Та, в ком обрел земную плоть
Могучий истины Господь,
Пусть от напасти охраняет
Вас, кто молчанье сохраняет,
[18]
О чуде слушая рассказ,
Что книга донесла до нас.
Монашек в церкви обретался,
Который рьяно предавался
Служенью Матери Христа,
Чье имя в сердце, на устах
И в памяти его сияло.
И день и ночь не уставал он
Пред ней колена преклонять.
В монастыре не отыскать
Благочестивее монаха!
Но дьявол зависти и страха
Полн к тем, кто молится не зря,
Был опечален, это зря.
[19]
Стал нападать он, искушать,
Стал мысли грешные внушать,
Глубоко въелся в сердце грешно,
Победу празднуя поспешно.
Возжег его любовью к даме,
И разгорелось это пламя
Так, что — святым клянусь вам Павлом —
Враз благочестие ослабло.
Туда, где утолить желанья
Он мог и утишить терзанья,
Путь через реку пролегал.
Когда ж назад он направлял
Стопы, от дамы возвращаясь,
Молитву, к Деве обращаясь,
Читать искусно зачинал.
Так часто даму навещал
Он за рекой, по неразумью.
В монастыре ж о том безумье
Не ведали, но был для них
Он свят, и во главе своих
И церкви, и всего богатства
Поставило монашка братство.
Хоть был он полн мирской тщеты,
Но Божью мать, сложа персты,
Он восхвалял весьма прилежно
И голоском умильным, нежным
Совета, помощи и сил
Просил, когда на блуд ходил.
И часто так ходил туда,
Что приключилася беда.
Повадился кувшин по воду —
Быть ему битым. В непогоду
Однажды ночью сей несчастный,
Снедаем дьявольскою страстью,
Из церкви вышел, помолясь
И перед Девой преклонясь,
Ей посвящая дух и тело,
Отправился в дорогу смело
И через реку что есть сил
Он переправиться спешил.
А утолив свое хотенье,
Пошел назад без промедленья,
Стараясь вовремя поспеть,
Дабы заутреню пропеть.
И вот уже монах безумный
Подходит снова к речке шумной,
И нет чтобы повременить, —
Он в лодку, и скорее плыть.
Молитвы к Деве он возносит,
Совета он у Девы просит,
Боясь, не сталось бы чего.
Что ужас охватил его,
Так, право, нечему дивиться:
Вода вокруг бурлит, ярится.
Хоть он и с блуда возвращался,
Но к Деве в сердце обращался
И о прощении просил.
Уже молитву огласил
Во имя Матери Господней, —
Как тут Владетель Преисподней,
Сгубивший много душ в огне,
В потоке, в самой глубине
[20]
И лодку топит, и монаха.
Душа рассталась с телом в страхе,
На радость нашему врагу.
Страдала тяжко — в том могу
Поклясться — та душа, стенала
И к Божьей Матери взывала.
Два ангела к душе явились;
Но черти, что в нее вцепились,
Суровый дали им отпор.
Вот ангелы вступили в спор:
"Он наш: пролитою из ран
Своею кровью христиан
Небесный выкупил Господь;
На смерть свою отдавши плоть,
Из ваших вызволил тенет Он,
Их из темницы вывел к свету". —
"Сеньоры ангелы, вы правы, —
Сказали дьяволы, — и правый
Всех спас Господь своих друзей.
Но этот — враг ему, ей-ей:
Растратил силы он, сколь мог,
На любострастье и порок.
Его вам ведом явный грех, —
Пример, что совращает всех
Монахов, братьев и сестер,
Кто к страсти обращает взор.
В том Господу презренья нету,
Что призовем сейчас к ответу
Монаха, в скверне захватив.
Змей ада на него спустив,
Дадим его им на потраву.
Протащим грешника на славу!
Пусть будет по грязи влеком
Железным он кривым крюком.
Ибо в грязи и нечистотах
И в сладострастия болотах
Был нами пойман на горячем.
Стократно больший нам назначен
Куш от начальства
[21] за такого,
Чем за бездельника простого.
Уж так мы рады, очернить
Сумев монаха, заманить
И захватить среди порока!
С вилланов, право, мало прока:
Завлечь туда, где ждет беда,
Их можно вовсе без труда.
В таком улове мало счастья:
Вилланов сотни разной масти
И тысячи уносим в ад;
Но всяк из нас безмерно рад,
Поймав лицо святого сана —
Попа, монаха, капеллана
Или другого лицемера.
