Близкая звездочка [Наталья Васильевна Михайлова] (fb2) читать онлайн

Наталья Михайлова Близкая звездочка

Рассказы

Неговорящий попугай

Летом, на птичьем рынке, Оксане сразу понравился бойкий попугай. Был он жёлто-зелёным, маленьким, с тёмными волнистыми полосками по туловищу и синими пятнышками у клюва.

Попугай быстро переворачивался через красное кольцо и, ловко перебирая лапками, бегал по стенкам проволочной клетки. Хозяин сказал, что этого попугая можно выучить разговаривать, и выбор был сделан окончательно.

Папа купил и проволочную клетку, и овса с пшеном на корм. Попугая на время посадили в узкую картонную (из-под яиц) коробку с отверстиями и отправились домой.

За яркую весёлую окраску и нежный хохолок на голове, Оксана назвала попугая Петрушей.

Первое время Петруша подолгу сидел на круглой палочке в клетке. Оксана садилась около неё и говорила:

— Петруша, Петруша. Петруша хороший!

Попугай склонял голову на бок и с любопытством смотрел на Оксану. Тогда девочка написала на листке бумаги и стала повторять:

— Петруша красивый!

Какие у Петруши глазки?

Чёрные.

Какая головка?

Маленькая.

Петруша умный. Говорящий!

Но Петруша молчал. А когда его выпускали из клетки, он взлетал на шкаф, карниз, смотрелся в его блестящую поверхность и лишь пел, да чирикал на разные голоса.

— Папа, нас обманули, — сказала Оксана, — Петруша — неговорящий попугай.

— Не может быть, — сказал папа. — Наверно, дело тут не в попугае, а в его учительнице. Прежде чем сесть у клетки, ты утреннюю гимнастику сделала?

— Забыла… — растерялась Оксана.

— Какая же из тебя тогда учительница?

Начала Оксана упражнения вспоминать. Тут ей папа помог. И гимнастику они вместе сделали. Потом Оксана умылась, мокрым полотенцем обтёрлась, зубы старательно вычистила. Поела и снова к Петруше. Но попугай всё равно молчит.

— Поправима твоя беда, — говорит папа. — Посмотри как ты одета.

— Хорошо.

— Да у тебя же всё на левой стороне: и платье, и свитер, и даже колготки.

— Я на улицу пойду, а под пальто ничего не видно!

— А вот Петруша всё видит и всё понимает. Потому и не слушает тебя. Правда, Петруша?

И девочке показалось, что попугай согласно кивнул головой.

С тех пор начала Оксана сама за собой замечать: то постель она вовремя не заправит, то руки не вымоет, то вдруг двойку в дневнике принесёт. Но Оксана старалась исправиться и каждый день занималась с Петрушей.

Попугай за это время стал совсем ручным. Он садился Оксане на голову, разгуливал по столу, когда она учила уроки и ловко запрыгивал на палец.

Зимой Оксане исполнилось семь лет. На день рождения к ней пришли школьные друзья. Они шумно разговаривали, смеялись.

И Петруша быстро летал из одного угла комнаты в другой, потом уселся Оксане на плечо и стал клевать яркие цветы на её платье.

— Какой интересный! — удивились ребята. — А говорит что-нибудь?

— Нет, пока не говорит, — грустно сказала Оксана. А попугай вдруг взлетел на люстру, наклонился над плафоном и голосом, похожим на Оксанин, громко сказал:

— Петр-р-р-руша, Петр-р-р-руша хор-р-роший!

Обрадовалась Оксана. Стала и маму, и папу, и друзей от радости обнимать. Хотела и Петрушу погладить. Да разве его поймаешь?

Склероз

На трибунах городского стадиона тесно и шумно. По футбольному полю мчится Славка. Вот он добегает до Витьки Чижова, легко отбирает у него мяч…

«Слава, вставай, в школу пора», — доносится с трибуны знакомый голос бабушки.

«Что за ерунда?» — успевает подумать Славка и запускает мяч в ворота противника. Мяч врезается в штангу и отлетает далеко в сторону.

«Ух!» — со стоном протягивает Славка и просыпается.

— Сколько времени тебя бужу! — укоризненно говорит ему бабушка.

— А разве сегодня не воскресенье? — удивляется Славка.

— Ну, милый, наверно, и к тебе склероз привязался. Воскресенье-то вчера было, а сегодня — понедельник.

— И правда, — кисло соглашается Славка и плетется в ванную.

— Поторапливайся, Слава, в школу опоздаешь, — предупреждает бабушка и ставит у двери ранец. Его подарили Славке в детском саду, на прощальном утреннике. Тогда Славке было весело. А теперь? Каждый день надо уроки учить. И посадили его не с другом Витькой, а с Танькой Чернышовой — самой назойливой девчонкой в классе, которая, как только научилась писать, стала приглашать его то на день рождения, то в кино…

Славка споласкивает лицо водой, торопливо одевается и выбегает из дома.

— Слава, ты ведь не позавтракал, — кричит ему вдогонку бабушка, но Славка уже с грохотом мчится по лестнице.

В класс он прибежал перед самым звонком. Соседки по парте почему-то не было.

«Заболталась с кем-то или проспала,» — подумал Славка.

Таня вошла в класс вместе с учительницей прихрамывающей походкой.

— Здравствуйте, ребята, — сказала Зоя Николаевна. — Садитесь. Сегодня по дороге в школу Таня сильно ушибла коленку, и врач сделал ей тугую повязку. Я прошу отнестись к Тане внимательно, — и Зоя Николаевна многозначительно посмотрела на Славку.

Таня тихонько села за парту и попросила Славку отодвинуться.

— Мне так удобней, — сказала она и поставила портфель рядом с собой. Славке пришлось потесниться.

А на перемене около их парты собрался весь класс.

— Таня, тебе укол делали? — спросил Витька.

— Да. Потом царапину йодом помазали и перевязали.

— А мне тоже уколы делали, когда я в больнице лежал, даже ночью, — начал Витька.

— А у меня «свинка» была, вот так щёки раздувало. Я в платке ходил, — перебил его Антон Капустин. Ещё мгновенье и со всех сторон градом посыпались болезни и таблетки, уколы и порошки…

Славка попытался выйти из-за парты, но тут же понял, что это бесполезно. Тогда он крикнул изо всех сил:

— А я склерозом болею!

Все неожиданно замолчали.

— Чем? — поморщившись, спросил Антон.

— Склерозом, — уже совсем тихо повторил Славка.

— Я где-то слышал об этом, — умно сказал Володька Протасов, поправляя съехавшие с переносицы очки.

— А что у тебя болит?

Славка хотел признаться, что он пошутил, но какой-то невидимый человек внутри его продолжал:

— Всё болит. А самое главное — ничего не помню.

— А когда ты заболел? — испуганно спросила Таня.

— Вчера.

К счастью Славки зазвенел звонок, и начался урок родного языка. Зоя Николаевна стала спрашивать стихотворение про ласточку. Славка выучил его ещё в субботу, но руку не поднимал, чтобы не прослыть выскочкой.

— Стихотворение нам расскажет Слава Соколов.

Славка с готовностью поднялся, но не успел открыть рта, как раздался голос Володьки Протасова:

— Зоя Николаевна, не спрашивайте Соколова, он склерозом болеет.

