КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Четвертый угол треугольника [Андре Моруа] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Андре МОРУА Четвертый угол треугольника


РАССКАЗ
«Как эти мужчины глупы, — подумала Соланж Вилье, разглядывая тоненькую Жюльетту, ее заплаканные глаза, удлиненную головку робкой газели. — Да, как же эти мужчины глупы, — размышляла Соланж. — Взять хотя бы Франсиса. У него, конечно, есть небольшой талант, и успех некоторый у него есть, но он должен бы каждый день благодарить судьбу за то, что у него такая прелестная, нежная и любящая жена, как Жюльетта. А этот глупец, за кем он ухаживает? За Шанталь, которая и старше Жюльетты, и не так хороша, как она, и к тому же не скрывает свою связь с Манаго. Есть от чего заплакать».

Соланж улыбнулась Жюльетте. Она почувствовала себя доброй-доброй, и ей вдруг очень захотелось помочь бедняжке.

— Милочка, — сказала она, — не принимайте вы так всерьез эту банальную историю. Немножко больше юмора. Ничего в ней нет опасного, и я помогу вам с ней разделаться. Вы очаровательны, но мужчину удержать вы не умеете, и в этом все дело. Я научу вас… Почему ваш муж бегает за Шанталь, у которой нет ни вашей фигуры, ни вашего личика, ни вашего ума? За Шанталь, которая уже давно не может обойтись без институтов красоты да пластических операций? Потому что она создает у него впечатление, что ее любят другие, потому что она ему говорит: «Сегодня вечером не могу, у меня будет такой-то… Завтра? Да нет, завтра я иду в гости с таким-то». Послушайте, малышка, вы мне симпатичны. Каждой молодой женщине нужна приятельница, которой можно вполне довериться. Я к вашим услугам. Будьте мне сестрой, мы станем всюду бывать вместе, я вам покажу, как надо обращаться с мужчинами. Посмотрите на моего, он у меня выдрессирован.

— Но я не испытываю ни малейшего желания дрессировать Франсиса. Я его люблю и хочу, чтоб он меня любил.

— Разумеется, это ваша цель. Но надо подумать и о средствах! А средства, с тех пор как мир стоит, — это кокетство, возбуждение ревности и в гомеопатических дозах лесть. Франсис — писатель. Он, должно быть, придает огромное значение своей работе. Вы умеете с ним говорить о ней?

Жюльетта тяжело вздохнула и окинула взглядом разбросанные вокруг книги.

— Надеюсь. Но я так им восхищаюсь, что часто чувствую себя недостойной… Я не осмеливаюсь судить о нем.

— Вот уж унижение паче гордости! — сказала Соланж.

— Вам этого не понять! — проговорила Жюльетта со страстью. — Никто не понимает, какой человек Франсис. Прежде всего он все знает. Легкость его пера граничит с чудом… Он, как Бальзак, пишет роман за месяц. Но главное не это. Он тонок, великодушен, нежен. Он угадывает желание женщины прежде, чем она сама их осознает. Рядом с ним живешь как в волшебном сне.

— В самом деле? — спросила Соланж и вдруг встрепенулась, как боевой конь при звуке трубы. — В самом деле? Что-то я никогда в нем этого не замечала.

— Вы же его почти не знаете. До этой роковой встречи с Шанталь он мало бывал в обществе и никогда не появлялся без меня. А последние шесть недель он меня избегает. Отыскивает предлоги для поездок, чтобы следовать за ней. Этим летом он бросил меня одну в деревне, а сам колесил по Далмации и по горам Пуйи.

— По горам Пуйи? — переспросила Соланж, которую это позабавило, потому что Шанталь накануне говорила ей о Бари и каблуке итальянского сапога.

— А сейчас он говорит, что хочет поехать на уик-энд к вам в Марли и что меня вы не приглашали. Шанталь будет?

Соланж отвела на мгновение взгляд от ее пылающего личика, потом, приняв какое-то решение, посмотрела Жюльетте прямо в глаза:

— Должна была приехать… Я-то ведь не знала… Франсис мне сказал, что вы терпеть не можете уик-энды. Поэтому я не стала вас приглашать. Приглашение Шанталь я под каким-нибудь предлогом перенесу на пасху или на троицу, и останутся только такие гости, которые не отнимают много времени, так что я смогу серьезно побеседовать с вашим мужем. Обещаю вам, что он вернется к вам раскаявшимся и лишенным всяких иллюзий.

— Лишенным всяких иллюзий?