Их мучим мы без всякой меры.
От них бывает столько воя,
Молитв они число такое
Возносят к Деве днем и ночью,
Что ясно видим мы воочью:
Не взять их никакой напасти,
Кроме как даме Любострастью.
[22]
Сей долго за нос нас водил!
Следили мы что было сил,
Но в руки нам он не давался:
Обман монаху удавался.
Перед каким-то изваяньем,
[23]
Дитя держащим, с прилежаньем
Колена часто преклонял
И нашей власти избегал.
Весь ад на бой мы поднимали —
Никак его не унимали!
Но, наконец, теперь он наш.
Закончился его кураж,
Настал делам его предел.
Вели мы список этих дел
И лицемера изловили!" —
"Его обманом утащили, —
Сказали ангелы, — вы днесь!
Поскольку вы неправы здесь,
Сию вам не уступим душу;
Но прежде надобно послушать
Сужденье Матери Господней."
Тут молвят черти Преисподней:
"К чертям пусть этот суд летит!
[24]
Нас больше удовлетворит
Неложное того сужденье,
Кто есть Господь всего творенья,
Чем Девы, Матери Его.
Правдивей нету никого,
И Бог столь право нас рассудит,
Что ущемлен никто не будет.
А Дева судит столь умело,
Что мы проигрываем дело
Всяк раз, как тщимся победить:
Не может нам не досадить!
Она нас вечно ущемляет
И прав нам вечно убавляет!
На суд ее для нас попасть
Есть наихудшая напасть;
Когда дела она решала —
Всегда победы нас лишала:
На свой манер всегда кроит!
Всегда хитрейший суд творит,
Вкруг пальца вечно нас обводит
И души грешников уводит.
И как бы мы ни уловляли
Те души, как бы ни цепляли
Крюками тяжких прегрешений —
Господней Матери решенье
У нас добычу отберет.
Господь отдаст ей наперед
Любого, лишь она попросит.
Одно "спаси Вас Бог" приносит
Ее заступничество многим.
Пусть грешник упадет лишь в ноги
Пред изваянием ее —
Тем рвение вселит в нее
Оковы адские разбить,
Стальные двери сокрушить;
Душе у нас не быть и дня!
Мать Господа — Его родня —
Повелевает небесам
И поднебесной, что Он сам.
Господь всегда ее уважит
И никогда ей не откажет.
Она ведет любые речи, —
И пусть Он даже не перечит.
Сороку назовет Он павой,
Коль это Матери по нраву,
И скажет: "Мать моя права".
У ней и три — не три, а два;
Господь же ей не возражает.
В игре она нас побеждает,
Из двоек делая четверки,
Из троек делая пятерки.
Ее и кости, и бросок.
[25]
Не в меру жребий наш жесток
С тех пор, как Бог спустился к ней
И сделал матерью своей;
Не смеем мы противустать
Тому, что хочет Божья Мать.
Мы хитростями этой Дамы
По горло сыты; никогда мы
[26]
Не будем правы — хоть на деле
Избыток прав на то б имели;
Права не значат ничего.
На суд развратника сего
[27]
Ей ни за что не отдадим,
Да не лелеем будет им
Расчет на Девы снисхожденье.
Неложное того сужденье,
Кто есть Судья, известно нам:
Всяк будет по его делам
Судим, когда Господь придет
Судить людей, где их найдет, —
В добре того, во зле сего.
Нет вашего тут ничего!
Прекрасно знаем приговор
Об этом грешнике: с тех пор,
Как во грехе погиб в реке,
Не в Божьей — в нашей он руке!
Вам не было нужды ни шагу
Ступать, чтоб этого беднягу
Спасти от нас. Идите прочь:
Ему ничем вам не помочь!"
Покуда черти речь держали,
Им ангелы не возражали,
Не зная, что изобрести,
Чтоб душу грешника спасти
От поругания и срама;
Как вот — на суд явилась Дама.
Звалась Мариею девица.
Сеньоры, незачем дивиться:
Коль говорю, что Божья Мать
Явилась душу в суд спасать,
Меня на слове не ловите:
В Писаньи можете увидеть,
Что невозможно чин по чину
Небесных дел назвать причину
И показать тех дел природу,
Не уподобив земнородным.
[28]
Все бестелесные явленья
В телесных ищут проявленья,
В них сокрываяся неложно.
