюдены, — возразила Джинния. — Тебе придется платить за необоснованную жалобу.

Леший ухмыльнулся. Хасан, увидев эту усмешку, совсем потерялся и заверещал, как подшибленный заяц:

— Унеси меня отсюда!!!

Древолюб кокетливо взбил шевелюру и уложил поизящнее косички на плечах. Хрустальные колокольчики радостно зазвенели. Филин, сидящий на луке седла Александра, глядя на сцену ухаживания, неодобрительно щелкнул клювом и отвернулся.

— Ты что везешь? — повторил леший.

— Очки, — кисло сообщил Хасан.

— Очки?!

— Да.

— Аримаспам?!

— Им самым.

— Но зачем? — Древолюб был вконец сбит с толку.

— Что же, если у них один глаз, так им и очки нельзя надеть? Несправедливо! Вот я и решил позаботиться о бедных аримаспах, чтобы они не думали, будто их обделили в чем-то.

— Врешь как обычно, Хасан, — леший шумно втянул воздух большим носом.

— Ах, так! — вспыхнул от возмущения Хасан. — Смотри!

Он разодрал упаковку тюка, на котором стоял, запустил внутрь обе руки и выхватил пригоршню очков. Торжествующе потрясая ими в воздухе, Хасан заорал:

— Вот! Любуйся!

Он швырнул очки наземь, только стеклышки в стороны брызнули, выволок еще горсть очков, кинул их тоже, в третий раз сунул руки по локоть в тюк. Но подозрительно принюхивающийся леший остановил его:

— Хватит, остановись. Верю.

— Вот. А еще оскорбляешь, — всхлипнул Хасан.

— А в том тюке тоже очки?

Хасан немного поувял.

— Тоже… очки, — с запинкой выдавил он.

— Давай, посмотрим.

Купец сморщился, словно ему в рот запихнули сразу два лимона.

— Давай, — согласился он без всякого энтузиазма.

И Александр совершенно не удивился, когда из развязанного тюка посыпались ароматные коричневые зерна.

— Хасан-мошенник, когда-нибудь ты рассердишь меня не на шутку, — вздохнул леший. — Терплю я твое озорство, терплю, а потом возьму и рассержусь по-настоящему. Ну как ты можешь распространять между людей эту заразу? Запомни раз и навсегда: кофе двою проклят! Тот, кто берет в руки эту скверну, впадает в страшный грех! Только чистые и невинные…

— Да перестань ты! — огрызнулся Хасан, взбешенный потерей очередной партии товара. — Ты просто ретроград и мракобес! Ты стоишь на пути распространения цивилизации и культуры!

Леший оторопел. Мудреные слова смутили его, непонятно: не то ругают, не тот еще что… Оправившись, он обрушился на Хасана:

— А ты просто отравитель! Тебя судить надо!

— Будь твоя воля, ты и летом заставил бы на санях ездить, колесо дьявольским исчадьем называл! Скажешь, не было?!

— Ну и что?

— Ты сам хоть раз кофе пробовал, что ядом называешь? — Хасан ощерился, как разъяренный пес.

— Вовек не осквернюсь! — гордо ответил леший.

— Тогда помалкивай.

— Зато другие твердо знают, что это отрава.

— Кто?!

— Есть такое мнение, — вывернулся леший.

— Врешь ты.

— Нет. Я спасу людей от мерзостной пагубы, а твою, Хасан, душу от греха! — Леший железными когтями располосовал тюк и принялся втаптывать кофе в придорожную грязь. Осатаневший Хасан собрался броситься на него, но тут прозвенели далекие колокольчики, и пыхтящий от злости купец вместе с верблюдом поднялся в воздух. Он рычал и плевался лучше собственного «коня», но джинния была сильнее, и как два диковинных воздушных шара полетели Хасан с верблюдом по небу неведомо куда.

— Вот и все! — леший гордо выпятил грудь. — Как я его? Извел под корень греховный соблазн!

Гремислав неопределенно пожал плечами. Похоже, он не одобрял скоропалительной расправы, но возражать не собирался. Александру она тоже пришлась не по нраву, однако он политично не стал вмешиваться, только спросил иронически:

— Ты действительно никогда не пробовал кофе?

— Даже не нюхал!

— А картошку? Чай?

— Нет, нет и тысячу раз нет.

— Тогда конечно…

Леший с подозрением уставился на Александра, но вдруг кто-то словно тронул тонкий хрустальный бокал — тихий замирающий звук. Или это Александру лишь померещилось? Древолюб встрепенулся и небрежно заявил:

— Пустые споры. Я лучше немного прогуляюсь, засиделся, ноги затекли.

Спорить с ним никто не стал.

— В чем-то он, конечно, и прав, — сказал Гремислав, глядя вслед лешему. — Те же аримаспы… Видишь поля вокруг? — Александр кивнул. — Но обратил ли ты внимание, что именно там растет?

Александр пригляделся повнимательней.

— Неужели конопля?

— Она самая. Аримаспы нашли очень ходовой товар и распродают его направо и налево. Хотя… — Витязь лукаво усмехнулся. — В наши города еще не дошел ни один караван с коноплей или маком.

— Это твоя работа?

— Почему моя? В лесах полно татей… — И Гремислав снова улыбнулся.

— Жаль, что Древолюб не обратил свой пыл на эти плантации, — согласился Александр. — Пользы было бы много больше, чем от войны с кофе.

При въезде в город их встретил надушенный и разряженный чиновник, очень напомнивший Александру павлина. Его сопровождали шестеро стражников. Увидев их, Гремислав презрительно сморщился и прошептал Александру:

— Слишком много золота и украшений. А эти цветные тряпки… Они были бы к лицу женщинам, но видеть их на мужчинах странно, а на воинах — просто смешно. Хотя, какие это, к черту, воины. Я один могу разогнать десятка два, не меньше.

— Ты прав, — кивнул Александр. Однако он не мог не заметить слаженность с действиях отряда.

Чиновник почтительно поклонился и торжественно провозгласил:

— Я представляю канцелярию порядка уважаемого тирана, меня зовут Синдайя. Согласно правилам, установленным уважаемым тираном, все чужестранцы, вступающие наш благословенный Молохом город, обязаны сдать оружие. Порядок и спокойствие города не должны быть нарушены ничем. При выезде из города ваше оружие будет возвращено в полной целости и сохранности.

Гремислав насупился.

— Я не хочу доверять свою саблю кому бы то ни было.

— Такова воля уважаемого тирана.

— Не уверен, что должен подчиняться ей.

— На нашей земле любой путник пользуется полной свободой. — Чиновник снова поклонился. — Никто не будет задерживать вас, вы вольны ехать дальше. Но появиться в городе вы сможете только сдав оружие. Если вы не хотите сражаться со всеми воинами города, вам придется подчиниться, — уже менее любезно добавил Синдайя, сверкая каменным правым глазом. Повинуясь его знаку, воины обнажили мечи.

Гремислав положил ладонь на рукоять сабли.

— Мне случалось драться и с большим количеством врагов.

— Успокойся, — прервал его Александр. — Если у них такие правила, значит надо подчиниться. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

— Я уверен, что это сработал донос Хасана.

— Или Гайсира.

Кровь бросилась в лицо Гремиславу.

— Я и забыл про эту собаку!

— Успокойся. Не будем спорить, нам совершенно не нужны лишние стычки. Ведь мы прибыли сюда не за этим.

— Он говорит истинную правду, — вмешался чиновник. — Решайте. Согласны ли вы подчиниться законам города?

— Согласен, — сдерживая ухмылку, подтвердил Александр. Он отстегнул ножны и протянул саблю чиновнику. — Берите! Но обращайтесь с нею бережно, ибо на саблю наложено великое заклятье, и она не потерпит никакого коварства.

Синдайя на мгновение замялся, было заметно, что сталкиваться с магией ему не хочется. С другой стороны не отказываться же от собственных слов! Он потянулся за саблей, однако та вдруг выскользнула из рук и со звоном полетела на мостовую.

— Но-но, осторожнее! — прикрикнул Александр. — Я же предупреждал. Страшная кара обрушится на голову непочтительного.

Багровый от смущения чиновник нагнулся, чтобы поднять саблю… и не смог этого сделать. Она словно приросла к камням мостовой.

— Это колдовство! — завопил Синдайя. — Она же весит не меньше десяти пудов. Или все двадцать. Ее не сдвинуть с места!

Александр пожал плечами.

— Я предупреждал.

— И что теперь? — растерялся Синдайя.

— Я ваше требование выполнил. Если моя сабля нужна вам — берите.

Чиновник, поняв, что над ним смеются, насупился.

— Ладно, можете забрать ее обратно.

Александр спрыгнул на землю и легко поднял саблю. Синдайя ошалело покрутил головой и обиженно пробормотал:

— Кто же мог знать… — Потом обратился к Гремиславу: — Отдайте ваше оружие.

Гремислав погладил ус, равнодушно хмыкнул и протянул Синдайе саблю, на всякий случай не выпуская ножен из руки. Чиновник осмотрел ее, не нашел ничего подозрительного и взялся за рукоять. Но тут же с громким воплем отдернул руку. Он прыгал, истошно вопя, и размахивал ладонью.

— Это черное колдовство! — Наконец его крики превратились в связную речь. — Рукоять сабли раскалена в адском пламени! Я обжег руку! Они оба колдуны! Мне придется заплатить много денег за лечение! Я этого не переживу! Они враги уважаемого тирана!

Стражники недоверчиво смотрели на его беспорядочный танец. Гремислав тем временем спокойно вернул ножны на их законное место. Кое-как чиновник успокоился, хотя продолжал иногда дуть на покрасневшую ладонь и шипел от боли.

— Я не пущу вас в город.

— Почему же? — поднял бровь Гремислав.

— Вы с оружием.

— Мы согласны его отдать.

— В вашем оружии слишком много колдовства!

— Ну и что?

— Но я не могу его взять!

— Не будешь же ты настаивать, чтобы мы оставили его валяться на дороге, — усмехнулся Гремислав.

Синдайя задумался.

— Хорошо, оставайтесь при оружии. Но в этом случае и мы не гарантируем вам безопасности пребывания в городе.

— О своей безопасности мы позаботимся сами, — высокомерно ответил витязь.

Город произвел большое впечатление на Александра. Широкие чистые улицы, мощеные камнем; высокие аккуратные дома; множество деревьев. Он не увидел ни одного оборванного или хотя бы плохо одетого человека. Все аримаспы были наряжены в богатое платье, у многих отчетливо прорисовывалось сытое брюшко. Поражало великое множество торговых лавок. Заморские фрукты, ювелирные безделушки, пестрые ткани, резная мебель, изукрашенное оружие — чего там только не было.

Когда Александр удивился этому, Гремислав объяснил:

— Я же говорил, что для них главное — собственная выгода. Они много и прибыльно торгуют, овладели этим ремеслом в совершенстве. Хасан-мошенник пять лет служил приказчиком в одной из таких лавок, лишь после этого он рискнул начать собственную торговлю. Выучился обману и обвесу… И еще одно. Аримаспы очень хорошо устроились на границе владений грифонов, перекрыв все пути туда. Почти все золото, добываемое этим зверями, проходит через руки аримаспов. Немалая доля его прилипает к жадным лапам. Грифонам аримаспы продают изрядную часть конопляной отравы.

— Значит, они живут торговлей… Тогда понятно, почему они так охраняют и берегут всех торговцев.

— Именно.

— И мы еще натерпимся с нашим борцом против кофе.

— Я тоже этого боюсь, — кивнул Гремислав.

Покои тирана поражали варварским великолепием и превосходили все пределы воображения. Белый и голубой мрамор, полированный красный гранит, сверкающая бронза, россыпи драгоценных камней, пышные ковры, диковинные цветы. Но зато сам тиран был одет в простой белый костюм без всяких украшений, только золотой медальон со сложным узором из рубинов висел у него на груди как символ власти. Александр нехорошо усмехнулся, заметив в углу зала старого знакомца — Гайсира.

— Приветствую вас, доблестные рыцари, — тиран даже привстал с золотого кресла, произнося это.

— Привет и тебе, уважаемый тиран, — ни один из них не поклонился.

Злая гримаса на мгновение исказила лицо тирана.

— В последнее время в город аримаспов зачастили странные гости. И у меня есть основания полагать, что не все они приходят с добром.

— Ты прав, величайший, — поспешно поддакнул Гайсир.

— Молчи! — оборвал его тиран. — Здесь нет величайших, слава Молоху! Не переноси на землю свободного города обычаи дикой степи. Я всего лишь скромный правитель, и если жителям города в подражание древней Элладе угодно было поименовать меня тираном — я не стал спорить. Это означает лишь одно — я правлю сам, не делясь властью ни с кем. А всякие титулы… Их нет в нашем свободном городе. Запомнил?

— Запомнил, уважаемый тиран. Эти двое беглых рабов Ослепительного замыслили недоброе, уважаемый тиран. Они намерены разбойничать на торговых путях, уважаемый тиран. Они преследуют вольных торговцев, уважаемый тиран.

— Замолчи, пес, — грубо сказал Гремислав. — Если ты еще раз посмеешь меня, князя, назвать рабом, сабля заставит тебя проглотить оскорбление вместе с твоим грязным языком.

Тиран сдержанно усмехнулся.

— Меня не интересуют дела бусурман. Даже если все рабы покинут Ослепительного или самого тэйна — аримаспам нет до того касательства. — Гайсир при таком кощунстве побледнел. — Но совсем иное — безопасность караванных путей, ведущих к нам в город. Здесь я должен быть беспощаден.

— Именно так, уважаемый тиран, — вставил Гайсир.

— Уважаемый тиран, мы, как и все жители Рутении, желаем благополучия и процветания городу аримаспов, — спокойно произнес Гремислав. — И вряд ли ты вспомнишь хоть один случай, чтобы наши дружины напали на вас, да и вообще на кого-либо. Мы обнажаем оружие только для обороны и предпочитаем торговать с соседями, а не воевать. — Тиран кивнул. — Зато вспомни степняков… Хотя бы злобного выродка сына Одихмантьева. Сколько караванов он разграбил за этот год?

— Это ложь! — взвился Гайсир.

— Уважаемый тиран легко отличит правду от лжи.

— Да, это так, — согласился тиран, подавшись вперед.

Гайсир злобно оскалился. Было заметно, что не отбери аримаспы у него оружие, он не замедлил бы пустить его в ход.

— Как я вас ненавижу, — прошипел он.

— Сейчас степняк говорит чистую правду, — бесстрастно заметил тиран.

— Не сомневаюсь, — Гремислав ответил Гайсиру таким же ненавидящим взглядом.

— Итак, ты готов повторить обвинение? — обратил тиран к Гайсиру.

— Да! — пылко воскликнул тот. — Я обвиняю этих двоих в том, что они беглые рабы. Я обвиняю их в том, что они убийцы! Они несут в себе опасность самому существованию города аримаспов и безусловно угрожают его процветанию. Сейчас с ними нет третьего… Он лесной колдун и опаснее этих двоих вместе взятых. Он злейший враг торговцев. Леший наполнит город черным колдовством и постарается разрушить до основания дома. Только колючий шиповник и дикие дубы останутся на руинах некогда цветущего города.

— Какая пламенная речь, — холодно сказал Гремислав.

Александр заметил, что каменный глаз тирана, до того остававшийся холодным и голубым, сейчас пылал тревожным красным светом и походил на раскаленный уголь, вставленный в глазницу. Тиран слегка поморщился.

— Столько лжи… Мне даже стало больно. Мой вещий глаз раскалился от возмущения.

Гайсир онемело выпучил глаза и разинул рот. Его поразила происшедшая перемена. Потом он рухнул на колени.

— Смилуйся, великий тиран! — Он звучно ударил лбом об пол.

— Я не ношу такого титула, — поправил тиран. — Я не великий, я уважаемый. Уважаемый для всех и всегда.

— Смилуйся, уважаемый тиран! Ослепительный прикажет отрубить мне голову, если я вернусь, не поднеся ему головы врагов.

— Какое варварство — рубить головы. Но что мне до твоей судьбы?

— Смилуйся!

— Нет. Я выслушал тебя и установил, что правды в твоих словах нет, как нет и угрозы нашему городу. Ты можешь лгать, сколько тебе заблагорассудится. Повторяю: дела Бусурманских степей не касаются нас. Мы не будем вмешиваться в вашу войну с Рутенией.

Гайсир уставился на него блуждающим взором, словно безумный. Потом с диким ревом вскочил, выхватил из складок халата кривой нож и бросился на Гремислава. Витязь успел перехватить его руку, они замерли — каждый пытался сломать противника. Александр хотел броситься на помощь, но гневный окрик Гремислава остановил его. Несколько мгновений длился немой поединок. Они пронзали друг друга яростными взглядами, их лица побелели, на лбу вздулись вены. Потом медленно, очень медленно, рука Гайсира начала поворачиваться, направляя острие ножа ему же в грудь. На лице степняка стремительной тенью промелькнуло удивление. Нож еще немного приблизился к полосатому халату. Удивление сменилось испугом, и это решило участь Гайсира. Испуг лишил его руку прежней силы, и нож вонзился ему прямо в сердце.

Гремислав брезгливо оттолкнул труп.

— Собаке — собачья и смерть.

Тиран, молча следивший за схваткой, спокойно заметил:

— Это ваши дела, и я не взыскиваю с тебя за убийство. Но… Но есть дела, касающиеся города аримаспов. Ко мне поступила жалоба вполне достойного, солидного человека. Он тоже обвиняет вас в подрыве основ торговли.

— Хасан-мошенник! — воскликнул Гремислав.

— Не знаю такого, — сухо возразил тиран. Не выразив ни малейшего недовольства тем, что его перебили, он продолжил: — Я рассмотрел его жалобу и увидел, что она справедлива. Отличить правду от лжи нетрудно. И до окончания рассмотрения всех деталей дела я считаю необходимым задержать вас.

— Ты хорошо подумал, тиран? — угрожающе спросил Гремислав.

— Да.

— И ты решил бросить нас в темницу?

— Да.

Эти «да» падали с неумолимостью каменных глыб.

Гремислав сделал было шаг по направлению к креслу тирана, но тут потолок словно разломился. Оттуда с легким шипением выскочила толстая гранитная плита, разделившая зал надвое. Витязь остановился — теперь перед ним встала непроницаемая стена. А потом отворились двери и в зал ворвались десятки стражников.

После яростного, но безуспешного сопротивления их схватили и связали. Несколько стражников навсегда остались лежать на мозаичном полу парадного зала тирана, однако противников было слишком много. Наученные горьким опытом Синдайи, они не пытались отобрать оружие, но позаботились связать обоих путников так, что те не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Подземелье было сырым и темным. Когда толстая железная дверь со скрипом закрылась, Александр, осторожно трогая языком разбитые губы, меланхолически заметил:

— В конце концов это просто обидно — прорваться сквозь орды степняков и сгинуть в гнилой темнице по доносу какого-то торгаша.

— Ну, предположим, это не совсем подземелье, — отозвался Гремислав, оглядывая узилище.

— И разница настолько серьезна?

— Да. Наши друзья…

— Ты полагаешь?

— Безусловно. — Гремислав кивком указал на зарешеченное окошко. — Нужно немного терпения, и Древолюб придет к нам на помощь.

— Хорошо, будем ждать, — не слишком веря в успех, согласился Александр.

Томительно тянулось время, прямо как загустевшая патока. Но зато можно было спокойно вспомнить и оценить прошедшие дни, впервые для этого выпала возможность. Главное, чем он втайне гордился, это происшедшим во время кошмарной ночи превращением Санечки в Александра. Как оно совершилось — не понятно, загадка, тайна. Но только он больше не чувствовал себя неумелым недотепой. До Гремислава пока было далековато, ему еще предстояло стать таким же витязем… Он уже и не думает о возвращении? Какие силы перенесли его сюда — разбираться нет смысла, все равно это совершенно бесполезно. Но, совершив одно чудо, они, без сомнения, так же легко могут совершить и второе — вернуть его в тот самый момент времени, когда он покинул тоннель метро. Сколько бы лет он не провел в этом мире. И надо надеяться, что при обратном переходе он вернет себе утерянное обличье и возраст… А значит, нужно исполнять свое предназначение наилучшим образом. Александра уже перестали смущать жестокие обычаи нового мира, он уже привык… Не до конца, конечно… Но все протесты ушли куда-то вглубь сознания, на задний план, и слышались глухо, еле различимо. И куда запропастился негодник леший?

Александр несколько раз порывался сказать, что ожидание бесполезно и бессмысленно, что нужно начинать действовать самим, но, видя невозмутимую уверенность Гремислава, каждый раз сдерживался. В решетчатом проеме показалась неправдоподобно яркая луна, и в камере стало заметно светлее. Александр уже открыл рот… Но тут бесшумная черная тень закрыла бледно-желтый диск. Александру показалось, что он узнал Зорковида. И действительно, вскоре филин уже сидел в оконной амбразуре.

— Валяетесь, голубчики, — неодобрительно сказал Древолюб, спрыгивая со своего крылатого коня.

— Так ведь из-за тебя, — незамедлительно парировал Гремислав.

— Это почему? — не понял леший.

— Ты же Хасана-мошенника обижаешь, — ответил Гремислав.

— Ах так… — рассвирепел леший. — Это раньше я его обижал, а теперь просто прикончу! Ну, я ему!.. Да я его… Ух!

— Хватит, — прервал приток возмущения Гремислав. — Помоги нам поскорее. Мы должны еще до утра выбраться из города и умчаться как можно дальше, пока нас не хватятся и не пошлют погоню.

Леший проскользнул сквозь решетку, и через некоторое время оба пленника избавились от пут.

— Слава Богу, аримаспы не догадались заковать нас в кандалы, — заметил Александр, растирая ободранные веревками запястья.

— Уж куда лучше, — Гремислав постучал по стене. — Прочно сложена, надежно. Ты-то ведь сквозь решетку не пролезешь.

— Так же как и ты.

Леший почесал нос.

— До этого могли бы и сами додуматься. Ну прямо как малые дети, — недовольно проворчал он. — Выручай их и выручай. Ведь у вас имеется отличное оружие, способное разрубить любые решетки. Или вы оба забыли, что говорил вам кузнец?

— Что при необходимости родная земля поможет мне, — медленно произнес Александр.

— Именно!

Он обнажил саблю, оценивающе покачал ее в руке и посмотрел на стену. Бить по каменной кладке не хотелось, все-таки продолжали оставаться сомнения.

— Давай-давай, — ободрил его леший. — Не бойся. Буде ти благо и нам вкупе.

Александр размахнулся и с плеча ударил по решетке. Лезвие прошло сквозь толстые прутья с такой легкостью, словно они были восковыми, и глубоко вонзилось в стену, оставив после себя разрез с гладкими краями. Он немного ошеломленно посмотрел на дело рук своих, снова размахнулся… И вновь не ощутил ни малейшего сопротивления, точно не из прочнейшего гранита была сложена стена, а из гнилой соломы.

После этого Александр несколькими точными ударами рассек решетку. Гремислав выдернул прутья, и Александр вырубил большой кусок стены, достаточный, чтобы пролезть в образовавшееся отверстие. Совместными усилиями они кое-как вытащили глыбу, оказавшуюся неподъемно тяжелой. Александр даже решил, что вся башня содрогнулась, когда они уронили ее на пол, что сейчас сюда ворвутся стражники. Видимо, так же подумал и Гремислав, потому что он нервозно сказал:

— Уходим поскорее.

Наверху резко протрубил рог. И действительно — за стеной послышался топот бегущих стражников.

— Вперед! — крикнул Гремислав, выскакивая наружу. Александр последовал за ним. К счастью внешняя поверхность башни оказалась неровной, а камера их находилась невысоко над землей, поэтому им не составило большого труда спуститься вниз. Леший, как оказалось, был очень предусмотрителен — оседланные кони ждали их у подножия башни.

Вскочив в седла, витязи с грохотом поскакали по улицам ночного города, не обращая внимания на пущенные вдогонку стрелы. Позади них тревожно зажигались окна, их провожали испуганные возгласы… Как ураган вырвались всадники на простор, опрокинув сторожевую заставу. Город аримаспов не имел стен и ворот — настолько они были уверены в своей силе. А за долгие годы безмятежной жизни стражники обленились и распустились — большая их часть просто спала. Смести прочь двоих-троих самых старательных не отняло и секунды лишней.

Древолюб летел за ними на своем верном филине.

Оба всадника то и дело пришпоривали коней. Уважаемый тиран, разумеется, немедленно вышлет погоню, встречаться с которой им совсем не улыбалось. Исход схватки не вызывал сомнений, но к чему лишний риск? Случайный удар меча может оказаться роковым. Гром и Сильный словно читали их мысли, без устали отмеривая версту за верстой, словно у них выросли крылья. Грохот копыт, пестрое мелькание по сторонам, стремительно несущиеся навстречу серые низкие тучи… У Александра, пока не привыкшего к подобным путешествиям, начало мутиться в голове.

Всадники с такой скоростью промчались мимо сторожевых башен на границе владений аримаспов, что сонные стражники не успели их хотя бы окликнуть. И вскоре вокруг лежали вересковые пустоши, перемежающиеся невысокими глинистыми холмами.

Александр удивился, что область аримаспов так невелика. На это Гремислав ответил, усмехнувшись:

— Они предпочитают незримую власть явной. Издалека идут торговые караваны в город аримаспов, и эта сеть куда прочней и обширней сотканной мечами сети крепостей. Да и расширяется она куда быстрее… Я предвижу, что настанет день, и аримаспы предъявят свои желания, выдав их за права! Я не слишком бы удивился, скажи мне кто-то, что бусурманы действуют по указке тирана. Власть золота расползается по земле, лишь наши города стоят крепко, за что и ненавидят аримаспы Рутению.

— Но как они заставляют тех же степняков держаться подальше. Ведь это такой соблазн — беззащитный город, полный золота.

— Беззащитный? Не суди поверхностно. Ты не видел храмов Молоха. Есть иные силы, кроме огня и железа. А помимо того во власти аримаспов подкупить кого угодно и натравить на дерзкого. В прошлые времена попытались двое или трое вождей захватить столицу одноглазых. Но теперь даже память об этих племенах стерта из истории. Известно лишь, что такие были. Поспешим, однако.

И они снова подхлестнули коней.

Местность вокруг постепенно менялась. Торфяные болота, окружавшие город аримаспов, пропали. Их сменили обширные щебнистые пустоши, на которых, подобно гнилым зубам, торчали изъеденные ветром известняковые скалы. То здесь, то там виднелись глубокие ямы, окруженные ворохами выброшенной земли и камней. Вереск помаленьку бледнел и тускнел. Его листики приобрели нездоровую желтоватую окраску. Редкие березки, сумевшие уцепиться за каменья, были изогнуты и скрючены самым причудливым и необычным образом, словно их били и ломали. Деревья прижимались к самой земле, чтобы устоять под сильными северными ветрами. Александр, зябко кутаясь в плащ, подумал, что здесь уже начинает ощущаться нездоровое дыхание Кронийского океана. А потом некстати вспомнилось его второе название — Мертвое море.

Древолюб тоже хмурился, тревожно поглядывая по сторонам. Было заметно, что вид изуродованных деревьев доставляет ему прямо-таки физическую боль. Он мимоходом заметил, что все деревья здесь отравлены каким-то неведомым ядом. Зато кто воспрянул духом, так это Зорковид. Леший сейчас ехал вместе с Гремиславом, и филин был отпущен на свободу. Вересковые пустоши буквально кишели жирными зверьками, похожими на хомяков. Древолюб, морщась, сказал, что это лемминги. Но филину было совершенно неважно, как они назывались, главное — они оказались очень вкусными. С каждой вечерней охоты он буквально приползал, тихо постанывая — набитое брюхо мешало ему взлететь. Но свои обязанности сторожа он выполнял исправно, да и дорога была пустынной. Но вот путешественникам пришлось туговато, теперь леший почти ничем не мог помочь. Каменистые плато не подчинялись ему, приходилось довольствоваться скромными припасами, которые он успел погрузить на лошадей в городе.

Ветер гнал тучи, постоянно готовые опрокинуть на путников мелкий холодный, и от того особенно противный, дождь. Одежда не просыхала, ведь солнце почти перестало греть, хотя теперь уходило с синевато-серого неба совсем ненадолго. Дни стали ощутимо длиннее, а ночи светлее и короче.

Из многочисленных ям поднимались быстро тающие в воздухе клубы фиолетового дыма или пара, едкие и горькие. Когда порывы ветра выносили его на дорогу, люди кашляли и чихали. Слезы начинали течь ручьями, и появлялось противное ощущение, будто рот забит песком пополам с грязью.

— Ну и мерзость! — с чувством сказал Александр, когда их накрыло особенно большое облако.

— Это делишки грифонов, — со внезапной ожесточенностью бросил леший.

— Что с тобой? — поразился Александр.

— Посмотри вокруг! Что они сотворили с этой землей.

Гремислав только мрачно усмехнулся.

— Но где они сами? — продолжал допытываться Александр.

— Что им здесь делать?! — вконец озлился леший. — Из этой земли они вычерпали все, что могли. Все золото, все самоцветы. Изгадили ее и запакостили… И отправились дальше.

— Где тоже оставят после себя мертвую пустыню?

— Конечно, — Древолюб даже сплюнул с досады.

— Мы их увидим?

— Не торопись. Я не думаю, что встреча доставит тебе хоть малейшее удовольствие.

Плохо стало и с водой. Скапливающиеся в бесчисленных ямах лужицы и озерца были сплошь покрыты радужной маслянистой пленкой, вода на вкус была просто омерзительна. Но Гремислав не давал и прикоснуться к заветной фляжке с родниковой водой, висевшей у него на поясе.

— Она понадобится нам позднее, — твердо пресек он робкие поползновения Александра.

Так прошли еще три дня.

На четвертое утро они увидели первого грифона.

Обглоданный, без единой травинки, каменистый холм был увенчан высоким и толстым четырехгранным гранитным столбом. Красный гранит резко выделялся на фоне блекло-серого известняка. Александр сразу обратил на него внимание, но принял черный силуэт, венчавший столб, за поставленную неведомо кем статую. Дорога привела их к подножию холма, и лишь здесь он понял свою ошибку. Это был грифон.

Подъехав поближе, путники ощутили неприятное давление, какое-то странное чувство, словно невидимая паутина опутывала руки и ноги, мешала двигаться. Кони, не боявшиеся самых жарких схваток, принялись артачиться. Они жалобно ржали, упирались. Только с величайшим трудом всадники заставили их двигаться вперед, да и то они постоянно спотыкались.

Когда путники поднялись на холм к самому столбу, грифон взмахнул крыльями и слетел на дорогу. Размерами он действительно не уступал льву, и туловище его было совершенно львиным. Но шея и голова были покрыты не перьями, как ожидал Александр, а блестящей зеленой чешуей. Чешуйчатыми были и мощные крылья. Вид грифона показался Александру довольно отталкивающим, веяло от зверюги чем-то доисторическим и кошмарным.

Тусклые серые глаза пристально уставились на путников. Александр с легким замешательством обнаружил, что руки окончательно отказались ему повиноваться. Гром невольно попятился. Грифон открыл большой крючковатый клюв и хрипло каркнул, словно гигантская ворона. Потом каркнул еще раз и гортанным голосом спросил:

— Что привезли менять? И наверняка опять дорого?

— Мы ничего не привезли, — возразил Гремислав.

— Вы хотите, чтобы я сбавил цену? Напрасно, я не уступлю.

— Мы не собираемся торговать.

— Лжете. Все едут сюда торговать.

— Но мы не торговцы, — вмешался Александр.

— Опять врешь. Зря. Я не сбавлю ни гроша.

— Глухой пень! — в сердцах рявкнул Гремислав. — Разве мы похожи на купцов?

— Зачем тогда вы явились сюда? — Грифон склонил голову набок, внимательно разглядывая путников. — У нас только торгуют. Или вы намерены что-нибудь украсть? — Свинцовый глаз засветился красным, Александра обдало жаром. — Не получится! — В горле грифона заклокотало.

— Он же нас не слушает, — шепнул Александр Гремиславу.

— Сговариваетесь?! — Грифон припал к земле, расправил крылья и вытянул шею. — Я вас убью! Воры! Вы не получите моего золота! — Он пронзительно зашипел по-змеиному. — Я сейчас позову своих мантикор! Ваши кости останутся лежать в ямах вместе с костями других охотников за моим золотом.

Гремислав медленно достал из ножен саблю и показал ее грифону. Лезвие странно засверкало, хотя солнце скрылось за тяжелыми обложными тучами. Грифон немного смутился.

— Если бы ты не помешал нам, мы просто проехали бы мимо, — скучно сказал Гремислав. — Нам нет дела ни до тебя, ни до твоего проклятого золота. Нас вообще неинтересует все золото мира. Прочь с дороги, поганая тварь! Убирайся в свою зловонную яму! Я уже путешествовал в этих краях, и меня здесь должны отлично помнить!

Грифон сложил крылья и сел нормально.

— Это ты, князь Гремислав?

— Да.

— Я не узнал тебя. Мне показалось, что кто-то хочет подобраться к моему золоту.

— Жадность слепит тебе глаза.

— Не жадность, а бережливость, — обиделся грифон.

— Ты все еще хочешь помешать нам?

— Нет. — И после маленькой заминки грифон с сомнением спросил: — Так вы и вправду не собираетесь ничего продавать? А то у меня много золота.

— Нет, я же сказал тебе. Мы идем к Железной Горе.

Глаза грифона вновь покраснели.

— Странные времена. Уже много веков люди не вспоминали про нее. Со времен Искандера-зуль-Карнайна. И вдруг один за другим… Еще вчера по этой дороге туда же ехали всадники. — При этих словах Александр насторожился. Кто бы это мог быть? — Один из них хотел украсть мое золото, и я убил его. Я убил бы и остальных, но они откупились золотом и драгоценностями. Потом проехал купец. Он приобрел у меня немного золота, но не вернулся, а почему-то двинулся дальше. Сегодня вы… Странные времена.

— Что же это был за купец? — спросил Гремислав Александра.

— Полагаю, ты и сам догадываешься.

— Да, — со вздохом согласился витязь.

— Послушай, — обратился вдруг Александр к Грифону, — зачемтебе золото?

— Чтобы купить товары.

— А товары?

— Чтобы нанять новых мантикор.

— Мерзкие твари, как я полагаю…

— …добывают новое золото.

— Добывать, чтобы добывать?

— Совершенно верно, — величаво кивнул грифон. — Вам не понять сокровенного смысла добывания.

Александру наскучил бессмысленный разговор, и он чуть выдвинул саблю из ножен.

— Прочь с дороги, собака, — сквозь зубы процедил он грифону. Тот дернулся было, но, видя двух воинов готовых к отпору, сник, втянул голову в плечи и незаметно шмыгнул прочь. Он уже не посмел взгромоздиться на столб и теперь робко выглядывал из-за него.

— Нам нужно успеть догнать Ослепительного раньше, чем он достигнет Железной Горы, — встревоженно сказал Гремислав. — Соединившись со стражей Желтого Колокола, призвав на помощь Гога и Магога, он соберет немалые силы. Нам будет крайне трудно прорубить дорогу к Колоколу.

— Вперед! — воскликнул Александр.

И они помчались по дороге.

— Очень странный мир, — вздохнул Александр. — Все, что я читал о грифонах, не дает и малейшего представления о повадках этих зверей. Мне они казались чистыми и благородными, пусть и хищниками. А здесь… Даже не поймешь: не то меняла, не то рабовладелец.

— Это ты угадал, — сокрушенно кивнул Гремислав. А Древолюб что-то поспешно прошептал ему на ухо.

— И так же впервые я слышу о мантикорах, которых приманивают товарами.

— Мало ли на свете чудес, — уклончиво заметил Гремислав. — Тебя ждет еще много сюрпризов.

Как сообщил леший, это была последняя ночевка. К исходу следующего дня они выйдут на берег океана, потом еще немного проедут на восход и доберутся до цели путешествия — Железной Горы.

Александр задумался, глядя на хилое пламя небольшого костерка. Несмотря на все старания, им так и не удалось догнать степняков. Зорковид подтвердил, что два отряда всадников соединились. Конечно, Гром и Сильный — отличные ходоки, но Ослепительный взял с собой много подменных лошадей, а кони витязей уставали. Какая встреча уготована им завтра?

Древолюб поманил к себе филина.

— Сейчас везде ночь, что ты видишь?

Похоже, его донимали те же мысли.

Филин наклонился, распустил крылья. Его глаза сверкнули золотыми искрами. Он торопливо защелкал клювом. Выслушав птицу, леший перевел:

— Он говорит, что на Железной Горе стоит вооруженная стража. Бусурманы развели костры и караулят нас день и ночь. Ослепительный тоже там.

Гремислав почернел.

— Наконец я встречу того, кто мне нужен.

— Но ведь наша задача — уничтожить Колокол, — осторожно возразил Александр. — И может стоит попытаться пробраться к нему тайком, не ввязываясь в бой с неизвестным исходом?

— Молчи, чужак, — резко оборвал его Гремислав. Но сразу спохватился. — Извини. Конечно, мы должны разбить его. Однако я не собираюсь отказываться от священной обязанности мстить.

— Я помогу тебе.

— Нет, — жестко возразил Гремислав. Это будет моя битва.

Вдруг филин снова встревожился.

— К нам ползут мантикоры, — испуганно сообщил леший.

— Мантикоры? Кто это? — Александр вспомнил, что уже слышал это слово от грифона.

— Ты ведь утверждал, что читал о них, — напомнил Гремислав.

— Читал, но забыл.

— Не приведи Бог встретить. Адская тварь. Ядовитая и смертельно опасная.

— Кажется я догадываюсь, что влечет их сюда. — Леший перепугался еще больше. — Лучше бы нам переменить место очага.

— Ты думаешь, здесь имеется золото? — спросил Гремислав.

Ответить леший не успел. В темноте раздался высокий резкий крик, похожий на голос диковинной птицы. Или на протяжный стон.

— Это они… — прошептал Древолюб.

Гремислав обнажил саблю и подозвал коня. Глядя на него, то же сделал и Александр. Ответом на призыв невидимой твари был трескучий раскат грома, мощный грохот и зеленоватый просверк молнии в сером небе. Сумерки начали быстро сгущаться, искажая очертания предметов, лишая их объема и цвета, превращая в колеблющиеся темные силуэты.

— Смотрите!

Гремислав рванул кустик вереска прямо у себя под ногами. Он подозрительно легко поддался, и в дрожащем свете костерка блеснуло желтое. Гремислав встряхнул куст, и с корней градом посыпались самородки размером с крупную фасоль.

— Золото… — не поверил собственным глазам Александр. Он впервые видел подобное.

— Оно самое, — спокойно подтвердил Гремислав.

— Значит, они не оставят нас в покое ни за что, — уныло подвел итог леший.

Снова раздался пронзительный вопль мантикоры. С шумом и плеском ударили крупные капли дождя, пока еще редкие. Вдруг перед ними возник черный силуэт с красными фосфорически светящимися глазами. Александр вздрогнул. Но это был всего лишь крупный грифон. Он неистово щелкал клювом и наступал на путников. Они немного отошли.

Следом за первой вспышкой последовал целый каскад молний. В неверном колеблющемся свете Александр увидел, что неведомо откуда появился второй грифон, и оба зверя сцепились в яростной схватке, катаясь по земле. Дождь усилился, превращаясь в страшный ливень. Но к звукам дождя примешивалось другое — странное потрескивание и похрустывание, точно кто-то шел по мелкому гравию.

— Приближаются! — крикнул Гремислав. — На коней!

Они вскочили в седла. Филин не мог лететь в такой дождь и спрятался под плащом у Александра. Теперь он различил за косой сеткой ливня слабо светящиеся зеленые фигуры. Похожие на исполинских скорпионов, они медленно надвигались, рассыпая фонтаны искр. Александр уже видел тупые хитиновые морды, огромные клешни, которые угрожающе смыкались и размыкались. И еще он увидел длинные хвосты и большими крючками-жалами на конце.

— С ними можно драться только днем! — снова крикнул Гремислав. — В темноте они видят много лучше человека, это будет не бой, а просто безумие. Нужно спасаться. Скоро сюда приползут полчища этих тварей. Золото! Золото манит их.

Кони рванули по дороге. Вдруг Гром встал на дыбы, едва не выбросив Александра из седла. Прямо перед ним звонко щелкнули две огромные клешни. И вместо хищной морды насекомого Александр увидел странное человеческое лицо — белое, плоское, искаженное страшной мукой. Наполненные слезами глаза долго потом преследовали его по ночам. Александр весь обмяк и выпустил поводья. Еще мгновение — и он свалится на землю. Но умный конь спас его, не поддавшись наваждению. Гром увернулся от клешней и обрушил страшный удар обоих копыт на сверкающий панцирь чудовища. Скорлупа раскололась, плеснула вязкая жижа, и Александр ощутил болезненный укол в правую ногу. Уже в агонии чудовище дернуло хвостом, и жало пробило толстую кожу сапога. Ногу словно кипятком обдало. Александр не помнил, кричал он или нет…

Дальше было беспорядочное бегство сквозь ночную грозу, пронзительные скрежещущие крики мантикор, вопли дерущихся грифонов, раскаты грома…

К утру кони совершенно выбились из сил и уже не мчались галопом, а плелись еле-еле, постоянно спотыкаясь. Александр ехал как в полусне, окружающее скрывалось от него за дрожащей черной пеленой. Нога онемела, и каждый шаг коня отзывался уколом раскаленной иглы в бедре. Когда кони встали, он, не в силах больше держаться, с тихим стоном соскользнул на мокрые камни дороги.

Встревоженные Гремислав и Древолюб подбежали к нему.

— Что с тобой? — спросил Гремислав.

— Нога…

С трудом витязь содрал с распухшей ноги сапог. На месте укола вырос большой желвак, а сама нога раздулась, налившись черной кровью. Витязь и леший стремительно переглянулись, не проронив ни слова. Но Александр и сам чувствовал, что дела его плохи.

— Это… смертельно? — с трудом разлепив запекшиеся губы, спросил он.

— Трудно сказать, — неопределенно ответил леший.

Гремислав выхватил кинжал и неуловимым движением крестообразно рассек место укола. Кровь, смешанная с зеленым гноем, хлынула струей. Гремислав тщательно выдавил весь гной и промыл рану водой из фляжки. Боль немного утихла, однако ноги Александр по-прежнему не чувствовал. Было похоже, что к бедру привязали бревно.

— Я постараюсь найти кое-какие травы. — Леший подозвал филина, уменьшился и вскочил ему на спину. Птица улетела.

Александр провалился в жаркое забытье. Ему мерещилось, что в лицо несет горячим воздухом из плавильной печи, горьким едким дымом. Он задыхался, хрипел. Только прохладная ладонь Гремислава прерывала горячечный бред. Но опять подступало пламя… Потом он уловил тихое хлопанье крыльев, еле слышные голоса. Долетел пряный аромат, и теплая волна окатила ногу. Что-то терпкое и приятное полилось в пересохший рот. Он очнулся.