— Ну да, иллюзий насчет Шанталь. Я покажу ему подлинную Шанталь. Она далеко не то, что он думает. Что с вами, дорогая? У вас такой тревожный вид, как у пойманной птички. Я прямо чувствую, как ваши крылышки бьются в моей руке.

Жюльетта произнесла нерешительно:

— Так ведь я… Я думала, что вы лучшая подруга Шанталь.

— Деточка, — наставительно сказала Соланж, — надо знать, чего хочешь. Вы пришли ко мне. Это как будто доказывает, что вы мне доверяете. Так? Тогда не будем ничего усложнять. Я не считаю себя подругой Шанталь. У нее приятный дом, двери которого для меня открыты. А для нее открыты двери моего дома. И больше ничего. Что-то меня в ней привлекает, по крайней мере, мне всегда так казалось. Но мне претит корыстная подкладка ее привязанностей. Заметьте: пока она замахивается на таких мужчин, как Манаго, я нахожу это вполне допустимым и готова всячески ей содействовать. Но если она делает несчастной вас, тут уж пусть на меня не рассчитывает. Я ей встану поперек дороги… Ну, что еще вас мучит?

— Да ничего, ерунда! Просто вы пригласили ее вместе с Франсисом, так вот…

— Ну, милочка! Я пригласила ее вместе с Франсисом, поскольку не подозревала, что Франсис ею так интересуется и, главное, что вы так страстно его любите.

— Но вы же знали, что Франсис мой муж!

Соланж искренне рассмеялась:

— С вами трудно спорить, Жюльетта. Возвращайтесь, детка, к себе домой и спите спокойно. Я избавлю вас от Шанталь, клянусь вам. Довольны? Успокоились? Ну, поцелуйте меня, милочка.


Через несколько дней Франсис Бертье приехал в Марли и, к своему удивлению, не застал там Шанталь. В первый же вечер, пока Вилье на террасе пил кофе с одной американской парой, Соланж под предлогом, что у нее побаливает горло, удержала Франсиса в гостиной и усадила его возле себя.

— Дайте-ка мне посмотреть на этого донжуана, — сказала она. — Я уже сбилась со счета — столько женщин приходят ко мне рассказывать о страданиях, которые вы им причиняете. Вот и ваша жена…

— Жюльетта? Надеюсь, она не позволила себе…

— Дорогой Франсис, вы хотите иметь право обманывать эту очаровательную женщину и шокированы, что она осмеливается жаловаться на вас? И с кем обманывать, я вас спрашиваю? С какой-то Шанталь! Заметьте, Шанталь ведь моя подруга, и я дала бы скорее отрезать себе язык, чем сказала бы о ней что-нибудь дурное. Но все-таки, Бертье, ваша Жюльетта в сто раз красивей ее.

— Возможно. Но любовь не зависит от красоты. Я лучше, чем кто бы то ни было, знаю достоинства Жюльетты, однако…

— Однако?

— Однако Шанталь меня развлекает, вдохновляет. Жюльетта блаженно глядит на меня, не произнося ни слова, как будто я красивый пейзаж. Разве это мне нужно от нее?

Соланж широко раскрыла глаза, всем своим видом изображая удивление, и расхохоталась:

— Шанталь вдохновляет вас? Простите, Франсис, но это так смешно, никогда ничего смешнее не слышала! Если бы меня спросили, которая из моих подруг наименее способна заинтересовать писателя, я ответила бы: «Шанталь».

— Почему же?

— Прежде всего потому, что она эгоистка и занимается только своими личными делами, а они у нее такие мелкие. Затем потому, что ей нечего сказать, и говорит она очень плохо. Нет, не возражайте. Вы разве когда-нибудь слушали ее как следует? Нет, дорогой! Мужчина, даже влюбленный, никогда не слушает. Между тем до нее совершенно не доходит ваш талант. Вы ведь, Франсис, талантливы, с этим все согласны. Шанталь — единственная женщина, которая утверждает, что ваши книги ничего не стоят.

Он с легкой иронией покачал головой.

— Не надейтесь, Соланж, я все равно не поверю.

— Дорогой, вы можете сколько угодно качать головой — у меня есть свидетели. Не далее как вчера вечером мы говорили здесь о вас со Шмиттами, и она сказала — это я вам дословно передаю: «Бедняга, он очень мил, но его последний роман переходит всякие границы пошлости».

— Вы сами слышали?

— Своими собственными ушами. Можете быть уверены, что я ее хорошенько отчитала. И Шмитт тоже. Впрочем, всем понятно, почему она говорит такие вещи. Догадываетесь?

— Ни о чем я не догадываюсь, — с трудом выдавил Франсис Бертье, мучительно покраснев.