А посему, нам невозможно
Их без сравненья охватить.
Итак, пришла, чтобы судить
О грешнике Святая Дева.
Исполнившись благого гнева,
Врагам людского рода прямо
Сказала преблагая Дама:
"Вы волки, бешеные звери!
Не знаю, можно ли поверить,
Что вы посмели столь безумны,
Столь наглы быть и неразумны,
Чтоб руки протянуть во злобе
К тому, кто пред моим подобьем,
Сомнения откинув прочь,
Служил мне сердцем день и ночь?
Несытых оборотней свора!
Видать, насытитесь не скоро,
Людей стараясь потопить,
Пожрать и души погубить!
[29]
От Господа вы отступились,
Монаха силой потопили,
Но не поможет вам обман
Для уловленья христиан;
Чертей сберите сотен пять
Его крюками уловлять —
Чертям победы не добиться,
Ибо приду, чтоб заступиться". —
"О Дама, — черти возгласили, —
Не раз Вы прибегали к силе,
Но, право, часто говорят,
Что права силой не творят:
Вы нам насилие чините.
Господний суд Вы тем черните
И, ни во что его не ставя,
Стремитесь приговор подправить". —
"Пускай вас это не смущает!
К Нему идите, да решает,
Коль в чем-то вы ущемлены". —
"О Дама, ведь не рождены
На свет ни демоны, ни люди,
Кто в споре с Вами правы будут.
Господь пренебрежет правами,
Коль судимся о них мы с Вами.
Чей суд — того и приговор:
Ваш произвол на дело скор". —
"Коль верить вам, — сказала Дама, —
То не смогла попасть бы прямо
В рай ни единая душа".
В ответ ей черти: "Бог решал
Неложно, и изрек решенье:
Нам тех отдать без промедленья,
Чью во грехе захватим душу.
Его решенья не нарушим,
Коль нашим будет сей монах". —
"Вы лжете, — Дама им в сердцах, —
Разбойники, враги Христовы!
В пучине прегрешенья злого
Монах погиб,
[30] но был раскаян;
В Писании же мы читаем,
Что всяк, раскаявшись, спасется
И вновь безгрешным обретется.
Итак, вы душу потеряли.
К тому же вы, злодеи, знали,
Что, прежде чем в реке тонуть
И прежде чем пуститься в путь,
Монашек истово молился
И за подмогой обратился
Ко Мне и Сыну моему.
Ведь в миг опасности ему
Пришло на ум читать молитву.
Словесную я нашу битву
И вашу тяжбу в грош не ставлю:
Глядите, как его поставлю
Превыше вас, — сказала Дама, —
Кто б ни был то — муж или дама,
Не сможете им навредить,
Коль станут мне они служить.
Подите прочь! Вас злоба гложет,
Но иск ничуть вам не поможет:
Раз ваш обман изобличен —
Подите прочь! Подите вон!"
Поникли черти и смутились,
Смешались, в бегство обратились, —
Сам ветер бы, и тот не смог
Сравняться с борзостью их ног.
Засим и Дева удалилась,
Но прежде, чтоб душа вселилась
Обратно в тело, приказала,
И чтобы впредь греха не знала.
Дала наказ ей Божья Мать
Впредь любострастья избегать.
Сей грех Она столь ненавидит,
Что только лишь кого завидит,
Кто в любострастье пребывает —
Так тотчас нос свой затыкает.
[31]
Покуда продолжались споры,
Пришли к заутрене сеньоры, —
И каково же изумленье! —
Ни звука в церкви, ни движенья.
И все тому дивились, зря,
Что в церкви нет пономаря.
Нашли открытыми врата;
Искали здесь, искали там,
Во всем аббатстве не нашли
И за врата искать пошли.
К реке теперь их путь лежал.
На берегу он мертв лежал.
[32]
И стало им монаха жаль:
Кого б не тронула печаль
От бедной участи его.
Но вдруг — вернулся дух в него
Почти пред самым погребеньем.
Сочли за чудо исцеленье:
Монах поднялся, а потом
Себя он осенил крестом.
Когда б он не перекрестился,
То люд бы в бегство обратился.
Но крест сочли за добрый знак.
К тому же, мог услышать всяк,
Как он поведал о спасенье
И Божьей Матери решенье.
Вздыхая, так воскликнул он:
"О Матерь Божия! Спасен
Всяк, кто Твою заслужит дружбу
И кто Тебе сослужит службу:
Ты можешь в ад назад отправить
Врагов, кто нас хотел ославить.
