КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Ядовитый апельсин [Алиса Дерикер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Алиса Дерикер Ядовитый апельсин

Глава1.

Игорь пару раз ездил за границу, но искушенным путешественником не был настолько, что у него не имелось даже дорожной сумки. Хорошо, что мама, узнав о поездке, согласилась одолжить ему свой чемодан.

Чемоданов у неё было два: большой красный и маленький фиолетовый. Игорь, конечно, выбрал фиолетовый. И, хотя объем чемодана явно не позволял взять лишнего, Игорь всё равно сомневался, не набрал ли он чего ненужного.

В последний момент он положил тапочки, потому что вспомнил, что в поезде они точно пригодятся, и теперь чемодан с трудом закрывался. Сначала Игорь поддался соблазну что-то выложить, но потом решил позвонить маме: уж она-то лучше знает, что точно нужно взять с собой, а без чего можно будет обойтись.

Тем более, что мама вчера звонила. Ёлки-моталки, мама же вчера звонила! А он был с ночной, написал ей сообщение, что перезвонит, и забыл.

– Привет, мам. Извини, забыл вчера перезвонить. Как ты?

Голос на том конце был бодрым, и Игорь успокоился. Как оказалось, преждевременно.

– Игорек, ты только не волнуйся.

Мама у Игоря руководила театром драмы и комедии, была залуженным работником культуры РФ и отличной актрисой, но иногда переигрывала. Игорь, конечно, привык. Когда она драматично замолкала, как сейчас, он просто начинал считать про себя. Обычно мама выдерживала паузу в три-четыре секунды.

– Игорь, я в больнице. Но со мной всё в порядке. Позавчера что-то так плохо стало, я скорую вызвала. Думала, просто перенервничала, а меня взяли и госпитализировали.

– Ёлки-палки! Желудок?

– Кишечник. Ты же знаешь, у меня эрозия.

Медицинские подробности Игоря немного пугали, поэтому он поспешил сменить тему. Немного царапнуло, что случилось всё позавчера, а он узнаёт об этом только сейчас.

– Что тебе привезти?

– Ой, ничего не надо! Мне тут столько уже навезли, я всю палату кормлю. Знаешь, мне так с соседками повезло, у нас тут прямо настоящий салон. Всё в стиле мадам де Рамбуйе!

И мама начала щебетать. С одной стороны, у Игоря отлегло от сердца: значит, правда ничего страшного. Хотя внутри ощущения были какие-то очень нехорошие. Предчувствие что ли?

А с другой стороны, он не понял, кто, когда и что «навёз». И это его волновало.

– Мать, ты когда легла-то?

– Позавчера.

– Ничего себе. И не сказала ничего?!

– Игорь, ну, как не сказала! Я звонила – ты трубку не брал!

– Ну, написать могла бы?

– А ты мог бы и перезвонить!

– Ладно-ладно, мам. Я приеду сегодня. Всё.

– Часы посещения с четырёх. Во сколько у тебя поезд?

– Без чего-то шесть. Ладно, давай.

– И пилочку привези мне!

– Что?

– Пилочку для ногтей, она лежит у меня…

– Мам! Я не буду искать у тебя никаких пилок. Новую куплю. Всё, давай.

В четыре часа Игорь вместе с чемоданом стоял около входа. В больнице было шумно: непрерывно звонил телефон, кто-то куда-то бежал, где-то истошно вопили. Игорь пошел по коридору. Чемодан оставить не разрешили, и пришлось тащить его с собой.

Звуки становились все громче, а суета всё ощутимей. Кто-то в зелёном хирургическом костюме, похожем на пижаму, бежал навстречу, а впереди, в дальнем конце коридора, толпились люди. Только смуглый уборщик невозмутимо вазюкал шваброй по полу.

– Что там случилось? – спросил у него Игорь.

– Женщина отравился.

Впереди мелькнула мама Игоря и, судя по всему, скрылась в туалете. Надо же, кто-то поел несвежего пирожка, а тут такой переполох устроили, подумал Игорь. Настоящий консилиум собрали, небось. В тот момент у него почему-то ничего не ёкнуло. Он развернулся и пошел обратно на свежий воздух ждать, пока толпа рассосется.

Через четверть часа, когда Игорь всё-таки очутился в палате, в нос ему ударил резкий запах. Кожа на руках покрылась пупырышками, и он полной грудью вдохнул напряжение, висящее в воздухе. Такое знакомое чувство, что в первый момент даже перехватило дыхание. Так бывает, когда попадаешь на место происшествия. Игорь остановился, огляделся: не показалось ли?

Нет, не показалось. Четыре женщины. По левую руку пятая кровать, ближайшая ко входу, пуста. На тумбочке какие-то вещи: неразгаданный кроссворд, ручка, бутылка с водой, что-то ещё; на спинке кровати – цветастый халатик, на полу – тапки. Постельного белья нет, матрац какой-то грязный, несвежий. Тишина в палате такая, что если бы не шум в коридоре, зазвенело бы в ушах. Женщины бледные, его мать, лежащая как раз напротив пустой кровати, цветом, как простыня.

Окна в палате распахнуты настежь, благо на улице ещё тепло, но, даже не смотря на это, в воздухе – ощутимый запах уксуса. Игорю тут же захотелось маринованных помидоров, но он мужественно отогнал образ и проглотил слюну.

Игорь огляделся: палата как палата. Белые крашенные стены, ровные, аккуратные, видно недавно был ремонт. А вот окна старые, рамы деревянные, некогда тоже выкрашенные белым, но краска уже облупилась и осыпалась шелухой, как пепел с сигареты. Кровати вроде тоже новые, но старомодные – с сеткой и металлическими колесиками. Над кроватями – белая панель с «тревожной кнопкой», неработающим наследием советского прошлого. Сколько Игорь не бывал в больницах – собирал показания у потерпевших, эта электроника, чтобы вызвать вовремя медперсонал, никогда не работала. Так и орали по-старинке: «эй, сестра!»

Он молча смотрел на маму, а у неё дрожали руки.

– Умерла. Нина умерла. Нина Васильевна. Нам только что сказали, – и мама разрыдалась.

В этот момент у Игоря в кармане зазвонил телефон. Ханифа. Не сейчас. Игорь выключил звук, убрал телефон в карман и сел на мамину кровать, а мама всё рыдала и рыдала, уткнувшись ему в плечо.

– Игорек, так страшно, так страшно, – повторяла она.

А он только гладил её по волосам и повторял, что всё будет хорошо, хотя не мог этого знать.

Когда закатное солнце ударило в окна, Игорь вдруг вспомнил про поезд. Он дернулся: без двадцати шесть. Ёлки зелёные! В принципе, если поспешить, то можно и успеть, но спешить Игорь уже не хотел. В голове кружился рой сомнений, нужно было всё спокойно обдумать.

Четыре пропущенных звонка от Ханифы. Придется объяснять, почему он не приедет. Нет, не то, чтобы он не хотел ехать, хотел! Но, ёлки-палки, не бросать же мать?

А ещё придётся покупать новый билет, за этот-то деньги, поди, не возвращают. И отпуск всего две недели, но это ладно, это уже другая история.

Он постарался собраться с мыслями. О чем это они только что говорили?

– Мы сначала думали, ей просто плохо стало. Ну, знаешь, это больница – тут все себя неважно чувствуют. Её Олеся звать стала, за плечо тронула, а она молчит. Нина молчит, понимаешь?

– Понимаю, мам.

– А я её тоже зову: Нин, Нина! А она молчит. Мы врача и позвали. И сестру. А они её сразу в операционную. Кричат, руками машут, быстрее-быстрее, такую суматоху подняли. А потом приходят и говорят, Нина, мол, умерла.

Мама перевела дыхание.

– Игорек, дай водички, пожалуйста. Спасибо. А потом следователь приехал!

– Следователь или опер? Или оба? – Игорь задал вопрос безо всякого смысла, просто для поддержания разговора. А, может, бессознательно захотелось показать свою осведомлённость.

Мама стушевалась.

– Нет, один. Молодой такой. Рябов! Рябов его фамилия, я запомнила.

– Костик?

– Да, точно. Константин Рябов. Ты его знаешь? Я так и думала, что ты его должен знать.

Костик Рябов. Почему нет? Они всегда были в неплохих отношениях, да и расстались вроде бы не врагами. Конечно, не созванивались, но теперь-то можно будет и позвонить.

– Ладно, мам. Я завтра ещё зайду. Давай. Всё будет хорошо.

Он обнял её, и вышел. Немного странно было, что вызвали опера, но хорошо, что с мамой всё не так страшно, как ему сначала показалось. Просто у неё опять живот болит – это же не криминально.

На душе было тоскливо, чемодан почему-то казался ужасно тяжелым и противно гремел колёсами. Надо было звонить Ханифе.

Жениться Игорь, вопреки маминым мольбам, не хотел. Отношения, которые сложились у него в последний год, его вполне устраивали. Он встречался с Ханифой вечером, после работы, они хорошо проводили время, а на утро снова шли на работу. И то, что у неё было трое детей, его никак не волновало: ведь она тут, а дети где-то там, с бабушкой. И то, что она была прилично старше (ей уже было за сорок), его тоже не волновало. Ну, как не волновало: маме про Ханифу Игорь ничего не рассказывал.

Но вот Ханифа уехала домой. Игорь периодически звонил ей, скорее просто по привычке, а тут она взяла и пригласила его в гости. Игорь поначалу не хотел ехать, но потом решился. Вот, билеты даже купил, но теперь-то вообще непонятно было что делать.

С одной стороны, он уже вроде как настроился. И Сухум хотелось посмотреть, и отпуск как-никак. С другой стороны, грыз Игоря червячок сомнений. Не время было уезжать. «Женщина отравился». Чем, очень интересно, можно до смерти отравиться в больнице? Если уж травиться, то всем – из одного котла же ели.

В предчувствия он не верил. Просто знал: бывают ситуации, когда всё понимаешь, а как словами выразить – не знаешь. Вот и получается, что тогда это и есть интуиция.

Игорь достал мобильник и набрал номер. Ханифа, как он и ожидал, отреагировала то ли сухо, то ли вежливо – по ней было сложно понять. Игорь так и рассчитывал. Он знал, что для неё семья значит очень много, она должна понять. Во всяком случае, обошлось без скандалов – и уже хорошо. Он хотел бы обнадежить её как-то, но в итоге сказал честно: не знаю, когда приеду, завтра будет видно.


Выпив дома свежего чаю, Игорь стал искать телефон Костика Рябова. Телефон нашелся быстро, и трубку Костик снял тоже почти сразу.

– Ба, какие люди! Здорово, я так и знал, что ты позвонишь. Я всё думал: твоя это мама или нет? Значит, правильно думал: узнал.

Игорь судорожно вспоминал, как же зовут жену Костика. Нужно же проявить вежливость. Ирина? Марина? В конце концов, он спросил просто «как жена» и, вспомнив, что у Костика есть ещё и сын, добавил «и сын».

– Хорошо, спасибо. Как сам? Где сейчас?

– Охранником работаю.

– Серьёзно?

Это была больная тема. Из органов Игоря попёрли. Со скандалом. Но вспоминать об этом абсолютно не хотелось. Возможно, Костик думал, что Игоря пристроили где-нибудь поселковым участковым или посадили в архив, но получилось так, как получилось.

– Слушай, – понизил голос Костик, переходя к сути, – там короче, пока не ясно ничего. Нас уже позже вызвали, где-то в обед.

– А умерла она когда?

– Да с утра. После завтрака, практически. Сначала плохо себя почувствовала, ну, они там то-сё, потом видят, её кровью рвёт, тут они и забегали.

На том Конце раздались детские крики. Ну, ёлки-палки! Как всегда, на самом интересном месте, подумал Игорь. Он снова стал считать про себя: это отвлекало.

– Короче, причина смерти: желудочное кровотечение. У пациентки была язва. Петрова сказала, желудочное кровотечение при язве желудка вполне возможная причина смерти, пусть и внезапной.

– Значит, не убийство? Следов насильственной смерти нет? Зачем же тогда вас вызвали?

– Ну, должны были. Чего-то им там не понравилось. Наши рвут и мечут: труп-то уже вскрыли. Завтра с утра получу отчёт – скажу что-то определённое, это всё пока предварительное. Да ты же знаешь, они дергают по любому поводу: чуть что – сразу звонят.

Игорь знал. Эта бдительность порой даже раздражала.

– Ну, так-то и надо, конечно…

– Ладно, давай, меня тут Ромашка почитать перед сном просит.

Игорь повесил трубку, и вздохнул. Непонятно почему только кошки скреблись на душе. Ладно, сегодня спать, а все дела – завтра.

Глава 2.

Утро выдалось солнечным. На улице было по-летнему тепло, хоть без куртки выходи. Игорь бы так и сделал, если бы не ветер.

На телефоне обнаружился пропущенный от Костика. Ёлки-палки, чего он звонил в такую-то рань-то? А теперь ещё и трубку не берёт.

Игорь матюгнулся и набрал маму.

– Привет мам. Как ты, всё хорошо?

– Да, Игорек, ты что, уже приехал?

– Нет, мам. Я решил остаться.

– Как остаться! А отпуск?

– Не переживай, мам. Разберусь.

– Игорёк, ты приезжай только сегодня пораньше, мне чего-то неспокойно, всю ночь не спала.

– Мам, это нервы, – соврал Игорь, – и у вас же посещения с четырёх только.

– Это по будням! Сегодня же суббота.

– А. Точно.

В трубке раздались короткие гудки.

– Всё, мам, целую, у меня вторая линия!

– К одиннадцати приезжай!

– Хорошо!

Игорь с замиранием сердца снял трубку.

– Игорь, – без предисловий начал Костик, – тут такое дело, короче, есть разговор.

– Слушаю.

– Нет, не телефонный. Ты к матери сегодня поедешь?

– Поеду.

– Во сколько?

– К одиннадцати.

– Во. Давай в двенадцать у больницы и встретимся.

Усидеть на месте Игорь после такого уже не мог, и после завтрака, показавшегося ему очень плотным (кофе и кусок белого хлеба) вышел на улицу. У входа в больницу он с большим удивлением обнаружил себя уже в половине одиннадцатого.

Ему пришла в голову дерзкая мысль, и он решил попытать удачу. Обычно в выходные в больницах никого не бывает, кроме дежурного врача, который робко прячется в ординаторской, предоставляя младшему медперсоналу за всех отдуваться, но тут всё-таки дело неординарное. ЧП, так сказать, местного масштаба, авось, кто-то из руководства и будет на месте, решил Игорь, и поднялся по лестнице.

Заведующая отделением действительно была в кабинете. Игорь понял это по скрипу половиц. Из-за двери слышался приглушенный голос, Игорь только он поднял руку, чтобы постучать, как голос перешел на крик.

– Какие к чертовой бабушке апельсины вообще могут быть в гастроэнтерологии?! У нас половина пациентов с язвой!!! Я-Я-Я-ЗВОЙ! А вы им разрешаете апельсины отравленные в отделение проносить?!

Дальше послышалось невнятное лепетание, видимо, кто-то пытался оправдываться.

– Значит, надо сделать!!! Слышите? Надо!!! Всё, слушать больше ничего не хочу, идите и делайте!!!

Игорь благоразумно отодвинулся от двери, и мимо него тут же пролетело белое облако халата. Он выждал несколько секунд и постучал.

Заведующая была пунцовой, как варёный рак. Губы вытянуты в тонкую ниточку, глаза за немодными очками цепкие, зоркие и лихорадочно-блестящие. Игорь представился, заведующая улыбнулась, но вышло криво и нервно. Теперь она показалась ему немного похожей на Нонну Мордюкову.

– Знаете, я с огромным удовольствием ходила на спектакли Людмилы Антоновны, – сказала она как-то странно, не то заискивая, не то от неловкости.

Игорь для приличия покивал, но лицу у него было таким скучным, что заведующая быстро перешла к делу.

– Я так понимаю, вы хотели поговорить о вашей маме?

– Так точно.

Повисла пауза. Игорь не хотел начинать разговор первым: заведующая явно нервничала. Их всегда учили: «не спешите – сами все расскажут, сами всех сдадут».

– О чем именно вы хотели меня спросить? Состояние у неё, насколько я знаю, удовлетворительное. Я не лечащий врач вашей мамы, но её историю болезни смотрела. Могу вас заверить, её здоровью ничего не угрожает, если, конечно, она будет придерживаться диеты.

Игорь всё ещё молчал, и приободрившаяся заведующая продолжала.

– Сейчас и в ближайшие полгода стоит исключить жирное и жареное, копченое, солёное, алкоголь, маринады и, конечно, кислое. Поэтому, пожалуйста, я вас прошу – никаких апельсинов! – уже умоляющим голосом добавила она. – И вообще, не надо ничего приносить. У нас в больнице отлично кормят. Кроме того, тут лечебное питание, а то, что приносят посетители, по правилам, должно подписываться и храниться в холодильнике. Но мы же не можем проверять всю еду. Помилуйте, тут не СИЗО, в конце концов!

– Так причиной смерти той женщины стал апельсин? – Игорь пока не мог отчетливо понять, что ему так не нравится во всей этой истории, но чувствовал, что что-то не так.

Заведующая снова сжала губы.

– Причиной смерти стало желудочное кровотечение. Больше я вам ничего не скажу. Не имею права. А с вашей мамой всё в порядке, хотя её эрозивный гастрит перерос в язвенный. И если она и дальше будет так питаться, нам придётся настаивать на операции. А операции на кишечнике – ой, какие коварные, скажу я вам.

– Да у неё был юбилей на прошлой неделе, – зачем-то сказал Игорь.

– Вот! Юбилей. Алкоголь, жареное, соленое, копченое, жирное и всё это сразу. Ну, вот понимаете, язвенный колит – это же не хухры-мухры. Нет-нет, с ней всё будет хорошо, но диета – это важно. Понимаете, о чем я вам говорю?

– Понимаю, – кивнул Игорь, хотя понимал очень мало. Он вышел из кабинета без пяти одиннадцать, совершенно не прояснив для себя ничего, и, сдвинув брови, пошел в палату.

Около палаты на стуле сидела медсестра. Она недовольно окинула Игоря взглядом, но ничего не спросила.

Тоже мне, дежурного посадили, фыркнул Игорь про себя. На душе у него было тяжелое предчувствие. Он хорошо помнил, как в детстве папа, пока был ещё жив, чистил для мамы апельсины красивыми дольками. Он аккуратно разрезал кожуру и выворачивал её так, что апельсин становился похожим на цветок лилии. Апельсины настойчиво лезли в голову, Игорь не мог просто взять и отмахнуться от этого образа.

Мама сегодня выглядела гораздо лучше: щеки её порозовели, и глаза уже не казались такими запавшими. Она сразу начала с новостей: представляешь, сегодня рано утром ещё люди приходили. Несколько. Всё в форме, Нинины вещи забрали. Аккуратно упаковали по пакетам и всё увезли: и чашку её, и мыло, и даже ложку.

Игорь обернулся на постель жертвы (теперь он понял, наконец, чем пахнет дело): на железной кровати с сеткой лежал только голый матрац, не было уже ни подушки, ни тапочек, ни цветастого халата.

– И ещё Константин Юрьевич приходил, вот, букетик хризантем принес – так мило. Правда, апельсины все забрал, и конфеты тоже забрал, сказал, на экспертизу. Жалко, я как раз собиралась один съесть, – тут мама понизила голос, – а потом прибежала главная сестра, и строго настрого запретила принимать любую еду от кого бы то ни было, представляешь? А я её спрашиваю: «что даже от сына»? И она мне говорит: «даже от сына». Ну, как тебе это нравится? Игорек, милый, ты там узнай, что да как, мы тут с девочками уже такие догадки строим. Уж не отравили ли Нину?

Игорь нахмурился.

– Ей тоже приносили апельсины?

