Обещания и Гранаты
Сав Р. Миллер
Описание
Елена
Для большинства Кэл Андерсон - злодей.
Предвестник смерти, хранитель душ, завсегдатай ночных кошмаров.
Доктор Смерть. Воплощение Аида.
Они говорят, что он украл меня.
Убил моего жениха и заполнил трещины в моем сердце пустыми обещаниями.
Оставил свои багровые отпечатки пальцев на моей душе и попытался освободить меня.
Сами по себе они не ошибаются.
За исключением того, что это был мой выбор - остаться.
Кэл
Для большинства Елена Риччи невинна.
Богиня весны, любительница поэзии, ангел моих кошмаров.
Малышка. Персефона, олицетворенная.
Они говорят, что я погубил ее.
Разрушил ее добродетель и поглотил ее душу, как сочный гранат.
Вложил свое зло так глубоко, как только мог, и попытался освободить ее.
Сами по себе они не ошибаются.
За исключением того, что это она погубила меня.
Материал принадлежит группе
Копирование материалов строго запрещено.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
История Кэла и Елены - это мрачный современный роман, основанный на сюжете и персонажах мифа об Аиде и Персефоне.
Пожалуйста, имейте в виду, что это не фантазия, исторический роман или буквальный пересказ.
Эта книга - мрачный роман, а это значит, что она включает в себя множество триггеров, таких как графическое насилие, откровенные сексуальные сцены и другие зрелые ситуации.
Если вы не читаете этот жанр, я не советую читать дальше.
Обещания и гранаты - это полнометражный, взаимосвязанный автономный проект. Здесь будут сюжетные моменты и побочные истории, которые не будут закончены сразу и которые проходят через всю серию.
Хотя "Обещания и гранаты" являются самостоятельной книгой, чтение приквела может улучшить ваше понимание (хотя перед этой книгой ничего не требуется читать).
ЧИТАЙТЕ "СЛАДКИЙ ГРЕХ"
Я надеюсь, вам понравится история любви Кэла и Елены.
Рекомендуется соблюдать осторожность читатель.
Для моего тринадцатилетнего "я". Твоя одержимость греческой мифологией, плохими парнями и любовными романами в конечном итоге привела тебя сюда.
Я так горжусь тобой.
Мы должны принести собственный свет во тьму.
Чарльз Буковкси
ПЛЭЙЛИСТ
“Pomegranate Seeds” - Julian Moon “love race” - Machine Gun Kelly, Kellin Quinn “Forever Yours” - Grayscale
“She’s A God” - Neck Deep “Goddess” - Jaira Burns
“Gossip” - Sleeping With Sirens “Massacre” - Kim Petras
“Devil I Know” - Allie X
“Pomegranate Seeds” - Julian Moon “love race” - Machine Gun Kelly, Kellin Quinn “Forever Yours” - Grayscale
“She’s A God” - Neck Deep “Goddess” - Jaira Burns
“Gossip” - Sleeping With Sirens “Massacre” - Kim Petras
“Devil I Know” - Allie X
Чтобы прослушать плейлист, нажмите здесь :)
Пролог
Кэл
С детства я привык к тишине.
К такой, какую можно найти в сонных больничных палатах, спрятанную между тусклым прерывистым писком электрического монитора и постоянным капанием капельницы.
С каждым вторжением, когда медсестры входили, чтобы взять кровь, или члены семьи приходили, чтобы предложить мнимую моральную поддержку, мое тело жаждало пустоты.
Я влюбился в ее неподвижность — спокойствие, которое она обеспечивает, секреты, которые можно спрятать в ее глубинах.
Научился искать ее во времена хаоса, силу, в которой можно заземлиться.
В конце концов, это стало необходимостью. Самая трудная зависимость, которую нужно обуздать.
Навязчивая идея.
Это...состояние.
Мои сверстники в колледже, а позже и мои коллеги, назвали это психологическим расстройством. Говорили, что в моем мозгу короткое замыкание при определенных стимулах - иногда просто при существовании стимулов вообще.
Я чувствовал, что это делает меня слабым.
Дисфункциональный.
Таким образом, я жаждал отдушины. Где--нибудь, куда я мог бы пойти и не потеряться в отсутствии шума. Там, где насилие, закодированное в моей ДНК, могло быть удовлетворено, части меня, жаждущие смерти и разрушения, были удовлетворены.
Работа на Рафаэля Риччи, дона бостонской — в свое время — главной криминальной семьи, никогда не должна была быть постоянной. Он забрал меня с улицы и пообещал роскошную жизнь, если только я смогу немного запачкать руки.
Но, как и все остальное, все вышло из-под контроля, как снежный ком.
Я понял, что мне очень нравится вкус жестокости на моем языке.
Нравится то, как он расцветает, как цветок, вырастающий из земли, разжигающий насилие, как никто другой.
Отчаяние, облегчаемое только ощущением чужого сердца, пульсирующего под подушечками пальцев, — трепет, нежный и в сущности человеческий, застывший и ошеломленный на моем пути.
Желание, подавляемое только окровавленными руками и искалеченными ими телами — моими руками, той самой парой, поклявшейся в исцелении.
Я позволил самым темным желаниям жить внутри меня, проявляясь в моих обязательствах перед организацией, в которую я вступил еще до того, как понял, что делаю, позволяя себе пройти из-за порядочности моей повседневной работы.
Предполагалось, что этого будет достаточно.
Моральные принципы, о которых я не задумывался дважды, пока границы не стали слишком четкими, чтобы я мог их различать.
До Елены.
Самый запретный из плодов.
Персефона моему Аиду, как меня называли некоторые. Весна в мире, полном смерти и разрушений.
Женщина, которую я презирал, пока не обнаружил, что ослеплен новой навязчивой идеей.
Пока я не попробовал ее на вкус — влажную эссенцию ее упругой кожи, привкус ее возбуждения, блестящий на кончиках ее пальцев, соль ее слез, когда я разрушил последние остатки ее невинности.
Знает ли она об этом или нет, но в ту ночь она отдалась мне.
Отдала свою душу под видом выбора.
И хотя я ушел так, как обычно уходит Смерть — тихо, до рассвета, — в мои намерения никогда не входило не возвращаться и не забирать вновь.
ГЛАВА 1
Кэл
Стиснув зубы до боли в челюсти, я пристально смотрю на своего босса, пока он потягивает из кружки дымящийся чай, просматривая видео, воспроизводимое на его компьютере.
Звук его губ, всасывающих жидкость, действует мне на нервы, как тупой нож, режущий тупым лезвием. К тому времени, как он толкает листок бумаги в мою сторону, ставит кружку и снимает очки, я представляю себе все способы, которыми мог бы убить его.
Передозировка инсулина была бы самым простым и чистым способом — тем более, что он держит свой измеритель и шприцы в правом верхнем ящике стола незащищенными.
Хотя, я полагаю, большинство мужчин в нашем мире не стали бы тратить время на изучение методологии убийства; все хотят быстрых решений и оставленных тел, и им все равно, можно ли отследить их преступления, потому что они все равно финансируют местную полицию.
Все, о чем они заботятся, - это сохранение своей власти. Их предел.
А передозировка не приносит удовлетворения.
Не так, как разрезать чью-то грудную полость, сломать и вскрыть грудную клетку, разорвать бьющееся сердце, в то время как жизнь вытекает кровью из их глаз.
Есть что-то волшебное в том, чтобы держать чужую жизнь в своих руках. Своего рода симметрия, присущая природе, когда предоставляется возможность обречь зверей на ужасную судьбу или вместо этого исцелить.
Они полностью в твоей власти.
Сила, которую такие, как Рафаэль Риччи, даже представить себе не могут — вот почему у него есть я.
Наконец, проведя рукой по чисто выбритой челюсти, Раф снимает очки с носа и откидывается на спинку кожаного кресла, глядя на меня снизу вверх. Его темные глаза пусты, когда они изучают меня, не давая даже намека на то, что происходит за ними.
Перекинув одну ногу через колено, сжимаю сустав рукой в перчатке и жду. После почти двадцати лет совместной работы я уверен, что он понимает, что я не лихорадка, от которой можно вспотеть.
Если он хочет сидеть в тишине, пока один из нас не расколется, я подыграю.
На кону всего лишь жизнь его дочери.
Щелкнув пальцами, Раф жестом велит двум здоровенным охранникам в комнате удалиться, толстое золотое кольцо на его большом пальце поблескивает в верхнем освещении. Он лезет в ящик стола, вытаскивает графин с гербом Риччи и два хрустальных стакана.
Не говоря ни слова, он наливает алкоголь в стаканы, толкая один в мою сторону, прежде чем поднести свой ко рту и сделать щедрый глоток. Который немного капает на воротник его белой рубашки, но он, кажется, не замечает.
Я кладу свою ладонь, держа ее выше колена, но не пью.
Вздыхая, он приподнимает бровь.
-Невежливо отказываться от гостеприимства своего босса.
-Не тогда, когда мой босс знает, что я пришел сюда не ради
гостеприимства.
Допив остальное, он с грохотом ставит стакан обратно на деревянный стол, вытирая рот тыльной стороной рукава с манжетами.
-Зачем ты пришел сюда, Андерсон? До сих пор ты в самом деле
ничего не сказал.
-Видео говорит само за себя, не так ли?
-Я вижу, как ты трахаешь мою старшую дочь в моем доме, хотя она
была помолвлена с кем-то с момента своего зачатия.
Моя кровь закипает при мысли о руках другого мужчины на ее мягкой, податливой плоти, его губах на ее губах, его ДНК там, где моя впервые осмелилась оказаться. Обхватив стакан рукой, я сжимаю его до тех пор, пока мои пальцы не онемеют, сдерживая реакцию.
Зная, что не могу позволить себе потерять контроль.
-Ну, мы все знаем, что верность - не совсем сильная сторона Риччи.
У него сводит челюсть, но он не заглатывает наживку. Возможно, потому, что не знает, чей роман я имею в виду — его или его жены. Или, возможно, потому, что это на самом деле не имеет значения, поскольку опровержение моего утверждения не сделает его менее правдивым.
-Елена не такая, как все мы, - говорит он, бросая взгляд на ее
фотографию в рамке на углу своего стола. На нем она одета в свою школьную шапочку и мантию и лежит в поле цветов, а на переднем плане Академия Фонбонна.
Картина академического успеха, хотя она, вероятно, уже тогда знала, что ее мечты о высшем образовании и карьере будут недолговечными.
Трудно преследовать личные интересы, когда твои средства к существованию зависят от того, придерживаешься ли ты определенных обязанностей.
Хотя это не помешало ей преследовать меня.
Пожав плечами, я наклоняюсь вперед и ставлю стакан на деревянную поверхность, доставая из кармана плаща письмо, спрятанное внутри. Вытаскивая его, я разглаживаю его по штанине и поднимаю, чтобы он увидел.
-Не имеет значения, если она хуже или лучше. Это письмо, которое я получил в доме, что снимаю на другом конце города, - говорю я. - Не отправлено по почте и не оставлено в бесплатной клинике, в которой я работал. Его просунули прямо в почтовую щель на входной двери дома, что означает...
-Тот, кто доставил его, хотел отправить сообщение. - Раф потирает
подбородок тыльной стороной ладони, просматривая конверт. - Тебе не нужно, черт возьми , объяснять мне, как работает шантаж, Кэл.
Хлопнув письмом по столу, я пододвигаю его к нему.
-Отлично. Значит, тогда мне также не нужно объяснять, что если они не боятся подойти ко мне, они, конечно же, не постесняются подойти к Елене.
-Мне нравится думать, что мое имя имеет гораздо больший вес в
Бостоне, чем твое, - говорит он.
-Но не имеет. - Его лицо краснеет, раздражение нарастает с каждым
новым словом, слетающим с моих губ. - В свое время, конечно. Но потом ты стал небрежен, и теперь твой главный источник власти исходит от союзов.
-Осторожно, Андерсон. - Тыча пальцем в мою сторону, он наклоняется вперед, метафорическая шерсть на его шее встает дыбом от гнева. - Ты ступаешь по очень тонкой грани между правдой и неуважением, сынок.
Внутренне содрогнувшись от этого прозвища, я снова пожимаю плечами, не обращая внимания на его тактику запугивания.
Ты не можешь победить то, что тебя не боится, а у нас всегда было наоборот.
-Дело в том, - продолжаю я, игнорируя его. - Автор письма очень
четко излагает, чего они хотят, и как будут действовать, если они этого не получат. Ты готов к тому, что вся твоя операция будет раскрыта?
-Пожалуйста. Федералы не станут вынюхивать, если только местная
полиция не даст им для этого повода, и у нас не будет с ними никаких проблем. Они склонны к сотрудничеству.
-Я говорю не о копах. Но поскольку другие семьи, с которыми ты
ведешь бизнес, предположительно придерживаются строгого запрета на наркотики с восьмидесятых, сомневаюсь, что им понравится слышать о том, что ты делаешь в Мэне с Монтальто.
Сглатывая, загорелая кожа Рафа слегка краснеет, и он снова смотрит на экран компьютера.
-Я не могу отдать им Елену.
Постукивая костяшками пальцев по его столу, я киваю.
-Это твои похороны.
Поднимаясь на ноги, я провожу руками по переду своего костюма и застегиваю черный пиджак. Выхватываю флешку из того места, где она торчит сбоку монитора, засовываю ее в карман и поворачиваюсь на каблуках, чтобы уйти.
Разочарован, но не удивлен. Есть несколько вещей, которые волнуют бывшего короля преступного мира Бостона, кроме его имиджа. Очевидно, безопасность его дочери также находится под угрозой, что заставляет мой желудок скручиваться, когда я подхожу к двери.
Я надеялся поступить проще, и весь мой план, моя свобода, зависели от его желания защитить семью. Теперь мне нужно пересмотреть свой следующий шаг.
Я едва толкнул дверь и переступил порог, когда Раф прочищает горло позади меня, заставляя меня остановиться. Я не оглядываюсь, ожидая увидеть, был ли это намеренный звук, моя ладонь на одном уровне с замысловатым дубом передо мной.
-Что… - Он замолкает, и я поворачиваю голову в сторону, глаза
фокусируются на стене, где висит массивная копия Давида Микеланджело, сочетающая религию Рафа с тем, что он презирает больше всего: искусством.
Вот что вселило мятежный ген в его дочь.
И привело ее ко мне.
-Не трать мое время, Риччи, - предупреждаю я, начиная терять
терпение из-за тишины, последовавшей за его половиной предложения. Я перехожу границы дозволенного, но знаю, что он ничего с этим не сделает.
Как можно управлять Смертью, когда она знает каждую твою слабость?
Выдохнув, он пытается снова.
-Ты мог бы защитить ее.
Моргая, мой желудок сжимается, как тропический шторм, я делаю шаг назад и закрываю дверь, медленно поворачиваясь к нему лицом снова. Я бросаю взгляд на фотографию на его столе, чувствуя, что на мгновение теряюсь в ее пристальном взгляде цвета капучино, прежде чем кивнуть.
-Мог бы.
Он постукивает пальцем по подбородку, затем опускает обе руки на стол, задумчиво покручивая кольцо на большом пальце.
-Что будем делать с Матео? Он не отдаст ее без боя.
Удовлетворение поселяется в моем костном мозге, вызывая головокружение. Почти опьяняющее.
-Я позабочусь о нем.
Глаза Рафа сужаются, снова изучая меня, и он цвыкает зубами; сосущий звук - шок для моей системы, триггер, которого я не ожидаю, и тревога наполняет мою кровь, прежде чем у меня появляется шанс ее контролировать.
Реакция последовала незамедлительно, и ее актуальность возрастает по мере того, как он продолжает чистить виниры языком. Мои плечи напрягаются, мышцы сжимаются , когда яростная потребность прекратить звук захлестывает меня, затуманивая зрение.
И на мгновение я вижу, как он обмяк в кресле с пулевым ранением, разрывающим плоть и кости на лбу. Вижу себя покрытым его кровью, когда срезаю хрящи и кожу с его ушей, собирая их, как фермер, приносящий овощи.
Его голос отрывает меня от этого эпизода, и я выныриваю, отгоняя навязчивую мысль, пока мое тело пытается приспособиться к реальности.
-Я знаю, что ты ничего не делаешь для меня бесплатно, - говорит
Раф. - Чего ты хочешь?
Глубоко вдыхая, впитывая аромат несвежих сигар и дорогого ликера, я подавляю угрожающую ухмылку на своих губах. Мой пульс учащается, облегчение сменяет порыв насилия.
Мои мысли возвращаются к стихотворению, которое я когда-то оставил Елене, обещание и угроза в одном флаконе.
Я просто не знал этого в то время.
Он, почти в одно мгновение, увидел ее, оценил ее, взял ее: так
быстро, как скоротечна любовь.
Изнасилование Прозерпины.
Не любовь, а нечто гораздо более зловещее и смертоносное, в данном случае.
Я думаю о фотографии, прожигающей дыру в моем бумажнике — карие глаза, такие же, как у меня, длинные черные французские косы. Боль вспыхивает в моей груди при мысли о ней, подтверждая мое решение, когда я вспоминаю о том, кто за этим стоит.
Если я хочу получить хоть один шанс на отношения с моей давно потерянной сестрой, это единственный способ.
Встречаясь взглядом с Рафом, я поднимаю брови.
-Душу Елены.
ГЛАВА 2
Елена
Большинство девочек, которых я знала в детстве, фантазировали о свадьбах своей мечты.
Моя младшая сестра Ариана мечтала о мягких пастельных тонах и девственно-белом цвете, несмотря на то, что была совсем не такой. Годы занятий балетом означали, что она точно знала песню и танец, на которые пригласила бы нашего папу, и выглядела бы при этом потрясающе.
Даже Стелла — самая младшая и умная дочь Риччи — писала меню на листе бумаги, используя его в качестве закладки для своих учебников.
Я же планировала свои похороны.
До сегодняшнего дня мое видение мраморной шкатулки и букетов георгинов и лилий казалось не более чем несбыточной мечтой. Иллюзия, которую я придумала, чтобы помочь смягчить унылую реальность, стоящую передо мной.
Однако теперь, когда я смотрю на свое отражение в зеркале, пока мама пытается застегнуть на мне платье, понимаю, что, возможно, эти два события являются синонимами.
Мой брак с любимым изменчивым плейбоем Бостона Матео де Лукой знаменует конец жизни, какой я ее знаю.
-Duo mio! (п.п.: от итал. Боже мой) Втяни его , Елена, - огрызается
мама, прижимая свой локоть к моему бедру, когда тянет. - Ты только примерила это платье две недели назад, как это возможно, что ты уже набрала столько веса?
Жар заливает мои щеки от ее вопроса, стыд пронзает кожу, как тупое лезвие лезвия.
-Это всего лишь пара фунтов, - говорю я, все равно пытаясь
подчиниться, вдыхая так глубоко, как только могу.
-Наверное, просто стресс или вода, - говорит моя тетя Анотелла,
сидя на краю кровати и грызя клубнику в шоколаде с тарелки с обедом, которую мне доставили. - Или все это время она проводит, уткнувшись носом в книгу.
-Или она уже расслабилась. Дети в наши дни больше не переживают фазы медового месяца. - Нонна(п.п.: от итал. бабушка), моя бабушка по отцовской линии, входит в комнату как раз вовремя, с ярко-синей подарочной коробкой в руке.
-Объясни, Фрэнки.
Нонна пожимает плечами.
-В мое время женщина ждала по крайней мере несколько лет, прежде
чем позволить себе расслабиться. Теперь они относятся к поддержанию формы как к опции, а потом удивляются, почему половина страны в конечном итоге разводится.
Напевая, мама делает последний рывок, вырывая дыхание из моих легких. Отступая назад, она убирает прядь темных волос с лица, пыхтя от приложенных усилий.
-Вот. Хорошо, что мы выбрали кружевные завязки, а не молнию.
Покраснев, я бросаю взгляд на себя в платье с рукавами — гладкое, плоское пространство моего живота, чрезмерное декольте, которое, как я знаю, скрыто под консервативным платьем, потому что Ариана настояла, чтобы я его надела.
-Это первый раз, когда Матео увидит тебя обнаженной, - сказала она,
улыбаясь мне из отдела нижнего белья магазина для новобрачных. - Заставь его съесть свое сердце.
По правде говоря, единственный человек, у которого я заинтересована в том, чтобы вызвать внутри что-то вроде ревности, скорее всего, даже не появится на церемонии.
В любом случае, он не увидит, что под платьем. Только не снова.
Скрестив руки на груди, я отворачиваюсь от своего отражения, от смущения у меня сводит живот. Пот стекает по спине и вдоль линии роста волос, а я занята тем, что проверяю таблицу рассадки, убеждаясь, что каждый гость учтен.
Нонна подходит, облизывает подушечку большого пальца и проводит им по моей скуле.
-Анотелла, возьми свою косметичку. Нам нужно будет держать ее
поблизости, если она продолжит все стирать.
Моя тетя спешит из комнаты, на мгновение открывая главный зал поместья де Лука. Обслуживающий персонал суетится, когда дверь возвращается на место, в воздухе витает тяжелый запах омара и соуса маринара, от которого у меня урчит в животе.
Я не ела со вчерашнего ужина, и теперь, когда мой вес, похоже, вызывает беспокойство, уверена, что если попытаюсь тайком перекусить перед церемонией, мама, скорее всего, оторвет мне голову.
Боже упаси, чтобы в день моей свадьбы хоть один волосок был не на месте, если только он не уложен так ее собственной рукой.
Однако имидж всегда был самым важным для моей семьи, особенно в последние годы, когда количество организованной преступности сократилось. Она все еще существует, но с ограниченным участием — за ширмами, скрытая в тени. Папа и его люди, наряду с другими семьями по всей стране, должны быть более умелыми в том, как они ведут бизнес.
-Контролируйте повествование, - всегда говорит папа. - Таким
образом, вы контролируете историю.
Если люди не считают вас жестокой преступной организацией, то у них нет причин сообщать о вас.
Вот почему меня выдают замуж за наследника ведущей медиа-фирмы Бостона, несмотря на то, что единственные чувства, которые я испытываю к своему будущему мужу, - это презрение.
Не то чтобы мои чувства имели значение, конечно.
Не в этом мире.
Все, что имеет значение для la famiglia (п.п.: от итал.семья) , - это то, что я не высовываюсь и выполняю свои обязанности. Помогаю им сохранить власть самым архаичным способом.
Вздыхая, мама кладет руки на бедра, оглядывая меня с головы до ног прищуренными глазами. Из трех дочерей Риччи я единственная, кто больше всего похож на красивая бывшую дебютантку Кармен — у нас одинаковые длинные темные волосы и золотистые глаза, в то время как мои сестры светлее, как папа.
Я знаю, что наше сходство влияет на то, как она смотрит на меня. Что она находит маленькие, незначительные вещи для критики, потому что уже слишком поздно исправлять их в себе.
Я бы хотела, чтобы это знание облегчило ее исследование меня, но... это не так.
-Хорошо, дамы. Давайте двигаться дальше. Нам нужно быть в церкви
через полчаса, - говорит Нонна, направляясь в ту сторону комнаты, где стоит поднос с обедом. Она берет оливку с серебряного блюда и бросает ее в рот, пачкая кончики пальцев ярко-розовой помадой.
-Ух, - стонет голос из зала. Стройная фигура Арианы внезапно появляется в дверном проеме, бледно- оранжевое вечернее платье, которое на ней, облегает тело балерины.
Зависть разрывает мою грудь при виде неё, высокой , гибкой и красивой, в то время как я стою здесь в своем свадебном платье, чувствуя себя гадким утенком. Я проглатываю этот факт, пытаясь избавиться от комментариев моей матери, которые повторяются в моем мозгу.
-Только не снова, - бормочет мама, заправляя выбившуюся прядь волос мне за ухо.
Нонна закатывает глаза.
-Ариана, ты можешь сделать что-нибудь еще, кроме как жаловаться?
-Нет. - Моя сестра моргает, ее глаза лани расширяются, когда она смотрит на меня. - Господи, эм, ты выглядишь великолепно.
Я благодарно улыбаюсь ей, чувство вины гложет меня изнутри. От чего именно, я не уверена.
-Чувствую себя фарфоровой куклой.
-Переживешь, - говорит мама, пренебрежительно махая рукой.
Усмехнувшись, моя сестра скрещивает руки на груди.
-Почему мы должны идти так рано? Гости прибудут только через два часа.
-Потому что, nipotina (п.п.: от итал. внучка), мы на дежурстве по установке. Как будто я доверяю кому-то в этом городе, чтобы свадьба моей первой внучки прошла как надо. - Нонна подмигивает, подходит к моей сестре и, обхватив ее рукой за талию, выводит из комнаты.
-Перестаньте. У вас было кое-что голубое… - Поджав губы, моя мама оглядывает комнату, ее взгляд останавливается на подарочной коробке, которую Нонна несла раньше.
Она подходит, снимает верх и достает диадему с прикрепленной вуалью. Я оборачиваюсь, когда она возвращается, наблюдая за ее шагами в зеркале. Ее пальцы касаются моего виска, когда она заправляет диадему в мои волосы, закрепляя ее шпильками, которые достает из кармана.
Собирая вуаль так, чтобы она ниспадала мне на плечи, по всей длине волос, она издает довольный визг и обнимает меня за плечи.
-Совершенство, - говорит она, сжимая меня. - Матео не поймет, что
на него нашло, когда увидит тебя у алтаря.
Предчувствие наполняет мой желудок, как цемент, затвердевая до тех пор, пока я не начинаю чувствовать боль от тяжести нерешительности.
-Для тебя это было так же? - тихо спрашиваю я, зная, что на нашей
внешности наше сходство не заканчивается.
-Что ты имеешь в виду?
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, колеблясь.
-Было ли такое чувство, что тебя вели на смерть?
Ее взгляд падает на ее пальцы, растопыренные на моей ключице, с различными кольцами. Она наклоняет голову, глубоко задумавшись, глаза расфокусированы, когда она, кажется, на мгновение задумывается.
-Ты найдешь способы смириться с этим, - наконец говорит она, целуя
меня в лоб. Когда отпускает меня и одаривает улыбкой, которая кажется вымученной и неуверенной; такой хрупкой, что может сломаться в одно мгновение, ее осколки разлетятся по полу в дребезги.
Прочищая горло, она складывает руки вместе и делает шаг назад.
-Вот так, figlia mia(п.п.: от итал.дочка). Ты готова стать чьей-нибудь
невестой.
Я бросаю взгляд на отражение, видя заложницу, запертую в элегантном белом платье, но все равно киваю.
-Теперь нам нужно идти ?
Мама кивает.
-Думаю, мы...
-Мисс Риччи!
Сотрудница обслуживающего персонала врывается в спальню, ее щеки, как у херувима, раскраснелись и почти такие же яркие, как и ее волосы. Она наклоняется, обхватив колени руками, пытаясь отдышаться, и поднимает руку, чтобы удержать нас на месте.
-Мистер де Лука просит вашего присутствия.
Я стискиваю зубы, раздражение покалывает кожу.
- Он не может увидеть меня до свадьбы, это плохая примета.
Кроме того, я не хочу проводить с ним больше времени, чем это абсолютно необходимо.
-Пожалуйста, мисс. Он плохо себя чувствует и говорит, что вы
единственная, с кем он будет разговаривать.
Вздыхая, я смотрю на маму, которая пожимает плечами.
-Мы все равно сами создаем свою удачу, верно? - Целуя меня в обе
щеки, она перекидывает сумочку через плечо и направляется к двери. - Позаботься об этом и встреться с нами в церкви как можно скорее!
Я смотрю на табличку с именем сотрудника — Марселин, написано большими печатными буквами — молча в течение нескольких секунд, задаваясь вопросом, является ли это еще одной уловкой Матео, чтобы спровоцировать меня на ссору, или что-то похуже. Тем не менее, я не хочу, чтобы он устраивал сцену и оттягивал неизбежное, поэтому следую за этой женщиной по коридору в спальню Матео.
Оказавшись внутри, я останавливаюсь, отмечая, что она так же похожа на комнату для гостей, как и та, которую я только что покинула; без намека на памятные или личные вещи, загромождающие стены или комод, как будто эта комната принадлежит призраку.
Или, понимаю я , когда нахожу Матео, сидящего на краю кровати, кого-то на пути к тому, чтобы стать им.
-Какого хрена? - шиплю я, спеша к нему.
Он хватается за живот, сгибается, чтобы яростно броситься в сторону пластиковой корзины для мусора, находящейся у него в руках
-Господи, Матео, что случилось?
Втягивая воздух, который звучит так, будто у него перехватывает горло, он смотрит на меня остекленевшими глазами, паника пронизывает его карие радужки. Глубокий багровый румянец ползет по его обнаженной коже, и его рука неловко вытягивается, ни за что не хватаясь, когда из него вырывается еще одна волна рвоты.
-Я слышал это пищевое отравление, - раздается голос откуда-то позади меня. - Хотя не похоже на настоящее.
Голос, который я знаю лучше, чем свой собственный.
Он ласкает мою кожу, его тепло пробегает по задней части моей шеи, говоря, что владелец близко.
-Что ты думаешь, малышка?
Блестящие капельки пота вдоль линии каштановых волос Матео, и корзина выпадает из его рук на пол, опрокидываясь на бок, когда он падает в конвульсиях.
Мой желудок сжимается, желчь подступает к горлу, когда рядом со мной материализуется голос, физическое проявление фантома, от которого я пыталась избавиться последние несколько недель.
Я молчу, страх сжимает все мое существо в своих когтях, сжимает до тех пор, пока я не становлюсь совершенно беспомощной, наблюдая, как мой жених корчится на кровати, хватая и пуская слюни.
Даже несмотря на то, что мужчина рядом со мной - врач.
Его присутствие говорит мне, что прямо здесь, прямо сейчас, он помощник моего отца.
Что это был удар.
Когда тело Матео ослабевает, его жизненная сила истекает из тела в течение нескольких минут, я наблюдаю за Кэлом Андерсоном со своего периферийного зрении, пытаясь отстраниться от человека, который когда-то меня заботил.
Мужчина, который лишил меня девственности восемь недель назад и бросил еще до восхода солнца, покрытой множеством шрамов.
Взъерошенные, чернильно-черные волосы зачесаны назад, как будто он провел много времени, укладывая их. Его челюсть достаточно остра, чтобы резать стекло, покрыта тонким слоем щетины и обрамляет костную структуру в стиле Адониса, в то время как темные глаза больше напоминают зло, которым он, по слухам, является.
Он возвышается надо мной, выше, чем кто-либо другой, кого я когда-либо знала, черный материал его дорогого костюма идеально облегает каждую мышцу и изгиб стройного, крепкого тела.
Его рука в перчатке поднимается, направляя сотовый телефон в мою сторону, и я понимаю, что он делает.
Почему меня вызвали сюда.
-Давай поболтаем.
ГЛАВА 3
Кэл
Мой член напрягается под брюками, когда Елена облизывает свои пухлые губы, ее мягкие глаза прикованы к трупу перед нами. Я пытаюсь сосредоточиться и сфокусировать взгляд на чем-нибудь другом, но не могу перестать вспоминать, каково это было, когда они принимали меня, сосали, как будто от этого зависела ее жизнь.
-Ты вернулся, - шепчет она.
Она моргает снова и снова, как будто не может до конца поверить в то, что видит.
-Неужели он...
-Мертв? - спрашиваю я, нажимая кнопку записи на своем телефоне,
чтобы остановить видео. Засовывая его в карман пальто, и киваю, наконец отрываясь от ее рта, чтобы заметить невидящий взгляд Матео. - Вполне. Уверяю тебя.
Замолчав на несколько ударов сердца, вижу, как плавно поднимается и опускается ее грудь, которая напрягается под белым кружевным материалом платья. Она более прикрыта, чем я когда ее видел в последний раз, платье чуть больше, чем оболочка, которая облегает , как вторая кожа, но почему-то она никогда не выглядела более распутной.
Возможно, дело в контексте: она, в свадебном платье, стоит над мертвым телом своего жениха. И все же ее единственная настоящая реакция была на меня, как будто его смерть не имеет для нее никакого значения.
Наклоняясь, она прижимает два пальца к яремной вене Матео, и мои плечи напрягаются, мысль о ее ДНК где-то рядом с ним заставляет меня нервничать. Не потому, что меня волнует, замешана ли она — в любом случае, через несколько часов это не будет иметь значения, — а потому, что я просто не хочу, чтобы она прикасалась к нему.
Диадема, запутавшаяся в ее волосах, колышется при движении, а тушь размазывается под веками, отчего она выглядит угрюмой и побежденной, хотя я знаю, что она совсем не такая.
Я присматривал за ней после того, как ей исполнилось восемнадцать, выполняя долг перед ее отцом, прежде чем позволил моей развращенности овладеть собой, уступив, когда она попросила меня погубить ее.
Поэтому я знаю все, что нужно знать о женщине передо мной: ее любимые стихи — "Маска анархии" Шелли и "Моя последняя герцогиня" Браунинга, а также то, что она предпочитает на завтрак — тосты из цельной пшеницы с арахисовым маслом и свежими фруктами — и что она любит учиться.
Будь ее воля, она бы изучала литературу, а не только то, как ее преподавать.
Я знаю о маленьком гранате, вытатуированном у нее под грудью, и сам провел по этой линии кончиком языка. У нее даже вкус фрукта, взрывной и совершенно завораживающий; такая сочность, в которую хочется вонзить зубы.
И черт возьми, неужели я это сделал?
Ее кровь такая же сладкая.
Я знаю, что ее тянет к темноте, наблюдая, как она нежится в тихом гуле звезд, когда лунный свет проливается на ее бледную кожу больше раз, чем я хочу признать.
Сейчас, изучая ее в смятении, я знаю, что она не расстроена смертью своего жениха.
Это мираж, каким бы ни был их брак. Обман для прессы, выставляющий ее отца в выгодном свете, одновременно уничтожающий изодранные остатки души, которую я сломил несколько недель назад.
Елена шмыгает носом, и на мгновение мне кажется, что она вот-вот разрыдается; я опираюсь на носки ног, готовый увести ее со сцены, прежде чем она впадет в истерику, но затем она скользит руками вниз по груди Матео, просовывая одну под борт его смокинга.
И я понимаю, когда она его откидывает, открывая пропитанную кровью рубашку под ним, что она не шмыгала носом - она чувствовала его запах.
Волна возбуждения пробегает по моему позвоночнику, поражая меня, как удар молнии, опаляя кости. Возможно, в конце концов, она не совсем добыча.
Возможно, моя маленькая Персефона действительно достойна своей судьбы.
Она смотрит на рану, изогнутая рукоятка моего ножа все еще торчит из этого места, и слегка качает головой.
-Страховка.
-Что?
Накладывая пиджак поверх этого места, она слегка пожимает плечами.
-Страховка, верно? Колотая рана? На случай, если что-то еще, что ты с ним сделал, не сработает.
Мой рот приоткрывается, чтобы опровергнуть ее утверждение, необходимость дистанцироваться от преступления - вторая натура в этот момент, но я этого не делаю. Нет никакой причины, если она уже знает, что это моих рук дело.
Часть меня — больная, встревоженная часть, которую я запихиваю в тайники своего мозга, — все равно хочет, чтобы она знала.
Хочет, чтобы она увидела, на что я способен, и что происходит с теми, кто бросает мне вызов.
Решение Матео провести эту свадьбу, даже когда я сказал ему найти выход несколько недель назад, было окончательным поступком. И так как я не мог позволить ему разрушить весь мой план, мне нужно было исключить его из уравнения.
Обычно я не так груб и небрежен в своих действиях; Мне нравится тратить свое время на изучение нюансов человека, на то, что заставляет его тикать, что не дает ему спать по ночам. Но его существование стало угрозой, и поэтому его нужно было устранить.
Я сожалею только о том, что не позволил ей участвовать в первоначальном отравлении.
Глубоко вздохнув, Елена вздергивает подбородок, поворачиваясь ко мне лицом. В отличие от большинства людей, которых я встречаю, у Елены никогда не было проблем с зрительным контактом. Она встречается со мной взглядом, как будто знает, что это именно то, чего я хочу, и не может не дать мне этого.
Я могу только надеяться, что через несколько мгновений она будет такой же податливой.
Она смотрит на меня так, словно видит под холодной, прогнившей внешностью расплавленное нутро; я двигаюсь вперед, мое тело становится объектом, пойманным в ее магнитное поле, теряясь в ее тепле.
Золотые радужки блестят, как расплавленная роскошь, и моя рука поднимается сама по себе, дотягиваясь до кончиков ее волос шоколадного цвета.
-Почему? - спрашивает она, и в этом единственном слове нет ни капли эмоций.
Это заставляет меня остановиться, мои пальцы едва касаются ее, когда падают обратно на мою сторону.
-Почему бы и нет?
-Это очень эгоистичный подход.
Мои брови удивленно выгибаются.
-Что заставило тебя подумать, что я совсем не такой?
Она усмехается, складывая руки на груди и засовывая ладони под мышки.
-Принимаю желаемое за действительное, я полагаю.
Позади нас медленно открывается дверь в спальню Матео, и в комнату просовывается голова моей сотрудницы со светло-клубничной головой. Марселин оглядывается вокруг своими широко раскрытыми голубыми глазами, затем проскальзывает внутрь со спортивной сумкой, перекинутой через плечо, и закрывает ее, когда подходит.
Взгляд Елены цепляется за фигуру моей экономки, когда та протягивает мне сумку, пылая безудержной яростью, хотя Марселин не смотрит дальше моей ключицы. Елена наблюдает, как бледные пальцы Марселины касаются моих, гнев волнами исходит от ее гибкого тела, восхитительно опьяняющий.
Ревность - это не то качество, которое я обычно ищу в женщине, но ее наличие в богине весны, стоящей передо мной, подобно свежей почве, готовой для того, чтобы я мог зарыться и пустить корни.
Это основа порочности, эта зеленая эмоция, и я планирую использовать ее, чтобы построить нас из ее обломков.
-Марселин, - медленно произношу я, когда моя экономка отступает.
Она делает паузу, нахмурив брови, вероятно, задаваясь вопросом, не собираюсь ли я дать ей еще одно задание сверх ее уровня оплаты. Я делаю мысленную пометку предложить ей премию и отпуск, зная, что и так слишком сильно ее втянул.
Но я понял, что лояльность - это небольшая цена, которую приходится платить за некоторых людей.
Вот как я попал в эту переделку в первую очередь.
Расстегивая сумку, лезу внутрь и начинаю вытаскивать оборудование для уборки, устанавливая его у кровати Матео. Сначала вытаскиваю нож из его груди, медленно извлекая его, чтобы не разбрызгать кровь, все еще льющуюся из его груди. Она опорожняется последним всплеском, выливаясь из раны на мраморный пол, и я проклинаю себя за то, что заранее не накрыл его пластиковым брезентом.
Носовым платком я протираю лезвие, затем легкомысленно жестикулирую в сторону Елены.
-Вы знакомы с моей будущей женой? - спрашиваю я Марселин,
наслаждаясь последовавшей за этим резкой тишиной.
Это то, что я изо всех сил стараюсь создать то, что рассекает воздух, как хлыст.
Наклоняясь, я вытираю кровь больничным чистящим раствором и одноразовыми полотенцами, затем бросаю их в мусорную корзину. Одним пальцем закрываю веки Матео, затем натягиваю одеяло до подбородка, подтягивая его по бокам.
Если бы вы не знали, а запах чистящего раствора перекрывал вонь в комнате, вы бы никогда не поняли, что он мертв.
-Прости. - Елена первая оправилась от моего утверждения. - Твоя
кто?
Как по команде, дверь спальни снова открывается, входит Рафаэль с лысым священником на буксире. Он прижимает Библию к груди и лучезарно улыбается Елене, когда видит ее, окидывая взглядом ее платье.
Я бросаю взгляд на Марселин.
-Есть ли шанс, что у нас есть что-то еще, что она может надеть?
Нахмурившись, она качает головой.
-Нет, сэр.
Вздыхая, я провожу рукой по волосам и поднимаюсь на ноги, сбрасывая кожаные перчатки. У меня не желания, чтобы Елена была в платье, предназначенном для кого-то другого, но полагаю, что выбора особого нет.
Снимая пальто, я бросаю его на кровать рядом с телом Матео, разглаживая лацканы пиджака. Отец говорит по-итальянски, улыбка на его румяном лице говорит о том, что он понятия не имеет, что происходит.
Вероятно, думает, что это церемония, для которой его наняли в первую очередь.
Елена смотрит на своего отца, затем на священника рядом с ним, прежде чем настороженный взгляд останавливается на мне. Ее глаза сужаются в маленькие щелочки, ноздри раздуваются, как будто она пытается заставить меня воспламениться.
-Что происходит? - спрашивает она, сжимая руки в кулаки по бокам.
Никто не отвечает сразу, по-видимому, ожидая моих объяснений. Кажется, чувствуя, что я собираюсь пошевелиться, Елена вздрагивает в ту же секунду, когдамои ноги начинают двигаться в ее направлении, она бросается к двери; я одновременно бросаюсь к ней, предвосхищая ее попытку убежать, ловя за талию обеими руками.
Прижимая ее спиной ко себе, пока нежная выпуклость ее задницы непристойно прижимается к моему члену, я разворачиваю нас так, чтобы мы оказались прямо перед священником, чьи глаза теперь широко раскрыты и смущены.
Он что-то шипит Рафаэлю, который качает головой и отвечает мягким, успокаивающим тоном. Я прижимаюсь губами к уху Елены, пока она борется с моей хваткой, очевидно, не подозревая, что именно ее боевой дух привлек меня к ней в первую очередь.
Чем сильнее она пытается вырваться, тем больше трется об меня задницей, тем тверже я становлюсь.
-Осторожнее, малышка.
Двигаясь вперед, я скольжу одной рукой вниз по ее животу, надавливая кончиками пальцев. Она делает небольшой вдох, несомненно, чувствуя признаки моей реакции, и немедленно замирает.
И даже зрители не помогают тому, чтобы подавить возбуждение, идущее на юг; во всяком случае, знание, что она полностью в моей власти, кажется, усиливает его. Одно неверное движение, и я унижу ее перед ее отцом еще больше, чем уже унизил.
Указывая на священника свободной рукой, я удерживаю ее прижатой ко мне другой.
-Какого хрена ты делаешь? - она шипит, прижимаясь плечом к моему подбородку. - Я не выйду за тебя замуж.
-Боюсь, у тебя нет выбора.
-Папа, - выдыхает она, умоляюще глядя на него. - Ты видел, что он
сделал с Матео, верно? Почему ты не прекратишь это?
-Даже если бы он захотел, уверяю тебя, он ничего не смог бы
сделать. - Бросив на священника злобный взгляд, я щелкаю пальцами, говоря ему, чтобы он продолжал.
-Мой отец - самый влиятельный человек в городе, - говорит Елена, обращаясь к священнику, когда он начинает свою речь.
Я фыркаю.
-Нет, это не так.
Раф напрягается, но я игнорирую. В любом случае, для него это не может быть новостью.
-Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать один из
величайших моментов жизни - соединение двух сердец в присутствии Бога. Здесь, в этой...комнате , мы являемся свидетелями брачного союза некоего доктора Кэллума Андерсона и мисс Елены Риччи.
Пауза. Священник колеблется.
-О Боже мой, - выдыхает Елена, снова начиная сопротивляться. -
Какого хрена? Прекрати это! Отпусти меня!
Зажимая ей рот одной рукой, я киваю священнику.
-Продолжайте, пожалуйста.
Он облизывает пересохшие губы, затем снова поднимает Библию, продолжая.
-Если у кого-то из присутствующих есть веские причины, по которым
эта пара не должна объединяться, говорите сейчас или навсегда замолчите.
Крики Елены отражаются от моего черепа, вибрации от ее горла проходят через мое предплечье. Я крепче сжимаю ее рот, двигаясь так, чтобы мой указательный палец слегка закрывал ее ноздри; она мычит и кричит, звуки приглушенные и прерывистые, пока не понимает, что ей не хватает воздуха.
Прерываясь на сдавленный крик, она замерает, ее лицо краснеет. Я приподнимаю бровь, наклоняя голову, чтобы заглянуть ей в глаза. Они дикие, пламя танцует в золотых кольцах, и часть меня хочет чувствовать себя виноватым из-за того, что вынудил ее к этому.
Из-за того, что краду ее из ее мира в свой, зная, что она действительно этого не заслуживает.
Но она в опасности, и мой план не может осуществиться по-другому, так что, по правде говоря, ни у кого из нас здесь нет выбора.
-Кэллум, ты клянешься доверять и уважать Елену? Смеяться и
плакать, любить ее преданно, в болезни и в здравии, и что бы ни случилось, пока смерть не разлучит вас? - спрашивает священник деревянным голосом.
-Клянусь, - говорю я, что-то сжимается в моей груди, когда я говорю
это, ложь горькая на кончике моего языка. Он повторяет ту же клятву для нее, и она качает головой, слезы наворачиваются у нее на глазах, рот все еще прикрыт. - Когда я уберу руку, я хочу, чтобы ты это сказал. Скажи, что да.
Ее глаза тяжелеют , слезы наворачиваются.
-Я помогаю тебе. Скажи, что да, - бормочу я достаточно тихо, чтобы
она могла услышать, - или я начну забирать людей, которых ты любишь, одного за другим. Матео был только началом, малышка. Следующим будет твой отец, если ты не сделаешь то, что я скажу.
Она хнычет, от этого звука мой член напрягается еще больше, и делает один-единственный вдох. Медленно я провожу рукой по ее подбородку, готовый наброситься, если она снова закричит.
Но она, кажется, обдумывает и вместо этого сосредотачивается на моих глазах, отказываясь отводить взгляд.
-Почему? - шепчет она, и я думаю о том, как она спрашивала то же
самое о Матео, как она, казалось, не осуждала, просто хотела знать мои рассуждения. Как будто каждое действие, даже самое отвратительное, можно объяснить, если достаточно постараться.
Я подцепляю большим пальцем ее подбородок, приподнимая ее голову, слова уже на кончике языке. Мои секреты умоляют раскрыться настежь, истечь кровью на полу ради нее, но я знаю, что не могу так рисковать.
Во всяком случае, пока нет. Не раньше, чем она станет моей.
Поэтому вместо этого я качаю головой, слегка улыбаясь ей.
-Почему бы и нет ?
ГЛАВА 4
Елена
Когда я была моложе, у меня была преподавательница, которая клялась, что наше мышление имеет бесконечную власть над нашей жизнью. Она жила и дышала идеей о том, что время - это не более чем социальная конструкция, и что люди обладают способностью создавать свои собственные реальности.
Она бы сказала, что люди состоят из энергии, и эта энергия обладает определенным магнетизмом, который притягивает как то, чего мы боимся, так и то, чего мы желаем, и что мы должны отражать ту жизнь, которую хотим, во вселенную, чтобы она могла привнести ее нам.
Кстати, не самый лучший образ для учителя католической школы.
И все же, стоя на пороге вечности, глядя в бездушные глаза человека, который преследовал меня во снах последние восемь недель, я не могу не задаться вопросом, было ли правдой то, что сказала сестра Маргарет.
В течение нескольких недель после того, как Кэл оставил меня одну в спальне, мне, должно быть, дюжину раз снилось, что он вернется, чтобы украсть меня у Матео, хотя дальше этого дело не пошло.
Возможно ли, что мои кошмары превратились в реальную жизнь?
Я бросаю взгляд на папу, который, кажется, смотрит куда угодно, только не на меня, пока священник продолжает свою речь о любви, цитируя послание к Коринфянам, как будто не очевидно, что этот союз - фарс. Ради всего святого, Кэл все еще одной рукой обнимает меня за талию, другой сжимает мое горло, и все же мы все ведем себя так, как будто это нормально.
Как будто он просто угрожал моей семье, если я не соглашусь.
Предательство обжигает заднюю часть моего горла, жидкий огонь прокладывает дорожку вниз по грудине, и я снова напрягаюсь в его объятиях. Игнорируя твердую длину, вдавливающуюся между моих ягодиц, и то, как это заставляет мои бедра сжиматься, я пытаюсь высвободить руку.
Он усиливает хватку, раздавливая мою тазовую кость, и я вздрагиваю. Отведя руку назад, провожу большим пальцем по его ноге, впиваясь ногтями в бедро, пока кончики моих пальцев не немеют.
Единственное доказательство того, что он вообще замечает мое прикосновение, появляется, когда он заставляет меня слегка наклониться, сильнее прижимая свой таз к моей заднице; он такой твердый, что я могу прочувствовать всю его эрекцию, горячую и пьянящую, когда она движется в пространство между ягодицам, слои одежды совсем не сглаживают этого факта.
Его рука на мгновение покидает мое горло, вызывая странное, пустое ощущение. Он отрывает мои пальцы от своей ноги и отталкивает мою руку в сторону, прежде чем схватить меня чуть ниже челюсти, слегка наклоняя мою голову вверх.
-Сделай так снова, - выдыхает он мне в ухо, в его голосе слышится
легкое напряжение. - И я трахну тебя у всех на глазах.
Я усмехаюсь, мой голос такой же тихий, такой же сдавленный.
-Ты бы не стал.
Где-то должна быть грань. Та, которую даже Кэл Андерсон не пересечет, и что-то подсказывает мне, что трахать дочь своего босса — дона мафии, не меньше, - пока он смотрит, может быть высшей формой не уважения.
-Я бы так и сделал, и тебе бы понравилась каждая грязная секунда этого.
Тогда ладно.
Он сильнее приподнимает мой подбородок, захватывая меня взглядом своих глаз; они такие темные, бесконечно бесцветные, как будто смотришь в две черные дыры и пытаешься удержаться на твердой почве.
-Я тебе не враг, малышка.
-Но и не друг.
Под его левым глазом напрягается мышца, и его взгляд опускается к моим губам.
-Нет, - соглашается он, скользя рукой так, что его большой палец
касается моего рта, пощипывая мою нижнюю губу, как гитарную струну. - Я твой муж.
Прежде чем у меня появляется шанс возразить — в любом случае, я ничего не могу сказать, так как подтвердила свои клятвы, — его рука скользит вокруг моей головы, запутываясь в волосах, и прижимается своими губами к моим.
Я так поражена, что поначалу не реагирую. Кэл не любитель поцелуев. Даже в ту ночь, когда он лишил меня девственности, унизил меня, как я думала, всеми возможными способами, его губы ни разу не коснулись моих.
Конечно, они скользили по каждому дюйму моей кожи, ласкали самую чувствительную плоть и говорили признания моей душе, но он не поцеловал меня.
Теперь, когда это происходит, я не совсем понимаю, что делать.
Поцелуй нежный, почти сладкий, когда он погружает в меня свой язык, направляя мои движения, прежде чем я смогу полностью расслабиться и принять участие. Его кулак сжимает корни моих волос, наклоняя меня для лучшего доступа, пока он уговаривает и дразнит, а мои руки тянутся к его груди.
Я толкаюсь, рефлекторно пытаясь высвободиться, а затем он смещается, душит, поглощает меня своим жаром, углубляя поцелуй. У меня перехватывает дыхание, когда его язык скользит по моим губам, вплетая в них мой собственный.
Он скользит по задней части моих зубов, по небу, его кончик вызывает у меня покалывание.
Рука, обнимающая меня за талию, придавливает меня к нему, прижимая наши бедра друг к другу, и последние остатки моей решимости рушатся, когда я растворяюсь в поцелуе.
В нем.
Наши зубы стучат и скрежещут, глухой звук первобытного совокупления создает слабый жар в моем животе. Крошечные калейдоскопы ярких неоновых цветов вспыхивают за моими веками, когда мы боремся за господство, наши рты ведут войну, которую мой разум не совсем понимает.
Этот поцелуй почти болезненный. Болезненный в том смысле, в каком до сих пор все было с Кэлом — резкий, причиняющий внезапная боль, которая ощущается так, словно разрывают и раздирают на части, но тело жаждет этого ощущения.
Как будто это нужно, чтобы выжить.
Низкий, гортанный стон вырывается из его горла, поселяясь в моих костях. Тепло в моем животе распространяется, как лесной пожар, сжигая все на своем пути, пока я практически не взбираюсь на его худощавую фигуру, пытаясь заставить его снова издать этот звук.
Кто-то хлопает рядом с нами, отрывая меня от этого момента; мои глаза распахиваются, ищу наших зрителей. Священник улыбается, повторяя что-то по-итальянски, что я не могу перевести, в то время как папа смотрит, а Марселин изучает свои белые кроссовки.
Смущение вспыхивает в моей груди, когда я останавливаюсь, пытаясь освободиться от конечностей Кэла. Он сопротивляется, прижимаясь последним обжигающим поцелуем к моим губам, прежде чем, наконец, отпустить меня так внезапно, что подгибаются колени.
Я протягиваю руку, хватаю его за рукав, чтобы успокоиться, и делаю глубокий вдох. Мои губы распухли и саднят, и я провожу по ним пальцем, пытаясь запечатлеть это в памяти, так как это последний поцелуй, который я планирую когда-либо иметь с ним.
-Кольца, - говорит священник, указывая на наши руки. - Вы
пропускаете шаги, мистер Андерсон.
-Как будто ты пропустил ухаживание, предложение или вообще
спрашивал моего согласия на что-либо из этого, - бормочу я, наблюдая, как Кэл лезет в карман своего костюма, вытаскивает коробочку и сбрасывает перчатки.
-А ты бы сказал ”да"?
Я моргаю, хмурясь.
-Что?
-Если бы я спросил. - Он вытаскивает одно кольцо, простое черное
кольцо, и надевает его на свой палец, затем тянется за моим. - Ты бы сказала ”да“?
-Я...
По правде говоря, я хочу сказать "да". Что мое увлечение этим известным убийцей заставило бы меня сделать все, о чем бы он меня ни попросил. Но мама в юном возрасте вбила мне в голову, что такое признание было практически желанием смерти, и поэтому вместо этого я качаю головой.
-Нет.
Сдергивая кольцо от Матео, он бросает его на пол, заменяя другим с бриллиантом.
Его челюсть подергивается.
-Нет?
Вытаскивая свою руку из его, я складываю руки на груди.
-Нет, Кэллум, я бы не стала. Я была помолвлена…
-Это не помешало тебе умолять меня трахнуть тебя.
-Это было другое. Это было...
-Мы просим для них этих благословений во имя Отца, Сына и
Святого Духа, - прерывает священник, делая шаг вперед и хватая нас за плечи. - Властью, данной мне, я объявляю вас мужем и женой.
Он колеблется, его запавшие глаза мечутся между нами.
-Э-э... ну, я полагаю, вы можешь поцеловать ее снова, и если вы все же собираетесь, я прошу достаточно времени, чтобы заранее покинуть комнату.
Кэл поднимает руку, качая головой.
-Не нужно, отец. Мы уходим.
Марселин выводит священника из комнаты, захлопывая дверь, когда выходит. Кэл съеживается, когда она с громким щелчком встает на место, затем сглатывает и возвращается к кровати. Он наклоняется, собирая свои вещи, больше не обращая на меня никакого внимания.
-Эм? - Я выгибаю брови. - Имею ли я право голоса в чем-либо? Я
все еще даже не знаю, что происходит. - Поворачиваюсь к Папе и указываю большим пальцем на Кэла. - Почему ты не остановил это? Разве он только что не испортил твой контракт с ”Болленте Медиа"?
-Нет, ты сделала это, когда решила переспать с этим мужчиной.-
Лицо папы каменеет, разочарование плавит его черты. - И поскольку вы не были осторожны, у кого-кого есть видеодоказательства, которые они используют, чтобы попытаться шантажировать la famiglia.
Мое горло сжимается, кровь приливает к лицу, когда я перевариваю его слова.
-Кто-то наблюдал за нами?
Отвращенье скривило рот папы, его губы скривились в усмешке.
-Кто-то всегда наблюдает, figlia mia. И теперь мы все расплачиваемся
за твою лажу.
Оглядываясь через плечо на труп Матео, он качает головой.
-Разве мы не можем... рассказать Старейшинам или что-то в этом
роде? Конечно, есть другой способ.
-У субъекта, шантажирующего нас, есть очень специфический набор
правил, которым необходимо следовать, иначе они уничтожат нас. И поскольку у нас нет никаких зацепок и мы понятия не имеем, кто они такие, они буквально держат нас за яйца. - Папа наклоняет голову. - Кроме того, если мы расскажем Старейшинам, они все равно убьют тебя.
Слова Кэла из прошлого звучат в моей голове.
Я помогаю тебе.
Я сглатываю, когда слезы подступают к глазам, пытаясь прогнать их, даже когда мой мир полностью вращается вокруг своей оси.
-Я думал, что выбрать тебя для этого контракта было разумным
решением. Потратил всю свою жизнь, пытаясь уберечь тебя от неприятностей, уверенный, что если бы я мог просто выдать замуж тебя, все остальное получилось бы само собой. - Он вздыхает, окидывая меня беглым взглядом. - Думал, что могу рассчитывать на тебя, Елена.
Печаль обвивает мой позвоночник, как плющ, обвивая так туго, что кажется, будто он может разорваться пополам. Руки поднимаются сами по себе, тянутся к нему, чтобы утешить или извиниться — может быть, и то, и другое.
Все, что угодно, лишь бы стереть отчаяние из его взгляда, пока оно не проникло так глубоко в мою душу, что я никогда не смогу его вычистить.
-Папа, я…
-Вот. - Кэл сует мне в руки листок бумаги, прерывая меня. Я смотрю
вниз, мой желудок сжимается еще сильнее.
Свидетельство о браке штата Массачусетс.
Так или иначе, до сих пор все не казалось реальным.
Мои руки дрожат, сертификат выскальзывает из них, когда тревога наполняет мою грудь, закупоривая артерии.
-Я не могу это подписать.
Тяжело вздохнув, Кэл хватает сертификат и тащит меня к кровати, кладя страницу на грудь Матео. Он просовывает ручку между моими пальцами, затем обхватывает их своими, направляя мою подпись.
Негодование яростно разгорается во мне, когда я наблюдаю, как он без усилий подделывает мое имя, как будто делал это тысячу раз.
Я избегаю смотреть на безжизненное тело Матео, мой желудок на грани того, чтобы отвергнуть вчерашний ужин таким, какой он есть. Когда Кэл отпускает меня, я отворачиваюсь от него, подавляя рыдание ладонью.
Если бы я знала, что секс с Кэлом приведет к такому, к полному лишению любого подобия свободы, которое у меня когда-либо было, я бы никогда этого не сделала.
Правда?
Когда ты проводишь свою жизнь, смирившись с определенной судьбой, смиряясь с неизбежным, даже капля перемен может показаться концом света.
И хотя это правда, что я не хотела выходить замуж за Матео больше, чем за Кэла, по крайней мере, я знала, чего от него ожидать. В конце концов, когда-то давно мы были друзьями. Еще до того, как он искал власти и насилия и решил использовать их против меня, когда не получил того, что хотел.
Но я могла бы справиться с этим.
Проведя последние несколько лет, обходя его стороной, используя в своих интересах и встречая его кулаки собственными ушибленными костяшками пальцев. Это было выполнимо.
Однако эта история с Кэлом еще не была намечена. Я никогда не видела его с другой женщиной, хотя, по-видимому, за его тридцать два года их было много.
Я даже не могу понять, почему он был согласен со всем этим, учитывая, что в последний раз, когда я его видела, он трахнул меня до полусмерти и ушел до восхода солнца.
Осталось только стихотворение, нацарапанное на клочке бумаги, и черная роза, заставившая меня долго гадать, не приснилась ли мне вся эта встреча в первую очередь.
У прикосновения есть память.
О, скажи, любовь, скажи,
Что я могу сделать, чтобы убить ее и стать свободным?
Во всяком случае, его прощальные слова, хотя и заимствованные у Китса, указывали на то, что он больше не хотел иметь со мной ничего общего. И все же, вот он здесь, только что вынудил меня действовать так, как будто в этом вопросе не было другого выбора.
Когда папа уходит, чтобы найти мою маму, я смотрю, как Кэл продолжает собирать вещи, и у меня внутри все сжимается, когда я вспоминаю, что еще он сказал мне все эти недели назад.
-Я не такой, как мальчики из ваших маленьких частных школ. Я
погублю тебя и не подумаю об этом дважды.
-Так погуби меня, - сказала я, так уверенная в своей способности
выдержать это.
Теперь я не могу перестать задаваться вопросом, во что, черт возьми, я вляпалась.
ГЛАВА 5
Кэл
-Что ж, это интересный поворот событий.
Перекинув ногу через противоположное колено, я поворачиваю секундную стрелку на своих часах так, чтобы она тикала в такт с дедушкиными часами в фойе. Я полностью осознаю, что младшие дочери Риччи смотрят на меня с верхней площадки лестницы, наблюдая за мной, как будто я какое-то животное в зоопарке, но трудно обращать внимание на что-либо, кроме необычного тиканья.
Обычно я стараюсь изо всех сил избегать социального взаимодействия, особенно с такими, как подростки, но это было не то, чего я мог бы избежать.
Я не считаю, что Елена должна бежать. Она чувствует себя в ловушке, как со сломанными крыльями птица, пойманная в позолоченную клетку, и в обязательном порядке смотрит на замок на своей двери на случай, если когда-нибудь появится шанс сбежать.
Поскольку я не могу так рисковать, мне пришлось вернуться с ней в дом Риччи на Луисбург-сквер, убедившись, что ее крылья остаются подрезанными.
По крайней мере, сейчас.
Всю дорогу она продолжала теребить новое кольцо на пальце, украдкой поглядывая на меня краем глаза, как будто не думала, что я могу почувствовать тяжесть ее взгляда.
Это часть моей проблемы, когда дело доходит до этой маленькой богини; Я сосредоточен на каждом ее движении, мое тело так привыкло изучать ее из-за экрана, что открытость наших взаимодействий теперь вызывает некоторую тревогу.
Конечно, это не объясняет, почему чтение ее сразу же делает мой член твердым, но это совсем другая проблема.
Та, которой я не хочу заниматься прямо сейчас, особенно после того, как мы разделили поцелуй.
Мне нужно выждать время, если я хочу, чтобы все получилось правильно.
-Знаете, девочки, - говорю я, встречая их взгляды, снимая часы с
запястья, - фотографию можно разглядывать дольше.
Младшая, Стелла, наклоняет голову, когда я поднимаю взгляд, играя с концом косички. Ее карие глаза расширяются за квадратной оправой очков, и она толкает локтем свою старшую сестру, ворча, как будто пытаясь заставить ее двигаться.
Ариана, следующая по возрасту и красоте за Еленой, фыркает, кладет руки на перила и наклоняется. Она не прерывает зрительный контакт и не наклоняет спину, злобная ухмылка расползается по ее лицу, зажигаясь в ее темных радужках.
-Жаль, что вампиров нельзя сфотографировать.
-Умно. - Я стряхиваю немного грязи со своих штанов. - Ты уверена,
что хочешь противостоять своему новому шурину, особенно если он вампир?
Она пожимает плечами, проходит мимо Стеллы и скользит вниз по лестнице. Ее движения гибки и похожи на движения газели, балет проникает даже в ее повседневную деятельность.
Остановившись на нижней ступеньке, она прищуривается на меня, обнимая рукой перила.
-Что случилось с Матео?
-Не знаю, что ты имеешь в виду.
-Я имею в виду,- говорит она, сверкая глазами. - Почему мы сейчас
не в церкви, не смотрим, как он женится на Елене? Почему ты здесь уже полчаса, а он даже не появился, чтобы побороться за нее?
Тонкие волоски у меня на затылке встают дыбом, мои нервы реагируют, хотя для этого нет причин.
-Уверен, что он знает лучше.
Она снова фыркает, скрещивая руки на груди, платье ржавого цвета, в котором она одета, смывает румянец с ее лица. Волосы собраны в гладкий пучок, губы подведены ярко-красным блеском, я не могу не заметить различий в сестрах.
Мне совершенно ясно, что элегантность Арианы - не то, над чем ей приходится работать; это происходит естественно, как дыхание или сон, и я не могу не задаться вопросом, от кого она унаследовала это самообладание.
И уж точно не от ее матери.
По крайней мере, не от той Кармен, которую я знал раньше.
Утонченность Елены, с другой стороны, кажется, требует сознательных усилий, ее интерес к искусству и более утонченным вещам - то, что ей приходилось создавать, пока это не стало частью ее личности, как своего рода павловский ответ на жизнь, к которой она прикована.
Под ее тщательно продуманной внешностью скрывается тонко скрытая тьма, которая часто приводит к ушибленным костяшкам пальцев и окровавленным губам.
Она подавляет ее, прячет глубоко, чтобы сделать свою семью счастливой и выполнить свои обязанности, но онао есть, просто просится наружу.
Отчасти мне любопытно узнать, что для этого потребуется.
-У моей сестры какие-то неприятности? - спрашивает Ариана, все
еще явно намереваясь докопаться до сути этого союза. И здесь я определил того, кто помоложе, как инквизитора.
Стелла подходит к концу перил, колеблется на верхней ступеньке.
-Ари, - кричит она шепотом, жестом приглашая сестру присоединиться к ней. - Оставь его в покое.
Ее темные глаза опускаются на меня, на миллисекунду встречаясь с моим взглядом, прежде чем быстро отвести его. Она яростно краснеет, и я подавляю смешок, не зная, почему нахожу ее дискомфорт таким забавным.
Может быть, это мне кого-то напоминает.
Вздыхая, я ерзаю на скамейке, поправляя бортик пиджака. Тиканье моих часов снова отстает от дедушкиных, как сердечная аритмия, и я сжимаю челюсти от звука, стараясь не зацикливаться на нем.
-Я просто думаю, что происходит что-то странное, - говорит Ариана.-
Видеть, как Елена выходит замуж...за него?
-Не знаю, - ворчит Стелла. - Я тоже не могла себе представить, чтобы она хотела выйти замуж за Матео.
-Да, но это, по крайней мере, имело смысл. Они были вместе целую
вечность.
-Были ли они? Я имею в виду, что она ему определенно нравилась,
но всегда казалось, что она просто выполняла свои обязанности.- Стелла делает паузу, словно о чем-то размышляя. - Я думаю, что в этом больше смысла, чем в Матео.
Ариана издает странный звук в глубине горла.
-Но он любил ее...
-Достаточно, дамы.
Мой голос низкий, напряжение от их препирательств и едва слышного тиканья натягивает мои нервы до тех пор, пока они почти не готовы порваться. Вцепившись пальцами в край деревянной скамьи, я чувствую, как старый материал раскалывается под моей хваткой, гнев раскаленной приливной волной прокатывается по моим внутренностям.
-Я ценю вашу заботу, потому что знаю, что она исходит из хорошего
места, - говорю я, сосредотачиваясь на ровном дыхании. - Но никогда не говорите о моей жене и ее бывшем женихе, если только это не для того, чтобы сказать, какой хорошей парой мы являемся. Я не хочу, чтобы его имя когда-либо снова ассоциировалось с ее именем.
Рот Арианы приоткрывается, ее язык скользит по губам, и я вижу, что она хочет мне досадить. В ее глазах горит огонь, в ее стройной фигуре сквозит вызов, и я могу сказать, что не потребуется много времени, чтобы разжечь его.
Может быть, она больше похожа на свою сестру, чем я думал.
Мой телефон жужжит в кармане, привлекая мое внимание; я достаю его и просматриваю экран, медленно выдыхая, когда читаю всплывающее имя. Поднимаясь на ноги, я киваю сестрам, понимая, что оставлю угрозу без ответа, если уйду, не сказав больше ни слова.
Это не тот удар, который может нанести моей репутация прямо сейчас.
Поэтому, вместо того, чтобы пытаться убедить их в этом еще больше, я беру Rolex, бросаю его на пол и позволяю своему раздражению вспыхнуть от тиканья; как и любой другой триггер, звук нарастает, пока он не становится похожим на водопад, проносящийся между моими ушами, заглушая все остальные шумы вокруг меня.
Эпизоды, подобные этому, удушливы, всепоглощающи в той ярости, которую они провоцируют. Она вибрирует вдоль моего позвоночника, завязываясь узлом в груди, пока не достигает пика, взрываясь, как извержение вулкана. Обычно я избегаю вспышек насилия, которые вызывают мои мысли, но сейчас я вытаскиваю пистолет из-за пояса и целюсь прямо в циферблат часов.
Пуля вылетает из патронника, вонзая осколки стекла, шрапнели и кожи в пол, где он покрывается рябью от удара.
Каким-то образом, подобно фантомной конечности, тиканье остается.
Грудь вздымается, по венам пробегает электричество, я смотрю на дыру и снова и снова прокручиваю в голове выстрел, мои плечи напряжены и тяжелы.
Я не могу — не могу — двигаться, пока тиканье не прекратится.
Наконец, тишина, витающая в воздухе вокруг нас, проникает в мой затуманенный мозг, и я чувствую, что снова могу дышать. Краем глаза вижу, как девушки вздрагивают, и прочищаю горло, возвращая пистолет на место на бедре.
Когда я выхожу из комнаты, нажимая "Принять входящий вызов", меня охватывает временное облегчение, поскольку мое тело изо всех сил пытается вернуться в нормальное состояние.
***
Полное недоумение моего помощника о возможности моей женитьбы начинает вводить меня в комплекс неполноценности, чем дольше он бубнит о том, что “черт возьми не могу в это поверить.”
Стоя в зале возле детской спальни Елены, я расхаживаю взад и вперед с телефоном прижатым к уху, жалея, что дал Джонасу Вольфу свой номер телефона.
-Это довольно экстремальные меры, на которые ты идешь, Андерсон, - говорит он, его британский акцент усиливается по мере того, как он говорит. - Ты уверен, что она того стоит?
-Есть только один способ это выяснить.
Он напевает, и я отчетливо слышу, как закрывается молния мешка для трупов, разочарование поселяется у меня в животе. Обычно я бы сам позаботился об уборке, но так как мне приходилось сопровождать свою новую жену, времени не было.
Тем не менее, я надеялся быть последним человеком, которого физическая форма Матео видела на этой планете, прежде чем его бросят на дно океана.
-Значит, ты установил контакт со своей целью? Дашь ей знать, что
происходит?
Голоса раздаются за закрытой дверью Елены, и я останавливаюсь, мой пристальный взгляд устремляется туда. Кто там сейчас находится?
Я не видел, чтобы кто-то приходил или уходил, и наблюдал за ней последние десять минут. Выйдя из фойе внизу, я устроился здесь, готовый ворваться в ту секунду, когда мне показалось, что она пытается сбежать.
До сих пор все было тихо, и мне не нравится, как от внезапной перемены натягиваются сухожилия на моей шее.
Крадучись к двери, я отвечаю Джонасу коротким “нет”, понимая, что если я этого не сделаю, он снова начнет приставать ко мне.
Когда мы встретились десять лет назад на острове Аплана, куда моя мать обычно таскала меня, когда у нее были лишние деньги, единственное, что я знал о нем, это то, что ему не разрешалось приближаться к поместью Примроуз, где живет семья, владеющая островом.
