Судьба одной карты [Екатерина Андреевна Княжецкая] (fb2) читать онлайн

_{Е. А. КНЯЖЕЦКАЯ}

СУДЬБА ОДНОЙ КАРТЫ

*

Предисловие

доктора географических наук

Б. А. ФЕДОРОВИЧА

Художник А. Е. СКОРОДУМОВ

М., «Мысль», 1964

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ровно четверть тысячелетия отделяет нас от тех дней, когда великий преобразователь России Петр I выдвинул несбыточный для тех времен проект. Он решил повернуть течение Аму-Дарьи в сторону Каспийского моря и «путь водяной из Санкт-Петербурга по Волге через Каспий и далее по Аму-Дарье реке в Индию сыскать».

Петра прельщала мысль установить торговые связи с Индией, а также возможность добывать «речное» золото в верховьях Аму-Дарьи, о чем дошли до него достаточно обнадеживающие сведения. В то время самым доступным транспортом был водный, и именно по Аму-Дарье проходил один из кратчайших путей, ведущих в Индию. Но на ртом пути лежали неведомые тогда и недоступные страны, да и сам поворот реки к Каспийскому морю был делом нелегким.

И все же никакие трудности не останавливали Петра. Осуществление этого дерзновенного замысла он поручил князю Александру Бековичу Черкасскому. Три года велись подготовительные экспедиции. Каждый раз Петр лично составлял для этих экспедиций задания. Наконец двухтысячный отряд после труднейшего похода через пустыню Устюрта достиг места своего назначения, чтобы повернуть Аму-Дарыо по староречью в Каспий. Хан Хивы, куда пришел отряд Черкасского, обещал ему содействие, но произошло чудовищное: хан предательски уничтожил весь отряд.

Каковы же обстоятельства похода Черкасского и его гибели? Как проходили экспедиции, предшествовавшие хивинскому походу, и чем они занимались? Где результаты их трудов? Об ртом в литературу проникло значительно меньше фактов, чем противоречивых догадок. О самом Черкасском все было неясно, начиная с его происхождения. Кто он по национальности? Горец-черкес или сын черкасских степей? Как сочетается такая фамилия с православным именем Александр? Что означает «Бекович» — отчество, звание или часть двойной фамилии? Ясно только, что оно связано с титулом бек — князь. Но если он кавказский бек, то как он оказался в Петербурге, где получил образование, как стал он российским офицером, за что ему жалован княжеский титул, почему ему оказал такое доверие Петр, поручив осуществить свой грандиозный проект? И если царь так доверял ему, то почему после смерти Черкасского вся его деятельность оказалась преданной забвению?

Таинственная неизвестность его происхождения, трагическая гибель вместе со всем отрядом, свидетельские показания о мужественной кончине — все это постепенно превратило Александра Черкасского в легендарного героя. Но какая действительность лежала в основе легенды и где начинался домысел? Почему царь так резко отвернулся не только от самой памяти Черкасского, но и его дел. И куда пропали данные о его экспедициях?

Кое-какие документы и свидетельства нескольких случайно уцелевших людей не могли разрешить всех этих многочисленных вопросов. Прошли века, а с ними столько всевозможных дел и людей, и все же образ Черкасского по-прежнему приковывал к себе внимание.

И вот только сейчас, через 250 лет, когда, казалось, все безнадежно кануло в Лету и погибли все возможности что-нибудь узнать, тайна раскрыта. Конечно, это не было случайностью. Впрочем, не было и трудолюбивого монаха, но пыль веков на «хартиях» была.

Судьбой экспедиций Черкасского и им самим глубоко Заинтересовалась автор этой книги Екатерина Андреевна Княжецкая. Она много лет упорно и настойчиво выискивала документы, связанные с Александром Черкасским. Большие знания, правильная система труда, тщательнейший анализ текстов старинных документов и карт привели ее к важным для истории географии открытиям.

Карта Черкасского была найдена среди карт, изученных знаменитым нашим географом-энциклопедистом, академиком Львом Семеновичем Бергом. Никто так досконально не изучил историю исследования Средней Азии и особенно Каспия, как Берг, зачем же снова сверять между собой проанализированные им карты? Разве можно не доверять такому авторитету? Но ведь в науке следует не только доверять авторитетам, но и при величайшем уважении к ним — проверять их. Нет, это было не недоверие, а только четко разработанный план поисков. И только неуклонно следуя определенной системе анализа, автор этой книги (совместно с К. И. Шафрановским) добился того, что не смогли сделать предыдущие исследователи.

«Какая старина и какой в ней интерес», — подумает иной читатель, открыв книгу. Однако она написана так, что мало найдется людей, которые смогли бы оторваться от книги, не дочитав ее до конца. Густой туман тайны рассеян, и перед нами во всем величии предстал образ Александра Черкасского — выдающегося географа, исследователя, человека, много сделавшего для познания неизвестных дотоле стран, стремившегося осуществить на благо России грандиозный проект Петра.

Идея поворота Аму-Дарьи в сторону Каспийского моря впоследствии в том или ином виде вновь и вновь возрождалась, и только в наши дни аму-дарьинские воды повернуты в пустыню, но прошли они не по староречью — руслу Узбоя, которое Петр считал старым руслом Аму-Дарьи, а по ново-речью — Каракумскому каналу, прорытому на юге пустынь Средней Азии. И воды эти действительно дают нам теперь золото — на землях, орошаемых этим крупнейшим 800-километровым каналом, выращивается белое золото самого ценного тонко- и длинноволокнистого хлопка. А у истоков Этого замечательного создания нашего народа стоит талантливый исследователь, отдавший свою жизнь во имя осуществления одной из первых идей преобразования природы на службу человеку.

Что же касается мечты Петра I «путь в Индию сыскать», то в наши дни, при новых технических возможностях, он проложен по еще более короткому направлению, но не по воде, а по воздуху — воздушными лайнерами.

Б. ФЕДОРОВИЧ

ОТ АВТОРА

«И пред шатром хивинского хана вывели из палатки господина князя Черкасского и платье все с него сняли, оставили в одной рубашке и стоячего рубили саблею, и отсекли голову».

Так описывает очевидец трагическую гибель сподвижника Петра I князя Александра Бековича Черкасского.

Его романтическая судьба и страшная смерть занимали умы современников. В последующие столетия яркая личность Черкасского не раз привлекала внимание историков и писателей, но все же сведения о нем до недавнего времени оставались краткими и неясными. Очень мало знали о его географической деятельности, и даже это немногое изображалось неверно.

Десять лет назад была начата работа по собиранию материалов о Черкасском. Собиралось все, когда либо написанное о нем. Предприняты были поиски неопубликованных документов в архивах Москвы, Ленинграда и других городов нашей страны. Побудительной причиной этих розысков послужила находка в 1951 г. в одном из ленинградских архивов карты Каспийского моря, составленной Александром Черкасским, которая более двухсот лет считалась утерянной.

Географическая деятельность Черкасского была тесно связана с грандиозным проектом Петра I — поворотом течения Аму-Дарьи из Аральского моря в Каспийское с целью создания водного торгового пути в Индию^[1].

Во время подготовки к осуществлению этого проекта Черкасский организовал экспедиции на Каспийское море и в Среднюю Азию. Они-то и дали большие научные результаты, о которых до сих пор было известно лишь очень немногое. Находка архивных документов и их изучение открыли неизвестные ранее факты и во многом изменили установившиеся точки зрения. Так, совершенно новое освещение получили работы Черкасского на Каспийском море. Тщательный анализ карты, созданной в результате этих работ, позволил установить, что она является первой верной картой моря. Выяснилось, что по сведениям, собранным Экспедициями в Среднюю Азию, которые организовал Черкасский, была составлена карта части среднеазиатской территории. Эта карта дала много новых правильных сведений о Средней Азии.

О карте Каспийского моря часто упоминалось в литературе как безнадежно утраченной, и, хотя ее никто не видел, карту считали неверной, составленной не на основе съемок, и по «расспросным» сведениям. О существовании же карты Средней Азии, созданной Черкасским и его помощниками, вообще не было известно.

Таким образом, ознакомление с найденными архивными материалами и сопоставление их с литературными сведениями позволило установить, что Александр Черкасский внес большой вклад в русскую географию петровского времени.

Автор считает своим приятным долгом выразить благодарность К. А. Богданову, С. С. Гинко, В. М. Глинке и А. В. Шнитникову за ценные указания при создании этой книги.

ЭКСПЕДИЦИИ НА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ И В СРЕДНЮЮ АЗИЮ

НАЧАЛО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А. ЧЕРКАССКОГО НА РУССКОЙ СЛУЖБЕ

Родиной князя Александра Черкасского была Кабарда, и точно неизвестно, по какой причине и в связи с какими обстоятельствами он появился в России.

По одним сведениям, он был в юности тайно похищен у отца — кабардинского князя и взят в дом воспитателя Петра I Бориса Алексеевича Голицына. Есть упоминание и о том, что одна богатая вдова из рода князей Голицыных прониклась состраданием к юноше, лишенному родителей, и объявила его своим наследником [44]^[2]. По другим сведениям, Черкасский попал в Россию со своим отцом, который будто бы бежал от преследований персидского шаха, пытавшегося взять в свой гарем его жену. После смерти отца молодой князь унаследовал большое состояние [97].

При рождении он получил кабардинское имя Жансох [II]. В мусульманстве был назван, по одной версии, Девлет-Гиреем, по другой — Девлет-Кизденом. В России, крещенный в православную веру, стал именоваться Александром. Титул его отца — бека (князя) стал отчеством Черкасского. В документах петровского времени о нем пишут: «Князь Александр Беков сын Черкасский» [49]. Сохранившиеся в архивах письма подписаны им: «Князь Черкасский Александр». Впоследствии — спустя много лет после смерти Черкасского — отчество присоединили к фамилии и стали именовать его Бековичем-Черкасским. По-видимому, верным будет отказаться от этой двойной фамилии ^[3].

Год рождения Черкасского неизвестен. Самое раннее сведение о нем относится к 1694 г., когда он был зачислен прапорщиком в Преображенский полк [34]. Во времена Петра I дети дворян чаще всего начинали службу с солдата или матроса и только через несколько лет получали офицерский чин. Мы не знаем, как начинал военную карьеру князь Черкасский, возможно, что он избежал солдатской службы, но при любых условиях получить чин прапорщика он не мог ранее пятнадцати- шестнадцатилетнего возраста.

Второе сведение о Черкасском относится к 1698 г. В этом году в Россию приехал посол от австрийского императора Леопольда I. Он был приглашен в гости к князю Голицыну. Вот что записал в своем дневнике секретарь посла Иоганн-Георг Корб: «С целью блеснуть своим гостеприимством, он [Голицын] приказал двум своим сыновьям прислуживать… господину послу; к ним присоединил молодого черкесского князя, недавно еще похищенного тайно у своих родителей… В выражении лиц Голицыных видна скромность, в чертах же черкеса — благородство и твердость духа, обличающие воина по происхождению» [44].

Известно, что первоначальное образование Черкасский получил в семье Голицыных вместе с молодыми князьями. В то время одному из них было 24 года, другому 17 лет [28]. Сопоставление всех этих сведений позволяет отнести год рождения Александра Черкасского примерно к концу 70-х годов XVII в. В дальнейшем связь Черкасского с семьей Голицыных укрепилась его браком с дочерью Б. А. Голицы на — княжной Марфой Борисовной, по отзывам современников, одной из красивейших женщин России.

В 1708 или 1709 г. Черкасский был послан Петром I в Голландию для обучения морским наукам [58]. Время его возвращения в Россию неизвестно.

В 1711 г. Петр I направил Александра Черкасского с дипломатическим поручением на его родину — в Кабарду. В этом году началась война России с Турцией. В связи с Этим необходимо было воспрепятствовать враждебным действиям против России кубанских татар — подданных турецкого султана. Кубань враждовала не только с Россией, но и с Кабардой. Зная об этой вражде, Петр I стремился привлечь кабардинцев в качестве союзников в борьбе с кубанцами. С этой целью и был направлен в Кабарду с царской грамотой Александр Черкасский [36, 57].

Прибыв в Кабарду, Черкасский успешно выполнил данное ему поручение. Кабардинские князья согласились воевать с Кубанью совместно с русским войском. Во главе этого войска находился казанский губернатор Петр Матвеевич Апраксин. Во время похода на Кубань между Черкасским и Апраксиным происходили серьезные разногласия [V^В]. По-видимому, этим и объясняется тот факт, что имя Черкасского не упомянуто в официальном отчете о кубанском походе [19]. События на Кавказе отражены в письмах Черкасского Ф. М. Апраксину [V^B]. Они важны для нас как первые подлинные документы об Александре Черкасском. Содержание их свидетельствует о его способности трезво оценить стратегическую обстановку, настойчивости в защите интересов России.

Весной 1714 г. Черкасский снова выступил как политический деятель. Им был составлен проект присоединения к России народов Северного Кавказа [49].

Живя в России и находясь на русской службе, Черкасский не забывал своей родины и живо интересовался ее судьбой. В проекте, поданном Петру I, он утверждал, что пароды Кавказа должны находиться под властью России — это избавит их от тяжелого ига Турции, которая пытается прочно обосноваться на Кавказе. Он писал, что на западном берегу Каспийского моря можно было бы начать добычу различных руд, которыми богат тот край, это принесет «прибыток немалой… государству Российскому».

Получив проект Черкасского, Петр I передал его сенату для выполнения. «О призыве горных народов прилагаетца при сем сенату указ, дабы в том учинили по вашему предложению» [VI^б], — сообщал Петр Черкасскому. Но осуществить проект не удалось — помешала война со Швецией.

Проект Черкасского свидетельствует о политической прозорливости его составителя — присоединение кавказских народов к России, завершившееся в середине XIX в., имело положительное значение.

ЭКСПЕДИЦИИ НА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ

В 1714 г. в Петербург приехал сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин. Он привез Петру I сообщение о том, что «в Сибири, близ калмыцкого городка Еркета, в реке Аму-Дарье», находят золотой песок. Образец такого золота Гагарин привез с собой [59].

Одновременно с приездом Гагарина в Петербург прибыл знатный мангышлакский туркмен Ходжа Нефес. Он также сообщил, что в Аму-Дарье находят «песошное золото», и предложил Петру взять в свое владение земли, лежащие по Этой реке. Ходжа Нефес рассказал и о том, что в давние времена Аму-Дарья впадала в Каспийское море, но местные жители — хивинцы преградили течение ее плотиной; если рту плотину прокопать, река вновь потечет к Каспийскому морю. Ходжа Нефес заверил царя, что туркмены помогут русским «повернуть реку» [51, 55].

Полученные сведения очень заинтересовали Петра I. Происходившая в те годы Северная война требовала огромных затрат, и аму-дарьинское золото представляло большой государственный интерес. Петр сам расспросил обо всем Ходжу Нефеса, чьи показания совпадали с донесением сибирского губернатора.

Было решено послать две экспедиции к «городку Еркету» За золотым песком. Одна из них должна была отправиться на поиски этого города через Сибирь — от Тобольска вверх по Иртышу.

Путь другой экспедиции был намечен через Среднюю Азию, или, как тогда говорили, Большую Бухарию, через ханства Хивинское и Бухарское.

Следует сказать, что отправка этих экспедиций была основана на ошибочных сведениях о местоположении «городка Еркета», сообщенных Гагариным. Город Еркет, или Эркет, Иркеть, Иркень — так различно называли его в России в то время, — это город Яркенд, расположенный не в Сибири, а в Центральной Азии и не на Аму-Дарье, а в долине реки Яркенд. В реке Яркенд и в ближайших к пей реках в начале XVIII в. действительно добывали золотой песок.

В России в то время уже имелись верные данные о местоположении Яркенда. В атласе Сибири под названием «Чертежная книга всей Сибири», который был составлен в 1701 г. по указу Петра I «боярским сыном» Семеном Ремезовым, «град Еркеть» правильно расположен в бассейне «реки Еркеть», а не на Аму Дарье. Однако эти данные не были приняты во внимание при организации экспедиций. Возможно, что подробности чертежей Ремезова были к тому времени забыты. Возможно также, что достоверность сведений, сообщенных таким значительным лицом, как сибирский губернатор, не вызывала сомнений у царя. К тому же известие Гагарина подтвердил прибывший в Петербург посол хивинского хана Ашур-бек.

Несколько забегая вперед, отметим, что ошибочность Этих сведений выяснилась лишь спустя пять лет после организации экспедиций. В 1719 г. Гагарин был арестован и находился под следствием по обвинению в казнокрадстве, лихоимстве и других государственных преступлениях. Во время следствия были допрошены многие тобольские жители, бывавшие в Яркенде или подолгу жившие в нем. Из их показаний стало известно действительное местонахождение Этого города и какие природные препятствия лежат на пути к нему [VI^а]. Выяснилось, что экспедиция, направлявшаяся к Яркенду через Сибирь, должна была бы преодолеть горные хребты Тянь-Шаня. Путникам, шедшим через Среднюю Азию, преградили бы дорогу горы Памира.

Итак, в 1714 г. были организованы две экспедиции на поиски Яркенда. В связи с этим в мае 1714 г. было состав лено четыре указа.

В первом из них говорится, что в Хиву будут направлены послы под предлогом поздравления нового хана Яди-гера Махмет Богадура, затем те же послы поедут к бухарскому хану, якобы для торговых дел. На самом же деле и в Хиве и в Бухаре надо будет разузнать про город «Иркень», как далеко он находится от Каспийского моря и нет ли в тех местах рек, впадающих в это море.

Второй указ, именной, обращен к подполковнику Бухгольцу — он должен был стать начальником экспедиции, шедшей через Сибирь. Ему предписывалось ехать в Тобольск, там взять «воинских людей», подняться по Иртышу до Ямышева озера, здесь заложить крепость. Следующей весной идти на поиски города «Иркеня» и завладеть им. Разузнать у местных жителей, куда впадает река Аму-Дарья, где ее устье, в каких местах на реке и каким образом добывают золото^[4].

В третьем указе Петр I оповещает сенат, что для поисков города «Иркеня» и прежнего устья Дарьи-реки (о котором сообщал Ходжа Нефес) направляется гвардии поручик князь Черкасский. Черкасскому, следовательно, поручалось руководство экспедицией, направлявшейся в Среднюю Азию. «И что ему чинить, в том даны от нас пункты» [59]. Этипункты перечислены в четвертом указе, адресованном «Капитану порутчику от лейб-гвардии господину князю Черкасскому 29 мая 714 году»^[5].

Историк XVIII в. Герхард-Фридрих Миллер писал: «Известная верность, благоразумие и бодрость [князя Александра Бековича Черкасского] подавали причину надеяться благополучнейшего успеха» [51].

Указ от 29 мая 1714 г. обнаружен нами в одном из московских архивов. Написанный рукой самого Петра, он, по-видимому, является черновиком, так как один из пунктов не дописан до конца [VI^б].

Задачи, решение которых Петр возлагал на Черкасского, были значительно сложнее и шире поручений, данных Бухгольцу. Указ предписывает Черкасскому ехать в Астрахань через Казань. У казанского губернатора взять людей, получить суда, провиант и деньги. От Астрахани направиться морем вдоль восточного берега Каспия до границы с Персией. Обследовать этот берег и составить карту всех пройденных берегов, рек и гаваней. Выяснить, куда впадает Аму-Дарья и есть ли какие нибудь реки, связывающие Яркенд с Каспийским морем, а также узнать у местных жителей, где находится прежнее устье Аму-Дарьи. В том случае, если удастся его найти, построить в этом месте небольшую крепость на 400–600 человек гарнизона. Далее следует подняться вверх вдоль прежнего русла реки и осмотреть его.

Необходимо сказать, что в то время в России уже имелись правильные сведения о впадении Аму-Дарьи в Аральское море. На чертеже Сибири, составленном переводчиком посольского приказа Андреем Виниусом в конце XVII в., обе среднеазиатские реки — Аму-Дарья и Сыр-Дарья направлены в Аральское море. На чертеже из атласа Ремезова, о котором уже упоминалось, эти реки также впадают в Аральское море.

Казалось бы, это избавляло от розысков устья Аму-Дарьи, но, очевидно, сведения чертежей либо были забыты, либо их не считали достаточно точными. К тому же в то время у ученых Западной Европы существовало твердое убеждение, что Аму-Дарья течет в Каспийское море.

Экспедиция Черкасского началась в 1714 г. В дальнейшем ее задачи несколько изменились и усложнились, и по ходу действий она разделилась на три этапа: первую Каспийскую экспедицию в 1715 г., вторую Каспийскую экспедицию в 1716 г., поход в Хиву в 1717 г.

Первая Каспийская экспедиция^[6]

Приехав в Астрахань летом 1714 г., Черкасский стал расспрашивать местных жителей о реке Аму-Дарье — «откуда течет, где падает устьем». Знающие люди сообщили, что река большая, на ней стоит много городов и деревень, течет она из Индии через бухарские и хивинские земли, впадает в озеро «названием Аральское море». Некоторые слышали, что из озера есть проток в Каспийское море, но никто его не видел.

Для проверки этих сведений Черкасский направил своих посланцев к Аральскому морю (подробно о них см. далее). На поиски же прежнего устья реки начальник экспедиции должен был отправиться сам.

Суда для морской экспедиции пришлось делать новые, так как в Астрахани не нашлось ни одного годного для дальнего путешествия. Закончили их постройку поздней осенью.

Экспедиция вышла в море в начале ноября 1714 г. Суда направились вдоль северного берега Каспия на восток, по направлению к городу Гурьеву. Однако на полпути их стало Затирать льдом. Достичь берега было невозможно, и целый месяц корабли носило со льдом по морю. В Астрахань удалось вернуться только в начале декабря.

Зиму провели в вынужденном бездействии, и только в апреле 1715 г. в море вышли двадцать бригантин и шкут «Святой Петр», на котором во главе флотилии шел Черкасский.

Плавание проходило в трудных условиях. К счастью для путешественников, прибрежные жители — туркмены оказывали им содействие. Черкасский писал: «[Народы эти] благополучно с нами обходились, по требованию нашему давали лоцманов водою и берегом… Ежели бы милостивый бог не умилосердил оных народов к нам, не безбеден был бы живот наш [то есть не безопасна жизнь], понеже места, где мы имели путь наш великий в страхах, на миль 60 безмерно крутые горы каменные, а иначе рещи [иначе сказать] вутес камень, не токмо среднему судну пристать, но и малому не можно, и некоторые суда потеряли, а людей отъспасал, по се время, за помощью божию, вкупе невредимы».

Особенно тяжелым было плавание вдоль крутых, каменистых берегов Каспия от полуострова Мангышлак до залива Кара-Богаз-Гол.

Известный путешественник и исследователь Каспийского моря Григорий Силыч Карелин, плававший здесь в 1836 г., то есть более чем через сто лет после путешествия Черкасского, писал об этих берегах: «Грунт каменистый и якорные стоянки при западных ветрах гибельны. Только бедственный случай может занести сюда на смерть или тяжелую неволю» [38].

Дойдя до мыса Тюб-Караган на полуострове Мангышлак, экспедиция высадилась на берег. Здесь Черкасский стал расспрашивать местных жителей, можно ли повернуть течение Аму-Дарьи в Каспийское море по ее старому руслу. Ответ был утвердительным. Туркмены сообщили, что для Этого нужно от теперешнего русла, которое идет в Аральское море, прокопать в степи ров длиною не более двадцати верст. По этому рву река дойдет до своего старого русла и вновь потечет в Каспийское море.

Черкасский просил туркмен дать ему проводника, чтобы показать дорогу к тому месту, где следует прокопать ров. Они предложили Ходжу Иефеса, того самого, который привез в Петербург так сильно заинтересовавшее царя Петра сообщение о прежнем течении Аму-Дарьи в Каспий.

С Ходжой Нефесом начальник экспедиции снарядил двух астраханских дворян — Ивана Дванского и Николая Федорова и еще трех астраханцев, чьи имена неизвестны. Путешественники отправились от мыса Тюб-Караган по старой караванной дороге к низовьям Аму-Дарьи. Через 17 дней пути на верблюдах дошли до «урочища Карагачи», от ко торого до Хивы было четыре дня ходу. Очевидно, «урочище Карагачи»^[7] — это река Карагач, или Карагачи. По мнению Л. С. Берга, река Карагач — самый западный ру кав Аму-Дарьи, теперь он называется Лаудан, или Лаузан [13].

В двух верстах от Аму-Дарьи путники увидели земляной вал. Ходжа Нефес утверждал, что этот вал и есть плотина, преградившая течение реки. По его словам, высота вала была один аршин с четвертью (около 1 метра), ширина три сажени (более 6 метров), длина пять верст (более 5 километров). По всей вероятности, вал этот не был плотиной — плотина не могла иметь такую незначительную высоту. Скорее следует предположить, что вал был частью заброшенной ирригационной системы, расположенной вблизи истоков Узбоя.

В 1953 г. во время археологических раскопок в районе высохшего Сарыкамышского озера, вблизи истоков Узбоя, были обнаружены остатки оросительных устройств эпохи средневековья. Они представляли собой валы-акведуки высотой от 1 до 1,5 метра, длиной 6–7 километров. В верх ней части такого нала был проложен желоб, по которому вода текла на поля [80]. Как мы видим, размеры вала, указанные Ходжой Нефесом, близки к размерам средневековых валов-акведуков, найденных советскими археологами.

От «урочища Карагачи» путешественники прошли степью около 20 верст и достигли сухого русла какой-то реки. Ходжа Нефес заявил, что, если прокопать земляной вал, вода из Аму-Дарьи через реку Карагач дойдет до этого сухого русла и направится по нему к Каспийскому морю.

Ходжа Нефес, Дванский и Федоров пошли вдоль сухого русла (дола). Шли три дня. По обе стороны дола видели «Старинные жилища, мазанки и городки пустые, и знатно-де в том долу наперед сего вода бывала, потому что из того долу на пашни и к жилищам проведены были копаные каналы».

Что же представлял собой этот сухой дол, или сухое русло, вдоль которого шли Ходжа Нефес, Николай Федоров и Иван Званский? Можно ли считать, что они шли по берегу долины Узбоя? Если правильно наше первое предположение, что путешественники видели средневековый оросительный вал, расположенный вблизи истоков Узбоя, то вполне вероятно, что они вышли на его берега и шли вдоль них на запад к Каспийскому морю.

Когда путешественники дошли до урочища Атай Ибраим, Нефес сказал своим спутникам, что он опасается нападения хивинцев и поэтому не хочет идти дальше тем же путем. Караван свернул с дороги и направился к Красно-водскому заливу Каспийского моря, где, как было условлено, его ожидали участники морской экспедиции. Путь на верблюдах от реки Карагач до «Красных вод» продолжался две недели.

Встретившись с начальником экспедиции, Ходжа Нефес подробно рассказал обо всем виденном, после чего Черкасский отпустил его домой в свой улус.

Так как Ходжа Нефес и его спутники не выяснили, идет ли сухое русло до самого Каспийского моря, Черкасский сразу же после их возвращения послал проследить путь сухого дола от берега моря до урочища Атай Ибраим. В дорогу от «Красных вод» отправился участник экспедиции астраханский дворянин Алексей Тараковский. Путешествие его окончилось неудачно — туркмены, сопровождавшие Тараковского, отказались идти до урочища Атай Ибраим, очевидно, также опасаясь хивинцев. Направление сухого русла так и не было прослежено до конца [49].

