Снег пошел с самого утра. Проснувшись, Герта увидела за окном рои белых мух. Они стремительно бросались на стекло, словно надеясь пробиться в дом, к теплу. Попытки эти неизменно оканчивались неудачей, но из низких сизых туч сыпались новые и новые легионы снежинок.
Сейчас, когда время перевалило за полдень, снег укрупнился, и за окном густо и величаво падали крупные хлопья, похожие на куриные перья. Они полностью скрывали пейзаж, прятали в белом сумраке горный склон, поросший иссиня-зелеными елями.
Как всегда в это время по субботам, Герта занималась уборкой. В камине ровно гудел огонь, громко тикали большие напольные часы, помахивая золоченым маятником. В пустом и безмолвном доме было тепло и уютно.
При взгляде на часы Герте захотелось плакать. Их привез из Зальцбурга Вильгельм, кажется – так давно, а на самом деле – всего год назад. Тогда он еще был жив, был с ней…
Чтобы сдержаться, женщина закусила губу, и посмотрела в окно. Там гулял ветер. Он шуршал по крыше, безжалостно перемешивал снежинки, сбивая их в высокие белые столбы, чтобы через мгновение вновь обратить все в беспорядочную круговерть.
От вида белого пейзажа стало еще хуже. Ведь Вильгельма убил снег. Лавина – так ей сказали. Они часты в той местности, которую он непонятно зачем решил посетить ранней весной, в самое опасное время. Она поверила, хотя тела так и не нашли.
Герта смела пыль с каминной полки, и перешла к шкафу, высокому и широкому сооружению из мореного дуба. При взгляде на книги, заполнившие его полки, сердце защемило, и опять захотелось плакать.
Здесь были старинные трактаты по магии. В последние месяцы жизни именно они поглотили почти все внимание Вильгельма. Герта пыталась отвлечь мужа от глупого занятия, но в ответ на ее уговоры он лишь мрачнел и замыкался. Часами просиживал взаперти, уткнувшись носом в пыльные страницы с отвратительными рисунками…
Сердце кололо так сильно, что женщина была вынуждена присесть в кресло. Пламя в камине плясало, меняя цвет с багрового на желтый и обратно, с непостижимой быстротой перетекая из одного оттенка в другой. Следя за ним, Герта ощутила себя неимоверно усталой. Веки ее отяжелели, и медленно опустились…
Проснулась она от стука в дверь, и в первое мгновение решила, что он ей пригрезился. Кто может стучаться в дом, расположенный в пустынной местности, где до ближайшего селения – час пути?
Но стук повторился, и Герта, ощущая легкое беспокойство, отправилась открывать. Вышла в прихожую, где сильно пахло старой кожей, и отодвинула тяжелый засов.
В первое мгновение она не поняла, чего видит перед собой. Должно быть, она проспала долго, и на улице было достаточно темно, и в полумраке этом, пронизанном хлопьями, что-то белело.
– Герта… – донесся свистящий, какой-то мертвенный шепот, и женщина зажала рот ладонью, чтобы не крикнуть.
На крыльце стоял человек, точнее, человекоподобное образование, сотканное из сотен снежинок. Они причудливым образом висели в воздухе и не разлетались, несмотря на довольно сильный ветер.
– Вильгельм? – спросила она, вглядываясь в знакомое до боли лицо, черты которого угадывались явственно, несмотря на расплывчатость контуров.
– Это я-ааа, – ответила белая фигура, и чуть покачнулась, на миг потеряв очертания. Однако снежное облако вновь собралось, и теперь перед Гертой точно был ее муж. Погибший почти девять месяцев назад.
– З-зайдем, – сказала она, ощущая, как ее трясет от холода.
– Я не могу, – вздохнул он, и полусвисте-полушепоте, похожем на плач метели, ей послышалась печаль. – Там слишком теплоо…
Налетел ветер, залепил лицо горстью мокрого снега, но когда она протерла глаза, Вильгельм все еще стоял перед ней – гротескная фигура из ночных кошмаров.
– Пойдем со мноой, – выдохнул он.
– Куда? – спросила она, цепляясь за косяк, чтобы не упасть. Последние силы уходили из нее вместе с теплом.
– Тудаа, – он показал себе за спину, туда, где бесновался и ярился снегопад, покрывая старые сугробы свежими белыми простынями.
– Туда? – тупо спросила она, изо всех сил стараясь не верить происходящему.
– В свободу-у, – почти пропел он. – Я ведь не умер тогда… Я лишь исполнил свою мечту, с помощью одного древнего ритуала слив тело и разум со снегом…
Белая фигура заметно уплотнилась, и голос Вильгельма звучал почти нормально, лишь иногда в нем проскальзывали шипящие нотки.
– И ты хочешь, чтобы я стала такой же? – спросила она, сдерживая спазм в горле. – Бросила все, и ушла с тобой в этот холод и мрак?
– Что тебе в мире людей? – спросил он. – Мелкие заботы и несчастья, болезни и смерть… А здесь – дикая, бесконечная свобода, веселье клокочущей ледяной ярости… Возможность летать повсюду, быть вечным, неуязвимым, бессмертным…
– Нет! – крикнула она, из последних сил отшатываясь от страшной фигуры во мраке. В ушах мгновенно вырос гул, перед глазами все закрутилось, и она рухнула в серую пустоту обморока…
Очнулась она в кресле. В комнате было почти темно, лишь светились багровым угли в камине.
«Всего лишь сон» – думала Герта, ощущая, как колотится сердце. – «Приснится же!».
Она встала и зажгла свечу. И тут же, повинуясь непонятному импульсу, пошла в прихожую. Дверь была заперта, как и положено, но перед ней, на полу, блестела довольно большая лужа, словно от растаявшего снежного кома…
И прислонившись к косяку, Герта заплакала, горько-горько. А за стенами продолжала бушевать пришедшая с Альп метель, щедро высыпая на склоны и в долины вороха разнокалиберных снежинок…