Я понятия не имел, во что ввязываюсь, когда вызволил его из тюрьмы и нанял работать, но это одни из единственных длительных отношений, которые у меня есть, поэтому я терплю его, несмотря на его непрекращающуюся болтовню.
-Значит, ты действительно ничего из этого не обдумываешь, - говорит
он.
-Все должно происходить определенным образом, Вульф, - огрызаюсь я, стараясь говорить тише, чтобы не привлекать внимания к моему присутствию того, кто находится в комнате. - Я не могу просто бросить ее в гущу событий и ожидать, что она смирится с этим.
-Но... брак? Когда ты уезжал в Бостон, ты никогда не упоминал об этом.
-Планы меняются. Это самый простой и быстрый способ получить то, что я хочу.
Деньги.
Силу.
Семью.
Джонас вздыхает.
-Ладно, ладно. Уверен, ты знаешь, что делаешь.- Пауза, нерешительность, пульсирующая в линии. - Ты не думаешь, что она будет проблемой?
Моя рука находит дверную ручку, медленно поворачивается, мое сердце бешено колотится, когда я начинаю толкать дверь. Когда глаза привыкают к сцене передо мной, смех поднимается в груди, дразня заднюю часть горла.
Хотя ничего смешного нет, он сменяется таким горячим чувством предательства, что у меня перехватывает дыхание.
Повесив трубку и убрав телефон в карман, прежде чем ответить Джонасу, я вхожу внутрь, стиснув зубы, когда мой взгляд встречается с взглядом матери Елены.
Даже нахождение с ней в одной комнате заставляет мои легкие чувствовать себя так, словно они загорелись, и я пытаюсь дышать через опаленные обломки.
Брови Кармен сходятся вместе, когда она видит меня, загорелая кожа вокруг них остается совершенно неподвижной.
-Что, черт возьми, ты наделал, Кэллум? - шипит она, заставляя мои
руки болеть, когда они сжимаются вокруг пустого воздуха. - Почему моя дочь не выходит замуж за Матео де Луку прямо сейчас?
-Вместо этого Елена решила выйти за меня замуж.
-Ты трахнул ее, не так ли? - Губы Кармен изгибаются в ответ. - Ты
знал, что если ты обманешь ее, ты обманешь и нас тоже. Ты просто ждал своей возможности.
-Она решила выйти за меня замуж по собственной воле.
-О, и я уверена, что Матео был просто слишком счастлив отойти в
сторону.
С ней все всегда сводилось к реакции. Она знает, на какие мои кнопки нажимать и как сильно, пока я не наброшусь.
Когда-то давно это было почти игрой, в которую мы играли; она проникала мне под кожу своими колкостями и резкими словами, своей ревностью и злобой, и, как гребаный ягненок, я следовал за ней прямо на бойню.
Я ухмыляюсь, не утруждая себя ответом, когда осматриваю комнату, отмечая полуоткрытую балконную дверь прямо за ней.
Планировка этой комнаты запечатлелась в моей памяти, ее белые стены гораздо более знакомы мне, чем стены моего настоящего дома, книги на встроенных полках, о которых я упоминал на протяжении многих лет.
Их присутствие заставляет меня задуматься; Елена ни за что не не взяла бы с собой хотя бы что-то, и все же я вижу тома поэзии, которые лежат там, где они были всегда, нетронутые и оставленные.
У меня внутри все сжимается, мой взгляд возвращается к Кармен. Она пристально смотрит на меня, положив руки на свои широкие бедра.
-Где она? - спрашиваю я, заставляя свой тон оставаться ровным,
даже когда мое тело жаждет рвануться вперед и прижать ее к стене.
Она пожимает плечами.
-Похоже, ей не терпелось позволить мне помочь ей сбежать. Довольно странно для молодожена, тебе не кажется?
-Не кажется, Кармен, - говорю я, направляясь к балкону, когда тень
танцует за его дверями, - это никогда не останавливало тебя от попыток, не так ли?
Ее рот закрывается, и она двигается вместе со мной, пытаясь заблокировать мне проход. Кожу покалывает, когда она подносит руки к моей груди, отвращение клубится внутри, заставляя зрение затуманиваться.
-Я не позволю тебе развращать мою дочь, - говорит она, и слезы наворачиваются на ее большие карие глаза.
В какой-то момент ее боль, возможно, подействовала на меня; тогда я был достаточно молод и наивен, чтобы думать, что Кармен Риччи способна заботиться о ком-то, кроме себя. Я даже чувствую, что сейчас дрожу, когда слезы льются, стекая по ее щекам.
Но затем она снова заговаривает, разрушая иллюзию.
-Не используй ее, чтобы отомстить мне.
Прикусывая внутреннюю сторону щеки, пока этот сладкий, медный вкус не наполняет мои чувства, я издаю низкий смешок, наклоняясь так, чтобы мои губы касались ее уха. Она дрожит, и меня от этого тошнит.
-Я не собираюсь ее развращать, - говорю я, беря руки Кармен в свои,
переплетая свои пальцы с ее. - Я собираюсь погубить ее, и каждый раз, когда она будет истекать кровью из-за меня, я буду думать о том, как ей нравится все, что не нравилось тебе.
Вытягивая руку вперед, я слышу отчетливый треск ломающейся кости, и она издает пронзительный вопль, когда я отталкиваю ее. Она прижимает сломанные пальцы к груди, резкие рыдания сотрясают ее тело, но я игнорирую их, как когда-то она игнорировала мою боль.
Я пока не планирую прикасаться к Елене.
Но Кармен этого не знает. Прямо сейчас она считает, что брак легитимен не только в законном смысле, и это то, во что мне нужно, чтобы она поверила.
Месть по большей части является запоздалой мыслью, когда дело доходит до моих следующих шагов, но я никогда не упущу шанса увидеть, как страдает Кармен.
Распахнув балконные двери, я нахожу Елену, все еще одетую в свое свадебное платье, с маленьким розовым рюкзачком, перекинутым через плечо, с книгой, прижатой к груди.
Ее волосы в беспорядке, макияж размазан под золотистыми глазами, и она прислоняется к перилам со скучающим выражением на лице, даже не смущенная криками матери.
Когда она видит меня, то вздыхает.
-Это заняло у тебя достаточно много времени.
Как будто она не удивлена, что я пришел за ней.
Более того, когда я достаю шприц из кармана брюк и снимаю колпачок с иглы, она наклоняет голову и откидывает волосы в сторону, как бы приглашая меня взять ее.
Игла плавно погружается в ее кожу, и я наклоняюсь, обводя языком это место, не в силах ничего с собой поделать. Через мгновение она обмякает, и я перекидываю ее через плечо, забирая книгу у нее из рук и пытаясь не обращать внимания на название.
Метаморфозы Овидия.
Когда я оставляю Кармен в рыдающем беспорядке на полу и несу бесчувственное тело Елены к машине, ожидающей снаружи, вспоминаю вопрос Джонаса.
Не думаю, что Елена будет проблемой — она уже есть проблема.
ГЛАВА 6
Елена
Первое, что я замечаю, когда прихожу в себя, - это то, как пересохло у меня во рту. Мой язык прилипает к небу, практически сливаясь с гребнями, и я чувствую вкус мятной шипучей воды, которую пила по дороге в дом родителей, на своих вкусовых рецепторах.
Второе, что я замечаю, - это незнакомая комната; она маленькая, но роскошная, со стенами, обшитыми полированными панелями, и каменным камином напротив кровати, на которой я лежу. Тупая боль вспыхивает у основания моей шеи, там, где ключица встречается с плечом, и я сажусь, вытягивая руки над головой, преодолевая ее.
Третье, что я замечаю, когда шелковая простыня спадает с моей груди и обнажает мои соски холодному воздуху, - это то, что я топлесс.
Просовывая руку под белые простыни, я скольжу вниз между бедер, резко втягивая воздух.
Не топлесс.
Обнаженная.
Сжимая бедра вместе, я прикрываю грудь ладонями, оглядывая комнату в поисках своей одежды. Рюкзак, который был на мне дома, лежит расстегнутый на комоде рядом с кроватью, пустой.
В стене рядом с моей головой есть единственное круглое окно, и я протягиваю руку, поднимая штору, чтобы выглянуть наружу, подтверждая то, что страх в моих костях уже знал.
Я нахожусь в самолете.
Мой желудок подскакивает к горлу, блокируя воздух из моего пересохшего рта; Я изо всех сил пытаюсь вдохнуть, образ падения в воздухе повторяется, когда я смотрю на белые облака, портящие мой вид на землю внизу.
Завернувшись в простыню, я соскальзываю с кровати и на мгновение замираю, пока мое тело приходит в себя. Мои колени дрожат, все мое существо восстает против нашего воздушного состояния, но также бессильно против него.
Используя матрас в качестве якоря, я подхожу к комоду и выдвигаю ящики, надеясь найти внутри что-нибудь свое.
Но все они пусты.
Зачем ему говорить мне собираться, просто чтобы упаковать вещи?
Разочарование разливается по моей крови, принося жар к щекам, когда я хожу по кругу, пытаясь понять, что теперь делать. Один взгляд в ванную показывает безупречную гранитную душевую кабину, туалет и компактную раковину в углу, но опять же никакой одежды.
Ну, во всяком случае, моей одежды.
Единственная пара черных боксеров и черная футболка висят на двери душа, оргстекло мокрое от конденсата. У меня сводит живот при мысли о том, что Кэл разденется догола и примет душ всего в нескольких футах от моего спящего тела.
Он никогда полностью не раздевался во время нашей единственной ночи вместе, как будто все еще пытался сохранить часть своей тайны нетронутой. Это всегда заставляло меня задаваться вопросом, что, по его мнению, он скрывал.
С меня буквально содрали кожу, в то время как он оставался таким же напряженным, как всегда, заставляя мое тело изгибаться для него так, как я и не подозревала.
Вспыхнув при воспоминании, я двигаюсь так, что внутренняя сторона одного бедра трется о другое, чувствительная, искалеченная плоть трется о гладкую кожу.
Я должна была убежать в ту секунду, когда он приставил ко мне лезвие, но легкая боль, которую это вызвало, была стерта немедленным ощущением его языка, следовавшего за мной, удерживая меня от истечения кровью на простыни.
Всю свою жизнь я гналась за разбитыми щеками и окровавленными костяшками пальцев, создавал трещины под кончиками пальцев, потому что думала, что это сделает моего папу счастливым. Что он увидит во мне нечто большее, чем свою маленькую принцессу мафии, и, возможно, позволит мне жить так, как я хочу.
До прошлого Рождества я не осознавала, какое удовольствие может быть от того, что кто-то другой делает это за тебя.
Проглотив комок желания, застрявший у меня в горле, я двигаюсь, чтобы отвернуться от ванной, сразу же сталкиваясь со знакомой жесткой грудью.
Мое сердце бешено колотится о ребра, удерживая его в клетке, не давая вырваться на свободу.
-Кэллум, - выдыхаю я, мои глаза находят его, хотя я знаю, что не должна осмеливаться смотреть. Не после всего, что он натворил. И все же, как мотылек на пламя, я гоняюсь за его теплом.
Его глаза темнеют, цвет красного дерева затмевает похоть, мерцая на мне, когда его рука подносит мякоть яблока Грэнни Смит к губам.
Когда он откусывает, соки брызгают в разных направлениях, и я чувствую хруст всей своей сущностью. Он эхом отдается в моих ушах, мой взгляд опускается, когда он отодвигает яблоко, чтобы прожевать, его рот влажный, когда двигается.
Пульс стучит у меня между ног, от опасного выражения его лица у меня кружится голова.
Его горло сжимается,когда он сглатывает, делая шаг ближе, хотя мы уже на одном уровне друг с другом. Кровь приливает к моим ушам, временно останавливая те части моего мозга, которые обрабатывают логику и разум, заставляя меня забыть все причины, по которым я должна быть осторожна.
-Черт, - говорит он, его голос чуть громче хриплого шепота, - мое имя чертовски хорошо звучит у тебя на языке, малышка.
-Г-где моя одежда? - Я заикаюсь, пораженная своей способностью сформировать связное предложение, когда все, о чем может думать мой мозг, - это его губы на моих.
-Распакована и висит в шкафу в прихожей. Я не думал, что ты встанешь до того, как мы приземлимся.
Он делает еще один шаг, толкая меня обратно через порог в ванную.
-Мое платье?
На его челюсти дергается мышца, отчего на левой щеке появляется ямочка.
-Сожжено. Позаботился об этом перед тем, как мы покинули аэропорт.
Мой рот приоткрывается в шоке.
-Ты сжег мое свадебное платье?
-Мне не понравилось, что ты выходила за меня замуж в платье, которое собиралась оставить на полу сегодня вечером в спальне Матео.
Я хмурюсь.
-Честно говоря, я не планировала спать с Матео. Никогда, если бы мне это сошло с рук.
Он делает еще один шаг, подталкивая меня к раковине. Я закидываю одну руку за спину, чтобы не упасть, крепко держась за простыню, и он наклоняется, чтобы положить руку на стойку рядом с моим бедром.
-Нет? - спрашивает он, теплое дыхание обдает мое лицо. - Значит, ты не надевала откровенное нижнее белье для него? Не брила свою сладкую маленькую киску на случай, если твой новый муж захочет попробовать тебя?
Он облизывая губы, когда сжимает в кулаке узел, удерживающий мою простыню на месте, я качаю головой. Мое дыхание прерывается, когда он сдвигается еще ближе, так близко, что я даже не уверена, что мы больше не два отдельных существа.
Грудь сжимается, я смотрю на него сквозь опущенные ресницы, пытаясь выровнять дыхание, погружая палец ноги в бассейн притяжения, струящийся между нами.
-Может быть, я хотела, чтобы платье было на твоем полу этим вечером.
Радужки Кэла темнеют еще больше, дыхание перехватывает в его горле.
-Ты собиралась думать обо мне, когда он трахает тебя?
Не дожидаясь ответа, он тянет за атлас, разжимая мои пальцы свободной рукой, когда откусывает еще один кусочек яблока. Непристойный чавкающий звук, когда он отрывает фрукт, вызывает сильную дрожь у меня по спине, и я сжимаю бедра вместе, когда влага скапливается, согревая меня изнутри.
Одним движением его руки простыня спадает с моего тела, цепляясь за талию, где я прижата к раковине. Кэл прерывисто выдыхает, пока жует, обводя голодным взглядом мое тело.
-Такая же греховная, как я помню, — бормочет он, кладя яблоко на полочку позади меня, затем протягивает липкие пальцы, чтобы коснуться татуировки граната под моей грудью - той, которую я сделала, когда он начал называть меня своей маленькой Персефоной, как будто я могла дотянуться до него с помощью символа.
Его прикосновение ледяное, лишенное тепла, которое таят в себе его глаза, и все же оно обжигает меня в любом случае.
Что со мной не так?
Всего несколько часов назад этот человек шантажом заставил меня выйти за него замуж. Угрожал жизням всех, кого я люблю, только для того, чтобы я стала добровольной пешкой в какой-то странной маленькой игре, которую еще даже не понимаю.
Я также не уверена, что верю в его историю о том, что его самого шантажировали — человек, которого все, с кем он вступает в контакт, называют Доктором Смертью, не из тех, кто так легко подчиняется воле других, поэтому его немедленное нежелание принять условия своего мучителя вызвало у меня красные флаги.
Но так как у меня также нет других зацепок, и я знаю, что он не делает пустых угроз, у меня не было выбора.
Однако это не значит, что я должна наслаждаться нашим маленьким соглашением, и все же, чем дольше он смотрит, тем быстрее моя решимость тает.
Моя рука сжимает стойку до боли, усилие удержать себя от того, чтобы прикоснуться к нему в ответ, ошеломляет.
Его большой палец скользит по моей татуировке, заставляя меня дрожать, как осиновый лист, и он ухмыляется, двигаясь вниз. Его прикосновение изгибается над моим бедром, задевая лобковую кость, прежде чем опуститься дальше, чтобы ласкать мой клитор.
Тихий вздох срывается с моих губ, и его ухмылка становится шире, морщинки в уголках рта углубляются.
-Ты не брилась для него, но не помню, чтобы ты была гладкой для меня, - говорит он, тембр его голоса грохочет у меня в груди. - Итак, с кем ты трахалась в мое отсутствие?
Проводя по моему центру, он создает повторяющиеся размашистые движения, каждый раз потирая клитор при спуске. Мое горло сжимается до боли, и я судорожно втягиваю воздух, пытаясь удержаться от взрыва.
Одно маленькое прикосновение этого человека, и я уже готова.
-Н-ни с кем, - отвечаю я между отрывистыми вдохами, проглатывая стон, горящий в основании моего пищевода.
Он раздвигает меня, издавая цокающий звук языком.
-Ради твоего же блага, лучше бы это было правдой.
-Это так, я клянусь. - Там никогда не было никого другого. Мой рот открывается, чтобы спросить его о том же, но ничего не выходит, мой разум отключается, теряясь в удовольствии.
-Хорошо, - бормочет он, и одно это слово наполняет мой живот жидким огнем, заставляя мою киску бессмысленно сжиматься. - Просто потому, что мы не будем консумировать этот брак этим вечером, это не значит, что ты можешь попробовать с кем-то еще.
Я моргаю, дымка возбуждения вокруг меня рассеивается.
-Что?
-Когда мы прибудем в пункт назначения, мне придется ненадолго уехать, чтобы кое о чем позаботиться. И планы, которые у меня есть на тебя, малышка… - Его глаза медленно скользят по мне, заставляя дрожать. - К сожалению, прямо сейчас, независимо от того, насколько сильно твоя киска хочет меня, мой член не заполнит ее.
Приподняв темную бровь, он возобновляет свои усилия между моими бедрами, раздвигая их, чтобы освободить место для всей своей руки. Два пальца обхватывают мой вход, осторожно толкая, как будто пробуя воду; он мрачно ухмыляется, когда чувствует там влагу, затем погружается по костяшку.
-Мои пальцы, с другой стороны...
Внезапное вторжение выбивает воздух из моих легких, и когда он двигается вперед, сжимая ладонью мой клитор, в то время как он входит и выходит в плавном ритме, скручивая пальцы на моих внутренних стенках, я почти сразу кончаю.
Он ухмыляется, когда я извиваюсь вокруг него, поглаживая рукой мою макушку.
-Какая хорошая маленькая жена.
Мои губы приоткрываются в стоне, и он берет яблоко со стойки, засовывая его мне между зубов. Наклонившись, он смотрит мне в глаза, продолжая трахать пальцем, откусывая кусочек с противоположной стороны плода.
Булькающий звук вырывается у меня из горла, когда наши носы соприкасаются, моя киска сжимается вокруг него, когда молния облизывает мой позвоночник, создавая маленькие пожары на своем пути.
Отстраняясь, Кэл забирает яблоко с собой; я откусываю кусочек, жую и наслаждаюсь сладким привкусом на своих вкусовых рецепторах, зная, что он дал мне попробовать, потому что знал, что этого будет недостаточно.
Моя внутренность пульсирует от толчков оргазма, и когда он отстраняется, то выплевывает яблоко в ближайшую мусорную корзину и подносит пальцы к губам, облизывая мои соки.
Ухмыляясь, как хищник, который только что поймал свою добычу, он отступает назад, так что оказывается в спальне, затем указывает через плечо на дверь.
До сих пор я не понимала, что она открыта, и когда заглядываю в короткий коридор, мои щеки заливает жар.
Красноволосая сотрудница стоит в конце коридора спиной к нам и готовит напитки в мини-баре.
-Не забудь одеться, прежде чем присоединиться к нам, - говорит Кэл, подмигивая мне. Чувство унижения захлестывает меня, и я наклоняюсь, натягивая простыню обратно, чтобы она прикрыла меня. - Мы приземляемся через пятнадцать минут.
ГЛАВА 7
Кэл
Елена не выходит из спальни до той секунды, пока мы не приземлимся. Я сижу в салоне, скрестив ноги, потягивая скотч, который дала мне Марселин, и жду, когда она войдет и выскажет мне свое мнение, но этот момент так и не наступает.
Тупая боль отдается в животе, шипы спиралью выходят наружу и царапают орган, бьющийся в моей груди. Что-то смежное с виной, задевающее уголок чувства, не позволяя ему полностью проявиться.
Я не сожалел о своих действиях в течение многих лет, отчасти из-за того, что я много занимаюсь благотворительностью в бесплатных клиниках, чтобы оправдать себя.
Не то чтобы это помогало мне лучше спать по ночам, но, по крайней мере, это не дает моей матери перевернуться в могиле.
И все же теперь, учитывая то, как я втянул Елену в свой беспорядок, и то, как оставляю ее наполовину удовлетворенной, стыд проникает в мой мозг, окутывая меня своими мерзкими тенями.
Допивая остаток своего напитка, я сосредотачиваюсь на жжении алкоголя, когда он скользит по моему горлу, затмевая ощущения, прежде чем оно успевает пустить корни.
Дверь спальни открывается, как только пилот сообщает нам, что мы достигли международного аэропорта Апланы, и Елена выскальзывает, одетая в черные леггинсы и тонкую белую блузку.
Ее леггинсы прикрывают букву "К", вырезанную на внутренней стороне бедра, и мой член дергается при воспоминании о том, как я его туда начертал.
Как она реагировала, когда лезвие касалось ее чувствительной плоти, спина изгибалась, киска сжималась от очередного оргазма. То, какой ее кровь была на вкус, когда стекала по бледной коже, и как я лакал ее медную эссенцию, как человек, умирающий от жажды.
Так и было.
Умирал от желания испить ее, поглотить юную девственницу так, как она овладела мной той ночью, когда попросила меня быть ее первым.
В ту ночь я решил, что это будет единственное, что у нас есть. В то время я не понимал, что наши апартаменты в конечном итоге станут такими... интимными.
Я уже нарушил свое собственное негласное правило не торопиться, запустив пальцы в ее тугой, нуждающийся жар, беспомощный перед тем, как она смотрела на меня, пока я ел это гребаное яблоко.
Я вгрызся в мягкий фрукт с большей серьезностью, чем необходимо, пытаясь передать, что бы я вместо этого хотел сделать с ее киской.
Наслаждаться, покорять, разрушать.
Она выглядела так, словно умерла бы, если бы я этого не сделал.
Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не сбросить брюки, не выдернуть член из-за молнии и не вонзиться в нее прямо там, но эти вещи должны быть рассчитаны правильно, чтобы сработать.
Консумация должна подождать.
Марселин подходит и открывает дверь реактивного самолета, выходя без единого слова, вероятно, отчаянно желая вернуться к своим обычным обязанностям.
Плюхнувшись на кожаное сиденье напротив меня, Елена откидывает голову назад, уставившись на безупречно чистые деревянные панели на потолке. Я лениво листаю журнал "Лучшие дома и сады" у себя на коленях, ожидая, что она что-нибудь скажет.
Зажмурив глаза, она вздыхает.
-У тебя есть частный самолет.
Бросив взгляд на устаревший, но роскошный интерьер салона, я киваю.
-Есть, - фыркает она, качая головой. - Очевидно.
Я купил реактивный самолет — винтажный McDonnell Douglas MD-87 1987 года выпуска — на аукционе несколько лет назад, но, поскольку я редко бываю на острове, у меня не было возможности им воспользоваться.
В основном он стоит в частном ангаре, который я арендую, пока езжу на общественном транспорте с одной рабочей площадки на другую. Если не считать коротких перелетов с обычным экипажем и настройками, это первый настоящий рейс самолета.
Полагаю, мне кажется уместным использовать его как способ превратить мою старую жизнь в новую.
Приподняв бровь, я закрываю журнал и кладу его на стол между нами.
-У тебя проблемы с частными самолетами, Елена?
-Помимо того факта, что они токсичны для окружающей среды? Не особенно. Я просто не ожидала, что у кого-то вроде тебя он будет.
-Что, скажи на милость, это должно означать?
Один золотой глаз открывается, медленно оценивая меня, прежде чем снова захлопнуться.
-Похоже на то, что поставило бы тебя на карту, и разве это не то, чего обычно стараются избегать все люди моего отца?
-Я не какой-нибудь бродяга. У меня действительно есть материальное благосостояние. Даже дом, как я уже говорил раньше.
-Кто-нибудь еще знает об этом?
Мои брови сходятся над переносицей, когда я изучаю ее неподвижную фигуру. В ней есть что-то неестественное, что-то сломленное и робкое, чего не было всего несколько мгновений назад. Ее руки сжимают подлокотники, костяшки пальцев белеют, когда она крепче сжимает их, осторожно делая глубокие, судорожные вдохи.
Я распознаю страх, даже не будучи его свидетелем. Феромоны, выделяемые, когда человек чувствует угрозу, минимальны, но когда ты тратишь достаточно времени на их изучение, замечать небольшие изменения в запахе и поведении становится второй натурой.
Затхлость и сырость. Пропитанный потом, он вытекает из наших пор, влияя на химический состав нашего мозга. Заставляет нас делать и говорить безумные, непредсказуемые вещи.
И прямо сейчас Елена боится.
-Елена, - говорю я медленно, тщательно выговаривая каждый слог. - С тобой все в порядке?
Она остается совершенно неподвижной.
-Я не люблю самолеты.
-Не любишь?
Качая головой, она издает хриплый смешок.
-Я знаю, что Риччи должны быть бесстрашными. По крайней мере, так папа пытался нас воспитать, поэтому он отдал нас на занятия по самообороне, когда мы с сестрами были детьми. Ты бы видел, как загорелись его глаза, когда я впервые применила эти навыки.
Я думаю о разбитых костяшках пальцев и окровавленных губах, которыми она, казалось, щеголяла каждый раз, когда я приезжал в город на протяжении многих лет, о том, как разбитая плоть казалась постоянным атрибутом. Для такой теплой, умной девушки ее очевидная склонность к насилию никогда не имела особого смысла.
Хотя, полагаю, когда ты вырастешь в мире, изобилующем этим, ты сделаешь все, что угодно, ради капельки внимания.
-В любом случае, - продолжает она. - Мои кулаки ничего не могут сделать, чтобы защитить меня от свободного падения с неба, поэтому обычно я стараюсь избегать авиаперелетов.
Я уверен, что помогает то, что Рафаэль редко позволяет своей семье покидать Бостон.
-Знаешь, с точки зрения статистики, у тебя гораздо больше шансов погибнуть в автомобильной катастрофе, чем в авиакатастрофе.
-Скажи это Бадди Холли, Кеннеди-младшему и Ричи Валенсу.
-Честно говоря, двое из них были в одной и той же аварии. - Я указываю пальцем в ее сторону. - Так что это не совсем честное сравнение. И в любом случае ты слишком молода, чтобы они могли тебя травмировать.
Елена тихо усмехатеся, садясь и открывая глаза. Они скользят по мне, как будто каталогизируя каждый видимый дюйм ущербной плоти, который она может видеть. Склонив голову набок, она поджимает губы.
-Ты убил Матео, - медленно произносит она.
-Пришлось. Он создал для меня несколько проблем, и была большая вероятность, что он был причастен к нарушению безопасности в вашем доме.
-Это то, на чем ты основываешь свою работы? - Ее брови приподнимаются. - вероятность?
Глубоко вдыхая, я складываю руки на коленях и пронзаю ее мрачным взглядом.
-Нет, малышка. На самом деле, каждое решение, которое я принимал в своей взрослой жизни, было тщательно согласовано после тщательного рассмотрения. Я не рискую, если не уверен в исходе.
-Тогд этот брак - это что? Флеш-рояль?
Вместо того, чтобы немедленно ответить, я откидываюсь на спинку сидения и тянусь к буфету справа от себя, перебирая его, пока не нащупываю старый корешок книги, которую когда-то всегда держал при себе.
Я обычно выписывал стихи из книги, а затем вырывал их из своего дневника и оставлял на ее балконе несколько раз в год, когда приезжал в Бостон.
Конечно, я не знал, что это ее балкон; я думал, что это балкон ее матери. На самом деле, только когда ей исполнилось восемнадцать и она подошла ко мне на вечеринке по сбору средств, я узнал, что именно она собирала записки и иногда оставляла свои взамен.
В ту ночь она попросила меня увезти ее. Дать ей возможность выбора, точно так же, как я дал ей надежду противостоять миру ее отца.
Она сказала, что узнала мой почерк и хотела сделать нашу связь более определенной.
Я отказался, неправильно процитировав "Потерянный рай", и провел следующий месяц, пытаясь стереть образ молодой Елены Риччи, распростертой подо мной, как праздник.
Она была совершеннолетней и испытывающей желание, и, честно говоря, я никогда не замечал ее присутствия до той ночи, но она также была ребенком двух людей, которые безвозвратно изменили мою жизнь.
Потом Рафаэль попросил меня понаблюдать за ней, и поэзия стала единственным способом, которым я мог с ней общаться.
Единственным способ, которым хотел.
Вытаскивая потрепанную книгу, я открываю страницу с загнутыми краями, мой палец сразу же находит строку, хотя я знаю большинство стихотворений Блейка наизусть.
-И тогда злодей, бросив тропы легкие, перешел на тропу опасную и прогнал он с тропы той праведника вдаль, в пустынную сторону.
Я выдерживаю ее электрический взгляд, когда читаю эту строчку, и она хмурится.
-Бракосочетание Рая и Ада.
-Брак противоположностей. Добро и зло. Теоретически говоря, мы ни в чем не уверены, - говорю я, захлопывая книгу и подвигая ее через стол в ее направлении. - Но, учитывая ситуацию, у нас нет возможности потерпеть неудачу. Я заключен в этом союзе так же, как и ты; поэтому, к лучшему это или к худшему, твое наказание будет постоянным, жена.
Она хмыкает, постукивая пальцами по колену, по-видимому, погруженная в свои мысли.
-Каковы шансы, что ты убьешь и меня тоже?
-Ноль.
Одна бровь выгибается дугой.
-Ты говоришь ужасно уверенно для того, кто только что убил моего жениха и увез меня от моей семьи. Откуда мне знать, что ты не собираешься отвезти меня в глушь и убить?
Ее тон провоцирует какое-то едва скрытое раздражение, бурлящее внутри меня, и я ощетиниваюсь, протягивая руку, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу на пиджаке. Она следит за движением горящими глазами, этот острый маленький язычок высовывается, чтобы облизать нижнюю губу.
Мой член жадно пульсирует за застежкой-молнией, страстно желая освободиться. Я наклоняюсь, не сводя с нее взгляда, и кладу ладонь на свою эрекцию, ее жар обжигает основание моей руки, когда я ерзаю на сиденье.
Я не должен играть с ней — я и так едва удерживаюсь от искушения. Но по какой-то неизвестной гребаной причине просто ничего не могу с собой поделать.
-Мертвая ты мне бесполезна, малышка, — говорю я, слегка надавливая - недостаточно, чтобы что-то изменить, но достаточно, чтобы почувствовать, как капля преэкулята сочится с кончика, впитываясь в ткань моих боксеров.
-Но ты не собираешься спать со мной?
Похотливая маленькая сучка. Я смотрю, как она краснеет, покусывая нижнюю губу, и задаюсь вопросом, знаю ли, во что ввязался.
-Пока нет.
-Тогда... в чем смысл? Чего ты ждешь? - спрашивает она, ерзая на своем сиденье. Прижимая бедра друг к другу, она ерзает, вероятно, пытаясь отогнать желание, кружащееся у нее между ног. - Ты больше... не интересуешься мной в этом смысле?
Розовый цвет окрашивает ее скулы, смущение струится по шее, заставляя ее выглядеть невинной и хрупкой.
Дело не в том, что мне это неинтересно, а в том, что я слишком заинтересован.
Как только мы начнем, я знаю, что мы не сможем остановиться.
-Не волнуйся, моя маленькая Персефона, - говорю я, высвобождаясь и делая глубокий вдох, прежде чем подняться на ноги. - Тебя трахнут. Просто не сразу.
Мой член не сдувается, пока она не отводит взгляд, ее румянец темнеет.
Проводя рукой по передней части костюма, я протягиваю ее ей, терпеливо ожидая, когда она ее возьмет. Если она действительно ненавидит самолеты, я не могу представить, что сойти будет особенно легко; удивительно, что она вообще выбралась из спальни, так как изменение высоты портит даже самого опытного летчика.
Она смотрит на мою руку, потом снова на меня.
Я возвышаюсь над ней в полный рост, когда она сидит, мое телосложение немного больше среднего, но, нависая над ней, когда она на одном уровне с моим членом, я испытываю совершенно новое ощущение, усиливающее похоть, которую пытаюсь игнорировать.
-Я не хотела выходить за тебя замуж, - говорит она, ее голос мягкий и непохожий на тот, что я когда-либо слышал раньше.
В моем горле образуется комок, из-за которого мне трудно дышать. Такое знакомое гребаное чувство.
-Так ты продолжаешь говорить.
-Что, по-твоему, я должна здесь делать? - спрашивает она, поднимаясь со своего места; она шатается, теряя равновесие на полсекунды, прежде чем собраться и скрестить руки на груди.
Меня поражает острый, сладкий гранатовый аромат ее шампуня, и я почти испытываю искушение заключить ее в объятия и показать , чего должен ожидать от нее, как от моей новой жены.
Всеми способами я бы поклонялся ее упругому, совершенному телу, если бы мне дали такую возможность. Как я затащил бы ее в глубины Ада, но убедил бы, что она попала в Рай, используя свой язык, чтобы писать бессловесные стихи на ее чувствительной, набухшей плоти.
Всеми способами я бы обращался с ней правильно, если бы мог.
Если бы мне не было слишком много чего терять.
Если бы я думал, что смогу по-настоящему любить ее, а не просто использовать как пешку в своих извращенных играх.
Вместо этого я соглашаюсь на то, что безопасно, потому что прямо сейчас это важнее.
-Мы можем обсудить это позже, - говорю я, поворачиваясь в сторону и указывая на выход, надеясь, что она не заметит, как мои ноздри раздуваются от ее близости.
Она подходит слишком близко, и внезапно я чувствую, что проглотил самый сладкий, самый смертоносный яд.
-Сначала я хочу тебе кое-что показать.
ГЛАВА 8
Елена
Неужели я больше не интересую тебя в этом смысле?
Вонзая ногти в кожу бедер, я мысленно ругаю себя за то, что позволила вопросу сорваться с моих губ.
Мой разум был слишком затуманен, отчасти из-за оргазма, который я испытала менее получаса назад, а отчасти из-за того, что салон самолета начинал казаться гробом, и внезапно вопрос сорвался с моего языка и метнулся в его сторону.
Как будто спать с Кэлом Андерсоном - это самая важная вещь во вселенной.
Правда, я почти ни о чем другом не думала в течение нескольких недель с тех пор, как он лишил меня девственности, но все же. Учитывая абсолютный хаос последних двадцати четырех часов, полный переворот в жизни, какой я ее когда-то знала, секс должен быть последним, о чем нужно беспокоиться.
Я должна быть рада, что он не хочет этого от меня. Это должно заставить меня чувствовать себя сильной, как будто он позволяет мне сохранить единственный козырь, который у меня когда-либо был.
И все же, когда я смотрю на него со своего конца черного седана, в который нас посадили после того, как мы сошли с самолета, эта знакомая боль распространяется из моей киски наружу, течет по венам, как будто ей там самое место.
И все, что я чувствую, - это нежеланность.
Он практически приклеен к своей двери, его пиджак сложен на сиденье между нами. Рукава его черной рубашки на пуговицах закатаны до середины предплечья, обнажая крепкие мышцы и более бронзовую кожу, это самое большее, чем я когда-либо видела у него.
Прокручивая свой телефон подушечкой большого пальца одной руки, он поглаживает нижнюю часть своей щетинистой челюсти другой. Экран меняется так быстро, что мне трудно представить, что он вообще обрабатывает какую-либо информацию.
Поджав губы, я наклоняюсь и нащупываю в рюкзаке телефон, но он оказывается нерабочим. Я поворачиваю голову, убирая волосы с лица, мой рот открывается, чтобы спросить, что он с ним сделал.
-Помеха, - говорит он, прежде чем я успеваю произнести хоть слово, не удостоив меня взглядом. - Когда мы будем дома, я предоставлю тебе новое устройство.
Дом. Разглаживая руками мягкий материал своих леггинсов, я смотрю в тонированное окно, как мимо проносится зелено-голубая местность того места, где мы приземлились. Океан простирается сразу за горизонтом верхушек деревьев, хотя я не уверена, означает ли это, что мы все еще на материке.
-Где именно находится дом? - спрашиваю я.
- Остров Аплана, хотя местные жители называют его просто Апланой. Это недалеко от островов Бостон-Харбор.
-Никогда не слышала о нем, - говорю я, мой палец нажимает кнопку, которая опускает окно на дюйм.
Оно жужжит, когда опускается, звук пронзает тишину вокруг нас, пробуждая спокойствие в моем животе, которого я не чувствовала с тех пор, как вошла в спальню Матео. Вверх и вниз, я повторяю это движение, гипнотизируя себя им.
Краем глаза вижу, как Кэл ерзает на своем сиденье, скрещивая и разгибая ноги, как будто он не может устроиться поудобнее. Его левая рука опускается, чтобы схватить чуть выше колена, сжимая до тех пор, пока вены не натянутся на коже, горло неоднократно вздрагивает, когда он сглатывает снова и снова.
Интересно, не передумал ли он насчет всего этого — жениться на мне, трахнуть, украсть из Бостона. Возможно ли, что плохой доктор не совсем понимал, во что ввязывается, когда выступил в роли моего рыцаря в не очень сияющих доспехах?
Прежде чем у меня появляется возможность спросить, не слишком ли поздно для аннулирования, рука Кэла набрасывается, накрывая мою, как раз в тот момент, когда соленый воздух обдувает мое лицо; он убирает мой палец, возвращая окно в исходное закрытое положение, затрудненное дыхание вырывается из его груди.
Приподняв подбородок, я замечаю напряженность вокруг его глаз и сужение зрачков. Он выглядит диким, как оживший монстр, остро нуждающийся в своем фунте плоти, и это крадет кислород из моих легких на короткие секунды.
Но не потому, что я боюсь.
Потому что мне это нравится.
Хаос в его глазах засасывает меня, как подводное течение, затягивая все глубже в его опасные воды.
На мгновение я предпочла бы утонуть в них, чем всплыть на поверхность.
В моем горле материализуется комок, и я сглатываю его. Мое сердце колотится в груди, этот аромат корицы и виски, который я неделями пыталась забыть, нападает на меня, когда он нависает над моим телом. Его пристальный взгляд скользит по углам моего лица, безумие освещает его черты и удерживает его на расстоянии.
Схватившись за дверной косяк, он делает долгий, низкий вдох, его грудь резко поднимается от этого действия. Быстро моргая, он, кажется, возвращается в свое нормальное состояние, темно-карие глаза встречаются с моими, когда зрачки меняются.
-Ты в порядке? - спрашиваю я, мой голос едва слышен, не уверена в том, что только что произошло, и не хочу снова выводить его из себя.
-В порядке. Просто... не опускай окно.
Когда он отрывается от меня, откидываясь на спинку сиденья, как кусок металла, притянутый магнитом, я хмурюсь.
-Что, кто-то хуже тебя собирается схватить меня или что-то в этом роде?
Оттягивая воротник своей рубашки, Кэл бросает на меня строгий взгляд. Тот, который я чувствую до глубины души.
-Есть много вещей, которые хуже меня, малышка. И дело не в том, придут ли они за тобой, а в том, когда. - Его голос ровный, непоколебимый, какой бы эпизод он ни пережил несколько секунд назад, он полностью забыт, когда его маска возвращается на место. - Я женился на тебе не для того, чтобы ты могла валять дурака и быть убитой, поэтому, когда говорю тебе что-то сделать, я ожидаю, что ты послушаешь. Не заставляй меня сожалеть о том, что пытался защитить тебя.
-Еще ты сказал, что используешь меня, - указываю я, скрещивая лодыжки, когда водитель замедляет ход, чтобы остановиться. - Что я не буду тебе полезна, если умру. Итак, что же это значить? Ты женился на мне, чтобы спасти меня, или чтобы орудовать мной, как оружием?
Наш автомобиль заезжает на стоянку, слегка толкая нас вперед, когда останавливается. Мгновение спустя дверь Кэла распахивается, прямо за дверью стоит седовласый мужчина в униформе со стоическим выражением на постаревшем лице. Протянув руку, Кэл отстегивает мой ремень безопасности, затем выскальзывает из машины, оставляя меня без ответа.
Закатив глаза, я следую в его направлении. Солнечный жар обжигает мою кожу, когда я выхожу, таща за собой рюкзак. Мы припарковались в конце изогнутой подъездной дорожки, и я слишком занята, разглядывая массивные ворота из кованого железа, чтобы заметить, как пальцы Кэла обхватывают мое предплечье, дергая меня назад, когда я пытаюсь пройти через них.
-Ты не оружие, - говорит он, его прикосновение обжигает меня изнутри. - Ты пешка. Это кольцо на твоем пальце делает тебя моей пешкой. Не забывай об этом.
Негодование царапает мою грудину, вызов поднимает голову, как сердитый рубец, пузырящийся на моей коже.
-Или что, Кэллум? Что еще ты планируешь со мной сделать? Собираешься запереть меня в своем доме и выбросить ключ?
Его ноздри раздуваются, глаза задерживаются на моих, как будто он ничего не может с собой поделать, но затем он движется вперед и тащит меня за собой.
Ворота раскрываются автоматически, открывая идеально ухоженную лужайку, окаймленную высокой живой изгородью, дальний конец которой выходит на океан. Массивный дом с серым сайдингом, широким крыльцом и тремя кирпичными дымоходами расположен в центре участка, единственное отдельно стоящее сооружение, видимое, как только мы входим в ворота.
-Боже, - выдыхаю я, глядя на здание широко раскрытыми глазами. - Это то место, где ты живешь?
-Технически, да. Хотя признаю, что провожу здесь не так уж много времени.
-Хм. Довольно просторно для одного человека.
-“Асфодель” раньше был отелем. Я купил его несколько лет назад и переоборудовал в жилую недвижимость.
Асфодель. Как странно подходит.
Я не могу не задаться вопросом, чувствует ли он иронию в том, что его дом назван в честь части греческого Подземного мира.
Кэл смотрит на меня, когда мы останавливаемся у входной двери, прядь черных волос падает ему на лоб, когда он опускает подбородок. Мои пальцы дергаются, желание убрать прядь заставляет мое тело вибрировать, когда я восстаю против этого, благодарная за сдержанность, которую он оказывает на меня.
Желание моего нового мужа не должно вызывать у меня такого глубокого отвращения — при нормальных обстоятельствах этого следовало бы ожидать. Оправдано.
И все же, когда он несколько мгновений молча смотрит на меня, я снова вспоминаю, что все это ненормально. И меньше всего - моя реакция на то, что меня заставили вступить в брак под угрозой причинения вреда моим близким.
Я должна была быть более встревожена, когда смотрела, как жизнь моего жениха покидает его тело.
Мне следовало больше сопротивляться, когда его убийца попросил — нет, взял — мою руку.
Надо было выкарабкаться и выпутаться из этого, как учил меня папа.
Так, как, я знаю, поступил бы Кэл, если бы ситуация была обратной.
Прочищая горло, я отрываю взгляд от его глаз, и он отпускает мою руку в ту секунду, когда наши взгляды расходятся. Сунув руку в карман брюк за связкой ключей, он вытаскивает один и вставляет его в латунную дверную ручку, поворачивая, пока мы не услышим, как открывается замок.
Легкий трепет пронзает меня, когда его рука находит мою поясницу, ледяная кожа каким-то образом пробивается сквозь материал моей рубашки, делая мои внутренности липкими. Я подавляю это ощущение, пытаясь сосредоточиться на открытой двери, в которую мы входим.
Императорские лестницы соединяют два этажа, а арочный дверной проем разделяет их и ведет вниз по длинному коридору. Полы из глубокого вишневого дерева, отполированные до такой степени, что я вижу в них свое отражение, в то время как вся мебель выглядит так, как будто ее заказали прямо из каталога Pottery Barn.
С потолка свисает элегантная хрустальная люстра, а стены кремового цвета скудны, лишь изредка украшены произведениями искусства гостиничного уровня в золотых рамах.
Дальше по коридору я вижу белую кухню с мраморными столешницами и морским пейзажем через эркерное окно над раковиной, разделенное участком газона и другими живыми изгородями.
Все еще держа ладонь на моей спине, Кэл ведет меня к левой стороне лестницы, жестом предлагая мне подняться по ступенькам. Вцепившись в поручень так крепко, что у меня заболели костяшки пальцев, я иду на несколько шагов впереди него, стараясь не обращать внимания на то, как его прикосновения опьяняют меня.
Честное слово, Елена, возьми себя в руки.
Мы поднимаемся по лестнице, и его рука не оставляет меня, обнимает за плечо и поворачивает налево. Пройдя дюжину закрытых дверей по обе стороны коридора, мы наконец останавливаемся перед последней, и он полностью отстраняется от меня.
-Это ... наша комната, - говорит он, распахивая дверь взмахом руки.
-Наша?
В отличие от остальной части дома, хозяин кажется явно Кэллумом — по-прежнему никаких личных вещей не видно, полностью черная мебель стратегически расставлена в разных местах по комнате, а длинные шторы над окнами блокируют любую возможность проникновения солнца.
-Да. Неужели ты думала, что я приготовлю комнату специально для тебя?
Пожав плечами, я упираюсь ладонями в бедра, откатываясь на пятки.
-Не знаю, как работают фиктивные браки. Наверное, я бы просто предположила, что мы будем жить раздельно.
Складки вокруг его глаз углубляются, между бровями пробегает рябь. Он делает шаг вперед, резкий блеск разжижает его радужки, и я отступаю, пока моя задница не ударяется о комод, удерживая меня на месте.
-Это не первый раз, когда ты предполагаешь, что наш союз менее чем законен, - ворчит он, останавливаясь, когда носки наших туфель соприкасаются, держа свое тело на расстоянии волоска от моего. - Как ты думаешь, какого хрена здесь происходит?
Я сглатываю, мои ноздри раздуваются, когда я задыхаюсь от того, как его запах окутывает меня.
-Не знаю. Ты мне ничего не сказал.
-Давай проясним одну вещь, малышка. - Его рука хватает меня за задницу, резко сжимая, прежде чем скользнуть вверх по моему боку и вокруг шеи. Обхватывая пальцами воротник вокруг моего горла, он надавливает по бокам, выдавливая воздух из моих легких, когда наклоняется и проводит своим носом по моему. - Мы женаты. Муж и жена перед добрым именем Господа. Это так же законно, как и твое отношение к Матео, за исключением, может быть, еще большего, поскольку мы так близко знаем друг друга.
Приподнимаясь на цыпочки, я пытаюсь обрести спокойствие и облегчение, так как нехватка кислорода обжигает мне горло. Желание шевелится внизу моего живота от грубого прикосновения его рук, и хотя страх сопровождает меня, это то, на чем я сосредотачиваюсь.
-Ты помнишь, как я ощущался внутри тебя? - спрашивает Кэл, сдвигаясь, чтобы приподнять мою челюсть и захватить ее зубами. Прикусив, он вцепляется в мою кожу, вспышка боли посылает толчок раскаленного желания вниз по моему позвоночнику. - То, как я разорвал тебя на части своим членом и заставил тебя умолять меня сделать тебе больно?
Отпустив мою челюсть, он скользит вниз по изгибу моей шеи, погружая зубы в основание. Я резко втягиваю воздух, вспышка красного затуманивает мое зрение, когда моя плоть разрывается для него.
-Помнишь? - Я стискиваю зубы, медленно двигаю бедрами, прижимаясь к нему, мурашки бегут по моим рукам, когда я остро осознаю его возбуждение.
-Это предмет каждого моего чертова кошмара, - шипит он, толкая свою эрекцию мне в живот, водя языком по чувствительному месту, которое он только что создал на моей шее.
Его свободная рука находит мою левую грудь, пощипывая сосок призрачными движениями, заставляя мою спину выгибаться, когда удовольствие разливается по моим венам.
-Каждый раз, когда я закрываю глаза, вижу тебя. Распростертая и истекающая кровью подо мной, твоя сладкая маленькая киска жаждет, только и ждет, чтобы ее трахнули. - Он щиплет меня за сосок, ухмыляясь, когда я издаю тихий стон.
Я смотрю на светильники в углублениях на потолке, пытаясь успокоиться, поскольку они искажают мое зрение, но прикосновение Кэла требует моего внимания.
Выпрямляясь, он оставляет мою грудь, чтобы провести пальцами по следу от укуса на шее, тяжелый взгляд удовлетворения застилает его глаза.
-Это докажет тебе, что брак настоящий? - спрашивает он, его большой палец разглаживает взад и вперед мою искалеченную плоть. - Если я возьму тебя снова? Тебе было недостаточно первого ощущения разорения? Ты все еще жаждешь моей тьмы, малышка?
Вожделение сжимает мое горло, даже когда он отпускает меня, двигаясь назад. Моя рука поднимается, потирая теперь уже воспаленное место, а он просто посмеивается про себя, поправляя воротник рубашки.
Стыд обжигает мои щеки, как от того факта, что я для этого человека не более чем грязь, так и от того, что он, похоже, тоже это знает.
Любое сопротивление, на которое я, возможно, считала себя способной, когда дело касалось моего нового мужа, исчезает в ту секунду, когда он прикасается ко мне, и это вызывает спазм в моем животе, как дурное предзнаменование, предупреждающее меня о том, что должно произойти.
Прочищая горло, он возвращается в дверной проем, хватаясь за ручку теми же пальцами, которые только что держали мое трахею под ними.
-Ужин в восемь. Я попрошу Марселин принести тебе новый телефон, и ты можешь свободно осмотреть дом. - Он колеблется на мгновение, и мне интересно, о чем он думает.
Хочет ли он меня так же сильно, как я хочу его, или если для него все это игра. Средство для достижения цели, точно так же, как я была для Матео.
Знаю, он сказал, что его шантажировали, заставляя жениться, так же, как и меня, но я не могу избавиться от ощущения, что происходит что-то еще.
Мой взгляд скользит по большим окнам в другом конце комнаты, оценивая вероятность того, насколько они доступны. Интересно, как далеко падать с этого этажа, смогу ли я выбраться из этого брака до того, как он разрушит меня.
Мамин голос звенит у меня в ушах, кричит мне, чтобы я убиралась, пока могу. Она запихивала вещи в мои чемоданы, сама пыталась столкнуть меня с балкона, когда узнала, за кого я вышла замуж вместо Матео.
Тогда я поняла, что на это просто не было времени, но это не помешало ей попытаться. Это не помешало ей вбить эту идею мне в голову.
-Если ты убежишь, - говорит Кэл, каким-то образом читая мои мысли, холодная нотка в его тоне, которая сильно контрастирует с человеком, который только что обнимал меня, - Я найду тебя. И ты пожалеешь об этом.
С этими словами он закрывает дверь, оставляя меня прислоняться к комоду и приходить в себя в этом странном, новом месте.
ГЛАВА 9
Кэл
-Ты со всеми гостями своего дома обращаешься как с проститутками или только с теми, от кого тебе что-то нужно?
Когда моя рука опускается с дверной ручки, я оборачиваюсь и вижу Джонаса, прислонившегося к стене в противоположном конце коридора.
Его темно-каштановые волосы отросли с тех пор, как я в последний раз видел его лично, концы завиваются вокруг мочек ушей и касаются бородатой челюсти. Яркие фиалковые глаза смотрят на меня в ответ, неодобрение выстилает необыкновенные радужки.
Одетый в черную кожаную куртку с логотипом своего бара — огнедышащий минотавр, управляющий колесницей, - и темные джинсы, разорванные на колене, он выглядит совершенно неуместно на фоне современного, неиспользуемого декора, засоряющего мой дом.
Когда мы с мамой посетили Аплану, мы остановились в гостинице "Асфодель" на южной, более изолированной границе; участок пляжа за отелем был более скалистым и не имел подходящей пристани для яхт, поэтому туристы, как правило, вообще избегали его.
Каждый год моя мама экономила каждый лишний цент, который зарабатывала в детском саду в Бостоне, выходя из нашей убогой квартиры в Гайд-парке, отказываясь от ужина после того, как убедилась, что у меня достаточно еды, и шила нашу одежду на электрической швейной машинке, которую нашла в переулке, когда я был младенцем.
Честно говоря, я бы, наверное, предпочел еду, которая не состояла бы из бобов, только один раз, когда я рос во время каникул на выходных в разгар зимы — единственный раз, когда она могла уйти с работы, — но Дейдре Андерсон было важно, чтобы ее единственный сын испытал хоть какую-то жизнь за пределами Бостона.
За пределами бедности, в которую вверг нас мой донор спермы, что ее возможный рак усугубился.
В первый раз, когда я вернулся на остров через много лет после смерти матери, Джонас Вулф был чем-то вроде имени нарицательного; один из немногих круглогодичных жителей Апланы, его родители переехали из Лондона, когда он был ребенком, и вырос на северной частиострова, где процветал бизнес и все, казалось, стекались.
Однажды летом один талантливый человек нашел его для своего модельного агентства, что привело его к славе еще до того, как он стал подростком.
Учитывая, что Аплана в первую очередь известна своим экспортом крабов и дикой мятой, открытие Джонаса дало острову преимущество перед теми, кто входит в Национальную зону отдыха Гавани, и в течение долгого времени они делали все возможное, чтобы заманить людей в то самое место, где жил Следующий сердцеед Америки.
До своего двадцать первого дня рождения, когда он был арестован и обвинен в попытке убийства владельца острова Тома Примроуза. После краткого пребывания в тюрьме, во время которого он признался в связях с какой-то секретной организацией, Аплана в основном избегала его, и был вынесен запретительный судебный приказ, который не позволял ему быть даже на расстоянии плевка от особняка Примроуз.
Я узнал в нем много от самого себя, когда стало известно о его аресте, и поэтому нанял адвоката, сократил ему срок и был там, чтобы поприветствовать его, как только он был освобожден.
Во время его заключения я приобрел право собственности на "Пылающую колесницу", его дайв-бар, который явно служил прикрытием для банды или общества, которым он был предан, а затем предложил партнерство в обмен на его услуги.
Оказалось, что попытка провалилась только из-за утечки информации.
Среди криминального подполья Восточного побережья Джонас Вулф, очевидно, был известен быстрыми, бесследными нападениями, и я позаботился о том, чтобы стать для него незаменимым. Даже тогда я знал, что однажды мое время с Риччи подойдет к концу, и просто не представлял, как скоро это случится.
Как и в случае с Еленой, Джонас играет огромную роль в успехе моих планов, хотя я и не ожидал, что он появится в моем доме без предупреждения. Его присутствие теперь вызывает беспокойство в моем позвоночнике, обвивая каждый позвонок, как удав, сжимая до тех пор, пока зрение не угаснет.
Прислонившись к двери спальни, я засовываю руки в карманы, заставляя себя принять непринужденную позу.
-Ты хочешь это выяснить?
Он хихикает.
-Кажется странным так обращаться со своей женой, вот и все. Ты пытаешься заставить ее возненавидеть тебя?
Да. С ее ненавистью было бы намного легче справиться, чем с жидким жаром, пылающим в ее взгляде каждый раз, когда она, черт, смотрит на меня. Вероятно, это также помогло бы, если бы я не стремился зажимать ее у стены при каждом удобном случае.
-С ней все будет в порядке.
-Окна там все еще закрашены и закрыты?- спрашивает он.
Я пожимаю плечами, отталкиваюсь от двери и начинаю спускаться по левой лестнице в свой кабинет в правом дальнем углу дома. Мы проходим мимо Марселин, вытирающей пыль с верхней части холодильника на кухне, и она сразу отводит взгляд, вероятно, все еще травмированная тем, в чем я вчера сделал ее соучастницей.
Джонас следует за мной по пятам, и все равно его присутствие выбивает меня из колеи.
-Ты пришел сюда, чтобы поговорить о устройстве моего дома, или потому, что у тебя есть что мне дать?
-А чертовски жаден, не так ли? - Он качает головой, проходя мимо меня к бару за моим столом, вытаскивая два стакана и ингредиенты для коктейля.
Я устраиваюсь за своим столом, открываю канал безопасности дома и мгновенно нахожу тот, что установлен в главной спальне. Когда снимаю ее камерой, на меня накатывает волна дежавю, напоминая мне о том, когда я в последний раз видел ее такой из-за того же экрана.
Как она щеголяла несколькими новыми синяками, которые, как я знал, нанес ее жених, и как, черт, сошел с ума и появился, чтобы потребовать, чтобы она рассказала мне, что случилось.
Как мы трахались вместо этого.
Мой член оживает внутри брюк, и я провожу ладонью по молнии, наблюдая, как она садится на край кровати королевских размеров и проводит рукой по черной обивке изголовья.
Боже, больше всего на свете я хочу подняться наверх, перевернуть ее на матрас, привязать к столбикам кровати и воспроизвести наше совместное Рождество.
На этот раз я бы остался. Когда она просыпалась утром, окровавленная и мокрая от моего члена, пальцев и ножа, я обрабатывал ее до тех пор, пока она не начинала умолять. Умоляет меня снова причинить ей боль.
И тогда я, черт, сделал бы это.
-Черт возьми, - говорит Джонас, обходя стол с двумя темно-розовыми напитками, стратегически не сводя глаз с моей головы. - Если тебе нужно побыть с ней наедине, просто скажи, и я приберу свою информацию и свалю.
Закатив глаза, я сдвигаюсь так, чтобы мои колени лучше располагались под столом, и беру стакан, который он протягивает мне. Напиток освежающий и терпкий, когда я подношу его к губам, медленно потягивая, ожидая, когда он продолжит.
Он проглатывает свою клюквенную водку пятью быстрыми глотками, проводя тыльной стороной ладони по рту, когда заканчивает.
-Тогда ладно. О том, почему я здесь. Мы уже три дня пытаемся установить личность человека, который прислал тебе эту секс-запись. Мы не ближе, чем были семьдесят два часа назад, и Айверс говорит, что конца этому не видно. Тот, кто загрузил его на флешку, не хотел, чтобы его нашли.
-Айверс Интернэшнл считается лучшей гребаной охранной фирмой в округе, но ты говоришь мне, что они не могут найти простой исходный файл или компьютер?
-Они прогоняют флэшку через фильтр — слова Бойда Келли, а не мои, — но, очевидно, это довольно сложный процесс. Он просто хотел сообщить тебе, что ему потребуется больше времени.
Сцепив руки вместе, я выдыхаю, раздражение заставляет мою кожу зудеть.
-Отлично. Но если мне придется самому, черт возьми, ступить на Королевскую тропу, то, когда я уйду, "Айверс Интернэшнл" не станет. Убедись, что он получит сообщение.
Джонас поднимает брови, в его фиолетовых глазах вспыхивает любопытство.
-Разве это не семейная компания твоего протеже?
Правда, Киран Айверс заменил меня, когда я сократил свою работу для удаленных операций Риччи в штате Мэн; двадцатисемилетний отшельник решил исправить то, как я относился к Елене Риччи - так же легко, как сделать один вдох и выпустить его обратно в воздух.
Хотя вряд ли он мой протеже. Я научил его всему, что знаю, потому что понимал, что он может это сделать, и мне нужно было, чтобы он вмешался, а не потому, что я хотел стать наставником.
Просто еще один винтик в моей машине.
Я отмахиваюсь от Джонаса, жестом приглашая его продолжать, и делаю еще один глоток своего напитка. Он достает маленький блокнот из внутреннего кармана куртки, листает до середины.
Он колеблется, потом вздыхает.
-Вайолет все еще отклоняет твои платежи.
У меня сводит челюсть, но я все равно киваю.
-Этого следовало ожидать. В любом случае, я не думал, что она действительно воспримет эту идею, пока не встретит Елену.
Джонас хмурится.
-У принцессы мафии особо убедительный язык?
Его вопрос посылает волну желания через меня, и я ухмыляюсь.
-Не в том смысле, в котором она может быть по отношению к моей сестре, нет. Я подумал, может быть, если Вайолет увидит меня счастью семейной ячейки, а не случайного бродягу, пытающегося узнать ее получше и заплатить ее долги, она будет более восприимчива к этой идее.
-Верно. - Он постукивает большим пальцем по боковой стороне блокнота, поджимая губы. - Насчет всей этой... семейной ячейки, этой штуки.
Ставя свой напиток на стол, я пронзаю его взглядом.
-Если снова дело в том, что я женился на ней, тебе нужно забыть об этом. Что сделано, то сделано, и я не собираюсь ничего менять. Ей нужна моя защита от того, кто пытается шантажировать Риччи, и мне нужна...
-Жена, - заканчивает он, кладя блокнот на стол. Я просто смотрю, мои мысли путаются в замешательстве, и он пожимает плечами. - Я знаю, каковы условия твоего доверия. Твой адвокат много болтает, когда пьян.
В глубине души я делаю мысленную пометку найти Майлза Паркера в следующий раз, когда буду в Бостоне, и перерезать ему горло.
Взгляд Джонаса переключается на компьютер, где Елена откидывается на спинку кровати в своей комнате, вытянув руки над головой. От этого движения ее майка задирается вверх, обнажая гладкую поверхность ее упругого живота, заставляя меня пульсировать между ног.
Я хватаюсь за край стола, пытаясь, черт возьми, разобраться с тем, как мое тело интуитивно реагирует на нее.
-В любом случае, дело не в этом. - Джонас вытаскивает свой телефон из кармана джинсов, открывает экран и поднимает его, чтобы я мог видеть.
Мое имя вводится в поле поисковой системы, дюжина новостных статей в тренде, некоторые с актуальными обновлениями перечислены под моей скудной биографией, когда я был резидентом Бостонского университета. Раздражение пробегает по позвоночнику, когда я просматриваю заголовки, рука уже тянется к телефону, набирая номер Рафа, прежде чем я могу сделать еще один вдох.
Опозоренный Доктор похищает Американо-итальянскую Светскую львицу; После этого Пропал Жених Медиамагната.
Ярость бурлит во мне, раскаленная докрасна, когда она прокладывает дорожку вверх по моей грудине, распространяясь, как горячая лава. Когда вызов отклоняется, багровые брызги застилают мое зрение, гудок заставляет тело вибрировать от ярости, и я с такой силой швыряю телефон на стол, что экран разлетается вдребезги.
Оттолкнувшись, поднимаюсь на ноги, разглаживаю руками перед костюма, делаю быстрые, неглубокие вдохи, пытаясь сохранить самообладание.
Все, что ему нужно было сделать, это сдержать свое гребаное слово, только одиг раз. Мне следовало бы знать лучше — единственное, чем Рафаэль действительно известен в наши дни, - это быть змеей и кусаться, когда его загоняют в угол.
Всего несколько дней назад я вырвал с корнем его жизнь, забрав у него самое ценное, что у него было, и хотя мой план состоял в том, чтобы тщательно и разумно спланировать свои следующие шаги, эта маленькая уловка все меняет.
Если Раф хочет войны, я принесу эту гребаную битву к его ногам.
Подойдя к шкафу в дальнем углу кабинета, я открываю дверцу и достаю свежую пару черных кожаных перчаток. Скользя ими по рукам, наслаждаясь знакомым натяжением материала на коже, восхищаюсь гладким внешним видом, зная, что скоро они будут окрашены в красный цвет.
И, несмотря на шумные, навязчивые мысли, повторяющиеся в моей голове, когда я покидаю Асфодель с Джонасом, моя нервная система никогда не была более спокойной.
ГЛАВА 10
Елена
Это определенно то место, где он мучает людей.
Маленькая лачуга молча смотрит на меня, зеленые виноградные лозы, извивающиеся и растущие сквозь каменный сайдинг, кажется, издеваются надо мной, когда я разговариваю сама с собой. Это единственное другое здание на территории, расположенное далеко в стороне, как будто разделение делает его каким-то образом менее заметным.
-Ты никого не обманешь, Кэл, - бормочу я, прищурив глаза на металлические прутья, обрамляющие непрозрачное окно, и доски, прибитые к входной двери, запрещающие вход.
Для чего еще можно использовать это здание?
-Ты разговариваешь сам с собой? - Марселин говорит из окна на кухне, достаточно близко, чтобы ей не пришлось кричать.
-Да, Марселин, так и есть. Ты не хочешь проводить мне экскурсию с гидом, так что я придумываю ее по ходу дела.
По правде говоря, я уже трижды обыскивала Асфодель с того дня, как Кэл оставил меня в нашей комнате. Я не планировала еще один круг по периметру, но, поскольку интернет здесь в лучшем случае слабый, и я не совсем заинтересована в продолжении курса, на котором сейчас учусь в Бостонском университете… подумала, почему бы и нет.
Марселин, несмотря на то, что она постоянно проживает в отремонтированном отеле, отказывается участвовать.
Тем не менее, она помогла мне распаковать вещи, которые Кэл отправил на остров, хотя, увидев комплекты нижнего белья, которые я получила на вечеринке невесты, ее лицо вспыхнуло в цвет ее волос.
Выдыхая, я поворачиваюсь, положив руки на бедра, осматривая остальную часть двора: бетонная стена, граничащая с участком, и живые изгороди, оставленные нестрижеными, вероятно, для отпугивания подглядывающих; каменный внутренний дворик с редкой мебелью, ржавым угольным грилем и гидромассажной джакузи, нуждающейся в хорошей уборке; частичный сад напротив кухонных окон, который, кажется, функционирует только как клумба с сорняками.
Прямо за забором раскинулась полоска пляжа, голубая вода целует далекий горизонт, заставляя меня больше, чем нужно скучать по дому. Залезая в карман, я достаю телефон, который Марселин настроила для меня, выбираю один из немногих доступных контактов.
Моя сестра Ариана отвечает на четвертом гудке, ее лицо освещает экран, когда она переключает его на видеозвонок. На ней маска для лица из авокадо, и это зрелище вызывает у меня острую боль в сердце — маски для лица и педикюр были нашим увлечением в пятницу вечером, когда мы росли, и сейчас не быть рядом, чтобы побаловать себя этим с ней, нервирует более чем немного.
Прошло совсем немного времени с тех пор, как я видела ее в последний раз, и все же мне кажется, что между нами прошла целая вечность.
-А вот и моя любимая новобрачная, - поет Ариана, едва шевеля губами, чтобы маска не треснула. - Как поживает первая в мире миссис Кэл Андерсон?
-Медленно скатываюсь к безумию, - говорю я, бросая еще один взгляд на пристройку.
-О, Господи, что ты видела?
Я хмурюсь.
-Что я видела?
-Да ладно, ты уже неделю живешь с Доктором Смертью. Расскажи мне все о его маленьком уголке ужасов.
Возвращаясь в дом, я открываю стеклянную дверь во внутренний дворик и вхожу в кухню. Марселин ушла, поэтому я поворачиваю камеру, демонстрируя комнату с ее столешницами из черного мрамора и приборами из нержавеющей стали.
Официальная столовая находится через дверной проем слева, а гостиная комната с огромным каменным камином и белой секцией с золотыми стенками примыкает к другому выхоуд из кухни.
Стены кремового цвета не украшены картинами или фотографиями. Никакой пыли, пачкающей детскую кроватку в овальной комнате рядом с фойе, или книжные полки в библиотеке дальше по коридору. Никаких реальных доказательств того, что кто-то, кроме Марселин, существовал здесь до моего переезда, и я не могу не задаться вопросом, почему Кэл владеет таким большим домом, если он в нем не живет.
Когда он здесь, он запирается в своем кабинете, даже не выходя, чтобы присоединиться ко мне за ужином. Я ела каждый прием пищи за обеденным столом в полной тишине, уставившись в окно, выходящее на роскошный боковой двор, мечтая обо всех способах, которыми могла бы однажды сбежать.
-Черт возьми, это еще более жутко, чем я ожидала. - Я переключаю камеру обратно, и Ариана поднимает свои идеально изогнутые брови. - Где все его вещи? Я даже не вижу телевизора!
Усаживаясь на прямоугольный островок, я прислоняю телефон к вазе с фруктами и кручу кольцо с бриллиантом на пальце, пожимая плечами.
-Знаю. Один из них установлен в спальне, но он не подключен ни к кабельному телевидению, ни даже к Интернету.
-Так странно. Разве у него нет хобби?
-Не знаю.
-Не знаешь? - Она делает паузу, нахмурив брови. Оранжевые искорки в ее карих глазах мерцают, когда она перекладывает телефон, уходит с прямого солнечного света балконА и возвращается в свою комнату. - Это похоже на важную информацию, которую нужно знать о муже.
Прикусив губу, я протягиваю руку и провожу подушечкой большого пальца по следу от укуса, который Кэл оставил на мне на днях, консилер отпечатывается на пальцах.
-Он любит поэзию, - говорю я, зная, к чему клонится разговор.
Она прищелкивает языком.
-Как и ты. Выбери что-нибудь менее скучное. Что-то, чего мы еще не знаем.
-Хобби - это не то, что выставляют на показ, вот и все.
Ее глаза сужаются в щелочки.
-Елена. Скажи мне, что ты знала о Кэле больше, чем просто размер его члена, прежде чем вышла за него замуж.
Я бормочу, убирая руку с шеи.
-Что?
-Да ладно, мы все знаем о том, что произошло на Рождество. Папа рассказал нам о твоем любовном affare illecito (п.п.: от итал. афера) Так по взрослому и не характерно для тебя и все ради своего маленького угодника.
Я ощетиниваюсь от снисходительности, исходящей из ее слов.
-Я не умею угождать людям.
-Ты такая и есть. Не то чтобы кто-то из нас винил тебя; мы все выбрали те защитные механизмы, которые лучше всего работали против Папы. Так получилось, что твой путь оказался путем наименьшего сопротивления.
Усмехнувшись, я тянусь за сливой, вынимаю ее из миски и вгрызаюсь в пурпурную мякоть.
-Ну, папа был недоволен тем, как прошел день моей свадьбы, это точно.
-О, Боже, - стонет она, откидывая голову назад. - Он действительно украл тебя у Матео, как и сказала мама. Что у него есть на тебя и как я могу помочь вырвать тебя из его лап?
-Господи, Ари, - говорю я, капли пота стекают по линии волос и прокатываются по спине. - Ты говоришь о нем как о каком-то суперзлодее.
-Так и есть! Не делай вид, что вдруг забыла все слухи о нем или сплетни, которые мы привыкли слышать от мамы и ее сестер.
Не из того теста , я вспомнила, как настаивала одна zia(п.п.: от итал. тетя) , хотя так и не поняла, почему. Как мог мужчина с лицом, телом и разумом греческого бога не быть достойным брака?
Я полагаю, что если бы этот греческий бог был тем, кто правил Подземным миром, то Кэл, похоже, правил бы всеми, с кем соприкасается.
Но даже Аид украл жену.
Акцент на украл.
Проглотив кусочек сливы, я снова оглядываю дом, его абсолютная пустота эхом отдается вокруг меня, как огромная пещера, заброшенная человеком. Как иногда кажется, что ночью температура падает, как будто его призраки выходят поиграть, когда мы должны спать.