— Да просто-напросто потому, что так говорит этот сноб Манаго, для которого существует только Кристиан Менетрье и тому подобные нудные умники, понятные одним лишь избранным. У Шанталь сроду не было ни единого своего суждения. Она всегда зависит от тех, кого любит.

— А вы думаете, что она любит Манаго?

Соланж положила свою красивую руку на запястье Бертье.

— Вы меня разыгрываете, Франсис? Не станете же вы уверять, что не знаете того, что известно всему свету? Не знаете? Господи, как он побледнел… Право, мой бедный друг, я ужасно огорчена. Вот сами скажите, ведь не могла же я думать, что романист, человек искушенный, присутствует при такой явной интрижке и не замечает ее. Это очень мило, это даже трогательно. Ну, Франсис, дорогой, не делайте такого лица. У вас отчаянный вид. Неужели только из-за того, что вы узнали, какая Шанталь стерва? Вот уж новость так новость! И не думайте, пожалуйста, что я буду мучиться угрызениями совести, что благодаря мне человек вашего масштаба не даст больше себя дурачить женщине, которая его недостойна. Имейте в виду, я прекрасно понимаю, что художник не может придерживаться мещанского кодекса супружеской морали. Ваша малышка Жюльетта восхитительна…

— Соланж, не станете же вы мне говорить, что и Жюльетте…

— Да нет, боже ты мой, нет! Бедная девочка, вот уж кто вас обожает. Но именно из-за этого обожания она не может вам дать того, в чем нуждается ваше искусство, — остроту, волнение, наконец, драму жизни, которая составляет предмет ваших произведений. Я Жюльетту очень люблю, однако должна беспристрастно признать, что одна она не в состоянии заполнить вашу жизнь. Но зачем выбирать какую-то Шанталь? Вокруг вас найдется не одна женщина, которая была бы горда и счастлива быть поверенной ваших мыслей и, если ей посчастливится подняться до этого, вашей вдохновительницей. Я вот вспоминаю, чем я была для бедного Роберта, когда он начинал. «Молитва в Удайя»… Это ведь я подсказала ему идею. Видеть, как твоя мечта превращается в творение человека, которого ты любишь! Ах, Франсис, вы не представляете себе, сколько в этом для женщины опьяняющего! Это изумительно… Увы! С тех пор, как Роберта убили, я ни разу не испытывала этого счастья.

Она провела пальцем по ресницам, как бы смахивая слезу. В эту минуту Вилье вошел в гостиную и неожиданно повернул выключатель.

— Летучие мыши нас замучили, — сказал он, — и вечер не очень теплый. Я думаю, миссис Логенберри здесь будет лучше. Я велел закрыть ставни.

— Ты прав, дорогой, — ответила Соланж, вздрогнув от резкого света.


Спустя три дня Соланж позвонила Франсису по телефону:

— Милый Франсис, надеюсь, я не помешала вам работать? Вы работали? Я очень огорчена… Впрочем, нет, я не огорчена, мне надо было услышать ваш голос… Да, правда-правда, наш недавний разговор меня разволновал. Вы себе не представляете, Франсис, насколько… Что вы говорите?

— Ничего, — засмеялся Франсис.

— Вы не знаете, что вы для меня значите, Франсис. Вы мой идеал, учитель, пастырь. Мой муж, конечно, мне друг, и он мне очень предан, но всем известно, что женщины его интересуют мало. Большой писатель, который понимает их, как вы, — это изумительно. Ну и вот, я придумала себе мечту. Вы сейчас мне скажете, осуществима ли она. Жак двенадцатого уезжает на уик-энд в Бельгию. Я хотела бы, чтоб вы приехали в это время в Марли. Мы с вами будем наедине и сможем, если захотите, болтать всю ночь. Обсудим основательно все проблемы… Что вы на это скажете, дорогой?

— Ничего, — ответил Франсис.

— Я знаю, что есть Жюльетта. Бедная девочка! Я люблю ее всем сердцем. Но я как раз о ней и хотела с вами поговорить. Уверена, что она это отлично поймет.

— Любопытно, — сказал Франсис.

— Что это вы, дорогой? Мне почудилась какая-то жесткость, какая-то насмешка в вашем голосе. Простите, если я сказала что-то не то. Я просто в отчаянии. Чувствую себя виноватой, хотя и не знаю в чем.

— Правда?

— Правда… Если я что-нибудь сделала не так, объясните мне, дорогой. Я постараюсь исправиться… Я хочу быть воском в ваших руках. Приедете в Марли?

— Нет, — ответил Франсис.