В то время когда сухопутный отряд Ходжи Нефеса продвигался к низовьям Аму-Дарьи, морская экспедиция под руководством Черкасского искала на восточном берегу Каспийского моря старое устье Аму-Дарьи. Это устье было обнаружено в Балханском заливе (залив этот был расположен в восточной части Красноводского залива — ныне он пересох и превратился в солончак).

В письме Петру I от 4 августа 1715 г. Черкасский сообщал: «Сего августа 3 дня доехал до места званием Актам, где текла Аму-Дарья река в море Каспиское. Ныне в том месте нет воды, понеже не в ближних летах для некоторых причин оная река запружена плотиною на урочище Каракачи^[8], от Хивы в 4 днях езды; от той плотины принуждена течь оная река в озеро, которое называется Аральское море». Таким образом, Черкасский, полагавшийся на сообщение Ходжи Нефеса, был убежден, что Аму-Дарья текла некогда в Каспийское море и что Актам — сухое устье Этой реки.

Мнение о том, что сухое речное русло, протянувшееся по направлению к Аральскому морю, является старым руслом Аму Дарьи, существовало и в петровское время и в более поздние времена. Вопрос о происхождении этого русла, названного местным населением «Узбой»^[9], впервые был правильно решен выдающимся русским ученым Владимиром Афанасьевичем Обручевым в конце XIX в. [53]. Он доказал, что Узбой — сухое русло не Аму-Дарьи и не ее рукава, а самостоятельной реки, вытекавшей из некогда существовавшего большого озера Сарыкамыш. Это озеро питалось избыточными водами Аму-Дарьи и служило источником питания вытекавшей из него реки Узбой, которая впадала в Балханский залив Каспийского моря. Мнение В. А. Обручева о происхождении Узбоя было впоследствии подтверждено и другими учеными [41, 83].

Следовательно, Александр Черкасский сделал важное географическое открытие — обнаружил в Балханском заливе Каспийского моря прежнее устье Узбоя — Актам, предполагая, однако, что это устье Аму-Дарьи [14, 41].

От устья Актам мореплаватели направились далее на юг к Астрабадскому заливу, затем повернули обратно на север. 16 октября 1715 г. они вернулись в Астрахань. Пробыв в пути шесть месяцев, «возвратились со всеми во благополучии», не потеряв из своего состава ни одного человека.

Можно только удивляться, как в условиях того времени удалось проделать такое длительное и трудное морское путешествие, сохранив жизнь всех его участников. Через 50 лет после Черкасского вдоль восточного берега Каспийского моря плавали суда экспедиции капитана Токмачева. Значительная часть экипажа заболела цингой, много людей умерло. По возвращении в Астрахань самого Токмачева вынесли с корабля на носилках, настолько он ослаб от цинги [IV].

Очевидно, благополучное возвращение экспедиции Черкасского не было просто счастливой случайностью — оно явилось результатом хорошей организации экспедиции и заботы ее начальника о здоровье доверенных ему людей.

24 октября 1715 г. Черкасский из Астрахани доносил царю, что его указ выполнен — обследован восточный берег моря от Астрахани до персидской границы и «сделана карта оным местам, где мы были». Эту карту пройденных берегов Каспийского моря он послал Петру в Петербург.

Полученные от Черкасского сообщения о плотине, якобы повернувшей течение Аму-Дарьи, и об открытии на восточном берегу Каспия старого устья очень заинтересовали Петра. Подтверждались сведения Ходжи Нефеса о возможности возобновить прежнее течение реки. Царь объявил Черкасскому, что «зело доволен его трудами», и приказал как можно подробнее разузнать о плотине — установить ее местонахождение и выяснить, на каком расстоянии от прежнего устья она расположена. Обо всем, что удастся узнать, следовало составить обстоятельную записку и приложить к ней чертеж [V^е].

Для выполнения царского приказа Черкасский с группой людей вновь отправился в путь. Путешественники вышли из Астрахани и направились на восток по северному берегу Каспия. От реки Яик проследовали к низовьям Аму-Дарьи [VI^ж].

Это путешествие продолжалось, по-видимому, около двух месяцев — в ноябре и декабре 1715 г., ибо уже в январе 1716 г. Черкасский явился в Москву для доклада Петру I. Здесь он выяснил, что царь выехал в заграничное путешествие и находится в Риге. Прибыв в Ригу, Черкасский узнал, что Петр отправился в Либаву, и в Либаве 12 или 13 февраля 1716 г. (точно неизвестно) произошла их встреча [49, 61].

Черкасский подал царю подробную записку. В ней говорилось, что плотина, так сильно интересовавшая Петра, находится возле большой хивинской караванной дороги (рта дорога шла в Хиву от города Гурьева через плато Устюрт).

Существовала ли на самом деле рта плотина? В низовьях Аму-Дарьи, на ее рукавах и протоках плотины в то время, бесспорно, существовали; служили они главным образом целям орошения. Можно предположить, что Черкасский не повторил ошибки Ходжи Нефеса и обнаружил не вал-акведук, а настоящую плотину, которая находилась на протоке Карагачи, или Карагач, и, по-видимому, преграждала течение воды из главного русла Аму-Дарьи в этот проток.

Как мы знаем, Ходжа Нефес заверил царя, что туркмены помогут прокопать рту плотину, чтобы повернуть течение Аму-Дарьи. Очевидно, они были заинтересованы в разрушении плотины и повороте реки. Чем это можно объяснить?

Заинтересованность туркмен имела свои причины. Известно, что в XIX в. хивинские ханы принуждали своих соседей туркмен к покорности, лишая их воды. Они возводили плотины на протоках Аму-Дарьи, в том числе и на Лаудане (Карагачи), и за открытие шлюзов требовали уплаты податей. Вполне вероятно, что такое положение было и в начале XVIII в. Надо полагать, что Ходжа Нефес, обращаясь к Петру, надеялся с помощью русских разрушить плотину, лишавшую воды его земляков [81].

В поданной Петру записке Черкасский высказывал соображения о новой сухопутной экспедиции в Среднюю Азию. Он считал, что для того, чтобы скорее дойти до Яркенда, надо идти через Хиву, а не с «сибирской стороны», откуда направлялся Бухгольц^[10], и предлагал следовать только что пройденным им путем. Вместе с тем он предупреждал царя, что хивинцы настроены к русским весьма враждебно [VI^ж].

Выслушав доклад Черкасского о том, что им было сделано во время путешествия по Каспийскому морю и к низовьям Аму-Дарьи, Петр пожаловал ему чин капитана. Тут же, в Либаве, 14 февраля 1716 г. был дан именной указ Черкасскому, составленный в ответ на его записку, — это видно из следующей надписи на ее первом листе: «Сии пункты [в записке четыре пункта] поданы от капитана гвардии князя Черкасского, которому о том дан указ 1716 году февраля 14-го дня»^[11].

В ртом указе ставилась новая большая задача: Черкасскому предстояло осуществить грандиозный замысел Петра I — повернуть течение Аму-Дарьи по старому сухому руслу в Каспийское море. Целью этого поворота было создание единого водного пути по Волге, Каспийскому морю, затем по возрожденному руслу реки к Аму-Дарье и далее вверх по ее течению. Этот новый водный путь должен был стать торговым путем между Россией и Индией.

Цели и задачи новой экспедиции Черкасского

Еще во второй половине XVII в. в Русском государстве делались попытки проложить как сухопутные, так и водные торговые пути через страны Средней Азии в Индию. Но осуществить эти намерения не удавалось [29]. Петр I также неоднократно пытался установить торговые пути в империю Великих Моголов, избирая для этой цели различные направления [9, 47].

Первые путешественники в Индию при Петре I направились туда через Персию в 1699 г. Это были купец Семен Маленький и его слуга Андрей Семенов [47]. Они побывали в индийских городах Агре и Дели, но путешествие их не дало результатов. Семен Маленький умер на обратном пути в персидском городе Шемахе.

В 1715 г. известный деятель петровского времени Артемий Петрович Волынский был направлен послом в Персию. Инструкция, составленная самим царем, предписывала ему выяснить, нет ли такой реки, которая течет из Индии и впадает в Каспийское море. Затем следовало узнать, нельзя ли завести торговлю с Индией через Персию, какие товары нужны «индейцам» и что можно из Индии привезти в Россию [72].

Как уже упоминалось выше, в 1714 году у Петра I возник проект создания торгового пути в Индию путем поворота Аму-Дарьи в Каспийское море. Претворение в жизнь этого проекта было тесно связано с взаимоотношениями царя с хивинским и бухарским ханами, ибо Аму-Дарья в значительной своей части протекала по территории этих ханств.

В 1700 г. хивинский хан Шах-Нияз обратился к Петру с просьбой принять его в русское подданство. Очевидно, это было вызвано стремлением найти защиту от бухарского хана, в зависимости от которого находилась в то время Хива. Петр I дал согласие, а через три года он подтвердил его новому хивинскому хану Аран Махмету. Об этом событии оповестила газета «Ведомости» в апреле 1703 г. Однако войны со шведами и турками отвлекали внимание Петра от Средней Азии [29, 47].

Сообщения Ходжи Нефеса о том, что в давнее время хивинцы преградили течение Аму-Дарьи плотиной и она потекла к Аральскому морю, снова обратили мысли и стремления Петра к среднеазиатским странам. После Шах-Нияза и Аран-Махмета сменилось еще несколько хивинских ханов. В 1715 г. ханом Хивы стал Шир-Газы. В указе Черкасскому от 14 февраля 1716 г. писалось: «Хана Хивинского склонять к верности и подданству, обещая наследственное владение оному, для чего представлять ему гвардию к его службе и чтоб он за то радел в наших интересах». Таким образом, хану обещали помочь укрепить его власть и сделать ее наследственной (для такого предложения имелись серьезные основания — хивинские ханы не надеялись на верность и послушание своего народа; незадолго до этого времени предыдущий хан был убит хивинцами). Шир-Газы предлагали отряд русской гвардии. Первый год расходы на его содержание должны были идти из царской казны, а затем уже хану самому нужно было содержать этих защитников своей власти. Такое же предложение Черкасский должен был сделать и бухарскому хану, «ибо и там тако ж ханы бедствуют от подданных».

Конечной целью этих дипломатических шагов Петра I являлось укрепление связей России с хивинским и бухарским ханствами. Разрушение плотины и поворот Аму-Дарьи, а также дальнейшие поиски пути в Индию Петр предполагал осуществить мирным путем — с согласия и при помощи хивинского и бухарского ханов. Следовательно, первым подготовительным шагом к созданию водного пути в Индию было установление дружеских взаимоотношений с ханами Хивы и Бухары. Эту задачу предстояло выполнить Черкасскому.

Одновременно с подписанием указа Петр I послал распоряжение сенату составить «верующие», то есть верительные, грамоты хивинскому и бухарскому ханам и индийскому Великому Моголу.

Далее в указе ставились следующие задачи: выстроить две крепости — первую на месте прежнего устья Аму-Дарьи в Балханском заливе Каспийского моря и вторую на самой Аму-Дарье вблизи от найденной Черкасским плотины; обследовать низовья Аму-Дарьи и стоящую на ней плотину; сделать все возможное, чтобы остановить течение этой реки в Аральское море и направить ее по старому руслу к Каспийскому морю. Когда река потечет по старому руслу, отправить людей проследить ее путь до впадения в море.

После поворота Аму-Дарьи следовало отправиться на судах вверх по этой реке или ее притокам «пока суда могут идти», затем идти сухим путем, осматривать реки и узнавать, связывает ли какая-нибудь из них Индию с Каспийским морем. Предполагалось, что суда для этой экспедиции даст хивинский хан.

Следовательно, второй целью экспедиции Черкасского (после поворота Аму-Дарьи), выраженной в указе, было путешествие в Индию, с тем чтобы разведать путь туда.

Отправиться в Индию должен был один из подчиненных Черкасского — поручик морского флота Александр Иванович Кожин. С ним предполагалось послать не менее десяти человек.

На имя Кожина была составлена специальная инструкция. В ней давался наказ: «…до Индии путь водяной сыскать» и составить карту всех тех мест, где удастся побывать. Ему также предстояло выяснить, какие товары можно закупить в Индии; особенно интересовала Петра I возможность ввозить в Россию «пряные зелья». Через полтора месяца после составления инструкции Петр, находясь за границей, прислал Кожину дополнительное поручение о покупке в Индии птиц и зверей. Этот любопытный документ написан рукой самого царя. «Господин Кожин, — писал Петр, — когда будешь в Остиндии у Магола, купи довольное число птиц больших всяких, а именно струсов [страусов], казеариусов и протчих, так же малых всяких родов, так же зверей всяких же родов, привези с собою бережно» [30].

Кожин должен был ехать под видом купца, взяв с собой достаточное количество товаров.

В указе от 14 февраля 1716 г. упоминалось и о разведке золота возле Яркенда, однако эта цель отошла теперь на второй план. Интересно отметить, что изменялось направление поисков города. Если в 1714 г. они связывались с Аму-Дарьей, то теперь указ предписывал достигнуть Яркенда, поднявшись вверх по Сыр-Дарье. Черкасский, вероятно, собрал новые сведения о его местоположении и пришел к выводу, что Сыр-Дарья является более удобным путем^[12].

Вторая Каспийская экспедиция

Выполнение царского указа началось с экспедиции на Каспийское море. Основной целью ее была постройка крепости в сухом устье реки,которое Черкасский открыл в Балханском заливе.

Приехав в Астрахань летом 1716 г., Черкасский выяснил, что корабли для экспедиции нужно делать заново — суда, оставшиеся от первого морского путешествия, либо находились в плавании, либо были повреждены. Постройку судов он поручил Кожину. Было построено 69 парусных судов различных размеров и типов (бусы, шкуты, пауски, бригантины)^[13].

Экспедиция вышла из Астрахани в море в сентябре 1716 г. Начальник ее шел на шняве «Петр». Подойдя к мысу Тюб-Караган на Мангышлакском полуострове, заложили крепость, которую назвали крепостью святого Петра. В заливе (названном впоследствии по имени Александра Черкасского Александрбай) заложили вторую крепость.

В указе было сказано о постройке на восточном берегу моря только одной крепости у Балканского залива. Но надо полагать, что закладка этих двух крепостей не могла произойти без ведома царя, очевидно, такое указание Черкасский получил во время переговоров в Ливане.

Если крепость в Балханском заливе должна была охранять устье возрожденной реки, то назначение первых двух крепостей не вполне ясно. Весьма вероятно, что их постройка была связана с подготовкой к персидскому походу, начавшемуся в 1722 г. В каждой из этих двух крепостей был оставлен гарнизон и провиант.

В конце октября 1716 г. флотилия прибыла к Красно-водскому заливу. Здесь заложили крепость, однако не вблизи Актама, а на Красноводской косе, так как у Актама не оказалось пресной воды.

Извещая Петра I о закладке крепости, Черкасский послал ее чертеж [42]. В письме он также сообщал царю, что туркмены, живущие на восточном берегу Каспийского моря и на «Огуржинских островах» [то есть на острове Огурчинском], приняли по его предложению русское подданство, «и те разных родов трухменцы обещались вашему величеству верно служить…»

Туркмены, кочевавшие вдоль восточного берега, были подданными калмыцкого хана Аюки. Черкасский привел в подданство «вольных» туркмен, кочевавших вдоль персидской границы. Он не получал такого предписания царя, этот шаг был сделан им по собственному разумению. В связи с планами Петра I, касавшимися Средней Азии, очень важно было привлечь на сторону России народ, населявший обширное пространство по юго-восточному берегу Каспийского моря. Подданство туркмен России было закреплено их письмом Петру I.

В половине декабря 1716 г. Черкасский направился в Астрахань. На Красноводской косе для окончания постройки крепости был оставлен полковник Фан-дер-Вейде с Астраханским и Короткоякским пехотными полками.

По пути он заехал в крепость святого Петра, чтобы узнать, как идет ее постройка, и вернулся в Астрахань в феврале 1717 г.

Вторая морская экспедиция была закончена. Основным ее результатом явилась закладка крепостей и главным образом Красноводской крепости, которой, по замыслам Петра, предназначалось охранять устье возрожденной реки и служить опорой в сношениях России со Средней Азией.

ПУТЕШЕСТВИЯ В СРЕДНЮЮ АЗИЮ, ОРГАНИЗОВАННЫЕ ЧЕРКАССКИМ

Для создания водного пути в Индию необходимо было собрать сведения о территории, по которой должен был проходить этот путь. С этой целью Черкасский организовал широкие исследования стран Средней Азии. Отправляя своих доверенных людей по разным направлениям, он давал им наказ собрать возможно больше сведений об Аму-Дарье и главным образом осмотреть ее устье и установить, в каком месте она впадает в «озеро великое, названием Аральское море». Посланцы Черкасского должны были обследовать местность между Аральским и Каспийским морями, узнать, имеются ли какие-нибудь «протоки» из Аральского моря в Каспийское, есть ли реки вблизи Аму-Дарьи, куда они текут, и нет ли рек, которые впадают в Каспийское море, а если найдутся такие — отыскать их устья. Им предписывалось также проведать о местах добычи золота на Аму-Дарье.

Надо полагать, что для выполнения такой обширной программы исследований нужно было значительное количество людей. Очевидно, существовали донесения всех этих путешественников, по обнаружить пока удалось только некоторые из них.

В сентябре 1714 г. Черкасский сообщил Петру I, что его посланцы направились в среднеазиатские страны по разным направлениям [VI]; уже к концу года от них были получены первые сведения. Выяснилось, что золото надо искать не только в реке, но и на суше. Для этих поисков Черкасский просил как можно скорее дать в его распоряжение 500 конных яицких казаков [VI^д, 25, 49]. По неизвестным причинам отправка казаков задержалась. Они пришли в Хиву только поздней осенью 1715 г. Судьба их оказалась плачевной — лошади пали, сами они «оголодали» и вынуждены были сдаться в плен хивинцам. Черкасский узнал об Этой неудаче в конце 1715 г. [VI^ж].

В начале марта 1716 г., когда Черкасский приехал в Москву для подготовки второй морской экспедиции, к нему явился один из его доверенных людей, направленных в 1714 г. в Среднюю Азию на поиски золотого песка. Это был астраханский житель «иноземец» Тебей, прозванием Китая (в документах он чаще именуется Тебеем Китаевым). Он побывал в городах Хиве, Бухаре, Самарканде и Балхе. В горах вблизи Самарканда Китаеву удалось увидеть, как местные жители добывают золото. Образец золота он привез с собой, привез также образчик голубого камня «лажбар», из которого, по его словам, в Голландии делают окраску ультрамарин^[14]. Путешествие его продолжалось примерно полтора года — выехал он из Астрахани осенью 1714 г., а в марте 1716 г. прибыл в Москву. Неизвестно только, каким путем Китаев вернулся из Балха в Москву и как долго продолжалось обратное путешествие.

Александр Черкасский придавал большое значение результатам путешествия Китаева. Очень важным было его сообщение о добыче золота под Самаркандом, так как отпадала необходимость поисков золотого песка возле Яркенда. Считая Китаева весьма полезным человеком, он настоятельно просил Петра наградить его [VI^е].

Петр I, благодаря Черкасского за присланные образцы золота и лазурита, извещал его, что дал приказ наградить Китаева. На вопрос, продолжать ли поиски золота у Яркенда, Петр отвечал: «Что же о посылке ко Иркети, и буде вам можно будет, то пошли, буде же нельзя — оставить мочно» [III^а].

Ввиду важности добытых Китаевым сведений Черкасский счел нужным отправить его самого к Петру I, находившемуся за границей, в Померании.

Китаев подробно рассказал о своем путешествии [VI^е]^[15].

Выехал он из Астрахани осенью 1714 г. Водою прибыл «в пристань Караганскую, названием Эмли», откуда направился в Хиву. Здесь караван по неизвестным причинам был задержан на пять месяцев. Веспой Китаев со своими спутниками выехал в Бухару. Пять дней шли до бухарского города Жайща. Около него на лодках переехали через Аму Дарью. Через пять дней прибыли в Бухару. На пути встречали оросительные каналы, отведенные на поля из реки Каурка.

В настоящее время в Средней Азии нет реки с названием Каурк, нет также города Жайща. О какой реке идет речь, было установлено по рукописной карте Средней Азии, составленной, по видимому, не ранее 1841 г. (карта хранится в отделе картографии Географического общества СССР).

Названия на карте даны на французском языке. На пей обозначена протекающая мимо Самарканда и Бухары река Zarafchane ou Kohik riviere — Зарафшан, или река Коик. Река Каурк, о которой сообщает Китаев, это, по всей вероятности, река Зеравшан.

На картах Средней Азии XVIII и XIX вв. как рукописных, так и печатных нет города Жайща. Установить, что это за город, удалось косвенным путем. Китаев рассказывает, что река Каурк «течет в половине дня езды от Бухар и падает в Аму-Дарью реку, где перевоз и город Жайщ». В далекие годы Зеравшан была правым притоком Аму-Дарьи, но теперь она не доносит своих вод до реки и доходит только до Каракульского оазиса. На карте Средней Азии, датированной 1816 г., река Зеравшан, называвшаяся Куак-Дарья, проходит мимо Бухары и впадает в Аму-Дарью около города Джарджу. По всей вероятности, это город Чарджоу, или Жайщ, как его именует Китаев.

Сведения о пребывании в Бухаре изложены Китаевым кратко, но содержательно; всего в нескольких фразах дается представление о большом многолюдном городе. Китаев рассказывает об оживленной торговле между Бухарой и Индией и сообщает важные сведения о пути в Индию. Китаеву удалось добраться до Самарканда и узнать, где «достают Золото». О способах добычи этого золота он подробно рассказал.

В конце Китаев сообщает, что «задержан был от хана бухарского, понеже сказали про меня будто я езжу осматривать их места». Его схватили и заключили под стражу. Только заступничество родственника спасло его от смерти.

Следует отметить большое, разностороннее и весьма интересное содержание рассказа Тебея Китаева. Он собрал много сведений географического, этнографического и политического характера.

Заслуживает внимания слог его «распросных речей» — он сообщает наиболее важные сведения, мысль его выражена четко и ясно, ему не чужд юмор. Мы не знаем, был ли он грамотным, но достоверно известно, что русский язык он знал. Следовательно, если его рассказ записан и не им самим, то, несомненно, с его слов.

Тебей Китаев должен был сопровождать Черкасского во время хивинского похода. Зная русский язык и хорошо владея несколькими среднеазиатскими языками, он принес бы большую пользу во время экспедиции. Китаев проявил незаурядное мужество и сознание ответственности за Доверенное ему дело во время путешествия в Среднюю Азию, и такой человек, несомненно, нужен был Черкасскому. Однако ему не пришлось участвовать в походе — Китаев умер летом 1716 г. Причина его смерти неизвестна. «Которой астраханской житель Китаев к вашему величеству послан был с пробами золота и краскою, оной умре, — писал Червасский Петру, — о чем немало сожалел, понеже зело надобен был в ваших делах с нами быть» [VI^е].

* * *

Один из посланцев Черкасского в Среднюю Азию Алексей Хомурадов отправил из Бухары письмо царю Петру о находке золотой и серебряной руды и других «редкостей». Письмо было написано в конце 1717 г., но отправить его Хомурадову удалось только в 1719 г., и до царя оно дошло не сразу^[16].

Хомурадов писал царю, что по приказу князя Черкасского живет в Бухаре вот уже пять лет. Ему поручено найти места добычи золота, серебра и камня. В помощь ему Черкасский прислал своего доверенного человека — ногайца Табер Байна. Вместе с ним Хомурадов обнаружил «серебряное место», а также золото в трех местах. Он нашел в Бухаре места, где разводят «кармазинных»^[17] и шелковых червей и где «пороху многое множество родитца» (очевидно, имеется в виду селитра).

Однако письмо Хомурадова составлено очень осторожно, ни одно из мест, в которых найдено золото или серебро, точно не указано. Хомурадов сам пишет, что не все можно сообщать в письме: «…много есть, что и не писал, ежели получитца и я знаю, как управлять».

Сведений о том, как отозвался Петр I на письмо Хомурадова и были ли продолжены поиски, начатые им и Табер Байном, нет.

Следует отметить, что для участия в среднеазиатских Экспедициях Черкасский широко привлекал местных жителей. Так, нам известны туркмен Ходжа Нефес, армянин Алексей Хомурадов, ногаец Табер Байн. Тебей, прозванием Китая, судя по его прозвищу, вероятно, происходил из тюркского племени кипчаков. Все эти люди, несомненно, принесли большую пользу, сообщая ценные географические сведения о Средней Азии.

Путешествия посланцев Черкасского в дальние и неведомые им страны Средней Азии происходили в трудных условиях. В ряде случаев цели экспедиции приходилось скрывать от местного населения, и поиски мест добычи золота и серебра велись тайно. Путешественники сталкивались с опасностями и должны были обладать большим мужеством, хладнокровием, умением найти выход в сложной обстановке.

Даже те немногие из дошедших до нас сведений о деятельности этих посланцев Черкасского позволяют считать, что они значительно расширили географические представления о среднеазиатской территории. Организация этих путешествий является большой заслугой Александра Черкасского.

ЭКСПЕДИЦИЯ В ХИВУ

Подготовка

В феврале 1717 г., после возвращения Черкасского в Астрахань, началась подготовка к последнему и самому главному этапу его экспедиции — сухопутному походу в Хиву.

В Хиву шло две с лишним тысячи войска. Часть отряда должны были составить солдаты регулярных полков, остальных людей надлежало прислать в Астрахань яицким и гребенским казачьим атаманам.

Черкасский с большой энергией и настойчивостью Занимался подготовкой похода, но препятствия встречались на каждом шагу. Казачьи атаманы упорно уклонялись от присылки нужного количества людей. Для перевозки провианта и строительного материала на постройку крепости возле плотины требовалось много лошадей, верблюдов и повозок, и доставка их шла очень медленно. Все эти неурядицы имели свои причины. Трудности происходили от нерасторопности административных лиц, начиная от казанского губернатора, которому было поручено снабжение похода, и кончая мелким служилым людом. Отрицательную роль играло и то обстоятельство, что Петр I находился в Это время за границей. Письма и указы шли медленно, отсутствие царя потворствовало нерадивым.

Очень беспокоило Черкасского снаряжение экспедиции вверх по Сыр-Дарье для поисков золота возле Яркенда. Волновало и то, что сенат отпустил мало денег на путешествие в Индию, куда должен был ехать поручик Кожин. Черкасский совершенно основательно считал, что послу необходимо иметь с собой достаточное количество товаров, чтобы хорошо выполнить свою роль «купчины» и не возбудить подозрений в чужой стране. Но сенат не прислушался к этим доводам.

На покупку товаров было отпущено пять тысяч рублей, а на поездку Кожина и его спутников — одна тысяча. По мнению Черкасского, сенат недооценивал важности экспедиции в Индию [49, VI^е]. Его письма и доношения проникнуты большим чувством ответственности за судьбу порученного ему дела; он входил во все мелочи хозяйственной подготовки похода, отстаивал интересы подчиненных ему людей, не соглашался с решениями Правительствующего сената, когда считал, что они идут вразрез с интересами государства.

Черкасского заботили не только хозяйственные вопросы. Были и другие, более важные обстоятельства, вызывавшие большую тревогу за исход задуманной экспедиции.