Древолюб и Гремислав склонились над ним.

— Ну как? — озабоченно спросил леший.

— Вроде лучше.

— Я нашел целебные травы, они должны остановить дальнейшее распространение яда. Но вряд ли они излечат твою ногу. Прошло слишком много времени, нужно было сразу после укола.

Александр сел. Лихорадка прошла, сознание больше не мутилось. Однако ноги он так и не ощущал.

— Придется возвращаться, — с заметным сожалением сказал Гремислав. — А ведь мы почти прорвались к цели. И кто знает, повезет ли нам в следующий раз, ведь идти сюда все равно придется.

— Значит надо использовать случай и ехать дальше, — твердо произнес Александр.

— Прости, но в бою ты станешь обузой.

— Не заботься обо мне. Не думай даже. И не пытайся помочь. Пусть в бою каждый будет предоставлен собственной участи. Мы должны исполнить долг, невзирая на обстоятельства. Если я отвлеку на себя хоть сколько-то врагов, я буду считать, что погиб не зря.

Гремислав сдвинул брови и сурово посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты понимаешь, что говоришь?

— Да. И наша цель стоит этой малой жертвы.

— Кузнец был прав, а мы ошибались, — с раскаянием заметил леший.

— Ладно, — согласился Гремислав. — Едем.

Александр с трудом поднялся, постоял, качаясь. Нога не болела, но и не повиновалась. Да, трудно ему придется.

— Едем, — повторил он, подзывая Грома.

Они ехали не спеша. Пешком и то вышло бы быстрее, но Гремислав не хотел перед боем утомлять коней еще больше. Он не останавливал Сильного, если тот сворачивал с дороги пощипать чахлой травки. Его примеру следовал и Александр. Ехать одноногим было неимоверно сложно, это больше напоминало балансирование на канате — все время приходилось следить, как бы не выпасть из седла. Но постепенно Александр приноровился и даже начал поглядывать по сторонам. По краям дороги высились все те же унылые каменистые холмы, усыпанные битым щебнем, шлаком и пемзой. Невольно начинало мерещиться, что где-то рядом укрылся от взора вулкан, опустошивший все окрест, еще недавно он плевался раскаленной лавой… Это впечатление усиливалось бесчисленными черными и серыми столбами дыма, поднимающимися из глубоких ям, где копошились мантикоры. Грифоны сидели на каменных столбах, по-хозяйски бдительно озирая свои участки. При приближении путников они настораживались, принимались тревожно бить крыльями, хрипло каркали. На зов повелителей из ям выскакивали мантикоры, угрожающе разводили клешни и поднимали ядовитые хвосты, что неизменно бросало Александра в дрожь. В таких случаях кони сами ускоряли шаг, и добытчики золота успокаивались.

— Мертвая земля, — сумрачно заметил Александр.

— Не мертвая, а убитая, — поправил леший. — Если бы я мог заняться ею… Можно многое исправить.

— Ты бы вырастил тут лес, — предположил Гремислав.

— Конечно. Пихты и кедры могут расти и здесь. Они неприхотливы и выносливы, но ведь эти мерзавцы не допустят.

— К сожалению, — согласился Гремислав. — Им нужно золото, а не леса.

— Паразиты, такие же паразиты, как вши, — убежденно закончил Древолюб.

Постепенно раненая нога снова начала ныть тупой мозжащей болью. Александр не жаловался, но, видя его бледное лицо и закатившиеся глаза, Гремислав снова решил устроить привал. Выбрали тихую лощину, укрытую от холодного сырого ветра, с трудом развели костер из гниловатых кривых веток. Леший опять заварил отвар, Александру стало немного легче, но полностью боль не исчезла. Когда он сказал об этом, леший перепугался.

— Неужели яд так силен?

— По-видимому, — предположил Гремислав.

— Что же нам делать?

Витязь только развел руками.

Александр, стараясь бодриться, успокоил их:

— Ничего. Все будет нормально. Я уже почти в порядке.

— Хорошо бы, — с сомнением ответил Гремислав.

Закат был тревожно багровым, пылал весь западный небосклон, точно за горизонтом развели чудовищный костер.

— Все небо словно кровью залито, — со вздохом сказал Александр.

— Так оно и есть, — угрюмо подтвердил Гремислав. — Такой закат предвещает большую кровь. Завтра будет бой, и, может быть, не все из нас увидят следующий рассвет.

— Ты слишком мрачен, — возразил леший. — Нельзя с такими мыслями готовиться к битве.

— Я не имею права умереть раньше, чем отомщу, — сухо сообщил седой витязь. — Смерть меня подождет. Я боюсь за других.

— Смотрите! — вскрикнул Александр. — Что это?!

По красному небу протянулись две молочно-белые полосы.

— Звезды падают! — объяснил леший. — Загадывайте скорее желания!

Полосы пересеклись, образовав прямой белый крест на красном фоне.

— Это знамение, — впервые за много дней обрадовался Гремислав. — Я не берусь угадать, как закончится завтрашняя битва для меня, но добрый знак внушает надежду! Крест святого Георгия-Победоносца! Покровитель Рутении показывает, что нас впереди ждет славная победа. Я загадал свое желание.

— Я тоже, — твердо сказал Александр, глядя на крест. — Нас ждет победа. Прольется много крови, но враг будет уничтожен!

Через какое-то время белые полосы исчезли.

— Вот теперь можно спать со спокойной душой, — произнес Гремислав, кутаясь в плащ.

— Одна только мысль мучает меня, — задумчиво сказал Александр. — Почему мне показалось, что я вижу человека вместо мантикоры?

Он не видел, как вытянулась физиономия лешего.

— Позволено ли будет мирному купцу разделить ваш ночлег? — спросил вдруг знакомый голос.

Все трое так и подскочили.

— Старый приятель, — не смог удержать улыбку Александр при виде закутанного до самых бровей Хасана. Верблюд тоже чувствовал себя не слишком уютно.

— Знаете, так холодно, так страшно, — зачастил жалобно Хасан, опасливо поглядывая на лешего. — Там такие грубые, дикие, невоспитанные разбойники чуть не поколотили меня, едва не отобрали товар… — Он осекся. — Верблюд идти отказывается, вот я и решил прибиться к огоньку. Ведь здесь не обидят, не прогонят, защитят и помогут. Благородные витязи всегда…

— Подожди, — зловеще перебил леший. — Ты, небось, и сюда приволок свои зловредные отравы?

— Какие отравы? — вскинулся Хасан.

— Кофий!

— Ну зачем так сразу… Отравы… — увял Хасан.

— Давай, выкладывай, — потребовал леший.

— Может не надо? — попытался возразить купец. — Какое вам дело до того, что пьют Гог и Магог?

Гремислав расхохотался. Александр тоже улыбнулся, но сразу же застонал. Древолюб, вмиг позабыв о Хасане, кинулся к нему.

Опять рана болит?

Хасан торопливо засуетился:

— У меня есть отличный бальзам. Аравийский. Помогает при любых ранах. Затягивается буквально на следующий день.

— Его ужалила мантикора, — тихо пояснил Гремислав.

— И от яда тоже помогает, — заверил Хасан. Он достал маленький глиняный горшочек с темной, резко пахнущей нашатырем мазью. Протянул его Древолюбу. — Вот, попробуй.

Леший подозрительно понюхал горшочек.

— Это бальзам?

— Конечно! — пылко ответил купец.

— Ну, смотри. Ежели чего… Тогда тебе лучше не родиться.

Мазь приятно холодила рану, и боль почти сразу ушла.

— Все в порядке, — подтвердил Александр. — Изумительный бальзам.

— И еще… — Хасан замялся, глядя в землю.

— Чего тебе? — по-прежнему неприязненно спросил леший.

— Чтобы бальзам подействовал наилучшим образом, раненый должен выпить кофе. Это остановит растекание яда.

— Что?! — взревел леший.

Хасан смущенно хмыкнул.

— Кофе?! Ни за что! — вопил леший. Он готов был с кулаками ринуться на дерзкого купца.

— Но ты же хочешь, чтобы твой друг выздоровел, — сумел вставить словечко Хасан.

— Выздоровел — да! Кофе — нет!

— Успокойся, — пытался увещевать его Гремислав.

— Скверна! Соблазн! Ад!

— Завари, — обратился к купцу Александр.

— Я не позволю! — взвился леший.

— Ой, мне снова становится хуже, — слукавил Александр.

Леший умолк, а Хасан понимающе глянул на Александра. Тот подмигнул ему украдкой.

— Заваривай, — слабым голосом попросил Александр.

Гремислав поймал лешего за шерстку и подтащил к себе.

— Действуй, он тебе не помешает.

Как Древолюб ни бился в крепких руках витязя, вырваться ему не удалось, и Хасан без помех принялся священнодействовать над котелком. Ночь наполнилась приятным ароматом крепкого хорошего кофе. Александр с удовольствием отпил, чувствуя, как горячая струя разбегается по жилам, и радушно предложил лешему:

— Попробуй и ты.

Древолюб аж захлебнулся злостью.

— До скончания мира не запачкаюсь!

Зато Гремислав неожиданно попросил:

— Дайте-ка мне разок глотнуть. — Отведал, довольно прищурился, почмокал, чтобы лучше расчувствовать вкус, и одобрил: — Приятно. Усталость снимает, силы восстанавливает. Полезный напиток.

— Нужно с собой взять немного зерен, — предложил Александр.

— А что? — не стал спорить Гремислав. — Мне понравилось.

Хасан расцвел. Зато оскорбленный до глубины души леший удрал в темноту вместе с филином, который не бросал его нигде. Обрадованный Хасан угостил витязей сушеными финиками, засахаренными орехами, душистыми сластями, и получилось что-то вроде небольшого пира. Но сколько они не звали Древолюба, тот не сменил гнев на милость и не появился.

А утром уже Гремислав первым попросил диковинного напитка, чтобы взбодриться. Древолюб чуть не лопнул от возмущения. Он даже дар речи потерял, только фыркал, сверкал глазами и плевался. Но это не подействовало. Оба воина с удовольствием отдали должное крепкому кофе. Александр чувствовал себя великолепно, насколько это было возможно. Аравийский бальзам снял все признаки воспаления, хотя нога упрямо отказывалась подчиняться.

Когда всадники уже садились на коней, Гремислав предложил Хасану:

— Поедем с нами, тебе ничто не грозит.

Хасан, не раздумывая, затряс головой.

— Нет-нет. Я лучше подожду. Вы едете сражаться, а на поле боя торговля плохая. Купец должен держаться поодаль.

— Ну, смотри… А то один остаешься.

— Нет, со мной моя защитница.

— Не слишком она тебя защищала, — усмехнулся Гремислав. И тут же обнаружил, что висит в воздухе. — Эй, прекрати! — крикнул он.

— Джинния, оставь его, — попросил Хасан.

Прозвучал хрустальный смех, и Гремислав с облегчением обнаружил, что снова прочно сидит в седле.

— Я осторожный, — повторил Хасан, возвращаясь к костру. — Я подожду.

Гремислав уже забыл о нем. Пристально глядя на поднимающееся в серых клубах тумана солнце, он тихо сказал:

— Едем.

Вскоре вдалеке послышался равномерный гул. Остались позади вонь и дымы золотых ям, все отчетливее в воздухе ощущался йодистый морской запах. Дорога постепенно забирала выше и выше, пока наконец не вышла на скалистый обрыв над морем. Александр глянул вниз и зажмурился — ему показалось, что валы кипят в невообразимой дали, что до прибоя версты две, не меньше. И пропасть притягивала… Седые пенистые волны сверху выглядели простой рябью, но скала гудела и дрожала под их ударами — так велики они были. Фонтаны брызг взметались в воздух, порывы ветра подхватывали их, скручивали в диковинные жгуты, разворачивали причудливыми веерами. Море бурлило и клокотало у подножия скал, как в исполинском котле. Но ни радуги, ни сверкающих искр Александр различить не мог. Плотные, беспросветные тучи затягивали небо, не пропуская ни единого солнечного лучика. С неба струился странный серебристый свет, окрашивающий все вокруг в нереальные, неестественные тона. Над морем поднимались клубы серого тумана, сливающиеся с тучами, и полностью стирающие грань между небом и морем.

Вид океана поразил Александра. Он никак не ожидал увидеть столь унылую картину. Ни радостного солнечного света, ни игривой сверкающей лазури, ни грозной черноты в белой оторочке, ни всесокрушающей штормовой мощи. Всюду только непобедимая серость. Поистине край света.

— Вот он каков, Кронийский океан, — упавшим голосом сказал Александр.

— Да, — согласился Гремислав, — тот, кто назвал его мертвым морем, не слишком ошибся.

— Велик их Один-бог, угрюмо море…

— У кого? — не понял Гремислав.

— Так, песня одна.

— Какая?

— Песня варяжского гостя.

— Только этих разбойников здесь и не хватает. Смотри, накликаешь беду. Нам и так придется солоно.

— Действительно, лучше не надо, — подтвердил леший.

Они поехали по узкой, еле заметной тропинке, потому что мощеная дорога, выйдя к морю, закончилась. Тропинка петляла между прибрежными скалами, не удаляясь от берега, пока не уперлась в отвесную бугристую скалу. И тоже пропала.

— Куда же дальше? — спросил Александр. — Может, отправим Зорковида поискать дорогу?

Древолюб хрюкнул, сдерживая смешок.

— А мы пришли. Это скала Гога и Магога. К Железной Горе нет иного пути, кроме как сквозь их пещеру. Вот только пустят ли они нас?

— Почему же нет?

— Потому что в последнее время они все реже открывают окна. А про двери… Про двери, кажется, они вообще забыли. И недавно здесь проезжали наши враги. Тоже неизвестно, чего они могли наговорить.

Александр лихорадочно пытался вспомнить, кто такие Гог и Магог, но память мало чем могла помочь. Два мифических народа, заточенные в скалу Александром Македонским (и здесь он!) за неведомые провинности. И все. Если они по ошибке либо по глупости примут его за Искандера-зуль-Карнайна, то наверняка не пропустят. Или захотят отомстить, тогда вообще плохо…

— А как бусурманы подбираются к Железной Горе?

— Они проходят с другой стороны Рифейского хребта, — нехотя ответил Гремислав внимательно разглядывая каменную стену. — Где же здесь ворота? — раздраженно обратился он к лешему.

— Надо искать.

— Может перевалим хребет? — робко предложил Александр.

— Мы едва пробились здесь. Пойди мы другой стороной, Бусурманскими степями, вороны давно расклевали бы наши кости.

— Но это грозит нам и здесь, — сказал Древолюб. Александр взглянул на него и поразился. Никогда раньше ему не приводилось видеть лешего в такой панике.

— Что там? — он тоже перешел на шепот.

— Ледяной крак, — еле вымолвил Древолюб.

Теперь побелел и бесстрашный Гремислав.

— Ты не ошибаешься?

— Смотри сам.

Александр повернулся следом за вытянутой рукой лешего. Но ничего кроме неясного белого пятна, маячащего в густом тумане, не различил. И честно сказал об этом.

— Так это он и есть, — ответил Гремислав, лихорадочно потирая руки, словно они внезапно начали зябнуть.

— Да кто?! — в отчаянии возопил Александр.

— Крак, — отрывисто бросил Древолюб. Потом закрыл глаза и начал нараспев декламировать. — Крак есть рак величины непонятной. Есть он во мраке подо льдами вечными и занимает ужасное место, и рыбаки бывают рады, когда на оное наедут, ибо над ним множество рыб вьется. В безлунную ночь крак выходит из подо льда на открытое место, и тогда познают пребывание его по мели в море: когда известное место, бывшее глубиною до ста сажен, по мере гирьки окажется сажен в тридцать, заключают тогда, что на дне крак обретается. Выпускает зверь содержимое свое в воду, отравляя оную на расстояние до пяти верст округ, и пожирает рыбу. Если же отмель сия отчасу мельче становится, заключают, что крак наверх поднимается, тогда спешат отъехать и, достигнув настоящей глубины, останавливаются. Тогда видят показывающуюся из воды поверхность сей ужасной твари, ибо всю ее ни один смертный не лицезрел и до скончания мира не увидит. Крак есть белый и твердый, аки гранит. Спина покрыта превеликим множеством рогов, достигающих лодейной мачты в размерении. Ужаснее всего морда крака — квадратная и мерзкая, бородавками и буграми усаженная. В середине морды искомая дыра, дыхалом именуемая, через кою крак смертоносный яд извергает. Ежели помянутый яд на человека попадет — загорается тело адским пламенем, не гасимым ни водой, ни землею. И горит, покуда горимое в пепел не обратится.

— Неужели это правда? — скептически покачал головой Александр.

— Не все, — ответил Гремислав. — Половина — правда, половина — выдумка.

— Но которая какая?

— Трудно сказать, уж очень все перемешано. Да и действительно, мало кто ледяного крака видел, а после в живых остался, чтобы об этой встрече рассказать. Но вот насчет яда — сущая правда. И еще они извергают ядовитые фонтаны на землю. От сей мерзкой жидкости сама земля пылать начинает.

Леший неистово замахал руками.

— Прячьтесь, он приближается!

Александр увидел стремительно вырастающий из тумана белый блестящий купол. Попытался броситься следом за Древолюбом, но парализованная нога подвернулась, и он покатился кубарем по земле, больно ударившись плечом. Подскочил Гремислав, схватил Александра под мышки и, ругаясь сквозь зубы, поволок на себе.

Послышался громкий свист, переходящий в рев, точно вырвалась из моря струя горячего пара. И смотрите! Действительно, в небе появилась черная дуга, рассекающая тучи. Какая-то неведомая жидкость с плеском ударила в то место, где они только что стояли. Сразу с грохотом начали лопаться камни, точно их раскалили докрасна и обдали холодной водой. Там, куда отлетали дымящиеся капли, занялись бледным пламенем редкие кустики вереска и дрока. В воздухе резко запахло миндалем, да так сильно, что начала мутиться голова.

Витязь вдруг бросил Александра, и тот снова ударился о камни. Он с проклятием сорвал с плеч вышитый золотом голубой плащ. Александр с изумлением и страхом увидел, как по плащу ползет жидкое фиолетовое пламя, оставляя за собой обугленную ткань.

— Едва не попал, — с облегчением перевел дух Гремислав.

Но снова в небе мелькнула смертоносная струя. К счастью на этот раз крак промахнулся, и яд безвредно ударился в каменный склон. Гранит затрещал и окутался сизым дымом.

— И долго он плеваться будет? — дрожащим голосом поинтересовался Александр.

— Шестнадцать раз, — ответил Гремислав.

— Но почему?

— Кто знает? Просто сосчитали — и только. Крак плюет не более шестнадцати раз.

Новые и новые порции яда обрушивались на скалы, море вскипало зловонным паром. Кони обезумели и с диким ржанием бросились прочь. Вместе с ними пропал и леший. Перепуганный филин улетел еще раньше. Со свистом летали каменные осколки, громко щелкали, ударяясь о скалы, с верещанием рикошетировали. Что-то горело, и клубы черного дыма стлались по земле, вынуждая путников встать во весь рост, чтобы не задохнуться.

Все стихло так же внезапно, как и началось.

Оглушенный Александр стоял, покачиваясь. В ушах звенело, и он долго пытался отогнать несуществующих комаров. Гремислав говорил что-то, однако он не слышал. Языки пламени трепетали, постепенно угасая, чадили и потрескивали угольки. С земли поднимались мириады сизых дымков, словно в глубине ее загорелось что-то. Дымы походили на кобр, раздувающих капюшоны. А над безумным хаосом царило исполинское грибообразное облако. Оно поднималось из моря, там, где скрылся крак. Исполинский гриб что-то напоминал Александру. Но что? Какой-то ужас..

На месте недавно казавшихся несокрушимыми каменных стен, теперь шевелилась и дрожала груда закопченых развалин. Скалу рассекли широкие и глубокие трещины. И тогда открылось, что скала полая. Стена рухнула, и перед путниками предстала огромная пещера.

Александр смотрел на картину опустошения широко открытыми слезящимися глазами, плохо понимая, что происходит. Подошедший Гремислав крепко ударил его по плечу, только после этого Александр очнулся.

— Кошмар… — еле сумел вымолвить он.

— Да, страшное зло приходит из северных льдов. Одно спасение — ядовитые струи не достают далеко, а крак слишком велик, чтобы подниматься по рекам. Иначе всей нашей земле пришел бы конец.

Александр кивнул.

— Но с этим злом тоже придется сражаться, если мы желаем ей благополучия.

— Придется. Однако сейчас у нас более близкая цель. Позднее мы вернемся к ледяным ужасам.

— А где Древолюб?

— Наверное пытается догнать и успокоить лошадей. Вот уж за кого я совершенно не беспокоюсь, леший нигде не растеряется и не пропадет. — Гремислав тряхнул головой. — И не было счастья, да несчастье помогло. Теперь не нужно искать пещеру — вот она, перед нами. Идем.

— Крак… Он ушел?

— Конечно. Ведь он израсходовал весь яд.

Александр подивился спокойствию витязя, успевшего сосчитать ядовитые плевки. На всякий случай он поглядел на море. Блестящий белый купол пропал, развеялся и чудовищный гриб, только черные кляксы остались в клубящемся сером мареве.

— Вот еще одна причина, по которой Кронийский океан зовут Мертвым морем, — вздохнул Гремислав.

— Понимаю, — покорно кивнул Александр. — И сколько же таких бестий скрывается подо льдами?

— Это одному Богу известно. Я сам подобным слухам не верю, но говорят, что их ровно сорок одна штука. Однако теперь, мол, вывелись новые адские твари, более крупные и более опасные. Хотя скорее всего это пустые вздорные слухи. Я знаю истину, мне открыл ее… Неважно. Это потомки жуткого чудовища Гренделя, зломогучего порождения черных морских глубин, появившегося, когда волны мирового океана еще не освещались лучами солнца. Богатырь Беовульф убил Гренделя, убил его прародительницу, но не успел уничтожить ядовитое семя, растекшееся в холодных безднах.

— Красивая легенда.

— Это чистая правда.

— Может быть…

— Идем, — повторил Гремислав, желая закончить спор.

Александр широко шагнул и охнул.

— Прости, — Гремислав еле успел поддержать его. Александр оперся на плечо витязя, и дальше они двинулись вместе.

Когда они с большим трудом перелезли через груды дымящегося горячего камня, то столкнулись с хлопотавшими возле разрушенной стены людьми. Хотя, людьми ли? Александру не приводилось ни читать, ни слышать о подобных созданиях. Низкие, кривоногие и широкоплечие, они едва доставали ему до плеча. Но зато их узловатые мускулистые руки обладали неимоверной силой — с такой поразительной легкостью они поднимали и швыряли большие камни. Жесткие черные волосы щеткой торчали над низким лбом, а кожа отливала нездоровой бледной желтизной. Странные создания то и дело прикрывали широкими ладонями прозрачные серые, почти бесцветные глаза. Похоже, даже слабый рассеянный свет северных равнин был слишком силен для них, привыкших к вечному мраку пещер. Они все были одеты в потертые кожаные костюмы.

Увидев их, Гремислав сказал:

— Похоже, торговля с Бусурманскими степями у Гога и Магога не прерывается, несмотря на любые события вокруг.

— Это плохо?

— Хуже некуда. Значит подземные кузницы не прекращают работать на степняков, продолжают снабжать их броней и оружием. Сами кочевники ничего не способны сделать, ведь они просто не могут оставаться на одном месте хотя бы три дня, где уж тут строить кузню. Вот они и покупают все у подземных жителей. Все, решительно все объединяются против нас: аримаспы, грифон, степняки… И многие другие… Эй, ты! — презрительно крикнул Гремислав одному из работающих созданий. — Как нам пройти к правителю?

Сутулая черная фигура равнодушными, ничего не выражающими глазами скользнула по нему и отвернулась.

— Ну и черт с ним, если не хочет отвечать. Найдем сами.

Они медленно пробрались сквозь суетящуюся толпу, пересекли полуразрушенный обгорелый зал, кишащий странными существами (Александру вспомнился Киплинг: полузвери-полулюди) и вошли в низкий подземный ход. Александр оглянулся — новая стена вырастала на глазах.

— Будем надеяться, что чутье не подведет меня, — не вполне уверенно сказал Гремислав. — Иначе нам придется долгие годы блуждать по нескончаемым ходам.

Александр потер ушибленный лоб.

— Низковато.

— Да, на наш рост эти туннели не рассчитаны.

Туннель был темным и грязным. Александр еще подумал, что за долгие годы заточения в горе можно было бы все привести в порядок, но Гог и Магог очевидно полагали иначе. Ход широкими петлями постепенно ввинчивался в недра горы. Его освещали редкие факелы, воткнутые в расселины стен. От пламени противно несло рыбой, а потолок оброс длинными нитями жирной копоти.

До Александра долетело тихое «туки-тук, туки-тук, туки-тук…» В глубине горы стучали сотни молотов. Подтверждая невысказанную догадку, Гремислав кивнул.

— Это и есть подземные кузни.

— Я всегда полагал, что в глубинах гор живут гномы и тролли, — робко произнес Александр. Он никак не мог освоиться с расхождениями прочитанных мифов и увиденного.

— До каких пор ты будешь пересказывать глупые сказки, занесенные в наши края легковерными пьянчужками-купцами! — возмутился Гремислав. — После третьей бутылки они готовы увидеть не то, что гнома, а самого сатану рогатого! Под землей живет только народ Гога и Магога. Нельзя принимать за правду любую побасенку.

Туннель уходил все глубже. Воздух стал тяжелым, отчетливо запахло серой, под потолком появилось дрожащее красноватое свечение. Александр подумал, что рогатый и вправду может появиться. Внезапно ход оборвался, приведя их в большую пещеру. В дальнем ее конце вилось красноватое облако, окружающее сполохи огня. Лица витязей обдало жаром.

— Это сердце вулкана? — спросил Александр.

— Не только. Еще и тронный зал Гога и Магога. Если бы не суматоха, вызванная нападением ледяного крака, нам вряд ли удалось бы так просто добраться сюда. Хотя… Вот и стража.

К ним уже бежали обитатели горы, вооруженные большими топорами с изогнутыми лезвиями. Александр заметил, что позади обуха лезвие переходило в длинный острый клюв, напоминающий кирку рудокопа. Он машинально положил ладонь на рукоять сабли, но Гремислав перехватил его руку.

— Спокойно. Их так много, что они вмиг зарубят тебя. С одной ногой из тебя боец скверный. — Он выступил вперед и властно вскинул правую руку, останавливая бегущих. — Мы пришли с миром. Проводите нас к правителю подземного города. — И шепнул Александру: — Только ничему не удивляйся.

Ответом было настороженное молчание. Стража остановилась, но уступать дорогу, похоже, не собиралась. В тягостном молчании прошло какое-то время. Потом стражники, подняв топоры, начали медленно приближаться.

— Я страж лесов! — крикнул Гремислав. — Мы никогда не сражались с вами и не желаем того. Мы пришли с миром!

Стражники вновь замерли в нерешительности. Потом крайне неохотно расступились.

Перед путниками открылся высокий каменный трон, украшенный тяжеловесными бронзовыми фигурами. На троне сидел… Скорее сидели… Александр протер глаза, полагая, что снова начались бредовые видения. Нет, ему не мерещилось — на троне сидели два человека, сросшиеся боками как сиамские близнецы. Гремислав подошел к трону и поклонился.

— Приветствую достойного правителя подземного города Гога и Магога.

Обе головы степенно кивнули. Затем правая, жирная и одутловатая, спросила басом:

— Все ли спокойно наверху? Покорили железные фаланги Александра Великого далекую Индию?

— Достойный Гог, — вежливо ответил Гремислав, — давно распалось царство Александра Великого, после того, как сам он умер.

— Не обращай внимания, — проворчала брюзгливо вторая голова, желтая и сухая. — Мой брат, как обычно, немного не в себе. Что привело вас сюда? И кто это? — Она кивнула в сторону Александра.

Тот с трудом сделал пару шагов вперед и поклонился. Магог неожиданно перепугался.

— Стража, ко мне! — завизжал он, и шеренга стражников моментально заслонила трон. — Лесной витязь, я тебя помню! Но кого ты привел с собой? Я его не знаю! Мне предсказали, что хромые приносят беду! Вдруг он убьет меня?

Александр едва не сел на пол. Может от него исходит какой-то особенный запах, что жители этого мира сразу чуют пришельца и пугаются?

— Успокойся, достойный Магог. Это такой же воин, как и я. Просто мы не слишком удачно прошли через землю грифонов.

— Храбрый таксиарх Певкест все еще командует стражей у окна в гору?

Магог раздраженно покосился на него и недовольно поморщился. Движением руки он убрал стражу и уже спокойнее предложил:

— Если он не принес несчастья, то что стряслось? Почему вы беспрепятственно прошли в тронный зал?

— Яд ледяного крака разрушил наружную стену. Ее уже чинят, но пока твои владения открыты, достойный Магог.

— Вот как… Я так и предполагал… Я знал! — надулся Магог. — Как ни стараешься жить в тишине и покое, обязательно найдется какой-нибудь дурак, которому это не понравится. По глупому ли усердию, по злому ли нраву, но ведь обязательно найдется! Ну почему? Мы никого не трогаем, за это Александр Великий нас в гору и заточил. Так и здесь не найдешь укрытия от проклятого, безумного внешнего мира. Нет, я прикажу не только восстановить стену, но и заложить весь верхний ярус ходов. Тогда до нас никто не доберется.

— Покой превыше всего, — неожиданно вполне разумно вставил Гог.

— Но как вы будете торговать со степняками? — насмешливо спросил Гремислав.

Магог смешался.

— Ну, предположим, не все выходы… Кое-какие оставим.

— Зачем они вам? Ведь вы стремитесь жить спокойно.

— Именно для этого! — с жаром ответил Магог.

— Но сейчас, когда ледяной крак разрушил вашу темницу, вы можете идти куда вздумается. Вы стали свободными и можете подыскать более уютное место, чем грязное и сырое подземелье.

— Вижу, вижу бесовские игрища, — брякнул Гог. Магог от растерянности дернулся так, что оба тела едва не свалились с трона. Прошептав что-то беззвучно, Магог оправил темно-фиолетовую мантию, расшитую золотыми цветами, и снисходительно улыбнулся.

— Вы такой беспокойный народ. Постоянно куда-то бежите, зачем-то спешите. Зачем? Давным-давно эта гора была нашей темницей, но время идет, ты мудреешь и начинаешь видеть сокровенное. Она надежно укрыла нас от всех врагов. Вот сейчас мы восстановим стену и опять начнется тихое спокойное житье. А наверху… Спешка и опасности. Вот ты, например, куда спешишь?

— К Железной Горе, — сухо ответил Гремислав. — Именно потому я и обращаюсь к правителю подземного города за разрешением пройти по туннелям под Рифейским хребтом. Ведь перевалов поблизости нет, горы непроходимы.

— К Железной Горе? — по лицу Магога проскользнула какая-то тень. — Интересно… Но даже вы, искатели приключений, почему-то избегаете опасных путей. Тоже стремитесь к спокойствию.

— Получим ли мы благосклонное разрешение правителя? — не дал увлечь себя в сторону Гремислав.

На заплывшем жиром лице Гога появился проблеск мысли, в мутных глазках засветился интерес. Он что-то шепнул на ухо Магогу. Тот всплеснул руками.

— Нет-нет…

Гог снова зашептал. Магог энергично затряс головой.

— Это их дела. Мы живем своими заботами, не вмешиваясь в дела верхнего мира.

Гог обиженно крякнул и сразу потерял всякий интерес к происходящему. Он подозвал слугу, который подал ему жирный окорок и принялся, шумно сопя и чавкая, жевать, время от времени орошая глотку хорошей кружкой вина. Смотреть на это было непривычно, учитывая, что Магог продолжал деловой разговор.

— Не слишком ли дорогую цену вы заплатили за покой и безопасность? — спросил Гремислав.

Магог желчно усмехнулся.

— Не слишком. Многие были бы рады поменяться с нами местом. Вспомни, что творят степняки в ваших градах.

Удар был нанесен по больному месту, и у Гремислава желваки забегали по скулам.

— Но в дела верхнего мира не вмешиваетесь…

— Разумеется. Только под землей нам не хватает этих хищных орд. Здесь мы свободны!

— Откупаетесь чужой кровью?

Глаза Магога воровато забегали.

— Мы только куем оружие. Если бы к нам с такой просьбой обратились жители Рутении, то мы, точно так же, не задавая никаких вопросов, выполнили бы и ее. Мы продадим оружие кому угодно. Но я не слышал просьб от жителей лесов.

— Воистину, за дешевую цену нашли Гог и Магог свое спокойствие: только потеряв свободу и всего лишь попав в кабалу к степнякам, — саркастически сказал Гремислав. — Уж не из вашего ли пота отлит Желтый Колокол?

По лицу Магога поползли нездоровые красные пятна.

— Стоит ли призрачная свобода реальной безопасности? Да и кто щупал ее, эту свободу? Может наша свобода и есть истинная, а ваша ложная.

Гремислав пристально поглядел ему в глаза.

— Народ, способный ради мгновения безопасности поступиться хоть толикой свободы, не заслуживает ни того, ни другого. И в конечном итоге не получит ни безопасности, ни свободы.

— Это отвлеченные рассуждения, — отмахнулся Магог. — Мы восстановим стену и тогда посмотрим, кто из нас прав. Не в наших правилах, в который раз это повторяю, вмешиваться в бои верхнего мира. Но мы проведем вас под горами. И я соберу всех жителей подземного города усвоего хрустального глаза, чтобы полюбоваться на твой последний час, дерзкий витязь! — Магог уже кричал, брызгая слюной. — Безумец! Полагаешь, я не знаю, зачем ты идешь к Железной Горе?! Разбить Желтый Колокол… Ха! От века так не было, чтобы один человек не пользовался трудами другого. Даже если на всей земле останется всего два человека, и тогда один будет господином, а второй рабом. Ты пытаешься изменить порядок бытия! Брат советовал мне бросить вас в огненную печь, но я поступлю иначе. — Гог в это время неудачно откусил окорок, и капли мясного сока брызнули в лицо Магогу. Тот бешеными глазами уставился на брата, но спохватился, утерся и уже спокойно закончил: — Я дам вам самим свернуть себе шеи. И все убедятся, что порядок незыблем.

— Верный раб, — с презрением бросил Гремислав. — Что может быть отвратительней. Вы сами себя заточили в темницу, и мало того, гордитесь этим.

— Мы свободные люди! — огрызнулся Магог. — И если мы приняли решение укрыться в крепости, то лишь мы сами вольны изменить его. Мы и только мы! Замуровав себя в горе, мы сделались самым свободным среди вольных народов! Вот ты… Самый гордый из витязей служит князю. Князь служит королю. Король — императору. И так до бесконечности. разве я не прав? Свободы нет! Свобода… — Магог произнес это слово будто плюнул.

Гремислав пару раз глубоко вздохнул, успокаиваясь.

— Витязь служит только Родине и долгу, никому более, никакому земному владыке. Жизнь моя принадлежит Рутении, честь — ей же. У меня нет и не может быть иной повелительницы кроме Матери-Родины. А ты, променявший весь мир на зловонные подземные дыры, грязный червь… Что ты можешь знать о свободе?

— Странный способ просить избрал ты, витязь, — хихикнул Магог. — Я прикажу сейчас своей страже зарубить тебя, так завершится путь свободного человека. И наш спор тоже.

— Ты не сделаешь этого, — ответил Гремислав.

— Почему же?

— Потому что знаешь, куда я иду.

Магог задумался.

— Ты умен и находчив. Действительно, я знаю, куда ты идешь, знаю зачем. Да, ты прав. Именно поэтому я пропущу тебя. Либо ты убьешь Ослепительного, либо он убьет тебя, в обоих случаях я окажусь в выигрыше. Но вот обратно… — Магог ядовито усмехнулся. — Обратно я еще подумаю, пропускать тебя или нет.

Гремислав с достоинством поклонился.

— Прощай, повелитель подземного города.

— Ты выбрал верное слово. Прощай, — неприветливо ответил Магог.

Гог ничего не сказал, только махнул рукой, не прекращая жевать.

Древолюб уже поджидал их вместе с обоими конями. Он действительно отправился их ловить, и теперь по приказу Гога и Магога стража пропустила его. Александр, которому было трудно идти пешком, сел верхом на Грома. Скорее лег, потому что шлемом он царапал потолок. И следом за проводником маленькая группа двинулась извилистым туннелем. Александр бросил короткий взгляд назад — стена заметно выросла и вскоре должны была сомкнуться с потолком.

— Странный народ, — сказал он Гремиславу.

— Не странный, а слепой, — возразил витязь. — Но разве слепцу можно это доказать? Никаким словами не опишешь ему, что такое солнце и небо.

— Что же сделало их такими?

— Прошлое.

— Прошлое?

— Точнее, твой тезка. Александр Македонский, он же Великий, он же Искандер-зуль-Карнайн. Можно запугать людей до полной потери разума, но тогда они перестают быть людьми…

— Неужели никто из них не решится восстать?

— Рабство собственной трусости — самая надежная цепь.

Всю дорогу под землей Гремислав молчал, не был расположен беседовать и Древолюб. Тоннель завершился низкой деревянной дверью, окованной железными полосами. С большим трудом они протиснулись сквозь нее, и дверца мгновенно захлопнулась. Снаружи она была окрашена под камень, да так искусно, что спустя две минуты уже ни за что на свете нельзя было найти потайной ход в подземный город.

Над вершинами Рифейского хребта пылало тревожное красное зарево.

— Опять кровь… Много крови… — пробормотал Гремислав.

— Это будет кровь врагов, — возразил Александр. — Вспомни предзнаменование.

— Где оно сейчас?

— Тоже сопровождает нас, — хрипло сказал Древолюб, протягивая руку.

Из-за горных пиков в небо поднялись два белых луча. Они заметались по красному шелку небосклона, потом скрестились и замерли.

— Святой Георгий за нас! — крикнул торжествующе Александр. — Святой Георгий и победа!

Гремислав медленно надел шлем.

— Пусть будет так. Но вот и те, кто столько ждал нас.

Неподалеку начиналась широкая дорога, спускавшаяся в лощину между двумя хребтами. Внизу была большая плоская котловина, похожая на арену римского цирка или рыцарское ристалище, словно кто-то специально позаботился приготовить место для боя. А на другой стороне лощины, невысоко на склоне, замер конный строй. Александр пригляделся и различил грузную фигуру Ослепительного, тяжело восседавшего на крепком высоком коне.

А сам склон… Александр напряг зрение. Он был иссиня-черным, гладким и блестящим, точно действительно был откован из вороненой стали. В этом мире все возможно, так почему бы не существовать железной горе? Ведь кое-где различимы красноватые пятна, похожие на ржавчину.

— Не сомневайся, — угадал его мысли Древолюб. — Это дань, которую платят «свободные» Гог и Магог бусурманам. Каждый год тысяч пудов железа ложатся в основание чудовищной крепости Желтого Колокола. Пресветлый тэйн умен. С подземным городом может произойти все, что угодно, но у степняков останется изрядный запас железа. А вон там… Там то, что мы искали.

Александр заметил узкую лестницу, змеящуюся по склону Железной Горы. Она уходила к самой вершине.

— Вот он, мой недруг, — прошипел Гремислав.

— Здесь же Колокол!

— Месть! — жестко отрезал Гремислав, глядя в глаза Александру.

И тут до них долетел крик.

— Проклятые глупцы! — надсаживался Ослепительный. — Вы все-таки явились сюда, чтобы найти свой бесславный конец! Воин, хромец, лесное чудище и птица. Хороши освободители. Я выброшу ваши сердца собакам.

Гремислав потряс саблей.

— Ты напрасно брызжешь ядом, старая степная гадюка! Твои часы сочтены, и если ты не потерял остатки разума, то лучше приготовься к встрече со своими погаными идолами.

Ослепительный захохотал.

— Седой витязь, ты слишком много берешь на себя. Не тебе изменять течение сущности. Этот Колокол вечен, как сама земля.

— Я устал от пустых разговоров. Выйди и сразимся. Я пришел сюда, чтобы убить тебя, и твой конец неминуем. Выходи, или я назову тебя трусом.

Но Ослепительный не собирался появляться из-за частокола копий стражи.

— И не подумаю, Гремислав. Ты, кажется, забыл, что я сделал в твоем граде. О, это была великолепная забава!

— За которую ты дорого заплатишь! — окостеневшими губами пообещал Гремислав.

— Но эта забава не кончилась! — срывая голос, крикнул Ослепительный.

Повинуясь взмаху его руки, расступились конные воины, и двое палачей выволокли вперед юношу в изодранной одежде. Гремислав сделался иссиня-бледным, как мертвец.

— Ратибор… Сынок…

Палачи сноровисто опрокинули жертву на спину, мелькнул докрасна раскаленный прут, впивающийся в глазницы. Страшный крик расколол тишину, это как раненый лев взревел Гремислав. Хлестнув наотмашь коня, он поскакал вниз и в одно мгновение слетел в лощину. Уже теряя разбег, он врубился в ряды степняков, но так силен был его гнев, так мощны удары, что многочисленные враги невольно попятились. Яростно свистала сабля — ни щит, ни шлем не спасали от нее. Гремислав не наносил ран, он только убивал.

Откуда-то сбоку, словно бесшумная метель, вылетела стая огромных полярных сов и кинулась на витязя. Птицы норовили вцепиться когтями ему в лицо.

— Зорковид, это твоя работа! — крикнул леший, подбрасывая в воздух филина. Точно пущенный из пращи камень, он врезался в белый вихрь, сразу сбив наземь одну из хищниц ударом страшных когтей.

Тем временем Гремислав, оставляя за собой окровавленные тела, пробился сквозь строй конников и схватился с Ослепительным. В своей жажде мести витязь забыл обо всем на свете. Он не замечал сыплющихся на него ударов, одержимый только одним желанием… Степняки окружили его.

Спохватившийся Александр пришпорил Грома и поднял саблю. Бешеный порыв Гремислава сломал все планы бусурман, они совершенно забыли о втором противнике и повернулись к нему спиной. Сейчас в бой мчался уже не тот Александр, который начинал длинный путь. И потому он не колебался ни секунды, прежде чем ударить по пестрому халату. Вой ужаса разнесся над долиной, когда степняки увидели его.

Схватка была короткой и жаркой. Трое или четверо уцелевших бежали, остальные пали на окровавленном железном склоне, похожем на корабельную палубу. Но Гремислав пропал. Холодный пот прошиб Александра, он неловко соскользнул с коня и заковылял туда, где видел в последний раз седого витязя. Под грудой мертвых степняков он заметил золоченый шлем, раскидал в стороны трупы и нашел Гремислава, пронзенного тремя саблями. Он еще дышал. Александр сорвал у него с пояса серебряную фляжку с родниковой водой и смочил раненому губы. Гремислав открыл глаза.

— Как он?

— Кто?

— Сын.

— Жив, — уверенно солгал Александр, не раздумывая. — Сейчас с ним Древолюб.

— Это хорошо. Я отомстил.

— Да.

