Умный Ашик [Дмитрий Львович Брудный] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Умный Ашик

Киргизские сказки

Пересказ Дм. Брудного

Художник В. Чапля

Умный Ашик

В давние времена жил на свете мальчик по имени Ашик. Родители его умерли, и пришлось ему у богатого бая пасти овечью отару. Летом и зимой жил он в горах и лишь изредка наведывался в аил.

Однажды, возвращаясь домой, Ашик увидел на дороге лягушку. У неё была сломана лапка. Пожалел он лягушку, поднял сё и взял с собой. Дома перевязал ей лапку. Готом в углу овечьего загона выкопал яму, налил туда воды и пустил в неё лягушку. Много дней ухаживал за ней, пока она не поправилась.

Узнал бай, что Ашик возится с лягушкой, рассердился, больно стегнул его камчой^[1] и стал кричать:

— Я тебя кормлю, а ты отвечаешь мне неблагодарностью! Настоящий человек никогда не опоганит себя прикосновением к такой твари. Сейчас же выброси её!

Взял мальчик лягушку, отнёс к озеру и стал прощаться с ней.

— Ты спас меня, — сказала ему лягушка, — и я должна тебя отблагодарить. Возьми этот камушек. Он — волшебный. Когда тебе будет трудно и потребуется помощь, ударь им о землю и скажи: «Камушек, камушек, помоги мне», — и он исполнит любое твоё желание.

С этими словами лягушка протянула А шику маленький зелёный камушек, подпрыгнула раз, другой и скрылась.

Взял мальчик камушек, сунул в карман и отправился домой.

Не прошёл он и половины пути, как его нагнал летящий во весь опор всадник. Он крикнул что-то мальчику, но что именно — тот не расслышал.

Подходя к аилу, Ашик заметил необычное волнение: люди куда-то спешили, кричали, а женщины громко плакали.

Перед домом бая собрались самые уважаемые длиннобородые и седобородые старики — аксакалы. Перед ними стоял тот самый всадник, которого Ашик встретил на дороге, и громко говорил:

— Недоброе задумал Карахан…

Все знали соседнего хана. Был он зол и завистлив, жаден и безжалостен. В его собственном ханстве люди дрожали при одном упоминании его имени, а маленьких детей пугали: «Вот придёт Карахан…»

Чего же он хочет? — спрашивали у вестника длиннобородые и седобородые аксакалы.

Задумал Карахан покорить всех людей, живущих в горах и долинах, а их богатство присвоить себе. Чтобы задобрить Карахана, все аилы отправили к нему гонцов с дорогими подарками. Но он согласился принять лишь тех, кто явится к нему не на коне, не на верблюде, не пешком, не по дороге и не по полю. Никто из гонцов не вернулся назад, и теперь очередь за вами.

Снова все зашумели, но так ни о чём и не договорились. Тогда вперёд вышел Ашик и сказал:

— Пошлите меня гонцом.

Длиннобородые и седобородые аксакалы сначала рассердились на мальчика, потом долго смеялись над ним. Но один аксакал с самой длинной белой бородой сказал:

— Ты слышал, мальчик, что требует Карахан?

— Слышал, аксакал, — почтительно ответил Ашик. — Я сяду не на коня, не на верблюда, а на козла, на котором никто не ездит, и отправлюсь не по дороге и не по полю, а по обочине.

Понравилась всем хитрость мальчика. Дали ему самого старого козла, а в подарок хану — самого высокого верблюда, и отправился он в путь.

Когда Карахан увидел мальчика верхом на козле, то злость охватила его.

— О, негодный мальчишка, как смел ты показаться мне на глаза?! — закричал он.

Все вокруг замерли от его голоса.

А Ашик спокойно сказал:

— Повелитель, я исполнил твоё желание. Прибыл к тебе не на коне, не на верблюде и не пешком, а на козле, на котором никто не ездит; не по дороге, не по полю, а по обочине.

Тогда Карахан закричал ещё громче:

— О, негодный мальчишка, неужели в вашем аиле не нашлось гонца из самых больших людей?!