— Склерозом? — переспросила Зоя Николаевна. — Это интересно. И ты не можешь рассказать стихотворение? — обратилась она к Славке. Тот отрицательно замотал головой.

— Ну что ж, садись. Склероз — очень серьёзное заболевание. Мы с тобой ещё поговорим о нём.

Славка просидел весь урок как на иголках, не поднимая глаз на учительницу. А на большой перемене началось что-то невероятное. Все ребята наперегонки предлагали ему свои услуги: кто сходить в буфет, кто приготовиться к следующему уроку. Таня давно убрала свой портфель с сиденья, а Володька Протасов то и дело спрашивал Славку, как зовут его родителей, помнит ли он номер своей квартиры?

Домой Славку вызвались провожать пять человек. Вместе с ними и Таня. Она уже совсем не хромала, даже хотела нести Славкин ранец, но он не позволил это сделать. Перед самым домом Славка поспешно сказал ребятам:

— До свидания. — И быстро пошел к своему подъезду. У двери его поджидал Витька:

— Ты что? Соврал? — набросился он на друга. — Ведь у тебя вчера ничего не болело.

— Не болело и сейчас не болит, — вяло пробормотал Славка.

Он прошел мимо оторопелого Витьки и почувствовал огромное облегчение, когда нажал на кнопку звонка. Дверь открыла бабушка.

— А я могу заболеть склерозом? — тут же спросил у неё Славка.

— Ну что ты, — засмеялась она. — Ты ещё совсем маленький. У тебя всё впереди и склероз тоже. Проходи. Что стоишь в дверях?

Бабушка улыбалась Славке, и он доверчиво шагнул ей навстречу, как будто уходил из самого забавного и самого печального мультфильма.

Славка ещё не знал, что завтра скажет ребятам и Зое Николаевне. Ему сейчас было так стыдно перед ними. И Таня казалась хорошей девчонкой. Она, наверно, даже не пикнула, когда ей укол делали. А вечером, перед сном, он подозвал к себе бабушку и прошептал:

— Когда я вырасту — стану врачом. И обязательно вылечу тебя от… склероза.

Подарок

Настоящий друг Витька — всегда из беды выручит. Вот и на этот раз: пока Славка переживал, что делать со своим табелем, Витька предложил:

— Отдай мне: так спрячу — никто не найдёт, а ты скажешь, что табель пока не выдали. Потом выкрутишься…

— Эх, была не была! Не пропадать же конькам на ботинках фирмы «Ботас» из-за случайной тройки по русскому, — подумал Славка и согласился.

Дома ему сразу поверили; мама за хорошие отметки расцеловала, а папа таинственно пробасил:

— Молодец, сынок, ты стоишь хорошего подарка от деда Мороза.

Обрадовался Славка: значит, сдержал отец слово — привёз обещанное. Месяц назад, уезжая в командировку, он сказал:

— Старайся, Славка, закончишь четверть без троек — подарю тебе «Ботасы» на Новый год.

И Славка старался: дома, при матери, усердно твердил однажды выученное правило и засыпал, прикрывшись учебником, а в школе все диктанты у Тани списывал. Лишь на последнем, из-за её гриппа, двойку схватил.

— Лопух! — думал он о себе. — Надо бы с Юлькой сесть: она никогда не болеет…

А «Ботасы» — просто загляденье, мечта: на ботинках яркие цветные полоски, задники высокие, устойчивые. Только у физрука школы такие конёчки есть.

В ночь на первое января Славка спал беспокойно. Он уже видел, как мчится в обнове среди изумлённых мальчишек, забрасывает в ворота противника вместо шайбы свои прежние, обычные коньки и победителем кружится на льду с Таней на пару. А вот уже с Витькой лёгкой ласточкой парит в бездонном небе над пушистыми облаками…

Вдруг зазвенели бубенчики, и откуда-то издалека донёсся знакомый голос:

— Вставай, сын, дед Мороз пришёл.

Открыл глаза Славка, а в дверях спальни Витькин отец стоит и весело говорит:

— С Новым годом, Славка! Держи табель! Потерял, наверно, а наш Витька его на роспись дал. Со своим перепутал…

Лекарство от хитрости

В жаркий летний день нет ничего лучше, чем в речке искупаться. Два друга: Славка и Витька давно это поняли. Собрались на речку в воскресенье, с утра пораньше, но Славкину маму вдруг на работу вызвали, папа на дачу поехал, а пятилетнего Олежку не с кем оставить.

— Смотри за братиком, да получше, — наказала мама перед уходом.

Приуныл Славка: «Что делать?»

— Взять Олежку с собой. Вот и всё, — сказал Витька.

— А речка-то далеко. Разве Олежка дойдет?

— Конечно, что он хуже других? Олежка, хочешь искупнуться?

— Хочу, хочу!

— Я же говорил. Давайте турпоход на речку устроим. Нужно взять одеяло, маски, ласты, еды всякой и фляжку с водой.

Долго собирались мальчишки, наконец, в путь отправились. Витька несёт большущий рюкзак, Славка братишку за руку ведёт. И утреннее солнце вместе с ними шагает, через крыши домов перепрыгивает. А тёплый ветерок в спину поддувает. Радостно на душе!

Вот дома кончились. Поле началось. Одуванчиков и ромашек не счесть! Над цветами бабочки летают, в зелёной траве кузнечики стрекочут.

Олежка разные вопросы задаёт, смеётся, даже рюкзак хотел понести.

— Мировой парень! — шепчет Витька другу.

А «мировой парень» вдруг щёки надул, брови нахмурил и грустно сказал:

— Дальше идти не могу…

— Конечно, пора привал устроить, — сказал Витька, — у настоящих туристов так и должно быть.

Сели. Отдохнули. Прохладной воды из фляжки отпили, печенье пожевали. Можно бы и отправляться, но Олежка ни ногой, ни рукой пошевелить не хочет.

— Искупались! — вздохнул Славка.

— Подожди, сейчас он как миленький пойдет. Олежка, слушай песню:

начал Витька.

громко поддержал Славка.

И друзья быстро зашагали по дороге, а когда оглянулись — поняли, что Олежка и не думал идти: сел на траву у дороги и по сторонам посматривает.

— Вот я сейчас ему дам! — рассердился Славка.

— Не трожь ребёнка: это непедагогично! — остановил его Витька. — Олеженька, хочешь — я тебе сказочку расскажу?

Замотал головой Олежка. Того и гляди заплачет.

— Нести его надо, — хмуро заключил Славка. Встал на корточки, с трудом подсадил брата на спину и думает: «До чего тяжёлый. Раз, два, три, четыре, пять». Еле досчитал до двадцати пяти и остановился. Тут его Витька сменил.

А солнце уже вовсю припекает, словно смеётся над мальчишками.

— Давай Олежку вместе понесём, — предложил Славка.

— А рюкзак?

— Зачем нам рюкзак? Без одеяла, масок и ласт вполне можно обойтись. Воду и бутерброды мы сейчас мигом уничтожим, а рюкзак под деревом оставим.

Так и сделали. Потом сцепили руки замком и понесли своего мучителя дальше. Но Олежка с каждым шагом почему-то тяжелей становился.