Петр требовал от Черкасского выполнения своих планов в Средней Азии только мирным путем, при непосредственной помощи хивинского хана. В указе давалось строгое предписание обращаться хорошо с местными жителями, «накрепко смотреть, чтоб с обыватели земли ласково и без тягости обходился». Черкасский с самого начала действовал в соответствии с этими указаниями царя. Приехав из Либавы в Петербург, он узнал, что в Петербурге и Казани находятся под арестом несколько хивинцев и бухарцев, и обратился к Петру с просьбой освободить их — «что… удобнее бы было для ласки оному народу, где мне надлежит быть по Вашему указу», — писал Черкасский.

Однако, несмотря на все старания начальника экспедиции, обстоятельства складывались неблагоприятно.

Еще во время второй Каспийской экспедиции, находясь у вновь заложенной крепости святого Петра, Черкасский отправил послов в Хиву и Бухару. Они должны были заверить хивинского и бухарского ханов, что русский сухопутный отряд, который вскоре направится в Среднюю Азию, «идет миром, а не войною».

К бухарскому хану был послан подпоручик Петр Давыдов. Он должен был плыть по морю до Астрабада и отсюда отправиться в Бухару. Сопровождать посла до Астрабада поручено было Кожину. Посольство вышло в море в начале октября 1716 г.

В то же время к хивинскому хану отправились на верблюдах два посла — астраханские жители Иван Воронин и Алексей Святой. Все три посла везли ханам грамоты и подарки.

В начале ноября 1716 г. Кожин вернулся из Астрабада к Красноводскому заливу. Он объявил, что в Астрабад посольство не пустили, так как в Персии бунт. Поэтому он при первом попутном ветре отплыл назад к «Красным водам».

Сообщение Кожина показалось Черкасскому неправдоподобным. Для проверки его он послал в Астрабад участника экспедиции князя Михаила Заманова, а Кожина отправил на верблюдах в Астрахань. Заманов узнал, что астрабадский хан, извещенный о приезде русских послов, направил своих знатных людей встретить высоких гостей и дал лошадей, чтобы отвезти их от пристани в город. Но Кожин ехать к хану отказался и препятствовал своим спутникам. Так выяснилось, что донесение Кожина ложно [49] и по вине Кожина поездка посла к бухарскому хану была неудачной.

Послы к хивинскому хану Алексей Святой и Иван Воронин прислали Черкасскому письмо с тревожными сведениями. Когда после долгого и трудного перехода на верблюдах по глубокому снегу они добрались до Хивы, хана Шир-Газы там не оказалось: он отправился войной на Персию. До возвращения хана послов держали под караулом и никого к ним не пускали. Шир-Газы, приехав в Хиву, взял подарки и грамоту Черкасского, но послов не принял и домой их не отпустил, только приказал снять караул. Приближенные хана вымогали у послов деньги, выпрашивали подарки, угрожая, что не дадут еды.

Святой и Воронин сообщали Черкасскому, что в Хиве замышляют недоброе; там не верят, что русский отряд идет миром, считают, что царь хочет обманом взять Хиву.

Послы писали, что калмыцкий хан Аюка, принявший русское подданство, деятельно поддерживает связь с Хивой, отправляет туда своих доверенных лиц, а хивинский хан, в свою очередь, шлет людей к Аюке. Как выяснилось впоследствии, хан Аюка действительно вел двойственную политику. Он сообщал Шир-Газы о якобы завоевательных намерениях царя Петра и в то же время, стремясь отвести от себя подозрения, оповещал русских о враждебных действиях хивинцев. Он уверял, что на всем пути, по которому пойдет русская экспедиция, местные жители засыпали колодцы. В дальнейшем оказалось, что это сообщение Аюки было ложным.

Письмо Воронина и Святого и уверения калмыцкого хана вызывали у Черкасского опасения за судьбу экспедиции. Предвидя, что воинственный хан Шир-Газы не пойдет навстречу мирным предложениям, он написал письмо царю, в котором спрашивал, как ему поступить [VI^е].

Петр в то время находился в Германии. Получив письмо Черкасского, он сразу же ответил. Освободить бухарцев и хивинцев, арестованных по обвинению в государственной измене, царь отказался, добавив при этом, что, если ханы будут настаивать на их освобождении, Черкасский может обещать отпустить их на свободу после окончания экспедиции. На вопрос, как быть, если хивинский хан не согласится помочь экспедиции, Петр отвечал: «Что же пишешь — ежели хан хивинский не склонитца и я не могу Знать в чем, только велено вам, чтоб в дружбе были…» По-видимому, Петр был уверен, что хан Шир Газы охотно примет все его предложения. Если же, против ожидания, хан откажется от русской гвардии, не даст судов для путешествия в Индию и «дружбы не примет», тогда останется только построить крепость на Аму-Дарье и разрушить плотину.

В заключение письма Петр писал: «Трудись неотложно, по крайней мере исполнить по данным вам пунктам, а ко мне не отписывайся для указов, понеже как и сам пишешь, что невозможно из такой дальности указу получать» [III^a]. Таким образом, царь поручал Черкасскому самостоятельное решение сложных задач, связанных с хивинской экспедицией.

Поход в далекую Хиву представлял большие трудности. Его участников ожидали сильная жара, недостаток питьевой воды и корма для лошадей и верблюдов. В самой же Хиве предстояло выполнить трудную и сложную задачу — разрушить плотину и повернуть течение Аму-Дарьи. Это нужно было совершить даже в том случае, если хивинский хан откажется помогать русскому отряду.

Из писем Черкасского Петру I ясно видно, что он полностью отдавал себе отчет в том, какие трудности встретятся на пути в Хиву и какой опасности подвергнутся участники экспедиции. Он понимал, что можно ожидать враждебных действий со стороны хивинцев. В хивинский поход шло всего 2200 русских солдат и казаков, а в Хиве при объявлении войны каждый взрослый мужчина становился в ряды войска.

Черкасский сознавал, что надеяться на благополучный конец экспедиции трудно. Но Петр, увлеченный замыслом возродить прежнее течение Аму-Дарьи и создать водный путь в Индию, требовал от него безусловного выполнения всех пунктов указа [49, VI^е].

В довершение всех трудностей при подготовке экспедиции и опасений за ее судьбу произошло событие, причинившее много беспокойства начальнику экспедиции.

В первых числах апреля 1717 г., когда экспедиция готовилась выйти из Астрахани, поручик Кожин подал Черкасскому доношение с отказом ехать в Индию, объясняя это тем, что сенат дал мало денег на его поездку. Тогда Черкасский приказал Кожину отправиться под конвоем к царю, находившемуся за границей. Увидев, какой оборот принимает дело, Кожин согласился ехать, но как только его освободили от конвоя, он немедленно скрылся [VI^е].

Черкасский известил о его бегстве генерального ревизора Василия Зотова, который находился в Петербурге и мог скорее, чем царь, бывший за границей, принять меры по отношению к дезертиру [49]. Черкасский не знал, что, скрывшись от него, Кожин остался в Астрахани. Он явился к астраханскому обер-коменданту Чирикову и сделал донос на своего начальника, объявив его изменником. Кожин утверждал, что сообщение Черкасского о найденном им прежнем устье Аму-Дарьи ложь, которая нужна была ему, чтобы получить в свои руки войско, а затем перейти с ним на сторону хивинцев. Это сообщение настолько озадачило обер-коменданта, что он оставил Кожина на свободе, вместо того чтобы под караулом отослать в Петербург [55].

Через две недели после начала хивинского похода Кожин, оставаясь в Астрахани, написал донесение царю и генерал-адмиралу Апраксину [50]. Чтобы оправдать свои поступки, за которые ему грозил военный суд, Кожин пытался опорочить действия начальника хивинской экспедиции. Однако его доносам не поверили.

Каковы же были причины дезертирства Кожина? Об ртом Черкасский писал генеральному ревизору Зотову: «Поручик Кожин веема не хотел ехать и страшился от пути своего». Очевидно, Кожин боялся трудностей предстоящего похода и решил избежать их.

Кожин в дальнейшем сыграл весьма отрицательную роль при оценке работ Черкасского на Каспийском море, поэтому отметим его отношение к Александру Черкасскому с самого начала.

Некоторые факты свидетельствуют о том, что, став подчиненным Черкасского, он сразу же проявил резко враждебное отношение к своему начальнику. Вероятнее всего, причиной послужили следующие обстоятельства. Как мы знаем, в конце 1715 г. Черкасский послал из Астрахани в Петербург карту только что осмотренного им восточного берега Каспийского моря. Получив ее, Петр I принял решение отправить новую экспедицию для продолжения описей теперь уже всех морских берегов.

Начальником экспедиции был назначен поручик флота Кожин, обучавшийся морским наукам за границей. Он должен был также проверить съемки и карту, сделанные Черкасским. Если они выполнены правильно, не составлять новой описи восточного берега моря, если же в них есть ошибки, сделать съемки заново [50]. Как видно, Петр высоко ценил знания Кожина, как гидрографа. Так обстояли дела в январе 1716 г. В феврале этого же года, выслушав в Либаве доклад Черкасского, Петр отменил экспедицию Кожина. Вопросы описи моря отошли теперь на второй план. В центре внимания царя оказался проект создания водного торгового пути из России в Индию. Кожину вместо руководства экспедицией на Каспийское море предстояло трудное путешествие в Индию. Таким образом, можно предположить, что в значительной степени его неприязнь к Черкасскому была вызвана оскорбленным самолюбием человека, уже предвкушавшего перспективу быть начальником экспедиции и обманутого в своих ожиданиях.

Ход экспедиции и ее гибель

В марте 1717 г. приготовления к экспедиции были закончены. В путь шли: эскадрон драгун, две пехотные роты на конях, яицкие и гребенские казаки, два инженерных ученика, 14 толмачей, а также 200 человек русских, хивинских, бухарских и армянских купцов с товарами [51]. При отряде было 20 плотников и 15 кузнецов.

Так как участникам экспедиции предстояло разрушить плотину и построить крепость, взято было: 1000 штук железных лопат и заступов, 500 топоров, 50 кирок, 5000 штук кирпича, 200 пудов железа, 10 тыс. гвоздей. Для раздачи местным жителям взяли два пуда табаку. Провиант был рассчитан на три месяца, везти его должны были вьючные лошади и верблюды.

В конце марта из Астрахани вышел отряд яицких и гребенских казаков во главе с астраханским дворянином Михаилом Керейтовым. Отряд шел степью до Гурьева 12 дней. Здесь разбили лагерь и стали поджидать остальных участников экспедиции, которые должны были идти из Астрахани в Гурьев морем.

Во главе морского отряда находился Александр Черкасский. С пим были два его брата — Сиюнчь и Ак-Мурза, приехавшие из Кабарды, князь Михаил Заманов, драгунский майор Франкенберг, секунд-майор Пальчиков, бригад-комиссар Волков и другие офицеры. Здесь же был туркмен Ходжа Нефес. Супруга Черкасского княгиня Марфа Борисовна с двумя дочерьми и грудным сыном провожала его первую часть пути. На второй день, когда суда миновали устье Волги и вышли в море, жена и дети Черкасского простились с ним и, перейдя на парусную барку, отправились назад в Астрахань.

В Гурьеве морской отряд соединился с сухопутным. Экспедиция простояла в окрестностях Гурьева больше месяца — «для убирания в путь». Отсюда Черкасский отправил посланца к хану Аюке с приказанием дать людей для участия в походе. Приняв подданство России, калмыцкий хан должен был оказывать помощь по первому требованию. Однако он отказался дать людей, ссылаясь на сильную жару, и прислал в Гурьев только проводника калмыка Манглая-Кашку и с ним десять человек.

Когда в лагере под Гурьевом уже закончились последние приготовления и через несколько дней экспедиция должна была выйти в дальний, трудный путь, из Астрахани прибыл денщик Черкасского Максим со страшным известием. Парусная барка, на которой после проводов возвращались в Астрахань жена и дети Черкасского, затонула во время бури. Княгиня с дочерьми и все матросы погибли. Чудом остался в живых маленький сын Черкасского. Его выбросило волнами на отмель, где полуживого ребенка нашли рыбаки.

Черкасский, потрясенный горем, уединился, отказываясь от еды и питья. Но через несколько дней чувство долга, сознание ответственности за предстоявшее путешествие и судьбы доверенных ему людей взяли верх над горем — он отдал приказ продолжать поход, начавшийся столь несчастливо [27, 49, 51].

Экспедиция вышла из лагеря под Гурьевом 7 июня старого стиля (19 июня по новому стилю) 1717 г.^[18]

От Гурьева до Эмбы шли десять дней. Два дня строили плоты для переправы через реку. После переправы вышли на большую хивинскую дорогу и на пятый день дошли до северного обрыва плато Устюрт.

На пятом переходе от Эмбы отряд догнал посланец с царским указом, который повелевал отправить в Индию вместо Кожина кого-либо из участников хивинского похода. Это был ответ на запрос Черкасского, посланный им Петру из Астрахани перед началом экспедиции. По новому указу посол, знающий восточные языки, должен был ехать в Индию через Персию, собрать возможно больше сведений о странах, через которые пройдет его путь, разузнать о местах добычи золота и вернуться в Россию через Бухару.

Черкасский выбрал для этого дальнего путешествия офицера Тевкелева. Он должен был морем идти из Астрахани в Шемаху, затем в Испагань (совр. Исфагань) и оттуда направиться в Индию.

Тевкелеву не удалось добраться до Индии. Буря забросила его корабль к Астрабаду, где он попал в плен к персам. В Россию он вернулся после освобождения его русским послом в Персии А. П. Волынским. Таким образом, попытка Петра I найти путь в Индию через Персию потерпела неудачу.

Что побудило Петра усложнить и изменить маршрут посланцев в Индию — неизвестно. Возможно, что неоднократные сообщения Черкасского о враждебных настроениях хивинцев поколебали уверенность Петра в том, что Шир-Газы пойдет навстречу его планам. Поэтому и было решено не ставить экспедицию в Индию в зависимость от помощи хана, а послать ее по другому пути — не по воде, а по суше.

По плато Устюрт экспедиция Черкасского шла около семи недель. Трудно было с питьевой водой и кормом для лошадей и верблюдов. Воды от колодца до колодца не хватало, приходилось рыть их на каждом привале. Травы также не хватало, поэтому много лошадей пало в дороге.

Пройдя часть пути по Устюрту, начальник экспедиции отправил к хивинскому хану посла Михаила Керейтова в сопровождении ста казаков. Посол вез письмо, в котором Черкасский оповещал хана о скором прибытии отряда и еще раз подтверждал его вполне мирные цели.

Сам Черкасский вез Шир-Газы грамоту за подписью Петра I. В грамоте говорилось, что прежний хивинский хан Ядигер еще в 1714 г. просил заключить договор о свободной торговле между Россией и Хивой. «Того ради изобрели мы за благо послать к тебе посла нашего князя Александра Бековича Черкасского для нужднейших дел ко общей пользе. Посла принять по его чину и достоинству и тому, что будет предлагать нашим именем полную веру яти [иметь]» [III^а]. Очевидно, Черкасскому надлежало изложить настоящие задачи экспедиции при встрече с ханом и просить его содействовать планам царя «ко общей пользе».

Путь по плато Устюрт от Гурьева до Хивы составлял около 800 верст. Когда отряд прошел половину этого расстояния и остановился на отдых у колодца Чилдан, ночью тайно ушел проводник Манглай-Кашка и с ним десять его товарищей. Уход проводника очень обеспокоил Черкасского. К счастью, удалось найти ему замену. Быть «вожем» вызвался Ходжа Нефес, часто ходивший в Хиву «для торговых дел».

_{Путь Черкасского от Астрахани к Аральскому морю и место его гибели (X).}

Отряд продолжал путь. В начале августа спустились с Устюрта и подошли к реке «Каракуметь».

На картах XVIII и XIX вв. нет реки с таким названием. По мнению Л. С. Берга, Каракуметь, или Каракумет, — Это искаженное слово «Кара-Гумбет» — так называется спуск с восточного обрыва Устюрта к котловине Айбугир [13]. Сейчас в Айбугирской котловине нет воды, но еще в середине XIX в. она была наполнена пресной водой и называлась озером [12]. Очевидно, отряд Черкасского, спустившись с Устюрта, вышел не к реке, а к заливу озера Айбугир или протоку из него.

Затем экспедиция направилась дальше и дошла до реки Аккул. Такого названия реки также нет ни на одной карте XVIII–XIX вв. По всей вероятности, это местное название одного из рукавов Аму-Дарьи. На этой реке отряд простоял неделю. Сюда прибыли два посла от хивинского хана с подарками князю Черкасскому — конем, парчовым кафтаном и овощами. Это посольство было ответом на приезд в Хиву Михаила Керейтова. Черкасский принял подарки и велел передать, что едет послом от царского величества, о чем сам сообщит хану.

Хивинцы ушли, отряд простоял у реки еще два дня, на третий пошли вдоль этой реки по направлению к реке Карагачи. Дошли до нее 15 августа. Здесь разбили лагерь, Истомленные долгим путем по безводным местам и однообразием пищи, солдаты и казаки упросили своих начальников разрешить им наловить рыбы в реке. 17 августа на рыбную ловлю отправилось 30 человек, но вернулся только один, всех остальных взяли в плен внезапно напавшие хивинцы.

На следующий день к русскому лагерю на реке Карагачи подошло большое хивинское войско, численность его, по мнению очевидцев, была не менее 20 тысяч человек — то есть почти в десять раз больше войска Черкасского. Хивинская конница была вооружена луками, саблями, копьями и топорами, у пехоты были пищали, сабли и топоры.

Черкасский приказал спешно выстроить укрепление; с трех сторон вырыли рвы и насыпали земляной вал, с четвертой стороны защитой служила река. На валу поставили шесть пушек (их везли с собой для будущей крепости на Аму-Дарье). Два дня хивинское войско осаждало русский лагерь, но все атаки были отбиты даже без помощи артиллерии. Хивинцы отступили.

В чем причина внезапного нападения хивинцев? Ведь незадолго до него хан прислал к Черкасскому своих знатных людей с подарками. Как выяснилось впоследствии, калмыки во главе с Манглаем Кашкой, тайно ушедшие из русского лагеря, пришли в Хиву и передали Шир-Газы письмо от хана Аюки, в котором он предупреждал хивинцев, что под видом посольства русские идут для завоевания Хивы. Хивинский хан, который вначале хорошо принял русского посла Керейтова и сопровождавших его казаков — отвел им помещение и «кормом удовольствовал», — приказал обезоружить их и посадить в тюрьму. Он дал приказ собирать; войско и сам встал во главе его.

После того как отряд Черкасского отбил двухдневные атаки хивинцев, прибыл посол от хана по имени Ишим Хаджа. Он утверждал, будто нападение на русский лагерь было совершено без ведома хана и в его отсутствие. Как выяснилось потом, это было заведомой ложью.

Черкасский вновь подтвердил хивинскому послу свои мирные намерения. Несмотря на это, после ухода Ишима Хаджи хивинцы снова напали на русское укрепление. Тогда Черкасский приказал для устрашения нападающих стрелять из пушек и ружей поверх них, но атаки не прекращались. Был дан приказ пустить в ход артиллерию. Бой продолжался два дня. К вечеру второго дня хивинцы отступили.

К Черкасскому снова явился Ишим Хаджа и опять уверял, что вторичное нападение на русский лагерь произошло без ведома хана и что виновные будут наказаны. Хан через Ишима Хаджу передал Черкасскому приглашение приехать к нему, в лагерь для переговоров. Начальник экспедиции сам не поехал, а послал двух участников похода — Мурзу Смайла и Кузагула. Придя к хану, они еще раз подтвердили, что князь Черкасский пришел в Хиву «послом, а не войною» и, если хан не хочет войны и ссоры с русским царем, пусть пришлет в крепость своих знатных людей для переговоров. Хан уверял, что второе нападение на крепость также произошло без его повеления.

В доказательство посланцам Черкасского показали двух наказанных хивинцев — одному прокололи ноздрю, другому ухо и продели через них тонкую веревку и так водили перед войском.

Вскоре хан прислал к Черкасскому для переговоров своих приближенных — Кулунбея и Назара Хаджу. Хивинцы «целовали куран», то есть клялись на Коране, что не будут делать зла. Затем хан в третий раз прислал Ишима Хаджу, приглашая начальника отряда приехать к нему.

На этот раз Черкасский принял приглашение и направился в хивинский лагерь, взяв с собой 50 офицеров и 700 драгун и казаков. Хану повезли царские подарки: «…сукна, соболей, сахар, девять блюд, девять тарелей и девять ложек серебряных». Кроме царских подарков Черкасский повез подарок от себя — позолоченную карету с цугом темно-серых лошадей, верховую лошадь с чепраком, шитым золотом, серебром и жемчугом. Несмотря на тяжелый двухмесячный путь, лошадей, предназначенных в подарок, удалось доставить в хорошем состоянии. Приближенным хана тоже были розданы подарки. Хан отблагодарил Черкасского, дав ему лошадь с бархатным седлом. Во время обеда, которым Шир-Газы угощал гостей, музыканты из русского отряда «играли на гобоях и били в барабаны».

После переговоров был заключен мир. Хан целовал Коран, клянясь в том, что «никакого зла русскому отряду не учинит». Черкасский же клялся на кресте, что прислан от царя послом для мирных переговоров. Он передал Шир-Газы царскую грамоту. Несмотря на дружелюбный характер переговоров и заключение мира, Шир-Газы стал требовать у Черкасского выдать ему Ходжу Нефеса, чтобы казнить его за то, что указывал дорогу. Черкасский велел спрятать Нефеса в телегу, покрыть епанчей и приставить к нему четырех караульных. В телеге Ходжа Нефес пробыл несколько суток.

24 августа хан должен был направиться в Хиву. Он предложил Черкасскому следовать вместе. Черкасский согласился. С ним пошло 500 солдат, остальная часть отряда шла позади. После трех дней пути остановились лагерем у озера Порсу, в двух днях езды от Хивы.

Хан пригласил Черкасского к себе в палатку и сообщил, что разместить все войско в самой Хиве невозможно, так как не хватит помещений и продовольствия. Он предложил разделить отряд на пять частей и развести на квартиры в ближайшие к Хиве города.

Нет сомнения, что Черкасский не питал доверия к миролюбивым заверениям хана — для этого имелось достаточно оснований. Трудно было поверить, что нападение хивинцев произошло без его ведома. Настораживало требование Шир-Газы выдать Ходжу Нефеса. Но отвергнуть предложение о разделении войска значило бы проявить недоверие к хану. Это могло нарушить мир, достигнутый с таким трудом. «И по тому мирному состоянию и по договорам и по просьбе хивинского хана, а за умалением у него князя Черкасского провианта, отдал имеющихся при своей команде государевых служилых людей для прокормления», — так рассказывал участник похода астраханский подьячий Михаил Волковоинов о вынужденном решении Черкасского разделить отряд^[19].

Находясь у Шир-Газы, Черкасский послал в русский лагерь приказ разделить отряд на пять частей и идти на квартиры с хивинцами. При себе он оставил только двести солдат. Начальник лагеря майор Франкенберг не поверил такому распоряжению и, заподозрив недоброе, поехал к Черкасскому сам. Тот подтвердил свое приказание.

Солдаты и казаки разделились и пошли за хивинцами в разные стороны. Вскоре сопровождавшие эти отряды хивинцы связали русских, отняли оружие и амуницию. Многих тут же убили, остальных взяли в плен.

Черкасский и сопровождавшие его офицеры Михаил Заманов и Кирьяк Экономов верхом поехали к хану. Когда они подъезжали к шатру, Шир-Газы вышел из него. По его знаку хивинцы схватили спутников Черкасского, раздели донага и стали рубить их саблями, затем отрубили обоим головы. «И те де их казни хивинской хан видел, — рассказывает Алтын Усейнов. — А господин де князь Черкасской, сидя на лошади у шатра его ханского, ему хану стал говорить — для чего они присланных с ним рубят, понеже он прислан от царского величества послом, а не войною, в чём де он хан и хивинские его люди, что над ними зла никакого не чинить целовали куран».

О том, какая участь постигла самого Черкасского, рассказывает другой очевидец событий — Ходжа Нефес: «А потом вывели из палатки господина князя Черкасского и платье все с него сняли, оставили в одной рубашке и стоячего рубили саблею, и отсекли голову».

Эта страшная расправа произошла в последних числах августа у озера Норсу, расположенного в 108 километрах от Хивы.

План захвата русского отряда хану подсказал его казначей Досим-бай, посоветовав добиться успеха не силой, а хитростью. Закончив свое черное дело, Шир-Газы вместе с войском пошел по направлению к Хиве.

Через две недели после возвращения в Хиву хан велел вывести всех пленных на главную площадь, где должна была совершиться их казнь.

К счастью для пленников, высшее духовное лицо в Хиве — айхун возмутился поступками хана. Он не побоялся сказать ему, что русских взяли не в честном бою, а обманом и клятвопреступлением, и потребовал не усугублять зла, сохранив пленным жизнь.

Хан не решился противоречить айхуну, казнь была отменена. Немногих людей отпустили на свободу, большая часть осталась в плену. Головы Михаила Заманова и Кирьяка Экономова повесили за городом на виселице. Голову князя Черкасского Шир-Газы послал в дар бухарскому хану. «Подарок» был отослан назад с вопросом, «не людоед ли хивинский хан?» [49, 60].

Все, что мы знаем о хивинском походе и его горестном конце, стало известно благодаря тому, что нескольким его участникам удалось уйти из плена осенью 1717 г. Этимилюдьми были яицкие казаки Федор Емельянов и Михаил Белотелкип, татарин Алтын Усейнов и одно из главных действующих лиц этой трагической эпопеи — туркмен Ходжа Нефес.

В октябре 1717 г. всех четверых допрашивал казанский губернатор Петр Самойлович Салтыков. Изложение событий похода в их показаниях совпадает почти полностью (за исключением некоторых подробностей).

После допроса в Казани трое из них — Ходжа Нефес, Михаил Белотелкин и Алтын Усейнов — были направлены в Петербург для вторичного допроса в Правительствующем сенате. Здесь они дали показания в ноябре 1717 г., затем Ходжа Нефес вернулся в свой улус, а Белотелкин и Усейнов — в Гурьев.

Как же удалось этим четверым свидетелям гибели экспедиции бежать из плена?

После того как разделенные русские отряды были захвачены хивинцами, Ходжа Нефес стал пленником одного из приближенных хана — туркмена Аганаметя. Зная, что Ходжа Нефес тоже туркмен, он постарался оградить его от гнева Шир-Газы. Аганаметь спрятал Нефеса в свою палатку, стоявшую недалеко от ханского шатра. Из палатки была видна расправа, которую хан учинил над Черкасским и его спутниками. Нефесу удалось тайком бежать из Хивы.

После возвращения в свой улус он поехал в Тюб-Караган скую крепость святого Петра и рассказал обо всем ее начальнику подполковнику Анненкову. Нефеса отправили в Астрахань, а затем в Казань для допроса.

Алтын Усейнов попал в число тех пленных, которых избавил от смертной казни хивинский айхун. Усейнова и еще нескольких мусульман отпустили на свободу и позволили уехать домой. В Хиве Алтып Усейнов слышал, что князя Черкасского и других начальников «убили до смерти» и головы их повешены за городом на виселице.