— Повелитель, если ты хочешь говорить с самым большим, то поговори с этим верблюдом. Он у нас самый большой.

Совсем рассвирепел Карахан:

— О, негодный мальчишка, неужели в вашем аиле не нашлось более почтенного человека?!

— Повелитель, — снова сказал Ашик, — если ты хочешь говорить со старейшим, то поговори с этим бородатым козлом. Он у нас самый старый.

Тогда Карахан насмешливо сказал:

— Если ты такой смелый и находчивый, то я отпущу тебя и не трону твоего аила. Но до того, как взойдёт луна, ты должен представить мне выкуп — сто чёрных иноходцев, сто бегунов-верблюдов, сто живых соболей, сто парчовых халатов и белую юрту в сто стен с полным убранством. А пока, эй, стража, бросьте его в зиндан^[2]! И если не будет выкупа, то на рассвете отрубите ему голову, а его непокорный аил уничтожьте!

Бросили мальчика в самый глубокий колодец-тюрьму и стражников приставили — ханских джигитов с длинными острыми копьями. Выбраться оттуда было невозможно.

Долго сидел там Ашик, окоченел весь и только хотел пожаловаться на горькую свою судьбу, как вдруг вспомнил про камушек, который подарила ему лягушка. Достал он его из кармана, подержал в руках, потом ударил об землю и сказал:

— Камушек, камушек, помоги мне. Представь злому Карахану выкуп — сто чёрных иноходцев, сто бегунов-верблюдов, сто живых соболей, сто парчовых халатов и белую юрту в сто стен с полным убранством.

Только произнёс Ашик эти слова, рассыпался камушек на мелкие кусочки. И в тот же миг на том самом месте, где был камушек, появилась девушка, красавица необыкновенная — коса длинная, щёки румяные, а зубы, как жемчужинки блестят.

Не волнуйся, добрый мальчик. Получит Карахан выкуп. Только берегись его гнева. Вот тебе гребень, иголка и зеркальце. Они помогут, когда тебя — случится — настигнет беда. Произнесла красавица эти слова, взмахнула косой своей длинной, ласково улыбнулась, так что блеснули зубы её жемчужные, и исчезла.

Не успела взойти луна, как слуги донесли Карахану, что к дворцу движется необычный караван — сто чёрных иноходцев, сто бегунов-верблюдов, сто живых соболей, сто джигитов несут сто парчовых халатов, а рядом с высоким ханским дворцом выросла белая юрта в сто стен с полным убранством.

Обрадовался Карахан такому богатству, однако вида не подал. Теперь надо было освобождать из тюрьмы мальчика. А этого Карахан не любил делать. Кто попадал в его зинданы, живым оттуда не выходил.

Нарушать своего слова хану тоже не хотелось, и приказал он привести к себе мальчика.

— Я отпущу тебя, — сказал хан, — но при том условии, что ты останешься служить у меня. Я назначу тебя визирем.

— Нет, Карахан, я не стану служить тебе и пособничать твоим чёрным делам, — смело ответил Ашик. — Отпусти меня и не нападай на мой аил, если ты верен своему ханскому слову.

Ещё никто не осмеливался говорить так с ханом. Глаза его налились кровью.

— Хорошо, сказал он злобно, — я сдержу своё ханское слово. Можешь уходить.

Едва Ашик вышел из дворца, Карахан сделал знак своим прислужникам:

— Скачите немедленно за мальчишкой следом и проткните негодного острыми копьями.

Бросились слуги выполнять ханский приказ.

Вскоре Ашик услышал топот, будто мчался целый табун. Оглянулся мальчик — и увидел ханских прислужников с острыми копьями наперевес.

Понял Ашик, что это Карахан послал за ним погоню. Вот-вот настигнет его беда.

Достал тогда Ашик из кармана гребень, что подарила ему необыкновенная красавица, и бросил его под ноги всадникам. Тотчас на этом месте вырос густой непроходимый лес. Остановились всадники, не могут проехать. А мальчик остался но другую сторону леса.

Потоптались ханские прислужники на месте и решили возвращаться назад. Вернулись к хану и повалились перед ним на колени.