— Я прикончил Ослепительного. Но в жажде мести я забыл о своем долге, о нашей главной цели. За это я и расплачиваюсь.

Гремислав устало закрыл веки.

— Ты будешь жить, — заверил Александр, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

— Нет, — вздохнул Гремислав. — Это конец… Разбей Колокол. — И после долгой паузы добавил: — Позаботься о сыне.

— Как ты мог подумать, что мы бросим Ратибора.

Гремислав слабо улыбнулся.

— Вот ты и проговорился. Мы расстаемся. Но я срубил-таки голову этому псу… Разбей Колокол… И помни о солнце…

— О солнце? — не понял Александр. — Какое солнце?

Но Гремислав молчал.

Часто моргая и кусая губы, чтобы сдержать слезы, Александр встал. С тяжелым сердцем он смотрел на мертвого друга. Только сейчас он понял, как близок ему стал седой витязь.

— Спи спокойно, доблестный воин. Ты выиграл свою последнюю битву, и потомки в песнях прославят эту победу. Мы выполним твои заветы.

Кто-то тронул Александра за плечо. Он стремительно обернулся, вскидывая саблю. Перед ним стоял Древолюб. Вид лешего был ужасен, раньше Александр обязательно упал бы в обморок. Шерсть слиплась от запекшейся крови, глаза горели мрачным огнем, из пальцев выдвинулись длинные кривые когти.

— Он умер, — тихо сказал Александр.

Леший печально кивнул.

— Ратибор тоже плох. Он истощен и измучен, у него выжгли глаза… Но зато я сам расправился с теми двумя зверями.

Александр протянул ему серебряную флягу.

— Возьми, там еще осталось немного воды.

— Она залечит раны, — леший провел рукой по лбу, — но не вернет зрение.

— Тогда позаботься о мальчике.

— А ты?

— Мой путь еще не закончен, а битва еще не выиграна, — Александр указал саблей на вершину горы.

— Удачи, — коротко пожелал леший.

Александр, приволакивая ногу, направился к лестнице. На душе было очень скверно.

Лестница казалась просто бесконечной. Десятая ступенька, сотая, тысячная… Прыгать на одной ноге… Тут и здоровый из сил выбьется… Только безумец будет подниматься на высокую башню на одной ножке. Соленый пот заливал глаза, руки начали дрожать, ведь ему приходилось постоянно подтягиваться на перилах. Александр разорвал ворот рубахи, но воздуха все равно не хватало.

— Стой, — проскрипел равнодушный чужой голос.

Он поднял голову. Пятью ступеньками выше стояли два жителя подземного города. Их топоры угрожающе покачивались.

— Пропустите, — задыхаясь, приказал Александр.

— Нет, ты не пройдешь здесь. Мы не позволим разбить символ нашей свободы.

Александр слишком устал, чтобы вдаваться в философские споры. Он просто сделал внезапный прыжок и взмахнул саблей. Лезвие не только разрубило надвое противника, но и снесло кусок перил. Взметнулся топор, однако Александр успел поднять щит и, падая на ступени, проткнул и второго врага.

А дальше подъем превратился в бесчисленную череду поединков. Откуда здесь взялись подземные жители — он не пытался догадаться. Он просто рубил их все более тяжелеющей саблей. Если бы лестница была хоть немного шире, или его оружие хоть немного слабее… Александр не поднялся бы и до половины горы. А так… Сцепив зубы, он прорубал дорогу наверх. Враги сражались свирепо, ни один не попросил пощады. Ступеньки стали скользкими от пролитой крови. Александр уже почти полз, постанывая. Шлем с него сбили, лезвие топора рассекло лоб, щеку. Кровь заливала глаза, но он упрямо рвался вперед.

Следующего противника он просто сбросил вниз ударом щита в лицо.

Еще шаг. Он с хрипом выплюнул кровавую слюну. И растерянно закрутил головой. Пробился. Александр стоял на вершине Железной Горы, и больше никто не преграждал ему путь к Желтому Колоколу. К стати, где он?

И тут Александр увидел железную кумирню. Четыре витых столбика поддерживали четырехскатную граненую крышу. Злобно скалились драконьи головы, украшавшие углы. На столбах степняки развесили человеческие черепа. А под крышей, на массивной железной балке, висел желтый полупрозрачный колокол. Он действительно был отлит из желтоватого льда. То здесь, то там внутри колокола вспыхивали золотистые искры.

Александр доковылял до него и ударил. Раздался басовитый гул, но сабля отскочила, не сделав и щербинки на колоколе. Александр остолбенел. Потом снова ударил. И снова напрасно. Оружие, так хорошо послужившее ему, вдруг сделалось бессильным. В лицо пахнуло холодом. Порыв ветра донес звуки бесчисленных труб, грохот тысяч сапог, ржание табунов коней. Что это? Чьи рати двинулись в поход?

Сжав зубы, Александр ударил саблей по столбу. Нет, она не потеряла волшебной силы. Железный столб толщиной с человеческое туловище был разрублен. Но почему сабля не берет колокол? В припадке ярости Александр изрубил кумирню на куски. Теперь колокол валялся на площадке перед ним. Но целый и невредимый!

Александр едва не разрыдался от злости и бессилия. Столько трудов и жертв принесены напрасно. Почему он не тает? Вот если бы солнце… Вспомни о солнце… Кто это сказал?!

Подчиняясь внезапному озарению, Александр поднял щит и пробежался пальцами по изрубленным золоченым лучам солнца. И внезапно они откликнулись глубоким протяжным звуком, словно загудели невидимые большие гусли. Уже уверенней он дотронулся до солнца. Грозная музыка зазвенела над вершиной Железной Горы. И растаяла заволакивающая все вокруг противная серая дымка. Яркий солнечный луч ударил в колокол, который дернулся словно живой. Желтый Колокол визжал подобно раненому зверю.

Александр ударил именно в то место, которое освещало солнце. На этот раз колокол распался надвое с глухим треском лопающейся черепицы. От обломков в стороны потекли мутные желтые струи, неприятно запахло, начал куриться быстро тающий желтый дымок.

Тучи разбегались в стороны от Железной Горы, и Александр увидел… Увидел полчища закованных в железо рыцарей на северо-западе. На западе скакали всадники с орлиными крыльями за плечами. Караваны телег с огромными деревянными колесами ползли к Рутении с юга. На востоке собирались орды бусурман.

Он вздохнул. Выбор сделан. Нет даже сомнений в том, что он остается здесь. Нога так и не слушается, а ведь придется много сражаться. У подножия горы его ждут Древолюб и слепой юноша, которому он должен заменить отца. Сумеет ли?

Александр заковылял к лестнице.

Александр Больных Смарагдовые звёзды

Как легко и счастливо кончаются все сказки! «И стали они жить-поживать да добра наживать…» Главное – благополучно одолеть супостата, остальное приложится само собой. Александр только тяжело вздыхал, вспоминая многочисленные хэппи-энды. Бусурманы разгромлены, десятки изрубленных, окровавленных трупов валяются на склонах Железной горы, Желтый Колокол разбит… Что дальше? А дальше для него начались главные заботы, много более трудные.

Как им выбраться из этих диких краев и куда идти? Что делать дальше? С тоской вспоминал он свою тесную, постылую квартиру. Сейчас она представлялась Александру верхом комфорта и покоя, поистине райским оазисом, увы, далеким и недоступным. Конечно, Древолюб не оставит их своим попечением, но ведь нельзя же постоянно полагаться на него. Да и что может предложить леший? Жизнь даже в самых уютных деревьях Александра решительно не устраивала. Добраться бы только до таинственного Drachengrotte. Ведь это ворота в его мир! Жаль, что сил осталось не так много… Господи, да как он мог так подумать?! Бежать, бегство… Позор! Ведь теперь он отвечает не только за себя. Однако пробираться вместе с Ратибором через город аримаспов, через земли грифонов не стоит и пытаться. Это не самый простой способ самоубийства.

Александр встрепенулся. Ему померещилось, что лежащий в беспамятстве Ратибор застонал. Нет, просто показалось… Он подбросил в костер охапку сырых тощих прутьев. Те глухо защелкали, зашипели, хилое пламя заметалось, грозя погаснуть.

Вдруг бесшумная черная тень на мгновение закрыла огонь, мягкий порыв ветра ударил в лицо. Александр невольно отшатнулся, инстинктивно хватаясь за саблю.

– Спокойнее, – произнес знакомый голос.

Александр прикрыл ладонью слезящиеся глаза.

– Ты мог бы появиться и не столь эффектно. Что случилось бы, не задержи я вовремя руку?

Древолюб оправил пощипанный, слипшийся от грязи и крови мех.

– Ты напрасно беспокоишься.

– Раз на раз не приходится, – убежденно ответил Александр.

– Случается всякое, и лучше быть готовым ко всяким неожиданностям.

– Это верно, – согласился леший и угрюмо замолчал. Он сидел, обхватив плечи когтистыми лапами, словно ему было холодно. В глазах Древолюба мелькали злые красные искры. Или это просто отражался в них огонь костра? Филин сидел рядом, распустив крылья и тяжело дыша. Кажется, он тоже непрочь был погреться. Александр вообще заметил, что повадки у Зорковида не слишком приличествуют птичьему племени. Смотрелся крылатый конь не блестяще. Перья взъерошены, припадает на правую лапу… Да, полярные совы дрались отчаянно.

– Держи, – Древолюб протянул Александру маленький сверточек. Из тряпицы высовывались метелочки пряно пахнущих трав.

– Что это?

– Снадобья. Они помогут унять боль, принесут сон.

– Ему? – Александр кивнул на лежащего в забытьи Ратибора.

– Ему тоже, – согласился несколько странным тоном леший. – Но кто знает, может они пригодятся и тебе. Твоя дорога не окончена и впереди долгий и опасный путь. Многое может случиться, как ты сам сказал.

Александр пристально посмотрел ему в глаза. Леший шумно вздохнул и отвернулся.

– Ты бросаешь меня? – Фраза прозвучала очень жестко.

– Мы встретимся и не раз, – в голосе лешего отчетливо прозвучало смущение.

– Ты выбрал самый подходящий момент.

Леший раздраженно ударил кулаком по земле.

– Что поделаешь! Когда б на то была моя воля, мы ни за что не расстались бы. Но ты не знаешь причин, которые вынуждают меня поступить именно так. Я долго помогал тебе, потому что это было необходимо для дела…

– А сейчас дело сделано, – перебил Александр.

– Да! – со внезапно вспыхнувшим раздражением огрызнулся Древолюб.

– Да и тысячу раз да! Ты сам недавно стол на вершине Железной горы и все отлично видел сам, поэтому нет нужды рассказывать тебе что-либо. Дело сделано, однако это не самое трудное и не самое опасное из сотни подобных дел. И всюду нужна моя помощь. Ведь не ты же полетишь навстречу железноголовым! Я могу многое, но не все. Например я не могу разорваться на тысячу кусков и находиться в тысяче мест одновременно.

Александр кивнул.

– Я понимаю. Я все превосходно понимаю. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

– При чем тут мавры? – удивился Древолюб. – Как раз они нам не опасны.

– Это я так.

Леший тоже вздохнул.

– Значит ты еще не повзрослел, и я сильно ошибался в тебе. Я не принадлежу себе, и потому не могу сопровождать тебя повсюду. Я помогу тебе вырваться отсюда, но дальше… У тебя своя голова есть.

Александр побагровел.

– Извини.

– Ничего, – кивнул леший. – Тебе еще предстоит полностью осознать свой долг.

– Значит я понял его не полностью?! – взвился Александр.

– Да, – жестко ответил Древолюб.

– Хорошо, – невесело усмехнулся Александр. – Пусть будет, что будет. А пока извини, я устал и хочу спать.

Он невежливо повернулся спиной к лешему, закутался в плащ и пододвинулся поближе к огню, который приятно грел спину. Избитые плечи и натруженные руки ломило, сильно болела раненая нога, но Александр заснул сразу, заснул тяжелым сном без сновидений.

Хмурое утро не принесло облегчения. С моря дул холодный пронизывающий ветер, небо затянули плотные серые тучи, сеял мелкий дождь. Одежда отсырела и неприятно липла к телу. Единственное, что обрадовало Александра – отпустила изматывающая боль в ноге. Все-таки он был несправедлив к лешему, тот оказался искусным лекарем. Ратибор тоже чувствовал себя значительно лучше. Он сказал, что Древолюб всю ночь ухаживал за ним и улетел куда-то лишь под утро, настрого приказав дождаться его.

Сейчас юноша сидел у полупогасшего костра и рассеянно ощупывал золотое солнце на щите. Александр отчетливо услышал тонкие звенящие звуки, словно кто-то трогал струны гуслей. Вдруг лицо Ратибора напряглось и закаменело.

– Кто здесь?

– Никого, кроме меня, – ответил Александр.

– Нет, я чувствую.

– Тебе просто кажется.

Ратибор пожал плечами.

– Ты напрасно не веришь.

– Нет, я хорошо… – Александр на секунду запнулся, – …вижу, что здесь никого, кроме нас с тобой нет.

– Леший еще не вернулся.

– Нет. Он не сказал, куда отправляется? – с тревогой спросил Александр.

– Нет. Но твердо пообещал, что вскоре вернется.

Значит не сейчас. Подождем. Но вырвалось невольно другое:

– Не сомневаюсь!

Александр встал, с хрустом потянулся. И вздрогнул от неожиданности. Куда-то пропали развалины железной кумирни, исчезли десятки трупов, вынудившие их вчера перебраться сюда, в долину.

– Не может быть, – охнул Александр.

– Леший поработал, – объяснил Ратибор. Каким-то шестым чувством он угадал, о чем говорит Александр. – Древолюб сказал, что не может сразу сделать эти земли добрыми, но попытается хотя бы удалить пропитавшее их зло. Трава вытянет заморозивший землю яд, потом траву сожгут вместе с черными соками, и земля очистится. Не сразу, конечно. Пал придется пускать раза три, не меньше. Но с каждым пожаром все меньше зла будет оставаться в этих горах.

– Дай-то бог, – вздохнул Александр.

Ратибор вновь начал трогать золоченые узоры, и Александру показалось, что тонкий солнечный луч прорвался сквозь серую хмарь и осветил худое землистое лицо юноши, пересеченное черной повязкой. Какая-то неведомая могучая сила вливалась в Ратибора. Сила, которой у Александра не будет никогда. Может на это намекал леший?

Бесшумно как всегда появился филин. Он опустился Александру на плечо, и тот вздрогнул от неожиданности. В клюве филин держал небольшую золотую пластину. Александр подставил ладонь, и пластинка легла в нее. На пластинке был выгравирован тонкий филигранный узор. Приглядевшись, Александр различил оскаленную тигриную морду в витой рамке. На обратной стороне пластинки были выбиты странные значки – нечто среднее между арабской вязью и китайскими иероглифами.

– Что это?

Александр совсем не рассчитывал услышать ответ и спросил сам себя.

– Тамга.

Он круто подвернулся, раненая нога подломился, и Александр рухнул на землю. Древолюб кинулся его поднимать.

– Прости, я не подумал, что так напугаю тебя.

– Надо быть осторожнее, – недовольно бросил Александр.

– Ладно, – кротко ответил леший.

– Зачем она мне?

– О, это большая ценность. Любой аримасп, увидев ее, будет исполнять твои приказания.

– Вот уж с кем я не хочу видеться.

– Но придется.

Александр покачал тамгу на ладони.

– Так-таки любой?

– Почти всякий, – серьезно подтвердил леший. – Эта тамга – «Золотой тигр» – дает тебе права властителя области. Всего отчеканено только десять таких пластинок. Ты волен в жизни и смерти любого аримаспа, можешь приказывать десяти тысячам воинов, входить во дворец уважаемого тирана. Вот что может золотой тигр.

– Но это не самая могущественная тамга?

Леший кивнул.

– Нет, но мало кто повелевает обладателю золотого тигра. Есть еще три «Золотых дракона». «Исполнять, ибо повелеваю я сам!» – означает этот знак. Существует единственный «Алмазный единорог». «Воля неба выше воли тирана!» Но никто не знает, где он находится. Уважаемый тиран дорого дал бы за него. Он осыплет грудами золота того, кто вернет утерянного алмазного единорога.

– Очень интересно.

– Самая низшая – «Бронзовый медведь», его девиз «Выполнить и доложить». Следующий – «Бронзовый барс», «Подчинись подножию власти». «Серебряный сокол» уже много выше, «Повиноваться неукоснительно и быстро!» «Серебряный лев» – «Рука владыки направляет тебя». Твой «Золотой тигр» – «Моими устами приказывает закон». Ну, а дальше – дракон и единорог.

– Зачем мне все это?

– Я ведь обещал помочь тебе, – ответил леший. – В пяти верстах отсюда стоит большой караван аримаспов. Они возьмут тебя с собой. Но не спеши показывать тамгу, это твой последний талисман.

– Идти с аримаспами?!

– Да. И туда, куда двинутся они.

– Хорошо, – сдался Александр. – Но даже пять верст для меня сейчас слишком много.

– Кони ждут вас.

Последние сомнения Александра разрушил Ратибор.

– Я согласен, – сказал он.

Александр уже успел оценить хватку и деловитость аримаспов. Их город внушал почтение соседям, даже буйные степняки не рисковали бесчинствовать на землях аримаспов, казавшихся мирными торговцами. Караван был огромен, куда там Хасану с его верблюдом. Александр не стал даже пытаться сосчитать мулов с поклажей.

Караван расположился на отдых в леске у подножия гор, и Древолюб вывел всадников прямо к нему.

– Дальше сам не плошай! – крикнул он, вскакивая на филина.

– Прощай, – без особого удовольствия ответил Александр.

– До свидания, – поправил леший.

Филин мощно забил крыльями и пропал за вершиной холма. Александр чуть тронул поводья и направил Грома к стоянке. Буян аккуратно шагал за ним. Это был послушный крепкий гнедой конь кроткого нрава удивительно не соответствовавший своему имени. Он был настолько спокоен и невозмутим, что Александр сразу перестал опасаться за Ратибора.

Вскоре их заметили, в лагере поднялась небольшая суматоха, потом несколько всадников ринулись им навстречу.

– Мир! – немного торопливо крикнул Александр, поднимая правую руку. – Мы идем к вам с миром.

Всадники остановили крепких, но невысоких мохнатых лошадок. Да, как и обещал леший, судьба столкнула Александра с аримаспами. Однако они ничем не напоминали городских жителей. Сухие, дочерна загорелые лица; вместо пестрых шелковых халатов – простые холщовые; вместо украшений – кольчуги и шлемы. Высокий воин со шрамом на правой щеке подъехал поближе.

– Кто вы? – гортанно спросил он.

– Путники, попавшие в беду, – ответил Александр.

Воин прищурил единственный глаз.

– Вы мало похожи на путников.

– Это долгий рассказ, – уклончиво ответил Александр. – Мы просим вашей защиты и помощи.

Воин привстал на стременах и через плечо Александра внимательно поглядел на Ратибора.

– Хорошо, – кивнул он. – Я отведу вас к старшине каравана. Пусть он решает, как поступить с вами.

Старшина каравана Айзия оказался толстеньким улыбчивым человечком. Ничто не могло его огорчить. Его разговор с Александром получился коротким.

– Помочь вам? – Айзия хихикнул, точно эта мысль привела его в восторг. – Отчего же, можно. Вопрос лишь в том, сколько вы мне заплатите.

– Заплатите? – растерялся Александр.

– Конечно. Ведь как я вижу, у вас нет ни пищи, ни одежды подходящей, ничего. Кто же путешествует по Дикой Степи налегке? – Айзия снова рассмеялся. – Ваше легкомыслие выглядит просто подозрительным, не иначе вы что-то скрываете. Но я не задаю лишних вопросов. Меня интересует одно – сколько вы заплатите.

– У меня нет денег, – был вынужден признаться Александр.

– Ну-у… Тогда мы с вами не договоримся.

– Но я воин. Я помогу охранять караван. – Александр помнил наказ Древолюба: без крайней нужды не показывать тамгу.

– Ты? Охранять? – На сей раз Айзия расхохотался взахлеб. Отсмеявшись, он еще раз презрительно оглядел измученного Александра. – Любой из моих воинов опрокинет тебя одной рукой.

– Пусть попробуют.

Айзия трижды хлопнул в ладоши.

– Так и будет.

Подбежал тот самый воин, который встречал их.

– Это начальник стражи Гелайм, – сказал Айзия. – Этот витязь, – он кивнул в сторону Александра, – хочет поступить ко мне на службу стражником. Испытай его.

Гелайм даже оторопел от такой наглости. Потом просто махнул рукой.

– Не торопись, – сказал ему Александр. – Попробуй, на что я способен.

Гелайм поморщился.

– Я не хочу брать на душу грех убийства. Глупость не порок.

– Дурак, надо полагать, я? – осведомился Александр.

– Во всяком случае один из нас, – обтекаемо ответил Гелайм.

– Это оскорбление, – Александр внушительно брякнул ножнами.

Начальник стражи недовольно посмотрел на старшину каравана.

– Зачем ты втравил меня в эту историю? Можно подумать, тебе скучно, и ты ищешь развлечений.

Айзия радостно ответил:

– Он сам хочет.

– Ну, если сам… – Гелайм развел руками.

Александр изящным движением выхватил саблю. Все еще недовольный, Гелайм достал свою, резко взмахнул ею, пробуя силу. Сабля описала свистящий круг. Александр спокойно ждал.

Гелайм шагнул вперед и сделал осторожный выпад. Александр играючи отбил его. Еще выпад. Новая защита. Гелайм отступил на шаг и глянул на Александра с некоторым интересом. Новое нападение было отбито с такой же легкостью. Теперь начальник стражи принялся за дело всерьез. Два стремительных жалящих удара, перевод – и ничего… А потом Александр сам нанес удар. Сабли со скрежетом столкнулись, и в руках у Гелайма остался один эфес, лезвия как не бывало.

Он оторопело уставился на обломок, невольно попятился. Айзия хрюкнул от удовольствия. Стражник кинул Гелайму новую саблю. Но Александр, которому надоел этот спектакль, разрубил ее первым же ударом.

– Хватит! – повелительно крикнул Айзия, видя, что Гелайм намерен еще раз сменить оружие. – Достаточно.

Начальник стражи почтительно поклонился и одарил Александра таким ненавидящим взглядом, что тот сразу понял: нажил себе смертельного врага. Поражение могут простить, унижение – никогда. Гелайм сообразил, что над ним просто издевались, щадили его. Такое не забывают.

– У тебя хорошее оружие, – почмокал губами Айзия. – Можно посмотреть?

Александр качнул головой.

– Не стоит. Она не любит чужих рук.

– Колдовство? – уважительно спросил Айзия.

– Немного.

– Ну, раз нельзя, значит нельзя, – согласился старшина каравана. – Мы понимаем толк в оружии. Может продашь ее?

– Нет.

– Я заплачу хорошо, очень хорошо. За такую саблю не жалко и десяти тысяч золотых солидов.

Теперь усмехнулся Александр.

– Она будет бессильна в любых руках, кроме моих. Кузнец сделал меня хозяином этой сабли.

Глаз Айзии сверкнул.

– Да, в землях Рутении встречается много непонятного колдовства. Однако не хочешь – как хочешь. Я не настаиваю. – Александр поспешно решил, что отныне не будет отстегивать ножны даже на ночь. – Я беру тебя стражником. Только постарайся помириться с Гелаймом.

– Я постараюсь, – послушно склонил голову Александр.

– Мои условия просты: я кормлю тебя и доставляю куда нужно. Все.

– Я согласен.

– Тогда иди, отдыхай. На рассвете мы выступаем.

Устроив поудобнее Ратибора, Александр лег сам. И уже засыпая вспомнил: он ведь не спросил, куда направляется караван. Впрочем, леший, советуя ему присоединиться к аримаспам, это, наверное, знал. До сих пор Древолюб не давал плохих советов. Успокоенный этой мыслью, Александр заснул.

Караван медленно шел по восточным склонам Рифейских гор на северо-восток. Уверенность – уверенностью, но испытывать понапрасну судьбу Айзия не хотел и предпочитал держаться подальше от Бусурманских степей. Александр так до конца и не смог разобраться в сложных взаимоотношениях аримаспов с остальным миром. Что-то тонкое, неуловимые нюансы все время ускользали, и он ощущал недоброе в этой тайне.

Да и самом караване многое оставалось для Александра непонятным. Кто же направлял его путь? Пухлый улыбчивый Айзия? Или сумрачный Гелайм? Был еще третий претендент на главенство – Манайя. Колдун Манайя. При первой встрече с ним на Александра дохнуло сыростью и холодом, как из глубокого погреба. Манайя, подобно начальнику стражи, с первого взгляда невзлюбил Александра. Во всяком случае тому привелось пару раз слышать, как он перепирался с Айзией, требуя изгнать пришельцев. Но старшина каравана твердо стоял на своем.

Вообще странный это был караван. Порой Александру казалось, что они плывут в жаркую Африку к голым дикарям и везут им топоры и бусы. Во всяком случае аримаспы говорили о предстоящей торговле именно в таких тонах. Они глубоко презирали глупых ойков – так называлось племя, с которым они намеревались торговать. Но для чего тогда такая сильная охрана? Ни ситец, ни то, что на него можно выменять, не требуют такого внимания. Да и сам Айзия меньше всего походил на торговца бусами. Такие не получают тамгу с серебряным соколом. Жирненький старшина каравана был для Александра ожившей иллюстрацией к слову «меняла». Крохотная лавочка, звон золотых монет, блеск драгоценных камней – в такой обстановке Айзия выглядел как дома. Да и тамга была бы там к месту. Но вдруг временами Айзия начинал говорить языком царедворца-фаворита, жестко и требовательно. И тогда хмурый Гелайм и таинственный Манайя, скрипя зубами, подчинялись. Хотя, конечно, не тамга была тому причиной.

Что Манайе какая-то пластинка? Колдун всего лишь раз показал свои возможности, но этого было достаточно. Орда степняков (все-таки напоролись) решила, что караван может послужить хорошей добычей.

Всадники в грязных тулупах, размахивая кривыми саблями, с истошными воплями бросились на аримаспов. Стражники Гелайма показали отменную выучку и завидное хладнокровие. Без шума и толкотни мулы были отогнаны в лощину между холмами, которую тут же перегородили забором из рогаток. Стражники подняли тяжелые арбалеты и приготовились встретить грабителей ливнем смертоносных стрел, как вдруг вмешался Манайя. До сих пор он с брезгливой миной следил за приготовлениями людей Гелайма, но теперь решил начать действовать сам. Может быть, он хотел избежать малейшего риска, неизбежного при рукопашной схватке.

Колдун вышел навстречу несущейся орде, снял с пояса замшевый мешочек и подбросил в воздух три горсти сине-серого порошка. Перед ним повисло полупрозрачное облачко. Колеблемое слабым ветерком, оно поплыло навстречу бусурманам, медленно опускаясь.

Вот всадники подлетели к тому месту, где оно легло на траву… И неожиданно передние лошади с жалобным ржанием кувырком покатились по земле, подминая всадников. Раздались пронзительные крики испуга и боли. Никто из упавших не встал. И прежде чем бешено мчавшиеся степняки сумели остановить разгоряченных коней, больше половины отряда остались лежать на земле…

Бусурманы замялись. Они гарцевали возле рокового места, не рискуя двигаться вперед. А когда Манайя сам пошел к ним, они не выдержали, развернули коней и умчались прочь. Александра очень заинтересовало, что же произошло. Как, впрочем, и Гелайма.

Жуткое зрелище предстало перед ними. Там, где колдовской порошок упал на траву, она превратилась в железную. Из земли торчали окровавленные ножи и наконечники копий. Александр неосторожно дотронулся до холодно поблескивающей травинки и раскроил себе палец как бритвой. Немудрено, что никто из упавших в эту траву не поднялся. Железная трава уложила степняков куда лучше копий и стрел. Все кругом было залито кровью.

– Вот так, – торжествующе усмехнулся Манайя, заметив растерянность стражников.

Гелайм недобро ощерился. Похоже, начальник стражи ненавидел всех и вся.

– Ты сильный человек, но не всемогущий.

– Как видишь, мне не требуется оружие.

– Однако вряд ли ты сможешь словом одолеть саблю.

Похоже, перед Александром разыгрывали действие старого спектакля. Аримаспы стояли друг против друга, как взъерошенные петухи, готовые ринуться в драку. Первым не выдержал Гелайм. Он проворчал нечто нечленораздельное, повернулся и зашагал к каравану.

Когда Александр рассказал об этом Ратибору, тот долго молчал.

– Мне кажется, – наконец медленно произнес он, – что более всего нам следует опасаться именно Айзии.

– Айзии? – Александр презрительно махнул рукой. – Вот уж не подумал бы.

– Эти двое нам ясны и понятны. Самое большое, на что способен Гелайм – ударить мечом в спину. Это опасно, но не более того. Манайя обладает колдовской мощью, но не более. Любой силе можно противопоставить такую же силу. Но на что способен Айзия, я не вижу.

Александр с сожалением покачал головой. Страшный день не прошел для Ратибора бесследно. кажется, он немного повредился рассудком.

– Все-таки я полагаю, что ты ошибаешься.

Ратибор упрямо тряхнул кудрями.

– Эти двое для меня прозрачны, как веницейское стекло. Злоба и зависть – вот что такое Гелайм. Самовлюбленность – вот что такое Манайя. Но старшину каравана закрывает от моего взора непроницаемая пелена тумана.

– Да, конечно, – торопливо согласился Александр.

– Между прочим, – Ратибор лукаво усмехнулся, – ты для меня тоже прозрачен. Я вижу тебя почти насквозь. Ведь и ты совсем не тот, за кого выдаешь себя. Вообще у меня странное ощущение – собралась компания лжецов и каждый пытается перехитрить соседа. Тебе это пока удается.

Александр густо покраснел, искренне радуясь, что Ратибор этого не видит.

Караван медленно тащился вдоль гряды пологих холмов, поросших густой жесткой травой. Ее серо-зеленые острые стебли перекатывались плавными волнами под порывами холодного ветра. Иногда он приносил обрывки рокота далекого прибоя, тогда людям начинало казаться, будто они плывут по странному холодному морю, и они невольно ежились, настолько острым было впечатление. Мерещилось даже, что в лицо бьют горсти брызг…

Холмы сначала шли на север, а теперь повернули почти точно на восток. Сухая каменистая равнина справа сменилась цепью небольших болот. Появились первые чахлые елки, словно поседевшие от суровых испытаний, настолько они обросли разлохмаченными космами сероватого мха.

Когда Александр спросил у Айзии, много ли еще осталось до цели, старшина каравана не очень вежливо ответил:

– Разве должен хозяин давать отчет работнику? Если ты чем-либо недоволен – скажи. Может тебя плохо кормят?

– Благодарю, отлично. Выполняются все условия договора, – сказал Александр. Действительно, что-что, а еда была просто царская, особенно после странствий по лесным дебрям. Только немного слишком жирная и слишком приторная. Впрочем, аримаспы все готовили так.

– Так в чем же дело?

– Но…

– Нанимая стражника, хозяин покупает его жизнь, – приторная вежливость Айзии улетела прочь, как шляпа, унесенная ветром. – Покупает его службу и преданность, но отнюдь не любопытство. Так зачем лишние вопросы?

– Ты прав, хозяин, – почтительно ответил Александр. – Но тогда и ты запомни: ты купил только мою жизнь. Небольше!

Оставив озадаченного Айзию размышлять над этими словами, смысла которых он и сам не знал, Александр тронул Грома и поскакал в хвост каравана к Ратибору.

Вскоре начались леса. Аримаспы предпочитали обходить дикие места. Они были купцами цивилизованными, не первопроходцами. И все-таки шли… В караване воцарилась нервозность и напряженное ожидание каких-то неприятностей. По приказу Гелайма стражники постоянно держали наготове арбалеты и разумеется принялись стрелять в малейшее шевеление ветвей, по любой движущейся тени. Не счесть было белок и бурундуков, разорванных тяжелыми стрелами. Однако на недоуменный вопрос Александра Гелайм ответил:

– Лучше убить пять белок, чем пропустить хоть одного разбойника.

Тогда в разговор вступил Ратибор.

– Ты ошибаешься.

От неожиданности Гелайм рванул поводья так, что конь с жалобным ржанием поднялся на дыбы.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Лес недоволен твоими людьми и с трудом удерживается от возмездия.

– Даже если это и так, откуда тебе сие известно? – недобро спросил Гелайм.

– Просто знаю – и все.

Начальник стражи подозрительно уставился на Александра, тот безмолвно пожал плечами в знак того, что и сам недоумевает.

– Помалкивай, пророк! – грубо крикнул аримасп. – Нам нет дела до леса, мы не вмешиваемся в его жизнь. Наш караван идет своей дорогой.

– Какой же? – лукаво спросил Александр.

Гелайм в ответ ухмыльнулся и поднял левую руку. На среднем пальце блеснул массивный золотой перстень со странным красно-зеленым переливчатым камнем. В лучах солнца он играл одним цветом, попадая в тень сразу менял окраску. Александру все время казалось, что вместе с ним меняется и обличье Гелайма. Иногда ему мерещилось, что рядом с ним едут два совершенно разных человека: хитромудрый коварный аримасп и беспощадный лютый воин. Но мгновенно видение таяло, и Александру оставалось лишь гадать: пригрезилось ему, или он видел этих двоих наяву.

Путешествие по лесу казалось бы монотонным, если бы не угнетающий страх, постоянно витавший над караваном. все постоянно озирались, поминутно хватались за оружие, хотя по мнению Александра единственной опасностью для аримаспов было: в панике перебить самих себя. Сначала он посмеивался над ними, но постепенно это настроение передалось и ему. Однажды вечером он метким броском ножа пригвоздил к дереву балахон Манайи, имевшего неосторожность подойти сзади.

Постепенно лес становился все глуше. Ели, вначале стройные и ярко-зеленые, как-то погрузнели, раздались вширь, хвоя приобрела густой малахитовый оттенок, слегка припорошенный белесоватым налетом, похожим на пепел. Все чаще полосы белого хрупкого мхапротягивались поперек дороги. Да и сама дорога напрочь потеряла право называться так. Теперь караван двигался по обычной звериной тропе.

Вскоре им пришлось убедиться,что иногда беспочвенные опасения тоже сбываются. Ехавший во главе каравана Гелайм резко осадил коня, разорвав ему рот удилами. Жестом он подозвал к себе охрану. Когда встревоженный Александр подъехал, то увидел дорогу истинного хозяина местных лесов. Их тропа пересекалась с другой, испещренной следами размером с большую сковороду. Кому они принадлежали? Никто не захотел проверять. Следы походили на медвежьи, но ведь не бывает медведей размером со слона… Кони тревожно фыркали, мотали головами, и всадникам приходилось напрягать все силы, чтобы удержать их на месте. Гелайм внимательно прислушался. Однако из чащи не доносилось ни звука, только в воздухе витал густой звериный дух.

– Кто это? – тревожно спросил Гелайм у Александра. – Ты должен знать зверей, обитающих в вашей стране.

Александр еще раз внимательно осмотрел следы.

– Если бы они были вдвое меньше, я сказал бы, что это медведь. Но кому принадлежат эти лапы, я не знаю.

Начальник стражи нервно оглянулся и положил ладонь на меч.

– Не надо, – остановил его Александр. – Не делай новых глупостей. Даже на медведя ходят с рогатиной, а меч… Он погубит лишь тебя самого. Против же этого чудища, мне кажется, оружие вообще бесполезно.

– Я не боюсь опасностей,– заносчиво возразил Гелайм.

– Вот именно.

С минуту аримасп внимательно смотрел на Александра, потом заскрипел зубами и сжал рукоять меча. Однако грозный предостерегающий рев заставил его испуганно вскинуться. Тут же его конь тревожно захрапел, поднялся на дыбы и поскакал назад. Все старания Гелайма остановить его были напрасны.

Дальнейшее запомнилось Александру неотчетливо. Всегда невозмутимый Гром опасливо запрядал ушами. Мулы точно взбесились, в одно мгновение стройная цепочка каравана превратилась в охваченное паникой стадо. Они ринулись наутек как раз в тот момент, когда из-за деревьев, словно ожившая гора, выкатился хозяин тропы. Это был все-таки медведь, однако даже всадник верхом на коне не достал бы головой его холки. И шерсть была необычного, светло-серого цвета.

Увидев караван, медведь вновь зарычал. Все, кого не парализовал страх, бросились спасаться бегством. Александр увидел, что Ратибор замешкался, и медведь уже совсем рядом с ним. Пришлось отчаянно пришпорить Грома, но конь тонко заржал, дико брыкнул задом, и Александр мешком вылетел на землю. Но времени на лежание судьба не отпустила, Александр вскочил и, не мешкая, кинулся на выручку Ратибору.

Медведь подобрался совершенно вплотную, однако Ратибор не чувствовал опасности. Его лицо оставалось совершенно спокойным. Александр дико закричал, надеясь отвлечь внимание зверя на себя, но тот сунулся носом в щеку Ратибора. Юноша хладнокровно оттолкнул огромные желтоватые клыки, и медведь не возмутился, только растерянно заморгал. Александр хлестнул себя по щеке, отгоняя морок. Ратибор потрепал медведя по уху, и тот хрюкнул точно поросенок.

Александр остановился, как вкопанный. Что делать? Спасать вроде некого, только раздразнишь чудовище. Оставить все как есть? Но медведь он и есть медведь, кто знает, что взбредет ему в башку в следующий миг.

Все сомнения разрешил сам зверь. Он фыркнул, невнимательно повернулся к Александру задницей и спокойно затрусил по своим делам. Только теперь Александр заметил бьющуюся от напряжения жилку на виске Ратибора и понял, что тот совсем не так спокоен, как показалось вначале. Здесь силы оставили Александра, и он опустился на землю, слыша замирающий звон струн-лучей щита Ратибора. И еще запомнились белые лица аримаспов.

Река была настолько широка, что противоположный берег терялся в голубоватой дымке.

– Ну, вот мы и пришли, – Айзия удовлетворенно потер руки.

Александр, оглядев пустынные болотистые берега, с ехидством заметил:

– Для этого безусловно следовало проделать столь долгий путь.

Стоящий рядом Гелайм криво усмехнулся.

По знаку Айзии слуги принялись сноровисто разгружать мулов. На топкой глинистой лужайке выросла большая куча тюков и свертков. Айзия что-то посчитал, загибая пальцы, и удовлетворенно сказал:

– Быстро управились. Манайя, вызывай.

Колдун откинул черный капюшон, поскреб лысую макушку.

– Кого?

Айзия весело подмигнул.

– Обоих.

– Ты твердо уверен, что мы получим от марг-кока то, что нам нужно?

– Я уверен, что получим. А уж от кого именно – мне не столь важно.

– Я не уверен, что ярл легко выпустит из рук хоть что-либо. Брать он может, но вот отдавать…

Айзия холодно заметил:

– Вызывай!

Александр слушал и ничего не мог понять. Айзия, заметив его внимание, недовольно хрюкнул, однако возражать не стал. Но зато Ратибор предупредил Александра:

– Теперь остерегайся. Ты услышал то, чего слышать тебе не положено, и одноглазый затаил недоброе. Он не из тех, кто забывает или прощает хоть малость.

Александр мрачно усмехнулся.

– Помаленьку ты становишься настоящим провидцем. Но предсказания твои уж очень невеселы.

Ратибор долго молчал, потом глухо произнес:

– Каждому свое. Я вижу будущее, но изменить его так, как хотелось бы, не могу. Есть силы и силы.

Александр не понял, о чем он говорит, смутился и отошел.

Когда Александр проснулся, первое, что он увидел – десять больших берестяных лодок, вытащенных на берег. Его рука невольно метнулась к сабле: до сих пор все неожиданности сулили лишь опасные испытания. Однако он одернул себя – откуда в глубине диких лесов могут взяться степняки? Ведь не променяют же они своих коней на утлые лодчонки. Приглядевшись повнимательней, он окончательно убедился в ошибке.

Новоприбывшие только на первый небрежный взгляд напоминали степняков. Они были выше и плотнее, их кожа не знала жаркого степного солнца и буйного ветра и была значительно светлее. Меховые парки и штаны тоже совершенно не подходили для путешествий по степям. Напевный протяжный говор не имел нечего общего с хриплым карканьем бусурман.

– Кто это? – спросил Александр Айзию.

– Наши хозяева, – ухмыльнулся аримасп. – Собирайся, мы отправляемся вместе с ними.

– На этих посудинках? Мне абсолютно не хочется купаться, вода слишком холодна.

– Что поделаешь, – Айзия развел руками. – Мне они тоже не внушают доверия, но выбирать не приходится. В селение ойков можно попасть не иначе как по реке. И хозяева требуют, чтобы все купцы плыли только на их лодках. Ни один чужак не имеет права показываться на Великой Реке, его немедленно топят. – Единственный глаз Айзии странно сверкнул. – Как им это удается – неведомо.

– Но для чего такие предосторожности? – не понял Александр.

– Если они могут потопить любой корабль, чего же боятся?

Буквально кожей он ощутил, что над ним смеются, и резко обернулся. За спиной стоял предводитель лесных людей.

– Глупый ойка, ты плывешь и не знаешь куда?

Александр предпочел сделать вид, что не замечает презрения.

– Нет.

– Ты ничего не сказал ему? – обратился предводитель к Айзии.

– Конечно нет. С какой стати я буду рассказывать простому стражнику куда и зачем идет караван? Вполне достаточно, что это знаю я, старшина каравана.

– Тогда скажу я, Тайша, мюты-кок, малый князь.

Александр проглотил едва не вылетевший смешок. Тоже мне, князь. Кикимора лесная скорее за благородного сойдет. Однако он почтительно склонил голову, что явно произвело впечатление на Тайшу, не избалованного знаками внимания.

– Достопочтенный Айзия направляет свой путь в грозный Ит-Самарг, город могучего и славного марг-кока Эрьты, крепость Изумрудной горы.

Александру сразу все стало ясно. Как бы ты ни был могуч, если живешь рядом с изумрудными копями, лучше действительно скрывать, где они расположены. Однажды найдется гость достаточно сильный, чтобы одолеть тебя.

Тень неудовольствия проскользнула по лицу Айзии, но он и слова не проронил.

– Конечно, такой город следует надежно охранять.

– Мы не боимся никого, – Тайша уловил нотку ехидства, – но почтенные предки завещали нам старательно хранить древние обычаи. Лишь десять человек имеют право ехать с нами. И они сядут в лодки только после того как мои воины завяжут им глаза.

У Александра кровь вскипела.

– Нет!

Тайша равнодушно ответил:

– Тогда ты останешься здесь с остальными. А если будешь упрямствовать, твои кости обгложут речные раки.

– Действительно, тебе лучше остаться, – вмешался Айзия, которому явно не хотелось посвящать Александра в свои тайны.

– Не соглашайся, – вмешался вдруг Ратибор. – Наша дорога идет через Ит-Самарг.

– Это ты тоже увидел? – недружелюбно огрызнулся Александр, которому начало надоедать постоянное вмешательство Ратибора.