– Да нет, апельсины – все мои. У Нины язва, с язвой-то нельзя. А мне несут, знают же, как я их люблю.

А у тебя – не язва, желчно подумал Игорь, но вслух сказал другое.

– Так раз нельзя, зачем же она ела?

– Игорек, – жалостливо посмотрела мать, – ну, если сильно хочется, один-то можно?

Один можно, с сарказмом подумал Игорь.

– Мам, скажи мне, пожалуйста, я правильно сейчас понял, что апельсины в палате были только у тебя, и ты угостила одним Нину?

– Ну, почему только Нину? – возмутилась мама, – я всех угощала! Вон Софья Владимировна, – мама кивнула на старуху в дальнем углу, – отказалась, и Зоя отказалась, а мы с Олесей, – она кивнула на ближнюю к ней женщину, – ели.

Игорь молчал. У него просто пропал дар речи.

– Ели, – с вызовом продолжила мать, – и ничего! Мне, правда, не понравился, я после ковида, знаешь, запахи до сих пор почти не чувствую. Как бумага был. Такой невкусный!

– А у меня кислый, – отозвалась Олеся.

– Мама…

– А что мама? Ну, и что, что эрозивный колит, я же один всего! И тот не доела, между прочим.

– Язвенный, мама. Язвенный колит.

– Ну, и что. Какая разница… Я же один!

Игорь только вздохнул. Вздохнул, закрыл глаза, и начал про себя считать, чтобы успокоиться.

– А знаете, – подала голос некрасивая женщина, которую мама звала Олесей, – у нас в палате вот двое после «короны». Я-то сама не болела, у меня прививка. А у Нины тоже обоняние не восстановилось до конца, я ей в самый первый день как она легла, говорю, ну, чтобы разговор начать, противно, мол, в больницах всегда так лекарствами пахнет. А она мне: «я не чувствую ничего». И Софья Владимировна тоже плохо запахи различает, но это от старости уже, а я вот чувствую.

Старуха в углу прошамкала что-то невразумительное.

– Так вот, Нина когда апельсин-то есть начала, до меня из того угла не сразу запах дошел. Сначала апельсином запахло, а потом я чую, вроде как уксусом. Она его доедала уже. А потом она в туалет пошла. Ну, я думаю, окно открыть надо, но Софье Владимировне холодно постоянно, я и вышла. Сыну позвонила, потом невестке, потом с сестрой постовой разговорилась, возвращаюсь – смотрю, Нина в кровати лежит белая вся, как стена вот эта, и зубами стучит. А на одежде у неё кровь – не кровь, что-то бурое, ну, я не сразу поняла, что это. Потом поняла: это кровь тёмная такая. Её, видимо, вырвало ею. Ну, я за сестрой и побежала.

Игорь вспомнил, что даже вечером, когда он зашел в палату, в ней всё ещё пахло уксусом.

– А что потом?

– Ну, потом её увезли. Нет, сначала сестра прибежала, посмотрела и за доктором побежала. Прибежал доктор, пощупал пульс, а она уже дышала, знаете, так часто-часто. Доктор закричал, и Нину быстро увезли. Этот только потом мы от сестер узнали, что она прямо на операционном столе у них умерла. Не успели, значит…

Голос у неё дрогнул и перешел на всхлипывания.

– А Зоя ваша где? – Игорь кивнул на расстеленную кровать.

– Да по телефону поди опять болтает. Она постоянно с кем-то разговаривает.

– И когда Нина ела апельсин, Зоя тоже по телефону разговаривала? А вы все вчетвером в палате были?

– Нет, у Зои тогда процедуры были.

– Ей колоноскопию назначили, она после неё такая тихая вернулась, лежала потом весь вечер. Плакала даже. Мы сначала подумали, Нинку жалеет.

Олеся громко высморкалась. Игорь вспомнил, что Зоя вчера действительно выглядела неважно. Они все вчера выглядели неважно.

– Игорек, а знаешь, что я тут подумала? Это, наверное, разные апельсины-то были. Себе и Олесе я выбрала те, что помельче, они сочнее обычно. А Нинке крупный дала. Сорта разные. Крупные – мясистые бывают, я такие не люблю.

– И привозили тебе их разные люди?

– Конечно! Кто же будет и мелкие, и крупные набирать в один пакет? Они же в разную цену.

– Мама, срочно список всех, кто приезжал тебя навещать, и особенно тех, кто привозил апельсины.

– Вот Константин Юрьевич меня об этом же точно спросил.

– Значит, ты уже всех вспомнила?

– Конечно! Игорек, у меня прекрасная память, что ты, ей богу! Приезжала Ангелина Максимовна, самая первая, привезла апельсины и цветы от театра. Цветы воняли, я их выкинула.

Игорь не смог сдержать усмешки. Конечно, его мама, которая уже третий месяц не чувствовала никаких запахов, унюхала, что цветы воняли. Просто надо знать их отношения с Ангелиной Максимовной – это песня.

Неприязнь между ними со временем стала уже настолько комичной, что больше забавляла друзей и родных, чем настораживала. Лет пять назад они перешли на мелкие пакости, а в последние годы так вообще ограничивались только словесной перепалкой.

Игорь, правда, подозревал, что за этой, годами культивируемой ненавистью, на самом деле скрывается какое-то изувеченное восхищение друг другом. Иначе он не мог бы объяснить, почему две женщины прошли всю жизнь рука об руку, не переставая говорить друг о друге гадости.

– Потом была Рита с апельсинами и конфетами, я их даже попробовать не успела, так жалко! Надежда ещё была и Конкина. И ещё Светка Волошина, но она без апельсинов приходила, она наконец-то квартиру отсудила, ты представляешь?

– Какую квартиру?

– Ну, Светка Волошина! Она же судилась с родственниками за квартиру полтора года и, представляешь, наконец отсудила. Игорь, я поражаюсь порой твоей памяти, тебе абсолютно точно нужно пропить глицин. Послушай меня, я тебе дурного не посоветую!

Игорь только рукой махнул. Света Волошина, мамина старая подруга, была такой курицей, каких ещё надо поискать. Подозреваемая из неё была откровенно так себе.

Правда, и среди остальных представить кого-то в роли хладнокровного убийцы было трудно: женщины предпенсионного возраста, все плюс-минус ровесницы мамы, почти все семейные – ну, какие они отравительницы?

Тёть Рита Яровая – мамина подруга с детства. Эффектная блондинка, она и сейчас ещё выглядела очень женственно и привлекательно. В школе они с мамой были первыми красавицами, сидели за одной партой, помогали друг другу с уроками. Хотела бы она маму отравить – уж за сорок с лишним лет бы давно бы представился случай поудобнее. Представить её убийцей Игорь решительно не мог.

Тем более, что она часто играла с ним, пока мама была занята на репетициях. Теть Рита читала ему, приносила подарки, они вместе рисовали и кормили голубей. Она поздно родила сама и всю свою нерастраченную любовь дарила крестнику – Игорю.

Тёть Надя была низенькой и круглой, как колобок. Она доводилась им какой-то родственницей и много помогала. Всю свою жизнь она проработала бухгалтером, и потому с годами становилась всё занудней и занудней. Правда, в других вопросах её можно было бы назвать даже немного ушлой, например, она всегда торговалась и почти никогда не покупала одежду, если ей не скидывали немного за торчащую нитку или плохо пришитую пуговицу. Но она всегда четко делила людей на «своих» и «чужих», и Игорь с мамой были своими.

Это их с мамой родство было настолько смутным, что Игорь даже не представлял себе, кто у них общий пра – то ли та двоюродная бабка, на похоронах которой они были семь лет назад, то ли кто-то ещё. Но он точно знал, что к тёте Наде всегда можно обратиться с просьбой и она выручит.

Конкина перешла в мамину школу в старших классах. Однажды мама две недели лежала с гриппом, а когда вышла – на её месте рядом с Ритой сидела новенькая девочка. Но они подружились.

Конкину почему-то все звали по фамилии. Фамилия ей шла: маленькая, шустрая и юркая, как крыска из мультика про Шапокляк, Лариса Вениаминовна была из тех, про кого говорят «маленькая собака – до старости щенок». У неё были красивые серые глаза какого-то необыкновенного разреза: как у лисички, говорила мама.

Конкину подозревать тоже не хотелось: от неё всегда пахло конфетами, она много и заразительно смеялась, и её любили в любой компании. А ещё в детстве она приносила Игорю жвачку с цветными вкладышами. Тогда это был такой дефицит…

Что и говорить: одно дело вспоминать их с теплом и благодарностью, и совсем другое – подозревать в убийстве.

Игорь глянул на часы и поспешил распрощаться: было уже пять минут первого, его ждал Константин. Проходя по коридору мимо «дежурившей» сестры, он невольно скорчился: какая-то пародия на охрану. Ну, какой от неё тут может быть прок?

Сунув руки в огромные карманы ветровки, он бодрым шагом вышел из больницы. Костик уже ждал его и быстро курил, глубоко и нервно затягиваясь. Так курят студенты перед экзаменом, а ещё родственники у морга, когда им предстоит идти опознавать погибшего. Игорь отмахнулся от этих мыслей.

Они пожали друг другу руки и сели на скамейку чуть поодаль от дорожки, где ходили люди.

– Игорь, я тебе как своему сейчас скажу то, что говорить не должен.

– Могила.

– Отравление. Унюхали уксус, потом в пищеводе нашли ожоги – потому и всполошились. Естественно, заподозрили, не было ли кровотечение вызвано уксусной кислотой. Наши всё подтвердили. Пономарёв протокол подписал.

Игорь кивнул. Вспомнился сырой холодный морг, провонявший формалином так, что глаза начинали слезиться ещё с крыльца. Как они там работали – Игорь не представлял.

Патологоанатома Пономарёва он тоже помнил: огромный «шкаф» с волосатыми ручищами и плешью под смешной медицинской шапочкой, но патологоанатом от бога – такие вещи находил, что не поверишь. Электрометки в волосах и в полости рта, следы от инъекций где-то под коленкой и в подмышечной впадине. В отделе всегда знали: если Пономарёв сказал – ошибки быть не может.

– Как понимаешь, отрабатываем версию убийства. Лично я думаю, что Макеева Нина стала случайной жертвой, а покушались-то на самом деле на Людмилу Антоновну.

Костик смотрел себе под ноги, как будто глядя на ботинки можно было вычислить убийцу. Пока что он не сказал ничего нового, всё это Игорь уже и сам понял. Понял, но чисто по-человечески, конечно, до последнего хотелось верить, что всё обстоит как-то иначе. А то, что отрабатывают версию убийства – то ежу понятно: если отравление всегда так и работают.

С другой стороны, в Игоре проснулось давно дремавшее профессиональное любопытство. Стало интересно. И ещё Игорь почувствовал небольшую гордость от того, что сам догадался об отравлении и об апельсинах.

Но вот ведь же: в голове ржавым гвоздем сидел голос начальства. Сергей Петрович, гореть ему в аду синим пламенем, не уставал повторять «Как вы в органы вообще попали, юноша?». А поди ж ты, и не так-то Игорь глуп, ещё же варит котелок-то, ёлки-палки.

– Я тут четко вижу умысел и подготовку, но Петровичу содержание умысла не ясно, – развел руками Костик, – говорит, может, просто попугать хотели, не до смерти. В этом что-то есть, так что может тут убийство по неосторожности. Не знаю, – Костик помотал головой.

– Если попугать хотели, должны были быть какие-то угрозы предварительные. Цель запугивания какая? – почесал голову Игорь.

– Вот и я о том. Игорь, есть соображения, кто мог желать твоей маме ну, не знаю, не смерти, болезни, может? Может, кому-то нужно было её изолировать на время? Она говорит, ей никто не угрожал, писем не писал и ничего такого. Но, может, она в последнее время чего-то опасалась, была напугана, насторожена?

Игорь только помотал головой. Если бы ей кто-то угрожал, вряд ли бы она стала это скрывать. Его мама из тех, кто первому встречному готов рассказать, что она сегодня ела на завтрак. Да и необычного ничего в последнее время не происходило. А если нужно было её изолировать – так она в больницу попала ещё до того, как ей принесли апельсины. Зачем столько лишних телодвижений, если она уже была изолирована?

– Может, её кто-то не любил? – продолжал Костик.

– Из всех, кто к ней заходил, только Ангелина Максимовна. Они с мамой, что называется, заклятые друзья ещё с института. Кто-то у кого-то роль какую-то важную увёл, а кто-то у кого-то парня. Но я не помню, кто что, когда и у кого.

– Ага, это всё Людмила Антоновна мне рассказала. Поговорим с Ангелиной, не бойся. А что ещё?

Игорь пожал плечами.

– Ничего.

– Ну, вспомни, Игорь! – взмолился Костик.

– Слушай, что ты ко мне пристал? Я пока работал, ни разу не видел, чтобы убийцей была мадам маминого возраста. Пьяный алкаш, помню, был. Тот, который топором собутыльника зарубил, ему за шестьдесят было. Поножовщина была ещё какая-то, там тоже два пенса были замещаны. Продавщица какая-то пострадавшей была, помню, ей было за полтинник. Всё. А чтобы одна женщина в пятьдесят пять пыталась другую женщину убить – такого не было. Так что мне трудно представить, чтобы кто-то из маминых подруг мог попытаться её отравить.

– Но ведь кто-то же попытался.

Это был тупик. Понятно, что яд не сам попал в апельсин. Кстати, а какой яд-то? Может, он стух просто? У Игоря было много вопросов и не только об этом.

– Скажи, а по другим версиям точно тупик?

Костик усмехнулся.

– А то! К этой Нине никто не приходил, ничего не приносил. Врагов нет, друзей тоже, необщительная, замкнутая. Её и проведать звонили-то двое: мать и сестра. Мать у них инвалид, они с сестрой за ней ухаживают по очереди. Сестра живет отдельно, Нина – с матерью. Работала эта Нина тоже на дому, что-то шила, вроде даже налоги платила, а сестра – зав.производством на заводе. Ты представляешь, да? Теперь сестра вынуждена перебираться к матери, до работы далеко, она ничего не успевает, боится, её мужик ейный бросит, короче, выгод от смерти Нины никаких.

Костик достал ещё одну сигарету, прикурил и снова глубоко затянулся.

– Самоубийство, понятное дело, тоже исключаем. Так счеты с жизнью не сводят. Хочешь отравиться, ну, пусть даже и уксусом – выпей ты его, как водку, зачем в апельсин запихивать? Пономорев сказал, весь рот в ожогах. Кто так травится? Страховки никакой нет, да и кто у нас жизнь страхует? Так что тут однозначно голяк.

Вид у него был унылый и жалкий: молодой парень, считай, только-только освоился, стал настоящим опером, первую благодарность даже получил за работу – хвастался ещё, а тут такая чертовщина: уже с самого начала глухарём попахивает, зацепок нет, улик нет, версий нет. А откуда ты улики достанешь, если преступник мог в больнице вообще не появиться? Передал апельсины через кого-то и сидит себе довольный, что чужими руками всё сделал. Бегай тут по городу, ищи-свищи его.

– Слышь, а чем отравили-то в итоге, уксусом? Мне заведующая сказала, эта Нина (отчество он некстати забыл) от желудочного кровотечения умерла. Это он, получается, кровотечение вызывает?

Костик выпустил дым.

– Уксусной кислотой концентрированной отравили. Ввели её шприцем в апельсин. Ещё в двух апельсинах нашли. На апельсинах, как ты понимаешь, отпечатков нет: поверхность рифлёная, снять невозможно. Нашли отпечатки только на одном пакете, он даже не развязан был, внутри все апельсины без яда. Сейчас проверяем, кого можно исключить. У твоей мамы, кстати, есть знакомые химики?

– Нет.

– Фармацевты, или как они там называются? Кто на производстве лекарств, короче, работает?

– Нет.

– На лакокрасочном производстве? Мебельном? На «сахарнике»?

– Ёлки-палки, Кость, откуда! Она актриса, у неё все знакомые, так или иначе, с театром связаны.

– Ну, работа на «сахарнике», например, не мешает любить театр и бывать на спектаклях.

– Подожди-ка, – Игорь сказал это и почувствовал себя предателем, – Конкина Лариса, мамина подруга, одно время на «сахарнике» в отделе кадров работала.

– А сейчас?

– А сейчас она в институте работает. В педагогическом. Тоже в отделе кадров.

– Контакты с «сахарника» остались?

– Не знаю.

– Ладно. Спасибо, проверим.

– Ты думаешь, кто мог достать уксусную кислоту?

– Именно. Мне сегодня дали список – это половина заводов города. Получается, любой дурак мог достать её и продать, например.

– Дурак-то продать мог, какому дураку понадобится её покупать?

– А подшипники кто покупает? А заготовки для балясин? В хозяйстве, знаешь, всё пригодится, – и без всякой связи продолжил, – сегодня в квартиру мамы твоей пойдём. Понятым тебя не возьму, извиняй.

– Это зачем это ещё пойдёте?

– Письма с угрозами искать. Компьютер заберем – не волнуйся. Следственные действия: сам всё знаешь.

Костик докурил, и растоптал бычок. Игорь был в растерянности, мысли прыгали.

– Кость, а не отличается эта уксусная кислота? Может, там, для лекарств особенно чистая какая-нибудь нужна, а для мебели и похуже сойдёт? Можно по самой кислоте как-то сузить круг, откуда её достать могли?

– Не-а. Эксперты только руками развели, говорят, в такой концентрации могла быть с любого завода.

– Ну, то есть ходить по заводам и выяснять, не пропало ли у вас миллилитров тридцать кислоты, смысла нет, – пошутил Игорь. – А точно отравить насмерть хотели?

– Вот то-то и оно, – вздохнул Костик, – сложно дозу рассчитать. Поди узнай – хватит такого количества или нет? Ну, я не врач, но как я понял, здоровый, типа, ты или я, может и не помер бы. Ожог бы получили, то-сё. Но те, кто лежат в больнице с язвой – им хватило. У них, короче, и так склонность к кровотечениям есть, заведующая сказала, что при язве может быть такое кровотечение и без ничего, самопроизвольно.

Игорь молчал.

– Так что, вот неясно, – продолжал размышлять вслух Костик, – то ли хотели именно убить, то ли хотели попугать и не рассчитали. Я за вторую версию: видишь, как легко доказали насильственность смерти? Ожоги, содержимое желудка, короче, сразу поняли, где был яд и какой. Она же пахнет: глупо было думать, что не унюхают. И потом, если бы не ковид, она бы запах почувствовала – может, не доела бы, жива была.

– Мама всем жаловалась, что до сих пор ничего не чувствует после болезни. А ведь её тогда еле вытащили…

Игорь был мрачнее тучи. Тогда было такое облегчение, когда мама пошла на поправку, и вот теперь…

– С дугой стороны, – продолжал рассуждать Костик, – слишком уж много совпадений: обострение язвы, а значит, высокий риск этого чертового кровотечения, отсутствие обоняния. Вот ещё ты говоришь, что она всем об этом сообщила.

– Ты хочешь сказать, – медленно начал Игорь, – что тот, кто принес отравленные апельсины – это учитывал?

Костик встрепенулся.

– Медицинское образование?

– Ну, да. Или опыт какой-то по этой части.

– А точно, – прищурившись стал рассуждать Костик, – просто так полагаться на авось – дело чересчур рискованное. Это же надо знать наверняка, что план сработает.

– С другой стороны, если бы у отравителя было медицинское образование, он бы знал, что в больнице всегда вскрывают, чтобы определить, от того ли вообще лечили. А ожоги во рту и пищеводе именно при вскрытии нашли: если бы она не умерла, ей бы зонд поставили, и тогда бы уже никто ничего не увидел – это мне тоже главврач сказала.

Игорь пожал плечами. У него такое дело было первым. Большинство преступлений совершаются, как сейчас модно говорить, «в моменте»: разозлился – и убил. Тут же на лицо была подготовка. Планирование. Расчет. Причем какой-то странный расчет.