— Нет? Но почему? Вы провели бы два восхитительных дня, я бы уж позаботилась. Вас это не соблазняет? Да что с вами, Франсис? Я чувствую, что вы где-то далеко-далеко.

— Я вам это скажу при встрече, — заключил Франсис. — Если позволите, я загляну к вам на минутку во второй половине дня. Вы будете дома часов в шесть?

— Буду, раз вы говорите, что придете. С кем бы я ни договаривалась, ради вас я с радостью все отменю. Франсис, алло! Алло!..

Он повесил трубку.


Он застал ее одну. Она встретила его молча, покорным взглядом, вопросительным и грустным. Он уселся с непринужденным, почти вызывающим видом и некоторое время разглядывал ее, не нарушая тишины. Продолжая вопрошать его взглядом, она протянула ему сигарету, себе взяла другую.

— Ну так что же, Франсис? Вы сообщите мне наконец свой приговор? Не знаю, какое преступление мне приписывают, какой грязью меня облили…

— Никто, Соланж, не обливал вас грязью. А сказать я хочу вам вот что. Две недели тому назад я намекнул вам, что хотел бы встретиться в Марли с Шанталь. Вы тотчас пригласили меня вместе с нею. Как это выглядит по отношению к Жюльетте?

— Вы забываете, Франсис, что тогда я очень мало знала Жюльетту, а Шанталь — моя лучшая подруга.

— Постойте! Жюльетта приходит к вам. Она делится с вами своими опасениями, вы обещаете ей поддержку. Вы отменяете приглашение Шанталь, а через три дня с самой изощренной жестокостью изничтожаете ее в моих глазах. Как это выглядит по отношению к Шанталь?

— Ну это уж слишком, Франсис! Можно подумать…

— Постойте! Видя, что я собираюсь оставить Шанталь, вы предпринимаете попытку впрячь меня в свою колесницу. А как же все-таки быть с Жюльеттой?

Соланж закатилась нервным смешком:

— Да это просто смешно, Франсис! Кто первый повел себя предательски в этой истории, если не вы? Как? Вы меня просите оказать вам любезность, и вы же меня в ней упрекаете. Вы глупо обманываете свою жену, а я виновата перед ней? Я стараюсь освободить вас от стервы и выслушиваю за это одни попреки? Это уж ни в какие рамки не укладывается, дорогой мой!

— Я и не думаю, Соланж, обелить себя за ваш счет. Да, я виноват, и очень виноват, перед Жюльеттой, и я попробую искупить свою вину, вернувшись к ней, вернув ей мою верность. Но согласитесь, что, увлекая меня в Марли, где я был бы с вами наедине, вы плохо сдержали обещание, которое ей дали.

Она пустила через нос длинную струю дыма, потом улыбнулась, став вдруг нежной и ласковой:

— Может быть, вы правы. Мне не пришло в голову так на это взглянуть. Уверяю вас, что, когда Жюльетта была у меня, я всем сердцем хотела сделать доброе дело. Мне, между прочим, от Шанталь в жизни гораздо больше проку, чем от Жюльетты. Но мне просто стало жалко вашу жену, Жюльетта слишком уж неумела. Она рассказывала мне о вас такие вещи, что у меня возникло желание узнать вас поближе. Я проговорила с вами целый вечер в темноте. Что вы хотите, дорогой мой? Я женщина, до кончиков пальцев женщина, я не деревянная.

Она положила руку на руку Франсиса, который живо ее отдернул.

— Как он меня боится! — воскликнула она и снова засмеялась. — Да успокойтесь вы, неофит верности. Я ведь не жена Пентефрия. Вам нечего пугаться.

Они провели еще час в дружеской беседе. Расставаясь с нею, Франсис спросил как бы невзначай:

— Скажите, Соланж, то, что вы тогда говорили о мнении Шанталь насчет моей книги, — это правда? Или это еще одна из ваших штучек?

— Ох уж эти авторы, — сказала она. — Это единственное, что его по-настоящему задело за живое. Увы, мой дорогой, я в отчаянии: это правда.



Рисунок О. МЫЛЬНИК


Через несколько дней Жюльетта пришла поблагодарить Соланж.

— Какая вы добрая! И как вы ловко все устроили! Я не поверила бы, что это возможно. Франсис снова стал для меня тем, кем был до всего этого. Про Шанталь больше и речи нет.

— Разве я не обещала вам, милочка? — торжественно сказала Соланж. — Я очень хорошая подруга, у вас еще будет случай убедиться в этом!

И они поцеловались.

Перевела с французского Эда БЕРЕГОВСКАЯ