– Да, увидел, – спокойно ответил юноша.

И Александр ощутил, что его раздражение угасает под волнами доброжелательного спокойствия и уверенности, исходящими от Ратибора.

– Я передумал, уважаемый мюты-кок, – смиренно промолвил Александр.

– Я согласен, чтобы мне завязали глаза.

Айзия весь скривился. Но вспомнил о поединке с Гелаймом и возражать не посмел.

– Поторопись, старшина, – бросил Тайша, – поклажу мы уже собрали. Назови девять человек, мы отплываем.

Аримасп с шумом втянул воздух сквозь зубы и подозвал Манайю и семерых стражников, после чего приказал Гелайму тщательно охранять лагерь до их возвращения. Айзия воздел руки и напомнил, что оставляет много дорогих товаров, до которых наверняка найдутся охотники в здешних диких лесах.

При этих словах уже Тайша недовольно поморщился.

Когда Айзия увидел, что Александр ведет с собой Ратибора, он холодно осведомился:

– Ты не умеешь считать до десяти?

Александр упрямо набычился.

– Он едет вместе со мной.

Айзия вздохнул.

– Зачем ты мучаешь его? Ведь дорога трудна и для здорового воина, а уж для слепца подавно. – Аримасп говорил намеренно громко, чтобы Ратибор слышал его. – Я не говорю о подстерегающих нас опасностях. Что случится, если, не приведи Молох, лодка опрокинется?

Имя кровавого бога резануло слух, и рука невольно потянулась положить крестное знамение, но ведь требовалось не подать виду, что аримасп разоблачил себя. Теперь Александр вполне отчетливо представил, что за попутчиков подсунул ему леший.

– Мне почему-то кажется, что, несмотря на все опасности дороги, Ратибору с нами будет гораздо спокойнее, чем здесь.

Пусть Айзия считает, что недовольство Александра вызвано только опасениями за юношу.

Аримасп поджал пухлые губы.

– Должен тебе напомнить, что старшиной каравана являюсь все-таки именно я. И потому только я имею право распоряжаться здесь. Если ты недоволен, я могу в любое мгновение отказаться от твоих услуг. Ведь это я нанял тебя, а не наоборот!

Александр понял, что сумел нажить себе еще одного врага. Раздражение заставило аримаспа забыть даже о знаке власти. Хорошо хоть Айзия не догадывается об истинных чувствах Александра. Но его горячность уже сыграла недобрую службу, и витязь постарался смягчить резкость ситуации.

– Безусловно ты прав, достопочтенный Айзия. Но я прошу тебя войти в мое положение. Этот юноша дорог мне, я обязан заботиться о нем. Я просто не могу позволить себе хотя бы на миг упустить Ратибора из виду. Ведь если с ним что-либо случится, я не прощу себе этого до конца жизни. Поэтому и только поэтому я прошу тебя позволить ему ехать с нами.

Но Айзия уже закусил удила.

– Нет! – отрезал он. – Ты едешь, он остается!

– Я прошу…

– Нет!

Александр глубоко вздохнул, чтобы успокоиться и по возможности ровным голосом сказал:

– Я не хотел вынуждать тебя, Айзия, и до последнего надеялся, что ты прислушаешься к моим словам, ведь я не просил ничего особенного. Не получилось. Что ж, это не моя вина. Ты не пожелал разговаривать по-доброму. Тогда подчиняйся. Ибо моимиустами повелевает закон!

Александр поднял над головой золотую тамгу с изображением рычащего тигра.

Айзия побледнел и попятился. Гелайм схватился за горло, точно подавился чем-то. Лишь Манайя остался спокоен. На мгновение воцарилась тишина. Кажется Древолюб немножко поколдовал, когда уговаривал Айзию взять Александра с собой. Во всяком случае Айзия ожидал увидеть самое большое серебряную тамгу с соколом, но уж никак не золотую…

Полусогнувшись, дрожащим от сдерживаемой ярости голосом, Айзия почтительно произнес:

– Повинуюсь, мой господин. Будут ли еще какие приказания?

– Нет, – сухо ответил Александр. – Пусть все идет как намечено.

Еле заметным жестом Айзия отправил одного из стражников прочь, униженно поклонился и предложил:

– Не угодно ли будет господину пройти в лодку?

– Я уже сказал: не следует привлекать лишнего внимания.

– Как будет угодно господину.

И Александр понял, что Айзия постарается при первой же возможности воткнуть ему нож в спину.

Берестяные лодчонки не внушали Александру ни малейшего доверия, и он взошел борт «корабля» с величайшей опаской. Действительно, утлое суденышко под ногами так и заходило. Александр увидел враз посерьезневшие лица ойков и поспешно рухнул на дно лодки, едва не проломив его.

– Медведь, – укоризненно бросил ему один из воинов.

Александр хотел было оскорбиться, но приходилось признать, что сие прозвище он вполне заслужил.

Двое ойков осторожно, под руки, привели Ратибора. Александр без удовольствия увидел, что Айзия, Манайя и шестеро стражников тоже рассаживаются по лодкам. Он заметил также и таинственные знаки, которые Айзия подавал Гелайму. Начальник стражи понимающе кивал. Затевалось что-то недоброе, но что?

Ойки чистой белой тряпочкой завязали ему глаза, и мир пропал. Александру оставалось лишь по слуху попытаться сориентироваться, куда его везут. Немного помогло солнце – оно светило прямо в лицо, и Александр определил, что они плывут на юг. Гребцы сменяли друг друга, и лодки не останавливались даже для ночлега. На коротких привалах снимать повязки не разрешали… На следующий день они свернули в один из притоков Великой реки. Александр определил это, когда мерный плеск волн сменился журчанием быстрого потока. И лишь на третий день они прибыли в Ит-Самарг.

Какой именно из притоков Большой реки выбрали ойки для своего городища – оставалось только гадать. Река была гораздо уже, хотя и ее Александр не стал бы пытаться переплыть. То, что он принял за шум течения, оказалось клокотанием воды на каменных зубьях, поднимающихся над поверхностью воды. Деревья подступали к самым береговым обрывам, и потому городище открывалось совершенно внезапно. Один небольшой просвет в зеленой зубчатой стене – и только. Не зная о его существовании можно было легко проскочить мимо.

Ит-Самарг стоял на высоком обрывистом берегу. Склоны холма были специально обкопаны и вздымались совершенно отвесно. Они были настолько круты, что и белка не сумела бы вскарабкаться по ним, а потому ров не окружал крепостной стены. Лишь в одном месте холм был чуть менее пологим, по нему петлями поднималась узкая тропинка… и упиралась в глухую стену. Ни ворот, ни даже крошечной калитки – ничего. Зато со стены было куда как удобно швырять камни в поднимающихся по тропинке. И лететь любому сорвавшемуся вниз пришлось бы никак не меньше саженей сорока. А внизу известняковые плиты. Стена состояла из толстенных пихтовых кряжей, почернелых от времени, и поднималась над обрывом еще саженей на пять. Башен Александр не увидел, да и не нужны они были практически неприступному городищу. Лишь три сторожевые вышки вздымались над частоколом.

Александр, задрав голову, с нескрываемым восторгом разглядывал город. Он был построен весьма просто, но удачное положение и естественная сила укреплений позволяли отбить любой приступ. Единственное, что могло помочь осаде – голод. Маленькие размеры столицы великого и могучего марг-кока явно не позволяли держать в ней стада, как то обычно практиковалось в Европе.

Александр прошелся по берегу, с наслаждением разминая затекшие руки и ноги, попрыгал, с неудовольствием отметив, что три дня сидения на месте сказались – суставы громко трещат. И гораздо сильнее обычного ноет укус мантикоры.

Подошел Ратибор.

– Остерегайся предательства, – тихо сказал он.

Александра это взорвало.

– Хватит тебе каркать. Тоже мне, Кассандра нашлась.

– Ты сам упомянул Кассандру, – обиженно бросил Ратибор.

Александр так и замер с раскрытым ртом. Действительно, ведь все пророчества Кассандры исполнялись, хотя глупцы упрямо ей не верили. Вспомнились собственные подозрения. И чтобы скрыть замешательство, он крикнул Тайше:

– Когда мы пойдем в город?!

Малый князь холодно посмотрел на него.

– Сразу видно, что ты здесь впервые.

– То есть?

– Любой чужеземец, ступивший за стену Ит-Самарга, будет убит немедленно.

Второй раз Александр остался стоять с открытым ртом.

Разбить лагерь аримаспам пришлось невдалеке от городка. Точнее ойки поселили их в заброшенном старом городище, расположенном у подножия холма. Вросшие в землю полузасыпанные землянки, таинственная деревянная фигура с неразличимыми уже чертами лица, седые от старости ели. Жутковато там было. А если добавить подступавшее к самым землянкам непроходимое болото, которое уже затопило несколько срубов… Сам Александр ни за что не рискнул бы поселиться здесь. Он так и сказал Айзии.

Старшина каравана согласно закивал.

– Я тоже. Но ведь не мы выбираем. Эти лесные дикари не разрешают строить здесь никаких жилищ. Впрочем, торг долгим не будет. Отмучаемся дня за три-четыре, и скорее назад. Кроме того здесь находится единственное место, где можно причалить.

Александру показалось, что аримасп вкладывает в эти слова особый смысл. Действительно, небольшая песчаная пролысинка, зажатая между скалистыми кручами с одной стороны и непроходимыми дебрями с другой не оставляла никакого выбора. Оставалось лишь пожалеть, что этот песчаный островок был так мал.

– И что же ойки будут нам продавать?

– Не торопись, увидишь.

Вечером, когда уже стемнело, на площадке перед истуканом развели большой костер. Однако и он не рассеивал темноту, а скорее наоборот, сгущал ее. Угрюмые ели шевелили мохнатыми лапами, примериваясь, как ловчее схватить тебя. И аримаспы, и Александр чувствовали себя неуютно. Лишь двое – Ратибор и Манайя – не ощущали волн ужаса, лившихся из темноты.

– Кажется любезные хозяева забыли про нас, – чуть дрогнувшим голосом сказал Александр, только чтобы прогнать вязкую тишину. Даже звона комаров, обычных болотных жителей, не было слышно.

– Напрасно ты так плохо о нас думаешь, – раздалось у него над самым ухом.

Хватаясь за сердце, Александр вскочил. Но это оказался всего лишь Тайша. Как он сумел бесшумно подкрасться к костру? Не на крыльях же прилетел?

– Не пугай моих людей, уважаемый, – взвинченно сказал Манайя, сам изрядно перепугавшись. – Каждый раз, когда я уезжаю от вас, я недосчитываю двоих-троих стражников.

– Зачем ты набираешь таких пугливых? Это уже не стражники.

– Они не приучены бороться с колдовством.

– Тогда им нечего делать в наших краях.

– Я учел это.

Тайша прищурился.

– Погибшие виноваты сами. Нельзя желать запретного. И если твой колдун…

– Я тоже не жалею их, – согласился Айзия. – Но я не желаю больше попусту терять людей, запомни это. Смерть от страха… Это лишнее.

Александр метнул в него злобный взгляд. Тайша искренне расхохотался.

– Таких тоже не жалко, согласись, купец.

Айзия приятно улыбнулся и промолчал.

– Впрочем… – Тайша вдруг стал серьезным. – Выразите почтение! Большой князь Эрьта!

Айзия торопливо встал и сдержанно поклонился. Александр на всякий случай сделал то же, хотя остальные стражники не торопились выражать почтение владыке лесного края. Эрьта возник так же внезапно, как и малый князь. Если бы Тайша не предупредил, Александр ни за что не угадал бы в дряхлом старике хозяина города. Не слишком новые и не слишком опрятные шкуры не внушали почтения. Единственное, что отличало марг-кока от остальных ойков – массивное золотое ожерелья со вправленными искрящимися зелеными камнями.

– Приветствую тебя, марг-кок, – единственный глаз Айзии хитро блеснул.

– И я рад видеть тебя купец, – безразлично ответил Эрьта, усаживаясь возле костра.

– Процветает ли твой город?

– Как и твоя торговля.

Разговор явно не клеился. Александр чувствовал, что неприязнь была обоюдной, но что-то все-таки связывало этих людей, не давало им порвать друг с другом.

– Принес ли ты что я просил? – осведомился аримасп.

– Да.

– Покажи.

Тайша сунул руку за пазуху и достал небольшой кожаный мешочек. Развязал его и высыпал содержимое на ладонь. Сдавленный крик вырвался у Александра. В тусклом свете костра сверкала и переливалась кучка зеленых камней. Еще никогда не приводилось Александру видеть такого количества крупных нешлифованных изумрудов. Александр как-то сумел убедить себя, что камни в ожерелье марг-кока хризопразы, но теперь сразу поверил, что даже огромный, размером с кулак, камень густого травяного оттенка тоже изумруд.

Большой князь остался явно доволен произведенным впечатлением.

– И не боится князь ходить один с таким сокровищем? – спросил Александр.

Эрьта повернулся к нему и долго смотрел прямо в глаза. Александра пробрала жуть, так черен и пуст был взгляд марг-кока. Не глаза, а два бездонных колодца, кричи – даже эхо не ответит. Айзия непонятно хрюкнул. Услышанное не то развеселило, не то наоборот разозлило его. Эрьта криво усмехнулся и вместо ответа вскинул свободную руку, тотчас две длинные стрелы впились в землю у ног Александра. Он опасливо посмотрел на их дрожащие перья и поспешно сказал:

– Большой князь предусмотрителен. С такой охраной действительно ничего не страшно.

Однако Эрьта уже забыл про него и повернулся к Айзии.

– А ты принес свой товар, купец?

– Да, марг-кок.

– Покажи и ты.

Айзия засуетился, схватил дорожную суму и достал четыре небольших мешочка. Протянул их большому князю. Тот, не глядя, кивнул Тайше.

– Мюты-кок, попробуй.

Тайша взял мешочки, наугад выбрал один, развязал и принюхался. По скуластому лицу поползла блаженная улыбка. Он поднял растопыренные пальцы, к которым прилипли белые крупинки. Сунул пальцы в рот и сладко зачмокал. Улыбка стала еще шире.

– Хорошее зелье, одноглазый не обманул… – заплетающимся языком пролепетал Тайша.

– Как и договаривались, четыре меры за одну, – торопливо вставил Айзия.

Марг-кок снисходительно кивнул.

– Но я готов заплатить еще, заплатить много больше, если ты предложишь мне крупные камни. Я смогу дать тебе шесть мер порошка за меру камней, – вкрадчиво зажурчал аримасп.

Эрьта с досадой глянул на него, как на докучливого комара.

– Почему ты так торопишься умереть, одноглазый?

Айзия подавился собственными словами. Не было для аримаспа худшего оскорбления, чем кличка «одноглазый». Он уже дернулся было, чтобы ответить резкостью на резкость, однако взгляд его невольно уперся в длинные стрелы, торчащие из земли, и он вежливо промолвил:

– Пойми меня правильно, уважаемый князь. Дорога длинна и опасна, расходы растут не по дням, а по часам, одна охрана чего стоит… Торговля становится невыгодной. Сейчас все больше появляется крупных изумрудов из заморских краев с острова Ланка, и мне все труднее убеждать людей покупать твои. Я даже не знаю, сумею ли в следующий раз снарядить караван и прибыть сюда.

– Это твои заботы, купец, – неприязненно ответил марг-кок.

– Уже несколько твоих людей жизнями заплатили за жадность и чрезмерное любопытство. Запомни, то же самое случится и с тобой. Лишь милостью моей ты жив до сих пор. Есть два сокровища нашего народа, которые может осквернить прикосновение одного взгляда чужеземца, это небесные изумруды и серебряная гора Йомаля. Если ты хоть раз еще заговоришь об этом, моя милость оставит тебя.

– Я запомню это, князь, – враждебно ответил Айзия, упорно забывая титул «большой».

– Вот и хорошо.

Марг-кок поднялся и бесшумно растаял в темноте.

– Старый дурак, – бросил ему вслед раздосадованный Айзия, ничуть не смущаясь присутствием мюты-кока. – Не понимает своей же выгоды.

– Какое нам до него дело, – остановил старшину каравана Манайя. – Помни о нашем плане.

Айзия украдкой посмотрел на Александра, тот сделал вид, что дремлет и ничего не слышит. Успокоенный аримасп обратился к Тайше:

– Уважаемый мюты-кок, приготовил ли ты то, о чем мы договаривались?

Слабым голосом, будто в полусне, Тайша ответил:

– Приготовил, достопочтенный.

Александр для вида громко всхрапнул, но продолжал внимательно следить за происходящим сквозь полуприкрытые ресницы.

– Давай, – жестко потребовал Айзия.

Тайша протянул ему грязную тряпицу. Айзия торопливо схватил ее, развернул и выругался. Там оказалась горсть обычных мелких изумрудов.

– Ты вздумал обманывать меня, проклятый дикарь?! – рявкнул аримасп.

– Нет, достопочтенный, – хитро улыбнулся Тайша. Заволокшая глаза бессмысленная муть мгновенно растаяла, и они хитро блеснули. – Плати сначала.

Аримасп нетерпеливо швырнул ему три мешочка с зельем. Мюты-кок ловко поймал их, покачал на ладони, взвешивая, и довольно улыбнулся.

– Хорошо. А теперь плати за звезду.

– Да я просто прикажу схватить тебя и обыскать! – взревел Айзия. Александр не узнавал обычно спокойного и улыбчивого старшину каравана.

– И ничего не найдешь, – отрезал Тайша. – Плати!

Айзия, крайне недовольный, кинул ему еще пять мешочков.

– Держи. Здесь лежит сладкий сон по меньшей мере на полгода, – горестно сказал аримасп.

– Отлично. – Тайша жадно потер руки. – А теперь отвали камень, на котором сидишь.

Айзия подскочил, словно ужаленный змеей. Поспешно откатил плоский белый кусок известняка и поднял из грязи кусок мягкой кожи.

– Неужели он? – шопотом спросил аримасп у Тайши.

– Убедись сам.

По поляне пробежала волна чистого зеленого света. Александру показалось, что в руках Айзии загорелся маленький криптоновый лазер… Тьфу! Какой здесь может быть лазер?! Вспыхнуло крошечное изумрудное солнце. Но это длилось всего одно мгновение, Айзия торопливо укрыл сияние полой куртки.

– Неужели ты не мог достать побольше?

Тайша угрюмо ответил:

– Марг-кок уже сказал: цена священному сокровищу нашего народа – головы нечестивцев. Моя и твоя.

– Почему вы так носитесь с этими камнями? Да, редкие изумруды, крупные. Но ведь это всего лишь камни, не больше, – недоуменно заметил Манайя.

– В далекие предвечные времена единый Вседержитель создал небо и землю, чтобы не пропал во тьме род человеческий. Однако Враг сущего пожелал разрушить благое творение, не по нраву пришлось ему рождение жизни. Он начал разрушать землю и жечь небо. Увидел это Вседержитель и восстал на Врага. Страшной была битва. Враг пал, но успел сотворить многие и многие злы. Переменилось лицо земли. Пожар, зажженый Врагом в небесах, ушел в ее глубины. И оторвалось небо от земли, начали они расходиться, обнажая безвременное Ничто. Тогда Вседержитель скрепил небо и землю прочными гвоздями. Ты видишь сверкание их высоко над собой. Это звезды. Ты видишь их сверкание глубоко под собой. Это изумруды. Бойся нарушить эти скрепы, ибо тогда черный мрак проглотит всех. Похищая изумруды, ты обламываешь гвозди, скрепляющие небо с землей. Страшись, ибо становясь пособников Врага, ты приуготавливаешь свою же погибель.

Мюты-кок декламировал нараспев, закрыв глаза. Казалось, он спит.. И внезапно Александра осенило, он понял, что за порошок вручил аримасп князьям. Легкий, но драгоценный товар. Опиум! Или какой-то другой наркотик?

Впрочем, на Айзию предание не произвело ни малейшего впечатления. Он вкрадчиво спросил:

– Но ведь ты знаешь, где найти крупные изумруды?

– Конечно знаю, – тихо ответил Тайша. – Но наш закон…

– Вздор! – Перебил его Айзия. – Законы пишутся людьми, а не богами. Вот если бы ты стал марг-коком, неужели ты не нашел бы способа обойти этот закон?

Блаженная улыбка поползла по лицу Тайши.

– Конечно… Но каменные кошки не отдадут свои глаза.

– Каменные кошки? – насторожился Айзия. – Ты только что говорил, что это небесные гвозди.

– Их тебе не получить. Они горячи настолько, что железо плавится как воск при одном прикосновении к ним. А этот камень совсем другое… Я взял его у сторожей гробницы Йомаля.

– И ты знаешь туда дорогу? – змеей вполз в разговор Манайя. До сих пор он помалкивал. На него-то рассказ Тайши произвел заметное впечатление. Колдуну явно не хотелось связываться с огнем подземным и небесным. Зато серебряная гора… Это совсем другое. Да и каменные кошки не так уж страшны.

– Конечно.

– Отведи нас туда, и ты не пожалеешь, – льстиво посулил Айзия.

– Тебе уже говорил марг-кок, – вяло пробормотал Тайша.

– Ответа марг-кока мы еще не слышали, – вкрадчиво заметил Манайя.

– Нам отвечал Эрьта…

– Ты ядовит, как болотная гадюка, – ответил мюты-кок. – Но если вы выполните свое обещание, я выполню свое.

– Подожди совсем немного, достопочтенный, – сказал Айзия. – Кто знает, что может случиться завтра?

Тайша довольно хрюкнул.

Но только Александр заметил, с какой ненавистью смотрит Манайя на старшину каравана. Затевалось что-то совершенно непонятное. Впервые Александр подумал, что аримаспы далеко не столь едины, как ему казалось вначале.

Александр проснулся потому, что кто-то позвал его. Тревожно вскинувшись, он чуть повлажневшей ладонью пододвинул к себе саблю и прислушался. Тихо. Но ведь он отчетливо слышал свое имя. Наверное все-таки померещилось. Сказывается напряжение минувших дней. Александр перевел дух, закутался поплотнее в плащ и заворочался, устраиваясь поудобнее, чтобы уснуть.

И вновь услышал свое имя. Оно прозвучало так ясно, словно говоривший стоял буквально в двух шагах от Александра. Аримаспы спали, никто кроме него не слышал таинственного голоса. Караванщики мирно храпели вокруг полупогасших костров, Ратибор тоже спокойно посапывал носом, хотя рука его вцепилась в край щита. Ночной морок?

Александр закрыл было глаза, но сон улетел. Он вздохнул и сел, плотно обхватив колени. Сейчас придется долго мучиться, прежде чем он снова сумеет задремать. Но какая-то неведомая пружина начала стремительно раскручиваться внутри, заставляя действовать. Александр вскочил и скользящим неслышным шагом двинулся туда, куда звал его таинственный голос.

Путь оказался недалеким. Вскоре Александр заметил мятущиеся красные сполохи. Осторожность прежде всего, и он припал к земле, на всякий случай обнажил оружие. Сабля сразу предупреждающе зазвенела – рядом была серьезная опасность.

Багровые отсветы задрожали, заметались, словно кто-то принялся раздувать костер. Александр различил наполовину вросший в землю бревенчатый сруб высотой по плечи. Костер был разведен внутри него. Вокруг огня метались безликие черные силуэты. Александр до рези в глазах пытался разглядеть, кто же именно занялся черной волшбой. Наконец пламя костра затрещало и поднялось к небу широким парусом, осветив людей.

С немалым удивлением различил Александр Манайю и Гелайма. Он был готов увидеть здесь старшину каравана, но никак не начальника стражи. Хотя… Ему вспомнились плохо скрытая неприязнь Айзии к Гелайму, волшебный перстень, случайные оговорки… Почему бы и нет? Третьим… Третьим был их любезный хозяин мюты-кок Эрьта.

Александр почувствовал, как у него неприятно засосало под ложечкой. Если эти вороны сговорятся, то ничего хорошего ждать не придется. Они способны на любую подлость. Он остро пожалел, что нет сейчас с ним Зорковида. Вот когда пригодились бы волшебные глаза филина. Рассмотреть, чем заняты заговорщики, услышать, о чем они говорят. В том, что затевается недоброе дело, Александр не усомнился ни на секунду. Он отлично помнил недавнее предательство Эрьты, продавшего святыню своего народа. Но какое именно? И не собираются ли Манайя с Гелаймом обделать свои делишки за спиной Айзии? Чтобы отвратить беду, следует знать, с какой стороны она подкрадывается. Поэтому приходилось рисковать. Если его обнаружат

– не миновать очередной схватки. А силы к нему пока что не вернулись, да и нога продолжала тупо мозжить. Если в бою на Железной горе его поддерживала какая-то неведомая сила, то нынче ему не выстоять против десяти врагов.

Но на его счастье сруб стоял в заболоченой низине, и с холма Александру было довольно неплохо видно происходящее, благо с каждым мгновением костер разгорался все ярче. Его пламя приобрело странный зеленоватый оттенок, и начинало казаться, что сруб постепенно погружается в толщу воды.

У дальней стены стоял массивный каменный стол. Странно было видеть его здесь, в селении ойков. Он естественнее смотрелся бы в лаборатории алхимика, потому что на нем громоздились причудливые колбы и реторты со всякими «красными львами» и «зеркалами Венеры». Посреди стола находилось большое металлическое блюдо, наполненное, как решил вначале Александр, стеклянной пылью. Она искрилась и переливалась, разбрасывая многочисленные зайчики.

– Мюты-кок, принес ли, что я приказал? – в сыром ночном воздухе голос Манайи походил на змеиное шипение.

Малый князь кивнул.

– Они здесь, целая корзина.

– Тогда давай.

Однако Эрьта совсем не собирался безропотно подчиняться аримаспу.

– Не торопись, – остановил он Манайю. – Мы еще не договорились о цене.

– Ты сошел с ума. – аримасп вытянул шею, словно собирался клюнуть князя своим крючковатым носом. – Неужели ты собираешься торговаться?

– Конечно, – спокойно ответил Эрьта.

Неуловимым движением Гелайм вдруг очутился за спиной князька, и в его руке сверкнуло лезвие ножа. Манайя, однако, остановил его слабым жестом. Гелайм недовольно сморщился и убрал нож.

– Неужели ты пролагаешь, что мы не справимся без тебя?

– Конечно, – самодовольно ответил Эрьта. – Малое дело вы сможете сделать, но больших дел без моей помощи вам не одолеть.

– Каких больших дел? – ощерился Манайя. – Что ты знаешь об этом?

Гелайм вновь насторожился, ожидая знака. Александр подумал не пора ли вмешаться. Ведь глупый князек рискует головой, и кто знает, как поступят ойки, если аримаспы в запале прикончат его. Не обойдутся ли они с непрошенными гостями так же жестоко. Погибать за чужие аппетиты Александру не хотелось. Но уж очень жалок и низок был Эрьта. Александр решил все-таки не спешить.

– Что тебе известно? – подхватил Гелайм.

Эрьта оглянулся и подскочил, как заяц. Но справился с первым испугом и глумливо усмехнулся.

– Немного, но достаточно.

– Говори же! – поторопил Манайя.

– Первое большое дело известно. Любой пришедший в наши леса пытается разыскать серебряную гору и золотую статую безносого Йомаля. Ваши стражники тоже не раз искали ее, хотя находили лишь свою смерть. Вы сами все время оставались в стороне. Но сейчас, мне кажется, вы потеряли терпение…

– А ты знаешь, где она? – не обращая внимания на насмешки, спросил Манайя, и голос его стал приторно-сладким.

– Кости многих смельчаков таскают по чащобам россомахи, – туманно ответил Эрьта.

– Но тебе известно по каким именно чащобам?

– Болотные духи и остроголовые людоеды-менквы расскажут тебе больше.

Было заметно, что Манайя вне себя о злости, однако сдерживается. Похоже, Эрьта нужен ему позарез, если он терпит такие оскорбления.

– И второе наше дело? – небрежно начал колдун.

– Второе ваше дело – черная корона, – твердо закончил малый князь.

Манайя даже подпрыгнул от неожиданности. На превосходно владеющего собой аримаспа это было столь непохоже, что Александр прыснул в кулак. К счастью, возбужденные аримаспы ничего не услышали.

– Ты видел корону великого короля?! – вскричал Гелайм.

Эрьта бросил короткий взгляд через плечо, словно впервые заметил его. Недовольно поморщился, не скрывая презрения к тайному убийце.

– Нет, не видел! – неприязненно отрубил он.

– Говори, чего ты хочешь! – грубо завопил Манайя. – Говори, и мы выполним любое твое желание! Уважаемый тиран достаточно богат и силен. Только скажи!

– Зачем же вы тогда ищете корону? – не понял Эрьта.

– Тебе она все равно не поможет. К востоку от Рифейских гор это всего лишь железный обруч. Зато в наших землях… – торопливо выпалил Гелайм.

– Ее цена очень велика.

– Мы понимаем, – подтвердил Манайя. – Но ведь не настолько, чтобы торг длился бесконечно.

Князь задумался, потом решительно тряхнул головой.

– Будь, что будет. Я помогу вам, но и вы поможете мне.

– Мы согласны! – хором выкрикнули аримаспы.

– Я проведу вас к безносому Йомалю, и вы поможете мне доставить бога в мою крепость.

Пальцы Манайи алчно скрючились, подобно когтям стервятника.

– Мы поможем тебе, – внезапно охрипшим голосом заверил он.

– Не думайте, что это будет просто. Йомаль силен. Я знаю, где он стоит, но ведь я обращаюсь за помощью к вам. Постарайтесь представить, что вас ждет. И поймите, что украсть золотого бога вам не удастся. Его гнев ужасен. Он сотрет в порошок любого, кто посмеет покуситься на его богатства. Но мало того, что вы принесете Йомаля сюда, вы замените ему глаза.

– То есть? – Манайя был поражен.

Эрьта оскалился, точно волк.

– Вы вставите ему новые глаза. Ваши ядовитые камни!

– Зачем тебе это, князь?

– Я хочу, чтобы Йомаль видел только то, что я хочу ему показать; слышал только то, что я ему скажу. Я хочу, чтобы Йомаль повиновался моим приказам! Я хочу стать марг-коком лесного края! И помочь в этом может только Йомаль.

– Ты просишь очень много, – остановил разбушевавшегося князя Манайя.

– Ничуть, – возразил Эрьта. – Вы желаете с помощью короны Эрьма-ойки стать повелителями своей земли. Я намерен с помощью Йомаля стать повелителем своей земли. Мена совершенно справедливая. И когда я получу то, что желаю, я отдам вам железную корону.

– Но серебряная гора! – взвыл Манайя.

– Не все сразу. Когда Йомаль не будет больше ее охранять… В следующий раз..

– Ты пугаешь нас гневом Йомаля и нас же просишь надругаться над ним, – недоверчиво заметил Гелайм.

– Не мне же совершить кощунство, – с обезоруживающей простотой ответил Эрьта. – Забудьте о желании украсть безносого бога. Небесный огонь поразит вас. Оказывайте ему всяческое почтение, умоляйте переменить обиталище, призывайте на помощь обиженному народу – вот тогда он снизойдет к вам. Иначе – расплата, немедленная и страшная.

– А может наоборот, сначала мы получим корону? – вкрадчиво спросил Манайя.

– Нет. Потому что лишь заполучив бога, я смогу помочь вам. До тех пор я бессилен. Корона хорошо спрятана.

– Ладно, – согласился наконец Манайя. – Мы поможем тебе.

– Вот и отлично. А сейчас займемся небесными искрами.

– Начнем, – кивнул Манайя.

Он подошел к столу, запустил ладонь в искрящийся порошок, и лишь тогда Александр понял, что это не стекло. Нет, на блюде лежали мириады крошечных изумрудиков. Он видел мену изумрудов, слышал легенды о богатствах лесного края, но чтобы изумруды, пусть даже мелкие, меряли фунтами… Решительно, он попал в сказку!

Манайя высыпал изумрудную пыль в большую реторту. Потом туда же полились разноцветные жидкости из бутылей. Адская смесь в реторте забурлила. Даже Александру было слышно, как она клокочет. С шумом лопались большие пузыри, из горлышка повалил тяжелый зеленоватый дым, сразу ложившийся на землю. Манайя сопровождал это плавными пассами и певучими заклинаниями на незнакомом языке. Наконец кипение прекратилось, и колдун вытряхнул на ладонь скользкий слизистый комок. Изумруды склеились в противную жирную массу.

– Подавай сюда то, что принес! – властно приказал Манайя Эрьте.

– Всех сразу? – испугался князек.

Аримасп угрюмо усмехнулся.

– Зачем? Давай по одной.

Мюты-кок с видимой опаской поднял с земли круглую плетеную корзину и поставил на каменный стол. Потянулся было к крышке, но отпрянул. Гелайм грубо подтолкнул его.

– Давай-давай…

Эрьта подобрал сухую ветку и осторожно приоткрыл крышку корзины. И вновь Александр с трудом удержался от испуганного крика. В узкой щели показалась черная граненая головка. А немного погодя, грациозно извиваясь, на стол выскользнула здоровенная гадюка. Князек торопливо захлопнул корзину. Манайя ловко ухватил змею сразу позади головы и поднял перед собой. Гадина неистово забила хвостом, зашипела, стараясь вырваться. Чешуйчатое тело оплело руку аримаспа, но тот крепко держал змею.

Александр представил, сколько их еще осталось сидеть в корзине и вздрогнул. Неприятный озноб пробежал по спине. Но что задумал Манайя?

Колдун поднес гадючью голову к самому своему лицу и впился пристальным взглядом своего единственного глаза в немигающие змеиные глаза. Гадюка слабо трепыхнулась и бессильно обмякла. Аримасп произнес еще несколько заклинаний и бросил змею на стол. Она вытянулась, словно кусок каната. Тогда Манайя пододвинул слизистый комок прямо под нос змее. Она покорно открыла пасть…

Александр отчетливо увидел, как на концах длинных, слегка изогнутых зубов появились дрожащие прозрачные капли. До него долетел резкий пряный запах яда. Глазки гадюки загорелись тусклым огнем, и она дважды ударила зубами зеленую слизь. И в тот же самый миг эта слизь превратилась в крупный сверкающий кристалл!

– Вот правый глаз для твоего Йомаля! – крикнул Манайя князьку.

Тот, весь дрожа, попятился.

– Ты великий колдун, – слабо пробормотал Эрьта. Похоже он не слишком верил в колдовскую силу аримаспа, но когда убедился, то был поражен до глубины души.

Только Гелайм хранил ледяное спокойствие. Только легкая тень проскользнула по его сумрачному лицу. И Александр ощутил глубину его ненависти и к жалкому ойке, и к колдуну, с которым пока приходилось считаться.

Манайя тем временем быстро швырнул вялую гадюку в костер.

– Получай! – он сунул изумруд в руки князьку. Но Эрьта уронил его, словно аримасп передал ему раскаленный уголь. Манайя снова засмеялся. – Не бойся, он тебя не укусит, пока я не прикажу.

Эрьта двумя пальцами поднял камень и начал его внимательно разглядывать.

– Что?! – продолжал издеваться Манайя. – В ваших лесах не встречаются такие крупные камни? Только я могу сотворить их своим искусством. Они больше ваших хваленых небесных изумрудов.

– Ты великий колдун, – тихо повторил князек. – Однако Йомаль сильнее тебя. Непроизноси похвальбы слишком громко, иначе ты рассердишь его.

– Это ты будь осторожен, – пригрозил колдун. – Камень напоен змеиным ядом, в него переселилась змеиная душа. Душа любого, кто поцарапается таким изумрудом, умрет в страшных мучениях. Но это именно то, что требуется тебе. Йомаль будет смотреть на мир змеиными глазами.

– Да, – кивнул Эрьта.

Манайя снова принялся за работу. Так появился на свет второй, третий, четвертый ядовитые изумруды…Они почти не отличались от естественных, только в окраске присутствовал слабый серый оттенок, словно на камнях лежал налет пыли. Или это просто шутки дрожащего света костра?

Александр понял, что ничего интересного он больше не увидит, и осторожно подался назад. Когда он вернулся в свой шалаш, никто не шевельнулся, все спали по-прежнему крепко.

Однако аримаспы занимались не только изумрудами. Александру привелось видеть и другое волховство. На следующее утро во время умывания Ратибор сказал ему:

– Посмотри, не спрятано ли что в том месте, где мы причалили.

Александр, с повизгиванием растиравший грудь холодной водой, ответил не сразу.

– А что мы можем там найти?

– Не знаю, но аримаспы затеяли что-то недоброе.

– По-моему тебе просто мерещится, – отмахнулся Александр. – Они негодяи, это очевидно. Но нельзя видеть коварство буквально в каждом шаге. Такая подозрительность до добра не доведет.

Ратибор поднял голову и прислушался. Александр вздрогнул. Когда юноша снимал черную повязку, прикрывавшую глазницы, он избегал смотреть на изуродованное лицо.

– Я отчетливо вижу спрятанное, – недовольно проворчал слепой. – И я вижу больше. Из-за этой вещи прольется много крови.

– Тогда скажи, что я должен искать, – немного насмешливо предложил Александр.

– Огонь.

– Огонь, зарытый в песок?

– Да.

Уверенность Ратибора заронила сомнение в душу Александра, но упрямства ради он не сдавался.

– Все равно не верю. Даже если там и спрятано черное колдовство, совсем необязательно должна пролиться кровь. Мы забрались в такую глушь, что на много верст окрест нет никого, ойков и аримаспов. Ведь не ойки начнут резню, в том сомнения нет. Аримаспов же слишком мало, да и не питают они склонности к воинским забавам. Порой меня смех разбирает, когда я гляжу на упражнения стражников Гелайма. На вид они грозны, но витязю нужно еще многое, кроме умения слаженно двигаться. Сражения не выигрывают, танцуя в хороводе. Я разгоню их всех без труда, если они и посмеют затеять что-либо.

– И самого Гелайма? – резко спросил Ратибор.

Александр замялся.

– Его… Не знаю… Мне часто кажется, что это не тот человек, которым кажется.

– Человек?

– Да. Не знаю, чем объяснить мое предчувствие, но я думаю, что он не аримасп.

Ратибор кивнул.

– Здесь ты прав. Я не могу отчетливо рассмотреть, кто скрывается под этой маской, но это страшный человек. Я уже предупреждал тебя и сейчас могу только повторить – будь настороже.

– Можешь не беспокоиться, – самоуверенно ответил Александр.

– Я слежу за ним. И как только он замыслит хоть малейшую каверзу, ему не поздоровится.

– Не хвались, на рать едучи, – скептически ответил Ратибор.

– Все-таки пойди и посмотри, что мог спрятать Манайя.

Что искать? Непонятно. Как в детской присказке: пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что. Вдобавок ко всем неприятностям от сырости снова разболелась нога.

Александр еще раз лениво осмотрел песчаную косу. Берестяные челны так и лежали до сих пор там, где ойки бросили их сразу после приезда. Единственный дозорный мужественно боролся со сном. Бессонная ночь и румяное утреннее солнышко сломили его сопротивление, дрема одолела, и дозорный начал посвистывать носом. Он мутными глазами глянул на Александра, но не смог вымолвить ни слова, хотя чужеземцам было настрого запрещено подходить к лодкам. А может он здраво рассудил, что никакой беглец не пустится наутек даже без рубахи.

И все-таки, что искать? Что это такое: огонь, зарытый в песок?

Единственным предметом, резко выделявшимся на бархатистом белом песке, была увитая нитями высохшей тины гнилая коряга. Ее что ли осматривать? После встречи с медведем Александр начал немного верить в сверхъестественные возможности Ратибора, лишь упрямство не давало ему признать это открыто. Он кое-как доковылял до коряги. Постоял возле нее, присел на корточки со вздохом. И от неожиданности шмякнулся на холодный сырой песок.

Неужели это и есть та самая страшная угроза?

Под разлапистыми корнями в тени притаилась небольшая железная ладунка. Или лампадка. Александр так и не научился толком разбираться в этих мелочах. Он поднял железный дырчатый шарик. Внутри лежал уголек размером с ноготь большого пальца, над ним вился язычок темно-малинового огня. И все!

Пожав плечами, Александр отправился к Ратибору. Тот буквально шарахнулся от лампадки.

– Что ты принес?!

– Сам види… – Александр поспешно прикусил язык. – То, что нашел на берегу.

Ратибор двумя пальцами, словно боялся обжечься, поднес лампадку к самой повязке. Александр невольно вздрогнул.

– Это огонь, – уверенно сказал слепой.

– Да, – сдавленно подтвердил Александр.

– Колдовской огонь.

– Почему ты так думаешь?

– Скорее позови сюда большого князя.

– Зачем?

– Пусть готовится встречать гостей.

– Но…

– Не теряй времени понапрасну! Это маяк. Он притягивает к себе зло.

– Маяк? Такой крошечный огонек? Его не видно даже на расстоянии вытянутой руки.

– Поспеши!

Марг-кок пришел в сопровождении Тайши и нескольких воинов. Выслушав Ратибора, он с упреком сказал мюты-коку:

– Это была твоя идея – привести чужеземцев сюда. Я всегда говорил, что нельзя доверять людям степей. У них пустая душа.

Тайша огрызнулся:

– Все было хорошо, пока сюда приезжали только одноглазые. Они торговали, не думая больше ни о чем. Но стоило появиться бородатым

– и начались неприятности.

– Полегче! – остановил его Александр.

– Зачем же тогда бородатые предупреждают нас? – рассудительно спросил Эрьта.

– Коварная уловка, смысл которой мы пока не знаем, – быстро ответил Тайша.

– Если это колдовство, давайте попытаемся разогнать злые чары, погасим огонь, – предложил один из воинов.

– Не думаю, что это получится, – прошептал Ратибор, но так тихо, что услышал его один Александр.

Воин вытряхнул уголек на землю. Он покатился по влажному песку, но крошечный малиновый язычок упрямо не хотел исчезать. Воин с насмешливой улыбкой наступил на уголек, но тотчас с жутким воплем боли и ужаса рухнул навзничь. Обхватил ногу обеими ладонями, он с воем катался по песку, орошая его своей кровью. В считаные мгновения уголек прожег меховой сапог и ступню до самой кости.

Эрьта метнул испуганный взгляд на Александра, и тот понял, что марг-кок подумал: а не принять ли предложение малого князя и во избежание всяких неприятностей не отправить ли пришельцев за облака? Александр зачерпнул сложенными ладонями воды и вылил на уголек. Резкое шипение, крутящееся облачко пара – и только.

Уголь продолжал тлеть.

И вдруг Александра осенило.

– Я знаю, как погасить адское пламя.

Ойки недоверчиво воззрились на него.

– Не верь ему, великий, – жарко зашептал Тайша. – Это такой же колдун, как тот, кто принес уголь. Если он начнет колдовать – не жди добра. Не позволяй ему.

Александр так глянул на него, что мюты-кок прикусил язык.

– Я погашу его своей саблей.

– Впервые слышу, чтобы огонь тушили саблей, – с сомнением протянул Эрьта.

– Может, ты боишься? – чуть насмешливо спросил Александр. – Малый князь дал тебе недурной совет. Если ты трус…

Эрьта вспыхнул.