Они строили догадки, но все догадки заходили в тупик. Было совершенно неясно: переоценивают они преступника или недооценивают. Может, он, наоборот, слишком многого не знал?

К тому же открытым оставался вопрос мотива, а главное – цели преступления.

– Ладно, спасибо. Помог, – Костик протянул руку, – Игорь, будут мысли, какие-то соображения – звони. Даже по всякой мелочи звони. А сейчас давай, я побежал. Зайду ещё раз к заведующей.

– Кость, подожди. Я маму заберу из больницы.

– Ты что, с ума сошел? Там самое безопасное место сейчас. Молния, знаешь, дважды в одно дерево не бьёт. Во-первых, все врачи начеку уже: в случае чего помощь немедленно окажут, а скорая сколько будет ехать? Во-вторых, мы дежурного сегодня поставим толкового.

– Да, ладно! Что и человека выделили?

– Двоих, Игорь, двоих!

– Ёлки-палки, вот жизнь-то, а?

– А то!

Они распрощались, и Костик ушел. Весть о дежурном подняла Игорю настроение: это вселяло веру в то, что в управлении произошли хоть какие-то перемены к лучшему. Игорю всегда хотелось, чтобы система немного сменила фокус с расследования преступлений на их предотвращение.

У Игоря зазвонил телефон: Ханифа. К этому моменту уже было очевидно, что он никуда не поедет, но говорить об этом сейчас Игорь просто очень не хотел. Вздохнув, он всё-таки снял трубку.

Глава 3.

Ангелина Максимовна, вопреки своему имени и внешности, характер имела стервозный. Так сложилось, что с Людмилой Антоновной они всегда были соперницами: и в любви, и в карьере. Были времена, когда юная Ангелинка даже списывала у молоденькой Людки, они ходили друг к другу в гости и мирно болтали, а потом разругались в кровь.

Ангелина Максимовна твёрдо знала, что Люда просто завидовала, и всем за глаза твердила, что эта Ангелина – зубрилка и вертихвостка, а таланта у неё никакого нет. И когда главную роль на выпускном спектакле отдали Ангелине, господи, надо было видеть Людкино лицо, она аж позеленела, всем стало понятно, что это зависть чистой воды.

Потом было много чего: и жвачка в волосы; и горячий кофе, пролитый на новые туфли; и лягушка в сумке – как только они не пакостили друг другу. Про «зелёные репетиции» и говорить нечего: это такие репетиции, на которых грех не подложить коллеге свинью. Там даже было бы стыдно ничего не придумать: вся трупа следила кто кого оригинальней уделает. А на выпускном спектакле они вдруг примирились, и снова какое-то время дружили.

Были времена, когда Ангелину обожали, носили на руках, она была примой, и все смотрели ей в рот. Она и сейчас выглядела свежо, лет на семь, а то и все десять, моложе своего возраста. Нет, определенно Люда ей всегда завидовала, что и говорить.

Её ничуть не смущало, что работала она теперь под начальством Елецкой. Наоборот, казалось, что ей это доставляет даже некое удовольствие. Она всегда с радостью делилась каждой сплетней, и будто бы просто ждала, когда же Елецкая наконец покинет пост, и руководство театром перейдёт к ней, Ангелине.

Кроме того, в отличие от Антоновны, она ещё «держала форму». Играла Ангелина замечательно, она сама это знала, но, как и подобает заслуженной актрисе на пенсии, на сцену выходила редко, и потому всегда собирала аншлаги.

Внешность у Ангелины Максимовны тоже была запоминающаяся: ещё со студенческих времён она ярко красила губы. Яркая помада была её визитной карточкой. Кроме того, она умудрялась делать так, что это не выглядело пошло. Это добавляло ей шарма и стиля. Эти слова Ангелине Максимовне очень нравились, и она старалась употреблять их почаще: шарм и стиль.

Когда к ней вошёл Игорь, она сидела, закинув ногу на ногу, и курила. Право курить в кабинете она отвоёвывала с боем и не один год. Ей запрещали, вешали датчики дыма, штрафовали – она на всё плевала. Когда сильно доставали – цитировала Раневскую. В конце концов, от неё отстали, и Ангелина Максимовна победоносно водрузила на стол пепельницу.

От курения и профессиональной нагрузки голос у неё стал с хрипотцой, низкий и будто немного надтреснутый. Мужчинам это нравилось ужасно: лишь только Ангелина начинала говорить, все они превращались в крыс из Гамельна, послушных волшебной флейте. Поэтому бросать курить Ангелина Максимовна совершенно не планировала.

Она вежливо поздоровалась, но каким-то неуловимым движением брови, а может, поджатыми губами, или недовольно опущенным уголком рта, сразу же дала понять Игорю, что визиту не рада, и терпит его присутствие тут только из любопытства и ещё, может быть, уважения к начальству.

Ну-ну, подумал Игорь, значит ещё не приходили к тебе. А ты жди-жди, посмотрим, как завтра запоёшь.

Сначала Игорь хотел пойти на вокзал, а затем уже зайти в театр, но потом решил сделать наоборот. Ближе к вечеру с ним уже никто не будет разговаривать, потому что все будут бегать перед началом представления, как угорелые. Поэтому Игорь сначала пошел в театр, чтобы поспрашивать, не ссорилась ли недавно Ангелина с мамой.

Расспросы ничего не дали. И уборщица, и осветитель, и гример – все сказали одно: «нет, в последнее время громких ссор не было».

У него не было цели заводить с ней долгие беседы: разговор с такими людьми всегда эффективнее, когда ты в форме. Но формы у Игоря больше не было. Точнее, была, но не та. Поэтому он зашел так, что называется, с дружеским визитом.

– Добрый день. Спасибо, что навещали маму в больнице. Ей уже лучше.

Мама с детства учила его: не знаешь, что сказать – говори, что думаешь. Лучше без подробностей. И не бойся говорить банальности: слово за слово – что-нибудь да получится. Поэтому Игорь начал с очевидных вещей в расчете на то, что сама Ангелина после случившегося наверняка захочет посплетничать.

– О, садитесь, пожалуйста, Игорь, я вас не узнала, – по губам мелькнула тень улыбки, но, увы, только тень.

Ангелина потушила сигарету и смотрела безо всякого выражения на лице. Невозможно было определить: заинтересована она или, наоборот, скучает. Да уж, еслиона соврёт – я ни в жизнь этого не пойму, с тоской подумал Игорь.

– Я рада, что Люде лучше, это всё так ужасно! Как она сейчас себя чувствует?

Заинтересовалась, решил про себя Игорь, но виду не подаёт. Он вкратце рассказал то, что можно было рассказать без вреда для следствия, не упоминая никаких апельсинов: пусть будет сюрприз, со злорадством подумал он.

– Приятно, что вы так переживаете за маму. У вас же всё-таки непростые отношения, – в конце концов выдавил он.

Взгляд у Ангелины стал ледяным.

– Да, у нас непростые отношения. Но в этом есть свой адреналин. И я уверена, что мы обе на него, что называется, «подсели». Вы понимаете, о чем я, – утвердительно отчеканила она.

– Нет, – честно признался Игорь.

– Вы никогда в детстве не дразнили собак?

Ангелина молчала, и Игорь понял, что придется отвечать.

– Дразнил, конечно.

– А зачем?

– Как зачем? Мальчишкой был. Все пацаны же это делают.

– О, и не только пацаны! И девочки, представьте себе, тоже! А знаете, для чего дети дразнят собак?

– И для чего же?

– Для адреналина. Чтобы почувствовать опасность и рассмеяться ей в лицо. Для этого же воруют яблоки из чужих садов, хотя в своём растут точно такие же. Для этого же дети устраивают всякие проделки и потом бегут врассыпную. Мы, например, в детстве, лазили на склады. Обычно ничего не брали, был важен сам факт: залезть и вылезти незамеченным, а в конце уже зашуметь, чтобы дядя Вася услышал и начал орать, а мы бы драпали от него. А он солью в нас стрелял. Вот весело было: адр-р-реналин!

Игорь молчал.

– И тут так же, понимаете? Это как фехтование на шпильках.

– На чем?

Ангелина закатила глаза.

– Не важно. Это фигура речи. Состязание в остроумии и злословии, если вам так понятнее.

Игорю показалось, что он начал что-то понимать.

– Тогда, я должен спросить, почему вы в последнее время вдруг стали меньше ссориться.

– Именно! – Ангелина просияла, – браво!

Игорь ошалел. Во даёт тётка.

– Дело в том, – Ангелина сделала короткую паузу в полторы секунды, – что у меня появился спутник жизни. И он, представьте себе, подарил мне машину. А я эту машину разбила.

Игорь смотрел на неё, как на ненормальную. И он должен проглотить этот бред?

– Поэтому адреналина мне сейчас хватает, – и Ангелина закурила ещё одну сигарету.

Бред, бред, бред, думал Игорь, выходя из театра. Полоумная баба. Да она просто спятила.

Ну, хорошо, спятила. Но как это доказать – вот в чем вопрос? Игорь не особенно задумывался над мотивом, он знал, что иногда люди убивали за такую малость, которую и мотивом-то не назовёшь. Поэтому не имеет значения, какие у неё могут быть выгоды от этой смерти. Причины могут быть и такими, о которых никто не знает. Надо искать улики.

Но вот ведь пакость какая, отравление – единственный способ убийства, при котором нет и не может быть алиби. Поэтому Игорь никогда не любил учебные задачи про отравления.


К четырём Игорь добрался до вокзала. Он сдал свой билет, но Ханифе больше звонить не стал: хватит и одного разговора.

Взял сэндвич в пластиковой упаковке и кофе: гулять, так гулять! Еда на вокзале – это способ хоть как-то почувствовать атмосферу путешествия. Не съезжу в отпуск, так хоть в дороге побуду, решил Игорь. Да и потом, дома всё равно есть нечего.

Пока Игорь размешивал сахар в стаканчике, в кармане ветровки завибрировал телефон: звонил Костик. Он без энтузиазма подтвердил, что месяца два назад Ангелина Максимовна поставила на учёт новую машину, а месяц назад с ней было зафиксировано ДТП.

Вот Костику большое человеческое спасибо. Вот это друг – звонит и делится новостями, потому что понимает, что это важно: речь же не о ком-то, о маме идёт.

Блин, новую машину ей человек подарил. Живут же люди! Эх, жаль Игорь так не может: познакомиться с кем-то, чтобы через месяц уже в подарок, ну не БМВ, но хотя бы Форд получить. Ладно-ладно, он и от Лады бы не отказался. Или нового Патриота. Вот это был бы подарок!

Игорь достал бумажку из кармана. Бумажкой оказался листок из блокнота, на котором Игорь записывал лотерейные номера – он покупал иногда билеты ради азарта. Игорь вздохнул и разгладил листок на столе.

Ангелина Максимовна

Яровая Маргарита Васильевна

Зайцева Надежда Ивановна

Конкина Лариса Вениаминовна

Волошина Светлана Валерьевна

Он снова попытался «примерить» роль убийцы по очереди на каждую из них, и не мог. Только Ангелина Максимовна казалась ему более-менее подходящим субъектом. Кто мог отравить маму? Тёть Рита, которая оседлав швабру, играла с ним вместе в индейцев?

Или, может, тёть Надя, с которой они ходили на все мамины спектакли? Она приносила ломаную плитку шоколада, завернутую в чистый носовой платок: чтобы не шуршать обёрткой. И всегда покупала шоколад с орешками, как Игорь любил.

Рассеянная, но добрая тёть Света совсем не годилась на эту роль. Бред. Как кто-то из них мог попытаться отравить маму? Зачем? Единственный вариант – некое неизвестное лицо отравило апельсины и передало отраву через кого-то из близких. Звучала версия фантастично, но Игорь хотел в неё верить.

Теперь Игорь отлично понимал, почему нельзя самому расследовать дело, касающееся близкого человека. Да, ёлки-палки, ты настолько внутри ситуации, настолько душа у тебя болит за родных и близких, что оценить факты трезвым взглядом просто не получается.

Но ничего. Костик разберётся. Он парень толковый, раскрываемость у него хорошая, утешал себя Игорь.

К тому же, способ убийства очень уж трусливый, дистанционный. В таком деле может многое пойти не так. Оно, собственно, и пошло не так. Вряд ли в ближайшее время она попытается снова. ОНА. Подумать только, ему и думать-то об убийце в женском роде было непривычно. И ладно бы была бы ещё какая-нибудь «чёрная вдова» – молодая, роковая и порочная. Так нет! Ну, как можно представить убийцей добрую тётушку в очках и с надушенным кружевным платочком в рукаве?

Ну, ничего-ничего. Костик разберётся. Да и ребята у них там в отделе тоже башковитые. Сейчас они с обысками пойдут, будут всех трясти по очереди, авось, чего-нибудь и натрясут.

И мамину квартиру ведь тоже будут обыскивать, вспомнил Игорь и поморщился. Так это всё неприятно – такой бардак после них обычно остаётся. Надо будет поехать вечером убраться. Заодно посмотреть, может, чего-то пропустили они. Да, нет, что они могут пропустить?


Игорь остановился перед дверью. Дверь не была опечатана, на ней не было никаких следов взлома. Игорь знал, что Костик забрал у мамы ключ, но всё равно пристально осмотрел замок.

Бардак внутри оказался не таким ужасным, как представлял себе Игорь. Не было разбросанных по полу вещей, вывернутых наизнанку шкафов и ящиков. Туалетный столик и шкафчик в ванной, правда, досматривали с пристрастием, это было видно. Искали склянки с кислотой, догадался Игорь. Будто его мама могла сама всё это устроить.

Игорь зашел в большую комнату. Здесь было относительно прибрано. Несколько книг лежали грудой на полированной тумбе, на которой раньше стоял телевизор, пока Игорь не повесил маме новую плазму. В книжном шкафу оказались незакрытыми полки. Игорь взял книги с тумбы и стал расставлять по местам. Последним у него в руках остался семейный фотоальбом.

Он раскрыл его и начал листать. Обычно уборка у Игоря оканчивалась именно так: он брал что-то в руки и залипал.

Фотоальбом был старый, в синей бархатной обложке, с картонными страницами внутри. Такие уже лет тридцать, наверное, не делают. И ведь держится ещё. Игорь сел.

Вот свадебные фото родителей. Вот он сам, маленький Игорь (слава богу, никаких фото на горшке, снимком голяком или другого компромата), вот он с родителями на море – то ли Анапа, то ли Адлер, он не помнил точно. Дальше праздники, фото с Новогоднего утренника в детском саду, групповое фото с дедом Морозом, а вот они втроём: мама, папа и Игорь с букетом гладиолусов. Это его провожают в первый класс. Дальше Игорь смотреть не стал: зачем? Все эти фото он видел сотни раз. Альбом навевал ностальгию и тоску по папе.

Папа умер, когда Игорю было двенадцать. Не выдержало сердце, хотя кто бы мог подумать: папе тогда и сорока не было. Мама больше замуж не вышла.

Игорь огляделся, передвинул кресла так, как они всегда стояли. На журнальном столике лежал подарок для мамы. Пятьдесят пять – это всё-таки порядочный возраст, юбилей, ёлки-палки, он долго думал, что ей подарить и нашёл генеалогический альбом. На сайте было два варианта: пустой альбом, в который уже самому можно записать всех родственников и вклеить их фото, или альбом и диск.

За определенную плату компания обязалась разыскать родственников до седьмого колена и прислать электронный файл с генеалогическим древом. Разница в цене была ощутимой, но Игорю стало так любопытно, что он выбрал этот вариант. Правда, посмотреть сам не успел: диск был красиво запечатан, и он подарил его, не нарушая упаковку.

Сейчас подарочный бантик был уже настолько помят и имел такой непрезентабельный вид, что Игорь решил считать диск вскрытым. Правда, теперь у мамы не было компьютера. Поэтому Игорь сунул диск в один из своих необъятных карманов, чтобы на досуге узнать побольше о родне. Если в ближайшее время у него будет досуг.

Мама такие подарки называла «и нашим, и вашим»: такой вот корыстный вариант, вроде и презентабельно, и маме понравилось, а вроде и для себя тоже постарался.

Игорь наспех прибрался в ванной, думая о том, как теперь защитить маму. Не приставишь же к ней виночерпия, или как там раньше называлась эта должность? Зная маму, она всё равно будет обедать со всеми подряд (а знакомых у неё много), да и потом, в театре постоянно дарят то конфеты, то цветы, то у них капустники, то ещё что-то. Там еды неопределенного происхождения всегда хватает. Как знать, где может оказаться яд в следующий раз?

Глава 4.

На следующий день с утра зарядил дождь. Погода испортилась внезапно и, похоже, необратимо, как это обычно бывает осенью. Игорь оделся потеплее и снова поехал к маме. Дежурный у двери проверил документы, что произвело на Игоря хорошее впечатление.

Нинина койка по-прежнему пустовала. Зоя, любительница поговорить по телефону, лежала на своей кровати, повернувшись к двери спиной. Наверное, чтобы поменьше думать о том, что случилось, догадался Игорь. Старушка у окна дремала.

Только сейчас Игорь заметил, что с противоположной стороны одной кровати не хватало. Мама объяснила, что в кардиологии было много пациентов с осложнениями после ковида, и койку увезли туда. Поэтому в стандартной шестиместной палате их было только пятеро. Олеся Павловна, мамина соседка, отсутствовала, её кровать стояла незаправленной.

– А где? – спросил Игорь и кивнул головой в сторону кровати.

– В ванной, – ответила мама, – пойдём сынок, я тут нашла местечко такое хорошее.

Они с мамой вышли из палаты и направились прямо по коридору.

– Игорёк, у меня отпечатки пальцев сняли, – шепотом сообщила мама, – а ещё Рита звонила. Представляешь, к ней нагрянули с обыском. Она чуть не плакала. Всё вверх дном перевернули, просто ВСЁ! До сих пор не может ничего найти, бедная. А в сенях у неё саженцы стояли для осенней посадки, так ей всю смородину затоптали, представляешь? И у неё тоже отпечатки пальцев сняли! Так надо, да?

Невозможно было определить, что маму возмутило больше: потоптанная смородина или снятие отпечатков. Игорь, на всякий случай, поддакивал и там, и там. Сказал, что так надо, что это для пользы дела и всё такое.

Они дошли до конца коридора, где стояли кадки с какими-то цветами. В закутке примостился старенький диван, который издалека было и не разглядеть.

– Игорек, я совсем не понимаю, зачем? Зачем меня кому-то убивать? Никаких завещаний я не писала, двушку мою ты получишь, других наследников нет; дача – та и так на тебя давно записана; машины у меня нет…

– Мам, Костя считает, что целью было не убийство, а только запугивание.

– Запугать? Но кому это нужно? И опять же – зачем???

Но нельзя было не отметить, что мама приободрилась. Покушение на жизнь и покушение на здоровье и благополучие – это всё-таки разные вещи.

– Может, отомстить? Не могла эта змея Ангелина такое сделать?

Мама повела плечами.

– Может, она на твоё место метит? Не просила она тебя часом о повышении зарплаты недавно, нет?

Мама рассмеялась.

– На моё место? Да она терпеть не может всякие бумажки. Решения принимать, ответственность на себя брать -ей вся эта головная боль зачем? Гораздо удобнее курить у себя, нога на ногу, а потом критиковать, что всё не так и всё не то. Ей надо первой примой быть и цветы охапками собирать – вот чего она хочет. Да и потом, подсидеть – это одно. Вот Елецкая уже в маразме, ей надо бросать руководство, а я-то ещё свежа, понимаешь? Это торжество. А убить и занять мое место – это уже зависть. Понимаешь разницу?

– Хочешь сказать, у Ангелины какие-то принципы моральные есть?