— Наелся бутербродов и совсем растолстел, — сказал, запыхавшись, Витька. Давай попробуем на ремнях его нести. Сцепим их вместе, на шею наденем — и вперед.

Но с ремнями ещё хуже получаться стало. То Олежка, то брюки без ремней сползают.

— У меня на шее мозоль. Ох, и больно! — сказал Славка.

— И у меня мозоль, — говорит Витька.

Только они хотели свернуть с дороги, как что-то тёмное и жужжащее облетело их — и прямо к Олежке!

Как спрыгнет он на землю и с воплем вперёд помчался. Переглянулись друзья и следом побежали: усталости словно не бывало. Не заметили, как речка показалась. Спасибо пчеле! Мигом Олежку от хитрости вылечила.

Велосипед купили…

Вот и купили Славке велосипед: голубой, блестящий, «Орлёнком» называется. Стоит велосипед в прихожей, а Славке не верится, что его мечта сбылась. Закрыл глаза, ущипнул себя за ногу. Больно. Открыл глаза: «Орлёнок» перед ним. Значит, не сон это. Правда. И лампочка ярко загорается, и звонок исправно работает, и насос новёхонький, а эмблема — цветная, загадочная…

Славка хотел тут же прокатиться на велосипеде, но мама с папой остановили сына:

— Поздно уже.

Еле дождался Славка следующего дня. Наконец, во двор с «Орлёнком» вышел. На улице он ещё красивей стал, даже солнце от радости на его спицах заиграло.

— Вот счастливчик! Дай разок прокатиться, — подбежал к Славке сосед Игорь.

Сел Игорь на велосипед и лихо проехал от дома до гаражей и обратно.

Потом одноклассник Антон подошёл:

— Можно и я попробую?

Славка и Антону уступил. А другу Витьке как не дать прокатиться? Всегда — пожалуйста…

Мальчишкам «Орлёнок» очень понравился.

Но тут во двор Женя вышел. Женя — самый сильный из ребят. Учится уже во втором классе и тяжёлые гантели поднимает.

Подошел он к Славке:

— Что, велосипед тебе купили?

— Купили, — радостно отвечает Славка.

— Да, ничего машинка. Только руль кривой.

— Ты что? — удивился Славка.

— А посмотри, посмотри-ка лучше.

Присмотрелся Славка и верно: правая часть руля ниже левой.

А Женька продолжал:

— Сиденье поцарапано и колесо «восьмёркой». — Наклонился и добавил: — Спица гнутая и цепь вот-вот слетит. В общем, брак это. Через неделю твой велосипед хоть выбрасывай, — шмыгнул носом и в сторону отошёл.

Притихли ребята, а Славка расстроился: до чего он невезучий. Взял велосипед и домой отправился.

А навстречу ему Виктор Иванович — известный велогонщик идёт. Со Славкой они давно знакомы.

— Здравствуй, дружок. Поздравляю с обновой. Да ты никак расстроен?

Рассказал ему Славка про свою беду.

Перевернул Виктор Иванович велосипед, покрутил колёса, спицы потрогал.

— Всё, — говорит, — нормально, дружище. «Орлёнок» у тебя отличный. Ты сам-то на нём прокатился?

— Не успел ещё.

— А ну, садись. И доброго пути тебе!

Сел Славка на крепкое сиденье, руль ему свои надёжные плечи подставил. И поехал Славка по дороге. Так быстро да хорошо поехал, что мальчишки вслед весело закричали. Обернулся Славка и всем рукой помахал. А Женьки с ними не было. Убежал куда-то.

Жених

Иринка пошла к огородам, за которыми, по словам бабушки, целыми днями «пропадал» Васька.

Дорога блестит на солнце полосами от часто проезжающих здесь саней. По сторонам от неё растут деревья. А сколько на них снега! За иголки елей он цепляется лучше всего, а попробуй притянуть к себе ветку, что пониже…

Девочка невольно втягивает голову в плечи и туже завязывает шарфик.

Тропинка, ведущая к огородам, ясно обозначилась среди снега. «А вдруг Васька не здесь?»

Иринке становится страшно, она останавливается и кричит во весь голос:

— Вася!

— Иду! — прозвучало неожиданно близко и среди деревьев показалась небольшая фигурка мальчика в коротком пальтишке и надвинутой чуть ли не до носа шапке.

— Приехала, — заулыбался он и, поправляя шапку, добавил: — Погостить решила?

— Ага, — с готовностью ответила Иринка, — на каникулы.

— А ты все такая же. Кнопка, — продолжал Васька. — Да не обижайся, я ведь просто так.

— И не думала, — ответила девочка, с завистью поглядывая, что её друг стоит на лыжах.

— Вася, дай разок прокатиться, а?

— А вдруг сломаешь, они же совсем новые. — Но сам, застыдившись своих слов, стал торопливо снимать крепления с валенок.

— Возьми, катайся, мне ведь не жалко, — приговаривал он при этом, — сразу, конечно, не получится. Посмотри, как надо. Двигаешь ногами, палками толкаешься и едешь.

Вскоре Васька вошел в роль учителя: энергично размахивал руками, даже зачем-то подпрыгивал на месте, потом стал тихонько толкать подругу в спину.

— Ну, ладно, хватит на сегодня, а завтра ещё поучишься, — проговорил он наконец. — Подожди здесь, теперь я кружочек прокачусь.

Иринка запрокинула голову и посмотрела на солнце.

Какое-то оно сейчас скрытное, невесёлое.

Девочка медленно присела на корточки, и солнце запуталось в паутине из тонких ветвей берёз, наклонилось в сторону и, прокатившись по верхушкам деревьев, пристроилось вместо новогодней звезды на ель.

— А что ты делаешь? — подозрительно спросил Иринку подъехавший Васька.

— С солнцем играю.

— Ну и чудная же! Вот рассердится оно на тебя и будешь летом какой-нибудь зелёной.

— Как крокодил в зоопарке? — спросила Иринка. Она представила себя на месте этого страшилища, и ей вдруг стало холодно.

— Ха-ха-ха, крокодил, — раздается по лесу звонкий смех Васьки — Ха-ха, — запрыгали в его глазах ели. — Ха-ха, — задрожало солнце.

Глядя на Ваську, рассмеялась и Иринка.

— Эй, кто тут, здрасьте! — раздался голос, и вскоре на лыжне показался старший брат Васи — Котька. Он удивлённо посмотрел на Иринку и, потянув брата за рукав в сторону, спросил:

— В войну играть будешь? Все уже собрались там, за школой.

— Щас приду! — закричал Васька вслед убегающему брату.

— И я, я тоже играть хочу! — запрыгала Иринка.

— Но там ведь одни мальчишки.

— Да? А я должна сидеть дома и играть с царапучим котом?

— Ладно, пойдем, вытри глаза-то, развела целое болото.

Иринка моментально вытерла слёзы и поспешила за Васькой.

Когда они подошли к школе, там уже собралось много детворы и среди них шел спор.

— Нет, — громче всех кричал долговязый Витька, — так не пойдет! Мы в тот раз белыми были и сегодня снова? Надоело! Давайте меняться.

— Давайте! — подхватил и Васька, который вчера был в отряде «белых». Только теперь все обратили внимание на прибывших.