Может быть, это то, что она имели в виду.
Все люди в мире мафии страдают от своих демонов. Я не могу перестать задаваться вопросом, что именно может быть у Кэла, и нахожусь ли я здесь, чтобы служить буфером между ними.
-Знаешь, - медленно говорю я, откусывая еще один кусочек фрукта. - Я помню, ты упоминала, что хотела бы встретиться с Кэлом на рождественской вечеринке.
Она корчит гримасу.
-И? Трахаться с кем-то и выходить за него замуж - это две разные вещи, Е. Ты бы знала это, если бы была с несколькими людьми. - Сделав паузу, ее глаза на мгновение остекленевают, как будто она погружается в свои мысли, а затем в следующую секунду перефокусируются. - Это то, что случилось? Он соблазнил тебя и заставил испытывать зависимость к его члену?
-Ариана.
-Что? Это был твой первый раз, если предположить, что то, что папа сказал о тебе и Матео, было правдой. Имеет смысл, что ты почувствуешь неестественную, глубокую душевную связь с ним.
Я молча жую сливу, обдумывая сказанное. Это имело бы смысл, но также означало бы, что мои мотивы, побудившие меня принять его вынужденное предложение, на самом деле были менее альтруистичными, чем предполагала, и я не хочу думать о том факте, что я, вероятно, бросила бы свою семью волкам, если бы только темноволосый социопат с острой челюстью попросил.
Поэтому, вместо того, чтобы удвоить осознание, я засовываю его в тайники своего мозга и отступаю.
-Подожди. Ты сказала, что он украл меня, как и сказала мама. Что ты имела в виду под этим?
-Он тебе еще не сказал? Папа и мама дали наводку Болленте и нескольким другим национальным новостным станциям в центре города, сказав, что Кэл перерезал Матео горло и похитил тебя с твоего балкона. Они предлагают гигантское вознаграждение за любую информацию о твоем местонахождении.
Я смотрю, как она кладет трубку, припудривая веки мягкими золотистыми тенями. Моя косметичка лежит наверху в упакованном чемодане, вероятно, на данный момент она пропадает даром — хотя какой смысл выставлять себя напоказ ради случайного внимания мужчины в те несколько часов, когда он на наконец-то дома?
Может быть, нонна была права, и мое поколение действительно рано расслабляется в браке.
Недоумение искажает мое лицо.
-Они знают, где я нахожусь. И даже если бы они этого не знали, я прямо сейчас общаюсь с тобой в чате по видеосвязи. Насколько сложно будет отследить мое местоположение?
-Очевидно, сложнее, чем ты думаешь. Иначе зачем бы папе утруждать себя привлечением к себе внимания?
Неприятное чувство поселяется глубоко в моем животе, привязывая меня к моим страхам. Что-то здесь не совсем правильно.
Я вешаю трубку, заверяя ее, что со мной все в порядке и меня не нужно спасать, как раз в тот момент, когда входная дверь распахивается, ударяясь о стену с такой силой, что дребезжит окно раковины.
Проходит несколько тихих ударов сердца, и я наполовину ожидаю, что Кэл войдет, хотя поиски меня, похоже, не входят в его ежедневную рутину.
Если бы я знала, что быть замужем за ним будет так одиноко…
-То ты бы что, Елена? - бормочу я себе под нос, постукивая ногтями по столешнице. Бриллиант на моем пальце сверкает под искусственным освещением, разбивая отражающиеся от него тени. - Он не оставил тебе выбора. Никто никогда этого не делает.
Когда проходит еще пять минут, становится очевидно, что он ищет не меня.
Я соскальзываю с барного стула, бросаю свою сливовую косточку в мусорное ведро и вместо этого иду искать его.
Пробираясь на цыпочках по коридору, изо всех сил стараюсь не наступать на скрипучие половицы, когда добираюсь до его кабинета, спрятанного в углу в самом конце. Свет льется из-под двери, и я осторожно поворачиваю ручку, открывая ее кончиком указательного пальца.
Он одет в униформу, склонился над огромным деревянным столом, одна ладонь прижата к поверхности, чтобы выдержать его вес, другая обхватила хрустальный стакан. Его черные волосы свисают мокрыми прядями, капают на стол и пропитывают ворот рубашки, как будто он только что вышел из душа.
Мое горло сжимается только при виде его задницы, того, как мышцы его бицепсов стонут, натягиваясь на кожу, словно умоляя вырваться на свободу.
Боже, как этот мужчина, должно быть, выглядит голым.
Вспышка красного бросается мне в глаза, когда он сдвигается; она тусклая, размазана по передней части его штанин, но она там, дразня меня.
Напоминая мне, что я очень мало знаю о человеке, с которым делю жизнь, и что это должно меня пугать.
Или заставить искать способ сбежать.
-Уходи, Елена. - Его голос - низкий рокот, который я чувствую в своей груди, властный и резкий, когда он пронзает меня насквозь. - Я не в настроении для компании.
Наверное, мне следует прислушаться и найти себе другое занятие. Что угодно, кроме как потакать желанию, накапливающемуся у меня внутри.
-Твоя жена вряд ли составит компанию, - говорю я, ущипнув себя за бедро двумя пальцами, чтобы мой голос не дрогнул. - И мне скучно.
Он ставит стакан, поднимает голову, не поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.
-Скучно?
-Да, - говорю я, перенося вес с одной ноги на другую. - Ты бросил меня в этом незнакомом месте, а потом полностью игнорировал.
Проглотив смесь желания и волнения, застывшую у меня в горле, я делаю шаг внутрь офиса, играя с тканью своего халата. Он розово-розовый и атласный, в тон пижамному комплекту, который на мне под ним, и когда я подхожу ближе, шелковистый материал скользит по моей коже, охлаждая меня там, где присутствие Кэла воспламеняет меня.
-Я знаю, что концепция развлечений может быть тебе чужда, - говорю я. - Но мне нужно что-то, чтобы отвлечь внимание. А все книги наверху - я смогу скоро выучить наизусть.
-Разве тебе не следует заниматься?
-Ну... Я отказалась от своих курсов.
Его голова резко поворачивается в сторону, брови сходятся вместе.
-Зачем тебе это делать?
-Не знаю. Это казалось... бессмысленным. Меня не интересует преподавание, и я не могу представить, как сбалансировать карьеру в сфере образования, будучи твоей пленницей.
Медленно поворачиваясь лицом ко мне, Кэл молча смотрит на меня сверху вниз, его темный взгляд скользит взад и вперед между моими глазами, как будто пытаясь понять меня.
Удачи.
-Ты не моя пленница, - бормочет он, что-то тяжелое оседает в воздухе между нами, заставляя мои кости казаться плотными и делая меня неподвижной. Электричество пульсирует в моей крови, передавая его остальным частям моего тела, сердце замирает, пропуская удар, когда он движется вперед.
-О, - выдыхаю я, мой мозг не в состоянии сформировать другое слово.
-Но если ты не развернешься и не уйдешь прямо сейчас, я заставлю тебя почувствовать себя таковой.
ГЛАВА 11
Кэл
Глаза Елена оживают, в ее золотистых радужках вспыхивают огни, когда она проводит своим дерзким язычком по пухлым губам.
-Я справлюсь с этим, - практически мурлычет она, возбуждение покрывает ее слова, когда они скользят по моей коже.
Легкий розовый наряд, который на ней, не скрывает того факта, что она возбуждена, ее соски остры, когда они натягивают атласную ткань. Глубокий, обжигающий румянец поднимается по ее горлу, подчеркивая отметину, которую я оставил у ее основания, хотя она пыталась скрыть ее косметикой.
Я не драматизировал, когда сказал, что не в настроении для компании. На самом деле, прежде чем она вошла, я был всего в нескольких секундах от того, чтобы вернуться в звукоизолированное здание и продолжить начатую работу.
Кровь Лео “Колени” Морелли все еще пачкает мою одежду, и моя потребность передать сообщение отцу Елены - единственная цель, о которой я думал последние несколько дней.
Не имея возможности дозвониться до Риччи в Бостоне и не желая оставлять Елену в Асфодели одну, на случай, если есть какой-то заговор, чтобы украсть ее у меня, я был чем-то вроде легкой добычи с тех пор, как узнал об историях, попавших в заголовки газет.
Жду, наблюдаю, выжидаю своего часа.
Держал себя взаперти от своей жены, пытаясь полностью отделить свой гнев по отношению к ее отцу от нашего маленького соглашения.
Затем Блу, один из сотрудников Джонаса в "Пылающей колеснице", заметил приезжего, который, казалось, появился из ниоткуда. Ни семьи, ни друзей, и никакого интереса к туристической деятельности. Он заходил в бар, садился в дальнюю угловую кабинку и весь день пил пиво, а ночью бесследно исчезал.
Он прихрамывал, сообщил Блу Джонасу, и у него был очень отчетливый зигзагообразный шрам, идущий от верхней части коленной чашечки до задней части пятки. Никто бы этого не заметил, если бы не драка, в которую он ввязался во время своей второй ночи в городе, когда он прижал официанта за то, что тот пролил вино на его стол.
Я знаю этот шрам. Сам притащил инструмент для дермаплана, который его создал, через его тонкую плоть.
Колени - двоюродный брат Риччи, хотя и дерьмовый. Много лет назад его поймали на том, что он готовил книги на одной из незаконных игорных операций Риччи, и вместо того, чтобы отправить его на дно, как хотели Старейшины, Раф заставил меня вселить в него страх перед la famiglia, а затем отлучил его от города.
Последнее, что я знал, они не разговаривали, хотя его присутствие в Аплане доказывает обратное. Я не уверен, что именно Раф послал его сделать, не смог заставить его признаться в чем-либо.
Джонас скоро должен доставить его голову в почтовое отделение на северной части острова.
Сделав небольшой шаг ко мне, Елена протягивает руку, проводя ногтями по моей форменной рубашке.
Я не практиковался несколько месяцев, но это была единственная одежда в подвале, когда я приехал, и не хотел бежать наверх и рисковать, что Джонас нападет на Колени раньше, чем смогу я.
Просунув пальцы под подол, она придвигается ближе, оставляя между нами достаточно пространства, чтобы я мог почувствовать малейший шепот ее дыхания у основания моего горла.
-Я не уверен, что это хорошая идея, - говорю я, сглатывая, когда она поднимает подбородок, прикрывая свой милый взгляд густыми ресницами.
Я уже думаю обо всех способах, которыми я мог бы взять ее, заставить ее пожалеть о том, что она вообще встретила меня или сделала мне предложение.
Вещи, о которых поклялся себе, что даже не подумаю, пока она не будет здесь достаточно времени, чтобы я мог ее успокоить, и все же я здесь, поддаюсь истерии в ее глазах.
Она качает головой, темные волосы колышутся взад и вперед по ее стройным плечам.
-Я знаю, что это не так.
Не говоря больше ни слова, или даже не имея времени для другой сознательной мысли, она сжимает мою рубашку в кулаке и притягивает меня вплотную к себе. Приподнимаясь на цыпочки, она приникает своим ртом к моему, беря инициативу в свои руки, прежде чем я успеваю это остановить.
Мы целуемся всего второй раз, и все же мне почему-то кажется, что это наш миллионный и первый поцелуй одновременно.
Черт возьми, если она не такая порочная на вкус, как раньше, легкий привкус фруктовой закуски, сохраняющийся, как пленка соблазна. Он смешивается с ароматом ее гранатового шампуня, и внезапно мне не хочется есть больше ни одного фрукта, пока я жив.
Если Елена хотя бы наполовину так божественна, как плод в Эдемском саду, я абсолютно понимаю капитуляцию Евы.
Может быть, ей просто скучно, и, может быть, я пропускаю ценные шаги в своем плане, но, черт возьми, если я обдумываю что-то из этого, когда ее рот пожирает мой.
Рычание проносится между нашими губами, хотя не уверен, из чьей груди оно вырывается; мой член набухает, когда я обнимаю ее за талию, вписываясь в гибкие изгибы ее тела, и поворачиваюсь, толкая ее спиной к столу.
Ахнув, когда ее задница ударяется о деревянную поверхность, она скользит руками вверх по моей груди и обхватывает ими мою шею, используя пальцы, чтобы двигать моей головой так, как хочет.
Посасывая и покусывая, она создает бурю, скользя своим языком по моему, исследуя внутреннюю часть моего рта, как будто это неизведанный остров.
Одна из моих рук опускается на ее правую ягодицу, пальцы впиваются в мясистую плоть, в то время как другая тянется вверх, чтобы оттянуть кружевной вырез ее пижамы. Бледная округлая плоть ее груди высвобождается, обнажая один пыльно-розовый сосок, и я провожу по нему большим пальцем, наслаждаясь дрожью, которую вызывает мое прикосновение.
Выгибаясь навстречу мне, она стонет, гортанный звук заставляет наши губы вибрировать.
-Сделай это снова, - шепчет она мне в рот, проводя языком по внутренней стороне моей верхней губы.
Мой член дергается от ее страстного тона, такого далекого от робкой девственницы, которую я практически искалечил несколько недель назад. Я не знаю, что изменилось, может быть, она солгала о том, что не была ни с кем другим, но когда я сжимаю в кулаке волосы у основания ее шеи, заставляя ее наклониться и показать свои торчащие соски, то понимаю, что мне, черт, все равно.
В этот конкретный момент времени она могла бы сказать мне, что прошла через весь Бостон, и у меня все еще была бы потребность погрузиться в нее.
Чтобы заставить ее забыть, что до меня был кто-то еще.
Отстраняясь, я смотрю в ее широко раскрытые глаза, затуманенные похотью.
-Как только мы начнём...
Она царапает ногтями мою шею сзади, посылая разряд раскаленного добела электричества вниз по моему позвоночнику, прямо к яйцам.
-Как только мы начнём?
-Я не смогу остановиться.
-Кто тебя об этом просит?
Обхватывая губами ее сосок, я посасываю сморщенную вершинку, опуская свободную руку на верхнюю часть ее бедра. Я скольжу под краем ее шорт, ища свое клеймо на ее коже, постанывая в ту секунду, когда соприкасаюсь с меткой.
Всхлип срывается с уголков ее губ, когда я провожу по шраму, двигаясь дальше вверх по ее ноге. Оттягивая материал ее шорт в сторону, я прикасаюсь костяшками пальцев к ее мокрой плоти, ругаясь себе под нос, когда встречаю голую кожу.
-Я не надевала трусики с тех пор, как мы приехали сюда, - шипит она, прерывая стон, когда я обвожу ее клитор большим пальцем, нажимая, пока она не начинает двигаться.
-Нет? - спрашиваю я, приподнимаясь, чтобы снова завладеть ее ртом, беря на себя ответственность, когда ее мышцы становятся более податливыми. - Неужели моя распутная маленькая женушка каждый день проводит в надежде, что ее трахнут?
-Боже, да...
Резкий, настойчивый стук раздается во входную дверь, эхом разносясь по коридору, как раз в тот момент, когда я засовываю палец в ее теплую, восхитительно влажную киску. Ее руки падают с моей шеи, вцепляясь в мои бицепсы, тревога наполняет ее черты, даже когда ее внутренние стенки сжимаются вокруг меня.
Я замираю, слегка наклоняясь вперед, прислушиваясь к шагам моей экономки.
Тишина.
-Марселин? - окликаю я, поворачивая голову, чтобы посмотреть через плечо, как будто это может дать мне какое-то представление о ее местонахождении.
-Эм, - пищит Елена, толкая меня в плечи. - Ты можешь не произносить имя другой женщины, пока твой палец внутри меня?
Я смотрю на нее сверху вниз, приподнимая бровь.
-Ревнуешь?
Ее глаза сужаются.
-Вовсе нет. О, Матео, это так чертовски приятно. Не надо...
Молниеносно вынимая указательный палец из ее киски, я оттягиваю ее голову назад и засовываю его ей в рот, прерывая ее.
-Я не могу убить его дважды, Елена. Ты уверена, что хочешь пойти по этой дороге?
Стук раздаётся снова, становясь все громче, и она надувает щеки, водя языком по моему пальцу. Из моего члена вытекает капля преякулята, когда всплывает воспоминание о том, как она заглатывала мою длину; она улыбается, наконец отпуская меня с чавкающим звуком, когда закончила.
-Я знаю, что тебе нравится содержать рабочее место в чистоте, - говорит она. - Инструменты и все такое.
Мой рот приоткрывается, чтобы что-то сказать, но стук не прекращается, глухой стук царапает мои нервы, как гвозди, скребущие по классной доске.
Запуская пальцы в ее волосы, когда знакомое раздражение укореняется в моем животе, прорастая, как сорняк, в когнитивную часть моего мозга, я резко вдыхаю и одновременно отпускаю ее.
Она моргает, ее левая грудь все еще торчит из рубашки, красная и влажная от моих губ.
-Ты не собираешься отвечать, не так ли?
-У меня не так много посетителей. Я вроде как думаю, что так и должно быть, нет?
-Верно, но... мы были в самом разгаре кое-чего. Разве они не могут навестить нас в другой раз?
Обычно я бы сказал "к черту" и проигнорировал стук, но добавьте к этому предательство ее родителей и мое устранение низкорангового Риччи солдата - но солдата, тем не менее, — и я склонен верить, что любой, кто посещает мой дом, находится здесь с недобрыми намерениями.
Никто, кроме Джонаса и Марселин, не знает, что это место принадлежит мне. Даже телефон, который я настроил для Елены, сообщает о ее местонахождении на северной оконечности острова - это специальная функция, которой его оснастили ребята из "Айверс Интернэшнл".
Протянув руку, я ущипнул ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня снизу вверх.
-Иди наверх, разденься догола и забирайся в постель. Подожди меня там, и я сделаю этот визит коротким.
Уголки ее губ приподнимаются, и она кивает. Я ухмыляюсь, щелкая пальцами по ней.
Когда она выскальзывает из офиса, я восхищаюсь ее задницей, плавно удаляющейся от меня, затем быстро сбрасываю свою одежду в мусорное пакет для биологических отходов, спрятанный в шкафу, натягивая фланелевую пижаму.
Вытаскивая свой пистолет оттуда, где он пристегнут под моим столом, я засовываю его за пояс брюк, накидывая на него подол рубашки. Проводя рукой по волосам, делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь заставить свой член сдуться, прежде чем подойти к входной двери.
Когда я смотрю в глазок, то никого не вижу. Держа пистолет в одной руке, я медленно открываю дверь другой, мысленно обыскивая крыльцо в поисках признаков незваного гостя.
Вместо этого все, что меня встречает, - это конверт, приклеенный скотчем над установленным почтовым ящиком.
Сорвав его со стены, я быстро проскальзываю внутрь и снова запираю дверь, прислоняясь к ней, когда вскрываю конверт. Мой желудок опускается к заднице, когда я перебираю содержимое, возвращаясь в свой кабинет, чтобы вернуть пистолет на место.
И хотя моя интуиция уже знает, я все равно вытаскиваю флешку и вставляю ее в USB-порт своего ноутбука, нажимая кнопку воспроизведения, когда открывается окно мультимедиа.
Меня встречают зернистые кадры приватного момента между мной и Еленой, за несколько минут до того, как начался стук.
Я оглядываю свой офис, предчувствие прокладывает дорожку вверх по моей грудине, затрудняя нормальное дыхание, пока я ищу признаки скрытой камеры.
ГЛАВА 12
Елена
Чем дольше я лежу голая в постели Кэла, уставившись в потолок со скрещенными на груди руками, тем больше мне неловко из-за того, что набросилась на его внизу.
Не так давно я наблюдала, как он убил моего жениха, а затем заставил выйти за него замуж. Очевидно, после того, как первоначальный шок и гнев проходят вместе со стрессом, мой мозг отходит на второй план и позволяет моей вагине вести машину.
Или, может быть, это просто эффект, который Кэл оказывает на меня. Может быть, целая жизнь одержимости им привела меня к этому моменту, и теперь я вольна исследовать, независимо от того, насколько хреновая ситуация.
Я медленно выдыхаю, нежно пощипывая соски, пытаясь воссоздать ощущение того, как Кэл делает то же самое. Мурашки, как сыпь, покрывают мои предплечья, жар разливается по груди, когда его слова, сказанные раньше, эхом отдаются в моей голове.
Неужели моя распутная женушка каждый день проводит в надежде, что ее трахнут?
Не сознательно, или, по крайней мере, не с явным намерением, чтобы Кэл нашел меня без нижнего белья и воспользовался легким доступом. Но когда вокруг больше никого не было, а правила моих родителей о скромности и чистоте больше не имели значения, отказ от трусиков казался следующим логичным ходом действий.
Еще один гвоздь в крышку гроба, позволяющий образу жизни Риччи диктовать, как я живу.
Может быть, именно поэтому я нырнула головой вперед в неизвестные воды, приближаясь к Кэлу, несмотря на то, что он был весь в крови и с почти диким выражением в глазах.
Когда мне предоставляется возможность выбора, я, кажется, склоняюсь к безрассудному отказу. Это было очевидно, когда я в первую очередь попросила Кэла лишить меня девственности, и сейчас это еще более очевидно.
Конечно, он угрожал жизни людей, которых я люблю. Шантажом заставил меня вступить в этот союз. Вырвал меня из единственной жизни, которую я знала, и бросил в чужом месте, одинокую и растерянную.
Но он был искусным любовником, и мое тело начинает вспоминать о его таланте.
Мышцы моего живота напрягаются, когда я провожу рукой по груди, скользя по скользкому теплу, которое он оставил после себя.
-Тот, кто сказал, что Кэл Андерсон сделан не из того теста для мужа, явно никогда не чувствовал его руки между своих бедер, - бормочу я, сдерживая стон при воспоминании.
-Правда?
Несмотря на то, что я ожидаю его, внезапное вторжение глубокого голоса Кэла пугает меня; моя рука прижимается к груди, в то время как другая рука накрывает пах, действуя на автопилоте.
Подняв голову, я вижу, что он стоит в другом конце комнаты в черной пижаме, прислонившись к дверному косяку, со странным выражением на красивом лице.
Это не совсем возбуждение, не совсем раздражение. Каким-то образом черты его лица кажутся застывшими, темный взгляд непоколебим в своем голоде, а рот тверд в своей ярости.
Он окидывает меня взглядом, задерживаясь на моей раскрасневшейся коже, поднимает руку, чтобы погладить нижнюю губу тыльной стороной большого пальца.
-Не позволяй мне перебивать. Ты что-то говорила?
-Я просто разговаривала сам с собой.
-Ты много слышишь сплетен обо мне?
-Не так много, - говорю я, мои щеки обжигает жар. - Просто то, что иногда говорят моя мама и ее сестры.
-Ах, да. Кармен и ее большой гребаный рот.
Враждебность в его тоне застает меня врасплох; Я знаю, что у него и моих родителей отношения, которые начались еще до того, как он стал сотрудником Ricci Inc., но я всегда понимала, что он был для них двоих как семья. Дальний, таинственный дальний родственник, который приезжал в город только тогда, когда ему это было абсолютно необходимо, и каждый раз поднимал шум по этому поводу, но, тем не менее, он семья.
Кэл выдыхает, как будто пытаясь собраться с мыслями.
-Хорошо. Что еще?
Моргая, я хмурюсь.
-Что ты имеешь в виду?
-Что еще они говорят обо мне? - Его брови приподнимаются, практически касаясь линии роста волос, и он разводит ладони в стороны, словно предлагая. - Они настроили тебя против меня? Рассказали тебе в мельчайших подробностях обо всем зле, которое я совершил?
Мой язык кажется слишком толстым для моего рта.
-Папа всегда избегал конкретики.
-Но до тебя все еще доходили слухи, верно? Ты не можешь существовать в этом гребаноммире без того, чтобы языки работали сверхурочно, особенно когда ты ясно даешь понять, что просто хочешь, чтобы тебя оставили в покое.
Упираясь пятками в матрас, я принимаю сидячее положение, пытаясь чувствовать себя немного менее уязвимой, когда он пристально смотрит на меня. Моя одежда развешана на спинке в ногах кровати, поэтому я хватаюсь за хлопчатобумажные простыни, двигаясь, чтобы нырнуть под них.
-Что ты делаешь? - спрашивает он.
Я замираю, мои пальцы вцепляются в простыни, пока костяшки пальцев не сводит судорога.
-Это похоже на разговор, для которого мне не следует быть раздетой.
-Положи пальцы обратно на свою киску и покажи мне, что ты думаешь о том дерьме, которое они говорят о твоем муже. - Облизывая губы, Кэл двигается вперед, чтобы встать на колено на кровати одной ногой. Его рука вытягивается, хватает меня за запястье и отрывает каждый отдельный палец от простыни.
-Я даже не знаю своего мужа, - огрызаюсь я, пытаясь вырваться из его хватки. Возбуждение, которое я испытывала несколько минут назад, испаряется, сменяясь в резком тоне, и на его месте появляется необходимость бороться.
Оскалив зубы, я поднимаю свободную руку назад, посылая ее по воздуху к его лицу.
Глупо, на самом деле. Кэл ловит мою руку еще до того, как она соприкасается; он вырывает ту, что держит простыню у меня за спиной, удерживая ее между нами, затем подносит мою другую руку к своим губам.
-Ты знаешь больше, чем показываешь, - отвечает он, беря мой указательный и средний пальцы и отделяя их от остальных. Посасывая два пальца, он проводит по ним языком, не прерывая зрительного контакта, и это посылает во мне новую волну осознания, заставляя мои пальцы на ногах сжиматься сами по себе.
Синдром предательства тела, как однажды назвала это мама. Когда ты бессилен перед плотью, несмотря на то, что твой разум знает лучше. Она пыталась утешить меня перед моей свадьбой с Матео, говоря, что до тех пор, пока он делает это хорошо для меня, мое тело научится наслаждаться этим.
Разум, размышляла она, был совершенно другим полем битвы, но она поклялась, что в конечном итоге его можно победить, ссылаясь на свой собственный успех в этом вопросе.
Проблема была в том, что я уже знала, каково это - хотеть своего любовника, и не было ни малейшего шанса, что Матео когда-нибудь сравнился бы с этим.
Даже сейчас, когда я пытаюсь отмахнуться от реакции своего тела как от биологии, я знаю, что ее рассуждения не совсем верны. Мое тело совсем не предает меня; просто я бы хотела, чтобы оно было так.
Это, безусловно, облегчило бы все это.
Он сжимает мои пальцы в кулак, он возвращает руку к верхушке моих бедер, проводя ими по мягкой плоти. Мои бедра дергаются в такт движению, и он ухмыляется, раздувая ноздри.
-Так что? - насмехается он, приподнимая бровь, заставляя мои пальцы нежно кружиться вокруг клитора. У меня перехватывает дыхание, и он наклоняется так, чтобы наши глаза были на одном уровне. - Что еще ты знаешь обо мне, малышка?
Моя голова тяжелеет в этом положении, боль пронзает мышцы шеи; я позволяю ей откинуться назад, когда удовольствие, поющее в моих венах, усиливается, заставляя ноги дрожать.
-Тебе тридцать два, и у тебя день рождения на Хэллоуин. Тебе нравится читать стихи и мемуары, хотя ты совсем не пишешь. Ты получил медицинскую степень в Тафтсе и проходил ординатуру в университете Джона Хопкинса.
Он издает звук, но я не могу сказать, впечатлен он или ему скучно от моего пересказа его скудной страницы в Википедии. Помимо этого, на самом деле я не так уж много знаю о нем, за исключением того, что он представляет опасность, которой я никогда не могла противостоять.
-Ты знала, что перед тем, как ты встретила меня в моем кабинете внизу, я как раз закончил убивать человека? - шепчет Кэл, его горячее дыхание касается моего лица. Однако я едва могу сосредоточиться на его словах, слишком поглощенная ощущением того, как он направляет мои пальцы, создавая магию между моими бедрами. - Вот почему на моей одежде была кровь. Я знаю, что ты заметила; увидел вспышку страдания в твоих дразнящих глазах, а затем увидел, как твое беспокойство исчезло, когда ты решила, что тебя больше волнует удовлетворение твоих потребностей, чем то, что я делаю в свободное время.
Отпуская руку, скрученную за моей спиной, он кладет ладонь мне на плечо, толкая меня так, чтобы я оказалась на одном уровне с матрасом. Он все еще манипулирует моими пальцами, переключая движение на вращение против часовой стрелки, из-за чего я прикусываю губу, чтобы не закричать.
-Тебя никогда не волновало, что люди думают обо мне, не так ли? - спрашивает он. - Не заботили души, которые я украл, или жизни, оборванные моими голыми руками.
Я чувствую, как его пальцы скользят по шраму на моем бедре, затем возвращаются вверх, обводя мой вход. Кончик одного из них слегка пронзает меня, вызывая тихий вздох в моей груди.
Мой желудок сжимается, что-то дикое разрастается внутри меня, когда правда в его словах впитывается в кожу, усиливая мою погоню за наслаждением.
Меня не волнуют жизни, которые он оборвал. Это всегда было моей проблемой.
-Кто-то наблюдает за нами, - говорит он, вызывая у меня в голове красные флажки. Мои глаза расширяются, ища его, но в ту же секунду он погружает в меня три пальца, крадя слова с языка.
Я стону, когда он прижимает их к моим внутренним стенкам, дразня и массируя, отвлекая меня.
-У меня такое чувство, что это может быть твой отец. Я просто не совсем понимаю, зачем.
Моя рука начинает отдергиваться, когда его слова проникают в мой затуманенный мозг, но он шлепает меня по внутренней стороне бедра, и я вздрагиваю от того, что чувствительная плоть там подвергается жестокому обращению.
-Я не говорил тебе останавливаться. - Он начинает двигать пальцами быстрее, неглубокими толчками, которые заставляют меня приподнимать бедра, молчаливо умоляя о большем. - Если он хочет посмотреть, мы устроим ему шоу.
Эта мысль должна была бы заставить меня задуматься или отшатнуться в ужасе, но этого не происходит. Невидимый огонь разгорается у меня внутри, распространяясь, как лихорадка, по всему телу, поселяясь в костях.
-Я боюсь, что твои родители — особенно твоя мать — думают, что они могут спасти тебя от меня. Так что, если они посеяли это маленькое семя в твоем сознании, позволь мне полностью выкорчевать его, раз и навсегда. - Мой оргазм достигает пика, когда он набирает скорость, и я яростно тру свой клитор, пытаясь не отставать от его темпа, ощущения соревнования заставляют мое зрение затуманиваться.
-Ты никуда не денешься, моя маленькая Персефона. Я привез тебя на свой остров не для того, чтобы ты могла уехать, и уж точно не освобождаю тебя от заточения. Ты будешь рядом со мной, черт возьми, как королева моего маленького Подземного мира, и все, что твоя семья когда-либо сможет делать, это смотреть.
Я задыхаюсь, когда он заканчивает свое предложение, образ моих родителей, наблюдающих, как Кэл трахает меня, восхитительно запретный и пьянящий по какой-то причине. Окончательный акт неповиновения, я полагаю.
Выгибаю спину, мое удовольствие пронзает меня насквозь, разбивая на миллион маленьких зазубренных кусочков. Он пульсирует во мне так сильно и полно, что я задыхаюсь от него, моя липкая рука падает на бок, когда клитор сильно пульсирует от толчков.
-Ты божественна, когда кончаешь, малышка.
Кэл отстраняется от меня, вытирая пальцы о мой шрам, затем протягивает руку, чтобы погладить большим пальцем мою скулу. Выражение его лица заставляет мой желудок сжаться, нежность, с которой он прикасается ко мне сейчас, расходится с тем, как он делал это каждый раз раньше.
-Кто был у двери? - спрашиваю я, связная мысль, наконец, пробивается в мой мозг, воспоминание о том, что прервало нас, прежде чем разбить след оргазма. - И что ты имеешь в виду, когда думаешь, что папа наблюдает за нами?
-Не беспокойся об этом. - Выпрямляясь, Кэл соскальзывает с кровати, прочищая горло. - Отдохни немного, Елена.
А потом он исчезает из комнаты.
Материал принадлежит группе
Копирование материалов строго запрещено.
ГЛАВА 13
Кэл
-Что это за место?
Я смотрю вниз на свою жену, приступ тошноты щекочет мой пищевод — будь то возраст или воспитание, тот факт, что мы стоим прямо внутри дайв-бара, и она понятия не имеет, что это такое, выбивает меня из колеи.
Возраст никогда не был для нее проблемой — по правде говоря, я встречался с ней лично всего пару раз, когда она была ребенком, и только спустя долгое время после того, как ей исполнилось восемнадцать, я позволил себе увидеть ее в ином свете, чем дочь Риччи.
Просто в ней есть что-то такое, что выводит возраст из уравнения.
Кроме как сейчас.
Часть меня должна чувствовать себя плохо из-за того, что я разрушаю жизнь девушки еще до того, как у нее появился шанс испытать ее, но другая, более темная часть меня вспоминает, как ее родители лишили меня всего, и это стирает чувство вины.
Я был намного моложе ее.
-Бар, - отвечаю я, указывая на стойку слева от нас. Один из людей Джонаса, Винсент, сидит на табурете позади него, ковыряя в зубах пластиковой вилкой.
Она корчит ему рожу, затем оглядывается.
-Как я попала внутрь? Мне еще нет двадцати одного.
-Ты со мной, и те же правила, которые применяются к широкой публике, не применялись ко мне годами.
Положив руку ей на поясницу, я стараюсь не восхищаться мягким хлопком маленького красного сарафана, который на ней надет. Вырез углубляется между ее декольте, завязываясь узлом ниже груди, и я больше всего на свете хочу развязать его и насладиться ею прямо здесь, прямо сейчас.
В дни, прошедшие с тех пор, как флешка появилась на моем крыльце, мы вошли в своего рода рутину; я работал сверхурочно, пытаясь найти виновника — безрезультатно, черт возьми, — и она тратит свое время на заказ дерьма с моей кредитной картой и пытается понять, как ее использовать.
В первый день это была рыбалка. Она заказала неоново-розовую удочку и подходящую коробку для снастей и встала с постели в четыре утра, готовая проверить свои исследования.
Через час она вернулась в дом, раздраженная тем, что никто не сказал ей, что рыбалка такая скучная.
Еще один день был посвящен созерцанию звезд, хотя она уснула еще до того, как появились лучшие созвездия.
Я знаю это только потому, что не спал с тех пор, как она приехала, каждую ночь сидя в кресле в гостиной с бутылкой скотча, пытаясь собраться с духом, чтобы присоединиться к ней в постели.
Но есть причина, по которой она еще не видела меня обнаженным; так же, как и то, почему я не могу позволить себе быть таким уязвимым рядом с ней. Картография моего тела, хотя и стройного и вылепленного за годы напряженных тренировок, испорчена множеством изъянов.
Свидетельства моих злодеяний навсегда запечатлелись на моей коже.
Однако все это не имеет никакого отношения к тому, почему я ее еще не трахнул. На самом деле за этим фактом нет конкретной причины, просто реальность.
Когда я трахаю ее, я хочу сделать это правильно, и я не хочу рисковать потерять эрекцию, потому что я слишком занят, думая о людях, которые придут за нами, или о том, как мой план рушится еще до того, как я его выполнил.
Отсюда и наше прибытие в Пылающую Колесницу. С его шаткими деревянными полами и досками, прибитыми к окнам, блокирующими весь солнечный свет, я удивлен, что моя маленькая жена не поворачивается и не убегает.
Это определенно не то место, которое она посещала бы по собственной воле.
И все же, в ту секунду, когда моя рука касается ее, она почти растворяется в движении, позволяя мне вести ее через комнату. Мои плечи напрягаются, пока мы идем, раздражение стекает по позвоночнику, когда головы поворачиваются, а глаза скользят по ее изгибам, словно выставленным напоказ.
Они не должны узнать меня в этом свете.
Мы устраиваемся у заднего стола— того самого, за которым сидел Колени Морелли две недели назад. Гвен, официантка с колючими светлыми волосами и пирсингом в носу, подходит, чтобы принять наш заказ, и Елена осторожно берет бумажное меню из диспенсера для салфеток, поджимая губы, просматривая его.
-Я не ем большинство морепродуктов, - говорит Елена, вертя меню в руках. Она поднимает взгляд на Гвен. - Что бы вы посоветовали?
-Ничего серьезного, - бормочет Гвен, постукивая ручкой по краю блокнота.
-Гвен, - бормочу я, кладя руку на спинку стула, где сидит Елена. - Манеры обслуживания клиентов, помнишь?
Она закатывает глаза, перенося вес на другую ногу. - Я пытаюсь спасти ее от определенного пищевого отравления. Винсент сегодня дежурит на кухне, а Джонас даже не хочет есть свою стряпню. - Взглянув на Елену, она широко раскрывает свои карие глаза. - Джонас ест все, что угодно. Только не в том случае, если Винсент к этому прикасался.
Вздыхая, я потираю место между бровями костяшками пальцев, пытаясь избавиться от боли, которую испытываю каждый раз, когда переступаю порог этого заведения. Если бы на Аплане не было таких культовых последователей, я бы ни за что не позволил ему существовать в том виде, в каком он есть, но моя мама всегда говорила мне не ломать вещи, если они не нуждаются в починке.
Так оно и остается, во всей своей дерьмовой красе.
-Почему Винсент за стойкой, если он также должен быть на кухне? - Я спрашиваю.
Гвен пожимает плечами.
-У нас не хватает персонала. Новенькая позвонила и сказала, что заболела, так что Блу помогает готовить напитки.
Звонила новая девушка? Черт.
-А кто у двери, если Блу здесь?
-Эм… - Гвен сдвигается, бросая быстрый взгляд вокруг комнаты, как будто ища шесть футов и двести тридцать фунтов мышц, которых я нанял, чтобы присматривать за нашими посетителями. Конечно, войдя через парадную дверь, я уже знаю ответ. - Никто?
Глубоко вдыхая, я пытаюсь подавить ярость, бурлящую, как кипящий котел, в моем животе. Он горит, угрожая насилием; Гвен делает шаг назад от стола, как будто чувствует надвигающийся взрыв.
-Я бы хотела попробовать лазанью из моллюсков. Держусь как можно ближе к своим итальянским корням, понимаешь? - внезапно говорит Елена, подвигая меню через стол. - И я бы с удовольствием выпила диетическую колу.
Гвен изучает Елену, приподнимая бровь. Она не прикасается к меню, затем снова переводит взгляд на меня, как будто ждет одобрения.
Елена напрягается, ее плечи касаются моей руки.
-Мне не нужно разрешение Кэллума, чтобы заказать еду.
Глаза моей официантки вспыхивают тупым весельем при упоминании моего полного имени. - Я просто не уверена, что ты знаешь, насколько плохой повар Винни...
-Я буду судить об этом. - Елена вздергивает подбородок, придвигаясь ко мне, пока наши бедра не соприкасаются. Ее тепло, как провод под напряжением, тянется к моему паху, сладкий аромат ее шампуня опьяняет.
Я даже не уверен, осознает ли она свое передвижение, и я собираюсь отступить, чтобы дать ей пространство, когда ее рука опускается поверх моей на стол, бриллиант на ее безымянном пальце сверкает в свете бара. Тихо фыркая, Гвен кивает, пролистывает меню и что-то записывает в своем блокноте, когда отворачивается.
Как только ее фигура исчезает за кухонной дверью, Елена отдергивает руку, засовывает ее под бедро и уходит.
-Откуда ты знаешь эту девушку?
-Я ее босс. Ну, по доверенности. Технически, мой коллега Джонас - ее босс, но он работает на меня, и я владею половиной бара, так что...
-У тебя есть бар? - Она оглядывается, заправляя свои темные волосы за ухо. - Этот бар?
Я ухмыляюсь, двигаясь влево, снова сокращая расстояние между нами, потому что по какой-то причине ее отсутствие заставляет меня чувствовать себя обделенным.
-Ты же не думала, что моя работа на твоего отца была моим единственным источником дохода, не так ли? Как, по-твоему, я могу позволить себе свой дом? Самолет? Одиночество?
Она хмурится.
-Наверное, я думала, что папа хорошо платил.
Я смеюсь, но смех короткий и глухой.
-Рафаэль платит недостаточно.
Вытаскивая телефон из кармана, я открываю приложение для сообщений и быстро набираю сообщение Джонасу.
Я: Спасибо за предупреждение, что Вайолет позвонила сегодня.
Он отвечает в течение нескольких секунд.
Джонас: Отвали. Я понятия не имел, что ее там не будет. Не заходил на этой неделе.
Ужас скручивается у меня в животе, назревает буря беспокойства. Прижимая язык к щеке, я открываю текстовую ветку со своей сестрой. Последние шесть писем, которые я ей отправил, остались без ответа.
Я знал, что заманить ее на остров с помощью работы в баре было рискованно, но это был единственный способ, который я мог придумать, чтобы подвести ее достаточно близко, чтобы попытаться поговорить с ней снова.
Моя последняя попытка не удалась, отсюда и односторонние сообщения. Даже когда я напомнил ей, что наша ассоциация решит все ее финансовые проблемы, она все равно решила держаться подальше.
Хотя у нас общая ДНК, ясно, что моя давно потерянная сестра, по крайней мере, в какой-то степени знает, как избежать того, что плохо для нее.
В отличие от моей маленькой жены, которая пристально смотрит на Гвен с другого конца бара.
-Осторожнее, малышка, - бормочу я, наклоняясь, чтобы говорить в раковину уха Елены. - У людей может сложиться впечатление, что я тебе нравлюсь, -
Елена усмехается, кладя ладони на стол.
-Я твоя жена; предполагается, что ты мне нравишься. Но я просто думаю, что флиртовать с женатыми мужчинами невежливо.
Ее комментарий ощущается как колотая рана, скользящая по костям и мышцам прямым попаданием в мое сердце. Я потираю рану в груди, кивая Гвен, когда она возвращается с диетической колой для Елены и пинтой для меня. Она говорит, что еда будет через минуту, и неторопливо идет к другому столику, не обращая внимания на взгляд, которым одаривает ее моя жена.
-Мы здесь не ради еды, - говорю я ей, открывая GPS-трекер на своем телефоне, чтобы определить местоположение Вайолет.
-Но я заказала лазанью.
-Я уже говорил это раньше и повторю еще раз: мертвая ты мне не нужна, Елена. Не ешь эту гребаную еду.
Отодвигаясь от нее, я поднимаюсь из-за стола, привлекая внимание Винни, когда оставляю ее позади и подхожу к бару. Он откидывает свои темно-русые волосы с карих глаз, прислоняясь к стойке.
-Как дела, босс?
-Ты видишь ту девушку в за задним угловым столиком?
Он наклоняет голову вправо, глядя мимо меня. В его взгляде светится восхищение, и он с энтузиазмом кивает.
-Конечно, черт, вижу. Где ты нашел такую потрясающую бомбу? Я бы не прочь прокатить ее на ЛЛ Винсенте, если ты понимаешь, что я имею в виду. Определенно, похоже, что ей не помешало бы немного расслабиться.
Мое раздражение тем, как разыгрался весь этот день, нарастает, подступая к моему горлу. Вытянув руку, я хватаю Винни за воротник его рубашки для боулинга, пропуская пальцы через золотую цепочку у него на шее.
Потянув сильнее, я дергаю так, что он неловко наклоняется через стойку, цепляясь за мою руку.
-Не могу... дышать, - хрипит он, лицо расцветает ярко-малиновым цветом.
-Хорошо. Запомни это чувство в следующий раз, когда решишь говорить о моей жене так, как будто она одна из твоих маленьких шлюх. - Оттолкнувшись, я отпускаю его, игнорируя разочарование, бегущее по моим венам из-за отсутствия окончательности в моей угрозе. - Только в следующий раз я просто перережу тебе глотку и посмотрю, как ты захлебнешься своей кровью. Понял?
-Господи, Кэл. - Он потирает горло, бросая на меня свирепый взгляд. Я не отвечаю, разглаживая руками перед своего костюма, и он выпрямляется на ногах, прислоняясь к крану с содовой. - Понял. Я даже не знал, что ты женился.
-Теперь знаешь. - Мой телефон вибрирует, грудь сжимается, когда я вижу имя, высвечивающееся на экране. - Присматривай за ней, следи, чтобы она не бродила, и чтобы никто не смотрел на нее слишком долго. Я слишком хорошо понимаю, что она слишком соблазнительна для ее же блага.
Винни кивает.
-Есть, капитан.
Решив посмотреть поверх его умного рта, я направляюсь к входной двери, держа подбородок прямо перед собой. Я чувствую на себе взгляд Елены, когда выхожу из бара, прожигающий дыры прямо в моей спине, и меня так и подмывает вернуться внутрь и посидеть с ней вместо этого.
Но мне нужно кое-что сделать.
Солнечный свет создает яркий контраст с темным интерьером бара, и я слишком занят, пытаясь приспособиться, чтобы заметить девушку, стоящую на обочине, скрестив руки на груди.
Она усмехается, когда видит меня, сжимая губы в твердую линию.
-Я так и знала.
ГЛАВА 14
Елена
Я все еще пристально смотрю на нашу официантку, когда Кэл выходит из здания, оставляя меня одну внутри, не сказав ни единого слова на прощание. Я моргаю, когда солнечный свет быстро заливает пол, на мгновение позволяя мне увидеть картины на тему океана, висящие на обшитых панелями стенах, и гигантский говорящий бас, установленный над баром.
Никогда не бывая ни в одном из них в Бостоне, я не могу точно судить, но я готова поставить свою жизнь на то, что это совершенно иная атмосфера, чем тамошняя ночная жизнь.
Может быть, это часть очарования маленького китчевого острова. Может быть, я просто унылая, потому что лучший трюк Кэла, похоже, заключается в том, чтобы бросить меня.
Гвен возвращается с керамической чашей в руке, ставя ее на стол передо мной. От тарелки поднимается густой пар, запах рвоты бьет мне в лицо. Сморщив нос, я отталкиваю его, делая глоток своего напитка.
Положив руку на бедро, Гвен кивает на лазанью.
-Ты не собираешься есть то, что заказала?
Ее тон действует мне на нервы, разъедая мою решимость.
-Не знаю. Ты собираешься стоять там и смотреть?
-Вероятно, нет. Я не хочу быть свидетелем того, как тебя вырвет.
Закатывая глаза, я достаю телефон из сумочки, проверяя непрочитанные сообщения. Их не так много: пара от Арианы, спрашивающей мое мнение о ее гардеробе, одна от Стеллы, которая говорит, что скучает по тому, что я была буфером между ней и выбором моды Ари, и одна от мамы, которая говорит не паниковать, потому что она придет за мной.
По-видимому, несмотря на то, что я нахожусь в Аплане уже больше недели и не посылала домой никаких сигналов бедствия, мои родители все еще настаивают на том, что я своего рода невольная жертва в этом браке.
Ирония судьбы, учитывая, что у них не было проблем с тем, чтобы связать меня с той же судьбой с другим мужчиной, хотя я полагаю, что мои отношения с Матео принесли им пользу так, как мои с Кэлом нет.
Тем не менее, они никогда не давали мне реального выбора. Это был их путь, или встретить верную смерть от рук Старейшин.
Я должна был выбрать смерть.
В конце концов, я все равно чувствую, что так и сделала.
Набрав быстрый ответ сестрам, я оставляю мамино сообщение без ответа, засовываю телефон обратно в сумочку и выхожу из-за стола.
Гвен приподнимает белокурую бровь.
-Уходишь, не заплатив? Классика.
Я перекидываю сумочку через плечо и крепко прижимаю ее к боку, не желая давать ей понять, что даже если бы я захотела заплатить, мне нечем было бы это сделать. Мой очень внимательный муж не только бросает меня в городе, но и оставляет без денег и не знает о моем местонахождении.
-Очевидно, мой муж владеет этим местом, так что... запиши это на его счет или что-нибудь в этом роде.
Развернувшись, я не дожидаюсь ее ответа и направляюсь к входной двери. Моя рука касается перекладины, и в то же время чьи-то пальцы обхватывают мой локоть, дергая назад.
Моя рука слепо взмахивает, тыча в направлении нападавшего; тыльная сторона моей ладони соприкасается с его щекой, в воздухе раздается удовлетворительный шлепок, когда я бью его.
-Боже, - говорит мужчина, заламывая мои руки за спину и притягивая так, чтобы я оказалась на одном уровне с его грудью. Его горячее дыхание обжигает мне ухо, и я яростно извиваюсь, пытаясь вырваться, удивляясь, почему другие люди в баре не помогают мне.
-Прекрати двигаться, сука, - ворчит он, слегка встряхивая меня.
-Отпусти меня, и я это сделаю, - выплевываю я, пряди волос прилипают к моему лицу. Капли пота стекают по линии моих волос, страх проникает в сердце, хотя я уже бывала в подобной ситуации раньше.
С Матео я всегда знала, чем это закончится: синяками и выбитыми зубами. К семнадцати годам Матео перенес две операции на полости рта и установил по меньшей мере четыре винира.
Но это незнакомец, в чужом месте, и я не обязательно знаю какие-либо из его потенциальных слабостей. В том положении, в котором я нахожусь, прижав руки к бокам, согнувшись пополам, когда он давит на меня сверху, мои обычные защитные механизмы в лучшем случае искажены.
Тем не менее, мне удается высвободить одну руку, сжать ее в кулак и перекинуть через плечо; я слышу, как она соединяется с костью, чувствую, как она раскалывается под действием силы, и мой противник бросает меня, зажимая нос и шипя череду ругательств.
-Черт! Эта сука только что сломала мне нос! - стонет он, закрывая лицо ладонями. Его темно-русые волосы длиной до подбородка падают на глаза, когда он наклоняется, пытаясь отдышаться.
-Доктор Андерсон узнает, что ты назвал ее сукой, и я гарантирую, что он сломает больше, чем просто нос, - говорит Гвен из-за стойки, останавливаясь у крана, чтобы наполнить стакан.
Несколько других клиентов, слоняющихся вокруг, либо сумели каким-то образом пропустить драку, либо обучены игнорировать суматоху, потому что никто даже глазом не моргнул, когда я дистанцировалась от нападавшего. После того, как у меня есть секунда, чтобы собраться с мыслями, я узнаю в нем мужчину за стойкой, когда мы впервые вошли, золотая цепочка на его шее придает ему гангстерские флюиды.
Его туфли-лодочки, однако, этого не делают.
-Это он попросил меня присмотреть за ней, - ворчит мужчина, прищурившись на меня. - Должен был догадаться, что он просто подставляет меня. Бьюсь об заклад, он думает, что Вайолет звонит по моей вине.
Гвен закатывает глаза.
-Как бы тебе ни нравилось изображать жертву, Винни, я сомневаюсь, что он думает, что ты имеешь какое-то отношение к тому, что Вайолет не появилась. Именно так работают сезонные работники. Он это знает; ты не можете владеть половиной острова и не знать, как обстоят дела в бизнесе.
Кэлу принадлежит половина острова?
Тяжесть опускается на мои кости от осознания того, что на самом деле я совсем не знаю этого человека.
Человек, за которым я наблюдала и которым восхищалась издалека с детства, который внушил мне любовь к поэзии, природе и жизни, несмотря на то, что был воплощением полной противоположности, кажется, совершенно не похож на того, кто заставил меня приехать сюда.
Я не совсем уверена, как совместить эти два понятия.
Наконец выпрямляясь, Винни опускает руки, растягивая губы круговыми движениями. Он смотрит мне в глаза как раз в тот момент, когда я снова поворачиваюсь, чтобы уйти, сдавленный звук вырывается из его горла.
-Серьезно... женщина. Ты не можешь уйти. Кэл сдерет с меня шкуру живьем, если я не буду присматривать за тобой, как обещал.
Я поднимаю брови, кивая подбородком на синяк, расползающийся по его переносице.
-Если ты попытаешься прикоснуться ко мне еще раз, я надену твою кожу. Кэллум мне не начальник, и мне не нужна нянька.
-Что тебе нужно, так это наличные, - бормочет Гвен, сползая по стойке, чтобы обслужить клиента в большой фиолетовой шляпе от солнца.
Винни вздыхает, делая шаг ко мне.
-Пожалуйста, не усложняй все больше, чем нужно.
Его рука скользит в карман шорт—карго, и я на мгновение вспоминаю повторяющийся кошмар, который мне снился в течение нескольких недель после единственной ночи с Кэлом - как они всегда начинались такими ручными, когда я читала или писала на прекрасном лугу, соединяясь с землей самым первобытным способом.
Как присутствие Матео всегда, казалось, разрушало их, и они заканчивали тем, что ко мне приставали с химически пропитанной тканью, пока я не теряла сознание.
Изображение проносится в моем мозгу так быстро, что я вижу вспышку белого света. Затем видение смещается, переходит из моего воображения во что-то более конкретное, во что-то реальное.
Воспоминание, а не просто сон.
Кэл подходит ко мне на моем балконе дома, вынимает шприц из кармана пальто. Я немедленно сдалась, просто потому, что мне не хотелось с этим бороться.
В чем был смысл, когда он все равно нашел бы меня?
Только во второй раз, насколько я помню, мне предоставили выбор. Дерьмовый выбор, но тем не менее выбор: выйти замуж за Кэла или смотреть, как он убивает моих близких. И после, наверное, я…
Я знала, что он сможет это сделать.
Что еще хуже, я знала, что он так и сделает.
Вот в чем проблема, когда общаешься с такими людьми, как он; из тех, кто источает власть, знает, как ею пользоваться, и знает, что делать, чтобы ее сохранить. Из тех, кто плюнет тебе в лицо, а потом предложит носовой платок, чтобы вытереть его, так что в итоге ты ему кое-что должен.
Из тех, кому почти нечего терять.
У меня не было ни одного из этих кошмаров с тех пор, как я была на острове. Может быть, это потому, что кошмар стал явью.
Какова бы ни была причина, когда я вижу, как Винни вытаскивает предмет аналогичной формы, открывая его большим пальцем, мои инстинкты впервые с тех пор, как все это началось, включаются.
-Э-э..."ю - говорит Гвен, двигаясь обратно вдоль стойки к нам, разглядывая иглу в руке Винни. - Он сказал тебе накачать ее наркотиками?
Винни усмехается. - Он сказал присматривать за ней. Я, черт возьми, не смогу этого сделать, если ее здесь не будет, не так ли?
-Это определенно не закончится хорошо для тебя, - бормочет она, качая головой.
Но она не останавливает его.
Он набрасывается, как охотник, нацелившийся на свою добычу, руки борются за мою шею, и я наклоняюсь в этом движении.
Он коренастый, но в ту секунду, когда я хватаю его за запястья, становится ясно, что его интересуют только мышцы гламура; он легко ослабляет хватку, шприц выпадает из его кулака и с грохотом падает на пол. Он наклоняется, чтобы взять его, толкая локтем мне в лицо. Он соприкасается с моим глазом, и я отшатываюсь от внезапной силы удара, боль пронзает мой лоб.
Я уже чувствую синяк, кровь, свернувшуюся под поверхностью моей кожи.
Удовлетворение окутывает меня, как густой туман, оседая глубоко в моей душе, когда я сосредотачиваюсь на боли, используя ее, чтобы подтолкнуть меня к действию.
Поднимая ногу, я бью ногой вверх, целясь ему в пах.
Когда моя голень попадает в цель, Винни стонет протяжно и гортанно, как человек, у которого внезапно возникли проблемы с миндалинами. Он сгибается пополам, снова теряя иглу, и я пинаю еще раз для пущей убедительности, затем хожу вокруг, пока он корчится на четвереньках, хватаю его за уши ногтями и врезаю коленом ему в лоб.
Поднимая руки в знак капитуляции, он наклоняет голову, одна рука опускается на пол. Я бросаю взгляд на Гвен, которая наблюдает за происходящим со скучающим выражением на лице, как будто такие вещи случаются постоянно.
Учитывая полную незаинтересованность других клиентов, возможно, так оно и есть.
Подтягивая ремень сумочки дальше к плечу, я поднимаю ногу и опускаю ее на пальцы Винни, наслаждаясь хрустом его костей под моим весом. Он визжит, как выпотрошенная свинья, другая его рука тянется и подергивается, как будто у него болит живот.
Я начинаю отворачиваться, снова устремляя взгляд на выход, когда чувствую острое покалывание в задней части икры. Взглянув вниз, я вижу, как рука Винни обхватывает иглу, которую он быстро вытаскивает оттуда, где она только что пронзила мою кожу.
Паника переполняет мою грудь, и я смотрю на Гвен, которая смотрит широко раскрытыми глазами, слегка приоткрыв рот.
-Винни... - говорит она, и в ее голосе проскальзывает нотка беспокойства.
Он перекатывается на спину, бросает иглу за стойку и хватается за промежность.
-Неважно. Она сама напросилась.
Моя грудь сжимается по мере того, как проходят секунды, мои ноги, по-видимому, застыли на месте, когда я наблюдаю, как Винни превращается в эмбриона на полу. Мое сердцебиение учащается, пульсирует так быстро и громко, что это все, что я могу слышать в ушах, и страх сжимает мое горло, затрудняя дыхание.
Я оборачиваюсь, не зная, что делать, или сколько времени потребуется, чтобы то, что он только что вколол мне, подействовало.
Гвен не идет за мной, даже когда мои ноги начинают двигаться вперед, подталкивая меня к двери. Открывая ее трясущимися руками, я щурюсь от солнечного света и игнорирую прохладный морской воздух, улучив момент, чтобы мои глаза привыкли к резким атмосферным изменениям.
Сердце колотится у меня в горле, я оглядываю переулок, понимая, что каким-то образом вышла не через ту дверь. Не зная, как меня развернуло, я хватаюсь за ручку, чтобы вернуться внутрь, и обнаруживаю, что она заперта за мной.
Сглотнув, я шаркаю по переулку, мой глаз пульсирует с каждым шагом, который я делаю, пока не останавливаюсь на главной улице.
Я нигде не вижу Кэла, и мысль о том, что меня действительно бросили, всплывает снова, заставляя мой желудок сжаться. Замешательство укрепляется в моей душе, отторжение проникает внутрь и заставляет меня чувствовать себя идиоткой.
Просто потому, что он дарит тебе свою кредитную карточку и пару оргазмов, это не значит, что он заинтересован в большем.
Кроме того, я даже не должна хотеть большего. С момента нашего вынужденного союза прошло совсем немного времени, так что же, по моему мнению, должно было произойти? Что он ответит взаимностью на тот уровень одержимости, который я питала к нему всю свою жизнь, и каким-то образом мы найдем способ заставить это сработать, несмотря на внешние препятствия, одержимые желанием разлучить нас?
Нет, Елена. Это не диснеевский фильм или какая-нибудь романтическая поэма.
Глупая, глупая девчонка.
Позволив своему влечению бросить вызов разуму, оно держало меня взаперти в этом доме, даже не пытаясь сбежать.
Снова бросив взгляд вверх и вниз по улице, я поджимаю губы, размышляя.
Набрав полную грудь воздуха, я игнорирую беспокойство, пульсирующее внутри меня, и выпрямляю спину, поправляя подол платья одной рукой.
А потом бегу.
ГЛАВА 15
Кэл
В ту секунду, когда моя сестра открывает рот, чтобы извергнуть яд, на меня накатывает волна ностальгии, которая, черт возьми, чуть не сбивает меня с ног.
На малейший проблеск времени я снова становлюсь ребенком, стою на утопленном бетонном крыльце маленького домика в Северной Каролине, дождь пришивает мою одежду к коже. Капли воды скатываются с кончика моего носа, пока я жду, надеясь, что, может быть, на этот раз человек, который помог дать мне жизнь, откроет дверь.
Мой кулак сжимает клочок бумаги в кармане плаща, прощание моей матери, то, что я читал так много раз в этот момент, я знаю слова наизусть.
Похоронный блюз Оден, написанный изуродованными раком руками, с единственным пробелом над адресом мужчины, о котором она никогда не говорила. Мужчина, который тринадцать лет назад встретил темноволосую загадку в ночном клубе, отвез ее домой и больше никогда с ней не связывался.
Только когда она разыскала его с доказательствами их совместного свидания, она узнала, что он женат.
Его жена только что родила их первого сына.
Он не хотел меня. Сказал моей матери, чтобы она позаботилась об этой проблеме и больше не приходила.
Она этого не сделала.
Заботься обо мне, то есть.
И я провел первое десятилетие своей жизни, не зная, что я был отверженным. Результат неправильного решения, вызванного тем, что моя мать была практически святой, и она не хотела никого наказывать за свои ошибки.
И все же вселенная не вознаградила ее.
Вот почему я оказалась на пороге своего донора спермы, молясь о том, чтобы тринадцать лет, возможно, смягчили удар от рождения ребенка вне брака. Что, возможно, он был бы счастлив иметь еще одного сына, как друга для того, кто не был ублюдком.
Горло сжимается, я жду перед дверью, как ждал еще четыре раза на этой неделе, костяшки пальцев покраснели от постоянного стука. Ливень не стирает звук из моей головы; в моем сознании стук никогда не прекращается, даже после того, как я опускаю руку.
Честно говоря, я не знаю, чего я ожидаю. Моя мать пробыла на глубине шести футов меньше суток, а я уже пытаюсь найти подставное лицо, чтобы заменить ее.
Может быть, я такой злой и эгоистичный, как всегда говорит мой дедушка.
В большом эркере в передней части маленького белого домика загорается свет, и секунду спустя дверь со скрипом открывается. Надежда расцветает в моей груди, как подсолнухи справа от меня, яркие и широкие, готовые поглотить любую унцию потенциальной пищи, которую я могу получить.
Вместо этого появляется маленькая девочка с волосами цвета оникса, ниспадающими на спину, сжимающая дверь в руке. Она моргает на меня через входную дверь, большие глаза лани отражают невинность, которой у меня никогда не было.
Ее бледное, лунообразное лицо поворачивается, пристальный взгляд в тысячу ярдов изучает меня, молча переваривая.
Теперь, когда та же самая маленькая девочка снова смотрит на меня, как на взрослого, я не могу сдержать острую боль, которая возникает, когда я возвращаюсь в настоящее. Я убежал, когда увидел ее тогда, и все во мне хочет повторить эту сцену, убраться как можно дальше от сестры, пока мое существование не разрушило ее.
Одна из моих ног сдвигается, как будто пытаясь убежать, но Вайолет замечает это и спешит передо мной, преграждая мне путь.
-О, нет. Ты никуда не пойдешь. Ты заманиваешь меня на этот дерьмовый маленький остров работой, которая, как я только что узнала, была слишком хороша, чтобы быть правдой, самое меньшее, что ты можешь сделать, это объясниться.
Я прочищаю горло, бросая взгляд вниз на ее полностью черный наряд, так нелепо похожий на мой собственный, что я почти смеюсь. Природа против воспитания, я полагаю.
Сдерживая нервы, трепещущие в моей груди, я засовываю руки в карманы и пожимаю плечами.
-Я бы сказал, что ты уже знаешь причину, по которой ты здесь, Вайолет. Ты не обналичиываешь ни один из чеков, которые я отправляю, и ты заблокировала мою возможность переводить средства на твой банковский счет. Это был следующий логический шаг.
Ее брови выгибаются дугой.
-На самом деле, следующим логичным шагом было бы оставить меня в покое, как я просила тебя сотни раз.
-Возьми деньги, которые я пытаюсь тебе дать, и я оставлю тебя в покое.
-Мне не нужны твои деньги! - огрызается она, поворачивая несколько голов людей, проходящих мимо по дороге из Dunkin’ Donuts вниз по улице. - Честно говоря, Кэл, это хороший жест, но... он не оправдан.
Стиснув челюсти, я резко выдыхаю.
-Ты утопаешь в долгах, Вайолет. Позволь мне помочь тебе.
-Боже, ты не понимаешь этого, не так ли? - Качая головой, она поворачивается на каблуках, оглядывая тротуар, словно ища подслушивающих. Как будто кого—то в Аплане вообще волнует, что происходит с другими - вот почему остров в основном состоит из туристов круглый год. Люди приходят сюда, чтобы сбежать.
Или, в моем случае, спрятаться.
Они определенно приезжают не за сплетнями, и местные жители знают, что лучше не совать свой нос в мои дела, даже если они точно не знают, почему им не следует этого делать.
-Выпей со мной чашечку кофе и объясни, - предлагаю я, кивая на Dunkin’ . Такая странная франшиза для этой части города, учитывая количество магазинов для мам и пап, разбросанных по улицам, но она работает на удивление хорошо.
-Я не хочу пить с тобой кофе. Я даже не хочу быть здесь, на этом острове. Но я приехала, хотя мой лучший друг сказал мне, что что-то не так. Я подумала: это остров с населением менее ста человек, что может случиться? - Она резко фыркает, прищурив глаза. - Как раз тогда, когда я начала забывать о тебе.
Ее слова - это колючка, направленная прямо в мое сердце; она проникает в мышцу, вспыхивает так сильно, что крепко держится и отказывается ослаблять хватку. Я потираю причиняемую ими боль, делаю шаг назад, размышляя, не стоит ли мне вернуться внутрь и оставить ее в покое в конце концов.
-Это твоя проблема, Кэл. Ты хочешь форсировать отношения, исправляя то, что, по твоему мнению, является проблемами. Я не просила тебя о помощи, и я чертовски уверена, что мой отец тоже этого не делал.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки в безмолвном протесте. Ее отец.
Не наш.
Я не отвечаю, позволяя весу ее слов притянуть их между нами, закрепляя в пространстве, где я когда-то стоял.
Наконец, она выдыхает, повторяя мое движение назад, прикрывая глаза от солнца одной рукой.
-Ты... ты действительно похитил ту девушку?
-Следишь за мной, сестра?
Она морщит нос.
-Ты не можешь никуда пойти, не услышав об этом. Онапринцесса мафии, Кэл. О чем ты вообще думаешь?
Часть меня снова чуть не смеется над снисходительностью, сквозящей в ее тоне.
Как будто я боюсь гребаной мафии.
-Я знаю, кто она, и я никого не похищал. Елена вышла за меня замуж по собственной воле. Если тебе нужны грязные подробности того, как она преследовала меня, то я ее, я дам их тебе, как только ты обналичишь один из моих гребаных чеков.
-Разве она не должна была выйти замуж за кого-то другого? Какой-нибудь репортер новостей или журналист? - Вайолет наклоняет голову, изучая меня. - Ты знаешь, что они нашли его тело, верно?
Раздражение обжигает кончик моего языка.
-Я не уверен, почему это должно меня беспокоить.
Она поджимает губы, бросая взгляд вниз на Биркенстоки на своих ногах.
-Вероятно, это не так, и это часть нашей проблемы.
Вынимая руки из карманов, я поднимаю руку и дергаю за воротник своей рубашки, качая головой.
-На самом деле, у нас нет проблем. На самом деле, по твоей просьбе, у нас даже нет отношений. - Я начинаю двигаться в противоположном направлении по улице, останавливаясь один раз, чтобы увидеть удивление, окрашивающее ее черты. - Ты знаешь, я был беден. Большую часть моей жизни это была моя личность. Это отстой, и я бы никому такого не пожелал. Даже мужчине, который до сих пор не признает меня своим.
Вайолет моргает, напоминая мне маленькую девочку на пороге много лет назад, которая смотрела на меня, как на незнакомца.
Что, я полагаю, так и есть. Даже сейчас.
-Я скажу Джонасу, что ты больше не заинтересована в работе здесь, - говорю я, возвращаясь к входной двери "Пылающей колесницы". - Проследи, чтобы к заходу солнца ты убралась с моего острова.
И с этими словами я возвращаюсь внутрь.
ГЛАВА 16
Елена
Я не очень далеко продвинулась, так как мне не дали времени осмотреть остров за пределами дома Кэла, и поэтому я ничего не знаю о местности.
Я бегу, пока не оказываюсь в нескольких кварталах от бара, остерегаясь ветра, поднимающего юбку моего платья каждый раз, когда ноги касаются бетона. По крайней мере, сегодня я надела нижнее белье.
В конце соединяющей улицы есть автобусная остановка, и я ныряю внутрь, как только добираюсь до нее, стараясь сразу же не впасть в паранойю из-за отсутствия людей внутри.
Честно говоря, в любом случае, похоже, что на этом острове не так уж много людей. Я уверена, что большинство из них путешествуют пешком или на машине.
По крайней мере, это то, что я говорю себе, когда подхожу к окошку билетной кассы в поисках каких-либо признаков жизни внутри. Свет в офисе выключен, экраны компьютеров черные. Похоже, здесь уже несколько недель никто не был.
Застонав про себя, я прислоняю голову к стойке, мысленно оценивая свое тело на предмет признаков наркотика, который вколол мне Винни.
Прошло несколько минут, и я не чувствую никакой разницы, разве что еще больше нервничаю, чем когда-либо, ожидая появления симптомов. Выдыхая, я подхожу к одной из пластиковых скамеек перед окном и плюхаюсь на нее, вытаскивая телефон.
Имя моей сестры мелькает на экране, запрашивая видеозвонок, и я отказываюсь, усталость затуманивает мой мозг. Телефон снова вибрирует, появляется несохраненный номер, который я знаю наизусть, заставляя орган сжиматься в моей груди, как сжатый кулак, защищая себя от дальнейшей боли.
Я тоже отклоняю этот звонок, опускаясь на скамейку и откидывая голову на ее спинку.
Постукивая пальцами по голому колену, я обдумываю свой следующий шаг. Вероятно, у нас не так много времени, учитывая, что Кэл знает Аплану, а я нет, и он также, вероятно, отслеживает мой телефон. Я всего в нескольких минутах ходьбы от бара, и я знаю, что первое место, где он будет искать меня, будет явно заброшенная автобусная станция.
Потому что он умный. Хищник в самой своей сути, всегда настороже и внимателен, как лев, затаившийся в траве перед нападением.
Я могла бы спрятаться в ванной или кладовке. Может быть, попытаться найти дверь, которая запирается, или замаскировать мой запах почвой с одного из растений в горшках рядом с выходом.
Но в глубине души я знаю, что это бесполезно. Кэл не взял меня в жены без причины, так что, черт возьми, у него нет ни малейшего шанса отказаться от меня ради чего-то меньшего.
Рукой, которая налилась свинцом, я переворачиваю свой телефон, задаваясь вопросом, права ли была мама, пытаясь спасти меня от этой жизни.
По крайней мере, с Матео я не была бы пленницей чувств внутри меня; это изменчивые волны, которые накатывают назад и вперед, швыряя меня, как корабль, когда я пытаюсь выбрать между своим увлечением и страхом. В последнее время первое побеждает, мой изголодавшийся по сексу мозг замыкает, когда какая-либо часть меня вступает в контакт с моим мужем.
Последнее, однако, является вариантом, который имеет смысл. Я должна бояться его. Следовало бы тратить все свое время на то, чтобы выяснить, как убраться от него как можно дальше, вместо того, чтобы превращаться в нуждающуюся лужу каждый раз, когда он рядом.
Может быть, если бы я не была такой откровенной распутницей, он бы не повел меня в тот бар, и на меня бы не напали.
Может быть, если бы он не оставил тебя в одну, тебя бы не была.