Прежде чем уйти из Хивы, Алтын тайком ходил к виселице. Он узнал головы Заманова и Экономова: «И на той виселице головы его, князя Черкасского, не повешено», — сообщал он впоследствии. Алтын Усейнов не знал, что голова начальника экспедиции послана «в дар» бухарскому хану.

Федору Емельянову удалось бежать изплена с самого начала. Белотелкин же был ранен и потерял сознание, очнувшись, он увидел, что лежит среди зарубленных казаков. Через сутки встал, вышел на дорогу и пошел на север, к Гурьеву. Бесхитростные рассказы этих людей донесли до потомков правдивую картину героического похода в далекую Хиву [49, 60].

Известие о злополучном конце хивинской экспедиции дошло в укрепления, заложенные на Каспийском море. Вскоре калмыки — подданные хана Аюки, — узнав, что погиб главный русский начальник, стали нападать на эти укрепления. В начале октября 1717 г. гарнизоны всех трех крепостей были отправлены в Астрахань [60].

Петр I узнал о крушении всех своих планов в Хиве в октябре 1717 г., возвратившись из заграничного путешествия. Все Отношения с Хивой были прерваны.

_{Главная площадь в Хиве, на которой должны были казнить участников похода, взятых в плен.}

Причины гибели экспедиции

О причинах гибели хивинской экспедиции и о Черкасском как начальнике ее в литературе встречаются различные мнения. Историк Г. Ф. Миллер в 60-х годах XVIII в. писал, что верность начинаниям Петра, благоразумие и энергия князя Черкасского давали основания надеяться на благополучный исход экспедиции. Решение Черкасского разделить свой отряд Миллер объяснял тяжелым душевным потрясением, вызванным гибелью его семьи [51].

По-иному звучат более поздние суждения о Черкасском. Так, А. С. Пушкин в своей «Истории Петра» отрицательно отозвался о нем как о человеке и как руководителе экспедиции: «К несчастью, Бекович был легковерен, упрям и несведущ и предприятие великое с пим вместе погибло» [63].

Еще более резкое мнение выражено в статье историка В. Бенешевича (начало XX в.). Он предъявлял Черкасскому серьезные обвинения [11]. По его мнению, начальник экспедиции нарушил указы Петра, построив больше крепостей, чем было нужно, и оставив в каждой из них гарнизон.

В результате войско, шедшее в Хиву, уменьшилось вдвое, и отряд оказался слишком слабым для сопротивления. Со дня выхода из Гурьева он «был обречен на гибель, князь Черкасский привел его к гибели ближайшим путем», — писал Бенешевич. Он считал, что Черкасский совершенно не способен был выполнить задачи, поставленные перед пим царем.

Перечисление отрицательных мнений о Черкасском можно было бы продолжить. На наш взгляд, эти суждения вытекают из неправильного представления о хивинской экспедиции как военном походе [11, 25, 33, 60]. На самом же деле это был поход с мирными целями, о чем ясно и определенно говорится в указе Петра I Черкасскому от 14 февраля 1716 г.

Если бы Черкасский возглавлял военный, завоевательный поход, его поступки действительно следовало бы считать неправильными. В таком случае отправлять послов к хивинскому хану, заверяя его в мирных намерениях русского отряда, везти ему и его приближенным подарки было бы совершенно нелепо.

Начальнику военного похода надлежало идти к цели без всяких послов и самому начинать военные действия. Черкасский ясе упорно и настойчиво стремился выполнить все пункты указа, не нарушая мира.

Следует сказать, что он более трезво, чем Петр, смотрел на трудности предстоявшего похода. Он неоднократно предупреждал царя, что разрушить плотину на Аму-Дарье можно будет только в том случае, если хивинский хан согласится на это, и что нельзя надеяться на дружелюбную встречу отряда в Хиве [VI^е].

Совершенно неосновательно обвинение Черкасского в том, что он будто бы уменьшил силы своего отряда, построив ненужные крепости и оставив там гарнизоны. Все три крепости, несомненно, были заложены с ведома царя (одна из них была названа в его честь крепостью святого Петра).

Указом от 14 февраля 1716 г. в распоряжение Черкасского давалось 4000 человек войска, но половина его предназначалась для гарнизонов крепостей. Количество же войска, вышедшего в Хиву, было заранее определено сенатом. Согласно сенатскому указу, в хивинский поход должны были пойти 2200 человек; именно столько солдат и казаков вышло из Гурьева летом 1717 г. [49].

Если согласиться с тем, что отряд Черкасского с самого начала был обречен на гибель, то не действия его начальника были тому причиной. Он сделал все, что было в его силах, чтобы достичь цели, поставленной перед ним царем.

На наш взгляд, основная причина гибели экспедиции заключалась в твердой уверенности Петра I в том, что хивинский хан пойдет навстречу его предложениям и посольство увенчается успехом. Петр не обратил должного внимания на неоднократные предупреждения Черкасского о враждебных настроениях хана. Однако непосредственной причиной гибели явилось согласие Черкасского разделить свое войско. Чем же можно объяснить этот, казалось бы, легкомысленный и необдуманный шаг?

По нашему мнению, решение Черкасского нельзя считать следствием легкомыслия, как утверждают некоторые историки. Все его действия в ходе подготовки к экспедиции и во время похода свидетельствуют о полном понимании трудностей далекого путешествия и большом чувстве ответственности за его исход.

Вероятнее всего, это решение можно объяснить двумя причинами. Во-первых, он стремился сохранить мир даже ценой больших уступок и на основе мира попытаться осуществить намеченные планы. Напомним, что только после третьего нападения хивинцев на укрепление он дал приказ стрелять в них. До этого, по его распоряжению, из ружей и пушек стреляли поверх нападающих, «чтобы из них ни кого не побить и впредь для договору с ними». Вторая причина заключалась, по-видимому, в чрезмерном благородстве и доверчивости Черкасского — будучи сам человеком честным и прямым, он не допускал мысли, что хан решится на клятвопреступление. Недаром его предсмертные слова, обращенные к хану, содержали напоминание о том, что хан клялся на Коране, обещая не делать зла.

* * *

Экспедиция в Хиву погибла, не выполнив поставленных перед нею задач. Возникает вопрос, была ли возможность их выполнить, мог ли быть осуществлен проект Петра I?

Петр был убежден, что сухое русло реки, идущее к Каспийскому морю, является древним руслом самой реки Аму-Дарьи и поворот реки из Каспийского моря в Аральское — дело рук человека, следовательно, в человеческих силах восстановить прежнее направление ее течения.

Это мнение Петра I имело свои основания. Из сочинения хивинского хана Абдул-гази-Баядура [I] известно, что вода текла по сухому руслу в последний раз в 70-х годах XVI столетия, то есть примерно за 140 лет до того, как Петр I узнал о его существовании. Вполне естественно, что за такой исторически небольшой срок среди местного населения сохранились воспоминания о полноводной реке, впадавшей с востока в Каспийское море. Очевидно, рассказы об этом передавались из уст в уста и постепенно смещались во времени.

Ходжа Нефес, сообщая, что хивинцы плотиной преградили течение реки в Каспий, считал это недавним событием и убедил в том же Петра I, которого увлекла мысль вернуть жизнь на пустынные берега реки и сделать ее водным торговым путем из России в дальние страны Азии.

Как теперь доказано, Узбой — это сухое русло не самой Аму-Дарьи, а впятеро менее многоводной реки, вытекавшей из Сарыкамышского озера, куда впадала Аму-Дарья и где четыре пятых ее воды испарялось.

Поворот же Аму-Дарьи в Аральское море, конечно, не был преднамеренно произведен людьми, а произошел естественным путем, в результате накопления рекой толщ песчаных наносов. Сейчас для того, чтобы сохранить впадание Аму-Дарьи в Арал, создано 600 километров дамб. В случае их прорыва (что вполне возможно в период зимних заторов льда), Аму-Дарья мгновенно сама найдет себе путь в Сары-камышскую впадину и через четырнадцать лет, заполнив ее, потечет по Узбою.

Таким образом, идея Петра повернуть воды Аму Дарьи в Каспий теоретически не была бессмысленной. Другое дело, что плотина, о которой шла речь, никакой роли для поворота не сыграла бы. На староречьях, идущих в сторону Сары-камыша, имеется целый ряд подобных маленьких плотин для удержания сбросных ирригационных вод. Для поворота части вод Аму Дарьи нужны были или несравненно большие гидротехнические работы, или же катастрофический затор.

Если бы удалось повернуть Аму-Дарью в сторону Каспийского моря, то значительная часть орошаемых земель могла остаться без воды. Поэтому надо полагать, что если хивинский хан решился на такое вероломство, не боясь возможного отмщения со стороны Петра, то, очевидно, была какая-то очень серьезная к тому причина.

Вполне возможно, что их было две: первая — не допустить в Среднюю Азию «неверных», а вторая — боязнь оставить земли без воды, что грозило хивинцам переселением на новые, необжитые земли и превращением богатых оазисов в пустыню. Только эти причины могут объяснить такое неслыханное преступление по отношению к мирному отряду соседней великой страны.

Создать единый водный путь из Каспийского моря в Индию нельзя было и по следующей причине. Черкасский собрал правильные сведения о том, что Аму-Дарья берет начало в горах Индии. Но ни он, ни Петр не знали, что в верхнем своем течении она не судоходна: река Пяндж — один из ее истоков — на большом протяжении течет по узкому скалистому ущелью, промытому водой в горах, и плавание по нему ни вниз но течению, ни тем более вверх совершенно невозможно.

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕДИЦИЙ ЧЕРКАССКОГО

КАРТА КАСПИЙСКОГО МОРЯ

Хивинская экспедиция, как таковая, в научном отношении пользы не принесла, зато большие географические результаты были получены в ходе подготовки к ней, начиная с 1714 г. Были описаны и положены на карту берега Каспийского моря от Астрахани до Астрабада, открыто устье Узбоя — Актам, собраны ценные географические сведения о Средней Азии, на основании которых составлена карта части среднеазиатской территории.

В результате первой Каспийской экспедиции была создана карта Каспийского моря. Необычайная и сложная судьба постигла эту карту. Трагическая гибель Черкасского и клевета, которой подверглась его деятельность уже после смерти, привели к тому, что карта вскоре была забыта, а затем и затеряна. Однако в литературе можно найти упоминания о ней.

Литературные сведения о карте Черкасского

В феврале 1716 г. Петр I направился в заграничное путешествие. Он посетил Германию, Данию, Голландию и Бельгию. В мае 1717 г. Петр приехал во Францию, где пробыл около двух месяцев. В Париже он встретился с известным французским географом Гильомом Делилем и вел с ним продолжительную беседу. Она состоялась 18 июня (нового стиля) 1717 г.

В своем сообщении о встрече с Петром I Делиль писал: «Каспийское море, которое, как известно, не имеет никакой связи с другими морями, оставалось недостаточно изученным по этой причине… Сегодня этот вопрос выяснен благодаря вниманию царя, который дал распоряжение снять точную карту этого моря мореплавателям в равной степени опытным и смелым… Он сказал, что предположение о существовании пучины в Каспийском море ошибочно. Если такая пучина существует — она может быть только в другом небольшом море, протяжением в 15 миль. Каспийское море изливается в него в своей восточной части, и до сих пор о нем не было ни малейшего представления. Вода в этом небольшом море настолько соленая, что рыбы Каспийского моря, попадая в него, теряют зрение и вскоре погибают…

Река, протекающая южнее, не впадает больше в Каспийское море. Жители изменили ее течение плотиной для того, чтобы защититься от разбойников и воспользоваться ее водами в нужных местах при посредстве каналов… Как видно, мореплаватель не мог определить положение [города] Астрабата, расположенного в южной части этого моря, вследствие того, что он находится под властью царя Персии, так как он поместил его под 33 градусами 30 минутами широты, на 3 градуса южнее сравнительно с наблюдениями Олеария, Герберта и знаменитых астрономов Нассир-Эддина и Улугбега— императора Самарканда» [98].

Следует сказать, что авторитет Делили, как ученого-географа, был в то время очень высок. Его заслуги ценились как во Франции, так и за рубежом. Поэтому его мнение о карте Каспийского моря представляет большой интерес.

Как пишет Делиль, точную карту моря впервые составили опытные русские мореплаватели. Таким образом, он утверждал приоритет России в правильном изображении Каспия. Делиль сообщает, что на восточном берегу моря есть залив («небольшое море»), о существовании которого европейские географы не подозревали. Подробности, сообщенные Петром об ртом заливе, не оставляют сомнения в том, что на карте был изображен Кара-Богаз. Вода в нем действительно так солона, что убивает попавшую в нее рыбу.

Высоко оценивая новую русскую карту Каспийского моря, Делиль в то же время отмечал допущенную на ней ошибку в широтном положении города Астрабада.

Попытаемся определить, какую карту моря показал царь Петр парижскому ученому и кем она была составлена?

По указу Петра в 1704 г. капитан Еремей Мейер составил карту Каспийского моря (она не сохранилась, подробно о ней см. стр. 68). Известно, что на основании этой карты амстердамский географ Оттене составил карту Каспия в 1722 г. (см. рис. на стр. 67). Предположить, что в Париж была привезена карта Еремея Мейера, невозможно, так как, во-первых, Делиль писал, что русский царь взял во Францию недавно составленную карту Каспия, а Мейер закончил свою карту на 13 лет раньше описываемых событий, и, во-вторых, если считать, что карта Оттенса 1722 г. является копией карты Мейера, то ее данные не совпадают с теми сведениями, которые сообщил о повой русской карте Гильом Делиль. На карте 1722 г. нет даже признаков залива Кара-Богаз, а город Астрабад находится на 37°30′ с. ш., тогда как на привезенной во Францию карте этот город расположен на 33°30′ с. ш.^[20]

Остается предположить, что Делиль видел карту Черкасского, составленную в 1715 г. Никакой другой карты Каспийского моря в России в то время не было. Такое предположение подтверждается и содержанием беседы русского царя с французским ученым. Петр рассказал о прежнем течении Аму-Дарьи в Каспийское море и о повороте реки местными жителями при помощи плотины. Мы знаем, что эти сведения царь получил от Черкасского.

Кому еще, кроме парижского географа, была показана новая русская карта Каспийского моря?

На следующий день после беседы с Делилем, 19 июня (нового стиля), Петр I посетил Французскую академию наук. Вот что сообщал об этом очевидец, один из приближенных царя, сопровождавших его во Францию. Имя этого лица установить не удалось.

«Шествие было в Академию наук, в которой президентом был аббат Биньон…» Царю показали модели новых машин, при нем проделали различные опыты. «На все сие государь Петр Великий смотрел прилежно, делал свои примечания и желал, чтобы члены сего славного собрания сели, дабы мог он видеть порядок академического заседания. Тогда-то подарил он Академии наук карту Каспийского моря совсем иного вида, нежели прежние карты географами об оном изданные. Она принята была с отменным удовольствием и с чрезвычайным почтением, и тот час признан оп был почтеннейшим и знаменитейшим Парижской Академии членом» [31].

Итак, 19 июня 1717 г. в торжественной обстановке члены Французской академии наук избрали русского царя академиком. Первопричиной этого события, несомненно, был значительно возросший при Петре I международный авторитет России. Но в то же время избрание в члены всемирно-известной Французской академии наук не могло произойти без наличия научных заслуг избираемого. В данном случае такой заслугой явилась новая карта Каспийского моря, в корне изменившая представление географов о нем, — как отметил очевидец этого события. По удивительному совпадению, в тот же день на другом краю земли создатель этой карты Александр Черкасский, только что получивший известие о гибели жены и детей, потрясенный горем, но верный долгу, выступил с отрядом в путь в Хиву, где его ждала смерть.

Этими сообщениями современников Черкасского ограничиваются все сведения о его карте. По таким данным невозможно было получить более или менее полное представление и иметь верное суждение о ней. Несмотря на это, в литературе часто встречаются отрицательные отзывы о карте Черкасского. Эти мнения не основаны на анализе карты, так как ее никто не видел, а лишь повторяют в том или ином варианте высказывания историка XVIII в. Г. Ф. Миллера. Он совершенно бездоказательно писал, что карта Черкасского «сочинена больше по словесным известиям, нежели по собственному его исследованию» [55]. Л. С. Берг считал, что Миллер карты Черкасского не видел — во времена Миллера она была уже потеряна [14]. Вслед за Миллером критики карты Черкасского, никогда не видев ее, утверждали, что она была неверной и неточной, так как составлялась не по личным наблюдениям и съемкам, а по сведениям, полученным при расспросах местных жителей [20, 22, 46, 67, 94].

Впервые оказалось возможным составить представление о съемках 1715 г., когда Л. С. Берг нашел и опубликовал сравнительные карты описей: Черкасского 1715 г., Урусова 1718 г. и Кожина 1716–1718 гг. (подробно о них см. стр. 86).

Л. С. Берг много лет исследовал проблемы изменения уровня Каспийского моря. Он подробно осмотрел карты моря, хранящиеся в картографических отделах Библиотеки Академии наук СССР и Публичной библиотеки Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, а также в рукописном отделе Библиотеки АН СССР, где хранится большое собрание карг петровского времени^[21].

В этой коллекции он нашел уже упомянутые сравнительные карты. При их публикации он писал, что общие очертания восточного берега по описям Черкасского даны гораздо точнее, чем на картах Кожина и Урусова. Этим опровергалось мнение Миллера о карте Черкасского, как составленной по «словесным известиям». Л. С. Берг отметил ошибку в широтном положении города Астрабада, о которой упоминал Г. Делиль. Одновременно он сообщал, что подлинную карту 1715 г. пока разыскать не удалось [14].

Как была найдена карта

В 1951 г., уже после смерти Л. С. Берга, мы решили попытаться найти карту А. Черкасского. Поиски начали с уже обследованного Л. С. Бергом собрания карт Географического департамента, предположив, что он мог случайно пропустить какую-либо карту (хотя надежды на это было очень мало). Подробно осматривая все карты Каспийского моря, мы обратили внимание на одну из них, упомянутую в обзорной статье Л. С. Берга [14]. Это была большая рукописная навигационная карта всего Каспийского миря, без подписи составителя и без даты. Л. С. Берг отнес время ее составления к 1723 г., отметив, что восточный берег на ней нанесен по Черкасскому (1715 г.)^[22].

При более тщательном ознакомлении оказалось, что не только восточное, но и северное побережье моря на ней совпадает полностью с очертаниями его по съемкам Черкасского на сравнительных картах. При дальнейшем осмотре карты обнаружили надпись, идущую вдоль берегов Балханского залива: «Прежнее устье… Актам». После слова «устье» часть карты оборвана^[23]. Но и эта неполная надпись была очень важна для выяснения имени составителя карты — ведь сухое устье Актам было открыто Черкасским в 1715 г. Ни на одной из карт Каспийского моря первой четверти XVIII в. в просмотренном нами собрании Географического департамента не отражено сухое русло и его устье. Это был серьезный довод в пользу того, что карта № 645 является утерянной картой Черкасского. Однако окончательно наше предположение было подтверждено, когда на память пришла ошибка в градусах. Если на карте, которую мы считаем картой Черкасского, окажется ошибка, обнаруженная 234 года назад Делилем, — значит, карта найдена. Невозможно представить, чтобы могла существовать еще другая карта Каспия, кроме карты Черкасского, которой присущи перечисленные нами особенности: полное совпадение очертаний берегов с очертаниями на сравнительных картах, изображение сухого устья Актама в Балханском заливе и, наконец, ошибка в широтном положении Астрабада. «Вооружившись» этими соображениями, мы еще раз направились в рукописный отдел Библиотеки Академии наук, где хранилась безымянная карта Каспия. Берем ее в руки, смотрим на изображение Астрабада. Он стоит на 33°30′ с. ш. — так, как сказано в статье Делиля.

Сомнений больше нет. Карта Каспийского моря, составленная в 1715 г., послужившая основанием для избрания Петра I в члены Французской академии наук, в дальнейшем забытая и более двух столетий не опознанная, наконец найдена^[24].

Вскоре, после того как карта нашлась в Ленинграде, выяснилось, что в одном из архивов Москвы хранится рукописная немая карта части берегов Каспия, очертания которых полностью совпадают со вновь обнаруженной картой всего моря, совпадает и ошибка в градусах. Следовательно, и рта карта составлена Черкасским.

Вероятно, именно эту карту Черкасский послал Петру осенью 1715 г. после окончания первой морской экспедиции.

Карта части берегов моря была обнаружена в архиве, в делах кабинета Петра I, и опубликована в 1951 г., как безымянная [48]. Находка в Ленинграде карты всего Каспия помогла опознать и первый ее вариант.

Существенно выяснить, являлся ли начальник экспедиции на Каспийское море Александр Черкасский непосредственным участником картографических работ. Возможно, что, поручив составление карты своим подчиненным, Черкасский руководил выполнением этих работ, но сам в них не участвовал. Вполне вероятно и другое предположение. Мы знаем, что в 1708–1709 гг. он был послан царем в Голландию. Изучая там морские пауки, Черкасский, надо полагать, обучался составлению карт и применил свои познания при съемках Каспийского моря в 1715 г.

Поручик Кожин считал Черкасского непосредственным создателем карты 1715 г. Это явствует из его замечаний на сравнительных картах. «Карта… не против своех градусов положенная князя Черкасского. Показание, каково объявил царскому величеству князь Черкасский на карте своей вымысля…» Эти свидетельства яростного врага Александра Черкасского служат хорошим доказательством его непосредственного участия в составлении карты моря.

Географические представления о Каспийском и Аральском морях до экспедиций Черкасского

Прежде чем рассказывать о том, что было сделано Черкасским в области картирования Каспия и среднеазиатских стран, следует вкратце упомянуть о западноевропейских и русских картах, которые были созданы раньше карты Черкасского. При рассмотрении западноевропейских карт речь пойдет только о картах Каспийского моря, так как в XV–XVII вв. западноевропейский ученый мир еще не знал о существовании Аральского моря.

На развитие представлений о Каспийском море в европейских странах оказали большое влияние сочинения греческого ученого — математика, астронома и картографа Клавдия Птолемея (II в. н. э.) — На картах, помещенных в его «Географии» — величайшем творении античной культуры, Каспийское море имело овальную форму и было вытянуто с запада на восток. В средние века работы Птолемея были забыты. «Открытие» их относится к эпохе Возрождения. «География» была переведена на латинский язык, и первое издание вышло в 1475 г. Через 100 лет насчитывалось уже 30 изданий. Но если в XV в. второе рождение «Географии» Птолемея сыграло прогрессивную роль, то позднее оно стало препятствием на пути к дальнейшему развитию картографии. Незыблемость авторитета Птолемея приводила к тому, что в изображение отдельных географических объектов не вносилось ничего нового, карты только повторяли их очертания по данным Птолемея. Так было и с Каспийским морем — на европейских картах XV, XVI и отчасти XVII вв. оно имело овальную форму и было вытянуто с востока на запад.

Исключением явилась только одна чрезвычайно интересная карта XV в. На ней весь мир размещен в круге, центром которого был Иерусалим. Карта составлена в 1459 г. монахом пригородного венецианского монастыря фра Мауро. Очертания Каспийского моря на его карте были значительным шагом вперед по сравнению с Птолемеем, они поражают своим правдоподобием. Очевидно, источниками при составлении карты послужили сведения мореплавателей, бывших на Каспийском море. Сам фра Мауро писал, что старался встречаться с людьми, которые видели собственными глазами то, что он изображал на своей карте. Современники высоко оценили его труды. В Венеции в его честь была выбита золотая медаль. Но карта фра Мауро вскоре оказалась забытой и затем исчезла с поля зрения позднейших картографов [68].

Упомянем о наиболее интересных картах Каспийского моря, составленных в Европе в XVII в.

На карте голландского картографа Исаака Масса, изданной в 1633 г., очертания моря далеки от действительных. Его изображение схоже с картой Птолемея.

В 1647 г. была опубликована карта, составленная Адамом Олеарием. Он был секретарем посольства, направленного в 1633 г. из немецкого герцогства Шлезвиг-Гольштейн к московскому царю и побывавшего затем в Персии. Очертания Каспийского моря на карте Олеария не имеют ничего общего с действительными, они близки к квадрату.

В 1664 г. в Москву приехал нидерландский посланник, в его свите был географ Николай Витсен. Находясь в Москве, Витсен составил карту Каспийского моря. Извилистыми очертаниями берегов она напоминает карту Олеария, но контуры ее вытянуты с запада на восток. Изображение моря у Витсена также далеко от действительности.

_{Каспийское море в европейской картографии XVII — начала XVIII в.}

1668 г. датирована карта голландского парусного мастера Япа Стрюйса. Он долгое время находился в плену в Персии. Вместе со своим хозяином — персидским купцом он часто переправлялся через Каспийское море от Дербента на восточный берег. Во время этих путешествий Стрюйс собирал сведения о морских берегах, расспрашивая прибрежных жителей. Находясь под непрерывным присмотром своего хозяина, никаких съемок он делать не мог, да, вероятнее всего, и не умел их делать. Большим достижением карты Стрюйса явилось то, что море на ней вытянуто в правильном направлении — с севера на юг, но очертания его очень далеки от действительных.

Упомянем еще об одной карте Каспийского моря, составленной в 1700 г. Гильомом Делилем. На ней море имеет форму неправильного квадрата, ширина его почти равна длине. Карта составлена по устаревшим данным, многие названия взяты Делилем у Птолемея, реки Аму-Дарья и Сыр-Дарья впадают в Каспийское море [6, 14, 73].

Перейдем к рассмотрению русских карт Каспийского моря и Средней Азии XVI — начала XVIII в.

Во второй половине XVI в., при царе Иване IV, впервые была составлена карта всего Московского государства и ближайших к нему территорий — «Большой Чертеж». Сам чертеж не дошел до нас. Его содержание известно по «Книге Большому Чертежу», в которой перечислено все то, что было нанесено на чертеже, иными словами, дана его текстовая характеристика. «Книга» составлена в 1627 г. В ней отражены многочисленные, правильные для того времени сведения о территории Средней Азии, неоднократно упоминаются моря «Хвалимское» (Каспийское) и «Синее» (Аральское). Следовательно, изображения этих морей имелись на чертеже, но как они были даны — неизвестно.

В XVII в. уже упоминавшийся переводчик посольского приказа Андрей Виниус составил чертеж Сибири. Год его создания точно неизвестен. Предположительно чертеж был составлен между 1672 и 1689 гг. [4, 26]. Условно можно датировать его 1672 г. На чертеже отражена часть территории Средней Азии, Каспийское и Аральское моря. Каспийское море изображено в виде квадрата, берега его очень извилисты. Аральское море соединено с Каспийским протоком Арзач (очевидно, это прежнее название Узбоя). На чертеже Випиуса Аму-Дарья и Сыр-Дарья впадают в Аральское море.

К 1678 г. относится карта Сибири и Дальнего Востока Николая Спафария. Он был назначен главой русского посольства, направленного в Китай в 1675 г. Карта составлена им после этого путешествия [10]. На ней Каспийское море изображено в виде прямоугольника, вытянутого с востока на запад. Оно соединяется с Аральским морем протоком Арзан, в который впадает Амедариа (Аму-Дарья).