– Хочу сказать, что ей это всё удовольствие испортит. Ближе к пенсии люди начинают в такую негласную игру играть: кто кого переживет. Мухлевать – значит, лишить себя всего удовольствия. А по поводу зарплаты, так у неё же мужик недавно появился новый. Богатенький Буратино, бизнесмен какой-то. Она его доит как хочет. Прямо так и говорила, представляешь?

– Мам, будь, пожалуйста, очень осторожна. Никаких гостинцев. Никакой еды от посторонних.

– Игорь, ну ты шутишь? Меня тут каждый день посторонние кормят.

– Мама, я серьёзно. Больничную еду ешь, только если при тебе её в тарелку клали. Ничего, что могло стоять, пока ты ходила в туалет или куда-то ещё. Ничего, что принес тебе кто-то из соседок по палате.

– А как Ангелина может мне что-то в больничную еду подсыпать?

– Мам! Ангелина, не Ангелина – мы не знаем, кто это был. Просто будь осторожна.

– Игорь, если Ангелина хотела мне отомстить за что-то, зачем дожидаться, пока я лягу в больницу? В театре куда больше возможностей! Да и потом, я уверена, что она не желает мне смерти.

Конечно, подумал про себя Игорь, у вас в театре такой бардак, там точно возможностей куда больше.

– И вряд ли она попробует ещё раз. Сейчас такая шумиха поднялась: этот Костик ваш такой дотошный следователь, каждую мелочь спросит, ничего не упускает. Второй раз никто не попытается.

– Мама, пожалуйста, будь осторожна. Береженого бог бережет – сама же всегда так говорила.


На улице шел дождь, и это ломало все планы. Дождь был не сильный, моросящий. И, с одной стороны, Игорю хотелось прогуляться, а с другой стороны – гулять под дождём было глупо и нерационально. Надо было ехать домой, причем лучше всего на такси, но этого не хотелось совершенно.

Но тут Игорю пришла в голову блестящая мысль навестить всех тех, кто приходил к маме. Так сказать, с дружеским визитом.

Игорь вспомнил, что на Ефремова, за сквером, живёт тёть Надя, у которой тоже вчера, наверняка, был обыск. Тогда получалось, что Игорь не просто будет гулять под дождём, а пойдёт с целью, по важному делу. Это придало ему уверенности и, подняв воротник, Игорь бодро зашагал в сторону Ефремова.

По пути он зашел в «Волну», которая когда-то была рыбным магазином, а теперь стала обычным универсамом, правда, что называется, с закрытым залом. Он отстоял небольшую очередь в кондитерский отдел и взял «Сказку» – тёть Надя её очень любила раньше.

Ему открыл её второй муж, Игорь знал его шапочно. Владимир Геннадьевич, так кажется, его зовут. Игорь ещё не успел поздороваться, как из-за спины высунулась испуганная и растрепанная тёть Надя в домашнем синем халате.

– Игорь, заходи! Как хорошо, что ты пришел! С тортом? Сейчас чай поставлю.

Владимир Геннадьевич что-то пробурчал, пожал Игорю руку и выскользнул на лестницу курить. Сам Игорь не курил: начинал как-то, но бросил – тренер по боксу запретил. Потом он и бокс бросил, но не начинать же из-за этого курить.

– Игорь, такой ужас творится, такой ужас! Это же уму непостижимо, я как узнала, веришь, второй день не сплю. Это надо же, на Людочку кто-то покушался? Какой кошмар, какой ужас!

– Почему вы думаете, что именно на неё?

– А как же! Для чего тогда ко мне приходили? Я эту несчастную женщину, упокой господь её душу, знать не знала.

Внезапно тёть Надя остановилась и понизив голос зашептала:

– Игорь, у меня отпечатки пальцев взяли!

Было забавно, что она сказала «взяли», а не «сняли», но Игорь волевым усилием подавил улыбку. Было бы неуместно сейчас улыбаться, такая тётя Надя была встревоженная.

– Тёть Надь, успокойтесь. Это чтобы исключить из подозрения.

– Да? – удивилась она, – ну, тогда ладно.

Они прошли в кухню, где тёть Надя грохнула на плиту чайник со свистком. В городе многие предпочитали старые чайники новым: газ дешевле электричества.

– Ты извини, что не прибрано, к нам тут вчера с обыском приходили, – повторила она, – всё перевернули вверх дном. Одежду мою забрали. Спрашивают: в этом вы к гражданке Елецкой приходили? В этом, говорю. Они сразу раз – и в пакет. Я сказать ничего не успела! Ой, – она приложила руки к сердцу, – вот знаешь же, что ты не при чем, а всё равно волнуешься.

– Конечно, тёть Надь, – поддакнул Игорь, хотя он совершенно не представлял себя на её месте.

– На работе черт знает что творится, в мире война идёт, вирус этот ещё, и на Люду покушались, – она перекрестилась, – никогда верующей не была, но вот тут думаю, может в церковь сходить? Свечку надо поставить. Такое в мире делается… А торт ты взял, такой молодец! Так сладенького от нервов захотелось, я вообще сладкое люблю, а тут, ой, прям страсти какие…

Низенькая и кругленькая тёть Надя сновала туда-сюда по тесной кухне, и на столе появлялись чашки, блюдца, ложки и нож для торта. Она не переставала охать, вперемешку рассказывая об обыске, религии и мировых проблемах.

Вернулся молчаливый Владимир Геннадьевич и очень неудобно сел на угол кухонного дивана. Теперь Игорю было некуда деть себя, потому что с одной стороны торчали длинные ноги Владимира Геннадьевича, а с другой стороны, не переставая трещать, сновала тётя Надя: кухня была слишком маленькой для троих человек.

Они, конечно, были очень комичной парой: он молчаливый, высокий и худощавый; она – говорливая, низенькая и толстенькая. Просто Винтик и Шпунтик. Почему такие люди так часто сходятся? Наверное, правду говорят: противоположности притягиваются.

– Нет, ну ты представляешь? – выхватил Игорь фразу из середины, – я до двух ночи вчера прибиралась. Всё, ну, просто всё на полу лежало! Что они у меня искали?

Игорь только пожал плечами – почем ему знать?

– В шкатулку в мою залезли! – с укоризной обличала их тёть Надя, – бусы все перепутали, серёжки перепутали, я вот теперь сиди распутывай.

Наконец они расселись. Тёть Надя говорила много и громко, мужчины пили чай молча. Потом Владимир Геннадьевич сказал «спасибо» – это было первое слово, которое Игорь услышал от него после приветствия, и пошел к себе в комнату, плотно запер дверь и больше не появлялся.

– Ты у Людмилы-то сегодня был?

Так оно и бывает, подумал Игорь: сначала надо выговориться, а после наступает черёд вопросов. Вот только вопросы, по идее, должен он, бывший оперативник задавать. Кто задаёт вопросы, тот управляет беседой.

Игорь сдержанно кивнул. Он ещё не придумал, о чем хотел спросить тёть Надю. Не было ли у них с мамой размолвок? Мама ничего такого не припоминала. Были ли какие-то обиды? Ну, тоже дурацкий вопрос: если она затаила обиду и это послужило мотивом – так она и скажет, как же.

– Ну, и как она?

– Ничего. Расстроена, конечно, но держится.

– Ещё бы! Конечно, тут расстроишься, у неё соседка по палате умерла. Всё-таки живой человек! А ты не думаешь, что это не на Люду покушались? Мне сегодня утром такая мысль в голову пришла.

Игорь покачал головой. Он не стал акцентировать внимание на несоответствиях: тёть Надя говорила то одно, то другое – похоже ещё не решила для себя, что и думать обо всём этом.

– Всё может быть. Следствие разберётся. А почему вы так думаете?

– Не могу думать, что Людочку хотели убить. А её соседку я совсем не знала, ну, понимаешь? Так не хочется думать, что Люда могла быть на её месте, – и тёть Надя закрыла рот платком.

– Понимаю. Тёть Надь, а вы когда маму навещали, ни с кем не сталкивались?

– Да нет, вроде, – она пожала плечами, – я недолго была, так – забежала презентик передать.

– Крупные апельсины такие, да?

– Да нет, мои вроде мелкие были. Я хотела покрупней купить – они презентабельнее, но какие в магазине были – те и взяла. Понимаешь, на рынке – они вкуснее, наверное, но ведь и дороже. Да и потом, до рынка-то ещё ехать надо, а годы уже не те, да и я же перед работой, когда на рынок ехать, не ночью же?

Тупик, подумал Игорь. Эх, было бы у него побольше опыта. Всё дела, что он расследовал до этого, были проще, как-то очевиднее: орудие убийства с отпечатками пальцев, следы крови на одежде, невменяемые подозреваемые, которые, тем не менее, очень быстро признавались. А тут?

Он только в общих чертах представлял себе, какие вопросы надо задавать. Тёть Надь, это не вы впрыснули уксусную кислоту в апельсины? Не, ну бред же. У него даже язык не поворачивался так спросить.

– Господи, Игорь! Как же всё это надоело, – тёть Надя уронила голову, – всю жизнь работаешь-работаешь, думаешь, до пенсии доработаю – отдохну. А что в итоге? А в итоге для меня даже на рынок съездить – это дорого. Дорого, понимаешь?

Игорь на всикий случай покивал. Дорого, не дорого – он сам бы поленился ехать на рынок за апельсинами.

– И когда кажется уже, что вышла на финишную прямую, раз – и пенсионный возраст сдвинули. Как тебе такое? Люде хорошо – она творческий работник, у неё пенсия досрочная. А нам как? Я думала, два года назад на пенсию выйду уже, а всё ещё никак. По молодости думала, к старости скоплю – какое там! Скопишь тут… – и она махнула рукой, не закончив фразы.

– А как Лиза? – вспомнил Игорь про тёть Надину дочь. Она была на пару лет его старше, красивая девчонка такая была.

– Лиза хорошо. Так хочется уехать, купить домик к ним поближе, с Вовкой бы на пляж ходила, – мечтательно улыбнулась тёть Надя, вспомнив внука.

Похоже, не только мне нелегко, решил про себя Игорь. Вот только уехать не получится. Ни у меня, тёть Надь, ни у вас.

За этим разговором Игорь незаметно выпил две чашки чаю. Он собрался с силами и постарался вернуть разговор в нужное русло.

– Во сколько вы приходили в больницу?

– До работы забежала. Мне к десяти, где-то в половину я у и неё была.

– А как же часы посещения? – сильно удивился Игорь.

– Так я шоколадку сестре на посту сунула, и прошла.

– Это было в пятницу?

– Да, в пятницу. В четверг вечером мне Рита позвонила, рассказала, что мама твоя в больнице лежит, ну, я и решила к ней пораньше забежать.

– Сколько вы у неё примерно пробыли?

– Минут десять. Нет, меньше даже: без двадцати я уже на остановке стояла.

– Успели на работу-то?

– Чуть-чуть совсем опоздала.

Они улыбнулись друг другу. Тёть Надя всегда была очень уютная, домашняя.

–А до этого, до больницы, где вы маму видели?

– Так на юбилее и видела.

– Мама ничего такого не говорила, что ей угрожает кто-то? Пугает её?

– Нет-нет, что ты! Ничего такого.

– А кто, как вы думаете, мог бы маме мстить? И за что?

– Может эта? Актриса из театра? Они там вроде здорово ругались раньше.

Всё не то, думал Игорь. Всё вокруг да около. Он попробовал ещё, но ничего путного больше не узнал и понял, что пора собираться. Он распрощался с тёть Надей (муж её так и не появился больше) и вышел наружу.

Дождь перестал, и Игорь пошёл к остановке ждать маршрутку. Теперь он решил ехать к тёть Рите: тут можно было добраться без пересадок.

Улица Советской Армии почему-то всегда производила на Игоря гнетущее впечатление. А вот сам дом у тёть Риты и дяди Славы был очень симпатичный: аккуратный, кирпичный, одноэтажный, совсем небольшой, но уютный. Игорь отпер калитку и вошёл. Дядя Слава был в гараже, но увидев Игоря отложил все дела.

– Здравствуй Игорёк! Извини, руки не даю, все в масле. Ты проходи в дом, Ритка на кухне там. А я сейчас закончу и тоже приду.

Игорь вошел. Слева от двери стояли те самые несчастные кусты смородины, приготовленные к посадке. На стук выглянула тётя Рита.

– Ой, здравствуй Игорёк, пирожки будешь? Ты заходи, раздевайся, я сейчас руки помою. Такой кошмар творится! Ты представляешь, у меня отпечатки пальцев брали – ужас просто!

Игорь снова отметил про себя это «брали». Почему они все так говорят? Вот это настоящая загадка, а не то, как в больницу отравленный апельсин попал.

И всё то время, пока Игорь разувался и мыл руки в ванной, тёть Рита рассказывала ему про обыск и дактилоскопию. Но только Игорь хотел утешить её, она переключилась на Олежку, их сына. Он был младше Игоря, недавно закончил учёбу и решил остаться в Краснодаре, что тёть Риту сильно огорчало. Как это было связано с обыском, Игорь так и не понял.

Они сели на кухне и после вступительных причитаний и вздохов по поводу и без, он наконец смог приступить к вопросам.

– Тёть Рит, вы от мамы узнали, что она в больнице?

– Ну да. Я ей позвонила в четверг утром, хотела кулебяку делать, рецепт уточняла (вот в итоге пирожками дело кончилось), а она мне пожаловалась, что живот у ней болит. Я ей лекарство порекомендовала, а днём ещё раз позвонила – ну, спросить, как она себя чувствует. А она уж в больнице. Я тогда в «Магнит» забежала, – тёть Рита кивнула на магазин через дорогу, – и к ней.

– И во сколько вы у нё примерно были?

– Около пяти. Мадам эта из театра как раз от неё выходила. Ой, помню, как Люда страдала тогда, когда эта змея у неё Васюкова увела! Нет, Васюков не подарок был, я ей сразу сказала, что парень ненадежный, он же за каждой юбкой бегал, но как она страдала тогда, как страдала! У меня прям сердце кровью обливалось за Людочку.

– Значит, Ангелина как раз выходила от неё?

– Да-да, мы в дверях прям столкнулись с ней.

– В пять часов?

– Да.

– Или в пять с копейками.

– Или в пять с копейками.

Игорь вздохнул. Ладно, Костик выяснит.

– Она что-то принесла маме, вы видели?

– Видела. Букет куцый какой-то на тумбочке лежал, и апельсины в тумбочке были. Я видела, потому что Людочка когда мои гостинцы туда убирала, там пакет был уже. Я ещё расстроилась, подумала, что я не одна такая догадливая оказалась.

– А какие гостинцы?

– Как какие? Апельсины и конфетки ещё. Раковые шейки.

– Апельсины крупные были? – перебил Игорь.

– Не знаю, – искренне удивилась тёть Рита, – я не смотрела.

– А те, что в тумбочке?

– Тем более не помню. Это важно?

– Всё важно. Хорошо. А сколько вы у мамы просидели?

– Ой, час? Больше? Нет, с час, наверное. Недолго совсем. Мы же только утром разговаривали, а в больнице что? Так особо и не поболтаешь.

– А потом?

– Потом я домой поехала. На троллейбусе. Двадцать седьмой как раз пришел, я на нём и поехала, мне же тут по прямой. Из троллейбуса Конкиной позвонила, но мы недолго разговаривали, я ей просто новости рассказала, ну, про маму, и всё.

– А потом?

– Ну, до дома добралась, Надьке позвонила. Рассказала, что Людочка в больнице, что я к ней приезжала, что апельсины привезла.

Игорь покивал, думая, важные это сведения или нет.

– Тёть Ларе тоже про апельсины рассказывали?

– Ой, что ты Игорёк, я не помню. Может и рассказывала, а может, и нет. Сказала, наверное, и про апельсины, и про конфеты, почему не сказать? Тут же нет секрета никакого.

В дом вошел дядя Слава, вымыл руки с мылом и высказал своё мнение на этот счёт.

– Я так думаю, Нинка эта сама с собой покончила. Там же в больнице эту кислоту достала, незаметно в апельсин её себе ввела и того.

– Как это? Зачем же это? – запричитала тёть Рита.

– А так. Достало её всё: язва, мать у неё лежачая, вот она и того. Что это за жизнь такая у ней была? Эх, – и дядь Слава махнул рукой.

– Дядь Слав, а вы откуда знаете, что мать лежачая?

– Так моя мать с её матерью, Еленой Борисовной, подругами были, ещё пока та не слегла. Они потом уже из-за чего-то общаться перестали, а может, оно само на нет сошло, а раньше дружили. А Нинка младше меня лет на десять – я ж её ещё со школы помню. У неё ещё старшая сестра была. Я в старших классах учился, а Нинка, она то ли в первом, то ли во втором. И вот у них там был урок музыки, и песня какая-то жалостливая была, так Нинка разрыдалась на уроке, её потом в коридоре на перемене утешала Наталья Владимировна, наша классная. Эта Нинка она всегда такая, малохольная была, депрессивная.

Игорь даже ничего не ответил. Версия была никакущая: уксусную кислоту нашли ещё в двух апельсинах из маминой тумбочки. В больнице её тоже искали, но её там нет и не было: не используется концентрированная уксусная кислота в больницах.

Игорь потом сам почитал в интернете, что уксусная кислота в качестве лекарства в медицине вообще не применяется. Для производства медицинской оптики – да, а для лечения или дезинфекции – нет, но какое это имеет значение? Тьфу, мысленно плюнул Игорь, только голову лишними сведеньями засорять.

– Мы с Людочкой почти каждый день созваниваемся, – продолжала тёть Рита, – но в последний раз виделись на её юбилее. Всё дела да дела: то яблоки, то помидоры, то вот смородину посадить надо, всё руки не дойдут.

Игорь кивнул.

– Ну, и после юбилея.

– После? – не понял он.

– После юбилея, когда домой к ней пошли, – огромные глаза тёть Риты блестели через очки, и он невольно залюбовался. Она всегда была красавицей и даже с возрастом сохранила свою красоту.

– Вы пошли с мамой после ресторана к ней домой? Я не знал.

– Ну да. Ты-то раньше ушел, – Игорь молча слушал. Выходил из ресторана он один из последних, хотел проводить маму до дома и убедиться, что всё в порядке, но она практически силком втолкала его в автобус, а сама в окружении подруг осталась дожидаться такси.

– Мы тебя проводили, потом Иванову, Волошину чуть раньше, кажется, а потом решили Конкину на автобус посадить – она что-то передумала с нами ехать, сказала, на автобусе быстрее, да взяла и как грохнется!

Тёть Рита невольно рассмеялась беззлобным смехом, видимо, вспомнив, как смешно всё произошло.

– Грохнулась, ты представляешь, аж платье порвала! Ну, мы её под руки сразу, благо такси наконец-то подъехало, в машину запихнули и все вместе к маме твоей поехали.

– А кто именно поехал?

– Ну, Людочка, естественно, я, Конкина и Надька.

– Вчетвером вы были?

– Да, вчетвером. Мы с Надеждой цветы ей помочь должны были довезти – цветов-то помнишь, сколько было? А живём-то все недалеко, это Конкиной только на другой конец города тащиться. Ну, вот мы приехали, – Игорь вообразил себе эту картину: четыре женщины навеселе и с цветами, хохоча, вваливаются в квартиру. Тёть Надя, как он помнил, выходила из ресторана с недопитой бутылкой коньяка, торчащей из сумки.

– В общем, мы платье ей зашили, прям на ней зашивали. А потом ещё чай пили. Ой, Игорь, ну так душевно посидели, так хорошо было! Молодость вспоминали – такими мы были…

На этом месте дядя Слава не выдержал и решил вернуться в гараж. Свою тарелку он оставил прямо на столе, и тёть Рита безропотно встала, чтобы убрать грязную посуду.

– Игорёк, а борща-то хочешь?

Борщ после чая – это оригинально, подумал Игорь, но в животе у него заурчало и он решил изменить своё мнение.

– Спасибо, не откажусь.

– Так о чём это я?