Мой телефон звонит снова, высвечивается тот же номер; вопреки здравому смыслу, я отвечаю, нажимая мизинцем на кнопку громкоговорителя, когда остальная часть моего тела начинает чувствовать, что она набирает воду.
-Где ты, черт возьми, находишься? - Голос Кэла - холодная, твердая сталь, метнувшаяся в меня, как молния.
Ленивая улыбка появляется на моих губах.
-Хочешь знать?
-У меня нет привычки задавать вопросы, на которые я не хочу получать ответы, - мрачно говорит он. - Ты знаешь лучше, Елена.
Я корчу рожу у окна.
-Ты говоришь как мой отец.
Долгая, многозначительная пауза тянется через линию между нами, жар обжигает мои щеки.
-Да? - Кэла цокает. - Тогда возвращайся сюда, чтобы я мог наказать тебя должным образом. Перекинуть тебя через колено, показать тебе, как я отношусь к тому, что ты убегаешь от меня.
Напряжение разрастается внутри, как распутанная нить, запутываясь, как паутина, между моими бедрами. Прикусив губу, я пытаюсь сдержать гнев, клокочущий в моей груди, даже когда тепло распространяется от моей киски наружу, мое тело тает при виде того, как я наклоняюсь к нему.
-Я не убегала от тебя, - лгу я, сглатывая эмоции, угрожающие моему горлу. - Тебя нигде не было поблизости, когда я уходила. За что, кстати, спасибо, что снова меня бросил. И спасибо, что нанял монстра, чтобы присматривать за мной.
Он вздыхает, и я могу просто представить, как он сжимает переносицу, пытаясь сохранить самообладание.
-Я не понимал, что Винсент
будет проблемой. Я разберусь с ним.
Слезы обжигают мои глаза, и я шмыгаю носом, борясь с собой, подтягивая колени к груди. Положив щеку на колено, я нажимаю на телефон, проверяя время.
-Я не нравится здесь.
-Скажи мне, где ты, и я приеду за тобой.
-Нет, - говорю я, качая головой, хотя знаю, что он меня не видит. Мои веки опускаются, закрывая плексиглас передо мной, и мне легче дать им отдохнуть. - Здесь. Остров Аплана. Мне одиноко.
Он ничего не говорит в течение нескольких секунд — так долго, что я почти уверена, что в следующий раз, когда он это сделает, я буду спать.
-Да, - соглашается он, лед испаряется из его тона с этим единственным слогом, заставляя меня задуматься, с чем именно он согласен.
Может быть, Аид тоже был одинок, и привел Персефону в свое царство, потому что знал, что она принесет с собой свет.
Где-то вдалеке хлопает дверь, звук эхом отдается в стропилах. Голоса плывут в мою сторону, как грозовая туча, грубые и сердитые, когда они приближаются.
Кэл чертыхается себе под нос.
-Елена. Где ты?
Усталость накатывает на меня, медленно и неуклонно, обволакивая мой мозг, мешая сосредоточиться. Голоса приближаются, становятся все злее, и если бы я могла уделять им больше внимания, я бы, наверное, испугалась. Но мой разум подобен плоту, затерянному в море, медленно плывущему среди волн, когда они уносят меня прочь.
-Куда ты ушёл? - Вместо этого спрашиваю я. По крайней мере, думаю, что спрашиваю, хотя внезапно мне трудно чувствовать свой рот.
-Мне нужно было кое с кем встретиться.
-Девушка? - Я не могу скрыть укол ревности; она выскальзывает, как змеиный хвост, и быстро хлещет.
-Да. Но не в том смысле э. - Пауза, затем вздох. - Моя сестра.
-У тебя есть сестра?
-Да. Как бы. Это... сложно. - Кэл прочищает горло, и мне интересно, что он сейчас делает. Если он стоит над распростертым телом Винни, приставив пистолет к его затылку, и ждет, чтобы узнать, в безопасности ли я, прежде чем потребовать его наказания. - Но не обращай на это внимания, малышка. Скажи мне, где ты.
-Я не знаю, - признаюсь я, мои слова звучат медленнее. Звук позади меня усиливается, шаги стучат по цементному полу, но я все еще не открываю глаза. - Какая-то автобусная станция.
-Автобусная станция? - Еще одна затянувшаяся пауза, а затем Кэл снова ругается, что-то шаркает по линии. - Мне нужно, чтобы ты убрался оттуда, прямо сейчас.
-Не могу, - говорю я, и это прежнее тепло разливается по моим венам, заставляя мои внутренности ощущаться как желе. - Слишком хочется спать.
-Елена. - Я могу сказать, что он говорит сквозь стиснутые зубы. - Тот наркотик, который дал тебе Винсент, был разбавленной версией очень мощного уличного наркотика, и он, вероятно, действует прямо сейчас. Мне нужно, чтобы ты боролась с этим и убиралась к чертям туда и наружу, где люди могут тебя видеть.
Смех плывет вокруг меня, тени отбрасываются на скамейку, где я лежу; Я вижу их из-под век, но я слишком устала, чтобы открыть и посмотреть, что происходит. Может быть, персонал вернулся с обеденного перерыва.
-Так, так, - говорит голос с акцентом, который я не могу точно определить, - что у нас здесь, ребята?
А потом все погружается во тьму.
ГЛАВА 17
Кэл
Я не из тех, кто очень часто теряет самообладание.
Когда дело доходит до обоих моих направлений работы, беспокойство - это роскошь, которую я никогда не мог себе позволить.
Но когда линия, связывающая меня с Еленой, потрескивает и замолкает, беспокойство проникает в самую сердцевину моего существа, вкапываясь и пуская корни. Я моргаю, глядя на стену в кабинете Джонаса, ожидая дольше, чем необходимо, чтобы увидеть, возобновится ли звонок сам по себе, прежде чем меня встретит насилующий слух гудок набора номера.
Он блеет целую минуту, вызывая спазм в мышце под моим глазом, слегка затемняя мое зрение. Под моей кожей вспыхивает зуд, звук еще долго отдается эхом после того, как он замолкает, и я медленно кладу телефон на металлический стол Джонаса, поворачиваясь.
Винсент сидит, примотанный скотчем к пластиковому стулу, один из грязных спортивных носков Джонаса засунут ему в рот, чтобы заглушить его жалкие всхлипы. Я едва прикоснулся к нему, а этот ублюдок уже дважды обоссался.
Присев на край стола, я сплетаю пальцы вместе, наблюдая, как он борется со своими связями. Его страх пахнул бы так сладко, если бы не невысказанная жестокость, освещающая его взгляд, говорящая мне, что он ни капельки не сожалеет.
Что чертовски облегчает мое решение.
Мгновение спустя мой телефон вибрирует, на экране высвечивается входящее сообщение от Джонаса.
Джонас: Станция Тринадцать, на углу Пятой и Поплар. Сейчас в пути.
Хотя на этой неделе он еще не появлялся в баре, Джонас все еще был поблизости, наблюдая за экспортом крафтового пива, над которым работал в свободное время. Я включил его в разговор, когда набирал Елену, на случай, если он окажется ближе и сможет добраться до нее быстрее.
Застегивая манжеты рукавов, я делаю все возможное, чтобы скрыть покрывающую их кровь, восхищаясь дополнением к работе Елены над Винсентом; когда я вошел в бар, он свернулся в клубок на полу, в то время как Гвен пыталась обернуть его руку, которая, как она заметила, по ее мнению, была сломана после того, как рассказала мне о том, что произошло.
Его пальцы, конечно, не были согнуты правильно, и он не мог пошевелить ими, когда ему было предложено; когда я заметил выброшенную иглу в другом конце комнаты, деталь, которую Гвен не упомянула в своем повестврвании, я улыбнулся Винсенту и наступил на его уже искалеченную руку, наслаждаясь искаженным криком, вырвавшимся из его груди.
Если раньше она не была сломана, то теперь сломана.
Затащив его в кабинет Джонаса с помощью Блу, которая наконец вернулась с продолжительного обеда, я широко расколол костяшки пальцев на его распухшем носу, используя тыльную сторону ладони, чтобы убедиться, что хрящ тоже треснул. Пока я приводил себя в порядок и звонил Елене, я велел Блу привязать Винсента к стулу и заткнуть ему рот кляпом, ожидая вестей от моей жены, прежде чем продолжить.
К несчастью для него, конец этого звонка, вероятно, не то, на что надеялся Винсент.
Блу наблюдает из угла комнаты, где он развалился на старом кожаном диване, обхватив рукой горлышко пивной бутылки. Прозванный так за океаническое качество своего взгляда, он не сводит его с меня, молчит и ждет дальнейших приказов.
Снимая свой пиджак с вешалки у двери, я отряхиваю его от мусора, накидываю на плечи и оцениваю спокойное поведение Блу. Он вернулся с перерыва и сразу же приступил к делу, не задавая вопросов.
Это то качество, которое ты ищете в сотруднике. Солдат.
Не зная многого о его настоящем происхождении, квадратная, аккуратная стрижка его темных волос и татуировка якоря, выглядывающая из-под рукава рубашки, говорят мне, что у него, вероятно, есть некоторый военный опыт, а это значит, что он понимает лояльность.
Его существование здесь в качестве вышибалы заставляет меня меньше раздражаться из-за Джонаса и его дерьмовых навыков найма.
Немного.
-Ты просто собираешься оставить его здесь? - спрашивает Блу, когда я направляюсь к двери, приподнимая густую бровь.
Я делаю паузу.
-У тебя с этим проблемы?
Он поднимает свободную руку вверх, качая головой.
-Нет. Просто хочу убедиться, что мы на одной волне.
-Я вернусь за ним. Не выпускай его из виду и не позволяй никому входить, пока меня не будет.
Закрыв за собой дверь с большей силой, чем необходимо, я быстро осматриваю бар, убеждаясь, что все посетители нашли выход. После того, как я вышвырнул тощую задницу Гвен на обочину, я объявил нескольким клиентам, что мы закрываемся пораньше, заперев двери на засов, чтобы никто другой не мог войти внутрь.
Толкая заднюю дверь, я запираюсь и иду по переулку к ожидающей меня городской машине, сообщая водителю — водители здесь так часто меняются, что я не потрудился узнать его имя — о нашем пункте назначения. Он ведет машину по улицам, практически пустым в это время года, пока, наконец, не сворачивает на Пятую и не останавливается перед Тринадцатой станцией.
Это не действующая автобусная станция; ее не было уже много лет. Примулы, мажоритарные владельцы острова, несколько лет назад сократили расходы на общественный транспорт, утверждая, что каждое лето у нас недостаточно туристов, чтобы компенсировать расходы.
Итак, несколько станций, которые у нас были, были либо снесены и превращены во что—то более прибыльное, либо — на южной стороне острова - они стали рассадниками преступной деятельности.
Эта, в частности, известен своими сомнительными операциями, но Елена этого не знала, потому что я бросил ее посреди своего мира и не дал абсолютно никаких объяснений.
Забрал ее из одной клетки и заточил в другую, возможно, напрасно, в зависимости от того, что я найду внутри.
Если они коснулись хоть волоска на ее голове, я не уверен, что буду делать. Прошло много времени с тех пор, как моя кровь взывала к бойне, и все же, когда я вылезаю из машины и направляюсь к стеклянной входной двери, именно этот образ всплывает у меня в голове.
Это тоже была бы моя вина.
Это знание - отравленный нож в моем нутре, одержимый стремлением к быстрой и болезненной кончине.
Все эти разговоры о том, что она бесполезна для меня мертвой, и все же я все равно пошел и поставил ее прямо на путь Смерти.
Джонас встречает меня прямо в дверях, из уголка его рта торчит пластиковая зубочистка. Он расстегивает свою кожаную куртку, идя в ногу со мной, пока мы осматриваем местность в поисках признаков бедствия или борьбы.
Сначала я ничего не вижу; он, не говоря ни слова, уходит, чтобы проверить ванные комнаты, оставляя меня гадать, были ли звуки и голоса, которые я слышал на другом конце телефона, моим воображением.
Вспышка темных волос привлекает мое внимание в передней части вестибюля, и я дважды моргаю, не узнавая форму с первого взгляда.
Елена лежит поперек пластиковой скамейки, подол ее платья задран до бедер, волосы слиплись от пота, и...
-Чертов ад, - бормочу я, ярость проникает в мои кости, сливаясь с костным мозгом. Я стою, застыв на месте, мои глаза блуждают по ее бессознательному телу, мой пульс ускоряется по мере того, как во мне нарастает гнев.
Буква "К", вырезанная на внутренней стороне ее бедра, видна из-за того, как сидит ее платье, и частично открыта; на коже видны полосы крови, длинные и растянутые, как будто нападавший провел по ней пальцами.
Прикоснулся к тому, что, черт, принадлежит мне.
Я слышу приближающиеся шаги Джонаса, когда он выходит из ванной, и слышу его резкий вдох, когда он впитывается после этого.
-Черт возьми, - говорит он, проводя рукой по своим кудрям. - Это что...
Сглатывая отвращение, застывающее в моем горле, я киваю.
-Похоже на то.
-Как это вообще возможно? - спрашивает он, нахмурив брови. - Вы едва поговорили с ней по телефону десять минут, а к ней уже второй раз за день пристают?
Насилие волнами отдается в моем теле, желание искалечить мужчин, которые сделали это с ней, ошеломляет своей интенсивностью; видя, как она лежит там, беззащитная и использованная, вызывает во мне совершенно инстинктивную реакцию, воспламеняя мою душу.
Джонас смотрит на меня.
-Ты думаешь, они...
Стиснув зубы, я обрываю его быстрым покачиванием головы, не желая думать об этом, хотя это, конечно, не выглядит многообещающим.
-Давай отвезем ее в безопасное место, а потом я позабочусь о том, чтобы провести полное обследование.
-Разве ей не следует отправиться в больницу...
Моя голова резко поворачивается в его сторону, ноздри раздуваются от вполголоса произнесенного намека.
-Как ты думаешь, есть ли что-то, что они найдут, чего я не смогу? Что-то, что я не смогу вылечить?
-Нет, я просто думаю, что ей может понадобиться передышка. Знаешь, на случай, если она проснется и все, что она сможет вспомнить, это ее нападение и тот факт, что ты оставил ее одну в странном, откровенно захудалом баре.
Двигаясь вокруг скамейки, я отмечаю каждую ссадину, занося их в каталог на будущее. Фиолетовый рубец окружает ее глаз, а шея натерта до крови, как будто кто-то обхватил ее руками. Снимая куртку, я стягиваю ее платье через бедра и накидываю его на нее, обтягивая ее фигуру.
-Ты думаешь, что в этом месте есть система безопасности? Камера, звук?
Оглядываясь вокруг, Джонас хмурится.
-Я не могу себе представить, что они будут тратить свое время на это в почти заброшенном здании. Ты же знаешь, что преступность здесь не такая, как в городе. Это не... организовано.
Просунув руки под тело Елены, я упираюсь коленями и поднимаю ее со скамейки, следя за тем, чтобы куртка скрывала любые непристойности. Прижимая ее к груди, я игнорирую зловоние телесных жидкостей в ее волосах и несу ее к входной двери.
Моя грудь пульсирует, когда я иду, чувство вины расцветает внутри меня, как поле ядовитых цветов; одно-единственное снисхождение, и мне конец. Раб агрессии и боли, которые я в противном случае держу в страхе.
Любой, кто прикоснется к ней, умрет.
-Андерсон, - говорит Джонас, когда я подхожу к двери. Я бросаю взгляд через плечо и вижу, что он стоит перед окошком билетной кассы, держа в руках что-то похожее на визитную карточку с эмблемой Риччи на ней. Он приподнимает бровь.
Тяжело дыша, я сосредотачиваюсь на черном листе бумаги, перенося вес Елены, чтобы она не упала. Мой разум мечется, пытаясь определиться с единственным планом действий, в то время как кровь в моих венах оживает электричеством, поет, пульсируя во мне в безумии.
Визитка с запиской издевается надо мной, доказывая, что Рафаэль и Кармен все еще пытаются настаивать на том, что я украл их дочь, вместо того, чтобы честно и прямо договариваться о ее руке. Я уверен, что это была еще одна уловка, чтобы разыграть мое злое существование, тот, кто напал на Елену, вероятно, забрал улики с собой, чтобы заставить меня выглядеть хуже.
Но как они узнали, что она будет здесь?
Мой мозг чешется разобраться в этом, пытаясь определить, был ли в этом замешан Винсент или это была единственная цепочка везения, но потом я вспоминаю сломленную богиню, лежащую в моих объятиях.
Прямо сейчас оказание Елене медицинской помощи кажется более важным, поэтому я выхожу из здания и укладываю ее на заднее сиденье своей машины, укладывая поперек заднего сиденья. Когда Джонас следует за мной мгновение спустя, он передает мне диск, прежде чем отправиться в другом направлении.
ГЛАВА 18
Елена
Когда я была ребёнком, моя мать пыталась вылечить один из моих синяков под глазом теплым компрессом, клянясь, что тепло заставит кровь отделиться и расшириться, и что на следующий день я смогу пойти в школу, не испытывая смущения из-за очередной драки.
Это не сработало; вместо этого жар заставил мою кожу опухнуть, затуманив зрение в этом глазу на целых два дня. Я ходила в школу с повязкой, на моих щеках горел стыд, когда другие девочки шептались и указывали, как будто синяки под глазами в частной католической школе для девочек не были обычным явлением.
У всех нас было больше сдерживаемой ярости, чем могли выдержать наши крошечные тела, результат жизни, в которой мы родились, которая заставляла нас подавлять все, и это часто проявлялось на переменах в виде летающих кулаков и сброшенных ботинок.
Мои родители никогда не спрашивали, что случилось, когда я приходила домой с новым порезом или синяком, но в глазах папы всегда был небольшой блеск, который наполнял мою грудь липким теплом. Тот, который молча говорил, что гордится мной за то, что я сражалась, даже если он не знал обстоятельств.
Это не имело значения, потому что, как у Риччи, борьба у меня в крови. Это ожидаемо.
Поощряется, в разумных пределах.
Поэтому, когда я открываю глаза и встречаюсь с резким, недовольным взглядом моего мужа, я на мгновение застаю его врасплох. Главным образом потому, что я не знаю, почему он так на меня смотрит.
Смаргивая сон с глаз, я оглядываю комнату, узнавая черную мебель и шторы, закрывающие окна нашей спальни. Если бы не тусклый свет прикроватной лампы, мы бы оказались в полной темноте.
-Привет, - прохрипела я, одно слово, как огонь, пробегающий по моему пищеводу.
-Пей, - невозмутимо говорит Кэл, протягивая пластиковый стаканчик с соломинкой. Такой прямой и по существу, совершенно лишенный каких-либо эмоций, когда он встречается со мной взглядом.
Даже без намека на облегчение.
Поговорим о плохих манерах у постели больного. Я всегда слышала, что доктор Андерсон был эффективен, но в то же время холоден, когда имел дело с пациентами, но до сих пор я никогда не видела его в действии.
Это... мощно, его тон не оставляет места для споров. Разительный контраст со спокойным, но страстным мужчиной, которого я узнала, хотя полагаю, что в медицинских учреждениях очень мало места для страсти.
Я беру напиток, осторожно потягивая, стараясь сохранять хладнокровие, даже когда жидкость обжигает мое пересохшее горло изнутри.
Сомкнув губы вокруг соломинки, я изучаю его, когда его взгляд опускается к моему подбородку. На нем костюм, в котором я видела его в последний раз, хотя сейчас он помят и покрыт пятнами разной степени, а его волосы совершенно растрепаны и торчат под странными углами, как будто он постоянно проводит по ним руками.
Интересно, чувствует ли он себя плохо из-за того, что бросил тебя?
Наверное, нет, тихо размышляю я, переключая внимание на боли, украшающие мое тело.
Я понимаю, что у моего глаза есть пульс, он синхронизирует каждую болезненную пульсацию с биением моего сердца, и каждая из моих мышц кажется треснутой и порванной, как будто я только что пробежала марафон без надлежащей предварительной подготовки.
Ставя чашку на прикроватный столик, я вытягиваю руки над головой, вздрагивая, когда острое ощущение пронзает меня, заставляя мое тело содрогаться. Отбросив их, я протягиваю руку и провожу рукой по волосам, останавливаясь, когда встречаю жесткое сопротивление.
-Что... - начинаю я, натягивая его за кончики, чтобы проверить причину. Прозрачное вещество склеивает пряди вместе, и я морщу нос, пытаясь определить запах.
-Ты не захочешь знать, - выдавливает Кэл, складывая руки вместе.
Разинув рот, я поднимаю брови.
-Что случилось?
-Какие-то люди нашли тебя на той автобусной станции, - говорит он низким и опасным голосом, когда касается моей кожи. - Я не знаю, кто они такие и связаны ли они с чем-то большим, но я полагаю, что на самом деле это не имеет значения. Ущерб нанесен.
Тошнота накатывает на меня, поднимаясь в задней части моего горла. Зажмурив глаза, я пытаюсь вспомнить события после того, как я впала в беспамятство, но все всплывает как в тумане. Размытый фильм без звука, только ощущение, что ты в ловушке.
Чувство, от которого я всю свою жизнь пыталась убежать, но постоянно оказывалась в его объятиях.
-Что они со мной сделали?
Его челюсть подергивается, мускул натягивается на кожу.
-Я не знаю. Я ждал, когда ты проснешься, чтобы мы могли это выяснить.
Слезы снова обжигают мои глаза, и я опускаю волосы, готовая смахнуть их со щек, когда они прольются.
Но этого не происходит. Я чувствую, как они набегают, обжигая мне глаза своим присутствием, но ни одна не падает. Стыд накатывает на меня, как сердитая приливная волна, заставляя меня сильно дрожать, и я сжимаю руки в кулаки, пытаясь подавить страх и замешательство.
Воспоминание всплывает на передний план моего мозга; я отбиваюсь от бармена, которого Кэл попросил присмотреть за мной, он тычет локтем мне в лицо, а затем колет меня иглой.
Когда я заново переживаю этот момент, все остальное стремительно возвращается.
Помню, как бежала.
Голоса.
Кэл настаивал на том, чтобы я вернулась к нему.
И затем... ничего.
-Я ничего не помню после нашего телефонного разговора, - говорю я ему, отгоняя другие воспоминания.
Его взгляд становится жестче, глаза темнеют, пока не становятся черными как смоль. Почти злыми.
-Ты отключился до того, как мы смогли повесить трубку. Доза GHB, которую дал тебе Винсент, была недостаточно сильной для немедленного эффекта, но я мог сказать, что она действовала на тебя тем дольше, чем дольше мы говорили.
-Он обманул меня?
-Да. - Откинувшись на спинку кресла, Кэл соеденяя колени, крепко сжимая их; от этого повязка, повязанная на его пальцах, отрывается, обнажая окровавленные, сломанные костяшки пальцев.
Цвет почти совпадает с оттенком пятен на его рубашке.
Я смотрю на искалеченную плоть, тепло разливается у меня в животе и перехватывает горло. Поднявшись на ноги, Кэл подходит к кровати, садится на край матраса и хватает меня за подбородок здоровой рукой.
-Ты убил его? - спрашиваю я, наклоняясь к его прикосновению, хотя это причиняет боль. С ним боль - это данность.
-Нет, - тихо говорит он, медленно поворачивая мою голову, осматривая глазами каждый дюйм, оценивая повреждения. Я хмурюсь, открывая рот, чтобы возразить, но он качает головой, поворачивая меня вперед, так что я вынуждена встретиться с ним взглядом. - Разве ты не хочешь увидеть?
***
Я знала.
Кэл взламывает замок на пристройке парой болторезов, одной рукой открывает дверь в стиле сарая, а другой жестом приглашает меня войти. Мои босые ноги соприкасаются с рыхлой грязью, и резкий холод в воздухе заставляет меня обхватить себя руками, несмотря на толстый халат, который дала мне Марселина, когда я выходила из спальни.
После быстрого, слегка инвазивного осмотра, убедившись, что я не подвергалась сексуальному насилию, мы направились вниз. Марселин дала мне обезболивающее, и мы вышли через заднюю дверь. В ту секунду, когда мы обогнули особняк и в поле зрения появилась маленькая лачуга, меня захлестнуло чувство вины.
-Ты знаешь, - говорю я, когда мы входим внутрь, пытаясь говорить сквозь волнение, бьющиеся у меня в ушах. - Это место совсем не скромное. Я определила это в свой первый день здесь.
Кэл смотрит на меня сверху вниз, включая свет, который освещает короткий коридор.
-Я не пытаюсь держать его в секрете.
-Нет?
-От людей на острове? Вряд ли.
-Потому что ты владеешь половиной? - Мы доходим до конца коридора и останавливаемся перед закрытой дверью.
-Я не владею половиной острова, - говорит он, стряхивая ворсинку с моего халата. - Я являюсь инвестором во многих их наиболее прибыльных предприятиях и унаследовал несколько коммерческих объектов. Вдобавок ко всему, я зарегистрировал несчетное количество волонтерских часов в единственной клинике поблизости и являюсь очень последовательным донором их исследовательских программ и других вещей, для которых им нужно финансирование
-То есть ... ты владеешь людьми. - Что, я полагаю, объясняет, почему никто не вмешивался в бар раньше. Кто хочет ввязываться в дела дьявола?
-Ты была бы удивлена, на что люди готовы не обращать внимания, когда их потребности удовлетворяются, а затем и некоторые другие.
С этими словами он толкает дверь, открывая большую комнату с цементными стенами, уставленными шкафами, и Винсентом, выставленным посреди комнаты, раздетым и пристегнутым к каталке, с кляпом во рту грязной тряпкой.
Беспокойство пробегает по моей коже в виде гусиной кожи, когда я смотрю на раны размером с десятицентовик, украшающие его живот, и пропитанную кровью марлю, обернутую вокруг его левой руки. Рядом с каталкой стоит маленькая тележка на колесиках, сверху разложены разнообразные инструменты, рядом с лотком для сбора ногтей.
И не только вырезки.
Кэл подходит к раковине с ведром в другом конце комнаты и ополаскивает руки под струей воды. Вытираясь, он смотрит на меня с непроницаемым выражением на лице.
Я проглатываю комок в горле, иду внутрь, позволяя двери захлопнуться за мной.
Винсент стонет, его глаза расширяются, когда он видит меня, и начинает биться на столе. Он напрягается в своих привязях, трясясь с такой силой, что каталка катается взад-вперед.
-Что ты собираешься с ним сделать? - спрашиваю я, наблюдая, как он подходит к каталке, берет флакон и иглу с бокового столика.
Он прищуривается, переворачивает флакон и втыкает иглу в верхнюю часть, извлекая жидкость внутри. Ставя стеклянный флакон на место, он смотрит на меня, сохраняя зрительный контакт, когда вонзает иглу в шею Винсента, нажимая на аппликатор.
Крики Винсента становятся громче и интенсивнее, как будто их насильно извлекают из глубины его груди.
Мое сердцебиение учащается, чем дольше я смотрю, как он корчится в агонии, задаваясь вопросом, насколько сильную дозу только что дал ему Кэл. Если он потеряет сознание до того, как доберется до хорошего.
-У нас мало времени, - говорит Кэл, надевая пару латексных перчаток. Он поднимает с пола циркулярную пилу и подключает ее к ближайшей розетке.
Мои губы приоткрываются.
-Ты ее используешь?
Взглянув на пилу, он один раз кивает.
-Я не занимаюсь подобными вещами наполовину, Елена. Люди, которые переходят мне дорогу, не получают пощады.
Это не так быстро, как я ожидала, но в ту секунду, когда он опускает лезвие к груди Винсента, я застываю, уставившись, восхищенная тем, как кожа и кости раскалываются для него, преклоняясь перед точностью и силой Кэла.
Как души, склоняющиеся перед своим жнецом.
Жар разливается во мне, когда я наблюдаю, как он работает, наполняя меня беспокойством, которое меньше связано с кровью передо мной и больше связано с тем фактом, что я, по-видимому, совсем не испытываю отвращения к этому.
Я продолжаю ждать, когда пройдет шок, когда онемение затопит мое тело, пока мой мозг пытается блокировать травму, но этого никогда не происходит. Маленький огонь разгорается в моей груди, когда Кэл вскрывает Винсента, и я сжимаю бедра вместе в попытке облегчить.
Может быть, это потому, что я выросла принцессой мафии; я определенно не новичок в смерти.
Или, может быть, дело в том, что насилие является данью уважения мне, когда им пользуются от моего имени так, как никто никогда раньше не делал для меня.
Когда ты растешь в мире la famiglia, тебя учат терпеть жестокое обращение. Сопротивляйся, когда можешь, но в целом, и особенно там, где замешаны мужчины, от тебя ожидают, что ты будешь мириться с этим.
Вот почему я все еще собиралась выйти замуж за Матео де Луку.
Почему я думала, что смогу с ним справиться.
Когда Кэл заканчивает несколько минут спустя, проводя предплечьем по лицу и размазывая кровь по щеке, меня встречает пьянящая, сложная волна возбуждения.
Быстро приведя себя в порядок, он выводит меня из здания обратно в главный дом; я даже не протестую, слишком поглощенная бушующей внутри меня бурей, угрожающей утопить все в своем ливне.
Ведя меня в ванную комнату через нашу спальню, он ставит меня перед стеклянной душевой кабиной, протягивает руку внутрь кабины, чтобы включить кран. Его руки покрыты запекшейся кровью Винсента, его одежда испорчена, но он, кажется, не задумывается об этом, когда тянется ко мне.
Воздух густеет от пара и похоти, и чем дольше мы стоим в тишине, тем сильнее она давит на нас.
Стягивая халат с моих плеч, он продолжает смотреть мне в глаза, как будто боится, что взгляд в сторону может разрушить неземное мгновение, угасающее между нами.
Скользнув пальцами под подол моего платья, такое же красное, что был на мне со вчерашнего дня, он начинает медленное восхождение вверх по моим бедрам, останавливаясь, чтобы перевести дыхание, когда достигает моих бедер.
Его горло вздрагивает, в то же время прохладный воздух касается моих кружевных трусиков, мурашки бегут по моим бедрам. Скользя большим пальцем по шраму на внутренней стороне левого бедра, он хмурится, когда я вздрагиваю, прикусывая кончик языка, когда боль исходит от этого места.
Мое сердце бешено колотится, ударяясь о ребра, как монстр в клетке, отчаянно желающий вырваться на свободу. Застенчивость поднимает свою уродливую голову, заставляя меня задуматься, слышит ли он это тоже; как неловко было бы моему мужу узнать, как он влияет на меня.
Кэл продолжает задирать мое платье, обнажая живот, и снова останавливается, когда добирается до моей груди. В его взгляде есть опасный жар, от которого мои внутренности плавятся, формируются, горят от его прикосновения к моей коже.
Он сдвигается, перемещаясь еще выше, большие пальцы задевают мои соски, заставляя их сморщиться, когда румянец ползет по моей груди. Одним быстрым движением он срывает одежду с моей головы, бросая ее на пол, затем делает шаг назад, кивая в сторону душа.
-Тебе нужна помощь? - спрашивает он, отрывая свой взгляд от моего, оставляя меня обугленной.
Облизывая губы, я качаю головой и отворачиваюсь, ступая под горячую струю, позволяя ей смыть с меня грязь и грязь. Я беру кусок мыла с одной из встроенных полок и намыливаюсь, стирая все следы последних двадцати четырех часов с того места, где они скрываются под моей кожей.
Повернувшись лицом к стене, я провожу руками по своему телу, проверяя, нет ли дополнительных повреждений, и слышу, как дверь со скрипом открывается. Вижу, как Кэл тянется мимо меня за бутылочкой гранатового шампуня, который я привезла из дома, смотрю, как он щедро наливает себе на ладонь, а затем складывает руки вместе.
Секундой позже я чувствую, как они проникают в мои влажные волосы, втирая шампунь в кожу головы, массируя и разминая. Когда я нахожу порез на внутренней стороне бедра, мои колени подгибаются, и моя рука выскальзывает из-под ног, касаясь моего покрытого кружевами клитора, когда я пытаюсь удержать равновесие.
Напряжение скручивается в моем животе, когда внезапное прикосновение смешивается с плавностью его движений, и я сдерживаю стон как раз перед тем, как он сорвется с моих губ.
Волны тепла потрескивают и шипят под моей кожей, заставляя мою кровь кипеть так, что мне хочется большего.
С ним я всегда хочу большего.
Он перемещает меня так, чтобы моя голова оказалась прямо под водой, ополаскивая осторожными пальцами.
-Ты молодец, малышка, - бормочет он таким мягким голосом, что я даже не уверена, что он действительно что-то говорит поначалу.
Мои руки поднимаются, упираясь в черную кафельную стену.
-Что?
-Отбиваться от Винсента. Не каждый на вашем месте, возможно, преуспел бы так хорошо. Ты хорошо поработала.
Мое горло сжимается от тепла его слов, сжимается, когда они ласкают мою кожу, как мед. Затрудненное дыхание вырывается из моей груди, и мне кажется, что я задыхаюсь, когда гоняюсь за этим ощущением, нуждаясь в нем, чтобы испепелить отвратительные воспоминания.
Медленно поворачиваясь, я намеренно задерживаю дыхание, не уверенная, как он отреагирует на изменение позы. Он близко, прямо за брызгами, наполовину наклоняется, чтобы помочь.
Нахмурив брови, когда я поднимаю подбородок, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова, кажется, застревают у него на языке, когда мои руки прижимаются к твердым плоскостям его груди, скользят вверх по воротнику рубашки.
Выдыхая долго и медленно, я двигаюсь вперед, бросаюсь в его объятия и притягиваю его к себе, когда в третий раз за наш короткий брак целую его.
ГЛАВА 19
Кэл
В своей жизни я целовал меньше горстки женщин.
И трахал гораздо больше.
Поцелуи - это просто не то, что мне когда-либо очень нравилось.
Это слишком интимно. Уязвимо. Когда твои губы соприкасаются с чьими-то еще, слишком много переменных остается открытым для нападения, и я провел свою жизнь в состоянии повышенной готовности, всегда ожидая нападения.
Но когда Елена прижимается ко мне, обхватывая руками мою шею и притягивая мои губы к своим, я позволяю ей. Это гораздо более невинный жест, чем сценарии, разыгрывающиеся в моей голове — мысли о том, чтобы прижать ее к стене и насадить на свой член, как будто травмы последних двадцати четырех часов было недостаточно.
Я не должен хотеть добавлять свой след в эту смесь.
Я не знаю как, но каждый раз, когда наши губы встречаются, у нее чертовски божественный вкус; как священное Писание, написанное, чтобы отпустить мне мои грехи, что-то сладкое, сочное и слишком чистое для ее же блага.
С другой стороны, совершенно чистая душа, вероятно, не посмотрела бы на меня так, как она посмотрела после того, как я убил Винсента. Наверное, не стал бы целовать меня, пока я все еще покрыт его кровью и внутренностями.
Возможно, она темнее, чем мы оба думаем.
Ее груди прижимаются ко мне вплотную, соски впиваются в мою кожу, и я вхожу в душ, в нее, так как я все равно промокаю. Заставляя ее отступить, я двигаюсь так, чтобы она оказалась зажатой между мной и стеной, наклоняюсь и сжимаю ее бедра, пока она не застонала от моего прикосновения.
Мое горячее дыхание обдувает ее лицо, действие почти требует сознательных усилий с моей стороны, когда я погружаюсь в скользкое ощущение ее рта, борющегося с моим. Она в бешенстве, на задании взять у меня то, что она хочет, и я стону, когда она прикусывает мою нижнюю губу, моя решимость рушится от легкого укуса, член напрягается за молнией.
Убирая руки с ее бедер, я двигаюсь вокруг, обхватывая упругие округлости ее ягодиц, и толкаю свой таз вперед, приподнимаясь. Она покачивается в движение, не прерывая нашего поцелуя, и мы оба вскрикиваем, когда она обхватывает меня ногами за талию, и я прижимаю ее спиной к кафельной стене.
-Я хочу тебя, - бормочет она мне в рот, тихо вздыхая, когда я поднимаю руку, обводя маленький гранат, выгравированный на ее коже, прежде чем провести большим пальцем по одному из сосков, покрытых галькой.
Вода льется на нас, ее голова едва высовывается из брызг, и она моргает на меня своими золотистыми глазами, покрасневшими от желания.
Я знаю, что она хочет меня — это всегда было частью проблемы.
Но прямо сейчас, когда ее великолепное тело выставлено на всеобщее обозрение, груди тяжелеют, когда они поднимаются и опускаются с каждым ее прерывистым вдохом, ее киска пульсирует там, где она встречается с моим животом, вода стекает по каждому дюйму кожи, по которой я хочу провести языком — я не могу вспомнить ничего, крометого факта, что она моя.
Независимо от ситуации, которая привела нас к этому моменту, или отсутствия любви или реальности между нами, это предостережение остается.
-Ты уверена? - Я не могу не спросить, нуждаясь в словесном заверении даже после того, как я осмотрел ее ранее.
Она кивает.
-Сделай меня своей.
Отрываясь от нашего поцелуя, я наклоняю голову, приподнимая ее задницу, пока не могу взять сосок в рот; Я высовываю язык быстрыми, короткими рывками, и все ее тело содрогается.
-О, моя маленькая Персефона, - говорю я, медленно рисуя круги вокруг пыльно-розового пика, сохраняя зрительный контакт, когда опускаюсь на нее. - Ты уже моя.
Несмотря на фиолетовый синяк вокруг одного глаза, она зажмуривает их оба, когда я накрываю ее губами, посасывая и двигаясь, пока она не становится тяжело дышащей, извивающейся катастрофической красавицей. Ее пальцы скользят по моим мокрым волосам и тянут, поощряя к большему, двигая бедрами вперед, когда она умоляет об этом.
Отстраняясь, я отпускаю ее грудь с влажным хлопком, перемещаясь, чтобы повторить свои действия с другой; Я прижимаю кончик языка к нижней стороне и двигаюсь вверх, заменяя капли воды своей ДНК, поглощая ее, когда достигаю соска.
Мои пальцы впиваются в плоть ее задницы, определенно оставляя синяки, но в данный момент меня это не волнует.
Я хочу, чтобы она была покрыта моими отметинами. Пурпурными от кончиков моих пальцев, губы красные и влажные от моих, киска набухла и истекает моей спермой.
Плоть разорвана и кровоточит из-за меня.
После сегодняшнего вечера я хочу, чтобы никто не мог ошибиться, в чьей постели она лежит ночью. Чей член она возьмет, я все равно отдам. Чья кровь поет для нее.
Температура моего тела подскакивает при этой мысли, желание заклеймить ее как можно быстрее берет верх над моими действиями. Нежно проведя по ней зубами один раз, я проверяю ее реакцию; она выгибается дугой, словно молча умоляя о большем. Зажав ее сосок зубами, я прикусываю его, наблюдая, как ее подбородок вздергивается, а глаза распахиваются.
-Черт, - выдыхает она, пальцы сжимаются в моих волосах.
-Тебе это нравится? - бормочу я, усиливая давление. Ее горло сжимается, и она кивает.
Ухмыляясь, я снова кусаю ее, опуская на пол и скользя ниже; Я сдвигаюсь, обнимаю ее за бедра, чтобы накинуть их на плечи, опускаясь на колени на пол в душе. Ее бледно-розовые трусики промокли насквозь, не делая ничего, чтобы скрыть очертания ее набухшей плоти от моего голодного взгляда.
Я облизываю губы, взглянув на нее, когда мои руки скользят вверх по ее бедрам и скользят большим пальцем под ткань на ее бедрах. Они кружевные, поэтому рвутся без особых усилий, и я отбрасываю их в сторону, улучив момент, чтобы полюбоваться шелковистой плотью между бедер моей жены.
Одна из ее рук поднимается к груди, мягко разминая ее. С каждым моим движением она наблюдает, сверкая глазами. Я наклоняюсь вперед, скользя губами по ее бедру, и она не отводит взгляда.
Я останавливаюсь, видя новый порез от того, кто приставал к ней на автобусной станции; ссадина, порезанная на ее коже ножом-любителем, зацепившимся за конец буквы "К", которую я туда начертал.
Елена моргает, глядя на меня сверху вниз, эмоции переполняют ее радужки, как будто моя нерешительность заставляет вернуться все плохие воспоминания. Стиснув зубы на секунду, я подхожу ближе и прижимаю зубы к ране, снова открывая ее.
В порезе сразу же появляются капельки крови, и я прикрываю это место ртом, медленно проводя языком по медной жидкости.
Я кружусь взад и вперед, позволяя ей впитывать мои вкусовые рецепторы, наслаждаясь отсутствием у нее сопротивления. Во взгляде благоговение, который сияет в ее глазах.
Она дрожит, царапая мою кожу головы, пока я посасываю это место, отчаянно пытаясь запомнить вкус, но она не отрывает взгляда. Как будто я актер в пьесе, поставленной для ее собственного удовольствия, и она не может отвести взгляд, чтобы не пропустить что-то важное.
Она хочет шоу, я устрою ей фейерверк.
Скользя мимо раны, я погружаюсь внутрь, размазывая ее кровь и наслаждаясь тем, как малиновый цвет дополняет ее кремовую кожу, как поле красных и белых маков.
Мой живот сжимается, когда я дотягиваюсь до ее блестящей киски, прикасаюсь носом к ее губам, вдыхая запах ее возбуждения. Обхватив руками ее бедра, прижимая ее к стене, я медленно погружаюсь внутрь, раздвигая ее языком и щелкая кончиком по ее клитору.
Она вскрикивает при первом круге на своей чувствительной плоти, ноги уже дрожат у моих ушей, как будто она ждала именно этого момента.
Это подстегивает меня, посылая ударную волну по всей длине позвоночника, и я удваиваю свои усилия, прижимаясь ртом к ее влажной сердцевине, облизывая, кружась и дразня, пока не застонал в нее, наслаждаясь ее сладким вкусом.
До той ночи, которую мы провели вместе, прошли годы с тех пор, как я была с кем-то еще. После небольшой суматошной фазы после разбитого сердца я с головой ушёл в работу и попыталась наладить отношения со своей сестрой, отказывая себе в основных плотских удовольствиях в жизни.
До прошлого Рождества я не знал, что чего-то не хватает.
Не понимал, что я практически живу без одной из своих конечностей, пытаясь ориентироваться в жизни так, как будто ничего не случилось.
Я был в бешенстве, отчаянно желая погрузиться в нее после того, как так долго желал ее издалека. Она была такой же одержимой, соответствовала моей энергии с каждым толчком, стремилась повиноваться каждой моей команде, и нашего времени было мало. Искра, которая быстро загорелась и сгорела прежде, чем смогла полностью распространиться.
У меня нет никаких намерений, чтобы это произошло сейчас.
-Кэллум... - выдыхает она, выпячивая бедра, прижимаясь ко мне плотнее. - Пожалуйста.
Ее клитор пульсирует под моим языком, и я жадно посасываю комок нервов, как будто она - противоядие от жизни, полной страданий. Ее движения посылают электричество по моим венам, и я двигаюсь быстрее, жестче, пытаясь создать больше трения о нее.
-Пожалуйста, что? - спрашиваю я, не отрываясь от ее киски; слова вибрируют на ее коже, и она сильно дрожит, на грани оргазма.
Перенося свои усилия, я слегка наклоняю язык и переключаюсь на движения против часовой стрелки, замедляя скорость, пока она не откидывает голову назад и не начинает двигаться.
Делая паузу, когда я не слышу никаких слов с ее стороны, я поднимаю бровь, отстраняясь. Она ворчит, дергая меня за волосы, пытаясь заставить меня вернуться.
-Пожалуйста, что, Елена? - повторяю я хриплым голосом.
Она хмурится, ее брови сходятся вместе.
-Ты уже знаешь, что.
-Я хочу услышать, как ты это скажешь.
Снимая напряжение с моей головы, ее пальцы расслабляются, и она смотрит на меня сверху вниз.
-Ты шутишь, да?
-Я бы никогда не стал шутить о том, чтобы заставить тебя кончить. - Мой член становится твердым, как камень, от одной мысли об этом.
-Тогда почему бы тебе просто не сделать это?
-Я так и сделаю, - обещаю я, подчеркивая это слово дуновением воздуха на ее клитор. Она вздрагивает, пальцы перестраиваются в моих корнях, горло работает над глотком. - Как только ты попросишь меня об этом.
Стиснув зубы, она раздувает ноздри, ее мозгу, вероятно, трудно даже пытаться понять, что именно я ей говорю делать. В любой другой ситуации она, вероятно, уже сделала бы это, но, поскольку она плавает в этом экзотическом состоянии неопределенности, оргазм просто вне досягаемости, послушание - самое далекое от нее.
И все же, спустя мгновение, она разочарованно всхлипывает. - Пожалуйста, заставь меня кончить, Каллум. Я умоляю.
Прежде чем она даже закончила предложение, я толкаюсь обратно, раздвигая ее языком, прежде чем снова подняться и насладиться ее клитором. Она набухает под моими старениями, пульсирует в такт биению моего сердца, а затем, наконец, когда я рисую восьмерки, она ломается.
Рот приоткрывается в беззвучном крике, ее бедра сжимаются вокруг моих ушей. Она дергает меня за волосы до тех пор, пока боль не пронзает кожу головы, приходя так сильно, что, кажется, перехватывает дыхание у нее в легких.
Я прихлебываю ее соки, когда они смешиваются с водой из душа, сам чуть не взрываюсь, когда она смачивает мое лицо.
Когда волна за волной удовольствия накатывает на нее, как цунами после подводного землетрясения, она изгибается и выгибает спину, словно пытаясь продлить ощущения.
Наконец, она прислоняется к стене, и я отстраняюсь, в последний раз облизывая ее плоть, прежде чем вытереть рот о внутреннюю сторону ее бедра и осторожно высвободить ее ноги из тисков вокруг моей шеи.
Она тяжело дышит, задыхаясь, когда я, шатаясь, выпрямляюсь во весь рост, мой член так тверд, что я едва могу видеть прямо. Взглянув вниз на него, когда он натягивается на мои брюки, она ухмыляется, разглаживая дрожащей рукой по всей длине.
Я дергаюсь в такт ее движению, вероятно, всего в шаге от того, чтобы лопнуть. Ее обнаженное тело, кажется, почти светится, когда она делает шаг вперед, снова прижимаясь ко мне, с приглашением в ее золотых глазах.
-Твоя очередь? - спрашивает она, но я качаю головой, наклоняясь, чтобы снова заключить ее в свои объятия. Ее ноги мгновенно обхватывают меня, и я поворачиваюсь так, что мы прислоняемся к стеклянной двери душа, удерживая ее бедрами, пока я возилась с застежкой-молнией.
-Не продержится у тебя во рту, - выдавливаю я, мои руки изо всех сил пытаются справиться с безумным желанием, проносящимся сквозь меня. Я делаю паузу, обводя взглядом влажные изгибы ее тела, пораженный мягкими плоскостями, нежными выпуклостями, отпечатками пальцев, которые я уже оставил. - Нужно снова войти в эту сладкую киску.
-Да, - шипит она, протягивая руку между нами, чтобы помочь мне выбраться.
У нее перехватывает дыхание, когда мой член высвобождается, жемчужная бусинка пузырится на кончике, свидетельство того, как сильно я ее хочу. Она прикусывает губу, глядя на меня из-под опущенных ресниц, и обхватывает пальцами мой ствол, кончики не совсем соприкасаются, медленно водя ими вверх и вниз.
Я стону, зарываясь носом в ее волосы, глубоко вдыхая. Ее движения посылают искры, спиралью пронизывающие меня, захватывая мои яйца до такой степени, что они болят от потребности в освобождении.
-Боже, - прохрипел я, сжимая ее бедра, пока не почувствовал, как лопается кожа, - Я не могу, Елена. Тебе слишком хорошо, и я не кончу в твою руку в наш первый раз.
-Технически, это похоже на четвертый раз, - говорит она, ускоряя свои движения, усиливая хватку, пока мое зрение не затуманивается. - Следуй мной, Каллум.
Снова качая головой, я отталкиваю ее руку, прижимая ее задницу к стеклу позади нее.
-Я, черт, собираюсь это сделать, малышка. - Взяв свой член в руку, я провожу один раз, располагаясь у ее входа. - И ты пожалеешь, что открыла эту дверь. К тому времени, как я закончу с тобой, я накачаю тебя так сильно, что буду сочиться из твоих пор. Ты заставишь меня вспотеть, и никто больше никогда больше не прикоснется к тебе.
Свободной рукой я хватаю ее за подбородок, заставляя смотреть ей в глаза, а затем вжимаюсь в нее, медленно погружая всю длину в ее влажный жар.
Она обхватывает мой затылок, притягивая меня в горячем поцелуе с открытым ртом, и мы стонем вместе, когда наши тела соединяются, узаконивания наш брак и укрепляя мою одержимость раз и навсегда.
ГЛАВА 20
Елена
Я чувствую себя сытой.
Это единственная мысль, расцветающая в моем мозгу, когда Кэл насаживает меня на свой член, кончик практически щекочет мою матку, когда он толкает в рукоять. Возбуждение застревает у меня в горле, расцветая в груди, как цветок после трудной ночи; один за другим раскрывается каждый лепесток, пока бутон не распускается полностью, готовый впитаться в солнечный свет.
Он двигается медленно, до боли, наши губы сплетаются в поцелуе, который я чувствую пальцами ног. Удерживаясь меня верхушками бедер, Кэл вцепляется когтями в мои ягодицы, используя их, чтобы тянуть меня вверх и вниз, как будто пытаясь облегчить мне движение.
Конечно, прошло несколько недель с тех пор, как он был во мне в последний раз, но мне не нужна разминка. Я этого не хочу; моя киска содрогается при каждом толчке, пытаясь зажать и удержать его на месте, мое тело мчится к ещё одному оргазму, когда он попадает в это сладкое местечко.
Но затем он отступает, вырывается только для того, чтобы снова войти, и отсутствие немедленного удовлетворения заставляет меня впиваться ногтями в его шею, пытаясь приблизиться.
Отрывая свой рот от моего, он прерывисто выдыхает, переводя взгляд между нами, наблюдая остекленевшими глазами, как он исчезает во мне.
Капли из душа стекают по его коже, цепляясь за влажные пряди его чернильных волос и пропитывая одежду. Хотя, похоже, он не возражает против последнего, вместо этого сосредоточившись на наготе перед собой.
Похоть, вспыхнувшая на его лице, заставляет мой желудок восхитительно скручиваться, но этого все еще недостаточно.
-Кэллум, - кричу я, теряя счет тому, сколько раз я произносила его имя в этот момент. Он наклоняет бедра вперед, прижимая нашу кожу друг к другу, и я трепещу вокруг него, обезумевшая.
В его глазах вспыхивает что-то зловещее, когда он смотрит на меня, приподнимая бровь.
-Что-то случилось? - спрашивает он, продолжая свою чувственную атаку.
В уголке его рта все еще осталась капелька моей крови, и я наклоняюсь, слизывая ее кончиком языка, наслаждаясь металлическим привкусом, мое тело загорается, как Четвертое июля, когда я вспоминаю, каково это, когда он вытягивал ее из меня.
Легкая боль, заглушенная безумным блеском в его темных глазах, когда он сосал и упивался, как будто это был сок граната, а он голодал в Подземном мире.
Захватывая его нижнюю губу зубами, я резко тяну, наслаждаясь тем, как этот жест заставляет его сильнее врезаться в меня. Я задыхаюсь, пытаясь запомнить ощущение того, что он полностью находится внутри меня, а затем он отстраняется, цокая языком.
-Что такое? Неужели моего члена недостаточно для моей распутной маленькой жены? - Он подчеркивает каждое слово резким движением бедер, его кончик вонзается в мою точку G, вызывая у меня головокружение.
-Еще, - прохрипела я, двигая бедрами, пытаясь сама направлять движения.
Он хватает меня за задницу, прижимая другую ладонь к щеке. - Я стараюсь двигаться медленно.
-Мне не нужна медлительность, - говорю я.
Мрачно посмеиваясь, он вырывается, пока едва не оказывается внутри меня, моя киска сжимается вокруг воздуха.
-Я делал это не для тебя, малышка.
Кэл двигает бедрами, внезапно трахая меня так сильно, что стеклянная дверь дребезжит на петлях. Мои ягодицы шлепают по материалу, соскальзывая с силой каждого жестокого толчка, напряжение туго скручивается в животе, угрожая развалиться в любой момент.
-Хорошим маленьким женам нужен хороший трах, - говорит Кэл, прижимаясь губами к моему виску. - И я пренебрегал тобой, не так ли?
-Боже, да, - визжу я, мой голос низкий и хриплый, как будто его прошлись по углям и сожгли до хрустящей корочки. Моя голова ударяется о дверь, когда он трахает меня, и я обхватываю его руками за шею, чтобы не упасть.
-Да, Боже, пожалуйста. Вот так.
-Здесь нет спасителей, - говорит он, задевая зубами мой лоб. - Только я, твой муж, тащу тебя с собой в ад.
Если это Ад, запри меня и выбрось ключ.
Напряжение внутри начинает расти, как огненный шар, вылетающий наружу, сжигающий все на своем пути. Я пульсирую вокруг него, хватаясь за начало оргазма, пытаясь натянуть его на себя, но не могу заставить это сработать.
-Я... почти на месте, - хнычу я, даже не заботясь о том, насколько отчаянно я звучу в этот момент.
Я в отчаянии. Несчастная, страдающая за каждую секунду, не проведенную с этим мужчиной внутри меня, наполняющим меня своей тьмой, даже не останавливающимся, чтобы задать вопросы о моей собственной.
-Черт, я тоже, - говорит он, увеличивая силу каждого толчка, как будто пытается разорвать меня на части. - Ты ощущаешь чертовски невероятно.
Его рука поднимается, хватая меня за горло своими длинными пальцами, а затем он сжимает, забирая воздух из моих легких, как делал раньше.
Только сдавливание не прекращается там, где оно было раньше; давление сдавливает по бокам моей шеи, мой пульс учащается, когда становится почти невозможно дышать. Мои глаза встречаются с его, широко раскрытыми и неуверенными, но удовлетворение, зреющее в его глазах, заставляет мою кровь петь.
Это странное ощущение, когда у тебя добровольно отнимают кислород, но удушающее чувство, кажется, достигает кульминации в чем-то большем, в чем-то лучшем, в удовольствии, смешанном со страхом.
-Вот и все, - мурлычет он, заставляя меня дрожать от восторга, - возьми мой член, малышка. Вот так. - Когда он толкает свои бедра вровень с моими, низкий стон вырывается из его горла, мое зрение темнеет по углам, и я кончаю, моя грудь сжимается, когда мой мозг плывет дальше.
Я содрогаюсь вокруг него, крича, когда освобождение захлестывает меня, мои внутренние стенки уговаривают и выдаивают его досуха. Удовлетворенное ворчание вырывается, когда он прижимает нас к стеклянной двери, его рука опускается с моего горла, чтобы обхватить мою грудную клетку.
-Господи Иисусе. - Его дыхание резко касается моих мокрых волос, и свободной рукой он тянется за спину, закрывая кран.
Несколько минут никто из нас не двигается. Мы не разговариваем, окутанные коконом безопасной тишины, не желая быть первыми, кто разрушит ее.
Холод пробегает по моим рукам, заставляя меня дрожать, и он ухмыляется, наконец выходя из меня. Я вздрагиваю от внезапной потери, стараясь не обращать особого внимания на пропасть, которую оставляет во мне его отсутствие, задаваясь вопросом, насколько это будет похоже на то, когда мы занимались сексом в последний раз.
-Ты в порядке? - спрашивает он, ставя меня на ноги и делая шаг назад. Его пристальный взгляд скользит по мне, режим доктора в полном действии, когда он оценивает мое тело на предмет признаков расстройства. Палец касается шрама на моем бедре, и он хмурится, мрачный взгляд омрачает его черты. - Мне не следовало этого делать.
Я моргаю, бросая взгляд вниз, туда, где он прикасается ко мне, вытирая немного размазанной крови с моей кожи.
-Мне понравилось.
Одна бровь выгибается, и он сглатывает.
-Да?
Это один слог, произнесенный в конце выдоха, наполненный неуверенностью. Я чувствую это, неуверенность, и на мгновение меня застает врасплох мысль о том, что такой смертоносный и могущественный человек, как Кэл, может когда-нибудь почувствовать себя уязвимым.
Кивнув, я накрываю его руку своей, поднимая ее туда, где я чувствую, как он вытекает из моих бедер.
-Мне нравится все, что ты делаешь со мной, - шепчу я, пытаясь выровнять игровое поле своим признанием, хотя мне физически больно потакать.
И все же, если бы Кэл Андерсон попросил меня вырвать мое кровоточащее сердце из груди и подать его ему на блюдечке с голубой каемочкой, я бы сделала так, не задавая вопросов. Я бы, наверное, попросила его проследить за операцией, чтобы убедиться, что я все делаю правильно.
Я просто не думаю, что он отвечает мне взаимностью.
-Ты не принимаешь противозачаточные средства, - невозмутимо говорит он. Это не вопрос, а утверждение, и властность, с которой он это говорит, заставляет меня задуматься.
-Нет, - говорю я, убирая прядь волос с плеча. - Папа никогда даже не позволял мне думать о сексе, не говоря уже о том, чтобы исследовать методы предотвращения осложнений от него.
Он ничего не говорит в течение нескольких мнгоновений, в течение которых мой пульс учащается, стучит в ушах. Я чувствую слабость, изнеможение и, по какой-то причине, презрение.
-Я назначу встречу с моим другом, и мы поможем тебе.
Он проходит мимо меня, открывает дверь и идет через комнату к раковинам, снимая белое полотенце с настенного крючка. С его одежды капает на пол, когда он возвращается, протягивая мне полотенце, и я медленно вхожу в него, обдумывая его слова.
-Имею ли я право голоса в том, пойду я на это или нет?
Обернув полотенце вокруг меня, он заправляет уголок мне под мышку, поворачивая меня лицом к себе.
-Я не настолько стар, чтобы не признавать телесную автономию, - говорит он, протягивая руку, чтобы обхватить мою челюсть. - Я просто подумал, что так будет проще.
Я бросаю взгляд на впадину у него на горле, изучая ее, пока обдумываю его слова в своем мозгу.
-Если бы я попросила тебя надеть презервативы, ты бы надел?
Лицо Кэла морщится.
-Конечно. Я бы упустил великолепное зрелище моей спермы, стекающей с твоей милой маленькой киски, но я не монстр. Каким бы законным ни был этот брак, я был бы безумцем, если бы ввел в него детей.
Что-то сжимается у меня в груди, но я игнорирую это, вместо этого киваю.
-Ладно. Я бы... хотела попробовать, я думаю.
-Если это не сработает, мы придумаем что-нибудь другое. - Он обхватывает обе мои щеки руками, наклоняясь, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на моих губах; этот акт гораздо нежнее, чем я когда-либо могла себе представить, на что он способен, и это пробуждает что-то распутное в моем животе.
Подводя меня к раковине, мы быстро чистим зубы, и я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на него в зеркало, зная, что домашняя обстановка, которую мне предоставляют, - это всего лишь результат моего наращения, и ничего больше.
Это ничего не значит, Елена.
Тем не менее, когда я забираюсь в постель несколько мгновений спустя, усталость наконец овладевает мной, я натягиваю одеяло до подбородка и перекатываюсь на бок, наблюдая, как он хватает пижаму со своего комода и уносит ее обратно в ванную, возвращаясь через несколько минут полностью переодетым.
Он вытирает волосы полотенцем, затем бросает махровую ткань в ближайшую корзину и подходит к моей стороне кровати с пластиковой аптечкой первой помощи в руке. Открыв крышку, он осторожно достает упаковку антибактериальной мази и широкий пластырь.
-Ооо, - говорю я, шевеля бровями, пока мое тело борется со сном. - Мы будем играть в доктора?
Игнорируя меня, он просовывает руку под одеяло, находит рану на моем бедре и разрывает упаковку мази зубами. Выдавив немного размером с горошину на кончик пальца, он присоединяется к другой руке, нанося прохладный гель на порез.
Я втягиваю воздух сквозь зубы и наблюдаю, как его челюсть крепко сжимается.
Молча он отрывает пластик, освобождая пластырь, затем закрепляет его поверх пореза, большим пальцем обводя контур буквы "К".
Положив аптечку первой помощи на тумбочку, Кэл встает на ноги и обходит кровать, откидывая одеяло, чтобы забраться под него.
Мое дыхание прерывается, интимность его близости заставляет меня дрожать, сердце колотится в груди, как сирена.
Однако он больше ничего не говорит, просто берет экземпляр полного собрания сочинений Уиттера Биннера в кожаном переплете и устраивается поудобнее.
Я снова переворачиваюсь, кладу щеку на подушку, изучая его, пока он надевает очки в черной оправе и начинает читать, медленно, гипнотически сканируя глазами страницу.
Впитывая чистый наклон его острой челюсти и крошечную ямочку на щеке, которая появляется, когда он глубоко сосредоточен, я делаю все возможное, чтобы запечатлеть все это в памяти, на случай, если это была случайность, и я проснусь завтра, когда он снова игнорирует меня.
Ужас, кружащийся у меня в животе, обещает, что так оно и будет.
Ничто хорошее не может длиться вечно.
По какой-то причине именно этот страх удерживает меня от немедленного погружения в сон. Не факт, что кто-то явно преследует меня, как и сказал Кэл, или что мой мир в Бостоне, вероятно, рушится до основания.
Но представление о том, что какой бы камень не был сдвинут сегодня вечером, будь то травма или естественное развитие капитуляции, мимолетно.
Что я застряла в браке без любви, в тюрьме, как я всегда боялась.
-Как получилось, что я не видела тебя голым? - выпаливаю я, пытаясь заглушить тревогу разговором.
Брови Кэла приподнимаются над очками, и он смотрит на меня.
-Я могу заверить тебя, что он такой же большой, когда видишь полную картину.
Жар вспыхивает на моих щеках, когда я думаю о размере его члена, и я рассеянно двигаю бедрами, придвигаясь ближе, не совсем намеренно.
-Нет, я просто... ты видел меня голой. На самом деле, сейчас я голая.
-Здесь никаких жалоб.
Одна из его рук опускается, скользя по моей талии, и когда я открываю рот, чтобы сказать больше, он притягивает меня к себе, притягивая вплотную к себе.
Мой клитор пульсирует там, где он касается его, уже жаждет еще одного прикосновения, но ясно, что Кэл использует предпосылку секса, чтобы отвлечь меня, и поэтому я перестаю спрашивать, пытаясь найти удовлетворение в том, что я знаю о нем.
Прямо сейчас я знаю, что он готов сделать все возможное, чтобы защитить меня, и, несмотря на нашу ситуацию и все, что ее усложняет, это кажется большим подвигом.
Это снимает боль от осознания того, что на его руках больше крови, чем на моих.
Некоторое время я лежала рядом с ним, уставившись в стену напротив, слушая, как он время от времени переворачивает страницу, ровный ритм его дыхания убаюкивает меня.
-Ты была весной, а я - краем обрыва, и сверкающий водопад обрушился на меня, - тихо произносит он, строчка едва запечатлевается в моем мозгу, прежде чем сон снова приветствует меня.
ГЛАВА 21
Кэл
-Ты выглядишь странно хорошо отдохнувшим.
Откусывая кусочек круассана, я смотрю через стол на
Джонаса, приподнимая бровь.
-Странно?
Проводя рукой по бороде, он пожимает плечами, перебирая бумаги перед собой.
-За все годы, что я тебя знаю, я никогда не видел, чтобы ты выглядел как нечто меньшее, чем зомби. Просто немного интересно, вот и все.
-Интересно, - повторяю я, проглатывая последний кусочек. - Это модное слово для скучного.
-Ах, это отклонение. Значит, оно действительно как-то связано с одной маленькой девочкой. - Он откидывается на спинку стула, складывая руки вместе. - Вы наконец консумировали свой брак?
-Я не буду обсуждать это с тобой.
-Подумай об этом — есть термин в американском футболе? Ходячая помеха (п.п.: Running interference в американском футболе, означает защитить игрока, у которого есть мяч, физически не позволяя команде противника приблизиться к нему) ?- Он достает пакет со дна своей стопки бумаг; это контракт, который я подписал много лет назад, незадолго до смерти моего дедушки, дающий мне доступ к многомиллионному трастовому фонду, который старый ублюдок создал на мое имя.
Он уже подписал права собственности на полдюжины предприятий на Аплане, а также акции и пакеты акций множества различных компаний, но я полагаю, что он никогда не прекращал попыток искупить вину за то, что узнал обо мне только тогда, когда было слишком поздно спасать мою душу.
Одним из условий траста было то, что мне должно было быть не менее двадцати пяти лет, прежде чем средства станут доступны для меня. И я должен был быть чистым, что означало вырваться из преступной жизни, в которую попал.
Гораздо более трудный подвиг, чем кажется посторонним.
Как только ты становишься частью мафии - это все. Они не отпускают своих людей без боя; честно говоря, когда несколько месяцев назад я сообщил Рафу о своем желании уйти в отставку, то ожидал большего сопротивления, чем получил.
Я ждал, когда другой ботинок упадет вместе с первым.
Еще одним условием было то, что я должен был быть женат, и это должно было быть законно.
Конечно, накопив за эти годы собственное богатство, я не был заинтересован в том, чтобы соглашаться на условия только ради денег моего деда по отцовской линии.
Но затем я попытался восстановить связь со своей сестрой; она и два наших брата были стратегически исключены из завещания, наследства и целевого фонда.
На самом деле, они даже не должны были получить от этого ни пенни, вот почему я выписывал Вайолет чеки из своих собственных сбережений, намереваясь перевести трастовые деньги на оффшорный счет и оставить ей личную банковскую информацию.
Но она продолжала отклонять мои чеки, и по мере приближения срока действия доступа к целевым фондам я понимал, что необходимо принять решительные меры.
Я знал, что Майлз, адвокат по недвижимости моего дедушки, в конце концов придет за доказательствами. Я просто недавно отодвинул все на задний план, когда остальные события, происходящие в моей жизни, стали важнее.
-Никто не стал бы использовать футбольный термин для описания вмешательства, - говорю я, смахивая крошки со своего стола в мусорное ведро и забирая у него контракт. Я пролистываю аккуратно напечатанные страницы, отмечая свою подпись и аккуратный курсив моего дедушки внизу каждой страницы.
-В любом случае, твой срок истекает довольно скоро. Как ты планируешь доказать Майлзу, что серьезно относишься к Елене?
Постукивая пальцем по странице над пунктом о браке, я выдыхаю. При нормальных обстоятельствах наличие женитьбы вообще доказало бы мою лояльность, но в мире, где браки все время заключаются именно по этой причине, я полагаю, не могу жалеть о том, что дедушка хотел сохранить свое наследие.
И не похоже, что мой брак реален там, где это имеет значение — в наших душах.
В наших сердцах.
Только на бумаге и в постели.
Проводя рукой по лицу, я вздыхаю.
-Ну, я, совершенно точно, не дам им чертовы девственные простыни.
-В любом случае, сейчас у нее их бы не было.
Я прищуриваюсь, глядя на него, и он ерзает на своем сиденье, теребя воротник кожаной куртки.
-Контрацепция, - говорю я наконец, вспоминая разговор, который у меня был с Еленой после того, как я трахнул ее глупо в душе.
Джонас приподнимает бровь.
-Пожалуйста, скажи мне, что ты ее пользуешься.
Я корчу гримасу, наклоняясь вперед, чтобы открыть браузер на своем компьютере.
-Я назначу ей встречу с доктором Мартином, и она сходит на нее. А я передам рецепт Майлзу.
-Ты думаешь, это его удовлетворит? Технически она могла пойти на такое по любой причине.
Набрав в онлайн-планировщике, я добавляю примечание о личности к своему запросу, затем нажимаю отправить.
-Удовлетворит.
Должно.
После того, как мы рассмотрели возможные замены для трех сотрудников Flaming Chariot, которых мы потеряли, и назначили разведывательную встречу с международной командой Айверса, Джонас покидает офис, и мой телефон почти вибрирует на столе.
Настольный маятник стоит на деревянном картотечном шкафу в углу комнаты, раскачиваясь из стороны в сторону, сразу привлекая мое негативное внимание, когда я беру трубку.
Раздражение переполняет меня, когда я сканирую экран, нажимая "Принять", прежде чем смогу отговорить себя от этого.
-Кармен, - говорю я, ожидая, что пронзительный голос моей бывшей возлюбленной заполнит динамик, но вместо этого меня встречает низкий тембр.
-Андерсон. - Голос Рафа звучит отрывисто, чего я никогда от него раньше не слышал. - Я думал, что мне придется преследовать тебя, чтобы поговорить, но, похоже, ты так же жаждешь поболтать с моей женой, как и всегда.
-Поверь мне, - говорю я, прислоняясь к столу и скрещивая одну ногу на другой, - я никогда не стремлюсь что-либо делать с этой дьяволицей.
Он издает хмыкающий звук.
-В любом случае, я позвонил не для того, чтобы говорить о Кармен.
Конечно, не для этого, потому что любой разговор о ней неизбежно заканчивается признанием поражения в том, что касается ее. Она безнадежна, дрейфует в море, в то время как все предпочитают смотреть на нее.
-Как поживает моя дочь?
Смех щекочет горло, но я сглатываю, понимая, что мне нужно тщательно обдумать то, что он собирается сказать.
-Ты имеешь в виду, после того, как ты намеренно напал на нее? Она в полном порядке, насколько можно было ожидать.
У меня вертится на кончике языка упомянуть о плотном тепле, в которое я погрузился уже дважды со вчерашнего дня, но подавляю это побуждение, не желая пока раздувать пламя.
-Я могу заверить тебя, что понятия не имею, о чем ты говоришь, - отвечает Раф, и я могу представить, как он теребит край своего массивного кольца на большом пальце, уставившись на ту же эмблему, которая была выгравирована на карточке, оставленной на автобусной станции. - Просто прошло некоторое время с тех пор, как она в последний раз отвечала на сообщения матери, и мы начали беспокоиться.
-Может быть, не распространяй вы ложь о том, как начался ее брак, и она была бы более склонна поговорить.
-В чем именно заключалась ложь, Кэл? - Он делает паузу, как будто ждет моего ответа, но продолжает, прежде чем я успеваю что-то сказать. - Разве ты не убил ее жениха, когда тот собирался на свадьбу? Заставил меня быть свидетелем церемонии, на которой украл руку моей маленькой девочки, после того как уже украл ее добродетель?
-Я не заставлял тебя ничего делать. Я изложил ситуацию и дал возможность принять решение. Ты предпочел безопасность контракту, который у нее был с этими медиа-стервятниками.
Он шмыгает носом, и я моргаю, оглядывая пустой офис. Он плачет?
-Дело в том, доктор Андерсон, что мы хотим, чтобы нашу Елену привезли домой. Мне все равно, что мы должны сделать, чтобы вернуть ее, но, пожалуйста, перестань держать ее в плену. Она моя... bambina(п.п.: от итал. дитя, девочка)
Его голос прерывается на последних двух словах, драматично вставленном итальянском, и в моем мозгу возникает мысль, заставляющая меня встать, когда гнев нарастает в моем животе.