– Принесите его оружие! – приказал он, не слушая причитаний Тайши. Мюты-кок заскрипел зубами, и Александр подумал, что скоро ему придется записывать своих врагов на пергамен, иначе всех не упомнишь… Непонятно лишь одно – почему мюты-кок так боится, что огонь погаснет? Или он и здесь сговорился с аримаспами? Есть ли мера его предательству?

Получив саблю, Александр примерился и ударил. Лезвие свистнуло и со внезапным звоном отлетело в сторону. Александру показалось, что он ударил по гранитной стене. И это та сабля, которая рубила миланские доспехи, как гнилую холстину! Силой удара уголь глубоко вдавило в песок, однако огонек все так же кружился в воздухе.

Александр не на шутку испугался.

– Что за чертовщина…

Эрьта выхватил из-за пояса кинжал и тоже ударил по угольку, но стальное лезвие вдруг растаяло, словно восковое.

– Черные силы… – кивнул марг-кок. – Кто же их призвал сюда?

– Бородатые, – поспешно пискнул Тайша.

– Зачем они показали нам его? Ведь тогда они должны прятать свое колдовство как можно дальше, – не согласился Эрьта.

– Это действительно адское пламя, – глухо сказал Ратибор. – Я вижу, как чья-то рука достает его прямо из жерла вулкана и вкладывает в железный орех. Другие руки несут его… И эти руки совсем рядом! – он махнул в сторону шалашей аримаспов.

– Зачем? – тревожно спросил марг-кок.

– Тот, кто достал адский огонь, чует его запах за многие версты. И легко может найти его.

– Беда, – запричитал Эрьта.

– Тайны твоего города больше не существует. Враг знает, как плыть в Ит-Самарг.

– Ну, это мы еще посмотрим, – злобно процедило сквозь зубы Александр. – Будь мы в нашей земле, ключевая вода мигом залила бы проклятый огонь. Но и здесь у меня хватит сил справиться с кознями врагов! Помоги мне, мать сыра земля, – прошептал он железному шарику на рукояти сабли. И крест-накрест полоснул уголь.

Тот подпрыгнул, словно живой, задергался, забился. И распался надвое. Огонек оторвался от него и, трепыхаясь как бабочка, начал подниматься толчками. На песке расплывалось вонючее черное пятно, словно кто-то капнул дегтя.

– Вот и все, – спокойно подвел итог Александр. – Можно больше не тревожиться.

– Поздно, – хрипло произнес Эрьта, поднимая руку. – Смотрите! Они уже здесь.

Из-за крутой речной излучины выползал нос корабля, украшенный оскаленной головой дракона.

– Нурманны… – Тайша зажал рот ладонью. Похоже, он тоже не ждал таких гостей.

В последовавшей суматохе, когда все толкались и суетились, Александра и Ратибора вместе с переполошенными ойками занесло в городок. Никто уже не сообразил, что нарушен закон. Настолько страшен был враг, что мелочи ушли на второй план.

Поднявшись вместе с ойками к заборолу, Александр посмотрел вниз. На голубой ленте реки резко выделялись хищные острые корпуса двух драккаров. Плавно и слаженно взмахивали весла, и корабли быстро шли к песчаному мыску. Александр невольно залюбовался их зловещей грацией, они походили на двух гигантских акул, нивесть как залетевших в мирные воды.

Словно не замечая поднятого переполоха, драккары плавно подошли к берегу, острые форштевни с хрустом глубоко врезались в песок. Темные фигуры, поднимая фонтаны серебристых брызг, горохом посыпались в воду и с дикими криками ринулись на берег. Александр подумал, что если сейчас варяги пойдут на штурм городка, то захватят его без труда. Беспечальное житье ойков превратило их в липовых воинов. Бестолково крича, они метались по стене, размахивая копьями и луками.

Однако внимание варягов привлекла более легкая пожива. Они бросились к шалашам аримаспов, полагая, что город все равно никуда не денется. Невысокое мнение Александра о стражниках Гелайма быстро подтвердилось. Варяги даже не обнажили мечей, они прогнали аримаспов ударами ножен. Хотя стражников было немного… Словно перья полетели еловые лапы шалашей, несколько испуганных вскриков… Однако сам Гелайм не думал сдаваться. Ударами кулаков он опрокинул двоих грабителей и что-то гортанно крикнул. С драккара прозвучал ответный крик. Варяги остановились. Команда повторилась. Налетчики в сердцах покидали захваченное добро наземь и побрели назад к кораблям.

В воду спрыгнул высокий воин в золоченом шлеме и красном плаще. Гелайм бросился ему навстречу. Последовал короткий разговор.

– Ну, что теперь скажешь, князь? – обратился Александр к стоящему рядом Эрьте.

Марг-кок пустыми глазами посмотрел на него, замотал головой, пытаясь отогнать наваждение, и прошипел:

– Они заплатят за предательство. Но и ты пришел вместе с ними, так что я тебе тоже не верю. Впрочем, с тобой мы еще разберемся позднее. – Он вздохнул. – Если бы только здесь были наши костяные богатыри… Ни один из дерзких не ушел бы с этого берега.

По знаку марг-кока к нему подбежали пятеро лучников. Александр с уважением оценил большие тяжелые луки, укрепленные костяными пластинами. Длинные стрелы с острыми гранеными наконечниками предназначались как раз для борьбы с латниками.

– Посмотрим, поможет ли им черное колдовство, – скривил рот Эрьта.

Солнце посеребрило наконечники стрел. Громко щелкнули тетивы, и пять стрел с басовитым шипением взвились в воздух. Александр припал к частоколу, жадно следя за их полетом. Один из варягов и один аримасп упали. Фигурки внизу заметались, забегали.

– Вот так, – с мрачным удовлетворением произнес Эрьта.

Все-таки ойки не знали даже самых основ воинского искусства, с огорчением констатировал Александр. Им следовало использовать период замешательства и растерянности, постараться перестрелять как можно больше врагов. И благоприятная возможность была утеряна. Пока ойки радовались первому успеху, варяги и аримаспы попрятались за деревьями, бросив на песке два трупа.

– Долгой осады мы не выдержим, – грустно сказал марг-кок. – Они застали нас врасплох, и у нас нет ни воинов, ни припасов.

– Значит надо постараться договориться с ними, – немедленно выскочил Тайша. – Откупиться. Дать им изумрудов. Они уйдут, не будут долго сидеть здесь. А кроме того, князь, не забывай – у нас в руках двое слуг одноглазых. – Он кивком указал в сторону Александра.

– Ты глуп, – ответил Эрьта. – Неужели ты полагаешь, что одноглазые ценят их дороже клочка гнилой шкуры?

Тайша на мгновение растерялся, но быстро опомнился.

– Можно попробовать, мы ведь ничего не теряем. Главное – не опоздать начать переговоры, пока они не успели разозлиться по-настоящему.

– Ты глупец, – повторил Александр слова марг-кока, – если полагаешь, что можно откупиться от варягов. Покажи им свою слабость на один только миг, они тотчас обберут тебя дочиста, а впридачу еще и голову прихватят. Единственное, что нам остается сейчас – сражаться до конца. Город хорошо укреплен, его вполне может отстоять и горстка воинов. А варяги действительно не задержатся надолго в этих глухих землях. Если у них не получится взять город с налета, я полагаю, что они отступят. Дней шесть-семь, вряд ли больше. Только бы они не узнали, как нас мало.

– Бородатый говорит дело, – согласился Эрьта. – Мы ночью пошлем гонца верх по реке, вызовем косатых богатырей… А там посмотрим, чья возьмет.

– Великий князь мудр, – поспешил поклониться Тайша.

– Смотрите! – крикнул один из воинов.

Из-за деревьев показалась пухлая фигурка Айзии. Аримасп отчаянно размахивал руками над головой, стараясь привлечь внимание.

– Предатель, – процедил сквозь зубы Эрьта. – Сейчас ты получишь свою награду.

Он сам взял лук, наложил стрелу с плоским наконечником, способную снести голову не хуже топора, и прицелился. Александр затаил дыхание. Гулко щелкнула тетива, стрела запела… Но тотчас с драккара в воздух плеснула, как показалось Александру, струя жидкого красного огня. Светящаяся полоса, окруженная легкой дымкой, перехватила стрелу, сверкнула яркая вспышка, и на землю полетела горстка пепла.

– Проклятье,– вырвалось у Александра. – Что это?!

Но у марг-кока бешенство превозмогло растерянность. С быстротой молнии он схватил колчан, и одна за другой четыре стрелы полетели в Айзию. Однако тот же таинственный красный луч перехватил их. Айзия сначала бросился наутек, но потом, видя, что у него есть надежный защитник, приободрился. Он снова замахал зеленой веткой, показывая, что хочет говорить.

– Пусть идет, – устало сказал марг-кок.

Сопя и озираясь, аримасп вскарабкался на гору. Остановившись у подножия частокола, он крикнул:

– Зачем вы стреляете?

– Благодари своих черных богов, предатель, за то, что они спасли твою жизнь колдовством, – раздраженно ответил Эрьта. – Но не надейся скрыться от расплаты. Возмездие настигнет тебя, скройся ты даже под землю.

– Почему предатель? – обиженно надулся аримасп. – Что вообще происходит? Пришли наши друзья, а вы начали стрелять. Убили двоих!

– Друзья?! – взревел Эрьта.

– Конечно. Это корабли Ингвара-путешественника. Ярл остановится здесь дня на три и поплывет дальше.

Эрьта ненавидяще посмотрел на Александра.

– Это все ты! Ты!.. – Он захрипел. – Ты говорил, что идут враги, что нам грозит опасность… Я…

Он замахнулся на Александра, но тот перехватил руку марг-кока. Князь напрягся, жилы на лбу вздулись, но сила принуждена была уступить силе. Он с шумом выдохнул воздух и обмяк.

– На твоем месте я не спешил бы верить первому же слову этого проходимца, – сказал Александр.

– Однако ты ему служишь, – пробурчал Эрьта.

– Я вынужден, – немного виновато ответил Александр.

Марг-кок выглянул из-за частокола.

– Чего ты хочешь?

– Продолжения торговли. Я предполагаю пробыть здесь еще три дня и уплыть назад с полными тюками.

– Негодяй, – прошипел Эрьта, и крикнул: – Ты предлагаешь нам выйти из города?!

– Конечно. А как же иначе?

Эрьта с рычанием схватил медвежью рогатину и метнул ее в аримаспа. Айзию словно ветром сдуло. Кувырком скатившись к подножию холма, он с обидой завопил:

– Зачем тебе моя смерть?! Если ты не веришь викингам, они перейдут на ночь на другой берег, здесь останется только сам ярл в двумя воинами.

– А может он говорит правду? – вмешался Тайша.

Эрьта недоверчиво посмотрел на мюты-кока.

– Ярл принесет тебе богатые дары! – заверил Айзия.

Эрьта растерянно закрутил головой, эти двое словно сговорились. Наконец марг-кок сдался.

– Ладно, пусть ночуют на том берегу. – И тихо добавил: – Все равно пока я не могу вышвырнуть их. Но подождем…

К величайшему удивлению Александра варяги безропотно выполнили требования марг-кока. Не было ни шума, ни возмущения, ни пререканий. Айзия пошушукался с высоким воином в золоченом шлеме, очевидно это и был Ингвар-путешественник, после чего варяги, опасливо поглядывая на дубовый частокол, столкнули драккары в воду и поплыли на другой берег. Лишь самый зоркий глаз смог бы различить крошечные черные пятнышки судов. С ярлом остались двое воинов. Только после этого со стены по приказу марг-кока были сброшены веревочные лестницы, и он рискнул спуститься. Но перед этим Эрьта отдал остающимся в крепости ойкам несколько приказаний, расслышать которые Александру не удалось. Однако он не сомневался, что охотники, попадающие белке в глаз, будут внимательно следить за встречей и при малейшем намеке на коварство всадят в ярла вершковую стрелу.

Александр пошел вместе с Эрьтой. Приторно улыбаясь, Айзия истово кланялся в пояс и трещал без умолку. Аримасп старался уверить, что он здесь не при чем, что его неправильно поняли, что это досадное недоразумение, что все образуется, что Ингвар не сердится, что, что, что… Эрьта лишь досадливо морщился, он не привык к обильным словоизлияниям, и болтовня Айзии ему быстро надоела.

Ингвар почему-то с первого взгляда вызвал симпатию у Александра, хотя он был врагом. Может потому, что чем-то ярл неуловимо напоминал его самого. Высокий, стройный, белокурый, с правильными тонкими чертами лица ярл был красив, но его холодные голубые глаза обдавали таким холодом, что сразу становилось понятно: это ярл. Повелитель.

Зато спутники Ингвара вызвали у Александра невольное содрогание, марг-кок тоже почувствовал себя неуверенно, разглядев их получше. Во всяком случае он постоянно оглядывался на крепость, как бы ища поддержки у оставшихся там лучников.

Один из них, именем Лютинг, напомнил Александру мифических титанов. Саженный рост, неохватная грудь походит на два сложенных щита, руки как молодые дубы. Нарочно или нет, но Лютинг, передавая марг-коку суму с дарами, взял в руки кинжал и, улыбаясь, точно шутя, скрутил синеватое лезвие штопором. Но больше всего Александра поразили его глаза – слегка выпуклые, блестящие и пустые, как у новорожденного младенца. Даже тень разума нельзя было увидеть в них.

Перехватив озабоченный взгляд Александра, ярл криво усмехнулся.

– Ты прав, – немного хрипловато пробасил он. – Добрый Лютинг обойден милостью богов. Они не дали ему испить меда мудрости. Однако бессмертные асы щедро одарили его иным. В битвах нет равного Лютингу. Если же он придет в ярость… Не завидую тому, кто встретит его в такую минуту.

– Берсерк? – коротко переспросил Александр.

– Да, – кивнул ярл.

Второй спутник Ингвара стоял неподвижно, как статуя. В отличии от великанов, облаченных в кожаные куртки и штаны, высокие сапоги, он носил длинный черный балахон наподобие рясы, скрывавший всю фигуру до пят. Большой капюшон покрывал голову, и Александр смог различить только молочно-белую кожу и прядь пронзительно рыжих волос. От безмолвной черной фигуры буквально веяло холодным ужасом, и Александру сразу вспомнился ледяной крак. Что-то их определенно связывало. Похожие чувства испытывали и все остальные: аримаспы явно сторонились таинственного незнакомца, даже Ингвар заметно нервничал, то и дело опасливо поглядывая на него.

– Кто это? – облизнув губы, спросил Эрьта.

– Торгейр, – словно имя могло что-то объяснить, ответил Ингвар.

Марг-коку пришлось сделать вид, что он удовлетворен ответом.

– Прошу извинить нас за причиненное беспокойство, князь, – неприязненно сказал Ингвар. – Прими наши дары и позволь отдохнуть пару дней на твоей земле. Потом мы двинемся дальше.

– Куда?

– Куда глаза глядят. Я хочу достичь пределов земного диска.

– Увидев, как округлились глаза слушающих, Ингвар звонко рассмеялся. – Да-да. Ведь хочется узнать, где кончается земля, разгадать вековую загадку. Бьярни Карлсефни и Лейф Эрикссон не достигли ее пределов на западе. Так может мне на востоке повезет чуточку больше?

– Ты начал трудное дело, ярл, – заметил Александр. – Трудное и крайне опасное.

– С такими попутчиками я могу спуститься в Хель. Если же ты присоединишься ко мне, я буду только рад. Истинного воителя видно сразу, драные шкуры не скроют его. Зачем тебе волочься вместе с караваном торгашей? Разве это занятие для настоящего мужчины? Пошли с нами. Скальды воспоют наши подвиги и самую нашу смерть прославят так, что мы на века останемся в памяти людской.

Пухлое лицо Айзии побледнело.

– Нет! – взвизгнул он. – Я не отпущу его! Мне нужны воины. Я нанял его и хорошо плачу золотом!

– Вот уж не знал, – иронически заметил Александр.

– Мы же договаривались! – горестно возопил аримасп. – Десять золотых солидов в месяц!

Александр даже онемел от такой бесстыдной лжи.

– Слово воина закон, – согласился ярл. – Обещания следует выполнять. Давай подарки для князя, – кивнул он Лютингу.

Два чеканных золотых кубка, алый плащ, расшитый золотом и кривая арабская сабля помогли марг-коку сменить гнев на милость. Он согласился, чтобы викинги остались на его земле и даже пообещал снабдить их свежим мясом. Но Александр заметил, что один из ойков тенью скользнул в чащу, и понял, что большой князь все-таки не до конца доверяет опасным гостям и отправил гонца к загадочным костяным богатырям.

А вечером Ратибор отозвал Александра в сторону и предупредил:

– Будь настороже.

– Ты полагаешь, варяги попытаются напасть?

Слабая улыбка тронула губы слепого.

– Нет. Их можешь не бояться. Следи за змеей, пригревшейся рядом.

– Аримаспы?

– Они.

Оказалось, Ратибор слышал довольно злую перепалку между Айзией и Манайей. Старшина каравана упрекал колдуна, что он стал слишком самонадеянным. Если бы Айзия знал, кого именно собирается вызвать Манайя, он никогда не позволил бы сделать это. Уверен ли колдун, что сумеет справиться с Торгейром, если придет нужда? Проклятый северный волшебник уже показал свою силу, когда спас жизнь Айзии. Вообще похоже, что Манайя запряг в повозку голодных тигров. Не знаешь заранее – пойдут ли они в упряжи или бросятся на тебя. Манайя вяло отбивался, говоря, что любой огонь можно погасить. Айзия вспылил, заорал, что сейчас опасности подкарауливают его и справа и слева, так еще кто-то над головой подвешивает острый меч. Если случится непредвиденное, он сначала прикажет отрезать голову Манайе. Колдун зевнул и сказал, что здесь он не согласен со старшиной каравана. Оба источника опасности он держит под надежным присмотром. Несмотря на действительно грозное могущество, они не посвящены в сокровенные тайны, и потому Манайя их ничуть не боится. Судя по его спокойному голосу итак и было. Но если ему отрезать голову, тогда остальным и вправду придется несладко.

– Вторая опасность это Гелайм? – сумрачно спросил Александр.

– Он. Человек с двумя лицами.

Вечером Александр сказался больным и отправился спать пораньше, не желая сидеть допоздна у костра. Айзия приторным голоском пожелал ему поскорее оправиться от недомогания, но было ясно, что он не верит Александру и что-то подозревает. Еще он добавил, что скоро придет пора трогаться в обратный путь и надлежит отдохнуть получше. Александр послушно кивнул и спустя некоторое время ужом выскользнул из шалаша. Подкравшись к костру, вокруг которого сидели аримаспы и варяги, он устроился поудобнее и принялся слушать и смотреть.

Ингвар был сумрачен и не старался прятать свое раздражение. Лютинг откровенно обжирался, вознаграждая себя за время полупоста в плавании. Загадочный Торгейр сидел молча и неподвижно. Айзия же напротив, был радостен и говорлив.

– Такая возможность выпадает единственный раз в жизни. Единственный! Да и то на памяти целого поколения!

Ингвар звучно зевнул и с размаха швырнул обглоданную кость прямо в костер. Искры взвились дрожащим столбом, пламя недовольно зашипело. Но на Айзию это не произвело никакого впечатления – он продолжал радостно улыбаться.

– Мне здесь не нравится, – буркнул ярл. – Дурак Торгейр. Куда он завел корабль? Его следовало бы лишить звания кендтмана! Что нам делать в глухих лесах? Я не верю, что именно здесь идет дорога к земному пределу.

– Зачем он тебе? – ласково зажурчал Айзия. Все это неощутимо и непонятно. Ведь я предлагаю тебе реальное дело, настоящую выгоду.

– Вздор, – нетерпеливо отрезал Ингвар. – Вздор. Что можно найти в здешних болотах? Только не говори мне о несметных сокровищах. Я не мальчик и давно не верю в сказки. Еще добавь, что вход в сокровищницу Свартальвсхейма находится поблизости.

Аримасп поднял обе руки ладошками вперед.

– Я не говорил этого, почтенный ярл, и не собираюсь. Разве я упомянул хоть раз о подземном царстве гномов? Я говорил о серебряном боге биармов.

– Еще лучше. Ты предлагаешь мне ограбить хозяев? Это не та слава, которую я хочу оставить после себя. Я жажду увидеть волны мирового океана, низвергающиеся в бездну безвременья, а ты предлагаешь мне стать воришкой! Побереги свою многомудрую голову, одноглазый.

Айзия неподдельно удивился.

– Но ведь это сокровище поможет тебе стать конунгом! Ты мечом перепишешь свою историю.

– Все золото мира легче пушинки в Валгалле, – отозвался Ингвар.

– Но разве не прославлен в веках не только мужеством, но и великой хитростью Хастинг, князь данов?

– И своей любовью к золоту тоже.

Аримасп лукаво усмехнулся.

– То сокровище, которое я предлагаю тебе, последует за тобой даже в Валгаллу. Оно пребудет с тобою всюду. Ведь никто до сих пор не сумел отыскать серебряную гору бога Йомаля. Скальды сложат множество прекрасных песен об отважном ярле. Тысячелетия спустя потомки будут с почтением произносить имя Ингвара-путешественника.

Однако Ингвар упрямо не соглашался.

– Наши саги говорят, что Торер-собака ограбил безносого бога Йомаля, и теперь нет смысла ходить к серебряной горе. Этот подвиг не принес ему, однако, ни счастья, ни славы.

– Пустое, ярл, – бесцеремонно вмешался Гелайм. – Стоит ли обращать внимание на слова. Они всего лишь… слова. Сказки глупых старух. После правителей остаются иные памятники. Следует только исполнить свой долг.

Ярл пристально посмотрел на него и тихо сказал:

– А если это не сказки? Если действительно дорога туда трикрат проклята?

– Неужели прославленный ярл испугался? – вкрадчиво прошептал Айзия.

Ингвар вспыхнул.

– Ты первый, кто посмел бросить мне такое обвинение. И я думаю, ты останешься последним.

Аримасп в панике шарахнулся назад, запутался в подстеленном войлоке и кувыркнулся, вызвав общий смех. Хотя, как показалось Александру, именно на такой исход он и рассчитывал, ведь теперь Ингвар позабыл о своем гневе.

– Значит, ты решительно отказываешься? – неодобрительно сказал Гелайм.

– Да.

– Но ведь там может быть и нечто более важное, чем серебро. Неужели ты даже из любопытства не хочешь взглянуть на то, чего пока никто не видел? – упрекнул ярла начальник стражи.

– Нет, – ответил Ингвар.

Гелайм вдруг резко выпрямился, расправил плечи, и перед Александром вновь возник воин.

– А если я… – однако он опомнился, поспешно ссутулился и сдавленно пробормотал: – Нет. Конечно нет… Этого не может быть…

Ингвар с нескрываемым удивлением следил за ним, настолько разительны были стремительные перемены в облике Гелайма.

– Мы должны сжечь капища поганого бога, – вдруг глухо, как из сырого погреба, прорычал Торгейр. Александр едва не вскрикнул от неожиданности, впервые услышав его голос.

Но Ингвар закусил удила.

– Я уже сказал свое решение. Тебе бы только все жечь, сын огня.

– Да, я хочу сжечь Йомаля во славу бессмертных асов. Горе тому, кто встанет на моем пути.

– Не думай запугать меня, – огрызнулся Ингвар. – Уж кто-кто, а ты, Торгейр, превосходно знаешь, что угрозами от меня никогда ничего не добиться. Через два дня мы отплываем назад к Кронийскому океану и далее до самого Гинугагапа!

Даже Лютинга слегка напугало это богохульство.

– А серебро… – начал было Айзия.

– Серебро пусть ищут глупцы. Хотя теперь я понял, зачем наши корабли приплыли сюда, – ядовито бросил он Торгейру.

Мелькнула багровая вспышка, и кто-то невидимый раскидал в стороны горящие головни. Ингвар вскочил с проклятием.

– После этого я даже разговаривать с тобой не буду!

Айзия беспомощно закрутил головой. Похоже, он крепко рассчитывал на помощь людей Ингвара в походе к серебряной горе. В том, что целью аримаспа было серебро и только серебро, Александр не сомневался ни мгновения.

И тут из темноты бесплотной черной тенью возник Манайя. Он двигался настолько бесшумно, что никто и не заметил, как он исчезал. Колдун сделал какой-то знак Айзии. Тот пожал плечами. Колдун настаивал, и старшина каравана сдался. Он состроил умильную физиономию и снова обратился к Ингвару.

– Решение доблестного ярла непоколебимо, и никто не собирается оспаривать его. Каждый вправе сам выбирать собственную дорогу. И пусть достопочтенный ярл поймет правильно, я больше не пытаюсь уговаривать его, а лишь хочу показать, от чего он так опрометчиво отказался.

Ингвар недовольно поморщился. Глаз Айзии хитро сверкнул, старшина каравана поднял левую руку и щелкнул пальцами. Манайя достал из-под плаща что-то и вложил эту вещь в ладонь хозяину.

– Смотри!

В дрожащем свете костра тускло заблестел золотой браслет. Зрение Александра вдруг многократно обострилось, и он отчетливо увидел филигранной работы золотую змею, кусающую собственный хвост. Мастер не пожалел времени и труда – можно было различить буквально каждую чешуйку.

– Что это? – вежливо, но безучастно спросил Ингвар.

– Старинное украшение. Такие иногда находят в северных могильниках. Ему более тысячи лет.

Торгейр неожиданно встал и направился к своему шалашу. У Александра замерло сердце. Он боялся, что кормчий заметит его. Быть уличенным в подслушивании и подсматривании всегда неприятно, а сейчас… Однако Торгейр о чем-то задумался и шел точно слепой. Ингвар проводил его изумленным взглядом. Александр усмехнулся. Похоже, аримаспы уломают-таки несговорчивого ярла. Слишком многим хочется попасть к серебряной горе. Айзия, Гелайм, Тайша, да и как обнаружилось – Торгейр. Правда, у каждого свои причины, иногда прямо противоположные, но они могут на время объединиться. Тем более что разные причины могут и сплотить – никто не перебежит дорогу соседу.

– А кроме того я еще не заплатил виру за погибшего по моей вине воина. – Айзия был сама любезность. – Возьми этот браслет, доблестный ярл. Он стоит очень дорого, и я надеюсь, что глядя на него ты будешь изредка вспоминать меня.

Ингвар насторожился. Он чуял какое-то коварство, но не мог определить, где именно таится опасность.

– Хорошо, давай, – протянул он руку.

Глаза змеи в свете костра блеснули мрачным серо-зеленым огнем. Александр сразу узнал те самые отравленные изумруды. Он хотел было крикнуть, предупредить ярла… Но ведь это значило открыть, что ты подслушивал.

Браслет обвил широкое запястье Ингвара. Айзия и Манайя даже подались вперед, напряженно следя за ярлом.

Вдруг золотая змея шевельнулась. Александр прикусил кулак, чтобы не вскрикнуть. Тоненькое желтое тельце скользнул по рукаву куртки, зеленые глазки торжествующе сверкнули, когда змея юркнула под воротник. Ингвар вскочил с испуганным воплем. Никакое мужество не поможет, если ядовитая гадина лезет тебе под рубаху. Александр различил граненую головку, которая грациозным движением коснулась шеи Ингвара.

Ярл замер с поднятыми руками, словно окаменев. А змейка, как ни в чем не бывало, спустилась обратно на запястье и там замерла, превратившись в тот же филигранный браслет.

Александр думал, что Лютинг вступится за своего ярла, но берсерк оглушительно храпел, развалившись возле костра. Наконец Ингвар шевельнулся. Сначала его движения были неловкими, замедленными. Он сел рядом с Айзией и молча протянул ладони к огню. Вдруг лицо его побагровело, пальцы рук хищно скрючились.

– Так вы говорите, там много серебра? – прохрипел он.

– Много, очень много, – подтвердил Айзия.

– Это хорошо. Мы пойдем туда… – Ингвар беспокойно тряхнул головой. – Но я не хочу бесполезно блуждать по лесам и болотам. Вы знаете дорогу к серебряной горе?

– У нас есть надежный проводник, – успокоил Айзия.

– Отлично. Через два дня мы отправляемся в путь. Однако меня интересует одно: как мы будем делить серебро?

Все стало совершенно ясно. Александр тихонько вздохнул и пополз обратно к шалашу. надо постараться во чтобы то ни стало тоже попасть в отряд. Иначе неизвестно, каких бед натворит околдованный ярл.

В поход к серебряной горе не рискнул отправить большой отряд ни Айзия, ни Ингвар. Сам Айзия наотрез отказался идти, предоставив Гелайму высокую честь возглавить аримаспов. Гелайм взял с собой четверых стражников и Александра, хотя тот совсем не рвался в эту авантюру. Как Ратибор не убеждал его, что необходимо идти, Александр упрямо продолжал честить Ингвара сумасшедшим авантюристом, роющим собственную могилу. Сдался он только после неожиданного предложения Гелайма, все-таки захотелось узнать, что там затевается. Зато варяги отправились все – Ингвар, Торгейр, Лютинг и трое воинов. Двенадцатым был Тайша.

По словам Тайши сначала нужно было подняться на лодках вверх по течению, но закон ойков запрещал любым иноземцам плавать по реке. Каждый, осмелившийся сделать это, должен умереть. Выход из затруднения предложил хитроумный Торгейр. Тайша говорил, что в двадцати верстах по реке находилась старая могила какого-то бородатого. Ингвар сказал доверчивому марг-коку, что дед его деда пропал без вести в здешних лесах. И вот теперь Ингвар хочет навестить могилу, а вдруг он найдет там уважаемые кости почтенного предка. Эту просьбу с таким жаром поддержал Гелайм, что едва не испортил все дело. Эрьта заподозрил неладное и заколебался: разрешить или нет. Однако в конце концов он уважил сыновнюю почтительность Ингвара. Это варяга, не верящего ни в бога, ни в черта, ни в кошачий чох! Сопровождать пришельцев вызвался Тайша, которому марг-кок доверял.

Торгейр убеждал, что главное – покинуть становище, а дальше он позаботится обо всем. Его поддерживал Айзия, без устали поторапливавший с отправлением. Старшину каравана даже не занимал вопрос, как они объяснят долгое отсутствие. Ведь до серебряной горы добираться пришлось бы неделю, а могила находилась всего в одном дне пути от Ит-Самарга. Но отвечать не Айзии, он остается в становище, а другим, и потому – быстрее, быстрее, быстрее…

Вновь Александр подивился безропотности, с которой гордый ярл выслушивал нахальные требования аримаспа. В чем тут дело? Какое колдовство помогло им захватить власть над Ингваром? Только ядовитый изумруд, или еще что-то?

Наконец сборы завершились, и отряд на двух лодках отправился в путь. Александр попал в одну лодку с аримаспами и мюты-коком. Конечно, никто не собирался навещать могилу, хотя Гелайм и заикнулся было об этом. Едва Ит-Самарг скрылся из виду, как лодки направились к берегу. Торгейр, с одобрения Ингвара, приказал дожидаться ночи.

– Напрасно, – сказал Тайша. – Наши охотники попадают белке в глаз, они заметят лодку, несмотря на темноту.

– Помалкивай, – оборвал причитания Торгейр.– Тебе неведомы пути сильных.

Он взял полусгнивший кусок дерева, валяющийся на берегу, поднес к самому лицу в сложенных ладонях, и вдруг гнилушка засветилась. Александр едва не вскрикнул от удивления, когда она загорелась ровным голубым светом, но вспомнил таинственный красный луч и сдержался. Видимо Торгейр владел всеми секретами огня. Колдун полюбовался на свою работу и пристроил гнилушку на носу лодки. Подул. От деревяшки повалили клубы густого черного дыма. Вскоре лодка варягов совершенно скрылась из виду. Вместо нее на речной глади шевелилось и медленно расползалось черное облако, похожее на холм.

– Теперь видно что-нибудь? – глухо донесся голос Торгейра.

– Н-нет, – неуверенно ответил Тайша.

– Пройдем мы под таким прикрытием мимо вашей стражи?

– Н-наверное.

– В следующий раз не распускай язык, иначе тебя настигнет жестокая кара!

Гелайм следил за действиями колдуна с величайшим неодобрением.

– Мы ведь задохнемся в этом дыму, – шепнул он Александру.

– Надеюсь, что нет.

– Мне кажется, одного Торгейра следует опасаться больше, чем всех викингов вместе взятых.

– Но ведь у вас есть собственный колдун. Почему Манайя не захотел отправиться с нами?

Гелайм с отвращением поморщился.

– Манайя… Это специалист по заговорам и нашептываниям. Боевая магия ему не по зубам. Если не удается отвести глаза, он предпочитает вместо боя отсидеться в кустах. Ладно, отчаливаем!

Черная шапка полностью скрыла обе лодки. По приказу Гелайма весла были обмотаны тряпками, и ничто не выдало их охотникам. К удивлению Александра дым отнюдь не мешал дышать, его вообще не чувствовалось. Он скорее напоминал черный туман. Один Тайша продолжал плаксиво причитать:

– Заметят… Определенно заметят…

Так в колебаниях и спорах шло время. Когда лодки причалили в месте, указанном мюты-коком, он радовался как ребенок.

– Напрасно мы связались с таким трусом, – вздыхал Ингвар. – Хотя другого проводника все равно нет…

Дальше их дорога шла через лес. Ни аримаспам, ни варягам это не понравилось, лес они не любили в равной мере. Однако Тайша бил себя в грудь и клялся, что другого пути просто нет. Резонно заключив, что прикончить его за измену всегда успеется, Ингвар и Гелайм согласились подчиниться.

Дорога оказалась довольно трудной. Густой хвойный лес рос, казалось, прямо из болота. Нога то и дело уходила по колено в глубокий мох, под которым жадно чавкала холодная черная вода. Упругие ветки с колючей жесткой хвоей безжалостно хлестали по лицу, норовя выбить глаза. Высохшие до каменной твердости сучья упрямо цеплялись за одежду. Не успело солнце подняться к полудню, как все смертельно устали и взмокли, аж пар валил столбом. Александру с его больной ногой приходилось особенно туго.

– Такое впечатление, что сам лес старается не пропустить нас. Ты посмотри – деревья словно живые. Они следят за нами, так и норовят ударить в спину, – пожаловался Гелайм Александру во время короткого привала. – Я привык сражаться, но что толку рубить гнилой пень?! Я начинаю бояться этого леса. Уж лучше бы здесь водились драконы, – с нервным смешком добавил он.

И словно отвечая ему, между деревьями прогремело злобное рычание. Оно не походило на обыкновенный звериный рев, подало голос огромное, бессмысленно-жестокое, кровожадное чудище, чуждое этому миру.

– П-пожалуйста, – плохо повинующимися губами сказал Ингвар.

– Накаркал. Если тебе захотелось подвигов, тебе здесь готовы помочь.

Александр прислушался.

Снова ему померещился грозный предостерегающий рев. Только звучал он не за деревьями, а прямо в голове. Александр опасливо оглянулся. Незадачливые кладоискатели зябко ежились и хватались за оружие. На лицах проступила растерянность и обреченность. Они понимали, что со зверем, который так ревет, справиться будет непросто. Один Торгейр был насмешливо спокоен, его как будто не касалось происходящее. Но, странное дело, Александр вдруг успокоился. Улетели прочь внутренняя напряженность и безотчетная тревога. Он ощутил, что ему лично ничто не грозит, если только он не совершит какого-нибудь опрометчивого поступка. Какого? Ответ пришел сразу. Он просто больше вообще ничего не будет делать. Просто последует за Гелаймом – и только.

Гелайм долго стоял, прислушиваясь. Потом со внезапной ожесточенностью рявкнул:

– Чего ждем?! Нужно двигаться дальше! Если нам суждено встретить чудовищ, то встречи не миновать. Серебряная гора, безносый Йомаль и несметные сокровища ждут нас!

– Правильно, – подтвердил Торгейр.

Тайша двинулся первым. Он угадывал дорогу по одному ему ведомым приметам. Здесь неожиданно и непривычно среди лесной чащобы возникал замшелый гранитный валун. Там – по-особенному искривленное дерево указывало дорогу подрезанной веткой. Сейчас мюты-кок напоминал трусливую собачонку, ведущую охотника по медвежьему следу. Юлит, жмется к ногам и, понукаемая нетерпеливым хозяином, все-таки ползет вперед.

Тайша старался держаться поближе к Торгейру, видя внем самую надежную опору. Изощренное чувство опасности, рожденное непомерной трусостью, не подвело мюты-кока. Именно Торгейр спас его.

Смеркалось. Лес стал еще гуще, приходилось буквально протискиваться между деревьями. И вот, когда Тайша наклонился, чтобы проскользнуть под покосившимся стволом, внезапно со злобным хрипом и кашлем прямо на спину ему рухнул темный комок. Шедший следом Гелайм от неожиданности шарахнулся в сторону, споткнулся о корень и упал.

Темный ком, крепко придавивший Тайшу к земле, оказался громадной рысью. Она с размаха ударила лапой бросившегося на выручку варяга, превратив его лицо в кровавую кашу. Воин со стоном рухнул замертво. Рысь встопорщила усы, обнажив прямо-таки тигриные клыки, и угрожающе зарычала.

Александр хотел броситься на помощь, но между ними было еще шесть человек. Прорваться мимо них по узкой тропке было просто немыслимо. Но шедший третьим Торгейр не растерялся и не испугался. Он стремительным движением схватил рысь за загривок и отшвырнул в сторону, словно это был нашкодивший котенок, а не дикая кошка в половину человеческого роста.

Рысь ошеломленно взвыла, потом с характерным кашляющим звуком припала на передние лапы… Мелькнула ослепительная красная вспышка, истошный визг, шипение, запах паленой шерсти… Там, где только что сидел зверь осталась лишь выжженная проплешина диаметром около сажени.

– Вот и все, – с мрачным удовлетворением сказал Торгейр.

– Путешествие становится интересным, – хмыкнул исцарапанный Гелайм, выбравшись наконец из груды валежника.

– Уж куда, – тихо подтвердил Ингвар.

Он внимательно осмотрел покалеченного рысью воина. Когти располосовали лицо и вырвали глаза. Вони ослеп. Однако он терпеливо молчал, только иногда стирал струящуюся по лицу кровь. Ингвар посмотрел на Торгейра, на остальных воинов. Те поочередно кивнули. Ярл вытащил меч и недрогнувшей рукой воткнул его раненому выше ключицы, разрезая сонную артерию. Через пару минут раненый был мертв.

Глядя на побелевших аримаспов, ярл угрюмо объяснил:

– Он сам не захотел бы такой жизни. Быстрая смерть гораздо лучше долгой муки. И он стал бы обузой для нас.

– Проводник цел? – деловито осведомился Торгейр.

Гелайм подошел к Тайше, поднял его за шиворот, встряхнул. Князек открыл глаза.

– Жив, – брезгливо констатировал аримасп.

– Все это отлично, – сказал Ингвар, вытирая меч, – но если так и дальше пойдет, до серебряной горы вряд ли кто доберется.

– Марг-кок предупреждал вас, что чужому туда дорога закрыта, – пробормотал Тайша.

Торгейр поиграл желваками на скулах.

– Не хотел я раньше времени обнаруживать свою истинную силу, да видно придется.

– Истинную силу? – насмешливо переспросил Гелайм.

Вместо ответа Торгейр шире раскрыл глаза. Они побагровели и засветились, словно в глазницах у него оказались пышущие жаром угли. Торгейр протянул вперед обе руки и выкрикнул что-то на незнакомом никому языке. Река пламени изверглась из его глаз. Легким движением ладоней он направил поток огня на зеленую стену перед собой. Деревья затрещали, почернели и рассыпались мелким серым пеплом. Завала, преграждавшего им дорогу, не существовало. Но колдун не успокоился. Он завопил нечленораздельно, красное пламя побелело, огненая река разлилась еще шире, к небу поднялись крутящиеся дымные столбы…

– Так будет со всяким, кто посмеет встать на моей дороге, – завизжал Торгейр.

– Кто ты? – дрожащим голосом спросил Гелайм.

– Кто? – наслаждаясь произведенным впечатлением, повторил Торгейр.

– Я внук бога огня Локи, повелителя пламени Муспелла. Всякий огонь послушен мне, я могу приказывать и повелевать!

– Да, с таким попутчиком нам никто не страшен, – согласился Гелайм. Но Александр уловил в его словах не слишком прикрытую ненависть. Заметил ее и Торгейр, потому что клочок мха под ногами начальника стражи вдруг занялся чадящим пламенем. Аримасп вздрогнул, но не сдвинулся с места.

– Веди нас дальше! – приказал Торгейр мюты-коку.

– О великий, – моментально изогнулся тот, – нам лучше остановиться здесь на ночь. Впереди болото, на другом берегу которого и стоит серебряная гора. Пытаться ночью пересечь болото не следует пытаться даже внуку бога.

– Хорошо, отдыхаем, – распорядился Торгейр.

Как-то незаметно он начал распоряжаться вместо Ингвара и Гелайма. Ни тот, ни другой не протестовали, но Александр не сомневался, что они не побоятся адского пламени. Почему же они не возражают?

Переправа через болото отняла у них еще день. Да и вряд ли они вообще сумели бы добраться до противоположного берега, если бы не Торгейр. Скорее просто сгинули бы в бездонных трясинах. Но во внука Локи вселился бес упрямства. Он бросил вызов Йомалю и всем богам, живым и мертвым, лесу, болоту и всему миру.

Злобно щерясь, Торгейр выплеснул из глазниц настоящее море пламени. Едкий вонючий пар затянул все вокруг, рев огня перекрыл другие звуки. Когда Александр рискнул приоткрыть глаза, через болото пролегла… дорога! Толстая корка спекшейся грязи слабо дымилась и потрескивала, остывая, но ее жар ощущался даже сквозь толстую кожу сапог.

При виде такого чуда Тайша упал на колени и молитвенно простер руки к Торгейру.

– Великий! Позволь мне установить твою статую в городе и молиться ей. Ты велик и могуч. Ты сильнее всех наших богов.

Торгейр горделиво вскинул голову.

– Мы еще поговорим об этом, когда я растопчу вашего Йомаля.

– Так будет! – восторженно подхватил Тайша.

Гелайм стоял за спиной Торгейра, и тот не видел, что аримасп машинально ощупывал висящий на поясе кинжал. Александр подумал, что если сами боги неуязвимы для человеческого оружия, то их потомки вряд ли обладают этим волшебным качеством, и должны быть очень и очень осторожны. От предательства не спасет умение рождать пламя. А Торгейр, несмотря на бахвальство, заметно осунулся и устал.

Ингвар деловито попробовал ногой грязевую корку.

– Держит, – весело сообщил он.

На седьмой день болота, наконец, кончились. Больше не колыхался под ногами ненадежный торфяной ковер, грозящий в любую минуту порваться, не чавкала противная вязкая жижа, плюющаяся струйками гнилой воды. Вконец измученные люди вышли на пологий каменистый склон.

– Вот оно, – еле прохрипел Тайша.