– О вечере после маминого юбилея. Вы не знаете, был ли у кого-то какой-то мотив, какая-то причина не любить маму?

– Игорёк, да за что же? – и тёть Рита разрыдалась.


Когда Игорь добрался к Тёть Ларе, был уже вечер. Он взял такси, потому что ехать с пересадками не хотел, а дождь на улице только усилился. Игорь счел правильным предупредить о визите по телефону, и хотя Лариса Вениаминовна была не в восторге, любопытство взяло верх.

Игорь отметил, что у неё в квартире следы обыска заметны гораздо лучше, чем у других: то ли к ней пришли в последнюю очередь, то ли она не так ретиво прибиралась.

Глаза у Ларисы Вениаминовны были заплаканные.

– Проходи, Игорь, – грустно сказала она и прошаркала в кухню.

Игорь не раз замечал, как горе старит людей. Тридцатилетние, потеряв кого-то из близких, выглядели пенсионерами, пятидесятилетние – стариками. Вот и теть Лара в этих шаркающих тапочках сейчас выглядела старше своего возраста. Неуложенные волосы, лицо без макияжа – она казалась беспомощной и старой.

Конкина замужем была несколько раз, но всегда неудачно. Как-то не складывалось. Детей у неё тоже не было, но, кажется, её это не слишком расстраивало. Видимо, потому и не убиралась, что не для кого, решил Игорь с тоской.

Как и все, она начала с причитаний по поводу обыска и дактилоскопии. Игорь слушал в пол уха, оглядываясь. Улучив момент, он пошел тем же путём, что и раньше.

– Что, когда приехала к Люде? В пятницу, в обед.

– В обед – это во сколько примерно?

– В час. В обеденный перерыв: ушла с работы и быстренько побежала, чтобы успеть. Апельсины я заранее купила, чтобы время не терять.

– А где купили?

– Да в магазине круглосуточном, около работы. Я на остановке когда выхожу, там у нас на перекрёстке магазинчик небольшой. Я забежала, себе булку купила, чаю на работе попить, и вот апельсины. А в обед поехала.

– Так приёмные часы же только с четырёх, как вы прошли?

– Ну, милый, – покачала головой тёть Лара, – попросить же можно. Сказала, что я ненадолго, вот вырвалась в обед, а Людмила Антоновна так ждёт – ну, меня и пропустили. Её же все знают, маму твою, все любят. Как не пустить?

Вид у Ларисы Вениаминовны был немного снисходительный, будто она говорила «всему вас учить надо». Понятно, подумал Игорь, это я один лошок, видимо, такой, который по правилам приходит всегда.

С тоской, он отметил про себя, что все покупали апельсины сами. Это крушило его версию о неизвестном злоумышленнике.

– Апельсины крупные такие были, да?

– Игорь, ты думаешь, я помню? Может, и крупные.

– Хорошо. Долго вы у неё пробыли?

– Нет. Мне же на работу нужно было возвращаться. Двадцать минут туда, двадцать обратно. Минут пятнадцать, наверное, я у твоей мамы посидела и убежала. Нины этой в палате уже не было, я тогда ещё удивилась, что постель пустая и смятая: обычно же застилают же постель, если встают.

– А мама какая была?

– Нормальная. Весёлая, оптимистично настроенная. Да они же тогда не знали ещё ничего. Милиция, – Игорь отметил про себя это слово, – позже приехала. Часам к трём, кажется.

– А вы откуда знаете, что именно к трём?

– Игорь, что за вопросы? Я это от мамы твоей знаю. Или от Риты, – добавила она через секунду, – мы же все созваниваемся регулярно.

Да, подумал Игорь, новости среди вас быстро расходятся.

– И когда вы у мамы были, вы там больше никого не видели?

– Нет. А кого я там видеть могла? Там и в палате, кажется, никого кроме той бабушки не было: время-то обеденное, – и чуть помедлив, – в коридоре щами пахло кислыми сильно.

То уксусом пахло, а не щами, про себя поправил Игорь.

– А виделись вы когда в последней раз со всеми, у мамы на юбилее? – Игорь понял, что уже устал, раз подсказывает вариант ответа. Будь это допрос, его бы Петрович вздрючил за такую формулировку.

– А когда же ещё? В четверг, на юбилее. Надька потом, после юбилея на выходные к дочери в Краснодар уезжала, а Рита занята была – у неё яблоки поспели, она варила их целыми днями. А нет, стой, вру. Я же к Рите за яблоками заезжала в субботу, Риту я видела, значит. Да, неделю назад Риту видела.

– А с мамой вы не виделись больше?

– Нет, созванивались только.

– А когда вы с юбилея ушли?

– А я и не уходила, – улыбнулась тёть Лара, и сразу стала казаться моложе, – я платье порвала, когда они меня в автобус запихивать решили. Ну, и поехала к Людке. Там мы ещё коньячка хлопнули, потом чай, разговоры, фотографии старые смотрели. В полвторого, наверное, я и уснула на диване. Девочки ушли, а Люда меня ночевать оставила. Разбудила только, чтобы постель расстелить, я и осталась. С утра встала и прямо в платье на работу поехала, какие наши годы?


Когда Игорь добрался до дома, было уже больше восьми часов. Светили фонари, и в их свете поблескивали лужи на асфальте. Он поздоровался с соседкой, выносившей мусор (Игорь заметил, что вечером мусор выкидывают только женщины – нет у них ничего святого), заглянул в почтовый ящик и начал подниматься по лестнице, запустив руку в карман.

Ключей на месте не было. Игорь обшарил карманы: накладные, внутренние, брюки – ничего. Неужели оставил в другой куртке? Да нет, он же с утра дверь ключами закрывал, он отлично это помнит. Потерял? Украли? Кто? Зачем? А если потерял, то где?

Игорь вышел, прошелся до остановки, глядя себе под ноги – ничего. Где же он мог их потерять? Да и как они могли выпасть из кармана? Карман целый, вот он проверил. Если только выпали, когда он в маршрутке наклонялся шнурок завязать… Но никакого звона он не услышал. А если на сидение упали? И между сидениями застряли. Или он их в такси оставил? Игорь позвонил таксисту, но тот не взял трубку.

Ладно, чего уж теперь вероятности плодить. Ключей нет – дверь железная, домой надо как-то попасть. А запасной комплект у мамы. Тут Игорь вспомнил, что ключи от маминой квартиры он тоже потерял: надел их на свою связку, чтобы были все вместе. Думал, что ввиду обстоятельств, придется в мамину квартиру не раз ещё заходить.

Что делать? Игорь достал телефон. Не спит ещё? Мама не спала. Сбивчиво он объяснил, что произошло.

– Игорь, сынок, у меня запасные ключи твои лежат в первом верхнем ящике обувницы. Которая под зеркалом в коридоре стоит. Но вот только Константин Юрьевич забрал у меня ключи от квартиры и не вернул ещё пока.

Костик не сразу взял трубку. Жил он на другом конце города и Игорю пришлось снова тратиться на такси. К тому моменту, когда Игорь приехал, Костик укладывал Ромку спать. Пришлось отпустить такси и ждать. Потом он вышел на лестничную клетку покурить, и они ещё перебросились парой фраз.

Потом Игорь поехал к дому мамы и тут уже таксиста отпускать не стал. Он забежал всего на секунду, вынул ключи и, поскольку внизу ждал таксист, кубарем скатился вниз по лестнице. Уже сидя в такси, он всё думал, что не так, и пришёл к выводу, что в пустой квартире с закрытыми окнами пахло чем-то затхлым. И, следовательно, нужно будет как-нибудь съездить туда и проветрить.

Когда Игорь наконец попал к себе домой, была уже половина одиннадцатого. Редкие прохожие на улице давно разбрелись, а свет фонарей не казался таким романтичным. Было сыро, темно, холодно и очень хотелось спать. Игорь продрог, устал и проголодался. Он клял всех на свете и, прежде всего, себя самого. На него набросилась такая усталость, что он просто упал и уснул.

Глава 5.

С утра Игорь принял душ, позавтракал и быстро проглядел новости. В новостях ничего интересного не было. Он дождался открытия магазина и отправился на улицу: нужно было сменить замки. Раз уж ключи потеряны, нет смысла рисковать. И даже если они остались в такси, лучше замки всё-таки поменять: народ сейчас ушлый, таксист знает адрес, квартир в подъезде немного, подобрать – труда не составит. Вот с утреца самое дело сменой замка и заняться. А потом уже можно будет и к маме съездить.

Игорь сходил в хозяйственный и долго стоял, выбирая. Эх, не додумался вчера вечером посмотреть, какой замок там у мамы. Тоже, наверняка, не особо хитрый, но с размером бы не промахнуться… В итоге он купил только один замок, для своей квартиры.

Смена замка затянулась. Оказалось, что всё не так просто, и Игорю пришлось попотеть.

– Ёлки зелёные, ты будешь сюда лезть или нет? – риторически спрашивал он у замка, но замок, естественно, молчал и не лез.

В конце Игорь всё-таки впихнул непослушный механизм на место, но было уже почти одиннадцать. Если он хочет успеть к маме, то нужно поторопиться: в час у них обед, а потом время отдыха (Игорь вспомнил это детское, лагерное – «тихий час», который на самом деле был не час, а все два: в детстве его эта несправедливость очень обижала). В кармане у него завибрировал мобильник.

– Привет, – бодро начал Костя, – есть разговор срочный. Сможешь к нам на Энгельса подъехать через часик? Не-не, дружище, у меня этот, дедлайн. Позже никак не могу. А знаешь, давай лучше в двенадцать на Тургенева, там грузинское кафе отличное есть, знаешь, у них там бизнес-ланч с двенадцати? Ну, вот и отлично, заодно и пообедаем.

В кафе Игорь оказался первым. Заказал себе хинкали: всегда хотел попробовать, что это за зверь и чем он от обычных пельменей отличается. В этот момент пришел Костик и, не отпуская официанта, попросил бизнес-ланч и, только тот ушёл, сразу приступил к делу.

– Соскочила, представляешь?

– Кто соскочил?

– Максимовна эта. Скользкая, как уж. Я у неё днем был, вызвонил её из театра, сказал, что мы к ней с обыском пришли. Хотел её, короче, поприжать, а она ни в какую: не я и лошадь не моя. А к вечеру уже она с адвокатом была. Адвокат – Умрюхин, – Игорь вытянул губы, чтобы присвистнуть, но вовремя остановился, – короче, он ни одного вопроса не даёт нормально задать, всё не то и не так, и тон смените, и улик, мол, у вас никаких нет, ну, сам знаешь.

Игорь кивнул. Были у них такие цепкие товарищи, которые за клиента готовы были глотку перегрызть. Таких в городе вроде и немного, но Умрюхин, этот был самым дорогим из них, и самым противным, вроде как вурдалак-предводитель. Сравнение это гуляло, конечно, за глаза. Оперативники Умрюхина не любили: у него была феноменальная способность смотреть на других, как на говно. При этом он был вежлив, корректен – не подкопаешься, но взгляд…

– А самое неприятное знаешь что?

– Что?

– Пальчики на пакете – этой Ангелины Максимовны оказались.

– То есть, мама даже не вскрывала пакет с апельсинами, которые та ей принесла?

– Именно. Этот пакет в самом дальнем углу тумбочки лежал. Я думаю, потому что его первым принесли. Она его задвинула, и не трогала. А открыла те пакеты, которые ближе лежали, которые ей подруги, – это слово резануло, – позже приносили. Пакеты выкинула, мы нашли их в мусоре, установить какие апельсины были в каком пакете – невозможно. К тому же там уже смазанные все следы, плохо получились, короче.

– Это что же получается, Ангелина тут не при чем?

– Ну! Если только она не два пакета принесла, но я уточнил: один. Мама твоя стоит на смерть, что один и даже соседка, Олеся эта, подтвердила.

Мать его, один пакет с четырьмя апельсинами, которые остались нетронутыми.

– На пакете даже отпечатков кассирши нет: она в кассе самообслуживания его пробила, ты прикинь? И чек сохранила.

– Продуманная баба какая. Вся версия псу под хвост.

– Ну! – с тем же жаром подхватил Костик. В голосе его звучал коктейль из разочарования, досады и непонимания, что делать дальше.

– К тому же, как ты сказал, Ангелина пришла первой, – размышлял Игорь, – а это значит, что до неё посетителей не было и гостинцев тоже никаких не было, и неизвестно было, когда они появятся и появятся ли вообще. Согласись, очень рискованно нести отравленные апельсины, если знать, что других апельсинов там нет в принципе и тебя вычислят на раз.

– Ну, – уже снескрываемой горечью поддакнул Костик.

Версия рассыпалась. Ангелина была единственной, у кого с его мамой была открытая неприязнь. Но если она тут не при чем, это что же получается???

– Кость, а на самих апельсинах ничего не нашли?

– Не-а. А что там найдёшь? Вообще, такое ощущение, что их вымыли. Мама твоя сказала, что какие-то апельсины вроде споласкивала, но не помнит какие именно. Но те, которые с ядом, их злоумышленник вымыл, чтобы следов никаких не оставить – это я тебе точно говорю. И крошечкой воска ещё дырочку от вкола заклеил, во как. Заклеила, – Костику тоже было непривычно говорить о злоумышленнике в женском лице.

– То есть, мы явно имеем дело с подготовленным и продуманным действием.

Костику принесли куцый салат и дымящийся горшок. Салат он заглотил, не разжевывая, а содержимое горшка аккуратно стал есть это ложкой. Запах от горшка исходил обалденный. Перед Игорем поставили тарелку с хинкали.

– Ёлки зелёные, Кость, как это есть-то?

– А вот смотри, – Костик ловко подхватил один за ножку и отправил себе в рот,– а хвостик не едят, хвостик сюда откладывай.

Какое-то время они ели молча, каждый думая о своём, потом Костик вернулся к теме.

– Я знаешь, что думаю? Деньги у нас как мотив не фигурируют.

– Не фигурируют, – подтвердил Игорь.

– Твоя мама в лотерею не выигрывала, никому ничего не завещала, наследник у неё ты один. Дорогу тоже никому не переходила, ну, кроме этой Максимовны. Никаких озлобленных актрисок, которым бы в роли отказала или чтобы она на работу в театр не взяла, таких тоже нет, я проверял. Месть тоже вроде как не вяжется тут.

Игорь только кивал.

– Ревность – тоже явно не наш случай. Ну, я не знаю что ещё?!

Игорь даже расстроился. Так многообещающе Костик начал, будто у него есть идея, а закончил никак.

– Ладно, Игорь, давай, я побежал.

Костик оставил под пустым горшком деньги, залпом выпил компот, пожал Игорю руку и пошел. Разговор оборвался также неожиданно, как и начался. По всему было видно, что у Костика на работе аврал: забежал на полчаса пообедать и обратно на службу. Это хорошо, значит, дело двигается.

Игорь попросил счет и набрал тёть Свету Волошину, чтобы договориться о встрече. Не смотря на то, что она приходила с пустыми руками, будет нелишним и с ней поговорить. Мало ли что.

Он расплатился и отправился в больницу.

Мама ждала его с нетерпением. Это было видно по её движениям, голосу, по тому, как она теребила край больничного халата.

– Ну, как, Игорёк, нашлись ключи?

– Ёлки-палки, мам, нет, но ты не переживай, я у себя уже замок сменил, чуть позже и у тебя поменяю.

– Ну, ты подумай: то одно, то другое! Самое неприятное – это ключи и документы терять.

– Нет, мам, – отшутился Игорь, – самое неприятное это потерять телефон.

– Слушай, Игорек, я тут вспомнила, не знаю, правда, имеет это отношение к делу или нет. Мы день рождения когда в ресторане отмечали, там какая-то заварушка у дядь Славы и Алексей Валентиновича вышла. Надька сказала, что дело чуть ли не до драки дошло.

Игорь поморщился. Алексей Валентинович был предыдущим руководителем театра и смахивал на глисту. Он был тощим, как жердь, сутулым, трусоватым и вряд ли способным на драку, в отличие от прямолинейного дяди Славы.

Какое-то время он был безответно влюблён в Максимовну. Вот, пожалуй, и всё, что Игорь о нём помнил.

– Вряд ли мам, но я узнаю.

– Хорошо, сынок.


Замок в маминой квартире оказался совсем простой и Игорь заменил его быстро. Больше времени ушло на то, чтобы сходить в магазин, отстоять в очереди и расплатиться наличными, отсчитывая копейки, потому что сломался терминал.

Игорь решил передохнуть и поваляться перед телевизором. Пульта на привычном месте не оказалось, он немного поискал, потом плюнул и сел на диван. На глаза снова попался фотоальбом, Игорь взял его на колени и уже хотел было открыть, как вдруг увидел волос. Ёлки-моталки, волос! На темной бархатной обложке он выделялся вполне отчетливо, и у Игоря перехватило дыхание.

Волос был белым, седым, сантиметров десять длиной – явно не Игоря. Мог ли он пристать к обложке раньше? До того, как Игорь брал его в руки и листал? Игорь аккуратно поднял обложку альбома, и волос легко соскользнул. Нет, не мог.

– Костик? Я нашел волос! – Игорь почти орал в трубку, – седой! На фотоальбоме! Я уверен, позавчера его тут не было.

– Игорь, жди, – с расстановкой ответил Костик, – сейчас будем с собаками.

И ключи. Ёлки-палки, ключи! Нет, не потерял он их. Ёпта, это что же получается? Кто-то из своих? А у кого была возможность?

С ужасом, Игорь признался себе, что возможность была у всех: у тёть Нади он выпил много чая и пошел в туалет; тёть Рита всё время была на виду, но в дом входил и выходил дядя Слава; а у тёть Лары в один момент зазвонил телефон в другой комнате, и она прошла через коридор, громко разговаривая, пока Игорь сидел на кухне. Попутно могла тихонько вытащить ключи из кармана. А если так, то получается, что виновен всё-таки кто-то из ближнего круга…

Седой из них не был никто. Тёть Рита красилась в блондинку, тёть Надя и тёть Лара всегда были брюнетками. Игорь стал мысленно примерять волос по длине. У тёть Риты вроде волосы длиннее, у тёть Лары явно длиннее, но она любила ассиметричные стрижки и стриглась в парикмахерских – волосы могли быть разной длины. Тёть Надя? Вот у неё волосы короче. Нет, не короче. Игорь пристально вгляделся в волос. Нет, точно не короче.

И все трое были у мамы дома после юбилея. И смотрели этот альбом. Не совпадение ли? Может быть, альбом и есть ключ ко всему? Может быть, что-то лежит в этом альбоме? Или лежало…

Игорь спрятал волос и стал переворачивать страницу за страницей. Все фотографии были на своих местах. В конце альбома ещё оставалось несколько пустых страниц, и между ними Игорь нашел письмо.

Судя по конверту с портретом Ильича на фоне красной звезды и надписью «7 ноября – День Великой Октябрьской социалистической революции», письмо было старым. Так и Есть, дата на штемпеле – 24 июля 1989 года, однозначно свидетельствовала о том, что Игоря тогда ещё даже и на свете не было. А сколько тогда было маме? До двадцати пяти. Да, это не только Игорь ещё на свет не появился, это мама с папой ещё, похоже, не познакомилась…

Игорь аккуратно достал из конверта тонкий листок из школьной тетради в клетку с полями, очерченными розовым, и фотографию. В мужской красоте Игорь не разбирался, но даже он понял, что мужчина на фото потрясающе красив. Он стоял в белой форме, кажется, морской, и задумчиво глядел вдаль.

Само письмо было написано крупным и красивым каллиграфическим почерком, совсем не мужским, и оказалось очень коротким. И стоило ради этого двойной лист из тетради вырывать?