-Что ты делаешь, Раф? - медленно спрашиваю я, впиваясь взглядом в единственную фотографию в рамке, которая у меня есть; на ней я, шестнадцатилетний, зажат между Рафом и Кармен во время их юбилейной вечеринки. Рука Кармен крепко обнимает меня за талию, прижимая к себе, где я бы оставался годами, как идиот.
Раф смотрит, ничего не замечая. Таким, каким он нам был нужен. А потом, в один прекрасный день, он перестал.
Все никогда не станет прежним.
Я подозреваю, что именно поэтому он сейчас так осторожен — в этом есть все признаки подставы, и мысль о том, что он пытается заманить меня в какую-то ловушку, заставляет мою кровь кипеть.
Тем более, что он не просил меня выполнить для него ни одной работы с тех пор, как я инициировал наше небольшое соглашение, и хотя я начал думать, что это означало, что он принимает мою отставку, теперь я понимаю, что, возможно, его план с самого начала состоял в том, чтобы вывести меня более изощренным способом.
Рядом с фото рамкой продолжает тикать скульптура маятника, заставляя мышцу под моим глазом дергаться при каждом качании.
Через мгновение Раф прочищает горло, и когда он снова говорит, печаль полностью отсутствует.
-Мне нужны деньги. Ты облажался со мной в этой сделке с Болленте, и мне пришлось отказаться от хорошей части бизнеса Риччи, просто чтобы выйти из этого.
-Я не был тем, кто сказал тебе продать свою дочь, - говорю я. - Или кто попросил ее лечь в мою постель.
-Точно так же, как ты никогда не просил Кармен, верно? - он сплевывает, с каждой секундой становясь все более возбужденным.
Я хочу сказать, что я никогда не ходил в Кармен. Это она всегда приходила ко мне.
Но я этого не делаю.
Сделав глубокий вдох, я напрягаюсь, чтобы противостоять ярости, нарастающей, как вода за дамбой, угрожающей утопить меня в своей свирепости. Я сосредотачиваюсь на плавном покачивании маятника, отгораживаясь от всего, пока не слышу только тиканье.
Тик.
Тик.
Тик.
Зуд проникает глубоко под поверхность моей кожи, и я обхожу свой стол, пока Раф бубнит, вытаскиваю пистолет из ящика. Направляю его, пока нервы съедают устойчивость моей хватки, снимаю предохранитель и нажимаю на спусковой крючок, наблюдая, как пуля летит по комнате.
Она проходит сквозь фото рамку, разбивая стекло в результате взрывного столкновения, и врезается в стену позади нее; осколки стекла вылетают из рамки, сила выбивает маятник из равновесия, и я наблюдаю, как он падает на пол, один рычажок отрывается, наконец замолкая.
-Ты слышишь меня, Андерсон? - спрашивает Раф. - У тебя есть два выбора: деньги или чертова клятва верности в форме услуг. В противном случае ты покойник.
Отняв телефон от уха, я засовываю пистолет обратно в ящик и вешаю трубку.
***
Чуть позже я нахожу Елену на заднем дворе, она вытаскивает мешки с землей из картонной коробки и тащит их по траве туда, где она устроила импровизированное рабочее место у живой изгороди.
Марселин стоит в нескольких ярдах, заваривая чайный пакетик в синей керамической кружке, наблюдая за происходящим.
Убирая с лица потную прядь волос, Елена поворачивается, чтобы осмотреть наш двор, положив руки на бедра. Лавандовое платье, которое на ней, идеально обрисовывает сильную выпуклость ее задницы, и когда я приближаюсь к ней, меня переполняет воспоминание о том, как я схватил ее, насаживая на свой член.
На мгновение я могу забыть о других происходящих вещах и раствориться в ее присутствии. Она подобна уютному весеннему полудню, свежим цветам и морскому воздуху, который доносит легкий ветерок, и это окутывает меня, заслоняя уродливую реальность всего остального.
Я никогда не был из тех мужчин, которые убегают от невзгод, но когда я стою там и смотрю на женщину передо мной, ту, которую я втянул в свой беспорядок, я ловлю себя на том, что жалею, что не могу. Желаю, чтобы это была та жизнь, которую заслуживает такая, как Елена.
-Не злись, - говорит она еще до того, как я подхожу к ней, поворачиваясь ко мне лицом. На ее тонких чертах читается восторг, мягкость стирает глубоко посаженную жесткость. Послесвечение, которое я могу объяснить только как остаточный эффект умопомрачительного секса.
-С чего бы мне злиться? - спрашиваю я, протягивая руку, чтобы обхватить ее щеку ладонью. Мой большой палец касается нижней части синяка вокруг ее глаза, отмечая, что припухлость и пурпур значительно уменьшились со вчерашнего вечера.
-Я собираюсь испортить твой двор, - говорит она, указывая на мешки с землей. - И я понятия не имею, что делаю. Марселин должна была читать страницу в Википедии, но…-
Она закатывает глаза, чтобы посмотреть на мою экономку, которая пожимает плечами, потягивая чай.
-Но садоводство не входит в мои должностные обязанности.
Елена фыркает.
-Ни то, ни другое не помогало Кэлу похитить меня, не так ли?
У меня внутри все переворачивается от ее легкомысленного употребления этого слова, и мне интересно, что все ее сестры рассказали ей о том, что говорят в новостях дома. Если что-то изменит ее взгляд.
Прочищая горло, я опускаю руку и засовываю ее в карман костюма.
-У меня есть несколько встреч, из-за которых я буду занят в ближайшие несколько дней, но, вероятно, мог бы помочь тебе в эти выходные.
-Правда? - Ее брови приподнимаются, и она кивает на прямоугольник, который отметила палкой. - Ты знаешь что-нибудь о посадке цветов?
-Я ассистировал при успешном тройном обходе во время ординатуры и зашил больше открытых ран, чем ты, вероятно, когда-либо увидишь в своей жизни. Уверен, что смогу справиться с растениями.
Оставив их вдвоем снаружи, я возвращаюсь в Асфодель и сажусь на корточки в библиотеке, пытаясь избавиться от странного чувства, скручивающегося в животе. Это не совсем болезненно — почти тошнотворная волна, которая снова и снова разбивается о берег, никогда не отступая до конца.
Открутив бутылку виски пятидесятилетней выдержки, я наливаю три пальца в стакан, беру первую попавшуюся книгу и плюхаюсь в одно из двух кожаных кресел перед потухшим камином.
Открывая книгу, я балансирую ею на колене, мои глаза прикованы к странице, фактически не читая. Сердце учащенно бьется, испытывая отвращение к тому, как мой желудок горит от осознания, пытаясь игнорировать тот факт, что Риччи снова сыграл со мной.
Потому что вот к чему все это сводится; если бы не дружеское руководство и обещание роскоши, которое Рафаэль дал, когда мы встретились, вся моя жизнь, скорее всего, была бы другой.
У меня может быть шанс наладить отношения с моей сестрой.
Возможно, я бы женился по любви, а не потому, что мне нужна королева на моей стороне доски.
Возможно, у меня все еще будет медицинская карьера, о которой мечтала моя мать, и я никогда не буду чувствовать, что мне нужно отказаться от нее, чтобы компенсировать все те жизни, которые я оборвал.
Несколько минут спустя дверь библиотеки со скрипом открывается, и Елена проскальзывает внутрь. Она закрывает нас вместе, на цыпочках подходит и встает прямо передо мной.
-Ты в порядке? Снаружи ты казался... напряженным. - Она бросает взгляд на корешок моей книги, съеживаясь. - О-о, Дориан Грей? Я знаю, что у тебя есть некоторый опыт, но, честно говоря, тридцать два года в наши дни - это молодость. Самому старому мужчине в мире сто пятнадцать, ты знал? У тебя еще есть время.
Он немедленно твердеет под ней, готовый к следующему наполнению.
-Неужели самый старый человек в мире действительно так стар? - спрашиваю я, скользя носом по ее подбородку.
Дрожа, она пожимает плечами, обнимает меня за шею и прижимается ко мне.
-Я понятия не имею, но это отвлекло тебя от твоего страха, верно?
Отстраняясь ровно настолько, чтобы заглянуть глубоко в ее глаза, я выдыхаю, слегка качая головой.
-Ты отвлекла меня. Похоже, у тебя к этому врожденный талант.
-Эх. - Ухмыляясь, Елена наклоняется, проводит кончиком языка по раковине моего уха, затем покусывает мочку. - Хорошо, позволь мне загладить свою вину.
Ее рука опускается с моей шеи, скользит вниз по груди, прежде чем нырнуть за пояс моих брюк; она сгибает локоть, обхватывая пальцами мою растущую эрекцию так крепко, как только может, поглаживая подушечкой большого пальца блестящий кончик.
Откинув голову назад, я глубоко вздыхаю, мой стресс превращается в надвигающийся оргазм, когда кровь устремляется на юг.
-Кое-кто уже готов, - шепчет она, поглаживая мою разгоряченную плоть. Наклонившись, она расстегивает ширинку, пытаясь вытащить меня, и приподнимается.
-Всегда, - я стискиваю зубы, подтягивая ее платье к верхней части бедер, сжимая материал, чтобы он оставался на месте. Издаю гортанный рык, когда ее киска обнажается передо мной, блестя, как пропитанный росой лепесток розы. - Боже, малышка. Ты когда-нибудь носишь трусики?
Она ухмыляется, берет меня в руку и выстраивает нас в ряд.
-Нет, и теперь я определенно никогда этого не сделаю.
Медленно опускаясь, она берет меня дюйм за дюймом, пока ее задница не упирается в верхнюю часть моих бедер. Резко задыхаясь, когда походу до конца, она сглатывает, ее рука взлетает, чтобы запутаться в моих волосах.
Вращая бедрами, она осторожно скользит вверх и вниз, как будто не совсем уверена, что делать, и меня снова поражает, что она совершенно неопытна, что дает мне целый ряд других проблем, о которых нужно беспокоиться.
Но так трудно переживать, когда она ощущается как в раю на гребаной земле. Как богиня, спускающаяся только для того, чтобы спасти мою несчастную душу от проклятия.
-Мне жаль, - бормочет она, и слабый румянец заливает ее красивые щеки.
-Господи, за что ты извиняешься? - Я едва могу выдавить из себя слова, ее киска сжимает меня так крепко, что я вижу звезды. Мои руки сжимаются на ее бедрах, готовясь.
-Я... это все ново для меня, и я не хочу все испортить.
-Ты не сможешь, - говорю я, кусая губу, когда она начинает давить сильнее, очевидно, находя то место, которое заставляет ее тело петь. - Продолжай в том же духе, и я собираюсь кончить в тебя, прежде чем буду готов.
-О, черт, - мяукает она, выгибая спину, ее внутренние стенки трепещут. - Ты так говоришь... как будто это должно быть плохо, но звучит... действительно хорошо для меня.
-Моей распутной маленькой жене нравится заставлять меня терять контроль, а?
Кивнув, ее рука находит одну из моих, поднимает и обхватывает вокруг шеи, вращение ее бедер против часовой стрелки притягивает электричество к моим яйцам. Они сжимаются, мой оргазм проносится через меня, и я сжимаю ее шею, одновременно сжимается ее киска, не в силах больше сдерживаться.
Белые пятна мелькают перед моим взором, когда я погружаюсь в нее так глубоко, как только могу, пульс ее киски высасывает меня досуха. Она опускает голову мне на шею, со стоном впиваясь зубами в кожу, кусая до тех пор, пока не прокусит насквозь.
Скользнув языком по моей шее, она отстраняется, прижимаясь губами к моим в поцелуе, который подводит меня к краю спасения, прежде чем украсть его. Я чувствую вкус меди на задней стороне ее зубов и почти кончаю снова, без какой-либо дополнительной стимуляции.
Позже, когда она безвольно падает рядом со мной, положив голову мне на грудь и ожидая, когда чувство вернется к ее ногам, я испытываю то знакомое предчувствие, которое было раньше, хотя теперь у него совершенно новая цель.
ГЛАВА 22
Елена
-Говорю тебе, эта женщина сходит с ума.
Закатив глаза, я осматриваю вспаханную почву снаружи и фыркаю, когда снова не вижу значительного роста в саду, который я посадила в прошлом месяце. Стебли начинают прорастать, выглядывая из почвы, но цветы еще не расцвели. Даже лилейники, несмотря на то, что у них якобы короткий период цветения.
Часть меня начинает задаваться вопросом, может быть, воздух смерти, окружающий дом, удерживает цветы под землей, где они в безопасности.
Если только то, что я позволила Кэлу помочь прополоть сорняки и подготовить почву, не высосало жизнь из этого места.
Я пристально смотрю на оконное кашпо над кухонной раковиной, где мятный марцеллин начал разрастаться из своего контейнера, процветая в солнечном свете.
Через динамик телефона моя сестра Ариана болтает о том, как сильно мама скучает по мне.
-Я имею в виду, она сидит на твоем балконе каждую ночь, уставившись в одну точку, как будто ты мертва или что-то в этом роде.
Печаль проникает в мою душу, мысль о том, чтобы быть источником сердечной боли моих родителей, не то, что мне нравится. Даже если их собственные мотивы не обязательно всегда самые бескорыстные, моя судьба в состояла в том, чтобы не усугублять несчастья, распространенные в нашем мире.
Это то, чем я мучила себя, даже будучи ребенком, делая все возможное, чтобы быть той, кем хотели мои родители. Идеальная маленькая принцесса мафии, послушная и покорная, готовая сделать все, чтобы они гордились ею.
Все, что угодно, лишь бы увидеть проблеск гордости в темных глазах моего отца или чтобы моя мать не смотрела на меня как на младшую, худшую версию себя, которую она могла бы терпеть.
Тем не менее, я там, где я есть, кто я есть, благодаря им и их выбору. Самое меньшее, что может сделать моя мать, это дать мне небольшую слабину, и все же она все еще пытается заставить меня чувствовать себя виноватой, все еще пытается контролировать меня, когда мы даже не живем на одной территории.
-В Штатах большинство людей, которые вырастают и женятся, переезжают из домов своих родителей, - говорю я Ариане, срывая засохший кусочек мяты и бросая его к остальному мусору. - На самом деле, мне немного неловко, что я не ушла раньше.
-Не то чтобы тебе разрешили куда-нибудь ходить, - говорит она, и когда я беру трубку, перезагружая видеочат, меня встречают ее большие карие глаза, когда она наклоняется к камере, нанося тонкий слой макияжа на линию скул. - Тебе повезло, что Кэл вытащил тебя.
Я поднимаю брови.
-Это звучит зловеще. Что ты мне не договариваешь?
Она улыбается своей маленькой кривой усмешкой, накручивая прядь каштановых волос на наманикюренный палец.
-Ничего, на самом деле. Просто... все немного изменилось, когда ты ушла.
-Например, что?
-Не знаю. Все стали очень молчаливы; папа почти не выходит из кабинета, а когда выходит, в его глазах появляется такое странное выражение, как- будто…
Она замолкает, и я хватаюсь за край мраморной стойки, ожидая, когда она продолжит.
-Как будто, что?
-Как будто он ходячий мертвец.- Ариана смотрит на что-то мимо камеры, слегка расширяя глаза в раздраженном жесте, который она делала с тех пор, как мы были детьми. - В любом случае... как проходит супружеская жизнь? Уже поняла, где ты находишься? Я знаю, что мама все еще одержима желанием найти тебя.
Чувствуя себя неловко из-за того, что последняя тема так быстро оборвалась, я решаю проигнорировать это и продолжить разговор, как он идёт; мои сестры не из тех людей, которые о чем-то молчат, и меньше всего о том, что может подвергнуть их опасности.
По крайней мере, это то, что я говорю себе, направляясь по коридору в библиотеку, прячась внутри, пока Кэл на очередной встрече.
За последние несколько недель мы определенно стали немного ближе — по крайней мере, физически. Этот мужчина - статуя, сделанная из камня, и каждый раз, когда он трахает меня, маленький кусочек откалывается. Но фрагменты настолько малы, что не кажется, что я действительно добиваюсь какого-то прогресса.
Он заведен крепче, чем рукоятка старых дедушкиных часов, и каждый раз, когда мы трахаемся, очевидно, что он пытается направить свое отчаяние прямо в действие.
Не то чтобы я не наслаждалась; мое тело постоянно болит в местах, о существовании которых я даже не подозревала, мой разум каждую ночь уносило приливной волной экстаза. Просто все это больше похоже на американские горки, и служащий тематического парка не отпускает меня.
И проблема в том, что я хочу, чтобы он открылся мне. С ночи моего нападения я отказалась от стремления сохранить свое влечение в секрете и вместо этого использую его при каждом удобном случае.
Иногда это происходит, когда он слоняется по своему кабинету, присаживаясь на край стола, пока просматривает контракты на недвижимость и иски о халатности — почему—то не его; вместо этого ему нравится быть в курсе важных событий, потрясающих медицинский мир, "на всякий случай" - и медленно раздвигает мои ноги, пока не увидит, что я предлагаю, и не бросает работу, чтобы вместо этого заняться мной.
Иногда я задаю ему миллион вопросов, начиная с незначительных, пока он не разозлится настолько, чтобы ответить на то, что я действительно хочу знать.
Например, о том, что он никогда не встречал своего отца, и что только после смерти матери он узнал, что у него есть братья и сестры.
Или как он вырос в бедности, и только помощь моего отца вытащила его из этого.
Как бы то ни было, я работаю над тем, чтобы растопить его ледяное сердце, и с каждым днем моя привязанность к нему возрастает в десять раз. Что не было бы проблемой, за исключением того, что это так резко контрастирует с тем, что я чувствовала в начале нашего союза, и это слишком хорошо согласуется с тем, что, по словам мамы, в конечном итоге произойдет.
-Ты научишься любить его, — сказала она, и хотя контекст — и муж - были совершенно другими, я не могу сдержать вспышку бунта, которая возникает, когда она оказывается права.
Конечно, я ничего из этого Ариане не рассказываю. Насколько ей известно, мои отношения с Кэлом реальны и глубоки, несмотря на то, что мои родители пытаются извергнуть против нас яд. Я уверяю ее, что они драматизируют каждый раз, когда она поднимает тот факт, что весь Бостон, похоже, думает, что меня похитили, и, поскольку она знает, как они относятся к повествованиям, она обычно соглашается и движется дальше.
И технически, меня похитили. В этом они не так уж сильно ошибаются.
Но у них тоже нет полной истории.
-Каждый раз, когда ты звонишь, мы только и делаем, что разговариваем обо мне, - говорю я, пытаясь перевести разговор в другое русло, чтобы мои тревожные мысли прекратились. - Я устала от самого себя. Что нового у тебя со Стеллой?
-С ней никогда не происходит ничего нового - говорит Ари, фыркая. - Но у меня сольный концерт через несколько недель.
Мое сердце падает в желудок.
-Черт, ты серьезно?
-Ага. - Она поджимает губы на последней букве ”а", заставляя меня чувствовать себя последней звдницей. “
-- Щелкунчик, на весеннее Рождество в нашей школе. Странное время для празднования Рождества, если ты спросишь меня, но думаю, что так легче выбрать тему.
Чувство вины сжимает мою грудь, заставляя меня вспомнить все другие концерты, на которых я была. И как я не пропустила ни одного с тех пор, как она получила свой первый купальник.
-Я буду там.
Ариана моргает один раз. Дважды.
-Не давай обещаний, которые не можешь сдержать.
Я не знаю, откуда берется такое отношение, и не могу не задаться вопросом, что происходит дома, о чем мне не говорят. И хотя снова даю ту же клятву, имея в виду это от всего сердца, только позже понимаю, насколько трудным может быть на самом деле пройти через это.
Марселин просит водителя отвезти меня в Пылающую Колесницу через некоторое время после того, как мой телефонный разговор с Арианой заканчивается, мы вешаем трубку, как только мама входит в комнату и разражается слезами при виде моего лица.
Когда я вылезаю из машины, кивая водителю, что он может уехать без меня, то на мгновение останавливаюсь на обочине бара, крепко прижимая сумочку к боку, когда всплывает воспоминание о том, как я была здесь в последний раз.
Игла, прокалывающая мою кожу, то, как Винсент смотрел на меня, как будто я была каким-то образом ниже его, нападение, которое последовало после.
Мое горло сжимается, блокируя воздух, когда я вновь переживаю воспоминания. Мурашки бегут по рукам, посылая дрожь вниз по позвоночнику.
Нормального человека, вероятно, встревожила бы форма решения проблемы Кэлом, но, по правде говоря, я даже не не сомкнула глаз из-за этого. Это может быть как-то связано с тем фактом, что с тех пор мы каждый день сексуально активны, и, возможно, я слишком устала, чтобы по-настоящему думать об этом, но все же.
Мне нравится окончательность того, как он позаботился об этом.
До сих пор я задвигала это в дальние уголки своего мозга, но, вернувшись в бар, глядя в лицо своим кошмарам, я испытываю непреодолимое желание убежать.
Тихий смех рядом со мной временно отвлекает мое внимание от здания, и я медленно поворачиваю голову, предчувствие пронизывает каждую мою мышцу, напрягая их. Девушка с черными волосами, заплетенными в две французские косы, стоит в нескольких футах от меня, точно повторяя мою позу, скрестив руки на груди и уставившись на бар.
Сморщив нос, я отвожу от нее взгляд, пытаясь успокоить напряжение, несущиееся по моим венам, как бешеный поток.
Как долго после травмирующего события придется ждать, прежде чем смогу встретиться лицом к лицу со своими демонами?
-Шестнадцать.
Глаза расширяются, я оглядываюсь на девушку, стоящую рядом со мной. Она теребит подол прозрачной черной блузки, качая головой, и я на мгновение впадаю в панику, задаваясь вопросом, не сказала ли я это слух.
Бросив на меня косой взгляд, она опускает руки.
-Я приходила в это место, шестнадцать раз за последние пару недель, но не могу заставить себя войти.
Облегчение накрывает меня, и я испускаю быстрый выдох, сканируя ее более тщательно; она одета во все черное, ее джинсы подвернутые до щиколоток, кулон подсолнечника, обернутый вокруг ее шеи, обеспечивая единственным источником цвета.
Даже ее глаза, теплые, но темные и настороженные, отражают болезненность ее выбора наряда, и я практически слышу суждение Арианы о мягкой моде.
-Люди, которые все время носят черное, ненормальны, - говорила моя сестра. - Либо они поклоняются сатане, либо ненавидят самих себя. На этой зеленой земле слишком много цветов, чтобы выбирать тот, в котором их вообще нет.
И мама всегда удивляется, почему она не может завести приличного парня.
Сочетая наряд с бледной кожей девушки и стройной фигурой, она легко могла сойти за вампира. Может быть, именно поэтому она не может войти.
-Ты боишься того, что внутри? - спрашиваю я наконец, как только молчание между нами становится неловким.
Она поджимает губы.
-Что-то в этом роде.
Между нами снова воцаряется тишина, и я заправляю волосы за уши, пожимая плечами.
-Мы могли бы войти вместе. Я знаю владельца, не думаю, что он позволил бы чему-то случиться, пока он внутри.
Во всяком случае, не снова.
Кэл не производит на меня впечатления человека, который дважды совершает одну и ту же ошибку.
Девушка наклоняет голову набок, бросая на меня быстрый взгляд; я переминаюсь с ноги на ногу, чувствуя себя неловко от ее пристального взгляда, в настоящее время сожалея о своем решении не надевать нижнее белье под это темно-синее платье-сорочку. Я чувствую все, включая тяжесть ее взгляда.
-Ты знаешь Кэла?
Я поднимаю левую руку, покачивая бриллиантом так, чтобы он блестел на солнце, позволяя легкому уколу ревности из-за того, что она знает его имя, пронзить мою грудь.
Полагаю, мне лучше принять это, чем подавлять.
Надувая щеки, она тихо присвистывает, раскачиваясь на каблуках.
-О, так ты знаешь его, знаешь его. Ты, должно быть, Елена.
Протягивая руку между нами, она слегка улыбается, ожидая. Я моргаю, глядя на ее ладонь, осторожно беру ее и дважды качаю, как учил меня папа.
Когда я больше ничего не говорю, она отпускает меня и сжимает губы.
-Кстати, меня зовут Вайолет.
-Ах, - говорю я, снова обводя взглядом ее черты, пытаясь понять, не встречала ли я ее каким-то образом раньше и не забыла ли. По правде говоря, я мало изучала Аплану с тех пор, как приехала сюда, за исключением того, что пару раз посетила фермерский рынок с Кэлом и купила кексы в пекарне на норт-энде с Марселлиной.
С тех пор как моя последняя вылазка на публику закончилась не так хорошо, я как бы отсиживалась дома, смиряясь с жизнью отшельника, как я бы, вероятно, в любом случае и закончила, если была миссис Де Лука. По крайней мере, как невесту Кэла, меня не заставляют посещать или устраивать светские мероприятия; на самом деле, большую часть времени он почти полностью отказывается от социального взаимодействия, довольствуясь тем, что запирается в Асфодели и тратит свое время впустую.
-Ты понятия не имеешь, кто я, не так ли? - говорит она, издавая еще один легкий смешок, хотя на этот раз в нем слышится нотка раздражения.
-Прости, - выплёвываю я. Я новичок на острове, и...
Подняв ладонь, она качает головой, и я замечаю зеленый оттенок, распространяющийся по ее большому пальцу; он запечатлен в ее отпечатках пальцев, почти так же, как цвет принадлежит ее коже.
-Честно говоря, все в порядке. Я никому о нем не рассказываю, почему он должен рассказывать им обо мне?
Мои брови в замешательстве хмурятся, ревность обжигает мне горло, хотя я точно не знаю почему.
-Откуда ты его знаешь?
Она молча смотрит на меня в течение нескольких минут; все это время ревность дрейфует где-то, зажигая мои нервные окончания в огне, и часть меня хочет сдаться и наброситься, но я подавляю реакцию, направляя более развитые мысли о том, что у Кэла есть прошлое, которое меня не касается.
В любом случае, многое из этого произошло до того, как между нами что-то могло случиться, независимо от долговечности моих собственных чувств. Которые, конечно, не отличаются взаимностью, и теперь, когда они стали сложнее, чем когда-либо, я вообще не могу сказать, как он относится к этим вопросам.
Вероятно, в том же самом месте на карте, где он всегда был, используя меня точно так же, как он сказал в самом начале.
Но если это то, на что похоже привыкание к Аиду, я продлю свое пребывание в Подземном мире.
Вайолет облизывает губы, играя концом одной косы, когда мимо проходит пара, держась за руки и разговаривая о посещении пляжа. В ее темных глазах появляется странный взгляд, что-то одинокое и знакомое, поэтому я снова задаю свой вопрос, пытаясь вернуть ее к сути дела.
-Откуда ты знаешь Кэла?
Переводя взгляд на меня, она грустно улыбается.
-Я не знаю.
ГЛАВА 23
Кэл
Дверь в кабинет Джонаса внезапно распахивается, врезаясь в стену с такой силой, что ручка стирает штукатурку. Елена стоит там, ярость так отчетливо исходит от нее, что заставляет эти золотые радужки светиться, делая их ярче на фоне бара позади нее.
-Если ты трахаешься с другой девушкой, я хочу знать прямо сейчас.
Откинувшись на спинку стула, я складываю руки на коленях, рассматривая ее. Ее волосы струятся по спине волнами, развеваемыми ветром, в то время как маленькое голубое платье, которое на ней, абсолютно не скрывает от меня ее фигуру.
Изгибы, к которым я пристрастился; мой любимый наркотик.
Справа от меня Джонас отодвигается от своего стола, засовывая файл с приложениями для вышибал в их папку, хотя он не делает никаких движений, чтобы покинуть комнату.
Я должен был бы удивиться, увидев ее здесь, но это не так. Помимо того факта, что после ее нападения у меня был ее телефон, чтобы я мог постоянно отслеживать ее местоположение, есть просто определенные вещи, которые ты не можешь изменить в человеке.
Как только Елена почувствует вкус свободы, ее не вернут без боя.
Честно говоря, я удивлен, что ей потребовалось так много времени, чтобы покинуть нашу собственность. Разве что помешало то количество дней, которые можно провести, уставившись на участок земли, ожидая прихода весны.
-Елена, - говорю я, заставляя свой голос оставаться ровным, несмотря на раздражение, проходящее через меня. Не на нее, а на все остальное в моей жизни. - Я сейчас несколько занят. Это может подождать?
-Не знаю, Кэл, потому что мы никогда не обсуждали заболевания, передающиеся половым путем, и у меня только что был самый интересный разговор с одной девушкой, которая тебя знает. - Ее губы кривятся в усмешке. - Ты единственный, с кем я была, так что, насколько я понимаю, с тобой все в порядке, но так ли это? Кто, черт возьми, знает, так как, по—видимому, я действительно являюсь архетипом девственницы—клише, и я просто верю, что мужчина с гораздо большим жизненным опытом, чем у меня - даже долбаный доктор - знал бы лучше .
-Господи. - Проводя рукой по лицу, я потираю ноющую челюсть. Глядя на Джонаса, я киваю в сторону двери. - Ты можешь идти.
-Я бы не прочь остаться на шоу.
Я пронзаю его взглядом, и он фыркает, но все равно встает на ноги, заставляя свои армейские ботинки стучать по полу сильнее, чем обычно. Когда подходит к двери, Елена слегка сдвигается в сторону, чтобы дать ему пройти, не сводя с меня пристального взгляда.
-Будь с ним помягче, ладно, милая? - говорит Джонас, и мне приходится вцепиться в пластиковые подлокотники своего кресла, чтобы не наброситься на него и не разорвать ему кишки через задницу за то, что он даже посмотрел на нее, после всего.
Она поворачивается, моргая, явно застигнутая врасплох, хотя по его интонации или по тому факту, что он вообще с ней разговаривает, я не могу точно сказать. Это происходит мгновенно, то, как его внимание гасит ее огонь, пальцы сжимают пламя, пока оно полностью не исчезнет.
-Ты кто? - спрашивает она, прищурив глаза, разглядывая кожаную куртку, натянутую на широкие плечи, нечесаную бороду, общее ощущение опасности, которое следует за ним, как грозовая туча.
Ее нога слегка отступает назад; Джонас, кажется, не замечает, но я ловлю этот момент, и отступление скручивает мой желудок в узлы.
-Джонас Вулф, рад с тобой познакомиться, - говорит он, опуская подбородок в знак признательности. - Хотя не удивлен, что ты этого не знала. Вон тот, черт возьми, ужасно умеет представляться.
Он тычет большим пальцем в мою сторону, и я чувствую, как барьер между моим терпением и его отсутствием ослабевает, чем дольше он стоит здесь, открыто бросая мне вызов.
-Как насчет того, чтобы я познакомил тебя с внутренней частью гроба? - говорю я, отстегивая свой пистолет от того места, где он пристегнут к поясу, взводя курок и заряжая магазин в патронник.
Направив его прямо на коленную чашечку Джонаса, я опускаю указательный палец на спусковой крючок, мысленно отсчитывая, сколько времени ему потребуется, чтобы пошевелиться.
Он игнорирует меня, одаривая Елену заговорщической улыбкой.
-Не самый вежливый парень, не так ли?
-Не самы, - тихо соглашается она, переводя взгляд на меня; прежнее тепло медленно превращается во что-то более тусклое, во что-то нуждающееся.
В ее глубине скрыт дискомфорт, и мне требуется секунда, чтобы понять, что она может чувствовать, возвращаясь сюда после нападения.
Что, хотя прошло уже несколько недель, ей, возможно, все еще нужно успокоиться, и, ворвавшись внутрь, чтобы встретиться со мной лицом к лицу, возможно, она пропустила несколько важных шагов к выздоровлению.
Даже самое прочное стекло трескается под достаточным давлением.
-Прощай, Джонас, - огрызаюсь я, зажмурив один глаз, чтобы лучше прицелиться. Как только начинаю нажимать на спусковой крючок, не обращая внимания на то, что снаружи есть клиенты, он рывком открывает дверь.
-Ладно, - говорит он, размахивая папкой в моем направлении, кивая на Елену.
-Еще раз, рад наконец познакомиться тобой, Елена. Уверен, что скоро увижу тебя вновь.
Она кивает, не сводя с меня пристального взгляда, а затем выскальзывает из комнаты, не сказав больше ни слова, закрывая за собой дверь.
-Запри дверь и медленно иди ко мне, - приказываю я, согнув указательный палец в жесте "иди сюда".
Ей требуется мгновение, на ее лице мелькает нерешительность, чтобы перевести дух, но затем она поворачивается, повинуясь дрожащим рукам. Ее горло тяжело вздрагивает от глотка, когда она направляется ко мне, прижимая ладони к животу, более скромная и покорная, чем я когда-либо видел ее раньше.
Контраст почти поразительный, девушка, которая ворвалась в офис всего несколько минут назад, даже не сравнима с той, что стоит передо мной.
-Сейчас, - говорю я, кладу пистолет на стол, сажусь прямо и провожу руками по бедрам. - Присаживайся.
Ее брови приподнимаются, и она оглядывается вокруг, отмечая, что единственный другой стул в офисе - это тот, что стоит за столом Джонаса. Медленно ее глаза возвращаются ко мне, этот милый, знакомый румянец ползет вверх по ее шее.
-Это уместно? Твой друг мог бы вернуться.
-С запертой дверью? Сомнительно. - Похлопывая себя по коленям, я выжидающе поднимаю брови, наблюдая, как она борется с неуверенностью. - Ты можешь сидеть, где захочешь, малышка, если тебе действительно неудобно. На столе, на полу. Ты даже можете остаться стоять. Но, несмотря ни на что, мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, начиная с того, что ты извергала, когда ворвалась сюда.
Сжимая и разжимая кулаки, она борется, ее глаза бегают по комнате, словно она ищет нужные слова. Наконец, она снова кивает, затем сокращает расстояние между нами, устраиваясь у меня на коленях.
Платье, которое на ней надето, задирается высоко на бедрах, и я стягиваю его вниз, когда она устраивается, отчаянно желая почувствовать ее такой опять же, но также осознавая, что она явно через что-то проходит. И прямо сейчас ей нужно нечто большее, чем быстрый, грубый трах.
-Итак, - подсказываю я, запуская пальцы в волосы у нее на затылке, слегка откидывая ее голову назад. - Ты встретила девушку на улице.
Она сглатывает, ее горло двигается в такт движению. Глаза широко раскрыты в этой позе, уязвимые, когда она вынуждена смотреть на меня снизу вверх, и это воспламеняет всю мою гребаную душу.
-И ты автоматически предположила, что она была кем-то, с кем я был близок в прошлом? Или, в настоящее время я близок, если твое предыдущее обвинение остается в силе.
-Она сказала, что знает тебя.
Оттягивая ее голову назад еще больше, я провожу носом по гладкой поверхности ее шеи, глубоко вдыхая. Мои губы приоткрываются, верхний ряд зубов нежно царапает покрытый струпьями синяк, украшающий ложбинку между ее шеей и плечом.
За свою жизнь я видел много произведений искусства, все в разных вариантах этого термина, но я никогда не видел таких захватывающих дух, как она. Бледный холст ее гибкой плоти, расписанный доказательствами наших грехов.
-Я знаю много людей, Елена. Я, конечно, не сплю со всеми, кого встречаю. - Прикусив, я впиваюсь зубами в толстую мышцу, идущую вверх по боковой стороне ее горла, притягивая ее к себе, когда она дергается от натиска боли.
-Она и меня знала, - шепчет Елена, сжимая пальцами воротник моей рубашки. - Казалось, она была очень удивлена, что я не смогла ответить ей тем же. И это просто заставило меня понять...
Когда она замолкает, я отстраняюсь, пока наши носы не соприкасаются, ожидая большего.
-Что?
-Я едва знаю тебя, - говорит она, и хотя это произносится со всей мягкостью, на которую она способна, я не упускаю скрытый под ее поверхностью подтекст. Обвинение все еще звучит в ее тоне, как будто она хочет поверить в меня, но не может полностью заставить себя.
Мой следующий вдох похож на попытку проглотить горячие угли, и я медленно выдыхаю его через нос, сосредоточившись на ровном биении ее пульса у основания горла.
Мой язык заплетается, когда я говорю, и это препятствие, которое я должен обойти.
-Что ты хочешь знать?
Каким-то образом, еще до того, как она снова откроет рот, я знаю, что ее ответ будет всем.
Материал принадлежит группе
Копирование материалов строго запрещено.
ГЛАВА 24
Елена
Каким-то образом, еще до того, как он вообще что-то скажет, я знаю, что на самом деле он не собирается рассказывать мне все.
Зачем раскрывать все свои ходы, когда игра еще далеко не закончена?
Кэл передвигаете меня к себе на колени, маневрируя так, чтобы моя задница лежала на его бедре, частично опираясь на стул, и я немного смотрю на него сверху вниз. Это похоже на молчаливое согласие, как, поскольку знает, что не может выдать мне все свои секреты, он может, по крайней мере, дать мне немного власти.
Он просовывает левую руку между моих бедер, и на секунду я думаю, что он собирается попытаться отвлечь меня, скользнув вверх и под мое платье, но он этого не делает. Его пальцы сжимаются один раз, затем расслабляются, и он смотрит на меня, как будто ждет, что я продолжу.
Я складываю руки вместе и пожимаю плечами.
-Честно говоря, я не знаю, с чего начать.
-Нам не нужно обсуждать целую жизнь проблем за один день. Почему бы тебе не начать с того, что беспокоит тебя больше всего, с незнания?
Он такой логичный, такой уравновешенный, что я почти чувствую себя глупо из-за того, что вообще сюда пришла. Несмотря на то, что очевидно, что мое легкое волнение было продолжением чего-то большего, по крайней мере для меня, смущение ткет корявый гобелен в моей груди, который невозможно игнорировать.
Я покусываю внутреннюю сторону щеки, ломая голову.
-Ты спишь с кем-нибудь еще?
-Тебя бы это беспокоило, если бы я спал? - спрашивает он, глядя вниз на то место, где лежит его рука. - По причинам... помимо риска для твоего здоровья?
Опускаю взгляд на его ключицу, выглядывающую из-под того места, где я стянула его рубашку, я взвешиваю последствия признания правды. О том, как я раскрываюсь перед мужчиной, который, как я уже знаю, никогда не сможет полюбить меня, и о том, каково это - хоть раз истечь кровью и не позволить ему навести порядок.
Но мне всегда нравилась боль.
-Да, - бормочу я, мой язык все еще не совсем согласен с моим сердцем.
Его пальцы сгибаются, металл его обручального кольца ледяной, когда он прижимается ко мне. Жесткий взгляд скользит по его лицу, заставляя зрачки расширяться, но в остальном он остается совершенно неподвижным.
-Нет. Не сплю.
Дыхание со свистом вырывается из меня, облегчение наполняет мои легкие, и я начинаю переходить к следующему вопросу, разум работает на полной скорости, когда рука на моем бедре сжимается, стреляя острой искрой боли по всей длине моей ноги.
Отпечаток расцветает ярко-красным, и он ослабляет хватку как раз тогда, когда я двигаюсь, чтобы оттолкнуть его, разглаживая подушечками пальцев по этому участку.
-Ой, - говорю я, раздражение вспыхивает в глубине моего живота.
-Я думаю, что лучший вопрос, однако, заключается в том, почему ты думаешь, что я сплю с кем-то другим. - Теперь его рука действительно поднимается на дюйм, кончик среднего пальца исчезает под подолом моего платья, замирая там. - Неужели я не понял того факта, что наш брак настоящий?
Я качаю головой.
-Нет, просто...
-Просто что? Неуверенность? Ревность? - Еще один дюйм проскальзывает мимо, и у меня перехватывает дыхание, когда он касается покрытого шрамами К. - Я признаю, что твоя ревность чертовски восхитительна, малышка. От одной мысли об этом я становлюсь твердым, как чертов камень.
Словно по какому-то сигналу, я чувствую, как его эрекция напрягается подо мной, натягивая ткань брюк костюма. Влага собирается у меня между ног, наполняя мое тело желанием.
Приподняв брови, я отрываюсь от наблюдения за его возбуждением, по моей коже пробегают мурашки.
-Разве большинство людей не думают, что ревность - это плохо?
-Возможно, менее развитые люди, чем я. Или больше, в зависимости от того, как ты на это смотришь. - Я задыхаюсь, когда он проводит кончиком пальца по моей плоти, движение короткое и легкое, как будто он просто проверяет воду. - Но что это говорит мне о нас, так это то, что ты такая же гребаная сумасшедшая, как и я.
Я моргаю, мое сердце на самом деле замирает в груди.
-Что?
-Мысль о том, что ты даже смотришь на кого-то другого, наполняет меня неописуемой болью, - говорит он, подчеркивая последнее слово, засовывая палец в меня, освобождая место там, где раньше его не было. - Боль, которую я не имею права испытывать, не имею права потакать ей, но, Боже, иногда я ничего не могу с этим поделать. У любого, кто посмотрит в твою сторону, я испытываю искушение вырвать его гребаное сердце. Мне нравится знать, что ты тоже это чувствуешь.
Он прижимается ко мне, медленно, сводя с ума, поглаживая, и моя голова откидывается на плечи, моя шея практически ломается пополам от внезапного веса.
Грудь поднимается и опускается в такт движению его пальца, он наблюдает за мной с приоткрытыми губами и прикрытыми веками, как будто он возбуждается с каждым прерывистым вдохом, вырывающимся из моих легких.
-Ты понимаешь это, малышка? - говорит он, погружая в меня еще два пальца, разводя их так, чтобы я растянулась вокруг него, отчаянно желая наполниться. - Никто не пробуждает во мне это чувство, так как же я мог оказаться в чужой постели? Ты заставляешь меня чувствовать...
Мой тихий вздох отвлекает его, мой оргазм накапливается у основания позвоночника, сворачиваясь так туго, что заставляет мое тело прогибаться внутрь. Хлюпающие звуки, доносящиеся оттуда, где он входит и выходит из меня, отражаются от стен офиса так громко, что я задаюсь вопросом, не впитаются ли они сквозь штукатурку и не достигнут ушей клиентов снаружи.
Каким-то образом, даже не убирая свои пальцы из меня, Кэл приподнимает и поддерживает меня, так что мы прижаты к двери, скользя свободной рукой по всей длине моего тела; он дергает вырез моего платья под грудью, ударяя по одному соску, прежде чем опуститься на колени.
-Господи, ты это слышишь? Насколько влажными тебя делают мой голос и пальцы? Ты чувствуешь, как сильно твоя сладкая маленькая киска пытается засосать меня?
На самом деле, мне трудно сосредоточиться на словах, слетающих с его губ, не говоря уже о том, как отвратительно мое тело открывается для него.
Подтягивая мое платье к талии, он смотрит на меня, темный взгляд его глаз напрягает мышцы на моей груди.
-Не дай ему упасть, - говорит он, беря одну из моих рук и прижимая материал к моему бедру, наклоняясь так, чтобы его горячее дыхание скользило по моей киске.
-Кэл, там люди...
Он улыбается, дьявольски, голодно и чужеродно. Я никогда,
никогда не видела, чтобы он улыбался.
Подняв предплечье, он использует его, чтобы прижать мои бедра к двери, зажимая меня между своими губами и деревом. Я сглатываю, свирепость в его глазах скручивает мой желудок в один гигантский узел.
-Я хочу, чтобы они услышали, малышка. Хочу, чтобы они знали, что я делаю с тобой, что только я могу. - Одно движение языка, прямо поклитору, когда он быстрее вводит пальцы, и я уже на пороге гребаного откровения. - Если ты ревнуешь, то я чертов психопат.
Прижимаясь ртом к моему клитору, он выуживает стон из моего горла, обжигая мои внутренности, когда он слетает с моих губ. Двигаясь быстрыми, короткими движениями, его язык двигаться по мне, посылая электрические разряды, поющие по моим нервным окончаниям.
-Посмотри на меня, Елена, - говорит он, кружась, его рот вибрирует на моих губах, создавая восхитительное ощущение, которое соперничает с его ласками. - Смотри на своего мужа, когда приходишь к нему.
-О Боже. - Моя голова откидывается на дверь, глаза закрываются.
-Я сомневаюсь, что Он мог бы тебя так отделать, - говорит Кэл, прикусывая зубами мой второй пульс, привлекая меня ко вниманию. - Смотри на меня.
Его команда не оставляет места для протеста, его взгляд притягивает меня и отказывается отпускать. Сомкнув свои губы вокруг меня, он засасывает мой клитор в рот, прижимая кончик языка к его вершинке.
-Что?- хриплю я , вспоминая его незаконченное признание, мои бедра поднимаются навстречу движению, в погоне за сладким удовольствием. - Что я заставляю тебя чувствовать?
Похоть вспыхивает в его радужках, затемняя их, пока они не становятся такими же черными, как его волосы, и он отпускает меня ровно настолько, чтобы на секунду освободить свой язык, оставляя меня распутной и пустой.
-Живым, - рычит он, ныряя обратно за «едой», ради которой упал на колени. Когда он работает надо мной, насаживая меня на свои пальцы и массируя языком, моя киска дрожит, угрожая взорваться. - Ты здесь? Следуй за мной, жена. Покажи мне, как я свожу тебя с ума.
Я киваю, обезумев, едва в состоянии поддерживать зрительный контакт, когда волна эйфории поднимает голову, обрушиваясь на меня с такой силой, что мое зрение раскалывается, разрываясь пополам, когда мое тело сотрясается в конвульсиях. Он набрасывается на меня, задыхаясь и постанывая, как будто я самое приятное лакомство, которое он когда-либо пробовал, и его звуки подстегивают меня, вызывая шок за шоком, когда мой оргазм проходит через меня.
Мое тело медленно возвращается на орбиту Земли, когда он высвобождается из меня, мои соки покрывают его рот. Он вытирает губы и проводит пальцами по шраму на моем бедре, словно выполняя какой-то ритуал после трапезы.
Поднимаясь на ноги, он проводит руками вниз по груди и поправляет мою юбку, оставляя мою грудь открытой воздуху. Я замечаю очертания его члена, едва сдерживаемого штанами, когда он останавливается, чтобы полюбоваться подъемом и опусканием моей груди.
-Какая красивая кожа, - говорит он, не сводя глаз с пореза, который ему нравится рисовать каждый раз, когда мы трахаемся.
-Пометь ее, - говорю я, мой голос едва слышен как шепот.
Его глаза встречаются с моими, пылая беззастенчивым желанием. Он тяжело сглатывает, его кадык подскакивает, и делает шаг ближе.
-Да? Тебе бы это понравилось?
Я киваю, облизывая губы, позволяя себе снова посмотреть между нами. Несмотря на то, что я только что кончила, мое тело воспаряет к жизни от свидетельства его возбуждения, моя киска сжимается, как будто изголодалась.
Протянув руку, он обхватывает мои груди, сжимая нижнюю часть ладонями, затем проводит большими пальцами по покрытым галькой вершинам.
-Тогда на колени.
Думаю, это не совсем то, что я имела в виду, думаю я, в любом случае не отказываясь отплатить за услугу. Готова сделать все возможное, чтобы этот мужчина смотрел на меня так, словно я голыми руками развесила звезды на небе.
Может быть, для человека, так привыкшего к ночной темноте, это именно то, что я сделала.
Он расстегивает брюки, медленно расстегивая молнию по одному зубцу за раз. Неглубокие вдохи вырываются из моей груди, когда я моргаю на него, рот на уровне его члена, когда он высвобождается, слегка изгибаясь вверх к его животу.
Мой рот наполняется слюной при виде его толстой, покрытой прожилками эрекции, и я немедленно наклоняюсь, чтобы поцеловать пурпурную макушку. Я не часто делала минет, так как он, казалось, несколько неохотно принимал его, но шипение, которое вырывается каждый раз, когда мой рот соединяется с ним, заставляет меня чувствовать, что я делаю что-то правильно.
Кэл запускает пальцы в волосы у меня над ушами, удерживая меня на месте, прижимая головку члена к моим губам.
-Я хочу рассказать тебе все о себе, - говорит он, двигая моей головой из стороны в сторону, покрывая мою плоть жемчужными каплями преякуляции, сочащейся с его кончика. - Ты заставляешь меня хотеть раскрыть все секреты, которые у меня когда-либо были, Елена. Это не то, что случается... ну, вообще-то. Не для меня.
Я не отвечаю словесно, вместо этого приоткрываю рот и беру его между губ, показывая ему, что я чувствую от его признания. И хотя я не думаю, что сегодня получу ответы на что-то еще, обещание, скрытое в его словах, каким-то образом компенсирует это.
Втягивая его глубже в рот, я провожу языком по его стволу, впадая в щеки, когда тянусь так далеко, как только могу. Его пальцы в моих волосах теплые, нежные, несмотря на учащенное дыхание и напряженный тон его слов.
-Я не удивлен, что у моей маленькой жены-шлюшки такой грязный гребаный рот, - ворчит он, дергая бедрами, когда я обхватываю щель на его кончике, а затем возвращаюсь на его длину. - Ты, черт, была создан для меня, не так ли? Создана взять мой член. Сотворена, чтобы быть моей маленькой шлюхой с моим членом.
Я мычу в знак согласия, его грязный рот возбуждает нетерпение в моем животе, потребность сделать это феноменально, затмевая все остальное в моем мозгу.
-Прикоснись к себе, - мрачно говорит он, и от этой команды у меня по спине пробегает дрожь.
Я отстраняюсь с хлопком, мои бедра сжимаются в предвкушении. - Не хочу мучиться, - говорю я. - Не могу.
-Сделай это, - отвечает он, с вызовом приподнимая бровь. Возобновляя силу своей хватки на моей голове, он притягивает меня к своему слюнявому члену, ударяя меня им по щеке один, два раза, прежде чем снова войти. - Расслабь свое горло и поиграй со своей киской. Ты можешь сделать это для меня?
Я снова колеблюсь, мои пальцы подергиваются, но в конце концов слегка киваю. Он выдыхает, толкая свой член в заднюю часть моего горла; я прижимаю язык в последнюю секунду, его команды об расслаблении едва хватает, чтобы я могла пройти через это, и стараюсь не блевать.
Его глаза не отрываются от моих, даже когда он прижимает меня вплотную к себе, мой нос щекочет его лобковую кость. Когда становится очевидно, что он не собирается отпускать меня, пока я не прикоснусь к себе, мои пальцы скользят к верхушке бедер, проводя по мокрым складкам.
Как только я вступаю в контакт, то вздрагиваю, все еще чувствительная от оргазма, который он мне подарил. Жар заливает мое лицо, зрение затуманивается, и Кэл оттягивает меня, я отплевываясь и кашляю, когда кислород проникает в мои ноздри.
Слюна покрывает мои губы, стекает по подбородку, тонким слоем соединяя меня с ним, и я чувствую, как внутри меня нарастает знакомое давление, берущее верх над болезненностью.
Я обвожу двумя пальцами свой клитор, яростно работая, когда экстаз проходит через меня, и он тихо смеется, протискиваясь мимо моих губ и повторяя то же самое движение, лишающее воздуха.
Волна чего-то, что выглядит искаженным, застрявшим между болью и удовольствием, омывает его лицо, и когда он снова выходит из моего рта, вздыхая.
-Я собираюсь кончить, малышка. Пометить тебя, как ты просила. И ты унесёшь мою кончу на себе отсюда, как хорошая маленькая жена-шлюха. - Он проводит большим пальцем по моему распухшему рту, и я тру себя быстрее, пытаясь добраться туда, где он находится мой оргазм. - Хорошо?
Я киваю, высовывая язык в знак согласия.
Скользнув обратно, его головка упирается мне в горло, несколько раз входя и выходя, как будто готовясь к финалу. Мой клитор набухает до такой степени, что кажется, будто он вот-вот лопнет, высекая искры оттуда, где работают мои пальцы, а затем он нажимает входя до упора, удерживая меня на месте.
Все остальные мысли рассеиваются, когда я сосредотачиваюсь на том, чтобы расслабиться в его объятиях, впитывая соленый мускус его возбуждения и то, как его живот пульсирует от надвигающейся кульминации. Мои пальцы двигаются, растирая и разминая, в груди становится легче, дышать становится все труднее и труднее.
Я чувствую это, мое сознание проплывает мимо кончиков пальцев, просто вне досягаемости, и вместе с этим мой оргазм.
-Я хочу это услышать, - говорит он, постукивая меня по носу. - Когда ты кончаешь с моим членом в горле, я, черт, хочу это услышать.
Это начинается еще до того, как он закончил говорить, извергаясь, как вулкан, когда уголки моих глаз темнеют. Мой клитор пульсирует под давлением моих пальцев, и когда Кэл отстраняется ровно настолько, чтобы снова войти, я вскрикиваю, когда шок и восторг смешиваются в моем животе, проникая через каждый нерв в моем теле.
-Вот и все. - Кэл стонет, звук мягкий и первобытный, и я клянусь, что чувствую, как он набухает у меня во рту, струи горячей спермы вырываются наружу, когда он кончает.
Он отстраняется от меня, в то время как поток продолжает литься, проводя своим членом по моим губам, а затем указывая вниз на мои груди, покрывая их своим семенем.
Привалившись к двери, он жадно глотает воздух, смахивая пот с того места, где он выступил на лбу.
-Боже. Думаю, что однажды ты можешь убить меня.
Переводя дыхание на полу, я беру минуту, чтобы собраться с мыслями. Ухмыляясь, я поднимаюсь на ноги на дрожащих ногах, оглядываясь в поисках салфетки, чтобы вытереться. Я подхожу к столу и достаю одну из коробки, но он неодобрительно щелкает языком.
-Что ты делаешь? - Он присоединяется ко мне, забирая салфетку из моих пальцев. - Ты думала, я шучу насчет того, что ты уйдешь отсюда вся в моей сперме?
Мои щеки пылают.
-Я просто подумала, что это было что-то вроде сгоряча в разгар момента.
-С тобой всегда самый разгар момента, - говорит он, и эта странная гребаная улыбка возвращается на место, когда он засовывает мои руки обратно в платье, натягивая вырез на мою грудь. Его сперма прохладна на мягкой ткани, скрыта под ней, но я чувствую ее запах.
Я знаю, что она есть, как тайна, которую мы разделяем вдвоем, и эта мысль заставляет меня чувствовать себя... живой.
ГЛАВА 25
Кэл
Никогда не забуду выражение глаз первого человека, которого я когда-то убил.
В шестнадцать лет я уже три года находился под руководством Риччи. Я познакомился с Рафаэлем во время одной из поездок моей матери в Институт рака Даны Фарбер для клинических испытаний препарата, который мог остановить рост ее раковых клеток.
Рафаэль сидел в вестибюле, ожидая новостей о том, была ли у его бабушки ремиссия или нет. Он был высоким, в своем накрахмаленном темно-синем костюме, вертя четки в пальцах, как человек, который не до конца верит в их реальность.
Я помню, как проходил мимо него по дороге в кафетерий, и золотой металл его кольца на большом пальце сиял в свете флуоресцентного освещения.
За свое короткое время на Земле я никогда не видел ничего или кого-либо столь состоятельного по своей сути. Этот человек излучал роскошь и власть, и он знал об этом. Пусть они повиснут в воздухе вокруг него, заставляя кого-то попытаться утверждать обратное.
Я официально не встречался с ним до нашего последнего дня в Бостоне. Я стоял снаружи, наблюдая, как мое дыхание появляется и исчезает в холодном ноябрьском воздухе, пытаясь скрыть разочарование на своем лице, когда медсестра вывела маму.
Рафаэль вышел на улицу, одетый в другой темный костюм, вытащил сигару из нагрудного кармана и закурил, прислонившись к бетонной стене с табличкой "КУРЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО". Он взглянул на меня и кивнул, как будто понял какую-то невысказанную просьбу.
-Только ты и твоя мама, малыш?
Я сглотнул и кивнул, понимая, что не должен был разговаривать с незнакомцами. Но явно богатый незнакомец, околачивающийся в больнице? Насколько плохим он может быть?
Он пососал кончик своей сигары — Cohiba Behike, бренд, который я в конце концов выучил наизусть, — и опустил подбородок.
-Как тебя зовут?
Мои глаза сузились.
Он усмехнулся над выражением моего лица, смеясь так, как будто мы делились шуткой.
Несколько мгновений спустя к нему присоединилась длинноногая брюнетка, закутанная в темно-фиолетовую шубу, прижимающая к груди ребенка. Они направились к затемненному Кадиллаку, ожидавшему на аварийной полосе, но не раньше, чем он хлопнул меня по плечу, бросив на землю карточку с надписью Ricci Inc. и эмблемой на ней.
Это был простой герб, лев в короне из черепов, но, тем не менее, в тот день он запечатлелся в моем мозгу, как будто ему всегда суждено было быть там.
И та женщина, на которую я не мог перестать пялиться, когда ее темный, завораживающий взгляд встретился с моим как раз перед тем, как она забралась в свою машину, мне пришел конец.
После того, как моя мать умерла, а мой биологический отец снова отверг меня, я разыскал Риччи, не подозревая о том, как их присутствие навсегда изменит ход моей судьбы.
Все началось невинно, с того, что я продавал билеты на одну из незаконных азартных игр, которыми Раф руководил из задней части гастронома в Роксбери. Но когда он начал учить меня драться, защищаться, я понял, что все меняется.
И когда нанес свой первый удар, я сделал это глубокой ночью, в грязном переулке, в то время как человек, которого обвинили в том, что он настучал на отца Рафа, описался.
Когда я всадил пулю ему между зубов, кровь брызнула на белую блузку его жены, мозговое вещество брызнуло мне в лицо, все, что я мог видеть, это выражение ужаса в его глазах. Чистый ужас, навсегда застывший во времени, когда он посмотрел на меня, умоляя о пощаде.
С тех пор прошло много лет, и я никогда не забуду этот взгляд, хотя и не потому, что он меня встревожил.
Потому что я ничего не чувствовал.
Когда я провожу скальпелем по груди одного из нападавших на Елену в наши дни, я пытаюсь сосредоточиться именно на этом чувстве. Запихивая то, что осталось от моего морального компаса, в тайники моего мозга, я подключаюсь к той пропасти, которая существует внутри меня, используя ее, чтобы предотвратить то, что чувствовал бы нормальный человек.
Чувство вины. Беспокойство. Тошнота, когда человеческая плоть открывается для меня. Его глаза широко раскрыты и полны слез, когда он смотрит, крича сквозь кляп, вероятно, умоляя о пощаде.
На мгновение у меня возникает искушение выслушать его. Чтобы сыграть ту роль, которую хотел от меня мой дедушка, роль, которой моя сестра была бы более открыта для знакомства.
Но потом я вижу кольцо на его правой руке, такое же, как у Рафаэля, и мне вспоминается, почему я пока не могу этого сделать.
Тони прохлаждался в доках пару дней после того, как я выгнал Джонаса из офиса бара, и Джонас случайно узнал его по фотографии, которую он видел несколько недель назад в Интернете, где Раф и Кармен пытались выглядеть как скорбящие родители.
Он заманил его в фальшивую сделку с кокаином, затем упаковал его в мешок, заткнул ему рот кляпом и бросил на моем пороге.
И хотя я смирился с досрочным уходом на пенсию как в медицине, так и в официальном бизнесе, я не мог смотреть в другую сторону, когда он появился.
Мне нужно было, чтобы Рафаэль получил сообщение о своей дочери: что она принадлежит мне.
Мой разрез недостаточно глубок, чтобы полностью проникнуть под кожу Тони с первого захода, но этого достаточно, чтобы превратить его в кровавое месиво, когда мое лезвие достигает его пупка.
Я тянусь вперед, выдергивая кляп у него изо рта окровавленной рукой в перчатке. Пот катится по его лбу, покрывая темный порез на затылке, и он делает большой глоток воздуха, на грани гипервентиляции.
-Готов рассказать мне, почему дон послал тебя напасть на мою жену?
Он кивает, кашляет, открывает рот, чтобы заговорить. Но все, что выходит, - это пронзительный вопль, и я засовываю кляп обратно ему в рот, мышца под моим глазом подергивается. Меня так и подмывает засунуть кляп обратно, пока он не задохнется от него, не сможет даже дышать, но я закрываю глаза и пытаюсь успокоиться несколькими вдохами.
-Я собираюсь вынуть кляп у тебя изо рта еще раз, - говорю я наконец, медленно выдыхая. - И единственный звук, который я хочу услышать от тебя, - это ответ на мой вопрос. Понял?
Снова кивнув, он начинает стонать, явно пытаясь заговорить. Я вытаскиваю кляп, оставляя один конец ткани зацепленным за его сухие губы, на всякий случай.
-Деньги, - выдыхает он, его голос срывается из-за пересохшего рта. - Дон сказал, что ему нужны деньги, и ты бы охотнее выложил их на стол, если бы он угрожал чем-то, что тебя волнует.
Мой желудок сжимается, раздражение перерастает в тихую ярость.
-Его собственной дочерью?
-Он в беде, - скрипит зубами Тони, зажмурив глаза и шипя, когда я прижимаю палец к сломанному ребру. - Черт! Я ответил на твои вопросы.
-Боюсь, слишком хорошо. - Я упираюсь ладонью в его ребра, перенося свой вес, пока они не ломаются сильнее, и он кричит. - Это звучит отрепетировано. Как будто Рафаэль знал, что я найду тебя. -
Задыхаясь от боли, Тони бьется на столе, напрягаясь из-за удерживающих его ремней. - Конечно, он знал! Вот почему он использовал Винсента в первую очередь, чтобы облегчить задачу. Разве ты, черт, не известен тем, что можешь найти кого угодно?
-Я известен многими вещами, - говорю я, обхватывая пальцами скальпель, задевая острым краем красный сосок, не удивляясь, узнав, что Винсент был пешкой. - В частности, в проведение вскрытий живых.
-О, Господи, нет. Давай, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.
Я останавливаюсь, кончик лезвия лежит рядом с линейной раной на его груди.
-Почему он выдвинул версию о похищении?
Тони качает головой.
-Не он, а Кармен. Она немедленно передала это в прессу. Сказала, что тебя уволили или что-то в этом роде, и ты мстишь, забирая ее первенца.
Усмехаясь, я внутренне закатываю глаза. Конечно, она так и сделала. Ревнивая сука.
-Что еще?
Тони выдыхает, оглядывая комнату и напрягая мозги.
-Он хочет твоей смерти. Даже если ты заплатишь, он убьет тебя. -
Ухмыляясь, я пытаюсь изобразить удивление. Как будто я не знал, что таков будет его план в ту секунду, когда решил отказаться от мафии.
На самом деле ты не покидаешь этот мир. Либо ты будешь в этом до самой смерти, либо будешь жить на грани безумия, осознавая, что удары не проходят. Ждешь, когда они придут за тобой.
-Думаю, я нанесу ему визит, - говорю я Тони, не зная, почему я чувствую необходимость в этом, когда он не сможет передать сообщение. Бросив скальпель на стол, я наклоняюсь к полу, достаю циркулярную пилу и поправляю защитный берет, закрывающий мои волосы. - Я обязательно передам ему твои наилучшие пожелания.
Позже, после того, как эхо от его криков прекратило свое повторяющееся биение в моем мозгу, и я очищаю кровь и другой мусор с пола, вынимаю его сердце из того места, где оно находится в коконе в его грудной полости, бросая его в пластиковый пакет для биологических отходов вместе с его большим пальцем, кольцо все еще на нем.
Запечатав содержимое в вакуум, я засовываю его в спортивную сумку и оставляю у двери пристройки, готовой к отправке Джонасом в Бостон.
***
-Это просто смешно.
На мгновение мое сердце замирает, я задаюсь вопросом, видела ли Елена заголовок в воскресной газете Апланы: СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА ИЗ БОСТОНА ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЕТСЯ ПРОПАВШЕЙ; РОДИТЕЛИ ГОВОРЯТ, ЧТО ОНА МОЖЕТ БЫТЬ В ОПАСНОСТИ.
Я не совсем удивлен, увидев это напечатанным там; каждый раз, когда я отклоняю одно из сообщений Рафа, я почти чувствую, как он становится все более и более отчаявшимся, а отчаявшиеся люди сделают все возможное, чтобы выжить.
Я могу только представить, сколько денег из-за моего брака с Еленой утекло с его банковского счета. Для человека, чьи средства уже иссякли, я уверен, что он паникует без моей поддержки.
Или, может быть, сердце и палец, которые я послал ему, ясное послание: на самом деле мне насрать, сгорит его королевство или нет.
Однако, когда я поднимаю взгляд, Елена склонилась над садом в задней части двора, держа руки на бедрах, щурясь на грязь.
-Я не понимаю, как ни один из этих цветов не расцвел. Уже почти лето!
Складывая газету, я кладу ее на стеклянный столик во внутреннем дворике, перекидывая лодыжку через колено.
-Может быть, тебе попались плохие семена.
Она качает головой.
-Дело не в этом, Кэллум.
Мое имя, так легко слетающее с ее губ, заставляет мою грудь сжаться, и я встаю на ноги, подходя к куче грязи. Она не ошибается; ни один из цветов даже не пророс, почва такая же коричневая и аккуратная, какой была, когда мы ее закладывали.
-Это не имеет большого значения, - говорю я, протягивая руку, чтобы заправить прядь волос ей за ухо. - Когда ты не преуспеваешь в чем-то одном, ты не опускаешь руки и не прекращаешь попытки. Ты переходишь к следующему, пока не найдешь то, в чем ты хорош.
Она корчит гримасу.
-Я уже знаю, в чем я хороша, но спасибо за вотум доверия.
Отстраняясь, она наклоняется, роется пальцами в грязи, как будто ищет хоть один признак жизни. Я скрещиваю руки на груди, наблюдая.
-Тогда почему этот сад так важен для тебя?
Остановившись, она оглядывается через плечо, копается руками в земле.
-Я хотела что-то в Асфодели, что было бы похоже на мое. Мой балкон дома был покрыт всевозможными растениями, и я выходила и читала, окруженная свежими цветами, и просто чувствовала себя умиротворенной. Я подумала... может быть, если бы я попыталась воссоздать это чувство, мне не было бы здесь так одиноко.
И снова этот укол вспыхивает у меня в груди, как будто шипы вонзаются в мои мышцы и отравляют меня. Она отводит взгляд, вытирая указательным пальцем под правым глазом, и я вспоминаю о своей миссии здесь.
Что она пешка в великом замысле вещей. Невольный участник игры, гораздо более масштабной, чем она даже понимает. Средство достижения цели.
Хотя это не мешает мне сказать ей следовать за мной, когда я быстрыми шагами скольжу по заднему двору, преодолевая расстояние до запертых на висячий замок ворот, граничащих с пляжем. Она вскакивает на ноги вслед за мной, любопытство сильнее жалости к себе, держась поближе ко мне.
Открывая старые ворота, длинная полоса изношенного черного камня делит полосу золотого песка пополам, ведя по тропинке вниз к полуразрушенному причалу. Перед песком, прямо там, где он встречается с травой, цветут самые яркие дикие пляжные розы, окрашивая местность в красивые оттенки розового и фиолетового.
-Считай, что это твой... Элизиум, моя маленькая Персефона.
Елена сияет, окидывая взглядом цветы, на ее губах появляется искренняя улыбка.
-Это прекрасно.
Мой взгляд падает на нее, оценивая открывающийся вид.
-Да, - говорю я, и когда она поднимает взгляд, ее улыбка слабеет, щеки превращаются в цветочки.
Она смотрит на голубую воду, затем сжимает край футболки между пальцами.
-Какая часть этого пляжа уединенная?
-На многие мили вокруг нет другого дома. - Это единственная причина, по которой я чувствую себя комфортно, выпуская ее за пределы участка, который вижу из дома.
Драматически надув губы, Елена задирает рубашку через голову, обнажая выпуклость своей обнаженной груди и маленькую татуировку в виде граната. Сразу же мой член встает по стойке смирно, мой язык жаждет пробежаться по линии, которую я практически выучил наизусть на данный момент.
-Облом, - говорит она, зацепляя большие пальцы за эластичный пояс своих белых хлопчатобумажных шорт и стягивая их с бедер. Распутывая волосы из пучка, она освобождает темные пряди, полностью обнаженная, когда отступает от меня. - Думаю, нам придется найти другой способ сделать это более интересным.
Я сглатываю, мой язык отяжелел во рту.
-Сделать что более интересным?
-Купание нагишом.
Повернувшись на каблуках, она устремляется к воде, совершенно не смущаясь того, как морской воздух сталкивается с каждой плоскостью и изгибом ее тела.
Я стою на берегу, наблюдая, как она заходит в воду по колено и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
-Ну? Разве ты не идешь?
Она шевелит бровями, и я снова сглатываю, комок встает у меня в горле.
Никто никогда не видел меня голым.
Мне даже не нравится мельком видеть изуродованную топографию моего тела, яркие напоминания о жизни, навязанной мне до того, как я понял, на что соглашаюсь.
Чем дольше Елена стоит в воде, терпеливо ожидая, тем более неловко я себя чувствую из-за ее пристального внимания. Я уже слишком озабочен тем, как она смотрит на меня, и в глубине моего сознания мелькает неприятная мысль, что, возможно, именно это оттолкнет ее от меня.
Может быть, она наконец поймет, что я монстр, о котором ее всегда предупреждали.
-Я не кусаюсь, - кричит она, погружаясь все глубже в воду, складывая руки чашечкой на груди, углубляя ложбинку между грудями. - Ну, точнее кусаюсь, но тебе это нравится.
Фыркая вопреки себе, я слегка качаю головой, мой член напрягается в пределах моих штанов. Оно пульсирует, отчаянно желая воссоединиться с ней, и, наконец, я выдыхаю, вспоминая, как она сказала, что ей одиноко.
Как за все время, что мы на Аплане, я впервые вижу, чтобы она выглядела не несчастной, за исключением моментов сексуальных действий.
И поэтому, хотя мне кажется, что я сдираю с себя кожу заживо, когда начинаю расстегивать пуговицы на рубашке, но все равно это делаю.
ГЛАВА 26
Елена
Он говорит мне закрыть глаза, что мне не нравится, учитывая тот факт, что я только что прошла ту точку в океане, где мои ноги могут касаются дна. Но я делаю это, потому что он начинает выглядеть немного зеленым, и я не хочу усугублять ситуацию.
Я не знаю почему, но у этого мужчины какой-то комплекс по поводу своего тела. И хотя я уверена, что это то, во что мне не следует совать нос, я просто не знаю, сколько еще раз я смогу заняться сексом с полностью одетым мужчиной и не чувствовать себя проституткой.
Вода рябит, пульсирует на моей коже, и я слышу, как Кэл входит в нее, шипя, как будто она холоднее, чем он ожидал.
-Что? - Говорю я, мое зрение темнеет из-за закрытых век. - Бог Подземного мира не может справиться с небольшим холодом?