— Васька… с невестой, — многозначительно хмыкнул Генка по прозвищу «Кузя».

— Да это ж та самая, которая летом босиком вот так ходила! — И Генка, кривляясь, прошёлся перед мальчишками.

— Эй ты, кнопка, кем хочешь быть, командиром или ефрейтором? — усмехаясь, спросил Женька, подпоясанный армейским ремнём.

— Да что ты! Командиром будет Васька, а она его помощником, — добавил Котька.

Шутки сыпались со всех сторон, теперь каждый считал нужным высказаться так, чтобы рассмешить других.

— Вася, я домой пойду, — сказала Иринка, — ноги у меня замёрзли. Вот.

Васька ринулся было к хохочущей толпе мальчишек, потом махнул рукой и зашагал рядом с Иринкой. Он шел быстро, чуть ли не бегом, уже жалея о том, что не подрался с мальчишками, а за завтраком уделил Котьке лучший кусок пирога. И, вздохнув, подумал, что к нему снова и теперь насовсем прицепится прозвище «Жених».

Близкая звёздочка (повесть)

Вот и настали зимние каникулы. Иринка с подружками целый день на улице: то на коньках, то на горке ледяной. Но стало темнеть — значит, домой пора.

А дома Иринку лишь Пушок встретил. Трётся об её ногу, переступает мягкими лапами и мурлычет.

— Соскучился, — понимает Иринка и гладит кота. Потом они вместе едят рисовую кашу. Только Иринка за столом, а Пушок из лакашки, что стоит на полу. Ест медленно, нехотя и на Иринку поглядывает: не даст ли чего-нибудь вкусненького?

Девочка отрезает ему кусочек колбасы, потом ещё… Пушок моментально съедает всё это, долго облизывается, крутится у стола, трогает Иринку лапой — добавку просит.

— Хватит тебе, лакомка, — говорит Иринка и моет посуду.

На будильнике шесть часов вечера: «Что-то мама не идёт…» Ни телевизор смотреть, ни книжку читать не хочется. Поиграть бы с Пушком, да уснул котёнок в кресле.

Грустно стали Иринке, так грустно — хоть плачь! Девочка подходит к окну. Из окна улица совсем другая: тихая, загадочная, а там, вдали, звёздочка мерцает. Над самой высокой горой она раньше других загорается. Иринка зовёт её маминой звёздочкой. Говорила мама, что когда маленькой была, смотрела на звёздочку и мечтала дойти до неё. Но днём звёздочку не видно, а ночью идти на гору страшно.

— Так и не дошла? — сочувственно спросила Иринка.

— Дошла.

— Как же ты сумела? Расскажи, мамочка, может и я дойду.

Обняла мама дочку и сказала таинственно:

— Сначала желание надо загадать, самое заветное…

— И что ты загадала?

— Я очень хотела стать медсестрой, лечить больных. Это желание и загадала.

Удивилась Иринка: почему медсестрой? То ли дело стать врачом. У врача трубка красивая и зеркало круглое с дырочкой. Врач в их детском саду, как наденет это зеркало на лоб, так сразу видит, у кого что болит.

Мама тогда не обиделась, а просто сказала, что Иринка подрастёт и всё поймёт сама. До чего любит мама загадки!

Вдруг стукнула дверь. Конечно, это мама пришла: от пальто веет зимним холодком, а глаза радостные, добрые. Прижалась к ней Иринка и сразу веселей стало. А мама раздевается и рассказывает, что Дениска Иванов стал ходить, у Насти Зориной первый зубик показался.

— Мамочка, возьми меня завтра с собой на работу, — попросила Иринка, — мне без тебя так скучно. Я буду тихо-тихо себя вести, только возьми…

В детской поликлинике

И мама решила взять Иринку с собой на работу. А работает мама в детской поликлинике. Сюда идут взрослые с детьми. Одних ребят ведут за ручку, других везут в коляске.

В поликлинике светло, чисто. На стенах и зверята, и цыплята, и доктор Айболит нарисованы. Когда по широкой лестнице вверх поднимешься, золотистых рыбок в аквариуме увидишь. Подплывают они к самому стеклу, раскрывают рот, словно здороваются. Иринка тоже тихонько сказал им: «Здравствуйте!»

Потом они с мамой идут по длинному коридору, где на кожаных диванах сидят мальчики, девочки… А дверей, дверей-то сколько! На одной написано: «Окулист».

— Здесь глаза лечат, — говорит мама.

— «Физи-о-кабинет», — с трудом читает Иринка. — А здесь что делают?

Дверь непонятного кабинета открылась, и оттуда вышел мужчина. Он держал на руках ребёнка, закутанного в большой пуховый платок.

— Здесь греют простуженное горло, больные уши, — сказала мама и распахнула еще одну дверь. — А это наш кабинет!

На приёме

Иринка сидит на стуле у высокого шкафа. В нем стоят тонкие и толстые книжки с разными картинками на обложке. Мама сказала, что книжки эти медицинские. Там всё про больных ребятишек написано. Открыла Иринка такую книжку, да ничего не могла разобрать. Хотела у мамы спросить, но мама надела белый халат, высокую белую шапочку, строго посмотрела на себя в зеркало и стала не просто мамой, а медицинской сестрой Людмилой Ивановной.

«Сейчас будет уколы делать», — решила Иринка и невольно съёжилась. Но в кабинет вошла врач Альбина Алексеевна, приговаривая: «Чуть не опоздала. Надо же, автобуса так долго не было. Так долго». Приветливо кивнула Иринке и, застёгивая халат, сказала маме:

— Можно приём начинать!

И тут девочка увидела воробья. Он сидел на уличной раме, весело поглядывая на Иринку черными блестящими глазами. Потом смело запрыгнул на форточку: маленький, пёстро-серый и, наверное, замёрзший. Но хлопнула дверь, и воробей, испуганно вспорхнув, улетел.

— Ой, мама, смотри, смотри — птица! — радостно крикнула девочка в красном сарафане и закашлялась.

— Вчера температура у Анечки была, — вздохнула женщина, — а сегодня кашель появился.

Альбина Алексеевна взяла из стакана узкую металлическую лопатку, посмотрела у больной горло и укоризненно покачала головой:

— Нехорошее горлышко, красное.

— Снег с подружками ела, — сказала женщина.

— Это у нас сахар был, мне его Света продавала. В магазин мы играли, — призналась Анечка.

— Надо же додуматься, — удивилась Иринка, насмешливо поглядывая на Аню, на её жёлтые банты, словно яркие бабочки на голове. Иринка даже представила, что можно их сачком поймать и в банку большую посадить.

— Людмила Ивановна, выпишем ей направление в физиокабинет на прогревание и финоксиметилпенициллин в таблетках, — сказала Альбина Алексеевна.

Ну и название! Иринка попыталась выговорить его шёпотом:

— Фи-но… Фино-фи-льмо… финик и пепси-кола! — и чуть не рассмеялась вслух.

— Фено-цик-ло… Мотоцикло! — лезет в голову какая-то ерунда. Совсем забыла, как правильно. Бедная мама! Торопится написать такое трудное название. Да ещё незнакомыми буквами, на листочке с печатью. Написала и девчонке этой улыбается.