— Повелитель, пощади нас! Мы не догнали негодного мальчишку. Непроходимый лес встал на нашем пути.

Не пожалел Карахан своих прислужников. Велел казнить всех.

Позвал он верных стражников и приказал:

— Скачите следом и догоните негодного мальчишку. А догоните — проткните острыми копьями.

Бросились слуги выполнять ханский приказ.

Вскоре Ашик услышал топот, будто мчалось сразу несколько табунов. Оглянулся мальчик и увидел ханских стражников с острыми копьями наперевес. Вот-вот настигнет его новая беда. Тогда Ашик вынул иголку, что подарила ему необыкновенная красавица, и бросил её под ноги всадникам. И сразу на том месте выросла гора выше облаков. Остановились всадники перед высокой горой. А мальчик остался по другую сторону. Не достать его теперь. Потоптались стражники на месте и поскакали назад. Вернулись к хану и повалились ему в ноги.

— Повелитель, не вели казнить нас. Мы не догнали негодного мальчишку. Высокая гора встала на нашем пути.

Не пожалел Карахан и стражников. Велел всех казнить. Гнев его был так страшен и так велико было его желание расправиться с мальчиком, что он решил сам отправиться за ним.

— Оседлайте моего тулпара^[3]! — приказал Карахан.

Подвели к нему прекрасного коня, вскочил он в седло и помчался быстрее ветра. Но вот на пути его вырос непроходимый лес. Натянул Карахан поводья, взмыл тулпар высоко-высоко и перелетел лес.

Мчится Карахан дальше. И выросла на его пути высокая гора. Снова натянул Карахан поводья, взмыл тулпар высоко-высоко и перелетел гору.

Мчится Карахан дальше, уже почти настигает мальчика. В этот момент бросил Ашик под ноги Карахану зеркальце, которое подарила необыкновенная красавица, и сразу же образовалось глубокое и широкое озеро.

Задумал Карахан перелететь на тулпаре озеро, натянул изо всех сил поводья.

Снова взмыл тулпар высоко, да не долетел до другого берега, упал прямо в озеро. Вышибло Карахана из седла. Барахтается он, удержаться на воде не может, потому что не умеет плавать, и ко дну идёт.

Так и утонул Карахан.

А тулпар выплыл на другой берег. Вскочил на него Ашик и мигом домчался до своего аила.

С почётом встретили мальчика жители аила. А за то, что он сумел победить ненавистного Карахана, стали называть Ашика аксакалом.

С тех пор киргизы называют самым почётным именем — аксакал — не только стариков с белыми бородами, но и людей помоложе — тех, кто своими добрыми делами, храбростью и умом заслужил уважение людей.

Как лентяй в столб превратился

В давние времена был у родителей сын Сокбай. Ничего не умел делать, ничто его не интересовало.

Другие мальчики в аиле помогали в хозяйстве — обхаживали коней, пасли овец, собирали для очага курай — сухой кустарник. А когда играли, затевали шумные игры и, случалось, смело забирались на высокие скалы — ведь они жили среди гор.

Лишь один Сокбай целыми днями лежал в юрте на одеялах или где-нибудь на мягкой траве.

— Со-окбай-ай, — протяжно звала мать, но мальчик спал, а может, и не спал, слышал, да лень было отозваться.

Только когда мать звала к обеду, он откликался сразу, будто боялся, что второй раз не позовут:

— Иду, иду, энеке^[4].

Поест — и снова уляжется.

«Если он не изменится, — горевали родители, — то не станет нам опорой в старости».

Долго думали они, какому делу приучить сына-лентяя.

Отец его, знаменитый табунщик, решил взять Сокбая с собой на пастбище — пусть научится ездить на коне, как настоящий джигит, пусть станет табунщиком.

С трудом взобрался сын на коня. Пока ехали шагом, он ещё держался. Но когда лошадь пошла быстрее, припал к её шее и затрясся от страха, что может вывалиться из седла.

Решил отец испытать: смышлёный ли у него сын?

— Сокбай, приготовь еду на гриве коня, — попросил он.

Сын вытащил из кармана два кремня и стал высекать из них искру.

— Ты что собираешься делать? — с тревогой спросил отец.