Значительное количество названий на карте Спафария совпадает с текстом «Книги Большому Чертежу». Это дает основание предположить, что он пользовался «Книгой» и самим «Чертежом». Так, в «Книге» сказано: «…из Синего моря вытекла река Арзан и потекла в Хвалимское море, а в реку Арзан с востоку пала река Амедария…» Река Ардан — Это, так же как и Арзач, прежнее название Узбоя.

_{Каспийское море в русской картографии XVII — начала XVIII в.}

В 1696 г. по царскому, указу началось составление новых карт Сибири. Это важное государственное дело было поручено тобольскому боярскому сыну Семену Ульяновичу Ремезову. К 1701 г. работа была закончена, появилась уже упоминавшаяся ранее «Чертежная книга всей Сибири». Подробное изображение среднеазиатских стран дано на 22 листе книги. Он озаглавлен: «Чертеж земли всей безводной и малопроходной каменной степи». На чертеже показаны: «Море Хвалынске» (Каспийское) и «Море Аральско». Каспийское море вытянуто в правильном направлении с севера на юг, но очертания его совершенно неверны: оно сильпо сужено. Устье Волги изображено в юго-западной части моря. Аральское море также вытянуто с севера на юг, с востока в него впадают Аму Дарья и Сыр-Дарья.

Составляя свою «Чертежную книгу», Ремезов пользовался многими более ранними чертежами. По-видимому, ему был известен «Большой Чертеж» и карта Виниуса. Составленный Ремезовым «Чертеж земли всей безводной…» надо считать сводом русских сведений о Средней Азии, собранных к концу XVII в.

В 1699 г. в России впервые была сделана попытка произвести съемки Каспийского моря и затем составить его карту. Петр I поручил эти работы датчанину Шельтрупу, состоявшему на русской службе. Шельтруп достиг на своем судне устья одной из рек, впадающих в южную часть моря. Здесь он был захвачен в плен персами и вскоре умер в тюрьме.

Неудача, постигшая Шельтрупа, не остановила Петра. В том же 1699 г. он вновь приказал произвести съемки моря и на основании их составить карту. Теперь это было поручено находившемуся на русской службе немцу — капитану Еремею Мейеру. В литературе имеются сведения, что Мейер трудился над этим поручением царя пять лег и закончил составление карты в 1704 г. Петр подарил ему свой портрет и приказал выдать денежное вознаграждение. В газете «Ведомости» от 18 марта 1704 г. было напечатано сообщение из Астрахани о составленной капитаном Мейером карте моря: «И тот капитан того Хвалижского [Каспийского] моря карту учинил и напечатать велено таких листов многое число». В 1705 г. Мейер был убит в Астрахани во время восстания стрельцов. До сих пор не удалось отыскать следов как рукописной, так и печатной карты Мейера. Весьма вероятно, что вследствие его гибели карта не была напечатана, а подлинник ее затерялся.

Карта капитана Мейера, по-видимому, все же оставила след в истории картографии. По мнению Л. С. Берга, съемки Еремея Мейера отражены на карте Каспия, составленной амстердамским географом Оттенсом в 1722–1723 гг. На карте Оттенса написано, что она сделана по русскому оригиналу, который был выполнен по распоряжению русского царя Петра Алексеевича и стоил больших трудов и издержек. Очертания моря на карте Оттенса, несомненно, представляют шаг вперед по сравнению с чертежами и картами, рассмотренными нами ранее. Море вытянуто в правильном — меридиональном направлении; очертания Аграханского и Апшеронского полуостровов близки к действительным.

Однако нет оснований считать, что карта явилась результатом съемок. Вероятнее всего, она была составлена по расспросным данным и личным наблюдениям [12, 14, 84, 85].

Какие выводы можно сделать из нашего краткого обзора чертежей и карт Каспийского и Аральского морей, какую оценку им дать? Только карта Мейера-Оттенса дает приблизительно верные очертания Каспийского моря. На остальных картах как русских, так и иностранных очертания Каспия совершенно фантастичны. Очевидно, никто из составителей этих карт моря не видел, а изображал его, в лучшем случае, по расспросным данным. По-видимому, по таким же данным нанесены очертания Аральского моря.

Интересно отметить, что на двух русских чертежах изображен проток Арзан (Арзач), соединяющий Аральское море с Каспийским. Несомненпо, это река, вытекавшая из Сарыкамышского озера и впадавшая в Каспий. Во времена, когда составлялся «Большой Чертеж» (вторая половина XVI в.), по Арзану (Узбою) еще текла вода. Течение воды по Узбою прекратилось за 100 с лишним лет до того времени, когда Ремезов составлял «Чертежную книгу…» По-видимому, он знал, что проток между Аральским и Каспийским морями уже не существует, и не отразил его на своем чертеже.

После работ Еремея Мейера следующими по времени были съемки моря, которые Петр I поручил выполнить Александру Черкасскому.

Изображение Каспийского моря на карте Черкасского

Даже при первом взгляде на карту Черкасского можно с уверенностью сказать, что она резко отличается от всех предшествующих ей карт. Море изображено на ней правильно, и в целом его очертания подобны современным. Подробный анализ этой карты и сравнение ее с более поздними, составленными в XVIII и XIX вв., позволит нам доказать, что на ней впервые в истории картографии даны верные очертания моря, несомненно явившиеся результатом инструментальных съемок.

Найденная карта представляет собой большую рукописную навигационную карту, на которой изображено Каспийское море и его прибрежная полоса. Размер ее 74 X 124 см. Масштаб 5 верст в 1 дюйме. Начерчена коричневой тушью на желтоватой бумаге. Почерк надписей характерен для первой четверти XVIII в. Меридианов нет, нанесены только параллели. На побережье изображен рельеф местности, указаны реки, населенные пункты (за исключением южного берега). В прибрежной части моря вдоль северного и восточного берегов отмечены глубины в саженях и футах и якорные стоянки. На западном берегу указано только три населенных пункта.

Чтобы дать объективную оценку карты Черкасского, мы будем сравнивать ее с картой гидрографа второй половины XIX в. Н. А. Ивашинцова. Его карта — результат многолетних исследований Каспийского моря — по праву считается первой, полностью достоверной картой моря. Она была опубликована в 1877 г., одновременно с первой полной лоцией Каспия [5, 64]. Названия географических пунктов, не поименованных на карте Черкасского, мы будем указывать по карте Ивашинцова.

Начнем наш обзор с северных и северо-восточных берегов моря.

Дельта Волги на карте 1715 г. разработана очень подробно. Нанесены 16 рукавов Волги, каждый поименован. Многие из этих названий сохранились до наших дней. В вершине дельты — надпись: «Астрахан» и рисунок астраханского кремля. Далее на восток вдоль северного берега изображены девять култуков (заливов); около каждого есть название. Показана дельта реки Яик, в вершине ее рисунок города и надпись «Гурьев».

На северо-восточном берегу изображено устье реки с надписью: «Река Емъба». В северо-восточной части моря нанесена группа островов без названия. На карте Ивашинцова это острова Лебяжьи и Пустынные.

Хорошо изображена группа Тюленьих островов. Очертания самого большого из них — Кулалы — правильные, они, несомненно, появились в результате съемки. Ранее считалось, что остров Кулалы впервые был описан в 1764 г. капитаном И. В. Токмачевым [67]. Теперь мы можем с полным правом сказать, что он впервые был описан в 1715 г. Черкасским. Конфигурации этого острова на картах 1715 и 1877 гг. совпадают, но на первой из них он вытянут по меридиану, а на второй имеет юго-восточное направление.

_{Карта Каспийского моря Ивашинцова 1877 г.}

На карте Черкасского изображены заливы Мертвый Култук и Кайдак — сейчас они уже не существуют, — а также полуостров Бузачи. Очертания полуострова в настоящее время совершенно изменились. Размеры его на карте 1877 г. больше, чем на карте 1715 г. По всей вероятности, Это объясняется значительным обмелением моря, происшедшим за 162 года, которые разделяют создание этих карт. И все же очертания этого полуострова на обеих картах схожи.

Очертания Мангышлакского залива и заливов Кочак и Сарыташ на карте 1715 г. близки к карте 1877 г. Эта часть берега моря не претерпела значительных изменений, так как прибрежная полоса сложена здесь из твердых, не-размываемых пород.

Таким образом, на карте Черкасского северный и севере восточный берега моря изображены правильно для своего времени. Исключение составляет лишь дельта Волги. которая несколько растянута.

Перейдем к изображению восточного берега. Очертания полуострова Мангышлак поражают сходством с современной картой моря, не говоря уже о карте Ивашинцова. Здесь береговая полоса также не подверглась большим изменениям за прошедшие столетия (полуостров представляет собой плоскую возвышенность). Далее береговая линия, имеющая на карте правильные очертания, идет на юг до мыса Песчаного; к югу от мыса изображен залив Александрбай. Он назван так в честь Александра Черкасского, который открыл его и положил на карту. Когда залив получил это название, точно неизвестно; впервые оно появилось в 1718 г. на сравнительных картах Черкасского, Кожина и Урусова.

В 1959 г. Президиум Географического общества СССР постановил переименовать залив Александрбай в залив Александра Бековича Черкасского. Теперь залив наносится на карты под этим новым названием.

На карте Черкасского залив Александрбай соединяется протоком с другим заливом, глубоко вдающимся в сушу в северном направлении. На западном берегу этого второго залива есть надпись: «гавань Осетер». Этот залив в северной своей части соединяется с третьим заливом примерно такой же площади, как второй.

В последних двух заливах указаны глубины возле берегов и на середине каждого, в первом отмечена еще якорная стоянка. Следовательно, в начале XVIII в. оба залива были настолько глубоки, что в них можно было войти на судах или лодках.

На картах XIX в. залив, названный Черкасским «гавань Осетер», поименован Бектемир-Ишан, или Бектурли-Ишан. Известный исследователь Каспийского моря Г. С. Карелин посетил этот залив в 1836 г. «Я решил осмотреть залив Бектемир-Ишан, никем еще не посещенный, который непосредственно соединяется с Александр Байским. Мы первые из русских посетили новый залив», — писал Карелин [38]. Далее он сообщал, что этот, еще никем не описанный залив, положен им на карту и переименован в залив графа Канкрина в честь министра финансов, оказавшего содействие Экспедиции Карелина. Карта Черкасского позволяет установить, что залив Осетер, или Бектемир-Ишан, впервые посетил и положил на карту не Г. С. Карелин в 1836 г., а Черкасский на 121 год раньше.

Название, данное заливу Г. С. Карелиным, по-видимому, не привилось, и в середине XIX столетия он наносился на карты как залив Бектурли-Ишан. В 70-х годах прошлого века пролив, соединявший его с заливом Александрбай, исчез, осталось озеро Бектурли-Ишан. Это озеро изображено на карте Ивашинцова. На ней также изображено к северо-востоку от Бектурли-Ишан второе, замкнутое озеро под названием Катыр. Озеро Катыр — это, очевидно, второй залив, соединявшийся на карте Черкасского с заливом Александрбай. В настоящее время здесь нет ни заливов, ни озер — они пересохли.

На карте Черкасского нет изображения мыса Ракушечного, нет также косы в вершине залива Кендерли (совр. Казахский залив). Чем можно объяснить отсутствие этих географических объектов?

На карте отмечены глубины и якорные стоянки между заливами Кендерли и Александрбай. Следовательно, эта прибрежная часть моря была тщательно обследована, поэтому мыс Ракушечный и Кендерлинская коса вряд ли могли остаться незамеченными. Можно предположить, что в 1715 г. уровень Каспия был достаточно высок и оба эти пункта оказались покрытыми водой. В связи с этим следует вспомнить сообщение историка и географа XVIII в. В. Н. Татищева, который писал, что в 1715 г. началось повышение уровня Каспийского моря [75]. Современный исследователь моря III. Алиев, анализируя карту Черкасского, пришел к выводу, что уровень моря по карте стоял в пределах 25,3 м [3].

В лоции конца XIX в. сказано, что мыс Ракушечный представляет собой низменную, болотистую местность. При высоком стоянии моря он мог быть скрыт под водой. Кендерлинская коса также низменна, она состоит из песка и битой ракушки. По сообщениям очевидцев конца XIX в., коса покрывалась водой даже при нагонных ветрах. Вполне вероятно, что в годы высокого уровня моря она могла полностью оказаться под водой.

Интересно упомянуть, что в одном из московских архивов хранится рукописная карта Каспийского моря, составленная в 1764 г. капитаном Токмачевым и дополненная съемками 1782, 1784, 1792 и 1793 гг. На этой карте отсутствует изображение косы в вершине залива Кендерли [VI³]. Нет сомнения в том, что в 1764 г. коса существовала, так как в ртом году ее открыл капитан Токмачев. Очевидно, в конце XVIII в., когда делались дополнения к съемкам Токмачева, она опять исчезла под водой.

После находки карты Каспийского моря 1715 г. выяснилось, что залив Кендерли, названный на карте Черкасского Кизыл^[25], был открыт и нанесен на карту на 50 лет раньше, чем в нем побывал капитан Токмачев.

К югу от залива Кендерли на карте Черкасского изображен залив Кара-Богаз-Гол. Очертания его даны очень верно, это ясно видно при сравнении с картой 1877 г. и с современной картой Каспия. На всех трех картах очень близки направление и контуры береговой линии в северной, восточной и юго-восточной частях залива,где берега сложены из твердых коренных пород (поэтому больших изменений береговой линии здесь не произошло). Контуры же низменных западного и юго-западного побережий больше отличаются от карты 1877 г. и современной.

На карте Черкасского через все пространство залива проходит надпись: «Море Карабугазское», а возле пролива другая: «Карабугаз или Чорная горловина». Из моря в устье залива идет стрелка, указывающая направление течения. В самом устье изображен сердцевидной формы остров^[26]. Вдоль берегов залива указаны глубины, колеблющиеся от 2 до 8 футов, они проставлены примерно через 5–6 километров — следовательно, промеры производились в 1715 г. достаточно часто. По берегам отмечено пять якорных стоянок. От одной из них, лежащей в северной части залива, идут два промерных галса — один в юго-западном направлении, другой — в юго-восточном. Глубины на этих галсах указаны в саженях. Все данные карты Кара-Богаза 1715 г. говорят о том, что инструментальная съемка залива, его описи сделаны весьма тщательно. В результате их по явилась точная карта залива, свидетельствующая о высоком уровне знаний составлявших ее картографов.

С давних времен Кара-Богаз-Гол пользовался недоброй славой и был окружен тайной. Местные жители уверяли, что в нем будто бы находится пучина, которая поглощает суда, осмелившиеся проникнуть в его воды. Эта легенда отражена в названии залива: Кара Богаз, или Кара-Бугаз, означает по-туркменски «Черная пасть». Долгое время этот таинственный залив считали совершенно недоступным.

История исследования Кара-Богаз Гола широко отражена в литературе. Считалось, что первая попытка побывать в заливе была сделана в 1720 г. Ф. И. Соймоновым^[27], производившим в этом году новую опись восточного берега Каспия. Он пытался проникнуть в пролив, соединяющий море с Кара-Богазом. Но «люди были в таком страхе, что казалось им будто видят высунувшиеся из воды камни, коих однако не было. Всяк чаял смерти быть неизбежимой. В сем бедственном случае проехали мимо залив Карабугаский» [55]. Попытка войти в залив была неудачной, но все же дала некоторые результаты. Ф. И. Соймонов определил широту пролива — 40°40′. Ему приписывается честь открытия устья Кара-Богаз-Гола [67, 94].

В 40-х годах XVIII в. с разрешения русского правительства по Каспийскому морю плавали суда английской торговой компании. Английский капитан Вудруф в составленной им лоции моря писал: «Воэле залива Кара Бугаз во многих местах есть высокие скалы вдалеке от берега, которые кажутся островами. Неблагоразумно приближаться к ним». Вудруф прошел мимо залива, даже не пытаясь войти в него [99].

В 1764 г., во время описей восточного берега Каспия, капитан И. В. Токмачев и инженер майор М. М. Ладыженский не решались войти в залив из за каменистого грунта и переменных глубин при подходах к нему.

Все перечисленные мореплаватели XVIII в., хотя и не были в заливе, нанесли его на свои карты. Очертания его на этих картах совершенно фантастичны. На карте Каспия адмирала А. И. Нагаева, составленной в 1793 г. и изданной в 1796 г., залив не обозначен совсем — «затем, что российские мореплаватели еще случая не имели описать и вымерять [залив], которое дело остается исполнить в предбудущее время».

В начале XIX в. Кара Богаз несколько раз наносился на карты, но его очертания были далеки от действительных.

В 1836 г. — то есть более ста лет спустя после первой попытки — в Кара-Богаз-Гол удалось проникнуть Г. С. Карелину. Современник этого события историк русского флота А. П. Соколов писал: «Так как Карабогадский залив до сей поры не был осмотрен, то посещение его Г. Карелиным… действительно надобно считать подвигом» [70].

Г. С. Карелин вместе с участником своей экспедиции офицером Бларамбергом вошел в залив на лодках. Он проплыл 50 верст вдоль южного берега, его спутник 40 верст вдоль северного. Совершить обратный путь на лодках они не смогли из-за сильного течения, идущего через пролив со стороны моря. Возвращались сухим путем по берегу. Карелин составил карту залива по рассказам туркмен. Очертания его на карте совершенно неверны.

Вот что написал Карелин своей жене о плавании по Кара-Богазу: «Из Балханского залива следовали мы в Карабугазский и были первые из русских, ступившие на негостеприимные, страшные берега его. Здесь мы едва не погибли, один Бог спас нас» [39]. В официальном отчете о результатах своего путешествия Карелин утверждал, что «в Каспийском море нет прибрежий столь решительно и во всех отношениях негодных», как берега Кара-Богаза. По его словам, нет никакой возможности войти в залив ни большим, ни малым судам, так как поперек пролива лежит каменная гряда. Дно моря перед проливом усеяно скалами, и только счастливый случай сохранил суда его экспедиции. Соймонов, единственный из мореплавателей, писал далее Карелин, приблизился к входу в залив в 1726 г. и едва не погиб на камнях, спасла его перемена ветра. «При западном, даже не сильном ветре всякий корабль, вставший у входа в залив, будет сорван с якоря и разбит», — заключает он свои соображения о недоступности Кара-Богаза [38].

_{Карта Каспийского мори Черкасского 1715 года.}

Карелин писал со слов местных жителей, что в Кара-Богазе, несмотря на значительную соленость воды, водятся крупные белуги, судаки и лещи. Это неверно. Черкасский же сообщал о рыбах правильные сведения — об этом свидетельствует приведенное выше высказывание Делиля, который писал, что Петр I сообщил, будто в водах залива рыбы теряют зрение и погибают (несомненно, Петру передал эти сведения Черкасский).

В 1847 г. лейтенант флота Иван Матвеевич Жеребцов на пароходе «Волга» вошел в Кара Богаз и обошел его, держась на расстоянии 1–2 миль от берега^[28].

Он составил опись залива, определил в пяти пунктах широту и в одном — долготу, произвел опись и промер пролива и сделал первые наблюдения над течением.

Карта залива, составленная И. М. Жеребцовым, дает приближенные очертания берегов, но так как она была первой картой, основанной на инструментальных съемках, ее появление было большим событием [82].

«Наконец этот таинственный залив описан, по крайней мере осмотрен, — писал современник. — Честь первого плавания в нем… принадлежит г. Жеребцову… фигура Карабогазского залива оказалась, как и надобно было предполагать, не похожею ни на одну из фантастических фигур прежних карт. Грунт весьма замечательный — соль. Вода в заливе густая, вкусом едко-соленая, так что заходящая туда рыба через четыре или пять дней слепнет и ее выбрасывает на берег мертвою» [71].

Карта 1715 г. свидетельствует о том, что Александр Черкасский и его спутники на своих парусных судах, а может быть на лодках, проникли в этот труднодоступный залив, названный Черной пастью, совершили первое плавание вокруг берегов его, подробно описали и составили верную карту, основанную на инструментальных съемках. Теперь можно с полным правом утверждать, что устье залива было открыто Черкасским на 11 лет раньше Соймонова и первым проник в него не Карелин, а Черкасский.

Появление в начале XVIII в. прекрасно выполненной карты этого залива не может не вызвать удивления. Еще более поразительным представляется этот факт при сравнении карты Черкасского с картой Жеребцова. Очертания залива на карте 1715 г. точнее, чем на карте 1847 г., хотя Жеребцов составлял ее в значительно лучших условиях, чем Черкасский, — на пароходе, располагая более совершенными инструментами для съемки; и если первое плавание Жеребцова по Кара-Богазу и опись его берегов в 1847 г. считались большим событием, то эти работы, выполненные в 1715 г., на 132 года раньше работ Жеребцова, надо считать поистине научным подвигом.

Следующими после залива Кара-Богаз важными географическими объектами моря, отраженными на карте Черкасского, являются Красноводский и Балканский заливы и Красноводская коса. Красноводский залив и коса изображены правильно. Вдоль берегов залива нанесены глубины в саженях и отмечено пять якорных стоянок, четко обрисованы бухты (впоследствии названные бухтами Соймонова и Муравьева)^[29]. Очертания Балканского залива также правильны, в восточной части его изображено устье реки с надписью: «Прежнее устье Дарьи реки Актам».

Более ста лет спустя после экспедиции Черкасского штурманы Баранов и Дядин обнаружили Актам и впадавшую в него реку и произвели их съемку. Работы выполнялись в 1825–1826 гг. на корвете «Геркулес» и бриге «Баку». Длина реки, впадавшей в Актам в то время, равнялась 40 верстам. Дядин записал в путевом журнале, что русло реки наполнено соленой водой, которую северные ветры нагоняют из Балканского залива [69].

Через 10 лет, в 1836 г., берега Актама посетил Г. С. Карелин. «С почтением приветствовал я скудные, но почтенные остатки величественной реки», — писал он. Карелин подтвердил сообщение Дядина о том, что русло реки Актама (Узбоя) на протяжении 40 верст заполнено соленой, нагонной с Моря водой [38]^[30]. Следовательно, устье Узбоя — Актам — существовало не только в петровское время, но и спустя сто с лишним лег (в настоящее время оно не существует). Честь его открытия принадлежит Черкасскому.

К югу от Балханского залива на карте 1715 г. изображен остров Челекен. На карте Ивашинцова конфигурация Этого острова напоминает летящую на запад птицу, крыльями которой служат северная и южная косы. На карте Черкасского южной косы нет, на ее месте расположен изогнутый на восток остров Дервиш. Впоследствии он слился с Челекеном и образовал его южную косу. На Челекене с давних времен добывают нефть. Черкасский на своей карте отметил: «Остров Черекен, где есть нефть». Вдоль берегов острова и его северной косы, а также возле острова Дервиш обозначены глубины и якорные стоянки.

По имевшимся в литературе сведениям, остров Челекен впервые был описан в 1764 г. капитаном И. В. Токмачевым [67]. Теперь мы можем сказать, что это сделал в 1715 г. Черкасский. В настоящее время остров Челекен не существует, в 30-х годах нашего столетия часть моря между ним и материком обмелела и образовался полуостров.

К востоку от острова Челекен на карте Черкасского расположен залив с округлыми очертаниями, усеянный множеством островков. Название залива не указано. Очертания его на карте 1877 г. имеют совершенно другой вид. По всей вероятности, с 1715 г. береговая полоса претерпела большие изменения, и залив стал длинным и узким, глубоко вдающимся в сушу. В конце XIX в. он назывался Михайловским заливом, сейчас — заливом Северный Челекен. После слияния острова Челекен с материком очертания этого залива еще больше изменились.

К юго-западу от Челекена на карте 1715 г. изображен остров Огурчинский (по-туркменски — Айдак; на карте надпись: «остров Айдак»). Очертания его почти совпадают с картой 1877 г. и с современной картой, вдоль берегов острова указаны глубины и отмечены якорные стоянки. Г. С. Карелин писал в своем путевом журнале, что на острове живет племя огурджалё. По его мнению, название Острова Огурчинский произошло от слова огурджалё. На карте Черкасского вдоль западного побережья островов Челекен и Айдак надпись: «на сих островах живут огуржипцы», очевидно, имеется в виду племя огурджалё.

К востоку от острова Айдак изображен неглубоко вдающийся в сушу безымянный залив. На карте 1877 г. он поименован «залив «Аджаиб Беюри», сейчас называется Туркменским заливом. Надо сказать, что очертания этого залива на карте 1715 г. значительно ближе к современным, чем на карте 1877 г. К югу от залива восточный берег Каспия на карте Черкасского имеет правильное направление по меридиану и правильные контуры. На низменном берегу нанесены два холма: «Гек или Синий Балаук» и «Ак или Белый Балаук»^[31]. На карте 1877 г. также указаны эти холмы, они соответственно названы: «Зеленый бугор» и «Белый бугор».

Далее в южном направлении изображен безымянный Залив и впадающая в него «река Айтерек». Это залив Гасан Кули и река Атрек (в настоящее время в дельте реки Атрека множество рукавов и мелких проток).

В юго-восточном углу Каспия изображен Астрабадский (теперь Горганский) залив, в который впадает «река Кур-гень», то есть Гюргень (теперь Горган). На левом ее берегу, в правильном расстоянии от моря, помещено изображение города с надписью «Город Астрабат». Вдоль правого берега реки надпись: «Граница персицкая» (в то время граница с Персией проходила по реке Горган). Морские глубины отмечены у входа в залив и по его южному берегу; у самого входа в залив и в его центральной части указаны якорные стоянки. На южном берегу моря нет отметок глубин и якорных стоянок, отсутствие их можно объяснить тем, что мореплаватели не решались близко подойти к берегам Персии.

Долгое время существовало мнение, что в 1715 г. Черкасский нанес на карту только восточный берег Каспийского моря. В письме Петру I он сообщал, что экспедиция шла от Астрахани вдоль восточного берега до персидской границы, то есть до южных берегов моря, и «сделана карта оным местам, где мы были». Обнаруженные Л. С. Бергом сравнительные карты позволили установить, что во время морского путешествия Черкасского был снят и положен на карту не только восточный, но и северный берег Каспия. На карте Черкасского, хранящейся в московском архиве [48], дано вполне достоверное изображение еще и южных берегов моря. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в 1715 г. были сделаны съемки северного, восточного и южного берегов Каспийского моря.

Как же могли появиться на карте очертания западных берегов моря, у которых Черкасский, безусловно, не был? Ответить на этот вопрос с полной уверенностью пока нельзя, но некоторые предположения можно высказать. Во время подготовки к первой морской экспедиции Черкасский обратился к казанскому губернатору Салтыкову, которому было поручено снаряжение экспедиции, с просьбой дать в его распоряжение людей, «которые могут карты делать» [49].

Салтыков направил к начальнику экспедиции капитана морского флота Рентеля^[32] и с ним еще десять человек. Известно, что Рентель, находясь на службе при начальнике астраханского порта, дважды (в 1709 и 1713 гг.) плавал вдоль западных берегов Каспийского моря, имея поручение отыскать наиболее удобную гавань для торговых судов. Его выбор остановился на двух портах — пристани Низовой и Баку [50]. Весьма вероятно, что во время этих плаваний капитан Рентель сделал съемки осмотренной им прибрежной полосы. Можно предположить, что в 1715 г. при составлении карты Каспийского моря к только что выполненным описям северного, восточного и южного берегов были присоединены более ранние съемки западного берега, сделанные капитаном Рентелем, и, таким образом, на общей карте моря появились очертания берегов, не обследованных Черкасским. Такое предположение подтверждается и тем, что на карте Черкасского помечены на западном берегу только две гавани: пристать Низовая и Баку.