«Люда, Людочка, милая моя… Пишу тебе из Майкопа. Вчера вечером я понял всё окончательно. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Уже завтра я буду в Туапсе, ночным рейсом выйду из порта. Я вернусь только через 4 месяца и, если повезёт, то сразу после возвращения попаду на «Славу». Это одно из самых больших китобойных судов, моя мечта с детства, что поделать, судьба жены моряка требует большого терпения. Надеюсь, ты дождёшься меня, и я заключу тебя в свои объятия. Люблю люблю люблю».

И подпись «А.А.». Отлично, подумал Игорь. Мог бы быть моим папой. Был бы я тогда красавцем. А, может, и хорошо, что мама его не дождалась – каким-то он кажется самовлюбленным. Надо будет потом как-нибудь спросить маму о нём.

Собаки приехали быстро. Игорь только убрал письмо в карман, хотел полистать генеалогический альбом, но в дверь уже позвонили. «Собаками» оказался один очень молодой человек, же даже младше Игоря, и овчарка Рекс.

Костик выглядел неважно, был почти на взводе, какой-то растрепанный и немного рассеянный. Он, видимо, тоже сложил два и два: пропавшие ключи и обнаруженный волос. Вместе с юношей они немного покопались в комнате, откуда до Игоря доносилось отчаянное и истеричное «Рекс, нюхай!»

К удивлению Игоря, Рекс взял след. Взял его быстро, с лаем выскочил из квартиры, сильно натягивая поводок, и молодой человек кубарем покатился по лестнице, едва поспевая и придерживая фуражку, чтобы та не слетела.

Игорь, конечно, был знаком с кинологической выборкой, но понять, как это работает, до сих пор не мог. Вот, например, как Рекс понял, чей именно след надо брать? Может быть, он «взял» запах мамы? Или запах Игоря? С чего он его взял, с альбома? С пола? Немного смущало и то, что этот метод нигде в мире не применяется так, как в России. Хвалёная криминалистика Запада, например, им почему-то не пользуется.

Костик тем временем упаковал волос в пакет, заклеил его и надписал: всё честь по чести. Ещё раз внимательно всё осмотрел. Тем временем вернулся молодой человек с Рексом. След, конечно, потерялся около подъезда, видимо, носитель запаха сел в машину. Собственно, чего и следовало ожидать. Вряд ли человек, проникший в квартиру, пошёл бы отсюда до своего дома пешком. Ах, да, вчера же ещё и дождь был.

Образец запаха для выборки отбирать тоже не стали: было не очень понятно, с чего его отбирать, и Игорь предпочел не спрашивать у юноши, как Рекс вообще брал след. Оставалось неизвестным, кому и зачем понадобилось лезть в квартиру, и какие вещи этот человек здесь трогал.

– Ничего не пропало?

– Нет, ничего.

– Шкатулку с украшениями смотрел?

Игорь был без понятия, где его мама хранит украшения. И если у неё была какая-то денежная заначка дома, то о её местоположении он тоже ничего не знал.

– Нет.

– Зря. Давай посмотрим.

Хозяйским движением Костик достал шкатулку из ящика комода, внимательно осмотрел, потом открыл.

– Нет, тут всё на месте. Слушай, а может не вынести что-то хотели, а наоборот принесли?

– А смысл подбрасывать улики после обыска?

– Так злоумышленник откуда знает, что обыск уже был?

Игорь пожал плечами. Если с обыском приходили ко всем подозреваемым, то можно было бы и догадаться.

– Эх, жалко, что видеонаблюдения нет: тут с месяц назад кража была, так знаешь, как преступника нашли?

– Нет.

– В детской видео-няня стояла! – Костик хохотнул, – они её не выключали никогда: она же вкруговую пишет. Вот мать ребёнка в сад отвела, а к ним и залезли. На следующий день мы его и взяли.

– Елки-палки, жаль, что у мамы нет видео-няни.

– Ладно, Игорь, будут новости – звони. Давай.

Только когда Костик ушёл, Игорь вспомнил, что совсем забыл показать ему письмо.

Глава 6.

Ночью Игорь спал плохо. Снились собаки, дети и седоволосая страшная старуха. Проснулся он рано и, что называется, в липком поту.

Вчера вечером Игорь решил взять тайм-аут и наконец-то сходил в магазин, а то разгруженный перед поездкой холодильник так и стоял пустой. Вечером он выпил пива, но, видимо, расслабиться пиво ему не помогло.

Ковыляя в ванную, он запнулся о чемодан. Больно ударился мизинцем и буквально взвыл, аж слёзы на глазах выступили. Ёлки зелёные, – только и прошипел он себе под нос. Чемодан, кстати, так и стоял в углу собранный, Игорь только зубную щетку из него достал и тапки. А он ему, значит, такую засаду устроил. Обиделся, что никуда не поехал?

Иногда Игорь разговаривал с вещами. Мог, например, сказать будильнику «не ори, слышу» или иногда в шутку говорил чайнику «не свисти – денег не будет». Поэтому сейчас он чувствовал, что чемодан поступил с ним нехорошо.

Он заварил себе растворимого кофе и набрал маме: всё равно она не спит, они же в больнице рано встают.

Мама была в хорошем настроении, попросила купить ей сухих галет.

– Мы с тобой в уголок отойдём, как в прошлый раз, ты мне там отдашь. А то увидят – заберут. А я потом в тумбочку тихонечко положу, чтобы никто не видел. Да, и воды ещё купи, пожалуйста. В литровой бутылке, понял? Не в маленькой, и не в огромной полуторной, а в литровой.

Игорь вспомнил о встрече с тёть Светой Волошиной. Договорились они на сегодня. Та жила на краю города, и добираться к ней было очень неудобно, так что тут Игорь закладывал на всё про всё часа четыре, не меньше. И всё равно у него ещё оставалось время.

Костику что ли позвонить? Наверное, на работе уже. Костик действительно оказался уже на работе.

– Ну, что могу сказать? Волос женский. Цвет установить не удалось. Эксперт считает, что волос с височной зоны, а это не особо много информации дает: причёска может быть практически любой.

– Отлично. То есть нам это никак не сужает поиски?

– Не-а. Вообще никак. И на конце волоса вроде бы есть следы химической краски, но опять же, ничего конкретного. Седой волос женщины, которая в принципе красит волосы.

– А луковица есть там?

– Луковица есть. Но нам от этого не тепло, ни холодно. ДНК-тест, как ты понимаешь, нам делать никто не даст: сам знаешь, сколько он стоит. Была бы речь о сравнении двух образцов, ещё может быть, а так точно нет – не будут же они его со всеми подозреваемыми сравнивать. Ладно, ты извини, мне работать надо. Давай.

Игорь покивал, хотя Костик видеть его не мог. В отделе такие вещьдоки называли Золушкиной туфелькой: иди ищи, кто потерял.

А даже если бы они и установили, кому принадлежит этот волос – для суда улика так себе. Мог волос остаться на мебели, а во время обыска попасть на обложку альбома? Мог. Мог он тут пролежать неделю с маминого юбилея? Игорь-то был уверен, что нет, но доказать это было невозможно. Для суда он мог там лежать со времен последней уборки. Этот волос доказывает только то, что его обладательница была у мамы в гостях – вот и всё.

Хотя Игорь мог поклясться, что волос появился уже после обыска, доказать это не мог никак. Просто теперь он знал, что кто-то зачем-то решил попасть в мамину квартиру, пока она в больнице. А для чего: чтобы что-то взять или положить – это нужно выяснить.

В голове всё вертелась какая-то неоформленная мысль, Игорь пытался её ухватить, но никак не мог. А что если устроить ловушку? Да, но какую? Да и потом, он сменил замки, больше она в мамину квартиру не попадет.

Но что-то же ей в квартире было нужно. Она же не зря туда залезла? А, может, правда что-то подбросила? Костик в первую очередь склянки с кислотой искал, опять ванную и кухню перевернул.

А, может она что-то другое оставила? И что же: бомбу замедленного действия? Или скрытую видеокамеру? Они вместе с Костиком всё обшарили – не нашли ровным счётом ничего. На всякий случай, Игорь выкинул все продукты, какие были у мамы в холодильнике и на полках, включая сахар в сахарнице и соль в солонке. Надо будет, кстати, ей еды купить. Перед выпиской. Она домой вернется, а там в холодильнике еда – красота же.

В любом случае, Игорь был рад. Если бы убийца затаился – шансов на его поимку оставалось бы совсем немного. Но он задергался. ОНА задергалась. Значит, они на верном пути.


Дом у тёть Светы был по-своему красив. В нём было какое-то очарование увядания и заброшенности: покосившийся забор, увитый диким виноградом, неподстриженные разросшиеся кусты, кое-где облупившаяся краска. И тёть Света была такая же: сильно отросшие некрашеные корни волос и заношенная кофта без пуговицы и с дыркой у воротника.

Она тоже по-старчески заохала, причитая, поставила чайник и с явным удовольствием стала разглядывать сладости, принесенные Игорем.

– Бедная Люда, я даже не представляю, каково ей. Это так страшно думать, что кто-то хочет тебя убить.

– Не обязательно убить, тёть Свет, может просто хотели припугнуть.

– И когда к тебе приходят тоже страшно. Ко мне же следователь приходил. Расспрашивал меня: что да как, когда видались последний раз, когда я Людочку навещала в больнице. Ой, всё это так неприятно.

– Понимаю, тёть Свет.

Чайник закипел, и она замолчала, сосредоточившись на чае. Силы, видимо, у тёть Светы были уже не те, потому что чайник она держала обеими руками, видимо, боясь пролить.

– Руки болят, – пожаловалась тёть Света, – всю жизнь ткала, пальцы совсем больные стали.

– Может, к врачу?

– Да что они знают, врачи эти, – отмахнулась она.

– Мама говорила, вы квартиру отсудили? Поздравляю, – решил сменить тему Игорь.

– Да, – не без гордости согласилась тётя Света, – квартира в центре, хорошая. Я давно думаю дом этот продать: тяжело мне тут, работы много, всё в негодность приходит. В город хочу перебраться, хоть с девочками буду общаться чаще.

Игорь понял, что под «девочками» она имеет в виду своих ровесниц.

– И к Людочке поближе буду. И к поликлинике. А то отсюда не наездишься, ноги больные уже, так тяжело бывает. Ты угощайся, – пододвинула тёть Света рулет с маком, который принёс Игорь.

– Да и потом, вот я дом продам – деньги будут. Так работаешь всю жизнь, думаешь к старости отложить что-нибудь, на пенсию надеешься, а денег как не было, так и нет. А так я и детям помогу: разве плохо? Всё лучше, чем жильё новое себе подыскивать. Да и покупать страшно: обмануть ведь могут. Сейчас знаешь как: квартиру продают шарлатаны всякие, а владелец даже не в курсе. Осторожной надо быть очень. А так квартира есть – вот она, да не чья-то непонятно чья, а от дедушки.

Игорь сочувственно покивал: да, сейчас шарлатан на шарлатане. Конечно, своя квартира – это здорово.

– Когда видела Людочку? Ну, вот я в больницу к ней приезжала. А до этого на празднике, на день-рождении.

– Тёть Свет, а вы не знаете, что там за ссора была в ресторане? Между дядей Славой и бывшим директором театра.

– Ссора? Впервые слышу. Нет, Игорь, я в такие вещи не лезу. Если кто-то что-то не поделил, я считаю, это не моё дело.

Это было очень похоже на тёть Свету. Конкина или тёть Надя Зайцева – те бы обязательно поинтересовались, а тёть Света до чужой жизни была не охотница.

На всякий случай Игорь показа ей фотографию Капитана. Тёть Света помотала головой. «Видный мужчина» – только и сказала.

– А после юбилея, значит, вы с мамой не общались?

– Нет, почему же, я ей звонила. Мы, знаешь, частенько созваниваемся. Через день, через два – где-то так. В нашем возрасте уже руку на пульсе надо держать. Если мама твоя трубку не берёт, я волноваться начинаю.

Это «в нашем возрасте» прозвучало как-то совсем по-старчески. Игорь стал вспоминать, сколько лет тёть Свете. Шестьдесят? Наверное, всё дело было в самоощущении: мама, тёть Надя, тёть Лара – все, кто работал, те и ощущали себя моложе. А когда на пенсии сидишь, то и чувствуешь себя старше, наверное, так.

– Понятно. А с тёть Ритой Яровой, или, может, с тёть Надей не виделись?

– Нет. С Надеждой мы точно не виделись, она же на похороны в Краснодар уезжала. А Рита, что Рита? У неё вечно то сад, то огород.

– На похороны?

– Да, у неё родственник какой-то умер с той стороны.

– С какой стороны? – не понял Игорь.

– С отцовской, с какой. Дед какой-то двоюродный или троюродный. Не знаю, кто он ей. Мне Вострякова сказала. Знаешь Вострякову?

Игорь отрицательно помотал головой.

– Ну, как же! Нина Вострякова, мы с ней в школе учились. Нина, приёмная дочь. Ну, как приёмная – от другого брака она была, но Ивасик её как родную воспитывал. Ивасика-то хоть помнишь? Он приезжал к отцу, ты тогда маленький был. Хотя, да, тебе тогда было года три, ты, наверное, вряд ли его помнишь…

В родственниках Игорь путался. Фамилия Востряковых была ему смутно знакома, но он понятия не имел, кем они ему приходятся и по какой линии. А кто такой Ивасик Игорь не знал совершенно. Ёлки-палки, всё это было очень сложно, и Игорь понимал только суть. Что называется, в общих чертах.

– Не знаю, кто он ей, – вернулась тёть Света к теме похорон, – брат её деда что ли? Или сын брата отца…

– Сын брата отца – это племянник.

– Нет, – замотала головой тёть Света, – племянник разве может быть старше? Старик совсем был. А, какая разница! – махнула она рукой, – умер и умер.

Игорь хотел было пошутить, но прикусил язык. Действительно: умер старый человек, что с того?

– Тёть Свет, а в больнице вы маму один раз навещали?

– Да. Хотела съездить ещё раз, после того случая, но Люда сказала не приезжать – у них там такая суета была. А я-то для неё пирожков хотела напечь, а говорят, теперь ничего приносить нельзя.

– Нельзя, – подтвердил Игорь.

– Ну, так я с пустыми руками тогда съезжу. Завтра уже, наверное. Пенсию получу с утра, и после обеда поеду. Пенсия у меня, по нашим меркам-то, неплохая. Другие вон вообще по две тысячи получают. А я и пораньше вышла и… А!, – она махнула рукой, – тяжелый труд такой на фабрике, ты даже не знаешь, всё здоровье угробила, и ещё радоваться должна. Думала, на пенсии поживу, а на пенсии и помирать будешь в долг. Да что уж теперь вздыхать-то.

– А когда в тот раз в больнице были, ничего подозрительного не заметили? – попытался вернуть разговор в нужное русло Игорь.

– Игорь, я тебе честно скажу: мне там подозрительным всё показалось. Людочка бледная была, и женщины у неё в палате не лучше. Ну, так они болеют, правда? Это же больница, там всегда что-то удручающее есть.

– В каком смысле удручающее?

– Ну, все эти запахи больничные, люди страдающие – что там можно необычного заметить? Там всё в своём роде необычное, нездоровое.


Игорь обошел три магазина, чтобы найти литровую бутылку воды. Он проклял всё на свете, но пошёл на принцип. Наконец, с бутылкой под мышкой, галетами в одном рукаве и крекерами в другом, Игорь вошёл в больницу. Мама дожидалась его в коридоре, заговорщицки улыбнулась, взяла под локоток и они пошли в сторону конспиративного дивана, спрятанного за цветами.

– Игорёк, ты знаешь, я тут решила, мне пора домой.

– В смысле, мам?

– Ну, не могу уже. Неделю тут лежу – надоело! Чувствую я себя хорошо, что мне тут делать? Устала я, Игорь, я всё-таки не девочка уже, я домой хочу. Чтобы тушить свет не в девять вечера по отбою, а когда я сама решу. В ванной полежать хочу. Поесть нормально, не переживая, что в этой еде снова может что-то оказаться. Ты же меня понимаешь?

– Ёлки-палки, мам! Конечно, я тебя понимаю. Но, во-первых, ты тут лежишь меньше недели. А во-вторых, тут сейчас самое безопасное место, – повторил он слова Костика.

Мама обиженно поджала губы.

– Всё равно я с врачом сегодня поговорю.

– Поговори. Но я думаю, он тебя не отпустит. И я тоже против: тут охрана, тут врачи, а дома что? А если ещё одно покушение, что тогда?

Он благоразумно решил умолчать о найденном волосе, а мама отвернулась, давая понять, что тема исчерпана. Игорь воспользовался паузой и достал письмо с профилем Ленина на конверте.

– Мам, я когда убирался, нашел вот у тебя в альбоме. Кто это?

Мама вынула фотографию и заулыбалась.

– А это! Саша Беляев, Конкиной ухажер, представляешь? Я-то и не знала.

– В смысле?

– В прямом. Ходила я на танцы, познакомилась там с Александром, – умышленно ли, случайно, она ткнула ногтем в фотографию и попала ровно Александру в глаз, – высокий, красивый, – она помахала фотографией, – влюбился в меня. Ну, мы с ним то в кино, то в кафе-мороженое, а потом оказывается, что у него подруга всё это время была. Я случайно потом узнала. Она на танцы не пришла, заболела, а он пришел и со мной познакомился. Получается, я его вроде как увела.

– И?

– И ничего. У нас с ним ничего такого не было. Ну, гуляли, в кино ходили, за ручку держались, но он, знаешь, такой немного специфический в общении был. Навязчивый, я бы сказала. Его всегда было слишком много. И ему сложно было возражать. Бывало, знаешь, ляпну, что я по-другому считаю, так он аж желчью весь изойдет. Так и не скажешь, с виду такой красавец, а неприятно. А потом он уплыл, вот письмо прислал. А я с папой познакомилась и замуж вышла. Потом встретила его случайно, с кольцом на пальце уже была, а он меня не узнал даже, представляешь?

– Так. А при чем тут Конкина?

– А Конкина же после ресторана у меня спать осталась. А мы с девочками фотографии стали старые смотреть и письмо это вдруг выпало. Я его года два назад нашла в старых коробках, в альбом положила. Там ещё фотографии были, я их в ящик убрала. Хотела разложить красиво все, да руки не доходили.

– И?

– Ну что «и»? И показала девочкам вот это письмо. Похвастаться хотела, молодость вспомнить. Знаешь, смотришь на себя в зеркало, а тебе уже пятьдесят, а не двадцать. А тут раз – и кусочек юности. И дышится как-то веселее. Достала я Сашину фотографию, а Конкина и говорит «так вот, значит, к кому мой Санька-то ушел». Я и ахнула.

– Мам.

– Что?

– Почему ты раньше это не рассказала?

– А что тут такого? Это больше тридцати лет назад было! Дела давно минувших дней. И потом, они же с Конкиной не были помолвлены, так, гуляли просто. Встречались. Ну, как и мы с ним, в общем-то.

– То есть ты увела у неё парня, и она только-только узнала об этом? Тёть Лара его сильно любила, ты говоришь?

– Игорёк! Ну, я же тебе говорю: отцвела моя белая липа, отзвенел соловьиный рассвет, – процитировала она Есенинские строки, – какая сейчас-то разница, кто с кем за ручку ходил?

–Ёлки-палки, мам, это мотив. Ты что, не понимаешь?

Мама ахнула.

– Лара? Из-за амурных дел тридцатилетней давности? Игорь, ты извини меня, но это бред, – решительно возразила она, – за такое не убивают.

А за что тогда убивают? Игорь хотел задать этот вопрос с ехидством, но прикусил язык.

– Она его, конечно, любила. Очень, – продолжала мама, – такого красавца как не любить? Но я-то тут причем? Я его у неё не уводила, – мама начала противоречить самой себе, – я вообще знать не знала, что он с кем-то ещё шуры-муры крутил. Да и потом, после того, как я замуж вышла, им ничего не мешало сойтись обратно, разве нет? Так что я тут не причём.

– А если это любовь всей её жизни была?