Анечка пошла домой и у самой двери вдруг показала Иринке язык. А Иринка растерялась и не успела ей тем же ответить. Уже другая женщина ввела в кабинет малыша в клетчатой рубашке. Он глядел на всех исподлобья, хныкал, упирался. А мама всё равно тащила сына так, что его ноги в серых валенках не поднимались, а волоклись по гладкому полу.

— Ну, что ты, Сашенька? — сказала Людмила Ивановна. — Тебя машина в гараже дожидается, а ты идти не хочешь?

У Иринки сразу «ушки на макушки»:

— Где машина? Где гараж?

А мама отодвинула тяжёлый ящик стола и достала оттуда коричневую коробочку. Да это и есть гараж, на ладони уместился! Распахнулись его ворота, а там, действительно, машина стоит: синяя, колёса чёрные и даже дверцы открываются. Совсем как настоящая, только маленькая.

Осторожно, словно ёжика, тронул её Саша пальцем, потом из гаража вынул и медленно по столу покатил.

Заигрался Саша и не плакал, когда Альбина Алексеевна слушала его трубочкой, которая так нравилась Иринке.

Больные заходят в кабинет один за другим. Кто кашляет, кто чихает, у кого живот болит. Иринке уже сидеть надоело, а мама словно не устаёт; пишет, и температуру измеряет, и успокаивает. А когда закончился приём, сказала Иринке:

— Доченька, ты иди домой. Поешь как следует, потом погуляешь. А мне на участок надо.

— И я с тобой.

— Нет-нет, в следующий раз. И вместо того, чтобы снять халат, мама снова присела к столу и медленно провела ладонями по лицу. Так она всегда делает, когда устанет.

На участке

«Следующий раз» оказался завтрашним днем.

— Давай оденемся потеплей и пойдём на участок пешком, — сказала Иринке мама.

Сначала идут они вдоль главной асфальтированной дороги, потом направляются к ёлочкам. Стоят ёлочки в зелёных платьях одна за другой, а через дорогу — тополя. Прямо к солнцу тянутся. На тополях птичьи гнёзда. И всё это называется таинственным словом «аллея».

Лучше всего здесь летом, когда тополя зелёные ветки раскинут, а под ними стелется густая трава, где поют кузнечики. Как в лесу!

Зимой тоже хорошо. Падает снег, наряжает ели и скрипит под ногами. Как сейчас: «Вы ку-да? Вы ку-да?» Некогда рассуждать Иринке, у неё дела важные.

— Там наш участок, — говорит мама и показывает на большие, серые дома. — Весь город в детской поликлинике разделили на участки. Наш назвали первым, и начинается он с центра города. Не только эти дома, но и маленькие, деревянные есть на участке. И фабрика, и аптеки, и магазины. Рядом с нашим второй участок. А всего их двенадцать.

— Двенадцать братьев, да? — засмеялась Иринка.

— Похоже, — согласилась мама. — На каждом участке свой врач, медсестра. Заболеет вдруг мальчик или девочка, мы скорей идём к ним, чтобы вылечить. Ходим к новорождённым: они совсем маленькие, беззащитные, говорить не умеют. Попробуй понять, что с ними случилось.

За разговорами мама с Иринкой подошли к новому пятиэтажному дому.

Танечка

Мама нажала на звонок, пропевший голосом канарейки. Дверь открыла женщина в розовом халате:

— Как я ждала вас! — обрадовалась она. — Это ваша дочка? Ира? Большая какая! Не стесняйся, садись вот сюда.

Иринка села в глубокое, мягкое кресло и ей показалось, что она в самолёте. И полетит сейчас…

— Раз, два, три, — сосчитала она и даже глаза прикрыла в ожидании чуда.

Но тут раздался плач: жалобный, звонкий. Привстала Иринка и ребёнка в кроватке увидела. Он плакал то тише, то громче, и маленькое лицо его краснело и морщилось.

— Заболел! — решила Иринка. — Надо таблетку поскорей дать и чай с малиновым вареньем.

— Голосок подаёт? — вошла в комнату мама и осторожно вынула из детской кроватки свёрток, старательно обвязанный красной лентой. — Таня, Танечка, хорошо тебя назвали, а связали зачем, не пойму.

— Она постоянно раскутывается, боюсь простынет, заболеет, — смутилась женщина.

Когда на диване развернули малышку, она замолчала. Иринка удивилась, как похожа девочка на её любимую куклу Алёнку. Только Алёнка с косичками, а у Тани и волос-то почти нет. А вдруг у неё пуговица на спине, как у Алёнки? Дёрнешь за пуговицу — плач раздаётся.

Подошла Иринка поближе, во все глаза глядит.

— Надоело связанной лежать и жарко стало, — сказала мама, поглаживая малышку по спине.

Нет, пуговиц у Тани не было. Даже на кофточке, которая почему-то задом-наперёд надета, никаких пуговиц: ни больших, ни маленьких.

Тут мама вместе с женщиной склонились над Таней, и ничего не стало видно. Только женщина смущённо повторяла:

— Вот ведь какая неумеха, даже ребёнка завернуть не могу.

— Не волнуйтесь. Всё у вас получится, — успокоила мама и перенесла Таню обратно в кроватку.

Девочка была в розовой, с длинными рукавами кофточке, а в пелёнку завёрнута лишь до пояса.

Тане нравилось так лежать. Словно прислушиваясь к чему-то, она поворачивала голову то в одну, то в другую сторону. Или, смешно задирая кверху подбородок, смотрела куда-то вверх, весело перебирая руками.

«Скорая помощь»

— Людмила Ивановна, здравствуйте!

На лестничной площадке в белой майке и колготках стояла девочка. В руках она держала пальто, которое спускалось до пола и почти лежало на нём.

— Юля? Что у тебя случилось? — Быстро стряхнув пальто, мама надела его на девочку.

— Не у меня случилось… — и Юля что-то прошептала.

— Сейчас разберёмся с больным. Только ты не плачь, ладно? — обняла её мама.

К удивлению Иринки, больным оказался чёрный, с белой грудкой и пушистым чёрным хвостом котёнок.

— Мурзик, Мурзик, — грустно позвала его Юля.

Поднялся котёнок с коврика, а переднюю лапу под себя так и подбирает.

— Мурзик сегодня спрыгнул с балкона и теперь на эту лапку встать не может.

— С балкона? Со второго этажа спрыгнул? Без парашюта? Ну и смельчак!

Медсестра погладила котёнка по чёрной блестящей спине, лапу осторожно потрогала.

— Мр-рр-р, — заворчал Мурзик.

— Он не умрёт? — спросила Юля.

— Нет, не умрёт. Твой котёнок ушиб лапу, и можно её вылечить. Ира, достань-ка из моей сумки бинт.

Мурзик хотел вырваться из маминых рук, даже за палец её укусил. Тут Иринка подоспела, и больного уложили на коврик. Теперь он не сопротивлялся, только хвостом по полу ударял.

— Потерпи, потерпи чуть-чуть, — приговаривала Иринка, поглаживая котёнка по голове.

— Юля, я к вам завтра зайду, — сказала мама, закончив перевязку, — так и быть, полечу Мурзика.

Начинаем день с зарядки

— А мы ещё только встали, — растерянно произнесла женщина с торчащими на голове кудряшками. Она приглаживала их, а кудряшки, как пружинки, тут же поднимались вверх.