— Высеку огонь, подожгу гриву и мясо зажарим, — ответил Сокбай.

— Эх, сынок, — покачал головой отец. — Что это ты такое придумал! Приготовить еду на гриве коня — значит вынуть лепёшку из курджуна^[5] и поесть на ходу.

Ещё немного проехали и отец сказал:

— Что-то твой конь еле тащится. Надо показать ему камчу.

Сокбай сполз с коня и стал камчой тыкать в морду лошади, приговаривая:

— Вот — смотри!

— Какой же ты неразумный! — не сдержался отец. — Показать коню камчу — значит стегнуть его.

В третий раз попросил отец:

— Сын мой, помоги дорогу сократить.

Сокбай снова нехотя слез с коня, взялся за кетмень — лопату и начал копать дорогу, по которой ехали.

— Что ты делаешь?.. Дорогу сократить может быстрый конь или задушевная беседа. Ты и этого не знаешь!..

На пастбище отец старался научить сына бросать аркан. Тот даже размахнуться не смог, чтобы забросить верёвку.

Понадобилось отцу съездить к соседу-чабану.

— Запряги коня, — попросил он, но у сына не хватило сил поднять седло и пришлось самому запрягать.

— Стереги табун, чтобы лошади не разбежались, — поручил отец на прощание.

— Угу, — произнёс Сокбай, завернулся в отцовскую шубу и улёгся, где стоял.

Когда отец вернулся, не досчитался в табуне многих лошадей. Или кони сами сбежали, или кто-то их украл.

Стал табунщик ругать сына:

— Ничего не умеешь, не видишь, не слышишь — как столб каменный! Может, и лучше, если бы ты вовсе окаменел!

Только произнёс эти слова, как не стало рядом с ним сына, а на том самом месте оказался столб каменный.

— Пай-пай, неужели этот лентяй в столб превратился? — испугался отец. — Что я теперь скажу матери?.. Ой, горе мне! Горе матери! Со-окба-ай!.. Сыночек мой… Со-окба-ай!..

Сколько ни звал, Сокбай никак не отзывался.

Шло время, а столб продолжал стоять. Обдували его ветры горные, омывали дожди грозовые, гром гремел над ним.

Часто отец упрекал себя, что сам накликал беду на мальчика, но не знал, как помочь несчастью.

Однажды к табуну, который стерег табунщик, подошла олениха.

Только поднял он своё ружьё, только прицелился, как животное заговорило человеческим голосом:

— Не стреляй в меня, человек! Куда-то пропал мой оленёнок, и я теперь повсюду ищу его. Не пристал ли он к вашим жеребятам?

Опустил табунщик ружьё. Жалко стало ему мать-олениху.

— Ищи своего оленёнка, — сказал он.

— В благодарность за твою доброту я назову тебе волшебные слова, — сказала олениха. — Три раза повтори: «Гуль-гуль-чаакы». Потом скажи, чего тебе хочется. И исполнится твоё желание.

Обрадовался табунщик. Одно только желание было у него — вернуть себе сына.

Побежал он к тому месту, где одиноко торчал столб, встал перед ним и тихо произнёс волшебные слова, которым научила его мать-олениха.

— Гуль-гуль-чаакы!.. Сокбай, сыночек, стань снова человеком! Слегка задвигался каменный столб.

— Гуль-гуль-чаакы!.. — повторил он громче. — Сокбай, сыночек, стань снова человеком!

Зашатался каменный столб.

— Гуль-гуль-чаакы! — прокричал он в третий раз. — Сокбай, сыночек, стань снова человеком!

И тогда совсем пропал каменный столб, а вместо него предстал Сокбай — живой, невредимый.

— Спасибо, отец, что освободил меня, — заговорил он. — Многое пришлось мне вытерпеть, когда я в столб превратился. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. Путники привязывали к столбу своих коней, а то и верблюдов, даже ишаков. Не догадывались, что это на моей шее они затягивали повод. А бывало, сильно стегали камчой. А я даже заплакать не мог, потому что стал каменным…

— Вот видишь, что случается с ленивыми, — произнёс отец.