Вскрикиваю от удивления, когда его руки скользят по моей талии, мои глаза распахиваются, руки ищут что-нибудь, чем можно было бы поддержать верхнюю половину моего тела. Мои пальцы сжимают его плечи, наслаждаясь толстыми мышцами под его кожей, а затем я останавливаюсь, ощущая места уникально грубой, но мягкой плоти.
Такие же участки царапают мой живот, когда я прижимаюсь к нему, и мое сердце опускается низко в груди, сильно колотясь между нами.
Встречаясь с ним взглядом, пока мои пальцы продолжают свое исследование, я изо всех сил стараюсь не смотреть вниз, уверенная, что все, что я там найду, очеловечит его. Что я не смогу сопротивляться сокрушению, и мое влечение вырвется на свободу и превратится во что-то реальное.
Что-то, что может причинить мне боль.
Печаль обжигает мне горло, когда я узнаю сморщенную кожу, насчитав восемь мест на его правом плече, затем пять на левом. Я скольжу ладонями внутрь, обхватывая основание его шеи, впитывая силу его глотка.
Его глаза ничего не выдают — ни уязвимости, ни осознания, ни стыда. Они тупо смотрят на меня, отражая отработанную двойственность, хотя по тому, как напрягаются сухожилия на его горле, я могу сказать, что ему все это не нравится.
-Я не бог, - наконец говорит он, прерывисто дыша. Его пальцы впиваются в мою задницу, удерживая меня в вертикальном положении, и я чувствую, как его член прижимается ко мне, ища входа, даже не направляя его. - Просто невезучая душа, которой каким-то образом удалось обмануть смерть более сотни раз.
Рискуя, я опускаю подбородок, скользя взглядом по его гладкой, пропитанной солнцем коже. По большей части она ровная и бронзовая, тон, по-видимому, естественный, учитывая его склонность к закрытому помещению.
Но более крупные области испорчены, украшены блестящими пятнами, которые мерцают в свете, отражающемся от воды. Некоторые меньше других, некоторые длинные и широкие, разбросанные в разных местах по всему его туловищу.
На его грудной клетке есть особенно длинная отметина, и я осторожно опускаю руку к отметине, поглаживая ее большим пальцем. Она грубая, кривая и немного менее розовая, чем другие, пузырится на поверхности его кожи.
Он резко втягивает воздух сквозь зубы, и я замираю, широко раскрыв глаза.
-О, черт, прости. Тебе было больно?
Поправляя свою хватку на моей заднице, Кэл тихо смеётся, поднимая меня выше на своей талии. Моя киска пульсирует там, где соприкасается наша кожа, от натиска мгновенных ощущений у меня кружится голова.
-Это не приятное чувство, - говорит он, его рот так близко к моему, что это отвлекает. - На самом деле не больно, но шрамы, как правило, намного более чувствительны, чем нормальная кожа. - Он сдвигается, опуская одну руку на щелку моей задницы, в то время как другая скользит под моим бедром, проникая туда. - Нервные окончания регенерируют, и подобные келоидные шрамы обычно являются самыми тяжелыми из-за избытка коллагена.
Медленно я провожу рукой по участку, наблюдая за его лицом в поисках признаков беспокойства.
- Что случилось?
Он ухмыляется.
-В который раз? Наемным убийцам не всегда все сходит с рук, ты же знаешь.
Я на мгновение задерживаю дыхание, пытаясь запечатлеть шероховатые края на своей ладони, примиряя их со стоической фигурой, держащей меня.
-Вот с этим?
Что-то холодное проходит по его лицу, заставляя меня дрожать, и он начинает двигаться глубже в воду; я не уверена, сколько пройдет времени, прежде чем он потеряет равновесие, но мне кажется, что мы уже опасно близко.
Метафора, если таковая вообще существовала.
-Меня предали, - тихо говорит он, его правая рука поднимается, запутываясь в моих волосах. - И я поклялся никогда не подпускать никого достаточно близко к себе, чтобы снова причинит мне такую боль.
Это похоже на признание, хотя я не совсем уверена, в чем именно. Своего рода обещание, такое, которое шепчут на коже, говоря с твоей душой. Оно проникает в меня, неуверенно, словно касается поверхности, и я наклоняюсь, прикасаясь губами к его губам, когда говорю.
-Тебе не повезло, - шепчу я, боясь разрушить пузырь, который образовался вокруг нас, мое сердце бьется так быстро, что меня тошнит.
Сжимая пальцами мои волосы у корней, он выдыхает, прохладное мятное дыхание стекает по моему подбородку. - Прямо сейчас я определенно себя так не чувствую.
***
Невменяемость.
Должно быть, это то, что заставляет меня возвращаться в Пылающую Колесницу, как будто у меня и так было недостаточно проблем.
Но любопытство - это бешеная сука, когда дело касается меня, и я нахожусь на задании отыскать девушку с того дня и выяснить, кто она для Кэла.
Если это она его предала.
Вышибала снаружи окидывает меня беглым взглядом, когда я вылезаю с заднего сиденья машины Кэла, и складывает массивные руки на груди. Нижняя половина татуировки якоря выглядывает из-под рукава его рубашки, а его глаза самого кристально чистого голубого цвета, который я когда-либо видела.
Секунду я тупо стою там, теряясь в их прозрачности.
Он прочищает горло, машет ладонью перед моим лицом.
-Извини, несовершеннолетним вход воспрещен. Dunkin’ Donats - там.
Сбитая с толку, я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, не подошел ли кто-нибудь сзади меня. Мимо проходит женщина в цветастом платье макси, болтая по мобильному телефону о каком-то голливудском скандале, но в остальном на этой части тротуара больше никого нет.
Я снова оглядываюсь на вышибалу, убирая волосы с плеча.
-Эм, нет, я не ищу Dunkin’ Donats. Я надеялась, что смогу подождать внутри, в баре? Я... пытаюсь найти кое-кого, и надеюсь, что он появится, если я буду здесь достаточно долго.
-Это бродяжничество, и это строго запрещено.
Его резкий, пренебрежительный тон заставляет меня ощетиниться.
-На самом деле это не бродяжничество, потому что я только что сказала о своей явной цели - поболтаться поблизости.
Мужчина смотрит на меня и пожимает плечами.
-Ты входишь в бар и не заказываешь выпивку, это бродяжничество, согласно деловой политике.
-Хорошо, тогда я закажу выпивку.
Он фыркает, но почему-то его лицо остается неподвижным.
-Милая, если ты думаешь, что я поверю, что тебе больше двадцати одного, ты намного глупее, чем кажется в этом коротком платьице, которое на тебе.
Огонь проникает в мою душу, когда он бросает свое оскорбление, и я поднимаю руку, завязывая волосы в низкий узел на затылке.
-Платье остается коротким, так чтобы у меня было свободное пространство для этого.
Моя нога вскидывается, тело работает быстрее головы, целясь в его промежность. Но потом кто-то хватает меня за локоть и дергает прочь, поворачивая так, что я оказываюсь лицом к улице. Я замираю, когда меня хватают, страх так внезапно пронзает изнутри, что я чуть не сгибаюсь пополам от того, как он охватывает меня.
-Эй, эй, что, черт возьми, здесь происходит? - спрашивает смутно знакомый британский акцент, руки покидают мой локоть почти так же быстро, как и появляются, как будто прикосновение ко мне обжигает его. Я поднимаю глаза, замечая густую темную бороду и кожаную куртку, и облегченно вздыхаю, когда понимаю, что это тот самый мужчина из бэк-офиса на днях.
Вульф что-то такое. Друг или компаньон Кэла, совладелец бара.
Отпрянув от его прикосновения, я скрещиваю руки на груди и наклоняюсь в сторону, стреляя кинжалами в вышибалу.
-Что происходит, так это то, что меня оскорбляет ваш сотрудник, который отказывается впускать меня внутрь, потому что считает, что я вредна для бизнеса.
-У нас и так достаточно проблем с тем, чтобы держать сброд подальше, - говорит вышибала своему боссу, пожимая плечами. - Просто пытаюсь поддерживать порядок в баре, пока у нас все еще не хватает персонала.
Друг Кэла хмурится, поворачивая голову так, что копна темно-каштановых кудрей на макушке падает ему на глаза.
-Блу, у тебя есть привычка приставать к потенциальным платежеспособным клиентам?
Джонас Вулф, так его звали.
-Я не приставал к ней, я был…
Проводя рукой по лицу, Джонас вздыхает, глядя на меня.
-Может быть, тебе стоит уделить немного больше внимания тому, кого ты держишь подальше от бара, прежде чем оскорблять чей-то интеллект. Знаешь, что сделал бы доктор Андерсон, если бы узнал, что ты назвал его жену глупой и намекнул, что она шлюха?
Вышибала — очевидно, Блу — смотрит на меня, теперь более внимательно изучая. Он слишком долго задерживается на моих ногах, но ловит мой пристальный взгляд, прежде чем я успеваю испугаться.
Я не получаю тревожных вибраций от этого парня — никакая часть моей девичьей интуиции не говорит мне бежать или держаться подальше, как это было с Винсентом. Блу просто кажется придурком.
-Его жена? - Джонас кивает, и Блу надувает щеки, медленно выдыхая. - Она немного молода для него, тебе не кажется?
-Никто не спрашивал, что ты думаешь, - огрызаюсь я, но Джонас поднимает руку, как бы призывая меня замолчать.
Этот жест бесит меня еще больше.
-Я убью вас обоих, - говорю я тихим голосом, ворча в основном про себя, когда представляю кровавый конец для них двоих.
Образ мелькает в моем мозгу прежде, чем я успеваю его обдумать; насилие, окрашенное в багровый цвет по всей комнате, их искалеченные тела, разбросанные в беспорядке, ожидающие, когда кто-нибудь придет и уберет их.
Смаргивая, я прижимаю руку к животу, пытаясь не обращать внимания на жар, скручивающийся там. Я даже не знаю этих людей, и все же я здесь, воображая себя их палачом?
Джонас смеется, звук громкий и пугающий по сравнению со спокойной, сдержанной натурой моего мужа.
-Тебе не следует угрожать убийцам, любовь моя. Они относятся к этому слишком серьезно.
Раздражаясь с каждой секундой все больше, я кладу руки на бедра и приподнимаю бровь, глядя на двух мужчин.
-Ну, мы прояснили, что мое положение здесь. Могу я теперь войти?
-К сожалению, нет, хотя это, конечно, не имеет никакого отношения к тому, как ты одета. - В отличие от своего сотрудника, Джонас даже не смотрит на мой наряд, вместо этого сосредотачиваясь на месте за моей головой, как будто он кого-то ищет. - У тебя на лице написано невезение.
-Не правда!
Он кивает, игнорируя меня, и хватает меня за локоть, начиная уходить по улице прочь от бара.
-Ты знаешь. Дело вот в чем... непорочность в твоем присутствии; плохое дерьмо просто стекается к тебе, не так ли, догорая?
-Перестань называть меня так.
-Вы права, Андерсону, вероятно, это тоже не очень понравилось бы. - Его длинные ноги съедают тротуар, и хотя по большинству стандартов я не маленькая, мне приходится практически бежать, чтобы не отстать. - Он довольно привязан к тебе, а? Как будто тебе наконец удалось засунуть палку ему в задницу.
Мой нос морщится, мое тело отвергает это чувство.
-Я ничего не делала.
-Не думаю, что тебе придется что-то делать. Парень был по-настоящему одержим тобой целую вечность. - Он смотрит на меня сверху вниз, когда мы сворачиваем за угол, и в конце улицы появляется - Dunkin’ Donats. - Ну, не вечность. Это довольно недавнее событие, но, боже мой, как сильно оно его задело.
Слова Джонаса заставляют мое лицо вспыхнуть, и когда мы останавливаемся прямо перед дверями кафе пончиков, он отпускает мою руку, поворачиваясь ко мне лицом.
-Я не знаю, о чем ты говоришь, - говорю я, пожимая плечами, не желая, чтобы он знал, как его заявление сжимает мое горло. Я скрещиваю руки на груди, на случай, если мое сердце бьется так сильно, что он может это увидеть.
-Технически говоря, он мог жениться на ком угодно, - говорит он. - Но он выбрал тебя.
-Его шантажировали. Нас обоих .
Выражение мрачного веселья пробегает по лицу Джонаса, и он улыбается, обнажая два ряда ярких, неестественно белых зубов.
Он напоминает мне своего тезку (п.п. Джонас Вульф (Jonas Wolfe) - он англ. Wolf волк) , смотрящего на меня сверху вниз, как волк, который только что поймал свой обед и так и не научился не играть со своей едой.
-Верно. Я забыл об этом. - Прочищая горло, он засовывает руки в карманы куртки, поджимая губы. -и все же, Елена. Подумай об этом. Разве такого человека вообще легко шантажировать?
Мои нервы путаются, дико смешиваясь воедино и распространяясь, как яд, по моему животу.
-Я не знаю...
По правде говоря, это та же самая мысль, которая пришла мне в голову, когда он впервые подошел ко мне, требуя моей руки. После того, как он уже расправился с Матео, исключив мой выбор в этом вопросе.
Не то чтобы я скучала по Матео.
Но это действительно казалось слегка подозрительным.
Прищурив глаза на британского друга Кэла, я делаю шаг назад, и он снова смеется, звук такой насыщенный и заразительный, что меня охватывает тоска по дому.
Я уже несколько недель не слышала, чтобы кто-нибудь смеялся.
-Я не говорю, что его не заставляли это делать, - наконец говорит Джонас, поднимая плечи. - Я просто говорю... может быть, это не вся картина. Может быть, тебе стоит посмотреть, возможно есть и другая сторона.
И когда он поворачивается, оставляя меня перед Dunkin’, чтобы вернуться в бар, я стою там несколько минут, размышляя, что делать с информацией, которую он мне только что дал.
Я должна пойти спросить Кэла, о чем он говорит, или завершить свою миссию по поиску Вайолет.
Вместо этого я направляюсь внутрь, заказываю "лонг Джон" и устраиваюсь за одним из открытых металлических столиков во внутреннем дворике, откладывая все свои проблемы в сторону, пока не закончу есть.
ГЛАВА 27
Кэл
Уронив голову на руки, я упираюсь тыльными сторонами ладоней в глазницы, создавая калейдоскопы цветных пятен перед глазами.
Вена на моем виске болезненно, маниакально пульсирует, когда я просматриваю список возможных IP-адресов виновника флешки, все больше волнуясь из-за некомпетентности Айверс Интернэшнл в поиске этого человека.
Ранее этим утром появилась третья флешка, та же зернистая видеозапись, не относящаяся к моей современной системе безопасности, и снятая камерой постороннего лица.
Марселин принесла ее с почтой, и когда я подключился к своему компьютеру, я был встречен черно-белым свидетельством того, что я обнажил свою душу перед женой, мы оба совершенно голые в океане.
Каким-то образом, по сравнению с другими видео, которые застали нас в разгар похотливых действий, это казалось более интимным. Более разоблачающим.
Более целенаправленным.
Я просто не могу понять, почему они появляются.
Если бы речь шла о том, чтобы разоблачить меня перед прессой за любое количество преступлений, которые я вычеркнул из своего досье за эти годы, скорее всего, они бы уже просочились.
Если бы это было делом рук Рафа, мне трудно представить, почему он согласился отдать мне Елену, фактически расторгнув свой контракт с Bollente Media и разрушив посредственную криминальную империю, которую он построил.
Несмотря на то, что его имя не имеет такого большого веса в Бостоне, как когда-то, я все еще не вижу, чтобы он прибегал к самосаботажу, а затем все еще пытался вымогать у меня деньги в процессе.
Откинувшись на спинку стула, я смотрю на сводчатый потолок, на несколько минут погружаясь в свои мысли. Сегодня вечером в доме тихо, Елена вернулась с новым экземпляром книги Вирджинии Вульф "Собственная комната", которую она купила в единственном книжном магазине на острове.
Впервые за долгое время я лезу под свой комод, моя рука скользит мимо пистолета, закрепленного чуть выше бедра, и отрываю полароид, приклеенный скотчем к нижней стороне.
В отличие от мятой, изношенной фотографии Вайолет, которую я держу под рукой, с этой так редко обращаются, что она все еще в отличном состоянии; края остаются прямыми, цвета на самой картинке лишь слегка искривлены из-за течения времени. В конце концов она выглядит так, как будто фотография только что выскочила из камеры.
Моя мама сидит на больничной койке, туго натянув на голову розовую бандану, потому что у нее только что начали выпадать волосы после возобновления курса химиотерапии.
Она зачерпывает ложкой шоколадный пудинг из пластикового стаканчика, уставившись на того, кто стоит за камерой, но ее улыбка указывает на меня. Даже когда она сидит там, ее тело пожирает себя изнутри, она пытается заверить меня, что все в порядке.
Что все будет хорошо.-
-Это мамеринская любовь, - иногда говорили медсестры, потому что поддерживать хорошее настроение, пытаясь бороться с неизлечимой болезнью, - это не то, что каждый может делать год за годом, день за днем. И все же она взяла это за правило, всегда стараясь заставить меня увидеть светлую сторону вещей.
Эта ее широкая зубастая улыбка вызывает во мне боль, которую я не позволял себе чувствовать годами, и новая доза стыда проникает в мои вены, потому что я не могу перестать думать о том, как она была бы разочарована тем, как сложилась моя жизнь.
-Ты выглядишь так, словно увидел привидение.
Голос Елены отрывает меня от размышлений, и я встряхиваюсь, выпрямляя спину, когда она входит в кабинет. Она подходит ко мне и садится ко мне на колени еще до того, как я успеваю попросить ее об этом.
Как будто она знает, что это ее место.
Она смотрит на фотографию, потом снова на меня, как будто ждет, продолжу ли я.
-Моя мама, - говорю я, мягко улыбаясь. - Она умерла, когда мне было тринадцать.
Одна рука скользит вверх по моей шее, обнимая меня за плечи, и Елена прижимает свою голову к моей.
-Рак?
-Инвазивная лобулярная карцинома, - говорю я с легким кивком. - Боль пронзает мое сердце на даже сейчас, распиливая орган пополам. - Когда ей впервые поставили диагноз, они просто назвали это аномальным образованием в ее левой груди. Я не думаю, что они хотели признавать, что это была именно та форма рака, потому что она была так молода .
Как будто в меня ударила молния, внезапная острая боль пронзает мою грудь, шокируя меня до глубины души.
Тридцать два. Моей матери было тридцать два, когда она умерла.
Осознание того, что скоро я пробуду на этой планете дольше, чем она, глубоко ранит, тычет в покрытую струпьями рану, которую я когда-то считал исцеленной. Тем не менее, то, как она пульсирует и рассыпается, притягивая новую, свежую кровь, говорит об обратном.
-Она прекрасна, - тихо говорит Елена, мягко вытаскивая меня из нисходящей спирали моих мыслей, даже не обязательно намеренно. Она смотрит на фотографию с мягким выражением лица, не подозревая об экзистенциальном кризисе, назревающем в глубине моего сознания, довольная тем, что я снова делюсь одним из секретных аспектов своей жизни.
Если бы это был кто-то другой, я бы не посмел. Никогда бы даже не привел его обратно в свой дом, чтобы жить, не говоря уже о том, чтобы начать выплескивать свои внутренности.
Обычно я не игрок. Мне не нравится оставлять свою жизнь в руках судьбы. Но что-то в этой женщине заставляет меня хотеть рискнуть всем.
-Она - причина, по которой я увлекся поэзией в детстве. Она всегда читала Шекспира и цитировала Чосера, как Священное Писание. Она бы тебя полюбила.
Я убираю прядь волос с ее бледного плеча, оставляя свою следующую мысль невысказанной, спрятанной в глубине моей души, где ей и место. Любила бы она меня?
-Это правда. Я очень привлекательна, - хихикает Елена, и звук пронзает мою грудь, как тупой нож, пронзающий плоть и кости и выходящий с другой стороны.
Наклоняясь вперед, я лезу в карман брюк за бумажником и достаю фотографию, которую там храню. Это маленькая копия, которую я украл из ее выпускной серии средней школы, которую я хранил на протяжении многих лет как напоминание о том, что у кого-то там могут быть отношения со мной, даже если ее отец не был заинтересован.
Оказывается, она тоже этого не хочет.
Позвоночник Елены напрягается, и она наклоняется, вглядываясь в фотографию.
-Кто это?
Ее тон резок, значительно менее игрив, чем три секунды назад, и я ухмыляюсь, сжимая ее бедро, практически впитывая ее ревность.
-Моя сестра.
-Твоя сестра? - Моргая, она хмурится. - Это... девушка, которую я встретила возлеПылающей Колесницы.
-Ты встретила Вайолет?
-Она стояла снаружи на обочине и говорила, что несколько раз пыталась войти, но не могла заставить себя сделать это. - Склонив голову набок, она еще немного изучает фотографию, по-видимому, погруженная в свои мысли. - Думаю, теперь я понимаю, почему она так обиделась, что я понятия не имела, кто она такая. Что это за жена, которая не узнает собственную невестку?
-Та, кто не знает, как она выглядит?
Поджав губы, она откидывается на меня, убирая руку с моих плеч, чтобы положить ее себе на колени.
-У тебя есть другие тайные члены семьи, о которых я не знаю?
Я колеблюсь, слово "дедушка" материализуется на кончике моего языка, прежде чем я проглочу его, не готовый открывать эту банку с червями. Она замечает мою паузу, прищурив глаза, и я снова ухмыляюсь, пытаясь изобразить молчание, как будто она отвлекла меня.
Поглаживая ее ребра, я скольжу рукой вверх, мой большой палец касается нижней части ее правой груди через бледно-голубую шелковую пижаму, которая на ней.
-У Вайолет есть два брата, но я их не знаю.
Ее горло сжимается, когда я прикасаюсь к ней, взгляд опускается туда, где мои пальцы продолжают свое восхождение, охватывая всю ее грудь в моей руке и сжимая, пока она не задыхается.
-Я знаю, что ты делаешь.
-Наслаждаешься моей женой? - говорю я, бросая фотографию на стол и наклоняя голову к изгибу ее шеи, остался следы зубов на ее коже.
Она наклоняется ко мне, чтобы укусить, но не закрывает глаза.
-Вайолет сказала, что ты никогда не говоришь о ней.
-Не говорю. - Елена напрягается у меня на коленях, ее позвоночник напрягается, а я вздыхаю, отстраняясь и опуская руку. - У человека, который помог создать меня, если ты хочешь его так называть, только что родился первенец, когда у него был роман с моей мамой. Он был женат и не имел ко мне никакого отношения. Я подумал, что когда Вайолет подрастет, может быть, мне будет легче общаться с остальными членами семьи, если я сначала свяжусь с ней. Но она не хочет, чтобы я был рядом.
Не то чтобы это мешало мне пытаться.
-Ох, Кэл…
Что-то в ее тоне покалывает мои и без того раскаленные нервы, и я резко выдыхаю, протягивая руки, чтобы схватить ее за горло. У нее перехватывает дыхание, застревая под моей ладонью, и мой член шевелится под джинсами от пьянящего ощущения того, что чей-то пульс в моей власти.
-Никакой жалости, малышка. Не давай мне этого. - Она сдвигается, потирая мой пульсирующий член, и даже сквозь слои одежды я чувствую, насколько она горячая. - Ты хочешь дать мне что-то, хочешь заставить меня чувствовать себя лучше, даешь мне эту сладкую маленькую киску.
Взгляд Елены становится стеклянным, но я не могу сказать, что в нем - печаль или желание. Она смаргивает блеск, наклоняя подбородок вниз, чтобы посмотреть на меня сквозь опущенные ресницы.
-Хорошо, - говорит она, поворачиваясь так, чтобы оседлать меня, втираясь в мою растущую эрекцию. - Все, что тебе нужно, Каллум. Прими это от меня.
Позже, после того, как я накачал ее до отказа, она лежит на спине на моем столе, теребит порванную бретельку пижамы и смотрит в потолок.
-О чем ты думаешь? - спрашиваю я, проводя пальцами по ее чувствительной плоти, размазывая свою сперму по ее коже. Я благодарен, что сейчас она принимает противозачаточные, так что я могу отмечать ее так при каждом удобном случае.
Я стою над ней, мой член свисает, опустошенный, между бедер, ни один из нас не особенно стремится покинуть тишину комнаты.
Она смотрит на меня с задумчивым выражением на лице.
-Я просто думала об Ариане и Стелле. Как мне повезло, что я выросла рядом со своими сестрами.
Несмотря на то, что я уверен, что она не это имеет в виду, ее комментарий проникает прямо сквозь швы, едва удерживающие меня вместе, разрывая швы и снова открывая мою боль.
-Ты скучаешь по ним, - замечаю я, опуская руку.
Она кивает.
-Всегда. У Ари скоро концерт, и меня убивает, что мне придется его пропустить. - Она бросает на меня косой взгляд, как будто оценивая мою реакцию. Я спокоен, в лучшем случае. - Не то чтобы мне не нравилась Аплана. Честно говоря, это было так освежающе, самым странным образом, хотя сейчас я живу в плену.
-Ты не...
Хихикая, она поджимает ноги и качает головой. Этот жест кажется фальшивым. Натянутым. И это заставляет меня чувствовать себя неловко.
-Все в порядке, я уже вполне привыкла к своему Стокгольмскому синдрому. Я просто тоже немного скучаю по своей прежней жизни.
Стиснув зубы, я смотрю на то место на крайнем столике, где раньше была фотография ее родителей и меня, задаваясь вопросом, действительно ли я собираюсь сказать то, что хочет мой мозг. Слова вертятся у меня на языке, игнорируя все красные флажки, и вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их остановить.
-Тогда давай съездим в Бостон.
ГЛАВА 28
Елена
Когда рассказываю о своих сестрах, я, конечно, не ожидаю, что Кэл предложит отвести меня к ним.
Чувствую, что это противоречит правилам похищения людей - приводить пленницу к людям, которые хотят, чтобы она вернулась домой.
С другой стороны, я никогда не была на деловой стороне подобной ситуации, так что же я знаю?
Марселин помогает мне собираться, тихонько перенося одежду из комода и укладывая ее в мой открытый чемодан. Я смотрю на нее, когда она двигается, поигрывая дневником в моих руках, размышляя, стоит ли мне взять его с собой.
До приезда на остров писательство было для меня такой же второй натурой, как дыхание. Именно там я черпала вдохновение из стихов и книг, которые читала, записывая случайные размышления или вымышленные анекдоты о своей жизни.
Я не прикасалась к дневнику с момента моего приезда, вдохновения было мало, несмотря на безмятежность в доме. С технической точки зрения Асфодель - идеальное место для уединение писателя, хотя странно создавать что-либо в месте, столь измученном смертью и тьмой.
Возможно, именно поэтому я и не пыталась.
-Что ты думаешь, Марселина? - Держа дневник, я поворачиваю его так, чтобы она могла видеть розовую кожаную обложку. - Может, мне попробовать возобновить старое хобби?
Она поджимает губы, накручивая на палец прядь своих светло-рыжих волос. Большая часть наших отношений до этого момента состояла в том, что я стреляла словами наугад, а она уклонялась от каждой пули, игнорируя мои комментарии и вопросы, если рядом не было Кэла.
-Какое у тебя хобби? - спрашивает она хриплым голосом, как будто грубым от недостатка использования.
-Эм, пишу. - Я присаживаюсь на край кровати, листаю страницы, мой аккуратный почерк проплывает мимо с каждым изгибом букв.
-Например, истории? Стихи?
Жар обжигает мое лицо, пламя смущения облизывает мои щеки.
-И то, и другое, вроде того. Раньше я делала это постоянно, но, честно говоря, я вроде как забыла об этом с тех пор, как приехала в Аплану.
Она кивает, расширяя свои голубые глаза.
-Да, остров оказывает такое влияние на людей. Как будто ты приходишь сюда, и твоя прежняя личность как бы просто... испаряется. Некоторые местные жители называют это эффектом Бермудских островов Новой Англии. У меня была тетя, которая говорила, что Аплана наполнена древней магией предков, которая заменяет природу человека природой острова.
-Думаешь?
-Нет, я просто думаю, что легко все забыть, как только твои ноги коснутся песка. - Марселин пожимает плечами, указывая на мой дневник. - Вдвойне, когда ты занята тем, что влюбляешься.
Жар распространяется от моего лица, прокладывает дорожку вниз по грудине и, наконец, оседает в животе. Я наклоняюсь вперед, засовывая дневник в передний карман своего чемодана, и пытаюсь собраться с духом я сопротивляюсь ее комментарию, даже когда мой пульс бьется так громко и быстро, что думаю, что он может вырваться у меня из горла.
-Определенно песок, - быстро говорю я, перекрывая желчь, дразнящую мой пищевод.
Марселин сжимает губы в тонкую линию, затем кивает, бросая последнюю футболку в чемодан.
-Да, - соглашается она, замолкая, как и каждый раз, когда я пыталась начать разговор. - Наверное, ты права.
Я больше не вижу ее до того, как мы выходим из дома, и выбегаю на задний двор, прежде чем мы садимся в городской автомобиль, разговаривая тихими, успокаивающими тонами с садом, который все еще не зацвел.
Уставившись на простор земли, я вздыхаю, не зная, что именно сказать.
-Все блоги по садоводству предлагают поговорить с растениями. Несмотря на отсутствие реальной науки, подтверждающей эти данные, они клянутся, что это имеет значение. Итак, я здесь. Временно. Мы собираемся ненадолго уехать в Бостон, но когда я вернусь, я ожидаю увидеть полностью цветущий сад, хорошо?
Если бы мама могла видеть меня сейчас. Она, наверное, обвинила бы меня в колдовстве и сожгла бы на костре.
-Понимаю, - говорю я им, надеясь, что ростки могут слышать под слоем грязи. - Вы боитесь того, что ждет вас на другой стороне земли. Вам тепло и комфортно там, где вы сейчас находитесь. В безопасности. Это ужасно - пытаться найти в себе мужество, чтобы совершить прыжок веры, но вы не можете провести вечность, прячась. В конце концов, вы должны воспользоваться открывающимися перед вами возможностями и поверить, что Вселенная знает, что делает.
Надежда лопается в моей груди, как запертая труба, но я запихиваю ее обратно туда, где ей самое место, не желая думать об этом.
-Апрель, беспощадный месяц, - добавляю я, цитируя Бесплодную землю, как будто цветы могут оценить это. - выводит сирень из мертвой земли, мешает воспоминанья и страсть, тревожит сонные корни весенним дождем. Время пришло. (п.п.: в переводе Сергеева А.)
Когда я оборачиваюсь, то вижу Кэла, стоящего у задней калитки и наблюдающего за мной с непроницаемым выражением лица. Я подхожу к нему медленно, стыд тяжело давит мне на грудь.
-Твой сад большой поклонник Т.С. Элиота? - спрашивает он, и на его лице появляется выражение тихого веселья.
-Не смейся, - говорю я, бросая взгляд на небо, отмечая густые облака, надвигающиеся на океан. - Любовь - величайший акт возрождения, и я считаю, что поэзия - лучший способ передать это.
Он ничего не говорит, когда я обхожу его, направляясь к передней части дома, где стоит наша машина, Марселин уже на переднем пассажирском сиденье.
Когда мы взлетаем, идет дождь, что на самом деле не сильно успокаивает мои нервы, как только мы садимся в самолет Кэла. Как только мы можем встать и передвигаться, я отстегиваюсь со своего места и иду в спальню, забираясь под роскошные одеяла, стараясь не позволить словам Марселины, сказанным ранее, укорениться в моей душе.
-Она меня не знает, - шепчу я себе и подушке. - Она не может определить, влюбляюсь я или нет. Я делаю паузу, размышляя. В какой момент одержимость становится большим?
Возможно, когда ты начинаешь чувствовать, что это взаимно.
Если ты ревнуешь, то я чертов психопат.
Усмехнувшись, я загоняю воспоминание о том, как он говорил мне это, в темные уголки моего мозга, куда засовываю все остальное, с чем не хочу иметь дело.
-Кроме того, это было бы безумием, верно?
В дверях кто-то прочищает горло, и все мое тело замирает, страх струится по позвоночнику. Я приподнимаюсь на локте, глядя на Кэла, который прислоняется к дверному проему со бокалом мартини в руке, наполненным красной жидкостью.
Один только вид его дьявольски красивого лица заставляет мой желудок трепетать, и я сглатываю образовавшийся комок, блокирующий все связные мысли.
-Опять разговариваешь сам с собой? - спрашивает он, входя в комнату и ставя бокал на полку над кроватью. В течение нескольких секунд он не делает ни малейшего движения, чтобы лечь со мной в постель, и меня охватывает дурное предчувствие, заставляя задуматься, как много он слышал.
-Я отличная компания, - говорю я, приподнимая одно плечо так, чтобы оно было вне одеял.
-Не могу с этим поспорить. - Протягивая руку, он снова хватает напиток и протягивает его мне. - Я попросил Марселину сделать его. Подумал, что это может помочь справиться с твоим очевидным страхом перед самолетами. Не спрашивай, что в нем, потому что я понятия не имею, кроме того, что сказал ей использовать гранатовый сироп.
Глядя на напиток, я выгибаю бровь.
-Ты хранишь гранатовый сироп в своем самолете?
-Теперь да. - Его взгляд не отрывается от моего; он сильный, смелый, дерзкий. Все, чем я всегда хотела себя считать, он проявляет, даже не пытаясь.
-Ты же знаешь, что мне еще нет двадцати одного, верно? - Я шучу, в воздухе между нами повисло напряжение.
-Возраст, я бросаю тебе вызов, - говорит он, Шекспир слетает с его языка, когда он жестом просит меня взять бокал. Я даже не уверена, что он осознает, что сделал, или даже замечает ли он, как это меняет атмосферу и переписывает кодировку моей ДНК.
Может быть, он просто так привык цитировать мне стихи, что теперь они звучат совсем по-другому, срываясь с его губ. Может быть, он ничего такого не имеет в виду.
Сердце у меня в горле, пульсирует до тех пор, пока я больше ничего не чувствую, я беру напиток из его руки и делаю глоток. Когда прохладная, сладкая жидкость скользит вниз, охлаждая меня там, где его взгляд согревает меня, я знаю.
В глубине живота, в глубине моей души я знаю.
Я влюблена в своего мужа.
***
Когда мы приземляемся в Бостоне, я не ожидаю, что все камеры новостей в городе будут ждать у ворот аэропорта, отчаянно желая получить эксклюзив на девушку, похищенную Доктором Смертью.
Я не знаю почему — может быть, потому, что людям в Аплане, казалось, было все равно или они не верили в эту историю, — но мне, конечно, никогда не приходило в голову, что у людей потекут слюнки, услышав мою версию.
Кэл следует за мной вниз по трапу самолета, держась поближе ко мне, когда нас немедленно встречает команда безопасности. Тот, что впереди, с шеей толщиной со ствол дерева и оливковой кожей, кивает Кэлу, когда мы приближаемся.
Камеры сверкают из-за стеклянных окон, отчего у меня немного кружится голова, даже когда не отрываю взгляда от своих ботинок. Впервые с тех пор, как я покинула Бостон, я надела розовые лабутены в паре с черным мини-платьем из кружева и бархата Givenchy, которое я никогда бы не осмелилась надеть, находясь под крышей моих родителей.
Или с Матео, учитывая, что верх прозрачный, а юбка едва касается середины бедра. Он бы счел это приглашением.
Половина меня ожидала, что Кэл откажется от одежды или, по крайней мере, попытается залезть под нее, но когда я вышла из ванной реактивного самолета, он вообще едва заметил перемену.
-Лучший способ действий - просто провести ее открыто, - говорит охранник. - На стоянке вас ждет внедорожник, и он должен отвезти вас прямо к дому Риччи.
Я моргаю, глядя на Кэла.
-Мы сначала поедем к моим родителям?
Он вопросительно смотрит на меня.
-Конечно. В этом и заключается причина, по которой мы прилетели.
Бабочки вспыхивают у меня в животе, роем взлетая все сразу. Я обхватываю себя руками, пытаясь не обращать внимания на это ощущение.
Черты лица Кэла застывают, и он просит секунду побыть наедине.
-Елена. В чем дело?
Страх пульсирует резким потоком вверх и вниз по моему позвоночнику, кожа горит от тяжести суждения моих родителей. Теперь, когда мы вернулись в город, я уже чувствую, как моя душа жаждет их одобрения, хотя ни один из них этого в полной мере не заслуживает.
-Ничего страшного, - говорю я, слегка качая головой.
Складки в уголках его губ становятся глубже, чем больше он хмурится, а затем он подходит ко мне, протягивает руку и сжимает мой затылок, приподнимая подбородок, так что я вынуждена поддерживать зрительный контакт.
-Не лги мне, малышка. Не закрывайся от меня, когда я не сделал этого с тобой.
Не совсем верно, я молча настаиваю, хотя он дал мне больше, чем я когда-либо ожидала. Может быть, мне стоит научиться радоваться тому, что у меня есть.
-Я просто не думала, что увижу их так скоро.
-Разве ты не хочешь этого? Насколько я знаю, твои сестры все еще живут там...
-Нет, все в порядке. Правда. - Я хлопаю ресницами, стремясь уйти от этой темы. - Думаю, я просто надеялась, что у нас будет немного времени наедине до этого.
-Мы были одни в полете.
Закатив глаза, я бросаю периферийный взгляд на толпу вокруг нас; они слоняются вокруг, не обращая на нас никакого внимания, и мы отворачиваемся от окон.
-Я имела в виду такое время наедине, - говорю я, понижая голос вместе с рукой, обхватывающей его через ткань брюк.
Его пальцы напрягаются, дергая меня за корни, и он бормочет.
-Будь осторожна с тем, о чем просишь, малышка. Я могу перегнуть тебя через перила тележки и трахнуть на глазах у всего города.
От этой мысли по моей спине пробегает восхитительное покалывание, согревая меня изнутри.
-Тогда почему бы тебе этого не сделать?
Подойдя еще ближе, так что моя рука оказалась зажатой между нашими бедрами, Кэл злобно ухмыляется. Вытягивая шею, он прижимается губами к раковине моего уха, заставляя меня вздрогнуть.
-Ты хочешь, чтобы они смотрели, как я трахаю тебя? Показать им, как они ошибались насчет плохого доктора и его маленькой пленницы? Что ты не только добровольный участник всего этого, но и отчаянная, нуждающаяся члене шлюха, которая каждую ночь жаждет моей спермы?
Хочу ли я этого? Чтобы люди засвидетельствовали, когда он внутри меня, заявляет права, помечает меня как свою?
-Все мужчины были бы так чертовски злы на меня за то, что я был с тобой. - Его голос срывается, как будто он погружается в фантазию. - И женщины тоже бы злились, что ты получила то, что никто из них никогда бы не смог. И все, что они могли бы делать, это наблюдать.
-Черт, - выдыхаю я, слово вырывается прежде, чем я могу его остановить, мой пульс скачет между бедер. Однако этот один слог - подтверждение, и все, что ему, по-видимому, нужно знать.
Застонав, он отступает, и я остаюсь холодной и неудовлетворенной, задыхаясь от того, как сильно его хочу. Ухмылка на его лице становится шире, обнажая эти идеальные зубы, которые так часто погружаются в мою плоть, и вытирает уголок моего рта, откуда вытекло немного слюны.
-Мы устроим шоу, - обещает он, сжимая мою шею сзади. - Просто пока время. Во-первых, у нас есть дело.
Я киваю, позволяя ему отвести меня обратно в службу безопасности, погруженную в мысли, кружащиеся в моем мозгу, сгущающиеся, чтобы понять, насколько я пропала из-за этого злодея.
ГЛАВА 29
Кэл
КАК бы мне ни хотелось широко разложить Елену на заднем сиденье этого арендованного внедорожника, я думаю, что, возможно, это не лучшая идея так близко к тому, чтобы увидеть ее родителей.
Кажется, она немного успокоилась, как только мы пережили толпу папарацци и новостных репортеров, каждый из которых стремился первым рассказать о ее возвращении. Они осмеивают и окликают ее, очевидно, не подозревая, что рядом с ней я, тот сумасшедший похититель, скрытый под толстым шарфом, вязаной шапочкой и Рэй-Банами.
Несмотря на то, что в самолете мы коротко поговорили о том, что сказать, если она случайно отреагирует на какой-либо из вопросов прессы, брошенных ей, — предпочтительно, ничего, и “без комментариев”, если ей абсолютно необходимо ответить, - я обнаружил, что меня переполняет чрезмерное беспокойство, когда мы вышли из машины, ожидая, что она сорвется.
Что она повернется к операторам и включится в сюжет, сказав им, что я не только похитил ее, но заставил выйти за меня замуж и убил ее бывшего жениха.
Все это правда, технически, но все же. По какой-то причине она единственная, кто ничего из этого не использует против меня.
И для внешнего мира не имело бы значения, что я убил жестокого придурка, который, вероятно, попытался бы убить ее, как только их брак стал законным, особенно после того, как он узнал бы, что она не была девственницей. И не имело бы значения, что я пытался защитить ее и вырваться из этого мира, когда я делал то, что сделал.
Когда показывают кости монстра, широкая публика поверит в рассказанную им историю, не копая дальше.
Их кормят ложью с ложечки, и поскольку они, как правило, слишком глупы, чтобы думать самостоятельно, никто никогда не задается вопросом, почему их суп на вкус как яд.
- Ариана говорит, что мама все еще одержима желанием, чтобы я вернулась домой, - говорит Елена после долгого молчания, ерзая на своем месте.
Я бросаю взгляд на лифчик — розовый, в тон тем каблукам, которые я бы убил, чтобы обернуть вокруг талии прямо сейчас, — видимый сквозь кружевной верх ее платья, и издаю неразборчивый звук губами, пытаясь преуменьшить, насколько сильно я презираю ее мать.
На данный момент между нами произошло слишком много всего, чтобы я когда-либо смог рассказать ей об этой части моего прошлого. Моя история с Кармен Риччи навсегда останется в могиле, в которую она ее бросила, и я буду жить, сожалея о том, что это вообще произошло.
Но, как и все смерти, смерть отношений является постоянной. Конец всех концовок. Окончательность в чистом виде.
Я могу только надеяться, что она позволит этому остаться таковым.
-Ты никогда не рассматривал... переезд в Бостон?
Мои глаза находят глаза Елены, широко раскрытые и любопытные, когда она смотрит на меня. Потирая большим пальцем колено, я наклоняю голову, притворяясь, что обдумываю.
-На совсем?
-Да, знаешь. Стань бостонцем. (п.п.: далее Елена говорит фразу «Park your car in Harvard Yard», которая с бостонским акцентом звучит как «Pak ya ca in Havid Yad/Пак я ка ин Хэвид Яд» . Используется исключительно для иллюстрации акцента и не несёт повествования ),и все эти забавные вещи. - Она улыбается, хихикая над преувеличением своего бостонского акцента, проблеск чего-то, что ужасно похожего на надежду, сияет в ее взгляде.
-У тебя проблемы с Апланой?
Ее лицо вытягивается, улыбка застывает на месте.
-Не проблема, но....
-Тогда я не хочу слышать о том, как сильно ты хотела бы сбежать оттуда, - огрызаюсь я, не обдумывая слова до того, как они слетают с моих губ, приземляясь на сиденье между нами с глухим стуком.
Резко наклонив голову вперед, я зажимаю переносицу, выдыхая воздух. Моя другая рука скользит по коже к ее руке, но она отстраняется, складывая их на коленях.
-Господи, я знал, что возвращаться было плохой идеей. Слушай, я не...
-Нет, нет. Услышала тебя, громко и четко. Я больше не буду упоминать о переезде.
Когда оглядываюсь на нее, вижу, как она задирает нос повыше и демонстративно отводит взгляд.
-Елена, - говорю я, мое терпение на исходе. Внедорожник подкатывает к конечной остановке, паркуясь на улице перед домом Риччи, из красного кирпича, которого потускнел от многолетнего воздействия солнечного света. - Я не это имелв виду.
-Правда? Великий Кэллум... кто-то Андерсон, говорит не подумав? Врятли, ты не подумал .
Я прищуриваюсь, подавляя смех, когда она выходит из себя, желая, чтобы это не заставляло меня хотеть трахнуть ее еще больше.
-Кто-то?
Ее глаза сужаются в щелочки.
-Я не знаю твоего второго имени. Потому что, на самом деле, мне все еще кажется, что я ничего о тебе не знаю. И все же ты хочешь, чтобы я осталась с тобой на твоем крошечном островке и никогда не задавала вопросов, как какой-нибудь раб.
Ты единственная, кто что-то знает обо мне.
-Ашер, - быстро говорю я, сжимая и разжимая челюсти. Расстегнув ремень безопасности, я пододвигаюсь к ней и хватаю ее за пряжку, прежде чем у нее появляется шанс расстегнуть ее. Удерживая ее между собой и дверью, наклоняюсь, провожу рукой по ее бедру, восхищаясь гладким ощущением ее незапятнанной кожи под моими мозолями. - Мое второе имя Ашер.
-Кэллум Ашер Андерсон, - выдыхает она, грудь быстро поднимается и опускается, как будто она не в состоянии потреблять столько кислорода, сколько вдыхает. Она опускает взгляд на мой рот, заставляя мой член немного удлиниться.
-Мое имя звучит как молитва, исходящая из этих милых розовых губ, - бормочу я, проводя рукой по ее боку, поднимая большой палец и просовывая его ей в рот. - На которую я, конечно, был бы не прочь ответить.
Кончик ее языка кружит по подушечке моего большого пальца, глаза пылают жидким огнем. Возбуждение поднимается в моей груди, распространяясь, как плющ, наружу, и я бессилен против тихого стона, который вырывается из меня.
-Я не могу злиться на тебя, когда ты так на меня смотришь, - говорит она, обводя мой большой палец, и яростный румянец ползет вверх по ее шее. - Это несправедливо.
-Когда я так смотрю на тебя?- Я размышляю, рука на ее бедре путешествует, пока не достигает мягкого шелковистого тепла, мои костяшки пальцев скользят по ее клитору. Без трусиков, даже в гребаном Бостоне.
Дрожащий вздох вырывается у нее, заставляя ее ресницы затрепетать, когда я погружаю один палец во влагу, собирающуюся на ее плоти, поднимая его, чтобы нарисовать круги на пучке нервов. Она сжимает мой бицепс, царапая меня до боли, и громко сглатывает.
-Как будто ты извиняешься.
Предложение звучит как обвинение, нечто такое, что бросают другому во время жаркого спора в качестве доказательства проступков. Но это похоже на что-то худшее.
Что-то, о чем она знает, а я нет.
В следующую секунду наш водитель рывком открывает заднюю дверь с моей стороны автомобиля, и я бросаюсь вперед, убеждаясь, что она полностью закрыта, ругаясь себе под нос, когда слышу потрясенный вздох толпы.
Моя голова начинает пульсировать еще до того, как я слышу ее голос, яростный гнев так резко разливается по моим венам, что я отрываюсь от Елены, боясь, что это может отразиться на ней.
-Dio mio! (п.п.: восклицание от итал «Боже!») Вернулся меньше чем на несколько часов, а уже публично развращаешь ее. Отличный способ доказать свою невиновность, Кэллум.
Елена напрягается, услышав, как ее мать называет меня полным именем, одергивает подол платья и распахивает дверь. Отстегнувшись от сиденья, она вылезает из машины, огибает заднюю часть, и ее встречают радостные возгласы, крики и вопли, доносящиеся, кажется, со всей Луисбург-сквер.
Воспользуясь моментом, чтобы собраться с мыслями, я вытираю руками лицо, пытаясь выровнять свое дыхание. Когда поворачиваю голову, Елена поглощена толпой, исчезающей из моего поля зрения в течение нескольких секунд.
Но Кармен стоит в дверях, наблюдая за мной.
ГЛАВА 30
Елена
-DIO MIO, ты, должно быть, набрала десять фунтов с тех пор, как уехала.
Комментарий мамы прорезает воздух нашей гостиной, отражаясь от белых стен и подходящей мебели, встраиваясь в мой череп, где ее критика обычно находит свое пристанище.
Теперь, когда соседи и друзья детства отфильтровались на остаток вечера, проведя каждую секунду с момента моего приезда, рассказывая о том, как они были счастливы видеть меня живой и изводили про меня жизнь в плену, несмотря на мое неоднократное и яростное нежелание использовать этот термин.
По большей части, когда сияние моего возвращения угасло и они закончили расспрашивать об острове, все исчезли, так же интересуясь моей жизнью в той же степени, как и до того, как я покинула Бостон.
Не обязательно было приятно видеть, как людям, которых я знала много лет, явно наскучила правда о моем исчезновении, но, по крайней мере, Кэл выглядит менее склонным совершать массовые убийства теперь, когда в доме тихо.
Или было тихо.
Мама врывается в комнату, длинный красный шелковый халат волочится за ней по полу, в одной руке бокал белого вина. Она стоит у камина из белого камня, держась на расстоянии, пока мы ждем прихода папы с Арианой и Стеллой, которые, по-видимому, были заняты чем-то другим.
-Ты могла бы, по крайней мере, попытаться одеться как Риччи, - замечает она, скривив губы, когда осматривает мой наряд. - Вместо дешевого аромата Кэллума.
Я не отвечаю, зная, что в конце концов она устанет от оскорблений. В ее игре всегда на первом месте была критика, на втором - любезности, и всегда оставалось только переждать.
Медленно потягивая вино, мама пристально смотрит на нас с Кэлом, и жар ее взгляда почти заставляет меня встать на ноги и пересесть на другой стул.
Мои пальцы подергиваются на коленях, нервы разъедают любой источник комфорта, создаваемый близостью моего мужа. Любезности были бы кстати в любое время.
Но Кэла, похоже, это совершенно не трогает, он откидывается назад и кладет руку на спинку дивана. Его пальцы играют с кончиками моих волос, стимулируя мои нервные окончания, тело возбуждено и готово к большему.
Всегда готово к большему, когда дело касается этого человека.
Бабашка, пошатываясь, входит в комнату через несколько минут после того, как мы устраиваемся, одетая в брючный костюм королевского синего цвета и ворчащая по поводу того, что ее обманули во время игры в бридж. Она замечает меня, ее морщинистое лицо расплывается в улыбке, она подходит, наклоняясь, чтобы заключить мою верхнюю половину тела в медвежьи объятия.
-Nipotina! - говорит она теплее, чем когда-либо. Легкий намек на выпивку, который я чувствую, смешанный с несвежими духами, говорит мне, почему. - Судя по тому, как твоя мать дулась здесь последние пару месяцев, я начала думать, что ты умерла, а я пропустила похороны.
Я сдерживаю смех, но он звучит неестественно.
-Нет, только вышла замуж.
-Вроде то же самое, да? - говорит она, невнятно произнося слова одним уголком рта, затем переводит взгляд на Кэла рядом со мной. - Без обид, конечно, дорогая. Просто я знаю мужчин из мира моего сына. Черт возьми, мой муж основал здесь семейный бизнес. Я знаю, как тяжело это может сказаться на браке.
-Может быть, не сравнивайте конкретных незнакомцев с дерьмовыми мужчинами в вашей жизни. - Его глаза отрываются от ее, быстро пробегая по комнате и обратно — так быстро, что у меня нет шанса увидеть, на что он смотрел. - Я могу обещать вам, что мы совершенно разные.
Мама фыркает в свой бокал с вином.
Бабушка прищуривается на него, закидывая сумочку повыше на плечо.
-Ты удивишься, как часто я это слышу. - Зевая, она убирает белую челку со своего лица, похлопывая меня по щеке, когда выпрямляется. - Я собираюсь лечь спать до прихода твоего отца, но уверена, что увижу тебя на концерте.
Кивнув, я наблюдаю, как она идет по коридору мимо лестницы, направляясь к комнате в задней части дома.
Мою кожу покалывает от осознания того, что мама внимательно смотрит на меня, и я начинаю наклоняться вперед и опираясь на колени, но Кэл запускает пальцы в мои волосы, скручивая их, пока они не оказываются на одном уровне с моим затылком. Я бросаю на него взгляд краем глаза и осторожно тяну, чтобы не предупредить маму о том, что он делает.
-Она пытается проникнуть тебе под кожу, - говорит он тихим голосом, но достаточно громко, чтобы я могла услышать. - Не позволяй ей иметь такую власть над тобой.
-Она просто пялится, - шиплю я в ответ, мой голос такой же низкий.
-Ревность, малышка. Не так привлекательно на всех, как на тебе.
Я издала тихий, раздраженный звук.
-Я даже не знаю, к чему она ревнует.
Его рот приоткрывается, как будто для ответа, но в следующую секунду входная дверь распахивается, папа и мои сестры спешат внутрь, вода капает с их плащей на сухой пол.
-Grazie a Dio (п.п.: от итал. Слава Богу), Рафаэль! - огрызается мама, расплескивая вино и указывая в сторону фойе. - Ты повсюду растащил грязь.
Папа бормочет что-то себе под нос по-итальянски, входя в гостиную с видом, готовым к спору. Он останавливается как вкопанный, когда замечает нас с Кэлом на диване, глаза у него чуть не вылезают из орбит.
-Елена, - говорит он, моргая, как будто на самом деле не верит, что я реальна. - Ты здесь.
Я вскакиваю на ноги, когда чувствую, что Кэл отпускает мои волосы, хотя то, как он позволяет своим пальцам расчесывать пряди, кажется несколько неохотным с его стороны. Двигаясь, чтобы обнять папу, я целую его ошеломленное, румяное лицо в обе щеки, воспоминания о том, как я видела его в последний раз, исчезают в ту секунду, когда я оказываюсь в его теплых объятиях.
На мгновение я почти забываю, что он рисковал моей безопасностью, принуждая меня к браку ради личной выгоды. Дважды.
Я почти могу забыть тот факт, что он упустил из виду годы жестокого обращения только потому, что так сильно хотел сохранить свою власть в Бостоне и для этого нуждался в союзе с Болленте.
Я могу забыть все это.
Но...не забуду.
Когда я вырываюсь из его объятий, что-то холодное пробегает по моей коже, дурное предчувствие, от которого меня немного подташнивает. Как будто я гоняюсь за чем-то, что не заслуживает того, чтобы меня поймали.
Кэл молча встает, подходит и встает прямо позади меня; его большие ладони сжимают мои плечи, притягивая меня обратно к себе, а затем он протягивает руку Папе, маска стоицизма защищает его черты.
Ариана и Стелла стоят под аркой, соединяющей гостиную с фойе, как будто ждут, что будет дальше, прежде чем броситься внутрь.
-Раф, - говорит Кэл, кивая в знак признательности, хотя этот жест кажется смутно пассивно-агрессивным.
Папа не протягивает руку, полностью игнорируя жест Кэла, его глаза прикованы ко мне. Они твердеют тем дольше, чем дольше длится молчание, но потом мои сестры, должно быть, решают, что это продолжается слишком долго, потому что они врываются в гостиную, хихикая и визжа, оттаскивая меня от Кэла в свои объятия.
Насколько я могу судить, за те недели, что меня не было, в них мало что изменилось; каштановые волосы Арианы кажутся немного светлее, веснушки на ее лице стали заметнее теперь, когда наступила весна, и Стелла носит те же очки в толстой оправе, это знакомое, мягкое выражение навсегда запечатлелось на ее круглом лице.
-Ладно, официально, мы слишком долго тебя не видели, - говорит Ариана. Она отталкивается, хватает меня за бицепс и оглядывает. - Хотя, нам нужно поговорить о том, как ты чертовски сияешь, Е! Ты должно быть получила здоровую дозу витамина D.
Она шевелит бровями, и я закатываю глаза, отталкивая ее. Мама ощетинивается, отходя от камина, чтобы посмотреть на нас с более близкой точки зрения.
-Ариана, по правде говоря . - Глоток, затем свирепый взгляд. - Разве это подходящий способ разговаривать с твоей сестрой?
-Что, я не могу быть счастлива, что она получает витамины?
Папа издает сдавленный звук в глубине своего горла.
-Che palle (п.п.: от итал. что-то типа «Ах ты»), Ариана. Следи за своим языком.
Усмехнувшись себе под нос, она поворачивается ко мне, играя
с кончиками моих волос.
-Они почему-то стали еще жестче после того, как ты ушла, - шепчет Стелла, поправляя очки на переносице.
-Как еще два бесчувственных робота могли бы точно сыграть роль скорбящих родителей? - говорит Ариана, едва сдерживая свой голос.
-Неужели они действительно были так плохи? - спрашиваю я, бросая взгляд через плечо Стеллы на Папу, который подходит к буфету у двери, достает сигару и закуривает. То, чего я никогда не видела, чтобы он делал за пределами своего офиса.
-Это было достаточно плохо, - говорит Ари, потирая ладони о руки. - Папа редко бывает дома. Стелла думает, что у него есть любовница.
Стелла брызгает слюной, дико мотая головой, выбивая прядь светло-каштановых волос из низкого пучка.
-Я этого не говорила. Я сказала, что была бы удивлена, если бы это было не так, а это не то же самое.
-Неважно, - говорит Ари. - Я уверена, что он у него она есть. Ты же знаешь, что мама постоянно погружена в себя. После ее интрижки.
Мое сердце практически выпрыгивает из груди, это единственное предложение разрушает все мое мировоззрение. Я перевожу взгляд на нее, затем снова на своих сестер, пытаясь осмыслить то, что они только что сказали.
-Прости, - говорю я, моргая. - Ее что?
Ариана и Стелла беспокойно переглядываются, словно пытаясь решить, что же все-таки они должны мне сказать. Стелла опускает взгляд, впервые замечая бриллиант на моем безымянном пальце левой руки, и это полностью завладевает ее вниманием, прерывая все, что они собирались сказать.
-Иисус, Мария и Иосиф, - говорит она, притягивая мою руку ближе к своему лицу. - Он чертовски огромный.
-Держу пари, это не единственная огромная вещь...
-Хватит! - Папа огрызается, подходит и хватает Ариану за запястье, выкручивая его назад, когда оттаскивает ее от меня.
Мой взгляд метнулся к Кэлу, который молча отступил, засунув руки глубоко в карманы костюма. Эта мышца под его глазом беспорядочно дергается - единственный признак того, что его вообще что-то беспокоит.
Или, может быть, его беспокоит не столько то, как ведут себя мои родители, сколько тот факт, что он здесь и вообще вынужден терпеть все эти взаимодействия.
-С меня хватит позора, нанесенного вашей семье, - говорит папа, выходя из комнаты и увлекая Ариану за собой. - Ты будешь ждать Отца Сабино на крыше.
-На крыше? - Она прижимается к нему, когда он ведет ее вверх по винтовой лестнице. - Что ты собираешься сделать, столкнуть меня?
-Не будь такой чертовски драматичной, Ариана. Тебе повезло, что я не отправил тебя в монастырь после всего, что ты натворила.
Их крики эхом отражаются от стен, отскакивают от потолка и возвращаются к нам, прежде чем затихнуть и полностью исчезнуть. Стелла неловко ерзает, оглядываясь через плечо на маму.
Вздохнув, мама делает шаг вперед и кладет руку Стелле на плечо. Это своего рода утешительный жест, который я могла бы получить несколько месяцев назад, но не теперь, несмотря на истории, которые я слышала о том, как сильно мама скучала по мне все это время.
Когда она полходит ближе к Стелле, я сдвигаю ногу в сторону и придвигаюсь к Кэлу, находя утешение в крепком ощущении его тела напротив моего и в этом аромате корицы и виски, который каким-то образом пропитывает его.
Мама замечает это движение и, прищурившись, смотрит на меня.
-Стелла, carina (п.п.: от итал. Милая), почему бы вам не сбегать наверх и не подготовиться к некоторым из твоих выпускных экзаменов? Я уверена, что эссе по всемирной истории не напишется само по себе.
Стелла усмехается.
-Если бы только. - Она колеблется мгновение, глядя на меня сомневающимся взглядом, как будто не уверена, стоит ли ей оставлять меня.
-Я уверена, что твоя сестра все еще будет здесь завтра, - говорит мама, подталкивая Стеллу к лестнице. - А теперь иди.
В последний раз обняв меня, Стелла исчезает в том же направлении, куда ушли папа и Ари, и несколько минут единственным звуком остается глухой стук ее кроссовок. Затем дверь захлопывается, и внезапно мы остаемся только втроем, погруженные в тишину.
Материал принадлежит группе
Копирование материалов строго запрещено.
ГЛАВА 31
Кэл
Я ПОЗВОЛЯЮ тишине, наполняющей гостиную Риччи, на мгновение впитаться в мою кожу, ценя ее, пока могу, осознавая, что Кармен умеет разрушать вещи.
Если бы сердца были сделаны из стекла, оставшиеся кусочки моего были бы зазубренными и расколотыми, их совершенно невозможно было бы склеить обратно.
Ее круглые глаза мечутся между Еленой и мной, как маятник, который я сломал несколько недель назад, пытаясь решить, кого из нас разорвать первым. Напряжение туго скручивается у меня в животе, вырывая дыхание из легких, поскольку оно занимает больше места, чем необходимо.
-Почему бы вам двоим не присесть, - предлагает Кармен, указывая на диван, с которого мы только что встали.
Ее голос, как гвозди по классной доске, заставляет мою руку дернуться в сторону Елены, зудя, чтобы звук прекратился раз и навсегда.
-Нет, спасибо. - Мой рот приоткрывается, чтобы сказать то же самое, но комнату заполняют слова Елены, вызывающие шокированный взгляд ее матери.
-Неужели Кэллум испортил манеры моей милой, невинной дочери? - говорит Кармен, свирепо глядя на меня. - Присаживайся, bambina. Прояви немного уважения к своей матери.
-Так же, как ты уважала мой брак, распространяя слухи и лгала таблоидам о его природе?
Нахмурившись, Кармен некоторое время ничего не говорит, и я практически вижу, как в ее мозгу крутятся шестеренки, придумывая, как ей поменяться ролями и выставить себя жертвой.
У нее этот гребаный блеск в глазах; тот, который вспыхивал каждый раз, когда она появлялась в любом доме, который я снимал, рыдая с размазанной по щекам тушью, умоляя меня простить ее за слабость, когда дело касалось ее мужа.
Это всегда было "Детям нужен папа" и "Он выследит меня и убьет, если я уйду". Все что угодно кроме правды, которая заключалась в том, что она никогда в действительности не собиралась оставлять Рафаэля.
У нее был свой торт, и она тоже хотела его съесть.
-Я не уверена, что именно твои сестры рассказали тебе о моей реакции на твою... бурная свадьбу, но уверена, что это сильно преувеличено. - Кармен устраивается в мягком кресле, закидывая одну ногу на другую, стратегически закатывая лодыжку, чтобы ее нога казалась длиннее через разрез халата. - Возможно, если бы ты отвечала на мои звонки и смс, Елена, ты бы об этом знала.
-У меня есть сообщения, в которыхговорится о том, как ты хочешь спасти меня, - говорит Елена, потянув телефона, откуда из чашечки бюстгальтера, открывая поток текстов. Она пролистывает их, зачитывая вслух каждую просьбу и обещание Кармен.
-Ты хочешь сказать, что я была не оправдана, учитывая все обстоятельства? Тебя вырвали с корнем из твоей жизни. Матео… - Она понижает голос, хотя никто вокруг ничего не собирается говорить. - Мертв. Я беспокоилась за твою безопасность.
-Я никогда не была в опасности. Папа подписал долбаное свидетельство о браке.
Бокал с вином Кармен останавливается на пути к ее красным губам, брови приподнимаются.
-Scusi (п.п.: от итал. Извини)?
-Боже, разве он тебе не сказал? - спрашивает Елена, и я внезапно чувствую слабость впервые с момента моего первого удара.
Горло работает, когда она сглатывает, глаза Кармен устремляются ко мне, в них отражается боль, все еще пытающаяся окликнуть меня.
-Это правда. - Я пожимаю плечами, игнорируя боль, скопившуюся в ее радужках.
Поставив свой бокал на кофейный столик перед собой, она прижимает пальцы к губам, ее взгляд блуждает, расфокусировавшись, когда она погружается в свои мысли. Вероятно, пытается понять, как она может использовать эту новую информацию против нас.
-Это невозможно, - наконец решает она, слегка покачав головой. - Твой отец просто так не позволил бы тебе выйти замуж за Кэллума.
-Ну, мама, он позволил, и когда Кэллум снова уедет из Бостона через несколько дней, я вернусь с ним, - огрызается Елена, ее тело выпрямляется, как лента, которую растягивали слишком тонко, слишком много раз.
Кармен моргает.
-Ад какой-то.
Не давая ей сказать больше ни слова, Елена разворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Секундой позже входная дверь с грохотом закрывается, эхом отражаясь от потолка.
Стиснув зубы, Кармен пристально смотрит на меня. Она вскакивает на ноги, и я поднимаю руку, останавливая ее.
-Я бы не советовал подходить ближе.
-Что ты собираешься делать? Убить меня? - Смеясь, она проводит дрожащей рукой по волосам, высвобождая несколько прядей из того места, где они застряли в воротнике ее халата. - Удачи в том, чтобы Елена простила тебя.
Мои руки вибрируют, пальцы сгибаются вокруг пустого воздуха, когда я делаю шаг вперед. Обычно у меня нет особого желания причинять вред; для меня это всегда было скорее необходимостью, способом поддерживать определенный уровень уважения среди моих сверстников и в течение долгого времени единственным источником дохода и связей.
Я не люблю легкомысленно отнимать жизни. Это похоже на жульничество.
Я хочу, чтобы люди заслужили свою смерть от моих рук. Это делает их мольбы о пощаде гораздо более приятными, когда им отказывают.
И хотя Кармен определенно заслужила свое место в Аду, по крайней мере, по моему мнению, на самом деле у меня нет причин уничтожать ее.
Неважно, как сильно мои кости болят из-за этого шанса.
-Она бы просила, - говорю я ей, уголки моих губ приподнимаются. - Пара скачков на моем члене, и она бы совсем забыла о своей холодной, мстительной сучке матери.
Кармен только ухмыляется, и этот жест приводит меня в бешенство. Мои волосы встают дыбом, жар прокатывается по моей спине, как огонь по травянистому полю, в то время как желание обхватить пальцами ее горло и сжимать до тех пор, пока ее глаза не вылезут из орбит, становится немного подавляющим.
Я щипаю себя за бедро, пытаясь успокоить кровь, напоминая себе, что она просто делает все это нарочно.
-Ты не сказал ей, не так ли? - спрашивает она, выгибая бровь. - Я отдаю тебе должное, она очень податливая девушка. Нетерпеливая и готовая, такой ее воспитал Рафаэль. Но я не думаю, что она простила бы тебя за то, что ты спал с ее матерью.
-Скажешь ей, и я перережу твою гребаную глотку.
Прищелкнув языком, Кармен отворачивается и возвращается к креслу. Она берет свой бокал с вином, делает большой глоток, садится и снова скрещивает ноги.
-Как бы я ни была уверена, что тебе бы этого хотелось, мы оба знаем, что ты этого не сделаешь. Я знаю этот взгляд твоих глаз, Кэллум. Ты заботишься о Елене. Более того, тебе небезразлично, что она о тебе думает, и я знаю, мы оба знаем, что из чего-то подобного пути назад нет.
Когда я ничего не говорю, чтобы опровергнуть сказанное, зная, что она все равно просто исказит мои слова, она смеется, запрокидывая голову, как будто все это какая-то большая гребаная шутка.
-Ну, - говорит она, делая еще один глоток и вытирая рот тыльной стороной ладони. - Тогда, думаю, тебе лучше добраться до нее раньше меня.
Я обдумываю последовательность убийства Кармен Риччи тремя разными способами, прежде чем выхожу из ее дома, намереваясь найти Елену. Она устроилась на заднем сиденье внедорожника, бесцельно листает свой телефон и жалуется Марселине на свою мать.
Окно приоткрыто, возможно, для того, чтобы проветрить салон после кратковременного дождя, и останавливаюсь, прежде чем открыть дверь, тихо прислушиваясь.
-...и, честно говоря, она все время ведет себя так чопорно и корректно, а потом сегодня вечером моя сестра говорит мне, что у нее был роман? Какого черта? Моей маме даже не нравится, когда мужчины носят носки на лодыжках, потому что она говорит, что это нескромно, но она обманывала моего отца? И хочет судить меня?
Она выдыхает, и Марселин сидит в своем обычном каменном молчании, время от времени прерывая рассказ Елены.
Взявшись пальцами за ручку, я рывком распахиваю дверь, открывая мою жену, которая прислонила ноги к противоположному окну, лежа на спине и уставившись в свой телефон. Она закатывает глаза, глядя на меня с ног до головы.
-Она все еще дышит? - спрашивает она, и этот вопрос, как ножевая рана в моей груди, доказывает, что Кармен права.
Елена, наверное, не простит меня.
-Твоя мама вполне жива, - говорю я, просовывая руки ей под спину и приподнимая ровно настолько, чтобы я мог скользнуть под нее. Она ворчит, когда я делаю большую часть работы, ее тело обмякает и прижимается к моему, как только я ее отпускаю.
Вздыхая, Елена опускает руки, прижимая телефон к груди.
-Все пошло не так, как я надеялась.
Я запускаю пальцы в ее волосы, моя грудь сжимается из-за нее.
-Я знаю.
-Наверное, я виновата в том, что у меня были ожидания. - Ее голос прерывается в конце предложения, и она делает глоток воздуха, поворачиваясь так, чтобы оказаться лицом к спинке сиденья. - Твоя мама была нормальной?
-Нормальность понятие относительное, я думаю.
Елена напевает, закрывая глаза, когда ее нос касается кожаного сиденья.
-Ну, условно говоря, я думаю, что моя мать сумасшедшая.
Фыркая, я выдерживаю секунду, прежде чем ответить, щемление в моем сердце перерастает в тупую боль, во что-то, от чего я никак не могу избавиться.
Потому что я не могу перестать задаваться вопросом, что Елена должна думать обо мне.
Позже раздается стук в дверь пентхауса, который мы снимаем во время нашего пребывания в Бостоне; Елена растянулась на кровати, тяжело дыша и дергаясь в каком-то сне, поэтому я тихо выскальзываю, надеясь, что она не услышит, как я ухожу.
Когда я открываю дверь, я нисколько не удивляюсь, обнаружив Рафа, стоящего с другой стороны и курящего сигару, хотя в коридоре висит жирная табличка "НЕ КУРИТЬ".
Я думаю, что некоторые вещи действительно не меняются.
Мы стоим так несколько мгновений, просто уставившись друг на друга, пока, наконец, он не ломается первым.
Он всегда ломается первым.
-Ты не собираешься пригласить меня войти?
-Нет, - категорично отвечаю я.
Его лицо морщится, и он вынимает сигару изо рта, выпуская струю дыма в мою сторону.
-Знаешь, раньше ты уважал порядок вещей. Привык понимать, что я твой босс, а не наоборот.
-Ты не мой босс, Раф. Я уже несколько месяцев не выполнял для тебя никакой работы, не собирал разведданные и не лечил никого из твоих людей. Я больше на тебя не работаю.