Мама заглянула в комнату и позвала:

— Рома, ты где?.. С добрым утром!

— Гы, кы! — донеслось в ответ.

— Всё лежишь, дружок!

— Он такой спокойный, Людмила Ивановна. То спит, то с погремушечками играет.

— И не садится ещё?

— Сядет, когда время придёт. Так ведь говорят. Угощайся, девочка, — предложила она Иринке конфеты, — как тебя зовут? Ах, Ира! Возьми, не стесняйся. Рома пока конфеты не ест.

Женщина всё говорила и говорила то о конфетах, то о домашних делах, а мама подошла к Роме и взяла его на руки. Мальчик сидел согнувшись, невольно склоняя голову на мамино плечо. В жёлтых, с пушистыми ворсинками ползунках, Рома походил на птенца, какого видела Иринка однажды: слабого, беззащитного.

— Хороший ты у нас мальчик, — сказала мама. — Одно плохо: болеешь часто, слабеньким растешь. А зарядку по утрам делаете? — спросила она женщину.

— Некогда всё.

— Это совсем недолго. Вот смотрите: сначала делаем массаж.

И мамины руки легко, словно летая в воздухе, стали гладить Ромины ножки, потом рисовать на них маленькие круги и вот уже спинку поглаживают.

Рома лежал спокойно, словно прислушиваясь к маминым рукам, а уж Иринка-то знала, какие они ласковые. Рома с помощью этих ласковых рук быстро двигал ногами, переворачивался на спину и живот. Захотела мама, чтобы мальчик до игрушки дополз. Ладонь к его пяткам подставила. Но Ромины ножки подогнулись, и он беспомощно ткнулся носом в кушетку. Иринка ахнула, женщина бросилась поднимать сына.

— Ничего, ничего, — сказала мама, — сначала плохо будет получаться, а потом всё лучше и лучше. Попробуйте с Ромой повторить зарядку. Смелей, смелей… Хорошо! И так каждый день.

А банки-то волшебные

Нравится Иринке с мамой работать, из одного дома в другой ходить, по ступенькам то вверх, то вниз спускаться. И все довольны, все рады их приходу, даже перила охотно спину подставляют. Иринка не утерпела да разок по ним и скатилась!

Но как только они с мамой открыли дверь с яркой медной табличкой, тут же услышали громкий плач.

— Не знаю, как вам удастся банки-то поставить. Мы вчера пробовали, не получилось, — огорчённо сказала бабушка.

Вошла мама в комнату, а больного нет. Поглядела в окно и говорит:

— Погода сегодня хорошая. С утра морозец был, а сейчас потеплело. Ребятишки вашего дома с горки ледяной катаются.

— Катаются, — вздохнула бабушка, — а нашего Олежку нельзя на улицу отпустить: до сих пор кашляет.

— И будет кашлять, — сказала мама, — пока банки поставить не согласится.

Тут увидела Иринка, что под письменным столом сидит мальчишка. В самый угол прижался. Смотрит на Иринку и словно просит: «Не выдавай меня!»

— А мои банки волшебные, — говорит мама. — Стихи и сказки умеют рассказывать.

Выставил Олежка из-под стола ногу, потом снова убрал. Жалко стало его Иринке:

— Мама, поставь банки мне, — попросила она, — Я сказки люблю. А банки — это совсем не больно.

— Нет мне, — пробурчал мальчишка, вылез из-под стола и робко к Ириной маме подошёл.

Положила она Олежку на диван, спину вазелином намазала и начала:

«Да это же сказка о краденом солнце», — подумала Иринка. А мама тем временем поставила Олежке первую банку. Мальчик приготовился плакать, но очень ему хотелось узнать, что будет дальше. Так и прослушал всю сказку до конца. За это время мама успела все банки поставить и снять их. Обтёрла Олежкину спину ватой, укутала одеялом. «Вот и всё», — сказала и положила обратно в пакет. До следующего раза.

Золотой корень

Такой метели на улице давно не было. Разошёлся ветер, разгулялся по сугробам, по крышам, промчался по дороге и, кажется, поднял в воздух весь выпавший за зиму снег. На окне колеблется легкая штора — это ветер в квартиру пробирается. Хоть немного и страшно Иринке, но тепло. А мама сейчас, наверное, по участку ходит. Иринке хочется сделать для неё что-то приятное. «Заварю мяты, — решила она. — Придёт мама замёрзшая, уставшая и выпьет душистого чаю».

Девочка подставляет стул и достает из шкафа большую картонную коробку. И Пушок тут как тут: хвостом помахивает, рот беззвучно открывает — лакомство ждет. А в коробке, в перевязанных пакетах, лежат сухие травы, мама называет их лекарственными: подорожник, мать-и-мачеха, тысячелистник…

Понял котёнок, что лакомства здесь нет, присел возле Иринки и смотрит, что она делает. А девочка развернула серый бумажный пакет и тихо сказала: «Золотой корень»…

Наверное, корень был очень длинным и разделили его на короткие, толстые корешки. И не золотые вовсе, а шершавые, тускло-жёлтые.

Но чем больше смотришь на такой корешок, тем интересней он становится: то фигурку носорога, то черепаху с узорчатым панцирем напомнит. А Иринке вдруг показалось, как сквозь тускло-жёлтую кору солнце золотистое проглянуло…

Когда Иринка прошлым летом была у своей бабушки, та ей рассказывала:

«В краю, где утром пахнет хвоей, а средь белого тумана еле видны высокие горы, поселились смелые люди. На склонах гор избы построили, коров да свинушек завели. В быстрых реках стали рыбу-хариус ловить, в тайге кедровые шишки добывать и на диких зверей охотиться.

Лучшим охотником считался мой отец, а твой прадедушка Иван Терентьевич, в то время молодой, высокий и красивый парень. И звали его просто Иван. Приглянулась Ивану девушка — милая и добрая Лиза. Мать этой девушки знала травы целебные и за больными ухаживала.

Случилась беда с одним человеком: обломился хрупкий сучок под ногами, и упал он с высокого кедра. Сильно ушибся, поранился. Раны быстро заживали, а сил подняться всё равно не было. Часто лежал в забытьи.

— Может поднять его только золотой корень, — сказала Лизина мать.

А корень тот золотой рос на самой далёкой горе, где никогда не таял снег. Да и найти корень трудно: незаметным жёлтым цветком он себя выказывает.

Стал Иван к Лизоньке свататься, а она возьми и скажи:

— Тогда за тебя замуж пойду, когда золотой корень ты мне принесёшь!

Иван не стал долго думать, в путь отправился. Неделю его нет, другая пошла. Люди роптать на Лизу стали:

— Такого парня на верную погибель отправила!

Но однажды открылась дверь в Лизину избушку, и легли на стол желтоватые корешки.

— Золотой корень! — ахнула Лизина мать, а Лиза бросилась Ивану в ноги.

Стали жить они одной семьёй, а корень золотой многих больных от смерти спас…»

Тут чайник на плите крышкой заиграл. Пушок напугался и мигом под диван спрятался. А Иринка взяла пакет с мятой, положила в кружку немного пахучей травы, кипятком залила, крышкой прикрыла и стала дальше вспоминать, что бабушка рассказывала.