– Что «оно»? – брюзгливо переспросил Ингвар.

– Это место.

– Серебряная гора? – немного оживился ярл.

– Да.

Ингвар приставил ладонь ко лбу и осмотрелся.

Цепь невысоких пологих гор, густо поросших хмурым ельником. Кое-где зеленый полог разрывают светло-серые каменные клыки, изглоданные ветром и временем. Когда отряд начал подниматься в гору, под ногами противно захрустели каменные осколки, до отвращения напоминающие старые кости. Унылая картина невольно заставляла думать о давно минувших временах. Казалось, пролетевшие над этими горами бесчисленные века вдруг обратились в камень и рухнули на землю, тяжко придавив ее. Александр кожей ощущал странное напряжение, витающее в воздухе. Остальные, похоже, испытывали нечто подобное, потому что даже бесстрашный Лютинг начал испуганно озираться и срывающимся голосом сказал:

– Найти серебряную гору, похоже, будет довольно просто. Но вот я совершенно не понимаю, как мы сможем серебро отсюда унести. Ведь если мы налегке едва пробрались, то с грузом мы просто утонем.

Хотя было заметно, что все это его не волнует. Он хотел сказать что-нибудь, чтобы только разбить пугающую тишину.

– Я не узнаю тебя, – насмешливо бросил Торгейр. – Ты ли это? В двух шагах от добычи начинаешь вдруг сомневаться и колебаться. Сейчас и смешно и глупо отступать.

Лютинг обиделся.

– Я не боюсь никого и ничего. Я готов сразиться с любым из живущих на земле и в Хель. Я готов вызвать на хольмганг даже тебя. Но я не смею поднимать меч на вечность, перед которой отступают сами боги.

Зябко ежившийся Тайша сказал:

– Нам лучше не задерживаться. Там, где болота встречаются с горами, рискованно оставаться слишком долго. Нужно двигаться, ведь демоны болот и горные духи в своей вечной борьбе могут нечаянно ударить и по нам.

Словно отвечая ему, из глубины болот долетел протяжный заунывный вой.

– Вот видите! – панически завопил перепуганный до синевы мюты-кок.

– Болотный дух учуял нас! Он идет сюда! Он съест наши души, выбросив неприкаянные тела бесконечно слоняться над гнилыми топями.

– Успокойся! – рявкнул Гелайм, хватаясь за рукоять меча. – Если он посмеет явиться сюда, мы встретим его!

И Александр в который раз удивился воинственности начальника стражи. Нрав аримаспов был ему превосходно известен. Убийство для них всегда было делом привычным и обычным, однако аримаспу в качестве оружия больше подходила чаша с ядом, а не меч. Вновь вспомнился необычный перстень Гелайма.

Конец замешательству положил Ингвар. Ярл неожиданно крикнул так, что в ушах зазвенело:

– Успокойтесь!! – Такая сила прозвучала в его голосе, что все невольно умолкли. – Нельзя терять голову в диких местах, это может кончиться только одним – бесславной и бессмысленной гибелью. Веди!

– приказал он Тайше.

Люди торопливо выстроились длинной цепочкой. Тайша встал во главе ее, Торгейр за ним, и они быстрым шагом двинулись по еле заметной тропинке. Она почти заросла травой, но была все-таки заметна.

– Не нравится мне это, – шепнул Александр оказавшемуся рядом Гелайму. – Если здесь действительно нет людей, откуда тропа?

Гелайм согласно кивнул.

– Я тоже ни на мгновение не верю этому проходимцу, и когда он сделает свое дело, то получит сполна. А пока… Будем бдительны. – И он проверил, свободно ли вынимается меч из ножен.

Отряд вошел в ложбину между горушками. Александр бросил короткий взгляд назад. Над болотом шевелилась, точно живая, пелена голубого тумана. Если бы отряд задержался, переходя болото, еще хоть немного, им пришлось бы столкнуться с нею. А он инстинктивно чувствовал, что ничего хорошего из такая встреча не сулит. Вряд ли Торгейр будет выручить их каждый раз.

Александр быстро сбился со счета, отмечая многочисленные повороты в горном лабиринте. Но для Тайши путь был хорошо знаком, он вел отряд уверенно, не колеблясь ни секунды.

Тусклое, медно-красное солнце неторопливо карабкалось по белесому небу. Даже светило выглядело усталым и постаревшим в этих мрачных местах. С неба лилось не благодатное тепло, а вязкая предгрозовая духота.

Так проходил час за часом. Александр взмок и устал. С его больной ногой трудно было поспевать за несущимся почти бегом мюты-коком. Вдруг тихий, но отчетливый стон раздался впереди. Тайша остановился так внезапно, что шедший следом Торгейр налетел на него и сбил князя с ног.

– В чем дело? – подбежавший Ингвар грубо встряхнул мюты-кока. Тот едва сумел разлепить посиневшие губы.

– Мертвые говорят…

– Что за чушь?! – возмутился Ингвар. – Не собираешься ли ты сказать, что вход в Хель находится именно здесь?

– Нет, – отчаянно затряс головой Тайша. – Но я не пойду дальше. Нас предупредили, чтобы мы не смели кощунствовать.

– Чепуха! Ты сам привел нас сюда и теперь идешь на попятную? Не выйдет! Мы пойдем вперед и все вместе. Тебе не удастся поплясать на наших костях!

– Никогда не угадаешь, как встретят тебя мертвые. Иногда они пропускают всех. Иногда честно предупреждают, что дорога к Серебряной горе закрыта, тогда смерть ждет ослушников. Иногда…

– Подождите, – неожиданно вмешался Лютинг. – Это уже работа для меня, если кто-то становится у нас на дороге. Я поговорю с ним, и мы двинемся дальше.

– Не дразни их, – моляще прошептал Тайша.

Но Лютинг не удостоил мюты-кока ответом. Он выхватил меч и громко ударил им по щиту. Раз, другой, третий. Потом берсерк хрипло зарычал, на губах у него запузырилась пена, побелевшие глаза выкатились из орбит. Александр ужаснулся, как быстро Лютинг пришел в неистовство.

– За мной! – голосом, в котором не осталось ничего человеческого, проревел Лютинг, бросаясь вниз по лощине. Двое воинов нерешительно переглянулись, но Ингвар жестом послал их вслед за Лютингом. Торгейр проводил их угрюмым взглядом и заметил вполголоса, ни к кому не обращаясь:

– Не думаю, что нам придется с ними свидеться.

И словно в ответ прозвучал протяжный жалобный стон. Раздирающий душу звук пролетел по лощине и замер вдали. Люди невольно схватились за оружие. Потом где-то совсем рядом, за ближайшей горой, вспыхнул тусклый багровый свет, на мгновение оторочивший вершину горы дрожащей малиновой каймой. Резкие черные тени пробежали по земле.

Стон повторился.

– Кажется все, – хладнокровно заметил Гелайм. – Кто теперь пойдет первым?

Вопрос был совсем не лишним, потому что Тайша, истерически всхлипывая, сидел на земле и кулаками размазывал слезы по грязным щекам. Стало совершенно ясно, что никакими угрозами, никакими побоями, не заставить его сдвинуться с места.

Искатели сокровищ заметно растерялись, даже всегда невозмутимый ярл.

– Кто пойдет и посмотрит, что там случилось? – спросил Ингвар, давая этим понять, что сам он туда не собирается.

Гелайм и Торгейр отвели глаза, на остальных надежды было мало.

Александр, повинуясь какому-то смутному предчувствию, неожиданно шагнул вперед.

– Я.

– Ты? – удивился Торгейр. – Слабый смертный бросает вызов духам… Ты смелый человек. – Но сам колдун даже не шевельнулся.

Прихрамывая, Александр двинулся по тропинке. Ему очень хотелось на всякий случай обнажить саблю, однако он заставил себя не подчиниться секундному порыву. Интуиция говорила, что самое безопасное – не размахивать оружием.

Тропинка плавно повернула вправо по склону и деревья скрыли замерший в ожидании отряд. Александр вдруг ощутил, что на лице выступили крупные капли пота.

Узкая лощина плавно раздалась, образовав небольшую долину, спрятанную между поросшими седыми елями горушками, что-то вроде большого амфитеатра. Посреди долины Александр увидел невысокий земляной холм. Он резко выделялся на фоне окружающей зелени, ведь ни единая травинка не смогла закрепиться на его крутых боках. Померещилось Александру, или он действительно различил на склонах крошечные сверкающие искорки? У подножия холма из травы поднимались две большие глыбы красного гранита.

Стояла такая тишина, что кровь гудела в ушах.

Александр хотел было повернуться, чтобы пойти и сообщить попутчикам, что дорога свободна, как вдруг замер. Только сейчас он увидел небольшой черный круг, похожий на кострище. Трава в нем сгорела до тла. Круг был резким, словно очерченый циркулем. Росший в шаге от него куст можжевельника даже не пожелтел от таинственного огня, бушевавшего здесь недавно. Но не это поразило Александра. В самом центре пепелища он увидел скрученную и почерневшую железную полосу – все, что осталось от тяжелого меча Лютинга.

Холодок пробежал по спине. Александр лихорадочно закрутил головой, пытаясь увидеть, откуда же прилетела молния, поразившая берсерка. В том, что это сотворил огонь земной, а не небесный, Александр был совершенно уверен. Но склоны долины оставались так же тихи и неподвижны.

Александр сделал нерешительный шаг вперед. Затем другой… Едва уловимое шевеление в траве заставило его испуганно шарахнуться в сторону. Больная нога подвернулась и он, взмахнув руками, упал навзничь. Рука сама метнулась к сабле, и тут же раздалось угрожающее звериное рычание. Он поспешно отпустил рукоять, словно схватился за раскаленное железо. Рычание повторилось, но больше в нем не было зловещих нот. Собравшись с духом, Александр приподнял голову, отвел в сторону высокую травяную щетку и обмер…

Вместо камней у подножия холма сидели две огромные кошки. Золотистый мех искрился и переливался, как роскошная золотая парча, а огромные изумрудные глаза смотрели прямо на него. Сглотнув ставшую горячей и вязкой слюну, Александр поднялся. В горле у кошек что-то заклокотало. Они не угрожали, они только предупреждали. Большие, сильные, уверенные в себе.

Александр поднял руки высоко над головой, показывая, что намерения у него самые мирные, и шагнул вперед. Кошки, осторожно принюхиваясь, пошли ему навстречу. Теперь Александр сумел разглядеть их во своей красе. Это были две рыси. Не удивительно – кому еще хозяйничать в тайге. Но какие рыси! Ростом по крайней мере втрое превышая обычную, они скорее напоминали ископаемых саблезубых тигров, если бы не типично рысьи пятнышки и элегантные кисточки на ушах. Стелясь по траве, они медленно приближались. Александру жутко захотелось рвануть отсюда со всех ног, однако он заставил себя остаться на месте.

В пяти шагах от него рыси остановились. Правая негромко и хрипло мяукнула. Потянулась. Мышцы так и заструились под шелковистой шкурой. Александр невольно залюбовался.

– Кто ты?

Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что именно ему задан вопрос.

– Кто ты?

– Путник, – немного уклончиво ответил он, с некоторым изумлением отмечая, что говорящие каменные кошки уже не кажутся ему диковиной.

– И куда же ты идешь, путник? – с явной насмешкой поинтересовалась правая рысь.

– Я сопровождаю купцов.

– Таких же, как те? – рысь с явным презрением кивнула в сторону пепелища.

– Не все люди одинаковы, – дипломатично сказал Александр.

Левая рысь, похоже не одобрявшая многословия, шумно зевнула. Однако выглядело это крайне внушительно, много убедительнее длинного спича.

– Что привело разных людей к обиталищу бога Йомаля? – Рысь выразительно провела когтистой лапой по земле, выворотив изрядный ком земли.

– Этого я не знаю.

– И зря. Разных людей мы встречаем по-разному, – рысь выразительно провела когтистой лапой по земле, выворотив изрядный ком травы.

– Я не хочу причинять вам никакого вреда, – постарался увильнуть от ответа Александр.

– Это мы видим, иначе ты давно лежал бы рядом с теми…

Легкий порыв ветра прошелестел над головой, и в одно мгновение серая дымка затянула все вокруг. Послышался тот самый пронзительный жалобный плач-стон. У Александра внутри все сжалось.

Правая рысь, заметив его испуг, довольно встопорщила баки.

– Не бойся. Тебя мы не тронем, если только ты не попытаешься подойти ближе к обиталищу Йомаля. Вернись и скажи остальным, что им нечего здесь делать. Мы не пропустим никого к обиталищу бога. Когда-то давно трое безумцев ограбили его, после этого нас вызвали сторожить сон Йомаля. Кости многих любителей серебра лежат в этой долине. Скажи им, что местные вороны проголодались и охотно расклюют их мертвые тела.

– Хорошо, – вздохнул Александр. – Но не думаю, что это остановит их, особенно одного, – он вспомнил Торгейра.

– Тогда постарайся сам не входить в долину. Второй раз мы тебя не пощадим, – процедила рысь сквозь зубы. – И поблагодари Древолюба. Если бы не его просьбы, мы не стали бы с тобой разговаривать.

– Обязательно, – кивнул Александр.

Левая рысь вдруг припала к земле и рявкнула так, что его обдало горячим дыханием и капельками слюны. Александр вдруг обнаружил, что ноги сами довольно проворно несут его назад по тропинке.

Внезапное ощущение опасности заставило его упасть ничком. Вовремя! Прямо над головой, настолько низко, что его обдало жаром, а волосы затрещали, пролетела струя жидкого красного огня. Торгейр! Александр совершенно правильно не доверял ему.

С ядовитым шипением пламя поползло по земле, выбрасывая клубы едкого коричневого дыма. Прогремел грозный рык, однако в ответ Торгейр снова изверг реку пламени.

Александр поплотнее приник к земле, ожидая, что вмешается неведомая сила, уничтожившая Лютинга, но, похоже, захваченные врасплох стражи не смогли ничего сделать. Их рев перешел в жалобный визг, внезапно оборвавшийся. Александр застонал и в сердцах ударил кулаком по земле. Именно он виноват во всем. Он оказался предателем. Пока шли беспечные разговоры, Торгейр подкрался незаметно и нанес удар. Теперь, пожалуй, ему больше не приходится рассчитывать на благосклонность хозяев долины.

Торгейр еще дважды выпустил пламя, и Александр уже начал опасаться, что погибнет от руки прежнего союзника, как неожиданно рев огня стих. Александр полежал еще немного, потом поднялся, опасливо оглядываясь, готовый в любой момент кинуться обратно наземь. Сквозь струящуюся пелену дыма он различил вновь окаменевших, почернелых рысей.

Показались настороженные Торгейр и Гелайм. Аримасп предусмотрительно держался за спиной внука Локи, наполовину выдвинув меч из ножен. Торгейр непрестанно вертел головой, очевидно опасаясь какого-либо подвоха. Увидев Александра, он вздрогнул и остановился.

– А, это ты… Не ожидал.

– Зачем ты это сделал?

Усмешка тронула бледные синеватые губы Торгейра.

– Нужно было очистить дорогу к серебряной горе.

– Но ведь это подлость!

Глаза Торгейра налились зловещей краснотой.

– Не забывайся!

Александр махнул рукой.

– С тобой бесполезно спорить. Но я уверен, что вы все равно ничего не получите. Не только каменные кошки охраняют гору, но еще и какое-то колдовство. Во всяком случае я абсолютно уверен, что Лютинга сожгли не они. И тот, кто это сделал, сейчас наверняка следит за нами. Так что опасайся, Торгейр.

Торгейр прищурился.

– Лютинг погиб? Очень жаль, – но в его голосе не было сожаления. – Что же касается огня, то я его не боюсь!

Зато Гелайм держался совсем другого мнения.

– Говорил же я тебе: не спеши. Следовало подождать немного, пока все выяснится и только тогда нападать.

– Ты был и останешься трусом-торгашом, – презрительно процедил Торгейр. – Мы с тобой говорим на разных языках.

– Да, конечно, – согласился Гелайм, сжимая кулаки.

Торгейр этого не видел. Он призывно свистнул, появился Ингвар, волочивший за шиворот мюты-кока. За ярлом, откровенно труся, шли воины-аримаспы.

– Путь свободен! – крикнул Торгейр.

Ингвар встряхнул Тайшу так, что у того лязгнули зубы.

– Ну, собака, говори, куда идти дальше!

– Мы пришли, – еле пролепетал Тайша.

– Где серебряная гора?

– Вот она, – вытянул руку мюты-кок.

– Этот холмик? – поразился ярл. – Не шути со мной!

– Это именно она,– подтвердил Александр. – Ведь стерегут ее, а не что-то иное.

– Да если бы я знал, то не двинулся бы с места. Либо врали Карли с Гюнстейном, либо врешь ты. Не может эта кочка быть серебряной горой! Просто куча навоза.

– Подожди. ярл, – остановил его Торгейр. – Следует разобраться получше. Я не думаю, что здесь все так просто.

– А если это она, что проку? – взгрустнул Ингвар. – Разве можно прославиться, найдя груду хлама? Я представлял ее себе совсем иной.

– Что поделаешь, – философски заметил Торгейр. – Иногда великое издали, вблизи становится ничтожным.

Сожженная трава скрипела и хрустела под ногами, когда они шли к серебряной горе. Едкий пепел забивал ноздри, заставлял чихать. Проходя между закопченными каменными глыбами, Александр и Торгейр как по команде переглянулись. А если каменные кошки вновь оживут?

Наяву серебряная гора оказалась и вовсе невзрачной. Просто куча слежавшейся комковатой земли.

– Может, отрубим ему голову? – предложил Гелайм, с омерзением глядя на Тайшу.

– Клянусь… Клянусь, я привел вас на место…

– Но где серебро? – зевнул Ингвар.

– Вот он, – сказал Александр, приглядевшись. Кончиком сабли он подцепил сверкающую точку и выковырнул из земли золотую монету. Но не стал подбирать ее. Монета покатилась под ноги Ингвару. Ярл невольно отступил, с подозрением разглядывая желтый кружок. Потом хмыкнул.

– Арабский дирхем, – сказал Гелайм.

– Я же говорил, – проныл Тайша.

– Каждая искорка – это монета, – вздохнул Александр. – Это действительно серебряная гора, если не золотая. Полагаю, монет в ней гораздо больше, чем земли.

– Проклятье! – крикнул Ингвар. – Я рвался к неведомому чуду, а мне подсовывают деньжата! Пусть Хель проглотит и гору и ее дрянного бога!

И без того сумрачное небо потемнело. Теперь лишь с большим трудом можно было различить, что происходит в десяти шагах.

– Кажется начинается сильная буря, – голос Гелайма заметно дрогнул. – Может уйдем отсюда?

– Где серебряный бог? – упрямо спросил Ингвар.

– Он внутри, – У Тайши был вид приговоренного к смертной казни, которому уже ничто не страшно.

– Что ж, будем копать, – холодно сказал ярл.

В темноте что-то громыхнуло. Все вздрогнули.

– Лучше уйти, Йомаль сердится, – обреченно попросил Тайша.

– Вы оскорбили его стражей, сейчас хотите осквернить могилу. Он не простит.

Гелайм подцепил мечом еще одну монету и вскрикнул.

– Имперский солид! – Он повернулся к мюты-коку. – Там, внутри, только бог?!

– Не знаю, – равнодушно ответил князек.

Вершины окрестных гор озарились дрожащим малиновым огнем, похожим на зарницы. Вновь прозвучал уже хорошо знакомый стон. Александру стало не по себе.

– Может не будем позволять себе слишком много? – небрежно спросил он. – Хозяева недовольны.

– Вздор, – недовольно прошипел Торгейр. – Они хотят посостязаться со мной?! Они получат то, чего добиваются! Великий Локи! Помоги своему внуку, не оставь его в беде! Влей всесокрушающий огонь Муспелла в мои жилы!

Он откинул капюшон, и рыжие космы поднялись дыбом. Глаза колдуна засверкали, как две чаши с расплавленным железом. Торгейр поднял руки и целый огненый водопад вылетел из его зрачков. С воем пламя ударило по вершинам гор, сметая деревья и обломки скал. В считаные мгновения вокруг долины забушевали сотни пожаров. Торжествующий гул вырвавшегося на свободу огня перекрыл все звуки, вновь стало светло.

– Так-то, – с мрачным удовлетворением проворчал Торгейр. – Копай, собака! – набросился он на Тайшу. – Я посмотрю на вашего проклятого истукана Йомаля, посмевшего бросить вызов бессмертным асам.

Двигаясь как во сне, Тайша подошел к холму, достал свой нож, воткнул его в землю. Сверкнули несколько монет. Тайша поднял их, пальцами очистил от грязи… И пронзительно завизжал, затряс рукой. Но монеты словно приклеились к его ладони. Даже в багровом свете пожаров стало видно, что мюты-кок смертельно побледнел, на губах у него выступила пена. Крича, он рухнул на землю. Страшная судорога свела его тело, завязала немыслимым узлом, точно у него не осталось костей. С ужасом Александр увидел, что кожа Тайши маслянисто заблестела, а потом приобрела странн6ый матовый оттенок. Пораженный ужасной догадкой, он обратной стороной еламани слегка ударил Тайшу по руке. Раздался тихий звон.

– Вот вам еще один серебряный бог, – указал Александр.

Все, онемев, глядели на металлическую статую, еще недавно бывшую человеком. Наконец Ингвар выдавил:

– Теперь я понимаю, почему дорога сюда забыта.

Гелайм тоже хотел что-то сказать, но промолчал.

– Еще кто-нибудь хочет серебра? – спросил Торгейр, на которого превращение тоже произвело впечатление. – Нет? Тогда давайте уносить ноги.

Однако когда они проходили мимо закопченных гранитных глыб, он вдруг остановился. Присмотрелся, протер камень рукавом плаща. Блеснула пронзительная зелень.

– Изумруды! – громко сказал он.

– Пусть их, – нервно ответил Ингвар. – Идем.

– Идем, – поддержал ярла Гелайм. – Своя шкура дороже любых камней.

– Аримасп отказывается от драгоценностей? – насмешливо спросил колдун. И прежде чем Александр успел помешать, ударом меча Торгейр выломил изумруд, служивший глазом каменной рыси из гранита. По камню заструилась кровь.

– Бежим! – в панике крикнул Ингвар.

Лишнего приглашения не потребовалось никому. Люди в панике бросились по тропинке, лишь Торгейр не двинулся с места.

Когда запыхавшийся отряд перевел дух, появился мрачно улыбающийся колдун. Он торжествующе потряс сумкой, которая сочилась кровью.

– Четыре камня, каждый весом не менее фунта.

– Зачем ты это сделал? – спросил ярл.

– Не мог же я уйти отсюда просто так. Если легенда о серебряном боге оказалась ложью, то по крайней мере каменные звери узнали силу северных богов! Эти камни мне не нужны, я отдам их Айзии, пусть радуется. Он же искал большие изумруды, он их получит. Не так ли, Гелайм?

– Так. Именно поэтому ты и погубишь всех нас, – медленно ответил аримасп. – Точнее, уже погубил.

Подтверждая его слова ударил гром и длинная белая молния расколола темное небо.

Обратный путь больше походил на беспорядочное бегство наголову разгромленной армии. Потеряв половину солдат, бросив обозы, жалкие остатки войска опрометью мчались, спасая головы. По крайней мере Александру казалось, что обратный путь к болоту они пролетели словно на крыльях. Лишь на краю трясины бежавший первым Гелайм остановился.

– Мне кажется, что сейчас лучше ненадолго остановиться. Лишняя спешка вредна.

Нервно оглядываясь, Александр спросил:

– А ты не боишься небесного огня?

– Боюсь, – серьезно ответил аримасп. – Но гораздо больше я боюсь идти ночью по болоту. Смотрите, ведь уже смеркается.

Действительно, в суматохе никто и не заметил, что день уже клонится к вечеру. Небо стало темно-фиолетовым, почти черным. Только далеко впереди тускло светилась узкая красная полоска заката. Александр поднял голову и не увидел на небе ни единой звезды, лишь узкий серебристый серп луны. Звезд же ни одной!

– Что это? – как он ни старался, голос невольно дал петуха.

Гелайм тоже посмотрел вверх, и зубы его громко лязгнули.

– Мы пропали.

– Почему? – холодно осведомился Торгейр.

– Я не верил легенде о звездах-изумрудах, – просипел Гелайм, – однако теперь я буду более внимательно слушать старые предания. Если только посчастливится благополучно выпутаться из этой истории. Ты оскорбил небесные изумруды, вырвав глаза каменным кошкам. Теперь за это против нас восстанут земля и небо.

– Тем больше будет нам чести, – возразил Ингвар. – Выступить против воли чужих богов и выстоять в неравной схватке… – Он зажмурился. – Если мое имя встанет рядом с именем прославленного Сигмунда, я буду считать, что умер не напрасно. Ведь такая слава стоит любых земных сокровищ!

– Я не согласен! – огрызнулся Гелайм. – Слово «вечность» не производит на меня впечатления. Это пристойно воину, но не правителю – погибнуть с честью. К тому же я не нашел того, за чем я отправился в этот пустынный край.

– Я тоже не собираюсь погибать раньше времени, – прищурился Торгейр.

– Что ж, будем вместе думать, как выкрутиться, – подвел итог Ингвар.

– Пока нам не угрожает ничто, – успокоил Александр. – Вы собрались сражаться с несуществующим противником.

Ответом ему был отдаленный рокот, похожий на приглушенный раскат грома. Земля ощутимо качнулась под ногами, с вершины соседнего холма сорвались несколько камней.

– Берегись! – взвизгнул Гелайм.

Александр подумал, что сходит с ума. Соседние холмы вдруг задвигались, зашевелились, как живые. С грохотом покатились тяжелые валуны. Случись это в горах – им бы не сдобровать. Но здесь камни не набрали большой скорости и почти сразу увязли во влажной почве, не причинив никому вреда. Но ведь холмы двигались!

Перепуганные кладоискатели сбились в кучу, прижимаясь друг к другу. Только Торгейр держался поодаль.

Трясущийся Гелайм прошептал:

– Мне кажется, я догадываюсь, что это…

– Что? – насмешливо бросил Торгейр.

– Земляные мыши.

– Мыши?! – взвыл Ингвар. – Могучие воины испугались мышей?! Да я вгоню вас всех на десять локтей под землю.

Почва буквально вырвалась из-под ног, и они попадали на землю.

– Земляная мышь… Маммут… – бормотал Гелайм.

– Маммут… – охнул Александр. – Вот кого мы разбудили!

В подтверждение безумной догадки он услышал тяжелые шаги, потрясавшие землю. Двое аримаспов не выдержали и с пронзительными воплями кинулись бежать неведомо куда. Темнота проглотила их. Как ни был испуган Александр, он решил, что не двинется с места. Мчаться непроглядной ночью по болоту казалось ему верхом неблагоразумия. И действительно, вскоре прозвучал громкий всплеск, словно гигантская рыба на мгновение выскочила из воды. Сверлящий истерический визг ударил по ушам – и все смолкло.

Выбивая зубами дробь, Гелайм трясущейся рукой достал меч.

– Я понимаю, что это бессмысленно, но все-таки предпочитаю погибнуть сражаясь. Кто со мной?

Александр, чувствуя, как руки делаются ватно-мягкими, тоже обнажил оружие.

– Не спеши. Зачем бежать? Если зверь придет сюда – будем драться. Но стоит ли рыскать впотьмах, чтобы найти собственную погибель?

Однако совершенно неожиданно сдали нервы у Торгейра. Он сорвался с места и, размахивая руками, побежал в темноту, навстречу невидимой опасности, дико крича:

– Иди же!.. Иди сюда!.. Я жду тебя!.. Я убью тебя!..

Потом тьму рассекла струя жидкого красного огня. Она ударила в большой рыжий камень. Раздался трубный рев, в котором не было испуга, только ярость и боль. Противно запахло паленой шерстью. Пламя разбилось на тысячу искр, фонтанами взлетело вверх. В неверных отсветах Александр различил судорожно дергающуюся черную фигурку.

Рев стал еще яростнее. И, откликаясь на призыв, разом затрубили еще несколько мамонтов. Казалось, сама ночь сошла с ума. Земля грохотала и содрогалась в корчах, поднимались столбы зеленого и белого пламени. В воздухе с противным шипением летали раскаленные камни. Несколько раз их засыпало ворохами земли. Плясали на ветру рыжие языки огня,так похожие на космы Торгейра.

– Я не хочу умирать просто так… – услышал вдруг Александр,

– Безвестно и бесполезно… Под чужой личиной… Что скажут обо мне? Я не имею права пропадать без вести…

Он оглянулся. Это бормотал Гелайм. Перехватив недоуменный взгляд Александра, аримасп осекся. Но его перекосившееся лицо ясно дало понять, что он не простит невольному свидетелю своей слабости.

И в самую трудную минуту настоящим предводителем показал себя Ингвар. Когда растерянность и паника грозили погубить отряд, он переборол испуг и громко и спокойно сказал:

– Я полагаю, нам не следует ждать Торгейра. Если он уцелеет, догонит нас сам. Если же нет… Тем более ждать его нет нужды. Бороться с подземными тварями бесполезно, они слишком велики и совершенно неуязвимы. Я никогда не пытался одолеть элефанта в рукопашной, а маммут, мне кажется, превосходит его ростом и свирепостью. И я считаю, самое разумное сейчас – отступить.

– Но куда?! – отчаянно выкрикнул Александр.

– В болото.

– Мы утонем там!

– Нет. Я же не предлагаю немедленно попытаться пересечь все болото. Мы просто отойдем от берега локтей на восемьдесят и спокойно будем дожидаться рассвета. Эти твари за нами не полезут. А если рискнут

– им же хуже, они много тяжелее нас и завязнут на первом же шагу.

– Разумно, – согласился опомнившийся Гелайм.

– А мы не забредем куда не следует? – поинтересовался Александр.

– Не думаю, – ответил Ингвар. – Мы ведь втыкали вешки, да и Торгейр постарался немного подсушить тропу. Главное – не заходить слишком далеко. Я предлагаю больше не терять времени на пустую болтовню.

Так они и поступили.

Нельзя сказать, что это была самая приятная ночь в жизни Александра. Протухшая холодная вода по колено, заросшая скользкой тиной коряга и растрескавшаяся грязевая корка вряд ли смогут заменить постель. Но, слушая долетающие с берега звуки, он не раз благодарил судьбу и хладнокровие Ингвара за то, что они предоставили ему это неуютное убежище.

Рассвет казался бесконечно далеким. Промерзшая до костей троица не могла дождаться восхода. И когда блеклые солнечные лучи осветили берег, вздох облегчения вырвался разом у всех троих. Запустение и разгром царили на месте временного лагеря. Изменилось все, даже рельеф. Там, где вчера были холмы, сегодня чернели овраги. Огромные кучи земли и глины громоздились возле самой воды, куда ни падал взор – всюду виднелись чудовищные борозды, как будто титан перепахал своим плугом весь берег. Тут и там валялись огромные камни. Легкий дымок курился над пепельными проплешинами, выжжеными огнем Торгейра.

– Какой ужас, – пробормотал Александр. В отличии от Ингвара и Гелайма он не стеснялся своих чувств.

– Жаль, что Торгейр погиб, – меланхолично отозвался Гелайм.

– Без него обратный путь станет много труднее и дольше.

– Да, без его пламени нам придется солоно, – не стал спорить Александр.

– Смотрите! – крикнул вдруг Ингвар.

Ворох глины прямо перед ними зашевелился, раздался и оттуда вынырнула всклокоченная и грязная голова Торгейра. Внук Локи поднялся, пошатываясь, и принялся отряхивать налипшую на хламиду землю. Сейчас он не казался ни могучим, ни грозным. Наоборот, Торгейр выглядел жалким и беспомощным, как старый бродяга. Но, как различил Александр, сумка с небесными смарагдами по-прежнему висела у него на боку. Кончив чиститься, Торгейр злобно погрозил кулаком полускрытым утренним туманом холмам и выкрикнул какое-то проклятие.

Лучше бы он этого не делал.

В то же мгновение холмы задвигались и ожили. Словно сорванная могучей рукой улетела прочь полоса тумана, и показалось диковинные животные. Александр ожидал увидеть мамонтов, но никак не этих чудищ.

Ростом они не уступали слону, но походили скорее на носорогов, однако каких… Морды их увенчивали две пары рогов, сидящих бок о бок. На самом конце – гладкие, поблескивающие, длиной более локтя, похожие на пики боевой колесницы. На лбу в стороны торчала вторая пара маленьких кривых рожек. Все четыре рога срослись основаниями, получалось, что зверь носит на голове прочнейший костяной щит. Светло-серая толстая шкура плотно облегала массивное тело.

Торгейр, на свою беду, не испугался их. Бешенство помутило его рассудок. Он приплясывал на куче рыхлой земли, изрыгая проклятия.

Звери глухо заревели. Они опустили морды, и перед Торгейром вытянулась линия смертоносных рогов. Они рыли землю тяжелыми копытами, хвосты поднялись вверх и дергались, точно палки с кисточками на концах. Еще несколько мгновений – и грозная лавина двинулась на Торгейра. Чудища роняли хлопья горячей пены и судорожно хрипели.

Колдун растерялся, или после безумной ночи огненая сила изменила ему. Лишь жалкая красная строчка метнулась навстречу атакующим зверям, безвредно ударилась о костяной лоб и погасла.

– Боже мой, – вырвалось у Александра, и он зажмурился.

Послышался хрусткий удар, сорванный вскрик, что-то плеснуло рядом.

– Помогите! – неожиданно завизжали совсем недалеко.

Александр открыл глаза. В десяти локтях от него, посреди озерца черной вязкой воды барахтался Торгейр, взбивая фонтанчики ряски.

– Помогите… – прохрипел он.

Очнувшись от столбняка, Ингвар бросился к нему, но сразу погрузился в трясину по пояс, и Александр с Гелаймом едва вытянули его обратно. Торгейр тем временем уже почти выбился из сил. Гелайм лихорадочно сорвал с себя плащ, несколькими взмахами меча раскроил его на полосы, быстро связал их в грубую, но прочную веревку и кинул ее Торгейру.

– Держи!

Тот уже погрузился в воду по горло, лишь голова и правая рука оставались на поверхности. Но внук Локи все-таки исхитрился как-то ухватить веревку. Гелайм потянул. Тщетно. Трясина вздохнула, и голова Торгейра ушла глубже, только перекошенное ужасом лицо еще виднелось над водой.

– Помогите!

Ингвар и Александр тоже ухватились за веревку, дружно рванули, материя затрещала, но выдержала. Они потянули сильнее, напрягаясь из последних сил так, что казалось: мускулы вот-вот разорвутся.

И болото сдалось. С чавканьем и хлюпаньем оно выпустило жертву. Вскоре перепачканный и мокрый Торгейр лежал рядом с ними, судорожно дыша.

– Нужно уходить поскорее, – неожиданно сказал Ингвар. – Я полагаю, что болото не станет дольше нас терпеть.

Александр оглянулся. Тропа, по которой они прошли вчера через топи, начала медленно растворяться. А на берегу… Никого не было. Чудовищные звери пропали. Только шесть огромных глыб светло-серого известняка нивесть откуда взялись среди перепаханной глины.

– А как с ним? – он кивнул в сторону Торгейра.

– Поможем.

Они подхватили измученного колдуна на руки и побрели по прогибающейся грязевой корке. Трясина буквально хватала их за ноги, заставляя временами переходить на неуклюжую рысь.

Наконец они вылетели на опушку леса и без сил повалились в густую траву, запаленно дыша. И тотчас позади тяжко громыхнуло. Над болотом заплясали мириады прозрачных голубоватых огней, в воздухе резко запахло грозовой свежестью.

– Нас предостерегают, чтобы мы не вздумали возвращаться туда, – невесело усмехнулся Ингвар.

– Будь я проклят, если собираюсь сделать это, – в тон ему ответил Гелайм.

Александр перевернулся на спину, раскинул руки и с наслаждением потянулся.

– Больше всего меня удивляет та мягкость, которую проявили к нам. Я думаю, если у хозяев этой земли было бы намерение погубить нас, ни один бы не сумел вырваться.

– Не торопись, – проворчал Ингвар. – Мы еще не взошли на борт «Морского коня». Впереди глухой лес и неделя пути. А нас осталось только четверо.

– Смотри, напророчишь, – предупредил Гелайм. – Обязательно стрясется что-нибудь.

Лежавший до того неподвижно Торгейр пошевелился. Все трое умолкли, с интересом глядя на него. Торгейр застонал и сел. Склеенные тиной рыжие волосы торчали подобно иглам дикобраза. Когда он повернулся лицом к ним, они невольно отшатнулись. Глаза колдуна налились кровью и выкатились из орбит. Александр уже хорошо знал, что за этим следует огненый удар. Но гораздо страшнее было ясно читаемое во взгляде колдуна безумие. Торгейр не выдержал испытания.

На сей раз их выручил Гелайм. Оказалось, что на шее у аримаспа висит маленький кожаный мешочек с белым порошком. Гелайм размешал его в затхлой болотной воде и поднес Торгейру. Тот выпил и сразу впал в забытье. Александру вспомнились переданные ойкам тюки. Что ж, аримаспы верны себе. Но сейчас наркотик спас их, можно не опасаться, что обезумевший внук Локи сожжет их.

Склад с провизией, который они соорудили, уходя в болото, оказался цел. Александру начало казаться, что удача, наконец, соизволила-таки повернуться к ним лицом. Та же самая мысль проступила и на лицах его спутников. Несмотря на глодавшее их желание поскорее унести ноги из негостеприимных краев, они целый день оставались на месте, отдыхая и отъедаясь. Правда Гелайм озабоченно предупредило, что белого снадобья может не хватить, если они задержатся еще на день-другой. Ведь им придется каждое утро поить Торгейра сонным зельем, чтобы он не вышел из полудремы и не натворил бед.

Поэтому на следующее утро они двинулись к лесу… и тут же начались неприятности. Оказалось, чтопросека, выжженая Торгейром, уже успела зарости кустами шиповника и можжевельника. Их колючие ветки переплелись, образуя непроходимую стену. Исколотые в кровь, исцарапанные и злые, они были вынуждены сдаться и повернуть в лес. Скорость, с которой двигался небольшой отряд, внушала тревогу. Приходилось продираться сквозь сквозь завалы сушняка, обходить глубокие овраги, на дне которых журчали невидимые под пологом ветвей ручьи. Неясные серые тени появлялись у них на пути, и глухое предостерегающее рычание заставляло испуганных людей хвататься за оружие.

Вконец измученные и издерганные, они уже начали отчаиваться. Вновь Гелайм начал тревожно бормотать во сне, что не может погибать под чужим именем. Больная нога Александра вспухла и покраснела, он почти не мог ступать на нее. Волочь Торгейра приходилось Ингвару и Гелайму. Если бы не железный ярл, они наверняка погибли бы. Он осунулся, воспаленные глаза обвели черные круги, однако он продолжал подгонять Александра и Торгейра.

Но вот наступил день, когда и у него не осталось сил. Александр давно перестал считать, сколько они блуждают по лесным чащобам. Он помнил только, что утром Ингвар подошел как обычно к носилкам из жердей, на которых лежал Торгейр, взялся было за ручки, но тут же с проклятием бросил.

– Все. Больше не могу… – простонал ярл.

Отощавший и заросший клочковатой бородой Гелайм, в глазу которого тоже начал разгораться огонек безумия, не поднимая головы, сказал:

– Либо мы пытаемся тащить его дальше, либо… Пришло время решать.

– Либо что? – вскинулся Александр.

– Мы должны дать себе отчет, чего хотим, – голос аримаспа внезапно окреп. – Желаем ли мы добраться до реки, где нас ждем корабль, пусть и не все. Либо хотим лечь рядом костьми.

– То есть ты предлагаешь бросить его? – в упор спросил Ингвар.

– Я предлагаю решить, чего мы хотим, – Аримасп не опустил взгляда. – Что мы считаем более выгодным.

– Не знаю, что и сказать, – Александр почесал в затылке. – Мне кажется, что здесь не все так просто. Торгейр оскорбил чужую землю, и она ему отомстила. Может быть за нами продолжают следить и только дожидаются, чтобы мы совершили какой-то опрометчивый поступок. Вот тогда, мол, с нами и расквитаются за все зло, принесенное нами.

– Тогда наши жизни не будут стоить и ломаного гроша, – вздохнул Ингвар.

– Ты полагаешь, что сейчас они стоят дороже? – съехидничал Гелайм.

– Все-таки немного больше, – ответил Александр. – Но здешние хозяева желают отомстить.

– Ты предлагаешь помочь им? – спросил Гелайм.

– Не знаю.

– Все это пустые слова, – сказал аримасп. – Я могу предложить только одно. Торгейр приплыл вместе с Ингваром, пусть сам ярл и решает судьбу своего человека. Если он решит все-таки нести безумца – что ж… Я тоже понесу его дальше, не говоря ни слова. Хотя, признаться честно, плохо представляю, что он будет делать в Ит-Самарге. Мне становится страшно при мысли, что сумасшествие окончательно завладеет им.

– В этом весь аримасп, – скривился Ингвар. – Разжевал, разложил по полочкам, объяснил почему нельзя решить иначе, но само решение за него должен принять ты. Сам он останется в стороне, чистенький и невинный.

– Мне кажется, я не заслужил таких упреков, – обиделся Гелайм.

– Не надо спорить, – вмешался Александр. – В одном он прав: решать следует сегодня. Завтра все решится уже без нас.

Ингвар задумался, потом криво улыбнулся.

– Хорошо. Мы поступим так, что у каждого из нас будет возможность гордиться собственным благородством. Сейчас каждый возьмет по еловой лапке и бросит ее под мой плащ. Если лапки будут с иголками

– значит бросивший хочет нести Торгейра. Если иголки будут сорваны… Мы решим, как поступить.

Однако они не успели ничего сделать. Хриплый каркающий смех заставил их вскочить, позабыв про усталость. Торгейр, приподнявшись на локтях, судорожно смеялся, глядя на них.

– Хотите избавиться от меня?

На лбу Гелайма выступила испарина. Александр почувствовал внезапное облегчение. Аримасп ударил сильно и точно. Александр совсем не был уверен, какую именно ветку он бросит, приведись решать. Правильно говорят: на миру и смерть красна. А в зарослях, где кроме волков твое мужество не оценит никто… В том, что Гелайм нашел их слабое место, сомнений не оставалось – Ингвар тоже залился краской.

– Ладно, я помогу вам, – прокаркал Торгейр. – Напрасно вы так боялись меня. Потомок богов не может погибнуть столь глупо. И сейчас я сам прошу вас, слышите, сам. Сложите костер побольше и сожгите меня.

– Но… – попытался было вставить хоть слово в горячечную скороговорку Ингвар.

– Не бойся убить меня, ярл. Не забывай, ведь я внук бога огня. Как раз огонь мне и не страшен. Я только потеряю измученную и больную телесную оболочку, чтобы улететь к берегам родных фиордов. Там я воскресну заново, сильным и здоровым. Я уже сжигал себя семнадцать раз. Как видишь жив.