-Это не так работает, - огрызается он, указывая на меня окурком сигары. - Ты не можешь просто так уйти. Существуют соответствующие протоколы. Клятвы, которые нельзя нарушить.
Я пожимаю плечами.
-Звучит как семейная проблема. Передай им мои соболезнования.
-Ты не так непобедим, как, кажется, думаешь, Андерсон. Не забывай, что я создал тебя.
Ухмыляясь, моя рука тянется к двери, и я начинаю ее закрывать, моя терпение на дерьмо ограничена.
-О, я не забуду.
Он ругается себе под нос, когда дверь со щелчком встает на место, и я остаюсь там на мгновение, чтобы посмотреть, собирается ли он постучать снова. Прежний Раф никогда бы не позволил чему-то подобному пройти без боя, но, возможно, возраст настигает его.
Или, может быть, он запланировал что-то похуже.
Однако хуже того, что я для него запланировал, быть не может.
Я возвращаюсь в спальню и проскальзываю под одеяло, опершись локтем на подушку, и смотрю на свою жену сверху вниз, убирая прядь мокрых от пота волос с ее щеки. На экране моего телефона вспыхивает сообщение, Вайолет снова отклоняет мой последний банковский перевод.
-Гордость предшествует падению, - бормочу я себе под нос, открывая безопасное банковское приложение, которое я настроил через "Айверс Интернэшнл", отменяя все будущие платежи, которые запланировал внести на ее счет.
Затем пишу поверенному по недвижимости моего дедушки, сообщая, что я в Бостоне и хочу назначить встречу, чтобы полностью ликвидировать траст фонд.
ГЛАВА 32
Елена
На следующий день я ВСТРЕЧАЮСЬ со своими сестрами и Лоренцо, их телохранителем, за поздним завтраком в высококлассной закусочной в гавани, и на какое-то время мне кажется, что все почти как в старые добрые времена.
Они сидят за столом напротив меня, волосы Арианы собраны в пучок, а рукава ее светло-голубой блузки подвёрнуты на локтях. Стелла тем временем заправляет волосы за воротник своей рубашки на пуговицах, склоняясь над тарелкой, пока Ари рассказывает о каком-то голливудском скандале, затмевающем новости о моем “большом возвращении”
-...и я просто говорю, что мужчины, которые так громко защищают права женщин, всегда первыми обвиняются в сексуальных домогательствах. Они слишком хороши, чтобы быть правдой.
Стелла усмехается, кусочки яйца вылетают у нее изо рта.
-Ты не веришь в историю этой девушки, не так ли? Они встретились однажды ночью в Нью-Йорке, и ему просто нужно было заполучить ее? Она маленькая ничтожество из Мэна, а он рок-бог; почему он выбрал ее?
Ари бросает в нее кусочек рогалика.
-Я выбираю верить жертве, глупая.
-В Америке существует презумпция невиновности, - говорит Стелла, качая головой. - И не веди себя так, как будто ты не пела последний сингл Эйдена Джеймса еще на прошлой неделе. Знаешь, я слышу тебя в душе.
Мы расправляемся с яйцами, обильным количеством бекона из индейки и бесконечными бокалами игристого сидра, прежде чем кое-кто не вспоминает маму.
Я. Я вспоминаю ее.
-Вы, ребята, сказали, что она была подавлена, - говорю я, указывая на Ариану вилкой. - Что она хотела, чтобы я вернулась домой.
Ари пожимает плечами, откусывая кусочек датского сыра. - Так и было , клянусь. Бывали дни, когда она даже не выходила из своей комнаты. Не знаю, почему она так грубо вела себя прошлым вечером.
-Может быть, она ревнует (п.п.: здесь и ранее в тексте используется «jealous», что в с англ. может означать как завидовать , так и ревновать), - говорит Стелла, пожимая костлявыми плечами.
Уже второй раз, когда кто-то высказывает подобное предположение за последние двадцать четыре часа, и мне не нравится, что все, кажется, улавливают что-то совершенно невидимое для меня.
-Из-за чего?
-Не знаю. - Стелла щурится на меня сквозь очки, поджимая губы. - Из-за твоего выбора, полагаю? Ты знаешь, какая мама; теперь представь, что ты застряла в жизни из-за того, кем является твоя семья, и никогда из нее не выберешься. Как только ты застряла, ты застряла.
-Мы все застряли в этой жизни, - говорю я.
-Разве? - Стелла берет свои очки, надвигая их на линию роста волос. - Не ты ли провела последние несколько месяцев на острове, полностью удаленном от любой семейной драмы где твой невероятно опасный, тревожно красивый муж угощал тебя вином и едой?
Нахмурившись, я ковыряюсь в остатках яиц.
-Это не было похоже на то, что я взяла отпуск. Я...
Замолкая, я понимаю, что мои сестры технически не знают всех подробностей причин моего брака с Кэлом. И я не совсем уверена, что сказали им наши родители, поэтому решаю прояснить ситуацию раз и навсегда, надеясь, что это избавит меня от огромного груза, давящего на грудь.
-Кто-то записал нас с Кэлом в первый раз, когда мы переспали.
Ари хихикает.
-Первый подразумевает, что был второй, и третий, и...
Стелла обнимает Ари за шею, зажимая ей рот ладонью.
-Мы уже знаем об этом. Папа, не теряя времени, рассказал всем, как Кэл соблазнил тебя. Не то чтобы ты нуждалась в сочувствии в глазах общественности, будучи похищенной и все такое.
Раздражение вспыхивает у меня внутри, но я игнорирую его, откладывая вилку.
-Ладно, хорошо. Люди, которые засняли нас, шантажировали папу и Кэла, и они хотели, чтобы я вышла замуж за Кэла... Я полагаю.
Моргая, я опускаю взгляд на золотую скатерть, покрывающую стол, понимая, что мои собственные детали на оптике размыты.
Избавляясь от жуткого чувства, продолжаю:
-Как бы то ни было, я не знаю точных подробностей, но суть в том, что кто-то вынудил нас обоих вступить в брак. Может быть, Кэл не подходил ко всему наилучшим образом, но мы оба жертвы.
-Ах, вот как? - спрашивает Ари, отталкивая руку Стеллы. - Я имею в виду, вот почему ты вышла замуж, но... что заставляет тебя оставаться замужем? - Она тянется за клубникой на своей тарелки и кладет ее в рот. - Вы определенно не похожи на жертву.
Мой рот немедленно приоткрывается, рефлекторный ответ вертится на кончике языка, прежде чем ее слова полностью осмыслятся. Сжав губы, я откидываюсь на спинку стула, мой живот опускается на колени.
Стелла быстро меняет тему, двигаясь дальше, прежде чем я успеваю ответить Ариане, чтобы спросить о курсе физики, который она посещает летом в Гарварде, ее пятнадцатилетнему мозгу, очевидно, наскучили разговоры о браке. Но Ариана наблюдает за мной на протяжении всего позднего завтрака, молчаливая и невозмутимая, и мне интересно, видит ли она то, что я так отчаянно пытаюсь скрыть.
Правду.
***
УЖИН с моей семьей - это большое дело.
Я не уверена, связано ли это с итальянским наследием или с тем фактом, что это была единственная пища, которую папа когда-либо ел, но мама всегда готовила хорошие блюда после того, как целый день использовала бумажные тарелки, и готовила еду, подходящую для армии.
В следующий раз, когда мы идем в дом моих родителей, в вечер выступления Арианы, ужин больше похож на интимное мероприятие, чем на массовый пир, которым он был когда-то.
Мы с Кэлом выходим во внутренний двор через кухню, отмечая мерцающие огни, развешанные повсюду, кажущиеся карликами по сравнению с городским горизонтом прямо за ними. Стол накрыт свадебным фарфором мамы, как будто такая организация имеет большее значение, хотя сервировка стола только для нас семерых.
Я не могу вспомнить ни одного случая в истории семьи, когда бы мы ели менее чем с восемью людьми. Если не группа девочек из школы, чьи родители еще не поняли, в чей дом они идут, то любое количество других членов семьи. Иногда мы даже принимали у себя некоторых дипломатов, каждая дочь Риччи надевала свое лучшее платье и самую фальшивую улыбку, чтобы папа мог притвориться, что все в порядке, когда дело касалось бизнеса.
Отсутствие привычного сейчас заставляет меня чувствовать себя неловко, и я останавливаюсь прямо на пороге, не зная, хочу ли быть здесь, или нам следует просто собрать вещи и отправиться домой. Продолжить жить в нашем маленьком пузыре.
С тех пор как я осознала это в самолете, мои чувства к Кэлу сместились на передний план моих мыслей, заслоняя все остальное, пока я не начала жить, дышать и истекать кровью ради этого человека.
Я даже не уверена, есть ли в этом смысл, поэтому держу это чувство при себе, боясь, что тайно сломленное существо передо мной на самом деле не хочет, чтобы этот брак продолжался.
Боюсь того, что это будет означать, если на самом деле оно так и есть.
Кэл останавливается прямо передо мной, кажется, чувствуя, что я больше не рядом с ним. Он поворачивается, нахмурив брови, и встает передо мной.
-Елена?
Качая головой, я пытаюсь рассеять внезапный туман, окутывающий мой мозг, как будто испарившаяся тревога снова нашла пристанище в моем теле.
-Я.. Я не очень хорошо себя чувствую.
Мгновение он ничего не говорит. Просто моргает, глядя на меня сверху вниз, пока мое беспокойство частично не объясняется его изучением. Наконец, он разглаживает рукой перед своего черного сшитого на заказ костюма, оглядываясь через плечо на то, как мои сестры наклоняются друг к другу, заговорщически перешептываясь.
-Хочешь уйти?
Прикусив уголок губы, я обдумываю предложение, чувство вины давит мне на плечи. Как возможно, что место, люди, к которым я когда-то стремилась, теперь кажутся единственным проклятием моего существования?
-Скажи только слово, малышка, и я верну тебя в Аплану прежде, чем ты сможешь сделать свой следующий вдох. - Он делает несколько шагов вперед, свет падает на его красивое лицо. - Представь, как нам было бы весело.
Я почти сдаюсь. Было бы так легко притвориться больной и позволить Кэлу забрать меня туда, где остальной мир перестает существовать.
Влюбиться друг в друга и притвориться, что все это не обречено.
Впрочем, слишком просто. После того, как мама повела себя, когда я ушла в первый раз, она ни за что не позволила бы мне уйти спокойно. Она, наверное, сожгла бы Бостон дотла, только чтобы держать меня под своим крылом, милую маленькую куклу, которую она может наряжать и манипулировать вечно.
Поэтому вместо того, чтобы принять предложение Кэла, я снова качаю головой, выпрямляя позвоночник до тех пор, пока он не затрещит.
-Я заставила тебя прийти сюда. Будет справедливо, если не доведу дело до конца, верно?
Его рот изгибается вниз, мышца под глазом пульсирует.
-Ты ничего не заставляла меня делать. Я пошёл на это, потому что...
-Ужин подан!
Один из личных поваров моих родителей толкает тележку через французские двери, подкатывая к накрытому столу. Бабушка и папа входят следом, папа занимает свое обычное место во главе стола. Обычно мама садилась на противоположном конце, а все остальные находили место между ними, но Кэл подходит к столу и плюхается в мамино кресло.
Стелла и Ариана замирают, поднимая головы, когда он садится. Я чувствую жар их взглядов на себе, но не могу оторвать свой от мужа, желудок сжимается до тех пор, пока не начинает подниматься желчь, обжигая мою грудь натиском.
Боже, это будет долгая ночь.
Бабушка тихо садится по другую сторону от Стеллы, похлопывает ее по локтю и говорит, что букатини all'Amatriciana пахнет потрясающе. Папа и Кэл сцепились в состязании в гляделки, хотя это начинает казаться чем-то большим.
Чем-то, о чем они мне не говорят.
Обычно мы ждем, пока все гости не сядут за стол, и, поскольку мама еще не пришла, все Риччи откидываются на спинки своих кресел, потягивая напитки или намазывая булочки маслом.
Кэл, однако, тянется к центру стола, снимает клош с блюда для пасты и накладывает себе тарелку.
Занимая место слева от Кэла, я разворачиваю салфетку и кладу ее себе на колени. Мой голос приглушен, когда я говорю, едва слышен, но Кэл наклоняется и слушает, засовывая вилку букатини в рот.
-Почему ты сейчас участвуешь в каком-то соревновании по измерению члена с папой?
-Мой больше. Соревнование окончено. - Он засовывает салфетку за воротник рубашки, прочищает горло, не отводя взгляда с моего отца.
Я корчу гримасу.
-Фу. Что между вами двумя происходит? Тебя не беспокоит, как это может выглядеть для Старейшин?
-Как это может выглядеть?
Я пожимаю плечами, двигая руками в круговом жесте.
-Так. Ты подрываешь его контракт с ”Болленте Медиа", женишься на дочери, которую он им обещал, а теперь очевидная борьба за власть?
-Здесь не должно быть никакой борьбы за власть, малышка. У твоего отца ее нет. - Наконец, Кэл смотрит на меня, его глаза пылают, заставляя жар разливаться между моими бедрами. - Единственный, кто здесь имеет хоть какую-то власть, особенно над тобой, - это я. Твой муж.
Его слова заставляют мое горло сжиматься, хотя они звучат смутно угрожающе по своей природе; его тон, однако, источает секс, и хотя мой мозг изо всех сил пытается справиться с каждой эмоцией, прокатывающейся по моему телу, есть та, за которую он цепляется.
Как знакомый друг, появляется возбуждение и пересиливает все остальное, заставляя меня забыть, на что я только что жаловалась.
Сжимая бедра вместе, я ерзаю на стуле, тянусь за стаканом воды, стоящим передо мной. Я делаю глоток, не сводя глаз с Кэла, пока папа не прочищает горло, привлекая мое внимание.
-Bambina, - говорит папа своим со скотчем в руке. - Как дела в учебе?
Моя рука застывает в воздухе, и я задыхаюсь, чуть не роняя стакан. Делаю еще один глоток, выигрывая несколько секунд, пока наскребаю ответ.
-Я... бросила.
Ладно, не очень удачное спасение, но неважно.
Его глаза расширяются, и он ставит свой стакан обратно на стол.
-Perché? (п.п.: от итал. Почему)
Я чувствую, что Кэл наблюдает за мной, но смотрю прямо на Папу.
-Я больше не хотела этим заниматься. Преподавание литературы меня не интересует.
-Понятно. - Ноздри папы раздуваются, и он постукивает кольцом большого пальца по своему стакану. - Я полагаю, ты не подумала сообщить человеку, находящемуся на крючке твоего студенческого кредита, что ему придется заплатить за него раньше, чем он думал?
Стыд заливает мое лицо, обжигая, когда он хлещет по моей коже. Ариана и Стелла пристально смотрят на стол, в то время как бабушка допивает остатки своего вина.
-Не обращая внимания на тот факт, что я с самого начала сказал, что школа - это не твоя судьба. Но ты не хотела мне верить. Пришлось учиться на собственном горьком опыте и в процессе облажаться.
Кэл застывает рядом со мной, пальцы сжимают вилку так крепко, что костяшки пальцев белеют. Моя нога отталкивается, прижимаясь к его ноге в безмолвной мольбе не отправлять посуду в горло моего отца.
-Прости, папа, - тихо говорю я, гнев в его взгляде оживляет прежнюю тошноту; она взрывается, как пар, расширяющийся, чтобы заполнить форму вместилища, и я хватаюсь за край стола, пытаясь остановить рвоту, поднимающуюся в моем пищеводе. - Я даже не думала об этом.
-Конечно, ты не думала, потому что ты все еще незрелая, эгоистичная маленькая девочка.
Мамин голос прерывает тихий гул атмосферы внутреннего дворика, и на этот раз я слышу злобу в ее словах. Которая совершенно не скрывается в ее тоне, и когда она обходит стол в ярко-красном вечернем платье длиной до пола, я вижу, что написано у нее на лице.
Женщина, которая помогла мне подготовиться к свадьбе, и женщина, стоящая здесь сейчас, - это не один и тот же человек.
Ни капельки.
Кэл отталкивается от стола, заставляя посуду звенеть от силы. Убийство обводит его темные глаза, зажигая в них огонь.
-Кармен.
Она усмехается, приподнимая бровь, поднося бокал с вином к губам.
-О, да ладно тебе, Кэл. Я знаю свою дочь. Она - настоящий сторонник старого воспитания, ты не находишь?
Вздыхая, папа потирает висок.
-Кармен, что ты делаешь?
Сидя в кресле рядом с ним, она широко улыбается, растягиваясь на лице так широко, что это выглядит болезненно. Она взбалтывает вино в своем бокале, указывая на моих сестер.
-Девочки, почему бы вам не отвести бабушку в ее комнату вздремнуть? Мы ведь не хотим, чтобы она заснула на концерте.
Ариана фыркает.
-Я не хочу пропустить, что бы это ни было.
Но Стелла толкает ее локтем, поднимая из-за стола; они окружают бабушку с обеих сторон, ловя ее, когда она падает вперед в своем пьяном ступоре.
-Я собиралась тебе сказать, - говорю я, ставя свою воду на стол. - Это просто как-то вылетело у меня из головы вместе со всем остальным.
-Да, - мама говорит, откинувшись на спинку стула, - трудно запомнить важные вещи, например, кем является твоя семья, когда ты слишком занята, раздвигая ноги для первого человека, притворившегося, что он заботится о тебе.
Мое лицо нагревается, желчь царапает и цепляет за основание горла, раздражение перетягивая вместе с ним.
-Что в этом плохого? В конце концов, он мой муж.
-Потому что твой отец хотел, чтобы он был подальше от меня.
ГЛАВА 33
Елена
Заявление МОЕЙ МАТЕРИ проносится в воздухе, как автокатастрофа в замедленной съемке, останавливая время, когда мир одновременно взрывается вокруг нас.
При ударе мои ребра раздавливаются, разлетаются на миллион маленьких кусочков и уносятся в кровотоке. Сердце похоже на надутый воздушный шарик, лопающийся, когда его растягивают до предела, и я пытаюсь проглотить боль в горле, когда мои глаза находят глаза Кэл, надеясь на какой-то намек на то, что она лжет.
Что она просто пытается влезть мне под кожу и заставить меня чувствовать себя плохо из-за того, что я бросила ее.
Стиснув челюсти, Кэл встречает мой пристальный взгляд, глаза настороженные, но ясные. Его плечи слегка опускаются, а кадык подскакивает, и я быстро опускаю взгляд на стол, чувствуя, как слезы жгут мои веки от его молчания.
Это знак. Признание.
Просто не тот, на который я надеялась.
-Manache, - ворчит папа, рисуя воображаемый крест на груди. - Мое решение не имело никакого отношения к тому, что ты трахалась с ним много лет назад, Кармен.
Мама цокает языком, делая большой глоток вина. Ее рука дрожит, когда опускается, и я не могу не задаться вопросом, не смешивает ли она, как, похоже, делают другие жены мафии, полагаясь на хороший химический коктейль, чтобы пережить свою несчастную жизнь.
-О, дорогая, я раскрыла кое-что из грязного белья Кэллума? Вы двое просто выглядели так... уютно вместе, я не могла понять, что он еще не рассказал тебе о нашем романе.
Наш роман.
Эта фраза горька у меня на языке, как будто откусила еще не совсем созревший фрукт, и все потому, что могла быть терпеливой. Еще один день, немного дополнительного самоконтроля, и, возможно, откусила бы что-нибудь сочное и восхитительное.
Вместо этого остаеюсь с унылым привкусом своих ошибок, удивляясь, почему мужчина, в которого влюбилась, разделяет что-то с другой.
Тем более с моей матерью.
У меня руки чешутся обхватить ее за шею и сжать за то, что она так легкомысленно назвала его полным именем. Как будто она вообще этого заслуживает.
Даже не зная подробностей, я знаю, что это не так.
-За исключением того, что я сказал тебе прошлой ночью, что она не знала. - Голос Кэла - горячее лезвие для моей кожи, покрытое ржавчиной, когда оно пронзает меня.
-Неужели говорил? - Она пожимает одним плечом, напевая. - Должно быть, вылетело из головы. Мы говорили о стольких вещах.
Глядя на впадинку на шее Кэла, по которой провела языком больше раз, чем могу сосчитать на данный момент, я облизываю губы, боясь подняться еще выше.
-Когда ты говорил с моей матерью?
Он кладет ладони на стол, его обручальное кольцо поблескивает на свету.
-Прошлой ночью, сразу после того, как ты вышла на улицу.
-Ах, да, когда ты так любезно бросила его в мои ожидающие объятия.
-Кармен, - огрызается папа, проводя рукой по лицу. - Какого хрена ты творишь ?
-Единственный способ, которым я был бы брошен в твои объятия, - это если бы их оторвали от твоего тела и подожгли, - говорит Кэл, скручивая пальцы. - И даже тогда, это было бы для того, чтобы я мог присоединиться к тебе в загробной жизни и лично бросить тебя на пороге сатаны.
В его голосе слышна ненависть, яд слетает с кончика языка, но я выросла на принципе мысли, что любовь и ненависть - это всего лишь две стороны одной медали. Единственной разницей были обстоятельства, и когда мои глаза метались между Кэлом и моей матерью, один - бешеный зверь, готовый уничтожить свою добычу, другой - голодный хищник, жаждущий попировать, я понимаю, что не могу точно сказать, где эти двое находятся в отношении этой монеты.
-Ты спал с моей матерью? - спрашиваю я, мой мозг все еще пытается переварить услышанное.
-Ну, там никогда не было много сна, если ты понимаешь, что я имею в виду, - бормочет мама, смеясь над собственной шуткой, хотя все остальные во внутреннем дворике остаются жутко неподвижными, в одном комментарии от полного уничтожения. - Я, конечно, надеюсь, что вы двое лучше разбираетесь в контрацепции, чем мы, потому что я вам скажу. Этот человек очень силен, если вы понимаете, что я имею в виду. - Она икает, подтверждая мне, что она, по крайней мере, немного под кайфом, хотя это, конечно, не уменьшает боль. - Упс, я что, повторила это дважды?
Подтекст тяжело повисает в воздухе между нами четырьмя, скисая в моем желудке, угрожая вытолкнуть содержимое. Мое горло сдавливается, тяжесть этого откровения сжимает меня своими когтями, пока я не начинаю хватать ртом воздух для следующего вдоха и молиться, чтобы он никогда не вышел в голову.
-Господи Иисусе, ты действительно стерва. - Кэл отрывает салфетку от горла, бросает ее на стол, встает на ноги и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. - Елена. Могу я, пожалуйста, побыть с тобой наедине минутку?
-Не думаю, что она снова куда-нибудь пойдет с тобой, Кэллум. - Мама выплескивает свое вино в его сторону, свирепо глядя. - Держись подальше от моей маленькой девочки.
Я смотрю на центральную часть стола, позволяя своим глазам потерять фокус в ярком свете георгинов и лилий. Цветы, которые я получила бы на своей свадьбе или похоронах, их присутствие сейчас иронично, так как я никогда не была так уверена, что умираю.
И все же, вот на что похоже разбитое сердце; это когда кто-то лезет тебе в грудь и вырывает орган из твоего тела, за исключением того, что не используют никаких инструментов или не заботятся о том, чтобы сделать извлечением чистым. Они дергают и крутят до тех пор, пока он не освободится, оставляя за собой все порванные мышцы и ткани, вены разливаются, и больше им некуда перекачивать.
Это внутренняя, ослепляющая боль, которая вспыхивает в ране выползает наружу, проверяя воду, чтобы понять, сколько ты можешь выдержать.
Предательство скользит, как лава, по моему позвоночнику, уничтожая все на своем пути. Глядя на Кэла, я поражаюсь тому, как мгновенно может измениться весь взгляд на человека, когда представят новую информацию о нем.
Когда я почувствовала шрамы на его теле, доказывающие, что он всю жизнь совершал злодеяния, я увидела человека, запертого в теле монстра.
Когда я увидела фотографии его мамы и сестры, мое сердце заболело за мальчика, у которого никого не было, который вырос и заполнил трещины в своей душе всеми крохами внимания и привязанности, которые он мог получить.
Теперь все, что я вижу, - это лжеца.
Мужчину, которого я даже не узнаю; его фигура превращается в зловещее существо, пока я молча смотрю на него, все еще надеясь, что он опровергнет то, что говорит моя мать. Что я не была его неряшливым секундантом, его единственным вариантом.
Его частью мести.
Мертвая ты мне не нужна, малышка.
Полагаю, это и есть разгадка тайны.
Медленно отодвигая свой стул от стола, я не отрываю взгляда от своего стакана с водой, отказываясь смотреть на кого бы то ни было, опасаясь мгновенного срыва.
-Я не хочу опаздывать на концерт Ари.
Ощущаю на себе три пары глаз, чувствую удивление от всех них.
-Елена, - говорит папа, и я слышу, как его стул скрипит по полу, скрипит, когда он встает. - Нам, наверное, стоит поговорить об этом...
Качая головой, я сжимаю губы, боясь того, что может вырваться, если мне представится малейшая возможность. Рыдание щекочет заднюю часть горла, и неважно, сколько раз я пытаюсь подавить его, оно отказывается, поселяясь там, как агония, требующая моего внимания.
Тот, кто сказал, что стадии горя применимы не только к смерти, был в чем-то прав.
Развернувшись на каблуках, я обошла свой стул и направилась обратно в дом, проходя через кухню. Схватив сумочку и пальто с дивана в гостиной, почти добиралась до входной двери, прежде чем чья-то рука схватила меня за запястье и дернула назад.
-Не смей покидать этот дом, не поговорив со мной, - огрызается Кэл, разворачивая меня так, чтобы я была лицом к нему. - Мы не оставим это дерьмо как есть.
Пытаясь вырваться из его хватки, я рычу:
-Мы ничего не сделаем. Не говори мне открыться о том, что я чувствую, когда ты лгал мне все то время, будто я тебя знаю.
-Когда было бы подходящее время поднять этот вопрос? Я не мог очень хорошо зарыться в твою киску и случайно вспомнить тот факт, что я видел твою мать в подобном состоянии.
Фраза обжигает, когда она ударяет меня по лицу, хуже, чем если бы он просто убил меня на месте. По крайней мере, боль, скорее всего, скоро прошла бы.
-Ну, к счастью для тебя, она избавилась от посредника и сделала это за тебя. Решила эту дилемму очень быстро, не так ли?
Моя свободная рука цепляется за входную дверь, поворачивая ручку и распахивая ее. Снова дергая на себя руку, я пристально смотрю на него.
-Отпусти меня.
Его взгляд прожигает меня насквозь, полностью уничтожая мое сердце и зажигая душу в огне. Но не тот хороший вид огня, который касается кожи и наполняет теплом. А тот вид, который опаляет и крадет - разрушение в виде пламени.
-Не могу, - хрипит он, хотя в то же время его пальцы отпускают, протягиваясь, чтобы провести рукой по волосам. - Господи, Елена, просто дай мне пять минут.
Часть меня хочет; жаждет остаться и услышать, что он хочет сказать, но гнев, пульсирующий во мне, берет верх, желая, чтобы он страдал.
-Не могу, - повторяю я. Ари плывет вниз по лестнице, половина ее лица украшена блестящим тональным кремом и золотым макияжем, совершенно не обращая внимания на все, что только что произошло. Я ловлю ее, когда она начинает выскальзывать с другой стороны двери, приподнимая бровь. - Ты уже идешь на концерт?
Она кивает.
-Мы всегда репетируем несколько более сложных номеров перед шоу. - Глядя на Кэла, она поджимает губы, затем снова смотрит на меня. - Хочешь пойти со мной?
Кивнув, я следую за ней к машине, стоящей без дела у обочины, Лоренцо за рулем. И когда забираюсь на заднее сиденье, бросив один-единственный взгляд через плечо, вижу, что Кэл все еще стоит в дверях, застыв на месте, как статуя.
Когда мы отъезжаем, я даю волю рыданиям; Ари придвигается ближе, позволяя мне поплакать у нее на плече, хотя она, похоже, не понимает, что происходит.
Мне всегда было интересно, что произойдет, если у меня пойдет кровь, а его не будет рядом, чтобы промокнуть ее языком, пальцами или аптечкой первой помощи.
Думаю, теперь у меня есть ответ.
ГЛАВА 34
Кэл
Я УЖЕ подумываю о том, чтобы погнаться за ней.
Сделать для Елены то, что никто другой никогда не делал для меня.
Но все это будет напрасно, если я сначала не разберусь со своим дерьмом здесь.
Поэтому, несмотря на то, что мне кажется, что возвращаюсь в ад, когда выхожу во двор, я преодолеваю гнев, бьющийся в моем черепе, и иду к своему концу стола. Положив ладонь на спинку мягкого кресла, я на мгновение опускаю взгляд на недоеденную пасту, стакан, оставленный Еленой, испачканный розовым блеском для губ.
Раф исчез, вероятно, чтобы закурить еще одну сигару, оставив только меня и его жену. Кармен прихлебывает вино, явно выходя за рамки недееспособности, и хихикает.
-Неприятности в раю, любовь моя?
Стиснув челюсти, я поднимаю глаза, сосредоточившись на сосущем звуке, позволяя ему разжечь пламя внутри меня, растягивая его до невероятности, пока не почувствую, как моя кожа гудит от потребности в насилии
-Назови мне хоть одну причину, почему я не должен выпотрошить тебя прямо здесь, прямо сейчас, - говорю я тихим голосом, стараясь не выдать, насколько она меня разозлила. Если люди знают, что ты обеспокоен, они используют это против тебя.
Что делает все это моей гребаной ошибкой.
-Dio mio, ты никогда не умел флиртовать. - Она ставит бокал и тянется, чтобы поправить бретельку своего красного платья, когда та соскальзывает с ее плеча. Ее пальцы сжимаются вокруг нее, затем замирают, и она опускает руку, как будто внезапно передумав.
Ее глаза поднимаются к моим, и она сдвигается, наклоняя свое бронзовое плечо, как будто пытается соблазнить меня.
Вцепившись в стул до тех пор, пока мои ногти не начнут трескаться от давления, я сопротивляюсь желанию рассмеяться этой сучке в лицо, зная, что это только подпитает ее выходки.
-Одна причина, Кармен. - Потянувшись к поясу брюк, я провожу рукой вокруг, вытаскивая пистолет, засунутый сзади. Поглаживая пальцами прохладный металлический ствол, снимаю его с предохранителя и взвожу курок, указывая на нее дулом. - Она даже не обязательно должна быть хорошей. Но тебе лучше подумать чертовски быстро, прежде чем я приму решение за тебя.
Она даже не вздрагивает, как будто не знает, что ни одна из моих угроз никогда не бывает пустой. Поправляя бретельку с резким щелчком на коже, она садится прямее, бросая на меня мягкий взгляд.
-Ты не собираешься убивать меня, Кэллум. Если бы это было так, ты бы сделал это в ту же секунду, как застал меня в постели с кем-то другим.
Мой бок судорожно пульсирует, как будто плоть снова разрезают после того, как я оказался на другом конце засады. В моем собственном доме.
Это был соперничающий член семьи, кто-то из Саути; если бы я ожидал, что кто-то из них окажется в моей постели, он бы не одержал верх.
Но ты же не ожидаешь, что люди, которые тебе небезразличны, предадут тебя прямо у тебя под носом.
Я помню жгучую боль в том месте, куда вошел нож, думая, что на этом все закончится; в тот момент я не так долго наносил смертельные удары, и пытки, конечно, не были чем-то таким, о чем я даже не думал, когда выполнял работу Риччи, поэтому, когда нож вошел, остался внутри и начал двигаться, помню, как шок поглощал основную тяжесть начальных мучений.
Помню, как проснулся в середине операции; Меня доставили в ближайшую больницу после того, как анонимный звонок предупредил полицейских о моем состоянии, и они были так обеспокоены потерей крови и возможными повреждениями на печени и селезенке, что никто не потрудился очистить рану или попытаться освободить часть порванной мышцы, которая в конечном итоге приведет к образованию массы рубцовой ткани в том месте.
Я помню боль после операции; они называли это фантомными болями. Сказали, что я, вероятно, буду чувствовать их всю оставшуюся жизнь, еще долго после того, как все остальное заживет.
Они сказали, что мне повезло. Что ангел-хранитель, должно быть, присматривал за мной, потому что повреждение моей селезенки было довольно значительным, но им удалось залечить разрыв.
Это был мой девятнадцатый день рождения.
Я никогда не чувствовал себя счастливым.
Ни разу в моей жизни, даже несмотря на бесчисленные столкновения со смертью, я не чувствовал себя счастливым.
До Елены.
Стул скрипит под тяжестью моей хватки, дерево, скрытое под мягкой тканью, изгибается по моей прихоти. Я изучаю свои черты, стискивая зубы от ярости, нарастающей, как циклон, в моей груди, выходящей из-под контроля.
Поднимая руку, я направляю пистолет прямо ей в лоб.
-Теперь мы можем исправить эту ошибку. Я, конечно, не хочу делать одно и то же дважды.
Она сглатывает, наблюдая за мной своими стеклянными глазами.
-Елена никогда не простит тебя за убийство ее матери. Сейчас ей больно, но она знает, кто всегда был рядом с ней. Она всегда выберет эту семью, а не чужую.
Отпустив стул, я начинаю медленно обходить стол, держа пистолет направленным на нее.
-Ты забрала ее у меня, так что эта маленькая тактика страха больше не применима, не так ли? Какая мне разница, простит ли она меня, если она не собирается согревать мою постель и член по ночам?
Кармен усмехается, на ее лице появляется отвращение.
-Я вижу, ты такой же грубый и мерзкий, как всегда.
Я подхожу ближе, кладу указательный палец на спусковой крючок.
-Знаешь, что грубо? Сколько раз я говорил твоей дочери встать на колени и смотрел, как она давится мной. Как я столько раз повреждал ее кожу и лакал ее кровь, что этот аромат практически въелся в мои вкусовые рецепторы.
Остановившись прямо рядом с ней, я подношу пистолет к ее лбу, прижимая дуло к виску.
-Знаешь, ей нравится. Боль. Она никогда не смотрит на меня так, будто я больной, или ненормальный, или какой-то монстр. Бьюсь об заклад, если бы она забеременела от меня прямо сейчас, она бы не устранила проблему. Она может даже умолять меняоплодотворить ее, и знаешь почему, Кармен? Ты понимаешь, почему я выбрал ее?
Язык Кармен быстро скользит по губам, капли пота выступают там, где пистолет находится на одном уровне с ее кожей.
-Потому, что она такая же испорченная, как и я.
-Ты не можешь так говорить о моей дочери...
Звук глухого хлопка рассекает воздух, как удар хлыста, и Кармен громко вскрикивает, подскакивая на своем сиденье. Даже спустя долгое время после осознания того, что был произведен холостой выстрел, она все еще кричит, и пронзительные звуки быстро становятся раздражителем для моих и без того измотанных нервов.
Ее руки опускаются, обхватывая подлокотники кресла, и она отодвигается от меня так далеко, как только может.
Что, учитывая все обстоятельства, недалеко. Но я ценю ее усилия.
Делает все немного менее похожим на завоевание.
-Я буду говорить о своей жене так, как мне заблагорассудится. Потому что ты знаешь, что было действительно мерзко здесь сегодня вечером, Кармен? - Я жду, хотя она все еще не отвечает. - То, что ты сделала, было мерзко, и если бы я не заботился так сильно о твоей гребаной дочери, ты бы сейчас плыла на дно океана за то, что так эффектно все испортила.
-Мне жаль, - всхлипывает она, рассыпаясь под малейшим давлением, как и раньше. Удивительно, что у Елены вообще есть хоть какой-то стержень. - Это не было… - Она выдыхает, пытаясь собраться с мыслями. - Я была влюблена в тебя, Кэл. Я просто не знала, как... ориентироваться в этом. Ты напугал меня.
Ее слова всплывают в тайниках моего мозга, в тайных местах, дремлющих с тех пор, как наши отношения закончились. Часть меня ожидает, что они пробудят старые эмоции, молодое и незрелое чувство выполненного долга, которое я испытывал, когда был осыпан ее любовью.
Теперь все, что я чувствую, - пустоту.
И когда я позволяю этому чувству укорениться в моем сердце, распространяясь наружу, я осознаю кое-что еще.
Может, она и любила меня, но я никогда не любил ее.
Потерять ее никогда не было так, как если бы меня расчленили или выпустили кровь прямо из тела, создавая одиночество, не похожее ни на что, что я когда-либо знал.
Никогда не казалось, что проведу свою жизнь грешником и наконец почувствую вкус Рая только для того, чтобы его вырвали прямо из-под твоих пальцев.
Но нужна такая женщина, как Елена, чтобы вызвать подобные чувства. Это требует доброты и тепла, не такого огня, который горит просто так, черт возьми, а такого пламени, которое расцветает со страстью, пониманием и легким оттенком тьмы.
Это ее врожденная доброта, которая делает потерю чертовски невыносимой.
Без нее я чувствую себя половинкой души, бесцельно существующей, ожидающей, когда земля вернет меня себе на покой, как и многих других.
Несколько месяцев назад, когда я принудил ее к браку, я даже не осознавал, что в моей жизни чего-то не хватает. Не понимал, что хочу, чтобы кто-то был рядом, чтобы уравновесить меня, раздвинуть занавески и пролить немного света, при условии, что я также смогу нарисовать ее в тени.
Ее нет всего несколько минут, и все, на чем я могу сосредоточиться, - ее отсутствие.
Тоска прокладывает дорожку вверх по моему позвоночнику, оставляя после себя кровавые, зияющие раны, которые только углубляются с каждой секундой, которую я провожу, не преследуя ее.
Кармен все еще всхлипывает, по ее щекам текут фальшивые слезы, и я слегка опускаю пистолет, качая головой.
-Это хорошее чувство, но уже на целое десятилетие слишком поздно. И, честно говоря, мне не нужны твои объяснения. Единственная, кто этого заслуживает, - это Елена, потому что она единственная, кто заботится о тебе.
Отдергивая запястье назад, я вытягиваю его вперед, прижимая дуло пистолета к ее скуле, наслаждаясь знакомым треском, который раздается при ударе. Она кричит, ее руки взлетают к лицу, когда она давится слюной.
-Пусть это будет твоим гребаным уроком, - говорю я, отступая. - Ты будешь жить, потому что мне все равно, чтобы убить тебя.
Пока она продолжает кричать, я провожу рукой по волосам и оставляю ее там, направляясь внутрь, моя грудь почему-то легче, чем когда-либо, несмотря на все остальное, что происходит.
Рафаэль прислоняется к лестнице, когда я прохожу через кухню, дым клубится вокруг его головы.
-Ты не собирался делать предупредительный выстрел, не так ли?
Он не спрашивает, просто произносит свою фразу так, как будто это самая очевидная вещь в мире.
Я засовываю руки в карманы, приподнимая плечо.
-Похоже, ты уже знаешь ответ на этот вопрос.
Ухмыляясь, он делает еще одну затяжку, наблюдая за мной.
-Я убью историю о похищении, если ты заплатишь то, что мне должен.
Моргая, я почти смеюсь, засовывая пистолет сзади в штаны.
-Я тебе ничего не должен. И вообще не думаю, что кого-то вообще интересует твоя сфабрикованная история.
-Тот контракт, который ты выудил у меня с Болленте, обошелся мне в четверть миллиона. Я закрыл Монтальтос в Кингс-Трейс и продал то, что у нас там было, но если у Риччи есть хоть какой-то шанс противостоять всему этому, шантажу, сборщикам долгов, слежке федералов, когда они поймут, что я больше не плачу местной полиции за то, чтобы она закрывала глаза... Мне нужна финансовая поддержка, Кэл. Не думай, черт, что ты закрутишь мне гайки и в этом.
Ухмыляясь, я снова направляюсь к входной двери, протискиваясь мимо, даже когда он протягивает руку, пытаясь остановить меня; он значительно ниже, поэтому я просто поднимаю руку, уклоняясь от его хватки.
-Проблема с твого призыва, дорогой Рафаэль, заключается в том, что мне плевать, если Риччи Инкорпорейтед сгорит дотла. Если этого не произойдет, прекрасно. Если произойдет, скатертью дорога. - Рывком открывая дверь, отсалютовываю ему средним пальцем. - Ты и так уже достаточно отнял у меня жизни. Пришло время мне отплатить тебе за услугу.
ГЛАВА 35
Кэл
Театр, указанный в билете на концерт Арианы, находится в получасе езды через весь город, и я запрыгиваю в арендованный внедорожник, как только выхожу из дома Риччи, и немедленно направляюсь туда.
Это богато украшенное здание с массивными греко-римскими колоннами, обрамляющими фасад, и витражными окнами в крыше, открывающими ночное небо. После вручения билетеру моего билета меня отправляют в направлении соответствующего зала, но я провожу несколько дополнительных минут, расхаживая снаружи, на случай, если Елена еще не вошла.
Проходит пятнадцать минут, а она так и не появляется, поэтому я захожу внутрь и нахожу свое место.
Очевидно, мы находимся в частной ложе, куда можно подняться только по отдельной лестнице, охраняемой билетершей с брекетами, которая лучезарно улыбается мне, когда я показываю свой штрих-код.
-Мистер Андерсон, место 11B. - Она оглядывается вокруг, затем возвращает мне билет. - Скоро ли присоединятся остальные члены вашей группы?
-Моей группы?
Достав блокнот, она пролистывает небольшую стопку страниц, кивая, когда, по-видимому, находит нужную информацию.
-Да, у нас есть отдельная ложа, зарезервированная для мистера и миссис Андерсон, а соседняя ложа, номер двенадцать, забронирована для мистера и миссис Риччи и двух гостей.
Качая головой, я засовываю билет в карман костюма, обходя ее стороной.
-Я понятия не имею, придут они или нет. Вы можете убедиться, что нас с миссис Андерсон никто не побеспокоит?
Девчушка хмурится, ее румянец виден даже при тусклом освещении.
-Сэр, я должна сообщить вам, что откровенные действия в помещении строго запрещены, что влечет за собой штрафы в размере до тысячи долларов.
Нетерпеливо постукивая ногой, я лезу в штаны за бумажником и вытаскиваю пачку наличных из кармана.
-Считайте это авансовым платежом.
Я не жду, пока она примет их, сую ей в кулак и протискиваюсь мимо, перешагивая через бархатную штору, загораживающую лестницу. Ускоряя шаг, я пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце, готовясь к тому, что ее здесь нет.
Тем не менее, когда я отодвигаю занавес в нашу ложу, мое сердце бьется так быстро, что кажется, будто оно может взорваться; ее силуэт освещен сценой внизу, когда она наклоняется вперед в своем кресле, перегнувшись через перила балкона. Я спускаюсь в ложу, тихо приближаюсь, моя рука тянется, чтобы схватить ее за плечо, когда она заговаривает.
-Не надо.
Это одно слово, достаточно длинное, чтобы пронзить мою грудь и орган, бьющийся только для нее. Она даже не оглядывается через плечо и не шевелит ни единым мускулом, ее тело настолько созвучно моему в этот момент, что, кажется, просто знает, когда я рядом.
Или, может быть, она знала, что я приду. Может быть, это то, чего она хотела все это время.
Моя рука падает на бок, эта знакомая гребаная боль пульсирует внизу живота.
-Елена, я…
-Если ты пришел сюда извиниться, можешь не утруждать себя.
Ее отношение немного застает меня врасплох, учитывая, что в последний раз, когда я видел ее, она выглядела такой же несчастной, как и я. Раздавленной, как будто откровение о моем прошлом имело какое-то значение для нашего будущего.
Опустошенной, как будто я предпочел секреты ей.
Занимая место рядом с ней, я вытягиваю ноги, упираясь ступнями в подножку балкона, и складываю руки на коленях. Если она молчит, возможно, у нее было время посидеть и поразмыслить над тем, что она узнала сегодня вечером, и решила двигаться дальше.
-Я пришел не извиняться, - тихо говорю я, наклоняясь, чтобы прошептать ей на ухо. - Хотя мне очень жаль. На самом деле я пришел убедиться, что с тобой все в порядке.
Некоторое время она ничего не говорит, молча наблюдая, как рабочие сцены начинают устанавливать реквизит, перебегая с одного конца сцены на другой, этакие наперегонки со временем, чтобы успеть к шоу.
Вздыхая, Елена качает головой.
-Не в порядке. Ни капельки, Кэл. И я действительно не хочу говорить ни о чем из этого с тобой.
Сжимая подлокотники сиденья, я откидываю голову назад, стараясь не показывать своего разочарования.
-Ты моя жена, малышка. Нам нужно поговорить об этом.
Поворачивая ее голову в сторону, настенное бра обеспечивает достаточно света, чтобы я мог видеть ее красивое лицо, отбрасываемое тенями. Ее золотые глаза почти светятся при освещении, или, может быть, мне это кажется, создавая страсть и борьбу там, где, боюсь, их нет.
-Насколько законен наш брак на самом деле? И не говори мне эту чушь о том, что он так же реален, как было бы у меня с Матео. Я не выходила замуж за Матео. Я не ношу его кольцо. Я вышла за тебя замуж, и я ношу твое кольцо, так что скажи мне, Каллум...
Ее голос срывается на последнем слоге, заставляя боль в моей груди усиливаться, готовая уничтожить меня, и она быстро выпрямляет подбородок, оглядываясь на сцену.
Громко сглотнув, несмотря на тихую болтовню, доносящуюся с сидений на другом ложе, она протягивает руку, обхватывает пальцами перила и пытается снова.
-Сколько из этого было реальным, и как много ты сделал, чтобы отомстить моей матери?
Желание солгать вертится на кончике моего языка, моя защита рушится в ту секунду, когда она обвиняет меня в заговоре мести.
-Это не имело к ней никакого отношения.
-Она вела себя так, как будто ты был влюблен, - шипит Елена, поворачиваясь всем телом, чтобы бросить обвинение мне в лицо. Как кипящая горячая вода, оно омывает меня, мучительные рубцы появляются вдоль моего тела, заставляя вздрагивать от неожиданности. - Боже, неудивительно, что она пыталась держать меня подальше от тебя. Она уже знала, какой ты, и чем все это закончится. Я могла бы избавить себя от многих неприятностей, если бы просто послушала.
-Мы с тобой совсем не похожи на нас с твоей матерью. - Я беру ее за подбородок двумя пальцами, удерживая на месте, пока наклоняюсь и заставляю ее посмотреть на меня. - То, что я чувствую к тебе, даже не в той гребаной вселенной.
Пытаясь отстраниться, она фыркает, когда я отказываюсь отпускать ее.
-Тогда почему ты не мог сказать мне?
Зажмурив глаза, я опускаю голову вперед, стыд течет через меня рекой. Он бурлит в моей крови, заставляя чувствовать себя чертовым монстром больше, чем любое преступление, которое я когда-либо совершал.
В стороне мы слышим шаги, когда свет тускнеет еще больше, и голос спрашивает людей в ложе рядом с нами, не нужно ли им чего-нибудь перекусить перед шоу.
-Лед? - спрашивает знакомый голос, и немедленная отдача моей души при этом звуке заставляет меня пожалеть, что я просто не всадил в нее пулю в доме.
Я надеюсь, что ее лицо багровое и опухшее. Милая маленькая дань уважения тому, как я попал в эту больницу много лет назад.
Я немного удивлен, что они все появились, и так скоро после меня. Возможно, они надеялись загнать меня в угол, а вместо этого обнаружили, что их сопровождают на их место.
Елена вырывает подбородок из моей хватки, и я отпускаю ее, кровь приливает к моим ушам, когда тело пытается блокировать внезапный натиск шума. Режиссер выбегает на сцену, прося всех быть вежливыми и обходительными.
Всхлип. Безошибочно узнаваемое шуршание пакета с чипсами, в который копаются. Еще один всхлип. Чей-то ребенок плачет чуть дальше, и все это полностью слышно сквозь музыкальную партитуру.
Напрягшись, я откидываюсь на спинку стула, пытаясь сосредоточиться на чем угодно, кроме шума вокруг меня.
Зрительный зал темнеет до тех пор, пока наше ложе не становится почти непроглядно черном, сцена загорается цветными вспышками, когда осветительная команда представляет первую сцену. Я ни хрена не смыслю в балете, поэтому первые несколько минут шоу сижу и наблюдаю за танцорами, которые порхают в такт музыке.
Но каким-то образом, даже когда оркестр играет крещендо, я все еще слышу прежние тихие звуки. Они пробираются в мой мозг, маленькие паразиты, ищущие крупицы здравомыслия, чтобы полакомиться ими.
Слышу тиканье моих старых часов "Ролекс" и этой гребаной статуи маятника. Чавкающие звуки, которые издавал Рафаэль в тот день, когда я пришел к нему в офис и убедил его отдать мне Елену.
Как паводковые воды после урагана, каждый звук, который, казалось, когда-либо приводил меня в движение, вырывается на передний план, призраки преследуют меня после краткого проблеска покоя.
Мой взгляд перемещается на Елену, которая смотрит на меня, а не на шоу; я едва могу разглядеть мягкий изгиб ее носа, блеск ее золотистых глаз, очертания этих пухлых розовых губ. Медленно поднимая руку, я прижимаю ладонь к ее щеке, и внезапно шум прекращается.
Все просто... утрясается.
Моя реакция на раздражители - нет, но по мере того, как на меня накатывает отсутствие неуместного шума, в конце концов учащенное сердцебиение и стеснение в груди тоже уменьшаются.
-Ты в порядке? - Она наклоняется, чтобы прошептать, разрывая мое сердце прямо посередине.
-Это моя реплика, - отвечаю я, поглаживая большим пальцем ее скулу.
Она усмехается.
-Выглядело так, как будто ты остановился там на секунду. Извини за заботу.
Когда она делает движение, чтобы отстраниться, я качаю головой, обхватывая ее лицо обеими руками.
-Не извиняйся за это.
Ее глаза становятся стеклянными, слезы блестят в свете прожектора, отражающегося внизу. Опустив взгляд, она вздыхает.
-Я не могу сделать это прямо сейчас.
Схватив мои запястья своими руками, она отрывает меня от себя, отталкивая мои руки назад, чтобы они оказались у меня на коленях. Отказ жалит, как будто наступаешь босыми ногами на пчелу, ощущение распространяется по нервной системе. Следующие несколько актов мы сидим тихо, наше каменное молчание хуже любого другого возможного звука, который я слышал.
Наконец наступает антракт, свет в зрительном зале становится ярче, чтобы посетители могли видеть руки перед лицами.
Поерзав на сиденье несколько минут, пытаясь рассеять беспокойство, бегущее по моим венам, я выдыхаю, приподнимаюсь на подлокотниках и встаю на ноги. Елена поворачивает голову, глядя на меня, и смеется про себя, хотя выражение ее лица выглядит совершенно лишенным юмора.
-Когда ты будешь готова прийти поговорить, ты найдешь меня.
Я начинаю разворачиваться, направляясь к лестнице, и она шипит:
-Прекрати пытаться выставить все так, будто я это сделала здесь что-то не так, Кэл. Ты солгал, ты облажался. А не наоборот. Если я не хочу говорить об этом, то я чертовски уверена, что и не обязана.
Мой рот открывается, чтобы опровергнуть ее слова, но закрываю его, когда понимаю...
Она права.
Кивнув, я соглашаюсь, поднимая ладони вверх в знак капитуляции.
-Ты права, я…
-А если бы я действительно хотела поговорить об этом, что бы я вообще сказала? - Она вскакивает на ноги, театральное кресло закрывается, когда ее вес покидает его. Одергивая подол своего короткого кружевного черного платья, она подходит ко мне, ее взгляд горит докрасна даже при тусклом освещении.
Мне не нужно видеть ее глаза, чтобы знать, что они горят; Я чувствую, как они лижут мою грудь, воспламеняют мою душу, обливают меня керосином, когда она отступает, чтобы полюбоваться пламенем.
Я бы с радостью провел остаток своей жизни в огне, если бы это означало, что я смогу удержать ее.
-Хочешь, чтобы я рассказала тебе, как это разрушило меня, услышав, что у тебя были отношения с моей матерью? - Спрашивает Елена, ее голос чуть громче, чем необходимо, и я не могу не задаться вопросом, не потому ли это, что она знает, кто находится в пространстве рядом с нами. Если она хочет, чтобы они услышали. - Это то, что сделало бы тебя счастливым, Кэл? Знание, что ты окончательно погубил меня?
Последний слог срывается, как раз в тот момент, когда она останавливается передо мной, ее пальцы прижимаются к кончикам моих черных оксфордов. Каждый мускул в моей груди сжимается, делая дыхание чертовски невозможным, пока она стоит здесь, обнажая свою душу, обвиняя меня в том, что она вся в крови, синяках и сломана без возможности восстановления.
Мои руки дергаются по бокам, когда она входит в меня, прижимая вплотную к стене, тыча указательным пальцем в середину моей груди. Я хочу заключить ее в объятия, пролить дождь извинений своими устами и надеяться, что они каким-то образом все исправят.
Я пытаюсь дотянуться до нее, но она резко вздергивает подбородок, руки обхватывают мои запястья, прижимая их назад. Я мог бы легко одолеть ее, но чем дольше я смотрю на нее, чем дольше я стою здесь, впитывая страдание, накатывающее на нее волнами, тем больше я понимаю, что не хочу этого.
Это то, о чем я просил.
-Отвечай на вопрос, - огрызается она, двигаясь так, чтобы ее бедра касались моих, подол ее платья слегка приподнимается от движения.
Стиснув зубы, неуверенный, пытается ли она быть соблазнительной нарочно или просто, черт возьми, ничего не может с собой поделать, я резко выдыхаю через нос.
-Нет, Елена, это не заставляет меня чувствовать себя хорошо.
Отпустив одну из моих рук, она впивается ногтями в перед моих штанов; я шиплю, когда она проводит ими по моему члену, который напрягается от ее прикосновения.
-Осторожнее, малышка. Я начинаю понимать это неправильно.
Она поднимает лицо, прежний жар все еще светится в этих золотых глазах, ярость и похоть смешиваются и борются за господство. Не говоря больше ни слова, она обхватывает меня через штаны, сильно сжимая, и моя свободная рука естественным образом взлетает вверх, сжимая ее волосы на затылке.
Откидывая ее голову назад, я выгибаюсь так, чтобы нависнуть над ней, ожидая, когда улыбка украсит ее красивые черты.
Этого не происходит, и через мгновение я вижу, что происходит.
Она не заинтересована в разговоре; боль и гнев все еще слишком свежи, они повторяются в ее сознании, как вышедший из-под контроля фейерверк, взрывающийся до тех пор, пока не останется ничего, кроме обугленных останков.
Тем не менее, ее тело, похоже, не на той же волне, что и ее мозг, тянется ко мне, как будто просто не может ничего с собой поделать.
И если это то, как я должен заставить ее вернуться ко мне, так тому и быть, черт возьми.
Отступая назад, пока ее ноги не соприкоснутся с держателем для напитков на одном из театральных кресел, я так крепко сжимаю корни ее волос, что с ее губ срывается испуганный вздох. Ее рука поднимается, вцепляясь в мое предплечье, как будто она собирается попытаться оторвать меня, но вместо этого сжимается, цепляясь за меня через костюм.
-Мы закончили разговор? - хрипит она, протягивая другую руку назад, чтобы удержаться на сиденье.
-Это зависит от того, собираешься ли ты сказать что-нибудь, чего я еще не знаю? - Ее ноздри раздуваются, и я мрачно усмехаюсь, наклоняясь, чтобы провести своим носом по ее носу. - Когда я сказал, что хочу поговорить, я не имел в виду, что хотел, чтобы ты спровоцировала меня на реакцию. Но если ты не готова к большему, я дам. Что бы тебе ни понадобилось от меня прямо сейчас, малышка, я дам это тебе.
Ее глаза остаются на моих, но ее дыхание прерывается, заставляя мой член пульсировать у ее живота. Медленно скользя другой рукой вверх по ее боку, запоминая нежный изгиб ее бедра, выпуклость груди, я останавливаюсь на ее шее, обхватывая пальцами.
-Хочешь, чтобы я трахал тебя до тех пор, пока ты не забудешь, как дерьмово я заставил тебя чувствовать себя? Хочешь, чтобы я засунул в тебя свой член, заставил кончать снова и снова, пока ты не начнешь умолять меня остановиться? - Я бросаю взгляд на все еще переполненный зал, слышу тихую болтовню из ложи ее семьи, задаваясь вопросом, как много из этого они могут услышать.
Злая ухмылка расползается по моему лицу, злоба в ней осязаема, и я наклоняюсь, задевая губами ее ухо.
-Хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь, прямо сейчас? Где любой в городе мог бы услышать или даже увидеть, как ты распадаешься на куски ради меня?
Горло сжимается под моей хваткой, она облизывает губы, золото в ее глазах светится, как у сучки в течке.
Затем следует единственный кивок, едва заметный, когда я удерживаю ее за шею на месте, но все равно его улавливаю. Мое сердце пробивает грудную клетку, устремляясь в пищевод, перекрывая подачу воздуха, когда представляю, что собираюсь с ней сделать.
Скользнув взглядом по ее телу, я сглатываю, мой член истекает преякулятом только при мысли о том, что люди станут свидетелями возвращения моей жены.
Отпустив ее волосы, я опускаю руку вниз по передней части ее платья, одним резким рывком поднимая юбку до бедер; она ахает, когда прохладный воздух касается ее обнаженной киски, заставляя ее дрожать.
Проводя костяшками пальцев по ее центру, я вглядываюсь в ее лицо, внимательно следя за малейшими изменениями в поведении.
Ее губы приоткрываются, когда мой большой палец поднимается вверх, проводя по ее клитору, стон, срывающийся с ее губ, - самый сладкий гребаный грех, который я когда-либо испытывал.
Я ловлю его своими, накрывая ее губы в ту же секунду, когда усиливаю давление на клитор, согласовывая каждое движение моего языка с длинными, томными движениями моего большого пальца. Она пульсирует подо мной, ее тело оживает, как инструмент, который настраивает его хозяин, и я стону в нее, желая ничего больше, чем заползти под ее кожу и никогда не выходить.
Погружаясь глубже в поцелуй, пока все, что я могу, черт возьми, попробовать, - это этот единственный момент времени, я отпускаю ее горло, используя эту руку, чтобы стянуть лиф ее платья вниз по груди. Одна бретелька отрывается, заставляя ее шипеть в меня, но я игнорирую это, зажимая сосок между пальцами, затем перекатывая его под большим пальцем.
Ее бедра вращаются тем быстрее, чем быстрее я двигаюсь в ней, отчаянно нуждаясь в частичке эйфории, которую могу дать ей только я. Скользнув руками вверх по моей груди, она вцепляется в мою шею, крошечные уколы боли заставляют меня в восторге дернуться вперед, когда я чуть не падаю в театральное кресло.
-Черт, - ругаюсь я, отрывая свой рот от ее.
Делая шаг назад, я опускаюсь на колени, состояние грязного пола даже не беспокоит, когда я оказываюсь на одном уровне с ее блестящей киской. Я ныряю вперед, нуждаясь хотя бы раз попробовать ее на вкус, прежде чем что-то пойдет дальше, втягиваю одну губу в рот, прежде чем отстраниться.
-Думаешь, ты сможешь удержаться на сидении? - спрашиваю я . Мой голос такой хриплый, такой чертовски нуждающийся, что его почти не узнать. Она сдвигается, кладет локти за спину и кладет задницу на подлокотник, откидываясь назад, чтобы дать мне лучший обзор. - Раздвинь ноги, малышка. Я хочу увидеть, насколько ты чертовски зла.
Она молча повинуется, приподнимая бедра и раздвигая ноги. У меня перехватывает дыхание, запах ее возбуждения проникает в мой мозг, и я никогда не хочу забывать об этом, пока жив. Я наклоняюсь, поднимаю нос вверх по внутренней стороне ее бедра, вдыхаю, пытаясь запечатлеть всю сцену в своей памяти.
-Как думаешь, кто—нибудь может видеть? — тихо спрашивает она, и я поднимаю взгляд, когда мой язык находит ее шрам - мой шрам - и скользит по искалеченной коже.
Впиваясь зубами в ее плоть, я наслаждаюсь тем, как она бьется в конвульсиях, желая, чтобы я мог разлить ее манеры и звуки по бутылкам и выпить их. Сделай их частью меня.
-Хочешь, чтобы они увидели? - спрашиваю я, мое дыхание касается ее киски, рот всего в миллиметрах от нее.
Она смотрит на меня сверху вниз, скручивая и разжимая губы, прежде чем слегка кивнуть. Мурашки расцветают на ее коже, как крошечные цветы, весенний цветок только для меня, посылающий всю мою кровь на юг.
-Конечно, ты хочешь. - Я придвигаюсь ближе, проводя кончиком языка по ее шелковистой плоти, наслаждаясь вкусом. - Моя жена хочет показать всем, какая она маленькая шлюха, не так ли?
-Я хочу, чтобы она знала, - говорит она тихим голосом, запуская пальцы в мои волосы. - Я хочу, чтобы она знала, что это совсем не похоже на то, что было у тебя с ней. Что она не может заставить тебя кончить так, как я.
-Черт, - стону я, ее ревность - провод под напряжением к моему члену, заставляющий мое зрение затуманиваться. Поднимая большие пальцы, чтобы раздвинуть ее, я облизываю ее вверх и вниз по всей длине, посасывая и покусывая, избегая ее любимого места до самой последней секунды. - Похотливая маленькая сучка. Ты хочешь заставить маму ревновать?
-Пожалуйста, - хнычет она, покачивая бедрами, прося большего.
Скользнув руками под ее бедра, я слегка приподнимаю ее, впиваясь пальцами в плоть ее задницы, прежде чем погрузиться в свой пир.
Ее голова немедленно откидывается назад, пальцы царапают кожу моей головы, когда они крутят и тянут, пытаясь прижать меня еще ближе. Мой язык чередуется между легкими кругами и четкими восьмерками, щелкая, облизывая и массируя, пока ее бедра не затрясутся.
Они сжимаются, закрывая мои уши, так что все, что я могу слышать, - это собственная кровь, бегущая между ними, мое сердце колотится в горле, и я удваиваю свои усилия, прижимаясь ртом к ее губам и сильно посасывая.
-О, черт, - стонет ее приглушенный голос, такой громкий, что я уверен, что все вокруг нас это слышат.
-Посмотри на меня, - приказываю я, мой рот вибрирует на ее коже. Я опускаю руку вниз, просовывая два пальца в ее мокрое лоно, сворачиваясь калачиком, пока ее спина не прогибается. - Ты никогда не смотришь куда-то еще, когда кончаешь мне на язык, малышка. Глаза на мне, и мое имя на этих прелестных губах.
Она сопротивляется, кусая губу, когда я снова погружаюсь, добавляю третий палец, вхожу, пока она не напрягается, ее внутренние стенки трепещут вокруг меня.
Я чувствую ее пульс в своей груди, дрожь ее мышц в моих костях, но она отводит взгляд, и все, что я вижу, - это остающаяся боль.
-Подожди, - говорю я, чувствуя, как ее оргазм накатывает, как будто она хочет все отпустить, но оно еще с трудом выходит из головы. Залезая свободной рукой в карман костюма, я быстро вытаскиваю свой карманный нож.
Тем же карманным ножом, которым я воспользовался на ней несколько месяцев назад, поставив на ее коже свой первый инициал, как будто я уже тогда знал, какое значение она будет иметь для меня.
Я открываю его, наблюдая за ней в поисках признаков беспокойства или нежелания, но, как и в прошлый раз, когда я осторожно прижимаю лезвие к ее бедру, все, что оно делает, - только возобновляет огонь в ее глазах.
Продолжая поглаживать другой рукой, я вонзаю кончик ножа в ее кожу, останавливаясь на самую короткую секунду, ожидая.
Она сжимается вокруг меня крепче, малейшее движение ее бедер говорит мне все, что мне нужно знать.
Медленно я надрезаю ее, мой рот наполняется слюной, когда под лезвием появляются капельки крови. Слегка увеличивая давление, я тяну его вверх, поперек, затем снова вверх, заканчивая размашистым движением.
Она шипит от боли, сжимая мои волосы так, что побелели костяшки пальцев, когда я отбрасываю нож в сторону и провожу языком по ране, впитывая медную эссенцию, прежде чем она успеет превратиться в мессиво.
Ее ответный стон почти заставляет мой член кончить еще до того, как я его вытащил, а затем она тянет меня, подтягивая в положение стоя.
Мои пальцы соскальзывают из не с влажным хлопком, и она подносит их ко рту, просовывает между губ, очищая меня.
-Черт возьми, ты маленькая кончающая шлюшка, не так ли?
-Только для тебя, - выдыхает она, обнимая меня за шею и притягивая мое лицо к своему.
-Ты чертовски права, - говорю я ей в рот. - Только для меня. Никогда ни для кого другого. Клянусь, я прикончу любого мужчину, который даже дышит рядом с тобой, если я подумаю, что мне это нужно.
Ее кровь и возбуждение соединяются на моем языке, смесь посылает рябь удовольствия по моему позвоночнику.
-Мне нужно наполнить тебя, - ворчу я, захватывая ее губы своими, пытаясь впитать в себя как можно больше ее, насколько я, черт, могу.
Она протягивает руку между нами, помогая освободить меня от ограничений моих штанов лихорадочными пальцами. Мой член вырывается на свободу, красный и чертовски разъяренный, и она просовывает пальцы поверх порез на бедре, используя свою кровь, чтобы смазать ею мой член, прежде чем поместить его у своего входа.
-Черт, - выдыхаю я, вид, размазанной крови по моему члену, так сильно напоминает мне о той ночи, когда я лишил ее девственности. Когда поддался навязчивой идее в первый гребаный раз, позволил ей поглотить меня, черт бы побрал все последствия.
Когда одна из моих рук поднимается, грубо обхватывая ее грудь, а другая направляет меня в ее влажное тепло, меня встречает волна дежавю, вспышки белого всплеска перед моим взором, когда я оказываюсь внутри нее.
Клянусь Богом, до этого самого момента я никогда не верил в родственные души. Никогда не считал себя достойным того, чтобы иметь подобное, полагая, что тому, кому не повезет застрять так, как мне, вероятно, просто придется меня избегать.
Но когда я набираю темп, запах крови и горячего, пьянящего секса витает вокруг нас, я чувствую пары глаз со всего зала, прикованных к нашей страсти, и вижу улыбку, которая изгибается на ее губах, когда мы слышим
-Что это за стон? - из ложи справа от нас, клянусь, это она.
Моя родственная душа. Моя гребаная королева.
Моя маленькая Персефона.
Придавливая ее собой, чтобы она не завалилась, вхожу и выхожу из нее, позволяя своим стонам, вздохам и рычанию соответствовать ее, когда они собираются, как дым, вокруг нас. Сидение скрипит, когда я трахаю ее, теряясь в блаженном ощущении моего голого члена внутри нее.
-Так... чертовски... туго, - выдавливаю я, загипнотизированный тем, как ее грудь подпрыгивает с каждым толчком.
-Жёстче, - стонет она, как раз в тот момент, когда режиссер снова выходит на сцену, объявляя о возвращении наших танцоров. Свет снова начинает тускнеть, и я прижимаюсь к ней с достаточной силой, чтобы вырвать сиденье из того места, где оно прикручено к полу. - О Боже, да. Сейчас.
Обхватив рукой ее горло, я тяну ее вверх, так что она вынуждена смотреть мне в глаза, когда я вхожу в нее.
-Ты чувствуешь это? Как идеально мы подходим друг другу? Это реально, Елена. Я, черт, не могу притворяться, и ты тоже. -
Она бешено кивает, приподнимаясь, чтобы прижаться своими губами к моим в обжигающем, высасывающем душу поцелуе.
Интенсивность этого заставляет мой желудок перевернуться, и я хмурюсь, ритм сбивается. Отпрянув назад, я сжимаю ее горло по бокам.
-Не целуй меня так, будто это прощание.
Глядя мне в глаза, она не отвечает, и это неприятное чувство превращается во что-то горькое, в бездну отчаяния, в которую я убедил себя, что не попаду.
-Заставь меня кончить, - говорит она деревянным голосом, так резко контрастируя с извивающейся, стонущей женщиной несколько секунд назад, что я получаю удар хлыстом.
Мои пальцы сжимаются вокруг нее, раздражение разжигает что-то горячее и яростное внутри меня.
-Прекрасно, - говорю я, возобновляя свои толчки, пока не слышу влажное шлепанье нашей кожи вместе с шумом музыки внизу.
Даже когда это нарастает, набухая, как оргазм, который я чувствую внутри нее, вот что я слышу. Мою кожу покалывает, зная, что все остальные, вероятно, тоже это слышат — или, по крайней мере, ее семья в ложе рядом с нами.
-Но не говори, что я погубил тебя, когда мы чертовски хорошо знаем, что все наоборот.
Она хмыкает, переплетая свои пальцы с моими, усиливая давление на шею.
-Как я тебя погубила?
-Ты поглотила меня с того момента, как подошел ко мне на той вечеринке с коктейлями много лет назад. С тех пор я даже не думал о другой женщине. - Я близко, так чертовски близко, мои бедра набирают скорость, когда удовольствие проходит через меня. - А теперь будь хорошей маленькой сучкой и следуй за своим мужем.
Я рычу, наблюдая, как ее зрение ослабевает, зная, что она теряет сознание. То, как она так охотно предоставляет мне контроль над своей жизнью, над самым низменным актом дыхания, чертовски близко доводит меня до крайности, когда я смотрю, как ее лицо краснеет, а глаза темнеют.
Я отпускаю ее в ту секунду, когда ее киска сжимается вокруг меня, сжимаясь почти до боли, проглатывая напряженный вздох, срывающийся с ее губ.
Танцоры выходят на сцену, в то же время ее ногти царапают мою грудь, мое имя слетает с ее губ.
-Кэллум.
-Да, - шиплю я, мои яйца напрягаются, угрожая последовать ее примеру, когда ее соки наполняют мой член. - Ах, черт возьми, да. Собираюсь наполнить эту идеальную киску до отказа, вознаградить мою жену за то, что она такая хорошая маленькая шлюшка.
Она визжит, вторая волна накатывает на нее, яростно сотрясаясь вокруг меня. Затем мое зрение затуманивается, собственный оргазм обрушивается на меня приливной волной экстаза, выплескивая поток за потоком горячей, липкой спермы в нее, пока не начинает вытекать, в то время, как я все еще внутри.
Издав низкий стон, когда музыка вокруг нас, кажется, взрывается громкостью, я прислоняюсь к ней, пытаясь восстановить зрение.
-Слезь с меня, - огрызается она, толкая меня в плечи.
Я опираюсь руками на стул и встаю на дрожащие колени, бросая взгляд вниз на испачканную спермой и кровью красавицу передо мной, любуясь новым шрамом на ее бедре и моими отпечатками пальцев на ее шее.
Она мое величайшее произведение. Картина маслом, которую я хочу повесить у себя на стене до конца вечности.