– Милый, я тебя умоляю! Любовь всей её жизни – это был Алик, её первый муж. Как она страдала после первого развода! Да и потом, у Конкиной столько ухажеров было, что она мне ещё фору даст! И, кстати, раз уж ты сам выдвинул такую версию, почему ты думаешь, что Саша только с Конкиной одной встречался? Может, он и с Надеждой тоже в кино ходил и за ручку держался? И с Ритой?

– Ты думаешь, он был такой ловелас?

– Не думаю, а знаю! Как Джеймс Бонд!

Игорь закатил глаза, досчитал про себя до пяти и передумал как-либо это комментировать.

– Мам, ну, они же ничего не сказали о нём, а она сказала.

– А они из вежливости промолчали. Или из умысла. Если ты думаешь, что кто-то из моих подруг решил меня злостно отравить, зачем же трубить о своих планах на каждом углу? Увидела фото, приревновала, затаила обиду и из мести потом апельсинчик отравленный подсунула. Почему нет? Куда логичнее, ведь правда?!

Про себя Игорь не мог этого не признать. В самом деле, логичнее промолчать. Но в подобных ситуациях люди редко ведут себя логично. Вслух он, конечно, решил ничего не говорить. Он уже думал, как расскажет это Костику. Вот только проверит кое-что.

– Ладно-ладно, мам, не кипятись.

Они дошли обратно до палаты. Часовой на своем посту выглядел бодро, пристально глянул на Игоря, но Игорь внутрь решил не входить. Сквозь открытую дверь палаты была видна лежащая на боку старуха – не хотелось мешать. Всё-таки пожилая женщина, болеет. Больше в палате никого не было. Игорь чмокнул маму и ушел.

Выйдя из больницы, он глянул на часы и тут же набрал Конкину. Было начало седьмого, ему повезло, и она была всё ещё в центре: ездила после работы на центральный рынок.

Они встретились на улице Ленина, рядом с парком. Тёть Лара выглядела уставшей, в руках у неё была сумка, и было ясно, что она явно не в восторге от встречи. Игорь пообещал угостить её пирожным, и они неудобно устроились в старом кафетерии за высоким стоячим столом. Игорь без предисловий положил на стол фотографию.

– Тёть Лар, вы знаете этого человека?

– Знаю, – устало сказала она.

– Можете рассказать о нём?

Она вздохнула.

– У нас с ним когда-то были отношения, – глянула с вызовом, потом опустила глаза, – давно-давно, лет с тридцать назад.

– Извините за вопрос, вы любили его?

– Любила.

– Как вы расстались?

Она промолчала. Секундная заминка, но заминка.

– Да как-то постепенно всё сошло на нет. Стали реже видеться, я подозревала, что у него другая появилась. Как оказалось, правильно подозревала, – она невесело улыбнулась, – это твоя мама была.

– Вы поддерживали с ним общение после того, как он уплыл? – Игорь помахал письмом.

– Да, я писала ему. Один раз он мне даже ответил. Но после того, как он вернулся, мы встречались всего раз или два. Уже как чужие совсем.

– Как-то странно всё закончилось.

– Да, Игорь, вот так вот в жизни бывает.

– Тёть Лар, но вы же не думаете, что это моя мама его у вас увела? – спросил Игорь в лоб. Какой-то внутренний голос робко запищал, что это не профессиональный вопрос, но Игорь даже слушать его не стал.

Она подняла глаза и пытливо посмотрела на Игоря.

– Нет, я так не думаю.

Вот и хорошо, хотел уже было сказать Игорь, но прикусил язык. Ничего хорошего, по правде говоря, тут не было. Разговор оставил какое-то неоднозначное впечатление. Конкина быстро ушла, сославшись на усталость и начинающую уже попахивать рыбу, хвост которой Игорь разглядел в сумке. А Игорь остался в сомнениях.

Ну, хорошо. Это мотив. Но если даже предположить, что это Конкина, то получается, что это она же выкрала у него ключи, залезла к маме в квартиру и оставила волос на фотоальбоме. Что тогда помешало ей забрать это письмо? Она ведь видела, где оно лежит.

Кофе остыл и сделался неприлично приторным, но Игорь всё равно мужественно его допил. Он достал телефон и набрал Костика. Костик выслушал историю про капитана, но энтузиазма не выказал.

– Принял. А теперь, извини, надо работать.

– Кость, подожди. Тебе не кажется, что это возможный мотив?

– Извини, ничего сейчас сказать не могу. Не до этого. Давай. Всё, отключаюсь.

Почему-то Игорь разозлился. Головой он понимал, что ничего не случилось, но ощущение было такое, будто им пренебрегли. Он знал, что теперь надо бы поговорить с Яровыми, но посмотрел на часы и понял, что уже поздно. Настроение испортилось.

Покрутив телефон между пальцев, он всё-таки собрался с духом, позвонил тёте Рите и договорился, что приедет завтра. Больше всего сейчас хотелось пойти домой. И разобрать, наконец-то, чемодан.

Глава 7.

В среду, собираясь к маме, Игорь вдруг понял, что отпуск у него не бесконечный. Что будет, если маму к тому моменту ещё не выпишут? Не только не получится навещать её ежедневно, но и расследовать это дело будет трудно. Про поездку, Сухум и Ханифу он уже и забыл. Конечно, впереди ещё целая неделя, но Игорь вдруг ощутил укол беспокойства.

В больничных часах посещения что-то явно изменилось. Теперь Игоря пускали к маме в любое время, это было, конечно, приятно. Но сегодня, когда Игорь подошел к палате, он обнаружил, что дежурного больше нет. В коридоре торчала Зоя, мерила коридор длинным шагом и что-то тараторила в трубку.

Может, отлучился на минуту? Ощущение было неприятным. Не отлучился, почему-то понял Игорь. Сняли дежурство.

Он вошел в палату. Старухина постель была убрана, матрац скатан – видимо, бабушку выписали. Олеся бросила на Игоря любопытный взгляд, поздоровалась и вышла. Выглядела она бодро, так и не скажешь, что человек болеет.

На тумбочке у маминой кровати стояла бутылка воды, та самая, которую Игорь искал по всему городу. Мама выглядела озабоченной.

– Привет, мам, что случилось?

– Пойдем, пройдемся.

Они вышли из палаты, прошли мимо Зои, и мама снова взяла Игоря под локоток. В этом жесте было что-то одновременно милое и в то же время старомодное.

– Игорюш, мне предстоит операция.

– В смысле?

– В прямом, Игорек, в прямом. Наверное, на следующую неделю назначат.

– Ёлки-моталки, мам, зачем? Давай я с заведующей поговорю!

– Не надо! Игорь, ты не врач. И я не врач. Они просто делают своё дело, им виднее. Я очень плохо себя чувствую в последнее время, вчера сделали рентген, сказали, нужно оперироваться. И не спорь!

– Но, мам!

– Не «мам»!

– Ты же говорила мне, что всё в порядке! Ты же вчера только домой собиралась, выписываться хотела!

– Игорь, прости, я врала. Чтобы тебя не расстраивать. На самом деле мне очень плохо.

Он посмотрел на маму. Он ничего не понимал. Она действительно выглядела страдающей и больной. Но он же собственными ушами только вчера слышал, что она собирается домой, чтобы лежать в ванной и тушить свет, когда она сама пожелает.

– Послушай, я знаю, что у тебя язва. Мне заведующая в тот раз сказала. Но при язве же не всегда требуется операция. Можно же и без неё обойтись. Ну, я не знаю, лекарства там какие-то новые попробовать.

– Ах, Игорь, – глаза у мамы стали влажными, – я знаю, что ты хочешь, как лучше, но ты ведь даже не представляешь, какие это боли! Я ведь ничего не ем. Не могу. Это так ужасно!

Игорь обнял маму. Она никогда не жаловалась на отсутствие аппетита. Он был сбит с толку. К тому же, видеть мамины слёзы было непереносимо. У него разрывалось сердце, и он твердо решил про себя, что пойдет к заведующей. Если надо, они поменяют больницу. Поедут в Краснодар, в конце концов, у тети Нади там дочь живет, и, наверняка, есть какие-то связи.

– Слушай, мам, а что с дежурным случилось? Заболел? – спросил он, чтобы сменить тему.

– Нет, Игорь, вчера последний раз дежурили. Он сам зашел потом в палату попрощался.

– Как это? Почему?

– Я не знаю Игорек. Очень плохо себя чувствую. Проводи меня, пожалуйста, пойду лягу.

После того, как Игорь проводил маму до палаты и убедился, что она осталась внутри, он всё-таки поднялся наверх. Заведующей на месте не оказалось. Игорь поспрашивал, где найти лечащего врача, но врач то ли делал обход, то ли просто испарился. Его не было ни на посту, ни в ординаторской, ни в коридорах.

Выйдя из больницы, Игорь набрал Костика. Костик не брал трубку долго. Наконец, гудке на шестом, снял и без приветствия зашипел скороговоркой:

– Не могу сейчас говорить, позвони позже.

Игорь хотел было что-то сказать, но до него донеслось только «на совещании», а потом пошли гудки. Немного послонявшись по городу, чтобы убить время, он наконец направился домой к Яровым. Новость об операции никак не выходила из головы. Игоря это тяготило.


Домик, как всегда, выглядел очень уютно. Тётя Рита кроме редкой красоты была ещё редкой хозяйкой. Сколько он помнил её, у неё любое дело спорилось: пирожки всегда выходили румяные, и даже в неурожайные годы она ведрами собирала помидоры и огурцы, угощала ими всех друзей и соседям раздавала.

Казалось, одно её присутствие может дать растениям сил. И людям тоже. Игорь вспомнил, как они однажды играли с мальчишками в футбол на пустыре. Было жарко, и у одного мальчика, Витьки Матросова, закружилась голова. Никто не обратил на это внимания, пока Витька не упал. Тогда кто-то из ребят постарше крикнул: «Надо в больницу!» И они пошли. В больнице всё было очень строго, неприятно пахло, и они растерялись. А ещё там было прохладно, и Витьке сразу стало лучше.

Они бы так и ушли, но по счастью в этот момент вышла тёть Рита, Игорь до сих пор помнит её: в белых босоножках и белом халате, показавшемся им сначала платьем, она была похожа на ангела. В руках у неё были какие-то металлические штуки, потом Игорь узнал, что они называются «биксы», в них гремели и звенели инструменты. А она словно танцевала с ними – так легко и быстро, будто фигуристка в белых коньках на льду.

Она подошла к Витьке, приложила ему руку ко лбу, спросила «перегрелся?», а он ей только кивнул. Игорь уже не помнил, что она сделала, помнил только чувство облегчения от её присутствия. Может быть, это было оттого, что все они были детьми, а она – взрослой.

Почему она, кстати, ушла из больницы? А! Как-то так получилось, что у неё то ли образование было незаконченное, то ли с дипломом какая-то беда приключилась, в общем, работала полулегально. Потом правила поменялись, контроль стал жестче, и ей пришлось уйти.

К чему Игорь вспомнил всё это сейчас? Странная штука память – иногда такие вещи подкидывает. Тогда она удивилась, увидев их, но они сразу перестали беспокоиться за Витьку: он был в надежных руках. Она пощупала ему лоб, дала воды, что-то сказала.

А вот теперь она уже стареет. Она и мама. И тёть Надя, и тёть Света. И это Игорь должен о них заботиться. Защищать их. А он вместо этого ходит и ищет среди них отравительницу. Во рту стало горько, и Игорь тайком сплюнул слюну за разросшейся сливой.

Они сели за стол втроём. Игорь был рад, потому что в первую очередь хотел поговорить с дядей Славой. В этом доме не было принято, чтобы мужчина делал что-то на кухне, поэтому они сели и молча смотрели, как тёть Рита накрывает на стол. Игорь осторожно завел разговор о ресторанах, потом вспомнил мамин юбилей и наконец, спросил о причине драки.

– Ах, это, – махнул рукой дядя Слава, – недоразумение.

Он улыбнулся, но лицо у Игоря было каменным. Дядя Слава облизнул губы.

– Ну, понимаешь, мы уже все подвыпившие были, слово за слово… Ну, я и вмазал ему. Этому Валентиновичу.

– Что он такого сказал?

Тётя Лара принесла чайные ложки и печенье, поставила на стол и придирчиво его оглядела. Дядя Слава молча смотрел на неё: ждал, пока уйдёт. Ждал и Игорь.

– Да мимо Ритка с Людой проходили, а он меня в бок толкает и говорит «какая женщина роскошная – мечта поэта!». Бухой уже был! Качался, еле на ногах стоял. Я и спрашиваю: какая мол? Мало ли, может он про мать твою. А он мне – «обе!» Я ему и говорю: слышь, ты, ты на мою жену-то пасть не разевай, алкоголик.

Огромным усилием воли Игорь подавил улыбку. Он живо представил себе весь диалог, представил пьяного Алексея Валентиновича. В нетрезвом виде он был страшно забавный, переходил, как ему казалось, на возвышенный язык, но говорить на нем не мог: начинал витиевато объясняться в своих чувствах, неизменно путался, сбивался и страшно напоминал Ипполита из известного фильма.

– Игорек, слышь? А он мне в ответ-то знаешь что? А он мне и говорит: «я, говорит, может и потомственный алкоголик, но у меня наследственность скрытая!» Я ничего не понял, – рассмеялся дядя Слава и Игорь улыбнулся вместе с ним, – уже хотел плюнуть на него, а он мне: а вы, сударь (сударь!) наследственный идиот. Ну, я ему и вмазал. И за идиота, и за сударя.

Игорь прыснул.

– Наследственность скрытая?

– Ага.

– Это как?

– А не знаю. Поди этого сударя разбери. Он же пьяный – такое несёт!

Тёть Рита подошла неслышно и замерла около мужчин. Она вслушивалась, пытаясь уловить суть, а потом тоже рассмеялась.

– Господи, Слав, мне знаешь, что послышалось? Не «наследственность скрытая», а «наследство». А я стою ещё и не могу понять: ну какое наследство? Причем тут наследство и почему наследство скрытое.

– Эк тебе слышится-то на старости лет!

Они рассмеялись, Игорь хотел подхватить шутку, но вдруг осекся. Он схватил чашку с чаем и принялся лихорадочно на него дуть.

Чай был ароматным, с травами. Вообще сидя за чаем со всякими вкусностями говорить об убийстве очень сложно, и разговор сам собой перетек на другие темы: ранние заморозки, подорожавшее масло и прочую ерунду.

Улучив момент, когда дядя Слава вышел из-за стола, Игорь выложил фотографию.

– Тёть Рит, вы его знали?

– Лично не знала.

– А не «лично»?

– По рассказам только.

– Можете пересказать?

– А что рассказывать? – она пожала плечами, – я только с чужих слов знаю.

– Расскажите, что знаете.

– Нам было лет по тридцать – тридцать пять, Лара тогда с первым мужем разводилась, с Алексеем. Нет! С Аликом. Алик его все звали. Не знаю, как по паспорту. Тяжелое было время, тогда, знаешь, к разводам немного не так, как сейчас относились. И вот мы с ней сидели у неё дома, сейчас не помню, почему уже сидели вдвоём, какой-то праздник, кажется, был. На столе был консервированный ананас и бутерброды с бужениной, вот это я как сейчас помню. А пили мы, почему-то, портвейн. Красный. Вот.

– А потом?

Она смотрела в стол и разглаживала и без того ровную скатерть. Игорь не мог не отметить этого жеста, механического и при этом и немного нервного, и немного растерянного.

– А потом она как давай рыдать! Горько так, ты знаешь, у меня аж сердце сжалось. И, главное, так внезапно. Только-только улыбалась, а потом раз – и в слезы. Ну, я, естественно, начала её утешать, «Лара, что случилось?», то-сё. А она глаза поднимает на меня и говорит: «Я не за того замуж вышла. Я Сашу до сих пор люблю». Ну, я и спрашиваю, какого Сашу? Она мне рассказала, что так, мол, и так, встречалась она с матросом Сашей Беляевым. Фото мне показала. Не это, другое. Он полгода на суше, полгода в море. Потом его капитаном сделали. И что-то у них мутные какие-то отношения были, я так с её слов поняла, то они расходились, то сходились, как в море корабли. Так и сказала: «как в море корабли» – я это запомнила потому, что он же моряк был. Ну, и есть сейчас, наверное, я не знаю. А потом он – бац, и не звонит ей больше. Она стала выяснять, узнала, что у него другая. Только мне тогда и сказала: «Я его любила, а он меня бросил. Кто-то его увёл». Но, Игорь, тогда немного иначе всё это воспринималось! Сейчас уже и слово такое не в ходу – «увел», просто говорят «расстались» и всё.

Игорь думал. Похоже это на мотив или нет? А черт его знает. Он чувствовал, что это не то. Не то. Не замечая, нервно барабанил пальцами по столу.

– А когда они всё-таки расстались?

– Не знаю, – тёть Рита перешла на шёпот, – мне тогда показалось, она так говорила, будто бы она с ним, с Сашей этим, виделась уже, когда замужем была.

– То есть сошлась с ним после того, как этот Саша писал маме?

– Я не знаю. Не знаю. Ты лучше у неё у самой об этом спроси.

Спрашивал, – чуть было не ляпнул Игорь. Только не понял ничего. Она как-то толком-то о нём ничего и не рассказала. Тёть Рита начала прощаться.

Уже стоя на пороге, он вспомнил кое-что важное.

– Тёть Рит, вы знаете, что маму будут оперировать?

– Как оперировать?

Она всплеснула руками.

– Батюшки мои! И ты молчал?!

– Извините, только сейчас вспомнил. Она ничего не говорила об этом?

– Нет! Конечно, нет! Я сейчас же ей позвоню и спрошу, в чем дело. Может, ей что-то привести надо?

– Раскудахталась, – беззлобно передразнил дядя Слава жену. Он обнял её и поцеловал в висок, – не переживай ты так.

– Ой, Славка, ты не знаешь, операция – такое дело серьёзное! Конечно, я переживаю.

– Ну, конечно, а я не знаю. Мне вон аппендицит вырезали, а я и не знаю, – смеялся дядя Слава, – всё с ней хорошо будет, не переживай.

У Игоря почему-то стало тяжело на душе. Аппендицит вроде как – самая простая операция. И потом, дядь Слава же тогда явно был моложе.

Но он распрощался, и едва выйдя за калитку, набрал Костику. Наконец, тот взял трубку.

– Кость, почему убрали дежурного?

– Ну, во-первых, здравствуй, – тон у друга был ледяной, – во-вторых, извини, но это распоряжение начальства.

– Блин, но она же в больнице ещё! У неё операция будет на следующей неделе! И после операции она будет наиболее уязвима! Как вообще был в этом смысл: поставить дежурных на несколько дней, а потом снять? Для чего вот всё это было, а?!

– Успокойся, пожалуйста, и не ори. Понял? Я с тобой в таком тоне разговаривать не буду.

– Как мне успокоиться?! Она будет без сознания лежать, её отравить легче легкого будет! Ты понимаешь это или нет?!

– Теперь я понимаю, почему тебя Петрович так невзлюбил. Ты как с людьми-то разговариваешь, а Игорь?

На секунду у Игоря потемнело в глазах.Напоминание о том, как Игорь поругался с начальником, как орал на него, и как его потом за это выперли с записью в трудовой о несоблюдении субординации, было как удар под дых. И Костик знал, что это больное место.

– Да ты чего, оборзел? Ёлки-палки, у меня мать убить пытаются, а ты дежурного убираешь!

– Это ты оборзел. Успокойся и не истери, как девчонка. У нас сейчас других дел хватает, я не могу этим заниматься. Всё отбой.

Игорь ещё долго матерился, он был ошарашен. Костик, который сам говорил «ты звони, если что, в любое время», теперь вот так вот вешает трубку? «Ты сам оборзел». «Успокойся и не истерии». Может, и правда, Игорь перегнул?