– Однако… – промямлил Александр.

– Поторопитесь! – рявкнул Торгейр. – Иначе я действительно рассвирепею! Тогда вам придется плохо.

Черный косматый столб дыма был виден очень долго. Еще три дня он преследовал их, подобно неукротимой фурии.

Ингвар недовольно поморщился и с укоризной поглядел на замотанную левую руку. По белой тряпице расползалось влажное красное пятно. Он и сам не заметил, когда напоролся на сук при возвращении, но сухое дерево проткнуло руку не хуже стилета. Рану жгло, словно кто-то засунул под повязку пригоршню горячих углей. Однако недостойно викинга проявлять женскую слабость да еще перед презираемыми одноглазыми. Поэтому Ингвар заставил себя зевнуть и лениво поворошил угли в костре.

На душе было муторно. Поход к серебряной горе закончился оглушительным провалом. Пропал без вести Лютинг (Ингвар упрямо отказывался верить, что он погиб), сгинул в огне погребального костра Торгейр. Чего доброго мрачные леса Биармии станут кладбищем для всех. Но что гораздо тяжелее – он ни на шаг не приблизился к краю земного диска, теперь это стало очевидным. Приходится возвращаться… Цель так же далека, как в начале путешествия.

Александр едва не рассмеялся при виде удрученного ярла. Его мысли настолько отчетливо проступали на простодушном лице, что из Ингвара никогда не получился бы дипломат.

– Спокойной ночи, – пожелал Александр, вставая.

Ингвар молча кивнул.

– Наконец-то убрался, – прошипел Айзия, когда Александр скрылся в своем шалаше.

– Чем он тебе досадил? – недовольно буркнул Ингвар.

По лицу аримаспа поползла масляная ухмылка.

– Тем, что всегда появляется не вовремя.

– Как сказать…

– Это определенно. – Айзия поспешил сменить тему разговора.

– Поправляется ли почтенный ярл?

Варяг в ответ только яростно рявкнул. Айзия сочувственно поцокал языком, а потом вкрадчиво спросил:

– Удачен ли был поход к серебряной горе?

– Можно подумать, что Гелайм ничего не сказал тебе.

– Рассказ Гелайма – одно дело, твой – другое.

– Ты не веришь собственному начальнику стражи?

– Я не верю никогда и никому.

– Это точно! – хмыкнул ярл.

Айзия нервно потер руки.

– Я не верю, что вы не принесли от серебряной горы никаких сокровищ!

– Хорошо, что мы сумели принести оттуда свои головы! – огрызнулся Ингвар. – Да и то неизвестно… Эрьта явно не поверил рассказанной сказке о гибели лодок. И чем все кончится – пока я не берусь предугадать.

– Значит, твое дело оказывается полностью убыточным?

– Мне не пристало заниматься низменными подсчетами, – гордо ответил Ингвар. – Я ищу славы!

– Но ее ты тоже не нашел.

– К сожалению…

– Но бывает разная слава. Помимо славы открывателя земель существует и военная.

– Вряд ли я сумею добавить хоть что-то к ней. Мое имя и так гремит по всему побережью.

Ядовитая усмешка тронула губы аримаспа.

– Покорители диких племен известны не меньше знаменитых путешественников.

Ингвар долго молчал, потом так посмотрел на аримаспа, что того отшатнуло.

– Ты предлагаешь мне напасть на хозяев?

– Какое тебе до них дело? – развел руками Айзия. – Ведь ты отправился в поход за добычей и неважно, как ты ее получишь. Рабы ценятся дорого. Помоги мне захватить их, и я заплачу тебе золотом.

– Это противно моей чести!

– Она не стоит и гнутого медяка. А я плачу полновесными золотыми солидами.

Ингвар стукнул кулаком по колену.

– Но мы сейчас так далеко, что любой может пропасть без вести… Даже старшина каравана. Тем более, что с тобой остались, кажется, всего три человека?

Аримасп зашипел, как рассерженная кошка и хлопнул в ладоши. Тотчас рядом с ним вырос Манайя. Ингвар выхватил меч и бросился на аримаспов, но Манайя поднял на вытянутой руке большой изумруд и торопливо прочитал заклинание. Из камня вылетел темно-зеленый луч и ударил Ингвару прямо в глаза. Одновременно из-за воротника выглянула золотая змейка и укусила ярла в шею. Он вскрикнул от внезапной жгучей боли и выронил меч.

– Слышишь ли ты меня? – спросил Айзия окаменевшего викинга.

– Слышу, – покорно ответил Ингвар.

Манайя снова хлестнул его зеленым лучом, как плетью.

– Готов ли ты повиноваться мне?

– Готов.

Айзия усмехнулся.

– Тогда завтра ты поступишь так…

Аримаспы начали собираться в дорогу. Эрьта, вежливости ради, уговаривал их остаться, но Айзия только отмахивался от него. Поклажа уже была погружена в лодки, когда к Александру подошел Ратибор.

– Я чую недоброе, – прошептал он.

– Брось ты… Мы уезжаем и через день и думать забудем про стойбище, серебряную гору и Торгейра.

– Будь настороже.

– Хорошо, – загнав недовольство поглубже, терпеливо произнес Александр. – Я буду внимательно следить за аримаспами.

– Нет. Смотри за Ингваром.

– На тебя, братец, не напасешься. То ты указываешь на одноглазых, то на варяга… Определись поточнее, кто же из них наш враг.

Ратибор провел дрожащей рукой по лбу.

– Опасны все. Но меняется ситуация, меняются враги. Я вижу, что ярлу подменили душу. Теперь это не Ингвар, это зло в теле Ингвара. Ты просто слеп, если не видишь происшедших в нем перемен. Вспомни получше путешествие.

– Ладно, – сдался Александр. Тревога Ратибора передалась ему, но не настолько, чтобы начать всерьез подозревать ярла. Александр потрогал ладонью саблю, и та в ответ тихонько звякнула. Но ведь это означало, что рядом опасность!

Погрузка закончилась, все собрались на берегу возле лодок: и ойки, и варяги, и аримаспы. Хотя теперь гостей можно было пересчитать по пальцам.

– Вяжите их! – вдруг пронзительно крикнул Ингвар. – Хватайте!

Из леса выскочили варяги и кинулись на ничего не подозревавших ойков. Когда только люди Ингвара успели переправиться через реку? Ведь драккаров не было видно. Александр выхватил саблю и приготовился защищаться. Варяги принялись хватать ойков и сноровисто вязать сыромятными ремнями. Деловито, без лишней жестокости, но так, что жертва не могла шевельнуться.

– Что ты делаешь, ярл?! – крикнул Александр.

Но Ингвар не обратил на него ни малейшего внимания. Он сам ударил марг-кока по голове рукоятью меча. Эрьта без звука рухнул на песок.

– Остановитесь! – Александр бросился на варягов, опрокинул двоих, третьего зарубил.

– Не мешай! – рявкнул Ингвар. – Иначе тебе придется плохо!

Но Александр, не отвечая, кинулся на него. Змеей свистнул кожаный аркан, петля прочно охватила плечи, и Александр свалился наземь.

– Вяжите рабов покрепче, – деловито распорядился Ингвар.

Рабов?! Кровь ударила в голову Александру. Он вскочил и словно гнилую веревку разорвал прочный аркан.

– Беги! – услышал он хриплый голос голос Эрьты. Залитый кровью марг-кок приподнялся на локте и протягивал дрожащую руку. – Спасайся! Беги в лес и найди сенг-ира, наших костяных богатырей. Пусть они покарают предателей, не заботься о нас.

По знаку Ингвара пять варягов бросились на Александра. Тот зарычал от бешенства и одним взмахом сабли снес две головы. Остальные отшатнулись. Однако, видя, что на него двинулись еще человек десять, Александр почел более разумным отступить. Сильно припадая на больную ногу, он побежал к лесу. Варяги преследовали его не слишком рьяно – три трупа говорили сами за себя.

На опушке Александр обернулся и погрозил саблей Ингвару.

– Мы еще встретимся, Иуда! Ты пожалеешь о своем предательстве!

В первое мгновение Александру показалось, что на него напала рысь. Что-то тяжелое и шумно сопящее рухнуло ему на плечи и опрокинуло на землю. Он растерялся. Стальные клещи захватили горло и сдавили так, что перед глазами поплыли радужные круги. Александр захрипел. Но именно попытка задушить его оказалась для нападающего роковой. Александр очнулся и нанес страшный удар локтями назад. Ему показалось, что он ударил по каменной стене – такая резкая боль пронизала локти. Но все-таки руки противника соскользнули, в кровь расцарапав Александру горло. Он вскочил, одновременно выхватывая саблю, и замер. Перед ним стояли те самые костяные богатыри, которых так часто поминал Эрьта.

Разгадка оказалась до обидного простой. Александр ожидал увидеть неведомое чудо, но…Перед ним стояли обычные люди в блестящих панцирях, похожих на полированую кость. Кожаные шлемы с приклепаными железными пластинами защищали головы. Единственное отличие от привычного Александру вооружения – отсутствие щитов. И оно понятно – зачем щит в лесных дебрях, только мешается.

Сброшенный Александром воин ворочался на земле и хрипел. Двое других вскинули луки, целясь ему прямо в грудь.

– Стойте! – отчаянно вскрикнул Александр.

Как ни странно, они послушались.

– Говори, бородатый, – приказал один из сенг-ира.

– Марг-кок попросил меня найти в лесу костяных богатырей и привести их на выручку. Он сказал, что Пайпын поможет…

– Что ты плетешь, бородатый? – раздраженно спросил воин. – Какая выручка? Зачем ты пришел в наши леса?

– Меня прислал Эрьта.

– Вот оно что, – усмехнулся воин. – Старикашка опять вспомнил о нас. Лучше бы он подумал своей дырявой головой чуть раньше, когда выгонял нас из города. Пайпын это я.

Оказалось, что нравы лесного края более чем своеобразны. Александр и раньше удивлялся полному отсутствию воинов в Ит-Самарге, но думал, что это просто случайное стечение обстоятельств. Они отправились в поход. Нет, все шло именно так, как и должно. Ойки отличались миролюбием и совсем не стремились что-либо делить с помощью оружия. Тайга велика, зверя много, зачем ссориться? Но появлялись люди со скверным характером, которых хлебом не корми… Они становились бродячими «рыцарями». Александр невольно усмехнулся такой аналогии. Во всяком случае другого перевода для слова «сенг-ира» он найти на смог. Чаще всего богатыри не могли ужиться в городках и уходили сами. Или же их прогоняли. Они селились в небольших деревушках группами по десять-двадцать человек и жили довольно свободно, не утруждая себя лишней работой. Городки кормили их, за это богатыри обязаны были отражать набеги разбойников, подобные нынешнему. Чтобы не терять боевых навыков и от чрезмерной склочности время от времени сенг-ира затевали небольшие междоусобицы. Что, кстати, совсем не прибавляло им любви ойков.

После этого Александр рассказал, что стряслось в Ит-Самарге. Выслушав его, Пайпын заметно помрачнел.

– Сколько людей у нурманнов?

– На двух драккарах, я полагаю, около шести десятков.

– А нас всего двадцать пять. И еще бородатых поддерживает сильный колдун. Наш шаман уехал далеко…

– Как раз его нам опасаться не следует, – успокоил Александр. – Торгейр погиб при возвращении от серебряной горы.

Воин вспыхнул.

– Они нашли серебряную гору?!

– Да, – кратко ответил Александр, успев сообразить, что не следует хвалиться собственным участием в походе к капищу бога Йомаля.

– Тогда решено. Мы нападем этой же ночью.

– Ночью? – удивился Александр. – Но ведь нападать на спящего врага неблагородно.

Пайпын злобно потряс кулаком.

– Я не могу выслушивать призывы к благородству от бородатых! Напасть на безоружных, схватить их, продать в рабство, очевидно и является истинным благородством?

На это Александр не смог возразить ничего.

– Только постарайтесь не перебить под горячую руку купцов. Они-то ни в чем не виноваты и сами пострадали от разбойников.

– Купцы, – воина всего передернуло. – От них исходит самое главное зло. Словно ползучая зараза они проникают в самую малую щель, чтобы ограбить и обобрать. Сладкими словами они туманят разум, и человек в их руках делается мягче воска. А следом за купцом приходит воин! Нет, купцы еще большее зло, чем разбойники. Они подобны ядовитым змеям и жалят исподтишка.

Александр подумал, что Древолюб с большой радостью обнял бы этого противника купечества. Но вслух сказал лишь:

– Пощадите невиновных.

– Невиновных? Пощадим, – зловеще посулил Пайпын.

На бордовом от вечерней зари небосклоне Александр увидел знакомый белый крест. Как перед битвой с бусурманами. Небо благословляло их, но крови прольется много…

Варяги проявили совершенно непонятное Александру легкомыслие. Конечно, они разгромили стойбище ойков, все оставшиеся в живых были связаны и валялись на берегу, словно овцы, ожидающие ножа мясника. Но ведь не был же Ингвар настолько глуп, чтобы полагать, будто разбил единственную рать лесного края.

Сначала Александр заподозрил ловушку. Однако чем дольше он вглядывался в безмятежно спящий лагерь, тем все вернее убеждался – на варягов накатило всеобщее безумие. Догорали костры, возле которых сонно копошились темные фигуры. При желании их можно было перестрелять из луков, как куропаток. По берегу, пошатываясь, слонялись двое или трое часовых, которые меньше всего были озабочены охраной лагеря. Они лишь старались сами не уснуть.

Пайпын недоуменно поглядел на Александра. Вместо ответа тот лишь пожал плечами. Пайпын прошипел, обращаясь к своим воинам:

– Начинайте! Только тихо, чтобы было слышно, как комар летит!

Александр немного нерешительно повторил:

– Убивать спящих нет чести.

Пайпын пригрозил:

– Если попробуешь их разбудить, то ляжешь рядом.

– Нет-нет, – поспешно заверил Александр, – я не собираюсь делать это.

– Мы идем не за честью. Иначе одолеть разбойников, полонивших наше племя невозможно. Или ты хочешь поговорить о чести с работорговцами?

Александр смешался.

– Нет.

– Тогда помалкивай, – нелюбезно предложил воин. Он прислушался в последний раз. Тихо. Только где-то вдалеке заунывно ухает сова. – Вперед! – скомандовал он. – Пусть радужно отливающие головные кожи украсят стены жилищ доблестных сенг-ира.

Что означали эти слова, выяснилось позднее.

Воины неслышными тенями скользнули в ночь. Александр из-за своей больной ноги немного отстал и увидел первые действия ойков со стороны. Беспечные часовые в мгновение ока были повергнуты на землю. Стремительный взмах ножа – и черная кровь беззвучно пузырится на холодном песке. А потом началось убийство. Прямые короткие мечи поднимались и опускались, поражая спящих варягов. Если бы дела пошли так, как наметил Пайпын, никому из пришельцев не увидеть бы рассвета. Но кто-то немного поторопился, у кого-то не хватило выдержки… Дикий вопль переполошил безмятежно спящий лагерь. Морские разбойники спали чутко и в один миг все оказались на ногах.

Тут Александр невольно восхитился самообладанием и обученностью варягов. Считаные мгновения длилась растерянность, и в свете костров засверкали мечи, зазвенела сталь. Теперь бой шел на равных. Напору и умению сенг-ира варяги противопоставили упорство и умение. И те, и другие всю жизнь проводили в походах и боях. Но если для костяных богатырей стычки часто принимали характер своеобразных рыцарских турниров, то для варягов убийство стало профессией. Александр, до сих пор нарочно не вмешивавшийся в схватку, приметил, что варяги начали медленно, но верно одолевать. Особенно отличался Лютинг. Его башнеподобную фигуру Александр увидел сразу. Берсерк раскидывал нападающих словно малых детей. Александр заковылял на помощь ойкам.

На него напали сразу двое. Отбив щитом удар одного, Александр стремительным выпадом в живот проткнул другого. Если бы на варяге была кольчуга, удар оказался бы напрасным, но для вскочившего с постели человека он стал смертельным. Расправа со вторым противником не заняла много времени. Но здесь Александра заметил Лютинг.

– Вот ты где, предатель! – взревел берсерк. Меч в его руках заходил словно молот кузнеца, от страшных ударов не спасали костяные доспехи. Берсерк крушил и своих, и чужих, стремясь добраться до Александра.

Тот почувствовал, как его подхватывает и несет жаркая волна. Опомнился он столкнувшись лицом к лицу с Лютингом.

– Берегись! – зарычал берсерк. – Сейчас ты заплатишь за измену!

– Мерзавец! – ответил Александр. – Это твой час настал!

Меч берсерка, ударившись о саблю Александра, высек сноп искр. И Александр сразу ощутил звериную силу противника. При каждом ударе саблю отбрасывало, словно на нее падало тяжелое бревно. Не спасало ни умение, ни ловкость. А кроме того больная нога… Не очень попрыгаешь.

Александр начал медленно отступать. Заметив это, берсерк еще усилил напор. Александр понял, что долго ему не продержаться. Но за спиной Лютинга возник неясный силуэт. Человек согнулся втрое и припал к земле, стараясь остаться незамеченным. Улучив момент, он кошачьим прыжком бросился на спину берсерка, взмахнул рукой и вонзил нож между лопаток, спрыгнул и кинулся наутек.

Лютинг взревел как раненый медведь, мощным ударом опрокинул Александра навзничь, высоко поднял меч, готовясь нанести последний удар. Александр закрыл глаза… И ничего не случилось. Он осторожно приоткрыл правый глаз. Лютинг с перекошенным от боли лицом стоял неподвижно, из груди у него торчали две стрелы. Три смертельные раны не мог вынести даже исполин-берсерк. Он рухнул, словно подрубленное дерево.

Гибель Лютинга сломила сопротивление варягов. Они были застигнуты врасплох, почти половина отряда погибла прежде чем начался бой. Варяги принуждены были сражаться без доспехов, каждый удар противника становился для них роковым. Такого испытания они не выдержали. Последняя ожесточенная схватка разгорелась возле драккаров. Ведь их вытащили на песок! Столкнуть на воду варяги сумели только один. Второй был подожжен, и пламя быстро охватило его, вынудив варягов спасаться вплавь. Воспользовавшись тем, что ойки собрались вокруг пылающего драккара, второй корабль, на котором не хватало половины весел, неуклюже, словно прихрамывая, отошел от берега и скрылся в темноте.

Тщетно пытался Александр разгадать, куда ушел драккар.

– Чего смотришь, – хлопнул его по плечу подошедший Пайпын.

– Они бежали и больше не вернутся.

– Я как раз считаю наоборот, утром они обязательно будут здесь. Варяги не признают поражение так просто. Прикажи своим богатырям держаться на чеку, как бы не случилось худа.

Пайпын захохотал.

– У тебя просто помутилось в голове после хорошего удара. Впредь тебе наука – не пытайся руками вырвать дерево. Я убил великана и спас тебя. Сейчас я уничтожу его душу, и он больше не возродится, тебе никто не будет мстить. Не бойся, – насмешливо закончил сенг-ира.

Слабые лучи утреннего солнца с трудом пробивались сквозь плотные черные тучи. Открывшаяся картина наполнила душу Александра омерзением и ужасом. Ойки старательно собирали трупы врагов и снимали с них скальпы! Теперь разъяснилось непонятное упоминание «радужно отливающей головной кожи».

К нему подошел, позевывая, Пайпын.

– Вот видишь, ничего не произошло. Держи, – он протянул Александру окровавленную тряпку. Тот шарахнулся в сторону, узнав скальп.

– Спасибо, не надо, – запинаясь, выдавил он.

– Напрасно, – посожалел сенг-ира. – Это головная кожа того великана. Носи ее с собой, и его душа будет вечно мучиться.

– Нет-нет, – энергично затряс головой Александр. – У нас нет такого обычая. Мы хороним даже врагов.

– Вот потому вас так часто и бьют, – поучительно сказал Пайпын.

– Ладно, с этим мы как-нибудь разберемся потом. Вы освободили пленных?

– Конечно.

– Одноглазые были связаны?

– Как и твой слепой друг.

– Странно, я ожидал… Постой! – вскинулся Александр. – Мне послышался какой-то шум на реке. Варяги возвращаются!

Пайпын тоже насторожился. Но сквозь густой туман, клубящийся над зеркальной гладью реки ничего не было видно. На песке валялись мокрые черные головешки, плавно покачивался перевернутый шлем – все, что осталось от сгоревшего драккара. Обугленная драконья голова слепо таращилась на них.

– У тебя душа зайца, – с презрением бросил Пайпын.

– Нет, совершенно точно. Я слышу плеск весел!

Пайпын прислушался, и по его лицу пробежала тень сомнения.

– Это тебе кажется… – промямлил он.

Стена тумана поднималась шагах в тридцати от берега, поэтому рассмотреть, что происходит на реке не мог никто. И когда из колеблющейся белесой пелены высунулся черный дракон, Александр невольно охнул. Мерно взмахивая крыльями, чудовище направлялось к берегу. Вода кипела и бурлила, раздаваясь под его мощным телом.

Потребовалось какое-то время, чтобы справиться с замешательством и понять, что это возвращается драккар.

– Ну что?! – рявкнул Александр на Пайпына. – Убедился?

Тот растерянно хлопал глазами. Потом опомнился и засвистел, собирая своих воинов.

На сей раз Ингвар хорошо подготовился к бою. Хотя ойки встретили корабль градом стрел, они бессильно тыкались в поднятые щиты. Драккар осторожно подошел к мысу и варяги начали спрыгивать в воду. Вскоре на песке стоял ощетинившийся копьями отряд. Еще несколько стрел звякнули о шлемы варягов, но ойки убедились, что это бесполезно и перестали тратить стрелы.

Пайпын собрал свой отряд на опушке леса. К нему присоединился Эрьта, возглавивший уцелевших мужчин городка. Увы, Ит-Самарга больше не существовало – на вершине холма курились дымком дотлевающие бревна. Ойки хотели отомстить, но Александр не принимал их в расчет. Под ударом бронированой фаланги их строй мгновенно рассыплется, а те, кто останется в живых – разбегутся. Варягов все-таки слишком много. Ножи славно поработали ночью, однако один викинг стоит в схватке пятерых ойков.

С некоторым облегчением Александр заметил золоченый шлем Ингвара. Он не мог объяснить внезапно возникшей симпатии к ярлу. Ведь были же все основания ненавидеть предводителя варягов, но… Александра не оставляло ощущение, будто все совершенное Ингваром, тот делал под внушением чуждой ему черной силы. А сейчас он увидит скальпированные трупы… Они валяются здесь же… Александр достал саблю и, не оглядываясь, через плечо, спросил Пайпына:

– Готовы?

– Да, – хрипло ответил тот.

Шеренга викингов раздалась, и ярл вышел вперед, поднимая над головой белый щит. Но было заметно, что он держится настороже, готовый в любой момент отразить предательскую стрелу.

– Они хотят с нами разговаривать, – с некоторым удивлением сказал Пайпын.

– Давай, послушаем, – предложил Александр.

– А что, если они замыслили коварство? – спросил Эрьта. – Я теперь не поверю бородатому ни на миг.

– Следите за ними повнимательней, – сказал Александр. – Кто пойдет со мной?

Пайпын тряхнул головой.

– Идем. Вместе врага упустили, вместе разбираться будем.

Александр дернул щекой, своей вины он не видел. Это скорее было упущением сенг-ира.

Хмурый, почерневший Ингвар приветствовал их взмахом руки.

– Рад видеть тебя во здравии, витязь.

– Ты сделал все, чтобы наша встреча не состоялась, – не смог удержаться Александр.

– Не будем вспоминать то, что было, – поморщился Ингвар. Было заметно, что разговор ему неприятен. – Лучше поговорим о том, что будет.

– И что же будет? – вмешался Пайпын.

Ингвар метнул в него ненавидящий взгляд, скрипнул зубами, но сдержался.

– Мы хотели бы похоронить наших убитых как положено.

– Только лишь? – Александр испытующе посмотрел на него, но ярл не отвел глаза, он смотрел прямо и твердо.

– Да. Мы похороним их и уйдем, как собирались, на север – к Кронийскому океану.

– Хорошо, – согласился Александр. – Только спрашивать разрешение тебе придется у хозяев разоренного тобою города. И что они ответят

– не знаю.

– Мы не против, – немного напыщенно согласился Пайпын. – Битва окончена, поводов для вражды не осталось. Наши костяные богатыри непобедимы, запомни это, бородатый. А ведь мы не обратились к остроголовым людоедам-менквам, ни к речным духам. Мы победили вас малыми силами, так не заставляйте нас вызывать большие!

Похвальбы казались совершенно неуместными, и Александр прошипел ему:

– Заткнись, дурак!

Однако поздно! Ингвар, и без того взбешенный поражением, а сейчас униженный и оскорбленный каким-то грязным дикарем, взорвался:

– Не забывайся! Если я говорю с тобой мирно, это признак вежливости, а не слабости. Наши мечи скажут тебе об этом лучше меня!

Пайпын уже открыл рот, чтобы тоже ответить колкостью, но Александр наступил ему на ногу, и сенг-ира прикусил язык.

– Как ты сам предложил, не будем говорить о прошлом. Мы согласны. Только не удивляйся… В конце концов вы сами напали на хозяев.

Щека у Ингвара дернулась. Александр различил, как из-за высокого кольчужного воротника высунулась тонкая золотая проволочка. Нет! Это снова промелькнула золотая змейка с отравленными изумрудами вместо глаз. Граненая головка покрутилась, принюхиваясь, и приникла к шее ярла.

Глаза Ингвара заволокло туманом, лицо перекосилось. Перед Александром стоял совершенно другой человек.

– Собака! – зарычал ярл. – Ты предал нас и дорого заплатишь за это!

Свистнул выхваченный из ножен меч. Александр лишь с величайшим трудом парировал внезапный удар. Пайпын бросился ему на помощь, но Ингвар просто пнул его, опрокинув на песок.

– Опомнись, – еле сумел вымолвить Александр, отражая сыплющийся на него град ударов. – Не начинай нового кровопролития.

Но Ингвар не отвечал. Краем глаза Александр заметил, что строй варягов скорым шагом приближается к ним. Приходилось уже думать о спасении, а не о победе. С другой стороны, громко вопя и потрясая оружием, катилась толпа ойков. Еще немного – и они столкнутся. Но вдруг Ингвар окаменел.

Мощным ударом Александр вышиб меч у ярла, едва не вывихнув ему кисть. Смертельного удара он не нанес. Послышался прозрачный золотистый звон, словно враз заиграли десятки арф. Музыка крепла, становилась все громче. Замерли пораженные варяги, приумолкли удивленные ойки.

Александр узнал музыку щита-гуслей. На что рассчитывал Ратибор? Неужели он надеется остановить битву? Оказалось, он думал совсем о другом.

Стремительная золотая молния упала на песок у ног Ингвара – та самая змейка-браслет, которая околдовала его. Она билась и корчилась, словно ее жег невидимый огонь. Крошечный смерчик метался по берегу, поднимая столбы песка.

Александр поднял бесформенный кусочек золота, в котором с трудом угадывался прежний филигранный браслет. Изумрудные глаза превратились в два уголька. Едва он тронул угли пальцами, те рассыпались мелкой пылью.

Ингвар шевельнулся. Александр поднял было саблю, однако ярл не собирался нападать. Он очумело завертел головой, словно стряхивая остатки ночного кошмара, и протер глаза:

– Что со мной? Где я?

Александр вздохнул. Черное колдовство пропало, но сейчас предстояло рассказать одураченному ярлу, что натворила его дружина. Он не заметил расстроенных Айзию и Манайю, притаившихся в тени деревьев. Такой поворот событий их явно не устраивал.

Чем хороши неприятности, так это тем, что однажды они все-таки кончаются, и тогда можно за веселым пиром напрочь забыть о черных днях. Во всяком случае сейчас ойки думали именно так. Едва мрачный черный силуэт драккара растаял в золотисто-голубом сверкании дня, марг-кок объявил о большом празднике. Еще дымились обугленные развалины селения, еще речные волны не смыли запекшуюся на песке кровь, еще не успела высохнуть земля на свежих могилах, как были разведены огромные костры, в которых жарились целые олени, заклокотала вода в больших котлах… Над временным становищем витали соблазнительные запахи.

Александру это казалось довольно странным. Невесел был и Ратибор. Он долго прислушивался к тихому плеску весел уходящего драккара и угрюмо сказал:

– Мне очень хотелось бы ошибиться, но я вижу, как мы вновь встречаемся с этими вояками. И опять при встрече льется кровь, много крови.

– Значит, напрасно мы их отпустили?

– Может и так. Много лучше для нас было бы, когда б они остались все лежать здесь, или сгинули безвестно на обратном пути. Еще не поздно попросить Эрьту, пусть их костяные богатыри займутся ушедшими…

– Ты соображаешь, что говоришь? – возмутился Александр. – Предлагаешь нанести предательский удар в спину!

– Сожженное селение, убитые женщины и дети – вот цена твоего благородства. Или чистоплюйства. – Ратибор вздохнул. – Тем более, что Пайпын охотно сделал бы все сам. Твоя совесть могла бы спокойно спать! И еще запомни: именно знакомство с Пайпыном дорого обойдется нам.

Александр нервно рассмеялся.

– Сегодня ты уж слишком мрачен, Ратибор. Могильным холодом веет от твоих предсказаний. Мы ведь победили, а ты продолжаешь предрекать несчастья.

– Иные победы победителю обходятся куда дороже, чем проигравшему битву. Ты совершенно забыл об исчезнувшем Торгейре. Неужто ты надеешься, что внук бога огня забудет о своем поражении? Он будет мстить тем, кого считает виновниками своего позора. И воскреснув, он окажется много сильнее, чем вчера. Ты еще не разобрался до конца, кто из них что успел натворить. И еще. С кем же ты сражался ночью? Ведь Лютинг погиб возле серебряной горы, откуда он появился вновь? Да так, что никто из варягов не заметил его? Только ты один да Пайпын. И наши друзья-аримаспы…

– Но ведь их самих едва не перебили варяги! – воскликнул Александр, предпочтя обойти скользкий вопрос о ночном призраке.

– Ты видел их связанными – и только. Не знаю уж, кто из троих самый опасный. Манайя… Колдун, сотворивший черные изумруды. Не им ли ты обязан всеми неприятностями с варягами? Ингвар-путешественник хороший человек, однако его душой овладел какой-то демон, подтолкнув на черные дела. Айзия тоже не столь прост, как кажется. Старшина каравана… и личный шпион уважаемого тирана. А может и еще кого. Не даром он поминал Молоха… Сорвалось с языка словечко, не поймаешь. Тебе известно, что он задумал, к чему стремится? Золотые щупальца расползлись далеко и прочно схватили многих неосторожных. Я не берусь предсказать, что выкинет завтра Айзия во славу уважаемого тирана и для собственной выгоды. Вспомни, чем он торгует! И просто ли ради одной прибыли тащит аримасп в далекие земли отраву?

– Здесь ты прав, – проворчал Александр.

– Про Гелайма я скажу одно: он не тот, кем видится простым смертным.

– Ты его видишь другим?

– Да.

– Кем же именно?

– Черный воин…

– Что это значит?

– Не могу различить.

Александр озабоченно потер подбородок.

– Это как-то привычнее, чем иметь дело с колдунами.

– Надо еще разобраться, под чью дуду он пляшет, чью волю выполняет.

– Что ж, буду настороже. Предупрежден – значит вооружен.

Им хотелось еще поговорить о многом, но появился один из слуг марг-кока. Усердно кланяясь и пересыпая речь многочисленными похвалами великим и непобедимым витязям, он сообщил, что большой князь Эрьта и старшина каравана Айзия наипочтительнейше просят могучих воинов удостоить своим присутствием пир.

Эрьта на радостях закатил такое праздненство, словно пытался затмить древних царей. Даже привыкшие к роскоши аримаспы от удивления пораскрывали рты при виде огромного количества золотой и серебряной утвари. Александр же, впервые столкнувшись с подобным, не сумел оценить стараний марг-кока. Просто подивился: и где все это раньше прятали?

Прямо на берегу был поставлен длинный дощатый стол, застланный златотканными скатертями. Прямо на роскошную парчу ставились горячие бронзовые котлы. Александр с некоторым ужасом смотрел на горы снеди, а прислужники подносили новые и новые блюда. Больше всего было мяса: лосятины, медвежатины, оленины, зайчатины. Стол просел под тяжестью двух диких кабанов, зажаренных целиком на вертелах и уложенных на двух золотых блюдах размером с дверь. Глухари, тетерева, рябчики, гуси и утки просто терялись рядом с ними. Дымящиеся горки зерна и каких-то кореньев служили приправами. Александр только пожалел, что нет хлеба. Но когда на стол рухнули бадейки с икрой, посыпались печеные и вареные сомы, щуки, форели и вообще незнакомые ему рыбы, он окончательно перестал чему-либо удивляться. Но с вином вышла определенная промашка. Чего ойки не имели – того не имели. Лишь мутная, противно пахнущая бурда пенилась в золотых кубках.

Александр с неудовольствием увидел, что сидеть ему придется рядом с Гелаймом. Он предпочел бы держаться подальше от аримаспов даже на пиру. Или особенно на пиру – смотри, чтобы он не сыпанул тебе чего-нибудь в еду.

Эрьта открыл пир многословной цветистой речью. Он еще раз проклял врагов, восславил героев, погоревал о павших, особо отметил помощь бородатого… Александра при этих словах передернуло, однако он успокоился, когда услышал, что в награду за труды большой князь жалует его двумя сороками отборных соболей.

Когда искрящиеся на солнце шкурки были вынесены для обозрения, Айзия шумно сглотнул и проворчал:

– Царский подарок. Отборные меха.

И Александр понял, что несмотря на золотую тамгу с головой тигра, обратное путешествие не будет спокойным.

Пир продолжался. Лица раскраснелись, разговоры стали громкими и бессвязными. Мутная жижа имела приличную крепость и три-четыре кубка могли свалить с ног любого здоровяка. А уж человека непривычного – и подавно. Прислужники подливали питье, не скупясь. Александру приходилось напрягать все силы, чтобы не потерять голову окончательно. Он отметил, что Гелайм пил мало, больше выплескивал напиток наземь и мрачнел с каждой минутой. Он то и дело брал свой кубок и разглядывал его, словно пытался найти какие-то письмена.

Александр тоже взял стоящее перед ним блюдо и усмехнулся. Конечно, сделать такую вещь ойкам было не под силу, зато они легко смогли изуродовать творение великих мастеров. Как сюда попало блюдо из древней Эллады? Можно было лишь гадать об этом. Искусный чеканщик изобразил на нем сцену кормления змея. На высоком каменном пьедестале стоит большой сосуд, из которого выглядывает огромная змея. Перед нею преклонила колени молодая женщина, почтительно протягивающая змее чашу. Фигуры казались живыми – еще немного, и они сойдут с матового серебра, задвигаются, заговорят… Но… Но поверх филигранной чеканки была нацарапана фигура мужчины, как бы сидящего на пьедестале. Голову мужчины украшала шутовская трехрогая корона, точно такую же надел Эрьта. Женщина поклонялась этому чучелу.

Александр сплюнул от омерзения. Кощунство! И еще раз посмотрел на змею. Это простое совпадение или знак судьбы?

А Гелайм все-таки захмелел. Видя отвращение, которое вызвали у Александра варварски испорченные вещи, он подсунулся прямо к уху и жарко прошептал:

– Интересно, как попали к этим мерзавцам сокровища императорского дворца? Только наследники великого Рима имеют право обладать ими, а не вонючие оборванцы!

Александр обжег его презрительным взглядом. Гелайм отшатнулся, по лицу поползла пьяная гримаса.

– Да, мерзавцы! – вызывающе повторил он. – Сердце обливается кровью, когда смотришь на обломки величия павших Цезарей.

– Придержи язык, если не хочешь потерять его вместе с головой, – одернул его Александр.

Но Гелайм только тряхнул кудрями и рассмеялся противным, дребезжащим смехом. Он еще раз хлебнул из кубка, поднялся, зашатался и, чтобы не упасть, схватился за стол, уронив кубок на землю.

– Скажи мне, князь, – дерзко обратился он к Эрьте, – откуда у тебя так много прекрасных, изумительныой красоты вещей? – Он взмахнул рукой и снова чуть не упал. – Неужели ваш край богат не только мехами, но и золотом?

И он грузно шлепнулся обратно на скамью. Марг-кок к этому времени тоже был изрядно на взводе, иначе он обязательно обратил бы внимание на выходку аримаспа, однако хмель помешал. Эрьта громко икнул и заплетающимся языком сообщил:

– Эт-то из кургана каменной бабы.

– Какой бабы? – насторожился Гелайм.

Эрьта, поминутно запинаясь, рассказал, что в далекие-предалекие времена предки ойков жили свободно в диких лесах, охотились за зверя, ловили рыбу и были счастливы. Однако появились злые люди, скверные, много хуже нурманнов. Сначала они покорили соседние племена васинабронков и меренс, заставили их платить дань своему повелителю Канугу. Непокорных злые люди убивали сразу. Васинабронки и меренс попытались сопротивляться – напрасно. Пришельцы умели хорошо сражаться, имели вдосталь железного оружия. И они очень походили на бородатых, Эрьта неприязненно глянул на Александра. Что могли противопоставить им лесные племена? Костяные стрелы?

После этого злые люди пришли в землю ойков.

Марг-кок рассказывал, не замечая, как буквально почернел Гелайм. Кулаки аримаспа сжимались и разжимались. Александр на всякий случай придвинул поближе массивный золотой ковш, прикидывая, как сподручнее будет хватить Гелайма по голове.

Ойки не смогли отразить пришельцев, им тоже пришлось платить дань. Так прошло десять или двадцать лет. Но что-то случилось, и злые люди перестали приезжать за ясаком. До ойков долетели слухи, что правитель злых людей Кануг умер, и в его державе воцарился хаос. Злые люди решили получше спрятать могилу Кануга и пришли в здешние леса. Они насыпали над могилой высокий курган и поставили каменную бабу.

Гелайм скрежетал зубами и лихорадочно крутил перстень с александритом.

Шаманы ойков прочитали заклинания на кургане и огнем изгнали из него зло, а потом раскопали могилу. Ту, самую, до которой так и не добрался Ингвар.В ней оказалось много красивых и полезных вещей, которые князья забрали себе. Чтобы новые злые люди не позарились на них, держат эти сокровища не в городке, а в лесу. Только самые доверенные ойки знают потайное место. В благодарность Йомалю, который избавил свой народ от страшной напасти, ойки насыпали серебряную гору, перемешав землю с бесчисленными кружочками серебра и золота из могилы. Йомаль строго стережет свою гору, охраняя ее от всяких посягательств. Каждыйгод ойки насыпают гору выше и выше, приносят Йомалю жертвы. Сейчас в горе лежит целая дружина серебряных людей.

Громкий стон вырвался из груди Гелайма.

– А что сделали с мертвым королем?!

Эрьта не заметил оговорки аримаспа.

– Бросили гнилые кости воронам, но и те побрезговали.

Гелайм дернулся, Александр подхватил ковш, но аримасп неимоверным усилием воли заставил себя сесть на место.

– Кроме золота там ничего не было?

– Всякую ерунду, – отмахнулся марг-кок. – Железки, разные тряпки.

– И сохранилось что-нибудь? – голос аримаспа предательски задрожал.

Александра удивляло явное пренебрежение Гелайма к неисчислимым сокровищам могильника и его интерес к неведомым железкам. Раньше он считал аримаспа (или кто он там на самом деле?) обычным охотником за сокровищами, хотя вспоминались упорные разговоры о железной короне. В чем же дело?!

– Все выкинули, – равнодушно ответил марг-кок.

Гелайм снова застонал. Лицо его побелело, на лбу выступили крупные, как горошины, капли пота.

– Все? – убито переспросил он.

Даже до пьяненького марг-кока дошло, что происходит нечто не вполне обычное. Но хмель подсказал ему неправильный ответ.

– Не огорчайся. Сохранилась какая-то железная загогулина, ее не смогли перековать в полезную вещь, не поддалась. Бросили и сейчас валяется где-то в моем доме. – Он хлопнул в ладоши. – Принесите ее, если уцелела!

Прислужник покорно убежал. Спустя малое время на стол перед Гелаймом лег смятый и перекрученный железный обруч с приклепанными грубыми лепестками, совершенно потерявший первоначальную форму. Можно было лишь гадать, как он выглядел раньше. Но Гелайм, видимо, знал, потому что вцепился в железку с ревом дикого зверя.

– Я дарю тебе эту безделицу, – хлюпнул носом Эрьта, на которого произвели впечатление чувства Гелайма. – Сегодня радостный день, и я хочу, чтобы он стал праздником для всех.

Пир зашумел вновь. Но Гелайм больше не пил. Он сидел точно на иголках, озираясь, скрюченными от жадности руками держал свою драгоценность. Александр гадал, что бы это могло значить. Он перехватил ехидную ухмылку Айзии, которой старшина каравана одарил своего начальника стражи. В который раз Александр встал перед диким клубком, распутать который не мог. Он задумался и не заметил… Тихий щелчок пальцами – и Манайя подсыпал ему в кубок того самого белого порошка.

А потом золотая посуда закружилась, засверкала таким ослепительным блеском, что Александр невольно закрыл глаза…

Сначала Александру показалось, что он плывет на корабле – изнурительная качка буквально выворачивала его наизнанку. Он с трудом сдерживал стоящий в горле комок. Странно, почему не слышно свиста ветра и плеска волн. Потом Александр обнаружил, что лежит вовсе не на корабельной палубе, а висит вниз головой, точно белье на заборе, на чем-то трясущемся, как корабль в шторм. Александр попытался приподнять голову, однако вновь накатила волна пряного запаха и унесла с собой все…

Постепенно до него дошло, что его небрежно бросили животом поперек седла, и он мчится во весь опор таким довольно неудобным образом. Александр попытался шевельнуть руками и охнул – руки были накрепко связаны, ноги тоже были скручены. Это озадачило Александра. Он твердо помнил, что недавно сидел на пиру у марг-кока… Что же произошло? Опять напали какие-то враги, и он попал в плен? Или стряслось еще нечто ужасное? Пожар, землетрясение, в крайнем случае потоп…

Эти мысли заставили его бедную голову буквально взорваться, словно раскаленный докрасна камень, на который плеснули холодной воды.

Очнулся он потому, что скачка прекратилась. Александр осторожно приоткрыл глаза. Он по-прежнему висел, уткнувшись носом в конский бок. Судя по чеканному стремени, везли его на собственном коне. Ситуация вконец запуталась. Александр с трудом приподнял голову и натолкнулся на торжествующий взгляд Айзии.

– Очнулся, голубок? – ласково прожурчал аримасп.

Александр разлепил запекшиеся губы.

– Что случилось?

Айзия даже хрюкнул от удовольствия.

– Случилось то, что на праздничном пиру у большого князя ты изрядно перепил и начал буянить. Нам пришлось тебя связать, потому что ты слишком уж разбушевался, начал махать саблей и грозил всех изрубить в капусту. Так что не обесудь, пришлось принять меры.