Источник сладости и блага!
Для тех, к кому подходишь благо,
Не страшен огнь, не страшен ад,
И дьяволы их не сразят".
Все то, о чем повествованье
Велось, он на одном дыханьи
В слезах поспешно рассказал.
Народ немало ликовал,
Узнав о достославном деле.
Te Deum laudamus
[33] спели
Прегромко, звонко, благолепно.
Во имя всех святых молебен
Засим сеньоры заказали
И в Господе возликовали
Во имя Матери Христа.
Теперь же братья неспроста
Ее сильнее возлюбили
И избегать готовы были
Распутства, чей противен вид
И что всегда тела грязнит
И души низвергает в ад,
Где души те в огне горят.
Нам чудо это возвещает:
Пускай монахов не прельщает
Разврата грех и любострастья.
Кто в нем погряз — себе несчастье
Находит, а душе погибель.
Священник, в любострастье гиблом,
Как скот, валяющийся в хлеве,
Противен Господу и Деве.
Разврат — столь гибельное дело,
Что душу загрязнит и тело.
Читал я в книге, будто в Сансе
Жил некий муж в духовном сане,
[34]
Что день и ночь, — безумец, право, —
Развратничал. И так бывало,
Что поутру он подымался,
Поспешно в ризы облачался,
Дабы служить богослуженье
Вином и хлеба преломленьем.
Когда ж служенье начиналось,
То с ним нередко приключалось,
Что видел, на свое несчастье,
Он в самой чаше для причастья
Тогда огромнейшего гада.
Та жаба, брызжущая ядом,
Была черна, как ночи мгла,
Столь ярости полна и зла,
Что горло ядом клокотало.
Она же лапы простирала
К священнику, схватить стремясь
И столь чудовищно ярясь,
Что тот чуть чувства не лишался.
К архиепископуподался
Священник, обо всем поведал
И в деле попросил совета,
В грехе сознавшись любострастья.
Изгнали исповедь с причастьем
Из чаши демона навек.
Бездельный светский человек
Распутству может предаваться
И ни о чем не волноваться;
Но запрещен для тех разврат,
Кто перед Богом предстоят:
Пусть, что хотят, творят миряне,
[35]
Но клирики в священном сане
Чисты должны быть и беречься,
Во имя Господа стеречься,
Чтоб рук своих не загрязнить
И тем Его не осквернить.
Касаться до Господня тела
[36]
Лишь та десница может смело,
Что от губительного зла
Себя вполне уберегла.
Немногие того достойны.
Наш век живет столь непристойно
[37],
Что чистоты совсем дичится.
А любострастие плодится
И разрастается широко.
Те дамы, кои пудрят щеки
И носят модные наряды
[38],
Невинность обратят развратом.
Румяна применяя споро
С белилами, притянет взоры
Та, что уродливее всех,
Как в пост противен смертный грех.
Страшнее гарпии
[39] пусть будет,
Черна, стара — поверят люди,
Что это — фея, коль девица,
Напудрившись, принарядится
[40].
Накрасившись, что было сил,
Смердит, как смрадный крокодил.
Короче, знать должны бы мы,
Что перед Богом и людьми
Смердит сей лицемерный грех
Cocodrilli de stercore
[41].
Одни шафраном надушились,
Как будто так и народились.
А те, украсившись цветами,
Поспорят с летними лучами.
В одно все слово соберу:
"Но!" — издали, а ближе — "Тпру!"
В том состязаются друг с другом:
Тут что кухарка, что прислуга,
Сколь бедно ни была б одета,
И та бы краситься хотела,
Чтоб на нее толпа глазела!
В их красках предовольно смраду!
Зовут развратников к разврату
Их пудра, белая, как мел,
И украшения их тел.
И будет переполнен смрадом
Тот клирик, что возляжет рядом:
Коль уж сошлись в укромном месте,
Сердца и плоть
[44] сольются вместе.
В сих дамах с лишком суеты,
Веселья и мирской тщеты;
Влечет их прямиком влеченье
В пучину, в адово мученье.
Накрашенные дамы в ад
Мужчин свергают всех подряд;
Немало душ они сгубили!
Их как волчиц должны б мы были
Бежать, как бешеных собак, —
Ведь не спастись потом никак.