– Слушай, это моя мать, – кричал он тогда в трубку, – я не могу не лезть!

– Это не твоё дело! – грубо перебил его Костя, – я тебе говорю «не лезь», значит, не лезь, Игорь!

Значит, вот так? Сначала сам звонил, делился информацией, а теперь? А теперь «не лезь». Может, у них ещё одно покушение на убийство? Или ограбление. Вот их и кинули всех на другое дело. Сняли дежурство – вот что самое хреновое. Да ещё и такое отношение…

«Я не могу этим заниматься?» А чем он тогда может заниматься? Другими делами? Неужели он только потому и звонил, чтобы дело раскрыть, информацию из Игоря достать, а сейчас у них приоритеты поменялись?

Но это всё ещё можно было как-то понять. А вот это «я понимаю, почему Петрович тебя невзлюбил» – это Игорь расценивал как предательство.

Ёлки-моталки, что же это такое? Друг, называется! Вот так вот взять и бросить всё сейчас, в такой ответственный момент? Они что там решили, слить всё расследование? Просто забить на это дело и отложить как «глухаря»? Или они там подождать хотят, пока улик прибавится, так что ли?

А ведь и точно. Это очень походило на провокацию. Спровоцировать, получить труп и надеяться, что в этот раз повезет, и убийца оставит побольше улик.

Игорь был вне себя от ярости. Он чувствовал, как ходят желваки и дергается глаз, но был не в силах это контролировать. Продолжая вести с Костей внутренний диалог, он сам не заметил, как доехал до дома. Дома маялся, ходил по квартире из угла в угол, потому сел на диван и уставился на черный прямоугольник монитора.

Подышал по квадрату, как учили, немного успокоился. Можно было бы кино какое-нибудь посмотреть, или новый сериал. Если бы речь шла не о маме. Но ничего, Игорь знает, что надо делать. Завтра с утра он приедет к семи часам и будет лично весь день дежурить у палаты. И так каждый день: от рассвета и до заката. Если получится, и ночевать там будет. И ни одна мышь мимо не проскользнет.

Не сводя взгляда с экрана, он встал, включил компьютер и пошел на кухню заварить себе кофе. По пути снова запнулся о чемодан, и чтобы не упасть, схватился за вешалку. И нащупал что-то твердое в кармане.

Он запустил руку, это был тот самый диск от генеалогического альбома. Точно, он же тогда сунул его в карман куртки, а потом погода поменялась. Игорь обрадовался: он давно хотел посмотреть его, ещё с маминого юбилея, но всё руки не доходили. А вот сейчас – самое время.

Глава 8.

В четверг утром Игорь проснулся до будильника. Было очень тревожно. Мама тоже была вся на нервах. Игорь слышал её тяжелое дыхание в трубке и очень хотел поддержать. Вот и сейчас он чувствовал, что должен быть там. Он встал и начал собираться в больницу, по дороге снова запнулся о чемодан – так и не разобрал его.

Глянул на себя в зеркало: все щеки были покрыты безобразной щетиной. И как это он умудрился так запустить себя за эти дни? Игорь вернулся в коридор к чемодану, наконец, открыл его, вынул дорожную расческу и бритвенные принадлежности.

Вот ведь как щетина быстро растет, подумал он. Интересно, а почему щетина растет быстрее, чем волосы? И почему у женщин волосы растут быстрее, чем у мужчин? Наверное, чем медленнее растут волосы, тем реже женщины красятся?

Игорь вспомнил о седом волосе на альбоме. Внезапно ему пришла в голову мысль, что этот волос мог принадлежать его маме. Игорь замер. Это что же получается, тогда у них вообще нет никаких улик?

Бриться Игорь передумал. Вместо этого он собрался и побежал в больницу.

По дороге мысли его прыгали. То он думал над волосом, то вспоминал своих родственников. Вчера весь вечер он сидел и изучал диск с генеалогией, пытался себя чем-то занять, чтобы отвлечься.

С трудом, но Игорь нашёл Ивасика, о котором упоминала Волошина, а то он ему покоя никак не давал. К его огромному удивлению Ивасик оказался Иваном, а не Василием. Кто бы мог подумать? И ещё он, наконец, разобрался, в каком родстве они с тёть Надей. Её отцом и был тот самый Ивасик – Иван Зайцев.

Иван был дважды женат. В первом браке у него детей не было, была только дочь жены – та самая Нина, приятельница тёти Светы. А вот от второго брака родилась тёть Надя. Второй брак был совсем коротким, Зайцев умер в 36 лет.

Иван приходился дядей маме Игоря. Игоря это удивило, потому что он думал, что у них с тёть Надей какое-то совсем дальнее родство, а оказалось, что не такие уж они и дальние родственники. Видимо, это побочный эффект современной жизни, решил Игорь: раньше семьи были большими и все свою родню знали, а теперь, когда все живут каждый в своей квартире, уже двоюродные братья и сестры, дяди и племянницы друг другу как седьмая вода.


Игорь рассчитывал приехать к маме сегодня пораньше, но завозился с чемоданом, потом долго ждал автобуса и в итоге приехал только к половине девятого. На крыльце курил какой-то мужик в серой куртке, но Игоря кольнули сомнения. Лицо было незнакомым, и в то же время будто бы он его уже видел. Где? Игорь не знал.

Он не смог бы описать, что не так, потом уже задним числом, может быть бы и вспомнил и цепкий взгляд, и стриженый затылок, и осанку, но в тот момент ничего этого не разглядел. Ухватил только картину в целом, без деталей. Ухватил и почуял неладное.

Вошел внутрь, тут всё было как обычно. Длинный коридор, Где-то вдалеке маячившая Зоя с телефоном, который удивительным образом ещё не прирос у неё ни к руке, ни к уху.

Игорь шел вперед, ему навстречу тоже кто-то шел, он не видел кто. Сердце колотилось чуть быстрее, чем следовало бы, но впереди, почти в самом конце коридора, была его мама. И нужно было идти к ней.

Внезапно чья-то рука тяжело легла Игорю на плечо. Повернул голову – Костик. Он молча качал головой, будто осуждал Игоря.

– Что ты тут делаешь?

Рука всё ещё лежала у него на плече, тяжелая, давящая, готовая в любой момент схватить и удержать его. Игорь чувствовал, как Костик напряжен. Он стоял против света, Игорь плохо видел лицо, но чувствовал запах пота, чувствовал то специфическое напряжение, какое бывает во время допроса или задержания.

Одним уверенным движением, он сбросил руку.

– Игорь, нет! – зашипел Костик, почему-то стараясь не повышать голос.

– Какого хрена?

Костик перегородил ему путь.

– Нет.

Он был убедителен. Голос звучал уверенно, в глазах была твердость. Ноги уже на ширине плеч для устойчивости, мускулы напряжены под одеждой. Игорь помедлил. Хотелось ударить, но и не хотелось драться. Этих секунд хватило: он проиграл.

Подоспел кто-то ещё, сзади, со спины. Мгновение – и рука уже за спиной, боль, разочарование, ярость. Чья-то пахнущая табаком крепкая ладонь зажимает рот. Вдвоём его скрутили и очень быстро вывели на крыльцо.

Игорь только было разлепил губы, но сказать ещё ничего не успел.

– Ты что делаешь? – снова зашипел Костик. Голос у него что ли простужен? Почему он шипит постоянно, как змея?

– Не смей всё испортить! – он махал руками возле Игорева лица, а тот растирал запястье.

В этот момент протяжно скрипнула дверь, Костик замер. На крыльцо вышла тётя Надя в голубом платочке, как повязывают старушки, и недоуменно уставилась на Игоря.

– Здравствуй, Игорюш. А ты что тут делаешь?

Игорь усмехнулся. Сегодня все хотят знать, что он тут делает. Будто это не очевидно. Будто может быть что-то необычное в том, что он пришел проведать мать. Да, ёлки-палки, он каждый день сюда приходит!

– Здравствуйте, – только и успел ответить Игорь.

Костик отодвинулся в угол и закурил, уставившись куда-то в стену. Игорь не мог не заметить, как он втянул голову в плечи. Третий тип тоже как-то «рассосался». Казалось, что на крыльце они с тётей Надей стоят вдвоём.

– Ну, давай, Игорёк, я на работу побегу – не хочется опаздывать.

Она поправила платочек и быстрым шагом пересекла крыльцо, проворно спустилась по ступеням и начала удаляться.

Игорь обернулся к Константину. Мужчина в серой куртке материализовался, как ангел, за правым плечом, так же неслышно, как и уходил.

– Может, теперь объяснишь, что происходит?

Костик бросил едва начатую сигарету, та ударилась о стену, разлетелась снопом искр, он её даже не потрудился затушить, и она осталась дымить на влажном камне. Костик бросил взгляд вслед удаляющейся Надежде Ивановне: она уже выходила за больничные ворота.

– Пойдём.

Голос у него был бодрый, громкий и вполне здоровый. Только сейчас Игорь обратил внимание, что Костик тоже одет в штатское. Игорь второй раз прошел мимо поста с медсестрой, увязшей в телефоне: она даже не подняла головы. Слева от него шел Костик, справа молчаливый тип в сером. Вышли в гулкий коридор. Зои не было. Костик ускорил шаг. Игорь побежал.

Мама была в палате живая, но немного грустная. Рядом с ней был парень, который раньше дежурил у дверей, тоже в штатском, Игорь узнал его, но никак не мог вспомнить имя. Игорь бросился к маме, и вдруг над самым ухом, словно выстрел, прогремел голос Костика.

– Ничего не трогать!

Костиковы коллеги, словно фокусники, уже достали откуда-то приготовленные перчатки и теперь спешно натягивали их на вспотевшие ладони.

Костик буквально затаив дыхание взял бутылку с водой – воды в ней было меньше половины, поместил её в пакет, который ему придерживал тот самый мужик в сером, что заломил Игорю руку, а потом просто кивнул ему. Всё происходило молча, Игорю казалось, что время остановилось. Он уже всё понял, теперь только смотрел, сжимая в объятиях маму.

Константин наклонился к кровати и ковырнул кнопку вызова медсестры. Кнопка не поддалась, Костик чертыхнулся, и попробовал ещё раз. Они же никогда не работают, усмехнулся было про себя Игорь, эти кнопки вызова, зачем их вообще тут ставят? Но что-то черненькое вдруг выпало из белой панели, и Игорь узнал маленькую портативную камеру. Костик победно поднял её над головой.

– Через полчаса всё будем знать!

Он начал было прощаться, но Игорь не выдержал.

– Кость, ты это, извини меня, я же не знал…

Слов не хватало. Игорь чувствовал себя виноватым и злым одновременно. Виноватым за то, что чуть не сорвал операцию, злым потому, что они использовали его маму как приманку. А ещё была обида за то, что никто ему ничего не сказал, что его использовали втемную, и сразу вспомнилось острое желание врезать Костику. Внутри всё перемешалось: и злость, и вина, и страх за маму.

– Ничего, – подмигнул Костя, – пойдём покурим.

В этот момент в палату вернулась Олеся. Бледная, но с горящими от любопытства глазами. Игорь ещё раз обнял маму, шепнул ей «я сейчас» и побежал наружу за Костиком. Костик шел быстро, и вид имел победоносный, Игорь едва догнал его.

– Вы устроили ловушку? – выпалил Игорь.

– Тсс, – приложил с губам палец Костик, – не здесь.

Хотя от кого было шифроваться? Медсестры на посту теперь вообще не оказалось, зато чёрный квадрат телефона отчетливо выделялся на белой странице раскрытого журнала, где фиксировалось время прихода на работу сотрудников.

Выйдя на крыльцо Костя достал сигарету, медленно закурил и, лишь затянувшись как следует, начал наконец рассказывать.

– Помнишь, ты волос когда нашел, я тебе про видео-няню рассказывал? Принес я тогда волос в отдел и думаю: «а ведь отличная идея». Все согласовал, осталось только приманку продумать.

– Операция, – догадался Игорь.

– Именно. Операция – такой удобный шанс! Ведь на операции что-то легко может пойти не так, и никто ни о чем не догадается.

– И поэтому вы убрали дежурного?

– Само собой!

– И меня убедил, что расследования не будет тоже поэтому?

– Игорь. Ты каждый день обедал у кого-то из подозреваемых. Извини, но если бы была утечка, то пять к одному, что через тебя.

Игорь сначала хотел было возмутиться, а потом подумал, что Костик в чем-то прав.

– Мы сказали заведующей, что нам нужна операция. Она делала всё, как надо: перевела бабушку лежачую в другую палату. Других соседок мы проинструктировали. Сказали, чтобы выходили в коридор, как только приходит кто-то из посетителей. И мама твоя играла превосходно.

– Она знала?

– Знала. Нам нужно было, чтобы она обзвонила подозреваемых. Как только мы убедились, что она всех подруг оповестила, просто стали ждать. Она всех попросила её навестить перед операцией, а посреди разговора каждый раз отлучалась – то на звонок, то в туалет. Нужно было создать возможность.

– И вода на тумбочке для этого же была нужна?

– Да, – Костик прикурил новую сигарету от предыдущей, – Вчера вечером приезжали Конкина и Яровая.

Игорь удивился: когда это тёть Рита успела? Он же был у неё вчера. Во какая шустрая!

– Ночью мы отсмотрели запись с камеры. Я так и думал, что она придет в последний момент. Заведующая сказала, что если наш злоумышленник разбирается в медицине, то обязательно придет утром в день операции.

– Почему?

– Потому что накануне берут анализы, чтобы убедиться, что всё хорошо. Анализы должны быть хорошие, иначе не возьмут на операцию. Завтрака перед операцией не будет, а за несколько часов запретят пить. Значит, подмешать что-то можно только в воду и только после того, как возьмут кровь, но перед тем, как начнется голодовка. Ведь, зная, что три-четыре часа нельзя пить, что человек сделает? Правильно, допьёт всё, что недопил.

– И что она подмешала?

– Не знаю. Вообще, ещё наверняка ничего не знаем. Отсмотрим запись, будет готов анализ воды, разрешение на задержание – и вперёд. А маму можешь домой забирать.

– Уже?

– Конечно. Идите выписывайтесь, врач настаивает, – ухмыльнулся Костик, – диету только пусть соблюдает.

У Игоря гора упала с плеч. Надо же: ведь никакой операции не будет! Он почувствовал, как слёзы подступают к глазам, но усилием воли подавил их.


Игорь с мамой вернулись домой. Игорь редко ездил на машине: говорил себе, что по городу удобнее передвигаться на общественном транспорте или пешком, хотя на самом деле просто чувствовал, что вождение – это не его. Но пока мама ждала выписку и собирала вещи, он сгонял за машиной. Не на автобусе же из больницы домой добираться.

Они приехали домой, и он вручил маме ключи. В голове всё вертелся последний разговор с Костиком, и тут Игорь понял, что он же ему ничего не рассказал. Все они были так увлечены результатом той операции, что спланировал и устроил Костик, что Игорь не додумался рассказать о своих генеалогических изысканиях.

Игорь только-только поставил мамину сумку на пол, как у него зазвонил телефон. С того моменты, как они курили с Костиком на крыльце прошло уже два часа: сначала Игорь с мамой долго искали лечащего врача, потом ждали, когда он оформит выписку, а потом ещё полчаса ехали до дома, потому что Игорь по глупости поехал там, где ремонтировали дорогу.

– Игорь, мы её взяли! Всё кончено! Готовим материалы, на той неделе передадим их в прокуратуру. Скажи маме, что она может спать спокойно.

Мама кивнула: Костик так орал в трубку, что ей всё было прекрасно слышно.

– Пока молчит, зачем она пыталась это сделать, но мы это выясним.

– Кость, я знаю почему. Знаю, какой был мотив.

– Откуда?

– От генеалогического диска. Тёть Надя, – он сказал так по привычке, но его сразу передёрнуло, – короче, она на похороны ездила в Краснодар недавно.

– Ну? – в трубке было слышно, как хлопнула дверь, чиркнула зажигалка, и Костик нетерпеливо затянулся. Мама тоже вся обратилась в слух, даже дышать, кажется, перестала.

– Так вот, этот родственник из Краснодара, судя по всему, был Николай Михайлович Лобанов. Племянник Ивасика, отца Надежды Ивановны, и двоюродный брат маминой мамы, моей бабушки.

Мама закивала. Да, её собственная мать, когда вышла замуж за военного, уехала с ним сначала на Дальний Восток, потом в Сибирь, а потом вернулась в родные края. Отец у Людмилы Антоновны был из Казахстана, с немного смуглой кожей и совсем непьющий. Всё её семейство по материнской линии он недолюбливал, и мать общалась с родней мало.

Двоюродного брата жены Антон Анварович на дух не переносил. Тот казался ему хитрым, наглым, а главное – Николай Михайлович любил выпить. С Ивасиком первое время он мирился: Иван пару раз приезжал к ним в гости, но один раз дело кончилось скандалом, и ездить он перестал.

А Николай в молодости был очень шумным. Любил выпить, погулять, жил то с одной женщиной, то с другой. Только после сорока немного остепенился, взялся за ум, даже бизнес какой-то открыл, и дела у него пошли, но больше уже не женился. И детей у него не было. Точнее в первом браке была у них дочь, Леночка, но умерла она младенцем – до двух лет не дожила: врожденный порок почек. И больше детей не было.

– И? – в трубке снова было слышно, как шумно затянулся Костик.

– И так получается, что наследников первой очереди у Николая Михайловича нет. Из второй очереди – его сестра Варвара, мамина мама, и их третий брат, покойный Сергей Михайлович. Он на службе погиб ещё совсем молодым. Бабушка Варя тоже умерла. Значит, по праву представления, наследница второй очереди – моя мама. А я сам – уже пятая очередь.

– Так, – прокомментировал начавший уже что-то понимать Костик.

– А третья очередь – это покойный Иван и его дочь, Надежда Ивановна. А по закону, если наследник умирает до вступления в наследство, то тогда наследство передаётся дальше. И пока наследник второй очереди жив, с этим наследством, как ты знаешь, ничего сделать нельзя. Вот он, мотив.

– Получается, – подытожил Костик, – этот Николай Лобанов оставил наследство, о котором твоя мама пока не знает. Но знает Зайцева, потому что она была на похоронах. И чтобы вступить в наследство и завладеть им самой, ей нужна была смерть Людмилы Антоновны.

Мама кивнула. А ведь Надя была всего ничего её старше: лет на пять-шесть, не больше. Ждать естественной смерти можно было очень долго.

– Кость, а что в воде-то было? Что анализ показал?

– Варфарин и плавикс.

– А по-русски можно?

– Ну, это короче два антикоагулянта – кровь разжижают. Эксперт говорит, очень нехорошее сочетание, кровотечение стопроцентное. Представляешь, такое бы перед операцией на животе? Жесть, короче. Препараты сильные, мощные, а главное – безвкусные и в воде хорошо растворяются. Знала, что подмешивать.

Игорь содрогнулся при мысли, что этот план мог бы осуществиться.

– Откуда, интересно? Она же бухгалтер, не врач и не медсестра.

– Ты не поверишь! Всё сама! Мы при обыске у неё лекарственный справочник нашли, но тогда не придали значения – у твоей мамы такой же, и у Яровых медицинская энциклопедия. Многие справочники по лекарствам дома держат, а кто не держит – электронным пользуется. Вообще, без видео фиксации мы бы ничего не доказали. Видео-няня – это, короче, вещь. Куплю себе домой.

– Кость, спасибо тебе большое. Я твой должник.

– Не выдумывай! Я просто делаю свою работу. Маме привет.

Скромничает, кивнул Игорь маме. Он обнял её. Какое это счастье, когда близкие живы! И как страшно, что жизнь может оборваться так преждевременно.


Оглавление

  • Глава1.
  • Глава 2.
  • Глава 3.
  • Глава 4.
  • Глава 5.
  • Глава 6.
  • Глава 7.
  • Глава 8.