Айзия подошел поближе и грубо дернул Александра за связанные руки. Тот мешком рухнул на землю, едва не свернув себе шею.

– Что ты делаешь? – зло спросил он аримаспа.

– Пить меньше надо, – аримасп назидательно поднял грязный палец. – Как ты думаешь, насколько затянулось твое похмелье?

Александр растерянно закрутил головой. Он лежал на сухом хрустком мху. Где-то впереди синели невысокие холмы, поросшие чахлыми деревцами. По небу ползли неприветливые серые тучи, в воздухе отчетливо попахивало болотной гнилью. Картина настолько отличалась от глухой тайги в окрестностях Ит-Самарга, что Александр зажмурился, надеясь, что наваждение рассеется.

Глядя на него, Айзия весело рассмеялся.

– Дошло?

– Сколько дней прошло? – в ужасе застонал Александр.

– Неделя, – внушительно произнес аримасп.

– Не может быть!

– Очень даже может. Ты в конце концов бревном укатился под стол, и мы оставили тебя лежать там до утра. Утром … Что ты принялся вытворять наутро, я тебе уже сказал. Ты и вправду ничего не помнишь? – Александр заметил тень опасения в глазу аримаспа.

– Нет.

– Как тебя везли в лодке, как прощались с ойками, как взвалили тебя на твоего же коня, пересекли Дикий Лес, добрались до Рифейских гор и двинулись дальше… Ничего не вспоминаешь?

– Совсем ничего, – убито подтвердил Александр.

Злая радость проступила на лице аримаспа.

– Но теперь ты пришел в себя?

– Да. Развяжите меня.

– Мы не будем спешить с этим. Кто знает, может на тебя накатит снова. Уж больно трудно пришлось нам тогда. Ничего, потерпи еще немного – денька два-три.

Александр рывком сел, хотя со связанными за спиной руками сделать это было непросто, и еще раз осмотрелся.

Судя по долетающим звукам, караван расположился на отдых невдалеке, возможно за соседним холмом. Но почему-то Айзия предпочел сбросить его именно здесь. Что задумал лукавый старшина каравана? В одно мгновение Александру вспомнились все ненавидящие взгляды, которыми часто одаривали его аримаспы. Подумалось невольно, что сейчас Айзия расквитается за прошлое. Александр постарался скрыть, что он не на шутку перепугался, потянулся и лениво зевнул.

– Ладно. Еще день – так еще день. После целой недели это уже не страшно. Я только прошу посадить меня на коня нормально.

– Это я тебе обещаю, – осклабился Айзия. – Такую малую услугу мы тебе окажем.

– К стати, – перебил его Александр, – а где Ратибор?

– Можешь не беспокоиться, снами, – Айзия старательно выделил эти слова. – Ему ничто не грозит, он под надежной охраной. – Фраза прозвучала достаточно двусмысленно, но Айзия этого не заметил. – Хотя не для всех этот поход кончится благополучно…

Послышался дробный конский топот, из-за пригорка на взмыленном коне выскочил Гелайм.

– Там… – задыхаясь, промолвил он, – там…

– Что?! – взвился Айзия.

– Приближается большой отряд, мне кажется, это бусурманы.

– Вот как, – Айзия задумался, уставившись в небо. Конь начальника стражи нетерпеливо танцевал на месте.

– Что делать? – прервал затянувшееся молчание старшины каравана Гелайм. – У меня осталось слишком мало людей, и нам не отбить нападения. Особенно если он останется связанным, – Гелайм мотнул головой в сторону Александра.

– Он останется связанным, – огрызнулся Айзия. – Передай Манайе, чтобы он постарался удержать степняков подольше, хотя бы один день. Я сам поеду к ним договариваться.

Однако Гелайм не торопился выполнять приказ.

– Освободи его, – вдруг потребовал он у Айзии. У того челюсть отвисла.

– Ты в своем уме?

– Зато ты потерял его, – ответил начальник стражи.

Александр ничего не мог понять. Он точно знал, что Гелайм ненавидит его ничуть не меньше, чем Айзия. Так почему вдруг начальник стражи вступается за своего врага?

Айзия медлил.

– Ну! – прикрикнул Гелайм, кладя ладонь на рукоять сабли.

Айзия достал нож и с видимой неохотой перерезал веревки на руках и ногах Александра.

– Ты еще пожалеешь об этом, – посулил он начальнику стражи.

– Это мы посмотрим, – презрительно бросил тот, разворачивая коня.

– Да-да, посмотрим. Причем именно он заставит тебя пожалеть о своей опрометчивости, – криво ухмыльнулся Айзия.

Однако Гелайм не ответил, он сразу послал коня в галоп, только клочья мха взлетели из-под копыт.

– Вставай, чего расселся, – недовольно пробурчал Айзия Александру.

Озадаченный, тот послушно поднялся.

Как то удалось Манайе – неведомо, только бусурманы даже близко не показались возле стоянки каравана. Облегченно вздохнув – одной заботой меньше – Александр кинулся разыскивать Ратибора. У него отлегла на сердце, когда он увидел юношу. Объятия получились жаркими. Александр немедленно принялся выспрашивать юношу, что же случилось за эти дни. Конечно, сообщить все, что интересовало Александра, Ратибор не мог. Например, он остался в неведении, что творилось на пиру и сразу после него. Однако Ратибор подтвердил, что Александр действительно провалялся в беспамятстве целую неделю, не приходя в сознание. Его кормили, поили и обихаживали полусонного.

Александру оставалось только одно – пожать плечами. Тайна упрямо не давалась. Невнятное предчувствие опасности подсказало ему не ходить к кострам аримаспов, они с Ратибором расположились чуть поодаль. И когда вдруг появился Манайя, Александр демонстративно пододвинул к себе ножны, показывая, что не верит колдуну ни на грош. Даже чуть выдвинул саблю, чтобы легче было выхватить ее.

Манайя предпочел не заметить враждебного жеста. Его лунообразная физиономия расплылась еще шире, когда он подсел к костру.

– Наше странствие по диким чащобам подходит к концу, – аримасп не скрывало своей радости. – Больше не нужно вздрагивать при каждом шорохе, никто не бросится на тебя из-за дерева. Дня через три-четыре мы выйдем на большой торговый тракт, а там… – Аримасп зажмурился, как сытый кот, – скоро начнутся земли уважаемого тирана.

– Однако какая нужда привела тебя к моему костру, почтенный? – неприветливо спросил Александр.

– Это верно, нужда, – устало согласился колдун. – Чем дальше от опасностей, тем больше забот.

– Темен смысл твоих слов, почтенный.

Манайя воровато оглянулся, убедился, что их никто не подслушивает, и полушопотом спросил:

– Чем занят Гелайм? Что он тебе говорил?

– Не мое это дело, следить за начальником стражи, – уклончиво возразил Александр. – Да и как понять твои слова? Ты ему не веришь?

Манайя рыдающе вздохнул.

– Мы боимся, что наш поход к ойкам станет последним. Ведь покойный Торгейр осквернил их святилище, вырвав глаза каменным кошкам. Ойки не простят нам этого, если мы не вернем изумруды на место. Марг-кок уже сказал, чтобы мы больше не смели показываться в Ит-Самарге. Но Айзия надеется, что он сменит гнев на милость, если мы вернем похищенное сокровище. Ведь ты же знаешь, что глазами статуи служили не простые камни, а небесные смарагды. Они стоят больших денег, но никто ради единичной выгодной сделки не станет рушить налаженную торговлю.

– Почему ты спрашиваешь об этом у меня?

– Выяснить все, касательно смарагдов мне поручил Айзия. Кроме тебя и Гелайма из похода к серебряной горе больше никто не вернулся.

– Ты полагаешь, что их похитил Гелайм?

– Да.

Александр вспомнил, что начальник стражи действительно перехватил кожаную сумку Торгейра. Но вот лежали там смарагды или нет? В этом не было ни малейшей уверенности. И вообще, стоит ли вмешиваться в дела аримаспов, которые Александра совершенно не касаются? С недавних пор он начал серьезно жалеть, что послушался Древолюба и связался с этими сомнительными торговцами. А здесь еще человек с двумя лицами Гелайм. Кто же он такой? И он заступался за Александра… Единственное, что Александр решил для себя совершенно определенно – помогать Манайе не следует ни при каких обстоятельствах. Чем больше у него хлопот, тем лучше для Александра.

И он решительно ответил:

– Я ничего не знаю и ничего не видел. Но вполне допускаю, что Гелайм мог их похитить, однако утверждать это категорически не рискну.

– Жаль, – вздохнул Манайя. – Мы очень рассчитывали на твою помощь.

– Сожалею, что не оправдал ваших надежд, – лицемерно посокрушался Александр.

Он заметил, что Ратибор сидит, завернувшись в плащ, и внимательно прислушивается к разговору.

– Какое еще у тебя дело ко мне? – поинтересовался Александр, видя, что Манайя не намерен уходить.

– Не к тебе, а к твоему попутчику.

Если бы Александр не сидел, он определенно рухнул бы наземь от неожиданности.

– К Ратибору?!

– Да.

– Можешь не утруждать себя, – вмешался Ратибор. – Ведь ты заранее знаешь мой ответ.

– Но ведь я и спросить-то ничего не успел, – заюлил Манайя.

– Я превосходно знаю, что тебя интересует.

– Тогда почему ты отказываешься?

– У нашей земли своя дорога.

Александр растерянно хлопал глазами, ничего не понимая. Сейчас он казался себе слепым, которого не слишком заботливо ведут по лесу, где он то и дело налетает лбом на деревья.

Аримасп картинно воздел руки к небу.

– Это безумие! Это просто безумие! Почему ты отталкиваешь руку друга? Сейчас вашей земле со всех сторон грозит множество напастей. Бусурманы, варяги, турский султан и немчины… Не пересчитать всех, имя им легион! Разве не следует в судьбоносный момент слить воедино силу меча и силу золота?

– Этот сплав не будет обладать ни крепостью булата, ни блеском монет. Ничего хорошего из твоей затеи не получится.

– И все-таки трижды подумай, прежде чем отвергнуть помощь, предложенную вовремя. Ваша земля лежит в самой середине мира, в его сердце, и судьба Рутении определяет судьбы всего мира. Нет ничего важнее для Поднебесной, чем спокойствие и процветание этой земли. Все металлы и камни лежат в ней, она столь велика и обильна…

– Вот именно! – отрезал Ратибор.

Манайя звучно захлопнул рот и умолк. Потом грузно встал.

– Ты еще пожалеешь об этом, щенок! – бросил он, уходя.

Александр немного подождал, потом осторожно заметил:

– Мне кажется, что тебе не следовало отталкивать его так резко. Можно было поиграть, поводить его за нос.

– Ты хоть понимаешь, о чем идет речь?

– Примерно догадываюсь.

– Примерно… – Ратибор сплюнул в огонь. – Этот негодяй хочет купить мечи наших витязей. Он знает, что после возвращения в Словенск Великий, друзья отца придут ко мне. Одноглазый хотел, чтобы я уговорил их пойти на службу к аримаспам. Тогда-де они отведут все опасности от нашей земли. И сами будут сосать нашу кровь! Пауки!

Александр не согласился:

– В том, чтобы обмануть врага, нет бесчестья. Ты сам утверждал, что с хитрецом нужно сражаться его же оружием. Нельзя с ядовитой змеей драться так же, как с благородным львом.

– Я знаю, – досадливо ответил Ратибор. – Неужели ты не понимаешь, почему они так возятся со мной? Очень им нужен слепой и беспомощный. Они надеются, что в благодарность я помогу им договориться с витязями.

Из темноты неслышно возник Гелайм.

– Поистине, сегодня вечер гостей, – весело воскликнул Александр. Всех так и тянет к нашему костру.

– Кого это «всех»? – насторожился Гелайм.

– Например Манайю.

– Проклятая змея! – вспыхнул начальник стражи. – Что он искал?

Александр ядовито ухмыльнулся.

– То же самое, что и ты. Но только тебе повезло чуть больше, чем колдуну?

– Ты о чем? – встревожился Гелайм.

– О небесных смарагдах!

Гелайм резко бросил руку к мечу, но Александр предостерегающе показал полуобнаженную саблю. Аримасп криво усмехнулся и сдержал порыв.

– Ты прав, эти четыре камня у меня. Однако они мне не так уж и нужны. Я искал не их!

– Но все-таки прихватил с собой.

– А почему бы и нет? Если что-то само валится тебе в руки, лишь дурак разожмет пальцы.

– Мне нет дела до ваших интриг, – тряхнул головой Александр. – Но ты попросту ограбил ойков. Ведь для них смарагды священны.

– Грязные дикари, – с нескрываемым отвращением бросил Гелайм.– Они могут поклоняться и раскрашенному пню, не то что камням.

– Но этим же камням поклоняются и аримаспы.

– Аримаспы – да. Я – нет.

Александр прищурился.

– Кто ты?

Гелайм поднял левую руку, любуясь игрой пламени на своем перстне.

– Кто я? Твой друг. Ты помнишь, как Айзия хотел убить тебя? Я помешал, потому что рыцари обязаны помогать друг другу. Я не могу допустить, чтобы какой-то поганый торгаш поднял лапу на воина. Тем более, что наши страны всегда хранили дружбу.

– Господи, сколько у нас друзей вдруг отыскалось, – вскользь заметил Ратибор.

– Вы полагаете, что я ввязался в этот поход ради камней?! Ничуть. Держите! – Гелайм рванул завязки сумки и выхватил оттуда два громадных искристых смарагда. Пламя костра, коснувшись камней, исторгло из них пронзительные зеленые лучи, ударившие в небо. – Лови! – Гелайм кинул камни Александру, и тот машинально прижал их к груди, укрыв плащом.

– Тогда ради чего ты рисковал головой? – спросил Александр.

– Вернуться из такого путешествия куда труднее, чем погибнуть.

– Мне требовалось только это! – Гелайм торжествующе поднял над головой железный обруч, подаренный ему марг-коком. Аримасп немало потрудился, выправляя его, и теперь стало ясно видно, что это грубая железная корона. – Я похитил камни, собираясь выменять на них эту корону, однако она досталась мне просто так. Жалкие глупцы! Они не подозревали, какое сокровище держат в собачьей конуре. Безропотно отдать корону власти, – он расхохотался.

– Сокровище? – недоверчиво переспросил Александр.

– Конечно! Ты же слышал рассказ на пиру. Эта корона принадлежала покойному владетелю полумира кенигу Эрманариху. Тот, кто завладеет этой короной, сможет восстановить империю Эрманариха в прежних границах и владеть ею.

– Но Тайша знал о ней, – вставил Александр.

– Это новость… – Гелайм посерьезнел. – Интересно, кто мог рассказать ему? Уж не наши ли друзья-викинги? Точнее, Торгейр…

– Вполне вероятно. Эрьта действительно ничего не подозревал. Но при чем здесь ты? Корону царей может носить только царь, – спокойно произнес Ратибор.

Распаленный Гелайм вскочил, потрясая в воздухе короной. Он потерял всякую осторожность и кричал в полный голос.

– При чем?! Я прямой потомок и наследник Эрманариха!

– Это уж слишком, – Александр не смог удержать смеха.

Гелайм побагровел и надулся. Потом стремительно сорвал перстень с пальца и отшвырнул его прочь. Прозвучал звонкий удар огромного бронзового гонга, мигнуло синее пламя – и перед Александром стоял высокий белокурый гигант со всклокоченными волосами и бородой. Он был одет в кожаный костюм со следами ржавчины от доспехов и высокие сапоги. На куртку были нашиты золотые бляшки с изображением орла, на боку висел короткий прямой меч, а шею обвивала золотая гривна – тот же орел с распростертыми крыльями.

– Да ты знаешь, кто я?! – взревел гигант. – Я рекс вандалов Гелимер! Подобно тому, как сам обманный камень каждую минуту меняет цвет, так и перстень с александритом помогает его владельцу скрыть свою истинную внешность. Только так я мог попасть в караван к одноглазым чудовищам и достичь своей цели. Я получил то, чего вожделел! Сейчас я предлагаю вам, воинам Рутении присоединиться ко мне в борьбе за восстановление великого трона!

– Твой трон? Что нам до него, – возразил Александр.

– В нашей стране служит немало ваших соотечественников. Многие из них достигли великой чести. Например Элиас фон Рюйтцен, дядя короля лангобардов Ортнета.

Александр уже открыл рот, чтобы ответить Гелимеру, но здесь из темноты долетел истошный вопль Манайи:

– Вот он! Хватайте его!

Стражники-аримаспы ринулись на своего бывшего начальника, сбросившего обманную личину. Однако схватить Гелайма-Гелимера оказалось совсем непросто. Разъяренный гигант расшвырял стражников, точно котят. Он даже не достал меча, но те из аримаспов, кому достался удар могучего кулака по голове, уже не вставали.

Манайя что-то лихорадочно забормотал. Колдун выбежал в круг света, обрисованный котором и начал делать судорожные пассы руками. Гелимер в ответ издевательски захохотал.

– Не трудись, почтенный! У меня есть то, что делает твое колдовство безвредным.

В небо вновь ударил прозрачный зеленый столб. Александр понял, что Гелимер неспроста отдал ему только два смарагда. Не столь уж бесхитростен был рекс вандалов.

Тем временем Гелимер решил, что достаточно испытывал судьбу и огромными прыжками ринулся в сторону лагеря. Немедленно оттуда донеслись возбужденные крики, звон стали, потом – громкий стук копыт.

И все стихло.

Огорченный и взбешенный Манайя, бормоча проклятия, поплелся в лагерь. На прощанье он погрозил кулаком не то ночному небу, не то Александру.

– Что ты на все это скажешь? – спросил Александр, когда суматоха, вызванная бегством Гелимера, немного утихла.

– Это серьезный противник, – грустно ответил Ратибор, – и нам следовало бы остановить его раньше. Ведь ты не хочешь, чтобы он действительно восстановил империю Эрманариха? Не собираешься стать подданным кенига Гелимера?

– Конечно нет.

– Значит придется драться с ним, как я и предсказывал.

– Надеюсь, ты не предлагаешь немедленно броситься в погоню?

– вспылил Александр, уязвленный напоминанием о собственной недальновидности.

– Следовало бы. Чем раньше мы его остановим, тем лучше.

Александр только фыркнул.

– Давай спать, – предложил Ратибор.

– Давай. Утро вечера мудренее.

Александр вдруг заметил красную искру в траве. Подозревая недоброе (с аримаспов станется и ядовитую змею подбросить), он выхватил саблю. Но это оказался выброшенный Гелимером перстень. Александр подобрал его. Рекс в запале обронил очень ценную вещь, не следует так запросто разбрасываться волшебными перстнями.

Утром Айзия призвал Александра к себе. Старшина каравана делал вид, что решительно ничего не произошло. Ведь все случившееся пошло исключительно на пользу Айзии, и он был вполне доволен. Но Александра сразу встревожили гости аримаспа. В шатре старшины каравана сидели двое степняков. Александра невольно передернуло, когда он увидел полосатые халаты и отороченные мехом шапки. Сразу заныли старые раны, там, где его тела касалось раскаленное железо. Но приходилось притворяться, что ты ничего не помнишь и не знаешь.

Когда Александр уходил, Ратибор сумрачно предостерег:

– Не сомневаюсь, что и этот будет предлагать тебе свою любовь, точно ты продажная девка. Но не могу угадать, что он сможет добавить к уже сказанному Манайей.

– Что все они вдруг так резко зауважали нас? – вяло удивился Александр.

– При странствиях по Диким землям мы им были не особо нужны. А сейчас караван вступает на землю Рутении. Они готовы ковром лечь нам под ноги, только чтобы заполучить мечи наших витязей.

– Это такая большая сила?

– Конечно. Византийские кесари и северные конунги, дикие степные ханы и кичливые крестоносные магистры склонялись перед ней. Под сенью креста святого Георгия-Победоносца наши витязи отбили все нашествия. Манайя сказал правду – наша земля суть опора мира и его сердце. Чинские богдыханы в ослеплении суетного тщеславия называют свои империю Поднебесной. Но ведь это всего лишь задворки Великой Рутении! Настали трудные времена, рознь и свара раскололи единую державу. Князья начали усобицы, от зависти готовы жить в пустом амбаре, лишь бы сосед вообще под кустом ночевал. За мешок золота мать родную продадут. Нет единого правителя, нет единой веры. Каждый своего идола вытесал, ему молится. Всякая тварь и осмелела, норовит по кусочку со своей стороны отщипнуть. А ранее без позволения Государей Росских пискнуть не смели…

– Невесело.

– Куда как. Дожили – что наши богатыри по чужим землям разбрелись. Неспроста Гелимер напомнил, рекс лангобардов Ортнет везде похваляется, что он племянник самого Элиаса фон Рюйтцена, – Ратибора передернуло.

– Кто это?

– Отступник, – коротко ответил Ратибор, явно не желая много распространяться на эту тему.

– Ладно. Пойду, раз зовут.

Однако на всякий случай Александр отдал Ратибору смарагды, полученные от Гелайма-Гелимера. У тебя, мол, сохраннее будут. Не куда-нибудь иду – во дворец. Только невеселой получилась шутка.

Айзия встретил его приторными улыбками и несчетными поклонами. Но сидевший подле него Манайя был молчалив и угрюм, как голодный сыч. Да и раскосых глазах степняков Александр прочел только ненависть и злобу. На всякий случай он как можно незаметнее дотронулся до ножен, проверяя, свободно ли ходит сабля.

Айзия или действительно ничего не заметил, или предпочел сделать вид, что ничего не замечает.

– Проходи, проходи, – суетился он. – Садись.

Александр сдержанно кивнул и присел на ковер, напрягшись, как тетива лука. Айзия почти незаметно перемигнулся со степняками и, притворно сокрушаясь, сказал:

– Как мы все недоглядели! Пригрели змею на груди! Хорошо еще ужалить не успела.

– Увы, – согласился Александр так, что осталось непонятным, по какому именно поводу он сожалеет. – Кто мог знать, что Гелимер таит столь черные мысли.

– Однако наше путешествие не закончено. Нам предстоит заглянуть в становище наших друзей, потом мы посетим горы Хинда и уже через южные границы вернемся в пределы Рутении.

– Мне ты об этом ничего не говорил, – встревожился Александр. – Я намеревался сопровождать караван до Дикого Леса, не далее.

– Ай-яй-яй, – запричитал старшина каравана, – неужели я забыл предупредить тебя об этом? Но я надеюсь, что доблестный витязь не бросит нас на полдороге? После бегства Гелимера и после приключений в землях ойков у нас на счету каждый меч. – Александр хотел вставить, что никто не волок Айзию на аркане в эти земли, никто не вынуждал следовать за Ингваром и Торгейром, но промолчал.

– Мы просим тебя остаться и хорошо заплатим. Очень хорошо.

Александр качнул головой.

– Мне не нужны деньги.

– Тысяча имперских золотых солидов!

– Нет.

– Еще бы, – завистливо вздохнул Манайя. – Два сорока черных соболей.

– Я сделаю тебя начальником стражи, – продолжал уговаривать Айзия.

– Я должен показать Ратибора лекарям.

Айзия всплеснул руками.

– Вот именно! Тогда тебе просто обязательно нужно ехать с нами. Кто лучше восточных мудрецов умеет врачевать раны?

– Нет! – отрезал Александр.

– Что ж, очень жаль, – вздохнул Айзия. – Значит наши пути разойдутся. Мы выполнили повеление золотой тамги, взяли тебя с собой. Сейчас ты всего в двух днях езды от караванной дороги, где всегда можно найти помощь и отдых. Наш долг исполнен и завтра мы поворачиваем на юг. А тебе надлежит двигаться по-прежнему на запад. Жаль. Выпьем на прощание.

И он протянул Александру чашу, полную ароматного рубинового вина. Тот взял чашу, поднес к губам… И почувствовал неприятный пряный запах. Почему-то вспомнился пир, после которого он так долго путешествовал в путах. И если бы не Гелимер, в котором заговорил рыцарский дух…

– Пей же, пей, – поторопил Айзия.

Александр уловил напряженное внимание, с которым все следили за ним, и резко поставил чашу, расплескав вино.

– Извини, но для меня одно пиршество уже закончилось очень печально. Говорят, я оказался крайне буен. Не хочу тревожить тебя и твоих уважаемых гостей, вдруг снова опьянею и разойдусь.

– Ты обижаешь хозяина, – нетерпеливо заметил Манайя.

Такая настойчивость окончательно убедила Александра, что пить не следует, и он твердо ответил:

– Нет.

Айзия на мгновение растерялся, но тут же, осененный новой идеей, ласково зажурчал:

– Я ничуть не сержусь на тебя, витязь. Действительно, если слаба голова, лучше воздерживаться от хмельного. Но в воздаяние твоих многочисленных заслуг я просто обязан поднести хоть какой-то подарок. Смотри!

Он пошарил за спиной и протянул Александру два браслета, украшенных густо-зелеными, почти черными, изумрудами. Александр повертел их, рассматривая.

– Отличная работа, – не смог не похвалить он.

– О да, их сделали древние мастера. Примерь их.

– Но ведь они больше похожи на женские украшения, – удивился Александр.

– Ничуть. Мы носим такие же, – Айзия поднял руку, показывая.

Александр надел браслеты, они пришлись впору.

– Смарагдов есть двенадцать сортов. Знатнейший из них скифский, названный так по имени народа, у коего их покупают, – улыбнулся Манайя. – Сейчас у тебя на руках два конских табуна, никак не меньше.

– Я благодарен вам, – кивнул Александр.

Вдруг Айзия торжествующе осклабился и громко приказал:

– Слуги мои, держите его!

Рука Александра сама рванулась к сабле, однако неодолимая сила отбросила ее назад. Изящные золотые безделушки превратились в массивные бронзовые кольца, позеленевшие от старости. Кольца соединяла толстая палка. Александр оказался закованным в кандалы!

Он вспомнил превращения, происходившие с Ингваром под влиянием отравленных изумрудов и застонал сквозь зубы. Попасться так глупо! Как он мог не узнать характерный отблеск колдовских камней и угодить в ту же ловушку!

Манайя довольно ухмыльнулся.

– Ты угадал. На сей раз ты попался крепко! Уж теперь мы не упустим зверя из капкана.

Проклятье! Как раз перед тем, как идти сюда, он отдал небесные смарагды Ратибору. Ведь только они разрушают чары отравленных камней. И что самое скверное – Ратибор тоже может попасться в лапы этих же негодяев.

Айзия, видя его помертвевшее лицо, истолковал страх Александра по-своему.

– Бойся, трепещи. Мы отдадим тебя бусурманам. Не даром же пресветлый тэйн пообещал заплатить за тебя золотом вес к весу! Он разыскивает людей, погубивших Ослепительного, чтобы содрать с них кожу.

Один из степняков махнул рукой и каркнул:

– Нет. Великий тэйн передумал. Он милостив и просто отдает этого человека брату Ослепительного. Если почтенный вождь будет добр и отпустит своего врага, то пресветлый тэйн не станет вмешиваться.

Айзия весело заржал.

– Я полагаю, Светозарный не только не покарает наглеца, но и наградит его. Как не полюбить человека, подарившего тебе несметные отцовские табуны. Ведь у Ослепительного не было сыновей.

– Я тоже так думаю, – ухмыльнулся степняк. – Светозарный не пожалеет расплавленного золота, чтобы залить ему глотку.

Александр слушал их болтовню, прикидывая, сможет ли как-то освободиться. Однако степняки не были расположены терять время в пустых беседах. Они поднялись и подошли к Александру.

– Вставай!

Он пружинисто взвился в воздух, ударив одного из них локтем в лицо. С пронзительным воплем степняк отлетел прочь. Кровь из разбитого носа окатила аримаспов. Но второй бусурман клещом вцепился в плечо Александра, одновременно содрав у него с пояса саблю. Александр сумел стряхнуть и его.

Перепуганный Айзия, прикрываясь подушкой, заверещал:

– Это не я! Не я!

Александр рванулся к выходу из шатра, но увидел, как Манайя делает руками пассы, и одновременно почувствовал, что кандалы начинают нагреваться. Тогда он бросился на колдуна. Тот поднял руки, пытаясь прикрыться, но удар тяжелой бронзы раскроил ему голову.

– Получи, сволочь!

Вдруг что-то черное заволокло глаза, и свет померк.

Когда Александр пришел в себя, кругом было темно. Уже ночь или все еще ночь? Он предположил, что «уже». Ныли скрученные руки и ноги. Что-то слишком часто в последнее время доблестный витязь играет роль беспомощного тюка. Надо тщательнее выбирать себе друзей.

Но снова, как раскаленная игла, его пронзила мысль: «Как там Ратибор?» Александр прислушался. Сквозь комариный зуд, заполнивший уши, долетели слова:

– Напрасно теряем время…

– Тумен-таркан приказал ждать. Ведь ты не собираешься проявить неповиновение.

– Конечно нет. Но чего мы ждем?

– Когда поймают второго.

– Разве он удрал?

– Да.

– Проклятье. Как он сумел? Ведь слепой же.

– Слепой. Как бы не так! Снес головы троим не хуже тебя зрячего.

– Но ведь…

– Не знаю, какие злые духи ему помогали, только заколдованная сабля пропала из шатра золоченого одноглазого болвана, хотя стража не отходила ни на миг. Никто не видел похитителя. А когда пришли его брать… Те, кому посчастливилось уцелеть, надолго запомнят этот день.

– Светозарный грозил, что разыщет мальчишку и тогда… Ведь его отец прикончил Ослепительного.

Послышался смешок.

– Светозарному придется немного подождать. Я боюсь, у него зубы выпадут раньше, чем предоставится такая возможность.

– Ладно, будет языком молоть. Пойди, проверь, как там этот. Если и он испарится, тогда тумен-таркан с нас кожу сдерет вместо него.

Александр не мог ничего видеть – его сунули носом в траву, а перекатиться на спину он не мог. Послышались грузные шаги. Кто-то потыкал его острым сапогом под ребра.

– Лежит спокойненько, никуда не делся.

– Ладно, посматривай.

Услышанное порадовало, озадачило и напугало Александра одновременно. С одной стороны стало ясно, что Ратибор каким-то совершенно фантастическим образом избежал опасности. Он вырвался из лагеря аримаспов и сейчас далеко. Более того, перепуганные бусурманы даже не попытались его преследовать. Болтовня стражников заставляла предположить, что Ратибор прозрел. Но ведь это невозможно даже в сказке! Конечно, Александр попал в мир, где многие старые представления разлетелись в дым, однако практически все колдовство, которое он до сих пор видел, в общем укладывалось в рамки так называемого здравого смысла. Никто не пытался останавливать солнце, ходить по воде, аки по суху… И не было живой и мертвой воды, чтобы срастить воедино разрубленное на куски тело и оживить его, иначе сегодня Гремислав был бы с ними. А может он просто пока далеко не все узнал об этом странном мире?

От столь тяжких раздумий у Александра разболелась голова, и он предпочел снова впасть в забытье.

Последующие пять дней запомнились ему надолго. Если первое путешествие поперек седла он совершил в бессознательном состоянии, то на сей раз он видел и ощущал на своей шкуре все. Да и обращались с ним степняки не слишком почтительно. Светозарный должен получить его живым, это степняки помнили хорошо. Но ведь тумен-таркан не получил никаких приказаний относительно обращения с пленником. Полумертвый ведь он тоже все-таки слегка живой… А потому кормили Александра довольно экономно и нечасто, били не до смерти, и вышибли только два зуба.

Словом, действительность могла повергнуть в уныние и более стойкую натуру. Тем более, что каждый вечер тумен-таркан как бы случайно усаживался неподалеку от пленника и начинал красочно расписывать, какие у пресветлого тэйна великолепные палачи, как они умеют развязывать самые молчаливые языки. Они не чета простым неграмотным воинам.

Если верить рассказам, ожидало Александра действительно нечто необычайное. Он вспоминал некую ночь в степи и вновь жалел, что ввязался в дикую авантюру. Хватит ли у него терпения умереть достойно?

Кочевники спешили.Они стремились поскорее покинуть неприветливые и чужие для них леса и выбраться в родную степь. В тот вечер тумен-таркан с особенным удовольствием сообщил Александру, что завтра они выходят из леса, на опушке их поджидают две тысячи воинов его тумена. Почетная охрана важного пленника.

Больше всего Александру хотелось получить хоть маленький ножичек на одну минуту. Смерть от собственной руки представлялась просто счастьем. Нет смысла показывать стойкость и мужество кровожадным бусурманам. Они не поймут и не оценят. Хотя бы кандалы сняли… Но тумен-таркан был предусмотрителен и не допускал ни малейшего послабления пленнику.

Сначала Александр подумал, будто это ему мерещится спросонья: кто-то схватил его его за руку и волочет потихоньку в кусты. Потом понял, что все происходит наяву. Поднял голову и хотел было сказать, что он думает о поганых бусурманах, но вовремя прикусил язык. Его сторожа мирно спали у костра, близость Дикой Степи расслабляюще подействовала на них. Может тумен-таркан решил расправиться с ним, не дожидаясь прибытия в ставку Блистательного? Вряд ли он стал бы это делать тайком.

Безумная мысль мелькнула вдруг в измученной голове. А что, если это друзья? Вдруг кто-то пытается его спасти? Невероятно, но вдруг… Что он теряет?

Александр начал осторожно отталкиваться ногами, моля бога только об одном – чтобы не звякнули кандалы.

Нельзя сказать, чтобы ползание было приятным занятием. Сучья и камни рвали не только рубаху, но и тело, однако вспыхнувшая надежда помогала Александру переносить это. И когда над ним склонилось бородатое голубоглазое лицо, он облегченно вздохнул и обмяк. Свои.

– Сомлел, – сочувственно произнес густой бас.

– Нет, – с трудом пошевелил запекшимися губами Александр. – Просто устал.

Те, кого он увидел, больше всего напоминали разбойников. Драные и грязные зипуны, ветхие разбитые сапоги. Однако на каждом человеке Александр заметил кольчугу. Оружие было исправным и ухоженным.

– Эк его заковали, ровно татя, – промолвил невысокий широкоплечий здоровяк, носивший золотую гривну. – Можно ли сбить кандалы?

– Может уйдем подальше, воевода?

– Не расплатившись со злодеями? – спросил воевода.

– Многовато их.

– Однако и нас немало.

Пока шли эти разговоры, умельцы уже переломили бронзовые палки кандалов и вырвали кольца браслетов. Только сами браслеты остались в виде нежеланного украшения на руках и ногах Александра.

– Носи на здоровье, пока не придем в город. Там кузнец снимет, – хлопнули его по плечу и поставили на ноги пред светлы очи воеводы.

– Кто вы? – первым делом спросил Александр.

– Смотри-ка, – поразился воевода, – ни благодарности, ни привета. Сразу спрашивает. Неужто и в самом деле немного тронулся?

Александр густо покраснел.

– Извини. Конечно я должен был первым делом поблагодарить за то, что вырвали меня из лап поганых.

– Ничего, сочтемся позже, – ухмыльнулся в дремучую бороду воевода.

– Мы дружина Словенска Великого, собираем ясак среди дружественных племен иноверцев. Сюда пришли по просьбе твоего слепого друга.

– Он жив?! – вырвалось у Александра.

– Тихо ты! – воевода тут же запечатал ему рот мясистой ладонью. – Чего орешь? Забыл, что бусурманы совсем рядом?

– Это я немного не в себе, – понурился Александр.

– Оно и видно. Жив Ратибор, живее некуда. Гонится сейчас за вашим старым приятелем Гелимером.

– Так…

– Про то мне не ведомо, – пожал плечами воевода. – Дел колдовских я не касаюсь. Да и вообще оно опасно – становиться поперек дороги витязям. Нам он рассказал, что тебя схватили бусурманы и волокут к себе на расправу. Сказал, где их можно перехватить. И вот мы здесь.

– Спасибо.

– Не нам, – покачал головой воевода. – Родной земли оберегателям.

– Хватит болтать, Ядрей, – бросил один из дружинников. – Надо или уходить, или нападать. Но не сидеть пнями.

– Ну, что? Разочтемся с твоими обидчиками? – предложил Ядрей.

– Дайте саблю, – попросил Александр.

Схватка была короткой и жаркой. Дружинники Ядрея оказались не чета добродушным простоватым ойкам. Весь отряд степняков был вырезан в считаные мгновения, не ушел ни один. Тумен-таркан был схвачен живым и сейчас, скрученный, стоял, злобно поводя налитыми кровью глазами. Время от времени он сплевывал кровь из разбитых губ.

– Вот мы и снова встретились, – приветствовал его Александр.

– Напрасно я не вырвал твое сердце, – огрызнулся тумен-таркан.

– Здесь ты действительно дал маху, – согласился Александр.

– Но долго жалеть о своей ошибке ты не будешь и исправить ничего не сможешь.

– Вы не посмеете поднять руку на военачальника пресветлого тэйна. Весь ваш край зальется кровью, – ощерился тумен-таркан. В глазах его не было страха, только дикая ненависть.

– С ним надо кончать, – буркнул Ядрей.

Александр еще раз посмотрел на тумен-таркана, вырвал из рук дружинника бердыш и одним ударом снес молодую елочку на уровне плеч. Получился столб толщиной в руку.

– Вот его награда, – холодно бросил он, где-то в глубине души удивляясь на один миг (не дольше) собственной жестокости. – Посадите его на кол!

– Каждому зачтется! – непримиримо ответил степняк.

Александр уже совсем не удивился, когда в лагере Ядрея его приветствовал ласковым ржанием Гром. Он потрепал коня по шее и спросил воеводу:

– А мое оружие Ратибор не оставил?

– Нет.

– Куда он поехал?

– Прямо на закат, догонять немчина.

– Еще раз благодарю тебя, Ядрей, за помощь. После того, как мы догоним Гелимера, мы обязательно придем в Словенск.

– Удачи! Постарайся больше не попадаться никому! – ядовито напутствовал его Ядрей.

Александр вместо ответа махнул рукой и пришпорил коня.

Екатеринбург январь 1990 г.

Оглавление

Александр Больных Золотые крылья дракона

  1. ОПАСНОЕ ПЛАВАНИЕ

  2. ТИХИЙ ГОРОДОК

  3. МОРСКОЙ КОРОЛЬ И ЕГО СЛУГИ

  4. ПРИНЦЕССА

  5. ВЫБОР ПУТИ

  6. ДЕСЯТИКРЫЛЫЙ

  7. БЕГСТВО

  8. ПРИЯТНОЕ ЗНАКОМСТВО

  9. ЗАКРЫТОЕ КОРОЛЕВСТВО

  10. ЧЕРНЫЙ ТУМАН

  11. РАДУЖНОЕ УЩЕЛЬЕ

  12. ЗОЛОТАЯ ГАЛЕРА

  13. СМЕРТЬ БЕЛОЙ АКУЛЫ

  14. ОСТРОВ ПОДЗЕМНОЙ НОЧИ

  15. ЧЕРНЫЙ МЕЧ

  16. НОВОЕ О ДЕСЯТИКРЫЛОМ

  17. СДЕЛКА

  18. ОБОРОТНОЕ ЗЕРКАЛО

  19. СТАРЫЕ И НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ

  20. ПОХОД ЛЕДЯНОЙ АРМИИ

  21. ПОБЕДА И ПРЕДАТЕЛЬСТВО

  22. БЕГСТВО МОРСКОГО КОРОЛЯ

Александр Больных Снежные волки

  1. ВРАГИ

  2. БЕГСТВО

  3. ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ

  4. МАЛЕНЬКИЕ НЕОЖИДАННОСТИ

  5. ГРИФОН И ТУМАН

  6. В ЛЕДЯНОМ ДВОРЦЕ

  7. БОЛЬШОЕ БОЛОТО

  8. И СНОВА ГРИФОН

  href=#t33> 9. БОЛОТНИЧЕК

  10. СОБОЛЕНОК

  11. СНЕЖНАЯ ПУСТЫНЯ

  12. В ЛЕДЯНОМ ДВОРЦЕ

  13. ЧЕРЕЗ БУРЫЕ РАВНИНЫ

  14. ХОЛОДНОЕ МОРЕ

  15. ВЕЛИКАН КАМЕННЫЕ ГЛАЗА

  16. ТЕНЬ БЕЗУМИЯ

  17. ТУМАН И ГРИФОН

  18. ГОРОД ВО ЛЬДУ

  19. СВОБОДНЫЙ НАРОД

  20. ОБРЕЧЕННЫЕ

  21. ХОЗЯИН ТУМАНА

  22. ТЕНЬ СГУЩАЕТСЯ

Александр Больных Железный замок

  1. КОНЕЦ И НАЧАЛО

  2. ЯД

  3. ВЫБОР КОРОНЫ

  4. ПРИСЯГА ЛЕДЯНЫХ

  5. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

  6. ОПЯТЬ ЧЕРНЫЙ МЕЧ

  7. ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАМОК

  8. ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ

  9. БИТВА

  10. ГИБЕЛЬ ЛОСТА

  11. ОПЯТЬ ДРАКОН

  12. СНЕЖНЫЙ ПОЖАР

  13. ЗВЕРИ И ЗВЕРИ

  14. ДВУХГОЛОВЫЙ

  15. ПЕРВЫЕ СХВАТКИ

  16. КОНЕЦ ЛЮДЕЙ-МЕДВЕДЕЙ

  17. ОСАДА

  18. ПАУКИ

  19. СМЕРТЬ ЧАНИ

  20. ШТУРМ

  21. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

  22. РАДУГА СЧАСТЬЯ

Александр Больных Руки вверх, мистер гремлин!

  БАННЫЙ, ВОДЯНОЙ И ПРОЧИЕ ДОСТОЙНЫЕ ЛИЧНОСТИ

  ЗВЕЗДЫ ГЕНЕРАЛЬСКИЕ И НЕБЕСНЫЕ

  ХВОСТАТЫЕ АМАЗОНКИ

  ОПЕРАЦИЯ «ГАММЕЛЬН»

  «ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ…»

  ОПЕРАЦИЯ «ФРАНЦУЗСКИЙ ПУДЕЛЬ»

  RHODENTIA COSMICUS

  ВОЛК-ГРЕМЛИН

  ШУТКИ ГОСПОДИНА ПРОФЕССОРА

  ФИНАЛ

Александр Больных Сын дракона, внук дракона

  УДАР В СПИНУ

  ТУПИК?

  КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ

  ОТВЕТНЫЙ ХОД

  БУДНИ КОНТРРАЗВЕДКИ

  ГОСПОДА ДРАКОНЫ

  ОПЯТЬ РУТИНА

  ПОКУШЕНИЯ

  ИФРИТ И ОСТАЛЬНЫЕ

  ПРОБЛЕМА ВЫБОРА

  МЯТЕЖ

  ВОСЕМЬ ЦВЕТОВ БИФРЕСТА

  ДВЕ ВСТРЕЧИ И ОДНА ИДЕЯ

  AND NOT TO YIELD…

Александр Больных Видеть звезды

Александр Больных РАДУГА ПОСЛЕ НОЧИ

Александ Больных Желтый колокол

Александр Больных Смарагдовые звёзды