Сестра милосердия

У Ивана с Лизонькой родилась дочь. Жили они теперь в большом и светлом доме. Светлым он казался не только потому, что в его окна светило солнце. Светился дом от доброты его хозяев и готовности их помочь в чужом несчастье.

Подрастала их дочка Тоня. Вместе с матерью собирала полезные травы, запоминала от каких они болезней, лечила собак и птиц. Соседским ребятишкам царапины и ранки ловко перевязывала.

Перед самой войной выучилась Тоня на медсестру и ушла на фронт. Тоня — это Иринкина бабушка Антонина Ивановна. В то время она совсем девочкой была, косы корзиночкой. Видела Иринка военную фотографию. На ней бабушка кажется маленькой, слабой. А сколько раненых спасла!

— Сестра! Тоня! Скорей! — И бросалась Тоня на зов, переползала из окопа в окоп, словно не замечая ни пуль, ни грохота. Хоть и страшно было, не думала о себе. Перевяжет раненого, водой из фляжки напоит, добрым словом ободрит:

— Потерпи, родненький, потерпи. Всё будет хорошо.

А сквозь грохот доносится:

— Тоня! Сестра! — И, кажется, на последнем дыхании, из последних сил, где ползком, где пригнувшись вытаскивала Тоня раненых бойцов из-под огня. Не раз и сама была ранена, лежала в госпитале и снова на фронт просилась…

Бабушке и сейчас вдруг послышится во сне: «Скорей, сестра!» Звон. Свист. Лязгают гусеницами танки. И самое большое горе, если погибает кто-то и уже ничем нельзя помочь. Просыпается бабушка и всё думает, думает. Может, о себе, а может, о тех погибших солдатах…

Есть у бабушки медаль,точно бант из цветных лент и подвеска капелькой, где женщина в белом халате нарисована. Это медаль сестры милосердия. Наградили бабушку «За храбрость, исключительную преданность раненым». А милосердие — это и есть желание помочь и защитить всех больных и раненых.

Когда мама болела

Проснулась Иринка на следующий день и удивилась: стрелка часов на восьми утра, а мама спит.

Но мама, оказывается, не спала. У неё спина заболела.

Позвонила мама по телефону в больницу. Скоро пришла врач, выписала таблетки и просила побольше лежать. А мама лежит и вздыхает:

— Как там Рома? А вдруг Олежке хуже стало?

Иринка и таблетки из аптеки принесла, и чаю мятного согрела, а мама всё грустит и грустит.

Вышла Иринка гулять, а на горке ледяной мальчишка стоит, точь-в-точь Олежка: черноглазый, маленький. Присмотрелась — нет, Олежка постарше будет.

Вот женщина коляску провезла. «Заболели, маму разыскивают», — подумала девочка. Оказалось, это соседи.

Не знает Иринка, как случилось, что ноги сами вынесли её на дорогу. А потом прыг-скок, бегом да вприпрыжку. Мимо ёлочек, мимо тополей — прямо на мамин участок. «Стой! Стой!» — тонко взвизгивает под ногами снег. Косички из-под шапки выбились, щеки раскраснелись, морозом нос пощипывает. Иринка согреет его варежкой и дальше бежит-торопится к серым, высоким домам. Вот они все ближе, ближе…

«Сначала к Олежке забегу, — решила Иринка, — он, кажется, в этом доме живёт. Третий этаж… На двери оранжевая табличка светится…»

Двери открыла, и правда, Олежкина бабушка. Она поспешно вытирала руки о фартук, и пахло от неё печёными пирожками. Олежка стоял рядом, с аппетитом уплетая румяную булочку. Цел и невредим!

— Ваша медсестра, мама моя, заболела и не придёт сегодня, — сказала Иринка.

— Вот беда! — всплеснула руками бабушка, и Олежка спрятался за неё, хмуро поглядывая на Иринку.

— Да не будут тебе банки ставить. Нет у меня их, смотри. — Иринка даже пустые карманы своего пальто вывернула. А Олежка как затянет:

— Ска-а-зку-у-хочу-у-у…

— Я расскажу тебе сказку, — говорит Иринка, — я много их знаю. Хочешь — про Хаврошечку?

— Пока суть да дело, — сказала бабушка, — можно чаю напиться, — и пригласила Иринку за стол. — И что это с мамой твоей стряслось? Как жалко. Хорошая она, добрая. В квартиру зайдёт, словно солнышко обогреет.

Булочки тёплые, вкусные, и чай земляникой пахнет… Попили чаю и за сказку принялись.

«Были у хозяйки три дочери. Старшая — Одноглазка, средняя — Двуглазка, а меньшая — Триглазка. Дочери только у ворот сидели, а Крошечка-Хаврошечка на них работала…», — начала Иринка.

Рассказала про Хаврошечку, потом про Дюймовочку.

Слушал, слушал Олежка и спрашивает:

— А гулять теперь можно?

— Нет, что ты, — говорит Иринка, — лечиться надо.

— Гу-лять, гуля-я-я-ять, — снова затянул Олежка. Растерялась Иринка. Сама того и гляди заплачет. Вышла из квартиры и даже забыла, к кому же теперь идти надо. Вдруг на лестнице котёнка увидела, с белой грудкой и чёрным пушистым хвостом. Да это же Мурзик! Вышагивает важно, как взрослый кот, и не хромает совсем. Погладила его Иринка и вспомнила про маленькую Таню. Но где она живёт?

— Кого ты ищешь? — спросила женщина, которая в коридоре мыла пол. — Танечку? Знаю-знаю. Живет она в другом подъезде, на самом последнем пятом этаже. Как по лестнице поднимешься — дверь направо.

Долго звонила Иринка в ту самую дверь. Наконец, она открылась, и навстречу ей вышла девочка в теплой цветастой пижаме.

— Здесь Танечка живет? — спросила Иринка.

— Я Танечка.

— Ой, мне маленькую Таню надо, совсем маленькую.

— Не помню такую, — говорит девочка и зевает. — А какая у неё фамилия?

— Фамилия?…

А фамилию-то Иринка не знала. И девочка-засоня не стала больше с ней разговаривать.

Отправилась Иринка на улицу. Много кругом больших домов и все они одинаковые. Как найти здесь маленькую Таню? Забежала Иринка ещё в один дом, потом в другой зашла. А ступеньки за ноги цепляются, и перила недовольно спины выгнули, кажется, сейчас на Иринку бросятся.

— Ирочка, ты к нам? Я тебя из окна увидела. А где Людмила Ивановна?

Подняла Иринка глаза, а это Ромина мама. Иринка её по упругим кудряшкам узнала.

— Заболела Людмила Ивановна, — грустно сказала Иринка.

— Жалко-то как! А я Ромину зарядку забыла. Сначала руки в стороны и на грудь, а потом? Не помню…

— А я помню! — обрадовалась Иринка, — пойдемте, покажу.

— Здравствуй, Рома! Все лежишь, дружок? — сказала она мягким, маминым голосом. И Рома улыбнулся ей. — А зарядку вы правильно делаете. Сначала ручки двигаются, а потом ножки. Рома лежит, а ножки словно сами шагают: вперёд-назад и опять вперёд. Только помогать им надо.