Кому, скажите, будет лучше,
Коль ради крытой снегом кучи
Или зацветшего куста
Люд отвернется от Христа
И от блаженства, в коем будет
Тот, кто о Боге не забудет.
Благие дамы, ради Бога,
Не гневайтесь, коль я немного
Подверг бездельниц порицанью.
Исполнены благоуханья
Благие дамы и блаженства.
Ничто не страшно совершенству,
Святая женщина чиста,
Ее подобна красота
Фиалке, лилии иль розе.
Всегда она пребудет в Бозе.
Ни изумруд, ни прочий камень
Не чище, чем такая дама
И, чем она, не драгоценней.
Превыше должно всех творений
Блаженных женщин почитать.
Их должно всяко украшать
Почтением за добродетель.
За оную наш царь
[45] — радетель
Избрал себе дворцовым залом,
Опочивальней и порталом
Утробу Девы Пресвятой.
Почтенье женщине за то!
И поелику сей наш царь,
Сей царь царей и Государь
По благости святое чрево
Блаженной дамы Приснодевы
Своим решил соделать ложем,
Мы перед женщиною тоже
Должны колена преклонять,
Ее любить, ей услужать.
Все мы зачаты в женском теле,
И в нем мы сотканы на деле:
Без женщин в жизнь нам не войти —
Все вскормлены от их груди.
Господь да охранит их всех!
Мне кажется, должны мы тех,
Кто благ, всецело почитать,
Дурных же дам — не замечать;
Нам, клирикам
[46], — одна дорога:
Бежать от них, противных Богу.
Не клирик тот, кто с ними дружен.
Тот, кто Господню телу служит,
Не должен прикасаться к ним.
Пусть телом дорожит своим:
Святого
[47] изрекли уста:
"Что все мы — члены суть Христа.
Не дав сгубить себя грехам,
Войдем в Святого Духа Храм.
Мы все — Христова тела члены;
Но душу отдал тот Геенне,
Антихристовой плотью стал,
Кто жизнь с распутницей связал.
Распутниц свет всегда ценил
Как жалкий боб или кизил
[48].
Дела их злы, их мерзки речи,
И тем не менее на встречи
С такими не один готов.
И наподобие скотов
Валяются они в навозе,
Назавтра же в руках елозят
Плоть Господа, что создал всех.
О Боже, что за стыд и грех!
Что за напасть, что за печаль!
Ибо гласит сие скрижаль:
"Господень суд тех ожидает,
Кто, грешен, Божью плоть вкушает".
Увы! увы! что делать станут,
Кто днем и ночью не престанут
В разврате быть и развлеченьях,
На утро же без очищенья
Руками плоть Христа берут,
Ту плоть едят и кровь ту пьют?
Дела их слишком ненадежны.
Господь, чья доброта неложна,
Хоть милостив и благ безмерно,
Их пальцы, что покрыты скверной,
Вполне бы мог спалить огнем.
Коль мы в Писанье заглянем,
То с вящей силой, как напасти,
Бежать мы будем Любострастья
[49].
Разврат столь властен, что в сраженьи
С ним ждет любого пораженье.
Его наемники везде:
Коль не сбежишь — то быть беде.
Забыть пора к нему дорогу,
Чтобы не стать противным Богу.
Грех любострастия столь смраден,
Богопротивен и отвратен, —
И плоть грязнит и расслабляет,
И душу скорбью отравляет.
Разврат тела и души губит,
Развратник Господа не любит;
Свою беду усугубляет,
Себя кто скотству посвящает.
Сие есть скотство без сомненья —
Покрыть всего себя презреньем.
Не зря Писание гласит:
"Разврата всяк да избежит!"
Его вовек да избежим,
Сердца и плоть
[50] не отдадим:
Разврату кто себя вверяет —
Свинье себя уподобляет.
Чем больше он в грязи пребудет,
Тем грязь ему приятней будет.
Тот с грязным смрадом породнится,
Кто грязным смрадом насладится
И непотребством любострастья.
Кто в нем свое положит счастье,
Уподобляется корзине,
Барахтающейся в трясине,
Черпая жижу через край;
Тот полон грязи, так и знай,
Кто день за днем живет развратно.
Ведь любострастье столь отвратно,
Что каждый кто им увлечен,
Подвержен злу со всех сторон.
Коль клирик погрузиться рад
В такую грязь и в этот смрад, —
Да будет в адской он трясине
Барахтаться, и там да сгинет!