-Ты такая чертовски красивая, - бормочу я, не уверенный, что она меня слышит.
Протягиваю руку, чтобы помочь ей привести себя в порядок, но она отталкивает ее, поправляя платье, насколько это возможно.
-Мне нужно в уборную.
Сжав челюсти, я делаю шаг назад, киваю, хотя то же самое неприятное чувство снова вспыхивает в моем животе, предупреждающий знак, если он когда-либо был. Я сажусь на свое место, заправляю себя обратно в штаны и жду, пока она исчезнет за занавеской.
Проходит пять минут. Потом десять.
Через некоторое время беспокойство превращается во что-то более глубокое, во что-то более печальное.
Что-то более постоянное.
И когда я покидаю балет раньше положенного, пробираясь во все туалеты, доступные для публики, заглядывая под каждую кабинку, я не удивляюсь, когда все, что я нахожу, - это ее телефон, брошенный на задней стенке туалета.
Клочок бумаги засунут под устройство, и мое сердце замирает глубоко в горле, принося с собой волну тошноты.
Как долго я любил тебя,
Но выразить не смел.
Лишь ты мне радостью была,
Лишь о тебе я пел.
(п.п.: Джон Клэр - Секрет)
Я стою в этой кабинке гораздо дольше, чем следовало бы, читая и перечитывая слова Джона Клэра, не в силах избавиться от иронии того, что мы, похоже, прошли полный круг.
Интересно, было ли ей также больно, когда я был тем, кто ушел.
ГЛАВА 36
Елена
Ариана пристально смотрит на меня, откусывая свой сэндвич с тунцом, ничего не говоря.
На самом деле, ни одна из сестер ничего не сказала за сорок пять минут, и это начинает действовать мне на нервы.
-Хорошо, что? Почему вы двое такие чертовски тихие? - Отщипывая корочку от жареного сыра, Стелла смотрит на меня. - О чем мы должны говорить?
-О чем угодно, - простанываю я, опуская голову на стол. - Да ладно вам, ребята, я так не хочу сейчас оставаться наедине со своими мыслями.
Они обмениваются взглядами, и Ариана медленно выдыхает.
-Ну ... есть с чем разобраться.
-Да, - соглашается Стелла. - Для начала, мама и Кэл? Гадость. Поговорим об уважении. Я отчасти надеюсь, что папа расскажет Старейшинам.
Мой висок пульсирует, воспоминания о прошлом вечере, как раскаленное железо, давят на мой мозг.
-Не совсем в том направлении, в котором я надеялась, что это пойдет.
Я не останавливалась достаточно долго, чтобы по-настоящему подумать о реальности всего, что произошло, и когда Кэл появился в театре прошлой ночью, и я позволила ревности и обиде затуманить мое суждение. Позволил ему трахнуть меня в общественном месте, где вся моя семья могла слышать.
И, судя по румянцу, окрасившему щеки моих сестер, когда я пришла в закусочную сегодня днем, они определенно слышали.
-Эй, - говорит Ари, указывая на меня жареным картофелем. - Либо ты ведешь беседу, либо другие люди выбирают темы. Таковы правила общества.
Стелла фыркает.
-Кто установил правила?
-Я. Только что. - Ариана достает свой телефон, несколько мгновений молча прокручивает его, прежде чем повернуть экран лицом ко мне. Появляется новостная статья с отметкой времени на сегодняшнее утро. СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА ВОЗВРАЩАЕТСЯ В БОСТОН ПОСЛЕ ИНСЦЕНИРОВАННОГО ПОХИЩЕНИЯ; КОМПАНИЯ ОТЦА ОБЪЯВЛЯЕТ О КАДРОВЫХ ИЗМЕНЕНИЯХ, НОВЫХ ИНВЕСТИЦИЯХ. - Вы бы предпочли поговорить об этом?
Заголовок заставляет мою кровь закипать, усиливая кипящий гнев по отношению к родителям, закапывая его еще глубже. Я не видела их с тех пор, как вчера вышла из дома; вместо того, чтобы оставаться в пентхаусе, как раньше, я отправилась в центр города, в квартиру бабушки в Миллениум Тауэр, уверенная в том, что Кэл не найдет меня там.
Не то чтобы он не мог, но предпочел бы этого не делать.
И он никогда этого не делал.
Несмотря на то, что это означало, что он получил мое сообщение громко и ясно, я все еще не могла избавиться от маленького ростка надежды, который поселился в моей душе, желание, чтобы он снова пришел за мной.
Чтобы не было предела количеству раз, когда он будет преследовать меня на край света, независимо от того, сколько раз я его оттолкну.
Очевидно, что это не так.
Мои родители тоже не выходили на связь, хотя, оставив свой телефон в театре, я полагаю, что фактически прекратила с ними общение. Конечно, никто из них не в курсе, что я осведомлена о квартире бабушки, а это значит, что они тоже не придут искать меня здесь.
Я обнаружила квартиру только после ее последней новогодней пьянки, когда она отказалась взять такси из бара отеля отметив, что у нее есть секретная квартира в роскошном здании.
Наверное, мне повезло.
-О чем тут говорить? - спрашиваю я, отодвигая телефон. - По крайней мере, теперь весь мир знает, что Кэл на самом деле не похищал меня.
-Да, но они думают, что вы лжецы. - Ари косится на свой телефон, поджимая губы. - Или так бы и было ю, если бы фотография определенной рок-звезды не отвлекала от центра внимания.
Я пожимаю плечами.
-Они могут думать, что хотят. Я знаю правду.
Стелла вытирает рот салфеткой. - Тебе не кажется, что это странное время - стереть историю о похищении и оживить компанию одновременно?
-Не совсем. Когда я вернулась в город, как они собирались продолжать лгать?
Качая головой, Стелла со вздохом откидывается на спинку стула.
-Это просто кажется подозрительным.
-Это бизнес, детка, - говорит Ари, изменяя свой голос, когда говорит.
Она и Стелла разражаются хихиканьем, их беззаботное настроение изо всех сил пытается поднять мое, но когда я позволяю своему взгляду скользнуть мимо них, глядя на гавань за нашим портовым рестораном, печаль заполняет трещины моего сердца, портя доказательства того, что кто-то еще когда-либо был там в первую очередь.
-Итак, что ты собираешься делать? - спрашивает меня Стелла, потягивая воду. - Ты неучишься, а твой брак... в подвешенном состоянии. Ты собираешься вернуться к нему?
-Он спал с нашей мамой, Стел. - Ариана бросает на нее взгляд. - Как последний мерзавец.
Стелла закатывает глаза.
-Это было, сколько, больше десяти лет назад? Не похоже на то, что они продолжили свои отношения, а н бросил маму и сразу же отправился к Елене.
Мой нос морщится, хотя в ее словах есть смысл.
-Если ты его любишь, - говорит Стелла, поправляя очки, - значит, ты его любишь. Просто и ясно. Это просто так не проходит, независимо от обстоятельств.
Вздыхая, я перекладываю еду на тарелку, позволяя этому чувству впитаться, ища в нем правду.
Что мне делать с любовью в моем сердце, если я не могу направить ее на него?
Когда я возвращаюсь к бабушке позже, вооруженная завернутым в фольгу тортом с едой и старым айпадом, который Ариана принесла мне, чтобы подключить Wi-Fi, я раздеваюсь и некоторое время лежу на кровати, пытаясь найти утешение в тишине, как всегда казалось Кэлу.
Но все, что тишина приселит мне, это напоминание, что его нет рядом, чтобы помочь заполнить пустоту.
Боль и предательство, которые я почувствовала прошлой ночью, возвращаются с ревом, обжигая мои внутренности, поскольку угрожает перевернуть все эмоциональное развитие, которое у меня было за последние несколько месяцев.
Вместо того, чтобы пытаться запихнуть ее в дальний угол, как раньше, свернуться калачиком и закрыться, чтобы соответствовать ожиданиям других людей, я позволяю всему этому захлестнуть меня; рыдания сотрясают мое тело, когда я смотрю в потолок, страдая и скорбя о себе, о Кэле, о моей семье.
Какое странное ощущение - скорбеть о том, что не потеряно, но упущено или отсутствует. Часть меня хочет признать возможность этих вещей, в то время как другая часть знает, что мне нужно время, чтобы разобраться во всем.
Однако это знание на самом деле не помогает.
Поэтому, вместо того, чтобы лежать и жалеть себя, я соскальзываю с кровати, принимаю ванну с пеной, капаю немного эфирных масел бабушки, затем достаю свой дневник из ночной сумки и записываю все это.
***
Все остальное время, что я нахожусь в Бостоне, я ничего не слышу от Кэла. Проходит неделя, потом другая, и все равно... ничего.
Каждый день, в первую очередь, я задаюсь вопросом, почему он солгал мне. Что он получил, давая обещания и клятвы, окрашивая мое сердце своей тьмой, когда даже не потрудился задержаться, чтобы посмотреть, что с этим стало.
По словам моих сестер, мама жила у своей сестры в Роксбери и не возвращалась домой с вечера концерта. Поэтому, в тот день, когда я возвращаюсь, чтобы упаковать некоторые из наиболее дорогих мне вещей в моей старой спальне, я немного ошеломлена, обнаружив, что она сидит на кровати с балдахином и листает потрепанные страницы полного собрания сочинений Эдгара Аллана По.
Когда я вхожу внутрь, она останавливается на Контрольном Сердце, не поднимая глаз, когда я переступаю порог. Я стою там, застыв, отмечая выцветший желтый синяк, покрывающий ее правую щеку, от того места, где, по ее словам, она поскользнулась на кусочке льда по дороге на концерт.
Мое сердце замирает, зная лучше, но стараясь не придавать этому слишком большого значения.
-Знаешь, я специально попросила твоего отца, когда ты родилась, не учить тебя итальянскому. - Она проводит пальцами по странице, грустно улыбаясь. - С той секунды, как я увидела тебя, то поняла, что ты - сила, с которой нужно считаться. В твоих прекрасных глазах сразу появилось столько силы и упорства, а также огня, который присутствовал в твоих легких каждый раз, когда ты плакала. Я работала сверхурочно, чтобы подорвать любое потенциальное преимущество, которое ты могла бы иметь передо мной.
Я ничего не говорю, зная, что она не ждет ответа.
-Я завидовала ребенку, - говорит она. - Моя малышка, потому что знала, что она вырастет с возможностями, красотой и грацией, которых мне никогда не позволяли. Все, кто встречался с тобой, были так очарованы этой... аурой, которая у тебя была. Эта яркость, которая привлекала их к тебе. И ты была хорош во всем, что ни пробовала: читать, писать, творить. Даже садоводство, которым я так и не овладела. Иногда казалось, что ты просто войдешь в комнату, и зацветут растения.
Она переворачивает страницу, тихо выдыхая.
-Мне казалось, что я живу в тени своей дочери, и твой отец, конечно, никогда не помогал. Он говорил тебе прыгнуть, а ты спрашивала, как высоко, отчаянно желая быть идеальной маленькой девочкой в глазах этого мужчины.
Мои щеки горят, стыд ложится мне на плечи, давит на меня, как цементный кирпич.
-Когда твой отец встретил Кэла, мы могли сказать, что он нуждался... ну, очень сильно. Его мать только что умерла, у него не было другой семьи. Итак, мы приняли его, заставили почувствовать себя одним из наших. - Сглотнув, она, наконец, поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом через комнату. - Я помню, как в первый раз почувствовала, что, возможно, он был смущен своими чувствами ко мне, пытаясь разобраться в них, и я... воспользовалась этим. Впитала все внимание, которое он мне уделял, потому что твой отец определенно ничего мне не давал. Было приятно, после того как у меня были ты и Ариана, снова чувствовать себя желанной. Когда я узнала, что он решил жениться на тебе, я просто... не могла в это поверить. Не потому, что ты не была милой, но вот ты здесь, делаешь именно то, чего я всегда боялась: забираешь все, что когда-то принадлежало мне
-Так вот почему ты выдвинула версию о похищении? Чтобы наказать меня за то, в чем даже не было моей вины?
Она кивает.
-Я подумала, что если мир отвернется от вашего союза, может быть, он вернет тебя. Даже заставила твоего отца послать людей, чтобы избить тебя, думая, что, может быть, Кэл поймет, что прыгнул выше головы.
От этого откровения к моему горлу подступает свинцовая тяжесть, и я делаю глубокий вдох, пытаясь не обращать внимания на охвативший меня первоначальный шок. Конечно, папа организовал это. Вот тебе и преданность крови.
-Ты когда-нибудь думала, быть может, я не хотела возвращаться? Или что ничто из того, что произошло между нами, не имело к тебе никакого отношения?
-Я знаю, что для тебя это не имеет смысла, - говорит она, пренебрежительно махнув рукой. - Ты не знаешь, на что способны люди, когда они влюблены.
Тошнота пузырится у меня в животе, сворачиваясь, как испорченное молоко. Это подталкивает меня вперед, мой интерес к тому, чтобы услышать то, что она хочет сказать, полностью угасает, поскольку начинает казаться, что она переходит к слезливой истории, просто чтобы заработать очки сочувствия.
Когда я подхожу к краю кровати, поднимая руку, одним движением рассекая воздух; моя ладонь встречается с пожелтевшей кожей ее скулы, и она вскрикивает, поднимая предплечье, чтобы блокировать меня.
-Это за попытку разрушить мой брак, - говорю я, отступая назад, чтобы нанести еще один удар по той же щеке. Моя рука вибрирует от удара, мурашки пробегают по пальцам, мой отпечаток быстро расцветает на ее коже. - Это это за то, что ты разрушила мое детство и пыталась разрушить мою взрослую жизнь.
Она пытается оттолкнуть меня, но я блокирую ее руку, сжимаю пальцы в кулак и ударяю костяшками пальцев по ее лицу, даже не поморщившись от немедленного приступа боли, которая распространяется вверх по моей руке.
-А это, - усмехаюсь я, протягивая руку, когда она давится выбитым зубом,, - за Кэла. Ты не причиняешь вреда людям, которых любишь. И не лезешь из кожи вон, чтобы заставить их страдать.
Подойдя к своей старой книжной полке, я кладу пару безделушек от бабушки в сумку, беру важные документы — свидетельство о рождении, карточку социального страхования и другие необходимые предметы для начала — спрятанные в потайном отделении в шкафу, и направляюсь к двери, игнорируя ее слезы, как она игнорировала мои в течение многих лет, обменивая утешение на критику при каждом удобном случае.
-Раньше ты называл Кэла воплощением Аида, - говорю я через плечо, останавливаясь одной ногой у двери. - Теперь я понимаю. Ты хотела, чтобы он был злодеем в твоей истории, поэтому ты выставила его таковым. Нарисовала его монстром, хотя на самом деле все, чего он когда-либо хотел, - это немного безусловной любви.
Я вытаскиваю свой новый телефон, включаю экран и открываю черновик письма, который у меня есть, ожидая, когда я нажму "Отправить". Потратив все первые несколько дней после концерта на то, чтобы записать свои чувства, я начала записывать и другие вещи.
Все, что я знал о Риччи Инк.
-Раньше я тоже этого хотела от тебя. - Корректирую пару более тонких моментов, добавляю больше компрометирующих улик и нажимаю "Отправить". - Но потом поняла, что монстры не способны отвечать взаимностью на любовь. И чем дольше ты гоняешься за ним за тем, кто никогда не сможет ее вернуть, тем большим монстром ты, в свою очередь, становишься.
Развернувшись на каблуках, я прохожу через дверь, в душе довольная тем, что оставляю ее там, зная, что солнце вот-вот зайдет над всей империей Риччи.
ГЛАВА 37
Кэл
В тот день, когда я возвращаюсь в Аплану, Джонас ждет на крыльце Асфодели, попивая что-то темное из банки. Он поднимает ее в знак приветствия, когда я подхожу, кивая подбородком.
-Король нашего маленького подземного мира возвращается, - говорит он, откидываясь на спинку белого кресла-качалки. - Как дела в Бостоне?
-Если скажу, что я никогда не вернусь туда снова, это будет чертовски скоро.
Марселин открывает мне дверь, вернувшись на остров вскоре после того, как мы приземлились на материке, отметив, что ей неудобно быть соучастницей еще одного из моих преступлений. Я прохожу мимо нее, стараясь не задерживаться на одном месте слишком долго, не желая позволять пустоте дома овладевать мной.
Направляясь на кухню, я останавливаюсь в дверях, замечая расческу Елены на островке. Ее розовый лак для ногтей на раковине. Экземпляр "Макбета" Шекспира, который я попросил ее прочитать мне вслух однажды днем, пока просовывал голову между ее ног.
Ее смех, ее отношение, то, как она легко могла сравниться с моим интеллектом, разговаривая со мной без необходимости замедлять или догонять ее.
Ее любовь.
-Боже, - бормочу я, резко поворачиваюсь и иду по коридору в свой кабинет, открывая дверь с такой силой, что дверная ручка врезается в гипсокартон.
-Я не мог не заметить отсутствие определенной девушки, - говорит Джонас, оглядываясь через плечо, как будто ожидая, что Елена материализуется из воздуха. - Правильно ли я понимаю, что ты пришел в себя по поводу этого брака?
Налив два стакана скотча, я подношу их к своему столу и устраиваюсь за ним, придвигая к нему противоположный. Он садится в кожаное кресло передо мной, берет стакан, оставляя банку в строну.
-Ты будешь... прав -типо того, - говорю я, делая глоток, позволяя обжигающей жидкости, скользящей по моему горлу, на мгновение притупить боль в груди. Проводя рукой по лицу, я медленно выдыхаю, обводя пальцем край стакана. - Я распустил траст.
Джонас моргает один раз. Дважды. Три раза. Он громко глотает свой напиток, наклоняясь вперед, его кожаная куртка поскрипывает от движения.
-Ты что?
-Вайолет не отвечает на мои звонки, и она, на самом деле, была крайне непреклонна в том, что ей не нужны мои деньги или мое присутствие в ее жизни вообще. Какой смысл мне позволять трасту оставаться неиспользованным, если единственный человек, как я хочу, им не воспользуется?
-Это наводит на вопросы...
Я киваю, уже зная, о чем он говорит. По дороге домой на самолете адвокат по недвижимости моего дедушки изучил все возможные пути вывода денег, и хотя я мог бы пожертвовать их на благотворительность или оставить на черный день, в конечном счете я решил выкупить себя у Риччи Инк.
-Подожди, - говорит Джонас, поднимая палец вверх. - Ты выкупил себя из компании семьи твоей жены?
-Я все равно хотел уйти в отставку. Я становлюсь слишком стар для такого образа жизни.
Джонас закатывает глаза.
-Черт возьми, приятель, тебе тридцать два. Ты уверен, что это не один из тех безумных, импульсивных поступков, которые ты совершаешь, когда чувствуешь, что тебя загнали в угол?
Ему не обязательно прямо говорить об этом, но подтекст есть: например, мой брак.
По крайней мере, так он его видел.
Для него он было чем-то, что появилось из ниоткуда, внезапно возникло, потому что меня шантажировали, и мне нужен был выход.
Безрассудство и опасность, приведшее к гораздо большему, чем я когда-либо мог себе представить.
Но это, как и мое решение сейчас, не имело ничего общего с
импульсом.
-Каждое решение, которое я принимал в своей взрослой жизни, было тщательно согласовано после тщательного рассмотрения. Я не рискую, если не уверен в исходе. - Мои слова, сказанные Елене несколько недель назад, свежо всплывают в моей памяти, доказывая, что даже тогда я изо всех сил старался быть честным с ней.
Я не мог рассказать ей все подробности, но пытался.
-В этом нет ничего импульсивного, - говорю я, проглатывая еще один глоток скотча. - Я хотел уйти из мира мафии, и предпринимаю шаги, чтобы это произошло.
-Ты сам сказал, что на самом деле невозможно по настоящему покинуть этот мир. - Поставив свой напиток на стол, Джонас складывает руки вместе, приподнимая бровь. - Что делает тебя таким особенным?
-На бумаге я не буду существовать для этих парней. Когда федералы придут за ”Риччи Инкорпорейтед", по крайней мере, я буду в стороне, поскольку они вычеркнут мое имя из своих записей. - Сделав паузу, я пожимаю плечами. - Однако моя репутация, сила, которой обладает мое имя, никуда не исчезают. Дурная слава - это навсегда, мой друг. Я просто отступаю от более публичного аспекта вещей.
Глубоко вздыхая, он качает головой.
-Бостон, должно быть, здорово над тобой поработал, а? Никогда не думал, что доживу до этого дня.
Я не отвечаю, откидываясь на спинку стула и пожимая плечами; что-то блестящее отражается в свете под моим столом, и я наклоняюсь, поднимая бриллиантовую серьгу-гвоздик с пола, куда она, должно быть, упала во время одного из наших многочисленных свиданий в офисе.
Ее присутствие вызывает комок в моем горле, обжигающий всю длину пищевода, и я стискиваю зубы от этого ощущения, бросая драгоценност в мусорное ведро поблизости. Джонас поджимает губы, ерзая на стуле, как будто ему неудобно.
-Хорошо, и все же так где же твоя маленькая женушка?
Протягивая руку к компьютеру, я качаю головой, открываю сайт правительства Массачусетса и дважды проверяю, что у меня есть все документы, прежде чем отправить их адвокату для просмотра.
-Учитывая, что она вряд ли долго будет моей женой, я полагаю, это не имеет значения.
В течение следующих двух недель я стараюсь держаться подальше от города и почти каждой комнаты в доме, предпочитая спать в своем офисе, пытаясь избежать всего, что могло бы напомнить мне о Елене.
Это все равно что пытаться жить без гребаного солнца.
Единственный раз, когда я иду в "Пылающую колесницу", Блу подходит ко мне в баре и практически выгоняет меня, ссылаясь на то, что я нарушаю атмосферу, и, поскольку он ухаживает за толпой летних туристов, он больше полагается на чаевые и не может позволить мне прогонять клиентов.
Обычно я бы, наверное, уволил его и велел убираться с острова, но вместо этого просто ухожу, направляясь обратно в Асфодель, чтобы пропить весь вечер.
Когда прихожу, обхожу задний двор, пока не в настроении видеть Марселину или чувствовать тяжесть ее осуждения по поводу того факта, что я не брился несколько дней.
-Ты начинаешь слишком походить на своего друга-крысу из джунглей, - говорит она, презрительно отзываясь о Джонасе при каждом удобном случае. - Господи, я надеюсь, что эта девушка вернется к тебе.
Я тоже, Марселин, но две недели и ни одного телефонного звонка? Мои шансы выглядят не очень хорошо.
Должно быть, я стоял у пентхауса ее бабушки в течение нескольких часов после концерта той ночью, подняв кулак и приготовившись нанести удар, готовый утащить ее обратно в Аплану вместе со собой.
В ад, где я хотел ее удержать.
До сих пор хочу, если быть до конца честным.
Но каждый раз, когда я пытался постучать, я вспоминал, как мало в ее жизни оставалось для выбора. С тех пор как она родилась, все было решено за нее, и я подыграл той же идее, когда заставил ее выйти за меня замуж.
Независимо от чувств, которые развились после, я никогда не смог бы существовать с полу-приличной совестью, думая, что ее чувства родились по необходимости. Как способ для нее справиться с навязанной ей жизнью, а не кульминация судьбы.
Так что я даю ей время. Пространство — расти, прощать, размышлять. Калейдоскоп возможностей.
После того, как потратил так много времени, зациклившись на ней, решив погубить ее, и наслаждаясь теплом, которое по своей сути дает ее существование, расстояние - это пытка.
Если она не появится до истечения наших дней, тогда я пойду за ней. Разыщи ее на краю гребаной земли и буду умолять ю вернуться, если это то, что нужно сделать.
А до тех пор я буду ждать.
Завернув за угол своего дома, я сразу напрягаюсь, волосы на затылке встают дыбом от ощущения, что я не один; в воздухе есть определенная плотность, препятствие на ветру, которого не было бы без тепла другого тела, способного выдержать погоду.
Вспышка темных волос сначала привлекает мое внимание, затем, когда мои глаза обводят двор, я замечаю черную одежду, одетую на стройное тело.
Разочарование переполняет мою грудь, и я наклоняюсь вперед, стараясь не согнуться под тяжестью надежды.
Я подхожу к ней тихо, как хищник, подкрадывающийся к своей добыче, хотя в данный момент она даже не является таковой для меня.
-Вайолет. - Я останавливаюсь в нескольких футах от нее, вдыхая аромат лаванды и ванили, когда поднимается ветер, шелестящий ее заплетенными в косу волосами. - Что... как ты нашла меня здесь?
Моя сестра поворачивается по кругу, полностью оценивая меня, прежде чем ответить.
-Я разбираюсь в людях.
Я хмурюсь.
-Звучит сомнительно.
-Может быть, мы гораздо больше похожи, чем я хочу признать. - Она приподнимает одно плечо, слегка пожимая плечами, в уголках ее больших карих глаз появляются морщинки. - На днях мне позвонили из банка и сказали, что они замораживают мой счет, пока пытаются выяснить, кто продолжал делать депозиты от моего имени. Знаешь ли ты, что это довольно популярная фишинговая афера?
-Знаю.
Она моргает, как будто не ожидала такого ответа.
-Ладно. Ну... знаешь, что теперь они хотят закрыть мой счёт из-за подозрительной активности из-за того, сколько раз ты пытались внести деньги?
-Ты могла бы просто принять депозиты, и у тебя не только были бы деньги, но и ты могли бы свободно распоряжаться своим банковским счетом. - Я наклоняю голову набок. - Не то чтобы сейчас это имело значение в любом случае. Больше никаких депозитов не будет.
Отвернувшись, я выхожу во внутренний дворик и сажусь на один из металлических стульев. Вайолет несколько мгновений стоит на месте, похоже, ведя какую-то внутреннюю борьбу, затем, наконец, сдается и присоединяется ко мне, садясь за стол, скрестив одну ногу на другую.
-Банкротство? - спрашивает она ровным голосом, как будто уже уверена в ответе.
Мои брови хмурятся.
-Что? Нет, я не банкрот. У меня достаточно денег в моих личных сбережениях, чтобы никогда больше не работать.
-Хвастун, - говорит она, тихо смеясь про себя. - Итак, что случилось с наличными, которые ты так отчаянно хотел мне дать? Устал от того, что я не позволяю тебе решать все мои проблемы?
Я пожимаю плечами, ковыряя кусочек отколотого прозрачного покрытия на стеклянном столе.
-Может быть, я понял, что ты была права насчет моих проблем с контролем, и решил поработать над ними.
Она снова смеется, на этот раз громче.
-Кэл, без обид, но ты практически преследовал меня последние шесть лет. Я не чувствую, что ты из тех парней, которые просто... начинают с чистого листа, когда кто-то указывает на недостаток.
Ее слова впиваются в пустую долину в моей груди, разрушенную торнадо, ожидая, когда что-то вырастет на месте моей любви к Елене. Я постукиваю пальцами по колену, напевая, когда знакомый зуд пойти и привести ее домой возобновляется во мне.
-Ради некоторых людей стоит постараться.
Губы Вайолет кривятся, и она отводит взгляд, наблюдая за кучей земли, которая должна была быть садом Елены.
-Что это за грязь?
-Моя жена — Елена — пыталась посадить сад, но очевидно, что ее тепличных способностей катастрофически не хватает.
-Хм. Да, я не думаю, что они должны быть такими... коричневыми летом.
Я уклончиво хмыкаю, глядя на солнце, садящееся над пляжем.
-Я встретила ее, ты знаешь. - Она оглядывается на меня, убирая прядь волос с глаз. - Твоя жена. Она казалась... интересной. Красивая, но странная пара для тебя. Основываясь практически ни на чем, кроме твоей внешности и слухов, конечно.
Ухмыляясь, я киваю один раз.
-В этом ты не ошибаешься.
Мы сидим в дружеской тишине несколько мгновений, прежде чем, наконец, это становится слишком, даже для меня.
-Что ты все еще делаешь на острове, Вайолет?
Ее пальцы сжимают кулон с подсолнухом, висящий у нее на шее, и она вздыхает.
-Честно говоря, я понятия не имею. Думаю, именно поэтому я пришла найти тебя сегодня, потому что каждый раз, когда ухожу, я ловлю себя на том, что возвращаюсь и стою перед твоим дурацким баром, желая зайти и поговорить.
-Ты часто летаешь в Аплану?
Она краснеет.
-У родителей моего лучшего друга много миль для часто летающих пассажиров, так что я ими пользуюсь. Он из тех людей, которые даже не замечают, понимаешь?
Я просто смотрю на нее, и она кивает.
-Хорошо, ты знаешь. - Прочищая горло, она пододвигается к концу своего места. - В любом случае, я хотела найти тебя, потому что мне было плохо из-за того, как я вела себя весной. Ты всего лишь пыталась помочь, и я не должна была быть такой сукой. Просто... деньги - довольно щекотливая тема.
-Обычно так и есть.
-И я... извини, что сейчас я не в том состоянии, когда мы могли бы... познакомьтесь поближе друг с другом. Семья — это просто...
-Щекотливая тема. - Я поднимаю руку, останавливая ее, прежде чем нож вонзится прямо мне в грудь. - Я понимаю, Вайолет.
Ни один из нас больше ничего не говорит в течение нескольких секунд, а затем она поднимается на ноги, заправляя косы за уши.
-Хорошо. В любом случае, это все, что я хотела сказать. Твердо верю в извинения, даже если они задевают твою гордость.
Она начинает выходить со двора, с прощаясь, когда другой, совершенно другой голос прорезает воздух, заставляя ее замереть на месте.
-Что это, черт возьми, такое?
ГЛАВА 38
Елена
Сестра Кэла выглядит как олень, попавший в свет фар, когда мой голос разносится по заднему двору, и я испытываю мгновенное удовлетворение от того факта, что, похоже, на моей стороне преимущество неожиданности.
Затем бросаю взгляд на Кэла, который небрежно сидит в своем кресле, даже не удостоив меня взглядом, как будто мое возвращение его не впечатлило и не шокировало.
Удовлетворение исчезает, и его место занимает гнев, толкая меня по траве, пока я не оказываюсь прямо перед ним. Сунув ему в лицо конверт из плотной бумаги, я кладу руку на бедро и снова задаю свой вопрос.
-Кэллум. Что это, черт возьми, такое?
Он смотрит на конверт, затем на меня, эти темные глаза стратегически лишены каких-либо эмоций.
-Похоже на конверт, Елена. Откуда, черт возьми, мне знать, что в нем?
Усмехнувшись, я открываю конверт и лезу внутрь, толкая бумаги в его сторону.
-Ты пытаешься сказать, что не просил своего адвоката вручить мне документы об аннулировании брака? Потому что я почти уверена, что узнаю твою подпись, учитывая, что я видела ее в тот день, когда подписала наше брачное свидетельство.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, сестра Кэла широко раскрывает глаза, медленно отрываясь с места.
-Думаю, мне лучше пойти...
Кэл кивает, отмахиваясь от нее. И когда она исчезает, оставляя нас одних, мое тело гудит от бесконечной электрической энергии, проносящейся по моим венам, как горячий ток. Я оживляю под его пристальным взглядом впервые за несколько недель.
Как гребаный цветок, лишенный солнца на ночь, мое сердце открывается для него, ища питательные вещества там, где их, возможно, нет.
Может быть, с моей стороны было преждевременно возвращаться сюда.
Отсутствие ответа - это все равно ответ, верно? Две недели от него ничего не было слышно, и, возможно, это был его способ покончить с этим.
Документы об аннулировании брака, безусловно, являются ответом, но все же.
Если он хочет расторгнуть этот брак, то самое меньшее, что он может сделать, это сказать мне это в лицо.
-Хорошо выглядишь, - говорит он через пару мнгновений, небрежно окидывая взглядом мою фигуру — я чувствую его признательность кончиками пальцев, маленькие искорки удовольствия, рассеивающиеся на поверхности.
-Не надо мне этого говорить. Мне не нужны твои комплименты. Скажи мне, почему ты пытаешься избавиться от меня.
Когда бумаги появились в квартире бабушки, это был удар исподтишка "два за раз"; доказательство того, что Кэл действительно знал, где я прячусь, и не потрудился прийти ко мне, но также и дополнительное оскорбление, которое он нанес мне, отказавшись от нашего брака.
Возможность, за которую несколько месяцев назад я, наверное, ухватилась бы.
Но многое может измениться за несколько месяцев.
Я посидела с ним некоторое время, уставившись на его подпись и окончательную дату подачи заявки. В документах в качестве причины указывалось мошенничество, в котором говорилось, что Кэл манипулировал мной, чтобы заключить союз, и что он взял на себя полную ответственность за начестную природу того, как возник брак.
И хотя все все это правда, оно не отменяет того, что произошло после того, как мы поженились.
Утешение и принятие, которые я нашла в объятиях этого убийцы.
Моя навязчивая идея.
Моя погибель.
Мой муж.
Сцепив пальцы вместе, он откидывается на спинку стула и выдыхает.
-Я думал, это будет то, чего ты хочешь, малышка. Свобода. Ты молода и заслуживаешь шанса испытать то, что может предложить жизнь.
Швыряя бумаги на стеклянный стол, я делаю шаг к нему, тыча указательным пальцем в его широкую грудь.
-Как ты смеешь пытаться решать это за меня. Ты предлагаешь мне только один вариант, после того, как полностью исчез после концерта, и это должен быть мой выбор?
В его глазах вспыхивает жар, карие глубины темнеют от ярости. Вскакивая на ноги, он хватает мой палец, прижимая его к себе.
-Ты бросила меня на гребаном балете, Елена. Кстати, хороший штрих - оставить это стихотворение. Я получил твое сообщение громко и четко.
-О, стихотворение, где я сказал, что люблю тебя? - огрызаюсь я, громкость моего голоса возрастает от моего разочарования. - Если это каким-то образом переводится как ”пожалуйста, подай заявление об аннулировании брака", то я думаю, что тебе нужно снова вернуться к изучению поэзии.
-Ты так думаешь? - Когда он подходит в плотную, зажигая ту старую песню и танец, к которым наши тела привыкли за последние несколько недель, я чувствую, как мое сердце сжимается и переворачивается от его близости. Его запах окутывает меня, когда он прижимает меня спиной к столу, наклоняясь, чтобы обхватить меня своими предплечьями.
Прядь чернильных волос падает ему на лоб, и я сопротивляюсь желанию убрать ее с его лица, пытаясь сосредоточиться на своем гневе, прежде чем он ускользнет, затерявшись в море его прикосновений.
-Может быть, тебе стоит освежить мою память, - говорит он, опускаясь на колени, его руки сразу же скользят вверх по бокам моих бедер.
Я прикусываю губы, когда он начинает медленно поднимать подол моего желтого сарафана, прижимая документы об аннулировании брака к своей груди. Каждое нервное окончание в моем теле кричит, говоря мне прекратить это, пока мы не поговорим по-настоящему, но затем его дыхание скользит по моей киске, и я больше не забочусь о разговорах.
Что является еще одним плохим решением в общей схеме вещей?
-Подними свою задницу, - командует он, и я повинуюсь, даже не задумываясь, двигаясь вперед, чтобы он мог скользнуть тканью платья вверх по моим ягодицам. Он тихо ругается, качая головой. - Я вижу, ты все еще без трусиков. Добавляя прелюбодеяние в наш список грехов, или ты просто надеялся, что тебе повезет?
Одна из его рук поднимается, ложится между моих грудей, подталкивая меня вниз; я двигаюсь без сопротивления, шипя, когда моя голая задница соприкасается с прохладной стеклянной поверхностью, за которой быстро следуют плечи, когда он толкает меня вниз.
Зубы царапают мой клитор, и я вздрагиваю, острый укус посылает вспышку восторга через меня.
-Я надеялась, что мне повезет, - говорю я, зная, что это то, чего он ждет.
-Конечно, ты надеялась. Идеальная маленькая шлюшка, готовая к траху в любой момент, когда ее муж вынимает свой член. - Шлепок приземляется на верхнюю часть моей киски, вырывая крик удивления из моего горла. - Итак, какая была твоя любимая форма поэтического изложения? Декламации с помощью языка?
Пальцы Кэла медленно пробегают по шрамам на внутренней стороне моего бедра — буква "К" плюс буква "А", которую он добавил в ночь концерта. Мой собственный личный бренд.
Удачи тебе избавиться от меня после этого, придурок.
Я смотрю на покрытие дворика, обводя глазами паутину, и вижу, как его голова снова опускается между моих ног. Язык скользит за пальцами, оставляя за собой след прохладной слюны, и когда они касаются моего клитора, я дрожу, тело уже опасно близко к тому, чтобы вхорваться, туго натянутое после нескольких недель воздержания.
-Ключ, как мы знаем, к любому хорошему стихотворению, - выдыхает Кэл, один раз проводя по мне языком. Дважды. Три раза, пока я не отбрасываю бумаги об аннулировании брака в сторону, хватаясь за края стола, чтобы не упасть с него. - Это страсть.
С этими словами он зарывается ртом в мою киску, образуя плотное уплотнение вокруг моих губ, засасывая клитор в рот и осыпая его движениями своего языка. Рука скользит вверх по моему торсу, пальцы цепляются за верх моего сарафана и высвобождают одну грудь.
Он сжимает ее, в то время, как его язык проникает в меня, массируя внутрь и наружу, затем скользит вверх между моими складками и кружится над клитором. Повторяя цикл, чередуя сосание и лизание, он создает темп, от которого у меня в животе нарастает давление, распространяющееся наружу, как волна тепла.
-Ты знаешь, сколько ночей я мечтал о том, чтобы ты была здесь, вот так? - спрашивает он, прижимаясь ко мне, вибрации его губ посылают через меня ударные волны экстаза. - Сколько раз я выкачивал свой член досуха, представляя, как ты раскрываешься и стонешь для меня?
Я качаю головой в ответ, хотя уверена, что он не видит. Усмехаясь он ускоряет движение своего языка, и на этот раз, когда я кончаю, ему даже не нужно просить меня посмотреть на него; мои глаза немедленно ищут его, фиксируясь, когда оргазм сотрясает все мое тело, спина выгибается от стола, сдавленный звук вырывается из горла.
-Вот. Я знаю, что немного устал от произносимого слова, но, судя по румянцу на щеках зрителя и ощущения того, как ты кончаешь на моих вкусовых рецепторах, я склонен верить, что все еще знаю, что делаю.
Вытирая рот о мое бедро, Кэл выпрямляется в стоячем положении, протягивает руку и расстегивает пуговицы на рубашке. Он сбрасывает ее с плеч, черный материал падает на землю, а затем расстегивает штаны, стягивает их с бедер и также их отбрасывает в сторону.
Его член высвобождается, жемчужная бусинка возбуждения сочится с кончика его толстой головки, и он медленно поглаживает себя, окидывая меня пристальным взглядом.
-Я никогда не устану видеть тебя такой, - говорит он, слегка качая головой, как будто не может до конца поверить, что я здесь.
Делая шаг ко мне, он сжимает свой член в кулак, грубо трется между моими губами, размазывая мои соки по всему телу. Каждый движение по моему клитору вызывает укол боли в моей внутренности — такой, который изгибается на конце, превращаясь в неизмеримое удовольствие.
-Ты хочешь этого? - спрашивает он, приподнимая одну бровь, и хотя я должна сказать "нет" и взять себя в руки, вернуться к текущему вопросу, мое тело не согласно.
Один крошечный, почти незаметный кивок, и все; он издает тихий стон, одним толчком бедер входя по самую рукоятку, наполняя меня так сильно, что я не уверена, что смогла бы вытащить его, если бы захотела. После такого от меня будут соскабливать кусочки ДНК Кэла с моих внутренностей до конца моей жизни.
Хлопнув руками по обе стороны от моей головы, он начинает медленно, прижимая свой член к моим внутренним стенкам, поглаживая кончиком по каждому гребню и чувствительной мышце. Стол скрипит под нашим весом, смещаясь с каждым толчком, и я обхватываю его ногами за талию, пытаясь притянуть его как можно глубже.
-Черт, - говорит он, закрывая глаза и откидывая голову назад, и этот один слог наполняет все мое существо теплом, отчего у меня кружится голова. - Я так чертовски сильно скучал по тебе, малышка. По твоей киска, во твоим мозгам, по твоему умному гребаному рту. Асфодель уже не тот, без тебя в нем.
Я стискиваю зубы, стараясь не выругаться, в то время как он ощущается так невероятно внутри меня. Мой желудок сжимается, еще один оргазм уже прокатывается по моему позвоночнику, и я протягиваю руку, поглаживая большими пальцами его скулы, мои ладони по редкой бороде, покрывающей его челюсть.
Его глаза резко открываются, сужаясь.
-Ты снова это делаешь.
-Что делаю?
-Прощаешься. Не делай этого, черт возьми, Елена. Не прикасайся ко мне так, как будто думаешь, что это может быть в последний раз.
Я ахаю, когда он ускоряет темп, входя в меня с такой силой, что стол начинает двигаться назад, врезаясь в стену, прежде чем остановиться.
-Я ничего не делаю.
-Не лги мне, - говорит он, протягивая руку, чтобы схватить меня за горло одной рукой, сгибая хватку по бокам. - Зачем ты проделал весь этот путь сюда, если не собирался оставаться?
-Ты подал документы на аннулирование брака!
Рыча, он усиливает давление на мое горло, трахая меня сильнее, как будто он активно пытается разделить меня пополам.
-Я пытался быть зрелым и уважительно относиться к нашей ситуации.
-Ты даже не пришел за мной после того, как я оставила тебя в театре, - кричу я, удовольствие пронзает меня, унося с собой всю боль. Мой оргазм достигает пика, я смотрю за холм, когда мое зрение рассеивается, способность говорить становится все труднее. - Как ты можешь говорить, что скучал по мне, если ты не пришел за мной?
-О, черт возьми, Елена. - Он сжимает еще сильнее, входя в меня так грубо, что я чувствую, как образуются синяки.
-Я приходил за тобой. Я хотел ворваться в квартиру твоей бабушки и перекинуть тебя через плечо, забрать тебя с собой домой, где тебе самое место. Я простоял снаружи несколько часов, пытаясь решить, насколько сильно ты возненавидишь меня, если я отниму у тебя этот выбор. Если бы я не позволил тебе смириться со всем самостоятельно.
Я начинаю биться в конвульсиях вокруг него, мой оргазм наступает еще до того, как он заканчивает фразу, когда черные пятна заполняют мое зрение, это знакомое чувство парения, приостанавливающее меня во времени, когда я падаю с обрыва.
-Вот и все, моя милая жена. Ты кончаешь на член своего мужа. Заставляешь его пожалеть, что он не провел последние две недели, похороненным внутри тебя.
-Боже, Кэллум, - стону я, оргазм все еще пульсирует, посылая волну за волной эйфории.
-Нужно ли наполнить мою маленькую шлюшку?
Я отчаянно киваю, цепляясь и царапая его изуродованную грудь, приподнимаюсь в сидячем положении и притягиваю его к себе для поцелуя. Раскачивая бедрами взад и вперед, встречая каждый толчок своими собственными миниатюрными, я переплетаю свой язык с его языком, наслаждаясь своим вкусом на нем.
Его ладонь находит мою спину, растягивается и прижимает меня вплотную к своей груди, когда он толкается в последний раз, хриплый стон срывается с его губ. Пот стекает по нашим телам, когда он падает на капает сверху, стол стонет под нами.
Я толкаю его в бок, когда стол прогибается.
-Может быть, нам стоит перейти в другое место.
Выпрямившись, Кэл несколько долгих мгновений смотрит на меня сверху вниз, выражение его глаз совершенно непроницаемо.
-Хорошо, - тихо говорит он, вставая и таща меня за собой. - Давай зайдем внутрь.
Он жутко замолкает, как только мы оказываемся в помещении, ведет меня в гостиную и усаживает на диван. Укутывает мои плечи плюшевым одеялом, затем снова влезает в свои парадные брюки, застегивает их и садится на кофейный столик прямо напротив меня.
Я судорожно сглатываю, чувствуя покалывание на коже, понимая, что он, скорее всего, ждет, когда я начну первой. Я открываю рот, чтобы заговорить, но он опережает меня.
-Я люблю в тебя, Елена.
Захлопнув рот, откидываюсь на спинку дивана, подавляя самодовольную улыбку.
-Ну, что касается извинений, то это хороший пункт для начала.
Он вздыхает, тихий смешок срывается с его губ, поражая меня тем, как... искренне это звучит. За все недели, которые я провела с ним, я никогда не слышала, чтобы эти голосовые связки по-настоящему смеялись, и теперь его появление заставляет бабочек вспыхивать в моей груди.
Проводя рукой по волосам, он смотрит на меня, эти темные глаза смягчаются до их естественного, теплого кариго цвета, опьяняющего своей мягкой глубиной.
-Признаю, не похоже, что любые извинения когда-либо освободят меня от грехов, которые я совершил против тебя. Не то чтобы это означало, что собираюсь прекратить попытки, но все же. Просто хочу, чтобы ты знала, что я понимаю, что все, что я скажу, будет казаться неадекватным.
Протянув руку, он цепляет пальцем кольцо, которое подарил мне в день нашей свадьбы, и на его губах появляется легкая улыбка.
-Я не заслуживаю тебя, ты знаешь это?
-Относительно, но продолжай.
-Когда я был ребенком, я рос, ущемляя себя, освобождая место для своей матери и ее болезни. Это требовало внимания, требовало сосредоточения, так что именно на это уходила большая часть времени каждого. Люди приходили навестить мою мать, приходили поговорить с ней, а я просто прятался в тени, изо всех сил стараясь не злится на неё ещё больше, чем уже злился .
Он делает паузу, качая головой.
-Рак - забавная болезнь, потому что у некоторых людей она вызывает ревность. Моя мать, медленно умирала, и у меня хватило гребаной наглости обидеться на нее за то, что она бросила меня. Как будто у нее был выбор в этом вопросе.
Мое сердце болит, разрываясь с каждым его словом, руки чешутся утешить, облегчить его боль, но я знаю, что мне тоже нужно это услышать.
Нельзя любить человека полностью, не зная тьмы, запечатленной в его душе.
Я хочу знать его так хорошо, что это тоже становится моей темнотой.
-В любом случае. Я познакомился с твоими родителями примерно за год до ее смерти, и когда она наконец умерла, я отправился на поиски своего биологического отца, надеясь, что он... не знаю, примет меня, наверное. - Он обхватывает мой палец другим, прикрывая бриллиант. - Короче говоря, он не был заинтересован в четвертом ребенке. Итак, я стал жертвой системы и оказался в приемной семье в Бостоне. Через некоторое время после этого твой отец подошел ко мне на улице и предложил работу. - Его горло сжимается, когда он сглатывает, переминаясь с ноги на ногу. - Мне не нужно вдаваться во все подробности начала моей карьеры, но дело в том, что я жаждал внимания, когда встретил твоих родителей. Твой отец дал мне роскошную жизнь, и для ребенка, у которого буквально ничего не было, поклонение герою далось легко. Твоя мама... Она подарила мне ту привязанность, которой мне не хватало от моей собственной, и я думаю, что притяжение просто усилилось из-за этого.
Слезы жгут мне глаза от того, как бесцеремонно он обращается с тем, как обращалась с ним моя мать, как будто в этом никогда не было ничего изначально неправильного.
-Она надругалась над тобой, Кэл. Они оба сделали надругались над тобой, подобрали впечатлительного мальчика с улицы и превратили его в свою маленькую марионетку.
-Все было не так...
-Кэл, - говорю я, протягивая руку, чтобы обхватить его щеку. Слеза выскальзывает, скатываясь по моему лицу, когда я смотрю ему в глаза. - Ты не знал ничего лучшего. Они должны были учить тебя, но они учили тебя неправильно.
Его глаза горят невыраженными эмоциями, и он, кажется, долго смотрит сквозь меня, переваривая мои слова. Может быть, мне не следовало сразу бросаться с обвинениями, но я чувствовала, как нарастают извинения, чувствовала тяжесть его мысли, что он разрушил меня, сокрушая его душу, и не могла этого вынести.
-Я не хочу, чтобы ты извинялся передо мной за то, как ты справился с тем, с чем тебястолкнула жизнь, - мягко говорю я, - потому что я не вижу ничего плохого в том, какой ты есть. Немного грубоват по краям и далек от совершенства, но...
-Повезло, - выдыхает он, снова качая головой, как будто избавляясь от гаммы эмоций. - Мне чертовски повезло, если ты вернешься ко мне, это хоть какой-то признак.
Он притягивает меня к краю дивана, кладет ладонь мне на затылок и накрывает мой рот своим; наши языки танцуют под знакомую мелодию, волны тепла и яркого света потрескивают в моей сердцевине, страсть и любовь испепеляют мою душу.
Когда мы расстаемся, наше дыхание тяжело вырывается из наших ртов, и он проводит большим пальцем по моим губам.
-Как бы то ни было, мне жаль, что я тебе не сказал. Ты заслуживала знать.
Я сглатываю, кивая, хотя воспоминание ощущается как пощечина. Скользя рукой по его боку, я хмурюсь, что-то все еще беспокоит меня.
-Это она сделала?
Его глаза следят за моими пальцами, когда они разглаживают сморщенную кожу, и он слегка кивает.
-Косвенно, но да.
У меня щемит в груди от боли из-за того вреда, который причинили ему мои родители. За то, что он даже не был их кровным родственником, они определенно сделали с ним кое-что.
-Я ненавижу знать, что она когда-либо прикасалась к тебе, - тихо признаюсь я, зная, что не смогу пройти мимо, пока оно не будет открыто. - Ненавижу знать, что она когда-либо видела тебя таким.
-Она этого не видела, - вмешивается он, ловя мою руку и прижимая ее к своей коже. - Никто, кроме тебя, малышка. Что я могу сделать, чтобы заставить тебя поверить в это?
Я качаю головой, отрицая, что ему даже нужно что-либо доказывать, говоря, что есть просто некоторые вещи, с которыми только время может помочь разобраться. Но он не соглашается с этим, откидывается назад и засовывает руку в карман, вытаскивая универсальный нож, который он носит с собой.
-Отметьте меня, - говорит он, протягивая лезвие.
Моя рука полностью отдергивается от него, падая мне на колени.
-Боже, нет! Я не хочу причинять тебе боль. “
-Нет, ты хочешь. - Он хватает меня за руку, вкладывает в нее нож и сжимает мои пальцы вокруг рукояти. - Сделай мне больно, чтобы я мог почувствовать, каково это было для тебя.
Я колеблюсь, нож тяжел в моей ладони, металл холодит кожу. Страх сжимает горло, заставляя меня напрячься, пока разум пытается решить, хорошая это идея или нет.
В лучшем случае: если мы разведемся, и он встретится с кем-то еще в будущем, по крайней мере, этот кто-то увидят инициалы другой девушки, вырезанные на его коже.
В худшем случае: я порежу слишком глубоко, и он истечет кровью и умрет.
Тем не менее, мне трудно упустить такую редкую возможность, и, возможно, причинение небольшой боли поможет мне полностью двигаться дальше.
Открывая лезвие, я киваю, поднимаясь с дивана. Он злобно ухмыляется, откидываясь на кофейный столик; я встаю, позволяя одеялу упасть вокруг меня, и сгожусь верхом на его бедра, пытаясь игнорировать немедленное возбуждение, напрягающееся под моей задницей.
-Тебе нужен неглубокий, точный порез, - говорит он, направляя меня к своей левой грудной мышце, вдавливая кончик ножа в кожу. - Что-то, что вызовет немного крови и шрамов, но, не убьет меня.
Я сглатываю, горло сжимается, надавливая с небольшой силой, когда он нежно тренирует меня; кончик пронзает слой кожи, и его благоговение заставляет мою киску пульсировать.
-Теперь, быстрым движением запястья закончи букву, - говорит он, сжимая челюсти. Порез открывает часть ранее зажившей рубцовой ткани, задевая край участка на последней строке моего первого инициала, но он не реагирует, кроме как сжимается.
Капли крови в форме буквы "Е", и я некоторое время смотрю на их, загипнотизированный ярко-малиновым цветом; прежде чем он успевает сесть и остановить меня, я опускаюсь и прижимаюсь к нему кончиком языка, смакуя металлический привкус, что-то первобытное, отзывающееся на вкус.
Я не знаю, что именно происходит, когда его кровь касается моего языка; может быть, это потому, что он так много раз рисовал мой, что мое тело просто счастливо отплатить за услугу, или, может быть, это что-то более глубокое.
Я пробую его не в первый раз, но сейчас в нем есть что-то другое. Хаотичное отчаяние в действии и уязвимость в ситуации воспламеняют всю мою душу.
-Боже, - задыхается Кэл, его рука взлетает к моим волосам, когда я приподнимаюсь, сажусь на него спиной и бросаю нож на пол. - Черт возьми, я так люблю в тебя, Елена Риччи. Теперь ты мне веришь?
-Андерсон, говорю я, поправляя его с усмешкой. - Я подала заявление, чтобы мою фамилию изменили на законных основаниях. Не хочу быть Риччи, когда бизнес рухнет.
Его брови приподнимаются, все его тело замирает, когда он замечает мое хитрое выражение лица. Прищурив глаза, он дергает меня за кончики волос.
-Что ты сделала?
Я пожимаю плечами, изображая невинность.
-Может быть, папе следовало бы научиться не раскрывать все свои секреты членам семьи, поскольку в наши дни любой может отправить электронное письмо новостным станциям.
Кэл запускает пальцы в мои волосы, садясь так, что наши губы почти соприкасаются.
-Ты сдал?
Я складываю губы вместе, зная, как люди в этом мире относятся к информаторам. И все же, поскольку я все равно покидаю этот мир, мне наплевать на их мнение.
И все же приятно, когда Кэл снова притягивает меня к себе для страстного поцелуя, разоряя меня до тех пор, пока я не превращаюсь в дрожащее месиво, крадя каждый мой вдох для своего собственного.
-Ты сумасшедшая, - говорит он, отстраняясь. - Надеюсь, тебе нравилось быть моей пленницей раньше, потому что теперь я буду чертовски следить, чтобы никуда не денешься.
-Значит, аннулирования брака не будет?
-Абсолютно, черт, нет.
ГЛАВА 39
Кэл
Я выскальзываю из постели на следующее утро после того, как Елена возвращается на остров, пытаясь заново познакомиться с теми частями дома, которые избегал, пока ее не было. На пляже, где я показал ей свои физические, видимые шрамы. Библиотека, где она проводила так много времени после своего первого приезда, свернувшись калачиком, читая книги, которые уже просматривала дюжину раз, отчаянно желая чем-нибудь заняться.
Дав Марселине выходной на утро, я поджариваю тост, намазываю его сливочным сыром и разламываю гранат, раскладывая еду на подносе и приношу в постель еще до того, как она почти проснулась.
Ставя его на тумбочку, сажусь на матрас рядом с ее спящей фигурой, провожу рукой по ее боку, как я делал неоднократно с прошлой ночи, просто напоминая себе, что она реальна.
Что она вернулась ко мне.
Красавица и чудовище.
Аид и Персефона.
Она, наконец, просыпается, моргает своими мягкими золотистыми глазами, смотрит на меня, хихикая, когда я наклоняюсь и накрываю ее рот своим. Отталкивая меня, она издает слабый стон, от которого мой член оживает.
-Утреннее дыхание, - говорит она, откатываясь от меня.
Схватив ее за плечо, я тяну ее на спину, сжимая ее подбородок двумя пальцами.
-После каждой телесной жидкости, которой мы делились, вот где ты подводишь черту?
Высунув язык, она краем глаза замечает еду и взволнованно визжит.
-Ты приготовил мне завтрак?
Я пожимаю плечами, поднимаю поднос и ставлю его ей на колени.
-В этом нет ничего особенного, и теперь, наверное, уже все остыло.
Закатив глаза, она игнорирует тост и сразу же принимается за гранат, задумчиво жуя и изучая меня.
-Ты знаешь, - говорит она, - я действительно не думала о том, как падение Ricci Inc. может повлиять на тебя, когда отправляла все эти доказательства на Десятый канал.
-Этого не будет, - говорю я, махая рукой. - Я уже позаботился о своем официальном участии с твоим отцем и в его бизнесе. До тех пор, пока моя служба безопасности будет делать то, что должна, я даже не буду существовать для Риччи.
-Это повлияет на твою медицинскую степень?
Мой лоб морщится, сдержанный, почти застенчивый взгляд на ее лице создает небольшую волну беспокойства внутри меня.
-Моя степень, кроме того факта, что моя работа помогла ее финансировать, не имеет никакого отношения ни к твоему отцу, ни к кому-либо еще, если уж на то пошло. Я заслужил ее, и ее нельзя просто так забрать.
-Но... ты не практикуешь и на самом деле никогда даже не говоришь о том, чтобы стать врачом.
Слегка откинувшись назад, я обдумываю сказанное, сложив руки на коленях. Лишая себя последнего секрета, который у меня есть от нее, чувствуя, что открываю свое сердце и сую его ей в руки, молясь, чтобы она снова не ушла. Но это также кажется необходимым, как и начало нашего существования.
-У меня.... Мизофония. Это психологическое отвращение к определенным звукам. Ты когда-нибудь слышала об этом?
Она качает головой.
-Большую часть времени я держу себя в узде, но в других случаях... это слишком. Иногда совершенно изнурительно, и я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме звука или беспокойства, которое он мне доставляет. Даже после того, как он рассеется, я все еще оправляюсь от этого эпизода, и я просто ... хочу работать дома, где могу регулировать раздражители, с которыми сталкиваюсь. Не потому, что я пытаюсь избежать их, но если могу хоть как-то облегчить свою жизнь, то так и сделаю.
Кивнув, она пожимает плечами.
-В этом есть смысл.
-Мое решение уйти из медицины было принято отдельно от решения уйти из бизнеса Риччи. Я просто... помимо звуковых вещей, у меня нет той же страсти к профессии врача, как когда-то, и я начал подозревать, что пытаюсь воплотить фантазию ребенка, который всегда хотел помочь своей маме выздороветь.
Она жует зернышко граната и слушает, поджав губы.
-Что бы ты сказал, если бы я захотела вернуться в университет?
-Я бы сказал, что это здорово...
-Хочу научиться ремеслу. - Ее взгляд опускается на мою грудь, пробегает по пластырю, закрывающему неглубокую рану, которую она сделала прошлой ночью, затем возвращается обратно. - Я не хочу учить писать, я сама хочу писать.
Мое сердцебиение ускоряется, набухая до такой степени, что оно болезненно стучит по моим ребрам.
-Тогда я скажу, что не могу дождаться, когда у меня будет полная библиотека твоих книг.
Позже, после того, как она закончила есть, а я закончил свой «завтрак», выбираюсь из-под ее бедер и падаю на кровать рядом с ней, закидывая руку за голову, когда она кладет ее мне на грудь.
-Знаешь, что вернуло меня к тебе? - спрашивает она после уютного молчания, поднимая подбородок, чтобы посмотреть на меня.
-Что?
-Это был гранатовый сироп в самолете. - Она ухмыляется, качая головой. - Один вкус, и я поняла... что этот сироп для меня. Слишком хорош, чтобы прожить без него остаток своей жизни.
И когда она приподнимается на локте, захватывает мои губы своими и смещается так, чтобы оседлать мои бедра, скользя вниз по моему члену, прежде чем у меня даже появится шанс осознать, что происходит, я усмехаюсь про себя над гребаной иронией.
Персефона съедает семя, привязывающее ее к Подземному миру на неопределенный срок.
Моя версия немного другая, немного искаженная, кровавая и временами совершенно мучительная, но результат остается тем же.
Она здесь, чтобы остаться, и тьма внутри меня начинает казаться немного менее тяжелой.
***
АЙВЕРС ИНТЕРНЭШНЛ - это компания для преступников, созданная преступниками.
Кто лучше поможет обезопасить незаконную деятельность, чем люди, которые сделали это и вышли сухими из воды?
Базирующаяся в захудалом городишке Кингс-Трейс, штат Мэн, место в котором я не люблю часто бывать. Когда могу проводить встречи виртуально, так и делаю.
Честно говоря, если бы они обычно не были так чертовски хороши в своей работе, и у меня не было личной связи с владельцем, я, скорее всего, все еще не использовал бы их, исходя только из местоположении.
Тем не менее, решаю заглянуть через несколько недель после того, как Елена вернулась на остров, проверить, не открыла ли команда еще что-нибудь новое в личности моего шантажиста.
Я ничего не слышал ни от одного из них с тех пор, как Кармен арестовали, а Раф отправился в бега, так что могу только представить, что происходит на этом фронте. Договорившись о встрече с Бойдом Келли, ведущим инженером по кибербезопасности, я приземляюсь в Портленде и совершаю короткую поездку до Кингс-Трейс, стараясь не позволять темноте затягивать меня, как обычно.
Есть причина, по которой я приезжал в город только для того, чтобы работать. Невидимая слизь практически покрывает маленькие улочки, зловещее присутствие преследует каждого человека, который переступает черту города.
Я нигде не останавливаюсь по дороге, паркуюсь у международного аэропорта Иверс и сразу же направляюсь внутрь.
Глянцевые полы в вестибюле выглядят так, как будто их недавно отполировали, и коротко стриженная секретарша приветствует меня на стойке регистрации, давая мне ключ от лифта после того, как я подтверждаю свою встречу. Проходя через вестибюль к серебристым раздвижным дверям, я оглядываюсь, замечая, насколько тревожно нормальным кажется это место.
Не уверен, чего ожидал от охранной фирмы, но кабинки и мягкие сиденья на скамейках определенно не были этим.
Выходя, когда лифт звенит на нужном этаже, я сразу же напрягаюсь от пустоты верхнего этажа. Имена руководителей указаны на табличке прямо над стойкой регистрации, и могу отчетливо видеть несколько дверей, расположенных вдоль коридора, стулья, на которых можно сидеть и ждать, и все же... похоже, нигде нет признаков жизни.
Прочищая горло, я звоню в звонок, сидя на столе и покачиваясь на каблуках в ожидании.
И жду.
Жду еще немного.
Волнуясь с каждой секундой, понимая, что это мешает мне расслабиться оставаясь дома, я наклоняюсь вперед, щурясь на табличку. Номер офиса Бойда - второй по счету, и поэтому протискиваюсь мимо стеклянной перегородки, отделяющей двери офиса от вестибюля, и направляюсь прямо к его кабинету.
-Мне не нравится, что мне приходится ждать...
Резко обрываясь, когда я открываю дверь, я замираю на месте, более чем немного ошеломленный миниатюрной блондинкой, сидящей за большим дубовым столом, черные конверсы прислонены к деревянной поверхности.
Удивлен, главным образом потому, что в последний раз, когда я видел ее, она была в коме, разбитая и окровавленная, и изо всех сил пыталась найти в себе подсознательное желание проснуться.
-Райли, - выдыхаю я, колени подгибаются перед девушкой передо мной.
Сестра Бойда Келли, главы службы безопасности "Айверс Интернэшнл".
Ее волосы медового цвета коротко подстрижены вокруг головы, ее голубые глаза такие же глубокие и тревожные, как неизведанные части океана. Шрам пересекает уголок ее рта, изуродованная кожа на щеке от пересадки с бедра зажила, но все еще немного приподнята и розовее, чем остальная часть ее лица.
Она выглядит опустошенной, темные круги вокруг ее глаз больше похожи на кратеры, свитер на ней на три размера больше, чем нужно. Я медленно закрываю дверь, и она улыбается, когда подхожу к столу.
-Ты точно знаешь, как заставить девушку ждать, - говорит она, жестом приглашая меня присесть.
Знаю, но только потому, что я в замешательстве.
-Что ты здесь делаешь? - спрашиваю я, оглядывая офис, чтобы посмотреть, не прячется ли кто-нибудь в углу. - Где твой брат? - спрашиваю я.
-Бойд устраивает затяжной обед со своей девушкой. Я был тем, кто попросил тебя встретиться.
Мои брови взлетают вверх.
-Что?
-Ты хотел знать, кто был твоим шантажистом, - говорит она, наклоняясь вперед и протягивая знакомую флешку через стол, постукивая по ней, когда она доходит до меня.
Я смотрю на флэшку, затем поднимаю взгляд на нее.
-Ты?
На ее лице расплывается улыбка, но она выглядит натянутой.
-Немного странно, как много я нахваталась за такое короткое время, но думаю, что это преимущество того, что теперь я постоянно нахожусь рядом с хакерами и ИТ-специалистами. Удивительно, что можно узнать о человеке, просто немного покопавшись. Даже о таком скрытном, как ты, доктор.
Я прищуриваю глаза.
-Правда?
Она кивает, доставая еще одну флешку — на этот раз немного отличающуюся от той, которую она только что вручила мне.
Ту то же самую, что я дал Рафу в тот день, когда убедила его отдать мне Елену.
Моя флешка.
Я смотрю на нее, беру флешку и засовываю ее в нагрудный карман, понимая, что это делает ее единственным человеком в мире, который знает мой самый грязный секрет.
Изначально никто и не шантажировал Ricci Inc.
Это был всего лишь я.
Мой разум кружится, пытаясь осмыслить то, что она говорит. Как восемнадцатилетняя девчонка держала меня за гребаные яйца последние несколько месяцев, но что более важно, почему?
Она сглатывает, когда я спрашиваю об этом, садясь на свое место.
-Я могла бы попросить своего брата, но ты специализируешься на секретности, верно? - Я сделала кое-что... плохое, и мне нужно исчезнуть.
ЭПИЛОГ
Елена
В большинстве версий мифов Аид - злодей.
Похититель, вор, мерзкое существо, низвергнутое с Олимпа и вынужденное жить в одиночестве в Подземном мире, среди душ умерших.
Они говорят о его жестокости, обвиняют в прошлых преступлениях.
Никто никогда не говорит о том, как он спас Персефону. Затащил ее в ад как свою королеву, управлял целым королевством
только для того, чтобы сделать ее счастливой.
Окружил ее любовью и нежностью, отдал ей свою душу в ту же секунду, как только увидел ее фигуру, пораженный ее красотой и чистотой.
Они видят в нем только плохого парня, потому что хотят видеть его таким. Нужен кто-то, на кого можно свалить свою неудачу или кого можно обвинить, когда случается всякое дерьмо.
Никто из них не видит того человека, которого вижу я. Который прямо сейчас сидит, прочно упершись задницей в мокрый песок, и ждет, когда следующая волна ударится о берег. Его руки такие большие, что полностью обхватывают талию нашей дочери, и он подбрасывает ее вверх и вниз каждый раз, когда на них плещется вода, их смех разносится по пляжу туда, где я сижу, работая над своим письменным запросом.
В итоге я не вернулась в университет; в течение нескольких месяцев после моего возвращения в Аплану я наблюдала, как жизнь, которую я знала в Бостоне, рассыпалась в прах, мои сестры внезапно оказались вытесненными из привычной жизни лицами и вынуждены были остаться с нами на острове на некоторое время. Кэл был занят инвестициями, стараясь не обращать внимания на тот факт, что он не получал известий от Вайолет с весны, хотя я могла сказать, что это беспокоило его.
Все еще беспокоит.
Затем, несмотря на то, что я добросовестно принимала противозачаточные средства, я забеременела, и хотя Кэл поначалу не решался проявлять волнение из-за своего прошлого, он был удивителен, держа меня за руку на протяжении всей беременности, полагаясь на свои собственные медицинские знания, чтобы успокоить любые вопросы или опасения, которые у меня были.
Я тоже колебалась из-за того, как он однажды сказал, что не хочет иметь детей, но когда я сказала ему, что у нас будет маленькая девочка, то поняла, что дело не в том, что он не хотел детей, а в том, что он думал, что не заслуживает их.
Он наказывал себя за то, что мои родители сделали с ним. Особенно моя мать.
Но когда родилась Куинси, все мои сомнения в его способности любить ее или отказаться от насилия исчезли в ту секунду, когда он посмотрел в эти большие карие глаза.
Не то чтобы он полностью отказался от этого. Иногда я нахожу его поздно ночью в старом флигеле, “связывающего концы с концами” той жизни, к которой он никогда не возвращался. Когда он ушел из "Риччи Инкорпорейтед", он оставил ее по-настоящему.
Или, насколько вообще возможно, уйти из мафии. Иногда, когда он царапает мою кожу, пока мы трахаемся, или снова исследует инициалы, вырезанные на внутренней стороне моего бедра, лаская меня, как будто ему это нужно, чтобы выжить, я задаюсь вопросом, не так ли он держит эту часть себя в узде. Если он излечит свою жажду крови, попробовав мою.
Не то чтобы я жаловалась.
Их смех снова отвлекает мое внимание от письма, и я вздыхаю, засовываю страницу в блокнот и откладываю его в сторону, обнимаю себя руками и начинаю спускаться по пляжу к ним.
Я закончила свою первую книгу, беллетризованный рассказ о том, как я влюбилась, за несколько недель до рождения Куинси, и с тех пор я пытаюсь набросать запросы агентам, но часть меня вроде как любит просто держать книгу в кабинете, сборник моих слов и воображения, где только я могу ее видеть.
Иногда я сижу на заднем дворике и читаю, глядя на цветочный сад, который наконец-то расцвел после моего возвращения в Аплану. Как будто весна все это время только и ждала, когда я поднимусь на борт.
В конце концов, я напишу письмо. Но прямо сейчас эта жизнь кажется мне более важной.
Кэл присвистывает, когда я приближаюсь, его пристальный взгляд затуманивается, когда он оглядывает мою фигуру, задерживаясь на моих ногах.
-Кью, - говорит он нашей дочери, утыкаясь носом в ее темные кудри, - возможно, у тебя самая красивая мама на планете. Я просто даю тебе знать сейчас, что твои друзья-парни захотят постоянно тусоваться у нас, просто чтобы мельком увидеть ее.
Я усмехаюсь, брызгая на него водой ногой.
-Пожалуйста, как будто им вообще разрешат войти в дом.
Он ухмыляется, его красивое лицо озаряется этим жестом.
-Я более развит, чем это, малышка. У нее могут быть друзья, даже друзья-парни. Кто знает, может быть, ей понравятся девушки, и мне придется беспокоиться о том, что вместо этого они разобьют ей сердце. - Запустив пальцы в его волосы, я смотрю вниз на них двоих, мое сердце болит в груди, зная, что независимо от того, кто разобьет ей сердце в будущем, мне не нужно беспокоиться о том, что это будет этот мужчина.
Наклонившись, я уютно устраиваюсь в их маленьком коконе, глубоко вдыхая, пытаясь запечатлеть запах счастья в своей памяти; потенциал и сладость, завернутые в нежную маленькую упаковку, иногда полную страданий и пятен, которые омрачают путешествие, но выводят вас целым с другой стороны.
Сейчас весна в середине зимы, лучик света, сияющий в твоей душе, который каким-то образом заставляет чувствовать себя менее одиноким.
Потому что это и есть счастье. Люди, которых ты встречаешь на своем пути, которые делают жизнь немного более сносной.
И как только ты их найдешь, то уже не отпустишь.

Материал принадлежит группе
Копирование материалов строго запрещено.