Изображение западных берегов на карте 1715 г. достаточно верно. Правильно нанесен Аграханский полуостров с островами Тюлений и Чечень, отчетливо вырисован Апшеронский полуостров, острова Артема и Жилой (современные названия). Наименее верной частью карты Черкасского является юго-западный берег моря, очертания которого сильно искажены. Это объясняется, по-видимому, тем, что здесь не была его экспедиция, не был и Рентель. Во время своих плаваний в 1709 и 1713 гг. Рентель не заходил южнее устья Куры. Следовательно, только юго-западная часть берегов Каспия нанесена на карту 1715 г. не по съемкам, а по расспросным сведениям.

Какие выводы можно сделать из анализа карты Черкасского?

Карта была составлена в результате тщательно выполненных инструментальных съемок; впервые в истории картографии Каспийское море получило правильное изображение; очертания морских берегов в значительной части совпадают с первой полностью достоверной картой моря, составленной в 1877 г., и современной картой; впервые появилось изображение залива Кара-Богаз-Гол, причем очертания его даны верно; карта внесла много поправок в вопрос о приоритете открытий и картирования ряда географических объектов Каспийского моря. Эти выводы позволяют установить, что карта Черкасского является большим достижением русской географии петровского времени.

Рассматривая карту, нельзя вместе с тем не отметить один ее существенный недостаток. Еще Делиль указывал, что город Астрабад расположен на 3 южнее настоящего его положения. Делиль объяснял это тем, что мореплаватели не могли правильно определить положение города, так как он находится на персидской земле. Однако неверное указание широты имеется на карте не только для Астрабада. Так, Астрахань лежит на 47 параллели, а на самом деле ее широта 46°20′. Широта Баку на карте 38°45′, в действительности — 40°22′, широта северного берега Красноводского залива 38°15′, правильное его положение — 40°.

О недостатках карты Черкасского говорил и Александр Кожин (подробнее см. стр. 85–91). Его утверждение, что никакого устья в Балханском заливе нет и Черкасский просто «вымыслил» его на своей карте, было лишено оснований, однако замечание, что карта «бес пропорции и не против своех градусов положенная», правильно. Действительно, на карте не только неверно указаны градусы широты, но и нарушена взаимосвязь отдельных береговых участков. Так, полуостров Бузачи оказался севернее западной части дельты Волги, а полуостров Мангышлак на одной с ней параллели. Залив Александрбай показан на одной широте с островом Чечень, хотя в действительности он находится почти на целый градус южнее.

Чем следует объяснить эти ошибки на карте?

С большой долей уверенности можно считать, что при составлении карты 1715 г. не производились астрономические наблюдения. Не располагая данными астрономических определений и не зная географических координат отдельных точек морских берегов, составитель карты не мог правильно положить на нее материалы сделанных описей. Таким образом, нарушилось широтное положение отдельных участков берега и их взаимосвязь.

Чтобы подтвердить наше предположение и доказать, что причиной искажений на карте явились не материалы описей моря, а отсутствие астрономических определений, был проделан следующий эксперимент. Полностью сохранив очертания берегов карты 1715 г., мы нанесли на нее 10 опорных, как бы «астрономических» пунктов, а именно: 1) Астрахань, 2) Гурьев, 3) мыс Тюб-Караган, 4) вход в залив Кара-Богаз, 5) Баку, 6) мыс Сефидруд, 7) город Горган (Астрабад), 8) западную оконечность полуострова Челекен, 9) остров Чечень, 10) вершину дельты Куры. Координаты Этих опорных пунктов взяты с морской генеральной карты Каспийского моря 1948 г. Затем при помощи картографического проектора по частям были перерисованы очертания берегов с карты 1715 г. с верными определениями широт. Получилась карта, на которой общее изображение Каспийского моря, если не считать оставшихся искажений в ее юго-западной части, приблизилось к действительному (карта на стр. 84). Таким образом, оказалось, что составителю карты 1715 г. достаточно было бы наметить всего десять астрономических пунктов, чтобы дать верное определение широт на своей карте.

Мы указали на главный недостаток карты Черкасского — неправильное широтное положение отдельных участков берега. О втором ее недостатке, вызванном отсутствием съемок в юго-западной части моря, уже упоминалось. Третьим недостатком является преувеличенная ширина моря в средней части карты между Апшеронским полуостровом и мысом Тарта. Эта ошибка объясняется тем, что во времена Петра I в России еще не умели делать астрономические определения долгот на море. Научились этому значительно позже — в начале 90-х годов XVIII в.^[33] Отсутствием долгот объясняется и растянутое изображение дельты Волги.

_{Карта Каспийского моря 1715 г., построенная по 10 опорным пунктам.}

Судьба карты Черкасского после его гибели

В марте 1718 г., уже после гибели Черкасского, Петр дал указ о составлении новых описей Каспийского моря. Для выполнения этих работ назначили поручика морского флота князя Василия Алексеевича Урусова. В помощники ему был определен Александр Кожин.

Кожин сыграл весьма отрицательную роль в судьбе карты Черкасского, поэтому остановимся на его действиях подробнее. Напомним, что Кожин ослушался царского указа и сбежал во время организации похода в Индию в 1717 г. За дезертирство ему грозил военный суд. Однако Кожину удалось избавиться от суда и даже получить новое назначение. Произошло это при следующих обстоятельствах. Чтобы оправдать себя в глазах Петра, Кожин после смерти Черкасского снова прибег к клевете. Он еще раз попытался уверить царя в заведомо неправильных действиях погибшего начальника экспедиции и этим объяснить свое бегство. Первая попытка Кожина оклеветать Черкасского еще при его жизни не увенчалась успехом. Его доносам не придали значения, а самого Кожина арестовали. Но гибель экспедиции изменила положение вещей в его пользу. Он мог утверждать, что был прав, предсказывая плачевный исход этого предприятия, и теперь к его наветам на погибшего Черкасского стали прислушиваться.

На допросе в сенате Кожин объявил, что навлек на себя гнев начальника тем, что отказался вместе с ним плутовать и воровать, и опровергнуть его показание было некому. Он объявил, что в 1716 г., во время пребывания вместе с Черкасским на Каспийском море, им были сделаны описи восточного берега, доказывающие, что в Балханском заливе нет никакого следа прежнего устья реки [50]. Так как Кожин был опытным гидрографом, Петр обратил внимание на его сообщение. Ему удалось поколебать уверенность царя в существовании устья Актама.

Указ Петра предписывал Урусову и Кожину, прибыв в Балканский залив, тщательно «осмотреть оную протоку [устье Актама], впрям ли протока или, как Кожин сказывает, что залив… и буде есть прямой знак протоки, что бывала река, ехать, пока оной начала сыщешь; буде же так, как Кожин сказывал, то посвидетельствовав Кожина карту, зачать карту доделывать от того места, где доезжал Кожин» [59].

Войдя на судах в Балханский залив и поставив их на якорь, Урусов и его спутники на лодках направились в глубь залива. Пройдя небольшое расстояние, высадились на его южном берегу и пошли искать прежнее устье. Пройдя степью 15 верст, никаких признаков «протоки» не обнаружили. Дальше идти было невозможно, так как взятая с собой питьевая вода кончилась, кроме того, на другой стороне залива видели «трухменцов многолюдство». Урусов знал, что после гибели хивинского отряда местные кочевники совершали нападения на Красноводскую крепость, и побоялся идти далее (у него было всего 100 солдат). В результате Урусов и его спутники «возвратились, об оном Заливе не освидетельствовав».

Урусов сообщал Петру I, что продолжать опись восточного берега моря далее на юг к Астрабаду оказалось невозможным «по причине морового поветрия в тех местах».

Во время съемок Урусов и Кожин составили каждый по две карты восточного берега моря, три из них были опубликованы Л. С. Бергом в 1934 и 1940 гг. [14, 15], четвертая обнаружена нами в одном из московских архивов [VI^в].

Все четыре карты сравнительные. На каждой из них дано по два изображения — одно по карте Черкасского 1715 г., другое по съемкам 1818 г. Карты эти должны были подтвердить или опровергнуть правильность описей восточного берега Каспия и, в частности, Балканского залива, сделанных Черкасским.

Чтобы уверить царя в злых умыслах Черкасского и в своей правоте, Кожин сделал на составленных им картах соответствующие надписи. Там, где изображен Балханский залив по его описям, он написал: «Залив Балканской из моря, а не устье лживое». Под изображением залива по данным Черкасского запись: «Лживая показания реки. Показание, каково объявил царскому величеству князь Черкасской на карте своей вымысля, а не так, как оная есть». Тут же сделана приписка: «А когда оная карта послана, тогда он Черкасской у Балхана не бывал».

Неизвестно, всем ли нападкам Кожина на погибшего Черкасского поверил Петр I. Несомненно одно — Кожину удалось убедить царя, что съемки Балханского залива, сделанные Черкасским в 1715 г., неверны и прежнего устья реки не существует.

Хотя Урусов в 1718 г. не довел до конца осмотр Балханского залива, все же было решено, что Кожин прав. Об ртом писал современник событий Федор Иванович Соймонов: «В самом начале 719 году получено было от князя Урусова известие, что при осмотре устья реки Амун-Дарьи сходственно явилося по объявлению Кожина и для того намерение и оставлено было». Из этого сообщения становится ясно, что Петр I, поверив утверждениям Кожина, отказался от дальнейших попыток осуществить свой проект поворота Аму-Дарьи [III^б].

Весной 1719 г. Урусов и Кожин должны были начать опись южного и западного берегов Каспия. Но Кожина отстранили от участия в описях. Для этого имелись серьезные причины. Губернатор вновь учрежденной Астраханской губернии А. И. Волынский писал в письме неизвестному адресату: «Я удивляюся, что такие пустоголовые для таких дел посланы… о Кожине я думаю, что ему нельзя не пропасть, понеже такие безделицы и шалости делал, что описать нельзя… и што делает, я дивлюсь, как с рук сходит…» [62].

В 1720 г. было назначено следствие по делу поручика Кожина. Ему предъявлялся ряд обвинений (по ним можно составить ясное представление о Кожине как человеке): получение взяток с астраханских жителей, отсылка угрожающих писем должностным лицам в Астрахани, самовольное освобождение арестованных, оскорбление бухарского посла, находившегося в Астрахани, избиение ни в чем не повинных людей.

По окончании следствия над Кожиным был «учинен кригсрехт», то есть военный суд, который вынес смертный приговор, однако окончательное решение должен был вынести сам царь. Дело Кожина закончилось только через два года. В 1722 г. он был сослан на каторгу в Сибирь [V^б].

Для продолжения описей моря Петр I назначил двух морских офицеров — Карла Петровича Ван-Вердена^[34] и Федора Ивановича Соймонова. Урусов был назначен их подчиненным.

Съемки моря Ван Верденом и Соймоновым продолжались два года (1719–1720). Была составлена карта южных и западных берегов, представленная в 1720 г. Петру I. Он дал указ присоединить к ней съемки, сделанные ранее, и таким образом создать общую карту Каспия, которая и была издана в Петербурге в том же 1720 г. (карта на стр. 89).

Существует мнение, что на этой карте восточный берег изображен по данным Черкасского и Кожина [24, 55]. Находка карты Черкасского позволяет установить, что это мнение не соответствует действительности: восточный, а также северный берега на карте 1720 г. нанесены полностью по описям Кожина, составленным в 1716–1718 гг. Таким образом, его работы оказались отраженными на первой русской печатной карте моря. Съемки же Черкасского при создании этой карты не были использованы.

Что же представляет собой карта Кожина? Наглядное представление о ней дает сравнительный монтаж очертаний восточного берега моря по трем картам: Черкасского 1715 г., Ивашинцова 1877 г. и Кожина 1716–1718 гг. (карта на стр. 90).

На карте Кожина береговая полоса изображена схематично, извилины ее имеют неправдоподобно округлую форму. По-видимому, берег был описан не методом морской съемки с корабля, огибающего каждую извилину береговой полосы, а путем маршрутной сухопутной съемки, выполненной весьма неточно. Историк Миллер утверждал, что на карту Кожина полагаться нельзя, «потому что Кожин по большей части наведывался сухим путем, ехавши по берегам на верблюдах» [55]. В легенде к своей карте Кожин писал, что к восточным берегам Каспийского моря суда близко подойти не могут и глубины близ берегов измерить нельзя из-за сильных, меняющих направление ветров, поэтому, дескать, на его карте отсутствуют глубины.

Каким бы путем ни делал съемки Кожин — с борта корабля или передвигаясь на верблюдах — очертания восточных берегов на его карте совершенно недостоверны^[35]. Грубо искажена северо-восточная часть моря — она сильно вытянута на северо восток. Полуострова Мангышлак и Бузачи слиты вместе. Очертания заливов либо очень искажены, либо отсутствуют. Нет залива Кара-Богаз, обозначен только вход в него.

Таким образом, Кожин начертил карту, далекую от действительности, а царю представил как наиболее верную карту моря, явившуюся плодом больших трудов и стараний.

Убежденность Петра в неточности карты Черкасского выявилась в связи с его избранием в члены Французской академии наук. Утверждение русского царя в ранге академика произошло в декабре 1717 г., однако благодарственную грамоту в ответ на избрание послали в Париж только через четыре года (в феврале 1721 г.). Вместе с грамотой в дар Академии была отправлена карта Каспийского моря 1720 г. В грамоте Петр писал, что до сего времени не было еще никакой правильной карты этого моря, и выражал надежду, что новая верная карта заинтересует Академию.

На первый взгляд кажется непонятным, почему царь ответил благодарственной грамотой только через четыре года и ни одним словом не упомянул в ней о карте Черкасского, послужившей причиной его избрания. Этому можно дать следующее объяснение.

По-видимому, прислушавшись к наветам Кожина, Петр усомнился в достоверности съемок Черкасского и решил отложить составление грамоты до проверки его карты. Мнение Кожина восторжествовало, описи Черкасского признали неверными. Поэтому, направляя в Париж благодарственную грамоту, Петр обошел молчанием опороченную карту, одновременно извещая Академию, что карта 1720 г. является первой верной картой Каспийского моря [43].

Тем, что на первую печатную карту моря нанесли данные описей Кожина, был причинен серьезный вред русской географии. Насколько выиграла бы первая отечественная печатная карта Каспия, если бы восточный берег на ней был изображен по съемкам Черкасского!

Поистине трагической оказалась судьба не только самого князя Александра Черкасского, но и созданной им карты. Клевета вздорного, злобного человека привела к тому, что карта была отвергнута Петром I, а затем затеряна и забыта. Только через два с лишним столетия ее удалось отыскать и дать наконец правильную оценку.

_{Первая русская карта Каспийского моря.}

_{Восточный берег Каспийского моря по съемкам: а) Черкасского (1715 г.) б) Ивашинцова (1877 г.), в) Кожина (1716–1718 гг.).}

КАРТОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ПО СРЕДНЕЙ АЗИИ, СОСТАВЛЕННЫЕ ЧЕРКАССКИМ И ЕГО ПОМОЩНИКАМИ

Чертеж Аральского моря и рек Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи

В одном из московских архивов хранится чертеж, изображающий территорию Средней Азии. Он составлен не позже первой четверти XVIII в., так как находится в делах «Кабинета Петра I». На самом чертеже нет названия. В описи архива о нем сделана запись: «Чертеж тушованой разными красками…» До сих пор не было установлено, кем и когда он сделан [VI^в].

Размер чертежа 53 X 74 см, ориентирован он на юг. Манера выполнения очень примитивна, она близка к чертежам XVII в. Картографический материал его не представляет ценности — вне сомнения, он составлялся без какой-либо съемки на местности, так как географические объекты смещены относительно друг друга. Значение чертежа в большом, интересном тексте на нем, а сам он служит только иллюстрацией к этому тексту.

На чертеже изображены: часть дельты Волги, восточный берег Каспийского моря и Аральское море, названное «Особое морцо». Аральское море сужено с севера на юг. В него впадают реки Аму-Дарья и Сыр-Дарья. По берегам обеих рек расположены города — по Сыр-Дарье шесть, по Аму-Дарье тринадцать. Возле каждого города надписи, в них указаны расстояния этих городов друг от друга и от берегов реки. Измерение расстояний смешанное — в верстах и в днях пути. Из Аму-Дарьи отведены каналы — «копани» к городам Балху, Чарджоу, Шах-Абату и к «хивинской столице». Из Сыр-Дарьи отведены две «копани» к городу «Турхи-стану». Эти города на чертеже сверены нами со многими картами среднеазиатской территории XVIII и начала XIX в. как печатными, так и рукописными. Найдены все города, кроме Сарык-Чупан на Аму-Дарье. Ни на одной из карт не удалось обнаружить города хотя бы с похожим названием.

_{Так выглядела бы первая печатная карта Каспийского моря, если бы восточный берег на пей был нанесен по съемкам Черкасского (монтаж карт 1720 и 1715 гг.).}

_{«Чертеж тушованой разными красками…» (полный текст надписей на чертеже см. в приложении к книге).}

Интересны сведения об истоках и направлении течения Аму-Дарьи. Сообщается, что исток ее из «Индейских гор» и течет она в «бухарские городы и в Хивинское державство и в городы». В том месте чертежа, где Аму-Дарья берет начало с гор, надпись: «Вершины Аму дари реки, а про Званием Парми» (искаженное слово «Памир»).

Большой интерес представляет изображение реки Деравшана, по-видимому, это ее первое изображение в русской картографии. Само название «Зеравшан» на чертеже отсутствует, о реке сказано: «Ключ из гор к бухарской столице»; она течет через озеро и впадает в Аму-Дарью. Известно, что во времена Петра I река Зеравшан протекала через озеро Каракул и впадала справа в Аму-Дарью.

Наиболее подробный текст дан на чертеже к западу от Аральского моря, где проходила большая караванная дорога в Хиву. Надписи на этой части чертежа носят характер маршрутных сведений: они явно имели целью сообщить возможно более подробные данные о местности. Так, одна из надписей свидетельствует о местонахождении большого ключа, называемого Елгизы, из которого можно напоить верблюдов и лошадей и взять воды на дорогу. Далее указывается, что от этого ключа следует ехать до колодцев, изображенных на чертеже. Из них можно напоить 60, в крайнем случае 100 верблюдов и также «водою исполнится в путь». На этой же части чертежа, вблизи караванной дороги, нанесен грубый рисунок башни и над ним надпись: «Башня, прозванием словет Каракумет…» Далее сказано, что возле нее останавливаются «торговые люди» по дороге в Хиву и на обратном пути. Воду они берут «по нужде, из малого морца», так как больше воды взять негде. Ранее указывалось, что Каракумет это искаженное слово «Кара-Гумбет» — так называется спуск с восточного обрыва Устюрта к Айбугирской котловине, которая в те времена была озером. Надо полагать, что «башня Каракумет» находилась возле спуска Кара-Гумбет, а «малое морцо» — это Айбугирское озеро.

По всей вероятности, сведения, приведенные в тексте чертежа, являются результатом личных наблюдений его составителей. По видимому, путешественники побывали во многих, если не во всех местах, отраженных на чертеже. Об этом свидетельствуют достаточно верные цифры расстояний между городами, а также между тем или другим городом и протекающей вблизи рекой, подробные сведения о местонахождении оросительных каналов, ключей, колодцев, о местах перевозов через реки, некоторые сообщения этнографического характера.

Кто же были составители этого интересного чертежа и когда он был составлен?

Существует мнение, что чертеж составлен до принятия в России письменной реформы, то есть до 1708 г., так как на нем все числовые обозначения даны еще буквами. Возможность связи чертежа с работами экспедиции Александра Черкасского отвергается по следующим причинам: на чертеже нет следов работ Черкасского по съемке восточного берега Каспийского моря; в названии чертежа и в указанных на нем пунктах не отражена цель его экспедиции в Хиву и на поиски Яркенда; участники экспедиции Черкасского не были на Сыр Дарье и в городах, расположенных по ее течению, на чертеже же этот район показан очень подробно; в ряде случаев сведения участников экспедиции расходятся с данными чертежа. Так, например, в расспросных речах Тебея Китаева говорится об оросительных каналах, отведенных от реки Кауэк (Зеравшан), а на чертеже показаны каналы только от Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи [84, 86].

Следует сказать, что при Петре I путешественники трижды направлялись в Среднюю Азию. В конце XVII в. это были тобольские жители Неприпасов, Кобяков, Скибин и Трошин. Путь их в среднеазиатские страны шел из Тобольска через казахские степи [40, 74]. Вторым по времени путешествием была экспедиция Черкасского, направлявшаяся из Астрахани через плато Устюрт к западным берегам Аральского моря. Третья экспедиция, которую возглавлял состоявший на русской службе итальянец Флорио Беневени, вышла в 1719 г. из Астрахани морем и направилась вдоль его западного берега к персидскому городу Шемахе. Дальнейший путь шел через персидские города в Бухару.

Чертеж не мог явиться результатом первой экспедиции, так как на нем не отражена большая территория Сибири и Казахстана, через которую экспедиция проходила. Путь третьей экспедиции также проходил по странам, не изображенным на чертеже. Правильнее всего предположить, что чертеж был составлен по сведениям посланцев Черкасского в Среднюю Азию. Именно ему нужны были подробные маршрутные данные о дороге из Астрахани в Хиву в связи с предстоявшей сухопутной экспедицией, ему необходимо было знать, можно ли обеспечить водой участников экспедиции, их лошадей и верблюдов. Доверенные люди Черкасского должны были подняться вверх по Аму-Дарье, разведать, какие реки текут вблизи нее, откуда берут начало, где их устье. Вполне возможно, что во время этих поисков путешественники осмотрели не только течение Аму-Дарьи, но и вышли к Сыр-Дарье — ведь после встречи Черкасского с царем в Либаве в указе впервые появилось упоминание о Сыр-Дарье как о возможном пути к Яркенду. То обстоятельство, что данные расспросных речей Тебея Китаева расходятся в подробностях со сведениями «Чертежа», не должно вызывать удивления. Каждый из путешественников собирал сведения не только согласно предписанию, но и в меру своих сил и разумения. К тому же в сообщениях, которые они получали, географические названия могли звучать по разному.

Тот факт, что на чертеже все числа обозначены буквами, также не является достаточным основанием для утверждения, что чертеж составлен нс позже 1708–1710 гг. Письменная реформа не могла так быстро распространиться повсеместно. Обозначения цифр буквами встречаются в документах и более позднего времени. Так, известен русский чертеж Оби с Иртышом и Енисея, составленный не ранее 1716 г.^[36], на нем все числовые обозначения даны буквами, причем нового, гражданского шрифта.

Следовательно, вполне можно предположить, что чертеж составлен по данным, которые были собраны посланцами Черкасского в Среднюю Азию. Выйдя в путь из Астрахани в 1714 г., они могли вернуться из дальнего путешествия не ранее чем через год-полтора, то есть предположительно во второй половине 1715 г. Этот год и следует, по нашему мнению, считать датой составления чертежа.

Карта Средней Азии и Каспийского моря

В Библиотеке Академии наук СССР в Ленинграде, в отделе рукописной книги, хранится карта среднеазиатских стран и Каспийского моря |№ 641]. В 1939 г. рту карту опубликовал Л. С. Берг, как карту неизвестного автора, составленную около 1723 г. [13]. Размер карты 40 X 60 см. Манера ее исполнения одинакова с картой Каспийского моря 1715 г. На обеих картах один и тот же почерк надписей, одинакова манера изображений береговой полосы и рельефа побережий. Обе карты начерчены одной и той же кори вне вой тушью на совершенно одинаковой бумаге желтоватого цвета с одинаковыми водяными знаками.

Очертания Каспийского моря на этой карте полностью совпадают с картой, составленной Черкасским в 1715 г. Совпадает и ошибка в широте Астрабада. На этой карте изображено русло реки, протянувшееся от дельты Аму-Дарьи к Балканскому заливу Каспийского моря. На месте его впадения в залив надпись: «Прежнее устье Аму-Дарьи реки». Такая ate надпись имеется на карте Каспия 1715 г. По всей вероятности, изображено сухое русло реки (то есть Узбоя), по которому шли в 1715 г. Ходжа Нефес, Званский и Федоров. Поперек этого русла у крайнего западного рукава дельты надпись: «Плотина Каракачи». В левом ниж нем углу карты записано: «От прежнего устия Аму Дарьи реки до плотины Каракачи, где оная река запружена, ходу 12 дней, а от плотины Каракачи до моря Аралского 2 дни, до города хивинского Юргент от плотины 1 день». Эта надпись совпадает с показаниями Ходжи Нефеса, которые он давал на допросе в сенате в 1717 г. Несомненно, в Петербурге он сообщал те сведения, которые были им собраны в 1715 г. В самом конце 1715 г. Александр Черкасский сам ездил к Аральскому морю, чтобы определить точное местонахождение плотины. Весьма вероятно, что надписи на карте, сообщающие о расстоянии от плотины до Аральского моря и до хивинского города Юргента (Ургенч), нанесены по сведениям, собранным самим Черкасским.

На карте по течению Сыр Дарьи и Аму-Дарьи правильно расположены и поименованы города — по Сыр-Дарье шесть, по Аму Дарье восемь. Кроме того, указаны города Бухара и Самарканд. Изображения городов переданы перспективными рисунками. Есть на карте и река, не имеющая названия. Это, несомненно, Зеравшан. Она образует «озерцо из ключей» (озеро Каракул), протекает через город Бухару и впадает справа в Аму Дарью у города «Чержав» (Чарджоу). На карте приводятся некоторые этнографические сведения — указаны кочевья каракалпаков и калмыков. Все эти географические данные отражены, как мы знаем, и на «Чертеже тушованом разными красками». Можно ли считать, что между картой и чертежом есть связь? В одной из наших предыдущих работ мы отвергали такое предположение [42].

Последующий подробный анализ чертежа и карты и сравнение их между собой дали основание изменить наше прежнее мнение. По всейвероятности, материалы «Чертежа тушованого…» были использованы при составлении среднеазиатской части этой карты. Об этом свидетельствует совпадение названий и местоположения городов, направление течения рек, изображение реки Зеравшана, не имеющей названия ни на чертеже, ни на карте, рисунок озера Каракул, совпадение контуров башни Каракумет.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что среднеазиатская часть карты составлена по материалам, собранным во время путешествий посланцев Черкасского в Среднюю Азию.

Очевидно, время ее составления следует отнести не к 1723 г., как предполагал Л. С. Берг, а к 1715 г.

Как уже упоминалось, к записке Черкасского Петру 1 о его путешествии к Аральскому морю в конце 1715 г. должен был быть приложен чертеж. Вполне вероятно, что среднеазиатская карта Черкасского и была этим чертежом. Очевидно, эту карту Черкасский передал Петру в Либаве вместе с запиской в феврале 1716 г. Карту эту, так же как и карту Каспийского моря, Петр I привез в Париж.

Французский географ Гильом Делиль, рассказывая о своей встрече с Петром I, сообщал, что царь показал ему на карте правильное направление Аму-Дарьи и плотину, изменившую течение реки. Несомненно, Петр I показывал Делилю среднеазиатскую карту Черкасского, на которой Аму-Дарья течет в Аральское море, а на рукаве реки стоит плотина.