— Ой, вспомнила, — теперь уже обрадовалась и Ромина мама. — Спасибо, Ира, выручила нас, теперь мы всё знаем. А маме передай — пусть поправляется, мы её любим и ждём.

Выбежала Иринка из дома довольная-предовольная, и заметила вдруг, что небо весёлое, голубое, ни одного облачка на нём.

Трудное счастье

Удивилась мама:

— Ты на участке была? Умница моя!

Всё рассказала Иринка. И как торопилась, и как Олежку нашла, и как Таню не могла отыскать, а Роме помогла. И самое главное, что любят и ждут маму на участке:

— Какая же ты счастливая!

Улыбнулась мама:

— Не сразу мне это счастье далось. Когда я в медицинское училище поступила, всё мне казалось интересным: как работают у нас сердце и легкие, какие болезни. Но стали учить делать уколы, я испугалась: не могу сделать укол.

Пошла однажды на практику в больницу. Попала к опытной медсестре Галине Александровне. Таблетки мы с ней раздали, банки двум больным поставили. Пришло время уколы делать. Тут я голову повесила и честно призналась, что боюсь.

— Пересиль себя, — сказала Галина Александровна, — иначе не сможешь ты медсестрой работать. Зови больных!

Больные стали подходить один за другим, а Галина Александровна показывает и рассказывает, как нужно уколы делать. Но вдруг позвонил телефон, и она сказала:

— Люда, я скоро вернусь, а ты Маркову укол сделай.

А я набрала лекарство в шприц и не могу решиться. Понял меня больной и говорит:

— Не бойся, доченька, выручай меня: дышать тяжело. Подошла я к нему поближе, протерла руку спиртом и быстро сделала свой первый самостоятельный укол. Когда вымыла шприцы, заглянула в палату к этому больному, а он смеётся и говорит:

— От смерти ты меня спасла.

С того дежурства я как на крыльях летела. И дождь, и ветер казались тёплыми, ласковыми, и со всеми прохожими хотелось поделиться своей радостью. Это и был мой первый шаг к звёздочке.

Когда стала работать на участке, тоже сначала трудно было. Детей не знала, родителей не знала. Всё путала: имена, адреса. В новых домах ещё можно было разобраться. А там, где старые, деревянные дома — хоть караул кричи! Заметёт снегом тропинки, и не подойти сразу, а уж если собака залает, бегу со всех ног обратно. Бродила до позднего вечера, а ко всем зайти не успевала. А то, бывало, приду, а меня спрашивают:

— А где Валентина Михайловна?

Так звали прежнюю медсестру, она ушла на пенсию.

Или скажут:

— А Валентина Михайловна по-другому говорила, по-другому нас учила.

Обиделась я на всех и на всё и решила уйти с этой работы, а одна бабушка мне и говорит:

— Да как же вы от ребятишек уйти можете? Они заплачут, вы услышите и всё равно вернётесь.

И это правда. К ребятишкам я уже привыкать стала. Старшая медсестра мне посоветовала:

— Надо вам пройти по всему участку. Переписать и познакомиться со всеми детьми, их родителями. И вот увидите: будет легче.

Так я и сделала. В каждой семье побывала, со всеми познакомилась. И это был ещё один шаг к моей звёздочке.

— Так и шагала? — спросила Иринка.

— Да, вместе с ребятишками.

Когда на участке работать стала, Олежкина мама, например, еще школьницей была. Потом на продавца выучилась, замуж вышла, и вот — Олежка у них растёт…

— Рёва!

— Банки первый раз все боятся делать. И Олежка испугался. А сегодня заплакал от обиды. Ничего, я завтра к нему пойду, и к Тане тоже.

— Лежать тебе надо, мамочка.

— Мне лучше стало. Вылечила ты меня дочка. — И мама обняла и поцеловала Иринку.

День здоровья

Прошла долгая зима, и солнце весну подарило. Торопливо бегут ручейки, сосульки с крыш свесились и сверкают заманчиво. У дома, где живет Иринка, уже асфальт оттаял. Как островок среди снега. На этом островке ребятишки быстро классики нарисовали и стали прыгать. Хорошо прыгает Иринка. Все десять классов на асфальте прошла, потом еще десять. Двадцатиклассницей стала! И снова захотелось Иринке у мамы на работе побывать.

Сегодня под навесом у детской поликлиники особенно много колясок: голубых, красных, розовых…

— У нас в поликлинике День здорового ребёнка, — сказала бабушка, которая в раздевалке работает. — Малышей сегодня взвешивают, измеряют.

А в кабинете, на белом пеленальном столике, женщина развернула дочку.

— Здравствуй, Таня, — сказала Людмила Ивановна, — сегодня первую прививку будем делать…

— Ах, вот она, Таня, — обрадовалась Иринка, словно разыскала её после долгой зимы.

Тане уже три месяца. Она лежит на животе и улыбается. Взяла её мама под мышки, и девочка упёрлась ножками в стол.

А в этом малыше разве узнаешь прежнего Рому? Сидит на весах, пытается качаться, рукой до шкалы достаёт…

— Рома уже за ручку ходит. А зарядку мы всё время делаем, — с радостью говорит его мама.

Когда закончился приём, на улице смеркалось. И лужицы не блестели: они тонким льдом подернулись. Идут с работы мама с дочкой, Иринка старается идти быстро, не отставать от мамы.

— Теперь все здоровы? — Спрашивает Иринка. — Никто не болеет?

— Болеют, — говорит мама, вздохнув. — Лишь во вторник у нас День здорового ребенка, а в остальные дни снова больных детей к нам ведут.

Похрустывает снег под ногами. К вечеру он подмёрз и почувствовал былую силу. А в небе звёздочки зажглись. Где же мамина? Вот она: горит ярко-ярко, тонкими лучами подманивает, «Что ты медлишь?» — спрашивает.

«Я хочу, чтоб никто не болел. Ни Таня, ни Рома. Никто. И чтобы мама всегда здоровой была», — так думала Иринка, глядя на звёздочку. И это было самым большим её желанием.

А ночью снилось Иринке, что она забирается на ту высокую гору. Иринка в белом халате и в белой медицинской шапочке. Рядом Олежка шагает, за ним Буратино и Дюймовочка с банками волшебными в руках. А кто за ёлками прячется? Конечно, Анечка. Подбежала и, взяла Иринку за руку.

Вдруг машина сзади: «Фрр-р-р»… В гору въехать не могла и остановилась. Вышел из неё шофёр. Да это Саша. Дверцу машины захлопнул и вместе со всеми в путь отправился.

А над горой звёздочка светит. Всё ближе и ближе она становится, а идти всё трудней и трудней. Ноги устали. Пить хочется.

— Может, назад вернёмся? — говорит Анечка.

— Нет, я дойду до звёздочки, обязательно дойду! — громко сказала Иринка и проснулась.

Оглавление

Рассказы

  Неговорящий попугай

  Склероз

  Подарок

  Лекарство от хитрости

  Велосипед купили…

  Жених

Близкая звёздочка (повесть)

  В детской поликлинике

  На приёме

  На участке

  Танечка

  «Скорая помощь»

  Начинаем день с зарядки

  А банки-то волшебные

  Золотой корень

  Сестра милосердия

  Когда мама болела

  Трудное счастье

  День здоровья