Среднеазиатская часть карты по манере картографического изображения значительно примитивнее, чем левая ее часть, являющаяся копией карты Каспийского моря 1715 г. На среднеазиатской территории отсутствуют широтные ли нии, неверно расположен город Самарканд — он находится на безымянном притоке Аму-Дарьи, тогда как его следовало расположить в бассейне реки Зеравшана. Неверно взаимное расположение Аральского и Каспийского морей — Аральское море смещено по отношению к Каспийскому на юго-запад. Очевидно, на территории, лежащей между этими морями, съемки не производились и обе части карты — каспийская и среднеазиатская — соединены чисто механически.

Несмотря на ряд недостатков, эта карта Черкасского дала много новых правильных сведений о среднеазиатских странах. Достоинства ее неоднократно отмечались в литературе [13, 18, 47, 90]. В этих отзывах в первую очередь подчеркивается достоверное изображение Аральского моря. Действительно, основным достоинством карты является пер вое в истории картографии близкое к настоящему изображение этого моря. На карте дано верное направление течений Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, впадающих в Аральское море; длина их правильна. Взаимное расположение большинства географических объектов также правильно, оно выдержано в масштабе. Все эти данные не могли появиться в результате только одних расспросов. По-видимому, составители карты делали маршрутные съемки, сопровождая их простейшими измерениями.

Заслуги Александра Черкасского и его помощников, составивших рту карту и сообщивших в тексте к «Чертежу тушованому…» много новых сведений о среднеазиатской территории, становятся еще очевиднее при сопоставлении с тем, что было сделано в России в первой половине XVIII в. по изучению этого района.

В 1719–1720 гг. геодезист Петр Чичагов составил чертеж, изображающий Сибирь, Центральную Азию и часть Средней Азии (впервые чертеж опубликован в 1960 г.) [26]. Аму-Дарья и Сыр-Дарья на нем неправдоподобно малы, они теряются в песках. Возле русла Аму-Дарьи надпись: «…а в которую сторону течет, о том в скасках не показано». Чертеж составлен в Тобольске на основании сведений, собранных при расспросах местных жителей. Данные этого чертежа убеждают в том, что результаты работ Черкасского в Средней Азии были или забыты, или же сознательно отвергнуты. Всего через несколько лет после организованных им подробных и тщательных исследований среднеазиатской территории для геодезиста Чичагова направление Аму-Дарьи оказалось загадкой.

Как уже упоминалось ранее, в 1719 г. в Бухару направился итальянец Флорио Беневени. Его сведения об истоках Аму-Дарьи неверны — он сообщал, что Аму-Дарья берет начало в Индии из гор вблизи города Кабула [60]. Доверенными людьми Черкасского собраны более правильные сведения.

На карте Бухарин, составленной капитаном Марком Дубровиным в 1729 г. и напечатанной И. К. Кириловым^[37] в 1731 г., даны совершенно неверные очертания Аральского моря и кроме Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи в него впадает какая то мнимая река Орь-Дарья. На рукописной «Генеральной карте Российской империи, составленной И. К. Кириловым» [2] в 1733 г., Аральское море начерчено неправильно — оно вытянуто с запада на восток. На печатной «Генеральной карте», опубликованной в 1734 г., море вытянуто уже в верном направлении — с севера на юг, но очертания его также далеки от действительности.

В 1740 г. в связи с решением построить город близ устья Сыр-Дарьи для осмотра его будущего местоположения были направлены поручик Дмитрий Гладышев и геодезист Иван Муравин. Муравин начертил карту пути от Орской крепости до Аму-Дарьи. На ней нанесена только небольшая часть Аральского моря. Западнее через всю карту, сделана надпись: «Места неизвестныя» [VIII]. Из показаний Муравина видно, что при составлении описей берегов Аральского моря только 97 верст описано вблизи него, а остальные 712 верст описаны «примером», то есть приблизительно, на таком расстоянии «от моря, что его не было видно» [87]. Таким образом, можно считать, что географические сведения о Сред ней Азии, отраженные на карте Черкасского, были наиболее правильными и точными для первой половины XVIII в.

_{Карта Средней Азии и Каспийского моря.}

ОТРАЖЕНИЕ КАРТОГРАФИЧЕСКИХ РАБОТ ЧЕРКАССКОГО В РУССКОЙ И ИНОСТРАННОЙ КАРТОГРАФИИ

Заканчивая ознакомление с картографическими работами Черкасского, интересно выяснить, нашли ли они какое-либо отражение в русской и иностранной картографии? Вопрос этот возникает в связи с тем, что карты Черкасского долгие годы были забыты и затеряны.

Надо сказать, что обе карты — Каспийского моря и Средней Азии — все же получили отражение в России и за границей на рукописных и печатных картах. В 1735 г. голландским картографом А. Маасом была составлена карта под названием «Карта Каспийского моря и окружающих местностей, а также страны узбеков» (надписи на ней даны по-латыни). Контуры Каспийского моря на этой карте значительно отличаются от карты Черкасского, а очертания Аральского моря совпадают. На карте А. Мааса указано, что она скопирована с карты большего формата, составлен ной в России в 1723 г. В одном из московских архивов хранится этот русский подлинник карты А. Мааса [VII].

Пока нс удалось установить, кем была составлена русская карта 1723 г. Существенно то, что ее составители, несомненно, были знакомы с изображением Аральского моря на среднеазиатской карте Черкасского.

Уже упоминалась карта, составленная Марком Дубровиным в 1729 г. Северный берег Каспийского моря и часть восточного (с заливом Кара Богаз) взяты Дубровиным с карты Черкасского 1715 г.

В рукописном отделе Библиотеки Академии наук СССР хранится карта, составленная позднее 1724 г., ибо на ней проведены границы между Россией, Персией и Турцией, определенные по Константинопольскому договору 1724 г. В основе этой карты лежит среднеазиатская карта Черкасского. Очертания Каспийского и Аральского морей совпадают на обеих картах полностью [2]. На этой карте имеется интересная подробность. Впервые в истории русской картографии здесь встречается название «Петр бай» — ЗаливПетра (так обозначен Кендерлинский залив). На более поздних картах это название получил залив, расположенный в южной части Мангышлакского полуострова.

В книге французского путешественника Обри де Ламотрэ «Путешествия по Европе, Азии и Африке» [100], вышедшей в 1727 г., помещена точная копия среднеазиатской карты Черкасского с очень искаженными названиями на латинском языке. Эту карту опубликовал в 1939 г. Л. С. Берг, назвав ее копией с карты неизвестного автора [13] и отметив, что неясно, каким путем де Ламотрэ получил русский подлинник этой карты.

Однако де Ламотрэ сообщает в книге: «Адмирал Норрис, доставивший меня в 1720 году на своем корабле из Швеции в Копенгаген, получил от царского врача-шотландца^[38] карту Каспийского моря, которую царь посылал снять несколько лет тому назад. Я счел необходимым опубликовать ее как единственную верную карту этого моря, а также озер и пустынь, лежащих на восток от него» (очевидно, одно из озер — Аральское морс).

Интересно установить, когда и где экземпляр среднеазиатской карты Черкасского был передан английскому адмиралу Норрису. Петр I в 1716 г. во время пребывания в Дании неоднократно встречался с Норрисом [61]. Можно предположить, что во время одной из этих встреч английскому адмиралу и был подарен рукописный экземпляр Этой карты. В 1720 г. адмирал Норрис в свою очередь по дарил ее французскому путешественнику. Таким образом точная копия среднеазиатской карты оказалась напечатан ной в XVIII в., но не в России, а во Франции. Подлинная же карта Черкасского увидела свет только через 212 лет, когда она была опубликована Л. С. Бергом как карта неизвестного автора [13].

Недавно мы получили сообщение о том, что в одном из архивов ГДР обнаружена рукописная копия карты Каспийского и Аральского морей, составленной в России во времена Петра I^[39]. Найденная карта оказалась точной копией среднеазиатской карты Черкасского. Названия на ней латинские. На карте есть надпись на немецком языке: «Копия ландкарты Каспийского моря, составленной по приказанию его царского величества и переданной в 1717 г. лейб-медиком Арескиным». Пока не удалось выяснить, кому был передан или, скорее, подарен русский подлинник этой карты. Можно предположить, что карта оказалась в Германии во время возвращения Петра I из заграничного путешествия в 1717 г. В то время картографические работы Черкасского еще не были поставлены под сомнение. Петр I, по-видимому, охотно дарил его карты, справедливо считая их большим достижением русской географии.

Таким образом, по имеющимся у нас сведениям, за границей оказались три карты Черкасского: карта Каспийского моря, преподнесенная Французской академии наук, и два экземпляра среднеазиатской карты, один из которых был подарен английскому адмиралу Норрису, а другой — неизвестному лицу в Германии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

^Известный русский ученый — зоолог и географ К. М. Брр в середине прошлого века писал: «До Петра… Каспийское море на картах почти всегда означалось по сведениям, собранным в Африке за полторы тысячи лет, а именно — по Птолемею Александрийскому». Бэр отмечал, что Петру I наука обязана «блистательным обогащением географии», а именно — сведениями об истинном виде Каспийского моря и удостоверением, что большие реки среднеазиатской территории Сыр-Дарья и Аму-Дарья не впадают в это море [20]. К этому заявлению ученого можно добавить, что составленная при Петре первая верная карта Каспийского моря полностью изменила прежние представления географов об ртом море.

Величайшей заслугой русской географии петровской эпохи надо считать сообщение Западной Европе о существовании Аральского моря. Такое заключение звучит весьма странно, но оно отражает действительное положение вещей. Тот же К. М. Бэр писал по этому поводу: «Может показаться баснословным, но тем не менее достоверно, что до Петра ученый мир вовсе не знал Аральского моря» [20]. Это мнение было подтверждено и Л. С. Бергом. «Мы видим, — писал он, — что в Западной Европе… не имели положительных сведений об Аральском море, в то самое время когда мусульманским писателям оно было хорошо известно…» [12]. Нужно добавить, что не только мусульманские, точнее арабские, ученые знали о существовании Аральского моря. Оно неоднократно упоминается и в первом русском географическом сочинении начала XVII в. — «Книге Большому Чертежу» под названием «Море синее».

Но эти сведения как арабского, так и русского происхождения оставались неизвестными Западной Европе вплоть до географических работ, выполненных при Петре I. В результате этих работ была составлена карта среднеазиатской территории и Аральского моря и на ней впервые в истории картографии дано близкое к действительному изображение Аральского моря.

Об успехах в исследовании Среднеазиатской территории и Каспийского моря в петровские времена писали еще при жизни Петра I, писали ученые XIX и начала XX в., занимались этим вопросом и современные нам исследователи, однако до сих пор точно не было известно, кому принадлежат эти научные заслуги.

Теперь мы можем с полным правом сказать, что эти достижения, бесспорно, оказавшие большое влияние на развитие мировой географической пауки, являются результатом деятельности Александра Черкасского и его помощников. Таким образом, следует признать, что Черкасский был выдающимся географом своего времени и деятельность его явилась по существу научным подвигом.

Имя Черкасского увековечено в названиях географических объектов на восточном берегу Каспийского моря. На современной карте моря указаны: залив Александра Бековича Черкасского, бухта Бековича, коса Бековича и пролив Бековича. На южной оконечности Красноводской косы стоит маяк Бековича.

В исследовании и картировании Каспийского моря огромная заслуга принадлежит и другому сподвижнику Петра I — Федору Ивановичу Соймонову. Ио приоритет в этой области остается за Черкасским.

Попытки опорочить в глазах Петра I деятельность Черкасского в значительной мере достигли успеха. Их отзвуком, дошедшим и до наших дней, являются высказывания в литературе о географической и картографической деятельности Черкасского как несостоятельной. Анализ исторических документов показывает, насколько неправильно этомнение. Сейчас, спустя 250 лет, мы можем с полным основанием воздать должное замечательному географу и картографу эпохи Петра I — Александру Черкасскому.

ПРИЛОЖЕНИЯ

УКАЗ КАПИТАНУ ПОРУТЧИКУ ОТ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ГОСПОДИНУ КНЯЗЮ ЧЕРКАССКОМУ 29 МАЯ 1714 ГОДУ

1. Ехать ему в Астрахань, а прежде заехать в Казань и объявить губернатору о своем деле, дабы людей, судов и протчего, что к сему надлежит, ему дали, а именно: 1500 человек с надлежащими судами, провиантом и протчим, также на всякие дачи взять денег 5000 рублев.

2. Взять тех людей, ехать от Астрахани возле левого берегу до такого места, где просил хивинской посол, чтоб нам построить город.

3. А как на то место приедет, то проведывать о Дарье реке тамошными жителями тайно и с ними посланными, а потом и самому ехать возле того левого берега и до самой персицкой границы, а разглашать, будто то место неудобно к поселению и для того поехал искать кое удобнее.

4. Взять из Астрахани для сего пути морских нескольких человек и делать карту, как берегу морскому, так и рекам и пристанищам.

5. А когда, с помощию божиею, найдет оную реку, то послать вверх проведать по оной, а на устье зделать крепость небольшую, ежели водможе от налету тамошних народов держана быть могла 4 или 6 стами. Буде же таким малым числом удержатца не может или время будет подно или иное какое препятие…

6. Провианту взять довольство для всякого случая, пушек железных 6 или 7, для того ежели построят шанец, чтоб в нем оставить.

7. О призыве горных народов прилагаетца при сем сенату указ, дабы, в том учинили по вашему предложению [VI^б].

КАПИТАНУ ОТ ГВАРДИИ КНЯЗЮ ЧЕРКАССКОМУ ФЕВРАЛЯ 14-го ДНЯ 1716 ГОДУ^[40]

1. Надлежит над гаваном, где бывало устье Аму-Дарьи реки построить крепость человек на тысячу, о чем просил и посол Хивинской.

2. Ехать к хану Хивинскому послом, а путь иметь подле той реки и осмотреть прилежно ток оной, також и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старой ток, к тому ж протчия устья запереть в Аральское море и сколько к той работе людей потребно.

3. Осмотреть место близ плотины или где удобно на настоящей Аму-Дарьи реки для строения ж крепости тайным образом.

4. Хана Хивинского склонять к верности и подданству, обещая наследственное владение оному, для чего представлять ему гвардию к его службе и чтоб он зато радел в наших интересах.

5. Буде он то охотно примет, а станет желать той гвардии и без нее ничего не станет делать, опасаясь своих людей, то оному ее дать сколько пристойно, но чтоб были на его плате, а буде станет говорить что перво нечем держать, то на год и на своем жалованье оставить, а впредь чтоб он платил.

6. Ежели сим или иным образом склонится Хивинской хан, то просить его дабы послал своих людей (при которых и наших два бы было) водою по Сыр-Дарье реке вверх до Иркети городка для осмотрения золота.

7. Также просить у него судов и на них отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, наказав, чтоб иръехал ее пока суды могут итить и оттоль бы ехал в Индию, примечая реки и озера и описывал водяной и сухой путь, а особливо водяной к Индии тою или и другими реками и возвратиться из Индии тем же путем, или ежели услышит в Индии еще лутчей путь к Каспийскому морю, то оным возвратиться и описать.

8. Будучи у Хивинского хана, проведать и о Бухарском, не мочно ль его хотя не в подданство (ежели того нельзя сделать), но в дружбу привесть таким же маниром, ибо и там тако ж ханы бедствуют от поданных.

9 Для всего сего надлежит дать (регулярных 4000 человек), судов (сколько потребно) грамоты к обоим ханам, также купчине к ханам же и к Моголу.

10. Из морских офицеров (поручика Кожина) и навигатором человек пять или более, которых употребить в обе посылки: первая во образе купчины, другая к Иркети.

11. (Инженеров из учеников Куломовых дать двух человек.)^[41]

12. Казаков яицких 1500 да гребенских 500, да 100 человек драгун и доброго командира, которым иттить под образом провожания каравана из Астрахани и для строения города, и когда оные прибудут к плотине, тут велеть им стать и по той реке, где плотина, прислать к морю для провожания его сколько человек пристойно; вышеписанному командиру накрепко смотреть, чтоб с обыватели земли ласково и без тягости обходился. В запас с конницею отпустить туды, для делания города, некоторое число лопатой.

13. Поручику Кожину приказать, чтоб он там разведал о пряных зельях и о других товарах и как для сего дела, так и для отпуска товаров, прислать ему Кожину двух человек добрых людей из купечества, и чтоб оные были не стары.

По сим пунктам Господам Сенату с лучшею ревностью оне дело как наискорее отправить, понеже дело нужно [59, VI^ж].

ИНСТРУКЦИЯ ФЛОТА ПОРУТЧИКУ КОЖИНУ 14 ФЕВРАЛЯ 1716 г. В ЛИБАВЕ

1. Ехать ему, как его отпустит капитан от гвардии князь Черкасский, водою, Аму-Дарьею рекою (или другими, кои в нее впадают) сколько возможно до Индии, под образом купчины, а настоящее дело, дабы до Индии путь водяной сыскать.

2. И когда уже нельзя будет ехать водою, и там разведывать о том же тайным образом.

3. Возвратиться назад тем же путем, разве ежели уведает еще иной способнейший путь водяной, то им возвратиться, и везде, как водяным, так и сухим путем, все описывая, делать карту.

4. Осмотреть какие товары, а особливо пряные зелья и прочее, что идет из Индии.

5. Прочее, что здесь и не написано, а в чем может быть интерес государства, смотреть и описывать [59].

РЕЧИ РАСПРОСНЫЕ ТЕБЕЯ ПРОЗВАНИЕМ КИТАЯ, КОТОРЫЙ БЫЛ ПОСЛАН В БУХАРСКУЮ ЗЕМЛЮ ДЛЯ ПРОВЕДАНИЯ РУДЫ ЗОЛОТОЙ

Сказал он Тебей, как отправлен был от князя Черкасского поехал из Астрахани водою в судне и приехал в пристань Караганскую названием Эмли в Турхмень и оттоль поехал сухим путем, нанял верблюдов до Хивы и был в пути 2 недели, ехал горами небольшими и ровными местами.

Как приехал в Хиву с караваном и оной караван задержан был в Хиве с ним для корыстей хивинцев 5 месяцев в зимное время. Как настала весна, поехал в Бухары возле Аму реки, которая река течет сквозь бухарскую землю и хивинску падает в Аральское море. Поехали от Хивы до города Жайща 5 дней и оную реку Аму переехали под тем городом бухарским Жайщи в лотках в малых, связывают те лотки по две вместе и верблюдов на них перевозили чрез реку с товарами. И как превезлись реку поехали возле той же реки Аму 3 дни, после 3-х дней оставили реку в правой стороне, а сами поехали прямо в бухарскую столицу где хан живет бухарской и ехали 2 дни, в том пути воды приводные каналами в пашню прокопаны из реки Каурк, в тех местах слобод и деревень много, жилья тех народов мазанки зделаны глиняные и пашни довольно у них.

По 2-х днях приехали в столицу в Бухар, город не малой, земляной вал и многолюдно и в том городе 10 пушек медных, например, длиною в сажен лежат у ханских ворот, сказывают де тамошние жители паметухов нет коли из них стрельба была и в том городе Бухар торгу довольно, больше индейского, понеже бухарцы ездят всегда в Индию торговать, индейцы в Бухары ездят, индейцы имеют и гостиной двор в Бухарах немалой.

Дорога сказывают-де от Бухар до Индии сухим путем. Инде и переезжают Аму реку. Посреди бухар [и] индейцев есть народ ауган называется, чрез который народ надлежит ехать из Бухар в Индию, у оного народа особливой владетель и у них и всегда с персиянами вражда и обиды чинят часто персиянам.

В городе Бухарах жили 5 дней и во оном городе есть родственник его, которой у хана в милости и в народе знатен, и стоял у него в доме, а имя ему Бара-Ат-бей; тайно проведывал о золоте чрез оного сродника своего, известился что есть в их земле бухарской золото близ города Самарканд, но уведомлении от сродника своего про золото, сказал-де я сроднику своему есть-де мне великое дело зачем я приехал сюды, некоторой честной человек из русских взят был в полон и будто он обретаетца в здешних краях в городе Самарканд чтоб его мне видеть и стал просить сродника своего чтоб дал де мне провожатых до города Самарканд 3-х человек своих, по прошению моему дал мне 3-х человек и поехал от Бухар прямою дорогою с оными провожатыми до города Самарканд, 7 дней ехали местами ровными и жилыми и небольшими лесами, воды в том пути небольшие, також-де каналы напояют пашню из вышеупомянутой реки Каурк и как-де приехал в Самарканд город жил де в том городе 3 дни.

Потом поехал-де к горам смотреть как золото достают, из города Самарканд поехал поутру на лошади верхом, а приехал к тем горам в полдник, где рождается золото и был под теми горами 3 дни и смотрел прилежно как достают золото. Приезд мой в те места был-де в юле в последних числех, воздух при мне был не гораздо жаркой и сказывают самого великого жару не бывает.

Во время весны пли когда много дождя бывает в тех местах тогда великая воды потекут из тех гор высоких о которых означено близ города Самарканд, речка течет из под тех гор, имя той речке Кауэк в которую речку многие прибыльные воды из гор сокупляются и разливаются; оная река гораздо широка и та река мимо Бухар течет в половине дня езды от Бухар и падает в Аму-Дарью реку где перевоз и город Жайщ и как збудет прибыльная вода из той реки и станет оная река в берегах, тогда народы которые в тех местах живут, бухарцы, которые уже отложились от хана своего настоящего имеют ныне своих владельцев разных, пойдут в те места где спала прибыльная вода от реки расстоянием например в сажени или в 2-х и копают железными заступами землю или песок, которую выносило из гор водою и носят всяк по силе своей оную землю к самой реке, у всякой компании разделены земли мерою и те места друг друга промысл их неволен вступать всякому, как щастие в твоей доле принесет, как удовольствуется тою землею; имеют шерстяные полазы деланы из козьих волос, которой для оказа привес с собою и оной полаз возле самой реки роставят на деревья натягивая один конец выше, а другой ниже и роставят покато один конец выше, другой ниже, которой конец выше на тот конец тое землю кладут и бьют водою на тое землю или на песок тот и тою водою чрез ил и песок сносится вниз, а золото остаетца в вязаных шерстях на полазе, потом оной полаз стряхивают где поставлено судно медное с водою и оттоль берут золото, которое он привез с собою, больше той работы не видел. Желал-де итти на те горы откудыва сносят золото токмо есть караул и не пускают никого на те горы кроме своих, того ради не мог видеть и быть на тех горах, а караул всегда стоит человек по 100 или по 200.

В Бухарской земле есть-де народ халша, которые имеют жилья свое близ гор и оной народ от Самарканда города расстоянием сказывают 4 дни до них и там есть золото, таким-же образом достают опое золото так близ Самарканда что он видел, того места видеть его недопустило, в то время было у них замешание и хан бухарской приходил к ним с войским и стоял под ними 2 месяца склоняя их в волю свою и я де задержан был от хана бухарского понеже сказали хану бухарскому про меня будто я езжу осматривать их места. По заступлению сродника своего о котором выше помянуто, словобожден. Голубой камень из чего краску делают и оной камень родится близ гор во владении хана балаского расстоянием от бухарской столицы 26 дней, прежде Балх город и другие места, которые принадлежат Балху, под владением бухарского хана были и посылывал хан Бухарской сына своего пли родственника на ханство в Балх, лет 7 или 8 убили хана и отложились от Бухар и выбрали себе хана по воли своей и ныне по своей воле живут [VI^е].

ТЕКСТ НАДПИСЕЙ «ЧЕРТЕЖА ТУШОВАНОГО РАЗНЫМИ КРАСКАМИ…»

1. Горы, а из них пошла вершинами Сыр Дарья река в бухарское государство и в городы.

2. Город Бухарской Андыжант, а сквозь течет Сыр Дарья река.

3. Город Аксынамагент, а от города Андыжаита до сего городу езду верблюды 3 дни, а от Дарьи реки до него ходу 3 дни.

4. Город Хожант, а сквозь его течет Сыр Дарья река. А от сего города до Ташкента ходу 5 дней.

5. Город Ташкент. Воды около его ключевые, ходу до него от Сыр Дарьи реки 3 дни.

6. Город Пискент, от Сыр Дарьи реки ходу 4 дни, а от Хожанту до него ходу 5 дней.

7. Город Турхистант, от Сыр Дарьи реки ходу до него 2 дни, вада в него из Дарьи реки двямя копанми, а живут в нем татаре, словут прозванием турхустапцы.

8. Сие кочевье татарское, живут на устье Сыр Дарьи реки, а прозванием словут кара калпаки.

9. Кочевья калмыцкие.

10. Град Красный Яр.

11. Ключ из гор к бухарской столице, а из него к той столице проток.

12. Озерцо на ключе, которой вышел из гор.

13. Сей проток из ключа сквозь бухарскую столицу до реки Аму Дарья река.

14. Город бухарская столица, а от Дарьи Аму реки до него ходу 5 дней.

15. На сих островах, которые вышли из Дарьи реки в морцо, по островам живут хивинского хана татара, а произванием словут аралцы,

16. Особое морцо, которое лала Аму и Сыр Дарьи реки разными устьями, а от Хвалынского моря до того морда конные езды сухим путем 13 дней, а около того морца и от вышеописанных речных устьев каменные белые горы.

17. Колодезь Шамлснский. Колодезь Белевлы. Колодезь Турасы.

18. Град Астрахан.

19. Река Волга течет в Хвалынское море.

20. Восток.

21. Индейские горы, а из них пошла Аму Дарья река вершинами в бухарские городы и в Хивинское державство и в городы.

22. Вершины Аму Дарьи реки, а прозванием Парми.

23. Аму Дарья река, чрез 200 сажен с лишком.

24. Город бухарской Сарыкчупан подле Дарьи реки, а до Бедокшанта от ней ходу 2 недели.

25. Город бухарской Бедокшант, от Дарьи реки ходу 2 дни.

26. Копань из Дарьи реки в город.

27. Копань из Дарьи в город.

28. Город бухарской Балх бывало, особое государство, от Дарьи реки ходу 3 дни.

29. Город бухарской Темриз подле Дарьи реки, езду от него до бухарские столицы 10 дней.

30. Город бухарской словеть Чарджов, а стоит на перевозе Аму Дарьи.

31. От сее бухарские столицы чрез Дарью Аму реку через перевоз.

32. Город Азарист хивинской.

33. Копань из Дарьи реки большая, прозванием Хиванив, до хивинской столицы ходу 10 дней.

34. Город столица хивинская от Дарьи реки езду до нее день. Вода в него приведена большою копанью, названием словет Хиваник.

35. Город хивинской Ханки, от Дарьи ходу 7 верст, а от Азареста день ходу.

36. Город Юргенч, от Дарьи 7 верст, а от Ханки 15 верст.

37. Город Возир стоит на протоке Дарьи реки.

38. Город хивинской Гурлянт.

39. Город хивинской Кет, от Дарьи реки езду день.

40. Город хивинской Шабат, а с Дарьи реки ходу 2 дни, стоит на большой дарвинской копани.

41. От хивинские столицы до особого морца езду 3 дни.

42. Башня прозванием словет Каракумет, а у ней пристают торговые люди, которые ездят из Хивы и в Хиву, а стоит на бол-шой дороге. Воду емлют по нужде из малого морца, для того что близ того места иных вод и колодезей нет.

43. Ключ большой водопойной прозванием Елгизы и от озерца из башни Каракумети 3 дни и поят из оного в караванное время верблюдов и лошадей со всякой довольностию на дорогу. От сего ключа емлют воду до иных колодезей, которые писаны на сем чертеже, а из тех колодезей с нуждою можно напоить лошадей и верблюдов 60 и по большей нужде 100 и взять с собою в дорогу и то стоя 2 дни, доволно 3, чтоб можно водою исполнится в путь, и от колодезя до колодезя ходу по 2 дни и с лишком.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абул-гази Бандур. Родословная история о татарах. Т. 2. Спб., АН, 1768, 193–194.

2. Александров Б. В. Описание рукописных карт XVIII в., хранящихся в отделе рукописной книги Библиотеки АН СССР. В книге — Гнучева В. Ф. Географический департамент АН, XVIII в. М. —Л., 1946, 267, 383, 386, 387.

3. Алиев Ш. Уровень Каспийского моря по историческим картам. Сборник работ, т. 2. Тр. совещания 1951 г. М., АН СССР, 1954, 115.

4. Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири XVII в. Л., 1939, 24, 50–51.

5. Аполлов Б. А. Каспийское море и его бассейн. М., 1956,14.

6. Багров Л. С. Материалы к историческому обзору карт Каспийского моря. Спб., 1912, 26, 34–44, 48–49.

7. Бартольд В. В. К вопросу о впадении Аму-Дарьи в Каспийское море. «Зап. вост. отд. Русск. Археолог, общ.», вып. 1.1902. 024–028.

8. Бартольд В. В. Сведения об Аральском море и низовьях реки Аму-Дарьи с древнейших времен до XVII в. «Изв. Туркест. отд. РГО», 1902, 4, 120.

9. Белов М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. М., 1956, 235–238.

10. Белов М. И. Семен Дежнев. М., 1955, 116.

11. Бенешевич В. Черкасский Александр Бекович. Русский биогр. словарь. Спб., 1905, 177–183.

12. Берг Л. С. Аральское море. «Изв. Туркест. отд. РГО», т. 5, 1908, 27, 35, 173.

13. Берг Л. С. Две карты Аральского моря первой половины XVIII в. «Изв. Гос. Геогр. общ.», т. 71, вып. 10, 1939, 1481–1482.

14. Берг Л. С. Первые русские карты Каспийского моря. «Изв. АН СССР, серия геогр. и геофизич.», 1940, № 2, 160–165, 171.

15. Берг Л. С. Уровень Каспийского моря за историческое время. «Проблемы физич. геогр.», 1934, № 1, 11–64.

16. Бернштейн-Коган С. В. Волго-Дон. Историко-географический очерк. М., 1954, 30–44.

17. Берх В. Н. Собрание писем Петра Первого к разным лицам с ответами на оные. Ч. 2. Спб., 1829, 378–379.

18. Богданов К. А. Морская картография. Ч. 1, 1954, 25.

19. Бранденбург H. Кубанский поход 1711 г. «Военный вестник», 1867, март, 29–42.

20. Бэр К. М. Заслуги Петра Великого по части распространения географических познаний о России и пограничных с нею землях Азии. Ч. 2. «Зап. РГО», 1850, ки. 4, 260, 269, 275.

21. Beселаго Ф. Ф. Очерк русской морской истории. Ч. 1. Спб. 1875, 288–290, 627.

22. Веселовский Н. Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве от древнейших времен до настоящего. Спб., 1877, 175.

23. Галкин М. И. Этнографические и исторические материалы по Средней Азии и Оренбургскому краю. Спб., 1868, 152.

24. Голиков И. Деяния Петра Великого. Ч. 1—12. М., 1788–1797, ч. 6, стр. 275, 276; ч. 7, стр. 183.

25. Голосов. Поход в Хиву в 1717 г. отряда под начальством капитана князя Александра Бековича-Черкасского. «Воен, сборп.», 1861, т. 21, 310.

26. Греков В. И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725–1765 гг. М., 1960, 216–217, 378.

27. Данилевский Г. П. На Индию при Петре I. Собр. соч. Т. 11. Соб., 1901, 115.

28. Долгоруков П. Российская родословная книга. Ч. 1. Спб., 1854, 287–288.

29. Жуковский С. В. Сношения России с Бухарой и Хивой за последнее трехсотлетие. Пг., 1915, 34–36, 42–45, 47.

30. Журнал 12-го заседания Тверской ученой архивной комиссии. «Тверские губернские ведомости», 1888, № 29.

31. Журнал ежедневный пребывания в Париже государя императора Петра Алексеевича. «Русский вестник»», т. 2, 1841, № 5, 410.

32. Ивашинцов Н. А. Новые карты Каспийского моря. «Морской сборник», т. 58, 1862, № 3, 214–234.

33. Иллерицкий В. Экспедиция князя Черкасского в Хиву. «Историч. журн.», 1940, № 7, 40–51.

34. История лейб-гвардии Преображенского полка 1683–1883. Г. 4. Спб., 1883, 37, 2-я пагинация.

35. История СССР. Т. 1. М»1956, 420–421.

36. Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. Т. 2. М., АП СССР, 1957, 3, 11, 13.

37. Кабардинская Автономная Советская Социалистическая Республика. Изд. 2, т. 19, БСЭ. М., 1953, 209.

38. Карелин Г. С. Путешествие по Каспийскому морю. «Зап. РГО по общ. геогр.», т. 10, VI, 1883, 170–171, 328–329, 335, 349, 355, 357, 399–401, 409–411.

39. Карелина С., Г. С. Карелин. «Русский архив», 1873, кн. 7, 1342.

40. Катанаев Г. Е. Киргизские степи и Средняя Азия… «Зап. Западно-Сибирского отд. РГО», ки. 14, вып. 1, 1893, 21.

41. Кесь А. С. Русло Узбой и его генезис. М. — Л., 1939, Тр. ин-та геогр. АН СССР, вып. 30, 11.

42. Княжецкая Е. А. Новые известия об экспедициях Александра Бековича Черкасского в Среднюю Азию, «Изв, АН СССР, серия география.», 1960, № 1, 97–99.

43. Княжецкая Е. А. О причинах избрания Петра I членом Парижской академии наук. «Изв. ВГО», т. 92, 1960, № 2, 154–158.

44. Корб И. Г. Дневник секретаря посольства императора. Леопольда I к царю Петру I в 1698–1699 гг. М., Общество истории и древностей российских, 1868, 79.

45. Корженевский Н. Л. Средняя Азия. Ташкент, Среднеаз. гос. университет, 1941, 106–107.

46. Лебедев В. Посольство в Хиву в 1716, 1717 и 1718 годах. Журн. министр, народи, просвещ. 1846, сентябрь, 139–140.

47. Лебедев Д. М. География в России петровского времени. М. — Л., 1950, 93, 102–107, 117–118, 133–135, 218.

48. Лукьянов П. М. История химических промыслов и химической промышленности России до конца XIX в. Т. 3. М., 1951, 36.

49. Материалы Военно-ученого архива Главного штаба. Т. I. Спб., 1871, 198–202, 204–205, 209–212, 220–223, 246–250, 289, 292–297, 314–323, 326–359, 361–381, 386–390, 420, 424, 498–506.

50. Материалы для истории русского флота. Ч. 4. Спб., 1867, 267–268, 270–271, 278–280, 282–285, 288–289.

51. Миллер Г. Ф. Известие о песошном золоте в Бухарин и чиненных для оного отправлениях… «Соч. и переводы it пользе и увеселению служащие», 1760, январь, 9, 12, 13, 19, 21, 25.

52. Мурзаев Э. М. В далекой Азии. М., 1956, 130.

53. Обручев В. А. Закаспийская низменность. «Зап. РГО по общ. географ.», т. 20, 1890, № 3, 198, 201–203.

54. Общий морской список. Ч. 1. Спб., 1885, 140–141.

55. Описание Каспийского моря и чиненных на оном российских завоеваний, яко часть истории Петра Великого, трудами Ф. И… Соймонова… с внесенными где потребно было дополнениями… Г. Ф. Миллера. Спб., 1763, 5–7, 9. 20, 34, 53–54, 211.

56. Памятники Сибирской истории XVIII в., кн. 2, 1713–1724. Спб., 1885, 140–141, 182–209.

57. Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 11, вып. 1. М., 1962, 122–123.

58. Платонов С. Ф., Б. И. Куракин и А. П. Прозоровский (1697–1720). «Докл. АН СССР», 1929, № 12, 236–243.

59. Полное собрание законов Российской империи. Т. 5, 1830, 105–106, 108, 197–198, 549–550.

60. Попов А. И. Сношения России с Хивою и Бухарою при Петре Великом. «Зап. РГО», 1853, кн. 9, 259–273, 315, 377–379, 389.

61. Походный журнал, 1716 г., Спб., 1855, 15, 16, 86, 87.

62. Птенцы Петра Великого. «Русская старина», 1872, 948, 949.

63. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. Изд. 5, т. 6, кн. 2-я. История Петра. М., 1946, 38.

64. Пущин Н. Л. Каспийское море. Гидрографическое описание и руководство для плавания. Спб., 1877.

65. Пущин Н. Л. Каспийское море. Гидрографическое описание и руководство для плавания. Спб., 1897.

66. Радлов В. В. Средняя Зеравшанская долина. «Зап. РГО по отд. этнографии», т 6, 1880, 58, 59.

67. Русские мореплаватели. М., 1953, 479, 555, 559.

68. Салищев К. А. Основы картоведения. М., 1948, 59.

69. Соколов А. П. Восточный берег Каспийского моря по Г. Карелину. «Зап. Гидрография, департам.», 1850, ч. 8, 242, 243, 256.

70. Соколов А. П. Заметки о Каспийском море «Зап. Гидрографии. департам.», 1847, ч. 5, 168–189.

71. Соколов А. П. Обзор Карабогазского залива Каспийского моря. «Зап. Гидрографии, департам.», 1848, ч. 6, 81, 88–89.

72. Соловьев С. М. История России с древнейших времен, кн. 4, т. 16–20, 2-е изд. Спб., 650, 651, 661–663, 682, 684, 695, 701.

73. Стрейс Я. (Стрюйс). Три путешествия. М., 1935, 141–348.

74. Сыскное дело 1697 г. о дороге в Хиву. «Русский архив», 1867, год 5-ый, 395–402.

75. Татищев В. Н. Лексикон Российской, исторической, политической и гражданской. Ч. 1–3, Спб., 1793, ч. 2, стр. 110, 111; и. 3, стр. 184, 185.

76. Толстов С. П. Древний Хорезм. М., 1948.

77. Толстов С. П. По следам древнехорезмийской цивилизации. М.—Л., 1948.

78. Толстов С. П. Работы Хорезмской археолого-этнографической экспедиции в 1954–1956 гг. Материалы Хорезмской Экспедиции, вып. 1, 1959, 3—38.

79. Толстов С. П. и Кесь А. С. Проблема древнего течения Аму-Дарьи в свете новейших геоморфологических и археологических данных. Материалы ко 2-му съезду География, общ. Союза ССР, 1954, 141–145.

80. Толстов С. П., Кесь А. С. и Жданко Т. А. История Сарыкамышского озера в средние века. «Изв. АН СССР, серия география.», 1954, 43.

81. Троицкая Л. А. Земельно-водная политика хивинских ханов 1850, 1857 гг. Сборн. II. Л., 1954, 87, 88.

82. Труды Карабугазской экспедиции. Ч. 1, 1902, 4–6.

83. Федорович Б. А. Основные итоги и задачи изучения пустынь в связи с проблемой их освоения и преобразования. В кн.: Пустыни СССР и их освоение. М.—Л., 1950, 14–43.

84. Федчина В. И. К истории создания карты Средней Азии в России в первой четверти XVIII в. Тр. Ин-та истории естествознания и техники АН СССР, 1960, т. 37, 251–252, 253–256.

85. Федчина В. Н. Средняя Азия на русских чертежах (картах) XVII в. «Вопросы истории естествознания и техники», вып. 4, 1957, 97–98, 100–104.

86. Федчина В. Н. Чертеж (карта) Средней Азии из Кабинета Петра I. Сборн. Четвертая научная конференц, аспирантов и младш. научи, сотрудников Ин-та истории естествознания и техники АН СССР. М., 1958, 3–8.

87. Xаныков Я. В. Поездка из Орска в Хиву и обратно, совершенная в 1740—41 гг. поручиком Гладышевым и геодезистом Муравиным. «География, изв.», 1950, 518–524.

88. Xаныков Я. В. Пояснительная записка к карте Аральского моря и Хивинского ханства. «Зап. РГО», кн. 5, 1851, 303.

89. Шаскольский И. П. Русско-ливонские переговоры 1554 г. и вопрос о ливонской дани. «Международные связи России до XVII в.». Сборн. статей. М., 1961, 398.

90. Шафрановский К. И. и Княжецкая Е. А. Карты Каспийского и Аральского морей, составленные в результате экспедиции Александра Бековича Черкасского 1715 г. «Изв. ВГО», т. 84, 1952, № 6, 549.

91. Шафрановский К. И. и Княжецкая Е. А. О картах залива Кара-Богаз-Гол первой половины XVIII столетия. «Изв. АН СССР, серия география.», 1955, № 4, 60–70.

92. Шлямин Б. А. Каспийское море. М., 1954, 17.

93. Шнитников А. В. Общие черты циклических колебаний уровня озер и увлажненности территории Евразии в связи с солнечной активностью. «Бюллет. Комисе, по исследов. солнца», вып. 3–4, 1949, 65–78.

94. Штейнберг Е. Л. Первые исследователи Каспия (XVIII–XIX вв.). М., 1949, 10, 21, 23.

95. Ямнов А. А. О признаках обводнения Сарыкамышской котловины в средние века… «Изв. АН СССР, серия география.», 1953, № 4, 61–63.

96. Ямнов А. А. и Кунин В. Н. Некоторые теоретические итоги новейших исследований в районе Узбоя в области палеографии и геоморфологии. «Изв. АН СССР, серия география.», 1953, № 3, 21–28.

97. Вruсе Р. Н. Memoirs of Peter Henry Bruce… containing an account of his travels in Germany, Russia, Tartary. London, 1782, 180.

98. Delisle G. Determination geographique de la situation et de l’étendue des differentes parties de la terre. — Histoire de l’Academie royale des sciences. Annee 1720. Avec les memoires de mathematique et de physique. Paris, 1722, стр. 365–384 (вторая пагинация).

99. Hanwау I. An historical account of the british trade over the Caspian sea… Vol. I. London, 1754, 276.

100. La Motraye, Aubry, de. Voyages en Europe, Asie et Afrique. T. 2. La Haye, 1727, 111.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

I. Архив внешней политики России (АВПР). М., Фонд сношения России с Хивой, 1720, д. № 2 (л. 1—20 с обор.).

II. Архив Ставропольского края. Ставрополь (Кавказ). Фонд 53, oп. 1, ед. хран. 85.

III. Отдел рукописей Государственной публичной б-ки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Л.

а) Эрмитажное собрание № 476 (л. 207–211).

б) F. IV. Основное собрание рукописной книги 736 ⁵ (л. 308).

IV. Рукописное отделение Государственной б-ки СССР им. В. И. Ленина, М., Фонд, б-ки Московской духовной академии, № 50 (л. 96).

V. Центральный Государственный архив Военно-Морского Флота СССР. Л.

а) Фонд 177. Приказ воинского морского флота, 1718, д. 19 (л. 353–357).

б) Фонд 212. Государственная Адмиралтейств коллегия, 1720, д. 30 (л. 20–21, 23, 32, 44, 49, 55–58, 69–70, 76).

в) Фонд 233. Дела графа Апраксина, д. 12 (л. 554–555, 561–562, 565–568 с обор.).

г) Фонд 233, д. 77 (л. 80–82).

д) Фонд 233, д. 107 (л. 45–47).

е) Фонд 233, д. 253 (л. 265–266).

VI. Центральный Государственный архив древних актов (ЦГАДА). М.

а) Фонд сената 248, кн. 373 (л. 504–508 с обор.).

б) Кабинет Петра I, фонд 9, отд. 1, кн. 56 (д. 10–11).

в) Кабинет Петра I, фонд 9, отд. 1, кн. 66 (карта 12).

г) Кабинет Петра I, фонд 9, отд. 2, ед. хран. 21 (л. 544–545 с обор.).

д) Кабинет Петра I, фонд 9, отд. 2, ед. храп. 24 (л. 777–778, 781–782).

е) Кабинет Петра I, фонд 9, отд. 2, ед. хран. 29 (л. 26 с обор., 29–37, 40–44 с обор., 46–47, 49–51, 53, 56–57).

ж) Фонд Гос. архива, № 9, отд. 1, кп. 56 (л. 19–22 с обор.).

з) Фонд 192. Астраханская губерния, № 8, ч. VI.

VII. Центральный Государственный военно-исторический архив (ЦГВИА). М., Фонд Военно-ученого архива Главного штаба (ВУА) (дело 23293).

VIII. Центральный Государственный исторический архив в Ленинграде (ЦГИАЛ). Фонд 1399. Карты, планы, чертежи, on. I, д. 123 (л. I).

Примечания

1

В 1964 г. исполнилось 250 лет со времени возникновения этого проекта.

(обратно)

2

Цифры в тексте,заключенные в скобки, означают порядковые номера в списке литературы и архивных документов.

(обратно)

3

Следует сказать, что в новейшей советской исторической литературе двойная фамилия Черкасского не употребляется [36, 57].

(обратно)

4

Экспедиция Бухгольца, состоявшая из трех тысяч человек, вышла из Тобольска летом 1715 г. На больших лодках участники ее поднялись по Иртышу до Ямышева озера, где заложили укрепление и остались зимовать. Весной 1716 г. местные жители — калмыки стали нападать на крепость. Начался голод, появились болезни. Поредевший гарнизон не мог противостоять нападениям. Пришлось разорить крепостные постройки и уйти вниз по Иртышу. Летом 1716 г. Бухгольц заложил Омскую крепость при впадении реки Оми в Иртыш (впоследствии в этом месте был построен город Омск). Закладка крепости и была единственным результатом Этой экспедиции [47].

(обратно)

5

Полный текст указа дан в приложении к книге. Очевидно, в связи с новым важным поручением Черкасский был повышен в чине — стал капитан-поручиком.

(обратно)

6

Описание этой экспедиции основано на подлинных документах — донесениях Черкасского Петру I, генерал-адмиралу Апраксину и кабинет-секретарю Петра I Макарову [17, V^{г, д}, VI^{г, д}].

(обратно)

7

Урочище — природная межа, например, река, овраг.

(обратно)

8

При первой публикации этого письма в 1829 г. [17] было прочтено — «на урочище Харакае». Это написание перешло в более поздние работы и повторялось в исследованиях нашего времени. [14, 26]. При проверке этого слова по подлиннику письма Черкасского удалось установить правильное название урочища — Каракачи (Карагачи).

(обратно)

9

Бой — долина, русло, уз — собственный, сам (туркм.),

(обратно)

10

Во время пребывания Черкасского в Либаве еще не было известно о неудаче экспедиции Бухгольца, так как он ушел из Ямышевской крепости в конце апреля 1716 г.

(обратно)

11

Полный текст указа дан в приложении к книге,

(обратно)

12

В действительности ни по одной из этих рек нельзя достичь Яркенда. В первом случае путь преграждают горные хребты Памира, во втором — Тянь-Шаня.

(обратно)

13

Бусы — двухмачтовые парусные суда с вооружением; пауски — парусно-гребные суда, использовавшиеся при разгрузке больших судов.

(обратно)

14

Очевидно, рто был лазурит.

(обратно)

15

Полный текст «Речей распросных Тебея, прозванием Китая…» дается в приложении к книге.

(обратно)

16

Сообщил о письме одни из участников хивинской экспедиции Черкасского, состоявшейся в 1717 г., Егор Хохлаков, который вернулся в Астрахань из хивинского плена в 1720 г. Когда Петр узнал о пропавшем письме, был послан указ о его розысках казанскому губернатору. Письмо надлежало найти и отослать в Петербург в Коллегию иностранных дел. Оказалось, что еще осенью 1719 г. его привез в Казань участник похода Черкасского астраханский житель Сербинов, также вернувшийся из хивинского плена. Губернатор немедленно отослал письмо в канцелярию Правительствующего сената, где оно пролежало около восьми месяцев, в то время как его искали в Казани. По всей вероятности, злополучное письмо так и не дошло бы до царя, затерявшись в сенате, если бы о нем не сообщил Егор Хохлаков и не начались его розыски.

(обратно)

17

«Кармазинный червь» — это кошениль — общее название нескольких видов насекомых, идущих на производство красной краски кармин.

(обратно)

18

Установить дату выхода отряда Черкасского удалось благодаря сохранившимся показаниям одного из участников хивинской экспедиции — яицкого казака Уразмета Ахметева [49].

(обратно)

19

Продовольствие действительно было на исходе. Во время похода из-за недостатка корма погибло много вьючных лошадей, и поэтому значительную часть провианта пришлось оставить на дороге.

(обратно)

20

На самом деле город Астрабад (теперь Горган) лежит на 36°50′ с. ш.

(обратно)

21

Коллекция этих карт возникла в результате деятельности Географического департамента Академии наук, созданного в первой половине XVIII в. В коллекцию вошли не только печатные, но и многочисленные рукописные карты, составленные в первой четверти XVIII в.

(обратно)

22

В описи Географического департамента карта значится пот № 645 {2].

(обратно)

23

Впоследствии была найдена копия карты № 645, составленная в XVIII в. (карта № 647). По ней удалось установить, что на оборванном крае было написано: «Дарьи реки». Таким образом, вся надпись читается: «Прежнее устье Дарьи реки Актам».

(обратно)

24

Карта была найдена автором книги совместно с К. И. Шаф-раповским.

(обратно)

25

Кизыл — красный (туркм.).

(обратно)

26

Очевидно, это остров Пеликаний, расположенный в устье Кара-Богаза. И в наше время он имеет сердцевидные контуры, которые образовались в связи с постоянным течением, идущим в пролив.

(обратно)

27

Ф. И. Соймонов — выдающийся русский гидрограф и картограф XVIII в. Многие годы занимался исследованием Каспийского моря, начав рти работы в 1719 г. совместно с К. П. Ван-Верденом.

(обратно)

28

Романтическая судьба Жеребцова описана в повести К. Г. Паустовского «Карабугаз».

(обратно)

29

И. Н. Муравьев — исследователь Каспийского моря первой четверти XIX в.

(обратно)

30

Как мы знаем, Черкасский, сообщая Петру I об открытии Актама, писал: «Ныне в том месте нет воды…» Можно предположить, что в то время, когда Черкасский был в Балханском заливе, не было ни северного, ни северо-западного ветров, которые, как известно, нагоняют воду с моря в русло Актама.

(обратно)

31

Гек — синий и светло-зеленый, ак — белый (турм.).

(обратно)

32

Капитан Жан-Кристоф Рентель был французом. В документах петровского времени его именуют Яган Рентель. Вначале он был офицером польского флота, затем, в 1703 г., перешел на службу в русский флот.

(обратно)

33

Первые в России астрономические определения долгот на море были сделаны в 1792–1793 гг. капитаном флота Гавриилом Андреевичем Сарычевым.

(обратно)

34

Ван-Верден по национальности был голландцем, служил штурманом в шведском флоте. В 1703 г., во время одного из сражений с русскими, попал в плен и перешел на службу к Петру I.

(обратно)

35

Единственной положительной стороной карты Кожина явилось относительно правильное положение географических объектов по широте. Так, Астрабадский залив расположен примерно на 36° с. ш. По неизвестным причинам широты, определенные Кожиным, не были отражены на печатной карте 1720 г.

(обратно)

36

На чертеже изображена Омская крепость, сооруженная в 1716 г.

(обратно)

37

И. К. Кирилов — выдающийся географ и картограф XVIII в.

(обратно)

38

Речь идет о лейб-медике Петра I Роберте Карловиче Арескине (настоящая его фамилия Эрскин, но в русском произношении она стала звучать как Арескин, или Арешкин).

(обратно)

39

Эти ценные сведения были любезно сообщены нам научным сотрудником Берлинской академии паук доктором Конрадом Грау.

(обратно)

40

Текст указа приведен по черновику, написанному рукой Петра I, и дополнен по тексту того же указа, напечатанному в Полном собрании законов. Дополнения заключены в скобки.

(обратно)

41

Куломовы ученики — лица, обучавшиеся инженерному делу. Прозвище произошло от имени Алеферия де Кулона — инженера, выписанного Петром I из Франции.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ОТ АВТОРА

ЭКСПЕДИЦИИ НА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ И В СРЕДНЮЮ АЗИЮ

  НАЧАЛО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А. ЧЕРКАССКОГО НА РУССКОЙ СЛУЖБЕ

  ЭКСПЕДИЦИИ НА КАСПИЙСКОЕ МОРЕ

    Первая Каспийская экспедиция[6]

    Цели и задачи новой экспедиции Черкасского

    Вторая Каспийская экспедиция

ПУТЕШЕСТВИЯ В СРЕДНЮЮ АЗИЮ, ОРГАНИЗОВАННЫЕ ЧЕРКАССКИМ

  ЭКСПЕДИЦИЯ В ХИВУ

    Подготовка

    Ход экспедиции и ее гибель

    Причины гибели экспедиции

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕДИЦИЙ ЧЕРКАССКОГО

  КАРТА КАСПИЙСКОГО МОРЯ

    Литературные сведения о карте Черкасского

    Как была найдена карта

    Географические представления о Каспийском и Аральском морях до экспедиций Черкасского

    Изображение Каспийского моря на карте Черкасского

    Судьба карты Черкасского после его гибели

  КАРТОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ПО СРЕДНЕЙ АЗИИ, СОСТАВЛЕННЫЕ ЧЕРКАССКИМ И ЕГО ПОМОЩНИКАМИ

    Чертеж Аральского моря и рек Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи

    Карта Средней Азии и Каспийского моря

ОТРАЖЕНИЕ КАРТОГРАФИЧЕСКИХ РАБОТ ЧЕРКАССКОГО В РУССКОЙ И ИНОСТРАННОЙ КАРТОГРАФИИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЯ

  УКАЗ КАПИТАНУ ПОРУТЧИКУ ОТ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ГОСПОДИНУ КНЯЗЮ ЧЕРКАССКОМУ 29 МАЯ 1714 ГОДУ

  КАПИТАНУ ОТ ГВАРДИИ КНЯЗЮ ЧЕРКАССКОМУ ФЕВРАЛЯ 14-го ДНЯ 1716 ГОДУ[40]

  ИНСТРУКЦИЯ ФЛОТА ПОРУТЧИКУ КОЖИНУ 14 ФЕВРАЛЯ 1716 г. В ЛИБАВЕ

  РЕЧИ РАСПРОСНЫЕ ТЕБЕЯ ПРОЗВАНИЕМ КИТАЯ, КОТОРЫЙ БЫЛ ПОСЛАН В БУХАРСКУЮ ЗЕМЛЮ ДЛЯ ПРОВЕДАНИЯ РУДЫ ЗОЛОТОЙ

  ТЕКСТ НАДПИСЕЙ «ЧЕРТЕЖА ТУШОВАНОГО РАЗНЫМИ КРАСКАМИ…»

ЛИТЕРАТУРА

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТОВ

*** Примечания ***